Портрет Петра I на смертном одре - картина И.Никитина

Вне всякого сомнения, подавляющее большинство картин приукрашивают облик Петра I , многие изображают его в виде сказочного героя во главе войска, в окружении восторженных подданных и херувимов, трубящих победу. Поэтому вряд ли мы сможем установить, как же на самом деле он выглядел. Наверное, на смертном одре он выглядел примерно так, как его в свое время нарисовал художник Никитин.

Тот факт, что при таком олигархическом «правительстве» в стране царили грабеж населения, воровство и небывалый произвол, вряд ли может вызывать удивление: именно это и происходило во всех странах при олигархических режимах. Но возникает вопрос: почему столь последовательно осуществлялись реформы, которые принято было ассоциировать с личностью Петра I и которые в действительности, как мы выяснили, внедрялись кучкой олигархов. Так, военная реформа начала осуществляться вскоре после Смуты, наполовину была осуществлена до Петра, продолжена при нем и завершена уже после него – в течение XVIII в. Сословная реформа, в частности, создание института особых привилегий дворянству и поражение в правах всего остального населения, была начата еще при Михаиле I (1613-1645 гг.): он освободил дворян от уплаты налогов и пошлин, начал раздавать государственные поместья дворянам и ужесточил, а также оформил законодательно, крепостное право. Раздача поместий продолжилась при Алексее I (1645-1676 гг.); при нем же было окончательно юридически зафиксировано поражение в правах всего населения: крестьян и горожан, - которое было жестко прикреплено к вотчинам помещиков и месту проживания (см. п. 10.2). Всеми этими мерами еще выше был поднят статус дворянства. При Петре I (1689-1725 гг.) были сделаны дальнейшие шаги: указом 1714 г. все государственные земли и поместья, оказавшиеся тем или иным образом в распоряжении дворян и помещиков, были одним махом переданы им в собственность[187]. А крестьяне при нем из крепостных превратились в рабов. И эта сословная реформа была завершена указами Петра III (1762 г.) и Екатерины II (1762-1796 гг.), полностью освободившими дворян от государственной службы. Таким образом, в правление Екатерины (и Александра I) статус дворянства поднялся на максимально высокую высоту во всей русской истории, и тогда же до самого низкого уровня упал статус крестьян, которых уже и в официальных документах называли «рабами». И даже в области насаждения иностранных обычаев и одежды петровская реформа не была оригинальной: при царе Федоре (1676-1682 гг.) всем чиновникам запретили носить русское платье и обязали носить польское, а также заставили их сбрить бороды ([11] с.253)[188]. Поэтому новые запреты на ношение русской одежды и бороды для дворян, введенные Петром, не несли ничего принципиально нового. И они также были безоговорочно приняты после его смерти и сохранялись в течение одного или двух столетий, как и другие его реформы.

Всему этому можно дать только одно объяснение: данные реформы осуществлялись классом олигархии, который совершенно четко осознавал себя как класс, противостоящий остальному обществу. Отсюда последовательность и неуклонность в осуществлении всех главных реформ и мероприятий. Надо полагать, в немалой степени этому способствовало постоянство внутри той группы, которую можно считать олигархией данной эпохи. Так, если рассмотреть персональный состав группы самых крупных олигархов в XVII-XVIII вв., то, хотя внутри нее и была непрерывная ротация, но в каждый конкретный момент число «старых» ее членов, по-видимому, всегда превышало число «новых». Даже среди руководителей коллегий Петра и его видных чиновников преобладали не новые люди из «низов» типа Меншикова, а старые: например, многочисленные представители богатых и знатных семейств Долгоруких и Голицыных, богачи Шереметев и Мусин-Пушкин, предки которых числились среди первых богачей страны еще в середине XVII в. ([107] 4, с.208-209) Такую же картину мы видим и после смерти Петра I. В Верховном тайном совете, созданном при Екатерине I, до половины, а в иные годы (например, в 1730 г.) - до 3/4 его состава занимали представители тех же самых богатейших фамилий, что, по словам В.Ключевского, придавало ему «прямо олигархический характер» ([55] LXX). И не случайно, например, именно князь В.Голицын, представитель одного из этих олигархических семейств, еще в правление Софьи (1682-1689 гг.) разработал проект реформ, во многом совпадавший с теми, которые осуществлялись впоследствии в период царствования Петра ([55] LVIII). Но еще задолго до Голицына, в правление Алексея I (1645-1676 гг.), ряд аналогичных проектов или предложений реформ высказывали западники-олигархи Б.Морозов, Н.Романов и А.Матвеев, выступавшие в качестве ближайших советников царя ([55] LVIII). Именно эта относительная устойчивость класса олигархии, при периодическом его обновлении, по-видимому, и позволила ему столь последовательно и неуклонно, в течение приблизительно полутора столетий, осуществлять указанные реформы. И отвергать те реформы, даже основанные на западном опыте, которые были неугодны этому классу – как, например, предложения реформатора-западника А.Ордын-Нащокина по контролю горожан за внутренней и внешней торговлей (см. предыдущую главу), за которые он был смещен с поста псковского наместника и был затем вынужден постричься в монахи.

Итак, все факты говорят о том, что так называемые петровские реформы на самом деле были разработаны и реализованы той самой новой знатью, которая сформировалась в период экономического и демографического кризиса конца XVI – начала XVII вв., укрепилась в течение XVII века, и которую мы с Вами ранее отнесли к классу олигархии (см. п. 10.3). Петр I был в лучшем случае простым исполнителем, а в худшем – «свадебным генералом», создававшим вокруг этих реформ много шума и грохота и лишь при крайней необходимости ускорявшим их внедрение при помощи кулака и дубины. В чем же состояли интересы олигархии при реализации указанных реформ? Наиболее очевидны ее интересы в сословной реформе, которая копировала польский опыт: поражались в правах все основные слои населения (крестьяне, горожане), что позволяло их беспрепятственно эксплуатировать и грабить, и возвышалось дворянство, которому предоставлялись все новые и новые привилегии и которое теперь, дорожа своими привилегиями, должно было защищать олигархию от народа. При Петре во всех указах и официальных бумагах это новое сословие так и стали называть по-польски – шляхетство – и лишь позднее переименовали в дворянство. Поэтому даже факт заимствования этого опыта у польской панской олигархии (см.: [65] глава VIII) в данном случае не вызывает сомнения.

Не менее очевидны интересы олигархии и в завоевании Прибалтики, ради которого 20 лет шла Северная война и было загублено полмиллиона русских солдат[189] и, наверно, близкое к этому количество крестьян - на строительстве морского флота, каналов и дорог, связывавших Балтику с Центром, а также на строительстве самого Петербурга, что А.Буровский называет «петровским Гулагом» ([11] с.428). В результате завоевания Прибалтики объемы торговли России с Европой выросли в 9-10 раз, почти исключительно за счет резкого увеличения экспорта сырья ([107] 5, с.144). Как и в предыдущем случае (конец XVI- начало XVII вв.) это привело не только к обогащению олигархии, но и к обнищанию населения, а также вызвало сокращение населения страны. Причем, как и в предыдущем случае, наибольшее сокращение произошло в регионах, наиболее близких к Балтике (до 40%), а в среднем по стране к 1710 г. это сокращение населения, согласно переписи, составило порядка 20% ([107] 5, с.127). И.Солоневич, не будучи экономистом, тем не менее, прекрасно сформулировал экономические последствия завоевания Прибалтики и открытия «окна в Европу»: «и в это окно русское барство понесло русские рубли, выколоченные из русского мужика» ([117] с.429). Если же сформулировать этот вывод в политико-экономических терминах, то можно сказать, что с открытием «окна в Европу» превращение России в сырьевой придаток или экономическую колонию Запада стало неизбежным, как стало неизбежным и формирование в стране грабительского феодализма. Что касается цены, уплаченной за это «достижение» Петра, то, по мнению В.Ключевского, потери для страны от Северной войны были столь огромны, что они не окупились бы даже в том случае, если бы вдобавок к Прибалтике Петр завоевал бы за это время еще пять Швеций ([55] LXV).

К тому же само мнение о том, что Петр I завоевал Прибалтику, не совсем верное – на самом деле он всего лишь добился у Швеции права купить ее, и за немалые деньги. Как пишет известный российский историк В.Кожинов (выделено им), «в 1721 году, Петр I по условиям Ништадского мирного договора купил эти территории у владевшей ими тогда Швеции за громадную по тем временам сумму – 2 миллиона талеров (по-русски – «ефимков»), притом купил их вместе с так называемым Карельским перешейком между Финским заливом и Ладожским озером» ([57] с.651). Таким образом, русскому народу пришлось своим трудом и кровью оплачивать не только бездарную двадцатилетнюю войну со Швецией, но еще и такое весьма сомнительное приобретение как Прибалтика. Ведь с точки зрения национального строительства присоединение Прибалтики не имело никакого смысла. Как указывает В.Кожинов, даже спустя двести лет после ее вхождения в состав России, на рубеже XIX-XX вв., в Риге издавалось 18 газет на немецком языке, 5 – на латышском и всего лишь 8 – на русском ([57] с.652). Присоединение Прибалтики было первым шагом антинационального строительства в русской истории, превращения России в империю. Но именно это во все времена и являлось одной из целей, преследуемых олигархией.

На первый взгляд может быть непонятно, в чем для олигархии заключались выгоды от военной реформы, но это только на первый взгляд. Суть ее состояла в переходе от полупрофессиональной армии, формируемой из широкой массы населения, к полностью профессиональной рекрутско-дворянской армии, что и было осуществлено окончательно в течение XVIII в. Выгоды от этой реформы для боеспособности русской армии далеко не столь очевидны, как об этом принято говорить.