Эрмитаж в парке Царского села на фоне дворца Екатерины II (картина А.Грекова)
По роскоши и своим размерам дворцы и парки русских царей той эпохи, пожалуй, превосходят дворцы и парки французских и испанских монархов XV - XVIII вв. В парке Версаля не было ничего подобного этому царскосельскому «эрмитажу», что могло бы сравниться с ним в роскоши и причудливости, а безупречные стены стриженой зелени, воспроизведенные в суровом северном климате Петербурга, ничуть не уступали паркам при дворцах испанских императоров в Севилье и Гранаде.
13.2. Разврат государственного масштаба
Екатерина II во всем мире уже давно стала символом развратной и лицемерной правительницы. Об этом написано много книг, снято фильмов, некоторые окружавшие императрицу персоны в связи с этими ее пороками также «прославились», и их имена стали нарицательными[222]. Большинство фактов, используемых в этих книгах и фильмах, подтверждены многочисленными свидетелями и не вызывают сомнения в их достоверности, равно как и приводившиеся выше факты, свидетельствующие о том, что до того как стать императрицей, Екатерина была английской шпионкой и английской ставленницей при царском дворе. Лишь российские историки в абсолютном большинстве до сих пор предпочитали и предпочитают об этих фактах умалчивать или делать вид, что ничего такого как будто бы и не было. Делают ли они это из стыда за то, что у России была такая императрица или из патриотических побуждений, но таким подходом наносят лишь вред – вред исторической правде и настоящему патриотизму. Народ должен знать своих настоящих героев, а не тех, что были кем-то когда-то выдуманы, и должен знать героев как положительных, так и отрицательных. Это его святое право, и никто не вправе лишить его этого права. И настоящий патриотизм состоит не в том, чтобы скрывать все, что было в прошлом плохого или нелицеприятного, а в том, чтобы ценить то, что в прошлом было действительно хорошего и важного, в том, чтобы почитать настоящих, а не мнимых, героев и великих личностей. Это важно не столько для прошлого, сколько для будущего.
Главным пороком Екатерины, как уже говорилось, было ее неуемное тщеславие. Все остальное, включая то, во что превратилось для страны ее царствование, и включая многие другие ее пороки, как, например, лицемерие и отсутствие моральных принципов, по существу вытекали из этого главного порока. Она осуществила переворот, свергла законного царя – своего мужа - и участвовала, прямо или косвенно, в его убийстве[223]. Но очень многие не осуждали, а приветствовали этот шаг, поскольку Петр III своими глупыми действиями – бездумной поддержкой Пруссии и объявлением войны Дании – мог завести страну неизвестно куда. Однако большинство тех, кто поддерживал свержение Петра III, полагали, что царем станет законный наследник трона – его сын, малолетний Павел, а Екатерина будет при нем правительницей-регентшей. Поэтому, когда она вдруг объявила себя не регентшей, а императрицей и короновалась как императрица, то есть, по выражению Ключевского, «узурпировала власть дважды», тут же начались восстания.
Уже в октябре 1762 г., то есть через 3 месяца после свержения Петра III, обнаружился заговор, в котором участвовали около 70 гвардейских офицеров. Они замыслили посадить на трон законного царя – Иоанна Антоновича (Ивана VI), который со времен Елизаветы содержался в тюрьме, а если это оказалось бы невозможным, то малолетнего Павла I. Заговор был подавлен. Вскоре после этого возник новый заговор во главе с молодым офицером Хитрово, который хотел убить братьев Орловых, присвоивших себе вместе с Екатериной роль вершителей судеб государства. Заговорщиков опять арестовали, в Москве начались волнения. Кто-то сорвал портрет императрицы, висевший на триумфальной арке ([134] с.207).
В дальнейшем попытки переворотов будут происходить в течение всего царствования Екатерины, одних Петров Третьих и новоявленных дочерей Елизаветы будет, наверное, с десяток[224]. А императрица, узурпировавшая власть, будет всю жизнь очень неуверенно себя ощущать на троне. Все эти проблемы можно было бы решить очень легко – объявить Павла императором и править от его имени много лет до его взросления, в соответствии со сложившимися традициями и законами. Но не для того Екатерина захватывала власть, чтобы ее кому-то отдавать, даже своему сыну и даже в далекой перспективе. Ради своего тщеславия она была готова на все, на любые жертвы и любые нарушения закона, лишь бы сохранить свалившиеся на нее власть, славу и богатство. Как пишет историк К.Писаренко, «Екатерина предпочла выглядеть в глазах современников и потомков преступницей, но с властью не рассталась» ([45] с.376).
Поручик Василий Мирович у трупа Иоанна Антоновича 5 июля 1764 г. в Шлиссельбургской крепости – картина И.Творожникова
Иоанн Антонович был убит в тюрьме по приказу Екатерины сразу же, как только стало известно о начале восстания, после чего восстание для его участников потеряло смысл.
Барон де Бретель, хорошо знавший Екатерину, писал в марте 1763 г.: «страх императрицы потерять то, что она осмелилась захватить, настолько явен в ее повседневном поведении, что любой высокопоставленный сановник чувствует себя сильнее ее» ([134] с.210). Немного ранее он писал: «забавно наблюдать, как в дни приемов императрица старается понравиться всем своим верноподданным, как свободно многие обращаются к ней, назойливо надоедая своими разговорами, делами и идеями. Я знаю нрав этой правительницы и, когда вижу, как мягко и грациозно она выносит все это, могу представить себе, чего это ей стоит, насколько она считает себя обязанной выдерживать все это» ([134] с.209). Итак, мы видим, что своим собственным тщеславием Екатерина саму себя загнала в угол – вместо роли действительной правительницы, выстраивающей свою собственную стратегию управления страной, на что она, возможно, была способна в силу своих неординарных качеств: ума, силы воли, хорошей памяти и трудоспособности, - она превратила себя в болонку, все функции которой должны были сводиться к радостному повизгиванию в ответ на идеи и предложения окружавших ее вельмож, любой из которых в сложившейся ситуации «чувствовал себя сильнее ее». Как уже было сказано, все это Екатерина могла в корне изменить одним своим решением – статус регентши при законном сыне-императоре дал бы ей в десять раз больше уверенности в себе и в десять раз больше реальной власти, пусть даже всего на десяток лет – до взросления сына. Но для этого надо было побороть свое тщеславие, а это она была сделать не в состоянии.
Все дальнейшее ее поведение в течение ее царствования в значительной мере объясняется той ролью, ролью болонки при вельможах, которую она сама для себя выбрала. Суть этого поведения заключалась в постоянной лжи и лицемерии, которые были необходимы для того чтобы скрыть тот разврат, воровство и пренебрежение интересами своего народа, которые были характерными чертами правящей верхушки. По словам А.Буровского, Екатерина начала свое правление со лжи и лицемерия и продолжала лгать при любом повороте своей политики, даже тогда, когда в этом не было особой необходимости. Он даже полагает, что вранье для нее было способом проведения всей государственной политики ([12] с.378-381). С этим согласны и многие другие историки. Как писал американский историк Д.Блюм, мало кто из великих мира сего когда-либо достигал того уровня лицемерия, какого достигла Екатерина II ([156] p.537). Примеров тому бесчисленное множество. Взять хотя бы ее знаменитый указ о запрещении пользоваться молотком на аукционах по продаже крепостных, который уже упоминался. Как будто от того, что аукционист перестал стучать молотком, а стал вместо этого кричать «продано!», процветавшая в ее царствование работорговля перестала быть таковой! Из той же серии другой ее указ. В то время широко распространилась практика, когда старым или больным крепостным крестьянам, от которых их хозяевам не было уже никакого дохода, помещики давали вольную и тут же выгоняли этих крестьян на улицу из их собственных домов, обрекая на верную смерть. Для борьбы с этой бесчеловечной практикой Екатерина издала указ, но, вместо того чтобы, например, прямо запретить лишать крова старых и больных крестьян и установить за это ответственность, она обязала помещиков, перед тем как это сделать, взять у крестьянина расписку, что он согласен на свое освобождение ([156] p.436). Как будто бы помещику, имевшему по закону право даже запороть крестьянина до смерти, было трудно заставить его подписать не то, что такую расписку, а подписать все, что угодно! При ее уме и способностях она должна была прекрасно понимать, что подобные указы не имели никакого (положительного) результата. Но реальные результаты этих указов ее, судя по всему, не волновали, ее волновал лишь произведенный внешний эффект: императрица проявляет заботу о народе.
Составленный ею так называемый «Наказ», которым восторгалось все дворянство и за что представители этого дворянства ее назвали «Екатериной Великой» ([134] с.242) - пример такого же документа, не имеющего никакого отношения к реальности, а придуманного лишь для внешнего эффекта и шума. Как отмечал М.Покровский, «Наказ» Екатерины был фактически списан с наиболее известных произведений французских просветителей Монтескье и Беккариа, и был не чем иным, как «конспектом профессорского курса» ([98] 4, с.66). В нем Екатерина переписала идеи французских просветителей о свободе, равенстве и братстве и прочие их благородные идеи, но ни слова не сказала о том, когда хоть какая-то из этих идей, и главное, как и каким образом, будет реализовываться в России. В этом отношении «Наказ» Екатерины можно сравнить с программой коммунистической партии Советского Союза, принятой при Хрущеве, в котором провозглашалась цель построения коммунизма – светлого будущего человечества, но каким образом нужно было строить это светлое будущее, было абсолютно непонятно.
Еще один пример: Екатерина сама в своей переписке и общении с придворными постоянно называла крепостных «рабами», это стало общеупотребительным словом среди дворянской верхушки в России, которое никого не смущало ([103]; [156] p.469). Но стоило французскому просветителю Дидро в переписке с ней употребить это слово, как она была страшно возмущена. В России нет рабов, написала она ему с возмущением, а есть крестьяне, прикрепленные к земле, и далее стала его уверять, что на самом деле все крестьяне в России – почти что свободные. Крепостные крестьяне в России, - писала Екатерина, - духом своим независимы, хотя телом и испытывают принуждение (!). «Странный эвфемизм! - восклицает А.Труайя, - Неужели она думает, что, делая дар фавориту в виде тысячи мужиков, она превращает их в свободных людей?» ([134] с.274). В переписке с Вольтером она тоже охотно и с большим воодушевлением рассуждала о свободе, равенстве и братстве, как и в переписке с Дидро, но когда Дидро и Вольтер предложили ей освободить крестьян в России, она даже не стала с ними обсуждать это предложение.
Из той же серии целый ряд других примеров. Знаменитые потемкинские деревни ведь были тоже созданы для того, чтобы пустить пыль в глаза Западу, чтобы показать, что в России живут счастливые и процветающие крестьяне, а вовсе не рабы. Еще пример: Екатерина всячески старалась продемонстрировать Западу, что Россия – передовая и просвещенная держава, а она сама – просвещеннейшая монархиня. В этих целях огромные средства тратились на приобретение иностранных произведений живописи, на покровительство иностранным ученым, архитекторам, художникам, музыкантам, которые тучами приезжали в Петербург по приглашению императрицы. Все это должно было убедить Запад в том, в чем его хотели убедить, для этого и тратились средства и силы, для этого велась и переписка с тем же Дидро и Вольтером, которым императрица также оказывала спонсорскую поддержку. Но совсем другим было отношение императрицы к русским ученым, художникам, скульпторам, архитекторам. «Екатерина не оказывает им поддержки, - пишет А.Труайя, - и проявляет к ним чувство, среднее между снисходительностью и презрением. Живя в России, Фальконе возмущался грубостью царицы по отношению к отличному художнику Лосенко. “Бедняга, униженный, без куска хлеба, хотел уехать из Санкт-Петербурга и приходил ко мне изливать свое горе”, - пишет он. Путешествовавший по России Фортиа де Пилес удивляется, что Ее величество допускает, чтобы талантливый скульптор Шубин ютился в тесной каморке, не имея ни моделей, ни учеников, ни официальных заказов. За все свое царствование Екатерина сделала заказ или дала субсидии очень немногим русским художникам, зато не скупилась на закупки произведений иностранных авторов» ([134] с.456). Надо думать, что на самом деле ей было также абсолютно наплевать и на иностранных художников и писателей, они ее интересовали лишь как инструмент ее изощренной пропаганды – прежде всего, пропаганды ее самой в качестве «просвещенной монархини».
