Слева: золотые солиды византийского императора Василия II (976-1025 гг.)
Справа: «златник Владимира» - золотая монета, которую чеканили на Руси в X - XI вв.
После этого золотые монеты в России не будут чеканить 800 лет – не будет надобности. Только невиданный размах международной торговли в X - XI вв. мог вызвать такую потребность в золотых монетах, имевших очень высокую стоимость. Содержание золота в византийских монетах той эпохи составляло в среднем около 7 г, соответственно, 1 золотая монета была эквивалентна примерно 8000-10000 современных рублей. Такой купюры даже сегодня нет в обращении.
Количество золотых кладов по сравнению, например, даже с римским периодом античности (кладов римских монет также много найдено на Русской равнине) выросло в 14 раз, увеличился и их размер – известны, например, пудовые клады, содержавшие тысячи золотых и серебряных монет ([59] с.17). Все это свидетельствует о резком – на порядок - росте в X-XI вв. объемов внешнеторгового оборота даже по сравнению с периодом античности, когда Рим также вел торговлю со славянами-скифами. Если же сравнивать X-XI века с предшествующими столетиями, то речь идет об увеличении объемов торговли, по-видимому, уже не на порядок, а на два порядка, то есть примерно в 100 раз[60].
Итак, мнения ведущих историков и данные археологии не оставляют сомнения в очень интенсивном участии Древней Руси в международной торговле в указанный период по сравнению с предыдущим и последующим периодами, то есть налицо феномен глобализации. Здесь же мы видим и неизбежный спутник глобализации – интенсивные миграции населения. Наиболее заметным явлением была массовая иммиграция скандинавских народов: датчан, шведов и норвежцев. В начале XI в. немецкий летописец писал со слов своих соотечественников, участвовавших в военном походе на Русь, что в Киевской земле несметное множество народа, состоящего преимущественно из беглых рабов и «проворных данов» (то есть датчан). Комментируя эту летопись, В.Ключевский отмечал, что «немцы едва ли могли смешать своих соплеменников скандинавов с балтийскими славянами» ([55] IX). Из археологии нам также известно о том, что скандинавы проживали в целом ряде регионов – в Новгородском, Ростовском, Суздальском, Муромском и других. Причем, скандинавы жили не обособленно, а, как указывал Г.Вернадский, вперемешку с местным славянским и угро-финским населением ([14] с.277-278).
До сих пор массовый наплыв скандинавов на Русь и в другие страны Европы в IX- XI веках относится к числу исторических загадок. Но пора приподнять завесу тайны, нередко искусственно нагнетаемой, над этой загадкой. Массовые миграции всегда были неизбежным спутником глобализации. В эпоху античной глобализации миллионы римлян и других италиков переселились в Африку, Испанию и другие провинции Римской империи ([64] глава XI). В Китае со 2 г. н.э. по 140 г. н.э., в соответствии с данными официальных переписей, население северных районов страны уменьшилось на 17,5 миллионов человек, а население центральных районов в бассейне реки Янцзы увеличилось на 9 миллионов, что свидетельствует о массовом, чуть ли не тотальном переселении народа с севера на юг в эпоху китайской глобализации ([48] с.402). В период глобализации XIX века порядка 50-60 миллионов европейцев эмигрировали в Америку, также в поисках лучшего применения своим способностям. То же самое происходит в настоящее время: мы видим десятки миллионов мигрантов, легальных и нелегальных, чего не было, к примеру, в 1950-1960-х годах, когда еще не было глобализации. При этом большинство людей гнала и гонит безработица, которая всегда является спутником последней.
Феномен массовой скандинавской эмиграции IX-XI вв., постепенно сошедшей на нет к XII-XIII вв., имеет ту же природу, что и описанные явления. Открытие в конце VIII в. торгового пути «из Варяг в Персы» (Каспий – Волга - Балтийское море) был, по мнению английских историков Р.Ходжеса и Д.Уайтхауса, одним из важнейших факторов расцвета балтийско-североморской торговли в конце VIII в. - IX в. ([184] pp.171-173, 125, 158-166) Рост международной торговли вызвал наплыв в Скандинавию, с одной стороны, дешевого продовольствия и ремесленных изделий, что выявило неэффективность местного сельского хозяйства и ремесел в условиях сурового климата Скандинавии, а, с другой стороны, наплыв дорогих красивых изделий, изготовленных в странах Востока и в Византии. Это разожгло жадность местных вождей, которым захотелось золота, они посадили мужское население Скандинавии в ладьи и погнали его в грабительские походы на Европу и на своих соседей. Грабительские походы викингов привели к обогащению элиты и части военного сословия, но не основной массы населения, которое только лишалось своей наиболее активной и работоспособной части и все более впадало в нищету, осознание которой на фоне растущего богатства правящей верхушки и наплыва дорогих изящных изделий становилось еще более острым. Кроме того, частым явлением в Скандинавии в ту эпоху стали массовый голод и эпидемии, а эти явления в прошлом были, как правило, следствием нищеты населения и кризиса коррупции. Итог – массовая эмиграция скандинавов, прежде всего на Русь, а также в Англию, Исландию и другие страны, включая, например, даже Сицилию и Гренландию.
Никакого другого объяснения этому феномену на сегодняшний день нет. Все имеющиеся факты свидетельствуют о том, что толпы скандинавов в русских городах, жившие вперемешку с местным населением – это, конечно, никакие не завоеватели, нахлынувшие на Русь, и не организованно мигрировавшее куда-то племя, а это была масса простых людей, перебравшихся с севера на юг в поисках лучшей жизни и заработка, которые в целом старались приобщиться к более высокой русской городской культуре и очень быстро ассимилировались и утратили свою национальность[61]. Можно говорить где-то даже об их сознательном стремлении к ассимиляции. Так, даже в местах предполагаемой концентрации скандинавских иммигрантов на Руси совсем не встречается предметов языческого скандинавского культа – палочек с руническими скандинавскими надписями – хотя имеются другие признаки присутствия скандинавов, в частности, захоронения. Как указывал историк А.Кузьмин, за все время археологических исследований было обнаружено лишь 1-2 такие палочки, в то время как в самой Скандинавии их находят десятками тысяч ([63] с.52). Очевидно, ввиду стесненных условий существования и зависимости от местных обычаев и правил скандинавы не хотели акцентировать внимание на их принадлежность иной религии и предпочли ее забыть и перейти в славянское язычество.
В итоге от всего этого наплыва скандинавов в Новгород, Ростов, Суздаль, Муром, Киев, известного нам по археологии и летописям, не осталось никакого следа даже в местной культуре и обычаях. В отличие от скандинавов, многие угро-финские народы, жившие тогда на тех же территориях по соседству со славянами (мари, мордва, чуваши), сегодня, тысячу лет спустя, так и живут в России там же, сохраняя свою национальную идентичность. А скандинавы, массами нахлынувшие на Русь в IX-X вв., полностью утратили ее уже к XII веку. В целом, как известно, столь массовая скандинавская иммиграция не оказала почти никакого влияния ни на русский язык, что доказали лингвисты ([15] с.358), ни на русскую культуру, которая в значительно большей степени подверглась влиянию не Скандинавии, а Византии. Зато в скандинавской культуре Русь оставила намного больший след: весь скандинавский эпос построен в основном вокруг событий того времени, происходивших на Русской равнине.
Что касается русских князей, то даже если среди них и были этнические скандинавы, то это присутствие совершенно не ощущается. Князь Олег, преемник Рюрика, которого ряд историков считают скандинавом, принял славянское язычество; среди потомков Рюрика, которого также ранее считали скандинавом (как и княгиню Ольгу), совсем нет типично скандинавских имен[62]. Более того, мы почти не видим таких типичных скандинавских имен и среди других представителей русской знати. Даже, например, такие имена как Аскольд и Дир – скорее всего славянские, так как происходят от славянских корней, на что указывает А.Абрашкин ([1] с.406). Очевидно, что даже если некоторые князья и представители знати и были этническими скандинавами или детьми от смешанных браков, то они хотели себя чувствовать полностью, с точки зрения языка и культуры, представителями того народа, среди которого жили – и выбирали себе имена, нормально воспринимаемые славянами. Совсем по-другому вели себя норманны (то есть те же скандинавы) после завоевания Англии в XI веке: они в течение 3 столетий даже отказывались понимать и говорить на языке англосаксов, равно как и допускать их к управлению страной. И влияние, оказанное этой маленькой кучкой норманнов-господ на английский язык, несопоставимо с тем влиянием, которое оказали толпы скандинавов в городах Киевской Руси на русский. Более половины слов в современном английском языке заимствованы из французского, на котором говорили норманны во время завоевания, в то время как число слов скандинавского происхождения в русском языке составляет в лучшем случае несколько десятков. Не стоит преувеличивать роли «скандинавского элемента» и в формировании русской правящей верхушки. Эта роль в прошлом была сильно преувеличена сторонниками «норманнской» теории, пользовавшейся популярностью среди русских «дворянских» историков. Между тем, проведенное в XX в. антропологическое исследование скелета князя Ярослава Мудрого показало, что его череп не относится к нордическому типу, он схож с черепами новгородских словенов ([15] с.47). Таким образом, уже спустя несколько поколений от «норманнских князей», если таковые и были вообще, не осталось никаких следов, ни языка, на котором они когда-то говорили, ни религии, ни даже какой-то особенности во внешних чертах.
Если нет никаких признаков скандинавского влияния на Русь в раннем средневековье, то в чем тогда причина такой живучести «норманнской» теории, утверждавшей, что Русское государство было создано скандинавами, захватившими и собравшими под своей властью славянские народы и тем самым «подарившими» восточным славянам единое государство? Главная причина была указана во второй книге трилогии ([65] глава XVIII) – это сознательное насаждение ложных взглядов на историю, к которому олигархия прибегала и в XII веке (когда Нестор в Киеве писал свою летопись), и в XVIII веке (когда писали свои сочинения немецкие историки, «облепившие русский трон»), и продолжает прибегать сегодня, чему было приведено множество примеров. Но живучесть «норманнской» теории в прошлом объяснялась еще и тем, что в формировании Киевской Руси значительную роль сыграли так называемые «варяги» и так называемые «русы». Именно они, в первую очередь, сформировали правящую верхушку в Киевской Руси и способствовали ее объединению в единое государство. И те, и другие, по мнению историков-норманистов, были скандинавами, в пользу чего говорили некоторые факты. Поэтому давайте попытаемся понять, что же из себя представляли варяги и русы, и какую роль они сыграли в истории Киевской Руси.
В древних источниках применительно к VIII-IX вв. имеются многочисленные упоминания и о варягах, и о русах. Причем, из ряда источников следует, что эти два народа или понятия частично пересекались: летописцы писали о «варягах-русах» или о «варягах-Руси» (именно так, через дефис, фактически ставя между ними знак равенства), какая-то часть варягов называлась русами или Русью, а в Византии русов и варягов путали или совершенно не делали между ними различий ([63] с.34; [70] с.102). Причем, все попытки историков дать точное определение этим народам и установить места их обитания в VIII-IX вв. не привели к окончательному результату – споры идут и по сей день. Ряд западных историков до недавнего времени считали, что варяги и викинги (скандинавы) – это одно и тоже. Однако проведший подробный анализ этого вопроса российский историк А.Кузьмин пришел к противоположным выводам. Эти выводы состоят в том, что, во-первых, по его словам «на Руси какое-то время под “варягами” понималось все население славяноязычного Поморья» - то есть южного побережья Балтики, к которому относилось балтийское побережье современной Польши, северо-восточной Германии и Калининградской области, где в то время жили исключительно славяне. Второй вывод историка: из русских летописей совсем не следует, что кто-либо из варягов был скандинавом и говорил на германском языке ([63] с.37, 33). Таким образом, письменные источники говорят о том, что варяги на самом деле были славянами, а вовсе не скандинавами. Но кто они были, почему их выделили в отдельную группу, и почему их все время смешивали с русами, так до конца не ясно.
Такая же непонятная история происходит и с самими русами. Историки полагали и полагают, что это был какой-то народ, обитавший на территории Руси в VIII-IX вв., тем более что и сами себя они иногда называли «народом Рос», и так же их называли иногда древние авторы. Но что это был за народ, и где он обитал, не ясно. Сторонники «норманнской» теории в русах, как и в варягах, усматривали скандинавов, эмигрировавших на Русь, и это мнение было официально принято «дворянской» историографией 2-3 столетия назад. В подтверждение данной теории имеется один хорошо известный факт о посольстве русов в 838 г. в Константинополь: почти все члены этого посольства оказались шведами, но при этом называли себя «народом Рос» ([70] с.37-42). С другой стороны, тот факт, что название «Русь», «русы» и производные от них, издавна связаны с Россией и с восточными славянами, а вовсе не со Скандинавией, не вызывает сомнения. Кроме того, применительно к в VIII-IX вв. имеется целый ряд свидетельств, подтверждающих идентичность славян и русов. Так, в древних русских летописях написано: «славянский язык и русский одно есть» ([63] с.45). Как утверждал арабский автор Ибн Якуб, живший в ту эпоху, русы плавали по реке славян, говорили по-славянски и смешивались с ними; когда они приезжали в Багдад, то переводчиками им служили местные евнухи-славяне ([70] с.21). Ибн-Хордадбех, писавший около 846 г., называл русских купцов, приезжающих в Багдад, «видом славян» ([89] с.153). Значит, русы – один из славянских народов? Так и полагал известный историк Г.Вернадский, утверждавший, что русы – это роксаланы, народ, принадлежавший к группе антов (как аланы и болгары) – одной из ветвей славян, обитавший на Юге Руси ([14] с.268). Но откуда же тогда среди них взялась целая группа шведов? Столь же непонятно место обитания русов – судя по описаниям современников, они обитали и на юге России, в районе Тамани, и в районе Киева и Днепра, и в районе Новгорода. Некоторые историки утверждают и доказывают, что они также жили на Балтике, на острове Рюген, и в районе Ростова Великого и Белоозера ([81] с.9; [63] с.39). Ввиду наплыва такого количества противоречивых фактов, никакого окончательного мнения ни по вопросу о русах, ни по вопросу о варягах историки так и не смогли сформировать – как и в случае с хазарами (вернее, казарами), описанном в предыдущей главе.
Опять, как и в случае с казарами, большинство историков почему-то убеждено, что русы VIII-IX вв., равно как и варяги, это обязательно какой-то этнос. И в попытке найти этот этнос они не видят того вывода, который уже сделали их коллеги, или не придают значения этому выводу. Между тем, историк Т.Калинина на основе анализа множества арабских источников пришла к выводу о том, что «согласно арабо-персидским географам, русы являлись в основном воинами и торговцами» ([19] с.30). Что касается варягов, то еще В.Ключевский указывал на то, что слово «варяг» на Руси было синонимом слова «торговец» ([55] IX). Таким образом, в лице «варягов-русов» мы видим феномен, во многом схожий с феноменом казар («судей-правителей»), феномен нации-химеры, описанный в предыдущей главе.
Вместе с тем, судя по описаниям, варяги-русы были намного более многочисленными, чем казары. В ряде случаев мы видим большие армии, составленные из варягов-русов, в то время как казары составляли лишь правящую верхушку, в подчинении у которой были армии наемников - мадьяр, печенегов, хорезмийцев и т.д. Возможно ли, чтобы воины и торговцы составили такую большую обособленную группу, что стали как бы отдельным народом? Да, это возможно, и история дает нам аналогичные примеры. Таким же феноменом были финикийцы, которые не являлись народом или этносом в полном смысле этого слова. Как пишет английский историк Д.Харден, первоначально народ, населявший во II тысячелетии до н.э. восточное побережье Средиземного моря, назывался ханаанеи. Но потом появилось название «финикийцы», которыми во второй половине II тысячелетия стали называть только тех ханаанеев, которые жили на морском побережье и занимались торговлей ([144] с.12-13). В это же время (в XIV в. до н.э.) на восточное побережье Средиземного моря нахлынули микенцы из Греции (подобно скандинавам на Русь в IX-X вв. н.э.), в основном в качестве торговцев, которые стали жить в прибрежных торговых городах ханаанеев и перемешались с ними ([144] с.45-46). И микенцы не были единственным народом, которых привлекли прибрежные торговые финикийские города. Как пишет Д.Харден, финикийские города «наверняка представляли такую же смесь языков и рас, какую мы наблюдаем сейчас в современном Бейруте. Разнообразие языков, встречающихся на надписях региона … доказывает это». Поэтому такое понятие, как «чистокровный финикиец», по мнению английского историка, абсолютно лишено какого-либо смысла ([144] с.80). Таким образом, финикийцы не были этносом, но фактически стали как бы самостоятельной нацией, нацией торговцев. Эта нация, как видим, была интернациональной, но ее основным языком оставался ханаанейский, который стали называть «финикийским» языком. Именно на нем, под названием «пунического» языка[63], говорил потом Карфаген, основанный финикийцами в Африке ([144] с.52, 121).
Почему этот феномен финикийской нации-химеры возник в прибрежных городах восточного Средиземноморья в середине II тысячелетия до н.э., а не где-либо еще и не в иной исторический период? Именно в это время в восточном Средиземноморье происходила глобализация – мы видим одновременный расцвет по всему побережью нескольких крупных цивилизаций (минойской на Крите, микенской в Греции, хеттской в Малой Азии, египетской в Египте, ханаано-финикийской и митаннийской в Сирии-Палестине) и множества крупных богатых городов, занимавшихся торговлей. Об интенсивной торговле между разными странами свидетельствует одинаковая керамика, в частности, минойская и микенская, одинаковые украшения и т.д., которые присутствуют во всех регионах восточного Средиземноморья в этот период. Но финикийские города имели важное стратегическое преимущество по сравнению с любыми другими торговыми городами восточного Средиземноморья. Они находились на перекрестье важных торговых путей: морских торговых путей из Египта в Малую Азию и далее в Грецию и сухопутного пути, связывавшего побережье Средиземного моря с рекой Евфрат – торговой артерией Месопотамии. От финикийских прибрежных городов (Библ, Сидон, Тир, Арад) до Евфрата шел кратчайший торговый путь, по которому в ту эпоху шла интенсивная караванная торговля. Именно здесь, на перекрестье нескольких торговых путей, лучше всего можно было «делать деньги», поскольку здесь можно было с наибольшей выгодой скупать дешевые товары, поступавшие из одних стран, и перебрасывать их в другие, где они продавались в несколько раз дороже. Поэтому финикийские города стали притягивать, как магнит, торговцев и авантюристов разных мастей из самых разных стран, которые и сформировали финикийскую нацию-химеру.
Занятие в основном торговлей сформировало и основные черты этой нации, о которых писали древние. Так, римский историк Аппиан писал, что финикийцы «жестоки и высокомерны». А согласно греческому историку Плутарху, финикийцы - «это грубый и жестокий народ, покорный к своим правителям и деспотичный по отношению к покоренным народам, жалкий в страхе, свирепый в гневе, не обладающий веселостью нрава и не ведающий доброты» ([144] с.9). Занимаясь в основном торговлей, финикийцы одновременно активно промышляли похищениями людей и работорговлей, не брезговали при удобном случае и разбоем, о чем имеются многочисленные свидетельства. Очень часто, распродав свои товары и закончив свой основной торговый бизнес в каком-либо месте, они перед отплытием похищали на побережье женщин и детей и увозили их с собой для продажи в рабство ([144] с.181-182). Ну и, разумеется, финикийцы славились своим богатством, они известны также как ростовщики, дававшие ссуды даже правителям окружающих стран под высокие проценты.
В Древней Руси мы видим очень похожий феномен: как только стала развиваться транзитная торговля через Русскую равнину по рекам Волга, Днепр и Дон и далее по Балтике, почти одновременно мы видим появление сразу трех странных «наций»: казар (хазар), которые жили в основном вдоль торгового пути по Волге, варягов, которые жили вдоль торгового пути по Балтике до Новгорода, и русов, которые жили вдоль торговых путей по Азовскому морю, Дону и Днепру. Хотя места их расселения хорошо известны по летописям, но археологи, как ни старались, не смогли обнаружить следов этих странных «наций»: везде следы лишь одной и той же славянской культуры ([89] с.169). Все эти три странные «нации», по сведениям современников, говорили на славянском языке, но среди казар часто попадались то грузины, то армяне, а в последующем - евреи (см. предыдущую главу), а среди русов и варягов часто попадались скандинавы. Все они занимались торговлей и разбоем и все поголовно ходили в золоте ([89] с.156). Чем не портрет «новых русских» 1990-х годов? Если разобраться, то среди «новых русских» также было немало евреев, грузин, армян, представителей народов Северного Кавказа, Средней Азии и даже западноевропейцев. Но всех их объединяло много общего, вплоть до общих «тусовок», общих привычек и общей манеры поведения.
Собственно говоря, все эти три странные «нации» и являлись не этносами, а финикийцами или «новыми русскими» раннего средневековья. И все имеющиеся факты это подтверждают. Помимо тех, которые ранее уже приводились (разношерстный национальный состав всех трех «наций», употребление всеми троими славянского языка и принадлежность в целом славянской культуре, основное занятие всех троих – грабеж и торговля), можно привести еще целый ряд фактов. Например, как отмечает А.Кузьмин, «топография кладов [Балтики и прилегающих областей] прямо-таки ложится на карту расселения варягов» ([63] с.47). И к этому надо добавить, что, применительно к югу Русской равнины топография кладов также прямо-таки ложится на карту первоначальных мест обитания русов и казар, известных по летописям. В этом может убедиться любой, достаточно лишь взять карты кладов VIII-IX вв. на Русской равнине [59]. Все места концентрации кладов расположены вдоль основных торговых путей «из Варяг в Персы» и «из Варяг в Греки»: нижнее течение Волги (Итиль) - Волжская Булгария - верхнее течение Оки; Таманский полуостров - течение Дона и Северского Донца; днепровские пороги - Киев – верховья Днепра; волоки между речными системами (Волга-Дон, Днепр-Ловать), Новгород, нижнее течение рек, впадающих в Ладогу и Балтийское море (Волхов – Ильменское озеро, Нарва – Чудское озеро). Таким образом, археология хотя и не обнаружила нигде присутствия какого-либо иного особого этноса, кроме славянского, но она четко установила в местах обитания всех трех вышеуказанных «наций» главное, что их отличало от остального населения - богатство, и богатство немалое, поскольку некоторые клады содержат сотни и даже тысячи золотых монет. Это соответствует тем описаниям, которые давали им современники. Так, по описанию Ибн Руста, арабского писателя того времени, русы жили богато и поголовно носили золотые браслеты ([89] с.156), чего нельзя сказать о большинстве славянского населения Древней Руси.
Наконец, некоторые подробности посольства русов в Константинополь в 838 г. также свидетельствуют о том, что русы в то время не были, собственно говоря, народом, а были народом-химерой, типа финикийцев или «новых русских». Приехавшие в Константинополь послы русов должны были как-то представиться. Но вместо того, чтобы назвать свой народ собственным именем, они буквально сказали следующее: «наш народ называют “народом Рос”» ([70] с.37). Можно ли себе представить, что какой-либо народ стал бы себя называть не своим именем, а тем именем, которым его называют другие? Совершенно очевидно, что представители любого народа, будь то поляне и древляне или даже ирокезы и апачи, назвали бы собственное имя этого народа, а не то имя, которым его называют посторонние. В данной фразе видно сомнение представителей «народа Рос» в том, что они действительно являются народом, и это отражало действительное положение вещей.
Что касается происхождения слов «варяги» и «русы», то это имеет, на мой взгляд, не столь существенное значение, как содержание этих понятий, и, во всяком случае, намного меньшее, чем размах дискуссий вокруг этой темы. Слово «русы» (или «народ Рос») могло произойти от роксаланов, по той простой причине, что представители этого славянского народа, проживавшего на побережье Черного и Азовского морей, возможно, первыми в какой-то момент занялись морской торговлей и образовали поселения торговцев-грабителей на юге Руси, на Дону и Тамани, о чем писали древние авторы. А в дальнейшем это слово уже перестало ассоциироваться с роксаланами и прочно прикрепилось к «нации» торговцев-грабителей, жившей вдоль транзитных путей. В любом случае, как доказали Г.Вернадский и ряд других историков, название «Русь» никак не может происходить от скандинавов, поскольку, во-первых, оно впервые упоминается задолго до призвания Рюрика в Новгород, а во-вторых, ни народа, ни местности с подобным названием в Скандинавии никогда не было ([14] с.284-286, 268).
Если же говорить о происхождении слова «варяги», то, скорее всего, оно произошло от славянского глагола «варяти» (беречь, защищать), что А.Кузьмин указывает в качестве одной из версий ([63] с.34). По-видимому, варягами на Севере Руси первоначально называли отряды воинов-охранников, возможно, охранявших купцов и их торговые караваны, отправлявшиеся на Балтику. Но постепенно, по мере того как развивалась глобализация и связанная с ней погоня за прибылью, варяги сами стали грабить или захватывать торговые караваны, и затем они, судя по всему, поставили под свой контроль всю торговлю Новгорода с Балтикой. Не случайно, как указано в летописях, новгородцы почти все время платили дань варягам. Вполне возможно, что первоначально эта дань являлась не чем иным, как платой варягам за охрану торговых экспедиций новгородцев на Балтику, а потом, когда сами варяги стали превращаться в разбойников или в мафию, контролирующую торговлю, эта плата превратилась в дань – платишь дань, тебя не трогают. Как в России в 1990-е годы – хочешь вести бизнес, плати бандитской «крыше» или местной «мафии».
Как видим, имеющиеся факты полностью опровергают «норманнскую» теорию и не оставляют от нее камня на камне, так как показывают, что и русы и варяги были преимущественно славянами, но были не нациями, а нациями-химерами, откуда и возможное присутствие среди них скандинавов. Остановлюсь лишь еще на одном факте, который историки-норманисты почему-то считают «доказательством» своей теории. Византийский император Константин Багрянородный в своей книге «Об управлении империей», написанной в 945 г., приводил два ряда имен для обозначения днепровских порогов – «славянские» и «русские» имена. Первые действительно происходят из славянских корней. Вторые же имена («русские») мало похожи на славянские, но некоторые из них хорошо объясняются происхождением из скандинавских корней, что норманисты считают «доказательством» того, что русы были скандинавами. Российские историки, анализировавшие эти имена, правда, доказали, что надо говорить не о скандинавских, а о более общих арийских (индоевропейских) корнях происхождения этих названий ([1] с.405). Тем не менее, сам факт существования двух параллельных названий местности – «славянских» и «русских» - на Юге Руси довольно интересен. И хотя он совершенно не говорит в пользу «норманнской» теории, но проливает свет на те процессы, которые происходили до этого в Южной России и позволяет лучше понять, что из себя представлял тот народ роксаланы, по имени которого, по-видимому, и стала называться «русами» нация-химера (одна из трех наций-химер), возникшая в VIII-IX вв. на Юге Руси.
В самом начале книги уже говорилось о том, что, согласно всем имеющимся фактам, на территории России вплоть до конца I тысячелетия н.э. по существу не было процессов этногенеза, процесса образования новых народов, за исключением Южной России. Однако и здесь, хотя процесс этногенеза имел место, но вновь образовавшиеся народы не сильно отличались от основного славянского населения России, и их язык мог быть лишь диалектом славянского языка, но не каким-то совершенно новым языком. Именно об этом говорят приводившиеся выше факты, касающиеся аланов-болгар. По всем признакам роксаланы («русские аланы») тоже были одним из славянских народов, о чем пишут историки ([14] с.268), но народом, жившим издавна на данной территории. Так, они жили в Южной России еще в эпоху античности, когда там существовало Королевство остготов (уничтоженное в конце IV в. гуннами), и являлись подданными этого королевства. Известно даже, что в середине IV в. н.э. роксаланы подняли восстание против короля остготов Германарика ([89] с.112).
Судя по всему, в лице роксаланов и остготов мы имеем два разных названия одного и того же славянского народа, жившего в Южной России в поздней античности и раннем средневековье. Очевидно, остготами они себя называли, будучи подданными Королевства остготов, а роксаланами – поскольку это было древнее название данного народа, которое и сохранилось вплоть до IX века, в то время как название «остготы» исчезло после того как перестало существовать Королевство остготов. Точно так же нынешнее население, живущее сегодня на той же территории (Южная и Восточная Украина), некоторые авторы называют «украинцами» (поскольку они - подданные Украины), другие называют «малороссами» (поскольку это их историческое название), а третьи называют «русскими» (поскольку они в абсолютном большинстве и являются этническими русскими). И все эти три названия имеют право на существование. Но это не значит, что речь идет о трех разных народах – народ там живет один и тот же.
По всем признакам мы видим ту же самую ситуацию, имевшую место в конце античности. Возможно, были какие-то региональные различия в языковых диалектах (как и сегодня имеются на указанных территориях), но вряд ли они были существенными. Все факты указывают на то, что остготы были такими же славянами, как и все другие народы, жившие вокруг них: о том что они славяне писали древние авторы, у них были славянские имена и они говорили на славянском языке, что было доказано в первой книге трилогии ([64] глава IV). Часть этого народа остготов-роксаланов в конце IV - начале V вв. ушла в Италию, спасаясь от армий хищников, возглавлявшихся гуннами – военной олигархией той эпохи - и там основала Королевство остготов; другая же часть осталась в России. Археология свидетельствует о том, что эти оставшиеся жители были частично истреблены, но, надо полагать, некоторые все же выжили. И спустя несколько веков, в VIII-IX вв. н.э., мы видим потомков тех самых оставшихся остготов-роксаланов, живущих на той же территории – в Южной России.
Разумеется, в памяти этого народа (роксаланов) должны были сохраниться старые (арийские) названия местности, поскольку это был народ-абориген, живший на данной местности много столетий. В то же время почти все окружавшие его народы были новыми славянскими переселенцами, которые в течение V-VII вв. пришли по сути дела на пустую территорию и давали новые названия всему, что видели вокруг. Как указывает историк В.Кропоткин, в этот период произошла смена всей топонимики на Юге Руси: река Истр стала называться Дунаем, Тирас – Днестром, Борисфен – Днепром, Танаис – Доном. «Изменение названия крупных рек Восточной Европы, - пишет историк, - можно объяснить только коренной сменой населения на огромной территории от Прикарпаться до берегов Дона» ([60] с.34).
Именно такую смену населения мы и видим в период с V по VII вв. Еще в V в. на территории Южной России, согласно археологии, было «дикое поле», а уже в VIII в. это были густонаселенные территории со множеством крупных городов. И то, и другое – резкое увеличение населения и коренное переименование всех названий местности – могло иметь лишь одну причину: интенсивную иммиграцию славян с севера, востока и запада. Об этом свидетельствуют и другие факты. Например, мы видим в VIII-IX вв. славянский народ, живший на территории современной восточной Украины, и имевший очень странное для тех мест название «северяне». Совершенно очевидно, что они пришли с Севера Руси, и отсюда это название. Жившие на территории нынешней центральной Украины поляне также, очевидно, мигрировали туда в этот же период, принеся с собой и государственные традиции (князья, избираемые народным вече), и развитую металлургию (производство обоюдоострых мечей). Известно, что вятичи и радимичи мигрировали в VII в. на территорию нынешней центральной черноземной полосы России с Карпат. По-видимому, и уличи с тиверцами еще до этого мигрировали на территорию Молдавии и Одесской области откуда-то еще, ведь эти области, согласно археологии, были совершенно опустошенными еще в V-VI веках, а уже в VIII-IX веках там существовало около 500 городов.
Только этим и можно объяснить существование двух видов названий днепровских порогов, о которых писал в X веке император Константин Багрянородный. «Славянские» названия – это новые названия, данные новыми славянскими переселенцами, которые и саму реку Борисфен переименовали в Днепр, реку Танаис – в Дон, и т.д. А «русские» названия – это старые названия, сохранившиеся в памяти роксаланов – тоже славян, но славян-аборигенов, оттесненных новыми переселенцами-славянами на самый юг, к побережью Азовского и Черного морей. Поэтому если и есть какие-либо следы «скандинавского влияния» на эти «русские» названия, то они могли быть связаны лишь с иммиграцией готов на Юг России во II-III вв. н.э. (когда те еще, возможно, наполовину были скандинавами), и никак не с влиянием каких-то новых скандинавских переселенцев. Но скорее всего, как указывают российские исследователи, в «русских» названиях местности на Юге России нет никаких «скандинавских» корней, а есть древние арийские корни ([1] с.405) – поскольку сами эти названия очень древние, сохранившиеся с арийских времен.
Как видим, все факты свидетельствуют не в пользу «норманнской» теории, а против нее. Потому что они лишь подчеркивают тот факт, что внутри России существовали мощные потоки славянской миграции. И если какой-то народ извне попадал в этот славянский поток, то следствием могла быть лишь его быстрая ассимиляция; но это не могло оказать действительно серьезного влияния на столь могучий и многочисленный народ, каким были древние славяне, проживавшие на территории страны.
4.2. Усиление олигархии в Древней Руси в IX в. и его причины
Как было показано выше, на территории Древней Руси уже в VIII-IX вв. существовал целый ряд славянских городов-государств. На Севере, возможно, эти государства даже сохранили свою преемственность по отношению к эпохе античности и еще более древним эпохам. Во всяком случае, здесь сохранились традиции государственности и демократии, благодаря которым мы видим в VIII-IX вв. на Севере Руси города-государства с выборной княжеской властью и верховной властью народного вече (см. главу II). В летописях прямо говорится, что в Новгороде до призвания Рюрика в течение долгого времени предпочитали выбирать посадников, то есть выборных глав города-государства, в отличие от варяжских (балтийских) стран, где правили самодержцы - то есть монархи или удельные князья с правом наследования трона ([52] I, с.207). Таким образом, до призвания Рюрика во второй половине IX в. Новгород, или его предшественник Слав, с прилегающей областью, был классическим городом-государством с республиканско-демократической формой правления и выборным князем-посадником. Помимо Новгорода, свои княжения до призвания Рюрика, согласно Повести временных лет, существовали у полян, древлян, кривичей и дреговичей ([50] с.58). Четыре из этих пяти довольно крупных государств-княжеств находились на Севере и в Центре Руси, и лишь одно (поляне со столицей в Киеве) – на Юге.
Судя по всему, Север оставался до поры до времени в стороне и от тех социальных катаклизмов, которые происходили на Юге: в VI-VII вв. сначала государство дулебов, а затем Антский союз были разрушены волохами и аварами, а Великая Болгария захвачена казарами. Как было показано, эти события не были межэтническими войнами, а были гражданскими войнами – войнами между народом и олигархией. Образовавшиеся на Юге Аварский и Хазарский каганаты являются примерами государств с крайне высокой коррупцией: вся власть и богатство были в руках маленькой верхушки, при абсолютном бесправии и нищете массы населения. Тем не менее, если исключить регионы, попавшие в VII в. под власть этих государств, то остальная часть Древней Руси (Центр и Север Русской равнины), судя по всему, не была затронута коррупцией. При этом, как известно, вплоть до VIII века у восточных славян не было заметно сильного имущественного расслоения ([14] с.332-333), а это – материальное доказательство отсутствия коррупции и слабости олигархии, основная сила которой заключается в размерах сконцентрированного в ее руках богатства.
В предыдущих главах на ряде примеров были выявлены три главных источника коррупции у славянских народов в раннем средневековье: грабеж, прямой подкуп со стороны Византии и международная торговля. Вряд ли они были иными и в отношении Древней Руси. Так, по данным археологии, период с V в. по VII в. на территории Руси был, как говорят археологи, «безмонетным периодом» - когда почти не было денежного обращения или оно было очень слабо развито. На этом фоне очень странно выглядит большое количество кладов золотых и серебряных византийских монет, зарытых на Юге Руси и относящихся к одному и тому же периоду: конец VI в. – начало VII в. ([59] карты 2 и 3) Вряд ли источником этих кладов могла быть торговля с Византией, которая неожиданно возникла и потом столь же неожиданно прекратилась. Как видим, время захоронения этих кладов совпадает с периодом массовых набегов славян на Византию, о которых говорилось в главе II. Известно, что в этих набегах участвовали и восточные славяне, которые переплывали Черное море и грабили побережье Малой Азии и Греции. Причем, нередко византийские города откупались от славянских армий при помощи золота, львиную часть которого, разумеется, присваивали славянские «игемоны» и «архонты». Как пишет В.Кропоткин, «значительная часть византийских золотых монет VI-VII вв. проникла на нашу территорию не путем торговли, а в результате военных предприятий кочевых племен Восточной Европы против Византийской империи. Ограбление византийских городов, получение выкупа за пленных, дани и военные контрибуции хорошо засвидетельствованы источниками того времени (Прокопий, Менандр, Феофилакт Симокатта, Маврикий Стратег и т.д.)» ([59] с.10). Поэтому можно сказать, что грабежи византийской территории и уплачиваемая Византией дань[64] и явились первыми источниками того «первоначального накопления», из которого родилась олигархия в Древней Руси.
Но начиная со второй половины VIII в. развитие олигархии в Древней Руси получило, так сказать, второе дыхание, ввиду резкого роста внешней или транзитной торговли. Как было показано выше, именно с ней в первую очередь было связано появление «варягов» и «русов» - финикийцев раннего средневековья. Поэтому нельзя считать случайностью тот факт, что и упоминания о русах-варягах, и клады арабских и византийских монет в основных центрах транзитной торговли, начинают нарастать как снежный ком с конца VIII в. по конец IX в. Именно в этот период происходит быстрое развитие обоих явлений: роста внешней и транзитной торговли (глобализация) и роста силы и влияния этой новой «нации».
Как следует из вышеизложенного, русы до X в. вовсе не ассоциировались со всеми восточными славянами, что произошло в дальнейшем, этим словом тогда еще называли совершенно особую «нацию» - нацию-химеру. Некоторые ее характерные черты уже были описаны, но на их описании следует остановиться подробнее. Во-первых, как указывает Г.Литаврин, главная деятельность русов была направлена на то, чтобы добыть товары на Севере (рабов, меха, янтарь, моржовую кость) для их обмена на Юге (на шелк, серебро, стекло, дорогие ремесленные изделия), а какими средствами это достигалось - обменом, обманом или грабежом - было неважно: как пишет историк, «торговля и набег с целью грабежа шли тогда “рука об руку”» ([70] с.22). Во-вторых, именно русы одновременно с казарами организовали работорговлю с широким размахом. С конца VIII в., одновременно с ростом транзитной торговли, славянских рабов стали массами продавать в Волжской Булгарии, Хазарии и на рынках рабов на Черном море, с последующим их экспортом в страны Востока и Византию ([77] с.18; [55] XVI). Эта работорговля достигла такого размаха, что слово «славянин» и в восточных, и в западных языках стало в дальнейшем синонимом слова «раб» (slave – sklave – sakaliba). Вот каковы были источники тех кладов арабских и византийских монет, которые в большом количестве с конца VIII в. стали появляться вдоль торговых путей Руси и Хазарии.
В-третьих, многие современники писали о необыкновенной жестокости русов. В одной византийской летописи начала IX в. сказано: «о том, что русы безжалостны, все знают» ([70] с.36). Арабский автор Ибн-Руст писал о том, что русы, нападая на кого-либо, истребляют всех поголовно, а оставшихся в живых уводят в рабство ([89] с.156). Известно о нескольких нападениях русов в IX в. на византийские города, которые, особенно в 860 г., характеризовались исключительной жестокостью ([70] с.57). Как писал в 867 г. византийский патриарх Фотий, «всех в жестокости и убийстве отодвинул на второе место так называемый народ Рос, который, поработив народы вокруг себя и поэтому вообразив чрезмерное, и на ромэйскую державу руку поднял» ([70] с.51).
Заслуживает внимания также проповедь Фотия, сделанная им в 860 г., после осады русами Константинополя, где он так характеризовал русов: «этнос, среди рабов поставленный, незнаемый, но от нападения на нас обретший имя, и, незнатный, знатным оказавшийся, низкий и бедствующий, но поднявшийся на блестящую высоту и к великому богатству, народ, где-то далеко от нас поселившийся, варварский, кочевнический, дерзость обретающий в оружии, неохраняемый, необузданный, в стратегии несведущий … как полевой зверь» ([70] с.50).
Итак, мы видим главные черты, характеризующие олигархию: безудержную жажду наживы и необыкновенную жестокость, благодаря которым эта группа людей из бедствия и нищеты поднялась «на блестящую высоту и к великому богатству». В проповеди православного патриарха Фотия просматриваются и другие черты, также обычно свойственные олигархии: анархия, безответственность, отсутствие внутренней культуры. Однако речь идет не о какой-то небольшой группе людей, которая обычно ассоциируется с олигархией, а чуть ли не о целом народе, и даже, по словам современников, о целой «стране русов», отличной от «страны славян». Так, по описанию арабского автора Ибн-Руста, страна славян – ровная и лесистая, ее жители выращивают в основном просо. А страна русов находится на острове, окруженном озером, протяженностью в три дня пути, покрытом лесами и болотами. Царь называется «хакан русов». Русы нападают на славян на кораблях, берут в плен и продают в рабство. Не имеют пашен, подвозят продукты из земли славян. Основное их занятие – война и торговля. У них много городов, живут богато, поголовно носят золотые браслеты. «Они храбры и мужественны, и если нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожают его полностью. Побежденных истребляют или обращают в рабство. Но на коне смелости не проявляют, и все свои набеги и походы совершают на кораблях» ([89] с.156).
Судя по всему, указанным «островом русов» была Тамань, где в дальнейшем существовал большой город Тьмутаракань. На это указывает тот факт, что именно Таманский полуостров – главное место концентрации кладов на территории Руси в VIII-IX вв. Кроме того, Таманский полуостров и сегодня покрыт такими большими лиманами, что они превращают его в некоторых местах фактически в остров. Можно привести еще несколько аргументов в пользу Тамани. Так, арабский автор Масуди, живший в первой половине X в., утверждал, что русы жили на одном из берегов Черного моря, а другой арабский автор, Шамс ад-Дин Димашки – что они жили на море Меотида, как в то время называлось Азовское море ([70] с.69, 44). Это противоречие между двумя авторами разрешается лишь в том случае, если местом обитания русов была Тамань - только этот полуостров, лежащий между двумя морями, соответствует обоим описаниям. Именно потому, что из Тамани был непосредственный выход и в Черное, и в Азовское море, оттуда удобнее всего было совершать грабительские рейды и торговые экспедиции как на Русь, так и на Византию.
Тот факт, что у русов было «много городов» и свой «хакан» или каган, то есть глава государства, говорит о многом. Речь уже идет, очевидно, не просто об олигархии, сформировавшей вокруг себя небольшие зависимые от нее социальные группы, а речь идет о целом «антинароде» со своей идеологией и культурой поведения, подобно древним финикийцам. Как уже упоминалось, финикийцы были известны в древности как торговцы, не имевшие никаких моральных принципов и особенно как работорговцы. Есть многочисленные описания того, как финикийцы похищали и увозили в рабство женщин и детей в тех местах, где вели свою торговлю, многие древние авторы отмечали жестокость финикийцев (см. выше). И они представляли собой не просто небольшую группу людей – финикийские города Тир, Сидон, Библ, Арад были очень крупными городами с многоэтажными зданиями ([144] с.19-20). По-видимому, такой численности и могущества и финикийцы, и русы в IX-X вв. смогли достичь благодаря своему уникальному положению в транзитной торговле, принявшей действительно большие размеры и вызвавшей чудовищное разложение морали среди тех, кто был с нею связан.
Роль торговли в разложении морали общества хорошо понимали современники. Как отмечает Г.Литаврин, в византийском обществе в IX в. были распространены суждения о «торговле как о греховном занятии, повинном в преступлениях и убийствах, во вражде и падении нравов». Он приводит пример, когда, под влиянием таких взглядов, византийский император Феофил (829-842 гг.) приказал «сжечь корабль императрицы, своей жены, вместе с товарами, чтобы она впредь не была причастна к столь предосудительному занятию» ([70] с.29-29). Следует также подчеркнуть, что и сама торговля того времени была связана не только с поставками товаров. Везли в обе стороны, чтобы не ехать пустыми, всё, что можно было продать, включая рабов. А по пути нередко занимались грабежом и пополнением своих рабовладельческих караванов. Как отмечал известный русский историк М.Покровский, купцы и торговцы того времени всегда имели с собой оружие и легко превращались из торговца в грабителя и убийцу. Поэтому для ведения торговли подбирались люди особого рода, не имевшие слишком обременительных моральных принципов. Быстро обогатившись, эти люди и начинали формировать новую «элиту» общества. Судя по концентрации кладов на территории Руси, основными местами обитания этой новой «элиты» (вождей или главарей русов-варягов) в VIII в. была только Тамань и побережье Балтики, а в IX в. – еще и среднее течение Днепра, включая Киев, а также волоки Волга-Дон и Ловать-Днепр и Новгород, то есть узловые пункты транзитной торговли ([59] карты кладов VIII и IX вв.).
Что касается упоминаемого «хакана», или кагана, русов, то здесь также интересно провести сравнение с финикийцами. Cогласно историкам, у финикийцев, равно как и у их преемников карфагенян, на раннем этапе существовали цари и царская власть. Однако, как указывает Т.Харден, «во всех финикийских городах царская власть на какой-то стадии прекратила существование и сменилась олигархией», что в дальнейшем также произошло и в Карфагене ([144] с.79).
Точно такую же картину мы видим и у русов. Ибн-Руст писал о том, что у русов, живших обособленно на острове, есть некие «знахари, которые повелевают даже царем» ([89] с.156). По-видимому, «знахари» - это те же самые волхвы или волохи (Ибн-Руст писал по-арабски и не мог иначе перевести слово «волхв»), от которых, как мы знаем, в свое время убежали целых два славянских народа - вятичи и радимичи. Надо полагать, что и здесь эти «знахари» - вовсе не знахари, и что «царь русов», то есть вождь работорговцев и пиратов, живших на полуострове Тамань, подчинялся им не потому, что они умели хорошо лечить, а потому, что они обладали реальной властью и могуществом. Поэтому «знахари» здесь, как и «волохи», и как «игемоны» и «архонты» - это местная олигархия. Таким образом, как и у финикийцев, у русов очень быстро власть кагана начала превращаться в номинальную и перерастать в олигархическую. И, по-видимому, это не случайно: демократия предполагает определенную общественную мораль, которой у наций-химер просто нет[65], поэтому любая такая разбойничья «демократия» неизбежно перерождается в олигархию.
Если первоначально русы-варяги избрали местом своего обитания острова и полуострова на Юге Руси и на Балтике, то в течение IX в., как указывал В.Ключевский, они стали постепенно проникать уже вглубь ее территории. Согласно летописям, наплыв варягов стал заметным явлением в городах Руси с середины IX в.; варяги в таком количестве наполняли города, что образовали густой слой в составе их населения, закрывавший собою туземцев. В частности, в летописях записано, что новгородцы сначала были славянами, а потом стали варягами, а Киев якобы даже был основан варягами, и они составляли значительную часть его населения ([55] IX). Разумеется, здесь имеется в виду не изменение этнического состава населения Новгорода – такое превращение одного этноса в другой за столь короткий срок просто невозможно. Речь может идти лишь о социальной трансформации, произошедшей с населением Новгорода и других крупных городов, в результате которой оно превратилось в варягов, то есть в торговцев и воинов-разбойников. Это описание летописцев подтверждается археологией, которая зафиксировала тенденцию к резкому увеличению количества и стоимости кладов в течение IX-X вв., что свидетельствует о стократном росте торговли, произошедшем за этот период (см. выше). Разумеется, для осуществления торговли в таких огромных масштабах требовалось большое число торговых судов и большие отряды воинов для их охраны, отсюда и то огромное количество русов-варягов, которое появилось в крупных городах, игравших роль центров международной торговли. Как видим, согласно летописям, и в Киеве, и в Новгороде русы-варяги (то есть торговцы-воины) с какого-то момента стали составлять большинство населения.
Слева: современная реконструкция ладьи – самого распространенного судна IX - X вв., на котором плавали древние русы-варяги ( http :// orei . livejournal . com ). Справа: а вот изображения таких же ладей с древними русами в византийских летописях той эпохи.
Но «оваряживание» крупных городов, фактически столиц городов-государств Древней Руси несло с собой не только смену рода занятий населения, когда вместо ремесел и земледелия все бóльшая его часть начинала заниматься торговлей и войной. Оно несло с собой и культурную деградацию, связанную с этим родом занятий и связанную с теми весьма специфическими понятиями о нормах морали, которые складывались у русов-варягов. В результате такое постепенное превращение значительной части славянского народа в народ-химеру создавало прекрасную среду для усиления олигархии.
Возможно, вышеизложенное кажется Вам очень странным и необычным. Ведь оно совсем не похоже на те представления, которые многие вынесли из школьных учебников и народных сказок о Древней Руси. А факты о русах и варягах – грабителях и работорговцах – совсем не согласуются с благородным обликом купцов из русских сказок, разъезжающих по свету в поисках аленького цветочка для любимой дочки, или с обликом патриархальной берендеевской Руси из сказки про Снегурочку, где все живут в гармонии и согласии. Но факты есть факты. Россия действительно, согласно представлениям древних греков и самих славян, в древности жила в гармонии (см. главу I). И возможно, еще в ранней античности или в раннем средневековье (VI-VII вв. н.э.) представление о Руси как об Эдеме, где растут яблоки, дарующие вечную молодость, или о берендеевом царстве, имело отношение к реальности. Но все это сильно изменилось в течение IX века - начиная с этого времени быстрый рост внешней и транзитной торговли очень быстро начал менять облик страны и привычки ее населения. Как уже было сказано, объемы внешней торговли Руси в X-XI веках примерно в 100 раз превосходили то, что было в течение нескольких столетий до того, и в течение нескольких столетий после. Поэтому речь идет не просто о неком количественном увеличении торговли и торговцев как слоя населения, а о коренном изменении всей экономической и социальной жизни. Мы видим, начиная с IX в., огромные города, которые заполонили торговцы и авантюристы всех мастей и национальностей, большие острова и полуострова, населенные пиратами и работорговцами, необыкновенную концентрацию богатства в этих местах (клады), - все эти колоссальные изменения в экономической и социальной жизни Древней Руси произошли в результате бурного роста внешней и транзитной торговли. О том огромном влиянии, которое она оказала на всю жизнь Древней Руси, свидетельствует, например, и тот факт, что ряд городов и городищ (Гнездово возле Смоленска, Сарское городище возле Ростова и другие) совсем исчезли в X-XI вв. ([81] с.11), а крупные города – Смоленск, Киев, Новгород – достигли при этом необычайно больших размеров. Гипертрофированный рост отдельных городов, прежде всего столиц, связанных с международной торговлей, и упадок многих других городов и поселений – типичное явление, характерное для глобализации во все исторические эпохи, которое было описано в первой книге трилогии ([64] глава XI).
В целом можно констатировать, что именно бурное развитие международной торговли послужило основной причиной резких изменений в социальной структуре общества Древней Руси, в результате которых большая группа населения (русы-варяги) коренным образом изменила свой образ жизни, занятия, привычки и жизненные ценности, и именно в этой группе населения очень быстро стала формироваться олигархия. Может быть, Вы полагаете, что столь бурное развитие международной торговли играло для развития страны какую-то положительную роль? Вы ошибаетесь – как будет показано далее на примерах, оно даже привело к свертыванию многих производств и ремесел на Руси вследствие их вытеснения импортом. А главное – оно стало источником разграбления страны, ее богатств и ее населения. В действительности сумасшедшая торговая прибыль, за счет которой богатели русы-варяги, не возникала из воздуха, так же как ничто в экономике, как и в физике, не возникает из воздуха. Сами они ничего не производили, а лишь использовали результаты чужого труда, и основная часть их прибыли возникала за счет обмана и грабежа населения и, в целом, государства, у которых они либо по дешевке, либо бесплатно забирали ценное сырье и изделия. Именно население и государство и расплачивались за эту сверхприбыль, львиную долю которой забирала себе верхушка русов-варягов. И во многих случаях она складывалась за счет прямого грабежа и даже, как мы видим в примере с «островом русов», за счет массовых убийств населения и угона его в рабство.
4.3. Коррупция княжеской власти в X веке
Мы видели, что на Руси издавна сложились сильные демократические традиции, и князья обычно либо избирались вечем (князья-посадники), либо княжили по наследству, но при сохранении за вечем функции решения важнейших вопросов, таких как, например, ведение войны. Вече также могло свергнуть князя, как избранного ранее, так и принявшего бразды правления по наследству. С определенными оговорками эти принципы сохранились и в X-XII вв. Так, Н.Рожков подсчитал, что из известных нам сегодня 50 киевских князей, княживших до 1240 года, 14 князей были избраны на княжение киевским вечем. Но, как отмечает историк, этот процесс перестал походить на обычную демократическую процедуру: почти каждое такое избрание князя было результатом народного восстания, когда прежний князь с позором изгонялся, а на его место выдвигался новый ([107] 1, с.188-189). Да и сами вече перестали быть регулярным явлением, перестали служить решению важных текущих вопросов, а стали собираться лишь в каких-то исключительных случаях. Налицо постепенное отмирание демократии. Одновременно с этим, как будет показано далее, на Руси стали развиваться явления, ранее не имевшие место: расцвет рабовладельческих хозяйств, резкое расслоение общества на сословия (бояре, горожане, смерды, холопы) и другие явления, которые свидетельствуют не только об усилении имущественного неравенства, но и о возникновении неравенства в области социально-правового статуса разных слоев населения, чего не было до X века. Как произошла эта трансформация и в чем ее причины?
Судя по всему, данная трансформация явилась следствием тех процессов, которые были описаны выше. Концентрация богатства в руках немногих, прежде всего, в руках вождей русов-варягов, сопровождалась обнищанием значительной части населения, которое страдало в результате грабежей, увода в рабство наиболее трудоспособной его части, обмана со стороны торговцев; кроме того, ремесленники и крестьяне могли разоряться и в результате наплыва импортных изделий и продовольствия. Поэтому в городах росла прослойка пролетариев или, говоря современным языком, бродяг и бомжей, то есть размывалась социальная база демократии, что неизбежно вело к ее ослаблению. В общем, происходили те же процессы, которые наблюдались, например, в Древнем Риме, где демократическая республика в течение II в. до н.э. переродилась в господство олигархии (см. [65] глава I). Одновременно с этим все более увеличивалась та часть населения (русы-варяги), которая представляла собой либо непосредственных помощников олигархии, либо была близка ей по своим интересам и принципам. Поэтому население раскололось: из него выделились две очень большие группы - пролетарии и русы-варяги - со своими специфическими особенностями, и именно эти две группы могли легко использоваться олигархией в своих интересах, для того чтобы противостоять остальному населению и проводить нужные ей решения. В этой связи можно указать на имевшую место, по данным Г.Вернадского, практику подкупа бедных слоев населения правящей верхушкой Новгорода для принятия вечем необходимого решения ([17] с.50). Поэтому и экономическая, и политическая власть постепенно оказывалась в руках олигархии, что способствовало дальнейшему углублению кризиса коррупции и обнищанию населения. Если население Киева в XI в., согласно летописцам, состояло из «беглых рабов и проворных данов», то, судя по этому описанию, оно сплошь состояло из пролетариев, и там уже не оставалось среднего класса. Все это – причины той трансформации Руси, которая произошла в течение IX-XI вв.
Как представляется, первым князем, который выражал интересы формирующегося класса олигархии, был Олег, который правил Новгородом после смерти Рюрика, произошедшей незадолго до 879 г. Но он не был потомком Рюрика и согласно летописям (т.н. Повесть временных лет) правил Новгородом в качестве регента в период малолетства Игоря, приходившегося Рюрику сыном ([50] с.63). В таком случае статус Олега в Новгороде был довольно неопределенным, и после совершеннолетия Игоря ему, по-видимому, пришлось бы передать последнему бразды правления. Возможно, именно по этой причине Олег решил пойти навстречу интересам новгородской торговой «элиты», то есть русо-варяжской верхушки, и осуществить экспедицию на Юг в целях установления контроля над торговым путем «из Варяг в Греки». Очевидно, именно это он и ставил перед собой в качестве цели, а вовсе не объединение славянских государств в единую русскую нацию, что получилось в конечном счете. Ему удалось захватить сначала Смоленск, затем Киев, и таким образом установить контроль вдоль Днепра, ставшего в дальнейшем основным торговым путем.
Однако есть все основания полагать, что объединение Олегом Севера и Юга Руси произошло не в результате простого завоевания. Согласно данным Начальной летописи, в 879 г. Олега призвало на княжение Киевское вече ([107] 1, с.90). Эту информацию подтверждают и утверждения других летописей (Повесть временных лет и Новгородская летопись) о том, что настоящими, истинными киевскими правителями (князьями) были не те, что правили в то время в Киеве (Аскольд и Дир), а Игорь с его опекуном Олегом ([70] с.12). Безусловно, это придало законный характер всем последующим действиям Олега, который был, таким образом, не узурпатором власти в Киеве, а законно избранным киевским князем. Одновременно он оставался и новгородским князем – как регент при малолетнем Игоре. Итак, наиболее вероятно, что единое русское государство возникло не посредством военного захвата новгородским князем власти в Киеве, а в результате существовавшей в то время демократической процедуры. Но в наибольшем выигрыше от произошедшего объединения оказалась верхушка русов-варягов, так как она получила контроль над всем транзитным путем «из Варяг в Греки».
Политика Олега после начала его княжения в Киеве и, в дальнейшем, его преемника князя Игоря, была направлена, прежде всего, на новые завоевания и установление выгодных торговых путей, то есть преследовала те цели, которые обычно отвечают интересам олигархии. Она по существу ничем не отличалась от предшественников Олега – вождей русов-варягов Аскольда и Дира, которые двумя десятилетиями ранее узурпировали власть в Киеве. Аскольд и Дир не были князьями Киева, в том понимании легитимной (выборной или наследуемой) княжеской власти, которая в то время существовала в славянских городах-государствах, а фактически захватили власть силой ([14] с.345). Но им удавалось ее сохранять благодаря поддерживавшему их мощному контингенту русов-варягов. Они предприняли в 860 г. грабительский поход на Византию, основной целью которого было добиться от нее выгодных условий торговли, что и было утверждено торговым договором с Византией от 867 г. ([70] с.53-55)
Такие же цели преследовали в дальнейшем и военные походы законно избранных князей Олега и Игоря. Из летописей ясно следует, и это признается большинством историков, что цель походов русских армий на Константинополь под предводительством князя Олега в 907 г. и в 911 г., а в дальнейшем под предводительством князя Игоря в 941 г. и 944 г., состояла в том, чтобы заставить Византию заключить с Русью торговый договор, и в частности, предоставить русским купцам выгодные условия ведения торговли в Византии ([70] с.76-82). В этом отношении указанные походы были прямым продолжением предыдущих походов русов на Византию, предпринятых с той же целью[66]. Как писал Г.Вернадский, в предприятиях Олега и Игоря «грабеж был прологом к торговле – побудительный мотив имперского замысла первых киевских князей был по сути коммерческим; их стратегия была направлена на контроль широкой сети торговых путей в Черноморском и Каспийском регионах» ([15] с.28-29). Причем, Византия была не единственным объектом военных походов. Сначала Олег, незадолго до своей смерти, а затем Игорь предпринимают экспедиции в район Каспийского моря, и они уже имеют скорее чисто грабительский и даже, возможно, завоевательный характер, чем характер борьбы за торговые пути. Обе экспедиции на Каспий (в 913 и 944 гг.) закончились катастрофой, оба раза в результате вероломства казар: в первый раз было уничтожено почти все войско (30 тысяч человек), во второй раз – если не все войско, то значительная его часть ([32] с.202, 207-208). Большие потери понесла русская армия и во время похода на Византию в 941 г.
Разумеется, Олег, который, как полагают некоторые историки, был скандинавом[67], в своих действиях руководствовался не какими-то «скандинавскими» интересами, и тем более не установлением какого-то мифического господства Скандинавии над Русью, которого, как было показано, в действительности никогда не было. Наоборот, он старался как можно меньше подчеркивать свое скандинавское происхождение, если таковое имело место (о чем ранее говорилось). Точно так же, первое посольство русов в Константинополь в 838 г., большинство которого составляли шведы, вело переговоры с византийским императором не о каких-либо «шведских» интересах, а об интересах русов – о заключении от их имени торгового договора с Византией. Как следует из вышеизложенного, начавшееся социальное разделение общества в Древней Руси в IX-X вв. тоже происходило совсем не по национальному, а по классовому, признаку.
Но несомненно и то, что в течение своего княжения в Киеве Олег и Игорь руководствовались не столько интересами основной массы подвластного им славянского населения, сколько интересами русов-варягов, представлявших собой особую социальную группу, и в особенности, интересами олигархической верхушки, руководившей русами-варягами (представлявшей собой особый класс – олигархию). Именно в интересах этой верхушки, в интересах крупного торгового капитала, и проводилась политика Олега и Игоря. Мы можем в этом легко убедиться на нескольких примерах. Во-первых, ни цели, ни характер грабительских набегов на Византию в первой половине X в. ничуть не изменились по сравнению с IX в., но изменился их масштаб и организация: теперь они организовывались и проводились самим Великим князем всея Руси и с широким размахом. Вот как описывает события 941 года Л.Гумилев: «Десять тысяч кораблей высадили десант на северном побережье Малой Азии и начались такие зверства, которые были непривычны даже в те времена. Русы пленных распинали (sic), расстреливали из луков, вбивали гвозди в черепа; жгли монастыри и церкви…». В итоге «греки подтянули силы, сбросили десант в море и сожгли русские лодки греческим огнем. Кто из русов не сгорел, тот утонул» ([32] с.207). Итак, мы видим такую же исключительную жестокость войска князя Игоря в 941 г., как и пиратско-разбойничьих банд русов в предыдущем столетии, о которых писали арабские и византийские авторы. В чем же причина? Как пишет Г.Литаврин, во всех походах: и в 860 году, и в 907-911 гг., и в 941-944 гг. - «русские не столько грабили, сколько громили пригороды Константинополя и поселения соседних районов, безжалостно избивая их жителей», и это, по мнению историка, является «сознательно проводившейся тактикой» ([70] с.62).
Таким образом, главная и единственная цель этой неслыханной жестокости заключалась в деньгах: запугать до смерти Византию, чтобы добиться заключения с нею выгодного торгового договора, а заодно запугать и византийское население, чтобы те, кого взяли в плен, стали покорными рабами и не думали о сопротивлении. Но одно дело, когда в террористической акции участвовали 200 кораблей, как это было во время похода Аскольда и Дира в 860 г., и другое дело, когда число этих кораблей исчислялось тысячами, и на них прибыла огромная армия, составлявшая порядка 90 тысяч воинов в 907 г. и, по меньшей мере, 40-50 тысяч воинов в 941 г. ([20] 1, с.594-597) Когда террором в отношении мирного населения занимается сравнительно небольшой отряд, то ничего необычного в этом еще нет, но если для этого снаряжается огромная армия, то это уже – признак тотальной деградации. К тому же, пока она громит окрестности и терроризирует мирное население, она представляет собой не армию, а сброд, и с ней легко расправиться – что и произошло в 941 году. Но жизнь огромного числа русских воинов, посланных на такое мероприятие, судя по всему, так же мало волновала Игоря и его окружение, как и судьба массы простого населения Малой Азии. Большие денежные интересы были важнее.
Во-вторых, если раньше русы ограничивались единичными набегами на города-государства Руси и обращением в рабство подвернувшихся под руку местных жителей, что сулило добычу непосредственным участникам этих экспедиций, то теперь такой разбой был поставлен на широкую ногу и осуществлялся в интересах самой правящей верхушки государства Киевская Русь. Покорение Олегом и Игорем древлян, северян, уличей, тиверцев и других славянских народов было не чем иным, как военным захватом в целях последующего регулярного их ограбления. Но теперь львиную долю от этих операций – так называемого «полюдья», регулярного сбора дани – получал сам князь и его ближайшее окружение, а простым участникам экспедиций вряд ли перепадало что-то существенное. В ходе полюдья часть местного населения просто уводилась в рабство – именно русские князья в X-XI вв. начинают выступать как главные работорговцы[68]. Как указывает, например, Г.Вернадский, главными товарами в русской экспортной торговле в это время были меха, воск и рабы, которые и доставлялись киевскому князю покоренными славянскими народами в ходе полюдья ([15] с.37). Все это сопровождалось сильными злоупотреблениями и по сути являлось не сбором дани, а грабежом или разбоем. Собственно говоря, древляне потому убили князя Игоря, что он пришел по третьему разу собирать с них одну и ту же ранее установленную дань и скорее всего рабами, так как вряд ли у них к тому времени оставалось много материальных ценностей[69]. Это и вызвало у них такое возмущение, что они его убили вместе со всей его дружиной. «В истории его смерти, - пишет Г.Вернадский, - он подается как жадный и коварный человек. Возможно, что таким он и был» ([15] с.41).
В-третьих, при Олеге и Игоре предпринимаются попытки не просто объединить восточных славян под своим контролем, а установить контроль над важными центрами торговли - как на территории проживания славян, так и за ее пределами. К таким шагам можно отнести попытку подчинить крупный исламский город Бердаа на Каспии (в нынешнем Азербайджане) в 944 г. Как писал арабский историк Ибн-Мискавейх, после сражения, выигранного русами, они «вошли в город, сделали в нем объявление, успокаивали жителей его и говорили им так. “Нет между нами и вами разногласия в вере. Единственно, чего мы желаем, это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас – хорошо повиноваться нам”» ([89] с.178). Нет нужды объяснять, что попытка подчинить своей власти столь отдаленный город на Каспии могла принести дивиденды только правящей верхушке русов, а для массы славянского населения, и даже для простых русов-варягов, она могла обернуться лишь тяготами дальних походов и значительными потерями от стычек с арабами и от незнакомых болезней. Что и произошло незамедлительно – значительная часть русского войска умерла в Бердаа от дизентерии и была перебита в ходе сражений с подоспевшими арабскими отрядами ([32] с.207).
Взятие города Бердаа во время похода русских на Каспийское море в 943-944 гг. - картина Н.Кочергина ( http :// sch -485. narod . ru )
Вышесказанное свидетельствует о том, что при Олеге и Игоре начинаются первые попытки установить в русских землях олигархическое правление, правление в интересах крупного капитала. В Новгороде это плохо получалось ввиду сильных демократических традиций и жесткого противостояния с народным вече. А на Юге эти традиции были не столь сильны, как на Севере, и главное – значительная часть населения Киева и других городов на Юге жила внешней торговлей, и ему легко было внушить, что действия княжеской власти (грабительские набеги, войны за торговые интересы, порабощение славянских народов), служат его интересам. А затем – использовать эту часть населения в интересах олигархии и превратить в ее слуг, что и произошло.
Археология подтверждает, что это разделение между Севером и Югом Руси, которое существовало и в древнейшую эпоху (см. главу I), в известной степени сохранилось в эпоху Киевской Руси. В частности, она свидетельствует о том, что объемы международной торговли, происходившей на Юге, в бассейне Днепра, Дона и Волги, были намного больше, чем на Севере. Об этом говорит археология – все клады золотых монет в VIII-XI вв. были на Юге Руси, и их было очень много, что указывает на крупные размеры торговли; на Севере же были только клады серебряных монет. Как указывает В.Кропоткин, северная граница золотых кладов проходила по линии Пинск – Смоленск – Чернигов – Курск ([59] с.17). Таким образом, влияние факторов, способствовавших росту коррупции, на Юге было неизмеримо больше, чем на Севере Руси.
Как уже говорилось, в X в. в Киевской Руси продолжался расцвет работорговли, начавшейся столетием ранее. По словам В.Ключевского, «в X-XI вв. челядь составляла главную статью русского вывоза на черноморские и волжско-каспийские рынки» ([55] XVI). Тех же древлян, тиверцев и прочих славян, захваченных князьями и их помощниками, русские купцы везли на продажу на рынки рабов теперь уже не только на севере Черного моря и на Волге, но даже и в самом Константинополе и в других византийских городах. При этом преследовались все те же интересы крупного торгового капитала, которые заключались в максимизации прибыли от участия в международной торговле: чем ближе к конечному покупателю, тем лучшую цену за «товар» можно было выручить и тем больше можно было продать «товара». То, что речь шла не об обычном товаре, а о собственных соотечественниках, экспортируемых за границу в качестве рабов, киевских князей не волновало – очевидно, моральная сторона этой торговли их ничуть не беспокоила. Экспорт славянских рабов теперь, под эгидой великих князей всея Руси, был поставлен на широкую ногу: как указывает Г.Литаврин, в договорах с Византией даже фиксировались цены рабов ([70] с.111). Причем, цены рабов по договору 944 г. упали в 2-3 раза по сравнению с договором 911 г., что свидетельствует о сильном наплыве славянских рабов в Византию в первой половине X века. Их стоимость упала до столь низкого уровня, что одна шкурка черной лисицы на рынке в Константинополе была эквивалентна 5 рабам ([70] с.111).
В этот же период впервые на Руси появляются рабовладельческие хозяйства – с рабами (холопами) и с массовым товарным производством, предназначенным для экспорта. Первым крупным рабовладельцем, по данным американского историка Д.Блюма (изучавшего древнерусские источники), была киевская княгиня Ольга, правившая после Игоря (середина – вторая половина X в.). Она конфисковала ряд земель у древлян и новгородцев, где устроила свои поместья ([156] p.34). Г.Вернадский называет ее «наиболее богатой землевладелицей на Руси» и указывает, что, согласно русским летописям, ей принадлежал на правах частной собственности город Вышгород близ Киева, деревня Ольжичи в районе Десны и несколько деревень в районе Пскова и Новгорода ([15] с.48). Скорее всего, такие города и деревни образовывались путем переселения на пустующую территорию пленных, захваченных в ходе покорения очередного славянского города-государства. Именно таким образом, указывает Д.Блюм, киевский князь Владимир I (980-1015 гг.) основал Белгород и Берестово, которые затем считались его собственностью ([156] p.34). Бóльшую часть населения таких городов и деревень, таким образом, составляли рабы (холопы), которые работали на княжеских землях. В дальнейшем крупные рабовладельческие поместья появились в собственности не только киевского князя, но и других князей и их родственников, а, начиная с XII века – и в собственности бояр, то есть старших чиновников или офицеров в княжеской администрации или дружине. Известно, например, что в XII веке сыновья черниговского князя Олега владели двумя поместьями, где работали 700 рабов (холопов), и где в подвалах хранилось большое количество меда, вина, зерна и содержалось 4000 лошадей, то есть, по-видимому, продукция этих рабовладельческих хозяйств, предназначенная для продажи или экспорта ([156] pp.34, 40-44).
О том, что эта княжеская рабовладельческая система не издавна существовала на Руси, а была внедрена именно в X-XI вв., свидетельствует как отсутствие каких-либо сведений о крупных поместьях до X века, так и, например, Новгородская первая летопись XI века. Ее автор горевал по поводу того, что в прежние времена князья имели деньги лишь от войны и торговли, а теперь главным источником их обогащения стали крупные земельные поместья, и описывал те несчастья и тяготы для народа, которые они с собой принесли ([156] p.33). Все это и дало основание В.Ключевскому утверждать что «экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII вв. держалось на рабовладении» ([55] XVI). Таким образом, можно констатировать, что система крупных княжеских рабовладельческих хозяйств на Руси возникла в X веке, одновременно с другими явлениями, свидетельствующими о росте коррупции в обществе и начавшемся отходе от сложившихся ранее демократических традиций.
Вряд ли данное явление (распространение рабовладельческих поместий) можно объяснить чем-то другим, например, «скандинавским» влиянием со стороны «скандинавских» князей, как предлагает Д.Блюм ([156] p.36). Как мы выяснили, единственным князем, в отношении которого на сегодняшний день по-прежнему имеются какие-то основания считать его скандинавом, является князь Олег, княживший после Рюрика. Но насаждать рабовладение на Руси начал вовсе не он, а княгиня Ольга, которая была родом из Пскова и была, судя по всему, славянкой ([15] с.40), а продолжил – ее внук Владимир I, в котором вообще не было ничего «скандинавского». При этом надо учесть, что ни Ольга, ни Владимир никогда не жили в Скандинавии и, следовательно, довольно странно их подозревать в попытке установить «скандинавские порядки»[70]. На самом деле расцвет рабовладения на Руси с середины X века стал результатом тех процессов, о которых было сказано выше: фактический переход власти к крупному торговому капиталу (олигархии), образование огромной армии нищих пролетариев (которых можно было легко превращать в рабов), утрата властью своего демократического характера, рост коррупции власти. Собственно говоря, массовый экспорт славянских рабов осуществлялся сначала вождями русов-варягов, а затем князьями в течение всего IX века и затем в течение X-XII веков. Поэтому расцвет рабовладения уже и на самой территории Киевской Руси, начиная со второй половины X века, был лишь следующим логическим звеном в этом неуклонном сползании общества в бездну коррупции.
Вообще, во все времена рабовладение было, можно сказать, любимым занятием олигархии. Расцвет рабовладения и в Древней Греции в V-IV вв. до н.э., и в Древнем Риме во II-I вв. до н.э., и в Древнем Китае во II-I вв. до н.э., и в более раннюю эпоху – например, в Древнем Египте в середине II тысячелетия до н.э. - и в Италии в конце средневековья, и даже в России в 1990-е годы (сети сексуального рабства, рабство в Чечне) происходил в условиях установления власти олигархии. Поэтому Киевская Русь не является в этом отношении исключением из общего правила.
В заключение необходимо сказать еще об одном явлении, характерном для Киевской Руси, начиная с X века. Речь идет о падении нравов и морали общества. Данное явление происходило всегда в эпоху глобализации и кризиса коррупции, чему во второй книге трилогии было приведено множество примеров. Точно так же и в Киевской Руси в X-XII вв. быстрый рост торговли, появление массы заморских товаров и увеличение всевозможных материальных соблазнов вызвало невиданное ранее стремление к роскоши и к удовлетворению самых ненасытных желаний, и этому стремлению были принесены в жертву прежние моральные ценности и устои, на которых держался до этого славянский мир. Собственно говоря, массовый экспорт славянских рабов под эгидой князей – «народных избранников», и появление у них крупных рабовладельческих поместий, сами по себе являются свидетельством крайней моральной деградации правящей верхушки Киевской Руси. Главным мерилом всего становятся деньги, а главным смыслом жизни – богатство. Это отражается и в сводах законов Киевской Руси, которые защищают не человека, а богатство (см. следующую главу), это также отражается и в нравах правящей верхушки. Вот как описывались нравы русских богачей в XII веке современниками: богатый ходит «в пурпуре и шелках, …седла позолочены; когда он выходит из дому, перед ним идут и за ним следуют множество рабов в монистах (ожерельях), обручах (браслетах), золотых гривнах и роскошной одежде; во время обедов на золотой и серебряной посуде подаются тетерева, гуси, журавли, рябчики, голуби, куры, зайцы, олени, вепри; пьют вина, мед и квас; во время пиров играют на гуслях и свирелях, забавляются шутами и “смехословцами” и пляской; спит богатый на шелковой постели» ([107] 1, с.220).
Есть примеры совсем непомерного стремления к наслаждениям, которые большинству современных людей невозможно понять. В Древнем Риме таким примером может являться привычка римской знати во время обильной трапезы прочищать рвотой желудок – чтобы освободить место для новых изысканных угощений. А в отношении Киевской Руси можно привести следующий пример. Согласно свидетельствам летописцев, у Великого князя всея Руси Владимира I (980-1015 гг.), помимо 5 жен, было также 900 наложниц, в том числе 300 - в Вышгороде, 300 – в Белгороде и 300 – в Берестово. Поскольку гаремы никогда не были русской традицией, то по этому факту историки даже придумывали различные гипотезы – для чего это Владимиру понадобилось такое количество наложниц - пытаясь найти этому какое-то «рациональное» объяснение ([15] с.68). Но объяснить данное явление какими-либо «рациональными» соображениями или, тем более, физическими потребностями князя довольно-таки сложно. Вместе с тем, летописцы отмечали и тот факт, что Владимир был «ненасытен в пороке». Поэтому 900 наложниц князя Владимира – по-видимому, явление того же порядка, что и упомянутая выше привычка римских богачей искусственно продлевать свое удовольствие от застольной трапезы. А также результат его неуемной жажды власти над окружающими людьми.
Стремление к богатству и удовольствиям в самой неожиданной форме проявлялось не только среди князей, бояр и купцов, но и, например, среди рядовых княжеских дружинников. Например, дружина великого князя Владимира однажды стала ему жаловаться на то, что ей приходится есть деревянными ложками, а не серебряными. И Владимир поспешил снабдить своих дружинников серебряными ложками, испугавшись, что из-за такой мелочи он может потерять ценных воинов ([156] p.38). Мы видим, что ни о какой простоте нравов, описываемой в русских былинах о князе Владимире и его дружинниках, нет и речи. Дружинники мечтают о том, чтобы хоть внешне походить на князя и богатых купцов и бояр и отличаться от простых людей - есть серебряными ложками, а не деревянными, как весь остальной народ.
Падение нравов в Киевской Руси затронуло не только верхушку, а распространилось на значительную часть населения. Как указывает Н.Рожков со ссылкой на многочисленные свидетельства, именно с X в. по XII в. на Руси очень распространилось пьянство, которое стало характерной чертой русского общества в этот период, до этого ничего подобного не было ([107] 1, с.218-219)[71].
Развращающее влияние богатства и изобилия иноземных товаров было столь велико, что были примеры открытого пренебрежения своими княжескими обязанностями ради насыщенной удовольствиями жизни за границей, в более комфортных условиях, чем на родине. Когда княгиня Ольга, умирая, призывала своего сына Святослава занять ее княжеский трон в Киеве, то он ей ответил, что все равно останется в Переяславце на Дунае (в Болгарии) и перенесет столицу из Киева в Переяславец, по той причине, что там есть все богатства, какие можно пожелать: золото, шелка, вино, различные фрукты из Греции, серебро и лошади из Венгрии и Богемии, меха, воск, мед и рабы из Руси ([156] pp.49-50). Совершенно очевидно, что Переяславец в Болгарии, расположенный посреди завоеванных силой оружия и потому враждебно настроенных болгар, рядом с недовольной таким новым соседством Византией и сильно отдаленный от русских земель, совершенно не годился для управления Русью. Зато, конечно, он вполне годился в качестве островка райской жизни для самого князя и его приближенных. Поэтому многие русские летописцы упрекали Святослава: «Чужих желая, своя погуби» и отмечали «премногую его несытость» (ненасытность) ([32] с.249). Л.Гумилев даже предположил и доказывал, что убийство Святослава печенегами в 972 г. было организовано киевлянами, недовольными таким его княжением ([32] с.250-251). И хотя Святослав вошел в историю как герой, уничтоживший Хазарский каганат и прославившийся своими военными экспедициями против Болгарии и Византии, но мы видим, что он был вместе с тем бонвиваном, подходившим довольно безответственно к своим функциям управления тем огромным государством, которым была в то время Киевская Русь. Необходимо в этой связи отметить, что ради его иллюзорных интересов в Болгарии погибло несколько десятков тысяч русских воинов. Как указывалось выше, Византия, использовав его слабости и его тщеславие, уговорами и подкупом склонила Святослава к тому, чтобы начать войну против Болгарии, а впоследствии воспользовалась плодами его побед, присоединив Болгарию к себе в качестве вассала.
Встреча князя Святослава с императором Иоанном Цимисхием – картина К.Лебедева
Можно привести много примеров, свидетельствующих о падении нравов и морали среди русских князей. Князь Владимир I, о котором выше уже говорилось, взял в плен половецкую княжну Рогнеду и изнасиловал ее прямо на глазах у своего войска, а после этого сделал своей женой. Князь Владимир Мономах взял русский город Минск и не оставил там «ни челядина, ни скотины» - все до единого жителя были убиты ([107] 1, с.223). Чем бы ни объяснять эти действия, но они свидетельствуют о чудовищно низких моральных нормах у обоих. А князь Святослав учинил страшную резню во время своего похода в Болгарию в 968-970 гг.: после взятия Филиппополя 20 тысяч болгар посадил на кол ([137] 3, с.559).
Падение нравов и морали, как видим, не обошло в эту эпоху даже наиболее почитаемых русских князей, сделавших немало важного и полезного для Русского государства[72]. Можно привести множество других примеров недостойного поведения князей в ту эпоху, когда князья убивали собственных братьев, выкалывали им глаза (князю Васильку), предавали их, уничтожали и угоняли в рабство население крупных городов и т.д. Особенно изобиловали этими эксцессами XI-XII века, о которых речь пойдет в следующей главе.
Указанные выше явления нашли отражение и в русском фольклоре. Как говорилось в главе I, обычно в древних русских сказаниях драконы и прочие чудовища либо жили где-то вдали от людей - под землей или в горе (Змей Горыныч, аспиды, Великий Полоз и т.д.), либо приходили на Русь откуда-то извне. Даже двенадцатиглавый Чудо-Юдо, хотя и является самым страшным из всех драконов, но все же изображен в качестве некой внешней силы, пришедшей откуда-то и напавшей на Русь. А в эпоху Киевской Руси мы видим совсем других драконов. Киевский Змей не только контролирует весь торговый путь по Днепру, включая все 12 его хоботов-излучин (см. главу I), но он и живет в Киеве, в богатом тереме ([39] с.150).
