Ленин и Сталин в Горках ( http :// fotki . yandex . ru )
Его отличала крайняя личная непритязательность и скромность, отсутствие жажды власти и богатства, которая присуща многим современным политикам, а также редкая сила воли и глубокий ум. Но все это сочеталось с мессианской готовностью пожертвовать всем, даже если понадобится, близкими людьми, ради достижения выбранной цели и ради идеи служения народу[385]. К чести Сталина следует сказать, что хотя он и насаждал коммунистические догмы, но сам скорее полагался не на них, а, равно как и Ленин, на свою интуицию и политическую логику. То есть, он был таким же «солдатом, варящим суп из топора», как и Ленин. Но в ряде случаев и его, как ранее Ленина, марксистская идеология все же заставляла делать ошибки, из-за которых страдали и гибли люди, равно как страдали и гибли они и из-за его чрезмерной жесткости, порой переходящей в жестокость.
Вот несколько высказываний современников, которые подтверждают данную выше оценку личности Сталина. Как писал в своих мемуарах известный советский государственный деятель Н.Байбаков, сила Сталина состояла «в том, что он умел сразу схватывать самую суть любого события или явления, судьбоносного для народа, искал истину путем сопоставления многих данных и мнений» ([6] с.349). По словам английского писателя Ч.Сноу, «Сталина и других не понять, если думать, что они стремились к власти ради нее самой… Сталин, совершенно очевидно, верил: обладая властью, он в силах спасти страну и спасти революцию» ([43] с.525). Как писал известный английский писатель Г.Уэллс, «Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нем нет ничего темного и зловещего, и именно этими качествами следует объяснять его огромную власть в России. Я думал раньше, прежде чем встретиться с ним, может быть о нем думали плохо потому, что люди боялись его. Но я установил, что наоборот, никто его не боится и все верят в него» ([76] с.541).
А вот что говорили о Сталине его недруги. Писатель-эмигрант первой волны Марк Алданов писал следующее: «Мне крайне трудно “объективно” писать о большевиках. Скажу, однако, тут же: это человек выдающийся, бесспорно самый выдающийся из всей ленинской гвардии. Сталин залит кровью так густо, как никто другой из ныне живущих людей, за исключением Троцкого и Зиновьева. Но свойств редкой силы воли и бесстрашия, по совести, я отрицать в нем не могу. Для Сталина – не только чужая жизнь – копейка, но и его собственная» ([6] с.62). И еще одно высказывание, сделанное в 1959 году Уинстоном Черчиллем – заклятым (хотя и тайным) врагом России и Сталина:
«Большим счастьем для России было то, что в годы тяжелых испытаний ее возглавлял такой гений и непоколебимый полководец, как Иосиф Сталин.
Он был выдающейся личностью, вполне соответствовавшей жестокому времени, в котором протекала его жизнь.
Сталин был человеком необыкновенной энергии, эрудиции и несгибаемой воли, резким, жестким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в британском парламенте, не мог ничего противопоставить…
Его влияние на людей было неотразимо. Когда он входил в зал на Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам.
Он обладал глубокой мудростью и чуждой всякой панике логикой. Сталин был непревзойденным мастером находить выходы из самого безвыходного положения…
Сталин был величайшим, не имевшим себе равных в мире диктатором. Он принял Россию с сохой, а оставил оснащенной атомным оружием.
Нет, что бы ни говорили о Сталине, таких история и народ не забывают» ([6] с.304).
Даже в начале XXI века, после того как в печати, по выражению А.Шубина, Сталин стал «чем-то вроде земного воплощения Сатаны», в народе его популярность очень высока.
Слева: очередь к могиле Сталина в день его рождения 21 декабря 2009 г. ( www . rusproject . org ). Справа: участница демонстрации ( www . e 1. ru )
Во время голосования на главное «Имя России» в 2008 году Сталин долгое время лидировал, и лишь в конце очень резко был вытеснен Александром Невским и Столыпиным, переместившись на третье место, из чего можно сделать предположение об использовании в конце конкурса технологий «заказного голосования»[386]. Не будь подобных технологий (если бы голосование было именным), то Сталин наверняка бы занял первое место. Интересно, что среди молодого поколения России в начале XXI в. происходит заметный рост его популярности, и чем моложе аудитория, тем более это заметно. Так, согласно опросам ВЦИОМ, проведенным в январе 2005 г., среди молодежи 18-24 лет положительно роль Сталина в жизни страны оценивало 46% (негативно – 39%); а согласно опросу центра Юрия Левады, проведенного в середине 2007 г., среди подростков 16-19 лет 54% считали, что роль Сталина скорее положительная, чем отрицательная ([43] с.462, 471). Хуже всего мнение о Сталине – среди старшего невоенного поколения, родившегося либо накануне войны, либо вскоре после войны: надо полагать, причина в том, что оно в наибольшей степени (все свои молодые и зрелые годы) подвергалось «оболваниванию» как со стороны марксистской пропаганды, так и со стороны фальсификаторов и очернителей сталинского периода, первым из которых стал Хрущев. Зачем это ему понадобилось – далее будет сказано.
23.4. Сталинские репрессии и партократия
Авторы, пишущие о сталинском периоде, очень часто замалчивают тот факт, что во второй половине правления Сталина произошло резкое сокращение масштаба репрессий, достигших своего пика в 1937-1938 гг. Эта тенденция началась уже в 1939 году и затем продолжалась все последующие годы. Как уже указывалось, всего в период с 1930 по 1953 гг., согласно имеющимся данным, было казнено за «контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления» 786 098 человек. Из них лишь за два года (1937-1938 гг.) были приговорены к смерти 681 692 человека. Но уже в период 1939-1943 гг. число смертных приговоров за эти преступления составило лишь 39 069, в 1944-1948 гг. – 11 282 и в 1949-1953 гг. – 3894 ([57] с.494). Получается, что за последние 15 лет правления Сталина было приговорено к расстрелу за политические преступления лишь 54 тысячи человек или менее 7% от общего числа, а за последние 10 лет его правления – всего лишь 15 тысяч (2%). В целом же, например, за 7 лет с 1946 г. по 1952 г. по политическим обвинениям было осуждено 490 714 человек ([57] с.827) или всего лишь 13% от общего числа репрессированных (3 778 234 человек) за указанный 23-летний период (1930-1953 гг.). Здесь мы также видим очевидное сокращение в несколько раз по сравнению с довоенным временем.
Кроме того, нельзя не учитывать и тот факт, что значительную часть из числа осужденных по политическим обвинениям после войны (до половины этого числа) составляли люди, совершившие военные преступления. Ведь только в составе гитлеровского вермахта во время войны воевало около миллиона человек из числа народов СССР ([57] с.827-829), многие из них совершили преступления против мирных жителей. А это уже вполне серьезная причина для того чтобы осудить человека или даже приговорить его к смерти. Таким образом, в последние 10-15 лет правления Сталина его режим совершенно утратил ту «кровожадность», о которой пишут многие авторы. В чем загадка данного феномена? Если к 732 тысячам казненных за «контрреволюционные» преступления в период с 1930 г. по 1938 г. мы добавим сотни тысяч людей, расстрелянных или погибших в ходе «раскулачивания» начала 1930-х годов, то число только прямых жертв, погибших в результате политики властей в 1930-1938 гг. (не считая еще 2 миллионов жертв голода 1932-1933 гг.), составит порядка 1 миллиона человек. А в последующие 15 лет число таких жертв снизилось в 20 и более раз, да и то – значительная их часть была обусловлена вполне легитимными причинами. Ведь, к примеру, и во Франции по суду были казнены многие коллаборационисты, сотрудничавшие с нацистами во время войны, даже французский диктатор Петэн после войны был приговорен к смерти.
Полагаю, что, ответив на поставленный вопрос: чем объясняется исчезновение массовых репрессий после 1938 года, - мы сможем дать ответ и на другой вопрос, который уже поднимался в главе XXI: чем объяснить сами массовые репрессии 1930-1938 гг. Как представляется, ответ на эти вопросы можно дать, лишь исходя из действительного объяснения сути тех событий, которые происходили в 1930-е годы. Мы уже выяснили, что индустриализация и коллективизация были необходимы для спасения страны и ее народа. Сталин и его единомышленники в руководстве коммунистической партии были в этом убеждены еще в конце 1920-х годов. Но как они могли объяснить эту далеко тогда не очевидную мысль десяткам миллионов крестьян, которых они собирались «загнать» в колхозы и заставить интенсивно работать на оборону страны? Можно ли было этого достичь без насилия, лишь методом убеждения?
Приведу один пример. Известный режиссер С.Говорухин в 1990-е годы снял фильм «Россия, которую мы потеряли». В этом фильме утверждалось, что рабочие до Революции хорошо жили, лучше, чем при Сталине – в частности, могли на свою зарплату купить больше икры, водки и прочей еды, чем в конце 1930-х годов. И из этого следовал вывод о советском строе: «Господи, кто же придумал этот строй, которому чуждо проявление сострадания к ближнему!» ([51] с.147). Я не буду еще раз заниматься опровержением подобных утверждений и подобных выводов. Выше уже говорилось (глава XVII, п. 17.2) о том, что фабричные рабочие до Революции составляли лишь 3-4% населения и были привилегированным сословием. А заработки настоящих пролетариев, составлявших порядка 30% населения, в частности, батраков и кустарей, были в 5-10 раз ниже средней зарплаты фабричных рабочих. Поэтому они не могли тяжелым трудом заработать даже на еду себе самим, не говоря о содержании своей семьи. Указывалось, что большинство крестьян постоянно ело хлеб с лебедой, и 40% призывников никогда в жизни не ели мяса. Говорилось и о том, что «качество жизни» при Сталине измерялось не только зарплатой и едой, а всем набором бесплатных благ, которые народ получил только после Революции. Сказано было также, что стране ради спасения ее народа нужно было перед войной все силы бросить на создание тяжелой промышленности, а не на производство продовольствия и предметов потребления. Но вполне вероятно, что все эти аргументы все равно не убедят Говорухина отказаться от того, чтобы снимать подобные фильмы. Потому что, по мнению С.Кара-Мурзы, «Говорухин выполняет контракт… Он – натура художественная, живет чувствами и инстинктами (особенно инстинктом выгоды)» ([51] с.147).
Не знаю, насколько «инстинкт выгоды» у Говорухина выше или ниже чувства патриотизма и любви к Родине. Вполне вероятно, что он в тот момент заблуждался и не знал всех исторических фактов, снимая данный фильм. Но я уверен, что 90-95% режиссеров, которые снимают фильмы, искажающие правду о русской истории, не откажутся их снимать, даже если им представить самые убедительные факты о том, что в реальности все происходило совсем не так, как показано в их фильмах[387]. Потому что им за их работу платят деньги спонсоры, желающие видеть именно такие фильмы. А русская история, патриотизм, или что там еще? - любовь к Родине, - их абсолютно не волнуют.
Но если режиссеры, далеко не бедствующие, а очень даже состоятельные люди, готовы ради лишних денег, что называется, Родину продать (оболгать за деньги = продать), и никакие факты и аргументы их не могут убедить отказаться от этих лишних денег, то что можно было ожидать от простых крестьян в 1929 году? Их тем более было невозможно убедить в необходимости отказаться от сытой жизни ради индустриализации и строительства военной промышленности, да еще уговорить бесплатно передать свое имущество колхозу. Это можно было сделать только силой, посредством применения чрезвычайных мер. Но для применения этих чрезвычайных мер тогдашний аппарат не годился - требовалась специальная армия «коллективизаторов», способная на осуществление подобных мер. И вот такая армия была к 1930-му году сформирована – в основном из числа революционно настроенных элементов общества, которые были заражены марксистскими идеями.
Можно сказать, что у Сталина не было альтернативы – для той грязной работы, которая была необходима, требовались соответствующие персоналии, обычные для этого не годились. А значит, можно было взять в исполнители либо уголовников (что было недопустимо), либо фанатиков, одурманенных марксистской идеологией, которых после Революции было достаточно. Это и было сделано, и поэтому одновременно с началом коллективизации (с конца 1920-х годов) стала повсеместно насаждаться коммунистическая идеология, которая именно с этого момента начала превращаться в официальную догму, катехизис, обязательный к исполнению. Делалось это для того, чтобы придать действиям «коллективизаторов» легитимность и подвести под коллективизацию идеологическую базу. Можно ли было обойтись без такой марксистской идеологической базы? В иной ситуации, возможно, да. Но ведь надо было как-то объяснять людям, зачем проводится коллективизация. А в той ситуации, когда значительная часть общества была под сильным влиянием марксизма и не понимала никакой иной логики, кроме марксистской, пытаться ее разубеждать и доказывать иную логику, было не только малоэффективно, но и опасно. Могли начаться идеологические распри, и вот тогда коллективизация в самом деле могла перерасти в новую гражданскую войну.
Значительную или даже подавляющую часть «коллективизаторов» составляли иностранцы и национальные меньшинства - поляки, прибалты, евреи и т.д. Как указывает В.Кожинов, в 1930 году представители этих национальностей составляли лишь 1/4 членов ЦК ВКП (б), но зато в когорте «главных коллективизаторов», руководивших проведением коллективизации в «зерновых» областях и республиках (из числа членов ЦК), они составляли 3/4[388]. По мнению историка, «едва ли сей “отбор” был случайным, и суть дела здесь, надо думать, в том, что руководители “зерновых” республик, краев и областей – в отличие от лиц центральной власти, которые спускали “указания” на места, - должны были прямо и непосредственно осуществлять разного рода беспощадные “мероприятия”» ([57] с.540). Примеры таких «мероприятий» он далее приводит. Например, бюро Средне-Волжского крайкома ВКП (б) 20 января 1930 г. приняло постановление, по которому до 5 февраля надлежало арестовать 3000 человек из числа «активных контрреволюционных антисоветских и террористических элементов» и до 15 февраля выселить 10 тысяч кулацких семей. А уже спустя 8 дней, 29 января, было установлено новое «задание», увеличившее число арестованных и «раскулаченных» соответственно до 5000 человек и 15000 семей ([57] с.540).
Разумеется, эти меры в целом осуществлялись с ведома Сталина, у историков сегодня в этом нет сомнений. Но известно также, что Сталин пытался умерить пыл «коллективизаторов», с тем чтобы смягчить отрицательные последствия коллективизации. Речь идет как о статьях в газетах: самая известная статья «Головокружение от успехов» была опубликована в «Правде» 5 марта 1930 г., - так и о прямых его указаниях. Например, Сталин был встревожен теми жестокими мерами, которые начал осуществлять Средне-Волжский крайком, и 31 января 1930 г. его руководителю Хатаевичу была направлена телеграмма от имени Сталина, Молотова и Кагановича: «Ваша торопливость в вопросе о кулаке ничего общего с политикой партии не имеет. У вас получается голое раскулачивание в самом худшем виде…» ([57] с.542). «Но то, что уже было совершено до 31 января, - пишет В.Кожинов, - имело поистине роковой характер. И дело было не только в людях, уже подвергшихся жестоким репрессиям, но и в тех людях, которые исполняли или хотя бы считали правильными эти репрессии» ([57] с.543).
То, что происходило на Средней Волге, повторялось в тех или иных вариациях по всей стране. «Спустя два – два с половиной месяца после начала “сплошной” коллективизации, - пишет историк, - 22 марта 1930 года, один из наиболее близких тогда к Сталину людей, Серго Орджоникидзе, сообщал ему о руководителях Криворожского округа Украины: “Перекручено здесь зверски. Охоты исправлять мало… Все хотят объяснить кулаком, не сознают, что перекрутили, переколлективизировали. Большое желание еще большим нажимом выправить положение, выражают желание расстрелять в округе человек 25-30…”» ([57] с.543).
Но возникает вопрос – можно ли было достичь той же цели совсем без жертв или с единичными жертвами? Как уже было сказано, простыми методами убеждения и логическими аргументами затащить крестьян в колхозы не было никакой возможности. Поэтому в любом случае были неизбежны силовые методы и, следовательно, значительные жертвы среди крестьян. Выше уже говорилось о том, что начало коллективизации вызвало страшный взрыв восстаний, который некоторые историки называют второй гражданской войной: только в 1930 г. в 1300 восстаниях приняло участие более 2,5 млн. человек. И если бы не было «раскулачивания», полагает А.Шубин, то есть высылки тех, кто оказывал или мог оказать наиболее активное сопротивление, то все это действительно могло привести к гражданской войне ([152] с.188-189).
Вот здесь и пригодились особые качества «коллективизаторов»: они расстреливали тысячи восставших крестьян и сотни тысяч «раскулачивали» и высылали на восток и север страны. Причем, как видим, явно «перебарщивали» и с тем, и с другим. Что же двигало самими «коллективизаторами», что заставляло их заниматься этой грязной работой с таким рвением и фанатизмом? Судя по всему, часть из них действительно была фанатиками, сильно увлекшимися идеями марксизма и коммунизма. Но, очевидно, значительную часть составляли просто люди, мечтавшие о власти – коллективизация давала таким людям огромную власть над людьми, кроме того, отличившись в столь важной кампании, они рассчитывали быстро продвинуться вверх по партийной лестнице. И некоторые действительно продвинулись – будущий руководитель СССР Хрущев тоже ведь был из когорты «коллективизаторов».
Эта привычка командовать, зажимать крестьян и чинить насилия не исчезла у них и после коллективизации. Загнав крестьян в колхозы, они попытались затем полностью уничтожить и их подсобные хозяйства. Сталин в 1935 г. выступил с критикой этих тенденций: «некоторые думают, что корову нельзя давать, другие думают, что свиноматку нельзя давать. И вообще вы хотите зажать колхозника. Это дело не выйдет…». По его требованию тогда же был принят новый колхозный устав, который позволил иметь крестьянам участки площадью до 1 га, по меньшей мере 1 корову, двух телят, свинью с поросятами, до десяти овец или коз, неограниченное количество птиц и кроликов и до 10 пчелиных ульев ([57] с.583). Как писал историк М.Горинов, этот колхозный устав решительно изменил положение в деревне: «колхозники получили известную юридическую гарантию от государства… на ведение личного подсобного хозяйства…» ([57] с.601). В следующем, 1936 году, Сталин, опять же борясь с излишней революционностью этой новой партийной «элиты», заявил, что «не все бывшие кулаки, белогвардейцы или попы враждебны Советской власти» ([57] с.583). Кроме того, именно тогда начался поворот в сторону русского патриотизма и строительства российского национального государства. Помимо появления патриотических фильмов и песен, начали восстанавливаться старые традиции. Опять стали встречать Новый год с новогодней елкой (что ранее было запрещено), казакам было разрешено носить военную форму царского времени, возвращались прежние названия офицерских званий, запретили постановку антиправославной пьесы Д.Бедного «Богатыри» по причине «глумления над крещением Руси» и т.д.
Все эти меры, осуществлявшиеся Сталиным, были вполне естественны. Задача коллективизации была решена, индустриализация шла полным ходом, нужно было думать о государственном и национальном строительстве и улучшении жизни населения. Но все это противоречило взглядам новой «революционной элиты», поднявшейся в период коллективизации. Она не просто стремилась к достижению большей власти над населением страны, но подпитывалась также фанатичной коммунистической верой и мечтала о мировой революции. Об этом свидетельствует, например, множество публиковавшихся в то время «интернационалистских» стихотворений. Например, Павел Коган писал в стихотворении накануне Великой Отечественной войны:
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
Другой поэт, Борис Слуцкий, писал в 1943 г. о погибшем товарище:
Я не жалею, что его убили.
Жалею, что его убили рано.
Не в Третьей мировой, а во Второй.
Рожденный пасть на скалы океана,
Он занесен континентальной пылью
И хмуро спит в своей глуши степной. ([57] с.590-591)
Иными словами, согласно автору, Советскому Союзу следовало бы после разгрома Гитлера бросить свои танки к какому-нибудь океану (например, Атлантическому или Индийскому) и начать Третью мировую войну: вот гибель в этой войне была бы по-настоящему почетной, а смерть, защищая Родину – это так, ерунда.
Фанатичная вера в мировой коммунизм и буквальное понимание задачи строительства коммунизма (вплоть до уничтожения крестьянских подсобных хозяйств) сближало эту новую «революционную элиту», появившуюся в 1930-е годы, с Троцким и с частью старых революционеров – скрытых троцкистов. Всем им одинаково не нравился новый курс Сталина. Троцкий, сидя в Мексике, гневно осуждал все действия Сталина как отход от «дела революции». В 1936 году он заявил: «большевистская партия мертва», и ее сменила «национально-ограниченная и консервативная… Советская бюрократия» ([57] с.942). И с такими же заявлениями выступали многие его скрытые сторонники в России. Например, один из руководящих деятелей ОГПУ-НКВД А.Орлов (Л.Фельдбин), оказавшийся позднее в эмиграции, рассказывал, что начиная с 1934 года «старые большевики», притом, как он отметил, «подавляющее большинство» из их среды, приходили к убеждению: «Сталин изменил делу революции. С горечью следили эти люди за торжествующей реакцией, уничтожавшей одно завоевание революции за другим». Как указывает В.Кожинов, еще несколько «невозвращенцев», оказавшихся в то время в эмиграции: И.Рейсс (Н.Порецкий), В.Кривицкий (С.Гинзбург), А.Бармин (Графф), - писали то же самое: о происходящем в России «контрреволюционном перевороте», «уничтожении дела революции» и т.д. ([57] с.488-489)
Из той же когорты был и Н.Бухарин, один из соратников Ленина. Во время коллективизации он поощрял крайние меры против кулаков: в частности, в газете «Правда» от 19 февраля 1930 г. призывал с кулаками «разговаривать языком свинца» - то есть был намного «революционнее», чем Сталин. Но еще ранее, пишет В.Кожинов (выделено им), «в своем докладе 13 апреля 1928 года Бухарин даже резче, чем Сталин, говорил о борьбе с кулаками, обличая, в частности, тех коммунистов, которые “не видят необходимости форсированного наступления на кулака…”» ([57] с.349). А возврат к нормальной жизни с середины 1930-х годов вызывал у него неприятие. Как писал Ю.Емельянов, «непримиримый протест Бухарина вызывало возвращение… в учебники истории и публикации имен героев русской истории, свидетельств побед русского народа». В газете «Известия» от 21 января 1936 г. Бухарин писал, что русские были нацией Обломовых, а слово «русский» было синонимом жандарма ([57] с.487).
Надо полагать, в действительности эту «революционную элиту» волновала не столько перемена идеологических установок, сколько то, что они сами оказываются не у дел, теряют свою власть над обществом, а вместе с властью – свое более высокое положение и привилегии. Потому что если «революционная борьба» свертывается и начинается просто нормальная жизнь и восстановление национальных традиций, то зачем и кому тогда нужны революционеры, даже заслуженные? Позицию «революционной элиты» середины 1930-х годов изложил в форме «письма старого большевика» историк-эмигрант Б.Николаевский, который пояснял, что он представил «общие настроения, присущие “старым большевикам”, на которых надвигалась новая эпоха, где они погибли…». Как говорилось в письме, «мы (старые большевики – Ю.К.) являемся все нежелательным элементом в современных условиях… заступиться за нас никто не заступится. Зато на советского обывателя сыпятся всевозможные льготы и послабления» ([57] с.492). Судя по всему, это мнение разделяли все-таки не все «старые большевики» (Сталин и его окружение ведь тоже были «старыми большевиками»), а лишь их часть, а также те «молодые большевики», которые сделали свою карьеру в эпоху коллективизации.
Назревал неизбежный конфликт между амбициями и устремлениями этой «революционной элиты» и сторонниками нового сталинского курса. Взрыв наступил после ареста в мае-июне 1937 г. Тухачевского и ряда других высших военачальников, которые были также яркими представителями этого слоя людей. Только тогда Сталину и его окружению стало понятно, как далеко заходят амбиции и безответственность «революционной элиты» – вплоть до заговора против государства и предательства (плана сознательного поражения СССР в войне с Германией). И тогда сталинское руководство начало действовать - с этого момента и заработал чудовищный маховик репрессий 1937-1938 гг. Хорошо известно, что главным инициатором этих репрессий был сам Сталин, как бы ни хотелось его защитникам доказать, что это было не так. Как пишет А.Шубин, «миф о хорошем царе легко опровергается. Решение о массовом терроре исходили от Политбюро. После июня 1937 г. Сталина и его соратников вообще не интересовал вопрос персональной виновности жертв террора. Они решали средствами террора социальные задачи…» ([152] с.244).
Ранее уже говорилось о том, что репрессии этих лет мало коснулись рядовых граждан, а в основном были направлены против партийных и государственных работников. Но В.Кожинов приходит к еще более феноменальным выводам. Он указывает, что общее число репрессированных (по «политическим делам») в 1937-1938 гг. почти совпадает с числом выбывших за это же время из состава ВКП(б). Так, к марту 1939 года численность коммунистической партии сократилась почти в 2 раза: с 2,8 до 1,6 млн. человек (то есть на 1,2 млн. человек), и за это же время было репрессировано, то есть расстреляно или посажено в ГУЛАГ, 1,3 млн. человек. Приводит он и ряд других данных, уже по конкретным организациям. Например, из числа репрессированных в 1937-1938 гг. делегатов Съезда советских писателей 1934 года 4/5 были членами партии, и лишь 1/5 – беспартийными, хотя на Съезде тех и других было почти поровну. Таким образом, делает вывод историк (выделено им), «уместно говорить о тогдашней “трагедии партии”, но не о “трагедии народа”» ([57] с.608, 691). Отсюда такой парадокс – историки пишут о том, что в деревне в 1937 году установилась «атмосфера умиротворенности», и в то же самое время в верхнем слое общества (то есть в основном среди членов партии) «аресты приняли характер эпидемии» ([57] с.583).
Особенно жестоко маховик репрессий прошелся среди «коллективизаторов». Из восьми членов ЦК, осуществлявших коллективизацию в основных «зерновых» районах, были расстреляны семеро. Из более чем 20 членов ЦК, руководивших коллективизацией, уцелели лишь двое ([57] с.543-544). То есть порядка 90% лиц, непосредственно организовывавших коллективизацию в 1930-1933 гг., были репрессированы в 1937-1938 гг. Все эти факты породили предположение о некоем «возмездии», поразившем «коллективизаторов» за их жестокость по отношению к крестьянству. Мнение о том, что это было именно «возмездие», разделяют довольно много авторов, пишущих об этом периоде. В.Кожинов придерживается несколько иной точки зрения: «не стоит истолковывать приведенные факты прямолинейно: вот, мол, те, кто сыграли решающую роль в коллективизации, именно “за это” позднее подверглись репрессиям. Речь должна идти об определенном “типе” людей, о деятелях с особенно обостренным “революционным” сознанием и поведением (в силу чего они и стали ранее “героями” коллективизации – этой “второй” революции); люди этого типа и подверглись прежде всего репрессиям в 1937-м.
…к середине 1930-х годов, - продолжает историк, - жизнь страны в целом начала постепенно “нормализоваться”, и деятели, подобные тем, которые, не щадя никого и ничего, расправлялись с составлявшим огромное большинство населения крестьянством, стали, в сущности, ненужными и даже “вредными”; они, в частности, явно не годились для назревавшей великой войны, получившей имя Отечественной, - войны народной, а не “классовой”» ([57] с.545).
Историк также фактами опровергает тезис о том, что репрессии 1937 года носили характер «антисемитской» акции: «В действительности обилие евреев среди жертв 1937 года обусловлено их обилием в том верхушечном слое общества, который тогда “заменялся”. И только заведомо тенденциозный взгляд может усмотреть в репрессиях 1930-х годов противоеврейскую направленность…». Далее он указывает, что «в 1939 году, после якобы противоеврейских репрессий, в ЦК по-прежнему (как и в 1934 году) каждый шестой из его членов был евреем (это “представительство” в ЦК, между прочим, более чем в десять раз превышало долю евреев в населении страны…)» ([57] с.555).
«Возмездие» поразило не только «молодых большевиков», выдвинувшихся во время коллективизации, но и многих «старых большевиков», которые принадлежали к тому же типу людей, что и первые – то есть были людьми с «обостренным революционным сознанием», фактически - явными или скрытыми троцкистами. Н.Стариков приводит список из 30 видных «старых большевиков», которые стали жертвами репрессий в период с 1936 г. по 1941 г. Целый ряд из них, по его данным, совершили преступления или даже предательство против своей страны во время Гражданской войны - участвовали в уничтожении русского флота, в массовых убийствах мирных жителей и т.д. ([122] с.422-440)
Приведенные факты позволяют сделать определенные выводы. Во-первых, та «революционная элита», о которой шла речь выше, имеет очень много общего с олигархией. В соответствии с данным ранее определением, олигархия – это класс, интересы которого противоречат интересам всего общества. И здесь мы видим, что обострение конфликта между «революционной элитой» и сталинским руководством в середине 1930-х годов было в основном связано с тем, что ее интересы и устремления резко разошлись с интересами общества. Работать на стройках первых пятилеток и в колхозах ради отражения будущей агрессии Запада было в интересах общества (хотя бóльшая его часть этого тогда не понимала и поняла только после начала войны с Германией); но вовсе не в его интересах было развязывать мировую революцию или Третью мировую войну. Совершенно не было никакой необходимости и в дальнейшем «закручивании гаек» - запрете подсобных хозяйств для крестьян, начале новых гонений на церковь, на русские традиции и т.д., к чему стремилась «революционная элита».
В частности, В.Кожинов в своем труде проследил, как изменялось отношение общества и, прежде всего, тех людей, которые составляли «душу нации» (Пришвин, Булгаков, Мандельштам, Клюев и другие) к политике советской власти в 1930-е годы. Начало 1930-х гг. (коллективизация) они воспринимали как трагедию. Как писал в то время Н.Клюев, «К нам вести горькие пришли, что больше нет родной земли». Но с середины 1930-х гг. их оценка ситуации резко изменилась в положительную сторону, так же изменилось их отношение к власти и лично к Сталину ([57] с.602). Как видим, их мнение в оба эти периода резко расходилось с мнением «революционной элиты», которое было прямо противоположным.
Во-вторых, за внешней «революционностью» у этого типа людей чаще всего скрывались низкие моральные качества, которые обычно присущи олигархии. Как было показано, в середине 1930-х гг. они громко кричали о том, что Сталин «предал дело революции», а между собой говорили о том, что «на советского обывателя сыпятся всевозможные льготы», которые отбирают у них, у революционеров. Во время коллективизации они с таким рвением и можно сказать с упоением принялись расстреливать и «раскулачивать», что Сталину и его окружению приходилось их все время одергивать и «ставить на место». Такой же бессмысленной жестокостью по отношению к населению отличились ранее Тухачевский и Антонов-Овсеенко, которые в 1920-1921 гг. уничтожали крестьян с помощью отравляющих газов. А Зиновьев в начале 1920-х годов говорил: «Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать» - в то время Ленин его критиковал за эти высказывания ([57] с.499, 374). Жажда власти (или упоение властью) в сочетании с крайней безответственностью – вот наиболее типичные пороки, которые были характерны для данного типа людей, независимо от их национальности. Историк Е.Альбац в своей книге, посвященной прежде всего ВЧК-ОГПУ-НКВД и роли в их деятельности евреев, писала, что революция подняла на поверхность «все самое мерзкое… вынесла на простор Отечества именно подонков народа. И в НКВД, на эту кровавую работу, пришли те, для кого она была возможностью самоутвердиться, ощутить свою власть» ([57] с.559).
Наряду с этими пороками, которые были присущи лишь «самым выдающимся» мерзавцам, главной отличительной чертой этого слоя людей было отсутствие каких-либо принципов и моральных норм вообще, и при этом существовало желание выслужиться и сделать хорошую карьеру в партии и органах власти. Часто именно это и заставляло с необычайной жестокостью исполнять порученную им работу. Как пишет Е.Альбац, евреи, «трудившиеся в органах, были лучше образованы… а потому быстрее продвигались по служебной лестнице, да еще благодаря своему генетическому страху особо усердствовали, опасаясь, что их уличат в “мягкости”… (возможно, потому и «быстрее продвигались», что «особо усердствовали», образование там было ни при чем - Ю.К.) Расплата наступила скорее, чем они предполагали» ([57] с.559).
Но это касалось всех людей данного типа, независимо от национальности. Такое же отсутствие моральных принципов было характерно и для Бухарина, который, как и Тухачевский, по национальности был русским. Например, В.Дорофеев установил, анализируя свидетельства нескольких людей, что Бухарин в конце 1920-х годов распускал грязные слухи о Сталине - утверждая, что тот издевался над своей женой и детьми, спаивал своих детей, ставил над ними «садистские опыты» и т.д., что было чистой воды выдумкой Бухарина и не имело ничего общего с действительностью ([40] с.164-165). Но это было тогда, когда существовала сильная антисталинская оппозиция, к которой Бухарин, судя по всему, тайно примыкал, позволяя себе такие нечистоплотные методы борьбы со Сталиным. А когда она была разгромлена, то в 1930-е годы он прямо-таки неприлично заискивал перед Сталиным, писал ему письма, в которых клялся, что всегда был ему верен и абсолютно чист перед ним. В июле 1928 г. Бухарин тайно предложил Каменеву союз против Сталина, с целью его «свалить», что говорит о том, насколько он доверял Каменеву и был с ним близок. А после расстрела Каменева и Зиновьева в 1936 году Бухарин написал в письме членам Политбюро: «что мерзавцев расстреляли – отлично, воздух сразу очистился» [9]. Показательно и его поведение на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. «Нельзя не отметить, - пишет В.Кожинов, - что “разоблачавшийся” непосредственно на этом самом пленуме Н.И.Бухарин (в то время – кандидат в члены ЦК) в своих заявлениях осыпал проклятиями всех своих уже “разоблаченных” к тому времени сотоварищей…» ([57] с.505). И ведь во всех этих случаях никто не принуждал Бухарина совершать эти поступки – распускать клеветнические слухи, плести интриги, заискивать, проклинать своих товарищей и т.д. Он был все это время одним из первых лиц в партии и государстве и никто не мог в принципе его заставить это делать. Все эти примеры говорят о том, что у Бухарина вообще отсутствовали моральные принципы; ради сиюминутной пользы он был готов отбросить любые такие принципы. Кроме того, как уже говорилось, Бухарин неоднократно обсуждал со своими сотоварищами планы поражения СССР в будущей войне с Германией, и считал, что это нормально(!), что ничего предосудительного он при этом не совершал.
Приведу еще один характерный пример. Вот что писала в 1979 году в своих воспоминаниях Р.Орлова (Либерзон), работавшая в начале 1940-х гг. в ВОКСе – Всесоюзном обществе культурных связей с заграницей. Речь шла о приеме ее сослуживца Г.Кнабе (которого она называет К.) в партию на партбюро ВОКСА: «Я выступила против приема К. Остальные были “за”, меня не поддержали. И тогда я рассказала содержание личного разговора, который был у нас за несколько месяцев до бюро… Он мне сказал: “Если бы тебе в ЦК велели вешать детей, ты бы проплакала всю ночь, а утром стала бы выполнять приказ”. Фраза, - продолжает Орлова, - крамольная: каждый коммунист обязан был выполнять любые указания ЦК, в том числе выселять, сажать, да и убивать. Но говорить об этом, называть подобные указания было нельзя… Дело дошло до КПК – Комиссии партийного контроля. Во все инстанции вызывали и меня… К. исключили из кандидатов партии, выгнали из ВОКСа (лишь из-за того, что он в личном разговоре отстаивал какие-то свои моральные принципы! – Ю.К.). Потом я долго не знала, что с ним. Не думала о нем. Вероятно, он автоматически вошел в категорию “чужой”. Сегодня… я бы не подала руки человеку, который сделал нечто подобное (то есть себе самой! – Ю.К.). Если б сегодня могла сказать: “заставили”. Нет, никто не заставлял (выделено мной – Ю.К.)…» ([57] с.509-510). Как видим, Орлова-Либерзон формально не делала ничего плохого, она «проявляла преданность партии» и «выявляла несознательные элементы» - то есть людей, не желавших ставить указания партии выше своих моральных принципов. По-видимому, она рассчитывала получить за это какие-то дивиденды от партии, и возможно, их получила. Но с моральной точки зрения она совершила подлость. И здесь мы видим редкий случай, когда в пожилом возрасте она это осознала.
Однако то, что подобное происходило и в 1940-е годы, что человека выгоняли не только из партии, но и с работы лишь потому, что он в одной личной беседе стал отстаивать право людей руководствоваться моральными нормами, а не указаниями партии, говорит о том, что вся эта «чистка» 1937-1938 гг., выкосившая половину партии, по большому счету, не дала никакого результата – если, конечно, вообще ожидался результат в виде кардинального изменения положения в партии. Возможно, среди репрессированных в 1937-1938 гг. было действительно немало мерзавцев, совершавших жуткие преступления в период коллективизации или еще ранее, в период Гражданской войны, как это вытекает из анализа В.Кожинова, Н.Старикова, Е.Альбац и других историков. Но на смену им пришли те, кто был не намного лучше. Да и сам принцип не изменился: по-прежнему главным и по сути единственным критерием для вступления в партию и для продвижения по службе считалась готовность кандидата выполнять любые приказы сверху, не считаясь с моральными нормами. Таким образом, «революционная элита» или называя ее более универсальным термином, партократия, по-прежнему сохранила сильные позиции в обществе.
Она и не могла изменить свою сущность, и этому можно указать несколько причин. Во-первых, в основу партийного и государственного строительства теперь были положены не юридические законы и моральные нормы (например, в виде христианских норм морали, как это было когда-то), а коммунистические догмы, и с этим никто не собирался бороться. Это становилось источником чистейшего волюнтаризма власти. Ведь достаточно было для любого, самого волюнтаристского приказа сверху найти марксистско-ленинское «обоснование» (что было совсем не трудно сделать) – и вот уже все члены партии должны были выполнять самый дикий и преступный приказ.
Другой причиной сохранения партократии после 1938 года мог стать сам принцип проведения партийной «чистки» (посредством репрессий и расстрелов): ведь новые люди, занявшие руководящие места после 1938 года, фактически прокладывали себе дорогу наверх по костям своих предшественников. И уже поэтому они вряд ли были лучше их. Очень характерно в этой связи, что Хрущев сам был одним из главных исполнителей репрессий 1937-1938 гг. и последующих лет. Хотя в период своего правления он уничтожил все документы, хоть как-то его компрометирующие, но В.Кожинов доказал с использованием целого ряда фактов, что именно Хрущев руководил репрессиями в период с декабря 1949 по март 1953 г.: так называемое Ленинградское дело 1950 года и другие «дела» тех лет были на его совести ([57] с.811-822). Кроме того, пишет историк, «в последнее время были опубликованы сведения, из которых явствует, что, будучи в 1935-1937 годах “хозяином” Москвы, а в 1938-1949-м – Украины, Хрущев являл собой одного из немногих наиболее активных вершителей репрессий» ([57] с.920). В дальнейшем, после смерти Сталина, именно Хрущев и стал лидером партократии, выдвинувшей его в руководители страны, вопреки мнению ближайшего сталинского окружения (см. следующую главу).
Наконец, можно указать и на третью, главную, причину сохранения партократии, которая существовала в тех или иных формах и в 1920-е, и 1930-е, и в 1940-е, и в последующие годы, вплоть до распада СССР в 1991 г. Как мы убедились, партократия (которая не равна партии, а составляет лишь ее часть, но довольно активную) по своим основным признакам представляет собой аналог олигархии. Мы видим то же противоречие ее интересов с интересами всего общества, то же отсутствие моральных принципов. И даже по «вторичным» признакам: непропорционально большое представительство в ее составе национальных меньшинств и иностранцев, - она тоже подобна олигархии. Но олигархия существовала во все исторические эпохи и воспроизводила себя как класс вне зависимости от социальных, экономических, национальных и прочих особенностей – это было доказано во второй книге трилогии. Следовательно, партократия – и есть не что иное как олигархия, но только сформировавшаяся в специфических условиях социализма и запрета на частную собственность. А из этого, в свою очередь, вытекает то, что бесполезно было надеяться уничтожить партократию при помощи одноразовой партийной чистки, это противоречит всему опыту, накопленному человечеством. Бороться с ней можно было лишь при помощи целого комплекса мер, посредством создания такой системы власти, которая не допускала бы формирования партократии и иных форм олигархии.
С учетом вышеизложенного можно считать, что тот «рациональный смысл репрессий», о котором пишут многие историки (и не только Кожинов, но также Кара-Мурза, Шубин и многие другие), и который состоял в уничтожении коррумпированной партийной верхушки, чьи интересы разошлись с интересами общества, слишком мал, чтобы оправдать масштаб репрессий 1937-1938 гг. и гибель сотен тысяч ни в чем не повинных людей. Это все равно, что лечить кариес при помощи гильотины. Кроме того, если предположить, что Сталин действительно прибегал к подобному методу борьбы с коррупцией партии и считал его нормальным, то тогда совершенно непонятно, а что же произошло в последние 10-15 лет его правления. Почему он перестал прибегать к этому методу?
Полагаю, что ответить на эти вопросы нам опять помогут исторические параллели. Самая близкая параллель к сталинским репрессиям – это репрессии английской королевы Елизаветы, правившей в последней трети XVI в. Тогда Англия также жила в условиях постоянной угрозы внешнего вторжения - со стороны «католической коалиции», и это вторжение (Великая армада испанского короля Филиппа II) было отражено, но даже после этого существовала угроза его повторения. Как и в 1930-е годы, когда чуть ли не каждый второй обвиняемый по «политическим делам» считался в Советском Союзе иностранным шпионом, в Англии при Елизавете тоже существовала шпиономания – повсюду выявляли и казнили «католических шпионов» и замаскировавшихся иезуитов. Так вот, за 30 с лишним лет правления Елизаветы было в общей сложности казнено 90 тысяч человек. Если учесть, что население Англии, согласно современным демографическим данным, составляло в то время всего лишь 3 миллиона человек, это равно 3% населения страны! Для сравнения: при Сталине в 1937-1938 гг. было казнено, по расчетам В.Кожинова, 0,4% населения ([57] с.369). К слову сказать: из-за того, что Елизавета казнила 3% населения Англии, никто из англичан не ставит под сомнение ее великие достижения перед Англией.
Полагаю, эта историческая параллель дает ключ к пониманию того, что происходило в 1930-е годы. Главным и определяющим мотивом всех действий Сталина и его окружения была смертельная опасность надвигающейся войны. Отсюда и шпиономания, и репрессии. Не случайно именно раскрытие заговора высшего военного командования в мае-июне 1937 г. дало старт массовым репрессиям. Заговор выявил возможность существования «пятой колонны», и довольно большой, среди той «революционной элиты», к которой принадлежали арестованные маршалы и генералы, и которая, как мы выяснили, не имела ни моральных принципов, ни ответственности перед кем бы то ни было, и вследствие своего фанатизма и ради своего стремления к власти и привилегиям могла пойти на самые безумные поступки, вплоть до предательства и вредительства. А накануне войны это было крайне опасно – это грозило крахом всего и вся. Поэтому Сталин и решился на такие крайние меры. И задача репрессий 1937-1938 гг., надо полагать, действительно заключалась, как указывает В.Кожинов, в уничтожении «революционной элиты». Но все же данная задача ставилась не потому, что эта «революционная элита» требовала «продолжения банкета» (революции) и мешала строить нормальную жизнь - ради этого можно было ограничиться менее жесткими мерами. Делалось это потому, что по своим принципам и жизненным установкам эти люди представляли опасность для страны в преддверии того жестокого противостояния с врагом, которое ей предстояло. Эти люди действительно могли организовать заговор, и не один, вступить в соглашение с врагом ради достижения своих целей – и добровольные признания Тухачевского, Бухарина и других представителей этой социальной группы это лишь подтверждали.
В пользу данного вывода говорит и то, что одновременно с «революционной элитой», уничтожались другие «враждебные элементы», которые, по мнению руководства, могли ненавидеть советскую власть и ввиду этой ненависти могли стать предателями в грядущей войне. В частности, 2 июля 1937 г. Политбюро направило всем областным и республиканским секретарям партии следующую телеграмму (выделено мной – Ю.К.): «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшиеся в свои области, - являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности.
ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД» ([152] с.244-245).
«Враждебные элементы» в данном случае надо понимать именно как враждебные по отношению к стране (России-СССР), потому что в условиях надвигавшейся страшнейшей войны враждебность по отношению к существующей власти означала вероятное предательство и содействие врагу, а значит, и враждебность по отношению к стране и ее народу. Характерно также, что эта «зачистка местности» от «враждебных элементов» не ограничилась территорией Советского Союза. Например, в эти же годы Сталин начал операцию по уничтожению Троцкого – к нему несколько раз подсылались убийцы, пока, наконец, один из них не добился успеха в 1940 г. Хорошо известно, что Сталин стремился «убрать» Троцкого именно до начала войны, так как полагал, что тот может развернуть беспрецедентную вредительскую деятельность против СССР после ее начала – в том числе совместно с «пятой колонной», существовавшей внутри страны.
Не знаю, в какой мере все вышесказанное оправдывает действия Сталина – здесь возможны разные мнения, но в любом случае это оправдывает его действия в 1937-1938 гг. хотя бы отчасти. Кроме того, как убедительно показал В.Кожинов в своем труде, нельзя возлагать именно на Сталина ответственность за тот размах репрессий, который имел место. НКВД здесь явно переусердствовал по собственной инициативе – частично из-за излишнего рвения и желания угодить руководству, а очень часто, как показал на ряде примеров Кожинов и другие историки, кампания репрессий использовалась партработниками и сотрудниками органов для сведения личных счетов и расправы с личными врагами.
В целом, конечно, речь идет о сотнях тысяч ни в чем не повинных людей, которые были репрессированы наряду с целым рядом людей, виновных в довольно серьезных преступлениях. Но несмотря на это, не стоит преувеличивать негативные последствия 1937 года для страны в целом. Многие авторы в последние годы пишут о репрессиях как о «страшной трагедии народа» и сильно преувеличивают размеры потерь. Вместе с тем, как было указано, в репрессиях 1937-1938 гг. погибло лишь 0,4-0,5% населения, а, например, в ходе Революции и Гражданской войны погибло 12%, в 30 раз больше. Почти столько же – 10-11% населения – погибло, по оценкам, и в ходе Великой Отечественной войны, начавшейся всего лишь спустя 2 года после указанных репрессий ([57] с.369). Вот эти две войны и были действительно страшными трагедиями народа, а не репрессии 1937-1938 гг., значение этих событий в жизни страны несопоставимо, оно различается на 1 или 2 порядка. Тем более необоснованно мнение о том, что «репрессии уничтожили генофонд нации». Выше было показано, что в ходе репрессий уничтожались далеко не лучшие представители нации, большей частью наоборот - худшие. Да и само мнение о существовании некоего «генофонда нации» основывается на каких-то расистских взглядах на развитие общества, которые не имеют ничего общего с действительными законами его развития[389].
Теперь вернемся к тому вопросу, который был поставлен в начале параграфа: в чем причина прекращения массовых репрессий, начиная с 1939 года. Известно, что сам Сталин начал активно сворачивать репрессии в конце 1938 г. 17 ноября 1938 г. вышло постановление СНК и ЦК, в котором осуждались и впредь запрещались методы проведения массовых репрессий. 25 ноября был снят с должности нарком внутренних дел Ежов и на его место назначен Берия, который в 1939 г. и последующие годы пересмотрел ряд дел и освободил сотни тысяч незаконно репрессированных ([152] с.246-248). С этого момента, как уже было сказано, репрессии резко пошли на убыль.
В свете вышеизложенного можно указать на три причины резкого сокращения репрессий после 1938 года. Первая - Сталин в конце 1938 г. посчитал, что задача разгрома наиболее злостной и беспринципной части партократии (и иных «враждебных элементов») уже решена, той ее части, которая могла сыграть роковую роль в предстоящей войне и которую впоследствии многие будут называть «пятой колонной» немцев (см. главу XXI). Вторая причина – Сталин убедился в неэффективности репрессий как кардинального решения проблемы партократии и поэтому отказался в дальнейшем от их широкого использования в данных целях. Наконец, третья причина – устранение внешней угрозы после перелома в войне с Германией, наступившего в 1943-1944 гг. Именно после этого произошло еще большее сокращение репрессий: в последующие 10 лет (1944-1953 гг.) число приговоренных к смерти по политическим мотивам составило лишь 2% от их общего числа за 1930-1953 гг., да и то значительную или подавляющую их часть составляли военные преступники. Таким образом, само исчезновение смертельной угрозы для страны оказалось важнейшим фактом исчезновения массовых репрессий. Это также говорит о том, что на самом деле являлось важнейшей причиной разгула репрессий в 1930-е годы.
Что касается в целом борьбы Сталина с партократией (если не учитывать репрессии 1937-1938 гг.), то как уже говорилось, главным инструментом в этой борьбе с середины 1930-х годов были все же не репрессии, а всяческое принижение роли и привилегий членов партии, включая «старых большевиков», и возвышение роли и значения простых людей. Эта политика продолжилась и после 1938 года. Как писал впоследствии Хрущев, «Сталин начал, видимо, терять доверие к НКВД и решил брать туда на работу людей прямо с производства, от станка…» ([57] с.571). И действительно, эта тенденция стала в последующие годы довольно заметна. В.Кожинов полагает, что данная практика сама по себе также могла способствовать уменьшению потока репрессий, которые часто осуществлялись засевшей в НКВД «революционной элитой» вовсе не по приказу сталинского руководства, а по своей собственной инициативе. К подобному методу борьбы с формированием олигархии в партии пытался в конце 1922 г. прибегнуть и Ленин, когда в своем обращении к XII съезду партии призывал резко увеличить численность ЦК (с 27 человек до 100), включив в него рабочих с производства и крестьян прямо «от сохи» ([57] с.453). Но в целом вряд ли можно признать данную практику по-настоящему эффективной. Сами принципы функционирования партийных органов после 1938 года не изменились (по-прежнему главным было беспрекословное выполнение приказов партии), а то, что человек ранее работал на производстве, еще не говорит о том, что он будет в чем-либо лучше своих предшественников, на производстве не работавших.
Но главное направление борьбы с партократией в эти годы состояло в том, чтобы уменьшить силу и влияние коммунистической партии до такого уровня, когда она перестала бы играть существенную роль в жизни страны. Сталин очень многое сделал в этом направлении. Так, при нем была упразднена должность генерального секретаря партии, а было просто несколько секретарей, таким образом, у коммунистической партии в конце жизни Иосифа Виссарионовича даже не было руководителя. Как пишет В.Кожинов, «невозможно переоценить тот факт, что после XVIII съезда следующий, XIX, состоялся лишь двенадцать с половиной (!) лет спустя (хотя в 1920-е гг. они проводились чуть ли не ежегодно – Ю.К.), пленумы ЦК собирались в среднем не чаще, чем раз в год, и даже заседания Политбюро происходили с интервалами в несколько месяцев» ([57] с.925). В последние годы своей жизни Сталин пытался всячески уменьшить участие и роль руководства партии в решении хозяйственных дел и придать намного более высокий статус именно руководителям государства и правительства, а не партии. Как указывает историк, для повышения статуса членов правительства на XIX съезде КПСС (октябрь 1952 г.) семь министров: Косыгин, Зверев, Кабанов, Малышев, Первухин, Сабуров, Тевосян, - были введены в качестве членов или кандидатов в состав Политбюро (высший орган партии), которое было тогда переименовано в Президиум ЦК ([57] с.766-767). В официальном списке первых лиц государства после смерти Сталина Н.Хрущев, который был одним из секретарей ЦК КПСС, а неформально считался главой партии, оказался лишь на 5-м месте (после Маленкова, Берии, Молотова и Ворошилова). Остальные девять членов Президиума ЦК, то есть самые высокопоставленные лица страны на тот момент, были государственными, а не партийными, деятелями ([57] с.926-927). До этого, в октябре 1952 г., на XIX съезде КПСС, Хрущев и вовсе оказался на 8-м месте в составе президиума съезда ([76] с.57)[390]. Да и самого Хрущева, согласно многим свидетельствам, сделали главой партии именно потому, что полагали, что он не способен стать руководителем страны в силу отсутствия для этого необходимых качеств. Как пишет А.Шубин, соратники Сталина думали о Хрущеве, ставя его во главе партии: «Хорош для “коллективного руководства”. Для единоличного лидерства – “масштаб не тот”» ([152] с.216).
Окружение Сталина, как и он сам, было уверено, что роль партии снизилась уже так сильно, что она больше никогда не будет играть прежней исключительной роли в жизни страны. Маленков был вторым человеком в государстве в конце жизни Сталина, и после его смерти, став первым человеком, добровольно сложил с себя полномочия секретаря ЦК партии и остался лишь Председателем Совета министров, поскольку был уверен, что эта вторая (партийная) должность уже ничего не значит. Когда Хрущев после смерти Сталина сказал Берии, что нужно более четко разделить функции ЦК партии и Совета министров, то Берия пренебрежительно сказал: «Что ЦК? Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой» ([57] с.926-927).
Однако соратники Сталина жестоко ошибались. Пока был жив Сталин, все держалось на его авторитете, и партократия, как говорится, знала свое место. Но как только его не стало, руководитель партии Хрущев, каким бы он ни был по официальному списку, 5-м, 8-м или даже мог быть 20-м, и каким бы он ни был ничтожным по своим качествам как руководитель, вскоре захватил власть и отправил на пенсию всех остальных сподвижников Сталина - именно потому, что за ним стояла партократия (подробнее см. следующую главу).
23.5. Была ли коррупция при Сталине?
Заканчивая сталинский период истории России, мы можем сделать общий вывод о том, была ли коррупция при Сталине. Сделать этот вывод было бы желательно хотя бы потому, что вся настоящая книга посвящена проблемам, связанным с коррупцией. В целом, этот вывод можно сформулировать следующим образом: коррупция, безусловно, была, но с ней велась самая беспощадная борьба. В основе борьбы с «экономической» коррупцией лежал запрет на любую частную собственность и «нетрудовые доходы» - то есть на доходы, полученные посредством частной торговли и спекуляции. За нарушение этих запретов любому человеку грозила тюрьма, кроме того, работала большая пропагандистская машина, которая внушала всем и каждому, что нарушение этих запретов является позорным деянием, недостойным советского человека. Все цены жестко фиксировались государством и были едиными по всей стране, что также облегчало борьбу с коррупцией и контроль за торговлей, которая всегда являлась главной сферой распространения коррупции. Но борьба с коррупцией лежала не только в идеологической и законодательной плоскости, использовалось в этой борьбе и такое экстраординарное и, можно сказать, средневековое средство как репрессии, хотя цели их применения были значительно шире, чем только борьба с «экономической» коррупцией. Выше приводились примеры того, как репрессии применялись для борьбы с заговорами и вредительством, для повышения ответственности чиновников и производственной дисциплины работников, а также для того, чтобы заставить население интенсивнее работать ради индустриализации и укрепления оборонного потенциала страны. Кроме того, в настоящей главе было показано, что основное содержание массовых репрессий 1937-1938 гг. заключалось в попытке искоренить партийную олигархию - коррумпированную «революционную элиту», прикрывавшую свои амбиции и беспринципность революционными лозунгами – наличие которой стало для страны смертельно опасной в преддверии неизбежной войны с фашистской Германией.
Была ли такая беспощадная борьба с коррупцией необходима в то время? В целом – да, она была необходима, она была вызвана теми суровыми условиями, в которых страна в то время оказалась. Вообще, низкая оценка роли Сталина (равно как и Ленина) в истории России современными историками и политиками во многом связана с их крайне легкомысленным отношением к проблеме коррупции. По-настоящему эта проблема всерьез еще не воспринимается. Масса простых граждан сегодня, в начале XXI века, уже проявляет сильную озабоченность по поводу коррупции, но российская правящая верхушка чаще всего сводит эту проблему к взяткам со стороны мелких чиновников, врачей и сотрудников дорожно-патрульной службы. А между тем, наиболее страшная коррупция – это та, что поражает саму верхушку общества, потому что вслед за этим неизбежно поражается коррупцией и все общество.
Свое легкомысленное отношение к проблеме коррупции политики и историки любят сопровождать ссылками на «российские традиции» - дескать, чиновники всегда воровали самым безбожным образом: и при Петре I, и при Екатерине II, и до них, и позднее, и несмотря на это Россия росла и превращалась в могучую империю. Причем, такими ссылками часто грешат и так называемые «либералы», и те, кто называет себя «патриотами», сторонниками некоего особого пути развития России. То, какие жесткие меры борьбы с коррупцией приняты во всем мире, и на Западе, и на Востоке (например, в Китае любого чиновника, уличенного в коррупции, подвергают публичной казни), для них представляется дикостью. По их мнению, весь мир для России – не указ. В России, говорят они, сколько бы коррупции ни было, она не мешает нормальной жизни, для русского народа это все равно что «с гуся вода».
Но это как раз тот случай, когда ссылки на русскую историю не только неверны по своей сути, не только вводят в страшное заблуждение, но и чрезвычайно опасны и чреваты печальными последствиями. Как было показано выше, два столетия начиная со второй четверти XVII в. и до второй четверти XIX в. были уникальными, и вряд ли когда-нибудь еще повторятся. Их уникальность состояла в том, что у России не было в тот период серьезных внешних врагов и на нее оказывали очень слабое воздействие внешние факторы (глобализация), способствующие распространению коррупции в мировом масштабе. Если бы эти факторы в то время действовали, то Россия, при том уровне коррупции ее правящей дворянско-помещичьей верхушки, который существовал в тот период, скорее всего, просто давно бы уже исчезла, и на ее месте сегодня существовало бы множество мелких государств и пустынных необитаемых территорий, что-то типа северных территорий Канады, где сегодня практически никто не живет, несмотря на то, что они находятся на одной широте с Москвой и Петербургом.
Современная Россия находится под сильным воздействием обоих этих факторов. У нее есть очень сильные враги, и вся ее территория оказалась под сильным влиянием глобализации – причем, во всех смыслах этого слова: торговой, финансовой и культурной глобализации (принимающей характер «американизации»). Следовательно, сравнение с эпохой Петра I и Екатерины II и отказ на этом основании от серьезной борьбы с коррупцией (внешней и внутренней) для России сегодня равносильны самоубийству. Как именно произойдет это самоубийство – об этом лучше всего говорит сам исторический опыт нашей страны. В России дважды: в XI-XIII вв. и в 1600-1620 гг., - на фоне происходившей в те эпохи глобализации произошел демографический апокалипсис (см. главу VIII), что историки до сих пор замалчивают и скрывают от публики. Русская цивилизация оба раза была на грани полного исчезновения, оба раза лишь чудом выжила, и затем мучительно, в течение многих столетий, опять выбиралась из той отсталости и нищеты, которые возникли как неизбежное следствие вымирания и катастрофического сокращения населения.
Лишь в XIX веке Россия опять столкнулась с указанными неблагоприятными факторами, и начала при Николае I вырабатывать способы и приемы борьбы с внешней и внутренней коррупцией. Но они не смогли и не успели прочно укорениться на российской почве: уж слишком тяжелое наследие, в лице антинародного коррумпированного государства, досталось Николаю I от его предшественников - царей XVIII – начала XIX вв.
Поскольку правящая дворянская верхушка так и не смогла выработать ничего в этой области и довела государство к осени 1917 года до полного краха и распада, а его население – на грань нового уничтожения и апокалипсиса, то народ, взявший власть в свои руки в октябре 1917 года и изгнавший в ходе Гражданской войны свою бездарную и бесполезную «элиту», должен был находить какие-то срочные меры, чтобы противостоять внешней и внутренней коррупции и новым вызовам XX века. Речь теперь шла уже не только о глобализации и внешнем подкупе и давлении со стороны Запада, но и об угрозе физического истребления России и населявших ее народов в ходе внешнего нашествия. Как уже говорилось, мировая история еще не знала примеров подобного по своему масштабу нашествия и не знала подобных по своему масштабу угроз. Несмотря на это, Россия смогла всем им противостоять. И главной причиной, по которой нашей стране это удалось в середине XX века, в отличие от двух предыдущих случаев (XI-XIII вв. и 1600-1620 гг.), явилось не только мудрое предвидение большевистского руководства, которое решило строить социализм – социальную систему, наиболее пригодную для чрезвычайных ситуаций. Еще одной важной причиной успеха была начатая советским руководством беспощадная борьба со всеми видами коррупции, борьба в буквальном смысле не на жизнь, а на смерть.
Что касается жертв этой борьбы, то если мы соглашаемся с тезисом, выдвинутым современными историками, что эти жертвы были чрезмерны («чудовищны», «ужасны» и т.д.), то мы должны в таком случае сказать, а какие другие способы борьбы с коррупцией существовали у советского руководства в 1930-е годы. Как можно было иначе заставить население работать ради защиты самого себя от неминуемой гибели, как можно было иначе побороть лень и разгильдяйство, вредительство и пораженчество, и разгромить того внутреннего врага, ту «пятую колонну», которая могла привести к поражению СССР в войне со всеми вытекающими последствиями. К сожалению, абсолютное большинство современных историков и различных авторов, подвизающихся на этой теме, не только не пытаются дать ответа на этот вопрос, а они даже его не воспринимают. Большинство из них не поднимается выше того примитивного уровня восприятия, чтобы мерить 1930-е годы по ассортименту продуктовой корзины или, как Говорухин в упоминавшемся выше фильме, по количеству икры и водки, которые мог съесть или выпить рабочий на свою зарплату до и после Революции. Здóрово бы повеселился рабочий в 1941 году, если бы у СССР не имелось современных танков и самолетов, а имелись бы немереные запасы икры и водки! Правда, дальше веселился бы уже не он, а его западные хозяева.
Все это – отнюдь не далекое прошлое, а это – наше сегодняшнее настоящее. Потому что Россия в скором времени может оказаться в такой же ситуации, в какой она была в 1930-е годы, если не разработает стратегию борьбы с современными угрозами, стратегию своего развития, а не упадка и деградации. И от того выбора, который сделает российское общество, или даже не общество, а его действительная элита, способная к выводам и действиям: то ли и дальше поедать икру с водкой, наблюдая за деградацией страны, то ли начинать болезненные, но необходимые реформы, - от этого выбора будет зависеть ближайшее будущее России.
В заключение необходимо уделить некоторое внимание непосредственно той «экономической» коррупции сталинской эпохи, которую чаще всего подразумевают, когда произносят слово «коррупция». Но сначала давайте рассмотрим один очень интересный феномен, имевший место в период 1930-1935 гг. – существовавшая в то время в СССР торговая империя Торгсин. Целью этой государственной торговой империи являлось аккумулирование золота и иностранной валюты в целях проведения индустриализации. Как уже говорилось, индустриализация требовала огромных средств, в том числе в иностранной валюте, для закупки иностранного оборудования, которым оснащались строящиеся предприятия. Об одном таком источнике иностранной валюты – экспорте зерна – было уже сказано, увеличение экспорта зерна было одной из целей проведения коллективизации. Но этот источник был очень ненадежным: ведь коллективизация поначалу привела даже к падению производства зерна; и в дальнейшем его рост шел не столько на экспорт, сколько на то, чтобы прокормить быстрорастущую армию рабочих, инженеров, строителей и т.д.[391] Поэтому государство искало иные источники пополнения своих золотовалютных резервов. Реквизировались и продавались за границу церковные ценности и даже часть национального музейного достояния. Еще одним важным источником золота и валюты стал Торгсин.
Первоначально Торгсин включал сеть магазинов и ресторанов, торговавших за иностранную валюту. Но потом, в 1931-1935 гг. он открыл сеть контор, скупавших у населения золото и украшения. Всего в этот период, по оценкам, через систему Торгсина было аккумулировано порядка 20 млрд. долларов (в современном эквиваленте); с помощью этих средств было закуплено оборудование для 9000 новых заводов, построенных в этот период.
Вы можете спросить – при чем здесь коррупция? А дело в том, что вся система Торгсина внешне напоминала гигантскую сеть коррупции. Население в 1932-1933 гг. находилось на грани голодной смерти, по улицам городов ходили толпы голодных людей, а здесь же, по соседству, находились магазины Торгсина, утопавшие в изобилии всевозможной еды, одежды и разных потребительских чудес. Но все это было доступно только за валюту. Или другой пример: при скупке золота и драгоценностей у населения конторы Торгсина формально выплачивали им лишь половину реальной их стоимости, а в действительности – намного меньше половины. Таким образом, государство фактически обманывало население, но оно все равно шло сдавать свое золото – ведь надо было как-то выживать в условиях голодного существования, а на чеки Торгсина можно было в числе прочего купить еду.
Или третий пример: в Одессе и других портовых городах под вывеской Торгсина, наряду с ресторанами и магазинами, функционировали также бордели, обслуживавшие иностранных моряков за иностранную валюту. С учетом этих обстоятельств некоторые современные историки называют систему Торгсина «дьявольской сетью», созданной советской властью. Кстати говоря, в романе М.Булгакова «Мастер и Маргарита» именно магазины Торгсина стали одним из объектов изучения явившегося в Москву Дьявола (Воланда) и его подручных.
Но как ни парадоксально, вся эта «дьявольская сеть» работала не в интересах каких-то частных лиц и чьего-то личного обогащения, а в государственных интересах. И решала воистину государственные задачи, помогая делу индустриализации – аккумулируя иностранную валюту для строительства военных заводов. Даже проститутки, работавшие под вывеской Торгсина, и те работали в интересах государства и индустриализации. И это в корне отличает данную систему от любой действительно коррупционной системы. Кроме того, после того, как задача «запуска» индустриализации была решена, в конце 1935 года было принято решение о ликвидации системы Торгсина – у Сталина и его окружения не было более желания терпеть эту систему, служившую источником социального напряжения и морального разложения.
Слева: очередь за хлебом в магазин Торгсина в Харькове в голодном 1933 году. ( http :// censor . net . ua ). Справа: магазин Торгсина в г. Путивль на Украине ( http :// dancor . sumy . ua )
Феномен Торгсина в 1931-1935 гг. был связан с острой необходимостью аккумуляции валюты ради индустриализации страны, и был временным явлением, исчезнувшим бесследно. Похожий феномен «Березок» эпохи застоя невозможно было ни в то время, ни сегодня объяснить ничем, кроме как бездарным руководством страной при Брежневе. Именно поэтому валютные магазины «Березка» 1970-1980-х гг. служили источником не только спекуляции и коррупции, но и подрыва доверия к существующему строю, к официальной идеологии и к национальной валюте.
Перейдем теперь к более «тривиальным» примерам «экономической коррупции», имевшей место в сталинскую эпоху. Одним из примеров является так называемое Шахтинское дело 1928 года. По этому делу группа инженеров и управленцев ряда шахт в Донбассе (всего 53 человека) были обвинены в контрреволюционной вредительской деятельности. Еще до завершения следствия с докладом по этому делу 13 апреля 1928 г. выступил Н.Бухарин, который заявил, что в Донбассе «при помощи рабочих раскрыли вредительскую организацию, которая через ряд посредствующих звеньев была связана с иностранным капиталом, с крупными иностранными капиталистическими организациями, с эмигрантскими кругами, наконец, с военными штабами некоторых иностранных держав. Она состояла в значительной мере из бывших собственников соответственных шахт и рудников, причем некоторые из них имели очень гнусный контрреволюционный стаж… Она состояла из белогвардейских инженеров и техников, из которых многие оказались бывшими деникинцами, некоторые – бывшими контрразведчиками Деникина. Они имели связь через некоторых иностранных инженеров с заграницей, причем некоторые из этих инженеров оказались членами фашистских организаций… Идеологией этой организации являлось свержение Советской власти, восстановление капиталистического режима… новой интервенции…» ([57] с.379).
В реальности непонятно, как группа инженеров и управленцев на шахтах в конце 1920-х гг. могла планировать свержение советской власти – в отличие, например, от раскрытого в 1937 г. заговора маршалов и генералов, под чьим началом была армия. Что было доказано в ходе следствия по Шахтинскому делу – царские спецы, сохранившие свои должности после Революции, поддерживали связи с бывшими хозяевами шахт и передавали им информацию о положении дел на шахтах, получая за это от них деньги. Кроме того, бывшие хозяева в надежде на то, что большевики долго у власти не продержатся, просили их сдерживать рост производства на шахтах, чтобы большевики не вычерпали слишком много «их» сырья, а в отдельных случаях просили даже затопить шахту в целях ее консервации. И некоторые спецы действительно шли им навстречу и подобные просьбы выполняли [9]. Вместе с тем, как позднее выяснили историки, большинство спецов действовали спонтанно сами по себе, и ни в какую «вредительскую организацию» не объединялись, их объединило в одну «организацию» ОГПУ ради громкого процесса.
Было ли все это «вредительством», непонятно, так как юридический смысл данного термина не вполне ясен. Скорее это можно рассматривать как скрытый саботаж или своеобразную форму воровства в пользу бывших владельцев шахт, которые мечтали о том, чтобы их вернуть после падения советской власти. Характерно и то, что в отношении всех виновных по Шахтинскому делу Сталин предлагал ограничиться лишь тюремным заключением и не предлагал ни одного расстрела ([57] с.379).[392] Это свидетельствует о том, что вина подследственных вряд ли действительно состояла в заговоре, а заключалась в саботаже и получении взяток от бывших владельцев шахт. То есть представляла собой обычную коррупцию, хотя и в крупных размерах. Однако в условиях начавшейся индустриализации эта коррупция могла привести к срыву поставок угля и планов индустриализации, поэтому ее можно вполне рассматривать и как «вредительство».
Еще одним примером «экономической коррупции» при Сталине является деятельность в 1940-х годах лжеполковника Николая Павленко. Он не был ни полковником, ни вообще офицером, но при этом умудрился в течение 10 лет, с 1942 г. по 1952 г. иметь под своим началом целую (нелегальную) воинскую часть, занимавшуюся снабжением и строительством. Эта часть имела свой счет в государственном банке, все прочие необходимые атрибуты, и внешне ничем не отличалась от любой другой воинской части. Она действительно занималась снабжением и строительством, в частности, строила дороги, но при этом прибегала к припискам и получала от государства деньги частично за реально построенную дорогу, а частично – за «воздух». Кроме того, во время войны она перемещалась вслед за действующей армией и занималась мародерством. Один раз, когда подчиненные Павленко были изобличены в мародерстве солдатами других частей, он сам демонстративно расстрелял своего сотрудника, чтобы отвести подозрения от своей деятельности. Когда, наконец, Павленко разоблачили в ноябре 1952 г., то вместе с ним было арестовано 50 офицеров и 300 рядовых, находившихся под его началом.
По мнению историков, комментировавших это «дело» в документальном фильме (ТВЦ, 17.09.2009), деятельность лжеполковника Павленко в течение 10 лет была бы невозможной без участия серьезных покровителей из числа высшего военного или партийного руководства. Без них было бы невозможно легализовать воинскую часть (открыть счет в банке, встать на довольствие и т.д.), кроме того, Павленко несколько раз «прокалывался» и привлекал внимание правоохранительных органов, но каждый раз ему удавалось выйти сухим из воды. Имена его покровителей остались неизвестными – начавшееся в конце 1952 г. следствие сначала практически не шло (возможно, кто-то его тормозил), а после смерти Сталина в марте 1953 г. оно было очень быстро проведено, и Павленко сразу же расстреляли (скорее всего, чтобы «спрятать концы в воду»).
Интересно, что некоторые историки, выступавшие с комментариями в вышеупомянутом документальном фильме, выказывали весьма легкомысленное отношение к коррупции, что, как уже говорилось, вообще характерно для современных историков и политиков. По мнению некоторых из них, деятельность Павленко была вовсе не вредной, а скорее даже полезной (!): ведь он строил дороги, а то, что при этом подворовывал – не очень страшно, кто этим не занимается (особенно сегодня). Но вред, наносимый его деятельностью, не измерялся только приписками. Кстати, люди в то время умирали от голода, и не только в войну, в первые два послевоенных года от голода в СССР умерло несколько сотен тысяч человек; поэтому эти приписки, то есть воровство у государства, были равносильны воровству куска хлеба у голодного. Но наносимый вред многократно превышал размеры самого украденного. Во-первых, дороги строились, скорее всего, не там, где это было нужно, а там, где было удобнее самому Павленко – ведь он следовал за армией и еще мародерствовал – а значит, все дорожное строительство велось «для вида» и было страшной растратой государственных средств и сил. Точно так же при Столыпине царский министр путей сообщения строил железную дорогу к имению своей жены. Кроме того, организованное мародерство, которое часть Павленко осуществляла не только в СССР, но также в Польше и Германии, наносило страшный вред доверию людей в стране и за рубежом к советской армии и советской власти вообще. А доверие к власти – это основа мироустройства, если доверия нет, и государство, и всю страну ждет полный крах. Наконец, в-третьих, Павленко и его подчиненные «сорили» деньгами и шиковали. Один раз, после окончания войны, он себе «выписал» премию в 90 тысяч рублей, а своим подчиненным – по 10-20 тысяч, что было по тем временам просто безумным богатством, и он его умудрился очень быстро потратить. На фоне царившего голода и разрухи такая барская разгульная жизнь была просто аморальной, не говоря уже о том, что она противоречила тем принципам и законам, на которых в то время строилась вся жизнь страны.
Вообще в конце войны и после ее окончания в Советском Союзе произошел необыкновенный всплеск преступности. Этому способствовала та разруха и безвластие, которые установились на территориях, сначала оккупированных немцами, а затем только-только освобожденных Красной армией. Известно, что правительству в тот период пришлось вести настоящую войну с преступностью, о чем было снято несколько популярных художественных фильмов («Место встречи изменить нельзя», «Ликвидация» и другие). Помимо ликвидации банд и борьбы со всякого рода организованной преступностью, предпринимались также беспощадные меры по борьбе с воровством. Как пишет В.Кожинов, «Обилие осужденных [в послевоенный период] объясняется тем, что в 1947 году был принят “Закон об усилении ответственности за имущественные преступления” - закон, без сомнения, очень жестокий: даже за мелкие хищения государственной, общественной и личной собственности предусматривалось заключение – нередко весьма длительное – в лагерях и колониях. Дело в том, что война, которая довела миллионы людей до крайней нищеты и даже ставила их на грань голодной смерти, а кроме того, подрывала в их сознании элементарные моральные нормы, породила чрезвычайно широкую волну всякого рода хищений, и государство стремилось подавить эту волну, правда, - что нельзя отрицать – нередко поистине беспощадными мерами. И, скажем, в январе 1951 года в местах заключения находились 1 млн. 466 тыс. 492 человека, осужденных за всякого рода “имущественные” (а вовсе не политические!) преступления» ([57] с.825). Что же касается осужденных за политические преступления, то, как указывает историк, в 1947 г. их число составляло всего лишь 5% от общего количества осужденных в этом году, да и то, как уже было сказано, значительную их часть составляли военные преступники.
Такая тенденция объясняется в основном теми причинами, о которых уже было сказано (исчезновение внешней военной угрозы). Отчасти она может объясняться и тем, что те дела, которые ранее квалифицировались как «политические», например, то же Шахтинское дело, теперь, при отсутствии военной угрозы, рассматривались уже как чисто уголовные дела, как в нормальном, «цивилизованном», обществе. Таким образом, сталинский «кровавый» и «варварский» режим очень быстро превращался в «цивилизованный», стоило только исчезнуть той страшной опасности для страны, которая и сделала его «кровавым» и «варварским». В целом основной упор в послевоенный период делался уже не на политических репрессиях и партийных чистках, а на борьбе с обычной преступностью, воровством и «экономической коррупцией».
В заключение следует отметить, что Сталин в течение всей своей жизни не делал исключений в отношении любых проявлений коррупции и нарушений норм морали, даже если они совершались его родственниками или товарищами. Один такой случай произошел еще при жизни жены Сталина с мужем ее сестры Редерсом, который был руководителем закавказского ГПУ. Как пишет В.Дорофеев, «Сталин до того неплохо относился к Редерсу. Как-никак свояк. Однако когда стало известно, что Редерс устроил пьяный дебош, Сталин немедленно освободил его от должности. И отчаянное заступничество Надежды Сергеевны [жены Сталина] ни к чему не привело.
- Его специально напоил Лаврентий (Лаврентий Берия был замом у Редерса) и все подстроил специально, - убеждала Надежда Сергеевна, - чтобы занять его место.
- Я не уверен в этом, - говорил Сталин, - но если все действительно так, то Редерсу все равно нет оправдания, если он клюнул на такую нехитрую приманку.
Сталин перевел Редерса в Харьков с понижением в должности» ([40] с.224).
Другой случай произошел со старым другом Сталина Авелем Енукидзе в 1935 г. в рамках так называемого Кремлевского дела (о якобы существовавшем заговоре среди сотрудников кремлевской администрации). Енукидзе не обвинялся в заговоре, но он был управляющим делами советской администрации, главным кремлевским завхозом. Кроме того, он занимал еще несколько крупных партийных должностей – был членом ЦК и секретарем Президиума ЦИК. В рамках расследования, начатого по Кремлевскому делу, пишет А.Шубин, выяснилось, «что главный номенклатурный хозяйственник погряз в чисто материальных злоупотреблениях. Обладая неограниченными возможностями распределять элитные блага от жилья до продовольствия, Енукидзе, по версии следствия, использовал их для того, чтобы покупать любовь молоденьких девушек. Енукидзе не отрицал обвинения, ему было очень стыдно.
Может быть, моральное разложение Енукидзе – выдумка следователей? Вот что писала о нем родственница Сталина М.А.Сванидзе: “Авель, несомненно, сидя на такой должности, колоссально влиял на н(аш) быт в течение 17 лет после революции. Будучи сам развратен и сластолюбив – он смрадил все вокруг себя, - и ему доставляло наслаждение сводничество, разлад семьи, развращение девочек. Имея в своих руках все блага жизни… он использовал все это для личных грязных целей, покупая женщин и девочек”.
Сталин, до которого доходили слухи о моральных прегрешениях Енукидзе, некоторое время не решался заняться их проверкой – все-таки Авель был старым другом. «Кремлевское дело» позволило разрубить этот гордиев узел, и Сталин был доволен, что дело так или иначе разрешилось. Он спросил М.Сванидзе, довольна ли она, что “Авель понес наказание”, и улыбнулся» ([152] с.372).
Как указывает историк, в 1935 г. Енукидзе исключили из ЦК партии и отправили работать начальником треста в Харькове. Кому-то это наказание старого друга Сталина покажется слишком малым: ведь он был виновен в коррупции (присвоении или растрате имущества), аморальном поведении и возможно, в совращении несовершеннолетних. Но к этому надо добавить, что спустя всего лишь два года, в 1937 г., Енукидзе был репрессирован и расстрелян, правда, по обвинению в подготовке заговора. Как видим, правосудие все же свершилось, хотя и «варварскими», «нецивилизованными» методами.
Завершая настоящий раздел, посвященный сталинской эпохе, необходимо сказать следующее. Действительное понимание той эпохи складывается только с учетом тех вызовов, которые в то время стояли перед страной и ее народом. Бессмысленно оценивать ту эпоху с точки зрения сегодняшнего дня или с точки зрения «комфорта существования» людей. Например, А.Шубин задает вопрос читателям: хотели бы они жить в то время (а раз не хотели бы – то и нечего оправдывать Сталина)? ([152] с.255) Конечно, никто бы не хотел, не дай Бог еще раз пережить такое ужасное и трагичное время. Но из этого вовсе не вытекает вина Сталина и советского руководства. Они были вынуждены отвечать на существовавшие в то время вызовы и принимать адекватные меры, как бы тяжелы они ни были для населения. И несмотря на все их ошибки, история подтвердила то, что в целом принятый ими курс был правильным. Не будь этого курса, сегодня не было бы ни России, ни, скорее всего, нас с Вами.