1 Здесь и далее высказывания В. Франкла приводятся по: Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

187

когда он достигнет понимания того, что могло бы удовлетворить его собственную потребность в смысле», — уточняет В. Франкл и называет свой метод «логотерапия» (от греч. logos — слово, мысль, разум; и греч. therapeia — забота, уход, лечение). И если Фрейд говорил о «психопатологии обыденной жизни», то Франкл сделал ставку на оздоровление высоким смыслом обыденности. Тем самым видоизменилось само толкование невроза. Определи­лось, в частности, понятие «нусогенный невроз» (от греч. nus — ум, дух, смысл) — психический недуг, вызываемый не конфлик­том влечений, а невозможностью реализации смысла, экзистен­циальной фрустрацией (непреодолимыми препятствиями на пути к осмыслению существования).

При нусогенном неврозе задача психотерапевта заключается в том, чтобы проявить духовное измерение в жизни человека. И если врач не в состоянии отличить духовное измерение от инстинктивного и пытается дискредитировать интеллектуальные искания человека, сводя их, например, к неудовлетворенной сек­суальности, он может совершить опасную ошибку и усугубить бо­лезнь. Франкл показал, что ортодоксальный психоанализ с его интерпретацией невроза как следа прошлых конфликтов приво­дит только «к сохранению экзистенциального отчаяния под гру­дой утешительных средств». Сама по себе неудовлетворенность житейскими обстоятельствами еще не невроз, а позыв к активно­сти, своего рода предпосылка психического здоровья, ибо «чело­веку требуется не состояние равновесия, а скорее борьба за ка­кую-то цель, достойную его». И как раз отсутствие такой цели вызывает состояние «экзистенциального вакуума», переживание пустоты и бессмысленности своего существования и в конечном итоге нусогенный невроз. Смысл жизни обретают, совершая дело (подвиг), или переживая ценностные отношения, или путем стра­дания. Страдание, по Франклу, не только не лишает жизнь смыс­ла, но способствует его осознанию, потому что в максимально жестких условиях актуализируются высшие ценности человека и прежде всего возвышается принцип самодетерминации и свободы человека, его способность встать над любыми условиями и пе­рейти за их пределы. Так вызревает, может быть, самое проник­новенное понимание сущности человека и складывается знако­вое, если хотите, итоговое для XX в. представление о Душе.

Для определения важнейшего момента человеческого сущест­вования Франкл находит слово, в котором соединяется мистиче­ское и научное, которое само означает выход за пределы опыта, переход в иные сферы бытия. Это слово — трансценденция (от лат. transcendo — выхожу за пределы). Термин был введен в науч­ный оборот еще средневековыми схоластами, которые даже при-

188

вычные, но предельно обобщенные понятия типа «истина», «доб­ро», «сущее» и т.п. называли трансцендентальными, имея в виду их рассогласованность с обыденным опытом. Великий Кант ис­пользовал понятие «трансцендентный» для определения предме­тов, запредельных по отношению к миру явлений и недоступных рациональному познанию, — «бог», «бессмертие», «вещь-в-себе», опирался на принцип трансцендентальной апперцепции, озна­чавшей априорно (вне опыта) возникающее единство самосозна­ния, и разработал теорию трансцендентальной логики и транс­цендентальной эстетики. Можно было бы упомянуть и о филосо-фах-трансценденталистах, призывавших к «естественной жизни» человека в общении с природой. И о математических понятиях «трансцендентной функции» (типа «логарифмической» или «кру­говой») и «трансцендентного числа» (типа «я» или «е»). Посте­пенно термин стал широко распространенным общекультурным понятием высокого стиля. «Жизнь человека должна служить не­которым трансцендентальным целям», — писал, к примеру, Н.Е. Салтыков-Щедрин в массовом литературном журнале2. И из научных словарей термин перешел в толковые, передающие не терминологические, а общеупотребительные значения слова, со­хранив тем не менее некоторый философический оттенок. К примеру, в английских словарях «transcendental» означает — не основанный на опыте или конкретной причине, стоящий выше человеческого знания, то, что невозможно понять посредством практического опыта, a «transcend» — выходить или быть за пре­делами круга человеческого опыта, реальных причин, веры, воз­можностей описания и т.п.3

Но для Франкла мало было сказать, что человеческое суще­ствование само по себе трансцендентально. Он стремился под­черкнуть, что человек волен совершать переход в ту или иную сторону, что это в его силах и в его власти. Он имел личные основания писать: «Человек, в конечном счете, преодолевает само­го себя, человек - это САМОТРАНСЦЕНДИРУЮЩЕЕ СУЩЕСТ­ВО... Вы можете предсказать перемещение машины или автомата, вы можете даже попытаться предсказать механизмы или "динами­ку" человеческой психики: но человек нечто большее, чем психика». И далее: «Человек не есть еще одна вещь среди вещей, вещи опреде­ляют друг друга, но человек, в конце концов, сам себя определяет. То, чем он станет, это наряду с ограничениями, накладываемыми

2 Салтыков-Щедрин Н.Е. Насущные потребности литературы // Собр. соч.: В 20 т. М„ 1970. Т . 9.

3 Hornby A.S. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English. Oxford University Press , 1987. P . 918.

189

его способностями и окружением, определяется тем, что он сдела­ет из самого себя. В концентрационном лагере, например, в этой живой лаборатории и в испытаниях на этой земле, мы были свиде­телями того, что некоторые из наших товарищей вели себя, как свиньи, в то время как другие были святыми. Человек имеет в себе обе эти возможности, и то, которая из них будет актуализирова­на, зависит от его решения, а не от условий».

Есть нечто величественное в том, что ученый, прошедший через Освенцим (который был в прямом смысле «фабрикой смер­ти»), образно называет концлагерь «живой лабораторией», где ему в непосредственном опыте открылся феномен самотрансценден-ции человека. Но дальнейшее теоретическое осмысление им «ис­пытаний на этой земле» не менее существенно. Ведь установлен­ное В. Франклом существование нусогенных неврозов означает, что отказ от самотрасценденции (безразлично, по слабости, глу­пости, трусости или соблазну) мстит за себя психическими трав­мами, перерождением и даже гибелью личности. А эффективное лечение нусогенных неврозов методом франкловой логотерапии практически доказывает, что человеку свойственна внутренняя потребность в трансценденции, столь же изначальная и неизбыв­ная, если хотите, инстинктивная, как потребность в самосохране­нии, самоуважении или продолжении рода.

Самотрансценденция фантастически расширяет возможности человека. В этом отношении личный опыт В. Франкла показате­лен, но не уникален. 26 июля 1933 г. богослов и искусствовед Павел Александрович Флоренский (1882—1937) был осужден осо­бой тройкой ОПТУ на 10 лет и из тюрьмы уже не вышел. «17 ав­густа 1934 г., — пишут биографы, — Флоренский неожиданно был помещен в изолятор лагеря "Свободный", а 1 сентября от­правлен со спецконвоем в Соловецкий лагерь особого назначе­ния. 15 ноября 1934 г. он начал работать на Соловецком лагер­ном заводе йодной промышленности (Йодпром), где занимался проблемой добычи йода и агар-агара из морских водорослей и сделал более десяти запатентованных научных открытий и изобретений». «Трагическое окончание жизни осознавалось П.А. Флоренским как проявление всеобщего духовного закона», — подчеркивают биографы, приводя строки из последнего письма этого замечательного человека: «Ясно, что свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страдани­ями и гонениями» (1937). Но тем более убедительно звучит за­ключительный аккорд биографии: «На самом деле трагична не судьба Флоренского, а трагично время, в которое он жил, трагич­на культура, которая оказалась неспособной вместить в себя мыс-

190

, священника и ученого» . У летчика Алексея Маресьева и ампутированы ступни обеих ног. Но он вернулся в строй, -гвовал в воздушных боях и сбил еще несколько фашистских ТиаМОлетов. Для подвижничества такого рода одной «сознательно-(*вги* маловато. Нужна глубинная устремленность, на которую от-*)доваются все силы души, каждая клеточка тела. Характерный в ^этом отношении пример — история А.И. Солженицына. После -йЬвобождения он ощутил себя обязанным рассказать миру все, |||то знал о сталинских лагерях. Но вскоре, еще ничего толком не маписав, он узнает, что болен и что у него рак. Нетрудно пред­оставить, какого интеллекта, мастерства и мужества потребовал от Писателя опубликованный через много лет «Архипелаг ГУЛАГ». Ifto как объяснить факт, что организм бывшего «ЗК» преодолел .-практически неизлечимый недуг?

' Психологическое открытие В. Франкла, добытое опытным, чтобы не сказать экспериментальным, путем, было теоретически Предсказано, словно бы вычислено Карлом Ясперсом (1883— Щ969) еще в 1931 г. Тогда в Европе ученые-гуманитарии подводи­ли духовные итоги Первой мировой войны. Многие ощущали =себя на развалинах цивилизации. Ни одна из привычных пара-•''дигм мышления не обеспечивала эффективного поведения в ли-i шившемся порядка, антигуманном мире. Книга О. Шпенглера (1880—1936) «Закат Европы», предрекавшая гибель культуры и «наступление нового варварства», стала философским бестселле­ром 20-х годов прошлого века. Книга К. Ясперса «Духовная си­туация эпохи» была даже реалистичнее в анализе и жестче в 5 прогнозе. Изучая состояние массового сознания, автор пришел к выводу о неизбежности тоталитаризма. Но Ясперс сохранил фи­лософский оптимизм. Он понял, что тоталитаризм в конце кон­цов рухнет, встретив неодолимое препятствие в самом феномене личности, потому что человек, даже когда не в силах предотвра­тить трагические повороты истории, в глубине души верен своим убеждениям, живет и действует так, как будто отстаиваемые им принципы могут восторжествовать в будущем. Такова судьба-призвание человека, его самобытная самость, или экзистенция (от лат. exsistentia — существование), нечто определяющее глу­бинное переживание субъектом своего открытого миру бытия. В этом человек — каков он есть в отличие от того, что думают о нем другие и чем он кажется себе самому. Это подлинное бытие, в котором человек, по словам Ясперса, «трансцендирует от себя, как эмпирической индивидуальности, к себе, как самобытной са-

4 Андроник (Трубачев), игумен, Флоренский П.В. Павел Александрович Фло­ренский // Лит. газета. 1988. 30 сент.

191

мости»5. Экзистенция как существование — конечна. Но созна­ние собственной смертности и несовершенства вынуждает чело­века стремиться к вечному, к чему-то имеющему надвременное значение. И потому ощущение неустранимой конечности стано­вится источником подлинной духовности в критические моменты жизни, а «пограничные» или «предельные» ситуации, когда чело­век оказывается перед трагическим выбором, выступают как время подлинного бытия, когда трансценденция к самобытной самости неизбежна и органична, а способность жить и любить с постоянным сознанием хрупкости того, что любишь, придает особую чистоту и одухотворенность переживаниям и поступкам. Отсюда уверенность философа в экзистенциальной готовности личности к подвигу отказа и самопожертвования. Отсюда его на­дежда на стоическое сопротивление людей неизбежным историче­ским обстоятельствам, противоречащим изначальной духовности человека, его стремлению к вечным, безусловным ценностям.

Работы К. Ясперса, М. Хайдеггера (1889—1976), М. Бубера (1878-1965), Н. Бердяева (1874-1948), Л. Шестова (1886-1938) положили основание философии экзистенциализма. Централь­ным пунктом новой парадигмы стало представление, что это у человека есть потребность в вечном и безусловном, а мир всему такому чужд. Безусловное есть только в самом человеке. Человек стремится трансцендировать за пределы своей конечности. Экзи­стенции, таким образом, свойственны одновременно и конеч­ность, и стремление выйти за собственные пределы, а человек живет в предчувствии двоякой угрозы. Во-первых, это, по терми­нологии Хайдеггера, «житейский страх», то есть опасность поте­рять жизнь или жизненные блага. Во-вторых — «онтологический страх», то есть боязнь не найти своего призвания, того предназ­начения, которому стоило бы посвятить свою жизнь. Переформу­лируя описанные выше психоаналитические построения, можно сказать, что человек испытывает два в равной степени безуслов­ных влечения: влечение к жизни и влечение к смыслу. В отличие от человека мир и даже человеческая история лишены какого бы то ни было влечения к смыслу или целеполагания. Мир — это «универсальное не то» (Сартр) или даже «ничто» (Хайдегтер).

Однако бессмысленность внешнего мира делает еще значи­мее присущую человеку жажду смысла, стремление к трансценди-рованию, которое (согласно экзистенциальной концепции) ока­зывается важнее и сильнее влечения к жизни. Именно это преоб­ладание духовности обусловливает абсолютную свободу человека безотносительно к внешним обстоятельствам и событиям. В каж-

s Jaspers К . Philosophie. Bd I—III. S. 40.

192

дый момент своей жизни, осознавая это или нет, человек делает ЭЫбор, исходя из своей экзистенции, ради самоосуществления. Стараясь избежать ответственности и оправдать свое поведение, человек может ссылаться хоть на Божественный промысел, хоть на объективные закономерности, хоть на принуждающие обстоя­тельства, хоть на инстинкты, хоть вообще впасть в беспамятство, отключая собственное сознание. Однако это лишь уловки, лишь попытки скрыть полную вменяемость и свободу воли, абсолют­ирую произвольность поведения.

к Экзистенциализм сам был попыткой разрешения предельной Мировоззренческой коллизии: как выжить и не потерять челове-*|еского облика в неантропоморфном и бессмысленном мире, ${огда уже невозможно опереться на прежние парадигмы. Но йфежде всего это был ответ на концепции гедонизма и иррацио­нализма психоаналитического толка.

Если для иррационалиста человек прежде всего биологиче-юе существо, чуждое морали, духовность которого лишь вынуж­денная мимикрия, обманный маневр под давлением реальности, поведение полностью детерминировано обстоятельствами и ин-шктами, то для экзистенциалиста человек — существо с имма-нтной духовностью и потребностью в трансценденции, а пове-ние его абсолютно свободно и не обусловлено ничем, кроме емления к самоосуществлению и реализации некоего смысла, олучается, что человек ищет смысл не потому, что мир разумно юен, а потому, что иначе жить и выжить невозможно. И тем [ым гуманизм возрождается как апология разумности и спра-(ивости, исходящих от самого человека. Но это не повтор [нципов Ренессанса. Во времена Высокого Возрождения пре­сным и справедливым представлялся мир Божий, и человек 1ал себя венцом мироустройства. Теперь средоточием гума-'стических ценностей предстает не богоустроенный мир и не раведливый закон, а только сам человек, его специфическая ожденная потребность смысла. И нигде в мире гуманистиче-ie принципы реально не существуют, кроме как в природе са­го человека, ищущего смысл своего существования.

Фактически концепция экзистенциализма была недоказуемой

'сиомой, чем-то вроде беспредметной веры. Тем более что мно-

экзистенциалисты отчаянно боролись с любыми попытками

•ективировать трансцендентное в чем-либо внеличностном:

ге, разумности мира, справедливости нации и т.д., рассматри-

это как величайший соблазн человеческого существования,

'темняющий явный трагизм бытия, инспирирующий ослабление

"знания вплоть до потери дееспособности.

193

И это было все, что гуманистическая культура могла про­тивопоставить иррационализму массовых идеологий, гедонизму драйв-мышления, тотальному террору и тотальной пропаганде се­редины XX в. Но так ли уж мало это было?

Экзистенциализм не предложил никаких доказательств и ни­каких гарантий истинности субъективно открываемых смыслов. Но ученые адепты тоталитаризма учуяли смертельную опасность. Даже словарные определения зазвучали как проклятия: «Эк­зистенциализм — крайне реакционная форма субъективного иде­ализма в современной буржуазной философии и литературе (в особенности немецкой и французской); стремится подорвать доверие к науке, доказать бесцельность нравственности и бес­плодность революционной борьбы; одно из средств отравления общественного сознания идеологами империализма»6. И надо сказать, что предчувствия их не обманули. Тоталитарные идеоло­гии, как коса на камень, наталкивались на подвижническое сопротивление отдельных лиц и целых народов. Расцвет экзи­стенциализма пришелся на годы Второй мировой войны. Чем не­отвратимее становились угрозы человеческим ценностям, тем шире проявлялись необъяснимая стойкость и высокие порывы духа. В оккупированной Франции посреди полной растерянности тех, кто уповал на «исторический разум», «прогресс», «жизнелю­бие», экзистенциализм открыл источники мужества и нравствен­ной твердости, стал, по сути, боевой доктриной антифашистского Сопротивления. В момент национального унижения своей стра­ны знаменитый писатель, ставший военным летчиком «Сражаю­щейся Франции», Антуан де Сент-Экзюпери (1900—1944) писал в 1941 г.: «Война для нас означала разгром. Но разве должна была Франция ради того, чтобы избавить себя от поражения, не при­нимать боя? Не думаю. И Франция интуитивно пришла к тому же решению: никакие увещевания не заставили ее уклониться от боя. Дух в нашей стране взял верх над разумом»7. Этот героиче­ский опыт философски осмыслили и ввели в мировую культуру тоже участники движения Сопротивления и теоретики экзистен­циализма знаменитый писатель Жан-Поль Сартр (1905—1980) и лауреат Нобелевской премии по литературе Альбер Камю (1913-1960).

Но не значит ли это, что экзистенциальное поведение умест­но только в «пограничной ситуации», а во всех остальных случаях жизни действует не человек Ясперса, а человек Фрейда? Ответ на этот вопрос дали психологи страны, географически удаленной от

6 Словарь иностранных слов. М., 1953. С. 795.

7 Сент-Экзюпери А. Военный летчик // Соч. М., 1964. С. 363.

194

Щ европейских эпицентров трагического стоицизма. В США идеи экзистенциализма дали мощный импульс жизнерадостной уве­ренности в перспективах духовного самосовершенствования че­ловека.

Исследования Гордона Олпорта (1897—1967) подтвердили значимость для личности позитивных ценностей современной для него культуры: самоутверждения, деловитости, энергичности и т.п. Психолог установил, что принцип «редукции напряжения», рекомендуемый психоанализом и бихевиоризмом, не достоверен при диагностике всех мотивов поведения человека в норме. Па­циенты, жаждущие лишь снять напряжение, явно патологичны. В отличие от них здоровые люди, стремясь к самоутверждению, поддерживают и стимулируют напряжение, а не избегают его. Согласно Олпорту, состояние человека определяется не столько его прошлым (детские травмы, ранние неудачи и т.п.), сколько К его представлениями о реально предстоящем будущем. Он определил как главный импульс развития личности глубинную потребность в «самореализации» (важнейший и самый характер-| ный термин концепции Г. Олпорта). И это был значительный

шаг в развитии идей новой психологии. : Самый, пожалуй, популярный американский психотерапевт

Kfp^JPojuKeEfi (1902—1987) исходил из того, что любая личность £' в самой себе содержит необходимые условия совершенствования ■, и в принципе самодостаточна. В условиях психологической безо-I паснбсти (когда нет давления и манипуляции) человек может сам |* найти достойный путь самореализации, оптимально используя \ собственный психический ресурс. Отсюда мысль, что общение [' должно быть индирективным (то есть не директивным, не внуша-I ющим, не назидательным) и личностно-ориентированным (то есть I создающим условия для свободного самораскрытия человека, са-I мопознания и самокоррекции). В таком случае психолог ничего | не указывает и ничего не предлагает. Он целиком ориентирован I на прояснение личностного смысла самого клиента. Все выводы, I: если они возникают, делает сам клиент. Важно только создать | условия для свободного самораскрытия личности. Но такой стиль общения доступен далеко не каждому коммуникатору. К. Роджерс г;, считал, что индирективный подход требует, чтобы психологу были свойственны три непременные качества:

• безоценочное приятие личности клиента (он должен исхо--;• дить из ценности и уникальности любого человека, важности

всех его проблем и переживаний, о которых заходит речь); 1 • способность к децентрации и эмпатии (децентрация — это умение стать в позицию другого человека, взглянуть на вещи под его углом зрения, отрешаясь от общепринятых мнений и

195

личных предпочтений, эмпатия — способность проникаться настроением другого человека, ощутить его эмоциональное состояние); • аутентичность, способность оставаться самим собой, сохра­нять подлинность своей натуры, не поступаясь своими прин­ципами ни из желания закрепить контакт, ни из жалости или каких-либо других чувств и обстоятельств (аутентичность — подлинность, достоверность, спонтанность, безыскусствен­ность, самообусловленность).

Сформулированные К. Роджерсом требования к психотера­певту приобрели общекоммуникативное значение, поскольку ин-директивный подход нашел применение в самых разных сферах общения вплоть до педагогики и mass-media. Повышенный кре­дит доверия к личности, ее нравственным основаниям и возмож­ностям совершенствования повсеместно оправдывал себя. Но определение новой психологии все не складывалось, пока Абра­хам Маслоу (1907—1986) не предложил термин «гуманистическая психология» в противовес психоанализу и бихевиоризму. И хотя понятие гуманизма само по себе не было новым и звучало неско­лько тавтологично (ведь психология и есть наука о человеке), на­звание оказалось точным в том смысле, что экзистенциализм воз­родил веру в человека, в его способность к самоопределению и самодетерминации. Оно сразу закрепилось и объединило практи­чески всех, даже тех, кто, сохраняя приверженность психоанализу и бихевиоризму, пытался объединить их с новым экзистенциаль­ным подходом к личности.

Сам А. Маслоу, до того работавший в русле бихевиоризма, посвятивший докторскую диссертацию исследованию доминант­ного поведения обезьян, выдвинул собственную концепцию лич­ности, которая вызвала значительный резонанс в науке и нашла широкое применение в практике педагогики, mass-media, PR и рекламе. Он не отрицал наличия у человека инстинктивных вле­чений и базовых потребностей. Более того, он в соответствии с экзистенциальной идеей «предназначения» считал, что все основ­ные потребности человека, включая потребность в самореализа­ции, являются врожденными, фактически инстинктоидными. Но он утверждал, что система потребностей человека имеет иерархи­ческую структуру, что есть потребности первого уровня, второго уровня и т.д. И каждый следующий уровень является более слож­ным и более одухотворенным. Причем более высокий уровень потребностей задействуется только при условии, что нижележа­щие потребности удовлетворены. Было в этом что-то вроде свое­образной дани прежним биологическим приоритетам Маслоу, но построенная им иерархическая модель личности была представ­лена очень наглядно как пятиуровневая пирамида взаимообуслов-

196

Ж денных потребностей, определяющих суть человеческого сущест-•';' вования:

1. Физиологические потребности (голод, жажда, секс, защита от холода и т.п.).

2. Потребность в безопасности (здоровье, свобода, организация, закон и порядок, предсказуемость событий и т.п.).

3. Потребность в принадлежности и любви (причастность к группе, нации, социуму, дружба, эмоциональная поддержка окружающих, семейные связи и т.п.).