Влияние на память, подсознание и интуицию
Наблюдающая сдержанность не только способствует развитию вполне сознательной силы ума, но также открывает возможность влияния на структуру подсознания и питаемые им функции памяти и интуиции. Это становится возможным в особенности благодаря действию первых трех упомянутых выше факторов, а именно: благодаря усилению интенсивности и отчетливости сознания, а также благодаря расширению сферы его отношений, касающихся высших сознательных процессов. Также и их больший «суверенитет», приобретаемый в силу расширения свободы выбора, может иметь формирующее влияние на подпороговые процессы.
Если мы внимательно проследим за ясно воспринятыми объектами и впечатлениями от них до самой конечной фазы последних и дадим возможность этой фазе медленно завершиться, тогда эти впечатления, погрузившись в подсознание, несомненно, будут отличаться от неясных впечатлений и от впечатлений с оборвавшейся или расплывчатой конечной фазой. Мы можем считать весьма правдоподобным, что и внутри подсознания они останутся более отчетливыми и более «членораздельными», а потому окажутся более доступными для высших сфер сознания. Разумеется, пока они появляются лишь в одиночку, они могут затеряться в общем фоне и не повлияют на него сколько-нибудь заметным образом. Однако если эти отчетливые впечатления увеличиваются в числе благодаря сознательному содействию, их подпороговые влияния постепенно займут в сфере подсознательного особое место и смогут привлечь к себе и ассимилировать все большее число нормальных и ослабленных подсознательных процессов; притом это воздействие зависит от степени их силы и отчетливости, как и от широты ассоциативных связей (для вышеупомянутой «сферы отношений» этот факт является решающим). Дальнейшим и столь же существенным последствием в подсознании вредные и низкие тенденции находят сильное противодействие уже на этой подпороговой плоскости; а поэтому им реже удается совершать неожиданные вылазки в высшие слои сознания. Таким образом, практика правильного внимания может постепенно произвести глубоко идущее преобразование структурьспод-сознания незаметным способом в самых этих глубинных сферах, доступных разве только средствам психоанализа. Практикующий внимательность ученик бодрствует на пороге и не покидает своего поста.
Легче и точнее будут вспоминаться и те впечатления, которые вполне созрели: легче благодаря большей интенсивности сознания, которое порождает более сильную «энг-рамму»; точнее вследствие отчетливого охвата всех характерных признаков объекта, что уменьшает опасность искажений во время вспоминания. И многообразие отношений первоначального акта восприятия и сознания окажет двойное воздействие: на легкость вспоминания и на его точность. Ранее мы упомянули, что палийский термин «сати» означает как внимательность, так и мыслительную силу; и нам теперь надо установить здесь причинную связь между ними, а именно: укрепление силы мысли благодаря правильной внимательности5.
Когда все более обширные сферы подсознания поднимутся к ступени большей доступности и благодаря этому будет возведен крепкий и постоянно расширяющийся мостик между подсознанием и верхними слоями сознания, по этому мостику можно будет открыть беспрепятственное и безостановочное движение. Этот «поток» идет в обоих направлениях, так что происходит взаимное обогащение обеих сфер. Возникшая таким образом более тесная связь между верхними слоями сознания и подсознанием, которую мы выразили в этом образе (и он должен остаться не более, чем образом), означает, иначе говоря, что в подобном уме большее место займет интуиция. Потому что интуиция возникает не из пустоты (хотя ее внезапное появление кажется даром милосердия Божия), а вырастает из темной перегнойной почвы подсознания. Хорошую питательную среду для интуиции составят те упоминавшиеся выше более доступные нам особые области подсознания, скрывающие в себе воспоминания, происходящие из отчетливых, вполне созревших впечатлений. Здесь многообразие связей таких впечатлений окажется плодотворным. Потому что воспоминания, которые включают в себя также взаимосвязи и взаимоотношения, свойственные припоминаемым объектам, будут обладать более устойчиво организованным характером, нежели воспоминания о несвязанных, изолированных объектах. Они будут несравненно более сильными стимулами для интуитивной способности; последняя как раз и состоит в том, чтобы видеть и создавать новые взаимосвязи. Это относится также и к достижениям в области наук и искусств, которые могут точно так же обогатиться благодаря описанному здесь росту интуитивной способности. В тишине, в недрах подпороговых глубин совершается работа сосредоточивания и координации подсознательных осадков переживаний и познания, пока, наконец, не созреют ее результаты в виде «интуиции». Иногда прорыв интуиции может быть вызван совершенно незначительным будничным происшествием, поскольку оно при своем прежнем появлении приобрело благодаря наблюдательной сдержанности особое смысловое содержание и побудительную силу. Сдержанность и безмолвие во время чистого наблюдения дают возможность будничным мелочам раскрыть свое глубинное измерение и таким образом дать интуиции обильную пищу. Это относится также и к интуитивному прозрению, випассана, которое на буддийском пути спасения является главным инструментом внутренней работы освобождения. Буддийская традиция сообщает о многих случаях, когда монахи переживали решающий прорыв к полному прозрению или к полной святости не во время упражнений со своим долго культивировавшимся объектом медитации, а в совсем иных случаях, скажем при виде лесного пожара, миража, пузырей на поверхности воды или даже тогда, когда они спотыкались по дороге. Будничные события, благодаря которым приходит проявление интуиции, конечно, получают свой смысл и побудительную силу только под влиянием предшествующей близости практикующего с мелочами повседневной жизни. Но эта близость возникает точно так же вследствие вдумчивой сдержанности, вследствие бережного внимания к своим впечатлениям до самого их конца. Все это создает подпоро-говый резервуар легко доступных воспоминаний. И вот если такие впечатления были связаны, согласно предписаниям обучения, с познанием, они будут в состоянии стимулировать интуитивное прозрение и даже довести практикующего до полной зрелости в святости.
Однако медленное завершение впечатлений не только подготавливает питательную почву для интуиции, но также ее устойчивость, ее использование и даже ее повторное появление. С давних времен мы слышим жалобы вдохновенных людей на то, что проявления интуиции, сверкнув, исчезают с быстротой, а ковыляющая за ними мысль иногда только-только успевает уловить их последний слабый отблеск. Однако если приучить ум к наблюдающей сдержанности, приучить его следить за медленным развертыванием впечатлений, если благодаря этому и подсознание подверглось описанному выше влиянию, тогда интуитивное мгновенье может приобрести более медленный, более сильный и полностью развернутый ритм; тогда, несмотря на мимолетность, мы сможем ясно его воспринять и полностью использовать. Если затем мы будем провожать эти постепенно затихающие вспышки интуиции осторожным, равномерным, «качающимся » вниманием, иногда может оказаться возможным вновь поднять эти тонкие колебания мысли до их полного размаха и повторно привести их к наивысшему пункту.
Полное использование одного-единственного момента интуиции может иметь решающее значение для продвижения по спасающему пути учения Будды. Если же схватывающая способность ума слишком ослаблена или замедлена, это мгновенье интуитивного познающего прозрения может ускользнуть прежде, чем мы сумеем воспользоваться им в полной мере для труда внутреннего освобождения; и может случиться так, что это проявление интуиции или повторится лишь через несколько лет, или не повторится вообще в нынешней жизни практикующего. Обучение наблюдающей сдержанности облегчит, однако, задачу глубокого и полного схватывания мимолетного мгновенья интуиции.
Вышеизложенное поможет понять, почему старые мастера назвали в качестве одной из функций внимательности «неускользание», апилапаната.
НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ ВИДЕНЬЕ
«Мне хотелось бы суметь отвыкнуть от всего, суметь заново увидеть, заново услышать, заново почувствовать. Привычка пор-титнашу философию».
/Георг Христиан Аихтенберг/.
Раньше мы уже говорили об импульсивной спонтанности зла. При этом мы видели, как наблюдающая сдержанность противодействует непосредственности вредной или опрометчивой реакции и вместе с тем открывает возможность того непосредственного виденья, о котором хотим сейчас поговорить. Под непосредственным виденьем мы понимаем приобретение неискаженной картины действительности без примеси спонтанно возникающих страстей, эмоциональной и интеллектуальной предубежденности, а также ложных ассоциаций в качестве «средних членов».
СИЛА ПРИВЫЧКИ
Спонтанные реакции возникают не только вследствие страстных импульсов. Они также представляют собой очень быстрые действия привычек - и в этой форме оказывают сильное, далеко идущее влияние в хорошую или дурную сторону. Влияние в хорошую сторону проявляется в энергии практики, благодаря которой мы предохраняем однажды приобретенную способность от утраты или забывания и делаем ее своей собственностью. А влияние в дурную сторону выражено в насильственном характере привычки, в ее парализующем, отупляющем воздействии, в ее косности и недоступности влияниям. Вот этими отрицательными аспектами мы и хотим теперь заняться.
Привычка раскидывает свою густую сеть над обширными сферами нашей жизни, нашего мышления. Она стремится захватить в эту сеть все большее число мимолетных импульсов. Ибо и те склонности и желания, те настроения, которые появляются совершенно случайно, почти незаметно, могут в силу беспрепятственного повторения стать неискоренимой привычкой, автоматизмом, не подлежащим сомнению. Продолжительное повторение стремления к удовольствию создает привычку, которая в конце концов приобретает характер принуждения. Соответствующие привычные действия сначала могут совсем не быть подчеркнуто приятными или удовлетворяющими. При первом случае их проявления часто отказаться от них или даже заменить их противоположными не составляет никакой трудности. Но вследствие повторения привычное действие постепенно станет однозначным с «приятным», а мешающие непривычные факторы будут означать нечто «неприятное» или «враждебное». Привычные поступки или привычная точка зрения инстинктивно принимаются за «правильные», а непривычные-за «ложные» или «ошибочные». Связь устанавливается здесь не столько в силу самих функций или способов мышления, а в силу удобства рутины, в силу нерушимого продолжения полюбившейся привычки. Часто весьма значительная крепость этой связи прежде всего проявляется в упорном давлении привычки на внутреннюю жизнь; это давление ощущается как в телесной, так и в психической сфере. Следствием привычки оказывается затем устойчивость соответствующего образа мысли и поведения и направляемой ими воли; они приобретают несвойственную им тяжесть, столь сильную преувеличенную ценность, что мы в конце концов считаем их неоспоримыми притязаниями личности. В таком преувеличенном значении какая-нибудь первоначально неважная повседневная привычка погружается в глубинные слои подсознания и может очень значительно способствовать неподвижности установок характера и суждений, ограничивая возможности их развития. Таким образом сила привычки кует здесь новые оковы (и подчас делает это совсем незаметно!), порождает новые симпатии, антипатии, а вместе с ними выращивает побеги новых страданий.
В Поучении об «основаниях внимательности» сказано: «И те оковы, которые возникают, обусловленные этими двумя (т.е. органом чувств и объектом), также знает он. И как дело доходит до возникновения [каких-то] невозникавших оков, также знает он». Принимая во внимание эти слова текста, можно думать, что речь идет о важной стороне психики, о привычке, не подвергавшейся проверке, которая создает и укрепляет новые оковы.
Возрастающая роль принятых без размышления привычек поведения и мышления означает опасность для возможностей формирования и развития ума, тем более что образование привычек и без того обладает стремлением к распространению, особенно в наше время усиливающейся стандартизации и разделения труда. Формирование привычек дает возможность упростить работу, а это, естественно, делает их все более желательными в условиях все более и более усложняющейся цивилизации. Однако широкое распространение привычек имеет также глубокие корни в самой природе сознания. Многие активные его состояния, которым свойственна определенная степень энергии, обладают одной, конечно, не всегда бесспорной тенденцией - тенденцией к повторению. Эта тенденция к повторению обнаруживается не только в упомянутом выше стремлении к инертности, но также в своеобразной «воле к власти», а именно: в стремлении некоторых состояний сознания приобрести более сильное влияние; в желании периферических и недостаточно организованных центров - хотя бы очень скромном - стать такими центрами, которым должны подчиняться и к которым должны приноравливаться другие более слабые тенденции. Именно стремление таких «властолюбивых» состояний сознания стать господствующими свойствами характера часто оказывается центром образования новой личности в будущем состоянии. При виде этой воли к господству честолюбивой и эгоцентрической личности приходит на ум биологическая аналогия: такое же стремление к безграничному расширению болезненно измененных образований, например, раковых.
В уме человека существуют бесчисленные задатки для формирования новых центров личности во время повторных рождений. Нам следовало бы дать торжественный обет освободить все эти потенциальные живые существа от «ведущего колеса» существования в кругу бытия, как это выразил шестой патриарх дзэн.
При таких двойных глубоких корнях, какими являются воля к власти и стремление к инертности, формирование привычек никоим образом не нуждается в повторном преднамеренном подкреплении; оно может проявиться, когда соответствующая телесная или умственная деятельность совершается без размышлений, если она имеет вредный характер и не встречает внутреннего противодействия. Из незаметных задатков мелких дурных привычек возникает многое такое, что становится крепкими оковами, которые трудно разбить.
Сдержанность перед чистым наблюдением и при нем дает возможность непосредственно увидеть соответствующую внутреннюю или внешнюю ситуацию и благодаря этому открывает путь для новых решений, не подвергшихся влияниям привычек или тенденций к повторению. Так можно воспрепятствовать чисто автоматическому движению поступков и направленности мысли, постоянно пополняющих резервуар подсознательных тенденций новыми задатками мощных ростков вредных наклонностей, потому что уже в тот момент, когда эти ростки вбирают в себя свойственное сдержанности ощущение противодействия, они утрачивают значительную часть своей производительной силы, теряют тенденцию к повторению; а потому нам будет легче одержать над ними верх при следующем их появлении.
Не следует давать сказанному ошибочное толкование. Выражение: «Привычка - кормилица человека» не может и не должно совсем исчезнуть из нашей жизни. Однако смысл его в том, что сейчас, особенно под давлением нынешних требований жизни, если мы способны выполнять мелкие повседневные дела и профессиональные занятия рутинного характера как бы с половинным вниманием и все же достаточно надежно, этим достигается значительное упрощение деятельности и экономия сил. Однако и в равномерности привычного выполнения работы есть своя мертвая точка, в которой ее качество начинает понижаться. Рутина указывает также на появление усталости, если деятельность чересчур долго была лишена оживляющего стимула какого-нибудь нового интереса. После благотворного упрощения, а иногда и значительного улучшения действий «сила привычки» затем начинает проявлять свое отупляющее и парализующее влияние.
Итак, «мелкие привычки» никоим образом не следует «уничтожать ». Однако нам нужно было бы регулярно убеждаться в том, что мы сохраняем господство над ними, т.е. сможем и отказаться от них или изменить их, когда захотим. Это происходит благодаря тому, что мы время от времени направляем чистое (т.е. свободное от влияния привычек) наблюдение на соответствующие поступки или мысли -и таким образом достигаем непосредственного виденья. Этим самым свойственные нам с давних пор и уже надоевшие переживания, вещи и люди снова становятся свежими и впечатляющими. Мы снова достигаем отстраненности от них и от собственных на них реакций, снова вспоминаем, что можно действовать по-иному, иначе смотреть на вещи и на людей, реагировать на них не так, как до сих пор. Приобретенную таким образом способность непосредственного виденья мы затем можем и должны использовать также для того, чтобы разрушать ту или иную дурную привычку, чтобы проверять давно усвоенные оценки и, когда нужно, пересматривать их. Чем раньше мы примемся за это дело, тем легче нам удастся отучиться от них. Добытая таким образом способность отказываться от небольших привычек обнаружит свою важность, когда однажды дело коснется необходимости искоренить какую-нибудь действительно дурную привычку или перенести действительно глубокую и решительную перемену в жизни. Разрыхлить повседневную жизнь и повседневное мышление, придать им подвижность при помощи периодических отказов от привычек и вновь обретаемой непосредственности - это окажет освежающее влияние на жизнеощущение и умственную деятельность того, кто займется самовоспитанием. В разрыхленную почву окажется легче посадить семена медитативного воспитания психики - и довести их побеги до мощного роста.