2. История китайской философии; пер. С кит. , м. : прогресс, 1989.

Дата: 2025-06-14; Просмотры: 1
Оценка:
0.00 из 5.00 — оценок
Скачиваний: 0

 

Кypс попyляpных лекций

по восточной (китайской и индийской) философии,

пpедставленный на сайте DAO H(%)ME PAGE (http://www.pool-7.ru/~yukan),

был подготовлен и пpочитан в Московской Академии Йога Гypy Аp Сантэма

(ныне -- Московский Инститyт Йога Гypy Аp Сантэма)

осенью 1995 года

 

 

Николай Федорович ФЕДОРОВ (космизм)

====================================================================

(1829 - 19О3)

 

"Два чувства странно близки нам:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам..."

А.С.Пушкин

 

Наш сегодняший разговор - об одной из ярких, хотя и достаточно

противоречивых фигур мировой философии, о российском философе,

родоначальнике религиозно-философского учения, известного на сегодня

как к о с м и з м .

В разное время определенную дань этому течению отдали такие

незаурядные представители нашей культуры, как Ф.М.Достоевский,

Л.Н.Толстой, В.С.Соловьев.

Родоначальником же космизма стал человек, которого при жизни

именовали "старцем", "святым", "московским Сократом", "вселенским

философом" - Николай Федорович ФЕДОРОВ.

С Федорова начинается глубоко своеобразное философское

направление общечеловеческого, как отмечают исследователи, значения:

русский космизм, представленный в России ХХ века, кроме собственно

Федорова, такими именами как, К.Э.Циолковский, В.И.Вернадский,

А.И.Чижевский...

В "Философии общего дела" (как называются два посмертно изданных

тома трудов Федорова) выдвинута мысль о необходимости нового,

сознательно управляемого этапа эволюции: всеобщим познанием и трудом

человечество призвано овладеть стихийными силами вне и внутри себя,

выйти в открытый космос для его активного освоения и преображения,

обрести новый, бессмертный статус бытия, причем - обратим внимание -

в полном составе всех прежде живших поколений (так называемое "научное

воскрешение"). Федоровым были предвосхищены идеи н о о с ф ер ы,

поставлены вопросы экологии, предложено нетривиальное решение многих

глобальных проблем.

/К слову, а что такое ноосфера?/

Есть известная биографическая невнятица, связанная с личностью

Н.Ф.Федорова.

Ну, в самом деле, ведь до сих пор неизвестна точная дата его

рождения, а единственный документ, свидетельствующий о годе рождения

нашего философа (свидетельство о крещении), где впервые были выяснены

также имя и фамилия его матери, был найден совсем недавно: в конце

семидесятых годов. Это, представьте, касается биографии ученого,

жившего всего полтора столетия назад. Хотя, заметим, все это очень

характерно для самого Федорова, всю жизнь сознательно избегавшего не

только славы и известности, но и всяческих упоминаний своего имени, и

все свои сочинения, статьи и даже открытые письма публиковавшего

неизменно под псевдонимом, а то и просто без подписи.

Так вот, если о матери его известно лишь, что звали ее Елизавета

Ивановна и была она, как сказано в свидетельстве о крещении Федорова,

"дворянской девицей", т.е. служанкой, то об отце знаем более чем

достаточно, ибо принадлежал он к славнейшей российской фамилии, корни

которой восходят к великому князю Рюрику, затем - к князю Владимиру

Красное Солнышко*, к Юрию Долгорукому и Всеволоду Большое Гнездо, от

которых через несколько поколений и пошли князья Гагарины, один из

которых - Павел Иванович - в начале XIX века и стал отцом

философа-космиста Николая Федоровича Федорова.

----------------------------

* А чем, кстати, славен князь Владимир, именуемый в былинах

Владимир Красное Солнышко?

 

Но Федоров, как ясно из его отчества и фамилии, был внебрачным

сыном князя, что сыграло свою роль и в становлении отечественной для

нас философии, о чем - чуть ниже.

Среди бумаг Федорова после его смерти был найден отдельный

листок, на котором его рукой были написаны, а затем перечеркнуты (он,

вероятно, просто не захотел продолжать эти глубоко личные заметки)

следующие строки:

"От детских лет сохранились у меня три воспоминания: видел я

черный, пречерный хлеб, которым (говорили при мне) питались крестьяне

в какой-то, вероятно, голодный год. Слышал с детства объяснение войны

(на мой вопрос о ней), которое привело меня в страшное недоумение: на

войне люди стреляют друг в друга, наконец, узнал я о том, что есть и

не родные, чужие, и о том, что сами родные - не родные, а чужие".

Голод, смерть, неродственность, эти фундаментальные естественные

бедствия человека и человечества, стали главным предметом

преобразовательного дерзания Федорова-мыслителя.

Позже он напишет:

"Существенною, отличительною чертою человека являются два чувства

- чувство смертности и стыд рождения. Можно догадываться, что у

человека вся кровь должна была броситься в лицо, когда он узнал о

своем начале, и как должен был он побледнеть от ужаса, когда увидел

конец в лице себе подобного, единокровного. Если эти два чувства не

убили человека мгновенно, то это лишь потому, что он, вероятно,

узнавал их постепенно и не мог вдруг оценить весь ужас и низость

своего состояния".

Федоров никогда не выделял себя из человечества, и то, что, по

его мнению, было свойственно человеку как таковому, не могло не быть

и его собственным переживанием.

Мы знаем, что дед Коли Федорова, Иван Алексеевич Гагарин, умер,

когда тому было четыре года. Смерть Ивана Алексеевича наверняка была

воспринята всеми в усадьбе как огромное событие и по меньшей мере

самим Павлом Ивановичем - отцом Коли - как страшное горе и испытание.

Оно не могло не коснуться и Николая.

Что касается "стыда рождения", то это чувство скорее всего

осложнилось и усугубилось самим фактом незаконнорожденности. С раннего

детства до Коли скорее всего доходили вначале даже плохо сознаваемые

намеки на плоды барского греха. Не мог он не ощущать и определенной

двусмысленности в положении своей матери, невенчанной жены князя, и ее

четырех детей. С годами же оказалось, что и фамилия у детей не

отцовская, и отчество у мальчиков другое (девочки носили отчество

отца, а фамилию Макаровых) и не пользуются они княжескими правами (все

были записаны первоначально в сословие купцов). Это не говоря уж об

отношении к ним прочих ближайших родственников князя. Словом, вспомним

третье открытие детского сознания Николая, "что сами родные - не

родные, а чужие".

Но жизнь идет, и в 1849 г. Федоров оканчивает Тамбовскую гимназию

и затем до марта 1852 г. учится в Ришельевском лицее в Одессе, где

проявляет блестящие способности. Однако, вступив на выпускных

экзаменах в резкий спор с одним из преподавателей, Федоров сам

оставляет лицей. Тем не менее образование - результат прежде всего его

собственного постоянного труда - Николай Федорович получил

превосходное. В воспоминаниях о Федорове все отмечают его

поразительные, поистине энциклопедические познания в самых разных

областях жизни, науки, искусства. К тому же он в совершенстве знал не

только основные европейские языки, но и хорошо разбирался в ряде

восточных, одно время сильно увлекаясь китайским.

В продолжение четырнадцати лет, с 1854 по 1868 гг., Федоров

работает в уездных училищах средне-русской полосы. Предметы его

преподавания - история и география. Долго задерживаться на одном месте

ему не дает его непримиримое отношение к местным порядкам: за это

время он меняет семь городов.

По воспоминаниям современников живет он в это время так: суровое

ограничение себя только самым необходимым, исключительная

принципиальность, постоянная защита интересов учеников, помощь самым

бедным из них.

Сам метод его преподавания истории и географии, предметов,

которые, по мнению Федорова, должны дать первые и важнейшие сведения

учащимся, был также необычен. Он стремится осуществить принцип

активного участия всех детей в познавании, которое должно стать

одновременно их нравственным воспитанием. Учебники он не считал

основным источником знаний. Материал добывался учителем вместе с

учениками, его сотрудниками, из непосредственного изучения родного

края, его географических особенностей, растительного и животного мира,

его истории, запечатленной в памятниках, из наблюдений звездного неба,

опытов в самой природе. Естественно, такая система наталкивалась на

непонимание и противодействие со стороны высшего начальства,

привыкшего, как водится, к иному, и в этом была еще одна причина

частой смены Федоровым мест преподавания.

А тем временем шло внутреннее становление и развитие мысли. Сам

Федоров дает точную дату возникновения своей основной идеи - осень

1851 г., т.е. последний год пребывания в лицее. В 19О3 г., незадолго

до смерти, в одной из последних записей, он пишет об этом так:

"Пятьдесят два года исполнилось от зарождения этой мысли, плана,

который мне казался и кажется самым великим и вместе с тем самым

простым, естественным, не выдуманным, а самою природою рожденным!

Мысль, что чрез нас, чрез разумные существа, природа достигнет полноты

самосознания и самоуправления, воссоздаст все разрушенное и

разрушаемое по ее слепоте и тем исполнит волю Бога, делаясь подобием

Его, Создателя своего..."

Двадцати двух лет от роду Николай Федоров бросает вызов смерти,

столь дерзновенный и окончательный, как никто из смертных за всю

историю. Большинство живущих всеми силами старается закрыть для

сознания беспощадную истину своего конца, отвлечение всякой мысли о

смерти начинается с детства. Да и вся человеческая культура (в том

числе и ее прародитель, продолжающий до сих пор существовать и

самостоятельно - религиозный культ) с определенной точки зрения -

изощренный и разветвленный результат компенсаторной защиты от смерти,

защиты, требующей колоссальной энергии и отвлекающей ее,

следовательно, от всяких попыток начать творческое воссозидание самой

жизни. Федоров сознательно бежал от всех чисто духовных,

художественных форм восстановления жизни, обессмертивания ее мгновений

и существ (искусство - по Федорову - "попытка мнимого воскрешения"),

а все свое умственное и сердечное богатство он мобилизовал на Дело

преображения самой действительности. Не случайно Федоров не любил сна,

особенно долгого, развяленного, расцвеченного сновидениями (а ведь

сновидческая реальность и особые законы ее построения - один из тайных

источников питания творческого акта). Но по Федорову

"Сновидения должно причислить отчасти к болезненным явлениям,

отчасти к праздной жизни. Они составляют проявление тех сил, кои не

пришли в работу. Короткий, но крепкий, богатырский сон (без видений)

предпочтительнее продолжительного, но не крепкого, прерываемого

видениями сна. Сон должен быть интенсивный, а не экстенсивный..." и

т.д.

На новом, предельно сознательном уровне Федоров сохранил в себе

(и развил) детскую установку отношения к миру, которая в известной

степени близка магической: дети часто обладают чувством неуязвимости

и всемогущества; раз хотят - значит м о г у т повелевать явлениями и

процессами мира, в том числе и не умирать. Да и в сказках -

препятствий нагорожено - до неба, но законы земного естества в самых

роковых и бесповоротных, казалось бы, моментах вдруг отступают,

расступаются, и герой вдруг летит по воздуху, утишает бурю и,

окропленный мертвой и живой водой, восстает из мертвых клочков и

кусочков к жизни и счастью. Недаром позднее Федоров писал о

необходимости как бы вернуться к тому магическому, сказочному,

детскому, народному взгляду на взаимные отношения человека и слепой

стихии, "рокового" хода вещей, - но уже на положительной,

преобразующей мир знанием и умением стадии.

Весной 1866 года Федоров был арестован по делу Каракозова*, но

через три недели его все же освобождают. И когда настают летние

каникулы 1867 г., он отправляется в Москву, причем проделывает весь

путь от Боровска (место его последней работы) до Москвы пешком.

Открывается новый период его жизни и деятельности - московский.

-----------------------

* Революционный террорист; в 1866 г. неудачно стрелял в

императора Алкександра II; повешен.

 

В Москве Федоров сначала работает в Чертковской библиотеке, затем

с 1874 г. в продолжение 25 лет - библиотекарем Румянцевского музея и,

наконец, в последние годы жизни - в читальном зале Московского архива

Министерства иностранных дел.

С открытием Идеи для Федорова, до того момента вполне обычного

человека, происходит как бы второе рождение и обращение к служению ей.

Теперь он ведет удивляющий окружающих образ жизни. Это, по сути,

монашеская аскеза: питается он в основном чаем с хлебом, спит по

три-четыре часа в сутки на голом сундуке, ходит зимой и летом в одном

и том же стареньком пальто, раздавая все свое жалованье нуждающимся.

При этом сам себя аскетом он не признает и искренне сердится, когда

ему об этом говорят. Он любил повторять: "Не гордись, тряпка, завтра

будешь ветошкой". Сам его вид как будто являл образ его сердечной

общности со всеми и всем неизбежно стареющим, уходящим из жизни,

ветшающим. Тем более всех поражал неожиданный избыток жизни, энергии,

ума в этом человеке, казалось бы , преклонного возраста.

Явление Федорову Идеи совпадает с резким жизненным, бытовым

переворотом, новым, фундаментальным выбором: не попадаться в сладкую

ловушку человеческого жребия, забываясь в автоматизме его исполнения

- семья, дети, деньги, карьера, благочинная кончина... Раскрытие

"вещих зениц" освобождает от ига многого, в том числе и от гипноза

второй, по определению Тютчева, после смерти, роковой силы: "суда

людского".

Он был человеком необыкновенной доброты и нравственной чистоты.

"У него было такое выражение лица, которое не забывается. При

большой подвижности умных и проницательных глаз, он весь светился

внутренней добротой, доходящей до детской наивности", - так передал

свое впечатление о Федорове один из его современников, сын

Л.Н.Толстого.

 

Еще в молодости он сумел преодолеть себя, а точнее - свое

физическое тело, а ведь темпераментом обладал страстным, почти

неистовым, сохранившимся до старости.

Один из последователей Федорова, Юрий Петрович Бартенев, записал

в своем дневнике любопытный эпизод, касающийся Федорова и относящийся

к концу 9О-х годов прошлого столетия.

Однажды Бартенев с приятелем в присутствии Федорова рассуждали на

чисто философскую тему: когда же, в каком возрасте кончается, наконец,

половое влечение? И они, оба молодых на тот момент человека, пришли к

выводу, что уж к сорока-то годам - наверняка. На что почтенный старец,

аскет и трезвенник, густо покраснел и, отходя в угол, пробормотал:

"Никогда оно не кончается".

Николай Федоров избрал полный аскетизм, целомудрие (пока, по его

слову, "отрицательное", но развивал идеи "положительного", т.е. не

просто девственного воздержания, а полного претворения бессознательной

родотворной энергии в воскресительные и творческие мощности).

В сугубо личном смысле живя один, Федоров не страдал от

одиночества и не чувствовал себя обделенным, ибо было у него место,

где он чувствовал себя среди "родных, а не чужих". Таким местом был

Храм. Его не раз видели уже в московский период жизни на службах в

состоянии глубокой молитвенной сосредоточенности (один из

современников пишет просто о "религиозном экстазе").

С явлением Идеи для Николая Федорова православная служба,

церковный суточный и годовой круг раскрылись в новом,

активно-воспитательном духе. Главным его открытием было, говоря его же

более поздними словами, что

"Христос есть воскреситель, и христианство, как истинная религия,

есть воскрешение. Определение христианства воскрешением есть

определение точное и полное..."

Недаром свое учение Федоров называл "Новой Пасхой", и излагал его

в форме "пасхальных вопросов".

Чуть отвлечемся: а чем отличается воскрещение Христово от

большинства известных нам на сегодня по мифам и преданиям иных

воскрешений? Дело, впрочем, не в самом вокрешении, а в предшествующем

ему вознесении, которое, если помните, прозошло у Христа "во плоти",

т.е. он не оставил здесь своего физического тела.

Но вернемся к Николаю Федоровичу Федорову.

Для него, заметим, отвратительно было оказаться в обособленной,

кичащейся своими знаниями, талантом и положением касте ученых, хотя бы

и тех же писателей, считающих себя вправе "обличать, карать наши

пороки".

"Наша литература - бич России", как считал Федоров. В ней, в

литературе, он видел поношение человеческой природы, выражение не -

родственности со стороны писатетелей.

"Если казнить, быть палачом, зазорно, то казнить словом,

предавать вечной жизни в картине или книге, - почетно и даже

заслуживает высших почестей! И вот уже 6О лет как нас бичуют, бьют,

бьют по голове, по груди, по чем попало, называют собакевичами,

маниловыми, ноздревыыми, коробочками, землю нашу - Темным Царством,

города - Глуповыми, поселян - подлиповцами; бьют так, что в нас не

осталось ничего здорового. <...> А мы, всегда забитые, взываем к ним:

"да, мы гадки, отвратительны сами по себе, но скажите же, наконец, что

нам делать?" Но эта школа бичевания для бичевания, гордая своими

открытиями наших пороков больше, чем Колумб открытием Нового света,

ничего не умеет и не желает найти, кроме порока."

Сам Федоров избрал для себя другой путь - увидеть лучшее, что

есть в народном чувстве и мечте, в отношении к миру, в укладе жизни.

Он, как и большинство великих подвижников этого мира, а тем более

- русских, российских, прожил трагическую, но, вероятно, и очень

радостную, наполненную высоким смыслом жизнь.

Скончался Николай Федорович Федоров 15 декабря по ст. стилю 19О3

года в Мариинской больнице для бедных, в одном из флигелей которой

82-мя годами ранее родился Ф.М.Достоевский. Было Федорову 74 года, но

он, несмотря на старческие недуги сохранял бодрость и энергию. Смерть,

как рассказывают, наступила, по существу, случайно. В трескучие

декабрьские морозы под нажимом знакомых Федоров изменил своей привычке

ходить в легком платье круглый год. Его почти насильно одели в шубу и

посадили на извозчика, чего сам он никогда себе не позволял. (Он

вообще передвижение пешком пердпочитал всем иным видам.) В результате

- простуда и сильнейшее двустороннее воспаление легких. Тяжкая и

длительная агония. Смерть после потери сознания.

Похоронили его на кладбище Скорбященского монастыря (на нынешней

Новослободской улице). И, как водится, могила вселенского философа,

призывавшего живых обратиться сердцем и умом к кладбищам (ведь в самом

деле, по словам другого мудрого человека, "Человечество - это больше

мертвых, чем живых") была снесена (в 1929 году), и место последенего

успокоения Федорова было утрамбовано под игровую площадку. Так сбылось

его пророчество о нравственном одичании, одним из признаков которого

станет "превращение кладбищ в гульбища", а "сынов человеческих" - в

"блудных сынов, пирующих на могилах отцов".

На этом и остановимся, хотя говорить о Федорове интересно,

правда?

Есть прекрасная толстая книга о нем, вышедшая в 199О-м году в

изд-ве "Советский писатель": "НИКОЛАЙ ФЕДОРОВ. ТВОРЧЕСТВО ЖИЗНИ",

автор которой - Светлана Семенова. Ею же было подготовлено первое

научное еще советское издание сочинений Н.Ф.Федорова, выпущенное в

1992-м году в серии "Философское наследие" и удостоенное высшей из

возможных по тем временам социальных оценок: осуждения лично тов.

К.У.Черненко (тогдашним идеологом ЦК КПСС) наравне с изданной

несколько раньше двухтомной энциклопедией "Мифы народов мира" как

"одной из трех крупнейших идеологических ошибок нашего

книгоиздания"...

Читайте.

 

Д А О Ц З Я (Школа Дао)

---------------------------------------------------------------------

(VII в. до н.э. - наст. время)

 

Избранный Дао - Дао не постоянный.

Имя данное - имя не постоянное.

Небытие именую Неба-Земли Лоном.

Бытие - Матерью всего сущего.

Отсюда:

постоянного Небытия жаждая -

созерцаю Ее сокровенное,

Бытия постоянного жаждая -

созерцаю Её формы.

То и другое - единородны,

но имена - разные.

Едино свидетельствуют об Изначальном.

Изначальнейшее Изначальное -

вход Всеобщего Сокровенного.

 

Как вы, наверное, догадались, речь сегодня пойдет о Дао, о

котором почти каждому из нас приходилось читать или слышать. Потому,

прежде чем мы перейдем к общему разговору о школе даосов, давайте

попробуем сформулировать, как эта философская категория представляется

вам. Попробуйте очертить его образ...

Спасибо. А теперь - разговор:

Философские школы, как и все прочее в этом мире, можно разделить

на рациональные и иррациональные. Первых, разумеется, больше, и

рассуждают они о частном, о конечном, логически постижимом, тогда как

вторые... Их занимают вещи не просто лежащие вне логических схем (это

еще бы ничего: отсутствие логики - тоже логика), но зачастую трудно

выразимые, а то и вовсе трудно представимые.

Таково Д а о ц з я : Даосизм или Учение о Дао.

Разговор наш сегодня будет преимущественно о философском аспекте

даосизма, а точнее - о первотексте даосов - "Даодэцзине" и его

содержании.

В начале занятия вы услышали первый чжан (т.е. первую главку или

строфу) этой книги.

Это один из самых загадочных и притягательных текстов мировой

культуры. И дело прежде всего в структуре этой книги и ее лексических

особенностях, которые на поверку оказываются неотделимы от ее

смыслового содержимого.

Итак - по-порядку.

Во-первых, книги в древнем Китае (а речь идет самое позднее о

II-м веке до н.э., каким временем датируется самый ранний список

"Даодэцзина") писались либо на шелке, либо - на деревянных дощечках.

Писали тогда сверху-вниз и справа-налево. Как вы думаете, чем

объясняют китайцы ход письма сверху вниз?

<Наводящий вопрос: А что такое "иероглиф"? Как переводится это

слово?>

И все тексты того периода представляют собою так называемый

"монолит", т.е. колонки знаков без каких-либо признаков членения не

только на абзацы или главы, но даже на фразы.

Далее, как, опять же, многие из древних (не только китайских)

текстов, ныне называемых философскими, а точнее сказать - сакральными,

т.е. священными, "Даодэцзин" являет современному китайскому читателю

сложный сплав религиозного (хотя не совсем в европейском понимании),

научного (полито-, социо-, историо-, психо- и т.д. -логического) и,

наконец, поэтико-афористического подходов к изложению Законов, Норм,

Онтологии и структуры Мироздания. (Что касается поэтики, то

"Даодэцзин" представляет собой чередование ритмической прозы со

стихотворными, т.е. рифмованными, вставками.)

Если добавить к этому, что в оригинальном тексте "Даодэцзина"

(далее - ДДЦ) отсутствуют не только какие-либо, исключая числовые,

признаки множественного, деление по родам, неопределенность многих

местоименных частиц, да не забыть про поэтическую инверсию (т.е.

перестановку слов в предложении), да упомянуть напоследок, что

иероглиф - не слово, а скорее графический образ некоего

многосмыслового (хотя и конечного) пространства...

В общем, первым впечатлением, возникающим даже у подготовленного

европейца при ознакомлении с оригиналом [т.е. древнекитайским текстом]

ДДЦ, будет: "Здесь не хватает слишком многих слов", а итоговым - "Нет,

перевести это невозможно". И то, и другое - правда. Как, впрочем, и

мысль, приходящая, когда у тебя в руках, наконец, более-менее

целостный и в определенной степени (на нынешний момент) адекватный

перевод: "Боже, да ведь все нормально! Т а к о й текст и не может

выглядеть иначе. Если все есть Дао, то нет ни вопроса "что - чье?"

(это о местоимениях), ни вопроса "чего - сколько?" (о

множественности), ни вопроса "что каково?" (о родах, полах и даже

выборе одного смысла из всех возможных)... Что такое Дэ, Ци, Инь, Ян

и т.п.? Разрозняешь, ибо привык. Но ВСЕ СУТЬ ДАО. Все без исключения.

Это о явленном или воплощенном. А с другой стороны: "Без присутствия

Дао нельзя говорить, но о чем говорить нельзя - это Дао. Без

присутствия Дао нельзя помыслить, но о чем помыслить нельзя - это

Дао". Это о неявленном-невоплощенном. И, казалось бы, все, конец. Что

толкового или внятного можно сказать о том, что вне определений или,

если угодно, соответствует любому определению? Это тот дурацкий ( с

точки зрения европейца) случай, когда все, что ни скажи, - Истина (или

Дао). И стало быть, логичнее всего - молчать, или... Если вы не

подскажете, то останется только молчать, ибо мы не готовы... А готовы

ли мы к молчанию? Тьма, путаница...

Нет уж, лучше будем просто говорить. Говорить не просто, а о ч е

н ь просто,почти запросто, т.е. не особенно напирая на смысл.

В самом деле, ведь

 

Дао избранный - Дао не постоянный.

Имя данное - имя не постоянное.

 

Что ни скажи, все временно, что ни возьми, все не вполне то. Вы

следите за мыслью?

Но зайдем с другого боку. Попробуем расшифровать иероглиф "Дао"

как идеограмму, т.е. изображение,исполненное смысла. Этот священный

знак (иеро-глиф) состоит из следующих элементов:

 

шоу - голова, чо - идти и

начало останавли-

ваться, с

остановками

 

Все это вместе, грубо говоря, можно толковать как "голова,

управляющая ногами" или "направляющая ноги", и тогда иероглифическое

словосочетание "обладать Дао" раскрывается как "иметь ноги и голову",

т.е. то, что необходимо для движения. Потому, я думаю, мы не слишком

погрешим против истины, если позволим себе истолковать Дао как

"осмысленное движение" или - еще короче - "про-движение", каковое и

происходит, если припомним, "с остановками", верно? А отсюда уже

совсем близко до наиболее распространенного варианта перевода

иероглифа "Дао" как "Путь". Есть и еще один достойный внимания

вариант: Дао как Закон. Таким образом мы видим, что единственный

верный аналог иероглифу Дао, в силу его всеобъятности,невозможен и,

стало быть, лучше его оставить как есть. Кому надо - вникнет и поймет.

В ДДЦ о Дао говорится многократно с разных точек, например:

 

Сущностью - неупорядоченный,

прежде Неба-Земли рожденный,-

о Пустыннейший! о Тишайший! -

лишь Основывающий - не улучшающий,

Обращающийся, но не гибнущий.

Он может быть сочтен

Мать-кормилицею Поднебесной.

Я не ведаю его имени.

Означаю же знаком Дао.

Коли вынужден дать и имя -

называю Его Великим,

а Великого - Ускользающим,

Ускользающего - Удаляющимся,

Удаляющегося - Пре-вращающимся.

 

Если обратите внимание, автор избегает давать однозначное

определение Дао, он расщепляет любой эпитет, не давая тому устояться

в нашем сознании, он размывает образ Дао,по поводу которого в другом

месте текста сказано:

 

Такова Форма Бесформенная,

Облеченное Не-имение.

Таково Смутно-Неясное.

 

Буквально же в тексте сказано не "Облеченное Не-имение", а

"Образ, не имеющий образа".

В общем - легко сказать, но трудно представить.

Сказать, впрочем, тоже непросто: нет-нет, да и прорвется

что-нибудь вроде "прежде Неба-Земли рожденный". Понятна тонкость?

Необходимо отметить, что категория Дао - краеугольная для всей

древнекитайской философии. Без Дао, толкуемого по-разному разными

школами, нет китайской философии.

Впрочем, в ДДЦ тоже вводится "различение" Дао. Так уже в первых

строках появляется "непостоянный Дао", а стало быть, существует и

"постоянный". Часто упоминается "Дао постигшего", но предельные полюса

- это "Дао Небес" и "Дао людской", о которых сказано:

 

Дао Небес

излишнее - отымает,

неполное - дополняет.

Дао людской - напротив:

нуждающихся - обирает,

излишествующим - пособляет.

 

И, наконец, последние строки ДДЦ звучат так:

 

Дао Небес -

благодеяние, но без вреда.

Дао постигшего -

деяние, но без соперничества.

 

Вот вкратце о Дао.

Но к Дао примыкает еще одна очень важная для китайской философии

категория. Это Дэ. Обе они и вынесены в название текста.

Начнем сразу с иероглифа:

 

росток, вырастающий из

глаза

 

 

Его составные части:

 

- му - чи - шагнуть - синь -

глаз, левой сердце

смотреть ногой

 

Стало быть, если попробовать все это собрать воедино, то

получится что-то вроде "идти, глядя в сердце", или "идти, глядя

сердцем" [тем более, что шаг левой - тоже "от сердца" (она ближе к

нему)].

Росток же из глаза, возможно, символизирует потенции, скрытые в

сердце и проявляемые с помощью зрения... Хотя тут возможны варианты.

Что же сказано о Дэ в ДДЦ?

 

Порождать и взращивать.

Порождать, но не владеть.

Свершать, но не притязать.

Воглавлять, но не возвышаться.

Такова Дэ Изначальная.

 

А также:

 

Высшая Дэ подобна ущелью.

<...>

Обширная Дэ подобна неполной.

 

И еще:

 

Плотно припавший к Дэ

Младенцу уподобляется:

скорпионы, змеи и осы

его не жалят,

дикие звери - не нападают,

хищные птицы - и те не ухватят.

 

В общем, понятно, что такое?

В Большом китайско-русском словаре сказано довольно четко:

"Дэ - отражение Дао во внутреннем мире человека".

Переводят же его по-разному, но все в пределах трех слов:

Добродетель, Нравственность, Благодать.

И, наконец, последняя категория, открытие которой принадлежит

исключительно даосам:

у - в э й или " н е - д е я н и е", как традиционно принято

переводить этот термин на русский, хотя, если исходить не из словесной

формы, а из содержания, то скажется что-то вроде "не-влияния" или

"не-воздействия".

Но попробуем выяснить, о чем речь.

В одном месте ДДЦ сказано:

 

Дао есть постоянное у-вэй,

но нет ничего ему неподвластного.

 

А в другом:

 

О Дао Великий,

о Разливанный!

<...>

Дела свершающий

и - неведомый.

 

Значит, Дао все же действует, т.к. Он "дела свершающий", но

действует он неявно (буквально в ДДЦ сказано: "Воздействие Дао на

сущее смутно, неясно" и "Речь Естества невнятна"). Он не

без-действует, а действует, опираясь на Естество; не вынуждая, а

создавая условия. В Европе к этому пришли не так давно, правда? А в

Китае - еще в VII - V вв. до н.э. К слову, если вспомнить, китайская

(да и японская) наука в европейском смысле появилась только в этом

веке. Почему, как вы думаете? А вот с экологий у них было получше...

Не-воздействие, господа, не-влияние...

 

И, наконец, на сладкое - об авторе ДДЦ.

Имя его - это второе (или, точнее, первое) название трактата, о

котором у нас речь. И звучит оно как Л а о - ц з ы. <Что такое цзы?>

Да, это и "Учитель", но и "Младенец". А если мы к тому же знаем, что

Лао = "Старик", то Лао-цзы = "Старец-младенец".

Он, вероятно, был одним из первых китайских Мастеров-Учителей,

залагавших традицию Не-бытийного существования в мире Бытийного, для

чего прибегавших к многократной смене имен (их и у Лао-цзы несколько:

Лао Дань, Ли Бо-янь...) и периодически исчезавших, уходя в аскезу и

созерцание (а в ДДЦ в нескольких главках речь идет о технике

достижения Самадхи) из поля зрения современников вплоть до анонимности

последнего Ухода в Изначальное Небытие.

Есть косвенные свидетельства того, что некоторое время в миру

Лао-цзы служил хранителем архива при дворе династии Чжоу в одном из

царств тогдашнего Китая. Но как большинство духовных Учителей, в этом

мире он был и остается личностью скорее легендарной, чем реальной. Ни

пространство, ни форма, ни время, как повествуют предания, были над

ним не властны. Зачатый непорочно от Солнца (чья Ци,

сконцентрировавшись в пятицветной жемчужине, оплодотворила его мать

Сюань-мяо-юйнюй, жемчужину эту проглотившую), в мир он вышел из левого

материнского подреберья, пробыв в утробе матери 81 год (вот и

буквально "Старец-младенец"). Рождение это произошло под сливовым

деревом. Прожил в Китае около 2ОО лет, после чего верхом на черном

буйволе отбыл "на Запад". Обожествлен даосами в начале нашей эры (это,

представьте, человек, не то чтобы отрицавший Богов, но во всяком

случае рекомендовавший следовать не им, а

бесформенно-безличностно-пустотному Дао). А в V -VI вв. возникла

легенда о том, что, прибыв в Индию, он чудесным образом оплодотворил

спящую мать принца Гаутамы и стал отцом Будды.Почитался в Китае как

глава заклинателей, покровитель кузнецов, серебряных и золотых дел

мастеров, точильщиков, изготовителей пиал и палочек для еды, а также

- последователями одного из "внутренних" стилей у-шу (как основатель

стиля "син'и-цюань").

Остается добавить к этому, что, скорее всего, невзирая на вполне

вероятное существование реального Лао-цзы, авторство текста ДДЦ

принадлежит все же коллективу даосов. Тому есть несколько причин.

Во-первых, в Китае того времени не было принято записывать тексты

учения при жизни Учителя, к которому каждый мог прийти сам и

воспринять все "от сердца к сердцу". А во-вторых, единственная

более-менее достоверная дата жизни Лао-цзы - это 6О4 г. до н.э., год

его рождения. Но не мог же он загодя полемизировать практически со

всеми основными философскими школами древнего Китая, возникшими

минимум двумя-тремя веками позже? А эта полемика явно присутствует в

тексте ДДЦ.

Хотя, с другой стороны, в 4-х из 81-ной главки речь идет от

первого лица, что противоречит традиционной форме записи учениками

сказанного Учителем, предваряемого неизменной формулой "Учитель

сказал".

А впрочем... как сказано в ДДЦ:

 

Оберегающий Дао

дополнять не желает.

А поскольку не полнит -

скрывает прежде достигнутое.

и

 

Ведающий - не рассуждает,

рассуждающий же не ведает.

 

На чем пока и остановимся.

 

--------------------------------------------------------------------

 

И с п о л ь з о в а н н а я л и т е р а т у р а

 

---------------------

 

1. "Большой китайско-русский словарь", М., 1982-1984.

 

2. ВОСТОК-ЗАПАД. Альманах. М.: 1982

 

3. ДАОДЭЦЗИН Пер. с древнекит Юй Кана. Рукопись.

 

4. Малявин В.В. ЧЖУАН-ЦЗЫ М.:1985

 

5. МИФЫ НАРОДОВ МИРА в 2-х тт. М.: 1982

 

Ф А Ц З Я (школа закона)

=====================================================================

(VI-III вв. до н.э.)

 

"Существует четыре <пути> гибели государства.

<1> Приказы вообще не издаются -- это называется уничтожением.

<2> Приказы издаются, однако по пути задерживаются -- это

называется загораживанием.

<3> Чувства народа вообще на доходят до правителя -- это

называется преградой.

<4> Народные чувства доходят до правителя, но по пути

задерживаются -- это называется посягательством.

Закон не установлен -- вот причина, вследствие которой появляются

уничтожение и посягательство, загораживание и преграда."

 

Чуть не про нас, правда? А писано давно, 27 веков тому... Это

Китай, школа, носящая название фацзя или -- легисты, т.е. "законники".

 

Так уж сложилось, что за редким исключением все дрекнекитайские

философские школы, занимаясь каждая своими проблемами, непременно так

или иначе выходили на вопросы управления государством, т.е. на том или

ином этапе рассуждения предлагали определенную систему рекомендаций

"власть имеющим". Иными словами, их занимали не абстрактно-философские

вопросы объективной картины мира, не проблемы бытия, а проблемы быта

-- человека и человеческого общества.

И если одно, условно говоря, "левое" крыло в этом вопросе

занимали даосы, рекомендовавшие правителю просто-напросто устраниться

от активного вмешательства в жизнь страны и народа, полагаясь на

"естественность", присущую всему сущему изначально, то полярное им

"правое" крыло занимали "законники" школы фацзя.

Как же толковали столь важную социальную и этическую категорию

закона философы, поставившие его во главу своего учения?

 

Послушаем их самих:

 

"Если править страной, применяя закон, то достаточно

устанавливать и устранять, и это все..."

"Если существуют нормы для определения, то невозможно

использовать хитрость и мошенничество, чтобы обманывать; существует

безмен для взвешивания, и невозможно использовать разницу в весе,

чтобы обманывать..."

"Прежние правители, управляя страной, не давали воли желаниям вне

дозволенного законом и не проявляли снисходительности в сфере

закона..."

"И хотя правитель лично не занимается делами, это возможно, так

как он придерживается закона, действующего вместо него..."

"Чтобы чиновники оценивали выполнение своих обязанностей, нужна

не любовь, а наказания..."

"В древности люди были просты и потому честны, ныне же они хитры

и потому нечестны. Поэтому, если следовать древности, то в делах

управления надлежит исходить прежде всего из добродетели, если же

следовать современности, необходимо прежде всего иметь закон о

наказаниях..."

"В образцово управляемом государстве много наказаний и мало

наград. Поэтому в государствах, стремящихся к владычеству в

Поднебесной, каждым девяти наказаниям соответствует одна награда..."

 

Это наиболее общая часть, сердцевина учения фацзя. Давайте

попробуем вычленить из услышанного то, каким представлялся человек

философам этой школы? Каким они его видели?

Да, это действительно особая по своему отношению к человеку

философская школа, ее представители утверждали в своих текстах

неизменность злой природы человека, которую можно держать в рамках

лишь наказаниями и страхом. Как же при этом будет выглядеть история

человечества? А вот как:

Шан Ян, первый крупный теоретик и практик фацзя, разделяет три

периода в жизни общества:

 

1) корыстолюбия;

2) человеколюбия;

3) законолюбия.

 

<Ни слова, если заметили, без "любия"...>

 

В первый период, когда "люди знали своих матерей и не знали

отцов", господствовало "стремление отделить своих от чужих", смута.

Во второй период, по Шан Яну, смуту порождало "соперничество

мудрых".

В третий -- были созданы социальные разграничения, узаконения,

запреты, чиновники и как глава их -- государь. Меняется не только

общество, но и сами люди: " В древности они просты и потому честны;

ныне же они хитры и потому нечестны". Потому раньше можно было

управлять людьми исходя из добродетели, но теперь -- нет. Теперь

"прежде всего -- законы о наказаниях".

Здесь возникает интересный конфликт. Дело в том, что Китай всегда

(даже не будучи еше политически цельным государством) был страной

традиций. Традиция для китайца -- это очень много, практически -- всё.

И как правило, все философы Китая, адресуясь к современности,

опирались в своих суждениях и выводах исключительно на древних. И

вдруг -- "школа закона; устами своего основателя Шан Яна заявляет:

"Если следовать древности, то в делах управления надо исходить

из добродетели, если же следовать современности -- прежде всего законы

о наказаниях".

Ересь, крамола!

Нет, говорит Шан Ян. Он ясно представляет себе, на что отважился:

"Тот, кто идет наперекор древности, не обязательно заслуживает

осуждения";

"Чтобы принести пользу государству, не обязательно подражать

древности";

"С человеком, который ограничен законами, не стоит говорить о

переменах",

ведь

"мудрый творит законы, а глупый ограничен ими".

 

На перемены нашего философа толкает и то, что происходит в

Поднебесной:

"В нынешний век могущественные государства стремятся

объединиться, а слабые -- сохраниться. Это означает, что ныне дела

обстоят совсем не так, как в глубокой древности", а "путь, благодаря

которому можно стать правителем, - всемерное возвеличивание закона".

Да, если уточнить провозглашаемое адептами фацзя, то их закон --

не новая Истина, не новое знание, а просто новый, более жесткий

Уголовный кодекс, новое, более нещадное Законодательство, и чем более

оно нещадно -- тем более истинно.

Итак, в системе управления законники целиком отказались от

убеждения, т.е. от принуждения _нравственного_, и перешли к политике

принуждения _правового_, стимулируемого наказаниями. Совесть при этом

из обихода устраняется и заменяется страхом. Отбрасываются наивные

представления о государстве как большой семье и упраздняются личные

отношения между людьми, заменяясь отношениями правовыми. Место

добродетельных мудрецов занимают чиновники разных рангов, место

добродетельного правителя/вана -- так называемый гегемон/ба, для

которого не существует ничего, что было бы выше его воли. Источник

законов -- он. Ни воля Неба, ни примеры предков, ни воля народа...

Гегемон -- воплощение единства страны и единой цели: сплотить весь

народ во имя достижения государственного могущества, ради победы в

"борьбе царств" и покорения Поднебесной. Всё -- ради воссоединения

Китая.

Ради этого изгоняются излишества, упраздняется искусство,

пресекается разномыслие, уничтожается философия...

IV -- III вв. до н.э.

Земледелие и война -- вот на что должно опираться государство,

ради чего оно существует. Законники завершают происходивший в Китае

этого периода процесс обесценивания знатности. Выдвигается концепция

равных возможностей, согласно которой должности замещаются не

именитыми людьми по наследству, а просто способными, отвечающими

требованиям того бюрократического аппарата, который законники

поставили на место старой системы родственных и вообще личных

отношений.

Стала важной концепция унификации мышления чиновников, а тем

самым и всего народа. И наконец, легисты выдвигают концепцию круговой

поруки и личной ответственности чиновников, а тем самым и всего

народа. Институт всевластных цензоров ("юй ши") надзирает над

чиновниками, а позднее этот надзор рапространяется и на самого

императора.

Вы думаете, это осталось на бумаге?

Как бы не так.

Шань Ян (его подлинное имя -- Гунсунь Ян), первый крупный

теоретик и практик легизма,возвысился в царстве Цинь, став советником

циньского вана. Получив в качестве награды правление областью Шан,

Гунсунь Ян и стал называться Шан Яном, под каким именем он и вошел в

историю. И начинаются обширные реформы. Они касаются почти всех

областей жизни. Так, в частности, в области управления вводится

система круговой поруки и взаимных доносов. Государство отныне

вмешивается как в экономику, так и в личную жизнь людей.

Шан Ян прожил 52 года.

Вы думаете, как он кончил?

Увы, был казнен.

Как только умер его покровитель, Шан Яну пришлось бежать в

провинцию, спасаясь от гнева народа. Но никто, следуя его же системе

взаимной отвественности, не соглашался укрыть его от преследователей.

Наротив, согласно его же собственному принципу, он был выдан и...

Человек, признававший единственную добродетель, ту, которя ведет

свое происхождение от наказаний, был разорван колесницами.

 

Еще одна биография.

Время чуть более позднее: конец III-го века до н.э.

Период "борющихся царств" окончен. У власти в едином уже Китае

император Цинь Шихуан. При нем легизм восторжествовал во всем Китае.

Введено единое законодательство, единые денежные единицы, единая

система мер, единая письменность. Создан единый гигантский

военно-бюрократический аппарат...

Легист Ли Сы представляет императору законопроект, в котором

сказано:

"Вы, государь, объединили Поднебесную, отделили белое от черного

и установили единопочитание единого императора. В такое время частные

школы творят беззаконие. Стоит им узнать, что издается тот или иной

указ, как они начинают истолковывать его по-своему. Во-первых, этим

они смущают собственную душу, а во-вторых,возбуждают кривотолки. Они

осмеливаются осуждать деяния повелителя, возбуждая незаконные интересы

и, возглавляя толпу, сеют клевету. Если не запретить эти частные

учения, то государь может потерять авторитет, и среди его подданных

будут сколачиваться группировки. Поэтому благоразумнее всего закрыть

частные учения. Я просил бы изъять все имеющиеся литературные

произведения, книги стихов, исторические издания и сочинения всех

философов. Тех, кто через тридцать дней после оглашения этого труда не

сдаст книги, ссылайте на каторжные работы. Можно не изымать лишь

медицинские, гадательные и сельскохозяйственные книги. Люди, желающие

учиться, пусть учатся у ваших чиновников".

Законопроект был принят. Сотни философов были утоплены в

нужниках. Большинство книг сожгли. За их утайку кастрировали и

отправляли на строительство Великой китайской стены. Дисциплина стала

образцовой. За недоносительство казнили, доносчиков награждали и

повышали в должности. Управлять стало легко. Но... сам император

заболел манией преследования, и Ли Сы, автор законопроекта, был казнен

на базарной площади, а его родня полностью уничтожена. При похоронах

императора были умервщлены все его бездетные жены, а строители

гробницы были замурованы живьем вместе с покойным правителем. Вскоре

империя пала. С 2О6-го г. до н.э. начинается период Хань. Новая

династия восстанавливает традицию. Восстанавливаются сожженные книги,

в основном -- по памяти. Период Цинь -- единственный в истории Китая,

когда была порвана связь с традицией.

Нам осталось заметить, что все крупные легисты кончили свою жизнь

печально -- они пали жертвами того насилия, которое сами же насаждали.

Поучительные биографии пишет история. Их стоит знать, чтобы не

повторять.

Банальная мысль?

Слишком банальная, похоже, чтобы быть принятой к сведению теми,

кто сам пытается писать историю.

 

 

И с п о л ь з о в а н н а я л и т е р а т у р а

---------------------------------------------------------------------

 

1. ДРЕВНЕКИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ в 2-х тт., т.2, М.: Мысль, 1973.

2. ИСТОРИЯ КИТАЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ; Пер. с кит., М.: Прогресс, 1989.

3. Чанышев А.Н. НАЧАЛА ФИЛОСОФИИ . Изд-во МГУ, 1982.

 

И Н Ь Я Н Ц З Я ( Школа Инь и Ян )

============================================

(IVв. до н.э.)

 

Китайская философия, об одной из школ которой пойдет сегодня

речь, как и любая другая философия содержит ряд базовых

понятий-категорий, возникших у истоков зарождения представлений об

окружающем мире и впоследствии развиваемых в той или иной степени

различными философскими школами. И вот для школы, о которой речь

сегодня, основу составили два неразделимо-антагонистических понятия

Инь и Ян, давших название самой этой школе: и н ь я н ц з я , где цзя

в переводе на язык родимых нам осин означает просто "школа",

"течение".

В иероглифическом написании Инь и Ян выглядят следующим образом:

<показать карточки>. Исходные их значения - пасмурная и солнечная

погода или теневая и солнечная стороны чего-либо (ущелья, горы...), но

впоследствии китайские мыслители использовали эту пару понятий для

философского обозначения множества противоположных и

взаимодополняющих, но и взаимоисключающих явлений, выведя их, по сути,

на уровень двух взаимообращающихся начал Мироздания, обеспечивающих

динамическую полярность всех возможных пар оппозиций. Вы, возможно,

сможете сами привести примеры таких оппозиционных пар? Итак, примеры

проявления (или - облики) Инь и Ян. Кто первый?

Так вот, при этом Ян, достигнув предела, превращается в Инь, а

Инь, достигнув предела, - в Ян. Так и живем. Отсюда и жизнь -

полосатая, только полоски эти порой не так четки и очевидны, как,

скажем, на зебре. Есть не только ночь и день, но и утро - вечер. И на

всякое явное ясное Ян есть свое потаенное смутное Инь, причем так

везде и всегда.

Сами Инь и Ян являются порождениями Великого или Высшего Предела,

так называемого Т а й ц з и , где Т а й - "высший", а Ц з и ,

соответственно, - "предел", и встречаются они еще в одной из первокниг

китайской философии, в Книге Перемен или И ц з и н. Позднее, вероятно

где-то в VII-V вв. до н.э.теория Инь и Ян дополняется понятием Ци ,

играющим роль энергетической первосубстанции, жизненной

силы,обеспечивающей жизненность всех форм Инь и Ян, а чуть позже - уже

в V-III вв. до н.э. возникает концепция пяти первоэлементов или пяти

стихий: У-син где У - пять, придающих материальность или явленность

началам Инь и Ян и плотскую плотность всему этому миру.

И вот наконец между 3ОО и 2ОО-м годами до н.э. в одном из царств

древнего Китая возник "Дворец науки" или, говоря современным языком,

Академия, названная Ц з и с я , т.е. "У западных ворот", где местным

царем/ваном были собраны ученые, представители "соперничающих школ" в

количестве около тысячи человек, более семидесяти из которых занимали

высокое положение, "им были пожалованы подворья, они занимали

должности старших советников и, не участвуя в делах управления,

участвовали только в обсуждении дел" (Сыма Цянь, "Исторические

записки", гл. 46).

Другими словами, были созданы уникальные условия для развития

философии, аналогов чему в истории немного, пальцев одной руки хватит,

что не замедлило сказаться. И одним из тех, кто был приглашен в

Академию, был уроженец этих же мест, некто Цзоу Янь, получивший по

китайской традиции впоследствии прозвище Цзоу-цзы, т.е. Учитель Цзоу.

Он-то и стал основателем школы Иньянцзя или, как принято пространно

переводить на русский, "школы о началах Инь и Ян и пяти

первоэлементах". Иногда философов этой школы называют в Европе

натурфилософами, что неточно, как и любая другая попытка подменить

китайские термины и понятия европейскими.

Увы, но в силу разных причин история не сохранила для нас не

только ни одного полного текста Цзоу-цзы (а он, как свидетельствуют

современники, был автором плодовитым), но даже сколь-нибудь

пространного фрагмента этих утраченных текстов. И это при том, что,

рассказано в одном из текстов, "когда он <Цзоу-цзы> прибыл в княжество

Чжао, то Пинъюань-цзюнь сопровождал его, идя сбоку дорожки, а на

приеме поправлял его циновку; когда он прибыл в княжество Янь, то

яньский Чжао-ван, взяв в руки метелку, расчистил перед ним дорожку и

просил дозволения войти в число его учеников, чтобы воспринять учение.

Ван построил дворец Цзешигун и лично ввел туда Цзоу Яня в качестве

учителя". Иными словами, при жизни Учитель Цзоу был весьма и весьма

почитаем власть имеющими, в отличие от того же Конфуция или чуть менее

известного Мэн-цзы, чьи тексты в той или иной степени, но сохранились

все же прилично. Впрочем, истории виднее, она, может быть, воздает

после смерти недоданное при жизни.

Что же до текстов, то судить о них и об учении Иньянцзя нам

придется по косвенным свидетельствам. Вот, к примеру, что говорил о

школе Иньян один из историографов древнего Китая:

"Школа "Инь-Ян" берет свое начало от чиновников Си и Хэ. Она

следует за Великим Небом, опирается на знамения, даваемые Солнцем,

Луной и созвездиями, наставляя народ устанавливать сроки, в этом ее

достоинство. Если твердолобый чиновник будет осуществлять это учение,

он будет связан множеством запретов, погрязнет в мелочах, отбросит

людские дела и будет служить чертям и духам".

Что мы можем извлечь из этой краткой и вполне отстраненной

характеристики интересующей нас школы?

Во-первых, здесь отсутствует имя родоначальника школы, но зато

упомянуты некие "чиновники Си и Хэ". Кто такие? Дело в том, что в

китайской мифологии существовала богиня Си-хэ, родившая десять солнц

и по очереди вывозившая своих детей-солнц на небо в колеснице,

запряженной шестеркой драконов. Позднее она неким загадочным образом

преобразилась в двух чиновников-астрономов (что, очевидно,

соответствует более просвещенному взгляду на мир), ведавших календарем

и наблюдением за небесными явлениями. Однако Солнце фигурирует и

здесь: Си и Хэ, согласно легенде, были казнены за то, что не сумели

предсказать солнечное затмение.

О чем говорит присутствие здесь этих персонажей? Вероятно,

философы Иньянцзя и сам Цзоу Ян серьезно занимались астрономией, если

не астрологией, ведь далее по тексту: "следует за Великим

Небом,опирается на знамения, даваемые Солнцем, Луной и созвездиями..."

Нет, без астрологии здесь явно не обошлось.

Любопытен и конец отрывка:

"Если твердолобый чиновник будет осуществлять это учение,он будет

связан множежеством запретов, погрязнет в мелочах, отбросит людские

дела и будет служить чертям и духам".

Спросим себя, основываясь на услышанном: а не грешили ли адепты

учения плюс ко всему еще и оккультными искусствами?..

Да, жаль, что не сохранилось текстов.

И еще одно свидетельство о Цзоу Яне и его учении:

"... Цзоу Янь видел, что владеющие государством не в состоянии

почитать добродетель, все больше разврата и роскоши. Ведь если <...>

упорядочить собственное поведение, то это распространится и на простой

народ. Тогда Цзоу Янь тщательно рассмотрел законы роста и убывания

природных сил Инь и Ян и составил труд об изменчивости удивительного

и далекого, в главах которого <...> содержалось более ста тысяч

иероглифов. Его слова были широкими и неканоническими, он сначала брал

для подтверждения своих суждений мелкое, а затем распространял

наблюдения на крупное, доходя до бескрайне далекого. Цзоу Янь начинал

изложение с настоящего и шел в глубь веков вплоть до Хуан-ди, говоря

об общеизвестных вещах для тех, кто учился. <...> Он в конечном счете

доходил до самых истоков, когда Небо и Земля еще не появились и царил

глубокий мрак, в котором ничего нельзя было различить".

И далее - географическая часть учения:

"Прежде всего он перечислил знаменитые горы и великие потоки

Срединных княжеств, горные долины и проходы, диких животных, все, что

порождали вода и земля, все чудесное и редкостное в мире сущих. Затем,

идя вширь, он дошел до заморских земель, которые человек не мог

увидеть. Так он приводил людей к пониманию того, что с того времени,

как Небо и Земля раскрылись и разделились, пять добродетелей-стихийных

сил меняются в вечном кругообороте.

<...> Ваны, гуны и другие сановники, впервые узнав об учении Цзоу

Яня, изумились, а затем по зрелом размышлении стали менять свое к нему

отношение, однако впоследствии никто так и не смог провести его учение

в жизнь".

Сыма Цянь "Исторические записки"

 

Иными словами, в своих писаниях Цзоу-цзы развил необычное для

своего времени учение о космосе и человеческой истории, подкрепленное

полетом фантазии или - работой "третьего глаза". Он широко пользовался

заключениями по аналогии. Писал, например, что в космосе попеременно

возрастают-убывают начала Инь и Ян, образуя периодические циклы, в

истории же повторяются циклы расцвета-упадка и цикл пяти элементов,

последовательно побеждающих друг друга:

 

Дерево побеждает Землю,

Металл побеждает Дерево,

Огонь побеждает Металл,

Вода побеждает Огонь,

Огонь побеждает Дерево

и - все сначала.

 

Распространив принцип кругового

взаимопорождения/взаимоуничтожения пяти движущих начал у - с и н на

человеческое общество, он выдвинул теорию о "круговороте моральных

качеств пяти движущих начал" (название одного из его трактатов). При

этом каждый "божественный властитель" или царь/ван правит от имени

одного из пяти элементов/стихий, которому соответствует один из пяти

цветов.

Хуан-ди правил от имени Земли; цвет его - ... <желтый>,

Юй - от имени Дерева; цвет его - ... <зеленый>,

Чэн-Тан - от имени Металла; цвет - ... <белый>,

Вэнь-ван - от имени Огня; цвет - ... <красный>,

следующий император должен был править от имени Воды и сделать

официальным цветом - ... <черный>.

 

Китай - Серединное (в представлении конфуцианцев) государство, -

не казался ему находящимся в центре мира; по его мнению он составлял

лишь 1/81-ю часть мира (или всей Поднебесной) и расположен на

Божественном континенте красного района,занимающего юговосточную часть

мира. А всего таких континентов девять и каждый из них подобен той

Поднебесной, которую знают китайцы, и омывается четырьмя морями,

причем континенты эти изолированы друг от другаестественными

преградами так, что ни люди, ни звери, ни птицы не могут попасть с

одного на другой. И, наконец, девять континентов окружены Великим

Океаном, в котором есть место, где встречаются Небо и Земля.

Что еще добавить ко всему этому? Считалось, что к фантазиям Цзоу

Янь прибегнул, дабы поразить воображение князей мира и благодаря этому

провести в жизнь те идеи, приверженцем которых он был. А был он, как

уже упоминалось,судя по всему, если не вполне даосом, то уж точно

сторонником даосской традиции: человеколюбия, справедливости,

умеренности и бережливости, чем отличался от прямолинейного Конфуция

и его последователя Мэн-цзы.

Самое же интересное, что учение Цзоу Яня, при жизни его

противопоставлявшееся теориям конфуцианцев, позднее вошло составной

частью в то самое конфуцианство.

 

 

И с п о л ь з о в а н н а я л и т е р а т у р а

 

===========================================

 

1. "Древнекитайская философия". Эпоха Хань./ Антология. М.:

Наука, 199О.

2. "История китайской философии". Пер. с китайск. М.: Прогресс,

1989.

3. "Мифы народов мира"/ Энциклопедия в 2-х тт., т. 2. М.: Сов.

энциклопедия, 1982

4. "Философский энциклопедический словарь". М.: Сов.

энциклопедия, 1983.

 

 

М И М А Н С А

=====================================================================

(II в. до н.э. - наст. время)

 

М и м а н с а , о которой мы будем говорить сегодня, является

одной из древних философских школ Индии. Это еще одна из шести

ортодоксальных или брахманских школ (даршан).

В буквальном переводе "миманса" означает "исследование",

"изучение".

Предполагаемый автор первотекста школы - "Миманса-сутры" - некто

Джаймини, и иногда ее называют также "Джаймини-сутрой". О реальной

жизни Джаймини практически ничего не известно. Время же написания

"Миманса-сутры" относят ко II в. до н.э. и представляет она так

называемую п у р в а - м и м а н с у, т.е. перво или раннюю мимансу.

Как школа миманса сформировалась несколько позднее - в IV-VIII

вв. н.э., и этот период ее существования связан с именем еще одного

мыслителя - Кумарилы, считающегося одним из величайших философов

Индии.

Возникла миманса, вероятно, как результат изучения Вед, изучения,

связанного с необходимостью сохранения сложного обширного текста,

долгое время существовавшего исключительно в устной форме, и

правильного исполнения ритуалов. Исходя из убеждения в вечности и

самодостаточности Вед, последователи мимансы выдвинули учение об

изначально существующих звуках речи как особых субстанциях, доступных

восприятию лишь в своих случайных проявлениях. Артикулированная речь

только выявляет эти звуки священного индийского текста, но не

производит их сама, подобно лучу света, выхватывающему из тьмы

предметы, но не создающему их.

Понимание Вед как особой священной сущности, не зависимой от

какого-либо конкретного творца и, соответственно, лишенной ошибок и

изъянов, вело к аргументации и защите ведийского ритуала и ритуализма

в целом (хотя, казалось бы, существующее независимо ни от кого ни в

какой защите не нуждается, ибо тогда оно оказывается зависимым). Веды

неразрывно связаны с идеей д х а р м ы или д о л г а , воплощающегося

и реализуемого прежде всего в жертвоприношениях. При этом то, что

предписывается Ведами, исполнять должно, а то, что ими запрещается,

выполнять не должно. Выполнение или соблюдение долга или должного

ритуала при условии бескорыстия, т.е. исполнения не ради последующего

вознаграждения, а просто в силу предписанности, ведет к постепенному

очищению/уничтожению кармы и освобождению, которое первоначально

толковалось идеалистически - как достижение ничем не ограниченного

блаженства, а позднее - более "реалистично": как прекращение рождений

и, соответственно, страданий.

Для доказательства обоснованности Вед школа мимансы выдвигает

тщательно разработанную теорию познания, которая прежде всего должна

доказать, что достоверность в с я к о г о познания самоочевидна. Цепь

обретения знания выглядит, например, так: при достаточных условиях

знание возникает. Или так: когда здоровы чувства, даны объекты и все

вспомогательные условия - происходит восприятие. Или - когда имеются

достаточные данные, делается вывод. Читая книгу по географии, мы

получаем знания об описываемых в ней краях, но обретаем мы эти знания

на основе авторитета или веры. Если же существует сомнение, знание не

возникает, так как отсутствует в е р а. (Кстати, помните понятийный

закон, касающийся сомнения? Как он звучит?*<...>) Так и при чтении

Вед: возникают одновременно и знание, и вера в то, о чем говорится.

Если возникают сомнения, они снимаются аргументацией мимансы, и после

устранения препятствий Веды сами раскрывают свое содержание читателю.

--------------------------

* Есть еще любопытная фраза Аристотеля: "Сомнение есть начало

мудрости".

 

Итак, первый промежуточный итог:

- миманса это прежде всего - отстаивание и аргументирование

ценности ритуала.

У мимансы есть и еще одно название: я д ж н я - в и д ь я -

"знание ведических ритуалов"; название, говорящее само за себя.

Иными словами, первоначальная задача мимансы - обсуждение и

отстаивание не только основных предпосылок ритуальных ведических

действ, но также и всего того, что прямо или косвенно связано с ними:

- ритуальных предписаний и актов;

- формул и заклинаний;

- вознаграждения жрецам, участвующим в ритуальном действии;

- предполагаемых результатов тех или иных ритуалов и т.д.

Обширная литература мимансы, детально и всерьез обсуждавшая эти

вещи, вряд ли вообще может считаться философской в обычном понимании,

если бы не тот факт, что мимансакам по необходимости приходилось

обращаться к ряду фундаментальных проблем, носящих несомненно

философский характер. Так оно, кстати, и бывает: берется, скажем,

человек обдумывать что-то и начинает "копать" всерьез и ставить

вопросы на уровне Бытия, вместо привычного уровня быта, и он уже

философ. А если у него есть "команда", то вот вам и философское Учение

и школа. Так и тут. Нужно было, вероятно, обосновать, теоретически

разработать и защитить от нападок древний ритуал как таковой в ту

эпоху, когда бурные философские диспуты могли поколебать саму традицию

такого ритуала, и это привело ряд представителей той самой яджня-видьи

в философию, и вышла из этого миманса.

Для этих, утилитарных все-таки, целей им пришлось разработать

свою собственную теорию познания. Теорию не хуже и не лучше любой

другой.

По ней существует пять источников познания:

- восприятие;

- вывод;

- сравнение;

- свидетельство;

- постулирование или аксиоматика.

 

К последнему источнику, т.е. к постулированию, прибегают тогда,

когда нечто допускается как единственное объяснение явного

противоречия. Ну, к примеру, если видим, что человек ничего не ест

днем, т.е., вроде бы, "на голоде", а сам - толстеет, то мы с

неизбежностью должны допустить, что он ест ночью. Увы. И т.п.

Позднее мимансаками был введен (или - открыт) еще один источник

достоверного познания, шестой, именуемый н е в о с п р и я т и е м .

Так, скажем, если, войдя в автобус и проехав несколько остановок,

мы заключаем: "В этом автобусе нет кондуктора", это вовсе не означает,

что о несуществовании кондуктора мы узнали посредством восприятия,

поскольку отсутствие не может воздействовать на восприятие: чувства не

могут возбуждаться несуществованием, которое в данном случае является

объектом познания. Подобное знание - о несуществовании - получается

посредством н е в о с п р и я т и я, ибо кондуктор нами именно не

воспринят.

Теперь о метафизике мимансы.

Основываясь на достоверности чувственного восприятия, мимансаки

признают реальность мира и всех его объектов. Кроме объектов

воспринимаемых непосредственно существуют и такие, о которых мы узнаем

из других источников познания и которым, согласно Ведам, должно

приносить жертвы. Речь идет, разумеется, о душе, божествах, небесах,

аде... Ну в самом деле, ведь если души нет или она временна и

недолговечна, то к чему вся эта морока (а ритуал - процедура

действительно громоздкая и дорогостоящая) с жертвоприношениями и проч.

Отсюда душа - субстанция вечная и постоянная, как и все материальные

элементы, из сочетания которых состоит мир. А управляет этим единый

моральный Закон Кармы, т.е. Закон Действия и Отвественности.

А вот Бога - нету.

Нету Бога! А иначе зачем приносить жертвы каким-то частным

многочисленным божествам и сущностям, если есть нечто Общее Верховное?

Второй промежуточный итог:

- мир, по мимансе, реален, а не иллюзорен, причем это касается

мира и того и этого. Душа тоже есть. И еще есть Карма. А Бога - нету.

Правит всем Карма.

При этом Веды, согласно мимансакам, воплощают не столько вечные

истины, сколько неукоснительные предписания или законы,

устанавливающие порядок выполнения обрядов, этакий Кодекс Инструкций

по Ритуалу.

А вот что касается с о з н а н и я, то здесь дело обстоит так:

душа сознанием не обладает, не обладает им и тело. Сознание - нечто

вроде приданого, обретаемого телом при сочетании с душой и

утрачиваемого при любой разлуке обоими, как, скажем, во сне без

сновидений или при Конечном Освобождении.

Кстати, а что такое с о з н а н и е ? Как вы полагаете?

Со-знание. Говорим же мы сплошь и рядом "Сознание - в пуп", вместо

того, чтобы сказать "В пуп направляем энергетику такого-то цвета или

рода". Неужто сознание и энергетика - одно и то же? Тогда почему так

говорим? <...>

Философы школы миманса считают также, что когда человек выполняет

какой-либо ритуал, в его душе возникает некая потенция, которая в

будущем, в благоприятный момент, даст свои плоды. За счет этой

потенции, порожденной исполнением обрядов в настоящем, можно будет

наслаждаться плодами ее в будущем.

Целью жертвоприношений в ведийские времена было умилостивливание

различных божеств (огня, солнца, дождя и др.) с помощью гимнов и

жертв. Но хотя миманса является продолжением этого ведического культа,

церемониальные детали ритуалов занимают ее куда больше, чем сами боги,

которые постепенно исчезают, превращаясь в просто слова, стоящие в

дательном падеже и потому отвечающие на вопросы к о м у, ч е м у.

Словом, божества вырождаются в некое необходимое нечто, во имя

которого должна быть принесена жертва. Но главная цель

жертвоприношения - не в богослужении, не в том, чтобы умилостивить

Бога, но и не очищение души или моральное совершенствование. Ритуал,

повторим, должен выполняться только ради самого ритуала, именно в силу

предписанности его Ведами.

Таким образом, итожа вышесказанное, можно отметить, что

унаследованные мимансаками от Вед элементы веры, как унаследованные,

но не используемые органы тела, с течением времени атрофируются. И

миманса представляет собой один из многих примеров в человеческой

истории, показывающих, как переоцененные средства подменяют собою

цель, становясь самоцелью. Боги приносятся в жертву храмам, пророкам

и священным книгам. И страстно возвеличивая и стремясь сохранить

верховное положение Вед, мимансаки ставят Бога в двусмысленное

положение, просто отказывая Ему в существовании и превращая весь сонм

ведийских божеств в реестр образов, необходимых лишь в качестве

подсобного средства.

И наконец - последний на сегодня вопрос:

Господа, а что же такое Веды? Надо бы разобраться или вспомнить,

а то говорим, говорим, а о чем?

 

 

И с п о л ь з о в а н н а я л и т е р а т у р а

-------------------------------------------------------------------

 

1. Чаттерджи С., Датта Д. ДРЕВНЯЯ ИНДИЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ, М.: 1954

 

2. Чаттопадхьяя Д. ЖИВОЕ И МЕРТВОЕ В ИНДИЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ, М.: 1981

 

М И Н Ц З Я (Школа имен)

--------------------------------------------------------------------

( IV - III вв.до н.э.)

 

Сегодняшнее занятие по философской мозаике начнем с маленького

теста.

Итак, будьте внимательны и постарайтесь ухватить суть:

 

- В яйце есть перья.

- У курицы три ноги.

- Лошадь несет яйца.

- Огонь не горяч.

- Глаза не видят.

- Долото не охватывает своей рукоятки.

- Тень летящей птицы всегда неподвижна.

- В стремлении наконечника стрелы есть мгновение, когда он не

движется, но и не стоит на месте.

- Белая собака - черная.

- Если даже от короткой палки ежедневно отрезать половину, то и

через десять тысяч поколений будет от чего отрезать.

 

Все эти утверждения блестяще доказывались представителями одной

из древних философских школ нашей планеты. Вопрос: как называется эта

школа и в каком регионе мира она возникла? Можно,впрочем ограничиться

названием страны...

Ну что ж, правы (те, кто подумал "Китай" :).

Крохотная подсказка, кстати, есть в одном из прочитанных вам

утверждений: "Долото не охватывает своей рукоятки". Дело в том, что,

в отличие от Европы, в древнем Китае как каменные, так и бронзовые

орудия труда делались с отверстием или зажимом, куда вставлялась

рукоятка. Т.о. в этом, как и в остальных утверждениях, отрицается

очевидное. Школа же, утверждавшая всю эту, на первый взгляд,явную

чепуху, называлась по-китайски м и н ц з я (где м и н = имя,

название, наименование) или - по-русски - "школа имен". В Европе и в

России ее называли также на европейский манер: школой номиналистов,

софистами... Но Китай есть Китай, и тут лучше буквальный перевод.

Философы минцзя отличались парадоксальным мышлением и прекрасно

развитым логическим аппаратом, а предметом их основного интереса было

то, что испокон веков занимало многих философов древнего Китая,

включая конфуцианцев, а именно - соотношение имен и сути объектов и

явлений.

Образовалась эта школа примерно в IV - III вв.до н.э. благодаря

двум ярким философам того времени, оформившим два ее полярных крыла:

первый из них - Хуэй Ши, второй - Гунсунь Лун.

О Хуэе Ши (37О - 31О гг. до н.э.) нам известно немного, да и

трудов его не сохранилось, хотя великий даос Чжуан-цзы в одноименной

книге, являющейся, к слову, основным источником сведений о нашем

философе, пишет:

"Хуэй Ши был очень разносторонен и имел пять повозок книг. Его

учение было противоречивым <позднее то же, к слову, будут говорить и

о самом Чжуан-цзы> и путаным, а его слова не попадали в цель".

О чем же были эти слова?

Хуэй Ши представлял то из двух направлений минцзя,которое делало

упор на общности, единстве "тьмы вещей", считая различия между ними

условными и относительными и указывая на непрерывную динамику и

изменчивость явлений и объектов.

 

Примеры тезисов его учения:

 

- Самую большую величину, вне которой нет ничего, назову великим

единством; самую малую малость,внутри которой нет ничего, назову малым

единством.

- То, что не обладает толщиной, не может быть утолщено, и все же

простирается на тысячи ли.

- Солнце, только что достигшее зенита, уже клонится к закату;

сущность, только что родившаяся, уже умирает.

 

Что любопытно: утверждения эти парадоксальны лишь на первый

взгляд, но, едва начинаешь вдумываться, оказывается,что они абсолютно

истинны. Но есть у Хуэя Ши и вещи менее очевидные. Например:

 

- Только сегодня выехал в Юэ, а прибыл туда давно.

 

Хотя тут речь, очевидно, идет просто о... О чем, как вы

думаете?.. М.б. об относительности наших временых понятий и

имен-категорий "сегодня" и "давно", а может, речь о психологическом

аспекте состояний движения и внутреннего пребывания "там" еще до того,

как отправились в путь... Хотя, скорее всего, имеется в виду просто

непрерывная неразделимость этих самых "сегодня" и "давно", их

неразличимость.

Еще, скажем, такое:

 

- Небо и земля одинаково низки, горы и болота равно плоски.

 

Но это оставим на домашнюю проработку, ладно? Тем, кто хочет

думать. Не зря ведь сказано: "Философия - гимнастика для ума". А речь,

не будем забывать, идет о единстве всего сущего.

И, наконец, апофеоз суждений Хуэя Ши:

- Всеобщей любви достойны все сущности, ибо небо-земля - единое

тело.

Таков Хуэй Ши, первый из минцзя, сторонник е д и н о с т и.

 

Представителем другого, полярного Хуэю Ши, крыла "школы имен" был

Гунсунь Лун. Он, в отличие от Хуэй Ши, прежде всего подчеркивал

различия, разделяя единую общность всего сущего (или, по-китайски, -

"тьмы вещей") на отдельные частные элементы. Отрывая при этом часть от

общего, имя-понятие - от реального объекта, он полагал, что первое

существует самостоятельно и отдельно по отношению ко второму,и

абсолютизировал роль качеств,признаков вещей и явлений,т.е. и м е н.

Жил он по времени позднее Хуэя Ши. (Примерные даты его жизни

32О-25О гг. до н.э.) И хотя сведений о нем самом также немного, как и

о Хуэе Ши, но все же значительная часть его основного трактата (5 глав

из 14) "Гунсунь Лунцзы" до нас дошла, а потому знаем мы о его точке

зрения на мир куда подробнее. Это важно, потому как его учение "о

различии и разделении" куда более парадоксально и являет скорее

виртуозно отточенный логический аппарат доказательств, чем какие-либо

открытия по сути, т.е. инструмент, а не плод творчества, или, скорее,

инструмент, орудие как плод и продукт.

На русский на данный момент переведены и опубликованы три из пяти

глав, принадлежащих Гунсунь Луну. Называются они: "О белой лошади", "О

проникновении в изменения" и "О твердом и белом".

В одном из древних текстов приведены слова Гунсунь Луна: "Мое

учение прославилось доказательством того, что белая лошадь - не

лошадь".

Итак, диалог Гунсунь Луна о белой лошади:

 

- Может ли белая лошадь не быть лошадью?

- Может.

- Каким образом?

- "Лошадь" - это то, что обозначает форму; "белая" - это то, что

обозначает цвет. То, что обозначает цвет, не есть то, что обозначает

форму. Потому говорю: "белая лошадь" - не "лошадь".

<Воображаемый собеседник философа упорствует:>

- Имея белую лошадь, нельзя сказать, что не имеешь лошади. А

разве то, о чем нельзя сказать, что не имеешь лошади, не есть

обладание лошадью? Иметь белую лошадь означает иметь лошадь. Почему

же, став белой, она перестает быть лошадью?

<Но не тут-то было:>

- Когда просят лошадь, можно дать как буланую, так и вороную.

Когда же просят "белую лошадь", ни буланую, ни вороную дать нельзя.

Допустим, что "белая лошадь" есть не что иное как лошадь, тогда, что

ни попроси, все было бы едино. Если, что ни попроси, все едино, то

"белизна" не отличалась бы от "лошади". Но если то, что просят, не

имеет отличий, тогда почему буланую или вороную то - можно, а то -

нельзя дать. Очевидно, что "можно" и "нельзя" взаимно исключают друг

друга. Вот почему, коль скоро буланая и вороная лошади, которые суть

одно, отвечают "именно лошади" и не отвечают "именно белой лошади",

то, значит, тезис "белая лошадь не лошадь" неоспоримо доказан.

 

Для тех, кому он еще не доказан, в тексте имеется продолжение, не

менее убедительное. Но самое любопытное тут, что, при определенных

условиях рассуждения, Гунсунь Лун все же прав. Попробуем сами:

Представим себя на мгновение хозяином (или хозяйкой),

подыскивающим себе рысака, для выездки или еще зачем. Предел ваших

воображаемых при этом желаний - б е л а я лошадь. И вот вы на рынке,

где, оказывается, есть лошади всех мастей, кроме... Правильно, кроме

белой. Вы ходите среди них и вам вполне очевидно, что, будучи для

кого-то там лошадьми, ни одна из них для вас лошадью, т.е. тем, о чем

вы мечтали, не является. И, стало быть, любая лошадь, кроме белой, -

не лошадь.

Заметьте: мы доказывали и доказали не то, что "белая лошадь -

лошадь", а... Что же? Правильно: что "ни одна из лошадей, кроме белой,

таковою скотиною не является". Так разве не прав Гунсунь Лун?

Поздравляю вас, мы уже готовые миндзяисты, что в переводе на язык

вульгарного марксизма означает: мы, отрицая общность в сущности и тем

самым противопоставляя сущность явлению, ищем сушность без явления или

там явление без сущности, т.е. скатились в болото... правильно,

абсолютизма и объективного идеализма. С чем себя еще раз и поздравим.

Заодно мы, может быть, разобрались и с тем, что есть эти самые

абсолютизм и объективный идеализм. Неплохо для начинающих законченных

миндзяистов. А у кого есть желание продолжить - будьте любезны: главы

из трактата "Гунсунь Лун-цзы" опубликованы во 2-м томе двухтомника

"Древнекитайская философия" (М., Мысль, 1973).

А мы задержимся еще на краткой характеристике философов минцзя,

данной знакомым уже нам даосом Чжуан-цзы:

"Последователи минцзя приукрашивали сердца людей и изменяли их

воображение. Однако они могли победить уста людей, но не могли

победить их сердца".

И еще, об учении минцзя в целом:

"Если смотреть на различия, то увидим одну лишь печень или один

желчный пузырь, одно царство Чу или одно царство Юэ; если смотреть на

тождество, то увидишь все предметы в единстве" (Чжуан-цзы, гл. 2).

 

И, наконец, последний тест, самый тонкий:

В ходе сегодняшнего нашего разговора промелькнуло, т.е. было

упомянуто одно знакомое всем присутствующим и часто звучавшее в первой

части занятия русское слово, но оно было употреблено в необычной

языковой форме.

Заметили вы его? Какое это слово?

(Оно, кстати, ключевое для учения Хуэя Ши.)

 

 

И с п о л ь з о в а н н а я л и т е р а т у р а

---------------------------------------------------------------------

 

1. "Древнекитайская философия", в 2-х тт., т.1 стр.292-294; т.2,

стр. 58-65. М.,Мысль, 1972-73.

2. "История китайской философии". Пер. с кит. М., Прогресс, 1989,

стр. 11О-123, 116.

3. "Философский энциклопедический словарь". М.: Сов.

энциклопедия, 1983.

 

М О Ц З Я ( Школа Мо Ди )

=====================================================================

(V-III вв. до н.э.)

 

Сегодня мы познакомимся еще с одной любопытной философской школой

древнего Китая. Название ее произошло от имени первого теоретика и

практика этой школы Мо Ди (прибл.48О-4ОО гг. до н.э.). Родился он,

если доверять древним текстам, в царстве Лу, т.е. на родине великого

Конфуция, и, как большинство философов того времени, прошел через

"школу Конфуция", чтобы затем стать решительным противником учения

Учителя Куна при одновременной высокой оценке и почтении к самому

Конфуцию.

На протяжении сегодняшней беседы нам придется столкнуться с

противоречиями учения м о ц з я, как называлась эта школа, потому

стоит чуть отвлечься и поговорить о противоречиях вообще.

Любое - философское или религиозное - учение с точки зрения

постороннего содержит противоречия, которые в большинстве своем

являются внешними, ибо снимаются при погружении в учение, при, если

угодно, адаптации к нему познающего на определенном этапе приятия.

ВСЕ УЧЕНИЯ ПРОТИВОРЕЧИВЫ ИЗВНЕ, НО НЕ ИЗНУТРИ. Об этом стоит

помнить, чтобы не увлекаться критичностью собственного подхода.

Итак, учение м о ц з я. Квинтэссенция его - текст, носящий, как

принято в Китае, имя Учителя с добавкой уважительного ц з ы,

означающего "Учитель", но, одновременно, и "книга","канон". В данном

случае это "Мо-цзы", являющийся плодом коллективного творчества

моистов на протяжении более чем двух столетий существования школы. В

одном из древних текстов сообщается,что некогда "Канон Мо" состоял из

71-й главы. Но позднее, когда конфуцианство стало официальной

религией, взгляды и тексты моистов подвергались преследованиям, и

оттого книга "Мо-цзы" переписывалась очень редко. В результате 18 глав

ее были утрачены, а сохранившиеся главы содержат явные пропуски и

ошибки в начертании иероглифов, но все же худо-бедно, а 53 главы дошли

до нас,что позволяет более-менее внятно представить себе,чему учил

Великий (так называли его наряду с Конфуцием) Мо.

Но послушаем его самого:

"Если говорить о делах человеколюбивого человека, то он должен

развивать то, что приносит Поднебесной выгоду, и уничтожать то, что

причиняет Поднебесной вред". Вот основная мысль самого Мо Ди и его

последователей.

Мо Ди выдвигает рациональный метод, названный им "объединение для

замены разъединения" (не пугайтесь, на самом деле все не так сложно).

Мо-цзы считал, что в основе происходящих в Поднебесной бедствий

лежит "взаимное разделение" на своих и чужих, ближних и дальних и

вытекающее отсюда различие интересов. Это неизбежно порождает

"взаимную ненависть", из-за которой "крупные владения нападают на

мелкие, влиятельные дома - на незначительные, сильные грабят слабых"

и т.д.

И вот для того,чтобы покончить со всем этим, по Мо-цзы,

"необходимо изменить положение с помощью всеобщей взаимной любви и

взаимной выгоды".

Мо-цзы, разумеется, был не первым, кто предлагал определенный

метод "исправления" социума и человека в древнем Китае. Были философы

до него, были и после, но: он был первым, кто предложил в качестве

инструмента и средства преобразования "взаимную любовь и взаимную

выгоду".

Разберемся, о чем речь:

"Всеобщая взаимная любовь означает "смотреть на чужие владения

как на свои, смотреть на чужие дома как на свои, смотреть на других

как на себя" и сделать так, чтобы взаимные интересы были объединены и

составляли одно целое". И этот "взгляд на других как на себя" должен

вызвать "взаимную любовь", что приведет к "взаимной выгоде". Ну, а

"если все люди в Поднебесной будут взаимно любить друг друга, сильный

не будет обижать слабого, многочисленные богатые - притеснять бедных,

знатные - кичиться перед незнатными, хитрые - обманывать глупых". Все,

в общем, будет прекрасно, как у всех, кто берется изменить мир.

Для нас любопытно, что предлагает это человек, наверняка знакомый

с концепцией Инь и Ян, но почему-то искренне стремящийся оставить одно

из двух этих неразлучных свойств-качеств Мироздания в одиночестве. Не

он, впрочем, первый.

При этом Мо-цзы вводит понятие "отдельной любви":

 

"Какую любовь - всеобщую или отдельную - питают злые люди

Поднебесной, ненавидящие других? Ответим: непременно отдельную. Таким

образом, сторонники отдельной любви в результате порождают великое зло

в Поднебесной. Поэтому отдельную любовь стоит отвергнуть..."

"Необходимо отдельную любовь, корыстную выгоду заменить всеобщей

любовью, взаимной выгодой..."

"Высказывания должны быть верными, поступки должны быть

результативными, нужно, чтобы высказывания и поступки пребывали в

гармонии, а также соответствовали экономии в расходах..."

 

Тут впервые в китайской философии Мо-цзы заводит речь о

единстве намерений и результатов действий, считая, что при оценке

человека необходимо "рассматривать в совокупности его намерения и

результаты его действий".

Выступая за "любовь к людям", Мо-цзы ценил в ней "всеобщность",

ибо, как он полагал, "всеобщность является справедливой", оговаривая

при этом, что в любви к людям не должно быть "разъединения" связанного

даже со степенями родства, или, как назвал это один из его

последователей, "должна быть любовь, не знающая различий по родству".

Таким образом, впервые в истории философии Китая понятие "любовь"

категоризируется и детализируется, обретая чуть ли не те же масштабы,

которые несколько веков спустя мы встретим в учениях Будды и Христа.

И тут у Мо-цзы как будто возникает противоречие, знакомое нам

хорошо по европейской традиции: между целью и средствами ее

достижения.

А дело в том, что школа, краеугольным камнем своей идеологии

поставившая "всеобщую любовь, не знающую различий по степеням

родства", уже при жизни Мо-цзы выглядит как некий "орден": это четко

выстроенная военизированная организация, жизнь и деятельность членов

которой жестко регламентировались и подчинялись следующим основным

правилам:

1) Все моисты обязаны беспрекословно подчиняться выборному главе

- Ц з ю й - ц з ы, т.е. "Великому Учителю" (в Европе говаривали

"Великий Магистр", помните?), который почитался "совершенномудрым".

2) Членам организации предписывается аскетический образ жизни,

дабы они служили примером в осуществлении принципов Учителя Мо. Их

образ жизни кратко очерчен даосом Чжуан-цзы:

"Вместо одежды носили разное грубое тряпье, вместо обуви -

деревянные баклушки и соломенные тапочки. День и ночь трудились без

отдыха, чтобы стать примером самоистязания. Говорили: "Кто не может

поступать так, не может считаться моистом".

3) В организации царит дух самопожертвования во имя

справедливости. В одном из текстов сказано: "Их всех можно было

опустить в кипяток или отправить на леззия мечей, причем, встречаясь

со смертью. они не отступали назад".

 

В качестве примера самоотречения последователей Мо-цзы можно

привести судьбу Цзюй-цзы Мэн Шэна, который счел, что не в состоянии

выполнять стоявшую перед ним задачу, но не мог и запятнать звание

моиста, а потому покончил жизнь самоубийством. Вместе с ним кончили

счеты с жизнью еще сто восемьдесят членов "ордена".

Подобные поступки должны были свидетельствовать о бескорыстном

служении интересам всей Поднебесной и готовности пожертвовать личными

интересами во имя общих.

 

Опять чуть задержимся. Вам, скажем, не кажется, что моисты

заблуждались, приняв такую линию поведения в отношении "всеобщей

любви", если говорить о самопожертвовании? В чем состоит их

заблуждение?

<"Провокационный" вопрос: МОЖНО ЛИ ЛЮБИТЬ ВСЕХ, ИСКЛЮЧИВ ИЗ ИХ

ЧИСЛА САМОГО СЕБЯ?>

 

И все же стоит осуждать Мо Ди и его последователей и обвинять их

в заблуждении. Вряд ли, строго говоря, они заблуждались, живя 24 века

назад и приняв определенные правила, выработанные основателем их

шлколы. Эти правила, как уже говорилось, подразумевали четкое

разведение всего по полюсам "любви всеобщей" и "любви отдельной",

причем права на вторую они лишались. Это был их выбор. А мы... мы

"грамотнее", "опытнее" их на те же 24 века. Но судить их права не

имеем, правда?

 

Пойдем дальше. По приказу "ордена" члены его обязаны были

отправляться на службу в различные царства для проведения в жизнь

принципов учения Мо-цзы. Такие вот командировки. Часть жалованья

при этом поровну делилась между соратниками. Но если правитель не

претворял в жизнь рекомендации советников-моистов, те покидали его.

Вместе с тем, если состоявший на службе член "ордена" отступал от

принципов школы, Цзюй-цзы отзывал его назад. Так, к примеру, Мо-цзы

послал ученика Шэн Шо в царство Ши служить у тамошнего военачальника.

Но так как Шэн Шо трижды сопровождал своего патрона в его походах

против царства Лу, что противоречило моистскому принципу "против

нападений" (а иначе какая же "всеобщая любовь"?), то, едва Учитель

узнал об этом, он немедленно отозвал Шэн Шо.

 

Не зыблемым для моистов был также закон братства и взаимопощи,

вытекающий из принципов "всеобщей любви" и "взаимной выгоды". Согласно

ему:

- "имеющий избыток делится с другим";

- "сильный помогает слабым";

- знающий учит незнающих";

предписывалось, кроме того, полное доверие и безграничная

преданность школе. (Здесь интересна перекличка с пифагейцами,

придерживавшимися почти буквально того же закона братства и

взаимопомощи.)

Однако при всем этом объединение моистов носило достаточно

светский характер. Задачи их были столь мирскими, что некоторая

религиозная окраска, которую, в силу той эпохи, приобрела и их

организация, была все же чисто внешней.

Хотя моисты не отрицали значения Неба и его воли, но

истолковывали их своеобразно, приписывая Небу свои идеалы и используя

его авторитет, достаточно сильный у китайцев, для обоснования своего

гуманизма. Да, Небо действительно превыше всего, оно должно быть взято

за образец, подобному тому, как образцом для ремесленника служат

угломер, циркуль и т.п. Если что и человеколюбиво, то это Небо. А вот

родители, учителя, правители - не всегда.

"В Поднебесной много правителей, но человеколюбивых среди них

мало." Поэтому надо сопоставлять то, что, что мы хотим сделать, с

желаниями Неба. А оно "не хочет, чтобы большое царство нападало на

малое, сильная семья притесняла слабую маленькую, чтобы сильный

грабил слабого, хитрый обманывал наивного" и т.д. Небо хочет иного.

"Откуда известны желания и нежелания Неба?" - спрашивает себя

Мо-цзы. И отвечает:

"Небо придерживается всеобщей любви и приносит всем пользу. <...>

Небо не различает малых и больших, знатных и подлых; все люди - слуги

Неба, и нет никого, кому бы оно не выращивало буйволов и коз, не

откармливало свиней, диких кабанов, не поило вином, не давало в

изобилии зерно, чтобы почтительно служили Небу".

При этом моисты выступали против конфуцианского учения о судьбе

и предопределении, восходящего в дофилософскому представлению, что:

"Вышнего Неба деянья не ведомы нам" и "Воле Небес не присущи ни запах,

ни звук".

Мо-цзы учит, что "почитать судьбу не имеет смысла. Если

пренебрегать судьбой, то беды не будет". По нему, принятие концепции

судьбы делает все человеческие действия бессмысленными:

"Требовать, чтобы люди учились, и утверждать, что есть судьба, -

это все равно, что укладывать человеку волосы и тут же сбивать с него

шапку."

Согласно моизму, воля Неба не предопределяет происходящего под

ним. Небо только желает, заботясь по-своему об этом, чтобы люди любили

друг друга.

Тех, "кто питает к людям всеобщую любовь, кто приносит им пользу,

Небо непременно осчастливит; а того, кто делает зло, обманывает людей,

Небо непременно покарает".

Правители, следуя воле Неба, должны любить народ, как любит его

само Небо, а "я знаю, - говорит Мо-цзы, - как велика любовь Неба к

народу". Однако: "Простой люд имеет три бедствия: голодающие не имеют

пищи, замерзающие не имеют одежды, уставшие не имеют отдыха. От этих

трех бед народ испытывает огромные страдания. Но если в такое время

ваны, гуны и другие знатные люди развлекаются колокольным звоном и

барабанным боем, играют на лютнях, цинях*, свирелях и шэнах**, а также

устраивают боевые упражнения для показа оружия, то откуда же простой

народ возьмет пищу и одежду?

----------------------------------

* Разновидность лютни овальной формы.

** Разновидность свирели, обычно состоит из 13 бамбуковых

трубочек разной длины.

 

Таким образом, в V в. до н.э. Мо-цзы провозгласил протест против

роскоши верхов и нищеты низов, чем резко и отличается его учение от

практически ото всех учений древнего Китая, которые так или иначе

допускали неравенство, а то и считали его полезным и необходимым,

причем -- именно неравенство в распределении, в образе жизни, в

привилегиях.

Что ж, не зря в Китае в начале 20-х годов нашего века возник

большой интерес к взглядам моистов, и Мо-цзы был поднят на щит.

Называли его и "китайским Лениным", и "древнекитайским большевиком",

пытаясь, с одной стороны, превознести его в качестве могучего

представителя "народного социализма", противостоящего Марксу как

явлению инородному, а с другой... Были и другие точки зрения, в

которых Мо Ди объявлялся "теологом", "реакционером" и даже "фашистом",

а его извечный оппонент -- Конфуций -- "прогрессивням ученым",

"революционером" и "древним предшественником Маркса". Чего только, как

говорится, в голову не придет при необходимости...

На деле же всё было проще и сложнее. Добавим ко всему сказанному,

что язык сочинений Мо-цзы и его последователей отличается своей

простотой. Он следил главным образом за строгостью развития мысли и ее

ясностью, а не за внешней многозначительностью. Не случайно

конфуцианцы, привыкшие к витиеватым и зачастую двусмысленным фразам,

говорили, говорили, что язык Мо-цзы отвечает вкусам "глупой черни".

Стоит еще заметить, что все рассуждения Мо-цзы основываются на

вере в правоту тех принципов, которые он отстаивал. Поэтому,

повторимся, хотя сейчас мы видим многие слабости его учения,

натянутость примеров, и порой сами аргументы представляются

ребяческими и нелепыми, но многое из того, что кажется нам сегодня

детским лепетом, являлось подлинным завоеванием человеческой мысли в

тот детский период ее развития. Да и кто, к слову, возьмется

утверждать, что мы такие уж шибко взрослые сегодня? Всегда есть и

завтра, и послезавтра...

 

Некоторые китайские исследователи высказывали предположение, что

Мо -- не собственная фамилия философа, а псевдоним, сознательно взятый

им. Значение иероглифа "мо" -- "черный", "грязный", "клеймо (на

лице)", "клейменый"... -- дает основание толковать имя Мо-цзы как

"Учитель черни", да и сам текст трактата, названный его именем,

пронизан сочувствием к крестьянам и ремесленникам, которые даже в

урожайные годы едва сводили концы с концами.

Уже при жизни Мо-цзы учение моистов завоевало немало приверженцев

из народа. В одной из глав трактата мыслитель говорит, что 300 его

учеников направились в Сун (другое царство).

О самом Мо-ди рассказывают, что он умел искусно делать чеки для

колес повозок, оружие, а по происхождению относился к мелким

собственникам.

Прожил он довольно долгую жизнь, около 80 лет.

Ученики называли его Цзы Мо-цзы, т.е. "Учитель учителей Мо".

Сам о своем учении он сказал: "Если попытаться словами

опровергнуть мои рассуждения, то это всё равно, яйцом пфтаться разбить

камень. Если даже перебьют все яйца в Поднебесной, то камень останется

таким же -- он не разрушится".

Эта яркая метафора осталась невостребованной: школа Мо-цзы

распалась в конце III в. до н.э., а часть ее членов превратилась в так

называемых старнствующих рыцарей (юся), этаких китайских робин-гудов,

защитников обиженных и обездоленных.

И напоследок -- одна из притч о Мо-цзы, касающаяся вопросов

познания:

 

"Ученик <...> сказал: прошлое можно познать, но будущее узнать

нельзя. Учитель Мо-цзы ответил: "Предположим, твои близкие живут за

сто ли отсюда и сейчас испытывают большую нужду. Исход дела решает

один день. Если ты прибудешь в тот день, -- они будут жить. Если нет

-- погибнут. Перед нами находится крепкая повозка с хорошими лошадьми

и другая, четырехколесная телега с разбитыми колесами, запряженная

клячей. Тебе предоставляется выбор: на чем ехать. На чем поедешь?"

Ответил: " На крепкой коляске с хорошей лошадью, так быстрее доеду".

Тогда учетель Мо сказал: " Как же можно говорить, что нельзя узнать

будущее?".

 

И с п о л ь з о в а н н а я л и т е р а т у р а

---------------------------------------------------------------------

 

1. "Древнекитайская философия", в 2-х тт., т. 1.