«Немая сцена» из «Ревизора», нарисованная самим Н.Гоголем
В советский период сцены из «Ревизора» рассматривались как примеры коррупции, царившей в эпоху Николая I . При этом забывали, что сама деятельность ревизоров реально началась лишь при этом царе, до этого со времен Ивана Грозного ничего подобного не было, и глубоко укоренившаяся коррупция была результатом бездеятельности предшественников Николая I .
Разумеется, нет основания утверждать, что при Николае I совсем исчезла коррупция. Вполне вероятно, что с ростом чиновничьего аппарата, который был заметен в его царствование, происходил рост мелкой коррупции – мелких взяток со стороны чиновников и использования ими служебного положения. Мы видим множество примеров такого взяточничества и в гоголевском «Ревизоре» – в виде небольших денежных сумм, врученных псевдо-ревизору, в виде борзых щенков, врученных чиновнику в качестве подарка и т.д. Есть и конкретные примеры мелкой коррупции, приводимые историками. Например, начальник тайной полиции Бенкендорф имел слабость к красивым женщинам, особенно к французским актрисам, приезжавшим в Петербург, которые, как пишет А.Труайя, «были вынуждены защищаться от его преследований» ([58] с.93). Не исключено, что, добиваясь от них взаимности, шеф полиции использовал свое служебное положение. Но такого рода мелкая коррупция во все эпохи была, есть и будет также всегда, до тех пор, пока существуют человеческие пороки; и вряд ли любому правителю под силу полностью побороть это явление. Кроме того, в отличие от крупной коррупции, у нас нет критериев, которые бы позволили нам оценить масштабы мелкой коррупции при Николае I в сравнении с предыдущими эпохами. Судя по всему, разгул мелкой коррупции был и до Николая, и во время его царствования, и в последующие царствования, он был неизбежным явлением, вытекавшим из низкой морали и нравственности дворянской верхушки, и ни один правитель в мире, какими бы он необычайными качествами ни обладал, не смог бы быстро исправить это положение[246].
2. Развитие промышленности в России. Именно при Николае I началось действительное развитие российской промышленности, что признает, например, даже такой признанный авторитет в области экономической истории как И.Валлерстайн. Этому способствовала, отмечает американский историк, система протекционистских таможенных тарифов, введенная Канкриным, начиная с 1822 г., то есть в конце царствования Александра I. Согласно этой системе, высокие пошлины взимались по импорту около 1200 различных видов товаров, а импорт некоторых товаров (хлопчатобумажные и льняные ткани и изделия, сахар, ряд металлических изделий и т.д.) был фактически запрещен ([205] p.547). Заслугой Николая I можно считать то, что он не поддался давлению проанглийского лобби (которое, несомненно, оказывалось, как при Павле I и Александре I) и не отменил эту систему, а способствовал ее сохранению - она продолжала действовать с небольшими изменениями в течение всех 30 лет его правления. А сам Канкрин при Николае был повышен в статусе до уровня министра финансов, и еще провел очень удачную денежную реформу. Именно благодаря высоким таможенным тарифам, указывает И.Валлерстайн, в России в этот период была создана достаточно развитая и конкурентоспособная текстильная и сахарная промышленность (такого же мнения придерживается и Д.Блюм: [156] pp.402-403), и именно благодаря этому, полагает историк, дальнейшее развитие России пошло не по тому пути, по которому шло большинство стран Азии, Африки и Латинской Америки, а по иному пути – пути индустриального развития ([213] p.152). Иными словами, Россия именно в царствование Николая I перестала представлять собой в экономическом плане сырьевую колонию Англии и других стран Запада, а начала приобретать иные черты, черты более развитого государства.
Необычайное развитие промышленности при Николае I подтверждается целым рядом статистических данных, собранных Н.Рожковым ([107] 10, с.174-176, 278, 286), которые я не буду приводить, чтобы не утомлять читателя. Приведу лишь мнение этого известного экономического историка о том, что в течение 1835-1855 гг. произошел «необычный расцвет промышленности и производства», в том числе производства хлопчатобумажных изделий, изделий из металла, одежды, деревянных, стеклянных, фарфоровых, кожаных и прочих изделий ([107] 10, с.286-288).
Кроме развития промышленности, при Николае было начато строительство железных дорог и построено около 1000 верст железнодорожного полотна, что дало стимул к развитию собственной металлургии и машиностроения. При нем же, как указывает Д.Блюм, началось строительство крупных (шоссейных) дорог с твердым покрытием: были построены трассы Москва – Петербург, Москва – Иркутск, Москва – Варшава. А вот после Николая I это строительство резко затормозилось, несмотря на рост населения и потребностей страны. По данным американского историка, в 1893 г. в России было 7700 миль шоссейных дорог, из них 5300 миль (около 70%) было построено в период 1825-1860 гг. ([156] p.283)
Бурное развитие промышленности привело к резкому увеличению городского населения и росту городов. Доля городского населения за период царствования Николая I выросла более чем в 2 раза - с 4,5% в 1825 г. до 9,2% в 1858 г. ([107] 10, с.7, 274-275) - и это при том, что общий рост населения также заметно ускорился (см. п. 14.1). Такого бурного роста городов в стране не было с XVI века. Россия буквально на глазах переставала быть «большой деревней», каковой она являлась в предшествующие два столетия, и начинала приобретать черты современной европейской цивилизации.
3. Крестьянский вопрос. Николай I не смог осуществить освобождение крепостных крестьян, хотя вопрос об этом им ставился в течение всего царствования, и для его решения было создано множество различных комиссий. За это все историки его критикуют. Но давайте разберемся в этом вопросе по существу, отбросив двойные стандарты, применяемые историками. А существо состоит в том, что никто из его предшественников даже не ставил этого вопроса. Лишь Александр I задавался такой целью в начале своего правления, но вскоре ее отбросил. Фактически при всех предыдущих царях, от Петра I до Александра I, положение крестьян лишь ухудшалось – и при последнем достигло самого худшего состояния (см. выше). При Николае же впервые произошло радикальное улучшение положения крестьян. Это вытекает из трех фактов, на которые историки почему-то не обращают внимания, и которые суммированы далее. Во-первых, число крепостных в процентах ко всему населению, по данным Д.Блюма, уменьшилось с 57-58% в 1811-1817 гг. до 44-45% в 1858 г. ([156] p.420), а по данным В.Ключевского – даже до 35% в 1857 г. ([55] LXXXVI)[247]. А это означает, что крепостные крестьяне впервые за полтора столетия перестали составлять большинство населения страны и превратились в меньшинство.
Во-вторых, улучшилось положение крепостных крестьян. Впервые при Николае государство в лице тайной полиции стало следить за тем, чтобы права крестьян не нарушались помещиками[248]. Для этого, разумеется, прибегали и к негласному сбору информации о злоупотреблениях, чинимых тем или иным помещиком. Как указывает Д.Блюм, в результате применения наказаний по отношению к помещикам к концу царствования Николая I под арестом находилось около 200 помещичьих имений ([156] p.440). Разумеется, это очень сильно сказалось на положении крестьян и на помещичьей психологии. Помещики впервые за полтора столетия осознали, что крепостные не являются их вещью, что у них есть определенные права, которые они обязаны соблюдать. Кроме того, были введены строгие запреты на продажу крепостных без земли и поодиночке. Теперь объектом купли-продажи могли быть не крепостные как таковые, как это было ранее, а лишь все поместье или какая-то самостоятельная его часть с находившимися на этой земле крестьянскими дворами. И за выполнением этого закона государство теперь стало следить. Самим крестьянам также разрешили приобретать землю в частную собственность, на что они ранее не имели права. Все это привело к кардинальному изменению отношения к крестьянам. Как пишет В.Ключевский, из законов, принятых при Николае I, вытекало два совершенно новых вывода: во-первых, что крестьяне являются не собственностью помещика, а, прежде всего, подданными государства, которое защищает их права; во-вторых, что личность крестьянина не есть частная собственность землевладельца, что их связывают между собой отношения к помещичьей земле, с которой нельзя согнать крестьян ([55] LXXXV). Таким образом, само крепостное право при Николае изменило свой характер – из института рабства оно превратилось в нечто иное, в институт, который в какой-то мере защищал и права крестьян – прежде всего, от насильственного лишения их земли.
Наконец, в третьих, в это царствование произошло сильное улучшение положения государственных крестьян, численность которых к тому же выросла и уже превысила численность крепостных. Это улучшение произошло в основном благодаря мерам, предпринятым графом Киселевым, о котором уже говорилось. Так, всем государственным крестьянам были выделены собственные наделы земли и участки леса, а также повсеместно были учреждены вспомогательные кассы и хлебные магазины, которые оказывали крестьянам помощь денежными ссудами и зерном в случае неурожая. В результате этих мер, указывает Н.Рожков, не только выросло благосостояние госкрестьян, но и доходы казны с них выросли на 15-20%, а недоимки по податям уменьшились вдвое ([107] 10, с.296-297). Это привело даже к тому, отмечает В.Ключевский, что, государственные крестьяне стали возбуждать зависть крепостных крестьян ([55] LXXXV).
Поскольку некоторые историки приводят какие-то голословные утверждения о том, что, дескать, реформы Киселева не привели к улучшению положения государственных крестьян ([58] с.217), то привожу конкретные факты и экономические показатели, подтверждающие вышесказанное. Первое – недоимки по налогам с государственных крестьян к концу царствования Николая сократились вдвое ([107] 10, с.296-297), а это – бесспорный факт резкого улучшения их положения. Второе – как отмечает Д.Блюм, до реформ Киселева среди государственных крестьян было много безземельных батраков, влачивших нищенское и зависимое существование, а к середине 1850-х годов таковых практически не осталось, все получили землю от государства ([156] p.533). Третье - согласно расчетам русского экономического историка П.Шторха конца 1840-х годов, один крепостной крестьянин в среднем был обязан выплатить и отработать в виде оброка, налогов и барщины обязательств на сумму 12,8 рублей в год, а государственный крестьянин – лишь 5,43 руб., то есть почти в 2,5 раза меньше ([156] p.488). Ранее этот разрыв в положении двух категорий крестьян не был столь большим, да и самих государственных крестьян было немного. Так, при Петре I они составляли менее 20% всего населения страны, а к 1858 г. удельный вес этой категории превысил 50% ([156] p.476), в то время как удельный вес крепостных упал намного ниже 50% (по разным источникам - до 35-45%). Поэтому эти значительные улучшения в царствование Николая I коснулись большей части российского крестьянства. Многие крестьяне в этот период воспользовались предоставленной им возможностью выкупать землю в собственность – и в 1858 г. им принадлежало уже около 3,7 миллионов десятин земли в европейской части России ([156] p.489).
Приведенные выше цифры показывают, что в действительности освобождение крестьян при Николае I шло полным ходом – так как удельный вес крепостных в численности населения довольно быстро сокращался[249]. И это происходило одновременно со значительным улучшением положения как государственных крестьян, так и самих крепостных.
Как указывает Д.Блюм, реформы Киселева в отношении государственных крестьян вызвали резкую критику со стороны крупных помещиков и богатых вельмож, которые увидели в них угрозу сложившемуся порядку ([156] p.570). Еще большее негодование вызвали его предложения в отношении крепостных крестьян, которые сводились к приближению их статуса к государственным крестьянам и усилению контроля за ними и за помещиками со стороны государства ([107] 10, с.299-300). Например, как заявлял в 1843 г. крупный вельможа граф Нессельроде, планы Киселева в отношении крестьян приведут к гибели дворянства, сами же крестьяне будут все больше наглеть и бунтовать ([156] p.570). Помещичье-вельможная олигархия оказывала в течение всего царствования Николая яростное сопротивление любым конструктивным предложениям по освобождению крестьян.
Сам этот вопрос был намного более сложным, чем кажется на первый взгляд. Например, освобождение без земли крестьян Прибалтики, проведенное Александром I в конце его царствования, привело к резкому ухудшению положения прибалтийских крестьян, в одночасье ставших безземельными батраками, что признают практически все исследователи крестьянского вопроса ([156] p.544; [55] LXXXIV). Надо полагать, это стало одной из причин резкого снижения рождаемости в Прибалтике в течение XIX в.: к концу столетия рождаемость там упала до всего лишь 2,9% в год против 5,3% в центральной России ([205] p.74). Резкое обнищание прибалтийских крестьян и последовавшие массовые восстания в Прибалтике показали порочность указанного подхода и необходимость освобождения крестьян с землей. Однако это было в то время практически невозможно осуществить ввиду противодействия помещиков. Поэтому политика Николая I, которая значительно повысила статус крепостных и которая постепенно приучала помещиков, да и самих крестьян, к этому новому их статусу, была необходима как подготовка будущего окончательного освобождения крестьян.
Отражением этого нового статуса крепостных является не только начавшаяся борьба государства с произволом помещиков, запрет на куплю-продажу крепостных и начало их владения землей, но и, например, их начавшееся участие в торговле и предпринимательской деятельности. Например, по данным Д.Блюма, из 130 хлопчатобумажных фабрик города Иваново в 1840-е годы 63 фабрики принадлежали крепостным крестьянам, ставшим предпринимателями, а почти все остальные фабрики – бывшим крепостным ([156] p.301). И это при том, что собственно крепостные (рабовладельческие) фабрики петровско-екатерининского типа (использовавшие принудительный, рабский труд крепостных) почти исчезли – их число сократилось с 35% в 1825 г. до 15% в 1830-е годы и продолжило уменьшаться в дальнейшем ([107] 10, с.180).
4. Развитие образования и культуры. Именно при Николае I была впервые начата программа массового народного образования, в основном касавшаяся государственных крестьян. В начале его царствования крестьяне были почти поголовно неграмотными, а к концу – значительная часть крестьянских детей уже была охвачена школьным образованием. Число крестьянских школ в стране, по данным Н.Рожкова, увеличилось с всего лишь 60 школ, где училось 1500 учеников, в 1838 году, до 2551 школы, где училось 111 000 учеников, в 1856 г. ([107] 10, с.297) В этот же период было открыто много технических училищ и вузов – по существу, была создана система профессионального высшего и среднего образования страны.
Что касается литературы и искусства, то, несмотря на то, что как говорится, только ленивый советский историк не ругал Николая I за его реакционную цензуру и зажим свободного творчества писателей, но именно при этом царе произошел невиданный ранее расцвет русской литературы. Целая плеяда великих русских писателей появилась именно в это царствование – ничего подобного мы не видим ни в один другой период русской истории. И этому во многом способствовало как раз прекращение государственного террора в отношении писателей и иных творческих профессий в период правления Николая I. Если при Екатерине II даже Новикова за его безобидные книжки приговорили к 15 годам заточения в крепости, то Гоголя, Пушкина, Лермонтова и Некрасова за их сатиру и критику окружающей действительности при «матушке-императрице», наверное, просто бы расстреляли – сразу и без долгих судебных разбирательств. А при Николае им лишь иногда запрещали публикацию того или иного произведения, а самого автора при этом могли всего-навсего выслать из Петербурга – например, на черноморский курорт (как высылали Пушкина), где можно было с еще бóльшим удовольствием продолжать писать свои произведения. Более того, многие остро сатирические произведения, тот же «Ревизор» Гоголя, шли в театрах, и ими восторгалась публика. Как писал Пушкин, «видел я трех царей [Павла I, Александра I и Николая I]… но променять его [Николая I] на четвертого не желаю – от добра добра не ищут» ([58] с.105). Николаю же посвящены и следующие строки Александра Сергеевича:
Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю ([107] 10, с.251)
Гоголь и Жуковский у Пушкина - картина П.Геллера
Так что политика Николая I была огромным шагом вперед по сравнению с предыдущими царями. Что касается цензуры, то, как будет показано далее, она была необходима – прежде всего, ввиду подрывной деятельности со стороны Британии и контролируемой ею либеральной прессы в отношении России. Конечно, бывали и перегибы, и самодурство николаевских чиновников. Но в целом критику Николая I советскими историками, а ранее авторами либерального толка следует считать сильно преувеличенной и предвзятой. Приходится констатировать, что в этом вопросе мнение и тех, и других было сформировано по политическим соображениям. Особенно умиляет критика николаевской цензуры со стороны советских историков – ведь цензура в СССР была более суровой, чем во времена Николая I, а репрессии в отношении неугодных писателей были жестче даже во времена Брежнева. Но это как раз пример из той серии, когда историки у одних правителей бревна в глазу не замечают, а у других из соринки в глазу пытаются изобразить бревно.
5. Необходимо отметить и те изменения, которые произошли во внешнеполитической деятельности страны. Внешняя политика России в этот период впервые со времен Петра I стала полностью самостоятельной и независимой от чьего бы то ни было влияния извне. Другой вопрос, насколько верными были те или иные направления этой новой политики (см. далее), но в любом случае это была собственная политика, выработанная в Петербурге, а не продиктованная из Лондона или из Вены. Теперь уже никому не приходило в голову называть русских солдат «английскими наемниками», как это было во время войны с Францией в 1805 году. И русские войска уже не использовались в качестве «пушечного мяса», о котором тут же забывали, как только в нем не было более нужды – как, например, англичане и австрийцы забыли про посланные им на помощь армию Суворова в Швейцарии и русскую армию в Голландии в начале царствования Павла I, чем обрекли их на тяжелые потери, а множество русских солдат – на плен.
В целом, характеризуя роль Николая I и его царствования в русской истории, можно прийти к следующему выводу. Никогда еще, со времен Ивана Грозного, во главе государства не стоял столь достойный правитель. И.Солоневич пишет, что Николай I был, подобно Александру Невскому и Ивану III, истинным «державным хозяином», с «хозяйским глазом и хозяйским расчетом» ([117] с.422) - и это действительно так. В действительности именно этот царь (а не Петр I, как было принято считать до сих пор) и был действительно первым царем-государственником, царем-хозяином среди всех монархов династии Романовых. Именно ему и его политике Россия должна быть обязана тем, что ее история пошла по пути строительства и укрепления государства, а не по пути развала и анархии, который был весьма вероятной альтернативой в середине XIX века. Именно ему она обязана тем, что, наконец, начала выкарабкиваться со дна той пропасти, пропасти тотального отчуждения между государством и основной массой населения, куда ее завела политика царей, правивших в предшествующие полтора-два столетия и обслуживавших интересы крупных бояр и вельмож.
15.3. Николай I – «дворянский царь»
Говоря о Николае I, необходимо всегда помнить о том, что хотя он и был царем-государственником, но вместе с тем он был «дворянским царем» - то есть царем, который в первую очередь считал себя представителем дворянского сословия и действовал в его интересах, и уже во вторую очередь – в интересах всего остального населения России. Это относится и к последующим царям династии Романовых, откуда и вытекает основное внутреннее противоречие этих царей и их царствования. В отношении Николая I вышесказанное можно иллюстрировать целым рядом примеров. Так, раздача невозвратных ссуд дворянству при нем не прекратилась, а продолжилась с еще бóльшим размахом. Как указывает В.Ключевский, к концу царствования Николая 2/3 дворянских имений находились в неоплатных долгах государственным учреждениям, а сумма долгов приблизилась к миллиарду рублей ([55] LXXXV). Продолжилась и выдача ссуд под залог крепостных. Если в 1820 г. общий объем таких ссуд составлял 110 млн. руб., которые были выданы под залог 1,8 млн. душ (20% всего числа крепостных), то к 1859 г. объем этих кредитов вырос до 425 млн. руб. и заложено было уже 7,1 млн. душ (66% всего числа крепостных) ([156] p.380). При этом всем было совершенно очевидно, что речь шла о непроизводительных ссудах, которые расходовались на поддержание расточительного образа жизни дворянства. Кроме того, выдача таких ссуд противоречила самой политике Николая по повышению статуса крепостных и его законам о запрещении их купли-продажи. Получается, что продавать крепостных было запрещено, но можно было их спокойно заложить в банке, как простую вещь. Очевидно, Николай и его прогрессивные министры просто не могли пойти на запрет такого полюбившегося дворянам дополнительного источника пополнения их кошельков – иначе дворяне просто устроили бы революцию.
В результате паразитический образ жизни дворян не уменьшался, а даже увеличивался. Так, если в 1830-е годы количество крепостных, состоявших в прислуге у дворян, составляло 915000 человек (4,1% всех крепостных), то к 1859 г. это число увеличилось до 1467000 человек или 6,8% всех крепостных ([156] p.460). Как отмечает Д.Блюм, положение этой части крепостных было особенно деморализующим. Они подвергались частым наказаниям со стороны капризных господ и их гостей, а крепостные служанки нередко бывали вынуждены оказывать своим хозяевам еще и сексуальные услуги ([156] p.457). Вместе с тем из-за огромного количества дворовых людей работы у них было немного, они предавались безделью, ссорам и участию в дворовых интригах. Эта довольно большая группа людей, которая значительно превышала численность всего дворянства, составляла целое прискорбное явление в жизни русского общества – о чем можно судить, например, по таким словам и словосочетаниям, родившимся в ту эпоху, как «лакейство», «лакейская душа», «лакейская психология» и т.д. В целях борьбы с этим злом Николай I в 1840-1844 гг. предпринял попытки сократить численность крепостной прислуги у дворян. Был образован комитет о дворовых людях и выпущены указы, которые должны были стимулировать дворян уменьшать их количество ([107] 10, с.302-303). Но это ни к чему не привело – судя по всему, по той причине, что никто не отваживался на радикальные меры против богатых дворян, имевших много прислуги, которые могли вызвать их сильное недовольство[250].
Николай I неоднократно выступал перед дворянскими собраниями, обсуждая деликатные вопросы, касавшиеся дворянского сословия и его взаимоотношений с крестьянами. Здесь тоже хорошо просматривается роль самодержца не как правителя, равноудаленного от всех сословий, а именно как «дворянского царя», пекущегося в первую очередь об интересах дворян. Например, выступая перед петербургским дворянством 21 марта 1848 года (во время революционного всплеска в Европе) Николай I призывал дворян быть осторожнее с крепостной прислугой и не обсуждать политику в ее присутствии, чтобы не спровоцировать бунт. В другом своем выступлении перед дворянством он предостерегал от того, чтобы дворяне давали слишком хорошее образование своим крепостным, не соответствовавшее их статусу и роду деятельности – так как такое образование может сделать положение крепостных в их собственных глазах еще более невыносимым ([156] pp.459, 546).
Но, пожалуй, никакая другая область не характеризует лучше позицию Николая I именно как «дворянского царя», чем его отношение к новым революционным идеям, пришедшим из Европы – о равенстве людей и о народовластии. Если идею необходимости освобождения крестьян он принял и старательно вбивал в головы дворянства в течение всей своей жизни, то эти идеи он категорически отвергал. Дело в том, что реализация идеи равенства неизбежно вела к уничтожению сословий и сословных привилегий дворянства. А этого Николай, как «дворянский царь», как раз и не мог допустить. Ну, а реализация идеи народовластия тоже означала ликвидацию исключительных прав дворянства при выборах в местные органы власти, а также содержала потенциальную угрозу самому самодержавию. Впрочем, в данной области взгляды Николая I полностью совпадали с настроениями основной массы дворян, которые за редкими исключениями типа Пестеля и подобных ему революционеров, совершенно не разделяли идей равенства и народовластия.
15.4. «Большая игра» против России и русского царя
Выше было показано, что хотя в восстании 14 декабря 1825 г. участвовало несколько совершенно разных групп, в том числе группа революционеров-утопистов, но основной его движущей силой, представлявшей опасность для государственной власти в России, была вельможная аристократия или олигархия, в том понимании олигархии, которое сформулировано в настоящей книге. Подавление этого вельможного заговора с последующими репрессиями в отношении молодых богатых аристократов поставило Николая I в оппозицию к олигархии, и дальнейшие его шаги по отстранению от управления государством крупных воров и введение в правительство совершенно иного типа людей еще более усилили это противостояние. Это вылилось в настоящую кампанию против царя и института самодержавия вообще, которая проводилась в течение всего царствования Николая I, продолжалась затем и в отношении некоторых его преемников, и завершилась отречением Николая II в феврале 1917 г., которое также было организовано олигархической верхушкой.
Впрочем, мы видели, что эта кампания против царя и самодержавия началась еще раньше – при Павле I и затем при Александре I. А в XVI в. подобная же кампания проводилась против Ивана Грозного. Причина данного явления заключается в конфликте интересов государства в лице царя, с одной стороны, и интересов олигархии, с другой, и она, как правило, отнюдь не связана с какими-то неправомерными действиями царя, которые намеренно раздуваются в ходе такой кампании. Наоборот, речь идет обычно как раз о достойных царях, желающих блага своей стране и своему народу, и потому вступивших в конфликт с олигархией. Но именно эти цари становились объектами преднамеренного очернения и были оболганы, а те цари, которые потакали крупным ворам и позволяли им разворовывать и грабить страну, всячески восхвалялись – этими же ворами и нанятыми ими писателями и историками.
Имеется множество примеров подобных кампаний в истории. Во второй книге трилогии приводился ряд таких примеров ([65] глава XVIII). Так, в Древнем Риме сначала Цезарь, затем Август, Тиберий, Нерон и другие императоры сознательно очернялись сенаторами-олигархами, преподносились ими в виде «деспотов» и «тиранов», при этом использовались низкопробные приемы такого очернения, которые были достаточно подробно описаны. К таким же низкопробным приемам очернения прибегал Курбский и зарубежные авторы пасквилей против Ивана Грозного в XVI веке. Как указывает историк А.Филюшкин, в основу произведения Курбского был положен тезис об Иване Грозном как о «звере Апокалипсиса» и «предтече Антихриста», и все последующие факты, приводимые Курбским, были призваны это «доказать» ([141] с.73, 550). Таким образом, все факты в его произведениях подгонялись под заранее заготовленный тезис. Большинство из них сегодня опровергнуты историками, а целый ряд фактов даже и не требует опровержения – настолько нелепы эти «обвинения»: например, что бояр по приказу «антихриста Грозного» специально убивали возле алтаря в православном храме (не подтверждено никакими свидетельствами), что «антихрист Грозный» пытался заключить союз с нечестивым «измаильским псом» - крымским ханом Девлет-Гиреем (это также якобы является доказательством его «сатанинской сущности»), что «антихрист Грозный» со своей свитой совершал массовые изнасилования женщин, занимался содомией и т.д. [141] Ложь и преднамеренное очернение русского царя в произведениях Курбского до того очевидны, что мне непонятно, почему историки до сих пор не исключили их из списка достоверных источников и продолжают приводить факты, взятые из этих лживых произведений. Я могу объяснить это лишь одним – поддержание этой исторической лжи выгодно олигархии до сих пор, и она до сих пор оплачивает услуги таких «историков». В действительности произведения Курбского являлись частью той «геббельсовской пропаганды», которая в то время велась на Западе против России и ее царя и которая была организована врагами нашей страны, намеревавшимися подчинить ее западным государствам и католической церкви.
Хорошо известно, что одновременно с произведениями Курбского на Западе появилось множество клеветнических книг и брошюр против Ивана Грозного. Вот некоторые примеры, которые приводит А.Филюшкин: «Александр Гваньини писал, что царь принуждал к сожительству с ним жен виднейших аристократов, причем силой держал их по нескольку недель. Датский посол Якоб Ульфельд передавал слух, будто бы Грозный содержал гарем («гиненкей») из 50 наложниц – пленных ливонских аристократок и возил его с собой во всех походах. Европейские авторы подробнейшим образом описывают убийства, изнасилования, похищения опричниками и самим царем понравившихся женщин у законных мужей… Надоевших наложниц нередко возвращали мужьям в виде трупов… Знатные женщины, встретившиеся на пути царю, подвергались поруганию: они должны были задрать подол и, выставив напоказ свою наготу, так стоять, пока не проедет вся государева свита. Широко распространен сюжет об охоте опричников, стреляющих из луков в бегающих по полю нагих девушек… [а также] тщательные описания свадеб Грозного, с выбором невест, осмотром нагих девушек, надругательством над женщинами и т.д.» ([141] с.544). Все эти многочисленные сочинения являются полнейшим вымыслом и не подтверждены ни одним реальным свидетельством, но они, безусловно, внесли свою лепту в очернение Ивана Грозного – одного из величайших русских царей.
В XIX веке приемы сознательного очернения правителей-государственников и возвеличивания вельмож и послушных им правителей, стали намного изощреннее, чем они были ранее. Например, кардинал Ришелье фактически спас Францию от анархии и развала на ряд мелких государств, который уже начался при его предшественниках. Другими словами, Франция обязана кардиналу тем, что она осталась Францией, а не превратилась в некое подобие Бенилюкса или Югославии. А у Дюма в «Трех мушкетерах» Ришелье выведен в качестве деспота и тирана, с которым боролись все благородные французские дворяне, а он якобы опирался лишь на платных наемных убийц. Или другой пример. Герцог Бекингем в жизни был вором и казнокрадом, разворовавшим английскую казну и вызывавшим в Англии всеобщую ненависть. Смерть Бекингема вызвала восторг и ликование народа, а убивший его офицер Джон Фелтон стал в Англии чуть ли не национальным героем: его имя произносили с восторгом, а некоторые даже заявляли, что это они убили Бекингема, пытаясь взять его вину на себя ([65] глава XII). А у Дюма в «Трех мушкетерах» Бекингем представлен в виде благородного рыцаря, пекущегося о благе своей страны, а Фелтон – в виде зомбированного фанатика, который действовал по наущению Миледи – агента кардинала Ришелье. Как видим, историческая ложь представлена уже не в виде откровенных пасквилей, а преподносится исподволь как часть общего сюжета в увлекательном и всеми читаемом приключенческом романе.
Начатая в XIX веке кампания лжи и очернительства против русских царей также велась довольно изощренно. Интересно отметить, что, как и в случае с Иваном Грозным, эта кампания стартовала одновременно и на Западе, и в самой России. И произошло это сразу же после падения Наполеона – главного врага Англии. После этого Россия как союзник стала Англии не нужна, а политика русских царей, стремившихся к самостоятельности, к тому времени вызывала все большее раздражение английской правящей верхушки. Ну, а российские вельможи уже давно обсуждали планы по свержению царя и установлению в стране олигархического правления (см. предыдущую главу). Поэтому начало антицарской и антигосударственной кампании после 1815 года произошло отнюдь не случайно – именно тогда интересы внутреннего врага России совпали с интересами ее внешнего врага.
В России, как уже говорилось, это выразилось в появлении после 1815 г. ряда критических произведений («Русский Жильблаз», «Трумф» и другие), высмеивавших царя и российские государственные учреждения ([107] 10, с.115). На Западе в это же время появилось так называемое «Завещание Петра Великого» - фальшивка, автор которой был, по-видимому, француз, но появилось оно впервые в Англии в 1817 году, в книге англичанина Вильсона «Описание военной и политической мощи России». В «Завещании Петра Великого» утверждалось, якобы от имени Петра I, что миссия России состоит в покорении всех окружающих стран - Османской империи, Индии, Персии и т.д. В книге Вильсона содержалась также карта, показывающая планируемые этапы расширения территории России и утверждалось, что она стремится к всемирному господству [8]. В последующие годы в английских газетах начали регулярно появляться антироссийские статьи, которые подвергали ругательствам и глумлению Россию, русскую политику и русского царя. Интересно, что пока Россия послушно следовала в фарватере британской политики, как это было, например, при Екатерине II и в начале царствования Александра I, никаких таких «завещаний», книг и статей не появлялось, и в Англии без всякого беспокойства наблюдали за тем, как Россия присоединяет к себе Польшу, Грузию, Крым, Одессу, Финляндию и т.д. А теперь англичане вдруг сильно забеспокоились о судьбе мира, которому якобы начала угрожать Россия и русские цари. Именно с этого момента, как пишут историки, был дан старт «Большой игре» - противостоянию Англии и России, продлившемуся целое столетие. При этом, однако, часто не обращают внимания на два обстоятельства. Во-первых, Англия в этот период боролась не только с Россией, она вообще стремилась к мировому господству – и в течение XIX в. полмира действительно превратилось в английские колонии, а моря и океаны планеты, по образному выражению английских историков, превратились во внутренние озера Британской империи. Россия была одним из немногих оставшихся больших кусков на планете, которые Англии никак не удавалось проглотить – потому и вызывала ее сильное раздражение. Во-вторых, в «Большой игре», которую Англия вела против России, активное участие принимала также Франция, ставшая к тому времени союзницей Англии, равно как и внутренний враг России – русская вельможная олигархия.
Как уже было сказано, в ходе пропагандистской кампании, являвшейся частью «Большой игры», очернению подвергались и Российское государство, и российская политика, и личность царя. Причем методы внешнего врага России были очень схожими с методами ее внутреннего врага. Английские книги и газеты обвиняли Россию в стремлении захватить весь мир – то есть как раз в том, что делала сама Англия, захватывая страны одну за другой и превращая их в свои колонии. К таким же методам прибегали и российские вельможи: они обвиняли Николая I в тех грехах, которые были присущи им самим: в тщеславии и стремлении к власти, во лжи и лицемерии, в распутстве и т.д., - то есть в таких вещах, где они, можно сказать, сами были экспертами. При этом и англичане, и русские вельможи очень часто выступали с одинаковыми позициями и одинаковой неприязнью и в отношении России, и в отношении русского царя.
Одним из первых примеров такого феномена – внутреннего врага, вошедшего в тесный союз с внешним врагом, в целях ведения антироссийской пропаганды – может служить посол России в Англии (в 1784-1806 гг.) граф С.Воронцов, один из организаторов убийства императора Павла I, богатейший вельможа и знатный аристократ, которого историки называют «английским послом в Англии». Он с отвращением говорил и писал о России и о российской политике, когда она шла вразрез с интересами Англии, и всячески восхвалял Англию и все английское. Английский посол в России Уитворт даже называл его англичанином – настолько мало общего он имел с Россией [8]. Подобных прозападных вельмож мы немало видим и в эпоху Николая I. Один из них, князь П.Долгоруков, который считал себя более родовитым, чем сами цари Романовы, а в свете прославился своим эпатажным поведением, опубликовал в Париже книгу (под псевдонимом) со скрытыми выпадами в адрес Николая I, за что по возвращению в Россию подвергся ссылке. Как пишет историк В.Колесникова, «себя князь П.В.Долгоруков считал, так сказать, историческим наследником декабристов, а свой поединок с николаевским режимом – продолжением идей декабризма» ([58] с.85).
Другим примером такого внутреннего врага, вошедшего в тесный союз с внешним врагом, является Александр Герцен – незаконнорожденный сын богатого русского помещика Ивана Яковлева и немки Луизы Гааг, получивший от отца богатое наследство и прекрасное образование, но вымышленную немецкую фамилию. Герцен с юных лет воспылал нелюбовью к окружавшей его русской действительности и к царю Николаю I. Это отношение он уже в молодости высказал в своем романе «Кто виноват?» и в оскорбительном поведении по отношению к особе императора, за которое получил девятимесячное тюремное заключение с последующей ссылкой[251]. Отбыв ссылку, Герцен в 1847 г. уехал за границу и уже больше в Россию не возвращался, значительную часть своей жизни посвятив борьбе со страной, в которой он родился и которая дала ему образование и приличное состояние. Он выпускал сначала в Париже, затем в Лондоне целый ряд изданий на русском языке (различные листовки, позднее - журналы «Полярная звезда» и «Колокол»), которые нелегально ввозились и распространялись в России. Во время Крымской войны 1854-1855 гг. он на своей «Вольной типографии» в Лондоне печатал воззвания к защитникам Севастополя, в которых призывал их переходить на сторону врага! ([121] с.24) А во время польского восстания 1863 г., пишет Н.Стариков, Герцен «печатает гнусные пасквили, с пеной у рта рассказывает о мифических зверствах русских солдат, забывая упомянуть о преступлениях польских повстанцев» ([121] с.39). Печатались в его изданиях также секретные и закрытые материалы, нелегально полученные из России, например, сверхсекретная переписка русских министров, государственный бюджет страны и т.д. ([121] с.36)
Все эти факты свидетельствуют о том, что Герцену оказывалось спонсорство со стороны британских правящих кругов и со стороны британской разведки, поставлявшей ему добытые ею в России секретные материалы. По-видимому, следуя указаниям своих спонсоров, Герцен и печатал указанные выше листовки, имевшие столь явную антироссийскую направленность. Имеются и прямые данные о том, что Герцен получал финансовую поддержку от Ротшильдов – богатейшего семейства еврейских магнатов, принадлежавшего к англо-французской правящей верхушке и оказывавшего в середине XIX в. существенное влияние на формирование британской внешней политики (см.: [65] глава XIV). В частности, как указывает Н.Стариков, Герцен держал свой счет в банке Ротшильдов и у них же кредитовался, вся его переписка также шла через этот банк; более того, Ротшильды использовали свое влияние и даже давление на Николая I, чтобы помочь Герцену в продаже его имущества в России, унаследованного от родителей, на которое царь пытался наложить арест ([121] с.26-34).
Разумеется, печатание Герценом подрывных материалов и их заброска в Россию обходились дорого, и себя совершенно не окупали. Поэтому Ротшильды не были единственными спонсорами Герцена, в дальнейшем у него появились другие таинственные спонсоры, за которыми, как полагает Н.Стариков, скрывались британские секретные службы ([121] с.40-44). На это указывает целый ряд фактов, например, крупные денежные суммы, которые он получал из непонятных источников, частое появление в его печатных изданиях секретных и конфиденциальных материалов из России, источником которых могли быть только иностранные спецслужбы. Кроме того, об этом свидетельствует и удивительная скорость и оперативность переправки его нелегальных листовок и газет в Россию. Как указывает историк, всего через несколько дней его печатные издания были уже в России, «на столах русских либеральных читателей» ([121] с.36). И это при том, что у самого «вольного литератора» не было никакой организации, которая могла бы осуществлять такую переброску. Известно, что существовало два канала переправки этих листовок и газет – через Балтику и через Турцию, которая к тому времени превратилась в вассала Великобритании. Вывод ясен – вся или почти вся «литераторская» деятельность Герцена была частью «Большой игры» Британии против России.
Начавшись в конце эпохи Александра I, «Большая игра» продолжалась в течение всего царствования Николая I, а также после его смерти. Причем, одним из основных ее методов было распространение лживой антироссийской пропаганды – как в русскоязычной, так и в иностранной прессе и печатных изданиях. Например, после окончания русско-турецкой войны 1828-1829 гг. лондонская газета Таймс писала, что «Турция уже не независимое государство, она находится в рабском подчинении, фактически является собственностью России» [8]. Это не имело ничего общего с действительностью – речь шла лишь об обязательствах Турции беспрепятственно пропускать русские корабли через Босфорский пролив, взятых ею по Адрианопольскому миру 1829 г. с Россией. В действительности Турция в течение XIX века находилась в полной зависимости – и экономической, и политической - сначала от Франции, затем от Англии, что сегодня признается всеми историками. Таким образом, и здесь Англия пыталась обвинить Россию в том, чем грешила сама. На фоне антироссийской истерии звучали призывы к прямому военному вмешательству, с тем чтобы защитить Турцию от российских посягательств. Так, англичанин Эванс в 1828 г. призывал Англию и Францию объединиться, послать военную экспедицию в Крым и захватить его, чтобы противостоять усилению военной мощи России. Таким образом, план Крымской войны был составлен Эвансом еще за 25 лет до ее начала [8].
Противодействию антироссийской пропаганде, спонсируемой Британией, как раз и служила николаевская цензура. Одна из главных ее целей состояла в недопущении печатания антигосударственных и антипатриотических произведений, при этом их авторы могли подвергнуться репрессиям, впрочем, достаточно мягким по сравнению с предыдущими царствованиями. Однако посредством цензуры можно было бороться только с подобными выступлениями внутри страны, но не за рубежом – поэтому оттуда, с Запада, и шел основной поток инсинуаций и нападок как в адрес Российского государства, так и в адрес царя. Организовывала эту кампанию британская олигархия – группа богатейших людей Британии, придерживавшихся откровенных империалистических взглядов и стремившихся к мировому господству (подробнее см.: [65] глава XIV). Большинство этих людей наживалось на торговле с британскими колониями и странами, зависимыми от Британии, и потому они были прямо заинтересованы в проведении империалистической политики; а часть британской правящей верхушки и вовсе составляли колониальные набобы – богачи, сделавшие свое состояние на непосредственном ограблении колоний и работорговле. Именно такие богатейшие члены британского общества входили в различные комитеты по международным делам и другие закрытые клубы, в которых формировалась антироссийская политика и пропаганда. Наряду с Ротшильдами, одним из главных организаторов этой работы был Урквард, шотландский аристократ и владелец крупного состояния, который пытался одно время вести подрывную работу против России на Северном Кавказе, поставлял воевавшим с Россией горцам оружие и обучал их военному делу [8]. В Англии он был председателем ряда комитетов по международным делам, владел журналами и газетами антироссийской направленности. В одном из таких журналов – Free Press, позже переименованном в Diplomatic Review – сотрудничал Карл Маркс, который часто выступал с антироссийскими высказываниями [8][252].
Разжигая антироссийские настроения в англоязычной прессе, британская правящая верхушка убивала сразу двух зайцев – боролась с растущим влиянием России и отвлекала английскую публику от собственных проблем и ужасов, царивших в Британской империи. Например, во время голодомора в Ирландии в 1845-1847 гг. погибло до 1,5 миллионов ирландцев из 8-миллионного населения страны, а еще 2 миллиона были вынуждены эмигрировать. И в то время как эту часть Великобритании постигла столь страшная катастрофа, британское правительство никак на нее не реагировало и своими действиями лишь ее усиливало, продолжая вывозить зерно из Ирландии (см.: [65] глава XIV). Именно в разгар этого страшного ирландского голодомора, в ноябре 1847 года, в Лондоне была организована конференция по случаю 17-летия (!) польского восстания 1830 года в России, в которой, помимо прочих выступавших, участвовали Карл Маркс и Фридрих Энгельс. И в то время как вся Ирландия совсем рядом, в нескольких сотнях километров от Лондона, вымирала в результате действий британских властей, Маркс, Энгельс и другие ораторы с гневом обрушивались на русского царя, который когда-то 17 лет назад подавил бунт польской шляхты – бунт, не поддержанный польским народом. В действительности, как будет показано далее, Польша в составе России прекрасно себя чувствовала и даже переживала бурное промышленное возрождение. Несмотря на это, утверждал в одной из своих работ главный теоретик марксизма, Россия «умерщвляет героическую Польшу». Другое обвинение, которое Маркс выдвигал против России, касалось «огромных и не встречавших никакого сопротивления захватов этой варварской державы, голова которой находится в Санкт-Петербурге, а руки во всех кабинетах Европы» ([74] 16, с.11).
Британская карикатура 1900 г. ( http ://perevodi k a.ru )