Карта распространения демографического кризиса
в Московской Руси в конце XVI – начале XVII вв.
После ряда неудач в Ливонской войне Русь в период с 1581 г. по 1595 г. потеряла выход в Балтику. Все побережье было оккупировано Швецией, установившей для купцов высокие пошлины. Именно тогда мы видим резкое, до 20 раз, сокращение внешней торговли, о котором пишет Д.Флетчер, и одновременно с этим улучшение демографической и экономической ситуации в стране (см. приведенную выше диаграмму). Об этом улучшении и временном исцелении от кризиса к началу 1590-х годов говорят все исследователи и историки, специально изучавшие это явление ([30] с.11-12). Таким образом, опять мы видим, теперь уже не только географическую взаимосвязь между внешней торговлей и демографическим кризисом, но и временнýю.
Однако в начале 1590-х гг. Русь отвоевала у Швеции часть балтийского побережья (Копорье и Иван-город), и после достигнутого в 1595 г. мирного договора со Швецией снова стала наращивать балтийскую торговлю. И с конца 1590-х или начала 1600-х годов мы опять видим те же признаки опустошения и исчезновения населения в Московской Руси. Но теперь кризис поразил уже не только районы, пострадавшие в XVI веке. В начале XVII века обозначенный на карте «язык» передвинулся еще дальше на восток, «слизывая» население по мере своего перемещения. Теперь уже серьезно пострадали области, расположенные к востоку от Центра. По данным Н.Рожкова, в Костромском, Суздальском, Муромском, Шуйском уездах площади обрабатываемых земель к 1610-м годам сократились в размере от 51% до 78%. Но внутри «языка» (отмеченного на карте) ситуация была просто катастрофической: так, в Троицких вотчинах в 20 центральных уездах Руси в 1610-е годы обрабатывалось лишь 2% (!) от всех прежде обрабатываемых земель. Лишь в некоторых районах внутри «языка» ситуация была получше, но не намного: например, в Повельском стане Дмитровского уезда (Новгородская земля) этот процент составлял 7% ([107] 4, с.195-196). Таким образом, к востоку от «языка» от 1/4 до 1/2 прежнего сельского населения еще сохранилось к 1610-м годам, в то время как в самом Центре и на Северо-западе его уже практически не осталось – оно сократилось в 10-20 раз и более. Жирная линия на карте показывает, таким образом, не только границу демографического кризиса в 1570-1580-х годах, но и очерчивает области, где население к 1610-1620-м годам практически исчезло.
Наконец, в 1611-1612 гг. шведы опять захватили балтийское побережье, и по договору с ними от 1617 г. Русь опять (теперь уже окончательно) потеряла выход к Балтике[139]. Таким образом, после 1611 г., когда Балтика была отрезана от Руси войной и шведами, балтийской торговле окончательно пришел конец, и где-то в период с 1612 по 1620 гг. наступил конец кризиса. Как уже говорилось, Б.Греков, М.Покровский и Н.Рожков считают пиком кризиса 1610-е годы, и все исследователи отмечают начавшееся медленное исцеление страны, начиная с 1620-х годов, продолжавшееся теперь уже безостановочно в течение всего XVII в. Таким образом, мы видим, что в течение 50 лет (1570-е – 1620-е годы) демографическая и экономическая ситуация на указанных территориях успела измениться 4 раза (кризис – оздоровление – кризис – оздоровление), и все 4 раза эти изменения совпадали с активизацией или затуханием балтийской торговли.
Во-вторых, мы можем утверждать о взаимосвязи этих явлений (роста внешней торговли и демографического кризиса) потому, что речь идет о знаменитом «кризисе XVII века», охватившем все страны Европы. Он был описан в первой и второй книгах трилогии, где была доказана его связь с глобализацией ([65] глава X). Везде этот кризис сопровождался значительным сокращением населения. В Польше с середины XVI в. по начало XVIII в. население сократилось в 2 раза, в Германии, Испании, Франции, Италии и других странах - в среднем на 25-30%. Польский историк Я.Топольский признал, что этот демографический кризис в Польше был связан с внешней торговлей ([177] pp.133-139), признают это и некоторые другие историки. Что касается аналогичных событий в Московской Руси на рубеже XVI-XVII веков, то, например, английский экономический историк Ф.Спунер проводит прямую параллель между этими событиями и «кризисом XVII века» в других европейских странах, утверждая, что они имели одну и ту же природу и причину ([197] pp.69, 73).
Однако Россию указанный кризис поразил во много раз сильнее, чем любую другую страну. Если в других странах Европы сокращение населения составило от 25 до 50% в течение полутора-двух столетий, то в России в наиболее развитых и густонаселенных областях Центра и Северо-запада (внутри обозначенного на карте «языка»), население практически исчезло в течение 10-20 лет (1600-1610-е годы).
Наконец, в-третьих, взаимосвязь между глобализацией и демографическим кризисом была разобрана в первой и второй книгах трилогии на таком количестве фактического материала, что данную теорему можно считать полностью доказанной. И описанный выше случай применительно к России XVI-XVII вв. является лишь одним примером, вытекающим из данной теоремы, и еще раз ее подтверждающим.
Почему столкновение Московской Руси с глобализацией вызвало столь катастрофические последствия? Ответ на этот вопрос будет понятен после того, как Вы прочтете эту и две следующие главы, охватывающие все бурные события, происходившие в эти годы, вплоть до окончания Смуты в 1612-1613 гг. Но забегая вперед, постараюсь его сформулировать уже сейчас. Столь катастрофические последствия для России были связаны с несколькими причинами, но наиболее важной из них являлась следующая. Как уже выше отмечалось, подавляющая часть населения России проживала (и проживает сегодня) в экстремальных условиях для жизни человека. В Канаде и сегодня на широте Москвы и Новгорода почти никто не живет, а Скандинавию, расположенную на той же широте, обогревает Гольфстрим. Поэтому для поддержания простого существования населения Московской Руси требовалось очень многое. В жарких странах толпы нищих могут существовать без крыши над головой, практически без одежды и обходиться минимумом еды; в России такое невозможно – смерть массы людей произойдет почти моментально. И если условия жизни населения резко ухудшались и начиналось его массовое обнищание, что всегда являлось следствием глобализации, да еще если государство переставало выполнять свои функции по защите интересов населения (что как мы увидим далее, и произошло в период с 1600 г. по 1612 г.), то люди просто не могли в таких условиях выжить. Историк Н.Яницкий, подробно исследовавший произошедшую катастрофу, пришел к выводу, что многие крестьяне массами умирали на месте, и лишь некоторые уходили на юг и восток ([30] с.13). И это естественно – отправиться бродяжничать в условиях средней полосы России могли решиться здоровые крепкие мужчины, в надежде поддержать свое существование где грабежом и воровством, где охотой и рыбалкой, а где – случайным заработком и ночлегом. Но идти бродяжничать всей семьей, с женщинами и детьми, означало с очень большой вероятностью обречь их всех на смерть. По свидетельству современников, по всей России в те годы бродили толпы таких бродяг, которые умирали без числа, и повсюду валялись их трупы. По данным летописцев, только в Москве за два года и четыре месяца в 1601-1603 гг. от голода умерло 127 000 человек, в том числе бóльшая часть тех, кто пришел в столицу бродяжничать и попрошайничать ([16] 1, с.198-199).
Были и другие обстоятельства, обусловившие особенную остроту демографического и экономического кризиса в Московской Руси на рубеже XVI-XVII веков. Одно из них связано с тем фактом, что волна западноевропейской глобализации впервые докатилась до Московской Руси лишь в XVI веке. А ведь, как указывает американский историк И.Валлерстайн, в Западной Европе она началась уже в середине XII в. ([211] pp.18, 15), и, таким образом, к середине XVI в. западноевропейские страны уже 400 лет жили в условиях постепенно нараставшей глобализации. Это привело к постепенному сближению их экономик и к выработке целого ряда государственных мер по регулированию рыночной экономики, позволявших уменьшать отрицательные последствия глобализации. Кроме того, это привело к значительному обесценению за 400-500 лет золота и серебра и соответствующему росту золотых и серебряных цен – процесс, неизбежно в прошлом сопровождавший глобализацию. Согласно имеющимся данным, этот процесс начался в середине XII в. и развивался также постепенно, в итоге к середине XVII века золотые и серебряные цены в Западной Европе выросли примерно в 10 раз (см.: [64] комментарии к главе VIII). А в России, впервые столкнувшейся с глобализацией в этот период, золото и серебро обесценилось не за 500 лет, а за 20-30 лет, в течение жизни одного поколения. По данным, приводимым Н.Рожковым и Д.Блюмом, цены на рожь, выраженные в серебре, по отношению к 1500 г. выросли в России в 3-6 раз в 1560-е годы и в 6-8 раз в 1580-1590-е годы. И примерно в той же пропорции вырос к концу правления Ивана Грозного размер денежных налогов, уплачиваемых крестьянами государству и землевладельцам за пользование землей ([156] pp.222-223; [107] 4, с.36, 63).
А теперь давайте представим, о чем идет речь. Золото и серебро, в чем все население привыкло хранить все свои сбережения, начинает со страшной скоростью обесцениваться, буквально на глазах. Все прежние усилия людей по накоплению каких-то сбережений идут прахом, так как на них можно купить все меньше и меньше товаров. С другой стороны, интенсивная внешняя торговля приводит к наплыву такого количества разных товаров, какое раньше никому и не снилось. И здесь мы видим то явление, которое всегда возникает в эпоху глобализации и которое можно назвать «ножницами глобализации» - ножницами между быстро убывающим богатством, которое невозможно сохранить, оно утекает из рук как вода - и быстро растущим желанием богатства. Везде, как следствие этих «ножниц», у «элиты» просыпается страшная неумеренная жадность. «Обогащайся любой ценой!» - вот главный лозунг «элиты», который мы видим во все эпохи глобализации: не является исключением и современная глобализации, докатившаяся до России в 1990-е годы. То же самое происходило и в XVI в., когда русские бояре, как говорится, пустились во все тяжкие: занялись «свозом» крестьян («рейдерством»), начали как «львы» или «злодеи» грабить русские города (которыми были поставлены управлять) и не погнушались даже тем, чтобы украсть шубы и ценную посуду у ребенка - царя Ивана IV (см. выше).
Фактов, подтверждающих резкий рост грабежей и насилия со стороны бояр на Руси в течение XVI века имеется с избытком. Например, в 1599 г. боярский сын Федор Соболев нагрянул в отсутствие крестьянина Ивана Сокурова в его дом со своими людьми, не имея на то никаких законных оснований, и просто все забрал, что смог найти, включая деньги, запасы зерна и т.д. у его жены и детей. А в дальнейшем отобрал и его дом ([107] 4, с.51). В 1552 г. Никольский монастырь судился со своими соседями – помещиками Арбузовыми, и выиграл тяжбу в суде. А после этого Арбузовы со своими людьми приехали в монастырь, жестоко избили всех монахов и старцев, ограбили и увезли ценное имущество монастыря ([98] 1, с.93). Имеется множество подобных описаний боярского насилия, чинимого населению в ту эпоху. Известный историк М.Покровский считал эти грабежи со стороны бояр и дворян, стремление любой ценой выжать деньги из населения, главной и единственной причиной экономического и демографического кризиса ([107] 4, с.52). Во многом эта точка зрения верна, что подтверждают приведенные выше факты. Но по-видимому, дело было не только в грабежах и насилиях, чинимых боярами.
Давайте рассмотрим, как осуществлялась в то время торговля, поскольку, как было показано, кризис был связан именно с ней. Как указывает Н.Рожков на основе анализа многочисленных письменных источников, во второй половине XVI в. появилось огромное количество купцов и торговцев, путешествовавших по городам, деревням и селам, особенно Северо-запада и Центра, и скупавших различные товары крестьянского и ремесленного производства. При этом скупали преимущественно сырьевые и продовольственные товары: пшеницу, гречиху, лен, коноплю, кожи, масло, сало, соленое мясо, свинину, щетину, шерсть, меха, мед, воск ([107] 4, с.28-30). Ряд купцов и торговцев вели самостоятельный бизнес, но многие работали на бояр или на монастыри, по поручению которых и вели скупку. Все эти товары доставлялись в балтийские порты (в основном, в Нарву) и вывозились торговыми судами на Запад.
Вообразите, какие необыкновенные возможности для спекуляции открылись у этих русских купцов и торговцев после открытия «окна в Европу»: взятия Нарвы в 1558 г. и завоевания русской армией в последующие годы почти всего побережья Прибалтики, входившей тогда в Ливонский орден[140]. Все они или их непосредственные партнеры теперь начали совершать регулярные морские рейсы в Западную Европу – в Германию, Голландию, Англию. Они быстро увидели, что все серебряные цены там намного выше, чем на Руси. И, сообразив, что местное русское население об этом даже не подозревает, начали быстро скупать по низким ценам все сырье и продовольствие в местностях, прилегающих к Балтике и к основным идущим от нее трактам, стремясь побыстрее затем его доставить в Нарву и вывезти на судах в Западную Европу. Надо полагать, именно этим и объясняется тот необыкновенный наплыв купцов и торговцев в российскую «глубинку» в этот период, о котором пишет Н.Рожков. Как уже говорилось, из Нарвы в те годы ежегодно отгружались сотни судов с товарами и отправлялись на Запад.
А теперь представим, что происходило потом. Первыми почувствовали перемену города Северо-запада и Центра. Перед этим на городские ярмарки всегда приезжала масса крестьян и купцов, привозивших крестьянские товары и продовольствие на продажу. А теперь почти никто не приезжал, кроме немногих спекулянтов, назначавших цены в несколько раз выше прежних (как мы видели, серебряные цены уже в 1560-е годы выросли в 3-6 раз). Изредка приезжали крестьяне с товарами, но и тех, по свидетельствам очевидцев, торговцы и опекавшие их бояре и дворяне не пускали в город, заставляя им все тут же продать, чтобы, не дай Бог, крестьяне не сбили цену на городском рынке. О том, что вовсе не неурожаи, а именно бояре и дворяне были ответственны за периодические дефициты хлеба и продовольствия в русских городах, резкие взлеты цен на хлеб (и как следствие – голодоморы), писал в своей книге Д.Флетчер, не считая нужным даже давать подробности. Видимо, это было настолько очевидным, что не требовало специальных комментариев[141]. Он лишь привел пример, когда даже в 1588 г. (когда внешняя торговля уже замерла) цены на пшеницу вследствие действий бояр и дворян повысились в 6-7 раз (!) против нормального уровня ([142] с.23). Он же писал, что крестьяне все-таки приезжают в город со своими товарами, но все время озираются, боясь, что появится какой-нибудь боярин или дворянин со своими людьми и отберет у них товары силой. И что он такую картину видел много раз ([142] с.80).
Таким образом, в городах Северо-запада и Центра возник острый дефицит продовольствия в результате действий торговцев, вывозивших его за границу, и действий бояр-спекулянтов, прятавших продовольствие и мешавших крестьянам продавать его в городах. Этот дефицит, возникавший то в одном городе, то в другом, вызывал там голодоморы и эпидемии. С конца 1560-х годов голодоморы следуют один за другим, часто поражая сразу множество городов. В 1569 г. в Москве умирало от голода и болезней ежедневно по 600 человек в день. В 1570 г. был страшный голод и мор в Новгороде и Пскове, так что, по словам Карамзина, в Новгороде «иереи в течение шести или семи месяцев не успевали погребать мертвых: бросали их в яму без всяких обрядов». По некоторым оценкам, только в 1570 г. в Новгороде от голодомора умерло 10 тысяч человек ([73] с.130). Англичанин Д.Горсей, живший в России в 1570-х годах, пишет о том, что в 1575 г. также был повсеместный голодомор. При этом «города, улицы, дороги были забиты мошенниками, праздными нищими и притворными калеками; в такое трудное время нельзя было положить этому конец» (курсив мой – Ю.К). По его словам, несколько тысяч таких нищих и голодных людей по приказу Ивана Грозного были распределены по монастырям и больницам ([26] с.92-93). Отмечу, что голод и мор начинались почти всегда в конце зимы или в начале весны, когда заканчивались те немногочисленные запасы продовольствия, которые оставались от осеннего урожая, и которых теперь все время не хватало для внутреннего потребления. Поскольку именно в городах, не производивших продовольствия, голодоморы свирепствовали сильнее всего, именно в них мы видим уменьшение числа жителей в 10 раз и более уже ко второй половине 1570-х годов, намного более резкое, чем в сельской местности.
Но голод и мор охватил не только города: большинство крестьян на Северо-западе никогда не выращивали хлеб для себя в достаточном количестве из-за неблагоприятных климатических условий, его привозили с юга. А местные крестьяне в основном занимались промыслами, чаще всего связанными с производством натуральных продуктов (воск, мед, конопля, лен и т.д.). Но теперь оказывалось, что, продав свои товары купцам по прежним ценам, то есть по дешевке, крестьянам хронически не хватало денег на продовольствие, цены на которое подскочили во много раз. Отсюда – голод, вследствие которого «крестьяне массами умирали на месте» ([30] с.13).
Поскольку имеются многочисленные описания грабежей со стороны бояр и дворян, то мы видим, что какая-то часть продовольствия и сырья даже не покупалась у крестьян по дешевке торговцами, а просто отбиралась силой боярами и дворянами, с целью их последующего экспорта или внутренних спекуляций. Поэтому теорию М.Покровского о «разбойничьей торговле» можно отчасти считать верной, но лишь отчасти. Ведь опричнина Ивана Грозного и была направлена против произвола, чинимого боярами и дворянами, но эти меры могли лишь немного улучшить ситуацию и не были в состоянии полностью остановить голодоморы. Последние порождались тем безумным разгулом спекуляции, который начался после открытия «окна в Европу» и перед которым крестьяне и горожане были бессильны что-либо сделать: они стали заложниками спекулятивной стихии рынка, которая их разоряла и лишала средств к существованию (так как все цены скакали то вверх, то вниз в разы, а то и в десятки раз). А в тогдашних условиях для большинства людей разорение и нищета означали почти неминуемую смерть.
Пострадала не только внутренняя торговля продовольствием. Вымирание городов неизбежно привело к тому, что негде стало взять важнейшие товары – соль, инструменты, предметы одежды, обувь. А если что-то продавалось, то по спекулятивным ценам. Естественно, некоторые крестьяне и горожане, не выдержав невзгод, решались на переселение – на Восток, Юг, Северо-восток, подальше от злосчастного Северо-запада и Центра, благо территория Руси за время правления Ивана Грозного необычайно расширилась. Уходили даже на Крайний Север – в район Архангельска и Мурманска, а также в Сибирь. Но как уже было сказано, такое переселение могли осуществить только крепкие люди с недюжинным здоровьем и не обремененные семьей. Многие же разорившиеся крестьяне просто шли в ближайший город в надежде на случайный заработок или милостыню. Как свидетельствуют приведенные слова Д.Горсея, толпы «мошенников, праздных нищих и притворных калек» были обычным явлением для «трудного времени» 1570-х годов, явлением, которому «нельзя было положить конец», даже если тысячами отправлять этих людей в монастыри и больницы. Разумеется, толпы этих несчастных изможденных и голодных людей создавали идеальные условия для возникновения и быстрого распространения массовых эпидемий[142].
Кризис коснулся не только крестьян и горожан, но и дворян. Крестьяне стали массами умирать и разбегаться, перестали платить оброк за пользование землей (который был в то время еще по своей сути арендной платой); в результате доходы дворян резко упали. С другой стороны, серебряные цены всех товаров стали безумно расти – как было показано выше, к 1580-1590-м годам они выросли в 6-8 раз. Начались обнищание и мор среди дворян. Большинство дворянских родов на Северо-западе и в Центре этот период вымерли, и некому было даже унаследовать дворянское поместье. По данным Н.Рожкова, в Московском уезде за 25 лет 76,5% всех поместий сделались владением лиц, совершенно чужых прежним владельцам. В Коломенском уезде по истечении 16 лет в чужих руках оказалось более 50% поместий. В Шелонской пятине Новгородских земель, пишет историк, в одной ее половине в течение 12 лет 61% поместий перешли к «чужеродцам», в другой половине в течение 10 лет то же самое произошло с 78,5% всех поместных земель ([107] 4, с.50). Как видно из приведенных цифр, в Центре (в Московском уезде) за 25 лет вымерло порядка 3/4 всех прежних дворянских и боярских родов, а на Северо-западе то же самое произошло всего лишь за 10-15 лет.
Естественно, дворяне стали повышать денежный оброк с крестьян, а царь – налоги, так как казна тоже оскудела. Причем, по данным Н.Рожкова и Д.Блюма, до конца 1580-х годов налоги повышались лишь в той мере, в какой росли цены, не более того ([107] 4, с.63; [156] pp.222-223). Но это не помогало – ведь в самых до этого богатых и процветающих областях Руси почти не осталось населения, и платить эти налоги было некому. А та небольшая часть населения, которая здесь оставалась, и эти налоги не в силах была платить, так как была разорена спекуляцией и разрухой. Н.Рожков, специально исследовавший экономическое положение крестьян в этот период, пришел к выводу, что наихудшим оно было на Северо-западе. Здесь основных доходов крестьян хватало лишь на то, чтобы расплатиться с налогами, а для того чтобы заработать себе хотя бы на еду, им приходилось заниматься побочными видами деятельности: транспортом, мелкой торговлей, рыболовством и т.д. ([105] с.259-265) Таким образом, сложившийся в этот период спекулятивный механизм привел к появлению изощренных «ножниц цен»: крестьян обманом, силой или создавая для них препятствия заставляли продавать продукты их труда по дешевке или «по старым ценам», а покупать продовольствие и платить налоги они должны были уже «по новым ценам», более высоким. А между тем, цены все росли и росли, и крестьяне оказывались в вечном проигрыше – вырученных ими денег не хватало даже на еду, чтобы дотянуть до следующего урожая.
Как уже было сказано, в период 1581-1595 гг. «окно в Европу» захлопнулось, что привело к резкому свертыванию внешней торговли. И к концу этого периода мы видим значительное улучшение ситуации. Как свидетельствует приведенная выше диаграмма, к 1600 году число крестьянских дворов восстановилось до уровня 1566 года. Следовательно, демографический урон, понесенный страной во второй половине царствования Ивана Грозного, еще не был катастрофой для России. По-видимому, части крестьян в эти годы удалось как-то «перекантоваться» в близлежащих областях на Востоке (Кострома, Нижний Новгород и т.д., куда шла миграция), и после окончания кризиса она вернулась обратно домой; а другая часть крестьян, очевидно, пересидела кризис в приютах, организованных Иваном Грозным, и затем тоже вернулась домой. Таким образом, первый, самый сильный удар глобализации, сопровождавшийся резким ростом серебряных цен (в 6-8 раз), не был катастрофой для страны. Она его пережила сравнительно легко, и в этом, судя по всему, была немалая заслуга Ивана Грозного. Потому что, борясь с боярским произволом, он спасал часть крестьян от разорения, а для тысяч разорившихся крестьян и горожан организовывал приюты: тем самым он спас от гибели хотя бы часть населения, и это позволило стране избежать серьезного демографического урона.
Но с конца 1590-х годов опять стала бурно развиваться спекулятивная балтийская торговля, и началась новая волна кризиса. Этот период совпал с правлением Бориса Годунова, и в эти годы мы видим страшнейшие голодоморы, которые намного превзошли те, что были при Иване Грозном. Историки обычно пишут, что с 1601 года началась сплошная полоса неурожайных лет, голод и мор не прекращались. Но мы с Вами уже видели, что точно такая же «полоса неурожайных лет», о которой пишут историки, началась с конца 1560-х годов. И никто из них ни в том, ни другом случае не привел данных об урожайности, следовательно, эти их утверждения голословны. Во второй книге трилогии было показано, что голодоморы всегда в истории являлись результатом сознательных действий торговцев и спекулянтов. И здесь мы видим ту же причину. Это подтверждают, например, слова Д.Флетчера, писавшего, что дефициты продовольствия – дело рук бояр и дворян; это подтверждают и специальные исследования Н.Рожкова, которые не выявили взаимосвязи между урожаями и изменением хлебных цен в ту эпоху ([98] 2, с.73).
Кроме того, сама картина демографического кризиса (явный контраст на обоих этапах кризиса между областью внутри «языка» и областью за его пределами), опровергает то, что его причиной могли быть неурожаи или какие-то иные природно-климатические явления. Не бывает такого, чтобы 40 лет подряд в Новгороде и Москве сыпал снег посреди лета или стояла страшная засуха, а совсем рядом, в Костроме и Нижнем, все эти 40 лет была нормальная погода, с солнцем и теплым дождичком. Поэтому версию о «сплошной полосе неурожаев» можно отмести напрочь как еще одну выдумку историков.
Имеется еще целый ряд фактов, свидетельствующих о том, что страшные голодоморы начала XVII века были делом рук вполне конкретных личностей – купцов, бояр и самого Бориса Годунова, ставшего к тому времени царем. Например, в указах Годунова в эти годы упоминалось, что спекулянты и их подручные в эти годы не давали возможности крестьянам доставлять хлеб в голодающие города ([16] 1, с.198). Далее, как свидетельствовал один автор того времени, во время этих страшных голодоморов «имелись большие запасы хлеба», которые «не пускали из рук хлебные спекулянты, во время голода, чтобы поддержать цены». И этих запасов, по его словам, было так много, что впоследствии, после Смуты, «вся Россия питалась этими залежами» зерна, сохранившегося со времен голодоморов ([98] 2, с.133).
Наконец, имеется важный факт, свидетельствующий о той роли, которую сыграл в организации голодоморов сам царь Борис Годунов. Как указывает Н.Пронина, во время голодоморов 1601-1604 гг. в Нарву приходило много судов с импортным хлебом, достаточным, чтобы накормить сотни тысяч людей, что, конечно, могло сильно уменьшить остроту кризиса. Но царь Борис Годунов запретил ввозить хлеб и все корабли, груженные хлебом, отправлял обратно. Он якобы (по его утверждению) не хотел такого бесчестья (!), чтобы в его богатой хлебом стране покупался и продавался иноземный хлеб. Как писал современник, немец Конрад Буссов, «русским под страхом смерти запрещалось покупать» импортный хлеб ([100] с.479). Поэтому корабли с хлебом не разгружались, а отправлялись обратно в Европу.
Такими своими действиями Борис Годунов, по-видимому, действовавший заодно с торговой мафией, спрятавшей запасы хлеба, приговорил к голодной смерти сотни тысяч людей в голодающих городах и селах. Как уже говорилось, только в Москве умерло за два с небольшим года более 120 000 человек. Массы голодных крестьян шли в Москву в надежде хоть на какую-то помощь от царя и государства, но их судьба никого не интересовала. И не получив помощи или какого-либо внимания, эти люди тысячами лежали на обочинах дорог и умирали, и никому до них не было дела ([197] p.73). Вот каков был новый царь-олигарх, взошедший на трон. Он сразу понял, на чем можно заработать деньги, и сразу включился в ту вакханалию спекуляций и голодоморов, которая до того времени разворачивалась стихийно. Теперь он начал ею лично управлять, чтобы умножить свои богатства. И не беда, что бóльшая часть населения страны перемерла, зато новый царь, как писал англичанин Д.Горсей, «обладал теперь огромным богатством, которое увеличивалось ежедневно, и он не знал даже, как его использовать, чтобы показать свою славу» ([26] с.105).
О Борисе Годунове и его роли в той катастрофе, которая постигла нашу страну в начале XVII века, ниже будет сказано отдельно. И еще раз отдельно мы вернемся к вопросу о причинах катастрофы и ее последствиях для России. А теперь давайте рассмотрим похожее явление, произошедшее на Руси несколькими столетиями ранее, о котором имеется намного меньше информации, но механизм которого, вне всякого сомнения, аналогичен тому, что было описано выше.
8.3. Причины «погибели Русских земель» в XI- XIII веках
Те же причины, которые вызвали описанный выше демографический и экономический кризис, несколькими столетиями ранее привели к той самой «погибели Русских земель» XI-XIII веков, о которой говорилось в главе V. Но в те времена основная русская торговля шла по Черному морю и впадавшим в него рекам – Днепру, Днестру и Бугу и их притокам. Торговля на Балтике, судя по имеющимся данным, испытала лишь кратковременный взлет на рубеже VIII-IX веков, но в последующие столетия ее объемы были довольно незначительные, а следовательно – и ее влияние на прилегающие к Балтике области[143]. Именно поэтому Новгород и Псков, равно как и Владимиро-Суздальские и Рязанские земли, а также частично Галицко-Волынские земли, сравнительно легко пережили глобализацию эпохи Киевской Руси: они находились слишком далеко от Черного моря, где шла основная торговля, с которым у них не было прямого водного, и следовательно, интенсивного торгового, сообщения.
Чтобы быть более конкретным в этом вопросе, я могу сослаться на М.Покровского, который писал, что русские торговые суда той эпохи вмещали до 100 тонн грузов. Но они могли перемещаться только по воде. Посуху (волоком или на колесах) переправить большие суда, даже грузоподъемностью 30 тонн, в эпоху Киевской Руси было невозможно ([98] 1, с.99-100). Поэтому по знаменитому торговому пути «из Варяг в Греки» (с волоком между Ловатью и Днепром) могли перемещаться лишь небольшие суда – судя по всему, там плавали именно те ладьи (вмещавшие 20 человек и всего лишь несколько тонн груза), на которых русские князья и совершали свои военные экспедиции. Но основной товарооборот обеспечивали не они, а большегрузные торговые суда, о которых пишет М.Покровский и которые могли плавать лишь в пределах рек, впадавших непосредственно в Черное море. Именно поэтому все золотые клады применительно к X-XII вв. ограничены на севере бассейном Днепра (то есть самим Днепром и его притоками), на что указывал исследовавший этот предмет историк В.Кропоткин. Севернее истоков Днепра золотых кладов той эпохи нет совсем, тогда как к югу их довольно много, что свидетельствует о резкой разнице в объемах торговли на Юге и Севере Киевской Руси и подтверждает выводы М.Покровского.
Совершенно не удивительно поэтому, что наиболее сильно демографический кризис XI-XIII веков поразил именно бассейны указанных рек, по которым и шла основная торговля. Если очертить бассейн Днестра, Южного Буга и Днепра с его притоками, то есть зону интенсивной торговли (см. карту), то по ее периметру будут находиться Смоленское и Полоцкое княжества (на севере), Турово-Пинское, Волынское и Галицкое (на западе), Переяславское и Киевское (на юге), Черниговское и Северское княжества (на востоке). Эта линия, очерчивающая бассейн указанных рек, совпадает с границей распространения золотых кладов: Пинск – Смоленск – Курск, на которую указывает В.Кропоткин ([59] с.17), что лишь подтверждает, что речь идет о реальной границе распространения глобализации (интенсивной внешней торговли) в X-XII вв.
О том, что демографический кризис поразил именно территории, лежащие внутри области, очерченной жирной линией («розочкой»), а не территории внутри нее, говорят многочисленные факты, оценки и свидетельства, часть которых уже приводилась. В сущности, сама дальнейшая история XIII-XIV вв., в которой именно Новгородское, Ростово-Суздальское (Московское), Рязанское, Галицко-Волынское княжества, а также отделившиеся от них Тверское и Псковское княжества, сохранились, а княжества, находившиеся внутри «розочки», исчезли или превратились в «дикое поле», позволяет сделать такой вывод.
Карта распространения демографического кризиса
в Киевской Руси в XII- XIII вв.
Мы видели, что в конце XVI – начале XVII вв. демографический кризис распространялся от моря (где протекала внешняя торговля) вглубь территории Московской Руси. На первом этапе наибольший удар принял Северо-запад, в меньшей степени – Центр, а Восток совсем не пострадал; а на втором этапе в равной мере пострадали уже Северо-запад и Центр, но досталось и Востоку. Точно такую же картину: распространение кризиса от моря вглубь страны, - мы видим и в эпоху Киевской Руси. Как известно, юг Русской равнины запустел уже к XI веку и превратился в «дикое поле», хотя ранее был густо заселен: только на правом берегу Дона археологами обнаружено около 300 городов и «городищ», а на территории Молдавии, Одесской и Николаевской областей, по данным летописей, было до 500 городов и «городищ». Однако уже в XI веке все эти территории оказались во власти кочевников – печенегов и половцев. В итоге к XII веку, как видно на карте, в территорию Киевской Руси не входила широкая полоса (несколько сотен километров), прилегающая к Черному морю, где оседлого населения фактически не оставалось, а жили только кочевники. Причем, по мере обезлюдения территорий на юге Русской равнины под властью кочевников оказывались все новые и новые территории, и эта полоса «дикого поля» продолжала расширяться.
В XII-XIII веках этот процесс вымирания населения продолжился на землях, расположенных еще далее от моря, и затронул уже непосредственно земли и города, лежавшие вокруг Киева, а также к северу от него. И к концу XIII века «дикое поле» охватило уже все пространство, очерченное «розочкой», а в княжествах, расположенных по краям этой зоны (Галицкое, Волынское на Западе, а также княжества на Севере и Северо-востоке) сохранилось и оседлое население, и города[144]. Таким образом, опустошение земель, как и в Московской Руси на рубеже XVI-XVII веков, происходило от морского побережья, где торговля была наиболее интенсивной, вглубь Русских земель, постепенно захватывая все новые и новые территории, лежавшие вдоль течения крупных рек с их притоками, впадавшими в Черное море.
Механизм данного явления был описан выше применительно к событиям XVI-XVII веков, которые были, в сущности, повторением апокалипсиса Русских земель, произошедшего в XI-XIII вв., включая и земли, входившие до 965 г. в Хазарский каганат, где демографический кризис начался, очевидно, еще раньше. Конечно, конкретные особенности этих событий могли и даже должны были различаться. Но оставались неизменными главные характерные черты глобализации, которые мы встречаем во всех эпохах – резкая нестабильность цен и спроса на отдельные товары, дезориентирующая производителей и всю массу населения, небывалая спекуляция чем придется (включая продовольствие, соль и другие необходимые товары), массовая скупка товаров по дешевке у обманутого, доверчивого или запуганного князьями и боярами населения и вывоз этих товаров за границу, а также прямой грабеж населения представителями господствующих классов, которых жадность заставила потерять человеческий облик. А в итоге – страшное обнищание простых людей, массовые голодоморы, демографический кризис и бегство тех немногих, которым удалось уцелеть, на новые, дикие и необжитые территории, находящиеся вне зоны влияния глобализации и кризиса коррупции.
Единственными учеными, кто до сих пор попытался дать серьезное объяснение указанным выше явлениям в истории России, были известные русские историки М.Покровский и Н.Рожков. Они объясняли произошедшее грабежом или «разбойничьей торговлей» со стороны русских князей и бояр ([98] 1, с.134-136; ([106] с.24-25). По их мнению, у населения просто систематически отбирали продукты их труда, деньги и продовольствие, а в результате население вымирало от голодоморов или вывозилось на экспорт в качестве рабов. В принципе, это все действительно имело место. Вместе с тем, как уже было сказано, это лишь часть объяснения. В правление Ивана Грозного русские купцы и бояре не занимались работорговлей как в X-XII вв., и государство пыталось бороться с боярским произволом, тем не менее, результат был близким к тому, что мы видим в Киевскую эпоху – население «куда-то исчезало». Очевидно, помимо прямого грабежа и угона в рабство, в эпоху Киевской Руси, как и в эпоху Московского царства, немалую роль играли спекуляция и нестабильность цен, которые всегда сопутствуют глобализации, приводившие к обнищанию населения, голодоморам и низкой рождаемости[145].
Судя по всему, последнее также в обоих случаях имело место. Именно об этом свидетельствует такое явление, порожденное кризисом конца XVI в. – начала XVII в., как резкий рост числа бобылей. По имеющимся данным (а они имеются практически по всем уездам Руси), бобыли как явление появились лишь в 1570-е годы, то есть одновременно с началом экономического и демографического кризиса, а к 1620-м годам, то есть к его окончанию, их число выросло так значительно, что в большинстве уездов составляло около половины всех взрослых крестьян мужского пола ([107] 4, с.213-214). Как писал М.Покровский, «всюду бобыли из ничтожного меньшинства превращаются в группу, по крайней мере равночисленную настоящему крестьянству» ([98] 2, с.220). Кто такие бобыли? М.Покровский считал их явлением, аналогичным античным пролетариям – то есть разорившимися крестьянами, превратившимися в люмпенов. И в подтверждение своей точки зрения ссылался на эпитеты, которые «на каждом шагу встречаются в писцовых книгах»: «безместные бобыли», «увечные, бродячие бобыли», и т.д. ([98] 2, с.220-221) Эта точка зрения, по-видимому, наиболее близка к истине, во всяком случае, в отношении основной массы бобылей. Подобное же явление описывал живший в то время в России англичанин Д.Горсей, называя эту массу обнищавших людей «праздными нищими и притворными калеками» (см. выше).
Но все же русское слово «бобыль» не носило того же смысла, как слово «пролетарий» в античности. Это видно хотя бы из того, что были отдельные примеры сравнительно зажиточных крестьян, занимавшихся торговлей, которых тоже называли бобылями. Слово «бобыль», таким образом, не ограничивалось лишь одной социальной группой (люмпен-пролетариата), а распространялось на совершенно разные по имущественному положению социальные слои. И отражало это слово не социальную группу и не имущественное положение человека, а определенное социальное явление. Это видно, например, по тому значению слова «бобыль», которое сохранилось в русских поговорках. «Жить бобылем» - означает жить без семьи, то есть без жены и без потомства. Об этом свидетельствуют и все имеющиеся данные о бобылях: они почти ничего не засевали, предпочитали заниматься случайными заработками или столь же непостоянной в то время торговлей. А можно ли было позволить большой многодетной семье полагаться лишь на случайный заработок и не выращивать для себя продовольствия? Можно не сомневаться, что подобное массовое явление, как бобыли конца XVI в. – начала XVII в., было и в Киевской Руси, поскольку такое явление всегда сопровождает глобализацию. Не является исключением и нынешняя глобализация: мы также наблюдаем повсеместный рост числа «бобылей», то есть людей, не собирающихся заводить семью и растить детей. И следствием появления такой массы «бобылей» во все времена было резкое падение рождаемости.
Но все же та быстрота, с которой наступила «погибель Русских земель» в XI-XIII вв., указывает на то, что низкая рождаемость могла быть лишь ее второстепенной причиной, а основной причиной являлась высокая смертность. Ранее уже говорилось, что весь период второй половины XI в. – начала XIII в. (как и период конца XVI - начала XVII вв.) на Руси отмечен чередой небывалых голодоморов. В летописях отмечается голод в 1070, 1127, 1137, 1161, 1188, 1215, 1230 гг., летописцы писали о людях, поедающих листья, траву, солому и мох и о трупах, заполнявших улицы и площади крупных городов. Помимо голодных лет, в летописях упоминаются еще и эпидемии, в частности, в 1092, 1158, 1187, 1203 гг. ([15] с.337) О крестьянской «болезни», то есть голоде, говорится и в летописи («Слово о погибели Русской земли»). В Смоленске 1230 г. умерло от голода и эпидемий 32 000 человек ([156] p.60); и в том же 1230 году в Новгороде был такой сильный голод, что были зафиксированы случаи каннибализма ([15] с.337). Голодоморы, таким образом, приобрели общенациональный масштаб, как и на рубеже XVI-XVII вв.
Тем не менее, как свидетельствуют имеющиеся факты, основной удар демографического кризиса в киевскую эпоху пришелся по Югу страны, где к XIII-XIV вв. образовалось «дикое поле», а на Севере население сохранилось. И наоборот, на рубеже XVI-XVII вв. демографический кризис поразил как раз Север страны: от Новгорода до Москвы и Владимира, а сколько-либо значительное население на этот раз сохранилось лишь далее к востоку (на Юге же по-прежнему было «дикое поле» - см карту XVI века). Таким образом, границы области вымирания русского населения и в XI-XIII вв., и на рубеже XVI-XVII вв., которые совпадают с границами распространения интенсивной внешней торговли, безошибочно указывают на конечную причину произошедшей катастрофы.