Глава VII . Московское царство - народная монархия
7.1. Почему русское государство сохранилось лишь на Северо-востоке Руси?
В главе V были приведены факты, свидетельствующие о том, что на Руси уже к началу XIII века произошло катастрофическое сокращение населения, и что оно продолжалось в течение XIII века. Неизбежным следствием подобных явлений всегда в истории было наступление феодализма. Вот и на Руси в XIII в., по мнению абсолютного большинства историков, наступил феодализм, который обычно ассоциируется с ограничением свободы личности (крепостное право), неограниченной властью феодальных баронов, «правом первой ночи» в отношении крепостных невест и с прочими самыми худшими проявлениями коррупции общества. Но что касается Северо-Восточной или Московской Руси, то мы не видим здесь очень многих признаков коррупции, обычно присущих феодализму, и в целом можно констатировать ослабление коррупции по сравнению с XII веком.
В частности, характерной чертой Московской Руси в XIII-XVI вв. было отсутствие крепостного права. Как писал В.Ключевский, «до конца XVI в. крестьяне были вольными хлебопашцами, пользовавшимися правом свободного перехода с одного участка на другой, от одного землевладельца к другому» ([55] XXXVII). С этим утверждением согласны большинство историков, и оно подтверждается массой свидетельств и договоров аренды земли, показывающих, что крестьяне действительно вплоть до XVII века могли относительно свободно расторгнуть такой договор и переселиться на другое место ([100] с.404-405; [17] с.15; [156] p.249). Таким образом, мы не видим важнейшего признака феодализма - крепостного права, или мы видим его только применительно к небольшой части крестьян[115]. Кроме того, отсутствуют и другие важные признаки феодализма. Например, нет того резкого неравенства в социальных и политических правах между разными слоями общества (сословиями), которое было характерно для Киева и многих других городов Юга Руси в XII веке, и которое было характерно также для феодализма Западной Европы. Следовательно, мы должны признать, что либо феодализма на Северо-востоке Руси не было вообще, либо, если он все-таки был (о чем свидетельствуют другие признаки, например, вотчины и удельные князья), то Северо-Восточная Русь, а позднее - Московское царство, характеризовались очень низкой коррупцией[116]. В чем причины такого явления?
Московское княжество, как известно, образовалось на территории бывшего Ростово-Суздальского княжества, и Москва стала преемницей прежней столицы этого княжества и всех Русских земель – Владимира. История возвышения последнего довольно интересна, и напоминает историю возвышения Константинополя в Римской империи. Подобно тому, как римский император Константин Великий перенес столицу империи в начале IV в. н.э. из Рима в Константинополь, великий князь всея Руси Андрей Боголюбский (1157-1174 гг.) перенес столицу или главный город Руси во второй половине XII века из Киева во Владимир. Вот что пишет по этому поводу В.Ключевский: «До сих пор звание старшего великого князя нераздельно соединено было с обладанием старшим киевским столом. … Андрей впервые отделил старшинство от места: заставив признать себя великим князем всей Русской земли, он не покинул своей Суздальской волости и не поехал в Киев сесть на стол отца и деда … князь Андрей со своей северной Русью отделился от Руси южной, образовал другое великое княжение, Суздальское, и сделал город Владимир великокняжеским столом для всех князей» ([55] XVIII). И эту новую традицию продолжил его брат Всеволод III Большое Гнездо (1176-1212 гг.), который также стал великим князем всея Руси, но править ею остался во Владимире. Более того, по словам В.Ключевского, «в суздальском обществе и в местных князьях обнаруживается равнодушие к Киеву, заветной мечте прежних князей, устанавливается отношение к Киевской Руси, проникнутое сострадательным пренебрежением» ([55] XVIII). Это наглядное последствие того запустения южной Руси, о котором шла речь выше и которое привело к утрате ею своего прежнего экономического, политического и культурного значения. Однако на Севере русских земель, сформировалось иное общество, чем на Юге. Как отмечает историк, социально-политическое устройство Суздальской земли характеризовалось «решительным перевесом низших классов» - в то время как «общественный порядок в старых областях южной Руси… как мы знаем, носил аристократический отпечаток: высшие классы там политически преобладали и давили низшее население» ([55] XVIII). И одна из причин такого положения состояла в том, что на Север в XII в. убегали простые крестьяне (смерды), социальный статус которых на Юге Руси в это время, как мы знаем, очень сильно упал. Вот эта-то масса простых русских крестьян, судя по всему, и способствовала сохранению в Ростово-Суздальских землях тех демократических традиций, которые издавна существовали во многих русских городах-государствах. В свою очередь, возрождение этих демократических традиций и этот «решительный перевес низших классов» и оказались тем средством, которое помогало бороться с коррупцией и способствовало в дальнейшем становлению Московского княжества, а затем – и Российского государства. Подтверждением этому служит целый ряд фактов. Во-первых, еще до того, как Андрей Боголюбский стал великим князем всея Руси, он был избран на княжение в Ростово-Суздальской земле, причем, был именно избран, а не стал князем, например, по «назначению» отца[117] или по наследственному праву ([117] с.288). То есть, мы видим здесь продолжение (или восстановление) той демократической традиции избрания князей, которая издавна существовала на Руси. Во-вторых, после смерти князя Андрея в Ростово-Суздальских землях разгорелась острая борьба между «верхами» и «низами» за избрание нового князя. Как писал владимирский летописец: «Старшие города и все бояре захотели свою правду поставить, а не захотели исполнить правды Божией… но люди мизинные [то есть “низы” - Ю.К.] владимирские уразумели, где правда, стали за нее крепко и сказали себе: либо князя Михалка себе добудем, либо головы положим за Святую Богородицу и за Михалка князя…» ([117] с.290). У «верхов» был, разумеется, свой кандидат, но «низы» в этой борьбе победили. Правда, Михалок умер, но они выдвинули другого претендента – его брата Всеволода (1176-1212 гг.), который и стал князем, вопреки желанию «верхов» Ростово-Суздальского княжества. Вполне возможно, что именно по той причине, что и Андрей, и Всеволод, были избраны народом на княжение в Ростово-Суздальской земле, ни тот, ни другой, получив титул великого князя всея Руси, не захотел менять княжение во Владимире с его демократическими порядками на княжение в Киеве, в котором была сильна олигархия и уже успели утвердиться феодально-сословные порядки (см. главу V); и они предпочли перенести столицу Руси из Киева во Владимир. Вторая половина XII в., таким образом, дает нам предысторию образования Московского царства и истоки той демократии и того низкого уровня коррупции, которые мы там видим в XIV-XVI вв. Похожая ситуация в XII веке была и в Новгороде, где в это время также очень сильно проявились демократические тенденции. Как уже говорилось, после революции в Новгороде в 1136 г. князьям было запрещено иметь какую-либо собственность в новгородских землях, они избирались народным вече и столь же регулярно изгонялись из города, если их политика не нравилась народу. Как указывает К.Пензев, только в период с 1215 г. по 1236 г. князья в Новгороде сменялись 14 раз ([88] с.260). Демократические традиции в Новгороде сохранялись примерно до XIV века, и здесь также вплоть до XVII века мы не видим крепостного права. Совсем иной была ситуация на Юге Руси, где большинство крестьян стали крепостными смердами уже в XII веке, иной она была и на Западе Руси. В Галиции и Волыни (нынешняя Западная Украина) или, как они тогда назывались, в Червонной Руси, крепостное право появилось в XIV веке, еще раньше чем в Польше, по причине, как пишет Н.Рожков, «влияния денежного хозяйства», то есть по той же причине, по которой оно в XV веке было введено в Польше - начало активной внешней торговли с Западом (см.: [65] глава VIII). И эти княжества Червонной Руси были, по словам историка, «несравненно более феодальными» (то есть более коррумпированными – Ю.К.), чем Ростово-Суздальское или Московское княжество. Как пишет историк, «эгоистическая, приобретательская складка была главной в психологии верхов этого феодального общества» ([107] 2, с.100-102), чего как раз не было в Ростово-Суздальских землях. Еще определеннее высказывается русский писатель-историк И.Солоневич: «Галич был изнутри съеден боярскими феодалами, которые в борьбе с галицкими князьями не остановились перед приглашением венгерских и польских интервентов… И в результате “победы феодализма” галицко-русское княжество совсем перестало существовать» ([117] с.284). «Союз с Западом, - пишет Л.Гумилев, - привел Галицию и ее народ к катастрофе… в 1339 г. польский король Казимир Великий “без единого выстрела” присоединил Галицию к Польше» ([32] с.562). Итак, мы видим, что на Западе Киевской Руси, отошедшем впоследствии к Польше, к XIII-XIV векам образовалась боярская олигархия, продававшая или предававшая интересы своего государства, а крестьяне были обращены в крепостное состояние. Похожая судьба в дальнейшем постигла и Новгород, где к XIV веку прежнее демократическое государство также начало перерождаться в олигархическое – факт, хорошо известный и признаваемый всеми историками. После этого судьба государства в Новгороде также была предрешена – вопрос был лишь в том, под кого пойдет Новгород – под Москву, куда тянуло большинство населения, или под Польшу и Литву, куда тянула новгородская торговая олигархия (подробнее см. ниже). В этой связи историки и писатели уже не раз задавали вопрос – почему из нескольких осколков Киевской Руси только Северо-Восточная Русь, бедно одаренная землями и климатом, смогла сохранить государство и собрать опять в дальнейшем Русские земли? Почему сильное самостоятельное государство не смогли сохранить ни Червонная Русь, ни Новгород, которые имели все элементы государственности, а Новгород к тому же имел сильные демократические традиции. Тем не менее, как писал И.Солоневич, «и в Галиче, и в Новгороде, и в Вильно, и в Киеве аристократия – земельная или торговая – съела верховную власть» ([117] с.262), а во Владимире и Москве этого не случилось. Как представляется, ответ содержится в тех закономерностях развития коррупции, которые были описаны в предыдущем разделе. Хорошо известно, что уже с XIII в. в Западной Европе начался резкий рост международной торговли, докатившийся очень быстро и до Восточной Европы ([64] глава VIII). А именно интенсивная внешняя торговля (глобализация) и является важнейшим фактором распространения коррупции. Из всех осколков Киевской Руси только Северо-восток оказался в XII-XIV вв. в стороне от ее влияния. Юг Руси с Киевом все еще находился в зоне черноморско-средиземноморской торговли, а Червонная Русь и Новгород с XIII-XIV вв. оказались в зоне влияния западноевропейской глобализации. В итоге только Северо-Восточная Русь оказалась свободной от коррупции и смогла сохранить государственность. Это особенно удивительно с учетом того, что Северо-Восточная Русь на 2 столетия оказалась под властью Золотой орды и была вынуждена платить ей дань, в отличие, например, от Новгорода. Князья Северо-Восточной Руси не только платили дань Орде, но и должны были у ее правителя получать ярлык – право на княжение. Казалось бы – все это должно было ослаблять русские княжества и усиливать коррупцию, но этого не произошло. В чем причина? Как представляется, причина в том, о чем уже говорилось в предыдущей главе. Взаимоотношения с Ордой не были «игом», это были нормальные взаимоотношения двух феодальных государств. Орда получала дань, которая не была слишком тяжелой – 1/10 от всех продуктов и людей (рекрутов), причем уже начиная со второй половины XIII века эту дань собирали сами русские князья и отвозили в Орду. А взамен последняя выполняла обязательства по защите Руси от внешних нападений. В остальном влияние Орды на Русь не было негативным, а в чем-то было даже позитивным. Так, в отличие от католического Запада, ордынцы не покушались на православие, не вмешивались в дела культуры и языка, что происходило на русских землях, оказавшихся под властью Польши и Литвы. По словам известного русского писателя и философа Н.Данилевского, власть татар над русскими «не могла глубоко проникать, должна была держаться одной поверхности», а само «татарское иго» являлось «очень легкой формой зависимости» ([36] с.257). Кроме того, как отмечал В.Ключевский, правители Золотой орды выступали в роли мирового судьи в разборе княжеских междоусобиц, «сдерживали забияк», и при необходимости могли покарать зарвавшихся князей силой. Поэтому некоторые карательные экспедиции Орды против русских князей в условиях феодальной раздробленности и анархии имели не столько отрицательные, сколько положительные последствия. Не зря русские летописцы называли татар «батогом божьим, вразумляющим грешников, чтобы привести их на путь покаяния» ([55] XXII). В дальнейшем московские князья очень умело использовали этот «батог» для того, чтобы бороться с самоуправством удельных князей и постепенно объединять Русь под своим началом. Но первыми начали это делать еще в XIII веке великий владимирский князь Ярослав и его сын Александр Невский, которые заключили вассальное соглашение с Золотой ордой (см. выше) и затем с ее помощью стали бороться против усиления феодальной раздробленности и своеволия отдельных князей, что позволяло сохранять некое подобие единого Русского государства. Таким образом, в этом отношении Орда в XIII-XIV веках играла даже положительную роль – она принуждала зарвавшихся князей следовать определенным принципам сосуществования и единоначалия и препятствовала окончательному развалу русской государственности, а в дальнейшем – способствовала ее развитию и объединению русских земель в единое государство. Как отмечал В.Ключевский, при Иване Калите и его преемниках ордынские правители требовали от всех русских князей подчиняться Москве, слушаться великого князя московского, судиться у него, а если он учинит обиду, то жаловаться на него самому правителю Золотой Орды. Тем самым Орда способствовала объединению русских земель вокруг Москвы, и, по словам историка, «стала слепым орудием, с помощью которого создавалась политическая и народная сила…» ([55] XXI). В целом, можно заключить, что взаимоотношения Северо-Восточной Руси с Ордой не только не были «игом», но во многих отношениях играли для нее положительную роль, способствуя защите от внешних врагов и не давая развиться произволу и излишней независимости удельных князей, то есть княжеской коррупции, что способствовало сохранению Русского государства и вовсе не мешало его экономическому, технологическому и культурному развитию по мере роста населения. И если у кого-то на сей счет имеются сомнения, то можно сравнить историю Великороссии с той частью русских земель, которая не подпала под «иго» Золотой орды, а вместо этого подпала под «католическое иго» Польши и Литвы (то есть с Белоруссией и Украиной). Так, польский историк В.Грабеньский отмечал, что в XIV веке «русское население было в Литовско-Русском государстве наиболее культурным элементом» ([27] с.118). Это не удивительно – ведь за его плечами была история и культура Киевской Руси, а у литовцев еще даже не было письменности – она появилась лишь в XVI веке ([17] с.187). Но в течение нескольких столетий русское (православное) население Белоруссии и Украины стало самым бесправным, нищим и «некультурным», было все поголовно обращено в крепостное состояние, а для польско-литовской шляхты стало «быдлом» - польское слово, перешедшее в русский язык и прочно связанное со статусом русского (украинского и белорусского) населения при «католическом иге»[118].Итак, мы можем констатировать интересный исторический парадокс: та часть русских земель, которая оказалась под властью «нецивилизованных» народов, была подвержена намного меньшей коррупции, чем другая ее часть, оказавшаяся под властью «цивилизованных» наций. Именно она сохранила государство и объединила вокруг себя в дальнейшем русские земли. И этому парадоксу, как видим, есть вполне рациональное объяснение.
Можно, конечно, попытаться найти и другие объяснения. Л.Гумилев попытался дать такое: «там, где были татары, выросла великая Россия. Там где они [русские] согласились на подчинение Западу (в Галиции) – там превратились в крепостных мужиков». И вывод историка: восточные народы «могут быть искренними друзьями, а англичане, французы и немцы, я убежден, могут быть только хитроумными эксплуататорами» ([34] с.151, 30). Данный вывод, возможно, верен применительно к историческим событиям XIII-XV вв. Но при этом надо учесть, что «татары» в своем абсолютном большинстве были теми же русскими или славянами, то есть априори более дружественными, чем кто-либо еще, а католический Запад уже тогда вынашивал планы по захвату мирового господства, которые вылились в целую серию кровопролитных войн, охвативших к XVI-XVII вв. всю Европу (см. [65] глава XI). Из всего этого вовсе не следует, что Запад при любых условиях всегда был и будет «плохим», а Восток обязательно будет «хорошим». Правильный, универсальный вывод состоит в том, что коррупция в эпоху глобализации в наибольшей мере исходит от основного центра глобальной экономики, который также автоматически становится основным центром глобальной политики и глобальной коррупции. В античности таким центром коррупции (полюсом однополярного мира) была Римская империя, в раннем средневековье - Византия, в позднем – католическая Европа, в Новой истории эта роль в основном перешла к Великобритании, в Новейшей – к США, а к XXII веку не исключено, что может перейти к Китаю. Эта коррупция всегда распространялась по нескольким каналам, самым главным из которых являлась глобализация; другими являлись военные грабежи и завоевания и прямой подкуп правящей верхушки иностранных государств. Государства, оказавшиеся в отдалении от центра коррупции (полюса однополярного мира), находились в более благоприятном положении, и им легче было противостоять коррупции. Это и произошло с Северо-Восточной Русью, которая оказалась в отдалении как от Византии, пока та являлась центром коррупции (IX-XII вв.), так и от католической Европы, которая начала превращаться в такой центр коррупции в XIII-XV вв. Но способность противостоять коррупции государства, в конечном счете, все равно зависела от населения самой Северо-Восточной Руси и от ее правящей верхушки. 7.2. О роли человеческого фактора в развитии Русского государстваРанее уже много было сказано о тех объективных факторах, которые способствуют коррупции государства (глобализация, военные грабежи и завоевания, подкуп со стороны иностранного государства), но мало говорилось о субъективном, человеческом факторе. Однако все эти факторы действуют не сами по себе, а через людей. И от поведения людей, прежде всего, правящей верхушки государства, зависит то, будут ли, например, торговцы экспортировать население страны в качестве рабов и морить его голодоморами, будут ли мужчин гнать на завоевание или на грабеж соседних стран и станет ли правитель марионеткой в руках иностранной державы или будет проводить политику в интересах своего народа. Все это зависит от конкретных личностей, от субъективного фактора, который играет, наверное, не меньшую роль, чем объективные факторы. В истории вообще, я полагаю, нельзя отдавать предпочтение ни объективным, ни субъективным факторам - и те, и другие могут при определенных обстоятельствах оказаться главными. В первую очередь субъективный (человеческий) фактор играет свою роль, когда речь идет о личностях конкретных правителей. И здесь, конечно, нельзя не отметить важную роль, которую эти личности сыграли в возрождении Русского государства, начавшемся в XIII-XIV вв.
В предыдущих главах уже говорилось о великих князьях всея Руси, княживших во Владимире, новой столице Русских земель: Андрее Боголюбском (1157-1174 гг.), его брате Всеволоде Большое Гнездо (1176-1212 гг.), сыне последнего Ярославе (1238-1246 гг.) и сыне Ярослава Александре Невском (1252-1263 гг.). Почти все они были одновременно и народными любимцами, и хорошими полководцами, и государственниками-патриотами, и яркими персоналиями.
Но в дальнейшем роль столицы Русских земель, как известно, перешла к Москве. Что же этому способствовало? Ведь здесь, по мнению ряда историков, мы долгое время не видим столь ярких и достойных личностей, которых можно было бы сравнить с указанными выше. Родоначальником династии московских князей Рюриков (которые стали в дальнейшем называть себя московскими и российскими царями) стал сын Александра Невского Даниил Александрович (1276-1303 гг.), наиболее известными среди первых московских князей считаются Иван I Калита (1325-1340 гг.) – собиратель земель, первый московский князь, ставший Великим князем всея Руси, и Дмитрий Донской (1359-1389 гг.), выигравший Куликовскую битву. Но другие князья, на первый взгляд, ничем особенным себя не проявили. «По этому поводу, - пишет Л.Гумилев, - высказался очень добросовестный и знающий историк В.Сергеевич. По его оценке, основатель московского могущества Иван Данилович Калита был “лишен качеств государя и политика”. Его предшественник Юрий Данилович проявил себя только в интригах и доносах на Михаила Тверского, казненного благодаря стараниям Юрия в 1318 г. в Орде. Симеон Иванович своей твердостью и принципиальностью заслужил прозвище Гордый, не совершив никаких военных подвигов, а его брат Иван Красный отличался только миловидностью. Политический успех был достигнут только при Дмитрии Ивановиче в 1362-1364 гг., когда Владимирское княжество стало вотчиной московских царей и были подчинены Ростов, Галич и Стародубское княжество. Но Дмитрию в эти годы было 9-11 лет, так что, очевидно, дело не в нем. Но коль скоро так, то можно было бы приписать успех Москвы, а значит, и объединение Руси счастливому случаю» ([32] с.588). Впрочем, далее Л.Гумилев указывает, что он не согласен с подобным выводом.
Конечно, в том что именно Москва, а не Владимир, Суздаль или Тверь, выдвинулась на первое место и стала столицей, был большой элемент случайности. Но эта случайность стала реальностью как раз благодаря деятельности первых московских князей, которые не были яркими личностями, но зато ими двигали не тщеславие и не корысть, а забота о своих подданных. И хотя они не совершали подвигов или крупных дел, но зато делали очень много полезных мелких дел, из которых постепенно вырастало нечто очень крупное и важное. Например, как пишет В.Ключевский, московские князья XIV века выступают «мирными хозяевами, скопидомными, домовитыми устроителями своего удела, заботятся о водворении в нем прочного порядка, заселяют его промышленными и рабочими людьми, которых перезывают к себе из других княжеств, толпами покупают в Орде русских пленников и на льготных условиях сажают тех и других на своих московских пустошах, строят деревни, села, слободы» ([55] XXI). А в сохранившемся от XV века генеалогическом перечне русских князей, между прочим, записано, что князь Иван Калита «очистил землю Русскую от воров (татей)», в другой летописи «читаем хвалу правдолюбию этого князя, давшего Русской земле тишину великую и правый суд» ([55] XXI).
Коричневым и желтым цветом показаны русские земли, объединенные под началом Москвы в течение 1300-1462 гг. Источник: www . ostu . ru
В этой связи можно вспомнить другие исторические прецеденты. Л.Толстой в «Войне и мире» доказывает, и довольно убедительно, что главной заслугой генералиссимуса Кутузова, выигравшего войну 1812 года с Наполеоном, было не то, что он предпринимал какие-то очень активные действия и совершал блистательные военные операции, а как раз то, что он ни того, ни другого не делал и не давал делать другим. Будь его воля, полагает Толстой, он и Бородинского сражения не стал бы давать, но оно было необходимо по политическим мотивам – нельзя было сдать Москву французам совсем без сражения. В остальном же Кутузов руководствовался единственно верным и разумным правилом – не предпринимать резких движений, но противодействовать любым вредным идеям и действиям, способным погубить кампанию. Потому что армия Наполеона и так была обречена – французский император сам обрек ее на уничтожение, не обеспечив ни зимней экипировкой, ни базами снабжения. А будь на месте Кутузова более ретивый и яркий полководец, который принялся бы атаковать французов еще задолго до их подхода к Москве, когда они имели большое превосходство в силе, русская армия была бы быстро уничтожена, и России ничего бы не оставалось делать как капитулировать.
То же самое относится к деятельности московских князей. В то время как основы внешней политики уже были определены (союз с Ордой), и внешние военные угрозы отошли на второй план, для населения Северо-Восточной Руси были важны не военные подвиги русских князей и не их яркие личные похождения, а совсем другое - то, чем и занимались московские князья. Они способствовали демографическому росту своих земель, переселяя туда русских из Орды, занимались хозяйственным строительством, боролись с воровством и с центробежными тенденциями, которые препятствовали начавшемуся объединению Русских земель. Даже так называемые «интриги» против Михаила Тверского, о которых писал В.Сергеевич, далеко выходили за рамки обычных дворцовых интриг. Дело в том, что Михаил Тверской, судя по всему, и являлся представителем тех центробежных сил, которые вели сепаратные переговоры с Литвой и Западом и стремились разрушить единство Русских земель. Кроме того, эти силы активно пытались втянуть в сферу своей политической деятельности и русскую православную церковь. Как пишет Л.Гумилев, Михаилу Тверскому и Юрию Волынскому не понравился митрополит Петр, резиденция которого базировалась в тогдашней столице Русских земель – во Владимире. «Митрополит Петр, - пишет историк, - был скромен в быту, весьма добросовестен в несении обязанностей и принципиален в вопросах веры, проповеди его были доходчивы. Он не был властолюбив, алчность и сластолюбие также не были ему свойственны (любимым его занятием была живопись – в свободное время он писал иконы). Поэтому понятно, что он не оправдал надежд политических деятелей, которые хотели его использовать. Им были недовольны и Михаил Тверской, и Юрий Волынский, и даже [константинопольский] патриарх Афанасий, которому русский митрополит показался чересчур независимым. А коль скоро так, то доносам на Петра был дан ход. Доносы были самые обычные: бессребреника и аскета обвиняли в грехе симонии, торговле церковными должностями. Надо полагать, что сами доносчики, будь у них возможность, постарались бы обогатиться, а что есть люди иного психического настроя, они просто не представляли. Успех интриги казался им несомненным. И вот тут-то произошло неожиданное: в дело вмешался народ, потребовавший созвать собор для разбора обвинений, предъявленных митрополиту» ([32] с.591).
На соборе, состоявшемся в 1311 году, митрополит Петр был полностью оправдан, его непосредственные обвинители лишились своих церковных должностей. Но сама эта попытка подмять под себя русскую православную церковь вместе с ее главой - митрополитом, да еще с использованием столь грязных методов, свидетельствует о том, что Михаил Тверской и Юрий Волынский были не столько политиками, сколько политиканами. А политиканство, наряду с воровством, можно рассматривать как одно из проявлений коррупции государственной власти. В дальнейшем, указывает Л.Гумилев, начиная с 1327 г., тверские князья уже стали открыто ориентироваться на Литву, разрушая складывавшееся политическое, религиозное и культурное единство Русских земель ([32] с.593) - поскольку переход части этих земель под Литву неизбежно вел на этих территориях к тому или иному варианту подчинения православной церкви римской католической церкви и к расколу единой русской церкви. Так что борьба московских князей против Михаила Тверского и его преемников далеко выходила за рамки обычных междоусобиц и дворцовых интриг и являлась частью борьбы за единство русской нации и против коррупции княжеской власти.
Л.Гумилев дал такую образную характеристику деятельности Александра Невского и его роли в истории России: «заслуга Александра Невского заключается в том, что он своей дальновидной политикой уберег зарождавшуюся Россию в инкубационной фазе ее этногенеза, образно говоря, “от зачатия до рождения”» ([32] с.572). Если продолжить это образное сравнение применительно к той роли, которую сыграли первые московские князья, то они в таком случае выступили в роли нянек, усердно пестовавших, выкармливавших и охранявших только что родившегося ребенка – будущую великую Россию.
Роль человеческого фактора в собирании Русских земель и укреплении Русского государства хорошо видна также в деятельности русской православной церкви в эту эпоху. И дело не только в том, что митрополит Петр после упомянутых событий фактически перенес свою резиденцию в Москву (официально – с 1325 года), где нашел единомышленников, тем самым способствуя возвышению Москвы. Главное, в чем проявилась роль русской православной церкви в этот период, заключалось в противостоянии любым формам коррупции. Данный феномен имеет прецеденты в мировой истории. Вообще, надо полагать, резкий взлет влияния новых религий в истории очень часто был связан с тем, что население видело в такой религии духовное убежище от окружавшей его коррупции. Именно с этим, судя по всему, было связано первоначальное быстрое спонтанное распространение христианства в течение II-III вв. н.э. – в период, когда коррупция в Римской империи достигла своего пика. И с этим же было связано быстрое распространение ислама и протестантства сразу после их возникновения. В VII веке значительная часть населения Сирии, Палестины и Египта, устав от коррупции византийского государства и его церкви, приветствовала приход арабов и массами переходила из христианства в ислам. По тем же причинам (усталость от коррупции Ватикана и католической церкви) до 90% населения Германии, Скандинавии, Нидерландов, Австрии и Чехии в короткий срок в середине XVI века перешло из католичества в протестантство (см.: [65] главы III и XI). Такой массовый переход населения в новую религию во всех этих примерах способствовал духовному подъему и решению стоявших перед обществом в то время задач: преодолению кризиса коррупции, национальному строительству и т.д. И это вполне естественно: сознательный добровольный массовый переход людей в новую религию – это совсем не то же самое, что следование религии «по старинке», в силу давно сложившейся традиции, и совсем не то же самое, что насильное принятие новой религии, как это было в 988 году, когда, по выражению летописцев, князь Владимир крестил Русь «огнем и мечом».
Подобный же феномен мы видим в виде необыкновенного роста популярности православия в Северо-Восточной Руси в XIII-XIV вв. Вообще, хотя Киевская Русь приняла христианство в качестве государственной религии еще в 988 г., но на Северо-востоке Руси и еще в ряде областей вплоть до конца XII века оно не получило широкого распространения. Там подавляющая часть населения по-прежнему оставалась язычниками. В период господства Киева у многих провинциальных жителей Руси христианство ассоциировалось с властью ненавистных киевских князей и бояр, насылавших на них своих торговцев-грабителей и угонявших их в рабство. Поэтому когда провинциалы с Севера и других окраин в эпоху гражданских войн XI-XII вв. брали штурмом Киев и другие города Юга Руси, то очень часто они начинали там избивать православных священников и жечь православные храмы – как символ ненавистной власти киевской олигархии ([32] с.290, 398).
Совсем иная ситуация сложилась к XIII-XIV векам. В эпоху упадка страны православие стало для многих людей духовным убежищем, кроме того, церковь частично взяла на себя функции государственной власти, которая сильно ослабла. Поэтому именно православная церковь сыграла в этот период огромную роль и в борьбе за нравственную чистоту, и в борьбе за единство Русских земель, и вообще в борьбе за торжество общественных идеалов добра и справедливости. «Не в силе Бог, а в правде» - говорил Александр Невский, и эти слова, пишет К.Пензев, «есть признание великого политического деятеля той эпохи, что истинным хозяином жизни на Руси являлась Русская Православная церковь» ([88] с.233). Как писал Л.Гумилев, «не Москва, не Тверь, не Новгород, а русская православная церковь как общественный институт стала выразительницей надежд и чаяний всех русских людей независимо от их симпатий к отдельным князьям» ([32] с.582).
Это можно подтвердить многими примерами. Та же история с митрополитом Петром свидетельствует о том, насколько неравнодушным было население к делам церкви и как оно горой стояло за «своего» митрополита в борьбе с князьями-политиканами. Даже великий князь владимирский, который также сильно не любил митрополита Петра, был вынужден согласиться с мнением народа и назначить проведение церковного собора по разбору обвинений в его адрес ([32] с.591). И мнение общественности в конечном итоге оказалось сильнее, чем мнение и интриги нескольких влиятельнейших правителей – Петр был оправдан. Известна и та роль, которую сыграла русская православная церковь, и лично Сергий Радонежский, в подготовке Куликовской битвы, ставшей важным шагом на пути объединения Руси, и та роль, которую она играла в дальнейшем, при Иване III и Иване IV. Эта исключительная роль православной церкви в русской общественной и духовной жизни сохранится до конца XVII века, когда десятки тысяч староверов будут сжигать себя заживо, отстаивая свои духовные идеалы в борьбе с новым государственным деспотизмом «дворянской эпохи».
Сергий Радонежский благословляет Дмитрия Донского перед Куликовской битвой. Летописная миниатюра XVI века.
7.3. О смысле и значении Куликовской битвы 1380 года
В предыдущей главе было показано, что подавляющее большинство населения и правящей верхушки Золотой Орды составляли русские или близко родственные им славянские народы. А взаимоотношения Руси и Орды не были «игом», а были более или менее нормальным сотрудничеством двух феодальных государств. Поэтому традиционное объяснение причин, побудивших русских в 1380 г. собраться и пойти на войну с «татарами» – в целях освобождения от «татаро-монгольского ига» - неудовлетворительно. Даже если мы взглянем на старинные изображения, посвященные Куликовской битве, то обнаружим, что обе армии: и русская, и «татарская», - на всех древних фресках и миниатюрах изображены в одинаковых доспехах, с одинаковым вооружением и с абсолютно одинаковой внешностью и чертами лица, так что совершенно непонятно, какая из двух армий русская, а какая - «татарская» (см. рисунок)[119]. Таким образом, современники прекрасно понимали, что речь идет вовсе не о войне с «инородцами», а о войне, в которой русские сражались против русских, только историки до сих пор не могут этого понять и признать, несмотря на неопровержимые доказательства. Вместе с тем, Куликовская битва не была и обычной междоусобной битвой двух князей. Полагаю, что по всем признакам: по охватившему все русское население духовному порыву, по массовости его участия в битве (порядка 100 тысяч человек), по той роли, которая сохранилась о ней в народном сознании, - она является гражданской (классовой) битвой, и это рано или поздно придется признать историкам. Что касается сторон, в ней участвовавших, то мы здесь видим те же две стороны или вернее, два класса, которые сражались во всех гражданских войнах в мировой истории – олигархию с ее приспешниками и наемниками, с одной стороны, и народ во главе со своими народными лидерами, с другой.
Древняя миниатюра «Сказания о Мамаевом побоище» (фрагмент)
Событиям 1380 года предшествовали серьезные изменения, произошедшие в течение XIV века в идеологии, политике и составе правящей верхушки Золотой орды. Как мы видели, большинство степняков, пришедших в Южную Россию из Сибири, в первое время сохраняли те высокие моральные устои, которые существовали у них до того. Согласно свидетельствам современников, живших в середине XIII века (см. предыдущую главу), среди них совсем не было воровства и мошенничества, зато была распространена взаимовыручка; они стойко переносили военную службу, но испытывали отвращение к торговле. Эти иммигранты из Сибири вовсе не были каким-то инородным телом в Южной России, как было принято думать ранее, когда их считали монголами из Монголии. Наоборот, они очень быстро нашли общий язык и перемешались с половцами-кипчаками, которые были потомками таких же скифов-славян, иммигрировавших двумя столетиями ранее из Сибири. Вот что писал о Золотой Орде мусульманский автор Эль-Омари: «В древности это государство было страной кипчаков, но когда им завладели татары, то кипчаки сделались их подданными. Потом они смешались и породнились с кипчаками, и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их, и все они стали точно кипчаки, как будто одного с ними рода» ([32] с.564). Конечно, «земля» здесь совершенно ни при чем: негры живут в Америке уже двести лет бок о бок с белыми американцами, но почему-то не становятся «одного рода с ними», и их между собой не спутаешь. В дальнейшем, после присоединения к России в XVI веке, большинство этих потомков половцев-кипчаков и сибирских «татар» станут называть себя русскими и не будут ни в чем отличаться от русских ни по внешности, ни по языку, ни по культуре и традициям.
Как видим, состав населения Золотой Орды вовсе не походил на тот «интернационал», о котором было принято думать ранее: большинство населения были русскими или близко родственными им славянами. Однако уже очень скоро образовался сильный разрыв между основной массой ордынцев и правящей верхушкой, о чем уже говорилось выше. По всем признакам, этот разрыв в дальнейшем продолжал углубляться, и он касался не только материального благосостояния, но и морально-нравственных устоев. В сущности, это было неизбежным. Во все эпохи в истории человечества олигархия формировалась не сразу, а вызревала в течение нескольких поколений. Первое поколение нуворишей, выдвинувшихся в особую касту, еще хорошо помнило, как оно само было нищим и имело такие же права, как и окружающие, поэтому для них образовавшаяся пропасть в материальном и социальном статусе не играла еще большой роли. Но их дети и внуки ничего этого уже не помнили и начинали воспринимать себя как некую особую «нацию», отличную от массы простых и бедных людей. Соответственно, отношение к последним все более перерастало в презрение, и в конце концов новой «нации господ» хотелось принять новую, «более высокую», культуру – чтобы отличаться от окружавшей их «серой массы». Чаще всего это выражалось в массовом преклонении перед некой иностранной культурой или в принятии иностранной религии. Так, римские нувориши во II-I вв. до н.э. преклонялись перед греческой культурой, французская аристократия накануне Французской революции преклонялась перед всем английским, русская аристократия в ту же эпоху – перед всем французским, а в конце XX века европейская космополитическая «элита» преклонялась перед всем американским. Те же мотивы, надо полагать, побудили правящую верхушку Хазарского каганата в VIII веке принять иудейскую религию (см. главу III).
Впрочем, для принятия новой религии и культуры имелись и более прозаические причины. Для правящей верхушки так сподручней было грабить и эксплуатировать массу простых людей, не испытывая при этом угрызений совести – ведь они были «язычниками», людьми «некультурными», недостойными жалости и сострадания. Надо полагать, те же причины способствовали в начале XIV века обращению правящей верхушки Золотой Орды в ислам. Торговля и ремесла на подвластных ей территориях к тому времени окончательно заглохли (что было связано с дальнейшим сокращением населения Южной России в XIII веке), прибыль она могла получать только собирая дань, для чего требовались регулярные карательные экспедиции, и занимаясь работорговлей. Зато последняя, как уже было сказано, процветала, особенно торговля русскими женщинами, вывозимыми за границу в качестве «живого товара». Однако для того чтобы заниматься такой деятельностью, нужно было много послушных помощников, которые бы не испытывали отвращения или угрызений совести к подобным занятиям. Вот для обретения таких помощников очень подходила иностранная религия, после обращения в которую они могли уже, как говорится, «со спокойной совестью» грабить и угонять в рабство окружавших их «язычников».
По-видимому, именно эти обстоятельства способствовали тому, что за принятие ислама в начале XIV века активно выступала купеческая верхушка ряда поволжских городов ([32] с.592), которая и в то время, и позднее, вплоть до середины XVI века, активно занималась работорговлей. В любом случае ислам не являлся религией, которая каким-либо образом органически выросла из культуры народов Поволжья, в отличие от христианства.
В частности, как показали исследования, проделанные Ю.Петуховым, В.Путенихиным и другими авторами, христианство является религией, выросшей из арийских (индоевропейских) корней и впитавшей в себя целые пласты арийской культуры. Это доказывает множество фактов. Главный символ христианства - крест – еще 5-6 тысячелетий назад был одним из главных религиозных символов ариев, которые жили на территории России, Малой Азии, Сирии-Палестины, Месопотамии, Индии. Об этом свидетельствует множество найденных археологами артефактов – «оберегов» и иных предметов религиозного характера. Причем, крест у ариев имел не только сакральный (религиозный) смысл, но обозначал главного и единого арийского бога (Рода Вседержителя), как это имеет место и в христианстве ([90] с.330, 126, 104). Вся христианская Библия построена на арийских (индоевропейских) мифах, легендах и исторических событиях[120].
