1 Цит. по: Пронина Е. Барбизм-ягизм знаменитой куколки // Здоровье. 1998. N° 3.
2 Цит. по: Барби-яга в тылу врага // МК-Бульвар. 1999. № 3.
300
Структурно это вполне кондиционная имитация сетевого текста. В целостное множество соединены относительно самостоятельные публикации разных жанров, подписанные разными авторами. Но в каждой из них проводится одна мысль: Барби важна и ценна, потому что помогает перестроить традиционную ущербную ментальность на прогрессивный лад. И это превращает их в последовательность фрагментов фрактала, рассчитанного на дальнейшие итерации алгоритма подобное™ уже в головах читателей. А то, что это пропагандистская имитация, а не спонтанно самоорганизующийся фрактал, видно по тому, как ударные приемы выразительности переходят грань цинизма и гедонистический глум в поле национальной ментальное™ придает тексту политическую манипулятивность. Отсюда и подтасовка фактов (кукла в инвалидной коляске на самом деле не Барби, у нее на Западе другое имя и другая «легенда») и экспертных оценок (цитаты из статьи «Барбизм-ягизм знаменитой куколки» перекомпанованы таким образом, что искажается мысль автора).
Необходимые уточнения пришлось делать уже в научном журнале «Прикладная психология». Чтобы расставить все точки над «i», нужно было рассмотреть феномены и артефакты ажиотажной «игры в куклы», охватившей детей, родителей, учителей, философов, журналистов в рационалистической парадигме, объясняя, почему так получается и что это значит. Для этого потребовалось выстроить опорную концепцию из положений психологической теории, поясняющих этапы психосексуального развития в процессе становления личности, и сопоставить с нею массовые реакции («58% опрошенных девочек хотели бы походить на Барби... А на вопрос о том, похожа ли на нее мама, смущенно отвечают "нет"»), а также переходящие грань патологии примеры идеализации («Синди Джексон потратила 25 тысяч долларов на 18 пластических операций, чтобы стать похожей на Барби») и де-монизации детской игрушки («один из религиозных деятелей Кувейта призвал запретить куклу Барби»). Все выстраивалось в строгом соответствии с типологической структурой убеждающего текста. Идеологема вошла в самый заголовок статьи: «"Барбизм" и "ягизм" в наши дни»3.
То, что на одну и ту же тему, практически на одном и том же материале, в трех разных изданиях сделаны три типологически различающиеся публикации, — в порядке вещей. Как говорится, привычное дело. Не более чем еще одно частное подтверждение того, что в любой момент любым журналистом любой материал
з См.: Пронина Е. «Барбизм» и «ягизм» в наши дни // Прикладная психология. 2000. N° 5.
301
может быть рассмотрен в любой парадигме и запечатлен в тексте любого типа. Но вот на чем следует задержать внимание. Во всех трех публикациях ключевой момент один и тот же: виртуальный образ «барбизм-ягизм». Им определяется замысел всех трех текстов. Он служит средством оценки реальных фактов и социальных артефактов. И он же — цель оглашения, развертывания или переосмысления в зависимости от типа текста. Короче, без этого виртуального образа указанных трех текстов не было бы вовсе или они получились бы совсем другими, потому что тогда в них проявлялась бы уже другая виртуальность. И уже эта другая виртуальность определяла бы замысел, служила средством и была целью публикаций безотносительно к их типологии. Виртуальный образ актуальной реальности — вот в чем суть журналистского сообщения, его подоплека и квинтэссенция, его импульс воздействия на мышление—общение—поведение масс и вклад в историю. Виртуальность — вот то общее, что свойственно и «мифе-ме», и «идеологеме», и «конструкту», и «инстигату», и «трансцен-зусу», и «фракталу», и благодаря чему они способны органично взаимодействовать как элементы одной системы интегральных единиц общения, придавая системность каждому журналистскому тексту, в какой бы парадигме мышления он ни создавался.
Но что есть виртуальность? И как определить границы феномена и его имплицитную модель применительно к психологии журналистского творчества, если для психологов виртуальность — это и сны, и фантазии, и игры, и искусство; для журналистов — и реконструктивное описание, и прогностический комментарий, и интуитивное предчувствие, и дезинформация, и «черный PR»; для физиков — идеальные модели природных процессов; для физиологов — гипотетические ментальные процессы, не регистрируемые аппаратурой; и т.д. Характерно, что словосочетание «виртуальная реальность» терминологически воспринимается обычно как «созданные электронными средствами образы, моделирующие реальность с целью тренировки, развлечения и управления системой». (Ср.: «Virtual reality — electronically generated images that approximate reality for training, entertainment end system control»4.) Однако само понятие «виртуальный» возникло гораздо раньше, чем появились компьютеры. В оптике давно используется термин «виртуальный (мнимый) фокус», означающий мыслимую точку, в которой сходятся лучи. В железнодорожном деле известно понятие «виртуальный путь»: длина воображаемого прямого горизонтального пути, на который было бы затрачено столько же топлива, сколько на реальный путь из пункта А в пункт Б
4 Business Speak . 1994.
302
со всеми пригорками, спусками, поворотами и проч. Существуют даже совершенно иррациональные определения, четко отвечающие современным реалиям физической науки: «Виртуальный — имеющийся по существу, действующий, но фактически не фиксируемый», или, что то же самое, «дающий результат, но не существующий»5. Таковы, например, виртуальные частицы ядерной физики. В полном смысле синонимами «виртуального» является «мыслимый, но не существующий в реальности», «придуманный для удобства расчетов», «идеальная модель». А в современном ки-берпространстве виртуальность можно уже и видеть, и слышать, и даже трогать, как, например, в тренажерной кабине самолета, в котором пользователь как бы отправляется в полет со всеми перегрузкам, проблемами и решениями.
Несмотря на кажущуюся разнородность, все эти подходы и феномены объединяет удивительное, мерцающее сочетание свойств «быть» и «не быть». Обыденное сознание эту парадоксальность старается не замечать, придавая слову «виртуальный» более понятное значение — неявный, скрытый, тайный, имеющий место фактически, но не официально. Характерный пример приводит словарь The Merriam-Webster Dictionary of Synonyms and Antonyms: «The president was so much under the influence of his wife that she was virtual ruler of the country» (Президент находился под таким сильным влиянием жены, что, в сущности, она была виртуальным руководителем государства)6. Но для науки мерцание свойств «быть» — «не быть» представляет самое интересное. Тем более что с развитием общества вдруг обнаруживается, что почти все в жизни «виртуально» и на самом деле люди взаимодействуют не столько с реальностью, сколько с представлением о ней, которое складывается как из фактического опыта, так и из расхожих мнений, иррациональных побуждений, сообщений mass-media и т.д. И оказывается, что иначе человек не может адаптироваться к суровым реальностям природы и социума. Так, например, проанализировав многочисленные феномены постгравматического поведения людей, связанные с социальными, техногенными и природными катаклизмами, изучив традиции разных народов в преодолении отчаяния и обретении жизненной перспективы, известные социотерапевты Р. Лифтон и Э. Ольсон пришли к выводу, что именно иррациональная вера в бессмертие (а его ничто не подтверждает и следов его найти невозможно, подобно виртуальным частицам) обусловливает сохранность психики, способность