Портрет императрицы Елизаветы Петровны - картина Л.Тока
Если в лице Елизаветы мы видим светлое пятно на фоне массы темных личностей, составлявших верхушку русского общества в эпоху «нового феодализма», то того же нельзя сказать об окружавших ее вельможах, которые в основном и правили страной[221]. Канцлер Бестужев, фактический глава «правительства», всю жизнь работал на англичан и регулярно получал от них, в качестве «зарплаты», больше денег, чем на своей официальной работе. Это является уникальным примером не только в русской, но и, пожалуй, в мировой истории коррупции. Столь же беспринципным было все остальное его поведение. Например, после смерти Анны Иоанновны он хлопотал о назначении Бирона регентом при младенце Иоанне Антоновиче, а после падения Бирона – сразу же начал на него клеветать, чтобы выгородить себя. Как пишет Н.Павленко, «порядочность Бестужева оказалась ниже всякой критики» ([86] с.698). Таким же беспринципным человеком был и Петр Шувалов, занявший место Бестужева в конце царствования Елизаветы. Он стал автором целого ряда проектов, целью которых, как он утверждал, было увеличение доходов казны без усиления «тягости народной» ([86] с.708). Но на самом деле большинство этих предложений преследовали личную выгоду, как в случаях с учреждением новых банков и выпуском новых медных денег, которые фактически являлись новыми, более изощренными схемами разворовывания казны.
В целом, было бы неправильным полагать, что нравы верхушки русского общества в царствование Елизаветы изменились сколько-нибудь существенно в лучшую сторону. Какой бы сама она ни была более привлекательной личностью по сравнению с ее предшественниками и ее окружением, она ничего не могла изменить, да она и не собиралась особенно ничего менять. Именно в ее царствование появилось такое явление русского общества, как петиметр – великосветский повеса, презирающий все русское и преклоняющийся перед всем иностранным. Именно в ее царствование помещица Салтыкова (Салтычиха) прославилась своими издевательствами над крепостными крестьянами, многих из них замучив до смерти.
Роскошь императорского двора и петербургской знати не только не уменьшилась в период царствования Елизаветы и Екатерины II, но даже увеличилась, что еще более контрастировало с той нищетой, в которой погрязла подавляющая часть населения. Это не удивительно – при всех олигархических режимах разрыв между кучкой богачей, аккумулировавших богатство и власть, и основной массой нищего населения, достигал своего максимума, что было показано на множестве примеров во второй книге трилогии. Ниже приводятся факты, показывающие в какой роскоши жила петербургская верхушка второй половины XVIII в., включая самих императриц и их окружение. Петр Шувалов, по описанию французского дипломата Фавье, «возбуждал зависть азиатской роскошью в дому и в своем образе жизни: он всегда покрыт бриллиантами, как Могол, и окружен свитой из конюхов, адъютантов и ординарцев» ([86] с.710). Что касается самой императрицы Елизаветы, то, как указывают М.Покровский и Н.Павленко, она меняла туалеты по 4-5 раз в день, и после нее осталось 15 000 ее личных платьев, размещенных в 32 покоях Зимнего дворца в Петербурге, и еще 4 000 платьев в Москве, а также несколько тысяч пар обуви ([86] с.607; ([98] 4, с.33).
А вот что пишет французский историк (русского происхождения) А.Труайя о временах Екатерины II: «столичная и провинциальная аристократия выставляет напоказ роскошь и беспечность, приводящую в изумление иностранцев… Жизнь не по средствам становится правилом. Гардеробы ломятся от нарядов. Маршал Апраксин сшил себе более трехсот камзолов. Новоиспеченные дворянки гордятся тем, что счет их чулок и туфель идет на сотни. Все соперничают в роскоши карет, породистости лошадей, блеске упряжек. Многие мелкопоместные дворяне влезают в долги и разоряются, лишь бы только сохранить привычный дом и прислугу. Желая удержаться на плаву, они продают или закладывают часть имений. Главная цель – казаться не хуже других» ([134] с.406-407).
