Не надо мне ни дыр Ушных, ни вещих глаз. На твой безумный мир Ответ один — отказ.

Дата: 2025-06-15; Просмотры: 2

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

Так что, хотя в процессе эволюции человека суверенность ин­дивидуальной психики укреплялась и нарастала, голос коллектив­ного бессознательного по-прежнему сохранял интонации всеведе­ния и всевластия. Дополнительный голос Интернета тоже всеве­дущ, но вся властность — в распоряжении самого пользователя. Пролистывая сайты, он сам делает не только выбор, но и вывод, сам изменяет фантомную жизнь сетевого текста. Вот почему внут­ренняя речь человека, по характеристике Л.С Выготского, преди­кативна, то есть представляет собой перебор вариантов выбора личных способов действия (оперирования с предметом), в резуль­тате которого творчески выстраивается линия мысли. А сетевой текст, структурно совпадающий с внутренней речью, субстантивен, то есть предлагает на выбор перечень предметов, в круге которых и с помощью которых может по собственной инициативе действо­вать человек, и творческим становится не выстраивание, а эври­стическое улавливание мысли, вырастающей, словно кристалл, в пересыщенном растворе информации. Это как бы внутренняя речь собирательной личности: не диалог с авторитетом, а полилог мно­жества компетентных голосов, но при всем при том решающим для каждого остается собственное слово.

Интернет, наверное, можно бы назвать «второй палатой со­знания», но в отличие от древнего грека современный человек склонен слышать веление Бога в голосе своего «Я». И как бы в понимании этого паутинотекст и строится не как команда, совет или соблазн, а как стеллаж, с которого одинаково легко взять лю­бой предмет. Субстантивированная внутренняя речь коллективной личности обеспечивает особый режим работы для предикативной внутренней речи индивида. Вот слова испытуемой Наталии А.: «Ты видишь перед глазами весь список возможностей, интуитивно выбирая необходимое... Ты скользишь намеренно по поверхности, чтобы не провалиться и выхватить то нужное, что первоначально искал... Интернет щадит тебя, соответствуя твоим задачам и спо­собу понимать. Он предлагает тебе только самое главное, дополни­тельное оставляя в ссылке (надо — посмотришь, нет — все равно поймешь из контекста... Мы не пойдем в специальные библиотеки

275

и отделы за парой абзацев, которые нам "прояснят ситуацию". Но мы очень уважаем систематизаторов, которые еще остались и носят в своей голове все эти объемы информации)». Net-мышле­ние «пульсирует», таким образом, в темпо-ритме субстантив­но-предикативной внутренней речи, и это не только определяет ассорти-композицию паутинотекста, но и переиначивает на свой лад логико-смысловую систему любых других типов текста, либо отвергая «с порога», либо придавая самые неожиданные значения их функционально-структурным компонентам.

Четвертой важной особенностью паутинотекста является специфическая стилистика интерактивности. Любой сайт или мэсидж (от англ. message — послание) Интернета отличают устойчивые типологические признаки: акцентуированный ник (псевдоним) или нарочитая самопрезентация; макароническое словоупотребление; слэнговая фразеология; упрощенность и од­новременно жеманность синтаксиса; экстравагантность и апломб суждений. Иногда не без оттенков дурашливого эпатажа. Но в целом это эффектный способ публично заявить и подтвердить свою волю и свое право на авторитетное вмешательство в про­цесс обсуждения темы, поиска истины, принятия решения. И од­новременно это эффективная обкатка субъективных притязаний личности, когда беззастенчивая откровенность, как бы вызывая огонь на себя, провоцирует поддержку, сопротивление или пре­небрежение, которые закрепляют или трансформируют паттерны самооценки.

В переживании самовыражения и самоутверждения смыкает­ся пароксизм публичности (в предельном значении: «На миру и смерть красна!») и выплеск субъективности (в предельном значе­нии: «Это — Я, Господи!»). В основе столь мощных эмоций — глубинная энергетика сопряжения и взаиморазрядки влечений индивидуального бессознательного и архетипов коллективной психики. Однако важно обратить внимание и на обратное воз­действие. Публичная субъективность может быть искренней от­кровенностью или циничным лицедейством, личным экспери­ментированием или послушным следованием рекламной раскрут­ке — она в любом случае активизирует глубинные механизмы личности, в любом случае смыкает влечения индивидуального бессознательного и архетипы коллективной психики, в любом случае сопровождается острыми переживаниями. К эффектам публичной субъективности можно отнести и «сценические» сле­зы, и «срезающие» остроты, и хулиганский кураж, и экстатиче­ский порыв, и харизматический апломб, и «непробиваемый» блеф... Известны и специфические неврозы (легкие и не очень легкие формы эксгибиционизма): «звездная болезнь», «комплекс

276

непризнанности», «самозванство» и т.п. Элемент самоупоения (или самобичевания), характерный для публичной субъективно­сти, парадоксальным образом раскрепощает сознание. Человек мыслит, говорит и действует без оглядки на регламент, суборди­нацию и приличия, следуя собственным интенциям, видя мир в свете личных (близких и потому ясных и понятных) интересов и ощущая свое прямое воздействие на ситуацию. Его суждения об­ретают смелость, прямоту и четкость. В его словах появляется глубинная эмоциональность и эстетическая выразительность. Его намерения приходится учитывать всем. Публичная субъектив­ность — это, в сущности, специфический способ мышления-общения—поведения, действительность и мощь которого неза­медлительны и самоочевидны. Этим объясняется эмоциональная притягательность публичной субъективности. Но этим же объяс­няется и то, что претензии на публичную субъективность люди готовы принять как должное только со стороны признанных ку­миров, звезд, вождей, авторитетов, отвергая все остальное как не-i скромность, нахальство, наглость, мошенничество и т.п. Для межличностного общения это в известном смысле справедливо, но в интрапсихическом (внутриличностном) плане это деприва-ция важной духовной потребности. А в интерпсихическом (соци­альном) аспекте это оставляет без применения мощный ресурс интеллектуальной активности рядовых членов общества. Выход указало развитие интерактивных информационных технологий.

Психологическое содержание интерактивности состоит в реа­лизации глубинных стремлений личности к самовыражению и са­моутверждению посредством массовой коммуникации. Каждый человек получает возможность публично проявить субъективное отношение к важным событиям общественной жизни. Традици­онный для журналистики «эффект присутствия» достигает преде­льных значений и перерастает в «эффект участия». Это уже дру­гое психическое состояние. Человек не поглощает сведения, а оперирует с информацией. И что принципиально важно, это ин­дивидуальная активность. Человек сам находит информацию для сравнения в других источниках, в собственном образовании и личной ментальное™. Он высоко ставит свои суждения и настаи­вает на том, чтобы их принимали в расчет. Это в полном смысле массовое поветрие. Люди звонят в московские студии из Магада­на или Норильска, соглашаются отвечать на самые бестактные вопросы репортеров, идут на всяческие ухищрения, чтобы по­пасть в массовку популярного ток-шоу. «Когда юбилейная "Я — сама" выйдет в эфир, — не скрывает удивления журналист, — посмотрите на женщин, собравшихся в студии: они совершили подвиг. Чтобы прорваться в "Останкино" на запись программы,

277

все эти разодетые дамы часа полтора бились в холодном предбан­нике телецентра с охранниками, сотрудниками каналов и время от времени друг с другом... Закончилось это смертоубийство взя­тием милицейского кордона, а заодно и заветной студии»⁴⁶. Жур­налисты уже почувствовали, что «эффект участия» — главное в работе современных mass-media. Они стремятся использовать ин­терактивные формы в пропагандистских целях: не пропускают или всячески выделяют отдельные реплики, то есть вводят те или иные формы цензуры, пытаются управлять разговором с помо­щью наводящих вопросов, грубо льстят приглашенным в ток-шоу или хамски их одергивают и т.п. Но это — пустые хлопоты. Ин­терактивная аудитория выходит за пределы классической схемы «two-step-communication», и журналист теряет в ее глазах ауру «лидера мнений». В свете публичной субъективности он сам вы­глядит неадекватно, и ведет это только к растрате последнего кредита доверия в обществе. Рост публичной субъективности как реципиента, так и коммуникатора характерен для всех информа­ционных процессов современного общества. А в Интернете это уже исходное условие контакта. «Времени на адаптацию практи­чески нет, — отмечает испытуемый Игорь П., — если вошел в сеть, значит, начинаешь общаться... Не раскрылся — тебя не за­метят, не обратят внимания, не удостоят ответа. Раскрылся — нужная информация сама к тебе липнет. И сторонников, и спор­щиков — навалом. Только не тормози, успевай...»

Публичная субъективность превращается в универсальный эвристический прием. Но в среде с избыточными объемами ин­формации уже перебор и комбинирование вариантов выводит на новый уровень осмысления предмета, формирует новые пред­ставления. Интерактивным становится само творчество-в-процес-се-коммуницирования. «Не надо знать все, — приходит к выводу испытуемая Наталия А., — надо иметь понимание, где это найти, — вот кредо современного человека. Скорее даже его формула вы­живания. "Где" — не значит банальный способ подключиться к поисковой системе. "Где" — это возможность по полуфразам воссоздать явление, найти в голове те осколки, которые тоже из этой области, кажется, — и вот вам уже рождается кристалл но­вого, — нет, не знания, — представления. Знания мы оставим для ученых и систематизаторов, а нам нужно успеть жить. Поэтому ограничимся представлениями. Главное, чтобы не подвела интел­лектуальная интуиция, воспитанная в эпоху доинтернетовского, "добротного" способа понимать».

⁴⁶ Меньшова пригрозила бросить «Я — саму»... // Вечерняя Москва. 1997. 12 февр.

278

Это умозаключение заслуживает самого пристального внима­ния. Автор видит решающую роль «интеллектуальной интуиции», то есть творческой активности «Я». Более того, подчеркивает, как много значит уровень личной образованности, то есть «доинтер­нетовского, "добротного" способа понимать». И все-таки «фор­мулой выживания» современного человека называет, в сущности, преобладание эвристики над аналитикой и комбинаторики над силлогистикой. Очевидно, такого рода умственная деятельность будет затруднена, если вообще возможна, вне паутинотекста с его стилистикой интерактивности и композиционными приемами типа «ассорти», «стеллаж», «вино без бутылки» (термин П. Бар-лоу), «елка с игрушками» (термин А. Андреева) и т.п. И если сно­ва вспомнить знаменитый афоризм Л.С. Выготского: «Мысль не выражается, а совершается в слове» (1934), — то в сетевом «on Ипе»-тексте следует видеть не застывший слепок, а живую пуль­сацию Net-мышления, потому что в каждый новый момент конк­ретного обращения возникает новая информационная ситуация.

Это, конечно, трудно представимый феномен — текст, кото­рый характеризуется одновременно и конкретностью, и неопре­деленностью. Современный философ В.В. Тарасенко предлагает для этой цели специальное понятие — «фрактальный нарратив», которым можно описать «способ создания повествований, кон­цептов, познавательных, культурных практик» в Интернете. «В качестве примера-аналогии фрактальной структуры, — уточняет исследователь, — можно предложить образ видео-обратной связи. Простейшим примером видео-обратной связи служит структура, получаемая в зеркале, отображающем зеркало, стоящее напротив. Наблюдатель помещенный между двух зеркал, видит бесконеч­ную картинку, полученную в результате отражений между зерка­лами. Зеркала отображают то, чего вне этих зеркал нет: бесконеч­ность изображающих друг друга изображений... Фрактальный на­рратив по аналогии с фрактальными структурами видео-обратных связей можно рассматривать как некоторую коммуникативную макроструктуру, образованную через итерации, нажатия, щелчки, засечки Человека Кликающего между познавательными "зеркала­ми"... Человек Кликающий формирует фрактальный нарратив своими перескоками. Фрактальный нарратив, перескоки форми­руют Человека Кликающего. Сам Человек Кликающий не имеет никакого содержания без этих перескоков и засечек. Он гуляет перескоками по миру и строит перескоками мир»⁴⁷. В данной философической модели более всего поражает, что фрактальный

⁴⁷ Тарасенко В.В. Человек Кликающий (Глобальная компьютерная сеть как философская проблема) // Планета ИНТЕРНЕТ. 1997. № 4(6).

279

нарратив практически совпадает с физической картиной кванто­вого индетерминизма. Чем, если вдуматься, мыслительная актив­ность Человека Кликающего, который «гуляет перескоками по миру» и «не имеет никакого содержания без этих перескоков и засечек», отличается от поведения электрона, которое не предо­пределяется ни явными, ни скрытыми причинами, не подчиняет­ся никаким закономерностям и потому не может быть предсказа­но? И так же, как математик Ф. Франк «вычислил» в квантовом индетерминизме «свободу воли» электрона (1961), так философ В.В. Тарасенко «определил», что Человек Кликающий «познает мир непосредственно собственным телом». Однако еще камера Вильсона (1912) позволила, фотографируя треки (следы) заря­женных частиц, по «пучкам траекторий» представлять и прогно­зировать упорядоченное целое системы микрообъектов, каждый из которых по отдельности как бы обладает свободой воли. И хотя познание «непосредственно собственным телом» не может не быть конкретным и уникальным (просто в силу уникальности любого «собственного тела»), абстракция «электронный коттедж» А. Тоффлера (1980) как бы свела в «пучок» траектории-паттерны сетевого мышления—общения—поведения, по которому можно ясно представить тип и стиль Человека Кликающего, уверенно прогнозировать его спрос и предложение и даже найти объясне­ние политическим сенсациям, вроде описанного выше всплеска электоральной активности инертных в общественном отношении сторонников СПС. Прецедент 1999 г. достоин углубленного анализа.

Нетрудно установить, по какому образцу действовали полит-технологи, когда одновременно по всей Москве на серо-голубых рекламных щитах в компьютерном дизайне оформлялось вопро­сительное: «Хочешь жить как в Европе?» (вариант: «Тебе что, больше всех надо?»), через несколько дней добавлялось контактное: «Да!», а день-другой спустя возникало доверительное: «Голосуй за Кириенко!». В Интернете есть особая программа дружеского on line общения ICQ или на сленге «Аська» (то ли от англ. ask — спрашивать, просить, приглашать, требовать, то ли от рус. вопро­сительного междометия «Ась?»), которая похожа на перебрасы­вание записками и позволяет уточнять файлы, регулировать контакты, рассылать приглашения для включения сетевых программ... Исходный алгоритм, раскручивающий любую после­довательность операций, устойчив в своей простоте: стимулирую­щий встречную активность импульс неопределенности — инте­рактивная сверка данных — когерентная реакция. Фундаменталь­ное значение данного приема четко прослеживается в программе IRC, обеспечивающей спонтанное общение в развлекательных

280

5 «чатах», а также находит подтверждение в индивидуальном по­черке участников высокоинтеллектуальных «форумов» и узкопро­фессиональных «конференций» в Интернете. Таков, можно ска­зать, элементарный (далее неделимый) алгоритм сетевого контак­та в том смысле, что цепочки из трех этих операций достаточно для пошагового изменения состояния и приемника, и источника информации, а если меньше — положительная обратная связь не возникает и процесс пресекается. И вдруг в предвыборной акции СПС этот элементарный алгоритм становится формой и содержа­нием, темой и идеей, сюжетом и композицией, замыслом и выра­зительным средством. Строго говоря, в данном пропагандистском тексте нет никакой конкретики — ни фактов, ни аргументов, то­лько структура и динамика трехходовой комбинации с положите­льной обратной связью. Но эта голая схема становится живой коммуникацией, по-своему увлекательной и весьма эффектив­ной, потому что приводит в интерактивное соприкосновение непробегаемые сознанием пласты информации как относительно СПС, так и в сфере собственных политических предпочтений по­льзователя. Характерно, что комбинируются нечетко очерченные, более того, в принципе неопределимые образы:

Что такое «жить, как в Европе»? У каждого свое и весьма расплывчатое представление. И вряд ли хоть кто-нибудь, хоть из­биратель, хоть имиджмейкер, сможет уверенно перечислить чет­кий набор параметров «европейской жизни». А уж что приходит в голову при словах: «Тебе что, больше всех надо?», — вообще непредставимо. ! В какой степени обоснованным можно считать в таком слу-

чае выбор: «Да!»?

И с какой стати после всего этого следовать призыву: «Голо­суй за Кириенко!»?

Но в то же время нельзя сказать, будто эти нечетко очерчен­ные образы совсем уж ни на что не похожи, недоступны понима­нию, бесполезны для саморефлексии и не поддаются комменти-|рованию в межличностном общении. Скорее наоборот. Они вол­нуют воображение и стимулируют встречную активность мысли тем, что как бы в первом приближении схватывают в хаотиче­ском роении информации круг повторяющихся конфигураций, если хотите, «пучок траекторий», доступный наблюдению и ин­терпретации. Решающее значение приобретает тот факт, что рас­плывчатое представление включается в жесткую структуру эле­ментарного алгоритма сетевого контакта. И чем острее «стиму­лирующий импульс неопределенности», тем более значимым кажется мельчайшее совпадение в деталях хаотических образов. 281

Тем легче при «интерактивной сверке данных» случайному сцеп­лению подробностей может быть придано значение существенной закономерности. И тогда «когерентную реакцию» можно как бы подтолкнуть в заданном направлении, предрекая будущий пат­терн поведения. Однако любая подсказка, намек или хотя бы прогноз предвосхищает, а точнее, имитирует будущий импульс положительной обратной связи, загодя подкрепляя реакцию, что в обычных условиях может дать только постреактивное развитие событий. И, как всегда при субъективном вмешательстве в спон­танный процесс, в одном случае это ускоряет течение дел, в дру­гом — приводит к разрыву цепи положительной обратной связи и разного рода бумеранг-эффектам.

Тот факт, что тонкую по замыслу, крупную по масштабам, растянутую во времени пропагандистскую акцию удалось развер­нуть строго по элементарному алгоритму сетевого контакта, гово­рит о типологической роли данного алгоритма в новой парадиг­ме мышления, а может быть, и о его универсальности вообще. В свете синергетической теорий это может рассматриваться как информационная модель фазового перехода из периода неравно­весного, хаотического состояния системы через самоорганизацию новых механизмов регуляции в принципиально иное состояние порядка. Дело в том, что, согласно синергетическому «принципу порабощения», возникающее в момент флуктуации случайное сцепление информации может оказаться настолько устойчивым, что начнет повторяться при последующих колебаниях, постепен­но подчиняя ритму своего цикла самовоспроизведения хаоти­ческую пульсацию информационного поля. Так в теории по­рождается из хаоса принципиально новый механизм саморегуля­ции флуктуирующей системы, благодаря самодвижению которого спонтанно разворачивается преобразование случайных парамет­ров в информацию второго порядка и самопроизвольно выкрис­таллизовывается по-новому упорядоченная постфлуктуационная структура.

Для философов этот процесс по-прежнему «чуть ли не мис­тическая вещь» , но в математической абстракции уже рассчита­на «фрактальная геометрия природы». Имено так бельгийский математик Бенуа Мандельброт назвал свою книгу о «нерегуляр­ных, но самоподобных структурах» (1977). В его определении фракталом (от лат. fractus — состоящий из фрагментов) «называ-

⁴⁸ См., в часта.: Аршинов В.И., Данилов Ю.А., Тарасенко ВВ. Методология сетевого мышления: феномен самоорганизации. 2000. http://www.flogis-lon.df.ru/projects

282

ется структура, состоящая из частей, которые в чем-то подобны целому»⁴⁹.

Понятие «подобие» — не новость в науке и технике. Оно конструктивно используется в черчении и других технических приложениях геометрии, решении алгебраических уравнений, изучении процессов течения жидкостей и упругой деформации твердых тел, моделировании самолетов и т.п. К примеру, «прин­цип подобия» позволяет на моделях выяснять картину техно­логических процессов с такой полнотой, которая в природных условиях недостижима. Но в философическом плане это не по­ступательное развитие, а масштабирование структуры по вне на­ходящемуся «образу и подобию» и по всеобщему и, следовате­льно, извне воздействующему закону. Фрактал же тем и заме­чателен, что это структура «нерегулярная, но самоподобная». Самоподобие выражается в том, что целостный фрагмент фрак­тала содержит достаточную информацию обо всем фрактале. А нерегулярность — в том, что фрактал разворачивается не по общему стандарту, а по внутреннему алгоритму, который допол­няет простое «масштабирование» «сжатием», «поворотом» и «пе­реносом» исходного фрагмента.

Пульсация внутреннего алгоритма задает ритм самооргани­зации фрактала, структура которого остается открытой для по­ступательного развития, так как число итераций (последователь­ных повторений алгоритма) в принципе бесконечно. Геометрия фракталов дала неожиданную даже для математиков возмож­ность с помощью примитивных алгоритмов порождать очень сложные нетривиальные структуры. К примеру, знаменитый фрактал «Снежинка Кох» — замкнутая линия бесконечной дли­ны, очерчивающая конечную площадь, — гипотетически невооб­разим, но геометрически может быть получен путем многократ­ного преобразования исходной фигуры (треугольника) путем ите­рации (последовательного повторения) трехходового алгоритма: «сжатие» — «поворот» — «перенос»⁵⁰. Однако здесь стоит вспом­нить наглядный аналог фрактала, представленный у В.В. Тара­сенко: «структура, возникающая в зеркале, отражающем зеркало, стоящее напротив». Бесконечная череда изображений, фиксирую­щих бесконечное число повторений фрактального алгоритма. Но говорить об этом как о «механизме саморегуляции» можно было бы, только исходя из бесконечно малой вероятности, что воз-

⁴⁹ Цит. по: Шаборшин А.А. Введение во фракталы. 2000. http://home.ural.ru-sha-bun/fractals/fractals.htm

so Подробнее см.: Сундучков А. Сжатие и синтез изображений. 2001. Http:// www.visti.net/cplusp/all96/6n96y/6n96yla.htm

283

можна мутация законов природы (типа угол отражения пере­станет быть равен углу падения), после которой в бесконечном числе повторений начнет разворачиваться по-новому упорядо­ченная картина. Хотя в обыденности тут все может показаться примером «дурной бесконечности», в теории это небезынтересно. А на практике уже существуют такие производства, где фракталы становятся, если хотите, технологиями. Так, в машинной графике фрактал непосредственно используется для синтеза изображений. При этом особое значение приобретают так называемые стоха­стические фракталы, которые получаются, когда в содержании повторяющегося алгоритма случайным образом возникают изме­нения, впрочем, не настолько существенные, чтобы вообще прер­вать итерационный процесс. Они обеспечивают более высокий уровень сложности отображения природных объектов, и, к при­меру, двумерные стохастические фракталы с успехом использу­ются для моделирования рельефа местности или поверхности моря. Характерно, что стохастические фракталы называют еще не­детерминированными, в отличие от детерминированных, все усло­вия развертывания которых предопределены изначально, одно­значно и неизменно.

Но в какой степени все это может иметь отношение к рече-мыслительной деятельности человека? Любопытно, что фракталь­ные структуры с особенной наглядностью обнаруживают себя в фольклорных текстах для детей. Вот, к примеру, всем извест­ная присказка: «У попа была собака. Он ее любил. Она съела кусок мяса. Он ее убил. И похоронил. И на камне написал: У по­па была собака. Он ее любил. Она съела кусок мяса. Он ее убил. И похоронил. И на камне написал...», — и так пока не надоест. Данная композиция позволяет предполагать самые различные ди­дактические цели — от «антирелигиозной пропаганды» до «ин­сталляции логических операций» или «демонстрации примера дурной бесконечности», но в любом случае это детерминирован­ный фрактал. Но, скажем, в детских считалках типа: «Шла ку­кушка мимо сети...» или «На золотом крыльце сидели...», — ко­личество текстуальных повторений уже не бесконечно, а строго ограничено числом общающихся, и каждая итерация определяет жребий одного из участников. Игра — интерактивное действие. Фрактальное воспроизведение игрового текста должно обеспе­чить равноправие для всех. И потому конкретные обстоятельства игры вызывают недетерминированные изменения в параметрах фрактала. Но вот что знаменательно: может изменяться «до нао­борот» информация, подвергаемая сжатию, но алгоритм в целом все равно разворачивается по полной форме. Знаменитая «Сказка про белого бычка» начинается с вопроса: «Рассказать тебе про бе-

284

лого бычка?» Можно ответить: «Рассказать» — и услышишь: «Рассказать да рассказать про белого бычка, рассказать?» Но можно ответить: «Не надо!» Тогда последует: «Не надо да не надо рассказать про белого бычка... Рассказать?» И так при любом ва­рианте. И до тех пор, пока рассказчику хватит задора и памяти повторять с каждым разом нарастающую цепочку ответов слуша­теля. Есть основания ^г.лдеть в этом бессознательный тренаж па­мяти, или инстал "'тию навыка интерактивного контакта, или еще что в том же ^де. Но в любом случае это будет частным проявлением общей закономерности, согласно которой именно неограниченная способность вовлекать в процесс итерации все новые параметры превращает недетерминированный фрактал в спонтанный механизм синергетической саморегуляциии, потому что случайные конфигурации по ходу последующих повторений в соответствии с «принципом порабощения» «под себя» закручи­вают хаотические элементы и начинает самоорганизовываться устойчивая, по-новому упорядоченная система. Вот откуда спе­цифический канон фольклора: троекратные повторы, тавтологи­ческие описания, постоянные эпитеты и т.д., и т.п. Оказывается, это весьма эффективный метод формальными приемами дости­гать впечатляющих смысловых эффектов.

Входящая во все антологии «Сказка о репке» — пример фрактального поиска решения нетривиальной проблемы от воз­никновения ее («выросла репка — большая-пребольшая») до успешного преодоления («вытащили репку») через ряд последова­тельных итераций элементарного алгоритма. Но разве заключите­льная сцена: «Дедка — за репку, бабка — за дедку, внучка — за бабку, Жучка — за внучку, кошка — за Жучку, мышка — за кош­ку... Вытянули репку!», — технология сельхозработ? К реальной репе это отношения уже не имеет. И даже прямая назидатель­ность (типа пропаганды коллективизма) тут сомнительна и в чем-то смешна. Это ситуация игровая, в действительности невоз­можная, но активная в плане эмоциональном и допускающая расширительные толкования, а потому способная вызывать са­мые разные, но вполне полноценные «АГА-переживания». Фигу­рально говоря, «Сказка о репке», словно социальная обучающая машина, пролагает след для инсталляции одного из самых уни­версальных алгоритмов оптимистичного проживания проблемных ситуаций, которым индивид может потом распоряжаться по соб­ственному усмотрению. Последнее — особо существенный мо­мент, и здесь следует заострить внимание. Суть в том, что ре-чемыслительная деятельность человека — это адаптивный психи­ческий процесс, в котором сознание столь же неустранимо, как и бессознательное. Поэтому здесь становится семантической (зна-

285

чимой, т.е. допускающей осмысление, интерпретацию и коммен­тирование) даже информация сигнальная (согласно математиче­ской теории, безразличная к значимости сообщения). А семан­тическая информация (в том числе наделенная переносным значением) может вызывать эмоциональные и поведенческие ре­акции на уровне сигнальном (бессознательном, рефлекторном, импульсивном).

По ходу последовательных речемыслительных преобразова­ний возникает семантическая информация второго, третьего и последующих порядков, которая все дальше уходит от конкрети­ки (обобщается, абстрагируется, символизируется) и включается в самодвижение виртуальных категорий. Но, во-первых, самая тонкая игра ума начинается с бессознательной реакции на сиг­нальный импульс той самой информации, которая и будет под­вергнута преобразованию. А во-вторых, на любом этапе преобра­зований информацию можно ощутить как самодостаточную (це­лостную и достоверную), и тогда виртуальный образ станет импульсивным сигналом к реальному действию, нередко более эффективному, чем до того. Отсюда видно, что трехходовое фрактальное преобразование (сжатие до самоподобного образа второго порядка — поворот в направлении практического приме­нения — перенос в поле дальнейших итераций), с одной стороны, поддерживает в постоянном напряжении, можно сказать, инду­цирует сигнальный импульс информации, с другой — недетерми­нированный фрактал оказывается открытым не только для слу­чайных, но и для произвольных изменений в параметрах любой из операций трехходового алгоритма. В речемыслительнои деяте­льности человека это вполне очевидно. Любопытно с этой точки зрения сопоставить хрестоматийный вариант «Сказки о репке» с более древними, восходящими ко времени магического мышле­ния. В канонической записи А.Н. Афанасьева⁵¹ не фиксируется ни попыток объяснить, почему же репка не поддается, ни моти­вов соучастия («созывают» лишь бабку, остальные приходят неиз­вестно почему). Среди действующих лиц появляются невообрази­мые персонажи типа: «пята нога». Число итераций достигает 9 (максимальное значение «магического числа: 7±2», вычислен­ного классиком инженерной психологии Дж. Миллером⁵²), а заключительная фраза: «Пять ног за четыре, четыре ноги за три, три ноги за две, две ноги за ногу, нога за сучку, сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут: