Вот так выглядел Петергофский дворец после войны ( www . liveinternet . ru ). И половина всех домов и зданий в стране находилась в таком же состоянии или была совсем стерта с лица земли.
Резкое сокращение посевных площадей, разруха и убыль работников на селе привели в 1946-1947 гг. к возникновению голода. От голода и полученных в войне тяжелых ранений за эти два послевоенных года, по оценкам, умерли еще 1-2 миллиона человек. «Для понимания бытия страны в послевоенное время, - пишет В.Кожинов (выделено им), - первостепенное значение имеет тяжкое и даже жестокое противоречие: в результате Победы СССР – Россия обрела величие мировой державы, в определенных отношениях занявшей главенствующее положение на планете, а вместе с тем страна была тогда воистину нищей, уровень и качество жизни в ней уместно определить словом “ничтожество”… Даже в Москве преобладающее большинство населения довольствовалось, в основном, 300-600 г хлеба (то есть в среднем – 450 г) и не намного большим количеством картофеля в день…» ([57] с.770-771).
А ведь помимо задачи восстановления разрушенной промышленности, сельского хозяйства и строительства жилья для миллионов нуждающихся Советскому Союзу приходилось одновременно находить ответы на новые вызовы – создавать в срочном порядке атомные бомбы, а также самолеты и ракеты, способные доставить их за океан. Без решения этой проблемы, без создания достаточного запаса ядерного оружия и средств их доставки, СССР не мог себя чувствовать в безопасности от американской военной угрозы. Конечно, это отвлекало большие средства и тормозило рост благосостояния населения. Тем не менее, уже вскоре после окончания войны правительство объявило о снижении цен на потребительские товары, и это затем повторилось еще несколько раз. Всего с 1946 по 1950 г. цены снижались 13 раз, в результате хлеб подешевел в 3 раза, а мясо – в 2,5 раза! А зарплату, разумеется, не снижали, поэтому улучшение жизни было очень заметным. «Именно тогда, - пишет С.Кара-Мурза (выделено им), - возникли закрепленные в государственной идеологии (и в то время укреплявшие государство) специфические стереотипы советского массового сознания: уверенность в завтрашнем дне и убеждение, что жизнь может только улучшаться» ([51] с.524).
«Итак, на наше прошлое поставили крест» - шарж Е.Горохова в связи с очередным снижением цен на мясо. «Крокодил», № 12, 1953 г. ( www . laverock . ru )
В том же номере «Крокодила» был еще один шарж – по поводу того, что, в отличие от СССР, на Западе цены по-прежнему растут на целых 5% в год, что приводит к снижению благосостояния населения. В 1990-е годы цены в «свободной России» росли не на 5%, а на 1000% в год и более, и с такой же скоростью падало благосостояние населения.
Не удивительно поэтому, что, несмотря на бедность или даже нищету всего населения страны и продолжающийся быстрый рост городов и сокращение доли сельских жителей, естественный прирост населения в этот период: конец 1940-х – начало 1960-х годов, - был рекордно высоким за последние 300 лет существования России. Он составлял 1,7-1,8% в год, в то время как дореволюционный рекорд (в 1913 г.) составил 1,68% ([51] с.524). В целом же в период быстрого демографического роста дореволюционной России в 1835-1914 гг. среднегодовой прирост населения составлял 1,5%, а в период низкого демографического роста (1700-1834 гг.) – 0,8% (см. главу XIV, п. 14.1). К сожалению, эти цифры (я абсолютно уверен) не известны почти никому, даже большинству профессиональных историков, среди которых бытуют представления о том, что до Революции естественный прирост населения России был очень высоким ввиду высокой рождаемости – и так было столетиями – а после Революции он упал до нуля. Как видим, все совершенно не так, и даже скорее наоборот. Приведенные цифры еще раз подтверждают ту закономерность, которая была подробно исследована в первой книге трилогии на десятках исторических примеров разных стран мира: естественный прирост и рождаемость в действительности не зависят от абсолютного уровня материального благосостояния населения и лишь в малой степени зависят от урбанизации[384]. Важнейшие факторы, определяющие высокий естественный прирост и рождаемость – это отсутствие в стране безработицы, экономической и социальной нестабильности, низкая коррупция государства, уверенность людей в том, что не только они сами, но и их будущие дети смогут найти себе достойное место в жизни. Если все это охарактеризовать одним словом, то это и будет та уверенность населения в завтрашнем дне, о которой говорила советская идеология. В 1950-е годы это оказалось важнее, чем материальное благополучие – люди жили в бараках и коммуналках, скудно питались, но заводили многодетные семьи.
Донбасс - картина А.Дейнеки 1947 г. Источник: [18]
Несмотря на трудности и лишения первых послевоенных лет, страна быстро вставала на ноги. В 1948 г. промышленное производство в стране превзошло уровень 1939 года, а в 1952 г. этот уровень был превзойден вдвое: удвоение произошло всего лишь за 4 года! Валовой урожай пшеницы в 1952 г. на 48% превысил уровень 1940 года, хотя численность населения еще не достигла довоенного уровня ([6] с.261). Нельзя не признать того факта, что мобилизационная социалистическая модель общества, построенная в СССР, опять сыграла решающую роль, теперь уже в восстановлении экономики страны. И это также согласуется с мировым опытом, который свидетельствует о том, что в экстремальных условиях невозможно обойтись без социалистических методов управления страной. Ведь даже Западной Европе, которая пострадала намного меньше, чем Советский Союз, и которой помогала Америка, пришлось для преодоления послевоенной разрухи применить целый ряд социалистических методов. Так, в Англии и Франции во второй половине 1940-х годов была проведена массовая национализация предприятий, во Франции и Италии на предприятиях был введен рабочий контроль, в Западной Германии государство в рамках принятого в 1952 году закона по всей стране отнимало имущество у богатых (!) и перераспределяло его в пользу бедных (см.: [65] глава XIX). Тем более у Советского Союза, которому никто не помогал, а понесенный ущерб был неизмеримо бóльшим, не было иного выбора, как только лишь социалистический выбор – надо было восстанавливать государственную промышленность и колхозное хозяйство, строить государственное массовое жилье для обеспечения им миллионов нуждающихся и т.д.
Хотя население жило в бедности, но все находились в равном положении, и это, конечно, сильно облегчало жизнь: равенство в бедности создавало чувство справедливости, а оно было необходимо для самоотверженного труда и экономического подъема страны. Причем, и руководство страны жило в условиях, которые мало отличались от тех, в которых жила подавляющая часть населения. Вот что пишет, например, В.Кожинов, который в конце 1940-х годов дружил с сыном И.Кабанова, министра электропромышленности и депутата Верховного Совета СССР, и бывал в его квартире: «могу засвидетельствовать, сколь скромным было жилище этого носителя высшей власти страны. Он обитал с женой, сыном, дочерью (также школьницей) и обязательной тогда в привилегированных семьях «домработницей» в двухкомнатной квартире с «совмещенным санузлом»… виденная мною квартира одного из верховных правителей много говорит и о послевоенном состоянии страны вообще, и о том, как тогда вела себя власть» ([57] с.776).
Это – лишь один факт, но это – типичный факт, подобных примеров можно привести множество. И наоборот, практически невозможно найти хотя бы один обратный пример, когда кто-то из членов руководства страны в то время жил в роскоши или тайно накапливал богатство, подобно подпольному миллионеру Корейко из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова. Когда первые лица государства Маленков, Молотов и Каганович были отправлены в отставку в середине 1950-х годов, ни у кого из них не оказалось сколько-либо приличной (по современным меркам) квартиры или каких-то серьезных сбережений. Все трое после отставки вели скромную жизнь. Маленков был Председателем Совета Министров СССР и после смерти Сталина считался первым человеком в стране; а после отставки он жил с матерью в простом деревенском доме в Подмосковье и время от времени ездил в Москву на электричке ([75] с.294). Когда умер Молотов в 1986 г., все его состояние равнялось 500 рублей ([51] с.982). Каганович дожил до 1991 года и умер в бедности, ни мало об этом не жалея: в своих воспоминаниях писал, что, как и подобает настоящему коммунисту, не приобрел никакого богатства. Когда умер Сталин, пишет В.Дорофеев, в его спальне «была обнаружена сберегательная книжка, в ней записано 900 рублей. Вот и все личное богатство Сталина, которое он нажил за все годы… У него не было ни своей квартиры, ни своей дачи, ни своей машины, ни вкладов в заграничных банках» ([40] с.384).
В этой связи обвинения сталинского руководства в том, что они, дескать, «ограбили народ» и «лишили его куска хлеба», несправедливы и нелепы. Например, А.Солженицын негодовал в 1992 году по поводу того, что у колхозников после войны была норма потребления хлеба чуть более 200 граммов в день. «Да была ли в истории, - восклицал писатель, - где-либо, когда – такая власть: неуклонно ведущая свой народ к вымиранию?» ([57] с.774). Подобные заявления можно считать несправедливыми и нелепыми вдвойне. Во-первых, не советское руководство было виновато в голоде, наступившем после войны, а сама война – невиданная и неслыханная в истории. Советское руководство хлеб у народа не воровало и не наживалось на голоде населения, как это бывало ранее, при царском режиме (примеры выше приводились), просто этого хлеба после войны не было. Во-вторых, народ и не думал вымирать, как раз наоборот, именно в эти годы естественный прирост в стране достиг своего 300-летнего рекорда, что свидетельствует о самом что ни на есть здоровье народа. А вымирать он начал в конце XX века, как раз когда Солженицын писал эти строки, и продолжает вымирать до сих пор.
Сегодня основное внимание историков и писателей приковано к вопросу о личном благосостоянии людей в те или иные периоды российской истории. При этом, как правило, игнорируется та истина, что личное благосостояние составляет лишь один из элементов, определяющих благополучие общества или, как говорят социологи, «качество жизни». Причем, об этом говорят не только российские социологи, понятие «качество жизни» - это аксиома и для западной социологии. В послевоенной жизни СССР, наряду с «уверенностью в завтрашнем дне», было немало других таких элементов, определявших «качество жизни»: например, всеобщее бесплатное медицинское обслуживание, всеобщая система среднего образования, возможность получить бесплатное высшее образование, всеобщая система пенсий по старости, а также, например, чрезвычайно развитая и доступная для населения система культурного и творческого досуга. Вот что об этом пишет С.Кара-Мурза, который был в те годы подростком: «Сейчас приходится удивляться, как много нам давала советская система. Была масса кружков, секций и т.д., и ими пользовались очень многие из нашего поколения… Тогда довольно много ходили в кино… Кинотеатров в нашей доступной округе было немного, три или четыре. Но было много домов культуры местных заводов. Тогда мы к ним привыкли, а теперь люди отвыкают и скоро знать не будут, что это такое. На Западе такого явления нет, а оно для нас было очень важным. Прекрасные здания, и чего там только нет. И пение слышится, и скрипка, и художники натюрморт пишут. Да, многие жили в старых деревянных домах и бараках, но после работы могли пойти и писать маслом картину, а сынок их играл на скрипке или мандолине. Неоценимая отдушина, это давало силы. Эти дома культуры были частью нашего быта, причем для всех без исключения. Туда и театры приезжали, и поэты… Живет мальчик в бараке, а сидит на бархатном кресле у мраморной стены, смотрит на сцену. Таков был его быт» ([51] с.543-544).
И еще одно его наблюдение: «тогда, в старших классах, и потом, в студенческие годы, было сильное ощущение, что ты – хозяин страны. Не у меня одного, многие потом это отмечали. Выйдешь на улицу утром – вокруг твоя страна. Едешь на метро, в кармане пропуск в МГУ. Зайдешь в столовую, пообедаешь за 35 копеек, потом в лабораторию. Вечером усталый домой. На завтра – билет во МХАТ. Американцев в Корее на место поставили. Бомбой теперь тоже пугать нас не могут. Можно жить и учиться. Все эти мысли, конечно, в голове не задерживались, но сливались в общее состояние надежности, в желание действовать и видеть людей. Это были, если можно так выразиться, объективные условия для счастья. Может быть, не всем поколениям такое время выпадает. Моему поколению оно выпало. Кто хотел, мог им воспользоваться» ([51] с.568).
Хорошо известны слова одной из песен того времени, которую исполняла знаменитая актриса Любовь Орлова:
Человек проходит как хозяин
Необъятной Родины своей.
Если верить тем ощущениям, которые были в те годы у С.Кара-Мурзы и многих других людей, то слова этой песни не были просто словами, какими они стали впоследствии. Это 20-30 лет спустя начали говорить как бы в шутку: «Знаю я этого человека (который проходит как хозяин)» - имея в виду Брежнева и других крупных советских чиновников. Сегодня, когда говорят «хозяева жизни», то также подразумевают чиновников и олигархов. А тогда у многих простых людей возникало чувство, что они и есть – хозяева страны.
Был короткий период в истории нашей страны, когда в области науки и техники она была впереди планеты всей. Лучший в мире танк Т-34 времен Второй мировой войны и первый искусственный спутник Земли, запущенный в 1957 году
23.3. Культ личности Сталина
Выше была высказана мысль о том, что культ личности Сталина, возникший в те годы, если и насаждался сверху, то лишь в очень небольшой степени, в основном он возник в результате признания народом того гениального предвидения сталинского руководства, благодаря которому страна смогла подготовиться к внешней агрессии и затем выстоять в Великой Отечественной войне. Ну и конечно, в целом в результате осознания народом в 1945-1953 гг. того, что Сталин и его окружение действуют в интересах народа - и действовало ранее, но ранее это было не совсем понятно, а теперь стало понятно. Давайте посмотрим, так ли это.
Конечно, были некоторые действия самого Сталина, которые могли способствовать его личному возвеличиванию. Известно, что большое количество населенных пунктов, колхозов, предприятий и т.д. было названо именем Сталина, что, конечно, не могло происходить без его хотя бы молчаливого согласия. В то же время очень многие населенные пункты, предприятия и улицы носили имена революционеров, как правило, умерших, и эти имена часто повторялись. С одним лишь именем Фрунзе были связаны, наверное, сотни наименований, не говоря уже о Ленине – практически в каждом городе СССР имелась хотя бы одна улица Ленина. Кроме того, много было названо и именами ближайших соратников Сталина. В целом это стало своего рода советской традицией. Поэтому имя Сталина не так уж сильно выделялось на этом фоне. Как подсчитал Р.Медведев, «в списке награжденных совхозов и колхозов в 1956 году – больше всего имени Сталина, на втором месте – Молотова, на третьем – Хрущева, на четвертом – Ленина, в два раза меньше, чем Сталина» ([75] с.62). Таким образом, имя Сталина упоминалось не намного чаще, чем, к примеру, Хрущева, но никакого культа Хрущева в период правления последнего не возникло.
Далее, как пишут Р.Медведев и Ж.Медведев, в начале 1930-х годов «Сталин был провозглашен новым классиком марксизма-ленинизма, главным по влиянию и авторитету», и это его возвеличивание, по их мнению, могло способствовать возникновению культа личности ([76] с.166). Конечно, это могло оказать какое-то влияние. Но в 1970-е и начале 1980-х годов официальное восхваление Брежнева, пожалуй, превысило то, что было при Сталине: его произведения «Малая земля», «Возрождение» и «Целина» были объявлены чуть ли не классикой литературы и историографии и включены в обязательную школьную программу (!); студенты вузов штудировали его речи и сдавали по ним зачеты; имя Брежнева постоянно звучало по телевидению и в прессе; ему то и дело вручали какие-то ордена, которыми была завешана вся грудь. Ходил анекдот, что генсек собирается сделать операцию по расширению грудной клетки – не хватает места для орденов (у Сталина, кстати, практически не было орденов). Но несмотря на все это никакого народного культа Брежнева не возникло.
А вот народный культ Сталина возник, причем, как указывает В.Кожинов, это произошло именно в послевоенный период, а не в 1930-е годы ([57] с.834). По словам историка, «после 9 мая [1945 г.] культ вождя стал уже поистине безграничным и в количественном, ибо он охватил теперь подавляющее большинство населения, и в качественном отношении, превратившись в своего рода идолопоклонство…» ([57] с.781). Повсюду висели портреты вождя, ему посвящали стихи, везде звучало его имя, коллективы и простые люди со всей страны слали ему сделанные своими руками изделия народного творчества и т.д.
Однако это было внешним проявлением культа Сталина, а вот что пишет С.Кара-Мурза о внутреннем содержании этого культа: «… мы были уверены, что Сталин нас любит. Мы это видели по множеству признаков ежедневно. Мы были уверены и об этом совсем не думали. Но, не думая, и мы в своей массе Сталина любили. Что бы там ни говорили сегодня всякие краснобаи, а был у нас недолгий период взаимной скрытой любви между большинством народа и властью. Официальная любовь и преданность, знамена и барабаны к этому не касаются, я говорю о скрытой, редко выражаемой любви. Возможно, другого такого периода не было и не будет» ([51] с.545). По описаниям современников, после смерти Сталина у массы людей возникло чувство неподдельной скорби. Многие люди плакали, как будто их покинул самый близкий человек. Как пишет В.Кожинов, «В год смерти Сталина мне исполнилось 23 года, то есть я принадлежал уже к “взрослому” населению, и ясно помню, что большинство людей серьезно опасались краха всего и вся из-за кончины великого вождя» ([57] с.765).
