«Антипартийная группа» 1957 года: Маленков, Молотов, Каганович ( http :// s 47. radical . ru )
Справа: «И примкнувший к ним Шепилов» [18]
В сущности, победить партократию можно было, либо совсем уничтожив коммунистическую партию, либо в результате коренного изменения принципов ее строительства и положения в обществе. Однако ни то, ни другое Сталин делать не собирался, стараясь ограничиться половинчатыми мерами, поэтому тот результат, который в итоге получился, был неизбежен или, во всяком случае, закономерен. Иными словами, победить партократию можно было лишь при помощи продуманных системных реформ в области политического устройства страны и подбора кадров для государственных органов власти, никакими иными мерами: ни «кавалерийской атакой», ни «подковерной борьбой», - справиться с ней не было никакой возможности.
Как пишут историки, после отставки Маленкова органы госбезопасности, по приказу Хрущева и Брежнева, распространяли порочащие его слухи: что он пьянствовал, пел на клиросе и впал в старческий маразм, - что совершенно не соответствовало действительности [9]. Это говорит вовсе не о Маленкове, а скорее о том, что из себя представляло это новое руководство страны, пришедшее на смену Сталину.
24.4. Хрущевские «реформы»
Так же как и во все времена господства олигархии, которая всегда о своем правлении сочиняла и насаждала мифы, такой же миф был сочинен и о правлении Хрущева – миф о «хрущевской оттепели». В действительности, как убедительно доказывает В.Кожинов, эта «оттепель» началась сразу после войны, еще при Сталине (что выразилось в резком сокращении числа репрессированных) продолжилась при Маленкове и Берии в 1953-1954 гг. и затем уже при Хрущеве. В частности, как пишет В.Кожинов, «амнистия почти половины – 1,2 млн. (!) – заключенных ГУЛАГа и т.п. была осуществлена по инициативе и в ходе практических мероприятий вовсе не Хрущева, а Берии…» ([57] с.915). Кроме того, еще при Сталине, отмечает историк, были либо опубликованы, либо написаны и прошли редактуру и цензуру ряд литературных произведений, которые впоследствии считались яркими свидетельствами наступившей «оттепели»[399]. Поэтому, полагает историк, в «оттепели» нет никакой личной заслуги Хрущева: «Речь должна идти о естественном пути самой истории, по которому Хрущев – кстати сказать, вслед за Берией и Маленковым – в сущности, был вынужден идти, не мог не идти, хотя, между прочим, не единожды пытался сопротивляться…» ([57] с.919).
В целом, если обратиться к сути явлений и к тем выводам, которые были сделаны в предыдущей главе, то следует признать, что «оттепель» была результатом избавления России к 1950-м годам от тех страшных внешних угроз, которые и были главной причиной той «суровой зимы», которая наступила в 1930-е годы, продолжилась во время войны, а затем в первые годы холодной войны, когда страна была беззащитна перед американскими атомными бомбами. И лишь когда все внешние угрозы были устранены - только тогда можно было по-настоящему говорить об «оттепели» и перестать повсюду видеть немецких или американских шпионов и вредителей. До этого такая беспечность могла стоить слишком дорого – вплоть до гибели всей страны. Кроме того, как уже говорилось, репрессии в 1930-е годы были направлены не только на устранение «пятой колонны», но были также одним из методов мобилизации населения и ускорения развития страны, а такое быстрое развитие было необходимо в преддверии неминуемой войны. К середине 1950-х годов эта потребность отпала. Именно поэтому, например, С.Кара-Мурза не употребляет термин «оттепель», а пишет о выходе страны после смерти Сталина из системы «мобилизационного социализма» ([51] с.546), который он еще ранее называл «казарменным» или «окопным» социализмом. И это надо понимать именно в буквальном смысле этих слов – страна все 1930-1940-е годы сидела в окопах, и ни о какой «оттепели» не могло быть и речи.
Однако тот факт, что «оттепель» 1950-х годов так и осталась в истории страны лишь «оттепелью», а не привела к «глобальному потеплению» политического климата в 1960-1970-е годы, для чего имелись все предпосылки, как раз свидетельствует о том, что пришедшие во власть новые силы (партократия) менее всего были заинтересованы в таком потеплении. И они сделали все для того, чтобы и во внешней политике, и во внутренней на смену этой «оттепели» пришло не лето, а зима – ужесточение советской цензуры, усиление идеологического «маразма», борьбы с инакомыслием и диссидентами и т.д.
Обычно советская пропаганда связывала хрущевскую «оттепель» с XX съездом КПСС в феврале 1956 г., когда был развенчан культ личности Сталина, и якобы с этого же момента началось освобождение политзаключенных. В действительности оно началось намного ранее. Как уже было сказано, Берия осуществил амнистию почти стольких же людей, отсидевших в ГУЛАГе, сколько и Хрущев. Эту политику продолжил Хрущев в первый год своего правления (1955). В итоге, как подсчитал В.Кожинов, еще до XX съезда в 1956 году было освобождено 80% политзаключенных! ([57] с.923) Уже из этого факта можно сделать вывод, что эти две вещи (культ личности и политзаключенные) между собой никак не связаны. Такой же вывод следует и из самой истории возникновения обоих явлений – действительный культ Сталина, похожий на идолопоклонство, возник лишь после войны, а именно тогда репрессии и количество политзаключенных резко пошли на спад (см. предыдущую главу). Какова же связь между этими явлениями? Получается – между ними нет никакой связи.
На самом деле то, что критика Хрущевым культа личности Сталина была признаком «оттепели», являлось частью насаждаемого советской пропагандой идеологического мифа. Действительные цели этой критики были совсем иными, никак не связанными с «оттепелью»; они-то и обусловили то, что на смену «оттепели» очень быстро в дальнейшем опять пришла «зима». Но давайте сначала рассмотрим результаты этого хрущевского мероприятия. Прежде всего, следует отметить чудовищную необъективность Хрущева. Как указывает В.Кожинов, приведенные им на XX съезде цифры об общем числе политзаключенных по состоянию на момент смерти Сталина были завышены в 20 (!) раз: вместо названных им 10 миллионов человек фактически в СССР в марте 1953 г. их было всего лишь полмиллиона, что составляло 0,3% населения страны ([57] с.805)[400]. И большинство из этих 500 тысяч политзаключенных, как уже было сказано, составляли люди, совершившие преступления во время войны – то есть были военными преступниками, получившими, как правило, вполне заслуженное наказание. Но названная им цифра (10 миллионов) облетела весь мир и надолго стала сенсацией: Подумать только! Одна десятая взрослого населения СССР в конце жизни Сталина сидела в ГУЛАГе за свои политические взгляды! А сколько же в ГУЛАГе пересидело всего – каждый второй? В представлении возникали картины, намного худшие, чем в самых страшных антиутопиях: две части страны, разделенные между собой колючей проволокой, одна часть – в полосатой «униформе», другая часть – в военной, охраняет с автоматами первую. Потом эти цифры (а других-то не было!) и быстро сделанные в уме расчеты начнут тиражироваться с комментариями, усиливающими эту апокалипсическую картину. Солженицын напишет о «43 миллионах расстрелянных» ([51] с.415), завысив реальное число уже не в 20, а в 50 раз, а общий счет «сталинских жертв» дойдет уже и до 100 миллионов человек - круглая цифра, как и 10 миллионов, легко запоминается. Причем, хорошо известно, что Хрущев на XX съезде врал, и врал сознательно. Как указывает С.Кара-Мурза, у него на руках была точная информация о действительном количестве заключенных: специально подготовленная в феврале 1954 г. справка, подписанная генеральным прокурором СССР, министром внутренних дел СССР и министром юстиции СССР ([51] с.548). Поэтому названная им цифра была злонамеренной ложью.
В итоге эта ложь привела не только к искажению представлений о том, кем являлся для страны Сталин, но и к очернению или даже к сатанизации образа самой России в сознании и советских людей, и во всем мире. Именно чудовищная ложь Хрущева[401], многократно цитируемая по всему миру, будет в дальнейшем подпитывать очернение образа России – начиная от приклеивания к ней ярлыков типа «империя зла» при Рейгане и кончая решением ПАСЕ 2006 г., которое осудило и признало преступным сложившийся в СССР «тоталитарный коммунистический режим». Именно после этой лжи от Советского Союза отшатнутся в ужасе его бывшие друзья во всем мире. Так внутренний враг, захвативший власть в нашей стране, начал действовать заодно с ее внешними врагами. И это закономерно – любая олигархия действует лишь в своих собственных интересах и вопреки интересам народа, проявляя при этом полнейшую безответственность, что рано или поздно приводит ее в стан врагов своей собственной страны.
Приведу несколько высказываний историков, характеризующих последствия выступления Хрущева на XX съезде. По словам С.Кара-Мурзы, это выступление «нанесло мощный удар по фундаменту советского государства. Это был первый принципиальный шаг к разрушению его легитимности. Был начат тот же процесс, что привел к краху Российской империи в феврале 1917 г.» ([51] с.547). «Обвинив Сталина во всех мыслимых и немыслимых беззакониях и ошибках, - пишет Ю.Емельянов, - Хрущев не только оклеветал покойного генералиссимуса, но и возложил на возглавлявшиеся им Советское правительство, Коммунистическую партию, всю страну, а фактически и на весь народ, которым руководил Сталин, ответственность за все беды и трагедии прошедших десятилетий. Благодаря этому миф, созданный Хрущевым из смеси правдивых фактов с многочисленными искажениями исторической правды и логики, стал разрушительным средством огромной мощности и нанес немалый урон нашей стране и ее союзникам. Его разрушительность возросла еще и потому, что миф XX съезда оказался одним из наиболее живучих мифов XX столетия и дожил до XXI века» ([43] с.123).
А вот что пишет И.Шафаревич: Хрущев на XX съезде «именно и формулировал “преступления культа личности Сталина” как “репрессии против ответственных партийных и советских работников”. Тогда было даже постановление воздвигнуть памятник именно этим “жертвам”… После этого появился и Самиздат на эту тему, и с такой же ориентацией: например, воспоминания Е.Гинзбург. Тогда многих шокировала эта точка зрения: считать достойными внимания только испытания, выпавшие на долю узкого и весьма сомнительного круга. Как будто все другие просто не существовали!» ([149] с.588-589) Ю.Емельянов отмечает тот же мотив в речи Хрущева и приходит к следующим выводам: «Своим решительным осуждением Сталина за то, что с его санкции арестовывали и судили членов и кандидатов в члены Политбюро, членов ЦК, делегатов съезда, Хрущев давал понять представителям партийной номенклатуры, что теперь никакие судебные преследования им не страшны. Он давал гарантию своим выдвиженцам и другим участникам съезда, что он берет их под свою защиту. Фактически с этого времени Хрущев ввел “принцип ненаказуемости” партийных верхов» ([43] с.122) (выделено мной – Ю.К.)
Вот каковы были действительные мотивы, толкнувшие Хрущева на организацию «шоу XX съезда». Главная цель этого «шоу» состояла в том, чтобы упрочить власть победившей партократии и представить в качестве чудовищ или жалких выродков всех, кто ей когда-либо противостоял (отсюда и очернение Сталина, и последующие сплетни про Маленкова, распространявшиеся по заданию Хрущева и Брежнева). Соответственно, партия и партийная номенклатура были подняты Хрущевым на небывалую высоту. Им даже были приписаны все заслуги в победе в Великой Отечественной войне. «Главная роль и главная заслуга в победоносном завершении войны, - заявил Хрущев, - принадлежит Коммунистической партии» ([57] с.983). Каким образом партии удалось обеспечить себе в ходе войны такую роль, не проводя ни одного пленума или съезда за всю войну (!), и при том, что в 1942 г. был даже ликвидирован институт военных комиссаров, то есть партийных руководителей армии, Хрущев не объяснил. Известен принцип: чем наглее ложь, тем меньше объяснений требуется для ошарашенной публики.
Указывают историки и на его личные мотивы во всем указанном мероприятии: во-первых, пишет Ю.Емельянов, «своим докладом Хрущев провозглашал, что лишь благодаря ему страна освободилась от произвола и параноидального страха, некомпетентности и застоя…», во-вторых, «с помощью доклада, в котором впервые было столько сказано о незаконных репрессиях, Хрущев отводил от себя подозрения в том, что он лично ответственен за гибель и пребывание в заключении многих невиновных людей» ([43] с.122). Был и третий мотив, на который указывал участник съезда известный государственный деятель Н.Байбаков: «В сарказме Хрущева сквозила нескрываемая личная ненависть к Сталину. Невольно возникала мысль – это не что иное, как месть Сталину за вынужденное многолетнее подобострастие перед ним» ([43] с.118).
Не менее разрушительными для России оказались и многие другие «деяния» Хрущева. В целом, конечно, нельзя сказать, что хрущевский период был катастрофой для страны. Во время хрущевской десятилетки началось освоение космоса, продолжился рост промышленности, сельского хозяйства. С 1954 г. по 1964 г. производство электроэнергии выросло почти в 5 раз, добыча нефти – в 3,5 раза, стали – в 2 раза, производство цемента – в 3,2 раза, сбор зерна и производство мяса – примерно в 1,5 раза (хотя это не намного опередило прирост населения) ([57] с.958-959). Но в то же время при Хрущеве страна встала на путь, ведущий к катастрофе. Мы уже на многочисленных исторических примерах убедились, что экономическая и социальная катастрофа (кризис коррупции) никогда не возникает «на пустом месте», из ничего. Кризису коррупции всегда предшествует длительный период сползания в кризис. И к сожалению, общей закономерностью является то, что на пике всеобщего благополучия и наивысшего расцвета цивилизации к власти приходят самые бездарные правители и силы, которые начинают разрушительную деятельность. Но эта деятельность сначала разрушает не материальную, а духовную и идеологическую основу общества, его внутреннюю организацию, и лишь после этого начинается разрушение материальной сферы. Как говорил профессор Преображенский в «Собачьем сердце» Булгакова, «Разруха начинается в головах»[402]. Материальные «плоды» этой «деятельности» пожинают обычно не сами главные разрушители, а их преемники через несколько десятилетий, если они не в состоянии восстановить разрушенную организацию общества и его духовную основу. Именно такую картину начавшегося разрушения, насаждения «разрухи в головах» и разрухи в системе управления страной, мы видим при Хрущеве.
«Один из минусов личности Хрущева, - писал в своих воспоминаниях бывший заместитель председателя Совета министров В.Новиков, - непостоянство. Он мог сегодня обещать одно, а завтра сделать другое. Государственный деятель не имеет права так поступать» ([57] с.961). Полагаю, эта «убийственная» характеристика, данная Хрущеву его ближайшим помощником и заместителем, лучше всего отражает и характер, и главное направление деятельности Хрущева как первого человека страны. Что может быть более разрушительным для страны, тем более такой огромной как СССР, чем действия ее руководителя, который то и дело меняет свои решения на противоположные? Это означает, что либо сплошь и рядом реализуются неверные и непродуманные решения, либо никаких решений не осуществляется вообще, ввиду огромных масштабов страны и столь же огромного времени, требуемого для их осуществления. Потому что прежде чем они бывают до конца выполненными, их уже отменяют, что порождает полнейший хаос. Все это приводит к запуску страшного разрушительного процесса, оказывающего негативное воздействие на всю социальную и экономическую жизнь: на промышленность и сельское хозяйство, на общественное сознание и демографию, на быт народа и межнациональные отношения. Но это – разрушительный процесс лишь с точки зрения народа и страны, а с точки зрения партократии, интересы которой выражал Хрущев, этот процесс был очень даже плодотворным. Ведь благодаря ему роль и значение партократии неизмеримо возрастали: номенклатура отдавала бесконечные приказы и следила за их исполнением, а вся страна должна была эти приказы выполнять. И неважно, что приказы были большей частью глупые: как говорит пословица, «(пока) я начальник, ты – дурак».
Действия Хрущева можно сравнить с поведением сержанта, который без конца муштрует солдат, стараясь добиться к себе такого же уважения, как к офицеру. Солдаты его люто ненавидят за невыносимую муштру и бесконечные глупые приказы, но вынуждены ему повиноваться. А ему больше ничего и не надо - у него возникает ощущение собственной значимости и власти; а именно ощущение власти (или упоение властью), в конечном счете, и является главной целью олигархии, это можно доказать на множестве исторических примеров. Но не дай Бог такому подразделению с таким сержантом пойти в реальный бой – это будет либо катастрофа для всего взвода, либо солдаты, предвидя ее, сами тюкнут сержанта чем-нибудь по голове и возьмут командование на себя.
Можно привести целый перечень глупых и бездарных, либо попросту вредительских решений, принятых Хрущевым. Например, в 1957 г. была проведена коренная перестройка системы управления экономикой. Сложившаяся прежде отраслевая система управления была заменена на территориальную: министерства были заменены совнархозами. Было ликвидировано 141 союзное и республиканское министерство и в каждом экономическом районе страны (всего их было 107) создан свой орган управления - совнархоз. Как пишет С.Кара-Мурза, «возникло 107 маленьких правительств» ([51] с.549). Это была грандиозная перестройка и перетряска всего и вся. В дальнейшем «реформатор» и вовсе дошел до того, что в каждой области создал два дублирующих друг друга органа власти и партийного руководства – один городской, один сельский: два совета депутатов трудящихся (промышленный и сельскохозяйственный), два обкома партии (городской и сельский) и т.д. Ни тогда, ни впоследствии смысла этой реформы никто не понимал, но неразбериха в управлении страной была гарантирована – пока привыкали к новой системе. После отставки Хрущева в 1964 г. всю эту реформу отменили и вернулись к прежней системе – после этого снова была неразбериха, надо было опять привыкать к новой системе. Кроме неразберихи, еще одним следствием данной реформы, как указывает С.Кара-Мурза, было снижение технического уровня производства. «Ликвидация министерств, - пишет историк, - лишила советскую систему важнейшего преимущества: способности государства концентрировать средства для развития науки и техники, проводить единую по всей стране технологическую политику и распространять по каналам министерства лучшие достижения на все производства» ([51] с.549).
Непонятно, как вообще могла существовать такая плановая, нерыночная экономика, не имевшая централизованных органов управления и планирования. Если каждое из 107 «правительств» делало, что хотело, без должной координации на союзном уровне, то экономический хаос был неизбежен уже через 10-15 лет после этой хрущевской «реформы» – как только проявились бы результаты нескоординированных инвестиционных решений. К примеру, если бы каждое из этих 107 «правительств» решило у себя построить автомобильный завод, и осуществило это намерение, то можно себе представить, что бы в стране началось после того, как эти планы стали бы реализовываться! А ведь министерства планировали выпуск в масштабе всей страны десятков тысяч наименований различных товаров. И всесоюзный план служил, пусть недостаточно совершенным, но хоть каким-то регулятором производства. В хрущевской же системе управления никакого регулятора не было вообще – ни планового, ни рыночного. Так что если бы Хрущева не «свалили» в 1964 году, то скорее всего, экономический крах СССР, а с ним и политический, произошел бы уже в 1970-е годы.
Но ликвидация совнархозов и возврат к министерствам после отставки Хрущева в 1964 г. не устранили негативных последствий этой «реформы». За семь лет функционирования 107 независимых областных «правительств» на местах сформировалась сильная региональная партократия, привыкшая к полной самостоятельности, своего рода «феодальная знать», которая уже не хотела подчиняться решениям центра. Заставить ее это делать теперь уже было невозможно, для этого требовался авторитарный правитель типа Сталина, который мог бы жесткими мерами восстановить нарушенную «властную вертикаль». Поэтому союзное правительство из действительного штаба страны, каким оно было при Сталине, при Брежневе превратилось, по словам А.Шубина, в своего рода «биржу», которая пыталась согласовывать интересы разных лоббистов – военно-промышленного комплекса, региональных «элит» и т.д. ([151] с.101) Но чем далее, тем согласовывать эти интересы удавалось все хуже и хуже, в итоге в стране нарастали хозяйственный хаос, дефициты и ощущение того, что вся система движется к неминуемому краху. Нет никаких сомнений в том, что запуск этого механизма, постепенно разрушавшего всю систему управления страной, был произведен именно хрущевской реформой управления 1957 года. Именно с этой «реформы» начался тот хаос в управлении, который будет все более нарастать и приведет в 1980-е годы к осознанию всем обществом того, что «так жить нельзя».
Некоторые программы Хрущева, как например, кампании по внедрению кукурузы в сельское хозяйство и по «химизации народного хозяйства», как считает С.Кара-Мурза, имели разумное начало, при помощи этих мер действительно можно было повысить производительность сельского хозяйства. Но осуществлялись они настолько плохо, вопреки всякому планированию и здравому смыслу, пишет историк, что нанесли только вред ([51] с.549). До сих пор в массовом сознании хрущевская кукурузная кампания воспринимается как символ величайшей глупости и некомпетентности[403]. Однако еще больший вред селу нанесла начатая при Хрущеве борьба с личными подсобными хозяйствами колхозников, которую иногда называют «второй коллективизацией». И главное - смысла в ней не было никакого, в отличие от первой коллективизации 1930-1933 гг. У колхозников отбирали и без того крошечные подсобные участки, а также домашний скот, что порождало недовольство и падение авторитета власти. В целом все эти мероприятия носили совершенно деструктивный характер. В.Кожинов, ссылаясь также на мнения местных людей, знавших положение в деревне, пришел к выводу, что главный вред селу нанесла не коллективизация 1930-1933 гг., которую село быстро пережило и приспособилось к колхозной жизни, а «лавина все снова и снова предпринимаемых “реорганизаций”» в хрущевскую эпоху, которые он называет «революционными кампаниями» ([57] с.965). На первый взгляд это напоминает то, что делали большевики во время Революции. Разница однако в том, что во время настоящей революции все подобные кампании предпринимаются, как говорится, не от хорошей жизни, все они, как правило, вынужденные, и потому их смысл понятен людям. Смысл введенной большевиками продразверстки (не дать умереть горожанам с голоду) был хорошо понятен крестьянам, протест был в основном против ее методов, да и смысл коллективизации тоже стал им понятен, правда, позднее, во время Великой Отечественной войны. А вот все «революционные кампании» Хрущева были массе народа совершенно непонятными и потому дикими и ненавистными. Люди на селе реально страдали, и не только материально, но и морально – от того неуважения и издевательского отношения, которые прослеживались за всеми этими «кампаниями». Как пишет И.Шафаревич, «коров у колхозников сначала отнимали и объединяли в колхозное стадо, потом раздавали. Это была деятельность вряд ли осознанная, но она создавала какое-то разрушительное настроение. Совхоз – завтра могли назвать колхозом, колхоз – совхозом, могли объединить несколько колхозов в один» ([149] с.885).
Слева: Кукуруза – источник изобилия - плакат А.Лаврова 1960 г. ( www . new - cccp . ru )