Глава третья «Приговор»
На следующий день небо в Комарово снова прорвало. С самого утра зарядил мелкий противный дождь, но Ирина всё же накрыла детскую коляску дождевиком и, спрятавшись под зонтом, снова отправилась к заливу, как можно дальше от шума и суеты. К счастью, в лесу оказалось тепло и безветренно. Капли дождя приятно шуршали, скатываясь, словно слезы, по куполу зонта и напоминая женщине о той скорбной долине плача, через которую ей пришлось проходить, когда вся её устроенная жизнь внезапно разделилась на две части: «до диагноза и после». Первые недели после рождения ребенка она не могла оправится от шока. Ужас и чувство полной безнадёжности навалились и словно бетонной плитой придавили её. Целыми днями Ирина только молилась и плакала, со слезами и без слез, просыпаясь и засыпая. Слезы лились и лились внутри её души нескончаемыми потоками, даже если внешне она выглядела спокойной и улыбалась. О, если бы можно было умереть взамен на здоровье сына, женщина согласилась бы, не раздумывая! Но произошло то, что нельзя изменить, то, что нельзя исправить, переждать или перетерпеть. Нужно было искать силы, чтобы принять диагноз и научиться жить дальше рядом с этим непонятным крошечным существом, посланным небом в их семью. Больше года Ирина не могла смириться с приговором врачей, подспудно надеялась, что им всё-таки повезет и синдром будет незаметен для окружающих. У Альберта была редкая форма этой хромосомной аномалии – мозаичный тип, встречающийся только у двух процентов «даунят», поэтому часть его клеток были свободны от лишней хромосомы, и маме очень хотелось верить в то, что разум сыночка окажется сохранным. Больше года женщина хранила свою горькую тайну от всех, обманывая в какой-то степени даже себя. Но это лишь усугубляло ситуацию. Отклонения в развитии мальчика становились всё более явными, и жить в таком подвешенном состоянии полуправды становилось всё труднее.
Погруженная в собственные мысли, Ирина медленно шла по безлюдной, мокрой дороге. Неожиданно лес расступился, и она оказалась у самого берега. Пляж сегодня был неузнаваем, повсюду царило умиротворение. Притихшие волны виновато и ласково гладили мокрый песок. Дождливое серое небо больше не сердилось и только мрачно взирало на величавое спокойствие прибрежной полосы. Женщина долго стояла у воды и любовалась этим застывшим пейзажем, не замечая дождя и времени. Было так упоительно хорошо, тихо и спокойно на душе, что уходить совсем не хотелось. Но малыш проснулся и начал капризничать в коляске, сидеть под дождевиком ему явно не нравилось. Пришлось возвращаться в санаторий.
Атмосфера в отделении «Мать и дитя» царила мирная и доброжелательная. После обеденного сна все мамочки собирались в игровой комнате и рассаживались около своих детей. Пока малышня возилась на коврике с игрушками, мамы и бабушки могли хоть немного расслабиться на мягких диванах, пообщаться друг с другом, делясь повседневными переживаниями и рассказывая друг другу о скромных достижениях своих деток, большинство из которых имели инвалидность и не могли самостоятельно передвигаться. Трудно объяснить, но эти родители не выглядели слишком удрученными и измученными, наверное потому, что жалеть себя им было просто некогда. Наблюдая за ними, Ирина подумала, что ей очень повезло с соседками. Какая нелегкая судьба у этих женщин, но им удалось сохранить человеческое достоинство и женственность, не обозлиться на весь мир, не остервенеть от постоянной борьбы за здоровье собственного ребенка, особенно в такой стране, где за всё приходилось бороться.
Ирина присела рядом с Альбертом на ковёр в игровой зоне и молча наблюдала за тем, как её полуторагодовалый сынок присматривается к двум старшим мальчикам и даже пытается поучаствовать в их «взрослых» играх, придвигаясь к ним поближе. Конечно, этот ребёнок сильно отличался от других, и он был особенным во всём. От него струилась такая искренняя и безусловная любовь, растворяться в которой можно было бесконечно. Как правило, окружающие влюблялись в необычного малыша с первых минут знакомства и удивлялись: «Ой! Какой он у вас хорошенький и интересный! А мы думали, что «даунята» все одинаковые». Сама Ирина души в сыночке не чаяла. Она представить себе не могла, что кого-то можно любить ещё сильнее, чем это маленькое чудо, словно специально созданное для любви. Альберт как-то удивительно тонко чувствовал людей, словно имел специальный датчик, встроенный в свой нетипичный мозг. Детей он обожал, но тянуло мальчика только к таким же добродушным и открытым, как он. А вот со взрослыми он ладил далеко не со всеми. От неприятного человека малыш сразу же отворачивался и начинал сначала тихонько хныкать, а потом реветь всё громче и громче. С самого рождения он не терпел никакого давления по отношению к себе, выражая протест пронзительным плачем, и мгновенно превращаясь из милого ласкового котенка в пожарную сигнализацию. Но если уж незнакомец ему понравился, то он доверчиво прижимался к нему и, сладко мурлыча, гладил своими мягкими ладошками лицо и волосы этого человека с такой непритворной нежностью, что мурашки пробегали по коже. Обниматься с Альбертиком было невообразимо приятно. Особенно Ирина любила целовать его бархатистую кожу возле ушка, когда он своими пухлыми ручками доверчиво обхватывал мамину шею. В ответ малыш зажмуривал от удовольствия глаза и тихо, загадочно улыбался на мамином плече. Больше всего на свете малыш любил музыку и готов был слушать её круглые сутки, при этом на его лице отражалась вся палитра чувств и переживаний от услышанного. Дома он мог целый час увлечённо «играть» на гитаре или пианино, аккуратно извлекая звуки своими мягкими пухлыми пальчиками.
Но кроме милых и приятных особенностей, двадцать первая хромосома создавала множество серьёзных проблем в организме мальчика. Из-за пониженного мышечного тонуса Альберту с большим трудом давались даже самые простые движения. Приходилось постоянно заниматься с сыном, чтобы хоть немного компенсировать его физическое отставание и научить элементарным двигательным навыкам: держать голову, сидеть, ползать, стоять, ходить. Кроме того, восприятие любой незнакомой информации происходило у него очень болезненно. Всякий новый раздражитель мгновенно вызывал у малыша внутренний дискомфорт и бурный протест. Требовалось немало терпения и самообладания взрослых, чтобы хоть чему-то обучить мальчика через многократные, изматывающие повторения и вопреки его возмущённым крикам. Иногда этот процесс выглядел так: шаг вперед – два назад, и это приводило Ирину в отчаянье. О, сколько раз она вспоминала ночное предсказание о тернистой, извилистой тропинке, по которой ей приходится теперь петлять! Всё это время странный сон не давал женщине покоя. Она никак не могла понять, почему именно ей в жизни выпало такое испытание, и какие ещё трудности ожидают её впереди? Ведь во сне тропинка постепенно превратилась в скользкий и опасный ледник, почти отвесно поднимающийся наверх. Ирине пришлось бросить свою тележку вместе с поклажей и буквально ползти по склону, цепляясь за острые края огромных льдин и рискуя каждую минуту скатиться вниз. Кое-как, полуживая от усталости, она всё-таки забралась на вершину горы. Туда, где шла обычная размеренная жизнь, где стояли ровные аккуратные домики, и где люди с маленькими удобными котомками неторопливо шли по своим делам.