Хотя остальных защитников города монголы не пощадили и «люди от мала до велика вся убиша мечемъ».
Падение и страшный погром Киева стали знаковым событием нового нашествия монголов на Русь. В частности, среди правящих династий Южной Руси началась самая настоящая паника.
Сидевший в Луцке великий киевский князь Михаил Всеволодович со своим сыном Ростиславом опять бежали под защиту венгерского короля Белы IV, галицко-волынский князь Даниил Романович и его младший брат Василек кинулись спасаться во владения мазовецкого князя Болеслава I, а болоховские князья Михаил и Изяслав явили монголам свою покорность и согласились уплатить им большой выкуп.
После взятия Галича и Владимира-Волынского, которые монголы подвергли такому же страшному погрому, как Киев, Переяславль и Рязань, двоюродные братья Батыя ханы Гуюк и Мунке, повинуюсь приказу Каракорума, во главе своих туменов повернули обратно в Половецкую степь, что, несомненно, значительно уменьшило силы всей монгольской орды. В связи с этим обстоятельством ряд современных авторов (В. Егоров, Р. Храпачевский) считает, что дальнейшее движение монгольской орды на запад было предпринято ханом Батыем исключительно по собственной инициативе.
в) Поход монголов в Западную Европу (январь 1241 ; март 1242 гг.)
В январе 1241 г. тумены Байдара и Орду, обогнув Карпатские горы, вошли на территорию Малой Польши, форсировали Вислу и практически сразу взяли Люблин и Завихост. В феврале 1241 г. они захватили Сандомир, разбили малопольское ополчение под Турском и двинулись дальше на Краков, который пал под ударами монголов в марте 1241 г. Краковский князь Болеслав V Стыдливый поспешно бежал в Венгрию, а затем укрылся в одном из моравских монастырей.
После этого монголы через Рацибуж и Ополе пошли в Силезию и прорвались к Вроцлаву, все жители которого в панике бежали из города, а его посад был сожжен по приказу верхнесилезского князя Мешко Опольного. Решающая битва между монгольской ордой Байдара и объединенным польско-немецким войском, которое возглавил нижнесилезский князь Генрих II Благочестивый, состоялась в апреле 1241 г. под Легницей, где европейские рыцари потерпели сокрушительное поражение, а их предводитель погиб.
После этой грандиозной победы Байдар получил приказ Батыя как можно быстрее двигаться на юг, на соединение с его основными силами.
Таким образом, находясь уже на границах Германской империи, в районе города Майсен, монголы резко изменили свой маршрут и пошли на беззащитную Моравию, где разорили Пуканец, Крупину, Опаву, Бенешов и другие города.
Тем временем орда самого Батыя, разбив войско венгерского палатина Дионисия, прошла через Верецкий перевал в Карпатах и вторглась на территорию Паннонии, где разорила венгерские города Бистрицу, Орадя и Темешвар. Тогда же две монгольских орды ханов Бучека и темника Субедая, разгромив половцев на реке Серет, вторглись в Валахию и Трансильванию.
Взяв Вац и Эгер, монгольские орды вышли к Пешту, где венгерский король Бела IV успел собрать объединенное венгерско-хорватское войско. Однако это не спасло венгерского короля, поскольку в апреле 1241 г. он был разбит в битве на реке Шайо и бежал под защиту австрийского герцога Фридриха II Воителя.
Всю вторую половину 1241 г. монголы предпринимали неоднократные попытки занять плацдармы на правом берегу Дуная и начать боевые действия в землях Священной Римской империи, но все они терпели неудачу. Лишь один монгольский отрад смог прорваться к Нойштадту близ Вены, но, получив отпор от объединенного чешско-австрийского войска Фридриха II Воителя, монголы отступили за Дунай.
В конце 1241 г., с наступлением первых заморозков, основные силы Батыя смогли, наконец, форсировать замерзший Дунай и начали осаду Буды, Фехервара, Эстергома, Нитры, Братиславы и рада других венгерских городов, которые вскоре пали под ударами превосходящего противника. Одновременно с этим орда хана Кадана устремилась в Хорватию на поиски короля Белы IV, ритуальное убийство которого должно было стать логическим завершением этого похода. С этой целью в январе 1242 г. монголы двинулись на Загреб, но не успели схватить венгерского короля.
Поэтому после разгрома Загреба они устремились в Далмацию, но и здесь их постигла неудача, поскольку, не сумев взять крепость Клис, в марте 1242 г. они повернули назад и ушли в Болгарию.
Историки по-разному объясняли причины поспешного ухода монголов из Европы. Одни (Г. Вернадский, Л. Гумилев) делали особый акцент на том, что Батый прервал «Великий Западный поход», узнав о смерти в Каракоруме Великого хана Угэдэя, что неизбежно вызвало острую борьбу за власть между всеми потомками Чингисхана.
Их оппоненты (В. Пашуто, Д. Хрусталев) считают, что смерть Угэдэя стала лишь удобным предлогом для прекращения этого похода, а реальной причиной были огромные потери монголов и новые антимонгольские восстания в Половецкой степи и Волжской Булгарии.
3. Основные проблемы в историографии
В настоящее время при изучении монгольского нашествия историки спорят по трем ключевым проблемам:
1) какова была численность монгольского войска, принимавшего участие в нашествии на Русь,
2) было ли само нашествие монголов на Русь,
3) каковы были главные итоги и последствия монгольского нашествия.
1) По мнению ряда авторов (Л. Гумилев, Д, Хрусталев), в 1224 г. при разделе своей обширной империи между сыновьями Чингисхан выделил старшему сыну Джучи удел, который мог выставить не более 4000 всадников из состава собственно монгольских родов.
Естественно, в процессе активных завоеваний монголов численность их армии значительно возросла за счет покоренных народов, которые были вынуждены поставлять им свои воинские контингенты. Однако многие историки, в том числе и сами «евразийцы» (Г. Вернадский, И. Данилевский, Дж. Феннел), справедливо сомневаются в подобных чисто умозрительных подсчетах своих коллег.
Что касается численности той монгольской орды, которая непосредственно приняла участие в «Великом Западном походе», то здесь разброс мнений чрезвычайно велик. В частности, ряд крупных русских и советских историков (Н. Карамзин, А. Насонов, Б. Рыбаков) приняли за истину различные свидетельства средневековых авторов, что численность монгольской армии составляла 300—500 тысяч всадников. Большинство советских, зарубежных и современных историков (Л. Черепнин, В. Каргалов, В. Кащеев, Д. Хрусталев, У. Очиров, Дж. Фенннел) полагает, что эти цифры носят явно завышенный характер и реальная численность армии Батыя вряд ли превышала 120;140 тысяч человек.
Существует также версия очень известного и популярного ныне «евразийца», профессора Л.Н. Гумилева, что численность монгольской орды, принимавшей участие в походе на Русь, составляла всего 30—35 тысяч всадников, поскольку монголы одновременно могли прокормить на подножном корму не более 100—120 тысяч лошадей.
Эта точка зрения отвергается большинством современных историков, поскольку она основана не на анализе исторических фактов и источников, а на довольно сомнительном дедуктивном методе, изобретенным самим автором, который прямо уводит его в область патологической фантастики.
Что касается вопроса о численности русских войск, то, по мнению многих историков (А. Строков, В. Каргалов, Д. Хрусталев), совокупная военная мощь всех русских земель составляла примерно 100—110 тысяч человек.
Однако, как известно, русские князья не просто не смогли объединить все свои силы для отпора врагу, но даже в условиях монгольского нашествия продолжили ожесточенную междоусобную войну, в которой приняли участие великие князья Михаил Черниговский, Даниил Волынский и Ярослав Владимирский. Кстати, по мнению ряда современных авторов (А. Горский, Д. Хрусталев), именно эта «неизвестная война» 1230-х гг. и сыграла существенную роковую роль в разгроме всех русских земель монголами.
2) В русской и советской исторической науке сама постановка этого вопроса была бы просто кощунственна и неуместна, поскольку никто из здравых историков не ставил под сомнение сам факт монгольского нашествия на Русь. Сегодня эта проблема стала достоянием не столько самой историографии, сколько широкого общественного мнения. Причиной такого положения вещей стали два печальных обстоятельства:
1) клиническая патология хорошо известных «новохронологов», бредовые книги которых до сих пор издаются огромными тиражами,
2) активная популяризация старых идей русских «эмигрантов-евразийцев», новыми вождями которых стали два известных профессора В.В. Кожинов и Л.Н. Гумилев.
Что касается бредовых идей «новохронологов», то пусть в них разбираются доблестные психиатры и наркологи, а что касается идей «евразийцев», отрицавших факт монгольского нашествия на Русь, то здесь не все так просто, как кажется на первый взгляд.
Как верно подметил профессор А.Г. Кузьмин, в основе всего «русского евразийства», построенного на грубой фальсификации известных исторических фактов, лежат украинский национализм и пантюркистская идеология «младотурок».
В частности, еще в конце XIX ; начале XX вв. два видных идеолога украинского национализма, известные профессора Киевского и Львовского университетов М.А. Максимович и М.С. Грушевский не только отвергли разрушительный характер монгольского нашествия на Русь, но даже усмотрели в нем определенное благо, поскольку оно привело к «обескняжению» всех южнорусских земель, положив начало «вильной» и «незалежной» Казацькой Украинской державы.
В 1920-х гг. в русской эмигрантской литературе под влиянием работ Н.С. Трубецкого, П.И. Савицкого, Б.Н. Ширяева, С.Г. Пушкарева, Г.В. Вернадского и других философов и историков, выступивших с печально известной теорией «туранского этногенеза», очень близкой по своей сути идеологии пантюркизма, зародилась так называемое «русское евразийство». Эти псевдопатриоты, часть из которых (Б.Н. Ширяев, С.Г. Пушкарев) в годы войны служили во власовской армии предателей, заявили, что:
а) Чингисхану удалось «выполнить историческую миссию государственного объединения всей Евразии»;
б) само монгольское завоевание «было полезным и созидательным делом для всей Евразии»;
в) Чингисхан и Батый осуществили «творческую миссию созидателей и организаторов исторически ценного здания Русской Евразийской державы».
3) Что касается общих итогов монгольского нашествия, то все современные «евразийцы» (Л. Гумилев, В. Кожинов), а также русофобы всех мастей из числа западных русистов и советологов (Дж. Феннел, Р. Пайпс), исходя из собственных теоретических построений и схем, не только сознательно преуменьшают катастрофические последствия монгольского нашествия на Русь, но и говорят о благодатной роли «Монгольской степи» в истории русского народа и особом «русско-монгольском симбиозе», приведшем к образованию Великой Евразийской державы.
Эти «первооткрыватели» совершенно не понимают или не хотят понять того, что:
• в ходе монгольского нашествия были уничтожены и порабощены не только миллионы русских, но и сотни тысяч половцев и булгар, которые были прямыми предками нынешних татар;
• базой для создания будущей Российской евразийской державы стала русская территориальная община, а не кровно-родовая община монголов, которая по определению была жесткой иерархической структурой и отвергала любой пришлый инородный элемент, который в рамках этой общины мог быть только на положении раба;
• кочевая жизнь монголов неизбежно располагала к их особой агрессивности и паразитарности, поэтому они всегда выступали в качестве захватчиков, завоевателей и грабителей земледельческих племен, в том числе славян и древних булгар.
Конечно, подавляющее большинство ученых (Б. Рыбаков, Н. Воронин, В. Мавродин, А. Кузьмин, А. Монгайт, М. Каргер, П. Толочко, В. Каргалов, Д. Хрусталев), не зараженных бациллой русофобского «евразийства», опираясь на огромное количество письменных и археологических источников, утверждает, что:
• Монгольское нашествие привело к беспрецедентной гибели всего городского населения Древней Руси. Этот демографический коллапс был настолько велик, что современники прямо писали о том, что «антихрист мог бы прослезиться от ужасов монгольского погрома». Многие историки и демографы прямо говорят о том, что прежняя численность населения Древней Руси была восстановлена только к концу XVII в.!
• Монгольское нашествие нанесло колоссальный удар по производительным силам русских городов и, прежде всего, городскому ремеслу, поскольку именно города были главными объектами монгольской агрессии и погрома. По подсчетам русских и советских археологов, в ходе монгольского нашествия:
а) были полностью разрушены 49 древнерусских городов, из которых ровно треть, в частности Старая Рязань, Переяславль Южный, Владимир- Волынский, так никогда и не восстали из пепла;
б) были полностью и безвозвратно уничтожены десятки ремесленных технологий и на целое столетие прекратилось каменное зодчество на всей территории Руси, в том числе и в новгородских землях, не подвергшихся монгольскому погрому.
• Монгольское нашествие, в ходе которого были уничтожены сотни погостов и сел, нанесло огромный урон производительным силам в сельском хозяйстве и нанесло колоссальный удар по всему вотчинному землевладению, поскольку в ходе нашествия погибла практически вся правящая элита древнерусского общества, составлявшая в военное время костяк всех княжеских дружин.
• Монгольское нашествие нанесло огромный удар по международным и внешнеторговым связям Руси, поскольку были разрушены все прежние коммуникации, которые либо оказались под полным контролем самих монголов, либо захирели ввиду общего упадка городского ремесла и сельского хозяйства на Руси.
Неслучайно в свое время, отвечая на известный пасквиль А.Я. Чаадаева «Письма о философии истории», в своей статье «О ничтожестве литературы русской» A. С. Пушкин писал: «России определено было высокое предназначение. Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы, варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся Просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией. Но Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна».
Что касается отдаленных последствий монгольского нашествия, то здесь существует три основных точки зрения.
Одни историки, в том числе все «евразийцы» (Н. Карамзин, Н. Костомаров, Н. Трубецкой, Г. Вернадский), считали, что монгольское нашествие и владычество монголов на Руси имело огромное позитивное значение, которое выразилось в создании единого Российского государства.
Другие авторы (С. Соловьев, В. Ключевский, С. Платонов) говорили об очень незначительном воздействии монголов на внутреннюю жизнь русских земель.
Наконец, третья, самая многочисленная группа авторов (Б. Греков, А. Якубовский, А. Насонов, B. Каргалов, А. Каргалов), утверждала, что монголы оказали очень заметное, но не определяющее значение на развитие русских земель, а создание единого Русского государства произошло не благодаря, а вопреки монголам.
4. Военно-политическая ситуация на Северо-Западной Руси
а) Создание духовно-рыцарских орденов и завоевание Прибалтики
В 1198 г. немецкие рыцари Тевтонского ордена, созданного в землях поморских славян, продолжив свою политику «drang nach osten», (натиск на восток) начали агрессию против соседних балтских племен пруссов, литов, жмуди, ятвягов, аукштайтов и других, живших на южном и восточном побережье Балтийского моря. Уже в 1201 г., захватив значительную территорию Прибалтики, в устье Западной Двины крестоносцы основали город Ригу, который стал главным духовным и военно-административным центром крестоносцев в этом регионе.
В 1202 г. ливонский епископ Альберт Буксгевден основал здесь новый духовно-рыцарский орден меченосцев, специальную буллу о признании которого издал римский папа Иннокентий III. Именно с его благословения меченосцы продолжили свое движение на восток и в 1206 г. основали новый город Венден, который стал резиденцией первого магистра ордена, саксонского барона Вино фон Рорбаха (1202—1209).
После его гибели новым магистром ордена стал барон Фольквин фон Наумбург (1209;1236), который продолжил движение на восток, и вскоре меченосцы вместе с датскими крестоносцами оккупировали всю территорию Центральной и Северной Прибалтики, основав в 1219 г. новый город Ревель.
Естественно, что агрессивная политика меченосцев создала реальную угрозу безопасности пограничных русских земель. Поэтому в 1217;1224 гг. новгородские и псковские князья Всеволод Мстиславич, Всеволод Юрьевич, Ярослав Всеволодович и Владимир Мстиславич были вынуждены постоянно отражать нашествия крестоносцев и ходить ответными походами на Венден и Ревель. Но в 1224 г. после взятия крестоносцами Юрьева (Дерпта), в Прибалтике установилось относительное перемирие, которое продержалось несколько лет.
В 1232 г. новый римский папа Григорий IX призвал крестоносцев возобновить натиск на восток и начать новый Северный крестовый поход (1233—1236). Зимой 1234 г. тогдашний новгородский князь Ярослав Всеволодович отбил натиск крестоносцев, вторгся во владения ордена и «иде на немци под Юрьев, и ста не дошед города, биша их на реце на Омовыже, и немици обломишася». Летом 1236 г. литовский князь Миндовг (1248;1263) нанес сокрушительное поражение меченосцам под Шауляем, где погиб сам магистр ордена Ф. Наумбург. Эта военная катастрофа заставила крестоносцев приостановить агрессию в Прибалтике и объединить свои силы.
В 1237 г. по инициативе императора Священной Римской империи Фридриха II Тевтонский орден и орден меченосцев объединились в Ливонский орден (1237;1561), первым магистром которого стал барон Герман фон Балк.
В декабре 1237 г. римский папа Григорий IX благословил новый Северный крестовый поход, а уже в июне 1238 г. датский король Вальдемар II и магистр ордена Г. Балк договорились о разделе Эстляндии и начале совместных военных действиях против Руси с участием шведских наемников, которые уже давно совершали набеги на побережье Финского залива.
Справедливости ради следует сказать, что в настоящее время некоторые либеральные авторы (И. Данилевский, Д. Хрусталев, А. Нестеренко Ю. Пивоваров, Дж. Феннел) стали отрицать агрессивный характер политики немецких крестоносцев и утверждают, что сами новгородцы зачастую проявляли непомерную агрессивность в соседних прибалтийских землях, жертвой которых стали коренные балтийские и финно-угорские племена. Однако эта предвзятая оценка, конечно, носит явно пропагандистский, а не строго научный характер.
б) Агрессия шведов против Новгорода. Невская битва (15 июля 1240 г.)
В это тревожное время новым новгородским князем стал старший сын великого владимирского князя Александр Ярославич (1221—1263). Прекрасно понимая сложившуюся ситуацию, молодой новгородский князь пошел на сближение с другими русскими князьями и уже в 1239 г. заключил брак с дочерью полоцкого князя Брячислава Васильковича Александрой.
Этот брачный союз во многом носил чисто политический характер, поскольку в лице полоцкого князя Александр приобрел верного союзника в борьбе с ливонской угрозой. Более того, свою свадьбу он сыграл в пограничном Торопце, где сумел примирить своего тестя, князя Брячислава, со смоленским князем Всеволодом Мстиславичем.
Подготовка к войне с Ливонским орденом неожиданно была прервана новым нашествием северных германцев и союзных им финнов на Новгородскую Русь. Как повествует летописная «Повесть о житии Александра Невского», летом 1240 г. «придоша свеи в силе велице, и мурмане, и сумь, и емь в кораблихъ множьство много зело, свеи съ княземь и съ епискупы своими, и сташа в Неве устье Ижеры, хотяче всприяти Ладогу, просто же реку и Новъгородъ и всю область Новгородьскую». Кем был этот шведский «князь», о котором повествует автор «Повести», до сих пор не вполне ясно. Поэтому одни историки (Н. Костомаров) утверждают, что им был зять шведского короля Эрика Шепелявого (1222;1250) ярл Биргер Магнуссон. Другие авторы (И. Шаскольский) полагают, что предводителем шведов был Ульф Фасе, который именно тогда и был шведским ярлом, т.е. главой королевского правительства.