Очередь за хлебом в Петрограде в феврале 1917 г. ( www . alexanderpalace . org )
Правительство в этих условиях проявило полную беспомощность и неспособность или даже нежелание что-либо делать для исправления все более усугублявшихся проблем. Хотя в сентябре 1916 г. правительство объявило о введении продразверстки (принудительной скупке хлеба у сельскохозяйственных производителей), но по существу это так и осталось пустой декларацией. Министр внутренних дел Протопопов, о котором уже говорилось (назначенный в сентябре 1916 г.), проявил себя убежденным либералом, сторонником «невидимой руки рынка» в духе Адама Смита. Как указывает историк Р.Баландин, вместо того, чтобы бороться со спекулянтами и монополистическим сговором, он проповедовал невмешательство в дела частных предпринимателей и выступал против любого регулирования их деятельности ([7] с.23). В итоге «невидимая рука рынка», а точнее спекуляции, все сильнее удушала экономику страны. С учетом мемуаров Балашова (см. предыдущую главу), можно предположить, что Протопопов под предлогом «либерализма» и «невмешательства государства» просто самоустранился от своих обязанностей и занимался какими-то своими делишками, возможно, даже сам организовывал спекуляции и дефициты, с которыми должен был бороться.
Свидетельством полного краха правительства и государственной власти в стране может служить тот факт, что только в течение 1916 года правительство отправлялось в отставку 3 раза! Так, в январе был отправлен в отставку глава правительства Горемыкин, на его место был назначен Штюрмер, которого в ноябре сменил Трепов, а в декабре 1916 г. на это место был назначен старый и больной князь Голицын. Похоже, что власть сама выпадала из рук немощного царя и его столь же немощного правительства, причем выпадала сама и без всякой революции, и это становилось все более очевидным для всего населения. Как писал живший в те годы известный русский философ Н.Бердяев, «Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся. Война докончила процесс разложения. Нельзя даже сказать, что Февральская революция свергла монархию в России. Монархия в России пала сама, ее никто не защищал, она не имела сторонников» ([7] с.85).
19.2. Февральская революция 1917 г.
На этом фоне и разразилась февральская революция 1917 года. Незадолго до этого, в октябре 1916 г., в Петрограде произошло одно небольшое, но весьма символическое событие. Три или четыре батальона пехотинцев, приведенные для разгона забастовки на автомобильном заводе «Луи Рено», отказались стрелять в рабочих, и вместо этого начали стрелять в полицию и жандармов ([7] с.15). Солдатский мятеж удалось усмирить при помощи казаков и загнать солдат в казармы. Но подобное произошло впервые, даже в 1905 году такого ни разу не было. В феврале 1917 г. мы видим повторение этих событий, но уже со значительно бóльшим размахом. Началось все с крупной забастовки рабочих Петрограда 23 февраля, в которой приняли участие 240 тысяч человек. В самой забастовке не было ничего необычного – они стали уже регулярным явлением. Например, незадолго до этого, 9 января 1917 г. (годовщина Кровавого воскресенья), в Петрограде также была крупная забастовка с числом участников 140 тысяч человек, и она не привела ни к какой революции. Но в этот раз она совпала с дальнейшим ухудшением в снабжении хлебом и ростом хлебных цен. Поэтому одновременно с забастовкой по всему городу начались массовые демонстрации и митинги – где-то с требованием хлеба, где-то с политическими лозунгами «Долой войну!», «Долой самодержавие!» и т.д. Возникшие в связи с этим стихийные беспорядки все усиливались. Прекратилось движение транспорта, начались стычки демонстрантов с полицией. Войска, стянутые для подавления беспорядков, отказались стрелять в народ, но в этот раз их уже было значительно больше, чем в октябре, и их не удавалось призвать к порядку или усмирить. К 27 февраля восстание в Петрограде охватило уже 3 или 4 полка – Павловский, Литовский, Преображенский и Волынский. Эти полки, полностью или частично, присоединились к стихийным митингам и демонстрациям рабочих, предварительно убив или изгнав своих офицеров ([93] с.518; [7] с.24).
Восстание в армии, охватившее 3 или 4 полка – это было уже очень серьезно, намного серьезнее, чем все события революции 1905 года. Это вам не Москву расстреливать из пушек, имея против себя лишь несколько сотен вооруженных рабочих. К тому же здесь, в Петрограде, из пушек не очень постреляешь, можно очень легко и в «своих» попасть, «зацепив» дворец какого-нибудь вельможи, а то и самого царя. А если снять войска с фронта и стянуть к Петрограду, то еще неизвестно, согласятся ли они стрелять в таких же солдат, как и они сами, или тоже присоединятся к восстанию. Несколько тысяч казаков, стоявших в Петрограде, и те отказались выступать против мятежных солдат и стрелять в восставший народ ([114] с.20). О том, что происходило в те дни в Петрограде, можно судить по записи французского посла в России Мориса Палеолога, приходившегося родственником царской фамилии, которая была сделана 28 февраля 1917 г.: «Мрачные известия приходят одно за другим. Окружной суд представляет собой лишь огромный костер: Арсенал на Литейном, дом Министерства внутренних дел, дом военного губернатора, дом министра двора, здание слишком знаменитой охранки, около двадцати полицейских участков объяты пламенем; тюрьмы открыты и все арестованные освобождены; Петропавловская крепость осаждена; овладели Зимним дворцом, бой идет во всем городе… Такая скорая и полная измена армии является большим сюрпризом для вождей либеральных партий и даже для рабочей партии» ([7] с.60).
В последующие два дня, накануне отречения Николая II, восстание также охватило Кронштадт, где были убиты офицеры, и московский гарнизон ([215] p.250). По-видимому, эта «скорая и полная измена армии» и была той «последней соломинкой», которая сломала хребет российскому самодержавию. Попытка усмирить восстание грозила сильным кровопролитием и началом широкомасштабной гражданской войны с участием армии и с непредсказуемыми последствиями, к тому же в этом случае был весьма вероятен развал фронта и проигрыш в войне. Единственное, что могло спасти положение – отречение царя и отставка его правительства. И это было именно потому, что необходимость смены царя и правительства была уже настолько очевидной абсолютно всем, включая убежденных монархистов, что никаких защитников трона в тот момент просто не оказалось. Даже генералы высказались в пользу смещения Николая II: 1-2 марта начальник штаба Ставки генерал Алексеев разослал телеграммы всем командующим фронтам с просьбой высказаться за или против отречения царя – ни один командующий не выступил в защиту Николая, все поддержали его отречение, кроме Колчака (тот просто промолчал). Сегодня установлено, что даже святейший синод православной церкви принял решение установить контакты с революционным комитетом Государственной думы еще до отречения Николая II ([153] 28/2006, с.70).
Таким образом, факты опровергают тот взгляд на события 1917 года, который высказывают О.Платонов и некоторые другие современные историки: о том, что «иудо-масоны» и прочие «злые силы» в феврале 1917 г. свергли царя, поддерживаемого православной церковью и русскими патриотами, а затем начатое «иудо-масонами» продолжили «революционные бесы» - большевики, эсеры и прочие [93]. Факты свидетельствуют о том, что в феврале 1917 г. царя в России не поддерживал никто, ни одна политическая сила: ни дворяне-монархисты, ни русская православная церковь. Если синод православной церкви, не дожидаясь отречения Николая II, и еще не зная точно, будет ли отречение, уже признал новое революционное правительство – революционный комитет Государственной думы, преобразованный затем во Временное правительство – то это свидетельствует о том, что поддержки у Николая II не было абсолютно никакой, и всем было ясна необходимость его отречения, которое, как все полагали, только и могло остановить рост безумного хаоса и анархии, происходивший в течение нескольких лет, и особенно нескольких месяцев, предшествовавших февральской революции.
В этой связи выглядят непонятными и даже наивными те упреки, которые высказывают О.Платонов и А.Солженицын в адрес царского правительства и генералов – дескать, не уберегли царя и не спасли самодержавие, хотя еще не все было потеряно ([93]; [114]). Ради чего было их спасать, если всему обществу и всему народу было ясно, что их надо побыстрее убирать с глаз долой, пока не поздно и пока они окончательно не завели страну в пропасть хаоса и анархии? Да и зачем был нужен России такой царь? Как пишет А.Солженицын, «Слабый царь, он предал нас…» ([114] с.46). Совершенно верно, предал, предал свой народ. Но не в феврале 1917 года, а намного раньше:
- в 1895-1903 гг., когда занялся колониальными захватами в Восточной Азии и созданием то ли «наместничества», то ли «бизнеса» для себя и своих генералов, и обрек страну на огромные потери и ненужную войну с Японией,
- 9 января 1905 года, когда не захотел разговаривать с народом о самом наболевшем,
- в 1906-1907 гг., когда пренебрег требованиями всего общества и всенародно избранной Думы (об устранении несправедливости в отношении крестьян), а вместо этого пошел на поводу у кучки помещиков и Столыпина,
- в 1907-1911 гг., когда вместо попытки найти согласие с обществом санкционировал «государственный переворот» (разгон Думы в 1907 г.) и столыпинский политический террор, а также развал общины и разжигание классовой войны в деревне (то есть подготовку будущих легионов сулл и цезарей для гражданских войн – вот они и появились в феврале 1917 г.),
- в 1914-1916 гг., когда пренебрегал интересами России в угоду просьбам и уговорам союзников, заставляя русскую армию выполнять роль пушечного мяса; наконец, когда обманул народ, назвав войну Отечественной, а потом сам себя дезавуировал, объявив о явно захватнических планах войны.
Я уже не говорю о многом, чего не было сделано Николаем II: не было налажено сколько-либо эффективного управления страной, не было борьбы с коррупцией, не было никакой демократизации общества - хотя бы ради прилива в государственные структуры «свежей крови», не было сделано и многого другого. О том, что в принципе это было возможно даже в условиях царской России, свидетельствует пример его великого предка Николая I, сумевшего наладить и эффективное управление, и борьбу с коррупцией, и назначения правильных чиновников с государственным мышлением (см. главу XV). «Как же можно было с такой поразительной слепотой, - пишет А.Солженицын, - на все государственные и военные посты изыскивать только худших и только ненадежных? Именно всех этих изменников – избрать и возвысить? Совместная серия таких назначений не может быть случайностью» ([114] с.23). Но таков закон всех олигархических структур, а особенно сословно-олигархических, какая существовала в России под прикрытием самодержавия. Когда все прогрессивные и думающие слои общества подвергаются политическому террору ради защиты интересов одной узкой касты, то эта каста все более вырождается, и государство удушает само себя.
Кто-то может сказать: несмотря на все это, Николай II – еще не самый худший из русских царей. Да, не самый худший, были хуже и даже намного хуже, об этом ранее было сказано. Но время изменилось – резко возросли вызовы, стоящие перед страной и ее народом. Появились сильные и коварные враги, окружившие ее со всех сторон (чего не было в предыдущие 2-3 столетия), появилось разлагающее и вездесущее воздействие внешней коррупции (глобализации), которое уже когда-то, много столетий назад, привело Россию дважды к страшной катастрофе – к демографическому апокалипсису, культурному и экономическому упадку (см. главу VIII). Царям и династиям, не способным быть на уровне таких вызовов, не место на троне, а место на свалке истории. И там же – место наивным патриархальным монархическим иллюзиям.
Как же можно охарактеризовать то, что произошло в феврале 1917 года – «революция» или, быть может, «иудейско-масонский заговор», как полагают некоторые авторы? Представляется, что все же революция. Наиболее убедительными в этом отношении представляются выводы Р.Баландина, который пишет: «есть все основания считать, что в России в конце февраля 1917 года произошла стихийная анархическая революция (выделено автором – Ю.К.). Лишь после этого, не в феврале, а в марте последовало формальное отречение Николая II в пользу своего младшего брата. Такой была его личная воля. Он надеялся, что такой акт позволит избежать революционных потрясений» ([7] с.38). Действительно, восстание, произошедшее в трех или четырех петроградских полках, выглядит совершенно как стихийное и анархическое, тем более что речь идет не о мятеже, организованном офицерами, а речь идет о солдатах, убивших и изгнавших своих офицеров[301]. Затем то же самое повторилось в Кронштадте и Москве. Такое вряд ли было под силу организовать даже таинственным «иудо-масонам». Что же касается революционных партий (эсеров, большевиков), руководивших многими событиями 1905 года, то, как пишет А.Солженицын, «В совершении революции ни одна из революционных партий не проявила себя, и ни единый революционер не был ранен или оцарапан в уличных боях…» ([114] с.14). В.Кожинов указывает, что «из 29 членов и кандидатов в члены большевистского ЦК, избранного на VI съезде (в августе 1917 года), ни один не находился в февральские дни в Петрограде!» ([57] с.296). Поэтому вывод о стихийной анархической февральской революции представляется совершенно правильным.
