Глава XXV . Эпоха застоя (1965-1984 гг.)

 

Любому историку при освещению событий последних 50 лет приходится сталкиваться с огромным массивом информации – следствием нынешнего информационного века – в котором можно запросто утонуть. Поэтому чтобы не растечься мыслью по древу и не превратить настоящую книгу в многотомное собрание сочинений, мне придется в этой и последующей главах совсем отказаться от хронологического описания событий. Впрочем, эти события читателям и так хорошо известны – ведь речь идет о совсем недавнем времени, и их простое упоминание в хронологическом порядке вряд ли будет иметь какой-либо смысл. Вместо этого мне придется намного жестче, чем в предыдущих главах, придерживаться одной стержневой линии, отсекая от нее все лишнее. Эта линия состоит в том, чтобы выявлять все самое главное, что вело к коррупции и деградации общества в данную историческую эпоху, и все позитивное, что вело к развитию общества и к преодолению стоящих перед ним вызовов.

Исходя из этой стержневой линии, я попытаюсь в настоящей главе найти ответ на вопрос, волнующий сегодня многих людей: какие причины вызвали деградацию советского общества и привели в конце XX века к краху и советской системы, и самого государства – Союза Советских Социалистических Республик? почему все то, что казалось столь надежным и незыблемым, в одночасье рухнуло, да еще с такими последствиями, которые отбросили общество далеко назад в его развитии? Совершенно очевидно, что причины всего этого сложились в недрах советского общества в так называемую эпоху застоя, об этих причинах и пойдет речь в настоящей главе.

25.1. Роль партократии в развале советского строя

 

Ранее уже было сказано о том, что хрущевские «реформы» были направлены на развал государства и что они-то и запустили тот механизм, который во всех сферах: в системе управления страной, в массовом общественном сознании, в идеологии, в доминировании интернационального над национальным, в области межнациональных отношений, - способствовал нарастанию хаоса и противоречий, что рано или поздно должно было привести к острому кризису или к краху всей системы. Сознательно проводились эти «реформы» в целях развала государства или нет, или они были порождены лишь стремлением укрепить позиции того класса, который представлял Хрущев, дела не меняет: все равно результат был бы тот же самый.

В октябре 1964 года, пока Никита Сергеевич отдыхал на Черном море, был тайно подготовлен Пленум ЦК КПСС, на котором, как только Хрущев туда прибыл, его сразу же отправили в отставку – за проявленный им «волюнтаризм». Новым Генеральным секретарем ЦК КПСС стал Брежнев. Леонид Ильич был, конечно, правителем иного плана, чем Никита Сергеевич. В глазах многих он выглядел достаточно привлекательной личностью и относительно неплохим руководителем, особенно в первые десять лет своего правления, до резкого ухудшения здоровья в 1975 г., которое сделало его фактически недееспособным правителем. Если Хрущеву на интересы народа было, по большому счету, наплевать, о чем говорят все его действия, то о Брежневе нельзя сказать то же самое. Та политическая и социальная стабильность общества, которая была характерной чертой эпохи застоя, стала во многом следствием усилий самого Леонида Ильича и его ближайшего окружения. И очевидно, в этом стремлении к стабильности в какой-то мере проявилась забота о народных интересах – в том их понимании, как себе представляли Брежнев и его единомышленники. Кроме того, в середине 1970-х Брежневу удалось инициировать разрядку международной напряженности и прекращение гонки вооружений. В течение эпохи застоя неоднократно выдвигались новые планы и программы, нацеленные на развитие экономики, подчеркивалось их значение для всего народного хозяйства: пятилетние планы, программа по развитию Нечерноземья, программа жилищного строительства, программа развития Сибири и Дальнего Востока (строительство БАМа, ГЭС на сибирских реках и т.д.), продовольственная программа. И эти планы приводили к каким-то, пусть и не очень значительным, позитивным результатам: жизнь людей в 1960-1970-е годы понемногу улучшалась.

 

 

Сибирский размах - плакат Б.Пармеева 1980 г. ( www . savok . org )

 

Однако основная проблема Брежнева заключалась в несамостоятельности[416]. Хотя он постоянно говорил о стремлении к народному благу, но в действительности прекрасно понимал, что в первую очередь должен учитывать не абстрактные общенародные интересы, а интересы того слоя людей: партийно-хозяйственной номенклатуры или партократии, - которая и поставила его во главе страны. Если бы он перестал руководствоваться ее интересами, а начал бы слишком сильно увлекаться заботой о народном благе, как Маленков, или личными амбициями, как Хрущев, то он бы долго не усидел на своем месте, как не усидели эти два правителя. Поэтому вопреки тому, что произносилось с высоких трибун, основная роль Брежнева состояла в том, чтобы максимально полно учитывать интересы номенклатуры (причем, не только в целом, но и разных групп и кланов внутри ее) и следить за тем, чтобы эти интересы не вступали в слишком явное противоречие с интересами всего общества.

 

 

Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи - плакат эпохи застоя ( www . museum . ru )

 

Иными словами, Брежнев в течение всего своего пребывания на посту Генерального секретаря ЦК КПСС старался следить за тем, чтобы и волки были сыты, и овцы целы: задача наисложнейшая и по большому счету невыполнимая, так как она не предполагала отстранение «волков» от захваченной ими власти.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что, несмотря на свертывание хрущевских «реформ» при Брежневе, их негативные результаты не были ликвидированы. Ведь все эти «реформы», как мы выяснили, были направлены на усиление роли партократии, и всякий, кто теперь взялся бы за восстановление прежних порядков, вызвал бы ее сильное противодействие. Поэтому, например, чудовищная ложь Хрущева на XX съезде так и не была опровергнута, вопреки требованиям некоторых «сталинистов» в ЦК КПСС. К числу таковых относился, например, Александр Шелепин («железный Шурик») – в то время один из членов партийной верхушки, которого накануне отставки Хрущева многие рассматривали в качестве самого реального кандидата на пост руководителя партии и государства. Но партийная номенклатура предпочла поддержать Брежнева, который ее больше устраивал. Шелепин ратовал за реабилитацию Сталина и в 1965 г. даже подготовил для Брежнева свой проект доклада по случаю 20-летия Победы над гитлеровской Германией, в котором шла речь о «восстановлении доброго имени» советского вождя. Но Брежнев, очевидно, понял, что большинство членов высшей партийной номенклатуры против этого – и принял предложение Андропова: вообще обойти вопрос о Сталине в докладе и не упоминать его имени. И это несмотря на то, что все общество ждало от нового генсека хотя бы частичной его реабилитации. Когда Брежнев единственный раз в докладе упомянул его имя, то, по свидетельству очевидцев, «неистовый шквал аплодисментов» сотряс стены Кремлевского дворца, люди вскакивали с мест и выкрикивали приветствия в честь Сталина ([43] с.156-157). Однако вновь избранный генсек проигнорировал эти ожидания общества. Для него важнее были те ожидания, которые имела партийная номенклатура, а она видела в демонизации Сталина и сталинских репрессий, начатой при Хрущеве, гарантии своей неприкосновенности и неподсудности, гарантии того, что никакой правитель больше не покусится на ее власть и привилегии. Поэтому в дальнейшем на обсуждение роли Сталина, вопроса о репрессиях и т.д., было наложено табу – произведения об этом запрещались, авторы подвергались гонениям, даже имени Сталина предпочитали вообще не упоминать. Например, в докладе Брежнева «Пятьдесят лет великих побед социализма» в 1972 г. упоминались Маркс, Энгельс, Ленин и Мао Цзэдун, но ни разу не упоминался Сталин, хотя из 50 лет существования СССР 30 лет пришлись на его правление ([43] с.176). Так обсуждение этого вопроса было «заморожено» и отложено на 20 лет – до начала горбачевской гласности и перестройки. А «сталинист» Шелепин был вскоре снят со всех должностей и отправлен в отставку.

И примерно такой же подход был предпринят по всем остальным вопросам. Вместо принятия принципиального решения не принималось никакого, вместо решения проблемы – она загонялась вглубь. Выше были названы проблемы, вызванные «реформами» Хрущева: «гарантии неприкосновенности», предоставленные Хрущевым партийной номенклатуре; советский империализм; излишняя самостоятельность областей и чрезмерное усиление местной партократии; превращение централизованного государства в конгломерат 15 полунезависимых союзных республик; начавшееся выхолащивание роли КПСС и профанация советской идеологии; «раздача» территорий РСФСР и начавшаяся дискриминация российских территорий в пользу национальных окраин. Ни одну из этих проблем, возникших при Хрущеве, Брежнев решить даже не попытался – очевидно, по той причине, что предвидел конфликт с партократией и старался его избежать, чтобы усидеть в своем кресле. А всех людей, которые, подобно Шелепину, выступали с инициативой, противоречившей такому аморфному «курсу партии» (если это можно назвать «курсом»), Брежнев немедленно устранял с «политического Олимпа». Так были отправлены в отставку, вслед за Шелепиным, Семичастный, Шелест, Подгорный, Воронов, Полянский, Мазуров.

В итоге вышеназванные проблемы, а также еще некоторые проблемы, о которых мы далее поговорим, постепенно продолжали усугубляться. Но проблемы замалчивали, а вместо анализа проблем рапортовали об успехах. Некоторые хозяйственные успехи были, но весьма скромные, к тому они сильно преувеличивались советской статистикой и пропагандой. Так, Брежнев в своих бесконечных выступлениях все время повторял одни и те же валовые показатели, которые действительно росли в течение его правления. В частности, с 1964 по 1982 год добыча железной руды, производство чугуна, стали в стране увеличились в 1,6 раза, добыча угля – на 25%, нефти – в 2,5 раза, газа – в 3,9 раза, производство электроэнергии – в 2,7 раза, цемента – в 1,7 раза, минеральных удобрений – в 3,6 раза, тракторов – в 1,6 раза ([43] с.177). Однако все это – не конечные, а базовые показатели, которые, как говорится, в рот не положишь и на себя не оденешь. Люди судили по тем улучшениям, которые они видели и чувствовали реально в своей жизни, но они явно не соответствовали тому, что говорилось с высоких трибун, а в некоторых сферах происходило не улучшение, а наоборот, ухудшение ситуации[417].

В годы перестройки экономисты доказали, что эти ощущения людей были ближе к реальности, чем рапорты с высоких трибун о грандиозных достижениях. Так, по расчетам В.Селюнина и Г.Ханина, реальный прирост продукции машиностроения в СССР в 1976-1983 гг. составил не 75%, зафиксированных советской статистикой, а всего лишь 9% (в 8,5 раз меньше!), то есть всего лишь 1% в год ([151] с.91). Качество же этой продукции, особенно потребительского назначения, не только не улучшалось, а даже ухудшалось, равно как и качество производимой одежды и обуви, работы сферы обслуживания и других секторов, обслуживавших население. Это всем было хорошо известно, по этому поводу было много анекдотов, на эту тему снимали фильмы, юмористы смешили зрителей тем, какие они вынуждены носить уродливые костюмы и какое хамство они вынуждены терпеть в сфере обслуживания. Что же касается роста тех базовых показателей, о которых шла речь выше, то значительная его часть, по мнению современных экономистов, просто проедалась «самоедской» советской экономикой. Так, потребление сырья и энергии в СССР в расчете на единицу продукции было соответственно в 1,6 и 2,1 раза больше, чем в США ([151] с.91). Данный разрыв лишь отчасти можно объяснить и оправдать разницей в климате в двух странах; одна из основных его причин – это технологическое отставание СССР от США и неэффективность советской экономики. Кроме того, все бóльшая часть добываемого сырья и топлива в эпоху застоя экспортировалась, а вырученные деньги использовались не только (и не столько) для приобретения за рубежом современного оборудования и технологий для оснащения собственных заводов, как это было в сталинскую эпоху, а для импорта ширпотреба и продовольствия. Так начинала складываться сырьевая ориентация страны – страна постепенно переставала быть одной из ведущих индустриальных держав мира и переходила в какое-то иное состояние – в состояние страны, недоразвитой в индустриальном плане.

Нельзя сказать, что советское руководство совсем не видело этих проблем. Одна из пятилеток была даже провозглашена «пятилеткой эффективности и качества», были придуманы лозунги: «Экономика должна быть экономной», «Пятилетке качества – рабочую гарантию». Но этим дело и ограничилось. Впервые реальное осознание этих проблем и первые попытки их решения возникли лишь при преемниках Брежнева – при Андропове и Горбачеве, когда появились такие понятия как ускорение и перестройка. Но это произошло уже тогда, когда нарастание негативных тенденций в обществе стало угрожать позициям правящей верхушки, и она в ходе ускорения и перестройки пыталась спасти эти позиции.

Именно недееспособность партийно-хозяйственной номенклатуры, ее нежелание что-либо делать, ложь, чванство и стремление уйти от решения проблем вызывали наибольшее недовольство со стороны общества, несопоставимо большее, чем номенклатурные привилегии и коррупция в ее рядах. Например, если сравнить количество анекдотов советского периода, в которых критиковалось первое и второе, то оно различается на порядок[418]. Более же всего шуток и анекдотов было по поводу недееспособности самого Брежнева. Причем, если в отношении Хрущева почти все известные анекдоты – очень злые, рисующие его в крайне неприглядном виде, в роли нравственного урода, то анекдоты о Брежневе – это, как правило, всего лишь смех по поводу того, что человек занимает не свое место, что он по уровню своего интеллекта и компетенции не соответствует тем задачам, которые стоят перед ним как главой государства. Сравним, к примеру, два анекдота о посещении обоими руководителями картинной галереи:

1. «Хрущев осматривает выставку картин в Манеже: - Что это за дурацкий квадрат и красные точки вокруг?- Это советский завод со спешащими на работу трудящимися!- А это что за дерюга, измазанная зеленым и желтым?- Это колхоз, в котором созревает кукуруза!- А это что за синяя уродина?- Это “Обнаженная” Фалька.- Обнаженная Валька? Да кто ж на такую Вальку захочет залезть? А это что за ж… с ушами?- Это... Это... Это зеркало, Никита Сергеевич!»2. «Брежнева водят по художественной выставке и дают краткие пояснения к картинам.- Хорошая картина! - роняет генсек время от времени.- А это, Леонид Ильич, Врубель.

- Хорошая картина... И недорогая!»

 

 

На фото: Л.Брежнев в парадном кителе; Л.Брежнева награждают орденом Победы. ( www . brezhnev . by . ru , http :// sammler . ru )

«Коллекция» орденов Леонида Ильича превосходила самые крупные «коллекции» вельмож эпохи Екатерины II и Александра I . Помимо ордена Победы (которого в СССР удостоились единицы) она включала более 50 орденов и медалей, в т.ч. 4 звезды Героя Советского Союза и 8 орденов Ленина.

 

Вот еще характерный анекдот про Брежнева: 3. «После своего выступления Брежнев набросился на референта:- Я заказывал вам речь на 15 минут, а она продолжалась целый час!

- Леонид Ильич, так там же были четыре экземпляра...».

 

 

Карикатура на Брежнева. Источник: www . rodgaz . ru

 

В одном из анекдотов Брежневу было придумано прозвище «бровеносец в потемках», что, помимо ссылки на густоту бровей, указывало также и на отсутствие понимания того, в каком направлении движется ведомый им корабль. И это соответствовало реальности. Как указывает А.Шубин, в Политбюро или в аппарате ЦК КПСС при Брежневе не было ни одного человека (включая его самого), который бы занимался разработкой стратегических программ развития или который хотя бы обладал стратегическим мышлением. «Последующие события показали, - пишет историк, - что у членов Политбюро не было достаточной подготовки к выполнению роли стратега, когда такая возможность появилась. Система “прополола” высшие кадры номенклатуры от потенциальных стратегов. В итоге возник паралич стратегического мышления, который способствовал нарастанию кризиса системы в конце 70-х – первой половине 80-х гг.» ([151] с.174) В течение всей эпохи застоя у высшего руководства не существовало потребности не только в стратегическом мышлении, но даже и в изучении реальной ситуации, складывающейся в стране. Когда Ю.Андропов в конце 1982 г. заступил на место Брежнева, то он сделал сенсационное признание: «Мы не знаем общества, в котором живем». Позднее один из членов партийной верхушки А.Яковлев тоже отмечал, что советское общество 1960-1980-х гг. фактически не исследовано ([51] с.635).

Спрашивается, как можно было управлять обществом, которого не знаешь, и что самое интересное, не хочешь знать – потому что ничто не мешало Андропову и другим членам Политбюро взяться за его серьезное изучение не в 70-летнем возрасте, а намного ранее. Но именно это и является типичной ситуацией правления олигархии. Вообще любая олигархия, как правило, управляет при помощи хаоса. Нарастание хаоса способствует усилению ее власти над обществом, поэтому дееспособные правители и управленцы, способные бороться с хаосом, ей не просто не требуются – они ей вредны. Чем глупее правители и чем хуже они разбираются в том, что реально происходит в стране, тем для нее лучше. Это подтверждает вся мировая и российская история: например, весь XVIII – начало XIX вв. в России – это не только эпоха господства олигархии, но и эпоха недееспособных правителей, о чем уже говорилось. Все члены Политбюро были типичным продуктом того отбора, который производила партократия - советская олигархия - отсекая всех наиболее способных и умных людей, людей, имевших стратегическое мышление, столь необходимое для такой страны как СССР и для такой стремительно меняющейся эпохи как последняя треть XX века. И эта «прополка» происходила столь эффективно, что когда у правящей верхушки в 1980-е годы появилась действительная потребность в «ускорении» и «перестройке», то для их реализации она не смогла подыскать ни одного по-настоящему способного человека.

Все это происходило на фоне беспрецедентного увеличения численности управленческого персонала в стране. Оно значительно опережало и естественный прирост населения, и увеличение численности рабочих и служащих. Содержание огромного советского аппарата управления, конечно, было дополнительным бременем, «съедавшим» все бóльшую часть произведенного национального дохода. К 1980 году удельный вес управленческого персонала вырос до 15% и достиг 17 миллионов человек ([151] с.130). Каждый седьмой работающий в СССР в эпоху застоя был управленцем! И этот огромный слой людей не имел ясного представления ни о том, чем же они, собственно говоря, управляли («не знали страны, в которой жили»), ни о том, как решать стоящие перед страной проблемы.

Но весь этот слой, или, во всяком случае, его верхняя часть, жила в полной уверенности того, что она-то и является истинным распорядителем (а раз распорядителем, то де-факто и владельцем) всего богатства страны, и никто не может отобрать у нее это право. За весь период правления Брежнева практически не было случаев исключения кого-либо из рядов высшей номенклатуры за какие-либо проступки или за безответственность и халатность, не говоря уже об уголовном наказании[419]. Это, конечно, оказывало разлагающее воздействие на правящую верхушку, причем, чем дальше, тем это разложение все усиливалось.

Исходя из всего вышеизложенного, можно утверждать, что главная причина деградации и последующего краха советского режима и советского государства заключалась в установлении в СССР в хрущевско-брежневскую эпоху власти партократии (советской олигархии) – класса, интересы которого расходились или противоречили интересам общества. И в этом отношении опыт СССР не является чем-то уникальным – данная причина является общей для всех кризисов коррупции в истории. Все остальные причины, то есть конкретные проблемы функционирования советской системы, о которых речь пойдет далее, можно считать второстепенными или производными от этой причины. Ведь если бы в Советском Союзе была эффективная власть, думающая об интересах общества, то она бы своевременно озаботилась возникшими проблемами, досконально бы их изучила и приступила к их разрешению. А вместо этого она двадцать лет делала вид, что этих проблем не существует, или в лучшем случае ограничивалась призывами и лозунгами к их устранению, не предпринимая никаких реальных действий.

 

25.2. Проблемы советской экономической системы

 

К концу существования СССР накопился целый клубок проблем, которые так или иначе оказали влияние на развертывание кризиса советской системы. Все они оживленно дискутировались в эпоху перестройки, и в то время было трудно понять, какие из них – главные, а какие - второстепенные. Но позднее появился ряд работ, в которых переосмысливалось их значение[420]. С учетом этого переосмысления к главным проблемам можно отнести следующие:

- проблемы советской экономической системы,

- советский империализм,

- центробежные тенденции в СССР,

- «кризис веры» и моральная деградация общества,

- «всепроникающая коррупция»,

- подрывная деятельность Запада.

 

Одна из этих проблем (советский империализм) была рассмотрена в предыдущей главе, где было показано, почему ее следует рассматривать в числе главных проблем, оказавших влияние на крах СССР. Остальные рассматриваются ниже: каждой проблеме посвящен отдельный параграф. Помимо указанных главных проблем, существовали и ряд других, но они, скорее всего, в крахе советской системы сыграли второстепенную роль. Например, отсутствие права на свободную эмиграцию рассматривалось некоторыми национальными меньшинствами, в частности, евреями, в качестве одной из важнейших проблем советского общества. И она всячески раздувалась в то время западными СМИ. Но подавляющее большинство населения СССР вряд ли когда-либо всерьез задумывалось об эмиграции, оно было обеспокоено вовсе не этой, а совсем другими проблемами. Поэтому ее вряд ли можно отнести к числу основных проблем, вызвавших крах советской системы.

Что касается проблем советской экономической системы, которым посвящен настоящий параграф, то, как уже говорилось (см. главу XXI), главная из них возникла в первые же годы существования государственной промышленности социалистического типа. Уже в годы НЭПа стало ясно, что социалистическая промышленность плохо удовлетворяет потребности населения, и это стало одной из причин кризиса НЭПа. Крестьяне отказывались продавать зерно государству, потому что им было нечего купить: того, что им требовалось, промышленность не производила. Это противоречие сохранилось и в последующие десятилетия. Промышленность научилась выполнять план и увеличивать производство базовых продуктов: чугуна, стали, нефти, газа, электроэнергии и т.д., - которое все время росло. Научилась она производить и первоклассную военную технику. Как пишет А.Шубин, «Государственная плановая экономика была рассчитана на производство либо массы стандартной… продукции, либо уникальных образцов сложной высококачественной техники» ([151] с.96). Но с выпуском массовых потребительских изделий ситуация всегда оставалась неудовлетворительной. В 1930-1940-е гг., когда страна «сидела в окопах», эта задача отодвинулась на второй или даже третий план. Но в последующем она опять стала самой важной с точки зрения интересов населения. И чем более развивался рынок потребительских изделий на Западе, а потом и на Востоке: в Японии, странах ЮВА, Китае, Корее и т.д., - тем острее чувствовалось отставание отечественной промышленности.