Глава XX . Великий перелом (октябрь 1917 г. - 1925 г.)
20.1. О роли большевиков и Ленина в Русской революции
В советское время в СССР был создан миф о том, что Революцию от начала и до конца осуществили большевики, что это они разрушили несправедливый «старый порядок» и затем создали новое счастливое и процветающее общество. Сегодня ряд историков повторяет тот же самый миф, но со знаком минус: большевики разрушили благополучную и счастливую Россию, ввергли ее в кровь и хаос и затем начали строить нечто ужасное, называемое социализмом и коммунизмом. Как показывают все приведенные выше факты, оба эти мифа не имеют ничего общего с действительностью. На самом деле «старый порядок» был разрушен до основания еще до того, как большевикам удалось принять участие в Революции и захватить хоть какую-то власть. Вплоть до осени 1917 г. они не контролировали даже советы народных депутатов, не говоря уже о том, чтобы быть представленными во Временном правительстве или где-либо еще. Кроме того, большевики не принимали никакого участия в февральской революции, да и в последующие полгода вовсе не большевики, а в основном стихийная анархия была той движущей силой, которая руководила протестным и революционным движением в армии, городе и деревне.
Как мы убедились, все виды власти и управления страной были уничтожены в России к октябрю 1917 г. без какого-либо участия большевиков, а страна была ввергнута в страшный хаос и анархию. И сделали это отчасти царское правительство в лице Столыпина, уничтожившего крестьянскую общину, отчасти сам Николай II, своим отречением упразднивший самодержавие, и отчасти Временное правительство, которое ликвидировало все остальные органы власти и поддержания порядка. Кроме того, все вместе они несут ответственность за то катастрофическое положение в экономике страны, которое сложилось к концу 1917 года, за гиперинфляцию, анархию в армии, продолжение губительной войны, обострение социальных проблем и классовой вражды. Как и почему это случилось, выше было описано. На первый взгляд все это разрушение государства и водворение хаоса и анархии в стране произошло как бы случайно, под влиянием возникших обстоятельств, лишь в некоторых случаях (например, продолжение губительной войны, упразднение местных органов власти, полиции, судов) можно заподозрить злой умысел со стороны иностранных спонсоров, диктовавших свои пожелания министрам Временного правительства.
Но если взглянуть на эти события с точки зрения той социально-исторической концепции, которая была обоснована во второй книге трилогии, то в них не было ничего случайного. Власть олигархии всегда в истории постепенно приводила к усилению анархии, экономического хаоса и разрушению государства. И если среди правящей верхушки не находилось людей, способных ограничить власть олигархии, восстановить порядок и управление и провести необходимые социальные реформы (то есть преодолеть кризис коррупции), или если такие люди не приходили к власти посредством революции, то конец всех таких государств был один и тот же – анархия, окончательное уничтожение государства и начало длинного периода смут и войн, заканчивающихся гибелью цивилизации. Примеров в мировой истории имеется великое множество. Это Западная Римская империя в конце античности, империя Хань в Китае во II-III вв. н.э., Хазарский каганат в IX-X вв., Киевская Русь в XI-XIII вв., Византия в XII-XV вв., Речь Посполитая в XVII-XVIII вв. и другие примеры, описанные во второй и третьей книгах трилогии.
С полным основанием можно утверждать, что и Гражданская война в России была отнюдь не случайной, она стала неизбежным следствием того же самого – развала государства, хаоса и анархии. Конечно, ее конкретный характер был предопределен той ситуацией, которая сложилась в России после захвата власти большевиками 7 ноября 1917 года. Но сама она в том или ином виде была неизбежной, мы можем опять же в этом убедиться на примерах мировой истории. Почти все кризисы коррупции в истории: от эпохи Древнего Египта до Великой депрессии 1930-х годов, - заканчивались беспрецедентными по своим масштабам войнами – гражданскими и междоусобными, которые нередко перерастали в завоевательные, в которых правящая верхушка пыталась найти выход из кризиса коррупции. Лишь в редких случаях (например, в США в период Великой депрессии) таких войн удавалось избежать благодаря тому, что страна выдвигала национального лидера или партию, осуществлявшую необходимые социальные реформы. В некоторых случаях, из числа указанных, гражданские и междоусобные войны продолжались несколько столетий и приводили к демографическому апокалипсису и полному уничтожению цивилизации и даже самой нации, ее подчинению иностранным завоевателям. И это был самый худший вариант – война всех против всех: война одного племени против соседних племен, война одного рода против соседних родов, война одной местности против соседних местностей, война одного магната или князя против других магнатов или князей, война бедных против богатых, война колонизируемых против колонизаторов и т.д. В таких войнах не было выигравших, были только проигравшие, выигрывали от них, в конечном счете, лишь иностранные захватчики. По сравнению с такими войнами всех против всех, какие мы во множестве видим в мировой истории, гражданские войны между противоборствующими партиями, по крайней мере, имели какой-то смысл: борющиеся стороны сражались за идеи переустройства общества, и была надежда, что победа партии, выдвинувшей такие идеи, обеспечит восстановление порядка и выход из кризиса коррупции.
Гражданская война в России началась примерно через полгода после октябрьской революции 1917 г. Но она имела все шансы начаться раньше. Например, если бы царь не отрекся от трона в начале марта 1917 г., а попытался опереться на верные ему войска и подавить революцию, то наиболее вероятным результатом была бы Гражданская война, исход которой вряд ли можно определить. Она могла бы быть намного худшей, чем то, что произошло в реальности, хотя бы потому, что помимо тех противоборствующих сторон, которых мы видим в 1918-1922 гг., была бы еще одна – монархисты, сражающиеся за своего царя. Эта группа в России была еще довольно большой и потенциально могла насчитывать миллионы людей в самых разных слоях общества, еще не окончательно утративших веры в царя. С добавлением партии монархистов, поддерживавших слабого Николая II, гражданская война имела все шансы продлиться не 3-4 года, а бесконечно долго. Она могла бы начаться и весной-летом 1917 г., когда начался массовый стихийный передел земли крестьянами и избиение ими кулаков и помещиков. С.Кара-Мурза даже полагает, что на самом деле Гражданская война в России началась именно с этих событий, а к лету 1918 г. она приобрела лишь еще больший размах ([51] с.212). Но если бы Временное правительство не игнорировало эти события в деревне, а начало решительно бороться с этим самочинным крестьянским переделом земли и расправой с кулаками и помещиками, то полномасштабная Гражданская война неизбежно началась бы уже в середине 1917 года.
Еще одной причиной начала Гражданской войны в 1917 г. мог стать национальный сепаратизм. Страна после феврали 1917 года начала разваливаться на куски. Например, на Украине сразу же после февральской революции было сформировано свое правительство и началось формирование своего государства. Как писал А.Деникин в «Очерках русской смуты», «весь май и июнь [1917 г.] протекали в борьбе за власть между [Временным] правительством и самочинно возникшей на Украине Центральной Радой… Центральная Рада и секретариат, захватывая постепенно в свои руки управление… дискредитировали общерусскую власть, вызывали междоусобную рознь» ([57] с.307). Как пишет В.Кожинов, «в сентябре вслед за Украиной начал отделяться Северный Кавказ, где (в Екатеринодаре) возникло “Объединенное правительство Юго-восточного союза казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей”, в ноябре – Закавказье…, в декабре – Молдавия (Бессарабия) и Литва и т.д. Провозглашали свою “независимость” и отдельные регионы, губернии и даже уезды!» ([57] с.307). В армии задолго до октября 1917 г. полным ходом шло формирование национальных формирований – вслед за латышскими, кавказскими, сербскими и чехословацкими корпусами началось формирование украинской армии. Солдаты-украинцы отказывались идти на фронт, требуя чтобы их посылали воевать под украинским флагом ([51] с.118). Если бы Временное правительство не потакало само всякого рода сепаратистским движениям, а пыталось с ними бороться, то Гражданская война могла начаться в середине 1917 г. с объявления незаконным украинского правительства и других «правительств», возникавших на территории страны.
Она могла бы начаться и осенью 1917 г., если бы главнокомандующий армией Корнилов не оказался столь бездарным политиком и стратегом и смог бы раньше большевиков захватить власть в Петрограде. В этом случае Гражданская война также могла носить характер бесконечной смуты, бесконечной борьбы российских провинций с диктаторским белым режимом в Петрограде, который пытался бы упорно восстановить «старый порядок» и власть помещиков и дворян, а провинции столь же упорно этому сопротивлялись. Разумеется, те внешние силы, о которых шла речь выше (мировая олигархия), также приложили бы все усилия для разжигания русской смуты, для насаждения местного и национального сепаратизма, который был бы вполне оправдан ввиду отсутствия здравомыслия у белого диктаторского режима (в чем мы уже выше убедились). Наиболее вероятный результат: Гражданская война, длящаяся не 3-4 года, а 10 или 20 лет, огромные потери населения страны и, в конечном счете, ее распад на множество мелких псевдогосударств – «урюпинских княжеств» и «бурятских ханств» - с превращением большей части страны в колонию Запада.
Поэтому то, что произошло в реальности, было далеко не худшим вариантом, а одним из лучших, с учетом того, что среди правящей верхушки не оказалось сил, способных предложить конструктивный план по выходу из кризиса, и эту верхушку пришлось свергать и изгонять из страны. По сути выход из кризиса пришлось искать низам: ведь среди большевиков, если не считать Ленина и его ближайшее окружение, подавляющее большинство составляли неграмотные и малограмотные рабочие и крестьяне. Но откуда у народа, взявшего власть в свои руки или вернее, взявшегося восстанавливать власть и порядок в стране, которые перед этим были полностью уничтожены, мог появиться конструктивный или, тем более, научно обоснованный план по выходу из кризиса и построению государства? Взяться ему было неоткуда, потому что русская научная мысль не выдвинула никакой цельной концепции развития общества. Все, что было выдвинуто – это утопические социалистические учения, которые, как уже было сказано, исповедовали все поколения русских революционеров и мыслителей, начиная от народников и Чернышевского и кончая эсерами, большевиками и анархистами. Помимо этого были отдельные разработки в области общественных наук: П.Сорокина в социологии, Н.Кондратьева в экономике, Н.Бердяева в философии и т.д., - но это была «чистая наука», понятная лишь узким специалистам в соответствующих областях и совершенно недоступная для понимания обычных людей[321]. К тому же это были разрозненные идеи, ничего в законченном виде создано не было. Поэтому всех социологов и философов большевики собрали в 1922 году и выслали из страны на так называемом «философском пароходе» - чтобы они своими сугубо научными теориями не мешали практическим делам по строительству нового общества.
Своей концепции общественного развития Россия выработать не смогла, поэтому взяла ту концепцию, которая на тот момент существовала на Западе и была наиболее известной и популярной – марксистскую концепцию. Концепция эта была почти по всем своим основным пунктам ложной и противоречащей реальным фактам (см.: [65] глава XVIII). Тем не менее, в России марксизм приобрел большую популярность, благодаря тому, что выводы Маркса, совершенно случайно, хорошо вписались в русскую действительность и совпали с некоторыми русскими идеями. Действительно, те классы, которые выдумал Маркс, в России были не просто налицо, а были даже зафиксированы у каждого в паспорте: уже с рождения каждого человека записывали либо в крестьяне, либо в «пролетариат», либо в «буржуазию», либо в дворянство и т.д. Правда, это называлось не «классами», а сословиями, но кто обращает внимание на такие мелочи? Марксистский тезис об эксплуатации пролетариата буржуазией тоже хорошо вписался в русскую действительность – нигде в Европе низы не были столь бесправными и столь обездоленными, как в России накануне Революции. Казалось, что в России в период с февраля по октябрь 1917 г. нашла свое подтверждение и главная идея Маркса – о неизбежном крахе капитализма. Действительно, если рассматривать февральскую революцию как «победу буржуазии», как утверждали марксисты (хотя на самом деле это был захват власти коррумпированной шайкой), то в таком случае тот «капитализм», который она начала строить, потерпел крах уже в течение полугода. Ну и, наконец, марксистские идеи о социализме как нельзя лучше соответствовали тем утопическим социалистическим идеям, которые пользовались такой популярностью в России.
Это чрезмерное увлечение марксизмом сыграло трагическую роль в последующих событиях, о чем далее будет сказано. Но не следует преувеличивать роль марксизма в эпоху Революции. Это в дальнейшем, когда в СССР из него сделают окостеневшее догматическое учение, начнут считать марксистские догмы законом, а любое отступление от них – преступлением, тогда это учение сыграет намного бóльшую роль в русской истории. Что же касается эпохи Революции, то Ленин и его единомышленники относились к марксизму примерно так, как большинство людей в христианском мире относится к христианским заповедям (не воруй, не прелюбодействуй и т.д.). Когда им удобно их применять, они их применяют, когда не удобно (к примеру, понравилась чужая жена или подвернулось что-то, что «плохо лежит») – то они перестают их применять. Так, с точки зрения классического марксизма в России была невозможна победа пролетарской революции и строительство социализма. Ведь, согласно Марксу, перед этим в России должен был полностью утвердиться промышленный капитализм, и рабочие (пролетариат) должны были составлять доминирующую группу в населении. А Россия только что вышла из феодализма, и рабочие составляли лишь несколько процентов населения страны. Поэтому в соответствии с классическим марксизмом построение социализма в России было невозможным. Ленин и его единомышленники это проигнорировали, равно как и, например, выводы Маркса о невозможности построения социализма в отдельно взятой стране, и многие другие основополагающие элементы его теории.
Все это необходимо учитывать при анализе роли большевиков в Революции. Ни в коем случае нельзя ставить знак равенства между марксизмом (и тем более между Марксом) и Лениным, что сегодня, к сожалению, нередко делают. Ленин был не очень сильным теоретиком, хотя бы потому что взял за основу негодную концепцию, но в то же время он был хорошим рационально мыслящим стратегом и гениальным политиком и тактиком. И он действовал не столько в соответствии с марксистской теорией (которую он сам все время менял по ходу дела), сколько в соответствии со здравым смыслом и текущей политической ситуацией. Эти его качества политика и стратега во многом предопределили и победу ленинской партии, и дальнейший ход русской истории. Но, возможно, самым главным было то, что ленинская партия оказалась чуть ли не единственной из всех партий, которая осталась неподкупной и самостоятельной, ни от кого не зависящей, в проведении своей стратегии и тактики.
Последнее было во многом связано с личными качествами Ленина и его ближайших соратников. Во-первых, им было чуждо стяжательство и стремление к личному богатству, это общепризнанный факт. Ленин, Дзержинский и другие члены первого советского правительства (Совета народных комиссаров - СНК) оставались, по современным меркам, нищими, хотя имели массу возможностей использовать оказавшуюся у них власть для личного обогащения. Это резко отличало СНК от прежних правительств, которые не только обогащались, но и щеголяли своим богатством перед нищим и голодным населением. Известно, что, будучи главой правительства, Ленин с неохотой покупал себе даже новый костюм, предпочитая ходить в поношенном старом. Скромными были запросы и других членов ленинской партии. Как пишет А.Шубин, «На обед в столовой ВЦИК можно было получить на выбор: 100 грамм мяса, или дичи, или рыбы, или сто пятьдесят грамм селедки. Можно было отказаться от этого роскошества, и тогда съесть около 75 грамм каши, или макарон, или риса. А можно было отказаться от вышеперечисленного и шикануть – съесть аж двести грамм картошки. Еще можно было добавить около 30 грамм гарнира и 8 грамм масла. Отказавшись от масла, можно было претендовать на соль. Хлеба полагалось сто грамм. В “суперэлитной” столовой СНК эти нормы были выше в 2-3 раза. Тоже не густо – уровень жизни обычного советского человека 70-х гг.». Конечно, продолжает историк, более высокие пайки высшего советского руководства «нарушали официально провозглашенные коммунистами нормы социальной справедливости, но это несопоставимо с разгулом нынешних хозяев жизни на курортах Куршавеля и в подмосковных поместьях» ([152] с.89-90).
В не меньшей мере это контрастировало и с разгулом прежних «хозяев жизни» - придворной камарильи Николая II, помещиков, промышленников и чиновников, включая министров Временного правительства. Как пишет С.Кара-Мурза, «вопреки всем просьбам комиссии [деятелей культуры] не занимать Зимний дворец под учреждения, там разместилось Временное правительство, причем премьер-министр [Керенский] занял под жилое помещение историческую комнату Александра III, он и его свита пользовались музейными предметами как утварью…» ([51] с.137). Согласно полицейским сводкам, в период Первой мировой войны 2/3 всех ювелирных изделий, мехов и прочих предметов роскоши в магазинах покупали чиновники и промышленники, связанные с поставками припасов и вооружения в действующую армию ([93] с.444). В результате резко повысился спрос на предметы роскоши и деликатесные блюда в магазинах и ресторанах. А тем временем армии на фронте было нечем воевать (хронически не хватало боеприпасов и оружия); в городах из продажи исчезли предметы первой необходимости (обувь, одежда), купить хлеба можно было, лишь отстояв огромную очередь. «В этом году, - писал в конце 1916-го “Петроградский листок”, - наш тыл остался без хлеба и мяса, но с шампанским и бриллиантами… Рабочие, отдавая труд и здоровье отечеству, не находят, чем утолить голод, их жены и дети проводят дни и ночи на грязных мостовых из-за куска хлеба и мяса, и в то же время взяточники… блистая безумными нарядами, оскорбляют гражданское чувство пиром во время чумы» ([7] с.21).
Во-вторых, Ленин отнюдь не был тщеславным или честолюбивым человеком. Это отмечал, например, В.Войтинский, который до Революции был хорошо с ним знаком, даже в частной жизни. Несмотря на то, что во время Революции Ленин стал его врагом, он признает тот факт, что у вождя большевиков совершено отсутствовало личное тщеславие. В другом месте он уточняет, что у Ленина был «сильный мессианский комплекс, но совершенно обезличенный» ([215] p.120-121). «Честолюбие у политических деятелей, - пишет историк Р.Баландин, - выражается в стремлении как можно чаще выступать перед публикой, наслаждаться восторгами толпы, овациями в свой адрес, играть роль диктатора и пророка, обустраивать свой антураж: от адъютантов до интерьеров служебных помещений, дач, домашних покоев. Желающие насладиться властью, “порулить”, как выразился один такой деятель, всегда бывают безответственными демагогами, не способными к напряженному труду.
Ленина можно упрекнуть во многом, но не в подобных, достаточно пошлых недостатках, обличающих “негосударственного” деятеля… При своей любви к первенству и умении властвовать он не был… честолюбивым, избегал позерства, не стремился срывать аплодисменты и овации, выслушивать восторженные отзывы о себе, унижать других.
Ленину была нужна власть не для личных утех, не для того, чтобы тешить свое самолюбие или удовлетворять комплекс неполноценности. Она была ему необходима для реализации его идей, которые он сделал целью своей жизни» ([7] с.51, 321).
Именно эти качества (отсутствие тщеславия и стремления к личному обогащению) в первую очередь отличают правителей-государственников от правителей, лишенных государственного мышления, честных политиков от продажных. А поскольку среди политиков в ту эпоху преобладали как раз последние, то эти качества Ленина и его команды не могли не быть замечены народом. Не мог народ не заметить и еще одного качества ленинской партии – ее самостоятельности и независимости от иностранных «союзников» и прочих внешних сил, враждебных России. Это качество также было очень важным и заметным на фоне тех марионеток, выполнявших указания зарубежных спонсоров, которые возглавляли почти все основные политические партии в стране: партию кадетов, партию эсеров, белое движение[322]. Вот что об этом пишет Н.Стариков, который в целом относится к Ленину довольно отрицательно: «Ленинская тактика проста: выполнять свои обязательства перед [иностранными] партнерами только тогда, когда это остро необходимо, максимально использовать противоречия между ними, лавировать и использовать наиболее выгодные комбинации. В этом его огромное, просто колоссальное отличие от Керенского и Временного правительства. Те бездумно выполняли чужую волю, даже не пытаясь выйти из-под контроля. Ленин же сам использует тех, кто пытается использовать его» ([122] с.77).
Ленин со своими боевыми командирами идет по Красной площади ( www . rusrevolution . info )
В результате ленинская партия оказалась единственной из крупных партий, которая руководствовалась в своей политике в первую очередь интересами народа, а не какими-то другими интересами – стремлением к личному обогащению, указаниями иностранных спонсоров и.т.д. Все это и было оценено народом, который в ходе Революции и Гражданской войны поддержал именно большевиков, что и обеспечило им победу. Почему он не поддержал другие партии – короче и метче всех сформулировал Владимир Маяковский:
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре б...ям буду
Подавать ананасную воду!
Из числа других крупных партий (кадеты, эсеры, меньшевики) меньше всего примеров коррупции мы видим среди меньшевиков. Тем не менее, как указывает В.Оппоков, среди лидеров партии меньшевиков, выдвинувшихся в руководство Петросовета во время февральской революции, двое: Чхеидзе и Скобелев, - были масонами ([85] с.296). Они же выступили поручителями Троцкого, вместе с Керенским, при его кооптации в исполком Петросовета в мае 1917 г., сразу по прибытии его из эмиграции – факт очень странный и свидетельствующий о том, что оба лидера меньшевиков, как и Керенский, выполняли приказы масонского начальства, «отрабатывая» свое назначение на начальственные посты (о чем далее говорится подробнее).
Весной-летом 1917 года позиции меньшевиков были довольно сильны (они фактически контролировали Петросовет и многие другие советы народных депутатов), а их популярность среди солдат и рабочих – довольно высока. Но к осени 1917 г. она резко снизилась. Основным отличием меньшевиков от большевиков, с точки зрения их идеологии, было то, что они не признавали насильственного захвата власти, а делали ставку исключительно на демократический путь формирования правительства, через проведение всеобщих выборов. Но такой путь был возможен лишь в условиях коалиции с другими партиями – эсерами и кадетами; те же не только не желали выборов в Учредительное собрание, но и саботировали меры по восстановлению порядка. Да и условия, сложившиеся в 1917 году, совсем не благоприятствовали развитию демократии и управлению при помощи коалиционных правительств. Развал государства и анархия зашли слишком далеко, восстановить власть и порядок одними лишь полумерами (чем характеризуется деятельность коалиционных правительств) было попросту невозможно. Необходима была жесткая власть и решительные меры по наведению порядка. Кроме того, общество настолько сильно раскололось, что ни о каком развитии демократии не могло быть и речи; наоборот, все шло в сторону свертывания демократии. Антагонизм между крестьянами и дворянами, солдатами и офицерами, после корниловского мятежа еще более усилился. Офицерство поддержало призывы Корнилова к установлению правой диктатуры, а солдаты вслед за этим начали поддерживать идеи большевиков к установлению левой диктатуры. В то же время никакой альтернативы этим двум вариантам не было, поскольку партии центра – кадеты, эсеры и часть меньшевистского руководства – погрязли в коррупции и быстро теряли доверие со стороны народа. В таких условиях курс меньшевиков на сколачивание единого демократического фронта был обречен на неудачу, а приход к власти большевиков был, наоборот, почти неизбежен. Столь же неизбежным было установление диктатуры – только диктатура одной партии, конечно, учитывающей в своей деятельности интересы народных масс, могла способствовать восстановлению государства, которого в России к тому времени уже не существовало.
20.2. Октябрьская революция и политика большевиков по восстановлению власти и порядка
Качества Ленина как политика и тактика проявились уже в 1917 году. Большевики могли попытаться взять власть намного раньше – например, в июле 1917 г. или еще ранее, и эта попытка могла закончиться провалом. Но Ленин всячески остужал «горячие головы» и отговаривал ЦК большевистской партии от преждевременного вооруженного выступления. Как уже было сказано, в июле 1917 г. большевики не поддержали анархический солдатский бунт, а попытались вместо него организовать мирную демонстрацию[323]. Расчет Ленина был прост – Временное правительство делало все для полного и окончательного развала страны и усиления хаоса и анархии. Поэтому все, что требовалось от большевиков – это дождаться окончательного разочарования народа в политике правительства, и тогда захват власти был бы достаточно простой задачей. Так и случилось в ноябре 1917 г. «В чем-то крах Временного правительства, - пишет Р.Баландин, - напоминал падение самодержавия. В обоих случаях просматривается явный дефицит власти у тех, кто стоял во главе государства. Керенский мог с полным основанием повторить слова Николая II: “Кругом измена, трусость, обман”. Но не сам ли он этому содействовал, проводя непоследовательную политику и взявшись руководить страной, умея лишь произносить вдохновенные речи?» ([7] с.127)
Хотя Троцкий впоследствии постарался приписать себе все лавры в организации вооруженного переворота в Петрограде 7 ноября (25 октября) 1917 г. и свержении Временного правительства, но историками доказано, что именно Ленин был его главным инициатором и организатором ([7] с.135-139). Именно Ленин в октябре 1917 г. поставил вопрос о немедленном вооруженном восстании, именно он накануне восстания, 24 октября (по старому стилю) писал: «промедление смерти подобно», обращаясь к большевистскому руководству. Сам Троцкий признавал: «Если бы не было этой ленинской тревоги, этой критики, этого напряженного и страстного революционного недоверия, партия не выровняла бы, пожалуй, своего фронта в решающий момент, ибо сопротивление на верхах было очень сильно, а штаб играет большую роль в войне, в том числе в гражданской» ([7] с.139).
Хорошо известно, что уже в течение месяца после захвата власти большевиками в Петрограде советская власть установилась на большей части территории страны, почти везде – мирным путем (за исключением Москвы, где произошли вооруженные столкновения с юнкерами и офицерами). Это дало повод впоследствии советским историкам писать о «триумфальном шествии советской власти». А к февралю 1918 г. большевики контролировали уже почти всю территорию страны, подавив очаги сопротивления на Юге. Такое феноменально быстрое установление советской власти, новой властной структуры, повсеместно, по всей территории России, свидетельствует о том, что речь не идет о простом «октябрьском перевороте», как это событие стало модным называть сегодня. Примером переворота может служить, скажем, воцарение Екатерины II, свергнувшей своего мужа Петра III – когда в стране не поменялось абсолютно ничего, кроме царской персоны, сидящей на троне. А когда по всей стране одновременно возникают новые властные структуры, которые и будут теперь представлять государственную власть, и проводят кардинальные социальные реформы, то это никак нельзя назвать переворотом, а можно назвать только одним словом – революцией.
Можно привести на эту тему также высказывание меньшевика Н.Суханова, который будучи противником большевиков и их методов установления власти, тем не менее, писал следующее: «Говорить о военном заговоре вместо народного восстания, когда за партией идет подавляющее большинство народа, когда партия фактически уже завоевала всю реальную силу и власть – это явная нелепость» ([51] с.145).
Чем объяснить такое феноменально быстрое установление власти большевиков? Несомненно, что помимо тех причин, которые выше уже были названы, сыграли свою роль простые и понятные лозунги, выдвинутые Лениным и его партией: мир - солдатам, земля – крестьянам, фабрики – рабочим. Как писал Маяковский:
Всем! Всем! Всем это – фронтам, кровью пьяным,
рабам всякого рода, в рабство богатым отданным. –
Власть Советам! Земля крестьянам!
Мир народам! Хлеб голодным!
Но одно дело было выдвинуть лозунги, и другое дело было их осуществить. Кадеты и эсеры, вошедшие во Временное правительство, перед этим тоже выдвигали красивые лозунги, но ничего выполнено не было. Ленин и его партия уже в течение нескольких месяцев доказали, что их дела не расходятся со словами: помещичьи земли были отданы крестьянам, большинство фабрик перешли под рабочий контроль, наконец, в марте 1918 г. был заключен мир с Германией, что положило конец непопулярной империалистической войне. Это умение большевиков действовать, а не создавать видимость действия, чем характеризовались все другие партии, тоже было очень хорошей агитацией в пользу новой власти.
В последнее время среди историков стало распространенным утверждать, что большевики, придя к власти, начали разрушать то, что было ранее создано – государство, армию, промышленность, сельское хозяйство. Но объективный анализ показывает, что эти утверждения не имеют ничего общего с действительностью. Все виды государственной власти и поддержания порядка в стране были уничтожены еще до октября 1917 г. Поэтому большевики ничего не разрушали, а лишь создавали – новые органы государственной власти (советы) взамен несуществующих старых, новую армию (Красную армию) взамен полностью разложившейся старой армии, новые полицейские органы (ВЧК, милицию) взамен уже несуществующей прежней охранки и полиции и т.д. То же самое касается экономики. Промышленное производство в России падало в течение всей Первой мировой войны – так, с 1913 г. по 1918 г. объем промышленной продукции упал почти в 3 раза ([107]12, с.311). И это при том, что за полтора довоенных десятилетия он вырос лишь примерно в 1,5 раза. Таким образом, промышленность страны за 3-4 года войны откатилась приблизительно на 30 лет назад. И причиной была не власть большевиков, которая установилась лишь к 1918 году, а та прежняя власть, которая довела страну до такой разрухи и анархии. Как уже говорилось, цены с 1913 г. по 1 января 1918 г. выросли в 40 раз; а в 1917 году инфляция в стране составляла порядка 600-900% годовых, что означало полную дезорганизацию торговли. К деньгам было потеряно всякое доверие, торговля фактически исчезла, сменившись спекуляцией, почти все магазины были закрыты, даже продовольствие и предметы первой необходимости теперь можно было купить лишь на черном рынке, по безумным спекулятивным ценам. В этом тоже не было абсолютно никакой вины Ленина и его правительства, унаследовавшего все это от прежних правительств.
Меры ленинского правительства после 1917 г., помимо выполнения данных народу обещаний (мир – солдатам, земля – крестьянам и т.д.), определялись сложившейся ситуацией и задачами по восстановлению экономики. Скажем так – любое здравомыслящее и честное правительство, не зараженное коррупцией, действовало бы так или почти так, как действовали Ленин и его правительство. Например, некоторые историки критикуют Ленина за введение рабочего контроля на фабриках и их последующую национализацию, что якобы ухудшило ситуацию в экономике. Но это была единственная возможность в тех условиях заставить фабрики производить то, что было нужно обществу. В противном случае частные предприятия, объединенные в монополистические объединения, продолжали бы думать не об удовлетворении массового спроса, а о максимизации своих прибылей, и продолжали бы свертывать производство товаров массового потребления, потерявшее в условиях гиперинфляции для них всякий смысл. Например, в письме фабричного комитета петроградской фабрики «Пекарь» в Центральный совет фабзавкомов от 18 февраля 1918 г. указывалось, что организовать нормальное производство хлеба на фабрике можно было лишь взяв его полностью в свои руки и удалив владельца фабрики: «администрация тормозила работу, и были случаи, что подготовляла голодный бунт в нашем подрайоне» ([51] с.168). В этом и во множестве других примеров именно рабочие были заинтересованы в организации нормального выпуска продукции, будучи одновременно и работниками, и потребителями продукции фабрики. Владельцы же фабрик, наоборот, свертывали производство для того чтобы еще более увеличить дефицит и вздуть цены на свою продукцию.
Как указывает Н.Рожков, ленинское правительство в первое время вовсе не ставило задачи полной национализации предприятий. Все что оно собиралось сделать – это ввести на фабриках государственный и рабочий контроль, как раз для того чтобы воспрепятствовать дальнейшему усилению дефицита и спекуляций. И лишь под давлением обстоятельств: прежде всего, саботажа со стороны предпринимателей, - оно было вынуждено перейти к национализации, которая поначалу развивалась стихийно, без всякой санкции со стороны центра. По данным профессора, из 487 предприятий, национализированных в период с октября 1917 г. по 1 июня 1918 г., лишь в 20% случаев это было сделано по решению центральной власти, а в 80% случаев это было делом рук местных властей – местных советов и фабричных комитетов. «В значительной степени, - делает вывод историк, - процесс национализации был стихийным» ([107]12, с.303). И основной причиной такого феномена был саботаж со стороны предпринимателей, которые отказывались сотрудничать с фабричными комитетами и закрывали или бросали свои предприятия.
Что касается декрета СНК о национализации предприятий от 28 июня 1918 г., то как указывает С.Кара-Мурза, он «лишь в спешном порядке отвел угрозу германского вмешательства в хозяйство России» ([51] с.170). Дело в том, что после заключения Брестского мира в марте 1918 г. немецкие компании начали массовую скупку акций российских компаний, которые сильно обесценились. Германия спешила этим воспользоваться для того чтобы скупить российскую промышленность и затем поставить слабую советскую власть перед свершившимся фактом. Известно, что вслед за массовой скупкой Германия намеревалась заявить протест советскому правительству по поводу национализации «германских предприятий». При этом многие российские фабриканты начали заключать фиктивные сделки с немцами, чтобы получить защиту от национализации и установления рабочего контроля от Германии. Это грозило дальнейшей дезорганизацией работы промышленности, которая могла, пользуясь данной лазейкой, совсем уйти из-под контроля со стороны государства. Во избежание подобных осложнений и было в срочном порядке принято решение о всеобщей национализации.
Если мы посмотрим, что в аналогичной ситуации делали не «голоштанные большевики, узурпировавшие власть» (как об этом пишут некоторые современные историки), а демократически избранные правительства в наиболее развитых и культурных странах Европы, то мы убедимся, что они делали абсолютно то же самое. В Англии и Франции сразу после окончания Второй мировой войны была проведена массовая принудительная национализация промышленности и других секторов экономики. Причина была та же – за годы Великой депрессии и последовавшей за этим войны монополии довели экономику этих стран до такого бедственного состояния, так привыкли наживаться на искусственном дефиците товаров и страданиях населения, что необходимость прекращения этого безобразия при помощи массовой национализации стала очевидной абсолютному большинству людей. Во Франции, наряду с национализацией, на ряде предприятий был применен так называемый синдикалистский принцип управления. В соответствии с ним 1/3 членов совета директоров предприятия назначало государство, 1/3 – рабочие и служащие самого предприятия, 1/3 – потребители его продукции. Это очень напоминает ту систему рабочего контроля, которая была введена на российских предприятиях после октябрьской революции 1917 г. Как пишут сами французские историки, в синдикалистском подходе был реализован коммунистический лозунг «фабрики – рабочим» (см.: [65] глава XIX). Как видим, действия ленинского правительства в 1918-1920 гг. и действия французского и английского правительств в 1945-1947 гг. нарушали принципы неприкосновенности частной собственности, но были продиктованы задачами спасения общества от разрухи и анархии и восстановления экономики. В дальнейшем, хотя объем промышленного производства в России в условиях начавшейся Гражданской войны в 1919-1920 гг. еще более упал, но уже в 1924-1925 гг. он составлял 72% к уровню 1913 г., то есть по сравнению с 1918 годом вырос примерно в 2 раза ([107] 12, с.318).
То же касается, например, мер большевиков в 1918-1920 гг. по упразднению товарно-денежных отношений и переходу к расчетам в натуре. В эти годы рабочим и служащим вместо денег начали выдавать продуктовые пайки, талоны на питание в столовой и на приобретение товаров первой необходимости. Плата за жилье, транспорт, коммунальные и прочие услуги была вообще отменена. С другой стороны, была введена всеобщая трудовая повинность. Все эти меры тоже были вынужденными – ведь в условиях гиперинфляции доверие к старым деньгам было окончательно подорвано, а введению новых денег и стабилизации денежного обращения препятствовала начавшаяся Гражданская война. Поэтому отказ властей от использования денег и переход к натуральным расчетам был неизбежен. Опять же – если мы посмотрим на то, что делали в аналогичных ситуациях другие правительства, то увидим, что они делали абсолютно то же самое: вводили продуктовые талоны, распределение товаров, принудительные общественные работы и т.д. Например, почти во всех странах Западной Европы не только во время Второй мировой войны, но и в течение нескольких лет после ее окончания никакой торговли в магазинах не было, все основные продукты и товары первой необходимости распределялись по талонам, помимо этого существовал лишь черный рынок, но там торговля осуществлялась не за деньги, а посредством натурального обмена. Во многих из этих стран существовала также система принудительных общественных работ. Но, в сущности, сама система распределения по талонам уже была таковой - ведь получить талоны можно было, лишь устроившись куда-то на работу, если человек нигде не работал, ему оставалось лишь умирать с голоду. Вот и получалось, что демократически избранные государства Западной Европы в послевоенные годы на практике осуществляли коммунистический принцип «кто не работает, тот не ест», провозглашенный большевиками после 1917 года. И вызвано это было аналогичными обстоятельствами – разрухой и крахом товарно-денежных отношений.
Такие же принудительные меры «военного коммунизма» применялись и в сельском хозяйстве, и они также были необходимыми. Как указывает С.Кара-Мурза, продразверстка была введена еще царским правительством 23 сентября 1916 года ([51] с.60) – так как иных способов снабжения хлебом городов и армии, кроме принудительного его изъятия у крестьян, уже не было. Большевики тоже с весны 1918 г. начали прибегать к принудительному изъятию продовольственных излишков у крестьян, а начиная с января 1919 г. ввели продразверстку – тоже принудительное изъятие, но в соответствии с заранее установленным планом, своего рода натуральный продовольственный налог. Причина введения этих мер была той же самой, которая толкнула на этот шаг сначала царское, а затем Временное правительство – необходимость снабжения городов продовольствием, хотя бы в минимальном количестве, требуемом для их выживания, в условиях гиперинфляции и Гражданской войны.
Некоторые современные историки высказывают сомнение в обоснованности этих мер. Например, историк А.Шубин пишет, что Временному правительству в 1917 г. удавалось централизованно заготавливать хлеба не меньше, чем большевикам в 1918-1920 гг., что, по его мнению, свидетельствует о неэффективности политики «военного коммунизма» ([152] с.84). Не думаю, что подобное сравнение это доказывает, так как сравниваются две несопоставимые ситуации. Во-первых, Временному правительству в наследство досталась еще довольно умеренная инфляция. В течение трех лет (1914-1916 гг.) цены в стране выросли приблизительно в 3-5 раз, а в течение лишь одного 1917 года – почти в 10 раз. И вину за это несет, прежде всего, само Временное правительство, которое включило на полную мощность печатный станок и потворствовало взвинчиванию цен предприятиями-монополистами. Крестьяне, продававшие продовольствие Временному правительству летом-осенью 1917 года, могли еще не осознавать того, что деньги начали так быстро обесцениваться. Но к началу 1918 года большинству крестьян уже стало ясно, что государству ни за какие деньги ничего продавать нельзя, так как деньги – ненастоящие, они обесцениваются буквально на глазах. Поэтому начавшееся накапливание крестьянами излишков продовольствия было во многом их реакцией на гиперинфляцию – лучше хранить свои сбережения в зерне, чем в стремительно обесценивающихся бумажках[324]. У большевиков, которым досталось такое ужасное наследство, не было выбора – единственный вариант снабжения городов продовольствием состоял в принудительном его изъятии у крестьян.
М.Добужинский. Из жизни Петрограда в 1920 году (1920 г.)
Во-вторых, ситуация, в которой оказалось Советское правительство в 1918-1920 гг., ни в коей мере нельзя сравнивать с ситуацией 1917 года. Уже к весне 1918 г. немцы оккупировали и отрезали от страны Украину, где производилось порядка 30% хлеба, что усугубило проблему снабжения продовольствием центра страны. В конце апреля суточную норму хлеба в Петрограде пришлось уменьшить до 50 г, в Москве – до 100 г на человека [3]. В дальнейшем ситуация еще более ухудшилась. Как указывает Н.Рожков, в условиях Гражданской войны на территории, контролируемой большевиками, оказалось 2/3 населения России, но всего лишь 45% производства пшеницы, 37% производства ячменя и 8% производства сахара ([107] 12, с.313). Основные житницы страны – Юг России и Сибирь – оказались под контролем Белой армии и других противников Советского правительства. Городам центральной России грозил страшный голод. Ранее они снабжались в основном хлебом, завозимым с Юга и Востока. Теперь эти источники были отрезаны, а у крестьян центральной России оставалось слишком мало излишков, которые они могли продать горожанам. В таких условиях никакого другого варианта, кроме принудительного изъятия продовольствия у крестьян, у большевиков не было. И то, что при таком страшном дефиците Советской власти удавалось в 1918-1920 гг. обеспечивать централизованные запасы зерна на уровне Временного правительства, которое контролировало не 40%, а все 100% посевных площадей, свидетельствует об очень большой эффективности проводимой ею работы по заготовке продовольствия.
Разумеется, вышесказанное не означает, что при осуществлении большевиками своей политики не было ошибок и злоупотреблений, которые можно объяснить отчасти анархическим состоянием большевистской массы, захватившей власть в результате октябрьской революции, и отчасти марксистской идеологией, распалявшей это состояние идеями классового антагонизма, диктатуры пролетариата, мировой пролетарской революции и т.д. Безусловно, здесь марксистская идеология сыграла отрицательную роль. Если бы вместо нее большевики руководствовались иной системой взглядов и ценностей, то многих эксцессов в период 1918-1922 гг. можно было бы избежать. Но как уже было сказано, никакой другой цельной системы взглядов и ценностей в то время не существовало – старая насаждавшаяся при царе никого больше не устраивала, а новой в России создано не было. В целом можно заключить, что принятые большевиками меры «военного коммунизма» были необходимы для преодоления разрухи и завершения Гражданской войны, но они были бы более эффективными, если бы населению с самого начала объяснили временный и вынужденный характер этих мер, а не проповедовали идеи коммунизма и мировой пролетарской революции.
Свертывание демократии Лениным и большевиками в течение 1918 года тоже было вынужденной мерой. Как уже указывалось, развитие демократии в тот момент было невыполнимой задачей: ее осуществлению мешали страшная анархия и кризис в стране, антагонизм между разными слоями общества и продажность ряда ведущих политических партий. К тому же Учредительное собрание, избранное к началу 1918 г. в результате всенародных выборов, оказалось говорильней и грозило завести страну в болото демагогии, бездействия и утопических проектов. Примером такого грандиозного утопического проекта можно считать принятый Учредительным собранием проект аграрной реформы, автором которого являлся правый эсер Чернов. Как указывает Н.Рожков, этот проект ставил задачу «общероссийского поравнения» земель: в соответствии с ним все земли страны следовало разделить поровну (!) между всеми крестьянами ([107] 12, с.306). Интересно, если бы эту реформу начали проводить, сколько лет, или скорее, десятилетий, ушло бы на реализацию такой грандиозной утопической задачи? Вот пример неэффективной демократии – когда избранные народом депутаты не умеют мыслить практически и рационально, а голосуют за проекты, которые заведомо неосуществимы или осуществимы с огромными затруднениями.
С учетом вышеизложенного разгон Учредительного собрания в январе 1918 г. был неизбежен и оправдан. Демократия не годилась для той чрезвычайной ситуации, в которой находилась страна, да еще столь неэффективная демократия[325]. Как пишет С.Кара-Мурза, «Передача власти Учредительному собранию (рассмотренная как умозрительный вариант) означала бы не возникновение дееспособной буржуазной государственности, а продолжение “керенщины”» ([51] с.158).
Тем не менее, большевики не отказывались от сотрудничества с другими ведущими партиями. Правительство, сформированное ими совместно с левыми эсерами в декабре 1917 г., представляло если не большинство населения, то весьма значительную его часть. Ведь партия большевиков на выборах в Учредительное собрание получила почти 25% всех голосов избирателей, значительный процент голосов получили и левые эсеры (всего эсеры получили 40% голосов). По сравнению с ними другие прежде ведущие партии стали походить на карликов: так, партия кадетов получила лишь чуть более 2% голосов, представители правых партий, выступавшие за «старый порядок» – ничтожно малый процент. Кроме того, как указывает В.Кожинов, в обеих столицах большевики на выборах и вовсе получили около половины голосов: в Москве – 50,1%, в Петрограде – 45,3% ([57] с.403). А ведь в столицах публика была более «сознательной» - то есть намного яснее представляла себе истинное положение в партиях и их истинную политику. До провинций осознание этого доходило намного позднее. Поэтому даже после разрыва с левыми эсерами после левоэсеровского мятежа в июле 1918 г. правительство Ленина было сформировано партией, имевшей поддержку значительной части (25%) населения, а также поддержку населения обеих столиц, чем оно резко отличалось, например, от правительства Столыпина и других царских правительств, правивших до Революции, которые не имели никакой поддержки населения[326].
В целом, если суммировать вышеизложенное, то следует признать, что деятельность ленинского правительства по восстановлению государственной власти и ликвидации разрухи в стране во всех ее основных направлениях была правильной и объективно необходимой. Любая другая деятельность привела бы к продолжению анархии и усилению разрухи. Здесь мы видим интересный феномен: как уже говорилось, сами большевики эту деятельность очень часто объясняли по-другому. Например, национализацию предприятий они считали первым шагом к строительству коммунизма. Отказ от товарно-денежных отношений и продразверстку они также рассматривали как начало строительства социализма, первой фазы будущего коммунистического общества. Тем не менее, когда необходимость в этих мерах отпала (после окончания Гражданской войны), Ленин вопреки сильной оппозиции внутри большевистской партии объявил об отказе от этих мер и о возврате к нормальным рыночным отношениям, к введению нормальных налогов вместо продразверстки, к внедрению в оборот нормальных денег и открытию рынков для крестьянской продукции. Этот новый поворот в политике ленинского правительства, вошедший в историю под именем НЭП (новая экономическая политика) тоже был вполне естественной и нормальной мерой. Кончились чрезвычайные обстоятельства (разруха и Гражданская война) – кончились и чрезвычайные меры.
Есть известная русская сказка о том, как солдат варил суп из топора. Он делал вид, что варит суп из топора, а на самом деле взял у хозяина все необходимое для супа – мясо, овощи, соль и т.д. – и сварил хороший суп. Ленин похож на такого же солдата. Он прикрывал свои действия марксистской фразеологией, а делал все совсем не по Марксу, а исходя из здравого смысла и политической необходимости. И в конечном счете, не так важно, как он объяснял свои действия, важнее то, что он делал. Только оценивая не слова, а действия, можно понять и оценить реальный вклад того или иного политического деятеля. Роль Ленина в русской истории определяется тем, что он в критический момент спас страну от дальнейшего сползания в хаос и анархию, которые вели ее к гибели, провел необходимые социальные реформы, направленные на преодоление кризиса, положил конец Гражданской войне и восстановил российское государство, создав основу для его дальнейшего развития. В критический для страны момент он оказался единственным, кто смог это сделать – правящая верхушка оказалась на это неспособной и вела страну к окончательному распаду и гибели, а лидеры других левых и центристских партий (кадеты, эсеры, меньшевики) оказались частично подкупленными иностранными и местными спонсорами, а частично просто не готовыми к выполнению столь сложной задачи. Как писал в январе 1918 г. итальянский революционер А.Грамши, «Создается впечатление, что в данный момент максималисты [большевики] были стихийным выражением [действия], биологически необходимого для того, чтобы Россия не претерпела самый ужасный распад… чтобы Россия не превратилась в кровавую схватку зверей, пожирающих друг друга» ([51] с.143) К такому же выводу пришел известный русский философ Н.Бердяев (который, между прочим, принадлежал партии кадетов – ярых врагов Ленина): по его словам, Ленин «остановил хаотический распад России». О том же писал в эмиграции известный русский ученый и государственный деятель генерал В.Ипатьев: «Продолжение войны угрожало полным развалом государства и вызывало крайнее раздражение во всех слоях населения… большевики, руководимые Лениным, своим лейтмотивом взяли требование окончания войны и реальной помощи беднейшим крестьянам и рабочим за счет буржуазии… Надо удивляться талантливой способности Ленина верно оценить сложившуюся конъюнктуру и с поразительной смелостью выдвинуть указанные лозунги… Можно было считать их лозунги за утопию, но надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 г., проведенный Лениным и Троцким, обусловил собой спасение страны, избавив ее от анархии и сохранив в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны» ([51] с.143).
В этом и состоит феномен Ленина, за это, а не за что-либо еще, он заслужил всенародное признание и почитание современников, поэтому его смерть в январе 1924 г. вызвала такое всенародное горе, какого не вызывало ни одно другое событие в ту эпоху. Сергей Есенин написал после смерти Ленина: «Того, кто спас нас, больше нет». Полагаю, эта заслуга Ленина перед Россией и ее народом достаточно велика для того, чтобы считать его одним из величайших исторических деятелей, а его вклад в развитие страны – не меньшим, чем вклад любого другого великого деятеля русской истории. И несмотря на то, что его деятельность на посту руководителя государства оказалась довольно короткой – всего лишь 5-6 лет, но это были критические годы, от которых зависело очень многое. Сделано Лениным за этот срок было неимоверно много: помимо необходимости ведения Гражданской войны, с нуля было создано разрушенное ранее государство и весь государственный аппарат, заложены основы его экономической, социальной и внешней политики. И все это – в тяжелейших условиях разрухи, Гражданской войны, разгула преступности, саботажа, подрывной деятельности иностранных спецслужб и ненависти значительной части образованной «элиты» к народному правительству. Перечисляя всё сделанное первым Советским правительством, С.Кара-Мурза пишет: «Учитывая материальные и кадровые возможности Советского государства в первый период, историки оценивают проделанную им работу как не имеющую прецедентов» ([51] с.154).
Что касается других «заслуг» Ленина, за которые его всячески превозносили в советское время: за строительство коммунистической партии и за создание марксистско-ленинской теории и идеологии, - то они представляются довольно спорными. Конечно, создание партии было необходимо. Без этого большевики не смогли бы удержать власть и осуществить те задачи государственного и хозяйственного строительства, которые стояли перед Россией. Не могла эта партия обойтись и без идеологии – ведь для объяснения того, что происходило в стране: страшного обнищания населения, хаоса, безвластия и социальных потрясений, – социальная теория и идеология были совершенно необходимы. Кроме того, именно наличие идеологии у большевиков позволило им победить внутрипартийную коррупцию, которая, как мы видели, просто сжирала изнутри другие ведущие партии страны. Но то, что идеология этой партии была основана на марксизме, сыграло в дальнейшем скорее отрицательную, чем положительную роль. Являясь антинаучным учением, марксизм, даже сильно улучшенный Лениным, все равно оставался антинаучным, и его применение не могло в дальнейшем принести ничего хорошего. И все же в том, что в Советском Союзе марксистско-ленинская идеология превратилась в догматическое учение, тормозящее развитие страны, виноват не Ленин, а его последователи. Об этом мы поговорим в следующих главах.
Вместе с тем, не следует преувеличивать роль Ленина и большевиков в распространении марксизма в России, чем вслед за советской пропагандой сегодня грешат многие авторы. Накануне Революции марксизм и без большевиков был самым популярным учением среди средних слоев интеллигенции и среди рабочих. И вовсе не благодаря Ленину и его соратникам, о которых до середины 1917 года в России мало кто знал и слышал. Например, известный историк М.Покровский, который выпустил свой основной труд за несколько лет до 1917 года, очень часто употреблял понятия и термины именно в их марксистском понимании: капитализм, феодализм, буржуазия, пролетариат и т.д. Помещик-дворянин М.Пришвин писал незадолго до Революции: «Господствующее миросозерцание широких масс рабочих, учителей и т.д. – материалистическое, марксистское. А мы – кто против этого – высшая интеллигенция, напитались мистицизмом, прагматизмом, анархизмом, религиозным исканием, тут Бергсон, Ницше, Джемс, Меттерлинк, оккультисты, хлысты, декаденты, романтики. Марксизм, а как это назвать одним словом и что это?» ([51] с.130). Как видим, никакого другого учения, способного хоть как-то конкурировать с марксизмом по популярности и влиянию, в то время не было. Да и по содержанию выбор был невелик – между марксизмом с одной стороны и мистицизмом или анархизмом с другой. Поэтому в сущности у Ленина и большевиков (которые были не теоретиками, а практиками) выбора не было – пришлось брать марксизм как самое популярное и не имевшее себе в то время равных учение и переделывать его на свой лад с учетом своего понимания российских проблем.
20.3. «Германский шпион» Ленин…
В последнее время ряд авторов распространяют версию о том, что Ленин был германским шпионом и в своей деятельности руководствовался инструкциями, полученными от германских властей и германского генерального штаба. В доказательство приводятся ряд фактов, которые якобы указывают на существование связи между ними. Выше уже было показано, что деятельность Ленина после прихода к власти в ноябре 1917 года была направлена не на развал России, а на его предотвращение. Это противоречило целям германской правящей верхушки, которая, так же как и правящая верхушка стран Антанты, была заинтересована в развале и расчленении России, и немало для этого сделала. Уже в силу этого данная версия выглядит совершенно неправдоподобной. Кроме того, Ленин активно поддерживал революцию в самой Германии. Как пишет А.Шубин, «Сразу после прихода большевиков к власти началось печатание полумиллионным тиражом газеты “Ди Факел”, перебрасывавшейся на фронт и за его линию» ([152] с.58). Таким образом, Ленин был одним из спонсоров революции в Германии, которая свергла там монархию и повергла страну в хаос. Получается, что деятельность Ленина во всем была направлена против Германии и ее правящей верхушки, и это совершенно не вяжется со «шпионской» версией. Тем не менее, давайте рассмотрим некоторые основные факты, которые приводят сторонники данной версии.
Прежде всего, следует отметить, что ни одного прямого доказательства того, что Ленин был на службе у германской разведки или был с нею связан, не имеется, все упоминаемые факты – косвенные. Эти факты можно условно разделить на четыре группы. Первый – заключение Лениным в марте 1918 г. Брестского мира с Германией, по которому Германии отходил целый ряд территорий, ранее принадлежавших России, но захваченных немцами, в том числе Прибалтика, Украина, часть Белоруссии. Совершенно очевидно, что заключение Брестского мира было вынужденной мерой, в противном случае немцы неминуемо захватили бы всю территорию страны и уничтожили ее окончательно. А ведь для полного и окончательного уничтожения страны и так уже слишком много было сделано. Теперь единственная возможность ее спасения состояла в том, чтобы восстановить государственную власть, порядок, экономику и армию на тех территориях, где это было еще возможно. А уже потом можно было думать о присоединении части прежних территорий с русским населением, отрезанных от России.
Тем не менее, некоторые историки на основании лишь этого факта утверждают, что Ленин выполнял при заключении Брестского мира некие обязательства перед Германией, то есть был предателем своей страны. В таком случае надо объявить предателями и других великих политических деятелей, которые в критическую минуту шли на заключение тяжелых соглашений для России. Например, надо объявить предателем Александра Невского с его отцом великим князем Ярославом – ведь они «предали» Россию, заключив позорное вассальное соглашение с Батыем, надели на Россию «монгольское ярмо». В действительности данный поступок князей Ярослава и Александра, так же как и поступок Ленина, является примером величайшего патриотизма.
Второй факт – немецкие власти помогли Ленину и еще целому ряду находившихся в эмиграции революционеров сразу после февральской революции 1917 г. вернуться в Россию, возможно, полагая, что их приезд усилит смуту в стране. Сам по себе этот факт не свидетельствует ни о каком сотрудничестве этих революционеров с немецкими властями. Тем более, что, как пишет А.Шубин, «правительства союзных России Франции, Италии и Великобритании отказали Ленину и другим левым социал-демократам в визе. Так что выбор был невелик – либо сидеть в Швейцарии до тех пор, пока Антанта не соблаговолит разрешить возвращаться на родину, либо принять предложение немецких социал-демократов организовать переезд из нейтральной Швейцарии в нейтральную Швецию через Германию» ([152] с.26-27).
Как указывает В.Оппоков, въезду Ленина и другим левым революционерам в Россию препятствовала не только Антанта, но и кадетское Временное правительство, которое небезосновательно рассматривало их как своих политических конкурентов или даже как врагов. Министр иностранных дел Милюков не только отслеживал персонально всех въезжавших из-за границы лидеров левых партий, но и старался воспрепятствовать их въезду ([85] с.131-140). Поэтому не исключен был и арест Ленина где-нибудь за границей, организованный Милюковым и его иностранными спонсорами[327]. В такой ситуации только глупец мог бы отказаться от предоставленной возможности, даже если она была связана с проездом через Германию, воюющую с Россией. А Ленин не был глупцом. Кстати говоря, открывшейся возможностью проезда через Германию воспользовались не только Ленин и большевики, но также меньшевики и эсеры (например, Мартов и Натансон), оказавшиеся в Швейцарии во время февральской революции ([121] с.277).
Наконец, то что Ленин открыто, да еще в составе группы представителей левых партий проехал через Германию, вовсе не говорит о том, что он был немецким шпионом, а говорит как раз об обратном. Как пишет А.Шубин, «контакты шпионов с резидентами принято прятать, а здесь они выставляются наружу. Более того, стороны потратили много времени на согласование деталей проезда… сам факт проезда через Германию эмигранты не собирались скрывать. Если бы Ленин был шпионом, немцы обеспечили бы полную секретность и срочность его переброски в Россию» ([152] с.27).
Третий факт, на который обычно указывают сторонники «шпионской» версии – это немецкое финансирование партии большевиков. Некоторые авторы утверждают, что это финансирование составляло огромные суммы – до 50 миллионов марок золотом. Помимо того, что никаких прямых подтверждений таким суммам не имеется, они не укладываются ни в какую логику. Вот что пишет по этому поводу Р.Баландин: «Откуда у Германии, истощавшей свои последние ресурсы в войне, такое количество «лишних» денег? Какое безумство отдавать такие богатства кучке “головорезов”, у которых в ту пору не было в России никакой надежной опоры! Какая гарантия, что они не прикарманят эту сумму для личного употребления или не разбазарят ее бездарно, а то и употребят против той же самой Германии?» ([7] с.53). О том, что большевики действительно употребляли немалые средства против Германии, спонсировав там революцию, уже было сказано.
Как пишет А.Шубин, документально подтверждено получение Лениным и его партией в 1917 г. лишь 700-800 тысяч рублей, но не от германских властей, а от немецких социал-демократов, которые переводились через скандинавскую фирму немецкого предпринимателя Гельфанда ([152] с.35). При этом, как указывает историк, немецкие социал-демократы еще в 1910-1911 гг. приняли от большевиков на хранение большую сумму денег – порядка 200-300 тысяч рублей. Эти деньги образовались у большевиков главным образом в результате наследства, полученного ими от предпринимателя левых взглядов Николая Шмидта, который поддержал революцию 1905 г. и погиб в тюрьме в 1907 г. ([152] с.29-32) После начала Первой мировой войны эти деньги, находившиеся на счетах немецких социал-демократов, были заморожены немецким правительством, и лишь в 1917 г. они были разморожены. Однако необходимо учесть, что к весне-лету 1917 года, когда осуществлялись переводы в Россию, рубль обесценился примерно в 5-10 раз. Если сумма, переданная на хранение в 1910 г., была зафиксирована в немецких марках, то теперь она была эквивалентна намного большему количеству рублей. Таким образом, есть все основания считать 700-800 тысяч рублей, полученных большевиками в 1917 г. от немецких социал-демократов, просто возвратом старого долга, а разные суммы в рублях объясняются обесценением рубля, то есть курсовой разницей.
Четвертая группа фактов, приводимая сторонниками «шпионской» версии, основывается на показаниях нескольких свидетелей, появившихся в 1917 году и утверждавших, что Ленин – немецкий шпион. Подробный анализ этих фактов провел в своей книге В.Оппоков ([85] с.194-365). Он выяснил на основе изучения множества материалов, что Временное правительство и руководимая им контрразведка в течение 1917 г. активно занималась фабрикацией подобных свидетельских показаний и их публикацией в прессе с целью опорочить Ленина и получить предлог для его ареста. Например, в одном случае контрразведка рекрутировала некоего прапорщика Ермоленко, который взялся утверждать, что является немецким шпионом и что в эту же немецкую шпионскую сеть входит Ленин. Ничем конкретным подтвердить это он не мог, а во время дачи показаний запутался и переврал некоторые известные факты, из чего было ясно, что вся его легенда выдумана ([85] с.208-230). В другом случае, пишет историк, «Только что вернувшийся из плена один из инвалидов ст. унт. оф. Зиненко, проживавший 33 месяца в плену в Германии, показывает со слов других военнопленных, что Ленин, проезжая во время войны через Германию, объезжал лагери, в которых находились пленные украинцы, и вел среди них пропаганду отделения Украины от России» ([85] с.325)[328]. Как видим, данный «свидетель» и вовсе свои показания основывает на слухах: «показывает со слов других военнопленных». В третьем случае некие лица в 1917 г. завербовали унтер-офицера Степанова в целях антиправительственной и антивоенной пропаганды среди матросов, за что заплатили ему довольно много денег. Причем, эти лица представлялись ему как Ленин, Луначарский и Каменев и две недели обучали этого случайного человека приемам, как нужно вести пропаганду (!). Затем Степанову организовали «большевистское задание» - выступление среди матросов броненосца «Петропавловск», после которого его арестовали, и он дал свидетельские показания против Ленина и его товарищей. Интересно, что во время следствия следователь показывал ему фотографии настоящих Ленина, Луначарского и Каменева, и Степанов их не узнал, что также зафиксировано в протоколе ([85] с.244-250).
Несмотря на то, что все эти «факты» и «свидетели» были явно сфабрикованы, о них не переставали писать газеты, делая из них вывод, что Ленин – немецкий шпион. Эти некогда сфабрикованные факты опять сегодня пытаются реанимировать некоторые историки. Вот еще один такой «факт» в изложении О.Платонова: «Однажды, отвечая на упрек, что большевики-ленинцы получают слишком много денег от германского правительства, германский посол в Стокгольме фон Лациус заявил: “Не может быть никакой речи, что Ленин нам дорого обходится. Он сберегает нашу кровь, которая во много раз дороже, чем золото”» ([93] с.466). В.Оппоков в своей книге расследовал, каким образом появилось данное «заявление германского посла». Оказалось, оно было записано со слов некоего подпоручика Петроградского полка Тимрота. Подпоручик излагал произошедшее следующим образом. 4 июня 1917 г. он оказался по делам в Стокгольме, где с компанией ужинал в ресторане и, согласно его собственным показаниям, изрядно выпил. Вдруг за соседним столиком он увидел германского посла Лациуса, тоже изрядно выпившего. Он прислушался к разговору посла с его собеседником и услышал вышеприведенную фразу про Ленина, смысл которой стал ему совершенно ясен, несмотря на то, что и посол, и Тимрот были пьяны, а фраза произносилась на немецком языке. Разумеется, никто больше этой фразы не слышал, германского посла не видел и не мог подтвердить, даже частично, показания Тимрота ([85] с.322). Вот такими пьяными «свидетельскими показаниями» не гнушалась пользоваться русская контрразведка для очернения Ленина. Разумеется, об этом «заявлении германского посла» немедленно сообщили все русские газеты.
