Носы, которые никогда не ошибаются.

 

Точно так же, как мы не можем составить компанию собакам в этом замечательном мире запахов, в котором они живут, мы равным образом не осведомлены о его ограничениях. Точка зрения, что не все собаки используют носы одинаково хорошо, может показаться чрезмерно упрощенной, но иногда мы склонны стричь их всех под одну гребенку, как чудо-собак. Однако их навыки и способности существенно варьируют, и как генетика, так и опыт, играют в этом важную роль. Представители одних пород с большей вероятностью, чем представители других пород, имеют хорошее обоняние. В книге "Dog's Behavior: The Genetic Basis" исследователи Джон Пол Склотт и Джон Л. Фуллер описывают, как они поместили нетренированных биглей, фокстерьеров и скотч-терьеров на поле размером в полгектара и выпустили на него мышь. Биглям потребовалась около минуты, чтобы найти мышь, у терьеров это заняло пятнадцать минут, а скотч-терьерам найти мышь не удалось вовсе. Но генетика это не все. Опыт важен в работе носа настолько же, насколько и в любых видах нашей деятельности. Иногда имеется множество сильных запахов, и тогда требуется большой опыт собаки, чтобы разобраться в этой гамме конкурирующих между собой запахов. Иногда же отслеживаемый собакой запах настолько слаб, что едва ощутим даже собакой.

То же самое постоянно происходит и с нами, просто обычно—со слухом или зрением. Я прошла через это в сельской глубинке Вайоминга, представляющей из себя скопление овечьих ранчо. Там «сельская дорога» — это любое место на пустынных землях, на которых удастся найти следы от колес, оставленные за последние два года. Глаза подскажут вам, как найти шоссе или эти сельские дороги, но куда проще следовать по шоссе, если, конечно, вы не выросли на овечьем ранчо. Однажды под вечер я проехала 26 миль по такой «дороге», и к моменту, когда достигла цели (вообще-то, мой грузовик с прицепом сломался где-то в миле от дома на ранчо, куда я ехала, поэтому я не могу сказать, что на самом деле достигла цели), мое зрение было истощено от попыток различить едва заметные очертания, оставленные колесами других грузовиков от едва заметных пятен, оставленных чем-то еще. Иногда собакам приходится сталкиваться с подобными же проблемами применительно к обонянию, и только предельно мотивированные и опытные могут справиться с этим, невзирая на обстоятельства. Кстати, такие поглощенные чем-то одним натуры (замечательное качество для собак ищеек и спасателей), как домашние собаки, могут представлять из себя проблему. Когда бигли и ищейки припадают носами к земле, я подозреваю, что весь остальной мир для них уходит в небытие. Подумайте о подростке с наушниками от плеера и поймете, что я имею в виду.

Помните, как в детстве вы представляли, что могущество взрослых беспредельно? Определенно, что некто, кто мог управлять машиной, открывать пакет сока и дотянуться до кухонного крана, мог бы остановить и дождь. Мне представляется, что подобные же ожидания имеются у нас применительно к нашим собакам и их способности чуять. Поскольку они так здорово используют свои носы, мы полагаем, что они могут учуять все что угодно в любое время. Но собаки используют также и другие органы чувств, и мозг как людей, так и собак имеет свойство концентрироваться в каждый конкретный момент на каком-то одном чувстве. Нередки случаи, когда собаки нападали на владельцев, когда те возвращались домой с новой прической или в новом пальто. Удивленные незнакомым силуэтом, вваливающимся в дом, эти собаки использовали глаза вместо носа. Их обоняние, возможно, замечательно, но оно не всегда включено.

Даже если собаки и хотят, они не могут ничего учуять до тех пор, пока летучие, распространяющиеся по воздуху частички не попадут в их носы. Собаки, может, способны учуять зернышко кокаина на складе, полном кофейных бобов, но они не смогут учуять ничего вообще, если не войдут в физический контакт с некоторыми из этих переносящихся воздухом молекул. Если ветер отнесет частички вашего запаха в сторону от вашей собаки, она сможет учуять вас не лучше вашего соседа.

 

РАЗЛИЧИЯ В ОБОНЯТЕЛЬНЫХ ПРЕДПОЧТЕНИЯХ

 

Каждый год лисица растила детенышей в норе позади амбара, но этой весной она туда не вернулась. Ее отсутствие, вероятно, связано с преждевременной смертью от чесотки. В прошлом году эпидемия чесотки смела лис, койотов и волков Висконсина. Скорее всего, эта лисица была одной из трех, которые в течение лета постепенно теряли вес и волосяной покров, пока, в конце концов, не умерли, истощенные от голода и покрытые грязью в моем амбаре. Чесоточные клещи, готовые при первой возможности перепрыгнуть с «затонувшего корабля» на живого хозяина, конечно, тоже появились на ферме. Тулип подхватила их первая, после того как гордо сбежала с верха амбара с размякшей тушкой лисицы, свисающей из пасти. Затем тяжелой чесоткой заболел Люк. Некоторые участки его кожи полностью лишились шерстяного покрова: начиная с середины хвоста и до нижней части крестца Он стал походить на согнувшегося со сползающими штанами комического персонажа. Трудно выглядеть благородно с почти полностью лысым хвостом и выставленной напоказ расщелиной между ягодицами.

Я перелопатила тьму исследований о чесоточном клеще и множество разнообразных методов лечения, пока, наконец, не смогла декларировать победу над ним. Никто не испытывает удовольствия от того, что его собаки болеют саркоптической чесоткой, но представьте, что это означает, когда ваши собаки часть вашей профессии. Все мои собаки упорно работали на наш общий заработок; они не имеют цены в моей работе при агрессии между собаками, и они привлекают массу внимания на моих выступлениях и при подписании экземпляров книг. И вот, они, как и вся ферма, оказались на месяцы на карантине.

Несмотря на это я испытываю смешанные чувства в связи с исчезновением моей лисы. Конечно, прошлым летом у меня вошло в обыкновение беспокоиться при виде любой лисицы, как бы она вновь не занесла чесотку. Но до эпидемии, которая приходит и уходит, как большинство циклов в природе, я была воодушевлена ее присутствием. Каждую весну я наблюдала, как она растит своих детенышей, расположившись между дорогой и крутым склоном леса, всего в полусотне метров от моего амбара. Я любила ее малышей, играющих чудесными вечерами на переднем газоне и прыгающими, как лягушки вокруг розовых и белых кустов пионов. Я любила слушать ее похожий на кашель лай, наблюдать, как рано по утрам она целеустремленно переходит районное шоссе с едой для своего молодняка.

Но даже до того как грянула эпидемия чесотки, лиса принесла с собой нечто, что умерило мое удовольствие: запах, настолько крепкий и отвратительный, что он мог бы вас удушить. Если бы она ограничивала его собственной персоной, это одно. Но она так не делала. Она старательно помечала запахом мою ферму каждую ночь, оставляя аккуратную маленькую кучку своих экскрементов на моей передней террасе. Проблема была не в этих кучках. Она была в моих собаках, так как они со страстью плюхались на эти отходы и втирали их в свои холки. Словно это было нечто бесценное. Если вам не приходилось нюхать запах, исходящий от собаки, вывалявшейся в испражнениях лисицы, значит, ваша жизнь несколько лучше моей, ибо это жуткий, вонючий, отвратительный запах, и он пристает к собачей шерсти, как репейник.

 

Я никогда не стала бы делать вид, что понимаю, что происходит в мозгу у моих собак, когда они катаются на фекалиях лисиц. И, конечно же, не только лисий помет привлекает внимание моих собак. Для всех собак, чем вонючее запах, тем привлекательнее издающий его объект, включая дохлую рыбу, свежие невысушенные коровьи лепешки (чем жиже, тем лучше) и частично подсушенные тела белок. Личинки — это плюс, приносящий добавленную стоимость товара в собачьей экономике. Невозможно представить, что собаки не наслаждаются, катаясь на этой слизи. Их глаза начинают блестеть, рты искривляются в расслабленной улыбке, когда они погружают плечи в отвратительные, зловонные массы и втирают их в свои спины. Удостоверившись в том, что правильно себя обмазали, они бегут рысью домой с «высоко поднятой головой» и «уверенной походкой», которые свойственны нам, когда жизнь хороша, и день удался.

Миллиард теорий пытается объяснить, почему собаки вываливаются в зловонных массах, но все эти теории — лишь догадки. Одна из наиболее известных предполагает, что собаки откладывают свой собственный запах на данный «ресурс», чтобы пометить его как собственный. Я в этом не уверена, с учетом того, что собаки то и дело помечают своим запахом всевозможные ресурсы, мочась или испражняясь на них или вокруг них (Тулип, которая росла, получая пищу вне дома, все еще иногда делает лужи на веранде, когда съедает там последний кусочек ужина). Возможно, собаки катаются на том, что позднее могут захотеть положить себе в рот, и именно поэтому они катаются на предмете, а не мочатся на него. Я видела так много собак, слизывающих мочу, что скептически отношусь к подобному предположению (хотя и не отметаю его начисто). Другие предполагают, что, будучи хищниками, собаки пытаются замаскировать свой запах для потенциальной добычи, пытаясь пахнуть как кто-то другой. Я подозреваю, что это просто приведет к тому, что они будут пахнуть, как собака (или волк), но вывалявшаяся в чем-то вонючем. Кроме того, если бы я была потенциальной жертвой и учуяла бы запах движущейся на меня сорокакилограммовой мертвой белки, я, наверное, начала бы немного нервничать. Но прежде всего я не сторонница теории «ароматического камуфляжа» из-за поведения самих объектов охоты хищников. Работа бордер-колли с овцами дает хорошее представление о том, как животные, по крайней мере, парнокопытные, следят за окружающей обстановкой. Овцы, олени и лошади обладают прекрасным зрением и всегда высматривают, нет ли сигналов о приближении хищников. Это одна из причин того, что их глаза расположены по бокам головы: это позволяет им следить за окружающей обстановкой даже тогда, когда головы наклонены к траве. Запах, несомненно, важен для обнаружения хищников у некоторых биологических видов, но вид приближающегося волка, наверняка, оказал бы существенное влияние на оленье стадо, даже если бы волк действительно пах, как мертвый кролик.

Моя любимая теория — это то, что я называю «гипотезой о парне с золотой цепью». В ее основе—то, как собаки и другие виды из рода собачьих находят себе средства пропитания. Собаки и волки не просто охотники, они еще и падальщики, а падальщики не могут быть слишком разборчивыми в плане того, чтобы раздобыть мясо посвежей. Они едят то, что доступно, и, более того, хотят жить на территории, где много доступной пищи. Существует предположение о том, что собаки катаются на дохлятине или вонючих фекалиях в качестве своеобразной рекламы для других собак. «Эй, посмотрите на меня! Я живу в престижном районе, полном хороших вещей». Это, на мой взгляд, самая правдоподобная теория.

Но, возможно, имеется что-то еще. Может быть, они делают это по той же причине, что и мы, когда используем духи. Они любят запах. И точно так же, как мы можем душиться, чтобы привлечь других, мы также душимся и для собственного удовольствия. Может быть, это заставляет собак пахнуть хорошо как для себя самих, так и для других собак. Стэнли Корен предложил эту же теорию в своей книге «Как разговаривать с собакой». Я люблю главу, в которой он заявляет, что вываливание в противных запахах (противных, как минимум, для нас) это некий эквивалент «того же ложного чувства эстетики, побуждающего людей одевать кричащие, цветастые гавайские рубашки». Впредь, когда я буду купать очередную, вымазанную зеленоватой слизью собаку, будет полезно представлять ее в лилово-оранжевой рубашке в цветочек, дополненной мешковатыми шортами и неподходящими по цвету носками.

Но хватит о собаках. Как насчет нас? Мы, люди, тоже наносим чужеродные запахи на наши тела. Просто мы предпочитаем другие. Что должны думать собаки о представителях биологического вида, которые выдавливают или измельчают желе из брюха оленя (мускус), эссенцию из кишечника кашалотов (амбра), секреты из анальных желез (цибет), и гениталии растений (цветы — просто-напросто репродуктивные органы растений), чтобы смазать этим все тело? Мы любим эти вещи так же, как собаки любят хорошие тушки мертвых белок. Парфюмерия — это индустрия с оборотом пять миллиардов долларов в год. Новые ароматы разрабатываются в секретных лабораториях, охраняемых столь же тщательно, сколь и разработка биологического оружия. Духи и приятно пахнущие продукты типа масла для ванны — общепринятые подарки на Рождество и ко дню рождения. Почти каждому нравится хорошо пахнуть и нюхать хорошо пахнущие вещи. Эти аспекты мира запахов мы никогда не упускаем из внимания. Мы замечаем, свеж и приятен ли запах воздуха или тяжел и зловонен. Неприятный запах изо рта может испортить беседу и стать социальным кошмаром для его обладателя. Некоторые люди могут тосковать по запаху любимого или ребенка, словно голодающий по жизненно необходимым продуктам. Почти все, что мы покупаем, ароматизировано, замечаем мы это или нет. Производители мебели, например, знают, что хорошо пахнущая мебельная политура оценивается покупателями как более эффективная по сравнению с точно такой же, но без добавления аромата.

Наша одержимость хорошими запахами не нова. Древнегреческие атлеты натирались ароматическим маслами перед олимпийскими играми. Александр Македонский обожал духи и ладан, как и все мужчины античных времен. Сирийцы, вавилоняне, римляне и египтяне — все были помешаны на аромате цветов, сандалового дерева и шафрана. Даже первым подарком Христу-младенцу был ладан. Итак, хотя мы игнорируем чувство обоняния во многих аспектах нашей жизни, мы разделяем со своими собаками радость от нанесения на себя таких пахучих субстанций, которые вызывают у нас и других приятные ощущения.

Что мы не разделяем с ними — это критерии «хорошего» запаха в противоположность «плохому». Мы не единственные, кого ужасают обонятельные предпочтения животного на той стороне поводка. Не пробовали ли вы надушиться любимыми духами или одеколоном после бритья и дать их понюхать вашей собаке? Я просто нанесла на свое запястье немного духов «Шанель №5» — настоящей классики из жасмина и других цветочных пряностей — и попросила своих собак понюхать. Люк и Лесси понюхали, вывернули в сторону головы (хорошо, что не желудки) и отступили назад. Тупил и Пип упорно игнорировали мое запястье и вынюхивали, нет ли какого лакомства в моем кулаке. В заключение, удостоверяясь, что его там нет, они обнюхали мое запястье и наморщили носы. Если бы они могли, я полагаю, они бы поставили меня во дворе под шланг, смывая этот мерзкий запах духов и бормоча какую-нибудь собачью версию: «Не упрекай меня за эту ванну, ведь не я вымазала этой гадостью твое тело».

Это логично, что мы и собаки испытываем влечение к различным типам запахов. Всеядные, вроде наших ранних предков человекообразных обезьян, всегда находились в поисках спелых, сочных фруктов, и это наследие вызывает нашу тягу к фруктовым и цветочным запахам. Собаки — охотники и падальщики, и они скорее тяготеют к запаху спелых... тушек мертвых животных. По гамбургскому счету, одно влечение имеет не больше смысла, чем другое. Если вдуматься, то ванны с гениталиями растений или субстратом из кишечника кашалотов, на самом деле не более разумны, чем вываливание в коровьих лепешках. Такое видение проблемы здорово мне помогает, когда я не проявляю достаточной оперативности, чтобы остановить одну из своих собак от блаженного валяния в каких-нибудь отвратительных, зловонных массах. Но с учетом способности запаха привлекать — или в данном случае — отвращать, это, по правде говоря, помогает недостаточно. В следующий раз, когда Тулип заявится домой улыбающаяся и провонявшая до предела лисьими экскрементами, я обмакну ее в ведро с «Шанелью №5». Это послужит ей уроком.

 

Тулип катается по дохлой мыши. Как и для многих других собак, для Тулип нет ничего лучше, чем как следует вываляться в чем-нибудь ароматном — и чем зловоннее и жиже этот предмет, тем лучше

 

 

Мы тоже обожаем сильные запахи, но обратите внимание, как Тесс, дочь Лесси, отворачивает голову от духов, которые я нанесла на свое запястье. Ее просто воротит от тех ароматов, что нравятся мне, так же, как и меня от «одеколона из мертвых мышей»