12 См. Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа "Анналов". М ., 1993.
13 Braudel F. On History. Chicago, 1989.
14 Chesnais J. -C. The Demographic Transition. Oxford, 1992.
стр. 13
В рамках математической модели мы описываем развитие в среднем. Это развитие детерминировано, и статистический подход вполне допускает предсказание поведения общества, когда именно средними значениями мы описываем поведение демографической системы в целом. Таким образом, развитая модель применима только к самым крупным явлениям истории, и синхронными для всего человечества структурами становятся демографические циклы. Цивилизации, которые некоторыми историками считаются базисными структурами истории, появляются и исчезают, подобно вихрям в реке или циклонам в атмосфере. Быть может, поэтому и сами цивилизации трудно определить, поскольку они не являются такими глобально детерминированными подсистемами, как отмеченная временная структура циклов. Но в разные эпохи сама длительность цивилизаций подчиняется масштабу исторического времени в смысле la longue duree, которое определяется древностью - удаленностью в прошлое, отсчитываемой от времени демографического перехода, иными словами, от наших дней.
Длительность истории Древнего Египта составляет 3 тыс. лет, окончилась она 2700 лет назад, и мерой истории так же, как в Китае, там были династии. Согласно утверждению английского историка Э. Гиббона, Римская империя просуществовала 1500 лет и распалась 500 лет назад, а мерой истории были правления отдельных королей или императоров. Нынешние империи возникали за века и распадались, уже на нашей памяти, за десятилетия. Так сокращалась мера исторического развития и ускорялся ход мировой истории, которая в настоящее время достигла предела своего стремительного бега. В этом следует видеть не конец Истории, как это представляется некоторым историкам15 , а революционную неизбежность перехода к новой парадигме глобального развития, при которой произойдет изменение многих сторон жизни.
Появление в истории человечества критической даты, которая как бы предопределяет ход истории, указывает на трудность с причинным объяснением развития. Дело в том, что в критической области при прохождении перехода происходит смена переменных. Если вдали от перехода развитие как бы причинно зависит от времени, то в области перехода сам его момент и изменение роста населения подчиняют и время, и процесс роста.
Это приводит к тому, что исторический процесс, который еще в Средние века занимал сотни лет, в настоящее время определяется не течением исторического времени, а практически эффективным временем жизни человека или же еще меньшим временным масштабом конкретных политических решений. Так современная история сливается с современной политикой, что отражается как на наших представлениях, так и на тех решениях и законах, которые необходимо принимать. Стремительность современного исторического процесса приводит к отмеченному ранее разрыву в развитии производительных сил и производственных отношений. По аналогии с миром компьютеров и, выражаясь на компьютерном арго, можно сказать, что "железо" становится все дешевле, а "софт" - программное обеспечение все дорожает и только усложняется. Человечество "и жить торопится, и чувствовать спешит", не поспевая за правилами жизни, за им же самим созданным прогрессом.
Наконец, есть все основания думать, что наша историческая память, память культуры, в значительной мере реализуется в масштабе Времени-2. Это приближает то далекое прошлое, откуда к нам пришли мифы и фольклор, магия и суеверия, сохранившиеся как тени давно ушедших культур. Наши нравственные представления и религиозные верования пришли из более поздних времен, в первую очередь, как отметил К. Ясперс, с "осевого времени". В этом смысле прошлое, воспринимаемое во Времени-2, оказывается гораздо ближе к нам, чем тогда, когда мы его относим в календарное прошлое. Отметим, что некоторые современные публицисты по аналогии с прошлым рассматривают наше время как осевое. Однако то, что происходит сейчас, представ-
15 Fucuyama F. The End of History and the Last Man. New York, 1992. См . также : The Great Disruption. Human Nature and the Reconstitution of Social Order. New York, 1999.
стр. 14
ляет гораздо более значительный этап в развитии человечества, чем события, происходившие между VIII и II вв. до Р. Х., когда на пространствах Евразии практически одновременно зарождались гуманистические представления, которые легли в основу мировых религий16 .
В нашу эпоху, когда время и инвариантный за цикл объем информации уплотнены до предела, происходит сокращение диапазона памяти. И не стоит удивляться тому, что нынешние поколения не воспринимают событий полувековой давности, что довоенные и дореволюционные события в сознании молодежи как бы слились в одно и отошли в давно прошедшее время - в немецкой грамматике это называется Plusquam-perfect. Сокращение памяти происходит, несмотря на то, что эффективная длительность жизни человека за последний век практически удвоилась, а значит, должен был бы увеличиться и эффективный диапазон памяти в обществе.
Обращаясь к подобным явлениям, автор стремился привлечь внимание к тому, что в эпоху наибольшего сжатия исторического времени следует учитывать феномен Времени-2 как объективный фактор при анализе различных явлений, происходящих в общественном сознании. Более того, исследование состояния и изменений в общественном сознании в критическую переходную эпоху демографической революции, несомненно, должно стать предметом нашего особого внимания. Многие аналитики, начиная с Мальтуса, искали причины для пределов развития человечества в недостатке ресурсов. Однако главный ресурс - это время, и именно его не хватает в нашу критическую эпоху для выработки "программного обеспечения", в частности, национальной идеи в России.
ТУРБУЛЕНТНОСТЬ ИСТОРИИ
Необратимое течение времени в истории можно иллюстрировать метафорой Гераклита - "нельзя дважды войти в одну и ту же реку". Река истории течет необратимо, и в целом движение предопределено. Но если мы обратимся к деталям движения воды в реке, то увидим, что чем меньше его масштаб, тем движение становится все более неравномерным и хаотичным, когда местные завихрения искажают упорядоченное общее движение, делая его все более непредсказуемым. В результате, чем меньше размер вихрей, тем более неопределенны и переменчивы возмущения движения, которое в целом представляется нам равномерным и однородным. Именно это обобщенное, детерминированное и устойчивое развитие человечества описывает модель роста. Обращение к реке как модели исторического процесса дает представление о хаосе турбулентного движения, которое видно в реке в ее завихрениях и при порывах ветра. Предел такой неопределенности достигается тогда, когда мы обращаемся к судьбе отдельного человека в качестве наименьшей и все более независимой структурной единицы человечества. Ускорение исторического процесса приводит к тому, что практические нормы жизни и ценности не успевают сформироваться в соответствии с требованиями времени. Это сказывается на различных явлениях современного общества и, в частности, на отношении к концепциям прав и обязанностей человека. Сейчас все озабочены свободой личности, свободой человека. Но не является ли все более не ограничиваемая свобода, которая и пропагандируется так "свободно", следствием того, что в силу скоротечности исторического процесса не успевают сформироваться ценностные и этические установки в современном обществе? Именно ценности формируются и утверждаются в обществе дольше всего. В первую очередь речь идет об ответственности как этической категории. Ответственность всегда определялась отношением к окружающему социуму и среде, выражаясь в понятии долга по отношению к обществу и природе, доверия между человеком и обществом.
Следует обратить внимание на водораздел в представлениях Запада и Востока по отношению к первенству прав и ответственности. Восток традиционно ставил ответ-
16 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.
стр. 15
ственность и долг на первое место. Права личности рассматривались как производные долга перед обществом. Можно предположить, что теперь, когда "разорвана связь времен", нет времени на выработку подобных понятий. Их отсутствие ведет к распаду общественного сознания, расколотого в эпоху демографической революции, к моральному кризису современного мира17 . С наибольшей отчетливостью это проявилось в распаде связей между поколениями, возникновении нуклеарной семьи и, как следствие, стало одной из причин падения рождаемости и отмеченной выше несостоятельности современного развитого общества и его ценностей.
БУДУЩЕЕ ВРЕМЯ
Неопределенность в деталях исторического процесса, с одной стороны, препятствует осуществлению редукционистской программы в объяснении истории, а с другой - заставляет нас обращаться к усредненным и укрупненным представлениям при описании развития общества. В этих обобщенных понятиях проявляются свойства сложности системы в иерархии временных или социальных структур. В рамках модели удается выделить самые крупные временные структуры и сравнить их с временными циклами, структурами, определенными историками. Однако из модели непосредственно не видно, какой будет цикличность мирового развития после перехода. Можно только предполагать, что структура времени и длительность циклов будут связаны с глубокой перестройкой развития человечества после перехода.
Это будет происходить в обществе, где развитие производительных сил обеспечит поддержание жизненного уровня. Однако, какими будут приоритеты развития в мире с ограниченным численным ростом, только предстоит увидеть. Согласно модели, при стабильном населении останется возможность качественного развития. Вместе с тем в новом режиме развития будет достаточно реструктурированного времени, чтобы ответить на эти вопросы, которые неизбежно возникнут после самого крутого изменения хода развития за всю историю человечества. Но возможна ли такая экстраполяция за пределы переживаемого нами кризиса, ответит только исследователь из будущего.
Исторические науки благодаря традиции и накоплению фактов, а также мощной и развитой интуиции исследователей должны помочь в опытах по применению методов других наук, самонадеянно называющих себя точными и естественными, к познанию такой сложной системы, как общество и человек, с учетом всего, что сделано ранее многими поколениями историков.
17 Culture Matters. How Values Shape Human Progress. Ed. by L.E. Harrington, S.P. Huntington. New York, 2000.