Когнитивизм и переформатирование психологической антропологии
Интерес к психологии у антропологов возвращается в 1970-е – 1980-е годы. Но причина, почему целый ряд антропологов вновь заинтересовался психологией, удивительна: их внимание привлек вовсе не человек, а «железяка». Однажды возник вопрос: раз даже компьютер может иметь программу, то почему не могут иметь ее народы? [C. 88, 28] Антропологи постепенно подходили к анализу все более и более психологообразных феноменов, однако «в то же время заявляя, что то, что они рассматривают, является исключительно “культурным” и не имеет ничего общего с психологией. Даже те антропологи, кто изучает такие феномены, как “self” или эмоции, часто отграничивают предмет своего исследования, “культуру”, от того, что они понимают как область психологии» [34, с. 251].
Тем не менее, «когнитивистская революция» была палкой о двух концах. В числе «когнитивных наук» была и когнитивная психология, развитие которой так же долгое время было связано с идеей искусственного интеллекта. При этом она занялась такими проблемами, как восприятие, мышление, память. Некоторые из авторов приходили к выводу, что процессы эти имеют определенную культурную детерминацию. Параллельно уже развивалась когнитивная антропология, которая, как мы уже отмечали, еще в 1950-е годы отпочковалась от психологической антропологии, стремясь изучать ментальную структуру значений. Относительно быстро наладилось сотрудничество этих двух научных дисциплин. И психологическим антропологам было резонно подумать о том, чтобы выражать свои идеи на языке когнитивной антропологии так, чтобы было понятно и когнитивным психологам. Таким образом, возникла пересекающаяся область между психологической и когнитивной антропологией, а психологические антропологи заговорили о культурных моделях и схемах как ментальных (а не только культурных!) комплексах.
В когнитивной же антропологии акцент переносится с анализа лексики и семантики языка, в которых в 1960-е – 70-е годы видели ключ к когнитивной организации культуры, на исследование когнитивных процессов, таких как культурное научение, распределение культурных знаний, взаимоотношений «культурных значений», а также «конфликтная природа культурных сообщений», посредством которой культурные значения получают мотивационную силу. Затем антропологи-когнитивисты обращаются к изучению воздействия культуры на индивидуальную субъективность и поведение. «Основное внимание теоретиков привлекают дискурс, а не лексика, культурные схемы, а не семантика языка. Теоретические дискуссии разворачиваются вокруг того, как коллективно интерпретированный опыт создает фундамент мышления индивидов» [С. 68, 36]. Когнитивные антропологи фокусируют свое внимание на том, как системы культурного знания оформляются когнитивными механизмами человека, как происходит процесс его трансмиссии, как «культурное знание приходит в организованное состояние таким образом, что оно “соответствует” возможностям и ограниченности человеческого ума» [C. 182, 32]. Данные об отдельных обществах рассматриваются в межкультурной перспективе. Изменчивость в культурном знании занимает центральное положение в когнитивных антропологических исследованиях того времени, особое внимание обращается на то, как индивидуальные модели организовываются в культурные системы, и как индивидуальная изменчивость дает начало изменениям в общих культурных системах [51].
В когнитивной антропологии устанавливалась связь между культурной системой значений и психологическими процессами. Так Рой Д’Андрад различает значения, как они выражаются в культуре, и значения, как они отражаются в человеческом уме (можно сказать, различает эксплицитную и имплицитную культуры), называя первые «символами», а вторые «значимыми системами» [С. 95, 30]. Его задача состоит в том, чтобы показать связь между тем и другим, в чем, собственно, и состоит преодоление «теории двух систем» – культуры и психологии как непересекающихся. Д’Андрад акцентирует аффективную составляющую «значимых систем» [С. 97, 30] и показывает, что каждый «символ» вызывает множество аффективно связанных ассоциаций внутри значимых систем. Д’Андрад делает вывод, что «значения» включены в психологию человека. Каждый аспект «значимых систем» требует участия психологических процессов, зачастую, очень значительного. Эмоция – это составная часть когниции [С. 97, 30].
Именно Д’Андрад, выступающий то от имени когнитивной антропологии, то от имени психологической, делает ясным для психологических антропологов понятийный аппарат когнитивной антропологии и создает саму возможность постановки проблем психологической антропологии на языке когнитивистской науки. Психологические антропологи переключаются на изучение ментальной структуры и значений и говорят о культурных моделях и схемах как ментальных комплексах. Встает вопрос, как коллективно интерпретированный опыт создает фундамент мышления индивидов, как системы культурных значений оформляются когнитивными механизмами человека таким образом, что оно соответствует возможностям и ограниченности человеческого ума, как индивидуальные модели организовываются в культурные системы, и как индивидуальная изменчивость дает начало изменениям в общих культурных системах.
Рой Д’Андрад с позиций когнитивистики ставит вопрос о соотношении психологии и культуры. «Когнитивная антропология – это исследование связи между человеческим обществом и человеческой мыслью. Когнитивный антрополог изучает, как люди в социальных группах представляют и думают об объектах и событиях, составляющих их мир, включая все, от физических объектов, таких как дикие растения, до абстрактных событий, таких как социальная справедливость. Такой проект тесно связан с психологией, потому что изучение того, как определенные социальные группы классифицируются и рассуждают, неизбежно приводит к вопросам об основной природе таких когнитивных процессов… Истина состоит не в крайнем культурном конструктивизме, который утверждает, что все определяется культурой, и не в психологическом редукционизме, который утверждает, что вся культура определяется природой человеческой психики. Я занимаю здесь позицию интеракционизма, который предполагает, что культура и психология взаимно влияют друг на друга. Проблема, как говорит Ричард Шведер, состоит в том, чтобы определить, “как культура и психика составляют друг друга”» [С. 1, 182, 28].
Особенностью психологической антропологии с конца ХХ столетия является интеграция ею понятийного аппарата когнитивного подхода. Когнитивистский аппарат помогал преодолеть антипсихологизм символического подхода, сохраняя при этом все конструктивное, что было в последнем. Дискуссия между символическими и когнитивными антропологами к 1980-м годам касалась, главным образом, одного наиболее принципиального вопроса: существуют ли культурные системы внутри или вовне человеческого ума? Когнитивная антропология изучает ум человека и предполагает, что культура сосредоточена внутри человека. Символическая антропология изучает объективированную культуру, и ее не интересует, что происходит в уме человека, – культура, по ее мнению, лежит вовне человеческой психики. Психологические же антропологи того времени (формально – наследники школы «Культура и личность») стремились показать, что внутренняя и внешняя системы значений взаимосвязаны, более того, эта связь еще и такова, что, порождает у человека и мотивационные установки, тем и провоцируя человеческую деятельность.
Причина первоначальной неудачи психологической антропологии состояла в том, что подход и к культуре, и к психологии был неверен. У ранних адептов этой школы он был просто наивным: они, собственно, не ставили вопроса о том, что есть культура, и что есть психология. Культура сводилось к особенностям личностного поведения, характерным для той или иной культуры, понимаемой в антропологическом смысле, то есть как народа, обычно немногочисленного. Этакий романтический подход отважных антропологов, проникающих в самые дальние уголки в поисках экзотических племен! А психология понималась в ключе, ведущем свое происхождение чаще всего от психоанализа (который толковался весьма вольно и давал скорее некие общие рамки для свободных импровизаций на его тему), а так же от клинической психиатрии, которая указывала, что в каждой культуре имеются собственные присущие ей неврозы и психологические травмы, под влиянием которых в ней, предполагалось, формируется свой строй личности. Когда стала ясна неадекватность толкования культуры как конфигурации паттернов поведения и психологических черт, и дилетантство психоаналитических экспериментов антропологов, культуру свели практически чуть не к семиотике — науке о значениях, а психология… В то время в США всецело господствует позитивистская психология…
Однако в психологической антропологии начиная с 1980-х — 1990-х годов, была предпринята целая серия попыток (более или менее удачных) доказать существование взаимосвязи между культурой и психологией и преодолеть теорию двух систем.
Джеффри Уайт вводит в качестве опосредующего звена между психологией и культурой понятие дискурса [62]. Дискурс всегда одновременно и субъективен (психологичен), и социален, и культурен. Он ведет от внутреннего мира человека к конструированию социальных связей и социальных институций, от внутренней системы значений к системе символов. Получается, что из внутреннего мира человека конструируется социальная реальность, во всяком случае, у Уайта речь идет о взаимоконструировании социального и психологического. Дискурс, таким образом, – это средство, условие существования культуры и механизм формирования социальных и культурных сущностей.
По мнению Уайта, значениям – ментальным комплексам в сознании человека – соответствует символ как элемент культуры. Но в его понимании (в отличие от теоретиков двух систем) когниция имеет и мотивационный аспект и отражается в социальном поведении. Уайта интересуют, как посредством когнитивных и эмоциональных составляющих когниции человек творит общественные культурные сценарии. Тут речь идет уже о культуре не просто как о системе значений, а как о динамической системе сценариев, формирующихся при помощи человеческого дискурса.
По мнению психологического антрополога Теодора Шварца, культура состоит из производных опыта, более или менее организованного и интерпретированного, сформированного в систему значений, передаваемую из поколения в поколение [52-54]. Шварц предлагает распределительную модель культуры, которая предполагает более сложное соотношение между культурой как системой и индивидом в культуре. Он говорит о том, что только некоторое базовое ядро моделей культуры присуще всем носителям культуры, остальные – лишь отдельным внутрикультурным группам, иные – только некоторым индивидам. Каждому индивиду доступна только определенная «порция» культуры – идеоверзия, – и эта культурная идеоверзия представляет собой сектор человеческой личности. Таким образом, культура распределена между своими носителями. На уровне идеоверзий существует индивидуализированная, персонифицированная структура культуры. Основана она на индивидуальном опыте. Значения, по Шварцу, – это интериоризированные символы, имеющие когнитивные, аффективные, ценностные мотивационные составляющие. Интериоризированные составляющие человеческого опыта не являются только чисто когнитивным продуктом, они когнитивно-аффективно-мотивационно-ценностные конструкты. По мнению Шварца, символы и культурные значения объективированной культуры ведут свое происхождение из психологии индивида.
Отметим, таким образом, что и у Уайта, и у Шварца источником объективных культурных значений, культуры как таковой является субъективность индивида, его психология.
Итак, был сделан шаг к преодолению теории двух систем. Достижения символической антропологии были интегрированы в психологическую антропологию, на культуру стали смотреть как на объективную реальность, которая состоит из переплетения символов и значений. И становилось понятно, что значения эти сопряжены с человеческой психикой. Дальнейшее развитие психологической антропологии тесно переплетается с культурной психологией, для которой психология становится производной от культуры. Культурные психологи полагают, что реальность никогда не познается независимо от той перспективы, в которой видит ее познающий человек, субъект. И эту перспективу во многом задает та культура, носителем которой этот субъект является. Индивидуальная психология трактуется ими как культурно-конституированная и как потенциально культурно-изменчивая. +++