Карта восстания Болотникова. Источник: http :// dic . academic . ru
Судя по охвату территории, количеству городов и размаху военных действий, восстание Болотникова ничуть не уступало восстанию Емельяна Пугачева конца XVIII в.
Восстание Болотникова было своего рода революцией, которая ставила целью свергнуть крупных «воров», засевших в Москве, и улучшить положение народа, освободив его от крепостного рабства. Но основными движущими силами этой революции была масса мелких «воров» (как их называло оседлое население), правда, ставших вынужденно таковыми, в силу экономического кризиса, лишившего их всего имущества и вынудившего бежать на юг страны. «Воры» Болотникова также грабили, правда, преимущественно богатых, но от этого они не переставали быть «ворами». Сам Болотников призывал «холопов избивать своих господ, за что они получат в награду жен и имения убитых, избивать и грабить торговых людей; ворам и мошенникам обещали боярство, воеводство, всякую честь и богатство» ([55] XLII). Как видим, мелкие «воры» выступили против крупных. Но именно их «воровское» поведение и «воровской» менталитет отвратили от них массу оседлого населения и дворян, которые сначала примкнули к Болотникову, привлеченные его демократической программой и недовольные олигархическим режимом Шуйского. А затем, разочаровавшись в мелких «ворах» Болотникова, все же перешли на сторону крупных «воров» Шуйского ([96] с.110), что фактически и решило дело в этом противостоянии «низов» и «верхов» в пользу последних.
Восстание Болотникова – рис. неизвестного художника ( http :// chron . eduhmao . ru )
То же самое произошло и с польскими «ворами» и их ставленником (Лжедмитрием II). Население, которое сначала поддерживало Лжедмитрия II, все же в итоге склонилось на сторону Шуйского и его боярских «воров», которые, по крайней мере, не насиловали женщин и не разоряли церкви, как польские и казацкие «воры».
Только в 1610-1612 гг. можно говорить о начале интервенции государств Польши, Литвы и Швеции в Московскую Русь, поскольку те поляки, которые до этого участвовали в походах самозванцев на Москву, делали это в порядке своей частной инициативы, хотя и с согласия или благословления польского короля. Лишь в этот период события приобрели действительно характер национально-освободительной войны. Решающую роль в этой войне сыграло народное ополчение Минина и Пожарского, которое разбило войско поляков и освободило от них Москву. Эта дата – освобождение Москвы от поляков народным ополчением – отмечается сегодня в России 4 ноября.
Интересна в этих событиях роль «верхов». Так, С.Платонов отмечает, что Романовы (в период правления Годунова) и другие боярские кланы, враждебные царю Борису, сыграли решающую роль в появлении Лжедмитрия I. Лжедмитрий (Григорий Отрепьев) задолго до указанных событий был на службе у Романовых, а затем они, судя по всему, и создали легенду о спасшемся царевиче Дмитрии, подговорили Отрепьева сыграть эту роль и отправили затем самозванца в Польшу ([96] с.80-81). В дальнейшем многие бояре и дворяне (включая Романовых) примыкали как к Лжедмитрию I, так и к Лжедмитрию II, участвовали в правительстве и того, и другого, и, надо полагать, принимали участие в их грабежах населения ([16] 1, с.211, 228-229). То есть, были прямыми и активными участниками «шабаша воров». А в 1610 г. речь идет о прямом предательстве со стороны боярской олигархии. Так, еще до свержения Шуйского с престола ряд бояр обратился к польскому королю Сигизмунду с предложением прислать его сына Владислава на царство в Москву. А после свержения Шуйского, когда стала править Семибоярщина, бояре (17 августа 1610 г.) подписали договор с польским королем, в котором оговаривались условия царствования Владислава. В число бояр, подписавших этот договор, входил и Филарет Романов, отец будущего царя Михаила Романова. Как пишет С.Платонов, «с Филаретом в Москву внедрилась и сама идея унии с Речью Посполитой» ([96] с.135).
Король Сигизмунд договор подписал, но тут же стал его нарушать: во-первых, он хотел царствовать сам и стал требовать от московских бояр и дворян присяги ему самому, а не его сыну, во-вторых, он присоединил к Польше Смоленск, несмотря на то, что по договору Смоленск оставался русской территорией ([16] 1, с.229-233). Фактически речь шла о присоединении Руси к Польше. По словам С.Платонова, «в конце 1610 г. в Московском государстве своей власти уже не было, а была иноземная диктатура» ([96] с.148). А чтобы русские бояре и дворяне не возражали, Сигизмунд тут же начал их «покупать», раздавая им поместья. Точно известно о более 8000 таких поместьях, пожалованных Сигизмундом поддерживавшим его московским боярам и дворянам, но, как утверждает Г.Вернадский, «их количество было, несомненно, больше» ([16] 1, с.234). Как писал С.Платонов, «польская диктатура бросила на бояр тень “измены”. Казалось, что бояре работали на чужую власть… Население так и считало одних бояр страдальцами, а других изменниками и понимало, что боярская дума перестала быть руководительницей страны…» ([96] с.149).
Воззвание Кузьмы Минина к нижегородцам - картина А.Кившенко
В целом мы видим логичный финал. Олигархия не смогла выдвинуть достойного царя из своей среды. Кроме того, цари-олигархи Годунов и Шуйский использовали свое положение для умножения личного богатства, чем вызывали злобу и зависть других олигархов. Годунова страшно ненавидели остальные бояре, о чем свидетельствует несколько раскрытых им боярских заговоров и поддержка боярами Лжедмитрия I. Многие бояре, включая Романовых, так же ненавидели Шуйского, поддерживая воевавшего с ним Лжедмитрия II; оба царя были устранены в итоге теми же боярами.
Недовольные предыдущим правлением двух царей-олигархов, бояре – члены правившей в 1610 г. Семибоярщины, в то же время, понимали, что они не смогут долго править таким образом: народ требовал царя. Отсюда – план по призванию в цари иностранца. Как можно видеть на примере Польши (см.: [65] глава VIII), олигархия всегда предпочитает иметь на троне правителя-иностранца, который мало что понимает в местных реалиях, как правило, не имеет особенной поддержки от народа, а, следовательно, от его имени обычно правит сама олигархия. Такой вариант позволяет и сохранить видимость монархии, и осуществить заветную мечту олигархии – коллегиальное правление, при котором легко поделить сферы влияния, то есть поделить страну на вотчины отдельных бояр-олигархов. Для осуществления этой заветной мечты, которую бояре видели осуществленной в Польше, они пренебрегли даже здравым смыслом, заключив соглашение с врагом – король Сигизмунд уже начал к тому времени военную интервенцию против Руси (осадил Смоленск), и, совершенно естественно, рассматривал данное соглашение как путь к легкому завоеванию страны. Руководствуясь своими шкурными интересами, бояре-олигархи фактически передали власть в стране в руки иностранного интервента.
Только русский народ оказался на высоте – спас и от иностранных интервентов, и от предателей-бояр, выгнав первых и заставив вторых избрать в 1613 г. нормального, не иностранного, царя[167]. И тем спас страну от анархии, а государство – от развала или полного уничтожения. В этом, собственно говоря, и заключается смысл праздника, отмечаемого в России 4 ноября. Как писал И.Солоневич, простой русский мужик пришел с севера и востока, выкинул поляков из страны, посадил на трон царя, и отправился назад пахать землю ([117] с.356-362).
Изгнание польских интервентов из Московского Кремля - картина Э.Лисснера
Для полноты картины о «Шабаше воров» следует еще упомянуть о дальнейшей судьбе Марины Мнишек. Побывав два раза «царицей Московии», она настолько вошла во вкус свалившейся на нее славы и власти, что отказалась в 1609 г. уехать вместе с отцом в Польшу и, как писал Г.Вернадский, «по-прежнему намеревалась отстаивать свои права царицы» ([16] 1, с.230). Это решение, ввиду того, что теперь уже польский король Сигизмунд претендовал на Московское царство, делало ее врагом польского короля, равно как и врагом правившего тогда царя Шуйского. Главнокомандующий польской армии Сапега даже пригрозил, что ее арестует, если она не вернется в Польшу (ibid). Но это ее не остановило. Она надела гусарскую форму и последовала за Лжедмитрием II. Но и после его смерти она не оставила свои намерения стать царицей Московии и решила попытать счастья в третий раз. Она сошлась с южно-русскими «ворами» (и даже вышла замуж за их атамана Заруцкого), и те в 1611 г., в период анархии и польской интервенции, выдвинули ее сына от брака с Лжедмитрием в качестве кандидата на царствование. Разумеется, предполагалось, что по малолетству сына фактически править страной будет Марина с Заруцким и поддерживавшие их «воры». Когда же этот план был отвергнут оседлым населением, Марина Мнишек вместе с «ворами» занялась разбоем, они жестоко грабили местное население, воевали против правительственных войск, посланных против них в 1613-1614 гг. Затем (в 1614 г.) она была схвачена, привезена в кандалах в Москву, ее сын и муж (Заруцкий) были казнены, а сама она умерла в тюрьме от горя и страданий ([16] 1, с.240, 260-261). Так окончилась жизнь дочери польского магната и одной из богатейших женщин Польши, которой страшно хотелось (в третий раз) стать русской царицей.
Возвращаясь к теме, которая ранее уже затрагивалась – о причинах событий, произошедших в начале XVII в. и называемых историками «Смутное время», необходимо отметить следующее. Нет никаких сомнений, что основной причиной этих событий была та страшная демографическая и экономическая катастрофа, которая началась еще в 1570-е годы и которая с особенной силой развернулась в начале XVII в. Как писал Н.Рожков, который посвятил экономическому исследованию этого периода целый ряд трудов, в экономическом отношении Смута была завершающим этапом того кризиса, который начался во второй половине XVI века ([107] 4, с.192). К такому же выводу пришел академик Б.Греков и целый ряд других историков и исследователей, специально изучавших этот вопрос и отмечавших также, что опустошение произошло и на тех территориях, где никаких военных действий не происходило ([30] с.19). Поэтому не нужно искажать основную причинно-следственную связь, что делает ряд современных историков: не Смута стала основной причиной демографического и экономического кризиса, а этот последний вызвал Смуту. Безусловно, она его усилила, но уже в самом конце, и это не очень многое меняло: демографическая и экономическая катастрофа уже произошла, и она кардинально изменила страну. До 1570-х годов была одна страна – процветающая и благополучная в демографическом, экономическом, социальном и политическом отношении, и в сущности, она таковой еще оставалась в 1590-е годы; а уже в течение 1600-1605 гг. страна во всех этих смыслах изменилась кардинально в сторону резкого ухудшения, чему способствовали описанные выше события. И в обратное состояние она уже не сможет вернуться, она будет оставаться теперь такой - «нищей Россией», «большой деревней», «страной рабов» и т.д., как ее будут называть - в течение последующих 300 лет.
Что касается ситуации в 1605 г. (начало Смуты), то уже к тому времени на Юг убежали, спасаясь от голодоморов и кабального рабства огромные массы разоренных, нищих людей, которые не имели возможности там чем-либо заняться, а поэтому им нечего было есть. Как бы ни пытались историки спрятаться от скучных и неприятных экономических тем, но никуда от них не деться – когда народным массам, извините, нечего жрать, возникают революции и гражданские войны. Это – бесспорный исторический факт и, если хотите, один из основных законов социальной истории. Поэтому совершенно не случайно, что именно эти массы голодных «казаков» или «воров», которых мы видим сначала в войске Лжедмитрия I, затем в войске Болотникова, потом в войске Лжедмитрия II и т.д., и явились основной движущей силой Смуты. И настолько раздражающей движущей силой, что царь Шуйский сделал даже попытку целиком истребить все население к югу от Тулы, чтобы сразу решить и проблему революций, и проблему снабжения страны продовольствием.
Таким образом, если мы говорим о «Великой разрухе» и об «Апокалипсисе», то их начало следовало бы датировать не 1605 годом, а 1600-1601 гг., когда начались небывалые голодоморы, а города превратились в «лагеря смерти». Но даже если придерживаться термина «Смута» (народный мятеж, бунт) то эта Смута началась не после смерти Годунова в 1605 году, как принято считать историками, а еще при его жизни. Уже в 1603 г. произошло крупное крестьянское восстание во главе с Хлопком, оно охватило почти весь Центр страны, а армия восставших крестьян насчитывала, судя по всему, десятки тысяч человек. Восстание удалось подавить лишь с помощью дворянско-стрелецкой армии, которой пришлось выдержать настоящее сражение под Москвой с армией восставших крестьян. Как указывают историки, в дальнейшем остатки этой разгромленной крестьянской армии участвовали в восстании Болотникова ([21] 11, с.284-285).
С учетом указанных причин Смуты, и ее окончание, судя по всему, является лишь отчасти заслугой Романовых, которые начали восстанавливать порядок в стране. В основном же ее окончание является следствием того, что перестала существовать главная причина, вызывавшая страшные спекуляции хлебом и другими товарами и усугублявшая демографический и экономический кризис – интенсивная морская торговля, исчезнувшая после захвата Швецией побережья Балтики в 1611-1612 гг.[168] После этого сразу прекратились и голодоморы – как писали современники, в городах вдруг появилось такое количество хлеба, припрятанного ранее в целях экспорта за границу и хлебных спекуляций, что этим хлебом вся страна питалась много лет, а часть его даже сгнила в начале царствования Михаила Романова ([98] 3, с.87), поскольку в таком количестве его некуда было деть.
10.2. Начало династии Романовых
Если считать началом или первым периодом правления династии Романовых 1613-1688 годы, то есть период до воцарения Петра I, и если попытаться подытожить это правление, то картина получается не очень радостная. Конечно, налицо демографический рост: население страны выросло в 4-5 раз – с порядка 1,5 млн. чел. в районе 1620 года (см. выше) до 6,5 млн. чел. в 1688 г. ([107] 5, с.3)[169],в соответствии с этим улучшились и все экономические и финансовые показатели развития страны. Разумеется, в результате значительного прироста населения страна стала намного сильнее, опять вернула Смоленск, Брянск и даже приняла в свой состав часть Украины. Но заслуги в этом новой династии нет. Как отмечают историки, почти все военные операции этого периода были неудачными для России. Просто демографический, экономический и социальный кризис в Польше («кризис XVII века») достиг такой степени, что она начала сама по себе распадаться, а ее отпавшие территории, в частности, Украина, присоединяться к России. В то же время для развития России после Смуты, как уже говорилось, чрезвычайно важную роль сыграло закрытие «окна в Европу», через которое шла интенсивная внешняя торговля: с окончанием глобализации закончился страшный экономический и демографический кризис, и началось медленное оздоровление.
А вот в социальном плане ситуация была совсем иной. Здесь налицо был усиливавшийся в течение XVII века разлад между царем и народом. Так, с середины XVII в., когда, казалось бы, демографический и экономический кризис, вызвавший Смуту, был давно позади, и причин для новых социальных волнений не должно было быть, вдруг начинается целая серия народных восстаний. В 1648 г. в целом ряде городов (Москва, Сольвычегодск, Великий Устюг, Козлов, Томск и другие) произошли так называемые соляные бунты, в 1650 г. - бунты в Пскове и Новгороде, в 1662 г. - бунт в Москве из-за медных денег. Причем, только по итогам московского медного бунта более 7 000 человек было казнено и более 15 000 было наказано отсечением рук и ног, ссылкой, конфискацией имущества ([55] LI; [107] 5, с.63). В 1666 г. произошло восстание Василия Уса, а в 1670-71 гг. - восстание Степана Разина, под контролем которого оказалось почти все Поволжье от Симбирска (Ульяновска) до Каспийского моря. Большинство городов, к которым подходил Разин со своим войском, не оказывало никакого сопротивления, включая и гарнизоны стрельцов, после чего он, как правило, убивал всех дворян и представителей царской власти и устанавливал казацкое (демократическое) правление. Подавить восстание удалось лишь при помощи регулярной 60-тысячной дворянско-наемной армии, в серии настоящих сражений с восставшими. В 1668 г. началось восстание в Соловецком монастыре, которое было подавлено царскими войсками лишь через 6 лет (в 1676 г.) - шла длительная осада монастыря. В 1682 г. произошло восстание стрельцов в Москве. Как писал В.Ключевский, «в этих мятежах резко вскрылось отношение простого народа к власти», в котором не было «ни тени не то что благоговения, а и простой вежливости и не только к правительству, но и к самому носителю верховной власти» ([55] LII).
А начиная с 1630-х годов и вплоть до конца столетия во многих селах в массовом числе распространились проповедники, утверждавшие, что на царском троне воссел Антихрист. Сторонники этого учения исчислялись тысячами, в дальнейшем, после раскола церкви в середине века, это учение разделяли и староверы. Кузьма Косой, поднявший восстание в 1686 г., призывал разрушить столицу Антихриста Москву; и несколько попыток такого рода (пойти маршем на Москву – царство Антихриста) предпринималось в ходе других восстаний в последующие годы ([107] 4, с.304-327; [98] 2, с.304-305).
Возникает вопрос: в чем причина такого острого разлада между царем (и его правительством), с одной стороны, и народной массой, с другой стороны? Разлада, которого, как уже отмечалось, не было в XIV-XVI вв. Так, в течение этих веков мы почти не видим народных восстаний: единственными исключениями являются несколько случаев, совпавших с правлением боярской олигархии (в малолетство Ивана Грозного). Можно ли такое резкое изменение отношения народа к царской власти объяснить личностями царей династии Романовых по сравнению с Рюриками? Или это объясняется более глубокими причинами? Ответ на этот вопрос будет дан в конце главы. Если же опираться на мнение историков, то, например, В.Ключевский полагал, что такой резкий сдвиг нельзя объяснять личностями царей новой династии. По его словам, «XVII век был в нашей истории временем народных мятежей. Это явление тем неожиданнее, что обнаруживается при царях, которые своими личными качествами и образом действий, по-видимому, менее всего его оправдывали» ([55] XLIV).
Если внимательно разобраться в причине бунтов и восстаний, то окажется, что они были связаны в основном либо с олигархическими методами управления, аналогичными тем, которые мы уже видели, либо с протестом против усиления крепостничества. Так, соляные бунты 1648 г., произошедшие в целом ряде городов по всей стране, были направлены против резкого удорожания соли (в несколько раз), произошедшего после установления царем Алексеем I (1645-1676 гг.) монополии на ее продажу. Из-за этого «тысячи пудов дешевой рыбы, которой питалось простонародье в постное время, сгнили на берегах Волги, потому что рыбопромышленники не были в состоянии посолить ее» ([55] LI). Фактически этой соляной монополией, а также введенной одновременно табачной монополией, заправлял один из первейших богачей страны боярин Борис Морозов, который и был их инициатором. Нет никакого сомнения, что значительную часть прибыли от этих «предприятий» он клал в свой карман, а не в казну. Участники соляных бунтов требовали устроить расправу над Морозовым, но он был отправлен лишь в короткую ссылку, и то, возможно, лишь для того, чтобы спасти его от расправы со стороны толпы.
Соляной бунт на Красной площади 1648 г. – картина Э.Лисснера
Медный бунт 1662 г. стал следствием финансовой аферы, организованной тестем царя Алексея боярином Милославским и мужем тетки царя думным дворянином Матюшкиным, которым было поручено медное дело. Суть этого «предприятия» состояла в том, что были выпущены медные деньги, которые приравнивались к серебряным по принудительному курсу, что объяснялось нехваткой серебра в казне. Сначала обмен действительно производился в соотношении 1 : 1, но очень быстро появились фальшивомонетчики, которые начали выпускать такие же медные деньги, причем деятельность этих фальшивомонетчиков покрывали, и очевидно, организовали, сами Милославский и Матюшкин. В итоге медные деньги обесценились в 17 раз против номинала, от чего очень сильно пострадало все население. А на рынках стали исчезать товары, поскольку крестьяне перестали их возить в город (из-за нежелания принимать медные деньги), и цены на все предметы потребления (в серебре) поднялись вдвое ([107] 4, с.62-63). В ответ на народное недовольство правительство начало хватать медных мастеров и приказных людей, подпольно выпускавших медные деньги, отсекать им руки и ноги и ссылать. Но эти люди чаще всего были подневольными и лишь выполняли чужие приказы. А главным виновникам аферы все сошло с рук: «на тестя царь посердился, а дядю отставил от должности» ([55] LI). Народ, видя такую безнаказанность, продолжающийся рост цен и беспредел с денежным обращением, пошел толпой к царю. Тот пообещал разобраться, но ничего так и не сделал, медный беспредел продолжался. Тогда народ поднялся второй раз, что, как видим, закончилось массовыми казнями и ссылками. В итоге медные деньги запретили, обменяв их на серебро в соотношении 1 к 20, под конец ограбив население еще раз ([55] LI). Таким образом, мошенники во главе с самим царем Алексеем, смогли в 20 раз умножить свои капиталы, помещенные в это медное «предприятие» - разумеется, за счет ограбления всего населения.
Это не единственные олигархические методы управления в период царствования Алексея I. Мы видим, например, опять принудительную скупку царем целого ряда товаров, впервые применявшуюся в период правления Годунова. Так, на наиболее ценные виды пушнины – в частности, соболиные меха – существовала царская монополия: как указывает Г.Вернадский, эти меха «покупались царскими чиновниками по низкой установленной цене для личной сокровищницы царя» (выделено мной – Ю.К.) ([16] 2, с.69). Если же кто-то пытался реализовать ценные меха самостоятельно, то они считались контрабандой и конфисковывались для царя. Речь, конечно, не шла о том, что царь собирал «коллекцию» мехов, как кто-нибудь наивно мог бы подумать. В то время это был наиболее ценный экспортный товар. По данным Котошихина, работавшего в то время чиновником Посольского приказа в Москве, общие доходы от продажи пушнины (600 тысяч рублей) были лишь в 2 раза меньше годового дохода государственной казны (1,3 миллиона рублей), но шли они, судя по всему, мимо казны ([16] 2, с.66-68). При этом львиная часть всех доходов от реализации пушнины за границу и внутри страны поступала в «личную сокровищницу царя»[170].
Не случайно была выбрана царем и льняная монополия в районе Пскова. Лен – еще один экспортный товар, а Псков – территория, наиболее близко прилегающая к основным рынкам сбыта, где больше всего в этот период была развита внешняя торговля. Заставив землевладельцев и крестьян продавать лен по принудительно низкой цене, царь получал огромную маржу от экспорта льна – но фактически за счет ограбления населения. Не зря псковский летописец горько жаловался на эту льняную монополию: «и цена невольная, и купля нелюбовная, и во всем скорбь великая, и вражда несказанная, и всей земли ни купити, ни продати не сметь никому же помимо» ([55] LI). По данным Н.Рожкова, учрежденные царем монополии в середине и второй половине XVII века распространялись на внутреннюю торговлю вином, икрой, рыбным клеем, мехами, моржовыми клыками, нефтью, шелком, медью, ревенем, а также на внешнюю торговлю хлебом, то есть, как видим, охватывали значительную часть экономики страны ([107] 5, с.26-27). Особенный расцвет монополий пришелся на царствование Алексея I, но некоторые из них существовали уже при Михаиле I (1613-1645 гг.), в частности, упомянутая льняная монополия.
Характерно, что все эти методы управления вели лишь к разорению экономики страны. Соляная монополия привела к расстройству всей заготовки рыбы и мяса и продовольственному кризису, еще худшее расстройство экономики и дороговизна возникли вследствие махинаций с медными деньгами. Хищническая эксплуатация пушных ресурсов привела к их истощению в Западной Сибири уже к концу XVII в. А принудительная скупка льна могла иметь следствием лишь такой же результат – в следующие годы помещики и крестьяне, скорее всего, начали сворачивать его производство, ставшее невыгодным.
Кто-нибудь может заметить, что похожие монополии на отдельные товары (газ, нефть, золото и т.д.) есть и сегодня в России и в ряде других стран. Но методы установления этих монополий отличаются. Такого грабежа производителей, которых обязывают весь произведенный продукт отдавать царю по произвольным искусственно заниженным ценам, сегодня нигде нет. Кроме того, одно дело, когда речь идет о монополии государства, использующего соответствующий доход в интересах собственной страны и населяющего ее народа, и другое дело, когда эти монополии созданы в интересах олигархии, присвоившей себе само это государство и его доходы. При Романовых мы видим именно такую картину: государство стало вотчиной царя и его окружения. Часть денег от царских монополий поступает в государственную казну, часть – в его «личную сокровищницу», часть – в карманы его родственников, которые при этом не гнушаются и прямым воровством, например, в виде производства избыточного количества медных монет. Где доходы царя и его окружения, а где казенные доходы, уже не разберешь, по существу, казна воспринимается ими как часть собственного кармана.
По описанию современников, при Михаиле I и при Алексее I состояла большая группа так называемых «гостей» (дворян, купцов и даже иностранцев), то есть уполномоченных представителей царя, которые имели своих помощников во всех уголках страны. Они следили за существующими царскими монополиями и, при необходимости «накладывали лапу» на всякие другие виды прибыльного бизнеса, какой только оказывался в их поле зрения. Львиная доля доходов от этих монополий, судя по всему, поступала в их собственный карман. Как писал немец Кильбургер, «день и ночь они стараются о том, чтобы совершенно подавить торговлю на Балтийском море и нигде не допускать свободной торговли, чтобы тем прочнее было их господство и тем легче они могли наполнять собственные кошельки» ([98] 3, с.98). По данным М.Покровского, именно эти «гости», привыкшие пускать львиную часть казенных доходов себе в карман, во многом способствовали тому безудержному выпуску медных денег, который привел к медному бунту 1662 г. Они просто приходили на царский монетный двор со слитками меди и заставляли медных мастеров из этих слитков чеканить все новые и новые партии медных монет. Двор одного из этих царских «гостей», Шорина, был разгромлен народом во время медного бунта ([98] 3, с.113).
Наряду с таким беспардонным разворовыванием казны, мы видим в течение XVII века беспрецедентную приватизацию, вернее, бесплатную раздачу государственной собственности среди узкого круга лиц, что также во все времена являлось характерным признаком олигархического режима. Ранее Иван III и Иван IV провели гигантскую работу по национализации земель у бояр. И к концу опричнины (1572 г.) вотчин, то есть земель, которыми бояре и дворяне владели как собственностью, уже почти не осталось. Например, в Тульском уезде вотчины уже в конце XV в. составляли лишь 2% всех земель ([107] 4, с.206). Основную массу земель составляли дворянские и боярские поместья, передававшиеся не в собственность, а во временное пользование дворянам и боярам, а также земли, переданные в прямое пользование крестьянам - так называемые «черные земли». Но уже цари, правившие в период Смуты, а особенно первые Романовы (Михаил I и Алексей I), начали массовую приватизацию - раздачу государственных земель в виде вотчин. В результате вотчины уже в 1620-е годы в Центре страны составляли около 30% всех нецерковных земель, а в 1671 г. они составляли уже 60% ([156] p.186). Причем, в первую очередь были отняты и переданы в вотчины «черные» земли, то есть государственные земли, которыми пользовались (фактически на правах аренды) крестьяне. Одновременно с этим во второй половине XVII века распространилась практика перехода поместий, формально считавшихся государственным имуществом, из одних частных рук в другие, то есть продажи поместий, что в XVI веке было запрещено ([156] p.184). Таким образом, фактически в XVII веке государственные земли, причем, совершенно бесплатно, начали переходить в частную собственность бояр и дворян, включая и поместья, которые они стали рассматривать уже не как государственную, а как свою частную собственность. Разумеется, львиная доля раздаваемых Романовыми земель приходилась на их ближайших родственников и друзей. Так, в списке самых богатых землевладельцев в середине XVII века на первом и втором местах (по числу крестьянских дворов) были И.Н.Романов, дядя царя, и Б.И.Морозов, ближайший друг семьи Романовых, далее по списку встречается также немало друзей и родственников царя и его семьи ([107] 4, с.208-209).
Разумеется, если государство раздавало земли, от которых получало доход (в частности, «черные» земли, напрямую арендованные крестьянами), а все выгодные виды торговли и добычи сырья также были «приватизированы» либо царем, либо его окружением, то откуда в казне возьмутся деньги на выплату солдатского жалованья и на прочие расходы? Конечно, их там вечно не будет хватать. К тому же, несмотря на то, что бояре и дворяне активно занимались торговлей, государство с них за это не брало налоги – в отличие от обычных городских купцов и торговцев, с которых царь Михаил, в дополнение к пошлинам, уже с первых лет правления начал собирать 20%-й налог с оборота, и аналогичная практика продолжилась при Алексее I[171]. Горожане не раз обращались с жалобами и к царю Михаилу, и к царю Алексею на то, что дворяне, а также «архиереи, монастыри, попы, всякие служилые и приказные люди торгуют "в тарханах беспошлинно", отчего чинится государству немалая тщета, а казне в пошлинах и во всяких податях великая убыль» ([55] L). При этом, разумеется, больше всего страдали именно городские купцы и торговцы, которые должны были платить государству огромные пошлины и налоги и проигрывать в конкуренции дворянству и духовенству, которые ничего не платили. Но их жалобы игнорировались: царю не было дела ни до их интересов, ни до справедливости в налогообложении, ни до интересов государственной казны. Более того, мы видим, что царь совершенно равнодушно взирает на другие случаи, когда речь идет о неуплате в казну налогов богатыми и сильными. В частности, в XVII веке широко распространился такой способ ухода от налогов богатыми, как закладничество. Он напоминает способы ухода от налогов, применяемых польскими магнатами в отношении евреев, которым они покровительствовали (см.: [65] глава VIII). Примерно то же самое было и здесь: под видом крепостных крестьян дворяне селили в городе своих людей, которые занимались торговлей, не платя никаких налогов ([55] XLVIII).
Еще целый ряд злоупотреблений этого периода был связан с деятельностью иностранных купцов. В челобитной царю 1646 г. горожане горько жаловались на деятельность английских купцов, указывая, что они «опутали все Московское государство своей торговой организацией… скупают при помощи своих скупщиков русские товары для вывоза, везут тайно и государеву пошлину крадут… оголодили русскую землю тем, что вывозят в Англию всякий харч и хлеб» ([98] 2, с.280). Но царю опять дела нет ни до интересов горожан, ни до интересов казны, из которой англичане крадут «государеву пошлину». Как пишет М.Покровский, царь «не обратил никакого внимания на челобитную», и объясняет это влиянием «западника» Бориса Морозова ([98] 2, с.280)[172]. Между тем, ситуация с казной была, по-видимому, критической, и именно для повышения доходов в казну в 1646-1647 гг., по совету того же «западника» Морозова, царь и ввел монополию на соль. И лишь после бунтов 1648 г., когда народ чуть не расправился сам с его другом-«западником», царь обратил внимание и на злоупотребления англичан и в 1649 г. ввел ограничения на деятельность английских купцов.
И здесь, наряду с полным равнодушием к интересам страны и государства, мы видим также крайнее лицемерие власти. Введение соляной монополии и многократное повышение цен на соль, равно как и введение медных денег, царь лицемерно обосновывает оскудением казны. При этом казну разворовывают все, кому не лень, включая самого царя, его родственников и агентов («гостей»), которые пускают доходы от пушной, соляной и прочих монополий мимо казны, и кончая дворянами, духовенством и иностранными купцами, уклоняющимися от уплаты каких-либо налогов со своего бурно развивающегося бизнеса. Земельную собственность государства вместе со всеми причитающимися с нее доходами сами цари бесплатно раздают направо и налево. А царь при этом жалуется на бедность государства и вводит для населения все новые налоги, монополии и прочие «изобретения» своих советников-олигархов.
Еще один пример лицемерия: во время первой вспышки медного бунта царь Алексей ласково говорил с народом и обещал «разобраться». А сам тем временем прятал главного виновника Милославского в покоях (то есть в спальне) царицы и стягивал верные ему войска. И вторую вспышку бунта в буквальном смысле утопил в крови – число убитых, покалеченных и сосланных достигло 22 000 человек. Как пишет В.Ключевский, «при старой династии [Рюриков] Москва не переживала таких бурных проявлений народного озлобления против правящих классов, не видывала такой быстрой смены пренебрежения к народу заискиванием перед толпой (выделено мной – Ю.К.), не слыхала таких непригожих речей про царя, какие пошли после мятежа: “Царь глуп, глядит все изо рта у бояр Морозова и Милославского, они всем владеют, и сам государь это знает да молчит, черт у него ум отнял”» ([55] XLVII).
Не случайно мы видим в течение XVII века также дальнейшее усиление крепостного гнета и свертывание остатков демократии и законности. Как отмечает Д.Блюм, в начале царствования Михаила Романова еще не поздно было отменить крепостное право – оно существовало пока в виде так называемых «запретных лет», в течение которых был запрещен переход крестьян от одного помещика к другому. Кроме того, этот переход был запрещен только главе семьи, и не был запрещен, например, его повзрослевшим сыновьям и дочерям. Но вместо отмены или облегчения принимаются законы, ужесточившие и окончательно узаконившие прикрепление крестьян к земле ([156] p.259). Причем, были прикреплены к своему месту жительства не только крестьяне, но и горожане, и за их отъезд из города в 1658 г. была даже введена смертная казнь ([156] p.270). Поэтому если Годунов несет ответственность за введение крепостного права как института угнетения крестьян, то первые Романовы несут ответственность как за его ужесточение, так и за придание ему постоянного характера и утверждение его законом. Причем, уже в XVII в. появляются первые признаки торговли крепостными крестьянами, как рабами, не говоря уже о случаях жестоких издевательств над ними, чему способствовала полная законодательная и фактическая бесконтрольность за действиями помещиков в отношении крестьян, установленная законами первых Романовых.
Более того, сами Романовы и их приближенные больше других повинны лично в распространении произвола в отношении к крестьянам и другим слоям населения. Как указывал Д.Блюм, «И.Н.Романов, дядя царя и крупнейший земельный собственник, фактически организовал вооруженные банды, которые нападали на деревни других помещиков и уводили их крестьян» ([156] p.260-261). Такие же приемы рейдерства применял и лучший друг царской семьи, «западник» Б.И.Морозов, на которого было много жалоб со стороны помещиков (ibid). Еще один царский родственник, Леонтий Плещеев, возглавлявший Земский приказ, завел сеть доносчиков, которые оговаривали безвинных, но состоятельных людей, сажал их по такому фиктивному доносу в тюрьму и вымогал у них деньги за освобождение. Другой родственник царя, Петр Траханиотов, присваивал жалованье массы служилых людей (дворян), которое они подолгу не получали совсем ([11] с.103).
О какой законности можно было говорить, если сами Романовы и наиболее приближенные к царю персоны выступали в роли самых крупных бандитов и воров? И о какой можно было говорить демократии, если царь и его окружение менее всего были заинтересованы в сохранении демократии, которая лишь мешает воровать и грабить? Поэтому и земские соборы, и земское самоуправление, развившиеся при Иване Грозном, в течение XVII века были свернуты. Отношение к демократии можно иллюстрировать следующим примером. Дворянин прогрессивных взглядов А.Ордын-Нащокин, будучи наместником в Пскове, в целях борьбы с злоупотреблениями немецких купцов, сходных с теми, что творили английские (включая уклонение от уплаты пошлин и налогов, скупку сырья по дешевке и вывоз его за границу[173]), выдвинул программу реформ. Они должны были положить конец этим злоупотреблениям, а также вражде между крупными и мелкими русскими торговцами в Пскове, и их суть состояла в расширении прав местных городских властей (земств), избираемых населением. Ордын-Нащокин полагал, и совершенно справедливо, что контроль со стороны местных выборных органов может не только положить конец злоупотреблениям и вражде, но и в итоге резко повысить доходы казны, прекратив воровство и уклонения от уплаты налогов. Однако, несмотря на выгоды для казны и для псковских купцов и торговцев, сама мысль о контроле за торговлей со стороны горожан показалась настолько страшной для московской олигархии, что проект зарубили, а самого Ордын-Нащокина срочно отозвали из Пскова и подвергли опале, после чего он постригся в монахи ([55] LVII).
В результате того, что крестьяне были поставлены в полную юридическую и фактическую зависимость от помещиков и в результате полной приватизации государственных земель последними, очень резко выросла в течение XVII века эксплуатация крестьян и ухудшились условия их жизни, особенно в вотчинах крупных олигархов. Так, вскоре после начала своего царствования Алексей Романов подарил магнату Б.Морозову много земли, находившейся ранее в собственности государства. Морозов тут же повысил крестьянам оброк в 2-3 раза, против того, что они до этого платили государству, и еще заставил их отрабатывать дополнительно барщину и оказывать прочие услуги ([156] p.269). Таким образом, условия существования крестьян сразу после приватизации земли ухудшились в несколько раз. А в одной из личных вотчин царя Алексея условия жизни крестьян были настолько тяжелыми, что к 1675 г. из этой вотчины убежали почти 3/4 из всех проживавших там крестьян вместе с семьями ([156] p.267).
К описанной выше картине отчуждения государства от населения остается добавить лишь еще один штрих – реформу церкви середины XVII в. Не вдаваясь в подробности, остановлюсь лишь на сухом остатке этой реформы. Церковь, как указывал М.Покровский, перестала быть народной, а стала «дворянской» ([98] 2, с.266). Усвоив пышность и богатство церковных ритуалов, церковного убранства и расшитые золотом наряды священнослужителей, православная церковь в XVII веке стала не столько домом для общения с Богом, сколько пышным дворцом для важных персон, в который простому человеку и зайти было страшно. К тому же, сама церковь (вернее, ее руководство) стала крупнейшим олигархом. В ее владении в 1678 г. находилось около 15% всех крепостных крестьян страны ([55] LI), а духовенство, наряду с дворянством, как ранее говорилось, активно занималось всевозможной торговлей, не платя при этом налогов. Известно и о злоупотреблениях: так, Троице-Сергиева лавра силой принуждала мелких помещиков отдавать ей крестьян, ушедших от нее даже 20 лет назад, хотя по закону срок возврата беглых крестьян был лишь 5 лет ([156] p.260).
Поэтому и движение староверов стало не столько движением за сохранение прежних церковных ритуалов, сколько социальным движением против отчуждения церкви и государства от нужд и интересов народа. И на староверов поэтому устроили настоящую охоту, в которой участвовали и царские войска, и духовенство новой «дворянской» церкви, прочесывая в их поисках леса и травя их как диких зверей. А они в ответ, когда их настигали, устраивали массовые самосожжения, чтобы не попасть в лапы к «царю-антихристу» или к крепостникам-мучителям в золоченых рясах, отъевшим себе брюхо на народных страданиях. В одном из таких эпизодов, возле реки Березовка в Западной Сибири в 1679 г., в огне погибли 1700 человек ([16] 2, с.222). Причем, особенно усилились гонения на староверов, именно по причине социальной, а не религиозной, направленности этого движения, в период правления Софьи (1682-1689), и в дальнейшем суровые репрессии продолжались в годы правления Петра I (1689-1725) ([98] 2, с.299). Подсчитано, что только за период с 1684 г. по 1691 г. в огне погибло не менее 20 000 мужчин и женщин ([16] 2, с.228). Как пелось в одной песне раскольников-староверов того времени, все прежние устои жизни разрушены, на седалище власти оказались сластолюбцы и лихоимцы, мир - во власти темных сил, и в нем теперь правит Антихрист ([98] 2, с.288).
В целом можно констатировать, что XVII век был тем веком, когда история Западной Европы и России развивались в прямо противоположных направлениях. Если в Западной Европе в XVII веке и государство, и церковь становились ближе к человеку – в результате Реформации, носившей характер социальной революции - то в России они становились дальше от него, а что касается государства, то оно совсем удалилось от человека на недосягаемое расстояние. Коррупция государства, таким образом, достигла крайней степени, когда правящая олигархия уже в большинстве случаев даже не считала нужным, как при Годунове, скрывать свои антинародные действия под плотной маской лицемерия, а откровенно и открыто предавалась сладострастному грабежу.
10.3. О роли классов в истории России XVI- XVII вв.
Мы с Вами рассмотрели ключевые вехи истории коррупции в России более чем за 1000 лет: с V-VI вв. по XVII в., - не считая ее древнейшей истории, рассмотренной в главе I. На протяжении этого времени и политический строй, и социальные группы, и уклад жизни в стране не раз очень сильно менялись. Тем не менее, мы все время натыкались на один и тот же феномен. Этому феномену каждый раз давали новое название, но он всегда обладал безошибочными отличительными чертами, которые совершенно не менялись по прошествии столетий и даже тысячелетий. Во второй книге трилогии было показано, что этот феномен по всем признакам может рассматриваться в качестве класса. Давайте еще раз вернемся к этому вопросу и рассмотрим, как формировался этот класс в России.
Понятие «класс» и «классы» было введено в употребление задолго до Маркса, и первоначальный смысл этих терминов был очень близок к их действительной сущности. В некоторой степени это домарксовое понимание классов сохранилось и до настоящего времени, что видно в формулировках «имущие классы», «неимущие классы» и «средний класс». Марксизм извратил всю первоначальную идею, придумав совершенно искусственные классы – рабов и рабовладельцев, крепостных крестьян и феодалов, пролетариат и буржуазию. Можно привести множество фактов, показывающих, что и эти классы, и сама классовая теория Маркса - искусственные и не имеют ничего общего с действительностью. Например, придуманный Марксом «класс пролетариата» к середине XX века во всех капиталистических странах фактически исчез. Это противоречит классовой теории Маркса – если «пролетариата» нет, то кого тогда эксплуатирует «буржуазия»? Ведь «эксплуатация буржуазией пролетариата», по Марксу, является сущностью «капиталистического способа производства». То же касается, например, «класса рабовладельцев», придуманного Марксом. К этому «классу» можно отнести и римских сенаторов эпохи античности, и киевских князей и бояр X-XII вв., и генуэзских купцов XIV века, и американских плантаторов XIX века, и современную албанскую мафию, контролирующую самую большую сеть сексуального рабства в Европе. Всех их можно считать рабовладельцами и работорговцами. Но что это за «класс», который то появляется, то исчезает? Это опять противоречит самому Марксу, согласно которому класс – это устойчивая социальная группа. Да и чем все эти «рабовладельцы» отличаются от «капиталистов»? [174]
То же самое относится к «классу феодалов», придуманному Марксом. Изучение истории показывает, что так называемые «феодалы» во многих случаях одновременно выступали и в качестве «капиталистов», что очень часто ставило в тупик историков. М.Покровский, поддавшись в начале XX века марксистским веяниям, попытался разделить боярско-дворянскую верхушку в России XVII века на «феодалов» и «буржуазию». Он исходил из того, что бояре – это феодалы, старая аристократия, сохранившаяся с прежних времен, а дворяне – новая буржуазия, образовавшаяся в XVI-XVII вв. Но оказалось, что это не имело ничего общего с действительностью. Это видно как по характеру их деятельности, так и по употреблению самих эпитетов «бояре» и «дворяне». И те, и другие владели поместьями, торговали, стремились расширить товарное производство, в том числе на экспорт, грабили и воровали друг у друга крестьян и обращали их в холопов. Современники практически не делали между ними различия. Например, Д.Флетчер в своем сочинении называл их то «дворянами», то «боярами и дворянами», а один раз написал «дворяне, включая бояр» ([142] с.52). Как указывал Н.Рожков, в так называемой Семибоярщине (Боярской думе, правившей в 1610 г.) лишь четверых следовало бы называть боярами, то есть потомственными аристократами, а троих - дворянами, новыми людьми ([107] 4, с.185), но современники их всех без исключения называли «боярами». Путались в этих терминах не только современники, но запутались и сами историки, пытавшиеся их применять в соответствии с марксистской теорией. Н.Рожков называл руководство опричнины «опричным боярством», хотя опричнина состояла будто бы из одних дворян и была направлена против бояр ([107] 4, с.190, 179). А, например, Алексей Адашев, которого Иван Грозный поднял с самых «низов» и сделал служилым, то есть дворянином, как пишет М.Покровский, «весьма быстро обоярился», и уже через несколько лет был официально принят в бояре ([98] 2, с.106). Что имелось в виду под «официальным принятием в бояре», да еще в отношении человека безродного, вышедшего из низов, еще менее понятно, чем все остальное. Единственное, что это могло означать – это то, что Адашева приняли в круг богатейших и влиятельнейших людей, то есть, говоря современным языком, в круг олигархов.
Как видим, между боярами и дворянами не было никакой разницы ни в плане их происхождения (так как среди бояр мы видим много людей, поднявшихся из низов), ни, тем более, в плане рода их деятельности - в боярах не было ничего более «феодального», а в дворянах – ничего более «капиталистического», и те, и другие владели поместьями, торговали, спекулировали и т.д. Единственное различие, которое просматривается, состоит в том, что бояре – это крупные феодалы-капиталисты, а дворяне – феодалы-капиталисты помельче. И поэтому бояре намного лучше подходят под определение «олигархия». Ведь экономическая власть олигархии над обществом заключается в монополизации разных видов экономической деятельности и концентрации собственности – и то, и другое было под силу только крупным феодалам-капиталистам, то есть боярам. Потому они и вызывали наибольшую ненависть всего общества и состояли в антагонизме с основной массой населения – а это и есть признаки классовой вражды.
Таким образом, все так называемые «классы», придуманные Марксом, являются искусственно созданными конструкциями, не имеющими никакого отношения к реальной жизни и к реальной истории. Это было показано во второй книге трилогии на иностранных примерах, и это также хорошо видно на примерах, взятых из российской истории.
Единственным устойчивым социальным феноменом, то есть классом, который мы видим на протяжении столетий и тысячелетий, является олигархия, что было показано на множестве примеров во второй книге трилогии, и подтверждение этому мы видим в русской истории. Именно этот класс почти всегда скрывается под видом тех «рабовладельцев», «капиталистов» и «феодалов», о которых пишут историки-марксисты. Но помимо этих определений олигархии, ей в течение человеческой истории были придуманы десятки других. Ниже приводятся некоторые из этих определений:
1. В зарубежной и мировой истории:
- олигархия и плутократия (в Древней Греции)
- судьи (в Карфагене)
- сенаторы и латифундисты (в Древнем Риме)
- сильные семьи (в Древнем Китае)
- рабовладельцы (в древнем мире, в терминологии марксистских историков)
- игемоны и архонты (в Византии в VI-VII вв.)
- динаты (в Византии в XI-XII вв.)
- бароны (в Англии в XIII-XIV вв.)
- жирные горожане и большие семьи (в Италии в XIII-XIV вв.)
- гранды (в Испании в XV-XVI вв. и во Франции в XVII-XVIII вв.)
- паны (в Польше в XV-XVIII вв.)
- кавалеры и (королевский) двор (в Англии в эпоху Английской революции)
- аристократия (во Франции в эпоху Французской революции)
- компрадоры (в Индии в XVIII-XIX вв.)
- набобы (в Англии в XVIII-XIX вв.)
- большой бизнес и финансовые воротилы (в США и Западной Европе в XX в.)
- магнаты (в современном мире)
- космократия (современная мировая олигархия)
2. В русской и славянской истории:
- гунны (IV-V вв.)
- волохи и авары (обры) в Аварском каганате (VI-VII вв.)
- казары («судьи-правители») в Хазарском каганате (VII-X вв.)
- русы и варяги (применительно к VIII-IX вв.)
- бояре (применительно к XI-XII и XVI-XVII вв.)
- властели
- верховники (применительно к XVIII в.)
- вельможи (применительно к XVIII-XIX вв.)
- капиталисты (применительно к концу XIX - началу XX вв., в марксистской терминологии)
- иудо-масоны (применительно к олигархической группе, захватившей власть в феврале 1917 г.)
- нэпманы (в 1920-е годы)
- новые русские (в 1990-е годы)
- «семья» и «семибанкирщина» (применительно к олигархической верхушке, правившей при президенте Ельцине в 1990-е годы)
- олигархи (в современном мире)
Как видим, человечество во все исторические эпохи повсеместно сталкивалось с этим классом и всякий раз давало ему новые названия, поскольку старые забывались, а сама олигархия очень не любит афишировать себя не то что как класс, а даже как отдельную группу. Вместе с тем, как видно из приведенного списка, именно она является устойчивой социальной группой, которая все время себя воспроизводит, вне зависимости от особенностей данного общества и данной исторической эпохи. Поэтому речь идет не о социальной группе, а о классе.
Есть еще один очень важный смысл, вкладываемый в слово «класс», помимо того, что это устойчивая социальная группа. Классы еще задолго до марксизма стали неизменно ассоциироваться с классовой борьбой, антагонизмом, то есть с непримиримым противоречием между разными группами общества. Если внимательно изучить мировую историю, отбрасывая насаждаемые мифы, и разобраться, между кем и кем существовали антагонистические противоречия, то мы все время видим одну и ту же (по своим признакам) группу людей, которой нередко было присвоено специальное название (см. список), но чаще не присваивалось никакого названия, и которая находилась в антагонистическом противоречии со всем остальным обществом. И независимо от того, присваивалось ли ей специальное название или нет, но антагонизм все равно существовал, даже если он скрывался под другими названиями и именами.
Например, в период Великой депрессии 1930-х гг. всеобщую ненависть населения на Западе вызывали банкиры. В Германии раздавались призывы вешать банкиров на фонарных столбах. В США необычайной популярностью пользовался радио-проповедник Чарльз Кафлин (его постоянная аудитория достигала 45 млн. чел.), который в своих проповедях по радио утверждал, что банкиры являются исчадием зла, а кризис – следствие международного заговора банкиров. Сенатор США Вилер предлагал схватить всех руководителей американских банков и посадить за решетку. А в штате Вирджиния линчевали одного банкира, который имел наглость посвататься к местной белой женщине ([65] п. 17.6). Разумеется, эта ненависть населения была направлена не против простых банковских клерков, а против финансовых воротил, спекулянтов и мошенников, которые в основном и представляли собой олигархию той эпохи. В ту же эпоху Ленин сделал вывод о том, что власть в странах Запада перешла в руки финансовой олигархии. Простые немцы и американцы не читали трудов Ленина, но это не мешало им ненавидеть финансовую олигархию, которую они называли «банкирами».
Итак, мы видим одну и ту же социальную группу, которая все время возникает вне зависимости от эпохи, расы, цивилизации и уровня развития технологии и которая вызывает ненависть со стороны основной массы населения. Таким образом, по всем признакам данный феномен не является социальной группой, которая просто не может обладать такими устойчивыми характеристиками, а является классом – классом олигархии. Согласно самому определению слова «олигархия» (власть немногих), этот класс никогда не может быть большим, по-видимому, лишь в редких случаях он может превышать 1% от всего населения. Но он создает вокруг себя или подкупает различные социальные слои и группы, которые его поддерживают.
Интересы этого класса всегда объективно, то есть независимо от желания его представителей, противоречат интересам остального общества. Именно поэтому усиление олигархии всегда сопровождается обострением социальных конфликтов. Мы уже видели на приведенном историческом материале и увидим на том материале, который будет приведен в следующих главах, что все наиболее острые и сильные социальные конфликты (революции, восстания, гражданские войны) явились результатом антагонизма между олигархией и остальным обществом. Характерным примером в этом отношении могут служить гражданские войны в Киевской Руси XI-XIII вв., которые велись между княжеско-боярской олигархией Юга Руси и населением Севера и Северо-востока Руси (см. главу V). Другим примером может служить Смута 1603-1613 гг. Здесь самые крупные и массовые сражения развернулись между боярской олигархией и народом. Так, в крестьянско-казачьем войске Болотникова, сражавшемся в 1606-1607 гг. против боярского царя Василия Шуйского, было 80 тысяч человек, почти столько же, сколько в войске Дмитрия Донского во время знаменитой Куликовской битвы 1380 года ([20] 3, с.405). Крестьянская армия Хлопка в 1603 г. была также очень большой и приняла крупное сражение с армией царя-олигарха Бориса Годунова. А в якобы «польской» армии Лжедмитрия II, разгромившей в 1608 г. армию Шуйского, основную силу составляли никакие не поляки, которых было совсем немного (не более нескольких тысяч вместе с литовцами), а восставшие русские казаки и «воры» в количестве 45 тысяч человек ([20] 3, с.409) - такие же, какие годом ранее входили в армию Болотникова. Войско Лжедмитрия I, грозившееся свергнуть Годунова в 1605 г., также в основном состояло из восставших казаков и крестьян. Для сравнения: в армии польского короля, захватившей в 1610 г. Смоленск и Москву, а затем изгнанной оттуда ополчением Минина и Пожарского, было всего лишь 23 тысячи человек ([20] 3, с.413).
Соответственно, в тех обществах, где нет класса олигархии: а нет его при классическом феодализме, - там нет и классового антагонизма. Как было показано во второй книге трилогии, классы «феодалов» и «крепостных крестьян» применительно к классическому феодализму Западной Европы (IX-XII вв.) – это еще одна сказка, или антинаучная категория, внедренная Марксом. За все это время между этими двумя так называемыми «классами» в Западной Европе не было ни одной классовой битвы. Не видим мы классовых битв и в эпоху классического феодализма Московской Руси XIII-XV вв. Наоборот, мы видим в этот период всенародную любовь и преданность народа по отношению к московским царям, а до этого – московским князьям и их окружению. Поэтому ни о каких классах там не было и речи, это были бесклассовые общества[175].
Что касается грабительского феодализма, который возник в Московской Руси в конце XVI в. - начале XVII в., то при нем всегда устанавливается олигархическая форма правления, и правящая верхушка практически целиком состоит из олигархии. Та часть верхушки, которая не соответствует критериям олигархии по своим личным качествам, в этих условиях просто вымывается или вымирает. Мы видели, с какой скоростью исчезали помещики в Московской Руси в конце XVI в.: каждые 10-15 лет лишались своего имущества или исчезали совсем от 1/2 до 3/4 помещичьих семей, и их поместья оказывались в чужих руках (см. п. 8.2) – в руках тех, кто оказался хитрее и беспринципнее, кто умел лучше спекулировать, обманывать, грабить или даже убивать. И этот процесс продолжился теми же темпами в начале XVII века – вплоть до конца 1610-х годов[176].
Одновременно с этим массовым разорением и вымиранием прежней знати, составлявшей основу бесклассового общества Московской Руси эпохи Рюриков, шло формирование новой знати, представлявшей собой уже новый класс – класс, резко отличавшийся от остального общества по своему мировоззрению, моральным принципам и богатству. Так, историки указывают на чрезвычайную бедность дворян в начале царствования Ивана Грозного, ссылаясь на циркулировавшие в это время памфлеты, подчеркивавшие данный факт, и на конкретные примеры бедности дворян ([98] 2, с.92; [156] p.202). А уже в отношении периода Смуты, в условиях «Великой разрухи», страшного обнищания населения и его массового вымирания от голода, мы встречаем совершенно другое описание дворянства. По словам современника (в пересказе М.Покровского), в это время «даже и провинциальное дворянство обилием золотой и серебряной посуды, лошадей на конюшнях и челядинцев во дворе “подобилось первым вельможам и сродичам царевым” - и не только дворянство, “но и от купцов сущие и от земледельцев”. По роскошным нарядам их жен и дочерей и не узнать было, чьи они: так было на них много золота, серебра и всяких иных украшений – “вси бо боярствоваху[177]” в это время» ([98] 2, с.133). И этот же автор указывает на один из главных источников этого богатства: «во время больших голодов при Борисе Годунове многие не только деньги, но и всю свою движимость, до носильного платья включительно, пускали в оборот – “и собирали в житницы свои всякого жита”, наживая таким путем до 1000 процентов…» (выделено мной – Ю.К.) ([98] 2, с.133). Но наживали, по-видимому, даже больше, поскольку, по данным М.Покровского, в период голодов 1602-1604 гг., когда люди умирали десятками и сотнями тысяч, цены на хлеб выросли в 80 раз ([98] 2, с.160). Таким образом, города превратились в огромные «морильни» или «лагеря смерти», где хлеб был буквально на вес золота и куда был перекрыт путь и крестьянам, вырастившим хлеб, и иностранным купцам, привозившим импортный хлеб на кораблях. И при этом огромные запасы хлебы лежали в закромах этой новой знати, этой торговой мафии, искусственно поддерживавшей по всей стране страшный хлебный дефицит и заоблачные цены на хлеб, запасы настолько огромные, что после Смуты «вся Россия питалась этими старыми залежами» ([98] 2, с.133).
Вот каким образом так быстро появился тот новый класс, класс олигархии, о котором пишет современник – «боярствующий» класс, соперничавший богатством с «вельможами», в который вошли, помимо дворян, и некоторые занявшиеся торговлей крестьяне, а также сами торговцы – короче все, кому хватило совести нажить свое богатство на голоде и смерти. Вот кто на самом деле организовал те «пляски смерти», о которых пишут историки. Только они были не «опричные», а как раз наоборот, их устроил тот самый класс, против которого и была направлена опричнина, и которому после смерти Ивана Грозного уже никто не мог помешать. Вся страна, точнее, почти вся ее европейская часть, в первые годы XVII века была превращена в огромный «лагерь смерти». В городах умирали десятками и сотнями тысяч, а деревни, по свидетельству современников, вымирали от голода целиком, и путешественники ни в одном доме и ни в одной избе не могли остановиться на ночлег. Даже зимой приходилось ночевать под открытым небом, поскольку во всех домах валялись смердящие трупы, распространявшие невыносимый запах.
Спекуляция хлебом – конечно, самый яркий пример, но к схожим последствиям в тех условиях приводила и спекуляция другими товарами, примеры которой также приводились, не говоря уже о методах по принудительной скупке товаров, применявшихся царями-олигархами и их подручными (учреждение «царских монополий»), или методах прямого грабежа крестьян, применявшихся помещиками. А те дворяне и бояре, которые оказались слишком совестливыми или щепетильными, и не захотели грабить, воровать и заниматься спекуляцией, наживаясь на смерти окружающего населения, очень быстро разорились и были вымыты из этой новой «элиты»[178].
Именно в силу этого бесспорного факта – неслыханного обогащения новой знати на фоне вымирания за два десятилетия 90-95% населения наиболее развитых и густонаселенных областей страны (Центр и Северо-запад), о чем свидетельствует статистика народонаселения – можно говорить о формировании в России в этот период класса олигархии, и о начале периода грабительского феодализма. Новый класс делал свое богатство в буквальном смысле на костях русского народа, и все представители знати, которые не хотели в этом участвовать, вымывались из нее или попросту были уничтожены. И уже в течение XVII века новый класс показал почти все, на что он был способен, показал весь свой звериный оскал, оставив, правда, кое-какие дьявольские «изобретения» еще и для следующего столетия.
В свете сформулированного выше понимания классов, а именно такое понимание вытекает из исторических фактов, мы можем теперь сделать выводы о сути тех процессов, которые происходили в период правления последних царей династии Рюриков и первых царей династии Романовых. Суть той борьбы, которую мы видим, начиная с Ивана III и до конца правления Ивана Грозного, состояла в борьбе царя и поддерживавшего его народа с нарождающимся классом олигархии. Первоначально олигархия возникла преимущественно среди бояр – потомственной феодальной аристократии, у которой была основная власть. Как указывалось выше, произвол начался в XV-XVI вв. именно со стороны бояр (вывозы крестьян, грабежи и т.д.), и уже потом эти методы заимствовало дворянство.
Еще до начала царствования Ивана Грозного, в первой половине XVI в., бояре начали все с бóльшим размахом практиковать такие изощренные методы грабежа, которые вряд ли можно было ожидать от потомственной аристократии. По данным М.Покровского, один из таких типичных приемов состоял в следующем. Боярин-кормленщик, разумеется руками своих подручных, раскапывал свежую могилу, вынимал труп, обливал его кровью и подбрасывал в дом к какому-нибудь зажиточному человеку. Этого человека тащили в суд, где тут же находился истец, который под клятвой его оговаривал. Мнимого убийцу, но теперь уже по закону официально осужденного, сажали в тюрьму, а его имущество забирал себе тот самый боярин-кормленщик, в пользу которого, в соответствии с законом, поступали все судебные сборы ([98] 2, с.81).
Произвол бояр-кормленщиков вызывал такое негодование всех слоев общества, включая горожан и помещиков (дворян), что, как отмечает М.Покровский, который приводит много примеров такого негодования, «судьба кормлений к 1550 г. [то есть третьему году царствования Ивана Грозного], по-видимому, была решена» ([98] 2, с.93). Итак, Иван Грозный, выступив против кормления и за развитие демократического процесса управления и судопроизводства, действовал в интересах всех слоев населения. Но это, разумеется, вызвало массовое противодействие со стороны бояр-кормленщиков, произвол с их стороны усиливался, и для борьбы с этим произволом была учреждена опричнина. О том, сколь массовым было противодействие бояр, можно заключить хотя бы по тому факту, что на Земском Соборе 1566 года 300 бояр протестовали против опричнины, устроив настоящий бунт. Почти все они были арестованы, но казнены были лишь трое из 300 бояр ([100] с.249). Итак, можно ли сказать, что Иван Грозный хотел уничтожить бояр? Нет, иначе он бы воспользовался этим случаем и казнил всех, к тому же и казну бы изрядно пополнил при этом. Можно ли вообще говорить, что он боролся именно с боярами? Нет, нельзя. Например, в своем завещании он поручил опеку над своими детьми (Дмитрием и Федором) трем представителям старых боярских фамилий – Ивану Шуйскому, Ивану Мстиславскому и Никите Юрьеву. Но, правда, как отметил М.Покровский, это были «самые покладистые рода старой знати» ([98] 2, с.138). Итак, некоторые «покладистые» бояре, которые были согласны с новыми правилами, ограничивавшими боярский произвол, сохранили полное доверие царя. Более того, представители старых боярских фамилий были и среди опричников. Это показывает, что Иван Грозный боролся не с боярами - потомственными аристократами, а с нарождающимся среди бояр классом олигархии.
К сожалению, дальнейший план царя оказался неверным. Он полагал, что Ливонская война, которая прорвет торговую блокаду и откроет свободную торговлю с Западом, создаст новые возможности роста благосостояния для населения и поможет сформировать зажиточный средний класс, а средний класс во все времена являлся единственной реальной силой, способной противостоять олигархии. Но вместо этого необузданная внешняя торговля привела к уничтожению среднего класса и быстрому усилению олигархии – теперь уже не только за счет выходцев из старой аристократии (бояр), но и за счет выходцев из дворян, торговцев и даже крестьян.
Поэтому дворянство, которое выжило и разбогатело в период Смуты – это уже совсем не то дворянство, которое было в начале правления Грозного. Так, в эпоху молодости Ивана Грозного князь Александр Горбатый, один из видных военачальников и руководителей его опричнины, для того чтобы собрать деньги для своей военной экипировки, был вынужден заложить в ломбард одежду своей жены. И уехал в поход. А когда его жену пригласили посетить царский дворец, выяснилось, что ей не в чем туда идти. И Иван Грозный лично прислал ей одежду и распорядился выкупить ее собственную одежду из залога ([156] p.202). Совсем иную картину мы видим в период Смуты, когда дворянство начало купаться в золоте и «боярствовать», наживаясь на голоде и смерти массы простых людей. Поэтому к концу Смуты верхи окончательно превратились в олигархию. И если о руководителе опричников Никите Романове народ сложил былину как о народном защитнике, то его внук И.Н.Романов, самый богатый человек России середины XVII в. (не считая самого царя Алексея), предстает перед нами уже в самом деле почти тем Антихристом, о сошествии которого на землю говорили в народе: ближайший родственник (дядя) царя и его правая рука, всесильный магнат, который руководит разбойничьими бандами, похищающими крестьян и разоряющими соседей-помещиков.
Несмотря на то, что планы этой олигархической верхушки по призванию на царство иностранного короля (дважды) и по коллегиальному правлению без царя (трижды или четырежды) провалились, тем не менее, она могла потерпеть только такого царя, который бы действовал в ее интересах. Любой другой царь был бы ею устранен, и соответствующие примеры мы увидим в следующих главах. Все цари, начиная с самого первого Романова, это прекрасно понимали, и были вынуждены учитывать в первую очередь интересы олигархии, и уже во вторую очередь – интересы народа. Именно поэтому крупнейшие бояре-олигархи перед избранием Михаила Романова на царство заставили его подписать клятву, по которой он обязывался согласовывать свои действия с ними – что В.Ключевский называет «негласной придворной сделкой за кулисами земского собора» ([55] XLIV).
Избрание Михаила Федоровича Романова на царство - картина А.Кившенко
Именно поэтому современники «с негодованием рассказывают, как по избрании Михаила бояре хозяйничали в Русской земле, царя ни во что не ставили и не боялись его» ([55] XLIV). Именно поэтому и царь Алексей потакал самым гнусным аферам окружавших его олигархов, не замечал открытого воровства и произвола со стороны влиятельных лиц или группировок, да и сам пускался во все тяжкие – взять хотя бы царские монополии. Именно поэтому Михаилом и Алексеем игнорировались петиции и обращения со стороны народа, лишь народные восстания и бунты, вызывавшие страх богачей, были способны заставить царя принять какие-то меры. И, наконец, именно поэтому цари усиливали и ужесточали крепостное право и разрушали последние остатки демократии в лице Земского собора и земского самоуправления.