Эдесский образ - “богозданная икона”, чудесным образом явившаяся по воле самого Христа, - стал одним из аргументов иконопочитателей в их спорах с противниками священных изображений.

Перенесение в Константинополь

В 943 году армия византийского императора Романа I Лакапина (920–944) просто осадила Эдессу и предложила эмиру вернуть Мандилион христианам за богатое вознаграждение. Император гарантировал безопасность городу, отпускал 200 пленников, и платил 12000 серебряных монет выкупа. Жители Эдессы согласились не сразу. После долгих переговоров Мандилион был наконец, доставлен в Константинополь 15 (28) августа 944 года на праздник Успения Богородицы. Сведения об этом дошли до нас в “Повести императора Константина».

У Золотых ворот города святыню встречали император Роман, его семья, духовенство и массы верующих. Как сообщает Псевдо-Симеон Магистр (X в.) в своей «Хронике», той же ночью во Влахернском храме члены императорской семьи «собрались, чтобы разглядеть на святом полотенце Сына Божиего… Сыновья императора сказали, что они увидели только то, что это лицо. Но зять императора Константин сказал, что он видит глаза и уши». П риведенные данные дают все основания считать, что лик Христа на Мандилионе был очень плохо виден и по цвету почти монохромен.

Основные торжества пришлись на следующий день 16 августа (29 по н.ст). Молодые императоры (Константин Багрянородный и два сына Романа Лакапина) “с псалмами, пением и обильным освещением” снова погрузили реликвии на императорскую триеру и проплыли с ними вдоль стен Константинополя. Следующим актом священного ритуала был вход в город через Золотые ворота. Достигнув западного края города морем, процессия с эдесскими реликвиями прошла вдоль стены к главным воротам, которые, как и древние врата Иерусалима, назывались “Золотыми». Через эти ворота проходили Императоры. Т.е. образ это как бы сам Христос, входящий в город, который отныне становится Новым Иерусалимом, градом спасения. При входе через Золотые ворота Христос в Нерукотворном Образе возвращается в свой град, подобно высшему императору и вечному победителю. По входе в храм Святой Софии Нерукотворный Образ и Письмо Спасителя Авгарю были положены в алтаре и в их честь совершено особое богослужение, т.е.здесь Христос в своём образе становится Первосвященником. Из Великой церкви процессия со святынями направилась в расположенный неподалеку Большой императорский дворец, где в главном зале приемов (Хрисотриклинии) совершается один из важнейших обрядов всего празднования - Нерукотворный образ Христа помещают на императорский трон, “не безрассудно полагая, что он, поистине, как освятит царское седалище, так и приобщит к праведности и кроткой благости сидящих на нем».

Процитированный комментарий автора Повести можно существенно дополнить, исходя из знания византийских реалий. Мандилион на главном императорском троне воплощал ключевую идеологему Византии - Христос есть истинный правитель империи, лишь наместником которого на земле является действующий император.

В Хрисотриклинии перед Мандилионом на троне было совершено “просительное моление”, после чего он окончательно переносится в дворцовый храм Богоматери Фаросской, где и обретает свое постоянное место.

Сложное и на первый взгляд даже запутанное движение Мандилиона по городу должно было мистически связать все наиболее важные сакральные центры византийской столицы, создать образ града, состоящего из храмов и неотделимых от них священных дворцов, и в конечном итоге представить пространственную икону Небесного Иерусалима. Святым Убрусом освящается отныне море, город, и храмы, и дворцы.