На Сенатской площади 14 декабря 1825 г. - акварель К.Кольмана
Если исходить из ситуации, сложившейся утром 14 декабря, то мы видим, что ключевую или даже исключительную роль в восстании играла вторая группа (вельможная аристократия), а первая группа была фактически «выведена из игры». Действительно, руководитель первой группы, Пестель, накануне восстания был арестован, а большинство его соратников служило на юге и вряд ли успело столь оперативно прибыть в Петербург. Поэтому хозяйкой положения была вторая группа, которая к 14 декабря успела заготовить даже не одну, а целых две программы будущих реформ, распределила между собой роли в будущем правительстве и развила массовую агитацию в гвардии с целью вывести ее в нужный момент на улицу.
Но все же организация восстания или революции – вещь очень нетрадиционная для олигархии. История, в особенности русская история XVI-XVIII веков, свидетельствует, что у нее всегда намного лучше получались заговоры и убийства царей или, в крайнем случае, дворцовые перевороты с участием нескольких десятков преданных слуг или гвардейцев, нежели восстания и революции. Последние всегда были стихией обездоленных народных масс, которым было уже совершенно нечего терять. А молодым аристократам было чего терять – у них и так были деньги, влияние, власть. Да и массовости их движение не могло иметь никакой. Поэтому при организации восстания им требовалось уговорами, обманом или подкупом склонить на свою сторону и повести за собой массу простых дворян-гвардейцев, только тогда восстание могло приобрести какую-то массовость.
Именно эти недостатки, присущие олигархии, сразу же и выявились в момент начала восстания 14 декабря. Во-первых, не все молодые аристократы оказались способны «поставить на кон» все что они уже имеют - против тех выгод, которые могут приобрести в случае успеха восстания. Как раз тот человек, которого выбрали на роль будущего «диктатора» - знатный аристократ князь Трубецкой - в последний момент струсил и не вышел на площадь 14 декабря. Как указывают историки, он в течение всего дня совершал круги вокруг Сенатской площади, но так и не смог побороть свой страх и примкнуть к тем, кто выдвинул его в свои лидеры.
«Будучи офицером Главного штаба, - пишет Н.Стариков, - князь Трубецкой наблюдал за развитием событий из его здания, расположенного рядом. Пушечные выстрелы, ознаменовавшие поражение путчистов, застали Трубецкого лежащим без сознания в домовой церкви своей сестры Е.П.Потемкиной, куда он пришел во второй половине дня. Глава восстания лишился чувств, словно кисейная барышня. Сестра князя Трубецкого вспоминала: “Его подняли, положили на диван, привели в чувство”» ([121] с.146).
Как видим, организованное вельможной аристократией восстание оказалось без лидера – лидер в последний момент передумал в нем участвовать. Но выяснилось, что и та «повстанческая армия», которую молодые вельможи собирались использовать для свержения царя, также ни на что не была годна: во-первых, гвардейцы совсем не были склонны никого свергать или проявлять какое-либо насилие, а во вторых, большинство их и вовсе было выведено на площадь обманом и плохо понимало зачем и для чего их туда вывели. «Члены Северного общества, - пишет В.Ключевский, - распространяли в некоторых казармах, где популярно было имя Константина, слух, что Константин вовсе не хочет отказаться от престола, что приготовляется насильственный захват власти и даже что великий князь арестован. Этими слухами и увлечены были некоторые гвардейские солдаты; значительная часть Московского гвардейского полка 14 декабря отказалась дать присягу. С распущенными знаменами в одних сюртуках солдаты бросились на Сенатскую площадь и построились здесь в каре…» ([55] LXXXIV).
То есть, в сущности, все восстание было основано на ложных слухах и сознательной дезинформации, распространявшейся представителями той самой вельможной аристократии, руководившей Северным обществом, которая сама же (в лице «диктатора» Трубецкого) затем побоялась выйти на площадь. Это тоже очень характерно для данного слоя людей, о которых идет речь: подстрекать и подзуживать, оставаясь в тени, а в нужный момент захватить власть, когда революция уже сделана чужими руками. В дальнейшем, во время следствия и суда, пишет Н.Рожков, «Трубецкой вел себя в полном смысле постыдно. Он униженно ползал на коленях перед Николаем, целовал ему руки, со слезами молил даровать ему жизнь. А когда жизнь ему была дарована, он… дал детальнейшие показания о других, выдавая всех с головою, дошел даже до того, что донос возвел в нравственную обязанность…» ([107] 10, с.141).
В.Ключевский приводит еще один интересный пример той лжи, при помощи которой руководители Северного общества убеждали простых и доверчивых дворян - гвардейских солдат - выйти на Дворцовую площадь: их «уверили, что они восстают за угнетенных - великого князя Константина и за его супругу "Конституцию" (великий князь был женат на польке, а польки-де иногда носят очень странные имена)» ([55] LXXXIV). Как видим, иезуитское образование, полученное в аристократическом пансионе на Фонтанке, не прошло даром – трудно представить себе более циничную и издевательскую ложь. Получается, что многих солдат-гвардейцев просто цинично обманули: они решили, что их ведут защищать законного царя (Константина) и его супругу («Конституцию») от чьей-то узурпации, а их повели на смерть ради прямо противоположных целей – ради устранения царской власти как таковой, которую хотели узурпировать вельможи. «Неграмотные солдаты, - пишет Н.Стариков, - не понимали ничего, кроме того, что законного царя обижают, так и будут потом говорить, что выступают они за “императора Константина и его жену Конституцию”» ([121] с.141).
Давайте теперь вернемся к тому вопросу, который вынесен в название настоящего раздела: а если бы восстание декабристов удалось – что тогда? В целом, нет никакого сомнения, что свержение или устранение Николая I и возведение на престол слабого и безответственного Константина с уголовными наклонностями не способствовало бы укреплению государства, а привело бы, во-первых, к усилению анархии, которая и без того усиливалась в течение царствования Александра I, и, во-вторых, скорее всего, привело бы к ограничению власти царя и установлению формальной власти олигархии, группы богатейших людей, которые бы и сформировали новое правительство и Думу – аналог прежней боярской Думы и Семибоярщины Смутного времени. Это вытекает как из изложенных фактов, связанных с подготовкой восстания, так и из самого расклада политических сил в стране. Как уже отмечалось, в России той эпохи не было никакой политической силы, кроме царя, которая могла бы взять власть в свои руки и противостоять власти олигархии. Ни дворянство, ни другие сословия совершенно не были к этому готовы. Поэтому ограничение власти царя неизбежно вело к установлению олигархического режима, власти крупных вельмож и помещиков, что в свою очередь также неизбежно привело бы к усилению анархии в стране с перспективой распада и краха государства.
Что касается возможности осуществления новой властью (в случае успеха восстания) каких-либо прогрессивных реформ, то никакой такой возможности не существовало, что вытекает из полной незаинтересованности знатных вельмож в осуществлении подобных реформ. Ни о каком народовластии и уравнении сословий, предлагавшемся Пестелем, не могло быть и речи – не только сами вельможи, но и абсолютное большинство дворян было бы резко против. Да и само руководство Северного общество в течение всего времени отвергало эти идеи; появление же этих идей в кратком популистском манифесте, наспех подготовленном 13 декабря, судя по всему, было «дымовой завесой», призванной обмануть революционную молодежь, примкнувшую к движению. То же касается и освобождения крестьян, которое не поддерживалось даже большинством декабристов, не говоря уже об остальном дворянстве. Как пишет Н.Рожков, «подавляющее большинство их [декабристов] не понимало всей необходимости отмены крепостного права, ставило эту реформу на второй план, а подчас и не простирало своих стремлений в крестьянском вопросе далее уничтожения “злоупотреблений” помещичьей властью…» ([107] 10, с.147). И хотя среди декабристов действительно была группа людей во главе с Пестелем, искренне желавших революционных реформ в интересах народа, однако эта группа была слишком мала, ее политический вес был слишком незначителен, а ее программа – слишком утопична. Именно к ним относятся слова Грибоедова о ста прапорщиках, которые хотели изменить весь государственный быт России.
Интересно, что незадолго до восстания 14 декабря, как писала Елена Рерих в одном из своих писем, гималайские учителя – махатмы – пытались предупредить декабристов о «неверном задании» и призвать их отменить восстание ([58] с.48). Стало быть, утопичность их целей и опасность того, что восстание приведет к прямо противоположному результату, чем рассчитывали Пестель и его соратники, была очевидна не только для Грибоедова, и не только для нас с Вами.
В целом, говоря о значении событий 14 декабря 1825 г. в истории России, можно придти к следующему выводу. Значение их состоит в том, что впервые за сто с лишним лет состоялся переход царской власти к преемнику (Николаю I) не в соответствии с выбором той или иной олигархической группы, как это было в течение всего XVIII века, а в соответствии с законом и монархическими принципами передачи власти; при этом была пресечена попытка захвата власти со стороны олигархической группировки в лице части руководства Северного общества. И это означало восстановление в России самодержавной государственной власти, которой в стране с XVII века фактически не существовало[245]. В этом и состоит суть и значение событий 14 декабря. К сожалению, ради прикрытия своих истинных целей вельможная олигархия воспользовалась наивным революционным порывом дворянской молодежи, как, впрочем, она это делала много раз в истории и как это делает и сегодня. В результате пострадало немало хороших и благородных людей. В этом – суть трагедии той части декабристов, которая действительно руководствовалась идеей о счастье народа, не говоря уже о простых дворянах – гвардейских солдатах, большинство которых просто обманным путем вывели на площадь.
15.2. Что дало России царствование Николая I
Давайте теперь рассмотрим конкретные действия власти за период царствования Николая I (1825-1855 гг.), так как только такой подход, а не перечень славословия или критики в адрес царя со стороны различных авторов, может дать объективную оценку результатов его деятельности.
1. Борьба с коррупцией. Как было показано в предыдущей главе, крупная коррупция в царствование Александра I не уменьшилась. В сущности, как и в XVIII веке, государством в начале XIX века по-прежнему управляли крупные воры – так как олигархия и есть не что иное, как власть крупных воров. Примеры этому выше были приведены. Так, война 1805-1807 гг. с Наполеоном совершенно не нужна была России и велась исключительно в интересах вельмож и генералов, деливших между собой огромные английские субсидии. Внешнеторговая политика страны, закреплявшая и усиливавшая сырьевую ориентацию страны, велась в интересах «колониальной элиты» и Англии, которая ради сохранения этой политики щедро раздавала взятки русским чиновникам и при необходимости организовывала убийства русских царей, несогласных с такой политикой. И даже в период народной беды и вражеского нашествия 1812 года крупные воры в лице московского генерал-губернатора Растопчина и его свиты открыто грабили и растаскивали казну и чужую собственность, хотя в их прямую обязанность входила, наоборот, охрана этой собственности.
В царствование Николая I мы не видим больше у руля государства крупных воров – и это следует признать его безусловной заслугой. Как было показано, все российские цари: от Алексея I (1645-1676 гг.) до Александра I (1801-1825 гг.), - назначали в правительство своих друзей, родственников или любовников, как правило, из числа крупных бояр, помещиков и вельмож или просто из числа собутыльников, как Петр I. И эти друзья, родственники и любовники так разворовывали государство, что к концу их правления от его бюджета оставались одни лишь рожки да ножки, вместо денег в казне – одни долги, а значительная часть госимущества в виде земли, крестьян, дворцов, фабрик и прочего также «прихватизировалась» этими «правителями». Александр I тоже начал свое царствование с того, что создал специальные министерские посты и даже целые министерства для своих друзей из числа крупной аристократии, и эти друзья, судя по всему, воровали до того беззастенчиво, что он уже спустя несколько лет – и затем в течение всей своей жизни – называл их «грязными людьми».
Николай I с самого начала не выдвигал на министерские посты ни своих друзей, ни своих родственников. Он подбирал чиновников, которые преданно и верно служили своему делу – выполняли свои государственные функции. Разумеется, эти чиновники получали достойное вознаграждение – деньгами, землями и «арендами» (правом пользования государственными землями). Но это представляло собой упорядоченную систему мотивации чиновников и ничего общего не имело с тем воровством и кумовством, которое царило в предшествующие полтора-два столетия. Более того, мы впервые видим среди крупных чиновников царя не хапуг, а честных и порядочных людей с государственным мышлением, и уже не как единичное и исключительное явление, каким был Сперанский в 1807-1811 гг. при Александре I. Таких людей при новом царе набралась целая группа. Вскоре после начала своего царствования Николай I вызвал из ссылки самого Сперанского, дал ему ответственный пост и поставил перед ним важную задачу – подготовить единый свод российских законов, что тот и выполнил в последующие годы.
Николай I награждает Сперанского за составление свода законов - картина А.Кившенко
К таким людям можно отнести также Канкрина, который отвечал за финансы и экономическую политику государства, а также двух других крупных чиновников – Киселева и Воронцова. Об их деятельности на благо государства далее будет сказано, а сейчас надо сказать несколько слов об их честности и порядочности. Князь М.Воронцов в 1814 году командовал русским корпусом, оккупировавшим Францию. Пользуясь своим статусом оккупационных войск, и будучи избалованы дворянской вольницей в армии, русские офицеры имели обыкновение во время постоя во Франции гулять на широкую ногу и при этом не платить по своим счетам – так что к концу их пребывания накопилась огромная сумма задолженности в размере 1 миллион франков. И князь Воронцов, будучи человеком состоятельным, оплатил из своего кармана весь этот огромный долг ([107] 10, с.239). Разумеется, он не был обязан этого делать – ведь то были личные долги офицеров, получавших армейское жалование и довольствие. Но из-за них мог возникнуть международный скандал, могла пострадать репутация России и даже могли возникнуть дипломатические осложнения с ее союзниками. Поэтому мы видим в данном примере поступок не только исключительно порядочного и благородного человека, но и человека с государственным мышлением.
В отличие от князя Воронцова, граф П.Киселев не был богатым человеком. Он в течение многих лет, и очень успешно, возглавлял министерство государственных имуществ. Однажды, пишет Н.Рожков, Николай I спросил у Киселева, почему он, будучи не богат, не попросит у него никогда «аренды или денег». «Я знаю, что вы охотно даете, государь, - отвечал Киселев, - но не уважаете тех, кто принимает от вас. Мне же уважение ваше дороже денег» ([107] 10, с.238). Как указывает историк, среди чиновников правительства Николая I было немало подобных честных и порядочных людей с государственным мышлением, которых он называет «консерваторами с прогрессом» и примеры которых он еще далее приводит ([107] 10, с.244-246). Но как мы ранее убедились, таких людей практически не было в царских правительствах со времен первых Романовых, и если такие люди появлялись, как, например, Ордын-Нащокин при Алексее I (см. главу X) или Сперанский при Александре I, то их быстро устраняли из правительства и отправляли в монастырь или в ссылку. В том, что теперь такие люди были призваны в правительство и составили целую группу, безусловная заслуга Николая I.
Слева: портрет Павла Киселева - художник Ф.Крюгер
Справа: портрет Михаила Воронцова - художник Т.Лоуренс
С определенными оговорками можно причислить к числу этих людей и начальника III отделения А.Бенкендорфа, хотя в советский период его было принято ругать. Как следует из его биографии, написанной историком Д.Олейниковым, Бенкендорф был храбрым офицером и честным служакой [84]. Он геройски себя проявил во время русско-турецкой войны в 1811 г. и во время войны с Наполеоном в 1812-1814 гг., когда он лично водил в атаку кавалерийские полки и совершил немало других боевых подвигов. Что касается работы шефом полиции, то, как следует из книги Олейникова, он подходил к ней честно, не замечен ни в воровстве, ни в чрезмерном старании угодить царю. Надо отметить, что и III отделение, и в целом полицейско-репрессивные органы при Николае I были более мягкими, чем в XVIII веке, и чем они будут во время царствования преемников Николая I, о чем будет подробнее сказано в этой и последующих главах.
Следует сказать, что даже те поощрения со стороны Николая I, о которых говорил Киселев в разговоре с царем, никогда не превышали пределов разумных поощрений чиновникам за их службу. Мы не видим больше при этом царе подарков ни в виде дворцов, ни в виде десятков тысяч крепостных, пожалованных какому-либо вельможе. Даже своей любовнице В.Нелидовой, которая родила от него троих детей, Николай не сделал ни одного по-настоящему крупного подарка, сравнимого с тем, какие делала Екатерина II и другие цари предшествующей эпохи ([58] с.193-194).
Страшная коррупция при Александре I, как и до этого при Екатерине II, помимо всех прочих причин, порождалась также бездействием судов и контролирующих органов, которые просто не выполняли свои обязанности, в результате чего процветало казнокрадство, в то время как ни в чем не повинные люди много лет сидели в тюрьмах в ожидании суда. Николай сразу же постарался положить этому конец. Вот что пишет по этому поводу В.Ключевский: «В губернии он разослал доверенных сановников для производства строгой ревизии. Вскрывались ужасающие подробности; обнаруживалось, например, что в Петербурге, в центре, ни одна касса никогда не проверялась; все денежные отчеты составлялись заведомо фальшиво; несколько чиновников с сотнями тысяч пропали без вести. В судебных местах император [нашел] два миллиона дел, по которым в тюрьмах сидело 127 тыс. человек. Сенатские указы оставлялись без последствий подчиненными учреждениями. Губернаторам назначен был годовой срок для очистки неисполненных дел; император сократил его до трех месяцев, дав неисправным губернаторам положительное и прямое обещание отдать их под суд» ([55] LXXXV). Таким образом, уже само введение жесткого контроля сверху посредством регулярных проверок царскими ревизорами должно было способствовать снижению коррупции на местах и повышению эффективности и оперативности местных органов власти. Насколько новым такой контроль был в жизни русского общества, можно судить даже по комедии Гоголя «Ревизор», написанной как раз в то время - приезд одного такого ревизора в уездный город поверг всех местных чиновников в страшный шок и ужас, в котором они пребывают на протяжении всего действия, вплоть до немой сцены в конце спектакля.
