Слева: ошейник-рогатка XVIII века, применявшийся в России для наказания крестьян ( http :// rushist . clow . ru ). Справа: рабы на кубинской плантации ( http :// tangra . ucoz . ru )
Как видим, русские помещики активно заимствовали опыт рабовладельцев Нового Света: для наказания крепостных крестьян в России и негритянских рабов в колониях Нового Света использовался один и тот же ошейник.
Так же как в другие эпохи расцвета рабовладения, в России при Екатерине хозяева имели право по своему усмотрению наказывать своих крепостных рабов, составлять гаремы из крепостных девушек и даже вводить в своих деревнях «право первой ночи»[212]. Никак не ограничивалась ни принудительная работа на хозяина, ни привлечение к тяжелому труду женщин и детей, что очень широко практиковалось. Помещики, правда, не имели права убить крепостного – но, как отмечает Д.Блюм, они могли его запороть до смерти, и это не считалось убийством, а считалось, что он не выдержал наказания, и в этом не было вины помещика ([156] p.441). Известен случай, когда у орловского помещика Шепшина (в период царствования Екатерины II) был настоящий застенок с дыбой, клещами и другими орудиями пыток, где работало до 30 палачей и их помощников ([98] 4, с.58). А как указывает А.Буровский, у помещика Струйского был не только застенок, но и тир, в котором он развлекался стрельбой из настоящего ружья по настоящим живым мишеням – собственным крестьянам ([12] с.429). Широкое распространение получила торговля крепостными, на которую при Екатерине не было уже никаких ограничений.
Государство за 34 года царствования «матушки-императрицы» не только не защищало интересы народа, но предпринимало все меры к тому, чтобы сделать его еще более бесправным и ухудшить его положение, что поражает не только бесчеловечностью, но и недальновидностью такой политики. Даже Меншиков, известный вор и крепостник, и другие члены Верховного тайного совета после смерти Петра I разработали ряд мер для того чтобы облегчить положение крестьян (снизили размеры введенной Петром подушной подати, простили крестьянам накопившиеся недоимки по уплате налогов), потому что, как писали они в подготовленном ими документе, «если без армии государству стоять невозможно, то и о крестьянах надобно иметь попечение, потому что солдат с крестьянином связан, как душа с телом, и если крестьянина не будет, то не будет и солдата» ([55] LXXII).
Вот примеры политики Екатерины II по отношению к народу. В 1765 г. был принят закон, разрешивший помещикам ссылать крепостных в Сибирь на каторгу с зачетом сосланных в счет рекрутской повинности. Как писал В.Ключевский, «с помощью этого закона помещики старались ослабить невыгоды, соединенные для них с отбыванием рекрутской повинности их крестьянами. Перед каждым набором помещики ссылали в Сибирь неисправных или слабосильных крестьян, получая за них рекрутские квитанции. Таким образом они спасали от рекрутской повинности исправных и здоровых своих работников, разумеется, с большим ущербом для русской армии. Сиверс в письме к Екатерине писал, что во время набора 1771 г. русская армия благодаря этому праву лишилась по крайней мере 8 тыс. хороших солдат. Сиверс высказывал сомнение, дошла ли хотя четвертая часть этого числа сосланных до места» ([55] LXXX). К этому надо добавить, что многие сосланные таким образом крестьяне были старше 45 лет и у них дома оставалась жена и дети (хотя формально закон не разрешал ссылать таких крестьян), шли они в Сибирь пешком, никто не обеспечивал их в пути ни едой, ни ночлегом, большинство умирали в пути и число их измерялось десятками или, возможно, даже сотнями тысяч ([156] p.430). Государство, таким образом, изобрело способ, помогавший помещикам избавляться как от неудобных «бунтарей», так и от немощных и больных крестьян и стариков, обрекая их на смерть или одиночество вдали от дома, да еще за счет снижения рекрутского набора в армию.
Поскольку от крестьян поступало много жалоб на помещиков, рассмотрение которых отнимало много времени, то Екатерина решила эту проблему раз и навсегда. Указом от 22 августа 1767 г. крестьянам было запрещено жаловаться на помещиков, а нарушителей наказывали кнутом и ссылали на пожизненную каторгу в Сибирь ([55] LXXX). В 1771 г. Екатерине показалось «неприличным», что крестьян продают на публичных торгах «с молотка», и она выпустила закон, запрещавший публичные торги. Но поскольку на этот закон никто не обращал внимания, а добиваться его исполнения ни сама императрица, ни Сенат не удосужились, то, как указывает В.Ключевский, в 1792 г. публичные аукционы опять были разрешены, запрещалось лишь употребление молотка аукциониста (!), что, по-видимому, показалось Екатерине особенно «неприличным» ([55] LXXX).
С другой стороны, императрица делала все, чтобы только «ублажить» окружавших ее фаворитов и представителей богатых дворянских семейств. Выше уже приводились примеры таких явно «заказных» указов: введение крепостного права на юге России фактически началось с того момента (1763 г.), когда у вельмож еще только возник план наращивания экспорта зерна через Черное море; явно «под заказ» было введено и право ссылать крестьян на каторгу в Сибирь с зачетом в счет рекрутской повинности (1765 г.). Но «ублажала» Екатерина свое окружение и прямыми раздачами земель и государственных крестьян, которые автоматически при этом становились крепостными рабами. За время своего царствования она раздала таким образом более 800 000 крестьян, что является абсолютным рекордом среди всех правивших в России монархов. Причем, подавляющая часть этих земель и крестьян были подарены лишь нескольким десяткам человек – крупным вельможам. Щедро одарила императрица и своих любовников. Гвардейский офицер Александр Васильчиков, пробывший ее любовником 22 месяца, получил 7000 крестьян, 100 тысяч рублей и дворец стоимостью 100 тысяч, еще драгоценностей и фарфора на 100 тысяч и пенсию в размере 20 тысяч рублей. Братья Орловы, помогавшие ей захватить русский трон, один из которых был ее любовником, получили 45 000 крестьян. Потемкин, который был ее любовником намного дольше, чем Васильчиков, только на свое 40-летие получил от нее 900 тысяч рублей землей и крестьянами - абсолютно неслыханная по тем временам сумма, сопоставимая, например, с ежегодными поступлениями от всего российского экспорта зерна к концу правления Екатерины. А всего он получил от государства 37 000 крестьян ([21] 15, с.458; [156] p.357).
Интересная «комбинация» была проделана с принадлежавшим Потемкину Таврическим дворцом в Петербурге. Как указывает историк О.Сухарева, он был сначала приобретен у него в казну за 460 тысяч рублей, а спустя некоторое время опять ему подарен Екатериной, да еще ему было вручено 200 тысяч рублей в придачу ([125] с.405). Другому своему любовнику, Григорию Орлову, императрица подарила знаменитый дворцовый комплекс в Гатчине, да и не только там ([125] с.363). Орлову Екатерина была обязана больше, чем кому бы то ни было – именно он возглавил вооруженный переворот, приведший ее к власти, и организовал убийство Петра III. Поэтому ему она не могла ни в чем отказать – Григорий Орлов получил от государства столько земли, крестьян и прочего, что, в конце концов, пишет О.Сухарева, стал хозяином «огромных владений» ([125] с.363).
Раздаривали и воровали у государства не только дворцы, деньги и крестьян, но и рекрутов. Историк Е.Юркевич приводит характерный пример такого воровства. В 1795 году по рекрутскому набору набрали 50 тысяч рекрутов, которые до армии так и не дошли – они осели у генералов и вельмож на хозяйственных работах и на частных предприятиях [135]. Таким образом, «сильные мира сего» только в одном году украли у государства 50 тысяч солдат.
Как уже говорилось, в 1783 г. вельможам был преподнесен очередной подарок - в Малороссии (Восточная Украина и российское Черноземье) было официально введено крепостное право ([107] 7, с.76). До этого, в течение ряда лет, Малороссия, наряду с Сибирью, была единственным регионом Российской империи, формально свободным от крепостного рабства. Но, как указывал в своей книге писатель-декабрист Н.Тургенев, вельможи задолго до 1783 года знали о предстоящем окончательном изменении статуса этого региона. Они захватили прекрасные черноземные земли Малороссии в собственность и активно зазывали туда крестьян из других регионов, предлагая им поселиться на этих землях в качестве свободных арендаторов ([156] p.418). И очень многие крестьяне из разных регионов поверили этим обещаниям свободы и переехали в Малороссию. И вот тогда императрица одним росчерком пера подарила всех этих свободных крестьян своим вельможам в качестве рабов, введя в 1783 году в Малороссии крепостное право.
Можно сказать, что в царствование Екатерины II коррупция государственной власти в России достигла абсолютного пика, которого она не достигала ни до, ни после этого. Государство превратилось в элитную проститутку, которая по первому желанию была готова удовлетворять похоть всех своих богатых и могущественных клиентов, и которая ко всем остальным людям относилась с тем большим презрением, чем меньше у них было денег и власти. Результатом этого царствования, как пишет В.Ключевский, стало резкое увеличение социального неравенства и рабства ([55] LXXXI). По данным, приводимым Н.Рожковым, в предшествовавшие 40 лет, с конца правления Петра I до начала правления Екатерины II, увеличение числа крепостных в стране почти в 2 раза отставало от прироста всего населения России, то есть шел процесс постепенного увеличения доли свободных крестьян. А в период ее правления все стало наоборот – увеличение числа крепостных в эти 34 года в 1,5-2 раза опережало прирост общего населения страны. Соответственно, в начале XIX в. число крепостных рабов составило абсолютный максимум – почти 60% всего населения России ([107] 7, с.7-8; [156] p.420).
Торг – картина В.Неврева
Практика торговли крепостными рабами в XVIII в. распространилась чрезвычайно широко. Крестьян продавали, обменивали, проигрывали в карты. По свидетельству Вигеля, одним из любимых развлечений в модных среди дворянства английских клубах было чтение объявлений о продаже крепостных девок. Из этого можно себе представить, какой размах приобрело данное явление.
Однако ухудшилось не только положение крестьян, но и значительной части дворянства. Новые возможности для быстрого обогащения путем экспорта сырья, порабощения крестьян и получения бесплатных денег и поместий от государства открылись лишь для узкого слоя богатейших семейств, влиятельных вельмож и фаворитов императрицы. Не меньшие возможности для обогащения получили и англичане, которые развили бурную торговую деятельность и скупали по дешевке русское сырье. А большинство дворян никаких выгод не получило, зато оно вплотную столкнулось с невиданным ростом цен, вызванным глобализацией. В итоге резко возросло имущественное неравенство среди дворян. Если в начале XVIII в., отмечает Д.Блюм, богатым считался помещик, владевший более 500 крепостных, то в эпоху Екатерины такой помещик считался просто зажиточным, а богатыми считались владельцы нескольких тысяч душ. Ряд крупных вельмож и помещиков владели уже десятками тысяч и даже сотнями тысяч крепостных; а в то же самое время большинство дворян к концу XVIII в. впали в совершенную нищету. Так, в 1777 г. почти 2/3 помещиков имели менее 30 крепостных душ мужского пола, а 1/3 помещиков – менее 10 душ, то есть по понятиям той эпохи были практически нищими. Представитель провинциального дворянства в 1771 г. докладывал в Сенате, что в его области более 200 молодых дворян имеют желание поступить на государственную службу, но не могут, поскольку не имеют средств на приобретение соответствующей одежды и обуви ([156] pp.367, 376).
Необычайно расцвел при Екатерине произвол со стороны крупных вельмож и чиновников, с которым сталкивались не только крепостные крестьяне, а представители всех сословий. Когда Павел I начал разбирать дела, заведенные в царствование его матери, то с удивлением обнаружил, что многие из них не рассматривались в течение 20-25 лет. А по одному делу двое обвиняемых из рязанской губернии ждали своей участи целых 40 лет, все это время (почти всю свою жизнь!) находясь под арестом [135].
Как видим, действительно привилегированным сословием при Екатерине II (как и при Петре I) были вовсе не дворяне, как это принято считать, а значительно более узкий слой (указанный выше), который вполне можно было бы назвать «колониальной элитой». Вся Россия с ее населением для нее фактически была колонией, из которой они стремились выжать наибольшую прибыль. Именно в интересах этого слоя и осуществлялись все меры, принимаемые Екатериной II, начиная от введения режима свободной торговли и заканчивая превращением основной массы своих подданных в рабов. Эти же интересы обслуживала и политика императрицы в области идеологии. Так, в царствование Екатерины расцвели всевозможные масонские ложи и прочие тайные общества, главным образом те, что спонсировались из Лондона и других зарубежных центров. Среди них были и собственно масонские ложи, такие как английская ложа Parfait Union, основанная в Петербурге в 1771 году, и такие организации как Вольное Экономическое общество, и даже Орден иезуитов (Общество Иисуса), которому Екатерина разрешила перенести свою штаб-квартиру в Россию после того как его запретили повсюду в Европе ввиду полнейшей его одиозности ([31] с.485). Многие из этих обществ занимались не чем иным как «воспитанием» русского дворянства и навязыванием ему идеологии, обслуживавшей интересы «колониальной элиты» – идеологии презрения к своему народу, любви ко всему иностранному, преданности идеям свободной торговли и просто стремлению к наслаждениям и непристойным развлечениям. В этом отношении политика Екатерины также была преемственна по отношению к Петру I, который, согласно масонским преданиям и некоторым письменным свидетельствам, учредил первую масонскую ложу в России и сам был посвящен в масоны ([66] с.213; [2]). Но подлинный расцвет масонских лож, как указывает историк В.Курбатов, произошел именно при Екатерине, в 1770-е годы, причем, особенно расцвели английские масонские ложи ([66] с.219).
У Екатерины были предшественники не только в распространении «дела масонов», но и в распространении «дела иезуитов». Князь В.Голицын во второй половине XVII века, тот самый, что составил план реформ, почти один к одному предвосхитивший будущие петровские реформы, занимался, помимо них, еще и насаждением иезуитского образования среди русского дворянства. При его покровительстве были открыты иезуитские школы для московских детей. Лишь по настоянию православного патриарха Иоакима в 1688 г. они были закрыты, а позднее деятельность иезуитов в России была совсем запрещена, и возобновлена лишь при Екатерине ([2] с.47-48). Как видим, попытки насадить в России «колониальную» систему образования начали предприниматься очень давно, еще до Петра I[213]. Разумеется, юноши, прошедшие школу иезуитов, могли рассматривать окружавшее их православное население лишь как второй сорт, а свою главную цель могли видеть в служении тем принципам и той морали, которую проповедовали иезуиты (см.: [65] глава XI).
Что касается английских масонских лож, распространившихся в России в конце XVIII века, то, согласно свидетельствам современников, их собрания не представляли собой ничего особенного, если не считать того, что у их участников, по словам В.Курбатова, складывалось «отрицательное мнение о нравственной стороне масонства: все в ложе казалось… игрой людей желающих иногда неблагопристойно забавляться» ([66] с.216). Такое же впечатление от масонских лож той эпохи вынес Лев Толстой, описывавший их в «Войне и мире». Но это также было частью «воспитания» дворянства, организованного «колониальной элитой». Цель была проста - превратить русское дворянство в тупую массу, участвующую в сомнительных увеселениях и повинующуюся иностранным «магистрам», воспрепятствовать его увлечению «вредными вольнодумными» идеями и созидательной творческой деятельностью, которая была совершенно лишней для страны, позиционировавшей себя как сырьевой придаток Запада. Ну а в дальнейшем эту тупую дворянскую массу можно было легко использовать в интересах «колониальной элиты» для различных политических акций, примеры которых будут приведены ниже. Результатом этой системы «колониального воспитания» и явились те Обломовы и Маниловы, которыми заполнена русская литература XVIII-XIX веков и которые являлись типичными представителями дворянства той эпохи. Спустя столетие, незадолго до Революции 1917 года, писатель Михаил Катков напишет свою знаменитую фразу: «Истинное варварство ходит у нас не в армяке, а во фраке и белых перчатках». Но этот «варвар во фраке и белых перчатках» появился в России не сразу, он рос и формировался постепенно, под воздействием того социального устройства и той идеологической и воспитательной системы, которая сложилась при Петре и особенно при Екатерине.
На фоне расцвета всевозможных иностранных обществ – англо-масонских, вольно-экономических, иезуитских, насаждавших «колониальное воспитание», поражают те суровые репрессии и гонения, которым Екатерина подвергла русские дворянские общества, которые пытались заниматься какой-либо конструктивной деятельностью в интересах своего народа. Среди них можно отметить московские дворянские общества, возглавлявшиеся Новиковым и Шварцем и занимавшиеся народным просвещением. Эти общества также считались и называли себя масонскими, но носили иной характер, чем те, о которых выше говорилось. С их деятельностью, пишет В.Курбатов, связан «самый блестящий период существования» масонства в России ([66] с.222). И в чем же они «провинились»? Оказывается, вся их «вина» состояла в том, что они занимались просветительской деятельностью и выпускали книги, которые казались императрице и ее окружению «странными и непонятными, а потому и пугающими». Другими словами, страх перед народом и мракобесие «колониальной элиты» достигли уже такой степени, что любые книги, издаваемые в России, даже чисто просветительские, казались опасными и «пугающими». «Вследствие этого, - продолжает историк, - многие выдающиеся просветители Екатерининской эпохи в лице ее главного представителя Н.И.Новикова были осуждены на тюремное заключение. Несправедливое обвинение, павшее на головы виднейших общественных деятелей произвело тяжкое впечатление на общественное сознание» ([66] с.227). Созданные Новиковым общества были закрыты и запрещены, посажен в крепость еще один дворянский просветитель – Ф.Кречетов, писателю Д.Фонвизину было приказано прекратить свое творчество. Еще более суровое наказание понес дворянин Радищев – он был приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь, лишь за то, что правдиво написал в своей книге «Путешествие из Петербурга в Москву» о том, как живут простые крестьяне. Сигнал, посланный этими мерами всему дворянству, был ясным и недвусмысленным: не сметь писать и печатать вообще, и уж подавно не сметь писать и печатать ничего, что может не понравиться правящей верхушке.
Возможно, эти суровые репрессии, затронувшие самую прогрессивную часть дворянства и лишившие его возможностей даже к вполне безобидному писательскому и просветительскому творчеству, стали результатом того шока и испуга, в котором находилось окружение Екатерины и она сама после восстания Пугачева (о котором уже говорилось). Как указывает М.Покровский, «пугачевщина потрясла до основания империю Екатерины» и повергла ее саму «в панику». Когда стало известно о восстании, она даже распорядилась задержать на 3 дня всю почту из Петербурга во внутренние губернии. А когда один купец предложил через него подкупить окружение Пугачева, то Екатерина и ее помощники согласились и, судя по всему, дали купцу на это денег. Потом выяснилось, что он был просто мошенником, но эта история, как пишет историк, свидетельствует о «размерах паники наверху» ([98] 4, с.124, 149-150).
Суд Пугачева – картина В.Перова
Емельян Пугачев казнил в общей сложности около 2000 дворян и разгромил несколько профессиональных армий царского правительства, в разгар восстания он контролировал все города и территории нижнего и среднего Поволжья и южного Урала.
Хотя восстание Пугачева в итоге было подавлено, но оно с такой ясностью показало близорукость екатерининской политики, или, как пишет М.Покровский, «отсутствие фундамента» под возведенным ею зданием, что в последующий период она и ее помощники занимались мучительными поисками того, как сохранить это здание и не дать ему рухнуть. Восстание Пугачева ясно показало, что даже рекрутско-дворянская армия – не очень надежный помощник в борьбе с массовым народным недовольством, поскольку основную ее часть составляли те же самые крепостные рабы. Поэтому Потемкин, который был главой «правительства» Екатерины в последний период ее царствования, проводил политику явного задабривания солдат. Как говорил он сам, солдат надо любить как детей, для того чтобы сделать их более надежными, если понадобиться встретиться с «домашним врагом». Он пытался задобрить и другие группы населения: резко улучшил отношение к староверам, на юге России уравнял церкви староверов с православными церквями ([98] 4, с.162-163). Впервые власти также занялись, как уже отмечалось, проблемой уральских заводских крестьян и запретили наиболее одиозные формы их эксплуатации.
Потемкин пытался решить проблему создания внутренней карательной армии не только путем «задабривания» солдат, но и другим способом. Он начал создавать подразделения, составленные целиком из инородцев – албанцев, болгар, кабардинцев, башкир, которых предполагал использовать для подавления крестьянских восстаний. Как писал в этой связи М.Покровский, «иноземные наемники – любимое прибежище всякого деспотизма XVIII в.» ([98] 4, с.62). Надо, правда, отметить, что не столько «всякого деспотизма», сколько всякого господства олигархии, и не только в XVIII в., но и во все другие эпохи. Например, то же самое происходило в VIII-X вв. в Хазарском каганате, где правящая олигархия создала карательные армии, составленные из мусульман-хорезмийцев и прочих иноземцев и иноверцев, то же самое мы видели и в XVII в., когда цари-олигархи Годунов и Шуйский при помощи татар и черемисов пытались уничтожить русское население к югу от Тулы, а польские магнаты в середине XVII в. при помощи крымских татар опустошили всю центральную и восточную Украину. А в XIX-XX веках такие же методы формирования полиции и армии из числа иностранцев и национальных меньшинств будут использовать в своих колониях британцы.
Такие метания власти – начавшееся «задабривание» отдельных слоев и групп населения в сочетании с дальнейшим «завинчиванием гаек» (введение крепостного права в Малороссии и Новороссии, создание карательных отрядов из инородцев, гонения на дворянских писателей и просветителей) – свидетельствуют о растерянности власти, которая начала осознавать, что ее собственная политика завела ее в тупик, но как из него выбираться, она еще не решила.
Такой же недальновидностью и беспринципностью, как внутренняя политика, характеризовалась и внешняя политика Екатерины II или, вернее, правившей олигархической верхушки, которой сама императрица верно и преданно служила до конца своего царствования. Прежде всего, это относится к разделам Польши, в результате чего это огромное государство перестало существовать совсем, и значительная его часть была присоединена к России.
Россия во второй половине XVIII в. (Европейская часть и Зап.Сибирь) www . ostu . ru
В результате этого присоединения Россия окончательно перестала быть мононациональным государством и стала многонациональной империей, но произошло это не путем добровольного присоединения, как в случае с восточной и центральной Украиной при Богдане Хмельницком, а путем насильственной аннексии, особенно после третьего раздела Польши в 1795 г., когда присоединялись исконные польско-литовские территории. Россия в результате этого присоединения получила в качестве новых подданных около 3/4 всех проживавших в то время в Европе евреев ([155] p.40) и большинство проживавших в Европе поляков. И те, и другие оказались в Российской империи не по своей воле, но при этом составили ощутимый процент от ее общего населения. В дальнейшем эти две проблемы – польская и еврейская – станут, возможно, самыми серьезными национальными проблемами для России и во многом определят, в негативном плане, ход дальнейших событий, вплоть до XX века. За возникновение этих проблем несет ответственность Екатерина II и окружавшая ее олигархия, которые в момент принятия соответствующих решений, очевидно, вряд ли думали о возможных последствиях для страны, а думали в основном об удовлетворении жажды к увеличению своей власти, славы и богатства.
К этому следует добавить, что Екатерина привлекла в Россию щедрыми субсидиями много немецких колонистов и создала на Волге на деньги, выколоченные из русских крестьян, целые области, заселенные свободными и процветающими немецкими бюргерами. В общей сложности в ее царствование в Россию иммигрировало 75 000 иностранных колонистов, в основном немцев, которые получили 1,5 млн. десятин земли и 5,7 млн. рублей, в основном в виде безвозмездных субсидий. Помимо этого, их освободили от любых налогов на 30 лет (!), им гарантировали свободу вероисповедания, все они были свободными и весьма зажиточными ([156] p.483; [134] с.214). С учетом этого можно констатировать, что в царствование Екатерины началась активная политика дискриминации коренного населения России. Подавляющая часть этого населения была фактически обращена в рабов, при том, что другие национальные группы, образовавшиеся в составе России в эту эпоху (поляки, немцы, евреи) были свободными и пользовались значительными политическими и экономическими привилегиями. Эта была та мера (привлечение и возвышение национальных меньшинств), при помощи которой олигархия, так же как ранее в Речи Посполитой, и еще ранее в Хазарском каганате, а до этого, например, в античном Карфагене, пыталась обеспечить свою власть над порабощенным основным населением страны. Но, как показывает опыт этих государств, мера недальновидная, способная в конечном счете вызвать лишь еще бóльшие социальные потрясения и привести государство к полному краху (что и произошло во всех трех указанных исторических примерах).
Поражает и совершенно близорукая внешнеэкономическая политика «великой императрицы». При Екатерине Россия впервые прибегла к внешним заимствованиям, и успела набрать столько долгов, что к концу ее царствования внешний долг России достиг астрономической суммы – 200 миллионов рублей [135]. Это примерно раз в десять превышало размер годового государственного бюджета страны. Каким образом государство в дальнейшем будет расплачиваться за эти гигантские долги, надо полагать, Екатерину совершенно не волновало: «После нас хоть потоп». Значительная часть этого долга была предоставлена Англией, и он еще вернее привязывал к ней Россию, и без этого уже превратившуюся де факто в английскую колонию. Английские купцы и моряки хозяйничали в России как у себя дома. Екатерина им предоставляла всяческие привилегии, расплачиваясь за ту поддержку, которые ей оказала Англия при ее восхождении на трон. Так, например, главный соперник Англии Франция была подвергнута дискриминации - французским кораблям в царствование Екатерины было запрещено заходить в российские порты. Своих же торговых кораблей у России почти не было совсем – они составляли лишь около 7% всех торговых кораблей в российских портах ([205] p.691). В результате в них хозяйничали иностранные, прежде всего английские, купцы. Они приезжали в Россию как в свою индийскую или африканскую колонию и вывозили сырье по тем ценам, которые сами же и назначали. На баснословные доходы от русской торговли англичане скупали дворцы, прочую недвижимость в Петербурге и других российских городах, открывали там магазины по продаже английских мануфактурных изделий и содержали за свой счет многих царских чиновников, которые уже не мыслили себе жизни без непрерывного потока взяток от англичан. Английские купцы и российские коррумпированные чиновники, наживавшиеся на вывозе русского сырья в Англию, являлись важной частью той «колониальной элиты», которой служила верой и правдой «матушка-императрица». Именно для этой «элиты», грабившей страну и ее население, она и являлась чем-то вроде родной матери, тем более что была связана с ней неразрывными, почти родственными, узами.
