Тема: Древняя Русь при Владимире Святом
План:
1. Первая междоусобица и начало правления князя Владимира (977;980).
2. Языческая реформа Владимира и причины ее провала.
3. Проблема Крещения Руси.
а) Проблема датировки Крещения Руси.
б) Проблема внутреннего содержания Крещения Руси.
4. Второй период правления князя Владимира (989;1015).
5. Вторая междоусобица и начало правления Ярослава Мудрого (1015;1019).
6. Правление Ярослава Мудрого (1019;1054).
7. «Русская правда» Ярослава Мудрого.
1. Первая княжеская междоусобица и начало правления князя Владимира (977;980)
972;978 — правление великого киевского князя Ярополка. Дата рождения этого князя, как и имя его матери, историкам неизвестны, поскольку впервые имя Ярополка упомянуто в ПВЛ только в 968 г., в связи с набегом печенегов на Киев, когда его бабка княгиня Ольга укрылась в городе с тремя своими внуками, одним из которых и был Ярополк.
Второй раз имя этого князя упоминается в летописной статье, датированной 970 г., когда его отец князь Святослав накануне очередного отъезда на Дунай разделил территорию своего государства на три удела и передал старшему сыну Ярополку управление Киевом.
После гибели князя Святослава на территории Киевской Руси, по сути, возникло три независимых княжения в землях полян, древлян и ильменских словен, во главе которых встали его сыновья Ярополк, Олег и Владимир. Великим киевским князем стал старший из братьев Ярополк, однако, вероятнее всего, его реальная политическая власть не распространялась на владения младших братьев, а ограничивалась только территорией самой «Русской земли».
Ряд современных авторов (А. Кузьмин, И. Фроянов) полагает, что власть Ярополка во многом носила чисто номинальный характер, поскольку реальным хозяином положения в Киеве был влиятельный воевода Свенельд, который и спровоцировал военный конфликт между Ярополком и его младшим братом Олегом, правившим в древлянской земле.
977—980 — междоусобица Ярополка, Олега и Владимира. Летописная традиция связывает начало этой междоусобицы с событиями 975 г., когда древлянский князь Олег убил в своих владениях одного из сыновей очень влиятельного воеводы Свенельда Люта, который, грубо нарушив неписанный закон, охотился там.
В результате Свенельд решил отомстить Олегу за гибель старшего сына и подговорил Ярополка пойти походом на родного брата и такого же благоверного христианина, каким был и он сам. Летом 977 г. недалеко от Овруча состоялась битва двух княжеских дружин, в ходе которой юный древлянский князь совершенно нелепо погиб во время бегства его дружины с поля брани.
По свидетельству летописца, Олег то ли упал с узкого моста в ров с кольями у стен своего стольного града Овруча, то ли был раздавлен на самом мосту копытами коней своих дружинников, в беспорядке отступавших под защиту крепостных стен.
Новгородский князь Владимир, узнав о произошедшей трагедии, испугался и бежал из Новгорода в Южную Прибалтику, который вскоре заняли посадники Ярополка. Однако уже в 978 г. Владимир с наемной варяжской дружиной вернул себе новгородский стол и пошел войной на старшего брата.
Сначала Владимир захватил перешедший на сторону Киева Полоцк, перебив семью тамошнего князя Рогволода, а затем с большим войском осадил Киев, где в «тяжкой истоме» заперся Ярополк. По версии летописца, воевода Ярополка Блуд, подкупленный Владимиром, убедил своего патрона бежать в маленький городок Родень под защиту союзных печенегов, запугав его возможным мятежом киевлян.
Именно здесь в Родне, на границе с печенежской степью, Владимир заманил Ярополка на переговоры, где по его приказу два наемника-варяга подняли его «мечьми под пазуси, и тако убиенъ бысть Ярополкъ». Расправившись с киевским князем, Владимир взял его беременную жену в наложницы, и торжественно въехал в Киев.
По летописному свидетельству Владимир вокняжился в Киеве в 980 г., однако, согласно более раннему источнику «Памяти и похвале князю Владимиру» Иакова Мниха, это событие произошло в 978 г. В исторической науке предпочтение отдается именно этой дате, но в учебной литературе, как правило, указывается первая дата.
980;1015 — правление великого киевского князя Владимира. Точная дата его рождения неизвестна, но, вероятнее всего, к моменту его вступления на престол юному князю было около двадцати лет, поэтому многие историки полагают, что родился он примерно в 960 г. от милостницы (рабыни) княгини Ольги ключницы Малуши родом из Любеча. Вокняжившись в Киеве, Владимир быстро восстановил политическое единство Древней Руси и приступил к расширению границ своего государства. В 981;983 гг. он провел удачную пограничную войну с польским королем Мешко I (960—992), в результате которой в состав Руси вошли «Червенские земли» волынян и белых хорватов, а также пограничные земли «Черной Руси», заселенные ятвягами.
Одновременно Владимир совершил удачный поход против печенегов, после чего начал строительство грандиозной оборонительной линии на южных рубежах Руси по рекам Стугне, Суле, Трубежу и Десне, поставив здесь несколько порубежных городов-крепостей. Наконец, в 984―985 гг. Владимир совершил удачные походы в земли вятичей, радимичей и соседней Волжской Булгарии, в результате которых их племенные княжения окончательно вошли в состав Киевской державы, а Волжская Булгария, потерпев поражение от русов, подписала выгодный для Киева торговый договор.
2. Языческая реформа Владимира и причины ее провала
Будучи незаурядным государственным деятелем, Владимир практически сразу стал искать не только силовые, но и иные обручи, которые могли бы скрепить рыхлое и неустойчивое объединение разноэтничных племен в рамках его огромного государства.
Поэтому вскоре, озаботившись проблемой идейного единства русских земель, Владимир попытался провести языческую религиозную реформу, в результате которой сотворил на холме близ своего княжьего двора в Киеве единый пантеон из шести языческих богов — Перуна, Стрибога, Дажьбога, Хорса, Симаргла и Мокоши.
Практически все авторы (Б. Рыбаков, В. Топоров, А. Кузьмин, М. Васильев) подчеркнули тот примечательный факт, что в рамках этого пантеона были объединены разные языческие божества, которые имели не только славянские, но и индоарийские, иранские, русские (варяжские) и финские корни.
Как всегда, отличились в этом вопросе и наши записные норманисты, в частности, тот самый «голубой конунг», который, с присущей ему скромностью выпустил автобиографический шедевр «Трудно быть Клейном» (2010). Но сейчас речь не об этом, а о другом. За год до своей «исповеди» борца с советским тоталитаризмом, русским национализмом и мерзкой гомофобией правящего коммунистического режима он опубликовал еще один, но теперь уже «научный шедевр» «Воскрешение Перуна: к реконструкции восточнославянского язычества» (2009), где ничтоже сумняшеся заявил, что известное балто-славянское божество Перун в реальности было вайнахским, т.е. чечено-ингушским, божеством.
Но, конечно, подобные изыскания Л.С. Клейна не встретили поддержки во всем научном сообществе в силу разного рода причин, в том числе слабой аргументации автором своей «новаторской концепции».
В серьезных научных кругах языческая реформа князя Владимира до сих пор вызывает самые бурные споры.
1) Одной из дискуссионных проблем является вопрос о времени проведения этой реформы.
Одни историки (Б. Рыбаков, А. Кузьмин, А. Карпов), прямо ссылаясь на летописный текст, считают, что первую религиозную реформу Владимир провел сразу после захвата власти в 980 г.
Другие авторы (Е. Аничков, М. Васильев) полагают, что эта реформа проводилась в течение нескольких лет, вплоть до принятия христианства, и датируют ее 980;988 гг.
Наконец, третья группа авторов (Е. Голубинский, О. Рапов) вообще отрицает сам факт проведения языческой реформы, настаивая на неверном прочтении их оппонентами известного летописного текста.
В современной учебной литературе по не вполне понятным причинам датой проведения языческой реформы традиционно называют 983 г., когда, по свидетельству летописца, Владимир, вернувшись в Киев после удачного похода на ятвягов, отправился на языческое капище, где «творяше требу кумиромъ», принес в жертву Перуну двух варягов-христиан.
2) Не меньшие споры вызывает вопрос и о том, почему именно эти шесть богов вошли в общегосударственный языческий пантеон, и в этом пантеоне не оказалось других славянских божеств, в том числе столь почитаемого у восточных славян Велеса. На сей счет также существует немало разных мнений.
Наиболее распространенной является версия тех историков (Б. Рыбаков, А. Кузьмин), которые предположили, что основная цель языческой реформы состояла в том, чтобы удовлетворить религиозные традиции и интересы основных этнических групп, составивших костяк Древнерусского государства, т.е. русов, славян, финнов и потомков скифов.
Более предпочтительной версией нам представляется гипотеза историка А.Ю. Карпова, который предположил, что все языческие божества из Владимирова пантеона так или иначе были связаны с небесными стихиями — солнцем, ветром,
громом, молнией, дождем и т.д. Статуи языческих идолов, размещенные в Киеве, Новгороде и других русских городах, должны были стать зримым и земным отражением Божественного Неба, где восседал бог-громовержец Перун.
3) Что касается содержания языческой реформы, то здесь тоже наблюдается большой разброс мнений
Одни историки (Е.Е. Голубинский, О.М. Рапов), отрицая сам факт проведения этой реформы, утверждали, что речь шла о прозаическом деле — строительстве Владимиром нового языческого капища на новом месте, с целью показать киевским язычникам и волхвам его приверженность к древним языческим богам и снискать у них расположение.
Другие авторы (П. Строев, Е. Аничков, Б. Рыбаков, А. Карпов) полагали, что, проводя свою реформу, князь Владимир преследовал две главных цели:
а) провозгласить родового княжеско-дружинного бога-покровителя Перуна верховным божеством всей Руси
б) объединить вокруг Перуна-громовержца пять самых значимых языческих богов, почитаемых у разных этносов, входивших в состав Древнерусского государства.
Третья группа авторов (М. Васильев), в целом поддержавшая авторов вышеупомянутой концепции, утверждает, что создание пантеона языческих божеств в одном Киеве предназначалось только для обитателей «Русской земли», живших в Среднем Поднепровье, и не носило общегосударственного, а тем более общеславянского характера.
По мнению ряда современных историков (М. Васильев, А. Карпов), превращение Перуна в верховное государственное божество с обязательным поклонением ему знаменовало собой переход к реальному единобожию и разрушению старого язычества, когда каждое племя, община и даже отдельная семья были вольны в своем понимании и отправлении языческого культа.
Наконец, еще одни авторы (А. Кузьмин), называя языческую реформу князя Владимира одной из «загадок эпохи», полагают, что по характеру изображений языческих идолов, установленных в Киеве, Владимир взял за основу «варяжский пантеон» языческих богов, сложившийся в землях тамошних «варягов-поморян»: русов, балтов и западных славян, проживавших в Южной Прибалтике.
Вместе с варяжским пантеоном языческих богов на Русь впервые пришли и человеческие жертвоприношения, о чем и поведал древнерусский летописец, повествуя о том, как в 983 г. в жертву Перуну были принесены два варяга-христианина — юноша, на которого выпал роковой жребий, и вступивший на его защиту отец.
Вероятнее всего, эти обстоятельства, в частности, обязательное поклонение Перуну и кровавые человеческие «требы» ему, и привели к крайне жесткому конфликту между христианской и языческой общинами в самом Киеве, и стали одной из главных причин краха всей языческой реформы.
Более того, возможно, что «варяжский» вариант язычества не был принят и самой языческой общиной Киева. Эти обстоятельства и побудили Владимира искать иную веру, которая могла бы сгладить идейные противоречия внутри страны. Такой иной верой и стал русский вариант христианства, изначально отличавшийся очень большой терпимостью к русскому (варяжскому), славянскому и иным разновидностям язычества, существовавшим в Древней Руси.
3. Проблема Крещения Руси
Как справедливо отметил профессор А.Г. Кузьмин, один из самых вдумчивых исследователей этой проблемы, процесс Крещения Руси нельзя рассматривать в однозначном ключе, стремясь отыскать только один источник проникновения христианства на Русь.
Процесс этот был гораздо сложнее, что нашло свое отражение даже в самой «Повести временных лет» (ПВЛ), которая представляла собой не единую летопись, принадлежащую перу одного летописца, а синтезированный свод, состоящий из разных и разновременных летописных и внелетописных источников. Поэтому до сих пор в исторической науке не утихают споры по целому комплексу проблем
а) Проблема датировки Крещения Руси
Сам летописный рассказ об «испытании вер» и Крещении Руси был размещен не только в ПВЛ, но и других источниках, включенных позднее в ее состав, в частности, в «Речи философа», принадлежащей либо перу неизвестного христианского богослова, либо перу Кирилла-философа, «Памяти и похвале князю Владимиру» Иакова Мниха, «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона, «Чтении о святых Борисе и Глебе» диакона Нестора и других.
Во всех этих источниках рассказ о Крещении Руси был размещен между 6494—6496 гг. от сотворения мира, когда князь Владимир стал одним из участников драматических событий, разыгравшихся в то время в Византии.
Суть этих событий была такова. По просьбе византийских императоров Василия II Болгаробойцы и Константина VII киевский князь подписал с ними союзный договор, который предусматривал, что:
а) Владимир предоставит Константинополю воинский контингент для подавления мятежа двух византийских полководцев Варды Склира и Варды Фоки, возжелавших занять императорский престол,
б) братья-басилевсы, нарушив негласную заповедь, впервые выдадут за «варвара» свою порфирородную сестру Анну, но только при условии, что князь-язычник Владимир примет святое крещение.
Киевский князь в точности исполнил свой союзнический долг, однако братья-басилевсы явно не спешили исполнять взятые на себя обязательства. Тогда Владимир пошел походом в ближайшую к нему византийскую провинцию в Крыму, где после многомесячной осады овладел ее столицей городом Херсонес, который на Руси называли Корсунь.
После этих событий Анна прибыла в Крым, обвенчалась с киевским князем, а затем вместе с ним вернулась в Киев, где Владимир в одночасье низверг языческих идолов и крестил в «днепровской купели» всех киевлян.
Если исходить из того предположения, что все авторы указанных произведений вели свою хронологию по константинопольской эре и сентябрьскому стилю, то получается, что эти события произошли между 986—988 гг. Если предположить, что хотя бы один из этих авторов исповедовал старую византийскую эру и мартовский стиль, то получается, что эти события произошли в 989—992 гг.
По этой причине в исторической науке до сих пор существуют совершенно разные датировки Крещения Руси. В частности, ряд историков (А. Кузьмин, Ю. Брайчевский, М. Свердлов) настаивает на более ранней датировке этого события, а их оппоненты (Е. Шмурло, О. Рапов, Ю. Бегунов) — на более поздней. Хотя сама Русская православная церковь официальной датой Крещения Руси считает 988 г., что и нашло свое отражение во всей учебной литературе.
В научной литературе также существует популярная версия, что Киевская Русь впервые крестилась значительно раньше событий, указанных в ПВЛ. Ссылаясь на «Окружное послание» патриарха Фотия, ряд украинских и российских историков (Ю. Брайчевский, В. Кожинов) датирует этот знаменательный акт не позднее 867 г. Однако, как верно отмечали их многочисленные оппоненты, в указанный период речь могла идти:
1) либо о крещении только части социальной верхушки Древней Руси во главе с киевским князем (Б. Греков, В. Мавродин, М. Левченко),
2) либо о крещении азовско-черноморских русов (Е. Голубинский, А. Кузьмин, Е. Галкина).
б) Проблема внутреннего содержания Крещения Руси
Гораздо более существенным представляется вопрос о том, какой вариант христианства был взят за основу при Крещении Руси, поскольку в самом христианском мире задолго до раскола христианской церкви на православную и католическую существовало много различных течений, которые отличались между собой и идейно, и структурно, и организационно.
В частности, в конце X в. в единой христианской церкви существовало аж шесть патриаршеств — александрийское, антиохийское, иерусалимское, константинопольское, римское и орхидское (болгарское), не считая десятков других, более мелких христианских церквей.
Решение этого вопроса напрямую связывали с разными летописными версиями о крещении самого Владимира — либо в Корсуни, либо в Василеве, либо в Киеве, либо в «ином месте», пытаясь найти однозначный ответ на этот запутанный вопрос. Одни историки (В. Василевский, В. Потапов, М. Левченко), являясь сторонниками традиционной «византийской аксиомы», утверждали, что Древняя Русь была изначально крещена по византийскому (ортодоксальному) обряду.
Другие авторы (А. Шахматов, М. Приселков, А. Пресняков) полагали, что крещение Руси произошло по болгарскому обряду,
третьи (Е. Голубинский, Н. Коробка) утверждали, что наши предки были крещены по римскому обряду пришлыми скандинавами,
четвертые (Н. Никольский, Н. Ильин, Ю. Бегунов) искали истоки русского христианства в западнославянской (моравской) церкви,
пятые (М. Тихомиров) выдвинули оригинальную гипотезу о возможном перекрещивании наших предков с болгарского на византийский обряд, наконец, шестые (В. Кожинов) были убеждены в том, что христианство на Русь пришло из соседней Хазарии.
Однако, как верно отметил профессор А.Г. Кузьмин, решение этой проблемы лежит совершенно в иной плоскости, поскольку необходимо понять, почему у древнерусских летописцев существует такая странная разноголосица мнений. И ответ на этот вопрос он предлагал искать в том, что изначально на Руси существовали разные христианские общины, которые исповедовали разные христианские вероучения, в центре которых лежал давний христологический спор о символе веры (фелиокве), т.е. взаимоотношения трех ипостасей Святой Троицы: Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа.
Сам профессор А.Г. Кузьмин заострил свое внимание на том, что в знаменитой «Корсунской легенде», содержащейся в ПВЛ, был отражен еретический арианский символ веры о том, что Бог Сын только подобен Богу Отцу и Богу Святому Духу, что полностью противоречило каноническому никейскому символу веры о том, Бог Сын единосущ с Богом Отцом и Богом Святым Духом.
Другой известный историк профессор М.Ю. Брайчевский аналогичную ересь усмотрел в знаменитой «Речи философа», тоже находящейся в составе ПВЛ, где содержалось учение богомилов (павликиан), которые, по сути, отрицали сам догмат о Святой Троице и богочеловеческой сущности Иисуса Христа, утверждая, что он был только человек.
А поскольку «Повесть временных лет» была сводом разных и разновременных летописных и внелетописных источников, авторами которых были представители разных христианских общин, в том числе монастырей, то в ней нашли свое отражение и разные «символы веры», и разные космические эры, о чем говорилось выше.
В связи с этим обстоятельством мы вполне разделяем обоснованное мнение профессора А.Г. Кузьмина, что:
1) Изначально сильные позиции в русском христианстве занимали традиции неканонической арианской, в том числе ирландской церкви, привнесенные на Русь из Великой Моравии местными христианами, которые в 930-х гг. вынуждены были бежать от германских миссионеров, агрессивно насаждавших там каноническое (римское) вероучение.
Организационная структура ирландской церкви в виде отдельных и самостоятельных христианских общин во главе с выборными пресвитерами, где отсутствовала традиционная для всех остальных церквей иерархия священнослужителей, органично накладывалась на традиции самой славянской соседской общины, построенной по такому же принципу самоуправления и выборности.
2) Именно в Великой Моравии и в Крыму, где существовали большие общины разных русов, в 860-х гг. вели свою миссионерскую деятельность два великих славянских просветителя — знаменитые «солунские братья» Кирилл и Мефодий. Именно там, ознакомившись с какими-то «русскими письменами», они создали две славянские азбуки — «глаголицу» и «кириллицу», на которых будут написаны первые рукописные книги, содержавшие, в том числе, и арианский символ веры. Неслучайно в 1060 г., уже после разделения христианской церкви на православную и католическую, тогдашний римский папа Николай II в своей специальной булле, адресованной Церковному собору в Сплите, называл одного из «солунских братьев» — Мефодия &; еретиком.
3) Именно из Корсуни, которая всегда находилась в религиозной оппозиции к своей далекой митрополии, Владимир вывез на Русь весь тамошний церковный клир во главе с «попом» Анастасом, церковную утварь, иконы и книги, а также мощи святого Климента.
Культу этого святого и культу Богородицы, а не культу Святой Софии, распространенному в самой Византии, в Киеве будет воздвигнута знаменитая Десятинная церковь, настоятель которой Анастас Корсунянин и будет негласным главой всей русской христианской церкви вплоть до смерти Владимира и гибели Святополка, после чего отъедет в Польшу, где еще сохранились арианские общины.
4 Византийская христианская ортодоксия проникнет на Русь только при Ярославе Мудром, при котором в рамках Константинопольского патриархата будет создана отдельная Русская митрополия и в Киев будет послан первый русский митрополит — грек Феопемт, а в самом Киеве, Новгороде и Полоцке в честь византийского культа Святой Софии будут возведены помпезные Софийские соборы.
Тогда же греческий митрополит произведет странный обряд нового освящения Десятинной церкви. Попытки ряда современных авторов (А. Поппэ, Я. Щапов, А. Карпов) отыскать первых русских митрополитов, посланных из Константинопольского патриархата раньше 1037—1039 гг., не кажутся нам убедительными, тем более что ряд сторонников этой гипотезы (А. Карпов) сами признают, что «при князе Владимире роль митрополитов и других церковных иерархов была крайне незначительной».
5.Даже после утверждения византийской ортодоксии весь период существования Древней Руси в самой великокняжеской семье уживались представители разных христианских общин, о чем красноречиво свидетельствует такой показательный факт: в Десятинной церкви будут похоронены Владимир Святославич (1015), Изяслав Ярославич (1078) и Ростислав Мстиславич (1093), а в Софийском соборе — Ярослав Мудрый (1054), Всеволод Ярославич (1093) и Владимир Мономах (1125). Великий князь Владимир Святой, в отличие от своих убиенных сыновей Бориса и Глеба, будет канонизирован Русской православной церковью только после монгольского нашествия, и то не как святитель Руси, а в общей когорте других русских князей, как защитник земли Русской.
Сам процесс Крещения Руси занял несколько десятилетий и иногда сопровождался большой кровью, как, например, в Новгороде (990) и Суздале (1024). Но именно Древняя Русь стала главной хранительницей кирилло-мефодиевской традиции, основанной на принципах общинного самоуправления и двоеверия,
что станет основой всего русского православия, органично соединившего в себе и догматы христианского вероучения, и древнейшие традиции славяно-русского язычества.
Неслучайно многие проницательные исследователи (Н. Никольский, А. Кузьмин) подчеркивали особо светлый и оптимистический характер древнерусского христианства, не знавшего ни крайностей религиозного аскетизма и мистицизма, ни воинственного настроя по отношению к инаковерующим.
Русское православие никогда не знало и военно-рыцарских орденов, «мечом и крестом» обращавших язычников в истинную веру, а первые инквизиторские костры, которыми Рим веками разогревал всю католическую Европу, появятся на Руси лишь на рубеже XV;XVI вв., причем не без влияния того же Рима, прелаты которого сопровождали Зою-Софью Палеолог в жены овдовевшему великому московскому князю Ивану III.
Что касается хазарской версии Крещения Руси, на которой активно настаивают современные «евразийцы» (В. Кожинов), то она основана на явном недоразумении, возникшем в результате некритического прочтения ими того перевода древнерусского текста ПВЛ, который был сделан Д.С. Лихачевым в 1950 г. и который долгие годы считался классическим.
Как установил профессор А.Г. Кузьмин, сделавший в 1993 г. собственный перевод ПВЛ, академик Д.С. Лихачев лихо смастерил банальный фальсификат. Именно тогда, на закате сталинской эпохи, будущий маститый академик, запечатленный позднее на телеэкране в образе благообразного старичка-интеллигента, сделал очень маленькую, но принципиальную правку в текст ПВЛ, где речь шла о клятве русской дружины (язычников и христиан) на верность русско-византийскому договору, заключенному князем Игорем в 944 г.
В оригинальном тексте ПВЛ было написано так: «а хрестеяную Русь водиша роте в церкви святаго Ильи, яже есть надъ Ручаемь, конець Пасынъче беседы, и Козаре: се бо бе сборная церкви, мнози бо беша варязи хрестьяни».
В «классическом» же переводе маститого академика-интеллигента этот текст ПВЛ стал выглядеть следующим образом: «а христиан русских приводили к присяге в церкви святого Ильи, что над Ручьем в конце Пасынчей беседы, где была соборная церковь, так как много было христиан — варягов и хазар».
Комментарии, как говорится, излишни. Однако можно предположить, что во время своих бессонных научных бдений Дмитрий Сергеевич, видимо, вспомнил о далеких временах своей масонской юности в «Космической академии наук», за что, собственно говоря, и загремел на Соловки.
Именно поэтому в годы «горбачевской перестройки» и «ельцинского лихолетья», когда борьба с кровавым сталинизмом и красно-коричневым фашизмом, а по сути, с исторической памятью народа, станет «путеводной звездой» русофобов всех званий и мастей, его дутый авторитет «истинного русского ученого и интеллигента» будет вознесен до заоблачных высот, хотя в глазах многих настоящих ученых он станет постыдным символом беспринципного сервилизма.
И последнее. В советской исторической науке, где догматическое восприятие и толкование марксизма было почти нормой, Крещение Руси всегда обосновывали исключительно с классовых позиций, утверждая, что становление феодализма в Древней Руси заставило правящий класс принять новую, классовую религию, освящавшую его господство над всем зависимым населением древнерусских сел, погостов и городов.
На закате советской власти один из самых проницательных историков-медиевистов профессор О.М. Рапов резонно заметил, что в рабовладельческом строе древнейших государственных цивилизаций правящий класс вполне обходился языческим культом, а значит, это «классическое» положение советской историографии полностью теряет всяческий смысл и не выдерживает критики.
ак уже было сказано, прямых свидетельств обутверждении византийской церковной иерархии наРуси нет и в греческих источниках. Говорится об этом у Яхьи Антиохийского, писавшего в середине XI века (ум. ок. 1066). Вот этот текст: «И стало опасным дело его (императора Василия по причине силы войска и победы (восставших во главе с Вардой Фокой), истощились его богатства, и побудила его нужда послать к царю русов, — а они его враги — чтобы просить их помочь ему в настоящем210
положении, и согласился тот на это. И заключили они между собой договор о сватовстве и женитьбе царя ру- сов на сестре царя Василия после того, как он поставил ему условие, чтобы крестился он и весь народ его страны, а они народ великий. И не причисляли себя тогда русы ни к какому закону и не признавали никакой веры.
И послал ему царь Василий впоследствии митрополитов и епископов, а те окрестили царя и всех, кого обнимала его' земля, и отправил к нему сестру свою, и она построила многие церкви в стране русов. И когда было решено между ними дело о браке, прибыли войска русов и соединились с войсками греков, какие были у царя Василия, и отправились на борьбу с Вардой Фокой морем и сушей к Хрисополю. И победили Фоку».Яхья изложил события в суммарном виде, как они помнились или представлялись кому-то в Антиохии, где автор жил после 1015 года. Героем его повествования был Василий Болгаробойца (976—1025).
Автору надо было объяснить известный и по византийским источникам неординарный факт: за князя-варвара была выдана сестра самого императора.
Драматизм отношений Руси и Константинополя в 986—989 годах сгладился временем, по крайней мере, в представлении тех, со слов которых писал арабский автор. В деле христианизации Руси Яхья отводит большую роль самой царице Анне, в то время как ни один русский источник ничего не говорит об ее участии, если не считать увещеваний, с которыми она обращалась к Владимиру в Корсуне. Во всяком случае, ближайшее по времени к событиям свидетельство Титмара Мерзе- бургского никак не подтверждает такой роли византийской царевны, не находит такая оценка подтверждения и в прогреческих литературных памятниках на Руси.Тем не менее некоторые факты, приводимые у Яхьи, бесспорны. Незадолго до крещения Русь находилась во враждебных отношениях с Византией. Может быть, одним из проявлений этой враждебности была расправа с варягами-христианами, пришедшими из Греции, в 983 году. Василий оказался действительно в исключительно трудном положении. Гражданская война в Византии, поражения от западноболгарской державы Самуила, среди которых особенно чувствительным был разгром войск императора в211
986 году. В апреле 988 года Василий специальным эдиктом отменяет постановления против непомерно развивавшегося монашества, принятые его предшественниками.
Император жалуется на беспросветное положение, связывая его с неугодными богу гонениями на монахов. Видимо, в это время уже велись переговоры с правителем северных варваров. Но переговоры почему-то оказались трудными, и Владимиру приходилось подкреплять свою позицию демонстрацией силы
.В конечном счете Василий справился с положением внутри страны, а затем разгромил и державу Самуила именно с помощью русского отряда, численность которого по некоторым данным составляла 6 тысяч человек. По крайней мере, с начала X века в Византии находились и иные наемные русские отряды, которые непосредственно с Киевом и правившими здесь князьями не связывались. И позднее в Константинополе будет находиться варяго-русская дружина, подчиненная не киевским князьям, а императору.
Но и их верность часто зависела от отношений с северным соседом.Поход Владимира на Корсунь показывает, что именно византийская сторона не выполнила каких-то условий союзного договора. А это значит, что сообщение Иакова Мниха о крещении Владимира за два года до корсунского похода соответствует действительности. Да и Иларион говорит, в сущности, о том же, настаивая на самостоятельном выборе Владимира, принимавшего крещение. Поэтому если и был отказ Василия выполнить условие союзного соглашения — выдать сестру за киевского князя, то не потому, что князь оставался язычником, а, может быть, потому, что он не принимал византийской иерархии.
Среди разных христианских общин в Киеве была, конечно, и византийская. Естественно, что в Константинополе оказывали поддержку этой общине с тем, чтобы добиться ее преобладания, а вслед за этим установить и подчиненную патриарху иерархию.
Но вряд ли можно было рассчитывать на то, что киевский князь добровольно пойдет хотя бы на частичное ущемление своего суверенитета. Во всяком случае, получения в жены сестры императора за такого рода уступку было бы слишком мало. Советский византист М. В. Левченко высказал соображение, что спор212
в действительности шел о царском титуле, то есть Владимир добивался титула, равного византийским императорам.
А это сразу в иную плоскость переводило и вопрос о церковной иерархии.Есть несколько аргументов в пользу того, что Владимир добивался и получил царский титул. М. В. Левченко обратил внимание на то, что в сказаниях о крещении Владимира Анна называется не «царевной», а «царицей».
Таким образом, предполагается, что супруг ее имел титул «царя». Указал ученый также на «Записку греческого топарха», где титул правителя севернее Дуная можно понять как императорский. Но в «Записке» все-таки нет имени Владимира, да и нет уверенности в том, что речь идет именно о титуле, а не о небрежном литературном обороте. Более существенно то, что митрополит Иларион и «Житие Владимира» называют князя «каганом». Дело в том, что на Востоке этот титул приравнивался именно к императорскому, хотя византийцы и отказывались признавать его таковым.
И титулы болгарских царей в известной мере опирались на традицию отождествления каганов с императорами.Едва ли не самым любопытным является исследование Левченко монет Владимира. Они подобны византийским, и князь на них предстает в императорском облачении и с византийской короной на голове.
В правой руке у князя, опять-таки по аналогии с византийскими императорами, изображается скипетр с крестом. Таким образом, независимо от того, был или не был признан титул Владимира, сам он явно претендовал на равную честь с византийскими бази- левсами, .Титулование, конечно, зависело от реального соотношения сил.
Болгарский царь Симеон в своем титуле претендовал на то, чтобы быть императором не только болгар, но и греков. Успехи Самуила позволяют сделать Охриду центром особого патриаршества. После же того, как Василий ослепил 16 тысяч плененных воинов Самуила и сам Самуил скоропостижно скончался, увидев возвращенных ему изувеченных христолюбивым базилевсом единоплеменников, и патриаршеству скоро пришлось перейти в разряд архи- епископств. –
Согласно корсунскому сказанию и летописи, Владимир из Корсуня вывез и попов, и святыни, разместив все это в Десятинной церкви. Но церковь еще не начинала строиться во время корсунского похода. Она была завершена строительством лишь в 996 году (по Иакову мниху десятина была пожалована церкви Богородицы на девятое лето после крещения). Именнотогда, после достаточно длительного периода первоначального устройства, Владимир избрал и организационную структуру, отличавшуюся и от византийской, иот римской.Наиболее близкой аналогией для устройства киевской церкви является Зальцбургская епархия конца VIII века, когда во главе ее стоял Виргилий. Виргилий не был епископом, но руководил л епархией, причем даже без санкции Рима. Точно так же Анастас, пришедший с Владимиром из Корсуня, не имел никаких церковных чинов, но стоял выше епископов.
213
4. Второй период правления князя Владимира (989;1015)
Вторая половина правления князя Владимира была слабо и противоречиво отражена во всех летописных сводах, что наводит ряд проницательных историков (А. Кузьмин, А. Карпов) на мысль, что эта часть первоначальной летописи была подвергнута сознательной редактуре в период составления самой ПВЛ. В связи с этим обстоятельством многие историки (В. Пашуто, А. Назаренко, А. Карпов) при реконструкции событий той поры часто прибегают к зарубежным источникам, в частности, к знаменитой «Хронике» Титмара Мерзебургского, который был младшим современником великого киевского князя. Поэтому об исторических событиях той поры можно говорить с достаточной долей условности.
989;991 — административная реформа Владимира. По мнению ряда советских и современных историков (Б. Греков, М. Брайчевский, М. Свердлов, А. Карпов, A. Горский), в этот период великий князь Владимир ликвидировал всю систему прежних «племенных княжений» и разделил территорию Руси на восемь административных округов — по количеству основных племенных княжений, но в иных географических границах.
Кроме уже существовавшего великокняжеского домена, куда входили три «главных» русских города — Киев, Чернигов и Переяславль, были созданы Новгородская, Полоцкая, Ростовская, Муромская, Туровская, Пинская, Владимиро-Волынская и Тмутараканская волости.
В каждую из этих волостей сначала были назначены самые доверенные лица из числа ближних бояр великого князя, а впоследствии на смену великокняжеским посадникам пришли его сыновья.
Таким образом, они получили свои уделы не сразу, а по мере их возмужания и приобщения к активной политической деятельности. Совершенно очевидно, что все правители этих волостей были полностью зависимы от великого князя и должны были строго исполнять его «монаршую» волю, поскольку любая непокорность угрожала им или полной потерей своего владения, или переводом в худший удел.
То, что конкретные назначения еще не имели наследственного характера, хорошо иллюстрирует тот факт, что Вышеслав получил Новгород, Святополк — Туров, Изяслав — Полоцк, Ярослав — Ростов, а Мстислав — Тмутаракань. В остальных уделах на хозяйстве пока остались великокняжеские посадники, поскольку младшие сыновья князя Владимира — Борис, Глеб, Святослав, Всеволод, Станислав и Судислав «бе бо детескъ вельми».
В русской исторической науке (М. Погодин, В. Соловьев, В. Ключевский), как правило, не очень высоко оценивали эту реформу, поскольку считалось, что таким образом Владимир подготовил почву для бесконечных княжеских усобиц и развала единой Киевской Руси.
Действительно, весь последующий период русской истории был отмечен огромным количеством кровавых княжеских междоусобиц. Но в то же время, как считают многие историки (А. Пресняков, А. Карпов, B. Петрухин, А. Горский, В. Боровков), в результате «окняжения земель»:
1) навсегда исчезло прежнее противостояние самих племен и их племенных союзов,
2) этот процесс объективно способствовал территориальной консолидации всей Руси
3) все русские князья, ведя братоубийственные войны, больше помышляли не о преобладании своих волостных земель над Киевом, а о главенстве над всей «Империей Рюриковичей».
Профессор А.А. Горский вполне правомерно и точно подметил, что эти территории были именно княжескими волостями, а не княжествами или землями, как полагают многие его коллеги.
Дело в том, что широко распространенный термин «княжество» является чисто научным и гораздо более поздним изобретением, а под термином «земля» русские летописцы подразумевали только отдельные (суверенные) государственные образования, в частности, «Русскую землю», «Волошскую землю», «Угорскую землю», «Чешскую землю» и т.д., а не княжескую волость. По его подсчетам, всего на территории Древней Руси в разные периоды существовало 21 волостное княжение, которыми управляли волостные князья из династии Рюриковичей.
По мнению ряда историков (М. Брайчевский), одновременно с административной реформой Владимир провел и радикальную военную реформу, которая была направлена на усиление оборонного потенциала всего государства.
Сущность этой реформы заключалась в ликвидации старых племенных военных структур и слиянии всей военной системы государства с системой феодального землевладения.
Теперь великий киевский князь стал раздавать во всех порубежных волостях Руси земельные владения своим доверенным лицам из числа старших дружинников с обязательным условием несения прежней военной службы и организации обороны страны в масштабах их владений.
Конечно, подобные «кормления» («бенефиции») также носили условный характер, что должно было надежно обеспечить соблюдение всех интересов киевского великокняжеского стола.
992 — хорватский поход Владимира и начало Великой русско-печенежской войны. Именно в этот год, воспользовавшись смертью польского короля Мешко I (960—992), Владимир вновь совершил поход в земли белых хорватов, которые, возможно, отложились от Киева во время его длительного пребывания за рубежом.
Этот поход грозил перерасти в очередную русско-польскую войну за «Червенские города», однако новый польский король Болеслав I Храбрый (992;1025), слишком занятой внутренней борьбой за обладание отцовским престолом, подписал с Владимиром мирный договор.
Но сразу после своего возвращения в Киев великий князь узнал о внезапном нападении печенегов и вышел в поход к южным рубежам Руси. Судя по различным источникам, начавшаяся русско-печенежская война перманентно продолжалась до самой смерти Владимира, была отмечена целым рядом крупных столкновений враждующих сторон, в том числе под Переяславлем (993), Василевым (996) и Белгородом (997).
1010 — после смерти своего старшего сына, новгородского князя Вышеслава Владимир провел новое распределение княжеских волостей между сыновьями: Святополк остался в Турове, Ярослав перебрался в Новгород, Борис был перемещен на его стол в Ростов, Глеб сел в Муроме, Святослав обосновался в Пинске, Всеволод получил Владимир-на-Волыни, Станислав вокняжился в Смоленске, а Судислав отъехал в Псков.
1013 г. — русско-польская война и мятеж Святополка. Реконструкция событий, произошедших в этом году, носит условный характер, поскольку во всех ранних списках ПВЛ какая-либо информация об этих событиях полностью отсутствует.
В упомянутой «Хронике» Титмара Мерзебургского события этого года, напротив, освещены подробно, хотя полностью доверять этой информации, конечно, нельзя. Как явствует из этого источника, польский король Болеслав I Храбрый, завершив многолетнюю войну с германским королем Генрихом II Святым, решил взять реванш за «Червенские города» и пошел походом на Русь.
Предварительно он заключил военный союз с печенегами, с которыми князь Владимир уже много лет вел тяжелую и изнурительную войну.
Этот поход по не установленным причинам окончился неудачно и в том же году польский король и великий киевский князь заключили новый мирный договор. По мнению ряда историков (М. Свердлов, А. Назаренко, А. Головко), это договор был скреплен браком князя Святополка на дочери польского короля, имя которой в источниках не сохранилось.
Когда молодожены вернулись в Туров, по наущению своего тестя Святополк замыслил заговор против отца, но он был быстро раскрыт и несостоявшийся «мятежник» вместе с молодой супругой был вывезен в Вышгород и заточен под стражу.
Обстоятельства возникновения этого заговора не вполне понятны, но некоторые современные авторы (А. Назаренко,. Карпов) предположили, что польский король, прекрасно осведомленный о том, что Святополк был сыном убиенного Ярополка, а князю Владимиру приходился только пасынком, намеревался использовать давние неприязненные отношения между ними в своих политических целях.
1014—1015 — бунт Ярослава и смерть Владимира Святого. Несостоявшийся мятеж и арест Святополка практически совпал по времени с так называемым «бунтом» новгородского князя Ярослава, который вопреки установившейся традиции отказался платить «урок» своему отцу в Киев в размере 2000 гривен, который давался «от года до года».
Великий киевский князь пришел в неописуемый гнев и решил проучить свое неразумное чадо, «глаголя» ближним боярам: «требите пути и мостите мосты хотяши бо идти на Ярослава, на сына своего, но разболеся».
Воспользовавшись распрей в великокняжеской семье, на Русь вновь напали печенеги, и в этой ситуации тяжело больной Владимир вызвал из Ростова любимого сына Бориса и, передав ему свою большую дружину, отправил его на южные рубежи Руси. Вскоре, находясь в своем любимом княжом селе Берестове близ Киева, великий киевский князь «боляши велми в болести и скончася».
5. Вторая междоусобица и начало правления Ярослава Мудрого (1015;1019)
1015—1019 — междоусобица сыновей Владимира. Источники смутно говорят о том, кому умирающий князь Владимир собирался передать свой великокняжеский стол. Большинство современных историков (М. Брайчевский, М. Свердлов, П. Толочко), ссылаясь на летописную статью,
считает, что таким наследником вопреки старшинству должен был стать его любимый сын, ростовский князь Борис.
Другие авторы (А. Кузьмин, А. Карпов) полагают, что согласно тогдашнему обычаю «родового сюзеренитета» все сыновья великого князя имели равное право на занятие отцовского престола, и все зависело лишь от того, кто первым из князей де-факто завладеет им.
Наконец, еще одни авторы (Н. Милютенко) утверждают, что незадолго до смерти Владимир, по аналогии с византийской традицией, предполагал учредить или «дуумвират» в составе Святополка и Бориса, или «триумвират» в составе Святополка, Бориса и Глеба. Однако эта оригинальная гипотеза никак не согласуется с хорошо известными источниками.
В июле 1015 г., так и не назначив своего преемника, великий киевский князь «в болести и скончася», чем тут же воспользовался его пасынок Святополк Ярополкович, который, первым узнав о смерти приемного отца, ночью бежал из Вышгорода в Киев и, одарив киевлян богатыми дарами на созванном им вече, занял отцовский престол.
Когда информация о произошедших в Киеве событиях дошла до князя Бориса, стоявшего супротив печенегов лагерем на реке Альте у Переяславля, княжьи воеводы предложили ему пойти походом на Киев и силой вернуть себе отцовский престол. Князь Борис отказался «взняти рукы на брата, на старшего» и отцовская дружина «разиидошася от него», а ростовский князь остался только «съ отрокы своими».
Князь Святополк, «исполнися беззакония, Каиновъ смыслъ приимъ», стал готовить физическое устранение Бориса как самого реального претендента на великокняжеский престол, для чего вернулся в Вышгород, где договорился с тамошними боярами исполнить свой коварный план.
После тайного сговора боярин Путша и «путшина чадь» Талец, Елович и Ляшко срочно отбыли на реку Альту, где «акы зверье насунуша на копьи и прободоша Бориса» в его княжом шатре, где после усердной молитвы он прилег почивать.
Следующей жертвой Святополка стал муромский князь Глеб, приходившийся Борису родным братом не только по отцу, но и по матери. Получив от Святополка ложное известие о болезни отца, князь Глеб срочно выехал в Киев, но, уже находясь под Смоленском, он получил от новгородского князя Ярослава известие о смерти их отца и гибели родного брата.
Ярослав умолял младшего брата не ходить в Киев и не подвергать свою жизнь смертельной угрозе. Однако Глеб, «плачася по отци, паче же и по брате», заявил, что «лучше бы ми умрети с братомъ, нежели жити въ свете семъ», вполне сознательно обрек себя на гибель и остался под Смоленском, где через месяц был зарезан на княжеской ладье собственным поваром-иудой Торчином.
Вскоре та же участь постигла еще одного сына Владимира пинского князя Святослава, который, пытаясь спастись от коварного Святополка, бежал в «Угорскую землю», но был настигнут наемными убийцами и загублен ими где-то в Карпатах.
За злодейское убийство своих братьев Святополк был прозван летописцем Окаянным, и под таким чудовищным прозвищем братоубийцы навсегда остался на скрижалях русской истории. Однако еще в середине прошлого века советский историк Н.Н. Ильин в своей известной монографии «Летописная статья 6523 года и ее источник» (1957), ссылаясь на одну из скандинавских саг, высказал предположение, что истинным виновником гибели Бориса был не Святополк Окаянный, а новгородский князь Ярослав.
В советское время эта оригинальная версия была поддержана рядом известных историков, в частности, В.Л. Яниным, М.Х. Алешковским А.С. Хорошевым и А.Б. Головко. Но при этом все указанные авторы рассматривали эту версию гипотетически и не облачались в мантию судей, выносящих окончательный приговор.
В последнее время судейскую мантию возложили на себя не только некоторые историки либерального толка, в частности, А.Л. Юрганов, И.Н. Данилевский и Н.Ф. Котляр, превратившие эту научную гипотезу в аксиому, но и дилетанты типа Г.М. Филиста, написавшего откровенно слабую работу «История "преступлений" Святополка Окаянного» (1990). Сторонники «преступных деяний Ярослава» поставили под сомнение не только обстоятельства, но и саму летописную дату гибели Бориса. Н.Н. Ильин датировал это событие 1018 г., а А.Б. Головко и И.Н. Данилевский — 1017 г.
Несмотря на столь активную разработку «альтернативной версии» тех кровавых событий, большинство современных авторов (А. Кузьмин П. Толочко, М. Свердлов, М. Брайчевский, А. Карпов, Д. Боровков) склонно больше доверять русским, а не иностранным источникам сомнительного содержания и происхождения.
Хотя некоторые из них, в частности, А.Г. Кузьмин, М.Ю. Брайчевский и Д.А. Боровков, обратили особое внимание на разную фактическую канву тех трагических событий, содержащихся и в самой ПВЛ, и в «Сказании о Борисе и Глебе», высказав предположение о явной редакции первоначальной статьи ПВЛ.
Пока на юге Руси шла братоубийственная бойня, новгородский князь Ярослав был озабочен внутренним конфликтом в самом Новгороде, где произошла кровавая потасовка между новгородцами и пришлой варяжской дружиной, нанятой им для возможного отпора своему отцу.
В конечном счете Ярославу не только удалось погасить этот конфликт, даровав новгородцам так называемый «Устав о мордобое», но и заручиться поддержкой тамошних «нарочитых мужей», собравших под знамена новгородского князя несколько тысяч вооруженных смердов. После разрешения внутренних дел Ярослав решил покарать коварного братоубийцу и пошел походом на Киев.
Сам Святополк, получив известие о выступлении сводного брата, заключил союзный договор с печенегами и выступил навстречу ему. Обе рати сошлись у города Любеч, где поздней осенью 1016 г. «бы сеча зла», в которой Ярослав одержал вверх над хмельной дружиной сводного брата и победно взошел на отцовский престол в Киеве, а Святополк «бежа в Ляхи» под защиту своего тестя польского короля Болеслава Храброго.
Летом 1017 г., отбив очередной набег печенегов на Киев, великий князь Ярослав заключил военный союз с германским императором Генрихом II и пошел походом на пограничный с Польшей город Брест, где возможно скрывался беглый князь Святополк.
Но в январе 1018 г. между Германией и Польшей был заключен Будишинский мирный договор и Ярослав, оказавшись в трудном положении, отступил назад. Всю первую половину наступившего года обе стороны усиленно готовились к решающей битве, которая состоялась в конце июля 1018 г. на берегу реки Буг, что в Волыни.
По давно заведенной традиции перед ее началом для поднятия боевого духа обе стороны стали «лаять похабными словесами» друг друга. Но когда кормилец и воевода Ярослава Буды грубо оскорбил самого польского короля, «глаголя» тому, что «пропоремъ трескою чрево твое толъстое», Болеслав, не стерпев унизительной личной обиды, несмотря на свои внушительные габариты и вес, резво вскочил на коня, форсировал Буг и сходу начал битву, которая закончилась полным разгромом Ярослава и его дружины.
Ярослав с поля брани еле унес ноги и в сопровождении всего четырех ближайших отроков бежал в Новгород, а победители торжественно въехали в Киев, где Святополк Окаянный сел на отцовский престол.
Правда, польские и немецкие хроники утверждали, что реально престолом завладел польский король, а Святополк был лишь марионеткой в его руках. Но как бы то ни было, вскоре между зятем и тестем произошел разлад, а сами киевляне, возмущенные бесчинством пришлых иноземцев, «избиша ляхов», вынудили польского короля и его дружину бежать из Киева.
По дороге домой Болеслав не преминул присовокупить к своим владениям спорные «Червенские грады» Перемышль, Червень, Холм и Броды, отвоеванные у него Владимиром почти сорок лет назад.
Князь Ярослав, прохладно встреченный новгородцами, собрался бежать «за море», но возмущенные горожане во главе с посадником Константином Добрыничем подняли мятеж и заставили Ярослава подчиниться их воле и продолжить борьбу за отцовский престол. Их совместные усилия вскоре принесли свои плоды:
1) сами новгородцы, «начаша скотъ брати от мужа по четыре куны, совькупи вои многи»,
2) князь Ярослав, заключив военный союз с могущественным шведским королем Олафом Шётконунгом, получил в жены его дочь Ингигерд и большую норманнскую дружину. Весной 1019 г. объединенное войско новгородского князя вышло в поход против Святополка и союзных ему печенегов.