Глава XIX . Россия в тисках войны, коррупции и анархии (1914 г. – сентябрь 1917 г.)
19.1. Первая мировая война и ее роль в Русской революции
Выше уже было сказано и были приведены факты, показывающие, что Первая мировая война (1914-1918 гг.) была неизбежной, равно как неизбежным было участие России в большой европейской войне. В течение 10 лет, предшествовавших войне, практически каждый год происходили инциденты между странами Антанты и странами германской коалиции, каждый из которых мог привести к началу войны. Даже если предположить, что Россия отказалась бы от участия в Антанте и ухитрилась не участвовать в Первой мировой войне, то большой иллюзией было бы считать, что она тем самым смогла бы вообще избежать участия в большой европейской войне.
Первая мировая война. Европа в 1914-1915 гг. Источник: www . ostu . ru
Скорее всего, в этом случае ситуация для России была бы намного хуже: Германия, разгромив Францию на суше и добившись мира с Англией, повернулась бы на Восток и напала бы на Россию, так как германская правящая верхушка уже несколько десятилетий мечтала о расширении Германии на Востоке, за счет российских территорий. В этом случае России пришлось бы в одиночку противостоять Германии, усилившейся за счет Франции и ее колоний, а Германия могла бы еще привлечь себе в союзники Австро-Венгрию и Турцию (а возможно, и старинного врага России Британию). Исход этой войны можно предсказать безошибочно: Россия при ее слабой промышленной базе, отсутствии собственного машиностроения и отраслей научно-технического прогресса, плохих дорогах, внутренней коррупции и страшной социальной нестабильности эту войну бы проиграла - куда уж выиграть, если она не выдержала даже более легкой войны против Германии, в составе крупной коалиции[297]. Следствием ее мог бы быть намного худший социальный взрыв, чем тот, который произошел в 1917 году, с большой вероятностью распада страны на части и ее раздела между государствами Запада на «зоны влияния», то есть колонии. И это фактически означало бы конец России как самостоятельной державы и как крупного государства вообще.
Война с Германией так или иначе была неизбежной. Об этом говорит сам факт, что Германия дважды: в августе 1914 г. и в июне 1941 г., - начинала войну с Россией, об этом говорит также реваншистская антироссийская риторика и пропаганда, начавшаяся еще в 1880-е годы и продолжавшаяся 60 лет – до падения Берлина и капитуляции Германии в 1945 году, об этом говорят и другие факты, приводившиеся выше. Никакого ядерного сдерживания в то время не существовало, поэтому остановить воинственные намерения соседа можно было только одним способом – победив его в большой и гибельной для обеих стран войне. Даже известный немецкий военный историк Г.Дельбрюк признавал, что главной причиной формирования Антанты, большой коалиции против Германии, было осознание государствами того, что с ней ни о чем нельзя договориться [8] – то есть воинственность и задиристость Германии, непременно желавшей затеять войну. Поэтому рассуждения некоторых российских историков об «ошибке» царского правительства, втянувшегося в Первую мировую войну, сильно попахивают дилетантством и лукавством и являются безответственной попыткой найти в войне причину Революции. Война с Германией была неизбежной. Англия это поняла уже в первые годы XX века и начала к ней готовиться: с одной стороны, путем формирования Антанты и наращивания военного бюджета, с другой стороны, посредством проведения внутренних социально-экономических реформ 1906-1911 гг., укреплявших Англию в преддверии войны и делавших невозможными никакие революции и социальные потрясения в этой стране. Российская правящая верхушка при Николае II этого не поняла и не хотела понимать вплоть до 1914 года, когда некоторые ее представители типа Дурново это поняли, но уже слишком поздно. В течение всего времени, прошедшего после 1905 года, она не только не предпринимала необходимых реформ для преодоления социального кризиса и глубокой социально-классовой вражды, но и разрушала даже то немногое, что еще поддерживало социальную стабильность - в частности, крестьянскую общину и доверие общества и народа к царю. Именно это и является одной из главных ошибок царского правительства. Каждая эпоха ставит перед странами, в том числе и перед Россией, свои вызовы. Правящая верхушка должна не существовать ради ублажения своих желаний и страстей, а должна управлять страной с учетом тех задач и вызовов, которые перед ней стоят или могут встать в ближайшем будущем. Если верхушка этого не хочет или не может делать, то она неизбежно окажется на свалке истории. Проблема, однако, состоит в том, что на эту свалку она может утянуть за собой и всю свою страну.
Обстоятельства начала Первой мировой войны хорошо известны, не буду их повторять. Очевидная ошибка, которую многократно совершало царское правительство в ходе Первой мировой войны, состоит не в том, что оно в нее втянулось (первой войну объявила не Россия Германии, а Германия России), а в том, что оно воевало в ущерб собственным интересам России и ее национальной безопасности. В августе 1914 г. русская армия, по просьбе союзников (Англии и Франции), предприняла совершенно неподготовленное наступление на германском фронте в Восточной Пруссии. В результате, конечно, немцы сняли часть войск с Западного фронта и перебросили на Восточный (чего и добивались союзники), но для русской армии это закончилось страшным поражением, гибелью и пленением большого числа солдат и офицеров. Русская армия была настолько неподготовлена для наступления, что артиллерии нечем было стрелять, а у солдат не было винтовок, многие из них были вынуждены ждать, пока убьют соседа, чтобы взять его винтовку. Как писал монархист князь С.Трубецкой, «с русской патриотической точки зрения это [наступление] было невозможно, почти преступно. С точки зрения союзной – это было возвышенно» ([93] с.389).
В дальнейшем такие «возвышенные» действия, осуществлявшиеся по указаниям союзников, повторялись все чаще и чаще, и в еще худшем варианте. Вторым хорошо известным фактом является остановка в конце 1914 г. – начале 1915 г. по просьбе союзников удачно развивавшегося русского наступления на территории Австро-Венгрии и переброска войск на германский фронт. По мнению многих историков, у России были все шансы быстро разгромить Австро-Венгрию и вывести ее из игры, после чего вести войну против Германии было бы намного легче. Вместо этого она остановила наступление на австрийском фронте и предприняла новое плохо подготовленное наступление на германском фронте.
Зато когда немцы весной 1915 г. перебросили значительные силы на Восточный фронт и предприняли мощное наступление против России, союзники ничем не захотели ей помочь. Они удовлетворились наступившим затишьем на Западном фронте и не предпринимали здесь никаких попыток наступления. Вместо помощи России они, как указывает О.Платонов, перешли к колониальным захватам, перебросив часть своих войск в Египет, Аравию, Ирак, Сирию. «Союзники, - пишет историк, - видели в России источник пушечного мяса, во многих отношениях по-прежнему занимая двуличную, антирусскую позицию…» ([93] с.391-392). Скорее всего, и срыв русского наступления в Австро-Венгрии был ими предпринят потому, что они опасались усиления России. Ведь в случае, если Россия в одиночку разгромила бы Австро-Венгрию, все лавры от этого достались бы ей одной, равно как и право определять политическую судьбу славян (сербов, хорватов, чехов, словаков и других), оказавшихся под австрийским господством. А Британии и Франции очень не хотелось этого допустить – ведь все предыдущее столетие они боролись с любыми попытками России оказывать влияние на славян Восточной и Центральной Европы.
Бездумное выполнение «приказов» союзников продолжилось и в дальнейшем. Весной 1916 г. русская армия по требованию союзников предпринимает сразу два наступления – в марте на германском, а в мае – на австрийском фронте. «Почти без подготовки, - пишет О.Платонов, - в неблагоприятных погодных условиях марта месяца русскими войсками проводится операция по спасению союзников… Однако вскоре эта операция, стоившая русской армии 78 тыс. человек, была отменена. Тем не менее, положение французов улучшилось, так как германское командование было вынуждено собрать к месту русского прорыва около шести корпусов.
Следующее наступление русской армии, - продолжает историк, - предпринимается также по просьбе союзников. В начале мая австрийцы разгромили итальянскую армию в Трентино. Союзники требуют от русской Ставки спасти положение: с личным посланием к царю обращается итальянский король» ([93] с.421). Это майское наступление русской армии – Брусиловский прорыв – тоже вскоре захлебнулось, но стоило огромных сил. Вообще, 1916 год стал для страны переломным, в экономике стремительно нарастали хаос и анархия, на фронте началось массовое дезертирство, ширились социальные протесты.
Все бóльшая уступчивость русского правительства по отношению к союзникам вызывала все бóльшую их наглость и все новые требования. Например, президент Франции Пуанкаре, направляя французскую миссию в Россию в апреле 1916 г., письменно просил Николая II к ней отнестись «благосклонно» и сообщал, что одна из целей миссии – «настаивать на посылке 400 000 человек [русских солдат] во Францию, партиями по 40 000 человек…» ([85] с.352). Не менее нагло вели себя итальянцы. Генерал-адъютант Алексеев в докладе царю в мае 1916 г. даже пожаловался, что их просьбы о «немедленном наступлении нашей армии» по своему тону больше напоминают требования. А член британского правительства виконт Мильнер в своем письме Николаю II в феврале 1917 г. писал о том, что русские солдаты сражаются с «поразительной храбростью и выносливостью», а Россия обладает «большим количеством человеческого материала» и поэтому должна помогать союзникам (ibid). Короче, британскому правительству было лучше известно, чем русскому, каким «человеческим материалом» и в каком количестве обладает Россия, и в каком количестве должны погибать на войне русские солдаты.
Самым вопиющим образом необыкновенная уступчивость русского правительства проявилась в отправке, по просьбе союзников, значительных русских контингентов на Западный фронт. Так, в конце 1915 г. туда была отправлена сначала одна бригада в 10 тыс. человек, а затем, как указывает О.Платонов, еще 3 бригады ([93] с.420). Тем самым Россия оголяла свой собственный фронт, который и без того отодвинулся на сотни километров вглубь страны под ударами германской армии – немцы уже подошли к Минску, хотя начинали войну от Варшавы. Создавалось впечатление, что вернулись времена 100-150 летней давности, когда русских солдат за деньги продавали Австрии и Англии, и они сражались где-то в Западной Европе, то защищая Австрию от прусского императора Фридриха II, то помогая Англии и ее союзникам победить революционную Францию и Наполеона. Но разница состояла в том, что в то время России ничто не угрожало, и никто не угрожал: ни сколько-либо опасный внешний враг, ни серьезный внутренний кризис, - и она могла в принципе позволить себе такую роскошь. Теперь же ей угрожало и то, и другое, и подобную политику можно расценить как политическое безумие и высшую степень коррупции, пронизавшей всю правящую верхушку сверху донизу.
Наиболее показательным образом эта коррупция проявилась именно во взаимоотношениях с союзниками по Антанте. Казалось бы – и Англия, и Франция были вчерашними врагами, особенно Англия, с которой Россия вплоть до 1907 г. находилась в состоянии необъявленной войны («Большой игры»), длившейся уже целое столетие. А Франция неизменно участвовала в «Большой игре» на стороне Англии. С какой это стати вдруг Россия воспылала к этим государствам таким доверием и преданностью, что начала действовать в ущерб собственным интересам? На что она рассчитывала? Простая логика и ход дальнейших событий свидетельствует о том, что она ни на что не рассчитывала и не могла рассчитывать. А это необыкновенное доверие и преданность объяснялись несколькими обстоятельствами. Во-первых, как уже говорилось, все русское дворянство и часть интеллигенции были воспитаны в преклонении перед Западом, существовало множество обществ «друзей Запада» (масонских лож, английских клубов и т.д.), откуда и подобострастность в отношении к союзникам. Отличиться в глазах союзников было высшей честью, да еще, к примеру, получить от них награду или орден. Так можно было намного быстрее получить известность и сделать хорошую карьеру, нежели пытаясь отстаивать национальные русские интересы в пику союзникам (за что, наоборот, можно было попасть в опалу). И союзники этим активно пользовались – раздавали ордена, а также, судя по всему, и деньги, не скупясь, всем тем, кто лоббировал их интересы в русском правительстве и русской армии[298].
Во-вторых, Россия находилась в сильной экономической зависимости от Запада. В предвоенные годы ее задолженность, главным образом перед Францией и Англией, еще более выросла, и только на ее обслуживание (выплату процентов) накануне войны уходило около 1/4 государственного бюджета страны ([107] 12, с.173). Но для ведения войны и латания дыр в экономике России нужны были новые кредиты от союзников, а для их получения важно было заслужить их благосклонность[299].
Наконец, третья причина состояла в искажении целей войны и в попытке использовать ее для дальнейшего имперского строительства. Так, в соответствии с секретными соглашениями России с Англией и Францией, Россия имела право в случае удачного окончания войны установить контроль над Константинополем и проливами, соединявшими Черное и Средиземное море (Босфор и Дарданеллы). Кроме того, Россия планировала отрезать от Германии и Австрии те польские территории, которые отошли к ним в результате разделов Польши в XVIII в., и присоединить к себе.
Указанные причины: преклонение перед союзниками, экономическая зависимость от них, стремление к новым захватам территорий, - помешали царскому правительству в 1916 году трезво оценить обстановку и начать с Германией сепаратные переговоры о мире, которые та настойчиво предлагала. Сначала эти предложения поступали неофициально, затем, в ноябре 1916 г., уже вполне официально – в виде ноты германского правительства. Однако в ответ в декабре 1916 г. был издан царский приказ по армии, где эти предложения отвергались, ввиду того что «достижение Россией созданных войной задач, обладание Царьградом и проливами, равно как и создание свободной Польши из всех ее ныне разрозненных областей еще не обеспечены» ([93] с.424). Издавая такой приказ, Николай II фактически признавался в собственном лицемерии. Ведь в августе 1914 года он заявил, что развязанная Германией и Австро-Венгрией война является для России Отечественной войной. Но в отечественной войне не ищут приобретения новых заморских территорий. Поэтому, как только эти цели царского правительства стали для всех очевидными, война перестала быть отечественной и стала для всех империалистической, а вместе с тем для многих солдат окончательно был утрачен и смысл участия в подобной войне.
Накануне февральской революции 1917 года широко распространились слухи о предательстве со стороны правительства и самого царя. Утверждалось даже, что императрица Александра Федоровна (урожденная немка) продавала русские военные секреты Германии, и что именно предательством со стороны царя и его окружения объясняются военные поражения России. В действительности многие из этих слухов распространялись агентами британо-французского влияния в России (см. далее) и не имели под собой никакой основы – это позднее подтвердило расследование Временного правительства. Но чем объяснить такую необыкновенную популярность этих слухов? Ведь подавляющее большинство населения накануне февраля 1917 г. было убеждено в предательстве если не самого царя, то его правительства или его окружения (царицы, Распутина, министров, генералов и т.д.). Неужели так легко при помощи нескольких ложных слухов убедить все население в предательстве руководства страны? Почему же тогда во время Великой Отечественной войны при самых страшных поражениях на фронте народ не верил лживым слухам о Сталине и советском правительстве, хотя поражения были намного страшнее, а слухи были еще коварнее и распространялись мощнейшей пропагандистской машиной фашистской Германии?
На самом деле, как мы видели, доверие к царю было основательно подорвано еще до начала Первой мировой войны. Кроме того, если разобраться по сути, то предательство царским правительством национальных интересов России действительно было. Оно состояло в том, о чем уже было сказано: вместо российских интересов при ведении войны учитывались в первую очередь интересы союзников, а вместо отечественной войны, на которую звали воевать призывников и добровольцев, их заставили проливать свою кровь в империалистической войне. И это для большинства солдат были совершенно очевидные факты предательства. К тому же следствием выполнения «приказов» союзников, как уже говорилось, стала страшная дезорганизация военных действий – неподготовленность наступлений, нехватка боеприпасов в критический момент, несогласованность действий войск, внезапная приостановка успешных операций, неожиданная переброска войск с важных участков на менее важные, дезорганизация снабжения и т.д. Все это приводило в конечном счете к отступлениям и совершенно неоправданным людским потерям, которые у России были более значительными, чем у любой другой воюющей стороны в Первую мировую войну. В результате создавалось впечатление о тотальной коррупции и предательстве со стороны правительства, командования армии, самого царя, который начиная с августа 1915 г. принял на себя функции главнокомандующего. Как вспоминал впоследствии В.Войтинский, из своих бесед с солдатами накануне февральской революции 1917 г. он сделал вывод о том, что армия потеряла всякое уважение и к командованию, и к офицерам, видя всюду предательство ([215] с.239). А когда потеряно уважение и доверие, то люди готовы поверить самым чудовищным слухам, даже слухам о том, что царица и царские министры – агенты Германии.
Рассказы о войне – картина В.Виноградова, 1915 г.
Ввиду полной утраты доверия к царскому правительству к 1917 году даже для самых рьяных монархистов была очевидной необходимость смены царя и правительства. Ниже приводится мнение потомственного дворянина и убежденного монархиста Бориса Анненкова, воевавшего в то время на германском фронте (впоследствии активно воевал против советской власти): «Общий вывод был такой, что власть, существовавшая до революции, не годится… Фронт на себе испытал всю разруху. Кроме того, было известно, что масса измен идет через верха, через существующее правительство. Было известно, что при правительстве находится масса продажных министров… существующее правительство оказалось совершенно негодным и должно было быть переменено. Ну, а какая должна быть перемена, над этим я не мог задумываться… Я думал, что Учредительное собрание выберет власть, которая нужна, но я полагал, что будет выбран новый царь» ([85] с.344).
А вот что писал М.Бонч-Бруевич, еще один убежденный монархист и потомственный дворянин, который близко знал царскую семью и занимал в Первую мировую войну высокие командные посты в армии (впоследствии примкнул к большевикам): «разочарование в династии пришло не сразу. Трусливое отречение Николая II от престола было последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Ходынка, позорно проигранная Русско-японская война, пятый год, дворцовая камарилья и распутинщина – все это наконец избавило меня от наивной веры в царя, которую вбивали с детства… Огромную роль в ломке моего мировоззрения сыграла Первая мировая война с ее бестолочью, с бездарностью Верховного командования, с коварством союзников и с бесцеремонным хозяйничаньем вражеской разведки в наших высших штабах и даже во дворце самого Николая II» ([7] с.219-220).
Окончательной дискредитации царя и царского правительства способствовали тот внутренний хаос и разруха, которые усиливались с каждым месяцем войны. Например, через два года войны, к августу 1916 г., цены на мясо выросли в 3,5 раза, на рыбу – в 4 раза, на хлеб и крупу – в 2,5 раза, на одежду – в 5-7 раз, на спички – в 7 раз ([93] с.505). Основная причина была вполне банальной – печатный станок, выпуск правительством все большего количества бумажных денег, ради необходимости продолжения войны, требовавшей огромных затрат. Но, несомненно, продолжал действовать и иной фактор повышения цен: всеобщая монополизация промышленности, - который, как мы видели, действовал еще до войны[300]. В результате инфляция с каждым месяцем усиливалась. К 1 января 1918 г. по сравнению с довоенным уровнем, по данным Н.Рожкова, количество бумажных денег в обращении выросло в 10 раз, а цены – в 40 раз ([107] 12, с.235). Что касается зарплаты, то она почти не увеличивалась. По данным Платонова, зарплата госслужащих за первые два года войны выросла лишь на 20-30% ([93] с.506), в то время как цены выросли в среднем в 3-5 раз. Таким образом, уже в первые два года войны уровень жизни упал в несколько раз и продолжал падать все стремительнее. А для абсолютного большинства людей это означало, что они оказались либо за чертой бедности, либо на грани голодной смерти.
И было бы ради чего терпеть все эти лишения. А то ведь царь еще и посмеялся над всеми – сначала призывал на войну ради спасения Отечества, а теперь приходилось все эти лишения выносить ради какой-то мифической цели – ради завоевания турецкого Константинополя, населенного турками. Популярный в те годы поэт Василий Князев написал на эту тему сатирическое стихотворение «Необходимые аннексии» (с эпиграфом «Коготок увяз, всей птичке пропасть»):
Без выхода море — не море, а горе:
И флоту — веревка и вывезу мать!
И вот оттого-то нам всем и охота, —
Дав туркам по феске, забрать Цареград.
Покончив с Босфором, окинем мы взором
Простор Средиземья и… снова удар:
Без выхода море!.. Не море, а горе!..
Дать бриттам по кепке и взять Гибралтар!
А там — Атлантида… Ведь вот где обида:
Всю музыку портит Панамский канал!
Без выхода море!.. Не море, а горе!..
Дать янки по шляпе, канал же — в пенал!
А там, о Мадонна, — Засилье Гиппона:
На острове остров; несметная рать!..
Без выхода море!.. Не море, а горе!..
Дать дерзким по кэпке и Токио взять...
Экономические трудности в стране усиливались под влиянием спекуляции и постоянно возникавших товарных дефицитов, которые приобретали все больший размах. Это было проявлением еще одной стороны коррупции и некомпетентности правительства, наряду с той стратегической коррупцией и некомпетентностью, о которой шла речь выше. В частности, в коррупции и денежных махинациях обвинялись Земгор и военно-промышленные комитеты – организации, занимавшиеся снабжением армии и тыла во время войны. Из-за этого нарастали перебои как со снабжением армии, где опять все сильнее ощущалась нехватка боеприпасов, оружия и т.д., так и в снабжении городов.
Спекуляция усиливалась еще и вследствие стихийной монополизации внутренних товарных рынков. Как пишет О.Платонов, «От тяжелого продовольственного положения выигрывали крупное купечество и оптовики, тогда как мелкое купечество разорялось. Многие торговцы бросают свои лавки и поступают на фабрики и заводы. Мясные лавки… почти все закрылись, из-за отсутствия муки прекратили свою деятельность две трети булочных, ежедневно закрывались по нескольку колбасных и молочных лавок, чайных магазинов. Одновременно происходила монополизация торговли в руках крупных купцов, особенно в торговле сахаром, мукой, рыбой» ([93] с.509). В итоге все чаще возникали товарные дефициты, которые, как правило, объяснялись не нехваткой товаров, а действиями спекулянтов-монополистов. Например, в докладе военной контрразведки в октябре 1915 г. отмечалось, что дефициты и дороговизна товаров часто возникают вследствие сознательных действий: «еврейские коммерсанты несомненно скрывают товары, сахар, соль, замедляют доставку, нарочно не разгружают насколько возможно прибывшие с товарами вагоны…» ([93] с.475).
То же касалось и перебоев с продовольствием, возникших в начале 1917 г. и послуживших непосредственным толчком к февральской революции: все они были созданы искусственно. Собранный в стране в 1916 году урожай (4 млрд. пудов зерна) намного превышал годовые потребности в зерне (3,5 млрд. пудов), поэтому никакого дефицита хлеба не должно было возникать ([93] с.503). Тем не менее, в Петрограде и других крупных городах возникали все бóльшие перебои с хлебом, и очереди за ним становились все длиннее. Без сомнения, спекуляция продовольствием сыграла значительную роль в возникшем хлебном дефиците. Например, незадолго до февральской революции 1917 г. крупный коммерсант Абрам Животовский (дядя Льва Троцкого) был обвинен в том, что продавал русскую муку и сахар Германии – врагу России в Первой мировой войне [67].
Накануне февральской революции 1917 г. положение с хлебом в крупных городах достигло критического уровня. Пришвин, служивший в Министерстве земледелия, в Отделе продовольствия рабочих заводов и фабрик, писал в начале 1917 г. о том, что повсюду в крупных городах останавливают заводы ввиду недостатка хлеба. Как пишет С.Кара-Мурза, «На заводах были случаи самоубийств на почве голода. Подвоз продуктов в Петроград в январе составил половину от минимальной потребности. Продразверстка, введенная правительством осенью 1916 г., провалилась. В феврале М.В.Родзянко писал царю: “В течение по крайней мере трех месяцев следует ожидать крайнего обострения на рынке продовольствия, граничащего со всероссийской голодовкой”» ([51] с.107-108).
