1 Здесь и далее высказывания В. Франкла приводятся по: Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.
187
когда он достигнет понимания того, что могло бы удовлетворить его собственную потребность в смысле», — уточняет В. Франкл и называет свой метод «логотерапия» (от греч. logos — слово, мысль, разум; и греч. therapeia — забота, уход, лечение). И если Фрейд говорил о «психопатологии обыденной жизни», то Франкл сделал ставку на оздоровление высоким смыслом обыденности. Тем самым видоизменилось само толкование невроза. Определилось, в частности, понятие «нусогенный невроз» (от греч. nus — ум, дух, смысл) — психический недуг, вызываемый не конфликтом влечений, а невозможностью реализации смысла, экзистенциальной фрустрацией (непреодолимыми препятствиями на пути к осмыслению существования).
При нусогенном неврозе задача психотерапевта заключается в том, чтобы проявить духовное измерение в жизни человека. И если врач не в состоянии отличить духовное измерение от инстинктивного и пытается дискредитировать интеллектуальные искания человека, сводя их, например, к неудовлетворенной сексуальности, он может совершить опасную ошибку и усугубить болезнь. Франкл показал, что ортодоксальный психоанализ с его интерпретацией невроза как следа прошлых конфликтов приводит только «к сохранению экзистенциального отчаяния под грудой утешительных средств». Сама по себе неудовлетворенность житейскими обстоятельствами еще не невроз, а позыв к активности, своего рода предпосылка психического здоровья, ибо «человеку требуется не состояние равновесия, а скорее борьба за какую-то цель, достойную его». И как раз отсутствие такой цели вызывает состояние «экзистенциального вакуума», переживание пустоты и бессмысленности своего существования и в конечном итоге нусогенный невроз. Смысл жизни обретают, совершая дело (подвиг), или переживая ценностные отношения, или путем страдания. Страдание, по Франклу, не только не лишает жизнь смысла, но способствует его осознанию, потому что в максимально жестких условиях актуализируются высшие ценности человека и прежде всего возвышается принцип самодетерминации и свободы человека, его способность встать над любыми условиями и перейти за их пределы. Так вызревает, может быть, самое проникновенное понимание сущности человека и складывается знаковое, если хотите, итоговое для XX в. представление о Душе.
Для определения важнейшего момента человеческого существования Франкл находит слово, в котором соединяется мистическое и научное, которое само означает выход за пределы опыта, переход в иные сферы бытия. Это слово — трансценденция (от лат. transcendo — выхожу за пределы). Термин был введен в научный оборот еще средневековыми схоластами, которые даже при-
188
вычные, но предельно обобщенные понятия типа «истина», «добро», «сущее» и т.п. называли трансцендентальными, имея в виду их рассогласованность с обыденным опытом. Великий Кант использовал понятие «трансцендентный» для определения предметов, запредельных по отношению к миру явлений и недоступных рациональному познанию, — «бог», «бессмертие», «вещь-в-себе», опирался на принцип трансцендентальной апперцепции, означавшей априорно (вне опыта) возникающее единство самосознания, и разработал теорию трансцендентальной логики и трансцендентальной эстетики. Можно было бы упомянуть и о филосо-фах-трансценденталистах, призывавших к «естественной жизни» человека в общении с природой. И о математических понятиях «трансцендентной функции» (типа «логарифмической» или «круговой») и «трансцендентного числа» (типа «я» или «е»). Постепенно термин стал широко распространенным общекультурным понятием высокого стиля. «Жизнь человека должна служить некоторым трансцендентальным целям», — писал, к примеру, Н.Е. Салтыков-Щедрин в массовом литературном журнале2. И из научных словарей термин перешел в толковые, передающие не терминологические, а общеупотребительные значения слова, сохранив тем не менее некоторый философический оттенок. К примеру, в английских словарях «transcendental» означает — не основанный на опыте или конкретной причине, стоящий выше человеческого знания, то, что невозможно понять посредством практического опыта, a «transcend» — выходить или быть за пределами круга человеческого опыта, реальных причин, веры, возможностей описания и т.п.3
Но для Франкла мало было сказать, что человеческое существование само по себе трансцендентально. Он стремился подчеркнуть, что человек волен совершать переход в ту или иную сторону, что это в его силах и в его власти. Он имел личные основания писать: «Человек, в конечном счете, преодолевает самого себя, человек - это САМОТРАНСЦЕНДИРУЮЩЕЕ СУЩЕСТВО... Вы можете предсказать перемещение машины или автомата, вы можете даже попытаться предсказать механизмы или "динамику" человеческой психики: но человек нечто большее, чем психика». И далее: «Человек не есть еще одна вещь среди вещей, вещи определяют друг друга, но человек, в конце концов, сам себя определяет. То, чем он станет, это наряду с ограничениями, накладываемыми
2 Салтыков-Щедрин Н.Е. Насущные потребности литературы // Собр. соч.: В 20 т. М„ 1970. Т . 9.
3 Hornby A.S. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English. Oxford University Press , 1987. P . 918.
189
его способностями и окружением, определяется тем, что он сделает из самого себя. В концентрационном лагере, например, в этой живой лаборатории и в испытаниях на этой земле, мы были свидетелями того, что некоторые из наших товарищей вели себя, как свиньи, в то время как другие были святыми. Человек имеет в себе обе эти возможности, и то, которая из них будет актуализирована, зависит от его решения, а не от условий».
Есть нечто величественное в том, что ученый, прошедший через Освенцим (который был в прямом смысле «фабрикой смерти»), образно называет концлагерь «живой лабораторией», где ему в непосредственном опыте открылся феномен самотрансценден-ции человека. Но дальнейшее теоретическое осмысление им «испытаний на этой земле» не менее существенно. Ведь установленное В. Франклом существование нусогенных неврозов означает, что отказ от самотрасценденции (безразлично, по слабости, глупости, трусости или соблазну) мстит за себя психическими травмами, перерождением и даже гибелью личности. А эффективное лечение нусогенных неврозов методом франкловой логотерапии практически доказывает, что человеку свойственна внутренняя потребность в трансценденции, столь же изначальная и неизбывная, если хотите, инстинктивная, как потребность в самосохранении, самоуважении или продолжении рода.
Самотрансценденция фантастически расширяет возможности человека. В этом отношении личный опыт В. Франкла показателен, но не уникален. 26 июля 1933 г. богослов и искусствовед Павел Александрович Флоренский (1882—1937) был осужден особой тройкой ОПТУ на 10 лет и из тюрьмы уже не вышел. «17 августа 1934 г., — пишут биографы, — Флоренский неожиданно был помещен в изолятор лагеря "Свободный", а 1 сентября отправлен со спецконвоем в Соловецкий лагерь особого назначения. 15 ноября 1934 г. он начал работать на Соловецком лагерном заводе йодной промышленности (Йодпром), где занимался проблемой добычи йода и агар-агара из морских водорослей и сделал более десяти запатентованных научных открытий и изобретений». «Трагическое окончание жизни осознавалось П.А. Флоренским как проявление всеобщего духовного закона», — подчеркивают биографы, приводя строки из последнего письма этого замечательного человека: «Ясно, что свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонениями» (1937). Но тем более убедительно звучит заключительный аккорд биографии: «На самом деле трагична не судьба Флоренского, а трагично время, в которое он жил, трагична культура, которая оказалась неспособной вместить в себя мыс-
190
, священника и ученого» . У летчика Алексея Маресьева и ампутированы ступни обеих ног. Но он вернулся в строй, -гвовал в воздушных боях и сбил еще несколько фашистских ТиаМОлетов. Для подвижничества такого рода одной «сознательно-(*вги* маловато. Нужна глубинная устремленность, на которую от-*)доваются все силы души, каждая клеточка тела. Характерный в ^этом отношении пример — история А.И. Солженицына. После -йЬвобождения он ощутил себя обязанным рассказать миру все, |||то знал о сталинских лагерях. Но вскоре, еще ничего толком не маписав, он узнает, что болен и что у него рак. Нетрудно предоставить, какого интеллекта, мастерства и мужества потребовал от Писателя опубликованный через много лет «Архипелаг ГУЛАГ». Ifto как объяснить факт, что организм бывшего «ЗК» преодолел .-практически неизлечимый недуг?
' Психологическое открытие В. Франкла, добытое опытным, чтобы не сказать экспериментальным, путем, было теоретически Предсказано, словно бы вычислено Карлом Ясперсом (1883— Щ969) еще в 1931 г. Тогда в Европе ученые-гуманитарии подводили духовные итоги Первой мировой войны. Многие ощущали =себя на развалинах цивилизации. Ни одна из привычных пара-•''дигм мышления не обеспечивала эффективного поведения в ли-i шившемся порядка, антигуманном мире. Книга О. Шпенглера (1880—1936) «Закат Европы», предрекавшая гибель культуры и «наступление нового варварства», стала философским бестселлером 20-х годов прошлого века. Книга К. Ясперса «Духовная ситуация эпохи» была даже реалистичнее в анализе и жестче в 5 прогнозе. Изучая состояние массового сознания, автор пришел к выводу о неизбежности тоталитаризма. Но Ясперс сохранил философский оптимизм. Он понял, что тоталитаризм в конце концов рухнет, встретив неодолимое препятствие в самом феномене личности, потому что человек, даже когда не в силах предотвратить трагические повороты истории, в глубине души верен своим убеждениям, живет и действует так, как будто отстаиваемые им принципы могут восторжествовать в будущем. Такова судьба-призвание человека, его самобытная самость, или экзистенция (от лат. exsistentia — существование), нечто определяющее глубинное переживание субъектом своего открытого миру бытия. В этом человек — каков он есть в отличие от того, что думают о нем другие и чем он кажется себе самому. Это подлинное бытие, в котором человек, по словам Ясперса, «трансцендирует от себя, как эмпирической индивидуальности, к себе, как самобытной са-
4 Андроник (Трубачев), игумен, Флоренский П.В. Павел Александрович Флоренский // Лит. газета. 1988. 30 сент.
191
мости»5. Экзистенция как существование — конечна. Но сознание собственной смертности и несовершенства вынуждает человека стремиться к вечному, к чему-то имеющему надвременное значение. И потому ощущение неустранимой конечности становится источником подлинной духовности в критические моменты жизни, а «пограничные» или «предельные» ситуации, когда человек оказывается перед трагическим выбором, выступают как время подлинного бытия, когда трансценденция к самобытной самости неизбежна и органична, а способность жить и любить с постоянным сознанием хрупкости того, что любишь, придает особую чистоту и одухотворенность переживаниям и поступкам. Отсюда уверенность философа в экзистенциальной готовности личности к подвигу отказа и самопожертвования. Отсюда его надежда на стоическое сопротивление людей неизбежным историческим обстоятельствам, противоречащим изначальной духовности человека, его стремлению к вечным, безусловным ценностям.
Работы К. Ясперса, М. Хайдеггера (1889—1976), М. Бубера (1878-1965), Н. Бердяева (1874-1948), Л. Шестова (1886-1938) положили основание философии экзистенциализма. Центральным пунктом новой парадигмы стало представление, что это у человека есть потребность в вечном и безусловном, а мир всему такому чужд. Безусловное есть только в самом человеке. Человек стремится трансцендировать за пределы своей конечности. Экзистенции, таким образом, свойственны одновременно и конечность, и стремление выйти за собственные пределы, а человек живет в предчувствии двоякой угрозы. Во-первых, это, по терминологии Хайдеггера, «житейский страх», то есть опасность потерять жизнь или жизненные блага. Во-вторых — «онтологический страх», то есть боязнь не найти своего призвания, того предназначения, которому стоило бы посвятить свою жизнь. Переформулируя описанные выше психоаналитические построения, можно сказать, что человек испытывает два в равной степени безусловных влечения: влечение к жизни и влечение к смыслу. В отличие от человека мир и даже человеческая история лишены какого бы то ни было влечения к смыслу или целеполагания. Мир — это «универсальное не то» (Сартр) или даже «ничто» (Хайдегтер).
Однако бессмысленность внешнего мира делает еще значимее присущую человеку жажду смысла, стремление к трансценди-рованию, которое (согласно экзистенциальной концепции) оказывается важнее и сильнее влечения к жизни. Именно это преобладание духовности обусловливает абсолютную свободу человека безотносительно к внешним обстоятельствам и событиям. В каж-
s Jaspers К . Philosophie. Bd I—III. S. 40.
192
дый момент своей жизни, осознавая это или нет, человек делает ЭЫбор, исходя из своей экзистенции, ради самоосуществления. Стараясь избежать ответственности и оправдать свое поведение, человек может ссылаться хоть на Божественный промысел, хоть на объективные закономерности, хоть на принуждающие обстоятельства, хоть на инстинкты, хоть вообще впасть в беспамятство, отключая собственное сознание. Однако это лишь уловки, лишь попытки скрыть полную вменяемость и свободу воли, абсолютирую произвольность поведения.
к Экзистенциализм сам был попыткой разрешения предельной Мировоззренческой коллизии: как выжить и не потерять челове-*|еского облика в неантропоморфном и бессмысленном мире, ${огда уже невозможно опереться на прежние парадигмы. Но йфежде всего это был ответ на концепции гедонизма и иррационализма психоаналитического толка.
Если для иррационалиста человек прежде всего биологиче-юе существо, чуждое морали, духовность которого лишь вынужденная мимикрия, обманный маневр под давлением реальности, поведение полностью детерминировано обстоятельствами и ин-шктами, то для экзистенциалиста человек — существо с имма-нтной духовностью и потребностью в трансценденции, а пове-ние его абсолютно свободно и не обусловлено ничем, кроме емления к самоосуществлению и реализации некоего смысла, олучается, что человек ищет смысл не потому, что мир разумно юен, а потому, что иначе жить и выжить невозможно. И тем [ым гуманизм возрождается как апология разумности и спра-(ивости, исходящих от самого человека. Но это не повтор [нципов Ренессанса. Во времена Высокого Возрождения пресным и справедливым представлялся мир Божий, и человек 1ал себя венцом мироустройства. Теперь средоточием гума-'стических ценностей предстает не богоустроенный мир и не раведливый закон, а только сам человек, его специфическая ожденная потребность смысла. И нигде в мире гуманистиче-ie принципы реально не существуют, кроме как в природе саго человека, ищущего смысл своего существования.
Фактически концепция экзистенциализма была недоказуемой
'сиомой, чем-то вроде беспредметной веры. Тем более что мно-
экзистенциалисты отчаянно боролись с любыми попытками
•ективировать трансцендентное в чем-либо внеличностном:
ге, разумности мира, справедливости нации и т.д., рассматри-
это как величайший соблазн человеческого существования,
'темняющий явный трагизм бытия, инспирирующий ослабление
"знания вплоть до потери дееспособности.
193
И это было все, что гуманистическая культура могла противопоставить иррационализму массовых идеологий, гедонизму драйв-мышления, тотальному террору и тотальной пропаганде середины XX в. Но так ли уж мало это было?
Экзистенциализм не предложил никаких доказательств и никаких гарантий истинности субъективно открываемых смыслов. Но ученые адепты тоталитаризма учуяли смертельную опасность. Даже словарные определения зазвучали как проклятия: «Экзистенциализм — крайне реакционная форма субъективного идеализма в современной буржуазной философии и литературе (в особенности немецкой и французской); стремится подорвать доверие к науке, доказать бесцельность нравственности и бесплодность революционной борьбы; одно из средств отравления общественного сознания идеологами империализма»6. И надо сказать, что предчувствия их не обманули. Тоталитарные идеологии, как коса на камень, наталкивались на подвижническое сопротивление отдельных лиц и целых народов. Расцвет экзистенциализма пришелся на годы Второй мировой войны. Чем неотвратимее становились угрозы человеческим ценностям, тем шире проявлялись необъяснимая стойкость и высокие порывы духа. В оккупированной Франции посреди полной растерянности тех, кто уповал на «исторический разум», «прогресс», «жизнелюбие», экзистенциализм открыл источники мужества и нравственной твердости, стал, по сути, боевой доктриной антифашистского Сопротивления. В момент национального унижения своей страны знаменитый писатель, ставший военным летчиком «Сражающейся Франции», Антуан де Сент-Экзюпери (1900—1944) писал в 1941 г.: «Война для нас означала разгром. Но разве должна была Франция ради того, чтобы избавить себя от поражения, не принимать боя? Не думаю. И Франция интуитивно пришла к тому же решению: никакие увещевания не заставили ее уклониться от боя. Дух в нашей стране взял верх над разумом»7. Этот героический опыт философски осмыслили и ввели в мировую культуру тоже участники движения Сопротивления и теоретики экзистенциализма знаменитый писатель Жан-Поль Сартр (1905—1980) и лауреат Нобелевской премии по литературе Альбер Камю (1913-1960).
Но не значит ли это, что экзистенциальное поведение уместно только в «пограничной ситуации», а во всех остальных случаях жизни действует не человек Ясперса, а человек Фрейда? Ответ на этот вопрос дали психологи страны, географически удаленной от
6 Словарь иностранных слов. М., 1953. С. 795.
7 Сент-Экзюпери А. Военный летчик // Соч. М., 1964. С. 363.
194
Щ европейских эпицентров трагического стоицизма. В США идеи экзистенциализма дали мощный импульс жизнерадостной уверенности в перспективах духовного самосовершенствования человека.
Исследования Гордона Олпорта (1897—1967) подтвердили значимость для личности позитивных ценностей современной для него культуры: самоутверждения, деловитости, энергичности и т.п. Психолог установил, что принцип «редукции напряжения», рекомендуемый психоанализом и бихевиоризмом, не достоверен при диагностике всех мотивов поведения человека в норме. Пациенты, жаждущие лишь снять напряжение, явно патологичны. В отличие от них здоровые люди, стремясь к самоутверждению, поддерживают и стимулируют напряжение, а не избегают его. Согласно Олпорту, состояние человека определяется не столько его прошлым (детские травмы, ранние неудачи и т.п.), сколько К его представлениями о реально предстоящем будущем. Он определил как главный импульс развития личности глубинную потребность в «самореализации» (важнейший и самый характер-| ный термин концепции Г. Олпорта). И это был значительный
шаг в развитии идей новой психологии. : Самый, пожалуй, популярный американский психотерапевт
Kfp^JPojuKeEfi (1902—1987) исходил из того, что любая личность £' в самой себе содержит необходимые условия совершенствования ■, и в принципе самодостаточна. В условиях психологической безо-I паснбсти (когда нет давления и манипуляции) человек может сам |* найти достойный путь самореализации, оптимально используя \ собственный психический ресурс. Отсюда мысль, что общение [' должно быть индирективным (то есть не директивным, не внуша-I ющим, не назидательным) и личностно-ориентированным (то есть I создающим условия для свободного самораскрытия человека, са-I мопознания и самокоррекции). В таком случае психолог ничего | не указывает и ничего не предлагает. Он целиком ориентирован I на прояснение личностного смысла самого клиента. Все выводы, I: если они возникают, делает сам клиент. Важно только создать | условия для свободного самораскрытия личности. Но такой стиль общения доступен далеко не каждому коммуникатору. К. Роджерс г;, считал, что индирективный подход требует, чтобы психологу были свойственны три непременные качества:
• безоценочное приятие личности клиента (он должен исхо--;• дить из ценности и уникальности любого человека, важности
всех его проблем и переживаний, о которых заходит речь); 1 • способность к децентрации и эмпатии (децентрация — это умение стать в позицию другого человека, взглянуть на вещи под его углом зрения, отрешаясь от общепринятых мнений и
195
личных предпочтений, эмпатия — способность проникаться настроением другого человека, ощутить его эмоциональное состояние); • аутентичность, способность оставаться самим собой, сохранять подлинность своей натуры, не поступаясь своими принципами ни из желания закрепить контакт, ни из жалости или каких-либо других чувств и обстоятельств (аутентичность — подлинность, достоверность, спонтанность, безыскусственность, самообусловленность).
Сформулированные К. Роджерсом требования к психотерапевту приобрели общекоммуникативное значение, поскольку ин-директивный подход нашел применение в самых разных сферах общения вплоть до педагогики и mass-media. Повышенный кредит доверия к личности, ее нравственным основаниям и возможностям совершенствования повсеместно оправдывал себя. Но определение новой психологии все не складывалось, пока Абрахам Маслоу (1907—1986) не предложил термин «гуманистическая психология» в противовес психоанализу и бихевиоризму. И хотя понятие гуманизма само по себе не было новым и звучало несколько тавтологично (ведь психология и есть наука о человеке), название оказалось точным в том смысле, что экзистенциализм возродил веру в человека, в его способность к самоопределению и самодетерминации. Оно сразу закрепилось и объединило практически всех, даже тех, кто, сохраняя приверженность психоанализу и бихевиоризму, пытался объединить их с новым экзистенциальным подходом к личности.
Сам А. Маслоу, до того работавший в русле бихевиоризма, посвятивший докторскую диссертацию исследованию доминантного поведения обезьян, выдвинул собственную концепцию личности, которая вызвала значительный резонанс в науке и нашла широкое применение в практике педагогики, mass-media, PR и рекламе. Он не отрицал наличия у человека инстинктивных влечений и базовых потребностей. Более того, он в соответствии с экзистенциальной идеей «предназначения» считал, что все основные потребности человека, включая потребность в самореализации, являются врожденными, фактически инстинктоидными. Но он утверждал, что система потребностей человека имеет иерархическую структуру, что есть потребности первого уровня, второго уровня и т.д. И каждый следующий уровень является более сложным и более одухотворенным. Причем более высокий уровень потребностей задействуется только при условии, что нижележащие потребности удовлетворены. Было в этом что-то вроде своеобразной дани прежним биологическим приоритетам Маслоу, но построенная им иерархическая модель личности была представлена очень наглядно как пятиуровневая пирамида взаимообуслов-
196
Ж денных потребностей, определяющих суть человеческого сущест-•';' вования:
1. Физиологические потребности (голод, жажда, секс, защита от холода и т.п.).
2. Потребность в безопасности (здоровье, свобода, организация, закон и порядок, предсказуемость событий и т.п.).
3. Потребность в принадлежности и любви (причастность к группе, нации, социуму, дружба, эмоциональная поддержка окружающих, семейные связи и т.п.).