1. 3. Методология исследований стресса


 

 

Л.А. Китаев-Смык

ПСИХОЛОГИЯ СТРЕССА.

Психологическая антропология стресса

 

 

Москва

Академический Проект 2009

УДК 159 9 ББК 88 К11

Издается по решению Ученого совета Российского института культурологии Министерства культуры Российской Федерации

 

Рецензенты: М.И. Марьин, доктор психологических наук, профессор А.В. Окороков, доктор исторических наук, действительный член Академии военных наук

 

Китаев-Смык Л.А.

К11 Психология стресса Психологическая антропология стресса. — М.: Академический Проект, 2009. — 943 с. — (Технологии психологии).

ISBN 978-5-8291-1023-9

 

В монографии описаны индивидуальные особенности долгой жизни при стрессе и реакции во время стресса, краткого, как удар Представлены генеральные (общие) закономерности изменений эмоций, восприятия, памяти, мышления, работоспособности и общения в экстремальных ситуациях Изложены результаты исследований «стресса жизни» и «стресса смерти», отражены многочисленные исследования автора: стресс творчества и вдохновения, восторг и ужас властителей, ускользание из-под гнета жестокостей и гибель под ними, стресс в боях под пулями врагов и посттравматические болезни ветеранов, длительный стресс в экспериментах при подготовке полета людей на Марс и многое другое. Доступно рассмотрены телесные (соматические) и душевные (психические) болезни стресса и способы их предотвращения Проанализированы психологические факторы, позволяющие нормализовать стресс, являющийся естественным следствием динамической и сложной жизни. Кроме того, показаны способы и приемы восстановления и поддержания здоровья в стрессовых ситуациях. Книга ведущего российского специалиста по проблемам стресса написана для всех, кого затронул стресс, кто его использует или с ним борется, для политиков и психологов, для медиков и социологов, для работников силовых структур, для учащихся и профессионалов, может быть, даже для философов. Пусть читателя не отпугивает энциклопедичность этой книги — каждый найдет в ней свое.

УДК 159.9 ББК 88

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

 

Стресс в современном постиндустриальном обществе все чаше становится причиной страданий. Стремление к массовым радостям и мнимой беспечности не всегда уменьшает напряжен­ность нашей жизни.

Проблемы, связанные со стрессом, в чем-то, а может быть, во многом, индивидуально различны, т. к. каждый человек уникален. Конкретные рекомендации специалистов по стрессу могут подвести читателя близко к решению его проблем. Но повседневное их решение сможет осуществлять только сам человек, знающий свои проблемы «нутром» и возвысившийся над ними, в частности, путем их осмысления. Иными словами, проблемы стресса человек может решать сам более успешно, если он имеет знания и силы взглянуть на свои проблемы и «из себя», и «на себя».

Знакомство с анализом причин и закономерностей стресса, с его последствиями, изложенными в книге, позволит читате­лю увидеть способы уменьшения неблагоприятных влияний критических ситуаций и, может быть, поможет найти полезные последствия этих ситуаций. «Нет худа без добра» — говорит пословица. При стрессе нужно не только пересилить «худое», но не потерять «доброе».

Эта книга написана для всех, кого затронул стресс, кто его использует или с ним борется, для политиков и психологов, для медиков и социологов, для работников силовых структур. Для учащихся и профессионалов, может быть, даже для фило­софов. Она пополнит их знания о стрессе или хотя бы укрепит в этих знаниях.

В разных главах книги автор рассматривает связанные со стрессом проблемы, принадлежащие к различным областям знаний (разным научным дисциплинам). Широта подходов необходима для понимания и успешного решения многих острых проблем, обусловленных стрессом. Использование и анализ разнодисциплинарных научных материалов делает для разных профессионалов одни главы книги более, другие — ме­нее «своими», т. е. более или менее полезными и удобными для чтения.

Первая глава в монографии вводная. Во второй изложены результаты многочисленных научных наблюдений и экспе­риментальные данные об эмоциях и поведенческих реакциях (нормальных и болезненных) при кратком и продолжительном стрессе, при разных экстремальных воздействиях. Третья глава посвящена вегетативным проявлениям стресса, т. е., с одной стороны, тому, какие физиологические реакции бывают при психологическом стрессе и, с другой стороны, как эти реакции сказываются на психике. Вместе с тем представлены анализ «соматических (телесных) болезней стресса», пути их про­филактики и лечения. В четвертой главе описаны изменения интеллектуальных способностей в экстремальных ситуациях, когнитивные, перцептивные, мнемонические и другие реакции при стрессе. Наряду с этим доступно описаны причины и ди­намика возникновения неврозов как «психических болезней стресса», а также основные принципы их профилактики и лече­ния. В пятой главе представлены психосоциальные (социально-психологические) проявления стресса, динамика изменения общения людей, внезапно оказавшихся или долго живущих в экстремальной обстановке, и многое другое.

В монографии анализируются методы профилактики и устра­нения неблагоприятных проявлений стресса и пути сохранения способности восстанавливать в нужный момент свою актив­ность, боевитость, сохранение веры и надежды на вызволение от невзгод жизни, на успешное преодоление стрессогенных воздействий.

Какой главный недостаток этой книги, по мнению ее автора? Многогранность проблем стресса требует изучения его проявлений разными науками (психологией, медициной, социологией, этнографией, политологией и др.). Это неиз­бежно создает разнокалиберность, часто несопоставимость и подчас кажущуюся противоречивость представленных сведений.

Какое главное достоинство в этой книге видит ее автор? В ней представлен разносторонний подход к пониманию стрес­са, без которого невозможно постигать сложнейшую картину противостияния психики и всех систем организма человека, экстремальным условиям существования, создающим «стресс жизни» и «стресс смерти». При этом особое внимание обраща­лось на то, что экстремальные ситуации, возникающие в жизни и моделируемые в экспериментах, могут оказывать на человека не только неблагоприятные влияния. Такие ситуации могут пробуждать в людях потенциальные возможности, незаметные в обычных, нестрессогенных условиях. Автор полагает, что главные из них: интеллектуально-творческий потенциал (с усло­вием, что он не устремлен против самого себя, т. е. не стал безумен) и потенциал нравственности. В критических условиях она проявляется и проверяется. Потому что нравственность — это не только раскрытие силы жизнеутверждения личности, но и система запретов, «очеловечивающих» личность и общество. Вспомним, что Л.Н. Толстой видел три вида нравственности:

—нравственность то, что служит на пользу моему «я». Это — нравственность дикости;

—нравственность то, что служит на пользу тому кругу, ко­торый есть мой. Это — нравственность варварства;

—нравственность то, что служит на пользу всему человече­ству. Это — нравственность общечеловеческая.

При стрессе становится очевидно, потенциалом какой нравственности богат человек. Но главное — в критической ситуации человек всегда становится перед выбором, с какой из этих трех нравственностей идти дальше.

 

* * *

 

У этой книги две особенности. Первая — то, что в нее вклю­чено описание результатов комплексного изучения стресса, про­веденного впервые в мире в прошлом веке в нашей стране. Эти результаты были многократно подтверждены. Однако описание комплексных исследований, проведенных с участием одного и того же автора, т. е. на единой методологической основе, делает их до сих пор значимыми. Об этом свидетельствуют многочис­ленные ссылки в Интернете на первое издание «Психологии стресса». Заимствуя из него многие разделы, автор пытался излагать их во втором издании современным языком, уходя от кондового наукообразия, до сих пор «модного» в ряде научных школ. С их стороны возможны упреки в том, что в отдельных случаях вместо «строго научного описания» используется язык как бы научно-популярного изложения результатов исследова­ния стресса. Более того, в некоторых главах ввиду недостаточ­ности научно подтвержденных данных при обсуждении сложных проявлений стресса автор опирается на аналитическое их опи­сание выдающимися интеллектуалами: писателями-классиками, мыслителями. Да, они не профессиональные психологи, но это не мешало им (может и помогало) образно осмыслить психоло­гическую, социально-психологичекую и даже психофизиологи­ческую сущность тех или иных проявлений стресса.

Однако автор этой монографии присоединяется к тем, кто с сожалением видит обеднение научного смысла в ряде совре­менных научных изданий, как спрятанное за наукообразием и англицизмами текста, так и напоказ выставляемой вульгариза­цией русского языка.

Еще одно замечание о литературных особенностях научных текстов. В одной из последних своих статей, в предисловии к переводу дневника Амелия Л.Н. Толстой писал: «Писатель ведь дорог и нужен нам только в той мере, в которой он открывает нам внутреннюю работу своей души, само собой разумеется, если работа эта новая, а не сделанная прежде. Что бы он ни пи­сал — драму, ученое сочинение, повесть, философский трактат, лирическое стихотворение, критику, сатиру, — нам дорога в про­изведении писателя только эта внутренняя работа его души, а не та архитектурная постройка, в которую он большей частью, да, я думаю, и всегда, уродуя их, укладывает свои мысли и чувства». Автор книги, которую держит в руках читатель, старался как только мог «не уродовать» на ее страницах свои мысли и чувства. Потому, возможно, кто-то подчас скажет: «Не слишком ли много в ней автора!» Да. Решая, чем дополнить второе переработанное издание «Психологии стресса», автор понял невозможность объ­ять необъятное, обобщить сотни тысяч исследований стресса, проделанных в разных странах за десятилетия после его издания. Поэтому оно дополнено исследованиями самого автора. Они про­водились в разных (подчас предельно опасных) условиях, с раз­ными целями, их описание требовало разных лингвистических приемов. Кому-то из читателей это доставит удовлетворение (так было при журнальных публикациях), кого-то, возможно, возмутит (пока такого не было).

Вторая особенность этой монографии, то, что ее главы со второй по четвертую содержат описания субсиндромов стресса, т. е. разных его проявлений, потребовавших описания и анали­за, использующих разные профессиональные подходы. Потому одни профессионалы могут начинать чтение данной монографии с той главы, которая прежде всего удовлетворит их профессио­нальный интерес. Других профессионалов больше заинтересуют иные главы. Так, пятая глава интересна социальным психологам, работающим в экстремальных ситуациях; четвертая — спе­циалистам, оптимизирующим интеллектуальную деятельность при стрессе; третья — тем, кто занят профилактикой и лече­нием телесных (соматических) болезней стресса; вторая глава может быть более интересна специалистам по общей, военной, космической психологии.

Однако в каждой из этих глав описаны экспериментальные данные, полученные на протяжении ряда лет в ходе одних и тех же комплексных экспериментов. Это вынуждает повторно представить в каждой главе описание методов создания стресса. Читателей, расширяющих эрудицию и знакомящихся не только со «своей» главой книги, но и с «чужими» главами, не должны смущать эти вынужденные повторы.

Благоразумный читатель должен различать факты, досто­верно установленные, а также достаточно обоснованные теории от поисковых концепций, которые требуют подтверждений или должны быть отвергнуты. Но неясное, непонятное не следует таить. Его проблемность надо обозначить, чтобы своевременно начать аналитические исследования.

Читач оглавление этой монографии, можно заметить, что в нее как бы включены самостоятельные «книги» с описанием ис­следований отдельных, специфических экстремальных состоя­ний: стресса невесомости, аккустического стресса, боевого стресса, кинетоза («стресса укачивания-укручивания»), стресса творчества, посттравматических стрессовых расстройств, специфического стресса ввиде «выгорания персонала», стресса скученности. При исключительном интересе к какой-либо из этих проблем читатель может первоначально знакомиться с разделом, привлекшим его внимание.

Особое место в этой монографии занимает раздел, посвящен­ный неврозам. Ее автор согласен с теми, кто рассматривает их как душевные (психические) болезни стресса. Однако несколько школ психиатров видит неврозы с разных сторон. Для рас­ширение эрудиции читателя на страницах данной монографии представлены разные взгляды на «душевные болезни стресса». Это поможет читателю понимать врачей (невропатологов, психиатров, психоаналитиков и др.), принадлежащих к разным научным медицинским школам и владеющим не схожими пси­хотерапевтическими методами.

Для тех, кого интересует главным образом теоретическое осмысление стресса, можно рекомендовать прочтение первой главы и описания генеральных (общих) закономерностей суб­синдромов стресса в главах со второй по пятую.

Обширные основания общей теории стресса созданы Гансом Селье и его учениками. Вклад в теорию психологии стресса был сделан исследователями экстремальной психологии (психологии стресса). В данной монографии предпринята очередная попытка дополнить ее.

Стало необходимо и неизбежно изучать и осмысливать много­образие психической и социальной активности (и пассивности) людей при стрессе с учетом многих антропологических факторов, т. е. человека со всеми его свойствами, функциями, проявлениями, взаимоотношениями. И следует обратить пристальное внимание на целесообразность такого методологического направления как зооантропология, т. е. на то как, казалось бы, исключительно зоологические функции психики, организма актуализируются в человеческих поступках, действиях, эмоциях, социальных контактах.

И еще, прислушаемся к советам известного современного психолога и психотерапевта Реноса К. Пападопулоса: «Мы можем понять больше, если обладаем воображением, чем в том случае, когда остаемся в рамках логического понимания ситуации... нуж­но вступать в диалог с иным, чуждым для нас явлением».

 

 

Аннотация на английском

The study covers individual aspects of living under stress for a long while and reactions to stress situations which are short and sudden, like a sharp blow to the body. The author introduces the general pattern of changes in emotions, perception, memory, thinking, performance and communication which occur in extreme situations. You will also find the results of studies on "life stress" and "death stress". The book reveals numerous studies conducted by the author: on the stress of creativity and inspiration; on pleasures and horrors of authority; on escaping the pressure of cruelty or perishing under it; on the stresses of war — under the bullets of the enemy, and posttraumatic diseases of veterans; on long-term stress in the training of crews for the mission to Mars and many others. Somatic and mental diseases, and their prevention, are reviewed in a comprehensible way. You will also find an analysis of the psychological factors which help us to normalize stress, representing natural results from our dynamic and complex life. Furthermore, this book reveals the best ways and techniques for restoring and maintaining health in stressful situations.

This book from the leading Russian expert on stress is written for those who live under stress, fighting it or using it: politicians and psychologists; doctors and sociologists; enforcement agencies; students and professionals; even philosophers. We hope that the encyclopedic nature of this book won't scare you away as each reader will find something relevant for him or her.

Kitaev-Smyck L. A.

 

ГЛАВА 1

 

 

МЕТОДОЛОГИЯ ИЗУЧЕНИЯ СТРЕССА

 

 

Даже в состоянии полного расслабления спящий человек испытывает стресс... Полная свобода от стресса означает смерть.

Ганс Селье

 

 

1.1. КОНЦЕПЦИЯ СТРЕССА ГАНСА СЕЛЬЕ — « ОБЩИЙ АДАПТАЦИОННЫЙ СИНДРОМ»

Концепция стресса, родившись в результате серии патофизио­логических исследований выдающегося канадского ученого Ганса Селье, оказала большое влияние на различные науки о Человеке. Она была подхвачена многими представителями медицины, пси­хологии, социологии, этнографии, политологии и др.

В первой главе этой книги изложены основные положения концепции Г. Селье. Это сделано, во-первых, из уважения к его таланту и научному наследию, во-вторых, из-за того, что хотя обширные современные знания о стрессе давно не укладываются в рамки его теории, но все же освоение ее плодотворно и сейчас.

В первой главе показана сопоставимость с теорией Г. Селье результатов наших многолетних экспериментальных и теоретиче­ских исследований стресса, подтвержденных многими учеными. Здесь изложены этические и организационно-методологические принципы, которые надо соблюдать при изучении стресса, рассмотрены сходства и различия «стресса жизни» и «стресса смерти».

1.1.1. Предпосылки создания и широкого распространения концепции стресса

Поражения сердечно-сосудистой системы являются причиной более 50 % всех случаев смерти [Бедный СМ., 1981; Ганели-наИ.Е., 1975; Косицкий Г.И, 1977; Уайт П., 1967 и др.]. Установ­лено, что эти поражения обусловлены главным образом неблаго­приятными для человека формами эмоционального напряжения

[Чазов Е.И., Вихерт A.M., Метелица В.И., 1972; Haynes S.G. et al., 1978; Shapiro A.P., 1978]. В нашей стране увеличение смертности от ишемической болезни сердца особенно быстро нарастает за последние десятилетия.

Из-за «стресса жизни» миллионы людей страдают от недомога­ния, нарушения сна, усталости, отверженности или тревожности, у детей имеются стрессовые симптомы эмоционального неблаго­получия (чрезмерная агрессия, ночные кошмары, мочатся в кро­ватку), все больше людей страдают от алкоголизма и наркомании, пытаясь избавиться от «стресса жизни», тысячи кончают с собой или совершают попытку самоубийства [Levi L., 1981 ].

Вот как оценивает эти данные Ленард Леви, один из известных исследователей эмоционального стресса. «Часто говорят, что статистика не кровоточит. Да, независимо от того, как интерпре­тируются эти данные, они представляют огромные человеческие страдания и несчастья, часть которых, вероятно, предотврати­ма» [Levi L., 1981, с. 11]. Он предлагает продолжать изучение эмоционального стресса и его индивидуальное лечение. По его мнению, «можно и должно подойти к проблеме через длительное холистически и экологически направленное профилактическое планирование» [там же]. Им предложены принципы такого пла­нирования.

Таким образом, предпосылкой создания и широкого рас­пространения концепции стресса можно считать возросшую, особенно во второй половине XX столетия, актуальность про­блемы защиты человека от неблагоприятных факторов среды. Ширящееся научное изучение стресса можно рассматривать как часть охватившего общественность нашей планеты движения по охране природы. Человека при этом надо рассматривать как важ­нейший элемент биосферы, подлежащий защите. Часто защищать человека надо от него самого, т. е. от стихийной урбанизации, от ошибочных «успехов» цивилизации.

Среди своих предшественников Г. Селье называет Клода Бернара, указавшего, что относительное постоянство внутренней среды живого организма — важнейшее условие поддержания его жизнеспособности, и Уолтера Кеннона, разработавшего теорию гомеостаза.

Большое впечатление на Г. Селье произвели его встречи и беседы в 1935 г. в Ленинграде с академиком-физиологом, нобе­левским лауреатом Иваном Петровичем Павловым. «Эти беседы вдохновляли меня в течение всей моей жизни. Портрет Павлова висит в холле нашего института рядом с портретами Эйнштейна и моего соотечественника, открывшего инсулин, сэра Фредерика Бантинга, который опекал меня, когда я начал изучать стресс»,— вспоминает Г. Селье [Селье Г., 1979|. Открытие И.П. Павловым условных рефлексов, можно полагать, предопределило направлен­ность концепции стресса на понимание способности организма выходить на уровень готовности к экстремальным стрессогенным воздействиям, опережая их. Если на уровне целого организма ре­зультаты фило- и онтогенетического его «обучения» преодолению неблагоприятных факторов реализуются, как известно, в значи­тельной мере при участии центральной нервной системы, то «на клеточном уровне,— пишет Г. Селье,— обучение зависит главным образом от химического обуславливания и сводится к выработке защитных веществ типа гормонов или антител и модификации их действия с помощью других химических соединений (например, питательных веществ)»[Селье Г., 1979, с. 60]. О неспецифических болезненных проявлениях защитных реакций организма, ставших основой учения о стрессе, неоднократно говорили И.П. Павлов и его ученики, называя их «стандартными формами нервных дис­трофий», подчеркивая тем самым значение нервной регуляции в возникновении этих неспецифических реакций.

Но почему портрет еще и великого физика осеняет парадный вход Института экспериментальной медицины и хирургии (ныне Интернациональный институт стресса) ? Начало нашего столетия ознаменовалось созданием релятивистской и квантовой физики, теоретические построения которых обусловили прогрессивные преобразования в методологии естественных наук. Эти преобразо­вания в значительной мере связаны с именем Эйнштейна. Видимо, не только уважение побудило Г. Селье поместить на почетном месте в своем институте портрет А. Эйнштейна. Можно полагать, что прогрессивные концепции, возникшие в связи с отходом от методологии классической физики, оказали существенное влия­ние на научное мышление основателя учения о стрессе, і Объект исследований Г. Селье — стресс как неспецифические симптомы адаптации — понятие относительное. Их можно «уви-леть», только вычленяя подобные симптомы из множества разных симптомов адаптации. Потому стресс — понятие, теряющееся при чрезмерно большом и при чрезмерно малом круге наблюдаемых симптомов. В теоретических построениях Г. Селье присутствует относительность причинности и целесообразности стресса. Отно­сительно и понятие целостности носителя стресса: это локальные структуры в организме при «местном адаптационном синдро­ме» — это и весь организм, отвечающий «общим адаптационным синдромом», это та или иная совокупность людей при массовых проявлениях эмоционального стресса. Идея о существовании взаимодополняющих свойств в какой-то мере находит воплощение [в концепции стресса в виде дополнительности специфических и неспецифических проявлений адаптации к требованиям среды в живых существах, в психике и в социальных совокупностях.

Г. Селье указывал на отсутствие прямой зависимости эмо­циональных переживаний при стрессе от физиологических ме­ханизмов стресса.

Ухудшение самочувствия, болезненные стрессовые физиоло­гические процессы Г. Селье предложил называть «дистрессом», т. е. разрушающим дискомфортным стрессом. Приятные формы стрессовых переживаний, такие как стресс любви, творчества, восторга, вдохновения, он назвал «эустрессом», т. е. приятным стрессом.

Широкому распространению учения о стрессе способствовала системная разработка концепции стресса ее автором, его исклю­чительная продуктивность и целеустремленность, а также его публицистические и литературные способности. Перу Г. Селье принадлежит более тысячи научных публикаций, в их числе более 20 монографий. Будучи на протяжении многих лет руководителем основанного им института, Г. Селье объединил усилия ученых многих стран в решении различных проблем стресса, способствуя тому, что исследования проблемы стресса вышли далеко за рамки первоначальных патофизиологических экспериментов.

Автор этой монографии на протяжении нескольких лет состоял в переписке с Г. Селье, получая от него полезные советы и, главное, одобрение и моральную поддержку. Специфические особенности советской государственной политики многократно препятствовали Г. Селье в его желании встретиться с автором этой книги.

Научная экспансия концепции «стресс» с ее распространением на различные области знания вызывает недоумения, а часто понят­ный протест ученых, разрабатывавших свои научные проблемы, обходясь без методов, пониманий, обобщений, используемых учением о стрессе (Мэй Р., 2001, с. 96-97; ВасилюкФ.Е., 1984 и др.]. Эти недоумения не повод для протеста и научных баталий — разные фонари освещают путь к истине.

1.1.2. Основные положения концепции Г. Селье

Начало созданию концепции стресса положил случайно обна­руженный в эксперименте Г. Селье в 1936 г. патофизиологический «синдром ответа на повреждение как таковое», получивший на­звание «триада»:

— первое — увеличение и повышение активности коркового слоя надпочечников;

—второе — уменьшение (сморщивание) вилочковой железы (тимуса) и лимфатических желез, так называемого тимико-лимфатического аппарата;

—третье — точечные кровоизлияния и кровоточащие язвочки в слизистой оболочке желудка и кишечника. Заслуга Г. Селье в том, что он сопоставил эти реакции с клинико-психологическими симптомами, характерными почти для любого заболевания, с такими, как:

— первому — чувство недомогания;

—второму — разлитые болевые ощущения и чувство ломоты в суставах и мышцах;

—третему — желудочно-кишечные расстройства с потерей аппетита и уменьшением веса тела.

Объединение их в единую систему было правомерно только при наличии единого механизма управления этими физиологи­ческими и психологическими реакциями и общего совокупного процесса их развития.

Долго не было определенного представления относительно биологической сущности изъязвлений слизистой желудка, кишеч­ника и потери аппетита — «штатного» симптома стресса. Наша гипотеза, касающаяся этого феномена, была изложена в 1983 г. (Китаев-Смык Л.А., 1983], а также в третьей главе этой книги.

Г. Селье предложил различать «поверхностную» и «глубокую» адаптационные энергии. Первая доступна «по первому требова­нию», как «по пожарной тревоге». Вторая мобилизуется путем адаптационной перестройки гомеостатических механизмов ор­ганизма. Ее истощение необратимо, как считал Г. Селье; и ведет к гибели или к старению и гибели. Предположение о существо­вании двух мобилизационных уровней адаптации поддержива­ется многими исследователями [Китаев-Смык Л.А., Галле P.P., Гаврилова Л.Н. идр., 1972; Меницкий Д.Н., 1973; Селье Г., 1966; Селье Г., 1979; Франкенхойзер М., 1970; Lazarus R.S., 1967; La­zarus R.S., 1969; Lazarus R.S., 1977]. Нашими экспериментами и наблюдениями при предельно переносимых (и непереносимых) воздействиях на людей были выявлены четыре «ранга», четыре кризисных ступени, по которым восходит индивид (и социальное сообщество) при непрекращающихся экстремальных воздействи­ях. «Кризисные ранги стресса» описаны в последующих главах.

1.1.3. Стадии мобилизации адаптационных резервов по Г. Селье

При непрекращающемся действии стрессогенного фактора интенсивность проявлений «триады стресса» возрастает. Г. Селье


А — стадии развития стресса по Г. Селье: «аларм» — реакция мобилизации адаптационных резервов, срочно, «по пожарной тревоге» (1); фаза резистент­ности (2); истощение адаптационных резервов (3).

Б — фазы адаптации при стрессе, разрушение имевшейся «функциональной системности» (1); становление новой «функциональной системности» (2); фаза неустойчивой адаптации (3); фаза устойчивой адаптации (4); фаза истощения «функциональной системности» (5).

В — динамика смены манифестированных форм адаптационной активности при длительном стрессе, т. е. субсиндромов стресса (по Л. А. Китаеву-Смыку): защитная, эмоционально-поведенческая активность (1); эмоционально-поведенческая пассивность «отменяется» (2); эмоционально-поведенческая активность заменяется превентивно-защитной вегетативной активностью (3); усиление умственной активности (4); нарастание пассивности сознания (5); активизация общения (6): угасание общительности (7).. t — продолжительность стресса, усиливающая его интенсивность выделяет три стадии этих изменений (см. рис. 1). Первую стадию стресса он назвал «аларм» (alarm-reaction), т. е. мобилизацией «по по­жарной тревоге» с использованием адаптационных резервов, которые в организме всегда наготове. Ошибочно во многих русских статьях, книгах и даже учебниках слово «аларм» переводится как «стадия тревожности», что совершенно не верно. Г. Селье не использовал для названия этой стадии стресса слово «тревожность» (anxiety). В этой первой стадии могут пробуждаться и смелость, и ярость, и страх. А тревожность, беспокойство, боязливость, предчувствие грозящей опасности могут возникать и в других стадиях стресса.

Пытаясь исправить ошибочное понимание «аларм-стадии» стресса как «тревожности», некоторые ученые стали писать о стрессовых «продуктивной» и «непродуктивной» тревожностях. Но можно ли о стрессовой радости, отваге, восторге, возникающих при «аларм-стадии», говорить как о «продуктивной тревожности»? Нет, нельзя. И реальная «тревожность» при стрессе может ока­заться продуктивно полезной, оберегающей от опасности, либо непродуктивной — вредящей жизнедеятельности людей. Следуя Г. Селье, надо отказаться от интерпретации термина «аларм» как эмоции тревожности.

Автор концепции стресса предположил ограниченность адапта­ционных возможностей организма. Она проявляется уже на первой стадии стресса. «Ни один организм не может постоянно находиться в состоянии тревоги. Если агент настолько силен, что значительное воздействие его становится несовместимым с жизнью, животное погибает еще в стадии тревоги, в течение первых часов или дней. Если оно выживает, за первоначальной реакцией обязательно следует „стадия резистентности"» (Селье Г., 1979, с. 35] (заметим, что это русский перевод 1979 г. и здесь слово «тревога» не вполне соответствует оригиналу). «Резистентность» — вторая стадия — сбалансированное, более или менее равномерное расходование адаптационных резервов. Такое расходование кажется не отличаю­щимся от обычного при спокойном существовании человека (или животного). Но специальными методами можно легко обнаружить, что на стадии стрессовой резистентности адаптационные ресурсы организма расходуются чрезмерно из-за повышенного требования со стороны стрессоров к адаптационным системам организма.

Ввиду того что «адаптационная энергия не беспредельна» [там же], рано или поздно, если стрессор продолжает действовать, наступает третья стадия — «стадия истощения». «Мы до сих пор не знаем, что именно истощается, но ясно, что только не запасы калорий» (там же]. На этой стадии, так же как на первой, в орга­низме возникают сигналы о несбалансированности стрессогенных требований среды и ответов организма на эти требования.

В отличие от первой стадии, когда эти сигналы ведут к рас­крытию кладовых резервов организма, в третьей стадии такие сигналы — призывы о помощи, которая может прийти только из­вне — либо в виде поддержки, либо в форме устранения стрессора, изнуряющего организм.

Экстремальные ситуации делят на кратковременные, когда включаются и действуют (актуализируются) программы реаги­рования, которые в человеке всегда «наготове», и на длительные, которые требуют адаптационной перестройки функциональных систем человека, иногда субъективно крайне неприятной, а под­час неблагоприятной для его здоровья (Китаев-Смык Л. А., 1983, 1978 а, 1978 б, 2001; Медведев В.И., 1979 и др.]. При кратковре­менных сильных экстремальных воздействиях ярко проявляются разные симптомы стресса.

Сопоставляя свои наблюдения с данными Г. Селье, я изучал кратковременный стресс при создании «трехкаскадной» ката­пультной системы спасения пилотов, включающейся при летных авариях и при боевых поражениях реактивных истребителей-бомбардировщиков, мной исследовался стресс при подготовке первых кратковременных космических орбитальных полетов, еще и в военной, боевой обстановке в «горячих точках» СССР. России, Ближнего Востока.

Длительный стресс мы изучали в 60-70-х гг. XX в. при подготовке экспедиции на Марс, еще — в длительных высо­когорных экспедициях и в ходе «чеченской войны» с 1995 по 2002 г. При действии стрессоров, вызывающих долгий стресс (а длительно можно выдержать только сравнительно несиль­ные стрессовые нагрузки), начало стресса бывает стертым, с ограниченным числом заметных проявлений адаптационных процессов. Поэтому кратковременный стресс можно рассматри­вать как усиленную модель начала длительного стресса. И хотя по своим бросающимся в глаза проявлениям кратковременный и длительный стрессы отличаются друг от друга, тем не менее в их основе лежат идентичные механизмы, но работающие в разных режимах (с разной интенсивностью). Кратковременный стресс — бурное расходование «поверхностных» адаптацион­ных резервов и наряду с этим начало мобилизации «глубоких» (Martenuick R.G., 1969]. Если «поверхностных» резервов не­достаточно для ответа на экстремальные требования среды, а темп мобилизации «глубоких» недостаточен для возмещения расходуемых адаптационных резервов, то живое существо может погибнуть при совершенно неизрасходованных «глу­боких» адаптационных резервах. Многие умершие от голода в Ленинграде во время его блокады (в 1941-1942 гг.) сохраняли обильные жировые отложения в подкожной клетчатке. Их гибель была в значительной степени из-за психологических переживаний голода и страха.

На рис. 1 представлена попытка сопоставления суждений Г. Селье о динамике длительного стресса (А), представлений о нем «психофизиологов-системщиков» (Б) и результатов наших исследований динамики субсиндромов стресса (В), т. е. смены преобладаний различных форм адаптационно-защитной активности (и пассивности) при длительном стрессе. Подробному изложению результатов этих исследований посвящены 2-5 гл. данной моно­графии (см. также [Китаев-Смык Л.А., 1983, 2001]).

Длительный стресс — постепенные мобилизация и расходо­вание «поверхностных» и «глубоких» адаптационных резервов iPopkin М.К., Stiliner V., Hall R.C. et al., 1978]. Его течение может быть скрытым при ставших как бы привычными вредя­щих воздействиях на людей. Тогда его удается регистрировать только специальными методами. Максимально переносимые длительные стрессоры вызывают выраженную симптоматику стресса. Адаптация к таким факторам возможна, только если организм человека успевает, мобилизуя глубокие адаптационные резервы, «подстраиваться» к уровню длительных экстремальных требований среды. Симптоматика длительного стресса может напоминать симптомы соматических или психических болезней. Такой стресс нередко переходит в настоящие болезни. Причиной длительного стресса может стать не только непрерывный, но и регулярно повторяющийся экстремальный фактор. Тогда попере­менно «включаются» процессы адаптации и реадаптации. Их про­явления могут казаться слитными. В целях совершенствования диагностики и прогноза течения стресса состояния, вызванные длительными прерывистыми стрессорами, предложено рассма­тривать как самостоятельную группу [Gerathewohl S., Ward J., 1960; Китаев-Смык Л.А., 1983].

Хорошо изучены первая и вторая стадии развития стресса. Третьей стадии стресса, т. е. истощению организма вплоть до его гибели, посвящены исследования, проводившиеся либо в сложных труднодоступных натурных условиях, либо в экспериментах с животными [Бродхерст П.Л., 1975; Стенько Ю.М., 1978, 1981 и др.], а это затрудняло получение достоверных данных.

При длительном пребывании в экстремальных условиях возникает сложная картина изменений физиологических, пси­хологических и социально-психологических характеристик чело­века. Исследования долгого стресса проводились в фашистских концентрационных лагерях во время Второй мировой войны, однако сложный комплекс негативных воздействий на людей, заключенных в этих лагерях, делал результаты тех «концла­герных экспериментов» почти несопоставимыми со «стрессом обыденной жизни» [Франкл В., 1990 и др.]. Систематическое экспериментальное изучение долгого стресса было начато в связи с подготовкой длительных космических полетов [Еме­льянов М.Д., 1967; Касьян И.И., Колосов И.А., Лебедев В.И., Юров Б.Н.. 1966; Касьян И.И., Черепахин М.А., Горшков А.И., 1966; Китаев-Смык Л.А., 1963 а; Китаев-Смык Л.А., 1963 б; Копанев В.К.. 1970; Копанев В.И., Юганов Е.М., 1972; Кос-молинский Ф.П., 1976; Новиков М.А., 1981; Gerathewohl S., Ward J., 1960 и др.]. Исследования первоначально велись с целью определения пределов переносимости человеком тех или иных неблагоприятных условий существования. Когда в основном были определены физиологические пределы переносимости человеком различных экстремальных физических факторов, тогда предметом исследования стали психические состояния и работоспособность человека в экстремальных условиях [Бе­реговой Г.Т., Завадова Н.Д., Ломов Б.Ф., Пономаренко В.А., 1978; Китаев-Смык Л.А., Зверев А.Т., 1963; Китаев-Смык Л.А., 1978; Леонов А.А., Лебедев В.И., 1971; Хрунов Е. В., Хачату-рьянц Л.С., Попов В.А., Иванов Е.А., 1974 и др.].

Важным направлением изучения длительного стресса, «стрес­са жизни» явились социально-психологические, психолого-политические исследования, необходимые, в частности, для решения проблем групповой совместимости в экстремальных ситуациях, проблем управления массовыми психологическими и политическими процессами и т. п.

Г.Г. Аракеловым подмечены различия форм научного мыш­ления людей, обучавшихся и воспитанных в разных системах образования, в частности у медиков и психологов. Они по-разному понимают сущность стресса как состояние гомеостаза, обеспечивающего нужную активность человека при измененных требованиях среды [Аракелов ГГ., 2004, с. 326-344]. «Клини­ческое мышление» медиков, сформированное годами обучения и медицинской практики, делает их нередко «непонимающими» логику мышления профессиональных психологов, а психоло­гов — не воспринимающими медиков, хотя они, казалось бы, изъясняются на одном и том же языке (русском, английском и т. п.). Известный психолог К.К. Платонов утверждал, что «истинным медицинским психологом может стать только врач, получивший еще и фундаментальное психологическое образо­вание» [Платонов К.К., 1975].

1.2. РАЗВИТИЕ КОНЦЕПЦИИ СТРЕССА 1.2.1. Многозначность понятия «стресс»

Массовости перехода психологов под знамя исследований стресса способствовали работы самого Г. Селье, в частности получившая широкую известность его книга «Стресс жизни», вышедшая в 1956 г.

Психическим проявлениям синдрома, описанного Г. Селье, было присвоено наименование «эмоциональный стресс» [Lazarus R.S., 1969; Lazarus R.S., 1977]. Термин яркий, но породивший разночтение обозначенных им явлений. В содер­жание этого термина включают и первичные эмоциональные психические реакции, возникающие при критических психоло­гических воздействиях, и эмоционально-психические симпто­мы, порожденные телесными повреждениями, аффективные реакции при стрессе и физиологические механизмы, лежащие в их основе.

Первоначально некоторые авторы были склонны понимать под эмоциональным стрессом ситуацию, порождающую сильные эмоции, видимо из-за английского значения слова stress, издавна используемого в строительстве, обозначающего «напряжение», «нарушение равновесия физических сил» [Селье Г., 1979].

Концепция стресса ввиду своей направленности на целост­ное понимание адаптивных реакций организма привлекла внимание специалистов по разработке режимов жизнедеятель­ности человека в экстремальных условиях. Будучи увлеченны­ми изучением исключительно неблагоприятных для организма проявлений стресса, этим термином они обозначали те адап­тационные эмоциональные реакции, которыми сопровожда­лись болезненные физиологические и психофизиологические изменения [Суворова В.В., 1975 и др.]. Когда же накопились сведения о существовании большого круга физиологических и психологических реакций, сходных при отрицательных и положительных эмоциональных переживаниях, т. е. о том, что неспецифичность проявлений собственно стресса соче­тается со специфически дифференцированными эмоциями, под «эмоциональным стрессом» стали понимать широкий круг психических проявлений, сопровождающихся выраженными неспецифическими изменениями биохимических, электро­физиологических и других коррелятов стресса [Кассиль Г.Н., 1978; Русалова Н.М.,1979[.

Следует особо отметить, что Г. Селье писал: «Даже в состоянии полного расслабления спящий человек ис­пытывает некоторый стресс... Полная свобода от стресса означает смерть» [Селье Г., 1979, с. 30]. Этим он подчерки­вает, что неспецифическая адаптационная активность в биоло­гической системе существует всегда, а не только в ситуациях, достигших какого-то критического, опасного уровня взаимоот­ношений со средой. Являясь элементом жизненной активности, неспецифические адаптационные процессы (стресс) наряду со специфическими способствуют не только преодолению вы­раженной опасности, но и созданию усилий на каждом шагу жизни. Это замечание Г. Селье далеко не случайно. Ряд иссле­дователей адаптации биологических систем склонен к поискам неспецифического субстрата, свойственного узким фрагментам адаптивной активности. Подобные поиски закономерны и могут быть плодотворными. Однако это влечет за собой присвоение термина «стресс» не общему адаптационному синдрому с его физиологическими, психическими и т. п. проявлениями, а отдельным наборам показателей. В худших случаях такого понимания «стресса» эти наборы «скомплектованы» либо зауженными целями исследователя, либо недостаточным под­бором методов исследования.

Итак, термин «стресс» встречается в литературе как обозна­чающий следующие понятия:

1) сильное неблагоприятное, отрицательно влияющее на ор­ганизм или только неприятное человеку воздействие. Это понимание слова «стресс», как правило, уже давно не исполь­зуется благодаря введению Г. Селье для обозначения стрес-согенного воздействия (фактора) термина «стрессор»;

2) сильная неблагоприятная для организма физиологическая или психологическая реакция на действие стрессора. Это прагматически суженное представление о стрессе;

3) физиологические, психологические, социально-психоло­гические, рабочие и другие реакции, возникающие при всяких ответах организма на экстремальные требования внешней среды;

4) комплекс адаптационных реакций организма, но только тех, которые сходны и одинаково возникают при различных адап­тационных состояниях. Г. Селье обратил внимание на то, что симптомы таких реакций сходны и при «плохих», и при «хо­роших» воздействиях. Эти симптомы одинаковы при разных состояниях, а не специфичны для одного или другого из них. Это значение термина «стресс», предложенное Г. Селье и по­нимаемое им как «общий адаптационный синдром» [Селье Г., 1979 и др.].

1.2.2. Субсиндромы стресса

Очень многое изменяется в людях при стрессе. Особенно за­метно это при длительных экстремальных воздействиях. К ним приспосабливаются, от них защищаются, мобилизуя физические и психические ресурсы адаптации, активизируя интеллект и эмо­циональное поведение.

Для анализа разнообразия стресса и предохранения людей от его неблагоприятных проявлений нужны не только разные мето­ды, но и различные методологические подходы. Из-за этого еще в 60-х гг. XX в. мною «вычленялись» из многообразной картины длительного стресса его «субсиндромы». Эта дифференциация требовала использования для их изучения разных дисциплинар­ных подходов, т. е. одновременно применялись исследовательские методы психологии, физиологии, социологии, инженерной психо-логииидр. [Китаев-Смык Л.А., 1978а,б, 1979, 1983 идр.].

Психологические, психофизиологические, психосоциальные исследования стресса у людей при экстремальных воздействиях (стрессорах) разного характера и разной продолжительности позволили нам выделить ряд форм адаптационной активности (каждая из которых характеризовалась большим числом симпто­мов, принадлежащих к какому-либо одному классу проявлений жизнедеятельности человека), т. е. форм «общего адаптационного синдрома», которые можно рассматривать как «субсиндромы стресса» [Китаев-Смык Л.А., 1978, 1979, 1983].

Уже при кратковременных и в ходе многосуточных экспери­ментов в экстремальных условиях жизни, исследуя тяжелейший стресс (т. е. «дистресс» по терминологии Г. Селье), я обнаружил, что первоначально становились заметными (манифестированными) адаптивно-защитные изменения эмоций и поведения испытуемых. Эти изменения были названы «эмоционально-поведенческим субсиндромом стресса». Их описанию была посвящена вторая гла­ва монографии «Психология стресса» [Китаев-Смык Л.А., 1983].

Вспомним, что в случае возникновения ситуаций, неблагопри­ятных, неприятных для человека, его организм, его психика должны срочно защищаться, противостоять стрессору. Биологическая, психологическая (а в сообществах и психосоциальная) защита — это срочная («будто по пожарной тревоге», как писал Г. Селье) мо­билизация тех адаптационных резервов человека (биологических, психологических, поведенческих), которые «всегда наготове».

Это могут быть у одних людей злобная агрессия, у других — бегство в страхе. Хотя эмоциональное сопровождение этих форм защитного поведения различно, но обе стрессовые формы предназначены для активного удаления стрессора. У первых

«удаление» означает уничтожение стрессора. Вторые буквально удаляются от него. У третьих, напротив, при стрессе сразу может возникать замирание или даже обмирание от страха, либо только осторожно-боязливое затаивание. Это стрессовое пассивное защитное поведение для пережидания опасности. Примерно так, согласно Г. Селье, ведут себя на пожаре «пожарники» (первые) и «погорельцы» (вторые и третьи).

Физиологические системы (вегетатика), конечно же, об­служивают и движения, и замирания при стрессе. Еще Юлий Цезарь обращал внимание при «профотборе» своих воинов на то, краснеют ли они или бледнеют перед опасностью (об этом подробнее в гл. 3).

Есть и четвертые, которые стрессово-радостно (или стрессово-творчески) «осваивают» создающие стресс обстоятельства. Гово­ря метафорически, они «поедают» либо добычу, либо врага. Так эти субъекты избавляются будто бы от стресса голода или даже и от стрессора — врага. Еще возможно стрессово-творческое созидание радующих разнообразий жизни, уничтожающих стресс монотонной обыденности. При такой форме стресса люди конструктивно прекращают свой неблагоприятный стресс (ди­стресс). Возможен и стресс любви.

Как сказано выше, это, по Г. Селье, первая стадия стресса, «аларм-стадия» (не «с тревожностью», а «по тревоге»). Она воз­никает при критической ситуации и становится преодолением кризиса и перестройкой психики и физиологических систем человека во время перехода от спокойной жизни к существованию в экстремальной ситуации [Китаев-Смык Л.А., Галле P.P., Гаври-лова Л .Н. и др., 1972; Китаев-Смык Л.А., Галле P.P., Клочков A.M. и др., 1969; Китаев-Смык Л.А., 1983].

В это время вегетативные, т. е. физиологические, неуправ­ляемые сознанием процессы в организмах людей, переживающих стресс, «обслуживают» эмоционально-двигательные стрессовые реакции. Интеллектуальная деятельность и общение протекают в значительной мере под властью эмоций. Иными словами, в самом начале длительного стресса (так же как и при кратковременном стрессе) доминируют эмоционально-поведенческие адаптивные ре­акции. Этот период стресса в наших экспериментах продолжался от нескольких минут до полутора-двух часов. Он был идентичен первой стадии стресса, по Г. Селье, с мобилизацией как «по по­жарной тревоге» всех поверхностных адаптационных ресурсов.

Обращаю внимание читателя на то, что в длительных, мно­госуточных экспериментах нам удавалось поддерживать экстре­мальные воздействия на пределе их переносимости испытуемыми. Все их адаптивно-защитные реакции на стрессор оказывались

«безуспешными», потому «дискредитировались» и из-за этого «отменялись», из-за этого нарастала пассивность поведения, вялость эмоций, замедленность движений рано или поздно у всех испытуемых. Такие преобразования протекали не по их воле и поначалу почти не отражались в их сознании.

Действие предельно-переносимого стрессора продолжа­лось и требовало защиты организмов испытуемых. На место эмоционально-поведенческой «защиты» приходила адаптационно-защитная активизация многочисленных вегетативных систем, процессов. Они как бы предназначались для предотвращения непонятно-неустранимого, неясно чем угрожающего стрессора. Напомним, этим стрессором были гравиинерционные воздей­ствия, применявшиеся в наших экспериментах. Эта форма-фаза стресса была названа «вегетативным субсиндромом стресса». Он подробно описан в третьей главе монографии «Психология стресса», опубликованной в 1983 г. [Китаев-Смык Л.А., 1983].

Продолжавшиеся на протяжении нескольких суток стрессовая перестройка в организмах испытуемых и полезные изменения их поведения совершенствовали адаптированность испытуемых к стрессогенной среде. Интенсивность вегетативного субсиндрома угасала, так и не достигнув удаления стрессора в наших много­недельных экспериментах. На смену ей приходили стрессовые изменения интеллектуальной активности и общения испытуе­мых — «когнитивный и социально-психологический суб­синдромы стресса». Становились заметны активизация или, напротив, нарастание пассивности при выполнении рабочих заданий и в общении. Им посвящены четвертая и пятая главы указанной монографии.

Отмечу, что стрессор в наших экспериментах хотя и был предельно переносимым, но все же — «переносимым» всеми ис­пытуемыми. Благодаря этому проявления стресса становились всего лишь крайне неприятными, на пределе терпения испытуе­мых. Их энтузиазм как участников уникальных (первых в мире) испытаний и финансирование за участие в этих испытаниях под­держивали личную, субъективную «верхнюю планку» терпения испытуемых.

Чем отличалось адаптивное состояние, при котором проявля­лись вегетативные, когнитивные и социально-психологические субсиндромы стресса от «стадии резистентности» Г. Селье? Ведь в наших экспериментах и его исследованиях адаптирование ис­пытуемых к долгим экстремальным влияниям осуществлялось за счет мобилизации глубинных адаптационных ресурсов.

Субсиндромы стали заметны от того, что у нас предельно-возможная интенсивность мобилизации этих ресурсов создавала весьма неприятное, болезненно-дискомфортное состояние ис­пытуемых, хотя и позволяла им терпеть свой стресс. У Г. Селье может быть и не очень мощная мобилизация глубинных адапта­ционных ресурсов была все же достаточной для вполне терпимого существования в стрессовом состоянии.

В наших экспериментах предельно-переносимые, тягостно-болезненные ощущения были как постоянное напоминание необ­ходимости прекратить опасное действие стрессора. Эта болезнен­ность играла роль сигнального фонаря, требующего защититься от стрессора. В экспериментах Г. Селье такой «сигнальный фонарь» был не нужен, т. к. организм подопытных животных был вынужден терпеть стресс, пока не наступала «стадия истощения». И только при ней, как предвидел Г. Селье, ввиду ее губительности могли начинаться отчетливо неприятные переживания.

При длительном течении стресса его субсиндромы могут чередоваться, повторяться или сочетаться друг с другом при поочередном доминировании отдельных синдромов. Однако в условиях, когда на человека длительно действуют предельно-переносимые стресс-факторы, эти субсиндромы следуют один за другим в определенном порядке, т. е. становятся фазами развития стресса. Дифференциация этих субсиндромов была возможна благодаря тому, что в ходе развития стресса при указанных условиях в наших экспериментах поочередно становились мани­фестированными (преимущественно выраженными и заметными как для исследователей, так и для испытуемых) разные формы адаптационной активности.

Итак, мной были выделены четыре субсиндрома стресса. Сначала в предельно-переносимых экстремальных условиях проявлялся эмоционально-поведенческий субсиндром. Его сменял вегетативный субсиндром (субсиндром превентивно-защитной вегетативной активности). По мере угасания этих двух субсиндромов, а их можно рассматривать как проявления этапов адаптационной активизации относительно низкой (в иерар­хическом плане) «функциональной системности» организма, становились манифестированными когнитивный субсиндром (субсиндром изменения мыслительной активности при стрессе) и социально-психологический субсиндром (субсиндром изменения общения при стрессе). Очередность манифестиро­вания последних двух субсиндромов стресса обусловливалась индивидуально-личностными особенностями людей, проявляю­щимися в экстремальных условиях.

Следует сказать об условности такого подразделения суб­синдромов стресса. Оно может быть иным. Мной были избраны преимущественно психологические основания для анализа про­явлений стресса, возникающих при относительно постоянном (предельно-терпимом) уровне субъективной экстремальности стрессора. Иные особенности стрессора либо иные основания анализа развития стресса приведут к другому структурированию феноменов его развития.

Однако каков будет стресс, если экстремальные вредоносные факторы будут нетерпимы, если они за пределами переносимости и наносят нарастающий вред людям (их психике, их организму или их сообществам)? Тогда начнутся кризисные, губительные пре­образования, которые тоже можно рассматривать как динамику стресса, ранжируя его кризисность.

1.2.3. Изменение баланса (пропорции) соматических, психических и социально-психологических реализаций стресса (дистресса)

Первый, эмоционально-поведенческий субсиндром стресса был хорошо изучен многими исследователями. Его сущность была понятна как защитительная активизация поведения, деятельно­сти, общения, усиленная эмоциями. Психическая, интеллектуаль­ная активность «обслуживалась» вегетативной, физиологической активностью. «Поверхностные ресурсы» и психики, и соматики тотально мобилизовались для сохранения и усиления жизнеспо­собности индивида (и сообщества).

Оставалось непонятным, чем обусловливалась смена (череда) последующих субсиндромов стресса: вегетативного, когнитивного и т. д. Ответ на этот вопрос можно искать, опираясь на совре­менное представление о «пропорции», «динамическом балансе», соматических и психических потенций и реакций индивида при его критических состояниях [Березанцев А.Ю., 2001 ].

Уже Зигмунд Фрейд в рамках психоанализа разработал пси­хосоматическую модель конверсии психических фрустрирующих представлений в соматическое заболевание, т. е. «бегства в теле­сную болезнь» от душевных переживаний стресса жизни. Так психосоматическая симптоматика (возникновение и активизация телесных болезней) «забирает» у психики активность и травми­рующую энергию несбыточных желаний, мучительных мыслей и представлений.

Существует и противоположная форма «сбалансированно­сти» активностей души и тела. В психиатрии известно, что при глубоких изменениях психики (с эндогенными и органическими поражениями) у больных часто редуцированы симптомы сомати­ческих (телесных) расстройств, представления о них и жалобы на телесные недуги. То есть психическая активность (болезнен­ная) минимизирует активность соматических расстройств.

Итак, противоположной может быть пропорция (равновесие-сбалансированность) психической и соматической активностей как последствие болезней и жизненных кризисов.

Знание этих закономерностей позволяет рассматривать сме­няемость субсиндромов стресса, т. е. динамические изменения баланса стрессовых активностей психики и соматики.

При вегетативном субсиндроме стресса (о нем подробно в гл 3) тотальная активность разных форм телесных болезненных защит (вегетативных, физиологических) «уравновешена» пове­денческой и психической пассивностью, человек интеллектуально и физически «обессиливается». Недомогание и депрессивность создают и оправдывают его склонность к бездеятельному терпе­нию телесных неприятностей.

В последующих главах подробно описано, как стрессовое уменьшение соматических расстройств сопровождалось увеличе­нием психологических стрессовых трудностей, т. е. новой формой их балансировки — проявлялся когнитивный субсиндром стрес­са. И наконец (в наших многосуточных экспериментах, которые описаны в последующих главах), баланс стрессовой активности смещался в третью сторону — к возрастанию негативной либо позитивной активности общения: становился более заметен психосоциальный субсиндром стресса.

Итак, можно ли видеть в динамике стресса три составляющих в системе уравновешивания защитных сил индивида, его организма, психики, социальных потенций с экстремальными требованиями среды обитания? Этой проблеме будут посвящены некоторые страницы в последующих главах данной книги.

1.2.4. Кризисные ранги стресса (ступенчатые изменения проявлений стресса) при чрезмерном нарастании экстремальных воздействий

В ходе биологической эволюции живые существа (и мы, люди) сформировались приспособленными к широкому диапазону воздей­ствия. Наиболее желательны в этом диапазоне условия существо­вания, в которых живется удобно, нормально. Но в экстремальных, неблагоприятных ситуациях все мы готовы «как по пожарной трево­ге» (об этом упоминалось) противостоять критическим изменениям жизни. При этом «включаются» поверхностные адаптационно-защитные ресурсы (резервы) организма: эмоции, защитное пове­дение и готовые навыки, умения преодолевать неприятности (или переживать приятные нагрузки). Начинается стресс.

Индивидуальное разнообразие «готовых» видов его эмоцио­нально-поведенческих проявлений (активных, конструктивных и пассивных) обеспечивает при внезапных экстремальных воздей­ствиях достаточную устойчивость не только индивида, но и социума (группы, клана, популяции). Все это можно рассматривать как «стрессовый кризис первого ранга» (индивидуального, группо­вого, социального, этнического, политического и т. п.), как первую ступень в динамике стресса [Китаев-Смык Л.А., 1983, 2001 ].

Можно сказать, что на индивидуальном уровне это уже опи­сано (впервые Г. Селье) как «аларм-стадия», как фаза доминиро­вания эмоционально-поведенческого субсиндрома стресса. Зачем еще одно определение начала стресса как его ступени? Для удоб­ного и, быть может, полезного сравнения разных форм кризисных «ступенчатых» преобразований в динамике все дальше и больше нарастающего, а потом и трудно переносимого стресса.

Если на этой первой ступени стрессор не удален и критичность ситуации продолжает усугубляться, то мобилизуются (как извест­но) глубинные адаптационно-защитные ресурсы. Когда и их недо­статочно для устранения стрессора или хотя бы для того, чтобы переживания стресса стали терпимы, тогда возникает ухудшение самочувствия, болезненно-дискомфортное и даже депрессивное состояние. Повышается утомляемость, снижается работоспособ­ность. Медико-инструментальное обследование людей в таком продромальном (предболезненном) стрессовом состоянии регист­рирует у них неблагоприятные реакции сердечно-сосудистой, желудочно-кишечной, нервно-мышечной и других систем.

Поведенчески-пассивное «ускользание» от никак не устра­няющегося стрессора направлено на пережидание экстремальной ситуации, когда попытки первоначальных (при стрессовом кризи­се первого ранга) агрессии или бегства оказались безуспешными и стрессовая активность дискредитировала себя. Теперь уже не активность поведения, а разнообразие вегетативных реакций, активизированных стрессом, как бы предваряет проникновение, агрессию пока еще неведомых стрессоров внутрь организма че­ловека (или «изгоняет» их). Стрессовая тотальная активизации вегетативной защиты приходит на место дискредитировавшей себя активности защитного поведения.

В отличие от опытов Г. Селье, мы при подготовке полетов на Марс (в 60-70-х гг. XX в.) проводили многонедельные экс­перименты с воздействиями на подопытных людей стрессоров предельных по их переносимости (лишь в отдельных экспери­ментах — запредельных!). Этим мы не давали уравновеситься уровню непрерывно мобилизуемых адаптационных резервов с их чрезмерным расходованием. Иными словами, мы «не давали» на­ступить и установиться фазе «резистентности» (по терминологии Г. Селье). При этом в организмах наших подопытных людей не только мобилизовались глубинные ресурсы, но и кардинально (кризисно) перестраивались почти все механизмы и системы адаптации. Это происходило очень неприятно и болезненно [Китаев-Смык Л.А., Галле P.P., Гаврилова Л.Н. и др., 1972; Китаев-Смык Л.А., Галле P.P., Клочков A.M. и др., 1969; Китаев-Смык Л.А., 1983].

Однако это еще не болезнь, но уже телесно-болезненное, «бо-лезневидное состояние». Начиналось невольное, неосознавае­мое «ускользание» человека, его организма от неблагоприятных или только угрожающих экстремальных обстоятельств жизни, от агрессивности среды. Все это названо «стрессовым кризисом второго ранга» [Китаев-Смык Л.А., 1983, 2001].

Забегая далеко вперед, замечу, что, адаптивно «перестро­ившись» при таком кризисе, организмы наших подопытных (и их психика) оставались в чем-то надолго измененными после окончания «марсианских» экспериментов, а в чем-то — навсегда (подробнее см. гл. 3 и 4).

Если глубинные адаптационные ресурсы не помогают сде­лать терпимыми для человека долгие неприятности, создающие у него стресс и болезненное состояние, если общее снижение внешней активности, как бы «затаивание», не помогают человеку ускользнуть, уклониться от угрожающего или уже действующего вредоносного фактора, то вслед за первой и второй кризисными ступенями (рангами) трансформации стресса возможны после­дующие ее ступени.

Начинаются поиски спасения от стрессоров на опасных путях с возникновением реальных болезней стресса. Они бывают двух типов: соматические болезни стресса (им посвящена гл. 3 этой монографии) и психические болезни стресса (о них — в гл. 4). Надо иметь в виду, во-первых, что это уже реальные болезни, т. е. к неприятному «болезневидному состоянию» присоединя­ются нарушения и поломки в тех или иных системах организма человека. Во-вторых, что они развиваются у людей, которые были практически здоровыми до того, как у них начался стресс. Если это — «организм» социальный, то возникают «социальные болезни стресса» (об этом в гл. 5).

Начались болезни стресса — это значит, возникли условия для «стрессового кризиса третьего ранга»: включились и реа­лизуются механизмы еще более мощной, можно сказать, самоот­верженной защиты организма от все еще неодолимых стрессоров. И человек как элемент биологической (и социальной) субстанции вынужден подняться на иную ступень стрессового противостоя­ния нетерпимым, нескончаемым неприятностям.

У субъекта (индивидуального или социального) мобилизуется возникшая в ходе биологической эволюции способность болеть и выздоравливать. В ходе болезни актуализируются кардинальные механизмы перестройки субъекта: с болью, с жертвой частями субъекта (он теряет «отмирающие» свои элементы).

Как может и должен реализоваться стресс, если вредящие внешние (или внутренние) воздействия делают непереносимо-мучительным существование человека, когда не удалось удалить причины этих воздействий, нет возможности «ускользнуть» от них, нет надежды и сил, чтобы переждать «болезневидное стрессовое состояние»? Остается уничтожить всю ситуацию, где возможен бесконечный стресс. Надо полагать, есть три способа сделать это.

Первый — уничтожить по возможности все и всех вокруг и оказаться в обстановке, которая не может порождать стрессоры, где стресс невозможен, где стрессор (чрезвычайное воздействие, вызывающее стресс) перестал быть стрессором. Иными словами, надо уничтожить внешнюю, пространственную, социальную суб­станцию стресса (агрессивно или путем бегства).

Второй — устранение, ликвидация в себе подверженности текущему стрессу, т. е. перевоплощение в субъект, выпавший из поля действия прежних стрессоров. Иначе говоря, нужно раз­рушить свою индивидуально-психологическую (или психолого-социальную) субстанцию, воспроизводящую нежелательный для нее самой стресс.

Третий — убить себя, т. е. окончательно разрушить «чувстви­лище стресса», уничтожить биологическую субстанцию, в которой раскручивался стресс.

Стрессовый кризис третьего ранга может проявляться в об­личье разных субсиндромов стресса. Известно и хорошо изучено сложноопосредованное «самоуничтожение» людей, не справляю­щихся с трудностями жизни, позволяющих себе или вынужденных преодолевать, или нарушающих ее естественные нормы. Из-за этого возникают смертельные соматические болезни стресса: ин­фаркт сердца, инсульт головного мозга, язвенная болезнь желудка и кишечника, онкологические заболевания и многое другое. Эти болезни — чрезмерное и потому губительное проявление вегета­тивных реакций, предназначенных для обеспечения вегетативных функций организма. При такой вегетативно-соматической форме стрессового кризиса третьего ранга они парадоксально гипертро­фируются, превращаясь из защитных в опасные (подробнее в гл. 3 и [Китаев-Смык Л.А., 1983])-

Феномен стрессового самоуничтожения унаследован людьми от животного мира, где он служит «популяционной селекцией», как бы отбраковкой особей, которые, не поспевая за успешными собратьями, претерпевают систематический стресс неуспеха и оказываются ненужными (лишними) в своей стае, популяции [БолардуевВ.О., 1969; БродхерстП.Л., 1975; Дильман В.М., 1972; Китаев-Смык Л.А, 1983,2001].

Нередки из-за стресса и психические расстройства, ведущие к скорой смерти или лишающие несчастных сумасшедших воз­можности жить без посторонней помощи. Это психическая форма квазисамоубийственного стрессового кризиса третьего ранга (подробнее в гл. 4).

С уверенностью предполагаю, что не только стрессовые сомати­ческие, но и психические болезни, возникающие у людей вследствие эмоциональных потрясений, могут иметь предтечу в животном мире. Однако эта проблема недостаточно изучена этологией.

При интенсивнейшем, систематически неустраняемом стрессе у людей может возникнуть изменение отношения к себе и другим, провоцирующее смертельные для них ситуации. Активизиру­ются «формы общения», которые ведут этих людей в стрессе к гибели (войны, драки, интриги) без желания погибнуть [Китаев-Смык Л.А., 1995 а, 1995 б, 1995 в, 1996,2001].

Такое квазисуицидальное поведенческое (психосоциальное) проявление стрессового кризиса третьего ранга в начале «че­ченской войны» (в январе-апреле 1995 г.) было обнаружено и изучалось мной, когда для многих российских солдат (срочников-новобранцев) становилось непереносимым стрессором «обилие» убитых и раненых их товарищей-соратников. Уникальностьтакого «обилия» возникала из-за первоначальной неподготовленности российской армии к реальной войне [Трошев Г.Н., 2001, с. 15].

Большинством нормальных людей, принадлежащих к современ­ной европейской цивилизации, смерть воспринимается как нежела­тельное и потому даже как будто бы противоестественное явление. Вид смерти для них страшен и неприятен. Множество кровавых трупов, вопящих раненых, еще недавно бывших веселыми друзьями-сослуживцами, — все такое обилие смерти становилось неперено­симым стрессором для многих российских солдат У них возникали разные формы трансформации психики и поведения, которые мы диагностировали как ментально-поведенческую (психосоциальную) форму стрессового кризиса третьего ранга (подробнее в гл. 2 и [Китаев-Смык Л. А., 2001 ]). Такой кризис — это катастрофические изменения поведения (внешней активности) людей и внутренней физиологической активности. Эти изменения парадоксально на­правлены на уничтожение не стрессора (не врага), а самого себя, субъекта, страдающего от непереносимого стресса Так возникает самоубийственное стрессовое поведение людей, при котором они не хотят смерти и не сполна осознают свое приближение к ней.

Таким образом, стрессовый кризис третьего ранга, реализую­щийся как все еще защитные, но уже болезненные и даже смер­тельно опасные проявления адаптации, может сопровождаться вегетативными, когнитивными и психосоциальными реакциями, т. е. разными формами активности: организма, личности, со­циума.

Может быть, как «стрессовый кризис завершающего жизнь, четвертого ранга» можно рассматривать состояние умирающих людей:

а) из-за окончания «времени жизни», т. е. при исчерпании ее «стратегических ресурсов». Ведь «время жизни» оканчива-
ется смертью от старости, когда срабатывают биологические таймеры, определяющие срок завершения жизни;

б) при исчерпании «оперативных ресурсов жизни»; они могут закончиться при возникновении в организме разрушений, как пишут медики, «несовместимых с жизнью», из-за ранений, отравлений, неизлечимых заболеваний, физических воздействий.
Описанию этого трагического периода, завершающего жизнь человека, посвящено немало научных трудов [Арьес Ф., 1992; Щербатых Ю.В., 1999, с. 76-98; Демидов А.Б., 1999, с. 40-70; Михайлов Н.Н., 2000 и др.] и художественных произведений [Достоевский Ф.М., 1998, с. 44-45, 47 и др.).

Возникновение напрягающих как приятных, так и неблагопри­ятных факторов жизни мобилизует в организме, у индивида и в со­циальных сообществах способность кжизни в новых условиях. При этом совершается отбор субъектов, способных выживать, развиваясь и изменяясь. Согласно академикам Н.Н. Моисееву [Моисеев Н.Н., 1987] и Л.Я. Дорфману [Дорфман Л.Я., 2002, с. 89-120] любые процессы развития, в том числе и общественные, выходя за порог наличествующего состояния, резко и качественно изменяются, дальше проявляясь в новой форме. Происходит кризисный отбор оптимальной формы и организации субъекта среди многих потен­циально возможных. При длительном усилении экстремального воздействия организм, индивид, социум оказываются в кризисной стрессовой ситуации, требующей отбора лучшей способности к спасению с переходом на следующий ранг (ступень) стресса.

Важной особенностью стресса является то, что переход от ранга к рангу:

— непрерывный процесс, но

- каждый уровень-ранг самостоятелен.

В этом, надо полагать, проявлен принцип единства контину­ального (гладко-непрерывного) и дискретного (прерывистого, сту­пенчатого), реализующийся во многих природных феноменах.

Опираясь на научные данные академиков П.К. Анохина [Ано­хин П.К., 1975 и др.] и К.В. Судакова [Судаков К.В., 1981 и др.], можно предположить, что при ступенчатом нарастании стрессовых преобразований (физиологических, психологических, психолого-социальных), т. е. при каждом последующем стрессовом кризисе (1, 2, 3, 4-го рангов) возникает новая функциональная система: в организме, в структуре личности, в человеческом сообществе.

Ознакомившись с такими проявлениями стресса в последующих главах, читатель увидит немало знакомых ему проявлений стресса. Новым будет их ранжирование, предложенное нами, небесспорное, но, надеемся, полезное для понимания стресса и для управления им.

* * *

 

Подытожим предположение о ступенчатом нарастании (и о ранжировании) стресса при нескончаемом действии экстремаль­ных факторов. Стрессовый кризис первого ранга (стресс первого ранга) — мобилизация адаптационно-защитных резервов, которые всегда наготове. Стресс второго ранга — последующая мобилизация уже и глубинных резервов; это укрепляет и расширяет защиту от стрессоров или фронт наступления на них. Стресс третьего ранга — подключение по началу «болезневидного состояния», чтобы субъект ощущал, осознавал целесообразность (необходимость) избавления от стрессоров. Если невозможно уменьшить выраженность стресса, то включаются реальные болезни стресса, чтобы «избавить» популяцию (стаю, группу, сообщество) от особи, неспособной успешно (победно) противостоять стрессорам (врагам, неприятностям, неблагополучию). Обоснование этого положения было опубликовано мной еще в 1983 г. в монографии «Психология стресса» (подробнее см. в гл. 3).

На путях развития стресса могут быть еще и иные воплощения адаптационно-защитных кризисных состояний: при «выгорании» личности и персонала (см. 5.2), при посттравматических стрессовых расстройствах (см. 4.5) и др. Завершающее жизнь умирание, став­шее необратимым, можно рассматривать как особую ступень (ранг) стресса. Нет сомнения в его кризисности. В дальнейшем тексте книги оно будет названо «стрессовым кризисом четвертого ранга».

Возможно привлечение разных теоретических концепций для по­нимания того, что же происходит при переходе стресса со «ступени» на «ступень», т. е. при кризисных преобразованиях адаптационно-защитных процессов и механизмов; продуктивна теория функ­циональной системы, разработанная академиками П.К. Анохиным и КВ. Судаковым [Анохин П.К., 1975; Судаков К.В., 1981].

* * *

Известны различные определения психологической антрополо­гии [Орлова Э.А., 1994, с. 21-22; Зинченко В.П., 1994; Велик А.А., 2005; Лурье СВ., 2005 и др.]. В этой монографии представлены ее аспекты, наиболее значимые при стрессе (у людей) во всех его проявлениях. Генеральные (общие) закономерности субсиндромов стресса (см. гл. 2-5) отражают структуру и динамику психологи­ческой антропологии стресса.

 

1.3. МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ СТРЕССА

1.3.1. Этические принципы исследования стресса

Надо прежде всего обозначить принципы, касающиеся от­ношения к человеку, участвующему в эксперименте в качестве обследуемого, испытуемого, испытателя, т. е. как носителя объ­екта исследований стресса [Китаев-Смык Л.А., 1983, с. 44-49].

1. Первое — это гуманность отношений к человеку, испытываю­щему стресс, возникший либо по не зависящим от данного исследования причинам и ставший объектом изучения, либо намеренно созданный для его изучения в ходе данного исследо­вания. Устремления исследователя к накоплению эксперимен­тальных данных, необходимых для решения в конечном итоге проблем устранения неблагоприятных проявлений стресса, могут потребовать создания таких проявлений у испытуемого. При этом действия исследователя не должны противоречить этическим правилам, социокультурным нормам как самого исследователя, так и обследуемого человека, должны учиты­ваться его этнические и традиционные установки; исследова­телю следует также принимать во внимание индивидуальные привычки обследуемого, его желания и настроения.

2. Участие обследуемого в экспериментах с экстремальными воздействиями должно быть добровольным. Его следует опо­вестить об особенностях и последействиях экстремальных воздействий. Это оповещение должно осуществляться в виде, оптимально приемлемом для обследуемого, т. е. в соответствии с его интеллектом, эрудицией и так, чтобы само такое опо­вещение не превратилось в неблагоприятный стрессогенный фактор, выходящий за рамки исследования. Конечно, следует возможно полнее учитывать влияние любого такого оповещения наряду с собственно стрессогенным фактором на ход эксперимента, на стрессовые реакции обследуемого. Должно также учитываться влияние на развитие стресса факторов, побуждающих обследуемого участвовать в эксперименте со стрессогенными воздействиями.

3. При проведении экспериментов исследователь стресса должен действовать в соответствии с установленными правилами и по­ложениями (имеется в виду, что положение о проведении того или иного исследования стресса разработано и утверждено компетентными лицами).

4. Исследователь стресса должен обладать нравственной зре­лостью, этикой поведения и общения в ходе эксперимента, он должен постоянно осознавать всю меру своей моральной и юридической ответственности за духовную и физическую сохранность обследуемого человека.

5. Является дискуссионным вопрос о целесообразности само­му исследователю участвовать в экспериментах со стрессом в качестве испытуемого, т. е. подвергаться экстремальным воздействиям. Мы всегда положительно решали данный во­прос, участвуя в первом эксперименте каждой новой серии. Целью было выявление новых элементов интраспективно идентифицируемых проявлений стресса, апробация субъек­тивных эффектов от побочных действий методов регистрации показателей стресса, обнаружение порождаемых стрессом у испытуемых склонностей к диссимуляции и агравации симпто­мов стресса и, наконец, для создания «сбалансированности» моральной ответственности за испытуемого, подвергаемого экстремальным воздействиям, и права подвергать его этим воздействиям. Можем сказать, что наличие у исследователя такой субъективной «сбалансированности» способствует сни­жению у испытуемых нежелательных проявлений феномена «первооткрывателя» (часто резко деформирующего проявле­ния стресса), а также снижению у испытуемых, участвующих в последующих экспериментах, тенденций к агравации или к диссимуляции симптомов стресса. Иными словами, когда испытуемые знают, что исследователь сам испытал действие стрессора, то у них снижается склонность к вольной и неволь­ной агравации и диссимуляции стресса.

6. Необходимо наличие инструкций, регламентирующих влияние персонала, обслуживающего эксперимент, на испытуемых. Непроизвольное или несдерживаемое сопереживание с испы­туемым, или. напротив, брезгливость, неприязнь к нему из-за возникших у него вегетативных либо психических стрессовых реакций — все это частые атрибуты экспериментов со стрес­сом, порождающие артефакты.

1.3.2. Организационно-методические принципы исследования стресса

Можно назвать ряд методических принципов, касающихся организационной структуры экспериментальных исследований стресса [Китаев-Смык Л.А., 1983, с. 49-56]. 1. Сложная картина психологического стресса может быть адекватно понята только при анализе достаточно многих его проявлений. Поэтому целесообразно осуществлять комплекс­ные исследования стресса с одновременной или поэтапной регистрацией многих его симптомов. Проведение комплекс­ных исследований предполагает необходимость объединения усилий исследователей разных специальностей с разработкой общего языка, единой методологии, определения ценностной иерархии тех или иных специализаций исследования и т. д.

2 Трудность организации комплексных исследований стресса и часто большая их стоимость, а также факторы риска, соз­дающие моральную «стоимость» этих исследований,— все это делает такие исследования в той или иной степени уни­кальными. Это вынуждает к особому отношению к «массиву» получаемых данных, к прогнозированию и обработке их. Организация таких исследований предполагает поэтапное проведение: теоретическое моделирование экспериментов, затем широкий круг лабораторных исследований с фрагмен­тарным решением частных задач, стоящих при изучении данной формы стресса и, наконец, ограниченная по объему серия экспериментов при действии экстремального фактора в натурных условиях или в возможно более сходных с ними.

3 Следует применять поэтапное («ступенчатое») нарастание экстремального фактора, если это возможно. При поэтапном его увеличении уменьшается риск того, что обследуемый (испытуемый) человек внезапно окажется под влиянием сверхдопустимого экстремального воздействия. Кроме того, когда все более и более сильно действующий на человека экстремальный фактор используется в следующих один за дру­гим экспериментах, когда после каждого из них проводится анализ полученных данных и определяется риск дальнейшего увеличения экстремальности воздействия, тогда происходит своего рода обучение исследователя-ученого и всего коллек­тива исследователей пониманию и прогнозированию стресса.

Это снижает риск эксперимента и увеличивает возможность разностороннего и глубокого изучения стресса.

4. Уникальность и рискованность исследований стресса делают особо значимым динамическое, оперативное управление экс­периментом, что способствует не только снижению риска, величины стоимости эксперимента, оптимизации качества экспериментальных данных, но и интенсификации творче­ского процесса познания объекта исследований (при наличии к тому интеллектуальных и профессиональных предпосылок со стороны исследователя).

5. Эксперименты с использованием экстремальных факторов требуют от исследователя постоянного внимания к проблеме формирования и управления психологическими установка­ми испытуемых, их отношения к цели исследования, к себе (к себе самому, к своему прошлому, настоящему, будущему, к своим близким и др.), к исследователю (к персоналу, об­служивающему эксперименты), к экстремальному фактору, к вознаграждению за участие в эксперименте, к порядку организации эксперимента и т. д. «Любой психологический эксперимент можно рассматривать как общение эксперимен­татора и испытуемого, имеющее известную предысторию в экспериментальном замысле, реализующемся в форме схемы эксперимента» [Забродин Ю.М., 1976, с. 28]. Эффект такого общения может быть более значительным, когда в схеме эксперимента присутствует стресс. Потому что при стрессе может возрастать зависимость поведения испытуемого от действий экспериментатора. Такая зависимость часто каче­ственно меняется в ходе развития стресса, т. е. в ходе экспери­мента. Из-за этого норму поведения при стрессе нельзя задать испытуемому инструкцией, прямо указывающей эту норму. Так, например, при необходимости регламентированного по­ведения, деятельности испытуемого при стрессе следует учи­тывать изменения мотивации у него в разных фазах стресса, изменения его волевых устремлений, изменения понимания им задания. Важным может стать увеличение при стрессе чувствительности к факторам, побуждающим испытуемого к той или иной активности (т. е. к разной степени стрессовой активности, либо стрессовой пассивности). При этом у него возникают или усиливаются желание «достигнуть!», если стрессор — «пряник», или желание «избежать!», если стрес­сор — «кнут». Эти желания могут «противоборствовать», одно из них может доминировать или быть абсолютным. Следует помнить и то, что такие желания могут испытуемым (обсле­дуемым) осознаваться, не осознаваться или осознаваться в инвертированном виде.

6. Для получения данных о полном наборе признаков стресса, о частоте их распределения и т. д., учитывая индивидуальные различия стресса, необходимо привлечение к исследованию достаточного количества (достаточной совокупности) обсле­дованных (испытуемых, испытателей). По нашим данным, при изучении так называемого рефлекторно-эмоционального стресса при действии кратковременных, предельно силь­ных экстремальных факторов достаточной совокупностью является 200-300 человек [Китаев-Смык Л.А., 1977, 1979, 1983].

7. При изучении стресса широко используются различные спо­собы моделирования стрессогенных условий с их редукцией в целях упрощения организации и удешевления исследований. Однако при чрезмерном «редуцировании» стрессора может быть не достигнут уровень его стрессогенности, «включаю­щий» стресс во всей полноте. При этом наблюдение частных его проявлений может привести исследователя к ошибочно­му представлению об общих стрессовых закономерностях адаптации. Такой же результат может быть при методически недостаточно оснащенном или методически неточно нацелен­ном исследовании стресса, при регистрации лишь побочных, частных эффектов экстремальных воздействий.

8. В эксперименте должна создаваться субъективная реаль­ность для обследуемого (испытуемого) экстремальности действующего фактора, такого как опасность, болезненность, неожиданность, критическая интенсивность или продолжи­тельность, эмоциогенность, социальная значимость и т. п.

9. Необходимо поддерживать стрессогенный уровень в ходе воздействия. Следует учитывать изменение этого уровня в развитии адаптации или дезадаптации.

10. Динамика стресса, его этапность, фазность, переход по сту­пеням кризисных рангов стресса реализуются на протяжении часов, суток, недель, месяцев и т. д. Для корректного изучения стресса необходима достаточная продолжительность иссле­дования его проявлений. Во всяком случае, для получения сколько-нибудь полной картины стресса нельзя ограничивать его исследование продолжительностью рабочего дня.

П. Неразумно, неадекватно примененный математический (фак­торный и т. п.) анализ может погубить уникальные частности, обнаруженные при исследовании стресса. Так большой группой ленинградских психологов в 70-80-х гг. XX в. было проведено обширное уникальное изучение военного стресса, возникающего при использовании в обстановке, приближенной к боевой, раз­личных видов военной техники (наземной, подводной). Результатом было «обнаружение» того, что легче переносят стресс люди: 1) здоровые, 2) молодые, 3) физически подготовлен­ные. Вопиющая банальность! Все многочисленные уникальные «частности», обнаруживавшиеся в ходе тех неповторимых ис­следований, «планомерно» утрачивались. Сожаление автора этой книги, привлеченного к рецензированию результатов тех экспериментов, было безмерным.

Перечень рассмотренных выше методических принципов исследований стресса может быть расширен, детализирован, ис­правлен в соответствии с целями исследования.

1.3.3. Экстремальные воздействия и стрессоры

«Понятие экстремальные факторы окружающей среды,— писал А. Г. Кузнецов,— очевидно, утвердилось в литературе в годы второй мировой войны как результат естественного стремления предста­вителей научной медицины выделить разрушительные факторы военного времени в особую категорию факторов, воздействие кото­рых на организм вызывает напряжение и перенапряжение нервных процессов. В печати этот термин начал регулярно появляться в послевоенные годы в связи с разработкой проблемы стресса и раз­витием исследований в области прикладной физиологии». Понятие «экстремальные факторы» предполагает, что эти факторы значимы для организма, более того, что они вызывают в нем предельно до­пустимые, по тем или иным соображениям, изменения. Вместе с тем следует помнить, что «внешняя ситуация способствует лишь выявлению адекватности или неадекватности функциональных, в том числе психических, возможностей человека в процессе вы­полнения той или иной деятельности» [Леви Л. (ред.), 1970, с. 6]. Напомним, что «экстремальные воздействия» Г. Селье предложил называть «стрессорами» [Селье Г., 1966, 1979].

Понятие «экстремальное состояние» предполагает опреде­ление какого-то «предела» психологических и физиологических адаптационных возможностей переносить, терпеть стрессор. Ко­нечно, прежде всего, следует иметь в виду предел существования организма, индивида, т. е. начало его разрушения при губитель­ных, экстремальных воздействиях. Но этому «предельному» со­стоянию умирания, деструкции организма или его элементов, как правило, предшествует состояние болезней, характеризующееся включением аварийных, защитных механизмов, направленных на предотвращение умирания, на ликвидацию или избегание действия опасного, вредоносного фактора.

В ряду этих состояний рассматривают еще одно предельное состояние. Это, так называемое, третье состояние, промежу­точное между нормой и болезнью. Именно его всегда называют экстремальным. Показателем такого состояния могут быть «вну-триорганизменные» сигналы к сознанию человека, вызывающие у него защитные эмоции, неприятные, болезненные ощущения, побуждающие избегать опасных вредоносных стрессоров. Это первый субъективный комплекс, психологический показатель на­личия экстремальных воздействий на человека. Он может иметь градацию от слабо заметных неприятных ощущений дискомфорта до чувства непереносимой болезненности.

В качестве второго показателя экстремальности воздействия на человека часто используется показатель его дееспособности (работоспособности) при экстремальном воздействии. Широко ис­пользуются так называемые «объективные» показатели состояния человека, устанавливаемые при инструментальной регистрации состояний. Приоритет тех или иных показателей диктуется праг­матическими устремлениями диагностов и исследователей.

Отмечено, что важными являются экстравертированностьили интравертированность человека, рассматриваемые в мыслитель­ном, чувственном, сенсорном, интуитивном планах. «Понятие экс­тремальности не может быть абсолютным и имеет вероятностную природу. Таким образом, к экстремальному может быть отнесено такое значение фактора, которое с определенной вероятностью вызывает появление того или иного состояния. Величина задан­ной вероятности определяется или характеристикой заданного со­стояния, или условиями трудовой деятельности» [Медведев В.И., 1979, с. 627].

В цитированной работе В.И. Медведева выделены два основных типа условий, делающих ситуацию экстремальной: физические и информационно-семантические. Относительно определения критериев предельного состояния в настоящее время нет общепринятого мнения. В определении экстремаль­ности В.И. Медведев исходил из представлений о существовании двух видов состояний — как бы допредельного и запредельного. Первое — состояние «адекватной мобилизации» —характеризу­ется полным соответствием степени мобилизации и напряжения функций требованиям, предъявляемым данными условиями. Состояние адекватной мобилизации может нарушаться под влиянием внешних и внутренних условий. Результат — переход в состояние «динамического рассогласования». Оно характеризу­ется тем, что поведенческие, физиологические, психологические реакции не обеспечивают в заданной мере жизнеспособности и работоспособности индивида. По мнению цитируемого автора. более частым бывает смешанный тип ответа, когда первичное изменение физиологических реакций является поводом к по­следующему изменению поведенческих реакций, может быть и обратная последовательность.

Из чего складывается экстремальность стрессора, т. е. каковы экстремальные, стрессообразующие факторы? Различные авторы обращали внимание на разные характеристики стрессоров [Се­лье Г., 1966, 1979; Суворова В.В., 1975; Чапек А.В., 1954]. При прогнозировании спектра действия стрессоров надо учитывать их специфичность и неспецифичность. Основные факторы, от кото­рых зависит экстремальность стрессоров: 1) субъективная оценка опасности стрессора для целостности субъекта (физической целостности, целостности социального статуса, «целостности исполнения его желаний» и т. п.); 2) субъективная чувствитель­ность к стрессору, т. е. степень субъективной определенности, значимости стрессора для субъекта; 3) степень неожиданно­сти стрессора. Неожиданной для субъекта может оказаться сила действия стрессора и чувствительность к нему субъекта;

4) близость действия стрессора к крайним точкам субъективнойишкалы «приятно — неприятно»; 5) продолжительность действия
стрессора при сохраняющейся его субъективной значимости (чувствительности субъекта к нему); 6) неопределенность про-
должительности сроков действия стрессора либо неожиданное его продление и т. п.

В.А. Абабков и М. Пере добавляют к этому списку: 7) конт­ролируемость стрессов. «Смертельная болезнь объективно под­дается слабому влиянию. Наоборот, подготовка к экзамену в обычных условиях более контролируема» [Абабков В.А., Пере М., 2004, с. 18]; 8) изменчивость экстремальной ситуации вследствие ее собственной динамики; 9) не рассчитываемая заранее, непред­виденная субъективная избыточность длительного стресса или вновь появляющихся микрострессоров.

Указанные авторы предают большое значение субъективным параметрам стрессовой ситуации. Это: 1) ее индивидуальная значимость (валентность); 2) субъективная оценка личной способ­ности контроля над стрессовой ситуацией; 3) субъективная оценка того, что стрессовая ситуация изменится самостоятельно без участия субъекта; 4) субъективная оценка неясности ситуации;

5) субъективная оценка возможности ее повторения; 6) степень личного опыта переживания подобных ситуаций.

Выдающийся российский психиатр А.А. Портнов указал на резкое отличие психических реакций на неожиданную и ожидаемую острую опасность. Неожиданный стресс, травми­руя психику, часто вызывает оглушенность человека и далее неадекватные складывающейся обстановке аффективное либо депрессивное поведение. Острая опасность, даже для ожидав­ших ее людей, всегда внезапна. Хорошо, если они смогли под­готовиться к отражению этой опасности, тогда нарушения их стрессово-напряженной психики маловероятны. Опасность, беда, горе становятся наиболее психотравмирующими, когда, ожидая их, люди не имели никакой возможности предотвра­тить или хотя бы уменьшить их вред. Изнуренные ожиданием беды, истощив свои адаптационные резервы, люди становятся подверженными не только острым эмоционально-психическим реактивным расстройством, но и более глубоким параноидным формам реактивных психозов [Портнов А.А., 2004].

При управлении современными техническими средствами, тем более когда аварийная ситуация создает смертельную опас­ность, понятие «экстремальное воздействие» (стрессор) значи­тельно усложняется, и вместе с тем при его прогнозировании требуется тщательная детализация. На основании многолетних исследований в военной авиации профессор В.А. Пономаренко подразделяет аварийные ситуации, возможные в полете, на пять классов.

1. Конфликтная ситуация. Для нее характерно то, что перед летчиком встает задача выбора одного из двух противопо­ложных, но субъективно одинаково возможных и значимых решений. При этом выбор делается без четкого предсказания того, что именно произойдет в случае реализации того или иного решения...

2. Ситуация, характеризующаяся неожиданным результатом. Ко второму классу относятся ситуации, в которых человек, со­вершая целенаправленные действия, ожидает один результат, а встречается с противоположным эффектом...

3. Ситуации, сочетающие дефицит времени и информации. К та­кому классу относятся ситуации, в которых летчик, несмотря на отсутствие информации, должен принять единственно правильное решение. Такая ситуация объективно наиболее сложная...

4. Ситуация неопределенности. Эта ситуация возникает при неправильной оценке летчиком противоречивых факторов и руководстве в своих действиях этой оценкой...

5. Определенная ситуация. В этой ситуации летчик точно знает, что надо делать, и эффект его действий совпадает с ожидаемым результатом.

Пять классов ситуаций, различных по степени сложности. Но при этом нет однозначной связи между объективной сложностью ситуации и объективным ее воздействием на данного летчика» [Пономаренко В.А., 2006, с. 127-128].

Отвечая на вопрос, каким образом разные факторы могут вы­зывать одинаковые проявления стресса, т. е. объясняя неспецифи­ческое действие разных стрессоров, Г. Селье указывал, что для развития стресса нужно сочетание воздействий. Он отнес стресс к категории так называемых плюрикаузальных (многопричинных) синдромов. Для них, а ими могут быть и патологические синдромы, характерно, что «целая совокупность обусловливающих (сен­сибилизирующих) факторов может таким образом подготовить организм, что он будет отвечать на разные выявляющие агенты стереотипной реакцией, характер которой можно предсказать» [Селье Г., 1979, с. 80]. В связи с тем что плюрикаузальное со­стояние не проявляется до того, как начнет действовать весь комплекс факторов, необходимый для его развития, возможно ошибочное представление о его причине. «Как правило, конечное звено, завершающее набор патогенных условий (и, следовательно, дающее возможность проявиться самому заболеванию), произ­водит на нас впечатление решающего фактора, в то время как на самом деле оно имеет не более существенное значение, чем все остальные» [там же].

Таким образом, развитию неспецифического адаптационного синдрома — стресса, по мнению Г. Селье, должен предшествовать целый ряд факторов, действующих на человека извне и внутри его, казалось бы, не являющихся стрессорами сами по себе. Поэтому неблагоприятные психические состояния и телесные болезни, возникающие в результате стресса (например, язвенная болезнь желудка, инфаркт миокарда, нефросклероз, гипертоническая болезнь и др.), могут быть далеко не у каждого человека, подверг­шегося действию одного и того же «ключевого» стрессора.

Г. Селье были разработаны понятия интенсивности и специфичности стрессобразующих факторов. Стрессор малой интенсивности, не способный вызвать стрессовое состояние, по­вышает устойчивость организма к действию такого же или любого другого сильного стрессора. Стрессор, обладающий в силу своей небольшой интенсивности местным действием, вызывает местный адаптационный синдром, т. е. локальные проявления стресса, которые во многом напоминают генерализованный стресс. Возрас­тающий по интенсивности стресс-фактор, увеличивая локальные проявления стресса, может вызвать генерализованный стресс, который, возникнув, начинает тормозить локальный стресс. Таким образом, местный и генерализованный адаптационные синдромы находятся в сложных взаимоотношениях.

По мнению Г. Селье, всякий стимул, вызывающий адаптацион­ные реакции организма, обладает специфическим и неспецифиче­ским действием. Однако «недостаточно различать специфические и неспецифические поражения. Следует признать, что суще­ствуют разные степени специфичности. Некоторые изменения инДуцируются многими агентами, другие лишь несколькими... Чем больше число рецепторов, реагирующих на данный агент, тем менее специфично его действие» [там же, с. 83—84].

Указанные закономерности стрессоров были обнаружены на патофизиологических моделях стресса. В какой мере эти закономерности имеют аналоги в структуре психологических стрессоров, в настоящее время судить трудно. Обобщая взгляды многих авторов на сущность психологического стрессора (Зин-герман A.M., 1973; Китаев-Смык Л.А., 1977; Короленко Ц.П., 1978; Косицкий Г.И., Смирнов В.М., 1970; Кузнецов А.Г.. Ильин Е.А., Поггеполь B.C., 1969; Кузнецов О.Н., Лебедев В.И., 1972; Медведев В.И.,1979; Наенко Н.И., 1976; Платонов К.К., 1960; Разумен С.А., 1976; Суворова В.В., 1975; ФейгенбергИ.М., 1972; Франкенхойзер М., 1970 и др.], можно сказать, что стрессогенная ситуация предъявляет человеку требования, вос­принимающиеся им либо как превосходящие его возможности ответить на них, что ведет к дистрессу, либо как позволяющие реализовать свои возможности ответить на эти требования и благодаря этому достигнуть желаемых последствий. При этом играет роль субъективная неопределенность требований и возможности им отвечать, а также субъективная значимость (положительная или отрицательная) последствий ответа. Это определение стрессора как степени соответствия компонентов системы «человек—среда». Предлагают различать в этой системе: требования среды к человеку и требования человека к среде. Реальное или потенциальное неудовлетворение и тех, и других требований ведет к дистрессу, их удовлетворение способствует возникновению эустресса. Возможны ситуации, когда одно и то же событие может одновременно порождать и удовлетворен­ность, и неудовлетворенность человека. Такого рода конфликт между стрессорами «первого уровня» может стать стрессором «второго уровня».

Следует сказать, что, присваивая стрессору название, ис­пользуют название доминирующей особенности действующего фактора либо название процесса, преобладающего в развитии стресса при действии данного стрессора. Это позволяет при обо­значении стрессора в одних случаях отметить его особенности, в Других — основные эффекты его воздействия на организм.

1.3.4. «Загадочность» некоторых стрессоров

Исследования экстремальных факторов могут потребовать участия специалистов разных профессий. При слабости их меж­дисциплинарной эрудиции преобладание одного из профессио­нальных подходов к анализу стрессора создает одностороннее его понимание, подменяющее понимание целостной его сущности. Например, изучение гравиинерционных стрессоров (невесомость, ускорения, вращения, качания и т. п.), как поначалу казалось, чисто «физических» факторов, долгое время осуществлялось с позиции преимущественно физики, математики. Это приводило к неточному истолкованию причин и сущности неблагоприятных последствий, указанных стрессоров и к неэффективным рекомен­дациям способов купирования дистресса. Стрессор окружался ореолом неразгаданности, чрезвычайности. Напомню историче­ские примеры.

1. В связи с подготовкой и организацией космоплавания внимание ученых было привлечено эффектами действия на человека невесомости. На протяжении многих лет эти эффекты сопоставлялись с физическим ее описанием. Если для интерпретации отдельных физиологических реакций в невесомости этого, казалось бы, было достаточно, то по­ниманию целостного реагирования человека это мешало. Без определения психологической сущности невесомости было невозможно правильно интерпретировать не только ее психологические эффекты, например пространственные иллюзии в невесомости, невозможно и верное истолкование такого сложного физиологического синдрома, как «болезнь укачивания», возникающего у многих людей при гравиинер­ционных стрессорах и т. д.

Следует рассматривать два типа психологического «инфор­мационного» воздействия невесомости [Китаев-Смык Л. А., 1977; Китаев-Смык Л.А., 1979]. Первый связан с исчезновением дей­ствия силы тяжести. Второй — это воздействия, возникающие при каждом движении человека в качественно новой для него (без постоянного и очень привычного действия силы тяжести) пространственной среде.

Экстремальность «информационного» воздействия первого типа при невесомости может возникать вследствие: 1) сфор­мированного в ходе биологической эволюции значения не­весомости как сигнала о падении «вниз», т. е. о смертельной угрозе удара о землю, если долго падать; 2) беспрецедентного гравиторецепторного «противообраза», актуализирующегося как представление о тяге «вверх» при исчезновении действия силы тяжести (тяги «вниз»); 3) «конфликта» (несоответствия) между афферентными сигналами, создающими представление о падении «вниз» и сенсорной афферентацией, связанной с указанным «противообразом», создающим представление о тяге «вверх»; 4) «конфликта» при невесомости, создаваемой в закрытой кабине, между, с одной стороны, гравиторецеп-торной информацией о движении (о падении «вниз» или о тяге «вверх») и, с другой стороны, зрительной и слуховой информацией о стабильности окружающего пространства: стены, пол, потолок кабины и до невесомости, и во время нее остаются на своих местах.

Экстремальность «информационного» действия второго типа при невесомости возникает вследствие, во-первых, многократной монотонной стимуляции центральной нервной системы. Причем стимулами здесь становятся сложные комплексы «конфликтов» между прогнозируемой (в соответствии с привычными для всех живущих на Земле условиями, когда действует, тянет вниз сила веса) и реально возникающей в невесомости обратной афферента­цией зрительной, слуховой и гравиторецепторной модальностей. Во-вторых, экстремальной становится (с каждым указанным выше «стимулом») информация о неэффективности адаптивного поведения, спровоцированного этими стимулами. Что бы ни делал человек вольно либо невольно, чтобы прекратить падение (невесомость), оно не кончается.

Отметим, что все указанные «конфликты», как элементы стрессогенной ситуации, не осознаются в полной мере и воспри­нимаются лишь как представления об изменениях пространства. Психологическая стрессогенность невесомости не ограничивается описанными выше факторами.

Именно невесомость как стрессор исключительно методоло­гически «полезный» мы использовали при изучении кратковре­менного интенсивного стресса (см. гл. 2).

2. Другим примером неполного понимания «учеными» сущ­ности гравитоинерционного стрессора являлось признание некой исключительности так называемой кориолисовой силы как причины возникновения кинетоза («болезни ука­чивания, укручивания») у людей во вращающихся кабинах, комнатах, аттракционах. При этом упускалась из виду мни­мость этой силы, которая имеет место лишь в результате графического разложения вектора силы, действующей на тело, перемещающееся в радиальном направлении во вра­щающейся системе.

Стрессогенным фактором, вызывающим кинетоз у людей при их жизнедеятельности во вращающейся среде, является длитель­ная относительно монотонная стимуляция, во многом сходная с описанной выше стимуляцией, возникающей при многократных перемещениях человека в невесомости. Стимулами в условиях вращения служат несоответствия («конфликты») между обратной афферентацией при каждом движении человека, «прогнозируе­мой» в соответствии с обычными, привычными жителям Земли, гравиинерционными условиями (без вращения), и афферентаци­ей, реально возникающей при перемещениях во вращающейся среде.

Гравиинерционный стрессор, возникающий при жизни во вращающемся помещении (с регламентированным и жесткими требованиями, заданиями объемом и интенсивностью передвиже­ний в нем подопытных), очень удобен для изучения длительного стресса. Он во многом схож со стрессом при длительных косми­ческих полетах, при морских плаваниях и т. п. Мы использовали длительное проживание группы испытуемых в непрерывно вращающейся стенде-квартире («наземном имитаторе меж­планетного космического корабля») для изучении длительного предельно-переносимого стресса (см. гл. 2-5).

Ошибки при интерпретации стрессогенных факторов могут возникать не только в результате непонимания психологической сущности стрессора, как в приведенных выше примерах, но и от неполного ее понимания. Примером может быть внимание только к негативным сторонам стрессора без оценки его позитивных эффектов. Артефакты неизбежны для авторов, рассматривающих только неблагоприятные для человека проявления стресса.