210 г. — Аннибал разбил римские войска при Гердонее.
209 г. — поражение Аннибалом Марцелла.
Здесь оканчивается упадок римского простонародья. Как раз в теоретически год его окончания, в 207, последовало знаменитое поражение Аздрубала при Метавре. Все войско Аздрубала погибло: пятьдесят шесть тысяч человек было убито, пять тысяч четыреста попало в плен, и, сверх того, больше четырех тысяч римских граждан, бывших в плену у неприятеля, получило свободу
Что поражения римлян Аннибалом произошли не случайно, а вследствие упадка римского простонародья, о том свидетельствуют, кроме того, и другие факты.
Во время Аннибаловых войн «многие цветущие селения обратились в вертепы нищих и в приюты разбойников, многие богатые поместья стали пустынями. Нивы мало возделывались по недостатку работников даже в тех местах, которых не опустошала война: пахать и убирать хлеб приходилось детям, старикам, женщинам, невольникам, потому что свободные мужчины крепких лет все были в войсках».
Упадок простонародья отразился, конечно, на плохом финансовом положении государства. В 215 г. общественная касса была пуста и пополнялась доброхотными даяниями. Был издан закон Оппия, запрещавший женщинам носить в своем костюме больше пол-унции золота. А в 210 г., когда нужно было снарядить флот, сенаторы отдали все золото, серебро и медь, какие только у них были.
Далее римские воины при каждой битве попадали в плен. На это обстоятельство было даже обращено особое внимание. Когда Аннибал предложил римлянам выкупить своих пленников, они отказались, хотя сильно нуждались в солдатах. Предпочли лучше истратить деньги на покупку восьми тысяч невольников, которые были вооружены и поставлены в ряды римского войска. «Храбрые солдаты, — говорили совершенно справедливо римляне, — в плен не попадаются, а только трусы, негодные для военного дела». В другой раз сенат сделал выговор Фабию за то, что он «в ущерб чести и выгодам государства» выкупил из плена и принял к себе на службу людей, «трусость» которых допустила их попасться в плен.
Упадок простонародья обнаружился, кроме того, во враждебном отношении его к интеллигенции, которая в то время уже поднималась. Действительно, при выборе в консулы Фламиния, того самого, который по своей неосторожности втянул римское войско в несчастную битву при Тразименском озере, интеллигенция разошлась с народом. Она не хотела выбирать Фламиния, но должна была подчиниться большинству простонародья, исполняя его волю. Когда вред, нанесенный Фламинием отечеству, интеллигенция хотела поправить назначением на его место Фабия, народ встретил этого последнего с крайним недоброжелательством и в высшей степени критически относился ко всем его действиям, несмотря на то, что иной тактики, кроме выжидательной, которой придерживался Фабий, Рим в то время и не мог вести. В угождение народу сенат назначил командиром конницы при Фабии Минуция. Но этот последний оказался таким же неосторожным, как и Фламиний, так же попал в ловушку карфагенян и непременно погиб бы вместе с войском, если бы его не выручил Фабий. Когда же Фабию не повезло и Аннибат ушел из подстроенной им ловушки, народ начал тотчас же кричать об измене, а осторожностью Фабия был недоволен и в насмешку прозвал его «кунктатором» (медлителем).
Самое поражение при Каннах было результатом простонародного упадка и происшедшего отсюда несогласия простонародья с интеллигенцией. Вместо одного полководца было выбрано два. Интеллигенция выбрала Эмилия Павла, а простонародье — Теренция Варрона. Оба они имели совершенно противоположные взгляды на ведение войны. В то время как Эмилий Павел не хотел начинать битвы при Каннах, где удобно было действовать карфагенской пехоте, его сотоварищ, наоборот, желал немедленно вступить в сражение на том основании, что воинам наскучило маневрировать, то есть ходить с места на место без всякой видимой пользы. Оба полководца сменялись между собой ежедневно, и Теренций Варрон в свое дежурство так близко подвел войска к Аннибалу, что отступить уже было невозможно.
После битвы при Каннах, когда кончился упадок простонародья, патриоты деятельно старались прекратить вражду между аристократией и массою граждан. Сенат, например, воздержался от выражения заслуженного порицания безрассудному виновнику поражения при Каннах и при возвращении его в Рим объявил ему благодарность за то, что он «не отчаялся в спасении отечества». Эта благодарность сената была торжественным актом примирения между враждующими партиями.
«Поражение при Каннах было возрождением римлян». Они с необыкновенной деятельностью занялись формированием нового войска: все граждане, находившиеся под стражей за неуплату долгов, и преступники были призваны к оружию до очень молодых юношей включительно. Выкупали и зачисляли в войско даже рабов. Никогда энергия римлян не выказывалась величественнее, никогда патриотизм их не проявлялся блистательнее, как в эти дни тяжкого испытания. Все сословия были единодушны в мысли, что надобно бороться с врагом, не щадя никаких усилий. Все мелочные ссоры парий исчезли в убеждении о необходимости энергических мер. Рим как будто пробудился от тяжкого сна. Граждане и союзники не щадили никаких усилий. Сенат устранил слишком частую смену главнокомандующих, по окончании годичного срока консульского звания даровитых полководцев стали назначать проконсулами. Римские военачальники принимали битвы только подле своих укрепленных станов под стенами крепостей, так что в случае неудачи не терпели большого урона.
Многие из бедствий, нанесенных войною, изгладились в скором времени: нивы снова были возделаны и покрылись обильными жатвами. Вместо упавших греческих городов развились римские колонии. Оскудевшая государственная казна быстро пополнилась контрибуциями и конфискациями. Эмилий Павел после поражения Персея внес в государственное казначейство сто двадцать миллионов сестерций (около семнадцати миллионов рублей) — самая громадная из сумм, которая когда-либо вносились в римскую казну. Общественная касса так обогатилась, что с тех пор до 43 г. до Р. X. римские граждане вовсе не платили никаких податей.
Что касается подъема интеллигенции в рассматриваемом периоде, то о нем свидетельствует, во-первых, внутреннее согласие среди нее, ничем не нарушавшееся по крайней мере в первую половину периода, а во-вторых — ряд победоносных войн, богатые своими результатами и совершенно немыслимых в таком обществе, в котором согласия не существует. Список таких удачных экспедиций и побед после 209 г. очень значителен.
209 — победа Сципиона при Бекуле (в Испании), 207 — победа его же над карфагенянами в Испании, 206 — вторая победа Сципиона при Бекуле, которая решила судьбу Испании, 205 — победа над Магоном в стране Инсубров, 204 — высадка Сципиона в Африке и поражение карфагенян, 203 — Аннибал принужден оставить Италию, 202 — опустошительный поход Сципиона по карфагенской земле, 201 — знаменитая победа при Заме; победа над македонянами при Аусе, 197 — победа над македонянами при Кинокефалах, 195 — победа Катона в Испании, 192 — победа Эмилия Павла над лузитанцами, 191 — победа над Антиохом при Термопилах, 190 — победа над ним же при Магнезии, 189 —победа над галатами (в Малой Азии), 183 — победа Эмилия Павла над лигурийцами.
Результатом всех этих побед было сокрушение могущества Карфагена, приведение в зависимость от Рима Испании, Македонии и Греции и начало будущим завоеваниям в передней Азии. Успехи огромные в сравнении с результатами всего предыдущего периода.
Но кроме побед были в том же периоде и другие признаки настоящего подъема, хотя во многом уступавшего подъему Серебряного века. Прежде всего нужно обратить внимание на постройку полезных общественных учреждений. Римские цензоры вели общественные сооружения в грандиозных размерах. Достойны удивления большие дороги, соединявшие Рим с равниною реки По, с Этруриею и Умбриею. Таково же было продолжение Алпиевой дороги от Капуи до южного конца Италии; таковы же были дороги по приморью Брундизия до Аквилеи и многие другие. Было построено много величественных зданий, как, например, Порциева базилика на форуме, огромная колоннада, возведенная Катоном, часть которой занимали великолепные магазины, а другую часть правительство оставило для общественных нужд. Были сооружены колоссальные водопроводы, большие каналы, насыпи для проложения дорог, мосты и клоаки. Громадными работами осушались болота. Чеканка монеты, даже медной, стала превосходна.
Кроме того, о подъеме этого периода свидетельствует развитие в Риме литературы, наук и искусств. Тогда как в предыдущем периоде литератором был только один грек Андроник, отличавшийся к тому же тяжеловатым, неуклюжим и напыщенным языком, в текущем периоде мы находим указания на целый ряд литераторов: многостороннейший и знаменитый поэт Гней Невий, Энний, Пакувий, Цецилий и Плавт.
Войны, имевшие место в конце настоящего периода, историки считают настолько ничтожными, что последние десять лет периода от 182 до 172 г. называют «периодом спокойствия». И вот в это-то время среди римской интеллигенции появляются первые признаки упадка, делающие постепенный переход от Медного века к Железному.
Во-первых в средней римской знати обнаружились несогласия. Появились две партии: древнеримская и новая, между которыми возникла борьба. Далее раздавались жалобы на распространявшуюся между интеллигенцией роскошь. Катон Старший постоянно нападал на этот порок и провел большой налог на женские наряды. Но остановить стремление к роскоши невозможно было никакими запретами, она распространялась все более и более. Греческие повара и пирожники стали потребностью богатых людей. К завтраку стали уже подавать горячие блюда, а прежний обед из двух блюд считался совсем недостаточным. На званых обедах чванились драгоценною, серебряною разукрашенною посудою, дорогими столовыми диванами и азиатскою одеждою.
Аристократические фамилии жили в то время с царской роскошью, соперничали между собою великолепием обстановки и расточительностью. Вместо прежних домов строили себе великолепные дворцы, окруженные садами и парками, украшенные изящной посудой и мебелью, коврами с золотыми узорами, пурпурными покрывалами, бронзовыми сосудами художественной работы, редкостями разных стран, всяческими богатствами цивилизованной жизни, приобретали себе обширные поместья с великолепными сельскими домами, держали толпы всяческих рабов. Аристократы делали себе дорогое платье, имели множество серебряной посуды, драгоценные ложа, наслаждались роскошными пирами, на которых было множество изысканных кушаний, дорогих вин, предавались всяческим удовольствиям, с которыми познакомились у побежденных народов. В прежние времена домохозяйка сама пекла хлеб и готовила кушанья, теперь этим занимались по правилам искусства повара и хлебопеки. На пирах были, «по греческому обычаю», разные развлечения: игра в кости, хоры арфисток, певцов и певиц и оркестры. Рабы, прислуживавшие на пирах, были одеты великолепно. Напрасны были все попытки ограничить роскошь и расточительность законами, устанавливавшими, что не должно быть приглашаемо более определенного числа гостей, не должно быть издерживаемо на пир более определенной суммы денег: дух века был сильнее всяких законов, любовь к роскоши и наслаждениям находила средства избегать стеснения.
В особенности женщины предавались величайшей роскоши, щеголяли в чрезвычайно богатых нарядах. Катон хотел обуздать расточительность введением налогов на предметы роскоши, но римские матроны подняли формальный мятеж и заставили отменить даже и прежний закон против роскоши, воспрещавший золотые уборы, пеструю одежду, шелковый материи и дорогие экипажи. С торжеством победительниц матроны надели уже изготовленные заранее наряды, явились в них на форум.
Чтобы приобрести богатства, нужные для роскошной жизни, сановникам нужно было отбрасывать совестливость в выборе средств обогащения, тем более что высокие должности в Риме считались почетными, и занимавшие их никакого вознаграждения от казны не получали.
Сановники покровительствовали спекуляциям на хлеб, ростовщичеству, обманам ростовщиков, были продажны, притесняли народ и занимались поборами… Но не только сановники были заражены алчностью, члены всаднического сословия и капиталисты также извлекали выгоду из бесконтрольного произвола римских сановников. Они, беря на себя поставки для войск, обсчитывали государство, брали на откуп взимание податей и пошлин, рудники и государственные земли.
«Всех охватила ненасытная жадность». В 204 г. разжалованы были семь членов сената; столько же членов разжаловал Катон, а в 174 г. было разжаловано девять человек. Не только молодежь, но и люди почтенного возраста погрязли в бесстыдстве и бесчестии. В 181 г. Лепид, цензор, первосвященник, князь сената, украл казенные деньги и употребил их на постройку плотины, охранявшей его именье от разливов. Другой цензор, Фульвий, содрал мраморную крышу с приюта Юноны Лациненской и покрыл ею храм, который строил в Риме. Комиссар сената в Иллирий взял подарок от тамошнего короля за написание фальшивого рапорта. Вожди после каждой победы домогались от провинции золотых венков. Консулы, предводительствовавшие войсками в Греции и в Азии от 200 до 188 г., приказали себе поднести таких венков шестьсот тридцать три, а каждый из них весил по крайней мере двенадцать фунтов. Если губернаторы хотели построить храм или застроить игрища в честь богов, то покрывали расходы капиталами провинции. Фульвий и Сципион таким способом устраивали игры, продолжавшиеся дней десять. Эдилы даже привыкли взыскивать с провинций капиталы на оплату зрелищ, которые они были обязаны устраивать для народа. Напрасно сенат пытался положить предел подобным насилием.
У кого не было в распоряжении казенных или общественных сумм, и прямо прибегали к воровству. В монологе комедии Плавта «Паразит», сыгранной впервые в 194 г., перечисляется около дюжины местностей, из которых каждая отличалась своими специальными дневными ворами.
Люди, утопавшие в роскоши, часто нуждались в деньгах, а потому у капиталистов развивалось занятие отдачею денег в займы, и ростовщики богатели, разоряя других людей. Сам моралист Катон, как говорят, занимался ростовщичеством, хотя считал и разбойника, и ростовщика одинаково преступными.
Люди становились ленивыми, теряли способности трудиться, а взамен того приобретали страсть ко всякого рода зрелищам. В первые столетия республиканского правления римские игры праздновались лишь в сентябре. К концу третьего столетия присоединились игры в честь Флоры, Цереры, Аполлона и Цибеллы, а также игры плебеев. Их со дня на день делали все более продолжительными, а часто, якобы ради религиозных побуждений, праздновали по два или по три раза в год. К тому же вошло в моду, чтобы богачи устраивали игры по случаю похорон и триумфов.
С развитием роскоши рушилась прежняя строгая нравственность семейной жизни. Старинные римские законы о браке были постепенно смягчены прямою отменою или введением новых форм брака, отнимавших силу у старых законов. А с тем вместе ослабел прежний строгий нравственный характер семейной жизни. Брачный союз утратил прочность, и было положено начало развившемуся в последствии владычеству женщин испорченной нравственности.
Еще в эпоху второй пунической войны Невий мог отважиться публично укорять Сципиона Младшего за то, что отец застал его однажды во время какой-то любовной истории. Спустя поколение подобное происшествие показалось бы самым обыкновенным. Полиция нравов в лице цензоров оказалась бессильной и могла вмешиваться лишь там, где скандал был чересчур публичный. Люций Фламиний, брат победителя Филиппа Македонского, отрезавший голову одному галлу в угоду рабу, которым пользовался для целей разврата, был правда извергнут Катоном из сената, но многие другие развратники оставались безнаказанными. Консул Кальпурний (180) был убит собственной женой по наущению пасынка, стремившегося занять место отчима.
Перенесение в Рим из Греции культа Бахуса внесло мистические обряды сладострастного характера. Культ этот у треков давно уже стал средством предаваться тайному разврату. Обряды праздников Бахуса совершались по ночам. Женщины, собиравшиеся на такие праздники, доводили себя до страстного чувственного возбуждения и в религиозном экстазе забывали всякий стыд.
Правительство ужаснулось, когда узнало о разврате, которому предавались посвященные в таинства служители и служительницы Бахуса. Мужчины и женщины, в том числе сыновья и дочери знатнейших людей, в диком экстазе ходили ночью по берегу Тибра процессиями с факелами, и в их фанатическом религиозном обществе, быстро распространившемся по всей Италии, получали религиозное освящение всякие гнусности и злодейства: под покровом таинственных обрядов люди развратничали, подделывали завещания, готовили отраву для родных и смерть, которая ни была нужна. Была назначена следственная комиссия. Она вела розыск очень строго, и в результате более семи тысяч человек мужчин и женщин было казнено или подвергнуто тяжелому тюремному заключению.
Римляне заимствовали у греков не одно только суеверие со сладострастным культом. Туда проникли философами учения, отрицавшие народную религию и устанавливавшие религиозный скептицизм и атеизм. В текущем периоде Эннием была переведена с греческого языка на латинский «Священная история» Эвгемера, в которой происхождение божеств истолковывалось очень прозаично. А в 181 г. была сделана попытка поколебать старинные богослужебные обряды, они истолковывались в пифагорейском духе. Некто Петилий стал показывать книги, о которых говорил, что нашел их в двух каменных гробах. Они заключали в себе философское объяснение государственной религии.
Римское общество было уже не то, что во времена Курии Дентата и Фабия Максима. Изменилась жизнь всего народа, но раньше и сильнее в высшем кругу, из которого избирались полководцы и сановники.
Во время пунических войн с прежней резкостью, но только в измененной форме обнаружилось прежнее распадение наций на сословия, одно богатое, другое бедное. Доступ к политическим должностям и в сенат по закону оставался для всех граждан, но на самом деле их достигали только люди аристократических родов. Римские нобили составляли как будто одно семейство, и их семейный совет управлял государством. При расширившемся круге занятии высших сановников уже нельзя было, как во времена Цинцинната, брать в консулы всякого земледельца прямо из-за плуга. Сановникам нужны были знания, которые приобретаются только долгими годами, и только дети знатных и богатых людей могли посвящать себя такой подготовке.
Проконсулы и пропреторы, правившие провинциями, вначале имели настолько честности, что не употребляли свою власть на притеснение подданных. Но теперь они стали обогащаться взяточничеством и другими нечестными способами. С удивлением, как о редкости, начинают говорить историки о тех людях, которые правили провинцией со старинною римскою честностью и заботливостью о сбережении государственных денег. В 149 г. был учрежден постоянный трибунал для разбора дел по жалобам провинций на взятки и поборы правителей, но виновных по большей части оправдывали и только в случаях чрезвычайного грабежа и притеснения осуждали на изгнание.
С течением времени граждане, жившие на отдаленных участках или в колониях, все реже и реже стали являться в народное собрание, занятые своими делами и службою, а потому выборы зависели почти исключительно от римского городского сословия. Отсюда явилось интриганство аристократов для приобретения популярности и для получения голосов на выборах. Правительственные сановники угождали массе городского населения подарками и играми, которые они устраивали на свой счет, чтобы за них подавали голоса на форуме. С той же целью военачальники потворствовали своим воинам, которые по окончании похода тоже должны были подавать голоса на форуме. Они дозволяли нарушение дисциплины, грабеж, раздавали награды, делили между воинами добычу. Военачальники думали уже не столько о возвеличении родины, сколько о том, чтобы приобрести почесть триумфа или прозвище от имени завоеванной страны.
Все перечисленные признаки упадка имели только начало свое в Медном веке. Они развились до грандиозных размеров в следующем, Железном. Но тогда уже привыкли и пригляделись к ним. Они стали уже обыденным явлением, а потому ими уже меньше интересовались и меньше о них писали.
Железный век, первая половина
УПАДОК. 172–122 гг
Первые пятнадцать лет этого периода, в которые продолжается подъем простонародья, приходятся между 172 и 157 годами. В это время римский народ еще не утратил способности одерживать победы: известны две удачные военные экспедиции римлян. В 172 г. Марций прорвался через ущелье в Камбунских горах (в Македонии) и подвинулся до Диума. В 168 г. римляне победили македонян при Пидне. Двадцать тысяч Персеева войска легло на поле битвы и шестнадцать тысяч взято в плен.
После того в течение двадцати лет римляне не вели ни одной удачной внешней войны. Они или были заняты усмирением восстания прежде покоренных народов, или несли поражения от внешних врагов.
В 153 г. было восстание в Лузитании, в 152 г. — восстание авантюриста Андриска в Македонии, в 151 г. Лукулл был не в состоянии собрать армию для испанской войны, в 149 г. Вириат начал войну с римлянами и разбил римского консула Ветилия, в 148 г. — Андриск победил и убил императора Ювенция Тальму.
Малый подъем, о котором мы говорили выше и середина которого приходится около 26–27 г. периода, ознаменовался в Риме следующими победами.
В 148 г. Сципюн взял Кареаген и обратил его в римскую провинцию. 147 — вторая победа под Пидном, взятие в плен Андриска, обращение Македонии в римскую провинцию и победа Метелла в Фокиде над Криптолаем. 146 — греческий союз разбить Метеллом под Скарфе; Греция обращена в римскую провинцию, победа Муммия над Криптолаем при Левкопетре и разрушение Карфагена. В 144, 143 и 142 гг. — Метелл боролся с кельтеиберами и взял почти все их города.
После того до конца периода римляне уже ничего, кроме позорных поражений, не видали.
В 141 г. Вириат заиер Фабия Сервильяна в ущелье, а Помпей заключил такой позорный договор с жителями Нуманции, что не смел донести о нем сенату. В 138 г. преемник Помпея понес под Нуманцией чувствительное поражение. В 137 г. консул Манций был заперт в ущелье. Преемники Манция ничего не могли сделать, чтобы смыть этот позор. Сципион взял Нуманцию, но не штурмом, а голодом.
Что в это время был упадок простонародья, видно из того, что пишут о тогдашнем военном бессилии римлян. Обнаружилось полное банкротство римской военной организации. Жалобы на это никогда не были так громки. В Африке солдаты грабили как Нумидда, так и римскую провинцию, а в конце концов, когда дело дошло до серьезного сражения, войско формально позволило себя разбить. Энергичным полководцам вроде Метелла и Мария удавалось временно поднять престиж римского войска и восстановить честь римского оружия. Но уже в другом месте обнаружилось, как мало было способно сделать некогда непобедимое римское войско. Во время штурма крепости Неферис (в Африке) солдаты вторглись в город в таком беспорядке и так неосторожно, что были отбиты с большим уроном и потерпели бы полное поражение, если бы их не спас Сципион Африканский. Как под Карфагеном, так и в Испании Сципиону пришлось восстановлять упавшую дисциплину, потому что при его предшественниках разврат, леность и распущенность войска достигли ужасающих размеров. Сципион выгнал из лагеря до двух тысяч публичных женщин, множество бродячих гадателей и жрецов, целую толпу торговцев и разносчиков, слуг, поваров и других прислужников. Офицеров он порицал за их нежность и слабость. В сражениях он очень хорошо увидел, как мало можно доверять римским солдатам: личным своим появлением он едва мог остановить будущие отряды. Во время нумидийской войны полководцы были неспособны и продажны, а войско изнеженно и распущенно.
Нумантинская война продолжалась десять лет. Римляне посылали против сильного города одного полководца за другим, и все они, благодаря своим неудачам или вероломству, покрывались стыдом. Когда вступил в командование Сципион, то войско было до того распущенно, что он должен был отказаться от всякой борьбы и ограничился только обложением города. В 109–104 г. Метелл искоренял в римском войске трусость, непослушание и склонность к разбоям. В то время начались те позорные поражения и отступничества, как поступки Лациния, Манлия, Манцина, бегство из под знамен Кая Матиена, которого высекли и продали в рабство. Если война не приносила никакой корысти и доходов, то все толпою домогались отпусков. Солдаты Эмилия во время войны с Антиохом ограбили союзный город Хио, несмотря на ясное запрещение генерала. В 140 г. кавалерия Цепиона взбунтовалась и хотела сжечь своего полководца живьем в его палатке. Были и такие случаи изнеженности армии, что невольники носили за солдатами их оружие. Например, в армии Цепиона на восемьдесят тысяч солдат было сорок тысяч денщиков для услуги.
Несмотря на то что Персей дурно распоряжался своими военными средствами и вел войну вяло, без надлежащего мужества, римляне все-таки не могли извлечь выгоды из своего положения. Римские полководцы неспособностью и нравственными недостатками еще превосходили Персея. Для того чтобы приобрести популярность между солдатами и обеспечить себе голоса на выборах, они привели дисциплину в такой упадок, что войска сделались совершенно негодными для какого-либо предприятия. Даже численность их уменьшилась, потому что за деньги всякий солдат мог получить отпуск и отставку.
Упадок простонародья везде и всюду обнаруживается сильной болезненностью и смертностью. Прямых свидетельств о болезнях обыкновенных и эпидемических в рассматриваемом периоде мы в истории Рима не нашли. Но они вполне заменяются косвенными, говорящими о понижении у римлян способности к несению военной службы и об уменьшении римского населения, которое, разумеется, при отсутствии у римлян эмиграции и колонизации могло происходить только от увеличения болезненности и смертности и от уменьшения рождаемости.
Еще в 180 г., как свидетельствует Тит Ливий, трудно было собрать девять легионов, тогда как во времена Аннибала набирали до двадцати трех.
В 151 г. Лукулл был не в состоянии собрать армии для испанской войны. Позже Кай Гракх в числе своих требований к правительству настаивал, чтобы в войско не брали юношей ранее семнадцати лет. В его время недостаток в рекрутах был так велик, что брали в войско чуть ли не детей. Хотя перепись населения в 159 г. дает население Рима в 338314, но это были люди, неспособные носить оружие. К 131 г. население Рима даже уменьшилось, оно дошло до 317 832. Цензор Метелл был так поражен этим фактом, что внес проект закона о насильственном браке.
Позже население Рима снова увеличилось от переселения в него народа из деревень и дошло до четырехсот пятидесяти тысяч, но именно тогда Ливий и восклицает с грустью: «Рим, который ставил против Аннибала двадцать три легиона, теперь не в состоянии поставить девяти».
О крестьянах того времени пишут, что они утратили любовь к родине. Трудовая жизнь земледельца стала казаться тяжелой новому поколению. Поселяне покидали земледелие, предпочитали бедному быту пастухов и землепашцев бродячую жизнь воина, торговца, откупщика. Земледелие падало, вытеснялось скотоводством, но пастухами были не граждане, а рабы. Италия перестала производить хлеб в достаточном количестве и должна была питаться хлебом привозным. Сельское хозяйство на мелких участках исчезло. Тихая, скромная домашняя жизнь скоро стала воспоминанием старины. Так обстояло дело крестьян еще в начале периода, но во второй его половине, в 133 г., Тиверий Гракх, возвращаясь из Нуманции, увидел, что «богатые равнины Этрурии заросли сорной травой, а по улицам Рима сновали толпы изголодавшихся лентяев».
«Лишенные охоты к трудолюбивой жизни и довольствия малым, отравленные (?) влиянием лени и распущенности, к каким привыкли (?) в лагерях, мелкие хозяева, холостые люди тянулись в Рим, увеличивая с каждым днем голодную толпу, которую сенат держал некоторое время в покое жертвуемым хлебом за дешевую цену. Богачи скупали или противозаконно захватывали одно мелкое крестьянское имение за другим и обрабатывали свои обширные поместья с помощью огромной массы рабов. Обедневшая толпа стремилась в Рим и питалась здесь подачками и милостью богачей. Эти несчастные люди, пришедшие в город, ничего тут не могли заработать. От самых грубых до самых деликатных работ все вверялось рабам. Что же оставалось делать свободному нищему? Каким способом мог он заработать себе кусок хлеба, не имея капитала и неспособный к труду Он должен был нищенствовать у порогов господ и драться с собаками из-за крошек, продавать себя, жену, детей, совесть, гражданский голос, руку, вооруженную убийственным кинжалом».
Из того же выродившегося простонародья во времена Гракхов формировались многочисленные шайки разбойников, которые ходили как отряды неприятельского войска по горам Самнии и Лигурийского приморья.
Что и религия отцов сильно поколебалась у римского простонародья, как это всегда бывает во время упадка, видно из того, что «толпа сторонилась от древних святынь и бежала покланяться новым богам, прибывшим из-за моря».
Саллюстий, порицая различные пороки тогдашней римской аристократии, упрекал и простонародье в том, что «оно злоупотребляло свободой». А когда Гракхи требовали от государства отобрания земли у аристократов и раздачи ее беднякам, то «многие из бедняков даже не хотели раздачи земли, не взяли бы участков ее. Правда их жизнь в Риме была нищенская, но они привыкли (?) к праздности и имели много удовольствий. Они не захотели бы променять свою хотя и бедную, но приятную жизнь в Риме на труды и лишения поселянина».
Что касается римской аристократии, то о ее падении мы имеем еще более исторические сведения. Ее пороки были все те же, что в конце Медного века, но только приняли более грандиозные размеры. По словам историков, «большинство знатных людей бесчестно и бессовестно помышляло только о силе и могуществе, о деньгах и наслаждениях». В 141 г. Метелла отозвали из Испании за грабеж, а он в бешенстве разогнал свою армаду, уничтожил провиантские запасы, поубивал боевых слонов. Другие отказывались от управления провинциями, если не надеялись получить с них большие доходы. Мициний составил себе капиталы в Греции всевозможными способами: крал, грабил, продавал солдатам отпуска, торговал безопасностью отечества и честью римских знамен. Фульвий Нобиллор распустил таким же образом целый легион. Брат Сципиона Старшего, победоносный в войне с Антиохом, вынужден был удалиться в изгнание, так как слишком сильно наложил лапу на сирийскую добычу Даже популярность брата не могла спасти его от осуждения. «Вообще, — говорят историки, — честность заметно уменьшилась там, где речь шла об общественных интересах. Старик Катон мог поэтому сказать: „кто обкрадывает частное лицо, оканчивает жизнь в Цепях и узах, но кто обкрадывает государство, тот умирает в золоте и пурпуре“».
Во времена Гракхов «глава аристократов, насмехавшийся над добродетелью и честностью, Марк Эмилий Скавр, был жаден и подкупен, как и все другие». Сторонник Гракхов, Папирий Карбон, внезапно покаялся в своих демократических прегрешениях. Характерно для того времени поведение Квинта Сервия Цепиона, который сначала ограбил храм Апполона в Толозе якобы в пользу государственной казны, а потом подослал подкупленных разбойников и забрал через их посредство добычу в свои руки.
Во вражде с римскими чиновниками находилось сословие всадников, но всадники и те граждане, которые брали на откуп все пошлины и подати в Италии и во всем римском государстве, были в то время настолько корыстолюбивы, что часто становились для провинций настоящею чумою. В 167 г. о всадниках открыто было сказано: «где хозяйничает откупщик, там кончается право и свобода».
Современники жалуются также на «накопления во всех слоях римского общества огромной массы неоплатных долгов». Некто Веций, представитель римского дворянства, задолжал по уши, а потом вооружил невольников и перебил всех своих кредиторов.
Катон без устали бранит также римских тщеславных женщин, заботившихся только о своих нарядах и желавших господствовать над «властелинами мира». Число разводов в это время значительно возросло. Женщины «добивались имущественной самостоятельности, чтобы легче отделаться от власти мужа и иметь возможность расторгнуть брак. Впрочем, всюду жаловались на частое безбрачие. Уважение к женщине уменьшилось, матрона в то время сильно уступала матроне прежних времен.
У Катона и его единомышленников, говорит Момсен, мы находим убеждение, что граждане обязаны поддерживать целостность крупных состояний и потому «не должны иметь много детей». «Как далеки, — продолжает тот же автор, — те времена, когда прозвище «Детородителя» было почетным в глазах римлянина.
Кроме всего переданного, есть еще две черты в этом периоде, чрезвычайно характерных для периода упадка. Это, во-первых, сильное распространение между римлянами суеверия, а во-вторых — большая склонность их к заимствованиям всего иностранного.
В жизни римского общества приметы и гадания играли в это время очень важную роль. Когда для облегчения участи простонародья было предложено основать колонию, то говорили, что приступ к этому учреждению сопровождался разными недобрыми предзнаменованиями. Первое знамя, которое нужно было водрузить на месте будущей колонии, было сломано ветром. Порывом же ветра разнесло лежавшие на алтаре жертвы и перебросило за очерченную межу. Даже межевые знаки были вырваны и унесены волнами.
Гадатели и звездочеты стали обделывать свои делишки между римским простонародьем, пользуясь его суеверием. Сципион Эмильян в римском лагере под Нуманцией выгнал целую толпу таких паразитов. Но от суеверия не была свободна даже и римская интеллигенция. Так, например, знаменитый Сципион Африканский был убежден, что ему особенно покровительствовали боги и что он находился с ними в тесной связи. Все, что делалось им перед лицом народа, делалось большей частью вследствие какого-нибудь ночного видения или божественного наития.
Мы видели выше, что уже в первой половине Медного века страсть римлян к заимствованиям от греков проявилась настолько сильно, что на нее обратили внимание историки. Во второй половине того же века такого рода заимствования продолжались, но они приняли наиболее разумную форму — заимствовали в области литературы. Так Кней Невий писал трагедии и комедии в греческом вкусе. Квинт Эний ввел в употребление греческий гекзаметр. Его драматические произведения были просто вольными переложениями греческих пьес. Марк Пакувий не мог стать выше простого подражания греческим образцам. Марк Аттий Плавт до такой степени подражал греческим образцам, что даже сам себя называл простым переводчиком. Публий Теренций подражал греческим комикам более рабски, чем Плавт и т. д.
В Железном веке событием, составившим эпоху в деле сближения римлян с греками, было прибытие в Рим в 167 г. тысячи заложников от Ахейского союза. Среди этих заложников находился Полибий, учитель и ближайший друг Сципиона Младшего, оказавший весьма значительное влияние на умственное движение образованных римлян.
Так как греки вместе со своей наукой и литературой вносили в Рим вольномыслие и безбожие, то не раз были попытки изгнать их из Рима, но это оказывалось бесполезным. В 161 г. сенат постановил, чтобы претор Марк Помпоний позаботился об удалении греческих философов и риторов. Действительно, греки удалились, как ученые, но вернулись вновь послами разных городов. Как раз в это время в Риме находился знаменитый стоик Кратес в качестве посла царя Пергамского. В 155 г. явились в Риме греческий академик Карнеад, стоик Диоген и перипатетик Криптолай послами от Афин и во время довольно продолжительного пребывания в Риме своими блестящими лекциями и философией привлекли римскую знатную молодежь. Катон, который не любил греческого образования и считал его причиной политического и нравственного падения римского народа, настаивал в сенате, чтобы дело их решено было как можно скорее и чтобы они были удалены из города. Он заботливо предостерегал своего сына не доверяться этому распущенному и испорченному племени. «Если народ заимствует просвещение, — говорил он, — то все погибло». О других интеллигентных людях того времени уже и говорить нечего. Они сами учились греческому языку, а своим детям старались дать основательное греческое образование, окружая их греческими скульпторами, живописцами, гимнастиками и охотниками. Все выдающиеся люди того времени имели то или другое близкое отношение к греческому просвещению: Сципионы Старший и Младший, Гракхи, Ктавдий Марцелл, Эмилий Павел, Тит Квинкций Фламинин и др.
«Греческое воспитание, — говорит Дюрюи, — расширяло в сердцах будущих поколений презрение к древним обычаям, уставам, к религии и духовенству». Настроение тогдашней римской литературы составляет безбожие. Луцилий изображает двенадцать великих богов, когда они, заседая в совете, смеются над людьми, называющими их отцами, или Нептуна, который, запутавшись в каком-то деле, заявляет, что сам Карне — ац не распутался бы в нем. Плавт идет еще далее. Его боги уже не заслуживают уважения, а Юпитер ведет себя как негодяй. Наконец поэт Лукреций с наглым талантом развивает безбожные и материалистические взгляды Эпикура.
Упадок того времени был несомненно заметен для тогдашнего римского народа. Катону был поставлен памятник в храме богини общественного благосостояния с надписью на пьедестале, что он, как цензор, прекрасными средствами и мудрым руководством восстановил римское государство, уклонившееся к дурному и пришедшее в упадок. Но историки говорят, «что борьба Катона против духа времени осталась бесплодной. Он указал больные места общества, но не излечил его. Он был только факелом, освятившим бездну».
Сципион Младший также лучше кого-либо другого видел глубокие язвы, от которых страдало римское государство, но считал спасение его невозможным без революции, а насильственное революционное исцеление государства казалось ему хуже того зла, от которого государство страдало.
Хотя описываемый период с самого его начала носит на себе следы несомненного упадка, но самая худшая его часть приходится в конце периода, когда упадок простонародья приближался к концу.
В 136–133 гг. вспыхнуло в Сицилии страшное восстание. Толпа сельских рабов убила своего господина и стала призывать всех невольников к свободе. По всей Сицилии рабы массой восстали против своих господ. Сириец Эвн стал во главе бунта и провозгласил себя царем. Другой невольник Клеон, бывший знаменитым разбойником, присоединился к нему со своим отрядом и соединенными силами они разбили римское войско. Скоро вся Сицилия была во власти мятежников, и в их распоряжении было семидесятитысячное войско. Римляне с большим трудом одолели это восстание и распяли на крестах двадцать тысяч мятежников.
Затем в 133 г. произошла революция Тиберия Гракха, в которой велась борьба между аристократической и демократической париями. На форуме между теми и другими произошла драка, кончившаяся смертью Тиверия Гракха и трехсот его приверженцев.
В том же году произошла попытка восстания в Делосе, в Аттике, в Кампани и в Лациуме.
В 126 г. граждане Фрегелл, одного из самых богатых городов Италии, взялись за оружие, чтобы силою приобрести себе римское гражданство. Город был взят, укрепления разрушены, а жители подвергнуты свирепому наказанию.
Железный век, вторая половина
УПАДОК. 122-72 гг
Этот период занят главным образом упадком римских правящих классов, так как простонародье падало только пятнадцать первых лет периода, а в остальное время поднималось. Пороки интеллигенции не только не уменьшились сравнительно с предыдущим периодом, но еще значительно увеличились.
«Влиятельнейшие члены аристократического правительства, пишет Вебер, позорили себя алчностью, беззакониями, низкой продажностью, пренебрегали чувством честности и предавались всем излишествам низких чувственных наслаждений. Вся аристократия быстро склонялась к нравственному, политическому и военному упадку. Печальный период владычества — аристократ не имел почти ни одного замечательного полководца или государственного человека».
Роскошь высшего сословия увеличилась, тем более что с подъемом простонародья и его трудоспособности финансовое положение государства должно было улучшиться.
Сулла писал законы против роскоши на пирах и похоронах, но они, разумеется, остались мертвой буквой. К описанному времени относится также жизнь Лукулла, пиры которого вошли в поговорку.
Кроме роскошного помещения в Риме, приспособленного для больших пиршеств, человек этот владел множеством вилл, строил дачи у самого моря, сооружал вокруг них плотины и каналы, прорывал горы и прорубал скалы. В этих виллах было собрано все, что самому прихотливому сластолюбцу могло доставить чувственное и умственное наслаждение. В садах созревали самые редкие плоды; зверинцы снабжали стол самой дорогой дичью, пруды — самой изысканной рыбой; погреба были наполнены превосходнейшими винами. В столовых красовались картины, статуи и бюсты знаменитых художников, драгоценные пурпурные скатерти, золотые с самоцветными камнями кубки и иная дорогая утварь. Во время пиров гостей увеселяли музыкой, пением и танцами. Для лиц, участвовавших в этих представлениях, было припасено несметное множество дорогих нарядов. Даже когда у Лукулла не было гостей, что случалось очень редко, стол его был уставлен различными яствами и изысканнейшими лакомствами.
Саллюстий в рассказе о Югуртинской войне живыми красками с поразительной наглядностью рисует картину страшной испорченности Рима. Вся гниль римского общества выплыла наружу во время этой войны. Никогда еще правление владычествовавшего над миром сената не подвергалось такому поруганию, не унижалось до такой степени. Вопреки требованиям сената, Югурта спокойно продолжал (112 г.) осаду города Цирта до конца, по взятии же его перебил всех жителей, а в том числе и многих римских граждан, замучил до смерти союзника Рима, своего родного брата, и затем путем подкупа римских полководцев добился заключения мира, предоставившего в его владение Нумидию. Югурта отважился даже явиться лично в Рим, где, подкупив кого следует, парализовал решение сената и в самой столице велел убить своего младшего кузена, в котором римляне могли видеть его опасного соперника. Выезжая из Рима, он воскликнул свою знаменитую фразу: «О продажный город, тебе недостает только покупателя».
Точно так же, как и прежде, процветали в Риме долги и ростовщичество. Лукулл боролся во время восстания Митридата с римскими ростовщиками, захватившими в свои руки массу народа в провинции Азии. Были в это время и со стороны других власть имущих попытки уменьшить долги. Так Сулла в начале своей общественной деятельности, желая приобрести популярность в народе, уменьшил долги на десятую часть. А позже, уже в следующем периоде, он уничтожил четвертую часть долгов.
В те годы, когда республике угрожали военные опасности, и с севера, и с юга, глубокий упадок нравственности высшего сословия был раскрыт процессом о нарушении объекта целомудрия несколькими весталками, принадлежавшими к первым фамилиям государства.
Сулла постановил несколько законов, поддерживающих святость брака, для удержания от разводов, но эти законы остались мертвой буквой. Проституция была в то время сильно распространена в Риме.
«Римский народ, как справедливо выразился Каталина, был телом без головы и головой без тела. Внизу толпа бедняков и нищих, наверху высоко и далеко несколько десятков богачей, более гордых, чем короли. Столетняя война, разбои, испорченность пожрали среднее третье сословие, гордость, мощь, жизненную силу Рима. Многочисленные факты убеждают в постепенном исчезновении этого слоя общества».
В этом периоде есть немало свидетельств о разбое то в одном конце римского государства, то в другом. Так, например, в 116 г. Марий усмирял разбойников в Испании, гладиаторы, восставшие под предводительством Спартака, начали свое восстание с разбоев и т. д. Но самым грандиозным явлением этого рода были корсары в Средиземном море, совершенно остановившие всякую торговлю.
У Рима, впоследствии упадка, исчез военный флот. Этим обстоятельством воспользовались корсары, завладели морем и стали жить на счет торговли и прибрежных городов.
Такое пиратство вошло в обычай с давних времен, но в последние десятилетия перед Р. X. дошло до ужасающих размеров. Корсары сделались силой и образовали нечто в роде государства в государстве с особым духом общественности и с прочной организацией. Они называли себя киликийцами, потому что многое из них принадлежали к этому племени, но все племена, жившие в соседстве со Средиземным морем, имели среди этого общества своих представителей. Бежавшие приверженцы различных побежденных политических партии, отпущенные наемники, всякого рода искатели приключений — все бросались на море, где их не могла достать рука римской республики, и здесь производили насилия, мстили гражданским общинам, изгнавшим их из своей среды, словом, вели войну со всем миром. Их предприятия находились в связи одно с другим, так как разбойники выбирали себе начальников и вождей большей частью из людей уважаемых и опытных, составляли целые эскадры, сносившиеся между собою и всегда поддерживавшие друг друга. На море они повсюду имели сигнальные пункты и станции, а на суше замки на скалах и сборные места, где скрывались вместе с добычей в случае опасности. Здесь во время своих походов они оставляли жен, детей и сокровища. Многие прибрежные города принимали их дружественно, давали убежище и помощь в своих портах и открывали свои рынки для продажи награбленного добра. Многие города примыкали к этому союзу из страха, потому что ни один приморский город, ни один остров не был обеспечен от нападения пиратов. Более четырехсот городов были ими покорены и сожжены, храмы, находившееся близ берега, разграблены и разорены. Многие цветущие прибрежные города были оставлены жителями, боявшимися попасть в рабство к пиратам. Когда Помпей покончил с корсарством, то ему пришлось сжечь тысяча триста разбойничьих кораблей и взять сто двадцать крепостей.
Это явление дает понятие о том, как силен был упадок Железного века, если правительство не могло десятки лет справиться с человеческим сбродом, с которым порядочное войско Помпея справилось в течение трех месяцев.
Что в Риме был уже не тот народ, как в Серебряном, ясно само собой. Даже рост его изменился. Тогда как в период подъема в римской истории нет никаких разговоров о росте, во время упадков они постоянно возобновляются. Так и в настоящем периоде пишут, что «кимвры и тевтоны, народы высокого роста, внушали римлянам ужас и казались исполинами».
В результате упадка высших правящих классов в Риме в описываемый период был непрерывный ряд несогласия в обществе, восстания в разных частях государства и грандиозное самоистребление. Но мы ко всему этому вернемся далее, а теперь скажем еще несколько слов о внешних войнах Рима, успех которых с замечательной правильностью соответствовал подъему и упадку среди простонародья.
Действительно, простонародье падало в первые пятнадцать лет от 122 до 107 г., и мы видим в это время полную неудачу в военном деле. Затем с 107 г. до конца периода следовал подъем простонародья, и соответственно с ним оружие римлян постепенно становится все более победоносным. Вот что мы читаем об этих войнах: «При расстроенном состоянии римского войска с ним нельзя было ничего предпринять. Дисциплина в нем совершенно упала. Оно предавалось разврату, буйству, грабило и всячески оскорбляло жителей римских провинций».
В 114 г. Порций Катон погиб с целой армией во время экспедиции против скордисков, и варвары бродили по всей Иллирии. 113 —кимвры и тевтоны разбили консула Папирия Карбо и потом в течение трех лет опустошали Норикум, Паннонию и Иллирию.
112 —была осада Цитра Югуртой, о которой было говорено выше. ПО — Югурта нанес римскому войску полное поражение, так что римлянам оставалось только бежать или сдаться. Югурта заключил с ними договор, по которому войско должно было пройти под ярмом. Рим был в опасности потерять все свои завоевания в Африке.
В 107 г. начинается теоретический срок подъема простонародья, но уже за два года перед тем (в 109 г.) счастье начало возвращаться к римлянам, так как поражения их стали чередоваться с победами в таком порядке:
Победы:
109 — Метелл побил Югурту под Мутулом.
106 — Марий побил гетулов и взял Капсу.