Особой формой классовой борьбы пролетариата и его руководства непролетарскими слоями в течение всего переходного периода является задача использования старых буржуазных специалистов.
Пролетариату достаются в наследство от буржуазного строя специалисты, работники хозяйства и всех областей культуры, люди, прежде «начальствовавшие», поставленные в привилегированное положение по линии материальных и всяких иных преимуществ перед трудящимися массами, которых эти «начальствовавшие», воспитанные эксплуататорским строем, привыкли третировать, рассматривать «сверху вниз». Пролетариату необходимо использовать их огромный хозяйственный и технический опыт, их знания, их культуру.
Однако, чем более экономически и культурно отсталой является страна, в которой пролетариат взял власть, чем значительней в народном хозяйстве удельный вес мелкого производства, чем серьёзней разрушения, понесённые хозяйством в процессе империалистической и гражданской войн, тем трудней для рабочего класса быстрая организация «той обстановки всенародного учёта и контроля снизу, которая неизбежно, и сама собой подчинила и привлекла бы специалистов». Старые буржуазные специалисты после первых лет саботажа пролетарской власти естественно далеко не сразу становятся преданными, сознательными участниками социалистического строительства. Наряду с улучшением их материального положения необходима работа по длительному их перевоспитанию. Уже опыт первых лет нэпа показал необходимость со стороны пролетариата классовой бдительности по отношению к старым «спецам» и творческой инициативы в подготовке кадров новых пролетарских специалистов.
Успехи социалистического строительства постепенно приводят к повороту в настроениях старой интеллигенции в сторону социализма. Задача всемерного использования пролетариатом старой технической интеллигенции и создание своей собственной интеллигенции из среды рабочего класса выдвигаются в реконструктивный период как одно из важнейших условий социалистического развития.
6. Диктатура пролетариата и борьба за строительство социализма.
На каждом новом этапе развития пролетарской диктатуры всё отчётливее выявляются её основные задачи и цели — строительства социализма в стране победившего рабочего класса и тем самым уничтожение классовых различий и классов вообще. Однако осуществление этой важнейшей из трёх задач диктатуры пролетариата протекает отнюдь не в порядке «самотёка», но в процессе ожесточённой классовой борьбы, получающей своё отражение и в рядах партии, в процессе борьбы с оппортунистическими толкованиями генеральной линии партии.
Победа пролетарской революции имела место пока что лишь в одной стране, правда, занимающей шестую часть земного шара, но в стране с подавляющим большинством крестьянского населения, менее развитой в технико-экономическом отношении, чем другие передовые капиталистические страны. Упрочение советского порядка протекало в условиях враждебного капиталистического окружения, причём первым годам нэпа соответствовали отлив революционной волны в странах капитализма и временная стабилизация капитализма. В то же время новая экономическая политика, рассчитанная, в целях поднятия производительных сил страны, на известное допущение свободы торговли, а, следовательно, и капитализма под контролем пролетарского государства, неизбежно повлекла за собой некоторый рост внутренних противоречий. Проблема социалистического строительства предстала перед пролетариатом как проблема «кто кого?», как вопрос жестокой классовой борьбы, как вопрос борьбы между народившимся социализмом — в лице национализированной промышленности, советской власти и т. д. — и умирающим, но ещё продолжающим оказывать ожесточённое сопротивление капитализмом.
Успешно преодолевая все эти внешние и внутренние трудности, партия развёртывала социалистическое строительство. Ко времени 1925–1927 гг. частнокапиталистические элементы в торговле, в кустарной промышленности и т. д. были вытеснены из этих своих убежищ и шли ко дну. Но их отчаянное сопротивление вызвало у колеблющихся элементов партии сомнения в самой возможности построить социализм в одной стране, когда мы ещё не имеем победы мировой революции. На почве этих сомнений и колебаний, отражающих настроения вытесняемых частнокапиталистических элементов и городской мелкой буржуазии, созрел тот оппортунистический уклон, с которым партия прежде всего была вынуждена начать борьбу и который в дальнейшем превратился в явно контрреволюционное течение — возрождается и развивается троцкизм.
Как указывает т. Сталин, Ленин, во время империалистической войны, в 1915 г. особенно ярко подчеркнул положение о том, что «возможна победа социализма» первоначально «в одной, отдельно взятой, капиталистической стране». Уже тогда Троцкий возражал против этого положения Ленина, заявляя: «Безнадёжно думать..., что, например, революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы». Естественно, что поворот к новой экономической политике расценивался троцкизмом как «восстановление капитализма», как отход от задач социалистического строительства. Троцкий выразил эти настроения в 1922 г. в предисловии в книге «1905 г.» и в послесловии к «Программе мира», — заявляя, что «противоречия в положении рабочего правительства в отсталой стране с подавляющим большинством крестьянского населения смогут найти своё разрешение только в международном масштабе на арене мировой революции», что «подлинный подъём социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы».
Как бы предвидя эти троцкистские настроения, Ленин ещё с 1921 г. указывал: «10–20 лет правильных соотношений с крестьянством — и обеспечена победа во всемирном масштабе даже при затяжке пролетарских революций, кои растут»[307]. И в своей известной статье «О кооперации» (1923 г.) Ленин ещё раз отметил, что у нас имеется «всё необходимое для построения полного социалистического общества». Мы имеем здесь прямо противоположные установки ленинизма и троцкизма, исходящие из совершенно различной оценки классовых сил в нашей стране, роли партии, роли всей системы пролетарской диктатуры. Вопрос о возможности для нас собственными силами построить социализм, как это указал т. Сталин, — это вопрос о взаимоотношениях между пролетариатом и крестьянством, о преодолении известных противоречий между этими двумя основными классами переходного периода и на основе общности их коренных интересов. Для Ленина — это вопрос о «правильных отношениях с крестьянством», Троцкий же исходил из «противоречий в положении рабочего правительства в отсталой стране с подавляющим большинством крестьянского населения». Известные противоречия, неизбежно существующие между пролетариатом и основной массой крестьянства, — эти противоречия преодолимы с точки зрения ленинизма, они непреодолимы с точки зрения троцкизма, прикрывавшего «левой» фразой свои буржуазные тенденции.
В предшествовавшем изложении мы уже подробно останавливались на основных положениях троцкизма и его теории перманентной революции, на его теории нэпа. Троцкисты не проводили различия между классовыми группами в среде крестьянства. Троцкисты исходили из непонимания двойственной природы среднего крестьянства, из представления о крестьянстве как о сплошной реакционной массе. Троцкисты не понимали, что кроме противоречий между пролетариатом и крестьянством имеются ещё «общие интересы по коренным вопросам развития», что «существует два пути развития земледелия — путь капиталистический и путь социалистический», что первый путь означает обнищание большинства крестьянства и что поэтому «как пролетариат, так и в особенности крестьянство, заинтересованы в том, чтобы развитие вошло по второму пути, по пути социалистическому»[308]. Троцкистская линия была рассчитана на экономическое подавление и эксплуатацию крестьянства, на отрицание союза со средним крестьянством и возможности построения социализма. Троцкистская линия была линией развития сельского хозяйства «при помощи капиталистических методов», как формулировал её сам Троцкий[309]. Это была линия, направленная на разорение и обнищание основной массы крестьянства, линия на раскол с крестьянством и тем самым на подрыв социалистического строительства.
Это извращённое представление троцкизма о взаимоотношении между пролетариатом и основной массой крестьянства получило своё дальнейшее выражение в непонимании социальной базы пролетарской диктатуры, в непонимании всей системы пролетарской диктатуры в её самых различных составных звеньях. Диктатура пролетариата по Троцкому направлена не только против буржуазии, но и против крестьянства; это не особая форма союза рабочего класса с непролетарской трудящейся массой для построения социализма, а война против крестьянства; это не господство трудящегося большинства над эксплуататорским меньшинством, а господство пролетарского меньшинства над большинством крестьянства. Совершенно ясно, что в троцкизме мы имели всестороннее отрицание основного содержания диктатуры пролетариата. Буржуазная и капитулянтская суть троцкизма получила своё выражение в полном непонимании пролетарской демократии, в непонимании той великой творческой силы, которую она собой представляет. Троцкистское «учение» о партии было учением о разрушении партии. Защита фракций, отрицание пролетарской дисциплины, представление о партии как о пёстром конгломерате группировок — крики о демократизме, а в действительности бюрократическое пренебрежение к партии, к подлинной внутрипартийной демократии — таковы были некоторые характернейшие идеи троцкизма в этом вопросе.
Самое понятие о руководящей роли партии в системе диктатуры пролетариата у троцкистов и впоследствии примкнувшей к ним группы Зиновьева и Каменева подменялось понятием господства партии. Троцкий прямо говорил о «господстве коммунистической партии в советах»[310]. Вместо того чтобы правильно определить основанные на взаимном доверии отношения партии и рабочего класса, рабочего класса и всей трудящейся массы, вместо руководства массой, вместо воспитания и убеждения как основы этого руководства, Троцкий, Зиновьев и др. выдвигали принцип «диктатуры» партии, насилия её над рабочим классом и трудящейся массой, выдвигали принуждение как основу взаимоотношений партии и класса, партии и массы.
Троцкизм совершенно не понял той новой творческой роли, которую играет в условиях диктатуры пролетариата кооперация как основная организационная форма движения деревни к социализму. Троцкизм не понял роли профсоюзов, их роли как школы коммунизма в системе пролетарской диктатуры. Руководство профсоюзами со стороны партии Троцкий предлагал заменить, как это указал Ленин, бюрократическим дёрганием. Руководство профсоюзами на основе метода убеждения троцкизм подменял бюрократическим командованием ими на основе метода принуждения, не понимая того, что «мы тогда правильно и успешно применяли принуждение, когда умели сначала подвести под него базу убеждения»[311]. Троцкистское понимание союза молодёжи вело к противопоставлению молодняка старой, закалённой в боях с оппортунизмом большевистской гвардии. Оно вело здесь к подрыву руководящей роли партии, к подрыву коммунистического воспитания молодёжи нашей партией.
Наконец троцкизм проявил полное непонимание характера Советского государства как государственной формы пролетарской диктатуры. Троцкизм видел в советах лишь орудие подавления, а не форму проявления активности широких масс трудящихся. Троцкий полагал поэтому, что бюрократизм Советского государства — неизбежное явление, поскольку имеется противоречие между пролетариатом и крестьянством. Троцкизм кричал о «перерождении» советов и в то же время отрицал значение лозунга оживления советов в деревне.
Таким образом троцкизм представлял собой извращение по всей линии принципов пролетарской демократии, полное непонимание системы пролетарской диктатуры, полное непонимание источников той могучей творческой инициативной силы, которую представляет собой диктатура пролетариата. «В то время, — говорил т. Сталин, — как Ленин расценивал пролетарскую диктатуру как инициативнейшую силу, которая, организовав социалистическое хозяйство, должна пойти потом на прямую поддержку мирового пролетариата, на борьбу с капиталистическим миром, оппозиция, наоборот, рассматривает пролетарскую диктатуру в нашей стране как пассивную (курсив наш) силу, живущую под страхом немедленной потери власти «перед лицом консервативной Европы»[312].
Троцкистское отрицание возможности построения социализма в нашей стране — как это ещё в 1924 г. показал т. Сталин — означало не только «неверие в революционные возможности крестьянского движения», но также и «неверие в силы и способности нашей революции, неверие в силу и способность российского пролетариата»[313]. За фразой о мировой «революции» скрывалась капитулянтская, пораженческая сущность троцкизма, капитулянтство в понимании им диктатуры пролетариата. За «левой» фразой скрывалось буржуазное существо троцкизма. Троцкисты «были лишь рупором прежде всего тех частнокапиталистических элементов торговли и пр., которые именно за период 1925–1927 гг. быстро шли ко дну» (Молотов).
Партия решительно отвергла троцкистский лозунг искусственного разжигания классовой борьбы в деревне. Учтя результаты «левых» ошибок, приводивших к тому, что среднее крестьянство становилось на сторону кулачества, партия поставила своей главной задачей на данном этапе «сплотить середняков вокруг пролетариата, завоевать их вновь» — для этой цели добиться того, чтобы крестьянское хозяйство через кооперацию было включено в общую систему советского хозяйственного строительства, провести линию на оживление советов в деревне и на насаждение в деревне начал советской демократии, способной организовать и направлять в социалистическое русло возросшую активность крестьянства.
По пути, проложенному троцкизмом, пошла и так называемая новая оппозиция Зиновьева — Каменева 1925–1926 гг., естественно, скатившаяся в дальнейшем к блоку с троцкизмом. Тов. Зиновьев в своей работе «Ленинизм» старался изобразить крестьянский вопрос как «главный вопрос» ленинизма, забывая, что коренное содержание ленинизма составляет диктатура пролетариата. В то же время Зиновьев и Каменев скатились на точку зрения недооценки среднего крестьянства, а также недооценки роли кооперации для вовлечения его в строительство социализма. Каменев отождествлял среднее крестьянство с кулачеством. Зиновьев говорил лишь о «нейтрализации» среднего крестьянства, возвращаясь таким образом к лозунгу партии в период захвата власти и не понимая своеобразия нового этапа. Естественно, что Зиновьев и Каменев не понимали значения всех трёх основных задач и в соответствии с этим трёх сторон диктатуры пролетариата, не понимали роли массовых организаций, роли советов в системе пролетарской диктатуры. Они утверждали, что диктатура пролетариата «не есть союз одного класса с другим» (Каменев), они подменяли диктатуру пролетариата и руководящую роль партии в системе её звеньев диктатурой партии (Зиновьев). Зиновьев и Каменев совершенно не поняли двойственной роли нэпа; объявив нэп «госкапитализмом», они не увидели в нэпе политики пролетарского государства, рассчитанной на победу социалистических элементов и построение фундамента социалистической экономики. Выбросив «левацкий» демагогический лозунг «равенства», — который может быть осуществлён только в результате уничтожения классового общества и который в переходный период выражает «уравниловские» настроения буржуазии и мелкой буржуазии, их стремление ограничить диктатуру пролетариата, — Зиновьев и Каменев в то же время скрывали за этим лозунгом своё капитулянтство в вопросе о построении социализма в нашей стране. Они признали возможность лишь строить социализм в нашей стране, но считали «национальной ограниченностью» мысль о возможности построить его. В дальнейшем оппозиционный троцкистский блок должен был логически прийти к выводу о «перерождении» партии и советов, о «бюрократизации» нашего аппарата и т. д.
Идейное разоблачение троцкистской и троцкистско-зиновьевской оппозиции лишний раз подчеркнуло единство всех трёх сторон диктатуры пролетариата: диктатуры как классовой борьбы, направленной на подавление эксплуататоров, диктатуры как союза с основной массой крестьянства при руководящей роли в этом союзе пролетариата, диктатуры, направленной на построение социализма в нашей стране и тем самым ведущей к уничтожению всяких классов, всякого классового неравенства. Тем самым ещё яснее стала перспектива, выявлена основная классовая цель всей борьбы пролетариата. Разоблачение «левых» позволило партии также выяснить те пути и средства, которые должны были на данном этапе привести к укреплению социалистических начал в нашей экономике. Партия показала, что «революционные» фразы троцкистского блока о необходимости «сверхиндустриализации» сочетались у них на деле с предложениями о повышении налогового нажима на крестьянство, с предложением повысить отпускные цены на промтовары, что все эти мероприятия привели бы к полной дезорганизации народного хозяйства, к размычке с середняком, что «сверхиндустриализаторы» на деле были пособниками противников социалистической индустриализации.
Уже в процессе борьбы с «левой» оппозицией выявилось, что «наше социалистическое производство уже руководит и начинает подчинять себе мелкое производство», что в «борьбе социалистических элементов нашего хозяйства с элементами капиталистическими первые имеют несомненный перевес сил против вторых и шаг за шагом двигаются вперёд, преодолевая капиталистические элементы нашего хозяйства...»[314]. К XV партсъезду (конец 1927 г.) стало очевидным, что народное хозяйство нашей страны растёт быстрыми темпами, что наша страна становится индустриальной страной, что это развитие идёт к социализму. Также выяснилось, что в то время как по темпам своего развития наша социалистическая промышленность перегоняет капиталистические страны, темпы развития нашего сельского хозяйства ещё неудовлетворительны, и сельское хозяйство начинает отставать от городской промышленности, лишая эту последнюю сырьевой базы и создавая угрозу её дальнейшему развитию. Причины этого отставания сельского хозяйства крылись в распылённости сельскохозяйственного производства и чрезмерной отсталости в связи с этим нашей сельскохозяйственной техники. Отсюда вытекала очередная практическая задача нашего строительства в деревне: «Постепенный перевод распылённых крестьянских хозяйств на рельсы объединённых крупных хозяйств, на общественную коллективную обработку земли на основе интенсификации и машинизации земледелия...»[315].
Наша страна решительно вступила на путь социалистической реконструкции всего народного хозяйства. Но наряду с успехами строительства, социализма — в силу двойственности противоречивой природы нэпа — уже к XV съезду партии выявился известный рост кулачества в деревне, потребовавший усиления нажима на кулачество. Дальнейшие успехи социалистического строительства явственно показали, что классовая борьба не исчезает вместе с нашими успехами, но, наоборот, ещё более обостряется, что капиталистические элементы города и деревни оказывают ожесточённое сопротивление социалистическому наступлению (вредительство буржуазных спецов, сопротивление кулачества хлебозаготовкам, оппортунизм бюрократических элементов госаппарата и др.). Усиление сопротивления кулачества социалистическому наступлению нашло своё выражение в оформлении в рядах нашей партии правого уклона. Наступление социализма проявилось в этой борьбе, которую партия развернула с правым оппортунизмом как главной опасностью нового этапа социалистического строительства.
Ошибки правого оппортунизма были охарактеризованы т. Сталиным в том смысле, что правые являлись выразителями настроений прежде всего деревенского кулачества и тех остатков капиталистических элементов города, которые стремились сохранить «равновесие» между социалистическим и капиталистическим секторами народного хозяйства, которые противопоставляли рыночную стихию и индивидуальное крестьянское хозяйство вытесняющему их социалистическому хозяйству. Механистическая методология и в частности пресловутая «теория равновесия» т. Бухарина была распространена им на переходную экономику, на соотношение в ней классов, на Советское государство, на всю систему пролетарской диктатуры. Она послужила благодарной методологической основой для правых оппортунистов.
Ранее мы уже подробнее осветили важнейшие моменты правооппортунистической концепции. Непонимание диалектики классовой борьбы и роли пролетарского государства в развитии переходной экономики — отличительные черты правооппортунистических воззрений в вопросе о классах и государстве. Вместо того чтобы говорить об усилении и обострении классовой борьбы, правые (Бухарин, Рыков, Томский) говорили об её ликвидации, о «гражданском мире». Правые оппортунисты прежде всего не видели двустороннего характера нэпа и того, что известная свобода торговли, допускаемая при нэпе при условии обеспечения регулирующей роли на рынке со стороны государства и монополии внешней торговли, ещё не означает полной свободы торговли, и, стало быть, свободы развития на этой почве кулачества, нэпманов и т. д. Ленин в своё время указывал, что «в Советской республике социальный строй основан на сотрудничестве двух классов: рабочих и крестьян, к которому теперь допущены на известных условиях «нэпманы», т. е. «буржуазия»[316]. Правые истолковывали эту мысль Ленина не в том её действительном смысле, что в течение известного периода допускалось существование буржуазии и её участие в народнохозяйственной жизни на известных условиях, т. е. при безусловном подчинении её законам диктатуры пролетариата. Правые видели в «буржуазии, в частности в кулачестве, необходимого участника строительства социализма, мирного сотрудника пролетариата, который хотя «до известной степени» является «чужеродным телом», но всё же постепенно мирно «врастает» в систему социалистического хозяйства. Так, по словам т. Бухарина, крестьянские ячейки кулацкого типа будут составлять «звенья единой цепи социалистического хозяйства. С другой стороны, кулацкие кооперативные гнезда будут также через банки и т. д. врастать в эту же систему, но они будут до известной степени чужеродным телом, подобно, например, концессионным предприятиям»[317].
«Уничтожение классов путём ожесточённой классовой борьбы пролетариата — такова формула Ленина. Уничтожение классов путём потухания классовой борьбы и врастания капиталистов в социализм — такова формула т. Бухарина»[318]. Последняя связывалась у правых с их абстрактным подходом к крестьянству, при котором они не видели классовой дифференциации в крестьянстве, не видели товарно-капиталистической тенденции крестьянства. Правые забывали о двойственной природе середняка. Они проповедовали союз с крестьянством во что бы то ни стало, всякий союз с крестьянством да со всем крестьянством, а не ту форму, союза с середняком, не тот путь социалистического развития деревни, который укрепляет диктатуру пролетариата. Отсюда правыми делались выводы о необходимости развития индивидуального крестьянского хозяйства в противовес совхозам и колхозам, о проведении политики «самотёка» в колхозном строительстве. Совхозы и колхозы не суть «столбовая дорога к социализму», — заявлял т. Бухарин.
С правооппортунистической теорией «затухания» классовой борьбы вполне гармонировали полуанархистские ошибки правых в вопросе о роли советского государства в развитии переходной экономики. «По мнению т. Бухарина, рабочий класс должен быть принципиально враждебен ко всякому государству, в том числе и к государству рабочего класса»[319]. Ещё в своей рецензии на ленинскую книгу «Государство и революция» Бухарин занял позицию мелкого буржуа, не учитывающею положительных задач пролетарской диктатуры. В «Экономике переходного периода» он высказывал предположение, что принудительные функции пролетарского государства отомрут ранее, чем создаётся привычка к коммунистическому труду. Бухарин совершенно не учитывал роли пролетарской диктатуры в воспитании новой производственной дисциплины, не понимал того, что воспитание новой социалистической дисциплины является новой формой классовой борьбы. Общеизвестна также эклектическая позиция т. Бухарина в вопросе о профсоюзах, когда он пытался играть роль «буфера» между ленинизмом и троцкизмом. Эти ошибки т. Бухарина получили своё дальнейшее развитие в протестах тт. Бухарина и Рыкова против применения административного воздействия государства по отношению к кулаку, в попытке т. Томского отгородить профсоюзы от всякого воздействия со стороны партии, в непонимании правыми оппортунистами задач большевистской самокритики. Таким образом, как и троцкисты, правые обнаруживали непонимание роли и значения всех звеньев системы пролетарской диктатуры.
Непонимание и затушёвывание правыми классового характера и роли пролетарской диктатуры приводили их к тому, что возможность построения социализма признавалась и ими как чисто абстрактная возможность, без признания действительных путей и средств, которые могут превратить эту возможность в действительность. На деле это «признание» правых сводилось к тому же отрицанию возможности построить социализм в нашей стране.
Партия разоблачила троцкизм и правый оппортунизм как агентуру в партийно-пролетарской среде враждебно сопротивляющихся социалистическому наступлению классов. Борьба партии против троцкистского и правооппортунистического понимания классов и государства в переходный период, их решительный разгром — необходимое условие дальнейших успехов социалистического строительства и построения фундамента социалистической экономики.
7. Проблема уничтожения классов и новые задачи борьбы.
Завершение построения фундамента социалистической экономики и вступление советской страны в период социализма вовсе не означает, что уже ликвидированы классы, что уже закончена классовая борьба пролетариата. Лишь в результате успехов второй пятилетки мы будем иметь «окончательную ликвидацию капиталистических элементов и классов вообще, полное уничтожение причин, порождающих классовые различия и эксплуатацию».
Классовая борьба на новом этапе отнюдь не затихает: на отдельных участках, особенно в дальнейшем периоде, она может и будет обостряться, но она принимает новые формы. По-новому встаёт перед нами вопрос о классах и их взаимоотношениях, по-новому подходим и к задачам классовой борьбы пролетариата. Период наступления социализма по всему фронту ставит перед всей системой пролетарской диктатуры новые задачи, выдвигает новые формы классовой борьбы. Только эта ожесточённая классовая борьба пролетариата и приведёт в конечном счёте к уничтожению классов. «Для полного уничтожения классов, — писал Ленин, — надо не только свергнуть эксплуататоров — помещиков и капиталистов, — не только отменить их собственность, надо отменить ещё и всякую частную собственность на средства производства, надо уничтожить как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда. Это дело очень долгое. Чтобы его совершить, нужен громадный шаг вперёд в развитии производительных сил, нужно преодолеть сопротивление многочисленных остатков мелкого производства, надо преодолеть огромную силу привычки и косности, связанной с этими остатками»[320].
В полном соответствии с этими указаниями Ленина директивы XVII партконференции к составлению второй пятилетки, подчёркивая все значения технической реконструкции нашего хозяйства для отмены всякой частной собственности на средства производства, выдвигают задачу уничтожения противоположности между городом и деревней, указывают на необходимость преодоления остатков капитализма не только в экономике, но и в сознании людей. Что касается уничтожения противоположности между умственным и физическим трудом, то — это задача ещё более длительного периода.
Остановимся вкратце на некоторых из этих новых задач диктатуры пролетариата, являющихся одновременно и новыми формами классовой борьбы: а) на социалистической переделке крестьянства, ликвидации кулачества как класса и уничтожении различия между городом и деревней, б) на задаче создания производственно-технической интеллигенции рабочего класса и подготовки таким путём будущего уничтожения противоположности между физическим и умственным трудом, в) на соцсоревновании и ударничестве как формах воспитания новой социалистической дисциплины рабочего класса.
Когда мы говорим о том, что вступление в период социализма по-новому ставит перед нами взаимоотношения между классами, то мы имеем в виду в первую очередь те классовые сдвиги, которые обозначаются в отношениях пролетариата к различным группам крестьянства. Если в период буржуазной революции пролетариат шёл со всем крестьянством против помещиков; если в Октябрьскую революцию пролетариат выступает вместе с беднейшим крестьянством против городской и сельской буржуазии, «нейтрализуя» среднее крестьянство; если наконец после 1918 г. и в течение всего предшествующего этапа нэпа партия проводит новый лозунг — союза с середняком, опоры на бедноту и борьбы с кулаком, — то период вступления в социализм выдвигает новые взаимоотношения и новые лозунги — превращение колхозного хозяйства в центральную фигуру земледелия, в главную и самую прочную oпору рабочего класса в деревне и ликвидацию кулачества как класса на основе сплошной коллективизации.
Уничтожение класса предполагает социалистическую переделку под руководством пролетариата основной массы крестьянства. Чтобы уничтожить классы, — указывал Ленин, — нужно не только свергнуть иго помещиков и капиталистов. «Чтобы уничтожить классы — надо уничтожить разницу, между рабочим и крестьянством, сделать всех работниками. Эта задача несравненно более трудная и, в силу необходимости, длительная... Её можно решить только организационной перестройкой всего общественного хозяйства, переходом от единоличного, обособленного, мелкотоварного хозяйства к обобществлённому крупному хозяйству...»[321]. Сущность изменений, происходящих на новом этапе в крестьянстве, заключается прежде всего в том, что реконструкция сельского хозяйства создаёт предпосылки для уничтожения различия между рабочим и крестьянином, что значительная часть основной массы крестьянства вступает на путь общественно-крупного хозяйства, коллективного хозяйства.
Колхозы уже превратились в основного производителя не только хлеба, но и сельскохозяйственного сырья, всё более занимают основное место в области животноводства и т. д. Колхозы дают значительный рост производительности труда по сравнению с единоличным хозяйством. Колхозное хозяйство тем самым превратилось в центральную фигуру нашего земледелия; роль единоличного хозяйства становится второстепенной. Таким образом с значительной частью среднего крестьянства, уже вступившего в колхозы, происходит изменение самой его экономической, классовой сущности: изменяется положение колхозного крестьянства в процессе производства и в производственных отношениях, изменяется отношение этой части бывшего среднего, ныне колхозного крестьянства к средствам производства, изменяется и роль его в общественной организации труда. Это изменение идёт по линии уничтожения классовых различий между крестьянином и рабочим. Поскольку производственную кооперацию крестьянства мы рассматриваем как один из видов социалистического хозяйства, постольку и колхозное крестьянство теряет уже прежнюю свою двойственную природу труженика и собственника и значительно приближается уже к пролетариату.
Великий перелом в нашем развитии состоит в том, что крестьяне-колхозники — это уже не крестьянство в старом смысле этого слова. Ряд важнейших классовых черт, которые были характерны для основной массы крестьянства до «великого перелома», которые давали нам основание говорить о среднем крестьянстве как о классе, а, именно, черты «по их месту в исторически определённой системе общественного производства, по их отношению (большей частью закреплённому и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно по способу получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают» (Ленин) — к настоящему моменту существенно изменились.
Раньше бедняк и середняк-крестьянин занимали место в исторически определённой системе общественного производства, т. е. в данном случае в условиях переходного периода и диктатуры пролетариата как представитель мелкого товарного хозяйства, как носитель частной собственности на орудия и средства производства, в отличие от пролетариев, строящих хозяйство на основе коллективной государственной собственности на орудия и средства производства. Теперь крестьянин-колхозник представляет собой класс, место которого в системе общественного производства существенным образом изменилось, поскольку и он является ныне носителем одной из форм социалистического хозяйства, кооперативной собственности на основные орудия и средства производства.
Раньше основная масса крестьянства благодаря определённым отношениям к средствам производства, роли в общественной организации труда и вытекающим из этого отношений способам и размерам получения доли общественного дохода находилась в таком отношении к пролетариату, в котором могли проявляться известные противоречия между пролетариатом и крестьянством (по вопросам текущим, по вопросам о ценах и т. д.). С превращением крестьянина-середняка в колхозника эти противоречия в значительной степени ликвидируются, и колхозник становится прочной опорой советской власти, в деревне.
Превращение «колхозника в центральную фигуру нашего земледелия «всё более включает основную массу крестьянства в русло плановой организации народного хозяйства, в русло его организованных связей с последовательно-социалистической индустрией и представляет собой гигантский шаг вперёд по линии охвата социалистическим планом всего народного хозяйства в целом. Всё это говорит о том, что вступление миллионов мелких товаропроизводителей в колхозы означает сбрасывание ими ряда важнейших черт их прежней классовой природы. Это означает, что уже существует коренная разница по своей классовой природе между средним и беднейшим крестьянством, как классом до колхоза и крестьянством колхозным. Теперь, после успехов коллективизации, создана более прочная экономическая база для коммунизма. Победа социализма в нашей стране с точки зрения её внутренних сил полностью обеспечена. Процесс механизации сельского хозяйства в ближайшую пятилетку должен способствовать полной ликвидации всех отличий крестьянского хозяйства от городской промышленности, превращению крестьянского труда в один из видов индустриального труда и уничтожению таким путём вековой противоположности между городом и деревней.
Поэтому неверна та точка зрения, которая занимается новым «классообразовательством», не учитывая идущего процесса уничтожения классов, и полагает, что в лице колхозника мы попросту имеем в нашей стране образование новой классовой категории. Было бы, однако, отступлением от марксизма-ленинизма, если бы мы отождествили колхозника с пролетарием, если бы мы на настоящем этапе не понимали значительных различий, которые существуют ещё между пролетариатом и колхозным крестьянством как ещё отличным от пролетариата классом. Это значило бы отказаться от руководства социалистической переделкой крестьянства. Колхозы как низшая форма социалистического хозяйства отличны от государственных предприятий последовательно-социалистического типа, представленных пролетариатом. Социалистический характер колхозов вовсе не означает отсутствия элементов классовой борьбы в них. Поскольку мы и внутри колхозов имеем известное экономическое неравенство, поскольку у колхозников остаётся и некоторая необобществлённая часть хозяйства, поскольку крестьянин отнюдь не освобождается на второй день после вступления в колхоз от индивидуалистических привычек и навыков хозяйствования, постольку элементы классовой борьбы имеют место и внутри колхозного движения. Совершенно неправильно было бы отрицать наличие известных буржуазных и мелкобуржуазных индивидуалистических тенденций в колхозах, проявляющихся в отношении к хлебозаготовкам и т. д., и необходимость серьёзной борьбы с этими тенденциями. Но говоря о классовой борьбе в колхозах, надо понимать качественное различие, которое существует между классовой борьбой вне колхоза и в недрах колхоза, между тем положением, когда кулачество как класс ещё не ликвидировано, и тем положением, когда уже достигнуты большие успехи в деле ликвидации кулачества как класса. Одно дело — классовая борьба, в основе которой лежит присвоение одной социальной группой труда другой, а совсем другое дело — элементы классовой борьбы как остаток старых отношений после уничтожения самой основы эксплуатации.
Отсюда ясно, что мы не можем уже рассматривать крестьянскую бедноту как единственную опору пролетариата в деревне. Беднота остаётся опорой рабочего класса вне районов сплошной коллективизации, и колхозное крестьянство, как подчеркнул XVI партсъезд, становится главной и самой прочной опорой пролетариата, поскольку оно представляет собой экономическую базу для социалистического строительства в деревне. В районах сплошной коллективизации перед беднотой должен быть поставлен вопрос: «За или против колхоза». И бедняк, борющийся против коллективизации, перестаёт быть опорой пролетариата в деревне.
Лозунг опоры на колхозное крестьянство не снимает и старого лозунга — союза с середняком. Индивидуальное крестьянское хозяйство продолжает играть известную роль в сельском хозяйстве, хотя роль подсобную. Середняк-единоличник остаётся союзником пролетариата. Неправильно думать, что колебания середняка-единоличника и отсутствие у него сразу решимости вступить в колхоз должны отдалять этого середняка от союза, от смычки с рабочим классом. Напротив того: середняка-единоличника, равно как и бедноту, ещё не вступившую в колхозы, мы можем и должны рассматривать как будущих колхозников, — мы должны доказывать им превосходство земледелия и добиваться от них добровольного перехода в колхозы. «Во второй пятилетке — можем это с уверенностью сказать — вся трудящаяся масса крестьянства будет организована в колхозы и тем самым придёт конец господствовавшей в деревне в течение многих столетий мелкой собственности» (Молотов). Такая установка отнюдь не означает «самотёка» в колхозном строительстве: процесс коллективизации есть процесс классовой борьбы, борьбы пролетариата и колхозного актива с кулацкими влияниями, с бешеным сопротивлением, которое кулачество оказывает коллективизации, борьба с колебаниями середняка. Генеральная линия партии не имеет ничего общего ни с правооппортунистическим «самотёком» в колхозном строительстве, ни с «левым» «администрированием» и «декретированием», с перегибами, имевшими место на первых шагах сплошной коллективизации.
Очевидно, что совершенно неправильной была попытка некоторых товарищей, например, т. Ларина, рассматривать колхозы, как буржуазную, несоциалистическую форму хозяйства. Неправильно также отрицать социалистическое качество колхозов, исходя из наличия в них известных индивидуалистических и даже кулацких пережитков и влияний, из наличия в колхозах известного имущественного неравенства, а поэтому и известных противоречий, и элементов классовой борьбы внутри колхозов, — если только речь идёт о подлинных колхозах, а не о кулацких лжеколхозах. «Конечно в колхозах имеются противоречия, — говорил т. Сталин, выступая против подобных теорий. — Но разве можно отрицать, что колхозы в целом, взятые с их противоречиями и недостатками, колхозы, как хозяйственный факт, представляют в основном новый путь деревни, путь социалистического развития деревни, в противоположность кулацкому капиталистическому пути развития»... «Не ясно ли, что только слепые не могут видеть разницы между классовой борьбой на базе колхозов и между классовой борьбой вне колхозов»[322].
Однако говоря о колхозах как об одной из социалистических форм хозяйства, как о высшем производственно-социалистическом типе кооперации, мы не должны забывать и различия, всё ещё сохраняющегося между колхозами с их кооперативной формой собственности и государственными предприятиями (например, совхозами), где пролетарское государство является полным хозяином, — предприятиями последовательно-социалистического типа. Мы должны подчеркнуть всё своеобразие путей развития крестьянства к социализму. «Рабочий класс, — говорил т. Молотов на XVII партконференции, — идёт впереди крестьянства через высшие на данной стадии формы социалистического хозяйства. Из особенностей положения трудящейся массы крестьянства в прошлом вытекают особенности его путей (ряд дополнительных переходных ступеней, большие сроки и др.) к бесклассовому, социалистическому обществу». В связи с этим приобретают особо важное значение указания партии, что низшая ступень колхоза — артель — остаётся на ближайший период его основным типом и задача организационно-хозяйственного укрепления колхозов. Необходима решительная борьба как с правооппортунистическим самотёком в колхозном строительстве, так и с «левацким» нарушением принципов добровольности и перепрыгиванием через артель прямо к коммуне или превращением колхозов в совхозы. Лишь постепенный охват колхозов работой государственных машинно-тракторных станций создаст предпосылки для их перехода к дальнейшим ступеням развития и приближения колхозов к предприятиям последовательно социалистического типа.
Но процесс сплошной коллективизации крестьянского хозяйства создаст предпосылки для разрешения ещё одной важной задачи классовой борьбы — по отношению к последней, капиталистической группе крестьянства, к сельской буржуазии, сохранившейся и окрепшей после свержения капиталистов в городе, — к кулачеству. До периода сплошной коллективизации политика пролетариата в отношении к кулачеству состояла в ограничении кулацкой эксплуатации и вытеснении кулачества. Однако предполагалось, что кулачество как класс ещё сохраняется на известный период (отсюда закон о найме труда в деревне, запрещение производить раскулачивание и т. д.). Пролетарская диктатура не имела, тогда ещё опорных пунктов в деревне, в виде широкой сети колхозов и совхозов, на которые можно было бы опереться, проводя решительное наступление на кулачество: к тому же капиталистическое производство хлеба в тот период ещё не могло быть заменено социалистическим его производством. Поэтому призывы троцкистско-зиновьевской оппозиции «наступать на кулака нельзя было иначе рассматривать — по образному выражению т. Сталина — как «декламацию против кулачества», как «политику царапанья с кулачеством», а не как политику подлинно большевистского наступления.
Успехи сплошной коллективизации вносят коренное изменение в политику партии в этом вопросе. Очередной задачей классовой борьбы в деревне становится ликвидация кулачества как класса. Чтобы преодолеть кулацкое влияние и его сопротивление коллективизации, становится необходимым и оказывается уже возможным — благодаря успехам той же коллективизации в производстве хлеба — «сломать в открытом бою сопротивление этого класса, лишить его производственных источников его существования и развития». В этом — по словам т. Сталина — и заключается «поворот от старой политики ограничения (и вытеснения) капиталистических элементов деревни к новой политике ликвидации кулачества как класса»[323]. В этом повороте партия преодолевает как «лево»-оппортунистическую декламацию насчёт «нажима» на кулачество, так и правооппортунистические мечты о «мирном врастании кулака в социализм» и правооппортунистические жалобы на «недопустимость» применения к кулачеству мер административного воздействия, раскулачивания и т. д.
Для полного уничтожения классов, — указывает Ленин, — «нужно уничтожить не только различие города и деревни, но также и различие между физическим и умственным трудом. Партия не выдвигает ещё этой задачи на ближайшем этапе нашего развития, так как для полного разрешения её понадобится несколько пятилеток. Однако и в этот вопрос новый этап социалистического строительства вносит некоторые новые черты. Выдвигая задачу уничтожения пережитков капитализма не только в экономике, но и в сознании, партия создаёт предварительные предпосылки уничтожения этого многовекового разрыва, характерного для всего классового общества. И здесь подготовка к уничтожению старых противоречий классового общества идёт нога в ногу с задачами и потребностями нового этапа строительства социализма в нашей стране. Особой формой классовой борьбы является общая проблема кадров, проблема политехнизма в народном образовании; в процессе жестокой классовой политической и идеологической борьбы разрешается и задача создания производственно-технической интеллигенции рабочего класса.
Процесс социалистической индустриализации может опираться лишь на определённые квалифицированные кадры рабочего класса, острая потребность в которых возрастает с каждым новым этапом на пути нашего социалистического развития. Это должны быть технически квалифицированные кадры с достаточным общим развитием, позволяющим овладеть наиболее передовой техникой. Это должны быть коммунистически мыслящие кадры, способные сознательно отстаивать интересы пролетарской революции и социалистического строительства. Задачу подготовки таких рабочих кадров вполне разрешает положенный Лениным в основу и правильно понятый принцип политехнизации образования. При системе политехнического образования подрастающему поколению рабочих даются основы коммунистического мировоззрения и общие политехнические знания, и одновременно проводится специальная подготовка из их среды нужных работников. Правильная установка на неразрывную связь школы и производства проводится здесь партией в борьбе как с откровенно правыми стремлениями сохранить старую словесную школу, так и с «левацкими» отрицаниями значения школьной подготовки, с теориями «отмирания» школы и т. д. Но и помимо этих условий школьной подготовки и все прочие условия системы пролетарской диктатуры обеспечивают рабочему классу возможность соединять с чисто физическим трудом и занятия умственным трудом: характер общественных нагрузок, самообразование, научные кружки, система рабочего изобретательства, рабкоры, выдвиженчество и социалистическое совместительство в госаппарате и т. п. Во всех этих условиях организации быта, общественной работы и разумного отдыха уже заложены предпосылки будущей ликвидации существовавшего до сего времени разрыва между физическим и умственным трудом. Однако к полному и непосредственному разрешению этой задачи мы сможем подойти лишь после того, как будет уничтожена техническо-экономическая основа существования классов.
Особую важность получает на современном этапе социалистического строительства задача подготовки новых кадров специалистов из среды рабочего класса, задача создания производственно-технической интеллигенции рабочего класса, со всей решительностью поставленная т. Сталиным как одно из необходимых условий дальнейшего хозяйственного развития. Тов. Сталин указал, что мы не только уже не можем обходиться прежним минимумом старых специалистов, но что «нам нужны не всякие командные и инженерно-технические силы... Наша страна вступила в такую фазу развития, когда рабочий класс должен создать себе собственную производственно-техническую интеллигенцию, способную отстаивать его интересы в производстве как интересы господствующего класса».[324]
Задача правильного использования старых специалистов, старой технической интеллигенции сохраняет всё своё важное значение и на современном этапе. Однако встаёт вопрос о количестве этих специалистов и о качестве их работы. Прежний минимум специалистов перестаёт удовлетворять потребностям социалистического строительства. Обострение классовой борьбы, связанное с социалистическим наступлением, обнаружило вредительские, классово враждебные пролетариату группы в рядах старых специалистов. Разгром вредительских организаций и огромные успехи социалистического строительства вызвали признаки поворота среди старой интеллигенции в сторону социализма, и использование этого поворота является одним из важнейших условий социалистического развития. Опыт показал, как много может дать в этом отношении правильное использование опыта и званий старых академиков, профессоров, инженеров, а также многочисленных работающих у нас иностранных специалистов. Но здесь нужна большая работа по перевоспитанию старых специалистов, по втягиванию их в строительство социализма, по превращению их в преданных союзников рабочего класса.
Новая фаза развития требует от командных и инженерно-строительных кадров промышленности уменья проводить линию классовой борьбы и в процессе производства, уменья отстаивать в этой классовой борьбе в области производственно-технического процесса интересы рабочего класса. Это может быть вполне обеспечено лишь в том случае, когда кадры новых специалистов создаются из среды самого пролетариата. Эта задача, равно как и задача борьбы с классово чуждыми влияниями среди старых специалистов, находится в полной противоположности как с взглядами контрреволюционного троцкизма, возлагавшего все надежды лишь на буржуазных «попутчиков» рабочего класса, так и с правооппортунистическими взглядами т. Бухарина на интеллигенцию как на «промежуточную» внеклассовую категорию.
Тов. Сталин особенно подчёркивает тот момент, что ряды новой пролетарской производственно-технической интеллигенции будут рекрутироваться не только из среды рабочих, получивших высшее образование. Производственно-техническая интеллигенция — по словам т. Сталина — должна рекрутироваться также «из практических работников наших предприятий, из квалифицированных рабочих, из культурных сил рабочего класса на заводе, на фабрике, в шахте. Инициаторы соревнования, вожаки ударных бригад, практические вдохновители трудового подъёма, организаторы работ на тех или иных участках строительства — вот новая прослойка рабочего класса, которая должна составить вместе с прошедшими высшую школу товарищами ядро интеллигенции рабочего класса»[325].
«По мере уничтожения капиталистических элементов, — говорил на XVII партконференции т. Молотов, — вырываются корни всякого классового деления в обществе и, следовательно, подготовляется ликвидация всех классов, а тем самым и самого рабочего класса».
Уже из всего сказанного выше видно, что задача уничтожения классов необходимо предполагает также и перевоспитание, и переделку самого пролетариата, преодоление им «громадной силы привычки и косности». «Сам рабочий класс в процессе этой борьбы и социалистической стройки перевоспитывается, выделяя из своей среды всё более активных и сознательных строителей социализма, закаляя себя в борьбе за преодоление буржуазных и мелкобуржуазных настроений как в основной среде, так и во всей массе трудящихся» (Молотов). Эта задача особенно важна потому, что ряды пролетариата непрерывно растут, пополняются выходцами из деревни, вчерашними мелкими собственниками. И здесь особенно вырастает значение воспитания в рабочем классе привычки к «образцовой коммунистической работе», роль соцсоревнования и ударничества как её передовых форм для борьбы с рвачеством и лодырями, с обезличкой и безответственностью в процессе производства.
Ранее мы уже говорили о соцсоревновании и ударничестве как о новых формах производственных отношений, возникающих в переходный период. Нетрудно убедиться, что соцсоревнование и ударничество от начала до конца насыщены определённым классовым содержанием, что они представляют собой новые, особые формы классовой борьбы пролетариата. В этих формах организации труда мы имеем прямую конкретизацию той новой особой формы классовой борьбы, которую Ленин в 1919 г. в своём плане брошюры о диктатуре пролетариата обозначал как воспитание новой дисциплины, и которая вместе с тем представляет собой путь к уничтожению всяких классов.
Маркс и Энгельс писали ещё в «Немецкой идеологии», что коммунистическая революция направляется вообще против прежнего рода деятельности и устраняет труд и господство всех классов вместе с самими классами: «для этого необходимо массовое изменение людей, которое возможно только в практическом движении, в революции», что «свергающий класс может только в революции очиститься от всей грязи старого общества и стать способным создавать новое общество»[326]. Под «устранением труда», на которое ссылались Маркс и Энгельс, они разумели превращение труда из тяжёлой обязанности в удовольствие, в «первую насущную потребность».
Ленин в дальнейшем писал об экономике пролетарской диктатуры как о «борьбе первых шагов коммунистически объединённого труда» с мелким товарным производством и с сохранившимся и возникающим на его базе капитализмом. А в «Великом почине» Ленин подчеркнул всё огромное значение коммунистических субботников как «одной из важнейших сторон коммунистического строительства». В коммунистических субботниках Ленин видел «начало переворота более трудного, более существенного, более коренного, более решающего, чем свержение буржуазии, ибо это — победа над собственностью, распущенностью, мелкобуржуазным эгоизмом, над этими привычками, которые капитализм оставил в наследство рабочему классу и крестьянству. Когда эта победа будет закреплена, тогда, и только тогда, новая общественная дисциплина, социалистическая дисциплина, будет создана, тогда, и только тогда, возврат назад к капитализму будет невозможен, коммунизм сделается действительно непобедимым». «Коммунистическая организация общественного труда, — говорил Ленин, — будет держаться на свободной и сознательной дисциплине самих трудящихся». Её носителем и проводником является пролетариат, который — по словам Ленина — должен повести за собой всю массу трудящихся «на путь создания новой общественной связи, новой трудовой дисциплины»...[327]
Соцсоревнование и ударничество являются новыми, более высокими формами того же коммунистического отношения к труду, новой, сознательной социалистической дисциплины. Но воспитание новой коммунистической дисциплины, привычки к коммунистическому труду, из бремени превращающейся в насущную потребность, в наслаждение, немыслимо без борьбы пролетариата с воздействием буржуазной и мелкобуржуазной идеологии, с прямым влиянием классового врага, стремящегося сорвать новую трудовую дисциплину, без очищения пролетариатом самого себя от «грязи» старого общества. Воздействие всей системы пролетарской диктатуры — партии, профсоюзов, советов — играет здесь немалую роль. Не только агитация, пропаганда, общественное воспитание, товарищеские суды, но и строгая ответственность каждого за выполняемый труд и сознание своей ответственности является необходимой составной частью воспитания новой дисциплины. Поэтому, в полной противоположности с Бухариным, именно в образовании привычки к коммунистическому труду Ленин видел первое необходимое условие для возможности отмирания пролетарского государства.
Борьба с обезличкой в организации труда, с уравниловкой в зарплате, строгое проведение личной ответственности и хозрасчёта — таковы те новые формы классовой борьбы, через которые пролетарская диктатура должна способствовать не только огромному росту производительности труда, но также воспитанию новой коммунистической дисциплины. Такова диалектика развития классовой борьбы на пути к уничтожению классов. Недооценка правым и «левым» оппортунизмом соцсоревнования и ударничества как форм мобилизации активности и воспитания рабочего класса, непонимание ими в связи с этим важности борьбы за хозрасчёт, борьбы с обезличкой и уравниловкой, «левацкие» лозунги равенства и т. п. — таковы те характерные оппортунистические извращения генеральной линии партии, с которыми приходится вести борьбу на современном этапе. При этом правая опасность, как подчеркнула XVII партконференция, остаётся главной опасностью в течение всего ближайшего периода. Одновременно необходима борьба со всеми рецидивами контрреволюционного троцкизма, со всеми «левацкими» заскоками и гнилым либерализмом в отношении к ним.
Система пролетаркой диктатуры во всех звеньях способствует осуществлению всех этих важнейших задач классовой борьбы и социалистического строительства, выдвинутых периодом социалистической реконструкции. Исключительно важную роль, как мы могли убедиться, играет в осуществлении этих задач советское государство. «Ставя задачу ликвидации классов, — говорил т. Молотов на XVII партконференции, — мы ещё никоим образом не можем и не должны ставить вопроса о ненужности или об отмирании государства. Напротив, на данной стадии дело ещё идёт об укреплении пролетарского государства, об усилении его мощи». Всякого рода правооппортунистические недооценки роли и значения воздействия пролетарского государства для уничтожения противоположности города и деревни, для воспитания новой социалистической дисциплины, равно как и «левацкие» теории «отмирания» советов в районах коллективизации и т. д., обозначают прямой подрыв системы пролетарской диктатуры как величайшей, инициативнейшей силы строительства социалистического общества.