Раздел 3. Коррупция в эпоху «нового феодализма» ( XVII в. - начало XIX в.)
С правления Бориса Годунова (конец XVI – начало XVII вв.) начинается новая эпоха в социальной истории России, которую русские историки называли «дворянской эпохой» или «эпохой дворянской революции», а также эпохой «нового феодализма». В советское время было принято начало новой эпохи обязательно связывать с царствованием Петра I. Но я полагаю, дореволюционные русские историки были более правы, рассматривая эпоху Петра как продолжение «дворянской эпохи» ([107]; [98]). И основной причиной, по которой началом новой эпохи следует считать именно правление Годунова, а не Петра I, является введение крепостного права. Потому что для социальной и политической истории России XVI-XVIII вв. ничто не имело большего значения. Именно этот шаг является водоразделом, отделяющим свободу, законность и демократию Московской Руси от беззакония, произвола и деспотии России «дворянской эпохи» или эпохи «нового феодализма»[161].
Глава X . Семнадцатый век – век революций и социальных потрясений
Семнадцатый век начался с того, что царю Борису Годунову впервые в истории Московского царства пришлось, по словам М.Покровского, «бороться с революцией»; он продолжился целой серией восстаний и бунтов «низов», а закончился революцией «верхов», начатой Петром I в конце столетия. Поэтому он по праву может считаться веком революций и социальных потрясений. Но особое место в истории этого века занимают события первых полутора десятилетий – события Смуты.
10.1. Смутное время – «Великая разруха», «Апокалипсис» и «Шабаш воров»
Историки называют период после смерти Годунова (1605 г.) и до восшествия на трон Михаила Романова (1613 г.) Смутой или Смутным временем, хотя некоторые из них полагают, что Смутное время началось уже в 1584 г., сразу после смерти Ивана Грозного ([96] с.56), а другие полагают, что оно не закончилось с восшествием на трон Романова, а продолжалось до 1618 г. ([16] 1) Но почему они так называют этот период, и откуда взялось это название, совершенно непонятно. Дело в том, что, как указывает Н.Рожков, современники называли это время «Великой разрухой», и ни о каком «Смутном времени» или «Смуте» не говорили ([107] 4, с.176). Почему возникло название «Великая разруха», читателю, думаю, понятно, после той информации, которая была приведена в предыдущих главах: большей разрухи в России не было никогда в ее истории, во всяком случае, в период с XIV по XIX век. Как представляется, еще больше подходит для этого времени слово «Апокалипсис», поскольку на европейской территории Московской Руси численность населения к концу данного периода сократилась примерно в 5 раз, а в наиболее густонаселенной ее части (Центр и Северо-запад) – в 10-20 раз. Ни одного другого подобного случая в истории Европы за последнюю 1000 лет не зафиксировано, поэтому это название представляется вполне уместным.
Слово «Смута» означает, с одной стороны, «мятеж, народные волнения» (устаревшее значение), с другой стороны, «раздоры, ссоры, беспорядок». Словосочетание «Смутное время» означает «беспокойное тревожное время», но также означает «неясное или темное время» [83]. Таким образом, эти названия никому ничего не говорят (в отличие от «Великой разрухи») и призваны засвидетельствовать, что речь идет о каких-то беспокойных временах, о которых нет почти никакой информации. Что-то типа гибели таинственной Атлантиды, произошедшей, согласно Платону, около 11000 лет назад, о которой нет никакой другой информации, кроме предания, записанного древнегреческим философом. Но на самом деле это не так: как было показано выше, есть подробная информация и о демографии, и об экономике, и о социальном составе населения, равно как и о всех событиях Смутного времени.
Поскольку термин «Смутное время» не употреблялся самими современниками, то он, судя по всему, был придуман историками, взявшимися за описание этих событий намного позднее. Спрашивается, зачем нужно было менять всем понятное и отражавшее суть явления название «Великая разруха» на малозначащее название «Смута» или совсем уже двусмысленное название «Смутное время»? Конечно, можно предположить, что историки не сразу разобрались в экономической и демографической подоплеке происходившего, а сконцентрировали свое внимание лишь на череде событий, откуда и пошло переименование. Тогда можно винить историков в недобросовестности: писцовых книг и других источников об экономике и демографии того периода предостаточно. Но почему в таком случае не дали этому времени название, например, «Гражданские войны», которое намного лучше и четче, чем «Смутное время», передает происходившие в тот период события: «Смутное время» вообще их почти никак не передает. Поэтому более вероятно, что речь идет не о недобросовестности, а о вполне сознательной и умышленной попытке историков, или тех, кто направлял их действия, «замутить воду». Ведь термины «Великая разруха» или «Гражданские войны» слишком недвусмысленно говорят о сути происходившего, а термин «Смутное время» можно трактовать, кому как вздумается, и под это дело можно писать любые басни и небылицы, повествующие об этом то ли «смутном», то ли «мутном», в общем, никому не понятном, времени. Итак, вкупе с огромным количеством вымыслов об Иване Грозном и с сознательным сокрытием и искажением фактов об Апокалипсисе и Великой разрухе, которые действительно произошли в начале XVII в., но о которых до сих пор историки умалчивают или говорят невнятно, скрывая их действительные размеры, можно говорить о вполне сознательном, созданном в прошлом и продолжающемся до сих пор, грандиозном искажении правды о великой катастрофе, произошедшей в то время на Руси.
Поскольку тема данной книги лежит в области социальной истории, то я позволю себе дать указанному периоду еще одно название, которое, на мой взгляд, также намного лучше названия «Смутное время» отражает суть происходившего, во всяком случае, с точки зрения социальной истории. Это название – «Шабаш воров». «Ворами» на Руси в те времена называли как воров в нынешнем понимании этого слова, так и разбойников, причем, не только мелких воров и разбойников, промышлявших где-то «на большой дороге», но и крупных, облаченных высокой властью. Например, всю армию так называемых «казаков», посадивших на трон сначала Лжедмитрия I, затем Лжедмитрия II, а также составлявших основную массу войска Болотникова, оседлое население Центра и других районов страны называло «ворами», что действительно отражало род их занятий. В основной массе это были бывшие крестьяне, убежавшие на юг России в ходе демографического и экономического кризиса, и не имевшие там постоянных средств к существованию, а посему вынужденные заниматься разбоем и воровством.
Как уже говорилось, земледелия на территориях к югу от Москвы и Тулы, где было «дикое поле», к началу XVII в. практически не существовало. Более того, оно было запрещено казацкими уставами и правилами, поскольку любое земледелие было слишком заметным и привлекало татар и грабителей ([16] 2, с.130). Но прокормиться охотой и рыболовством, как это делали казаки до XVII в., по-видимому, можно было лишь до тех пор, пока не началось массовое бегство на юг обнищавшего и разоренного населения Центра и Северо-запада. Не обнаружив на юге никакого земледелия, эти нищие люди были не в состоянии им заниматься, во-первых, боясь нарушать казацкие правила, во-вторых, не имея ни семян, ни орудий труда, и, в третьих не имея даже минимальных гарантий безопасности. В итоге они были вынуждены промышлять, чем придется. Кроме того, подавляющее большинство этих людей в начале XVII в. (в отличие от периода правления Ивана Грозного) по своему статусу были беглыми крестьянами и холопами, и если бы они вновь начали оседлую жизнь на территориях, столь близких от Москвы, то они рисковали очень скоро быть найденными своими бывшими помещиками[162]. Разумеется, все это накладывало отпечаток и на психологию, и на интересы этой в то время очень большой социальной группы «воров».
Вместе с тем, данный термин («воры») применим не только к указанной категории, но и к целому ряду других персонажей, которых мы видим в эту эпоху. Например, Лжедмитрия II, который больше года царствовал в Москве (в Тушино) целый год, оседлое население, когда разобралось в сути его действий, стало называть Тушинским Вором. А суть этих действий состояла в том, что, по словам С.Платонова, «тушинская власть презирала особенности местного строя и жестоко мучила и грабила занятые ею города и волости» ([96] с.126). Исходя из тех же соображений, «вором», причем самым крупным, можно назвать и Бориса Годунова, который по-крупному организовал грабеж населения в целях личного обогащения. Помимо них, мы видим еще целую толпу «средних» воров: спекулянтов, мешавших подвозу хлеба в города, бояр и дворян, грабивших крестьян и организовывавших дефицит хлеба в городах. Как отмечал С.Платонов, «бесстыдной спекуляцией хлебом… занимались не только рыночные скупщики, но и весьма почтенные люди, даже игумены монастырей и богатые землевладельцы» ([96] с.85). Таким образом, мы видим, что в этот период - период «Шабаша воров» - повылазили самые разнообразные «воры», крупные и мелкие, с хвостами и копытами и без оных, а масса простого народа была вынуждена стать «ворами» против своего желания.
Список «воров» можно продолжить. Борису Годунову и другим крупным «ворам» требовались надежные подручные, которые бы беспрекословно выполняли данные им поручения. И он находит таких подручных среди беглых крестьян и холопов, которых, как указывал Н.Рожков, массами в его правление принимали в дворяне ([107] 4, с.178). Заметим, что в дворяне принимали не оседлых, а беглых крестьян и холопов, которые формально являлись преступниками, нарушившими закон. Причем, Годунов даже ввел поощрения и награды для холопов, доносивших на своих хозяев: за это их самих производили в дворяне (в служилые люди) и давали им награду, а также жалование и землю. Таким образом, Годунов сначала сам создал огромную армию холопов указом от 1597 г., по сути превратив в холопов (рабов) всех слуг и работников по найму, а затем тут же стал поощрять их доносительство на своих хозяев, давая им за это свободу и привилегированный статус. Очевидно, он хотел таким образом создать целую сеть холопов-стукачей, чтобы своевременно раскрывать заговоры среди бояр и дворян, предвосхитив методы сталинского НКВД и гитлеровского Гестапо.
Надо полагать, царь-олигарх полагал, что все эти люди, которых он из преступников и рабов сделал привилегированной группой, будут служить ему как преданные псы, поскольку лишь его покровительство могло их спасти от преследований их бывших хозяев или от тюрьмы. Именно из этих людей, очевидно, и набирались те «многочисленные приставы» ([55] XLI, с.278), которые палками сгоняли целые толпы народа требовать «Бориса на царство» и выполняли другие сомнительные поручения. И он их подкармливал: так, едва став официальным царем, Годунов «служилым людям на один год вдруг три жалованья велел дать» ([107] 4, с.176). Может быть, поэтому некоторые историки считают Годунова «дворянским царем». Но правильнее сказать по-другому: он не был «дворянским царем», дворяне его изначально не поддерживали, но он создавал свою, дворянско-холопскую или дворянско-воровскую гвардию. Как писал В.Ключевский, «была сплетена сложная сеть тайного полицейского надзора, в котором главную роль играли боярские холопы, доносившие на своих господ, и выпущенные из тюрем воры, которые, шныряя по улицам, подслушивали, что говорили о царе, и хватали каждого, сказавшего неосторожное слово… Доносы сопровождались опалами, пытками, казнями и разорением домов. “Ни при одном государе таких бед не бывало”, по замечанию современников… Всех подозревая, мучаясь воспоминаниями и страхами, он [Годунов] показал, что всех боится, как вор, ежеминутно опасающийся быть пойманным…» ([55] XLI, с.282). Как видим, под конец правление Годунова стало уже совершенно тираническим. Однако в преданности своей дворянско-воровской армии он несколько ошибся: частично до его смерти, и еще более после нее, эти «служилые люди по прибору, недавно наверстанные на службу из беглых крестьян и холопов», как писал о них Н.Рожков, переметнулись к Лжедмитрию, не захотев служить Годунову и его сыну ([107] 4, с.178).
Кроме отечественных, повылазили и «воры» иностранные. В походе Лжедмитрия на Москву участвовало несколько тысяч польских авантюристов, рассчитывавших на богатую наживу от московского похода. Во главе этого войска стоял Юрий Мнишек, сандомирский воевода, который, по словам Г.Вернадского, «был чрезвычайно состоятелен, однако всегда нуждался в деньгах из-за расточительного образа жизни… Известно, что в последние годы правления короля Сигизмунда Августа Мнишек снискал расположение развратного и суеверного монарха, поставляя ему соблазнительных дам… Подозревали, что в ночь смерти короля Сигизмунда Августа (7 июля 1572 г.) Мнишек опустошил его личную казну» ([16] 1, с.205-206). Вот какой человек встал во главе польских «воров».
