Политическим и теоретическим руководителем пролетариата в его классовой борьбе является коммунистическая партия.
Чем больше нарастает революционная ситуация, чем сильнее обостряется классовая борьба, тем большее значение приобретает руководство партии.
В период господства оппортунистов II Интернационала, в период домонополистического капитализма парламентские формы борьбы считались основными формами. Оппортунисты не придавали партии того решающего значения, которое она особенно приобретает в условиях открытых революционных схваток. Политические организации рабочего класса не имели ещё тех отличительных черт, того своеобразия, которые глубоко отличают их строение и формы борьбы от политических партий буржуазии.
Партии II Интернационала в своём подавляющем большинстве были более приспособлены к парламентской борьбе, чем к непосредственным задачам организации, воспитания и революционизирования рабочего класса. Партии II Интернационала оказались не боевыми партиями пролетариата, ведущими пролетариат к захвату власти, но «инструментом мира», как выразился Каутский. Партии II Интернационала в своём подавляющем большинстве оказались на стороне своей национальной буржуазии во время империалистической войны. Только русские большевики во главе с Лениным, всё время проводившие революционную линию классовой борьбы, последовательно продолжали борьбу за революционный марксизм, развивая и углубляя теорию и практику борьбы за диктатуру пролетариата.
Ещё в довоенный период большевизм положил начало новому типу партийной организации, коренным образом отличному от большинства партии II Интернационала по своему уставу, по своей программе, по стратегии и тактике борьбы. Империализм поставил всё международное рабочее движение перед новыми задачами, которые требовали перестройки партийной работы. Возникла необходимость нового типа боевых партий революционного пролетариата, построенных по образцу русских большевиков. Без перестройки партийной организации и партийной работы невозможна была бы успешная борьба за власть, борьба за диктатуру пролетариата. Такими партиями и являются коммунистические партии.
Отличительной особенностью коммунистической партии служит то, что она, во-первых, является передовым отрядом рабочего класса, политическим вождём и боевым штабом пролетариата, неразрывно связанным со своим классом. Во-вторых, партия является организованным отрядом рабочего класса, руководящим всей борьбой пролетариата, организующим, направляющим её по революционному пути. В-третьих, партия является высшей формой классовой организации пролетариата.
Рабочий класс неоднороден в своей массе. Наряду с рабочими, испытанными в классовых боях, в рядах пролетариата находятся и менее устойчивые элементы. Кроме того, ряды пролетариата непрерывно пополняются выходцами из других классов. Пока существуют классы и общественное неравенство, — будет существовать и различие между партией и беспартийными массами.
Лишь лучшая, передовая часть рабочего класса составляет партию рабочего класса.
Как передовой отряд рабочего класса партия вооружена революционной теорией, знанием законов и перспектив общественного развития. Поэтому партия уверенно ведёт за собой пролетариат. Партия как передовая часть видит дальше остальных слоёв рабочего класса; она умеет не только защитить минутные интересы, но и выделить основные задачи пролетариата в его классовой борьбе. Это позволяет партии вести весь класс за собой, а не тащиться в хвосте отсталых настроений. Партия руководит рабочим движением, вооружая стихийное движение масс организованностью, революционной теорией, знанием и выдержкой, поднимая стихийное движение до уровня сознательности. Только оппортунисты принижают роль партий и видят в ней простого регистратора стихийных отсталых настроений рабочего класса. Коммунистическая партия не ограничивается констатированием того, что думает и переживает рабочая масса. Она поднимает рабочий класс до уровня сознания своих общих классовых интересов; она ведёт за собой рабочий класс, являясь его политическим и теоретическим вождём, и в то же время его боевым штабом.
Но, ведя за собой рабочий класс, партия в то же время не должна и не может отрываться от класса. Партия не только передовой отряд, но вместе с тем и неразрывная часть рабочего класса. Между партией и беспартийной массой существует различие как между передовой и более отсталой частью рабочего класса. Но различие между партией и беспартийными не должно превращаться в отрыв партии от класса. Если бы партия оторвалась от своего класса, то она не могла бы вести за собой рабочие массы, а сама превратилась бы в замкнутую секту.
Этой диалектической взаимосвязанности партии и класса, основанной на взаимном доверии, совершенно не понимает контрреволюционный троцкизм. Троцкий в методологическом отношении стоит в этом вопросе на позициях теории равновесия. С тех пор как производительные силы переросли рамки национально-буржуазного государства, создание масс, пишет Троцкий, «было выбито из относительного равновесия предшествовавшей эпохи...» Но пролетариат «ещё не стал сознательно и беззаветно на путь открытой революционной борьбы; он колеблется, переживая последние моменты неустойчивого равновесия»[223].
Троцкий изображает пролетариат какой-то пассивной слепой силой, всецело зависящей от условий внешней среды, от внешних сил и не знающей своего собственного внутреннего развития. Пролетариат, по Троцкому, борется или пытается бороться с капитализмом не благодаря внутреннему развитию противоречий капиталистического способа производства, а благодаря толчкам, получаемым извне. «Достаточно решительного толчка слева или справа, — говорит Троцкий, — чтобы сдвинуть пролетариат на известный период в ту или другую сторону. Мы это видели в 1914 г., когда соединением империалистических правительств и социал-патриотических партий рабочий класс был сразу выбит из равновесия и брошен на путь империализма»[224].
По Троцкому, империалистические правительства и социал-империалисты толкают рабочий класс вправо, задача же компартии заключается в том, чтобы толкать рабочий класс влево. Отношение между партией и рабочим классом выступает как отношение между двумя внешними силами, из которых одна толкает и выводит из неустойчивого равновесия другую. Это непонимание единства партии и рабочего класса ведёт Троцкого к его барско-пренебрежительному и в то же время высокомерно-покровительственному отношению к пролетариату.
Взгляд Троцкого на взаимоотношения пролетариата и его партии по существу — если отбросить фразёрскую шелуху Троцкого — ещё в период первой русской революции сводился к следующему. Русская революционная интеллигенция ставила перед собой «демократические» задачи — свержение царизма. Но встаёт вопрос: как это осуществимо? Какие классовые силы могут выполнить эту задачу? «Откуда взять сил для возобновления борьбы с самодержавием»? Революционная интеллигенция приходила к выводу, что единственной силой такой является пролетариат. Значит, нужно опереться на пролетариат. Но эта необходимость для революционной интеллигенции опереться на пролетариат требует известной «дани», — интеллигенция поэтому должна признать «классовую доктрину международного революционного пролетариата».
«Это та дань, — пишет Троцкий, — которую часть русской революционной интеллигенции платила и платит классовой доктрине международного революционного пролетариата — марксизму, который дал ей прежде всего ответ на «демократический», а не на «пролетарский» вопрос: «Откуда взять сил для возобновления борьбы с самодержавием», но который поставил её политическую совесть под контроль классовых интересов, как борца за политическую свободу»[225].
Так рисовалось Троцкому взаимоотношение партии и пролетариата. Партия для Троцкого — это прежде всего революционная интеллигенция, которая ставит себе «демократические» задачи и использует пролетариат для выполнения своих задач.
Совершенно очевидно, что здесь не только нет ленинского понимания взаимоотношения партии и пролетариата, но по существу отрицается гегемония пролетариата в революции. О какой гегемонии может идти речь, когда для Троцкого пролетариат есть лишь некоторая пассивная сила, находящаяся в неустойчивом равновесии, которую используют революционные интеллигенты, платя ему «известную дань». Ясно, что концепция Троцкого о взаимоотношении пролетариата и его партии отрицает руководящую роль пролетариата в революции.
Партия руководит классом в чрезвычайно трудных условиях. Партия должна правильно выбирать моменты наступления на капитализм, партия должна уметь вести массы к отступлению, когда этого требует обстановка и т. д.
Эти задачи выполнимы только при том условии, если партия сумеет внести дисциплину и планомерность в борьбу миллионных масс пролетариата. Тем более должна быть организована и дисциплинирована сама партия пролетариата. Она сама является организованным отрядом пролетариата. Ленин с самого начала организации Российской социал-демократической партии неустанно боролся за организованность и дисциплину в рядах пролетарской партии. Партия строится поэтому на основе определённого устава, как некое единое целое с высшими и низшими органами руководства, на принципах демократического централизма, с подчинением меньшинства большинству и с руководством низшими органами партии со стороны её высших органов. Решения большинства обязательны для меньшинства, которое обязано проводить эти решения, так же, как и вся партия, и точно так же постановления, избранных большинством партийных органов обязательны для всех низших органов.
Наряду с партией возникают и другие организации рабочего класса. Ведя классовую борьбу, пролетариат создаёт профессиональные союзы, кооперативные, фабрично-заводские организации, парламентские фракции, культурно-просветительные организации и т. д. Эти организации в своём большинстве являются беспартийными. Все эти организации необходимы пролетариату для классовой борьбы в различных направлениях.
Но для того чтобы и профсоюзы, и кооперация, и культурно-просветительные организации свою работу направляли к единой цели — к захвату власти пролетариатом, — для того чтобы эти организации не замкнулись в своих узких рамках, а всегда связывали свои конкретные задачи с основными задачами рабочего класса в целом, — для всего этого необходимо единое руководство партии. Партия определяет то общее направление, ту линию, по которой все эти организации должны направлять свою деятельность к единой цели. Давая общее направление работы беспартийным организациям рабочего класса, партия концентрирует в себе опыт классовой борьбы во всей полноте. Партия концентрирует в себе также лучшие боевые силы революции. В этом смысле партия является высшей формой классовой организации пролетариата.
Для успешной борьбы пролетариата требуется правильная партийная линия. Проведение борьбы на два фронта, с правым и «левым» оппортунизмом, является необходимым условием для успешной борьбы пролетарской партии. Партийная линия определяется на каждой ступени развития классовой борьбы её пропагандой, общими задачами её стратегии и тактики.
Классовая борьба пролетариата имеет свою особую стратегию и тактику. В зависимости от условий развития классовой борьбы меняется и стратегия, и тактика. Например, в период господства оппортунизма II Интернационала основными задачами являлось обучение и формирование пролетарских армий в обстановке более или менее мирного развития. Как казалось партиям II Интернационала, тогда не стоял вопрос о непосредственно надвинувшихся классовых битвах за диктатуру пролетариата. Поэтому социал-демократия не разработала цельной стратегии и проблем тактики и методов борьбы. Гениальные указания Маркса и Энгельса о стратегии и тактике были забыты и извращены. Партии II Интернационала свели тактику и стратегию классовой борьбы почти исключительно к парламентской борьбе.
Только Ленин восстановил указания Маркса и Энгельса о стратегии и тактике классовой борьбы. При этом Ленин не ограничился простым восстановлением указаний Маркса и Энгельса, а развил их дальше, дополнил новыми положениями, и, объединив всё это в стройную систему правил и руководства классовой борьбой, тем самым поднял на новую, высшую ступень самую стратегию и тактику.
«Стратегия, — определяет т. Сталин, — есть определение направления главного удара пролетариата на основе данного этапа революции, выработка соответствующего плана расположения революционных сил (главных и второстепенных резервов), борьба за проведение этого плана на всём протяжении данного этапа революции». На определённом этапе развития стратегия остаётся в основном без изменения, но каждому данному этапу революции соответствует свой собственный стратегический план. Вместе с изменением данного этапа выступают другие задача в революции и вместе с тем меняется стратегический план.
Как указывает т. Сталин, революционная борьба пролетариата в России прошла несколько этапов своего развития. Первый этап — с 1903 по февраль 1917 г. В этот период перед рабочим классом стояла основная стратегическая задача: уничтожить остатки феодализма и свергнуть монархизм. Основной революционной силой, способной провести этот стратегический план, был пролетариат. Его ближайшие резервы и союзник — крестьянство. Нужно было изолировать либерально-монархическую буржуазию, которая стремилась овладеть и повести за собой крестьянство и хотела путём соглашения с монархизмом ликвидировать революцию. Этот основной стратегический план определял и лозунги партии по отношению ко всем другим классам. Для этого этапа партия выдвигала лозунг: «Вместе со всем крестьянством против царя и помещиков при нейтрализации буржуазии, за победу буржуазно-демократической революции».
Стратегический план для всего первого этапа оставался неизменным, в то же время тактика, в этот период менялась в зависимости от прилива и отлива революционного движения.
«Тактика, — указывает т. Сталин, — есть определение линии поведения пролетариата за сравнительно короткий период прилива и отлива движения, подъёма или упадка революции, борьба за проведение этой линии путём смены старых форм борьбы и организации новых, старых лозунгов новыми, путём сочетания этих форм и т. д.». Стратегический план ставит себе задачу на определённый период, например, выиграть войну с царизмом. Тактика ставит себе менее широкие задачи: она обусловливается и общим стратегическим планом, и данным соотношением классовых сил. Тактика подчинена стратегическому плану и служит задачам выполнения этого плана, разрешая те или другие вопросы классовой борьбы.
Стратегический план за время с 1903 по февраль 1917 г. оставался неизменным, но тактика менялась. В период 1903–1905 гг. революционное движение поднималось в гору. Поэтому тактика партии была наступательная. Наступательная тактика обусловливала и формы борьбы пролетариата. В этот период мы имеем местные и общие политические забастовки, демонстрации, бойкот Думы, вооружённое восстание и т. д. Вместе с этим менялись и формы организации пролетариата. В этот период выступают фабрично-заводские комитеты, забастовочные комитеты, советы рабочих депутатов, более или менее открытая рабочая партия, крестьянские революционные комитеты и т. д. Поражение революции 1905 г. вызвало наступление сил реакции. Революционная волна спадала. Партия, оставляя тот жe самый стратегический план, вынуждена была изменить свою тактику в период 1907–1912 гг. Партия должна была начать тактику отступлений, тактику сохранения революционных сил, выводя их из непосредственного боя с минимальными потерями, для того чтобы вновь повести силы в бой с царизмом на новом подъёме революции. Изменившаяся обстановка потребовала изменения форм борьбы и организации пролетариата. Так, вместо бойкота Думы партия проводит участие в Думе, использует её как трибуну для разъяснения сущности либерально-монархической Думы, для мобилизации масс вокруг лозунгов большевиков.
Партия ушла в подполье, поскольку массовые революционные организации подверглись разгрому со стороны реакции и т. д.
На следующем этапе развития борьбы — с марта по октябрь 1917 г. — основной стратегический план заключался в том, чтобы сбросить империалистическое временное правительство, установить диктатуру пролетариата, прорвать кольцо империалистической войны.
Этим стратегическим планом определялись и основные лозунги партии в отношении войны, Временного правительства и крестьянства. На этом этапе революции основной лозунг в отношении крестьянства был таков: «Вместе с беднейшим крестьянством, против капитализма в городе и в деревне, при нейтрализации среднего крестьянства за власть пролетариата». Стратегический «план за весь второй период революции оставался неизменным, в то время как тактика менялась несколько раз в зависимости от соотношения классовых сил.
11. Антимарксистские теории классов.
Изложенное марксистско-ленинское понимание классов показывает, что классы возникли на определённом этапе исторического развития; марксистско-ленинская теория классов показывает, что возникновение классов было необходимо обусловлено развитием материальных производительных сил и что то же развитие производительных сил и революционная борьба пролетариата, установление его диктатуры должны на определённой ступени привести к уничтожению классов. Между тем как мы уже выяснили, буржуазным учёным выгодно изобразить дело таким образом, что существующий капиталистический способ производства и существование классов является вечным и «естественным» явлением. С этой целью выдвигаются различные буржуазные теории классов — теория «органического» разделения труда в общественном организме, теория, объясняющая господство привилегированных классов их «природными способностями» и т. д.
Особенно видное место среди буржуазных теорий занимает так называемая теория насилия. Теория насилия пытается объяснить возникновение классов не материальным развитием производительных сил, а политическим насилием, завоеванием одного народа или расы другим. Так Дюринг считал, что «форма политических отношений составляет основу истории, экономическая же зависимость есть явление производное или частный случай, а потому всегда остаётся второстепенным фактом». Поэтому политическое насилие, порабощение одного человека другим, по мнению Дюринга, является основой эксплуатации в хозяйственной деятельности людей.
Возражая Дюрингу, Энгельс указывал, что насилие возможно только тогда, когда уже развилась производительность труда, когда существует прибавочный продукт. Без этого экономического фактора голое насилие было бы лишено какого-либо смысла. Прежде чем существует возможность производить насильственное присвоение чужого труда и имущества, необходимо наличие неравенства в распределении. В лучшем случае насилие может перераспределить то, что уже экономически существует. «Прежде чем рабство делается возможным, — говорит Энгельс, — необходимы, следовательно, известная ступень производства и некоторое неравенство в распределении»[226].
А возникновение частной собственности происходило на основе развития производительных сил. Следовательно, классы своим возникновением обязаны развитию производительных сил и частной собственности. Вместе с развитием классового неравенства возникли и политическое неравенство, и насилие. Теория насилия движущую пружину исторического развития видит не в материальных производительных силах, а в политических учреждениях. Ничего не объясняя, она насилует действительный исторический ход возникновения классов и даёт идеалистическое объяснение истории.
Но и среди теоретиков, называющих себя «марксистами», мы сталкиваемся с многочисленными извращениями марксистко-ленинской теории классов. Все эти извращения при всём их многообразии имеют одну общую установку: все они смазывают непримиримость классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией и ведут к отрицанию диктатуры пролетариата.
В общих чертах эти теории можно разделить на две группы: 1) распределительные теории классов и 2) технико-организационные концепции классов.
Наиболее вульгарной формой распределительной теории классов является утверждение, что принадлежность к тому или другому классу определяется в зависимости от величины дохода. С этой «количественной» точки зрения и в среде пролетариата можно найти в свою очередь несколько классов в зависимости от величины дохода. Точно так же и в среде буржуазии можно насчитать несколько классов. Ненаучность этой теории ясна сама собою. Политический вред для пролетариата в этой теории заключается в том, что она пытается разорвать единство рабочего класса и притупить противоречия между пролетариатом и буржуазией.
Более тонкой ревизией марксизма при определении классов является распределительная теория, усматривающая классообразующий момент в источниках дохода. Такой характер носит теория классов, например, у виднейшего теоретика социал-фашизма Каутского. Ещё в 1903 г. Каутский полагал, что общность источников дохода, и вытекающая отсюда общность интересов и противоречий образует тот или другой класс. В своей работе «Классовые интересы — особые интересы — всеобщие интересы» Каутский определял классы следующим образом: «Теперь мы уже видим, что образует разные классы. Не только общность источников доходов, но также и вытекающая отсюда общность интересов, и общность противоречия интересов по отношению к другим классам, из которых каждый стремится уменьшить источники дохода других классов, чтобы расширить свои». Каутский видел таким образом классообразующий момент в общности источников дохода и в борьбе классов за эти источники, забывая о том, что сама общность источников дохода определяется отношением людей к средствам производства, определённым местом в определённой исторической системе производства.
Чтобы понять ошибочность позиции Каутского, достаточно привести простой пример: рабочий получает заработную плату от капиталиста, продавая свою рабочую силу. У этого же самого капиталиста может получать заработную плату художник, работающий над рекламой. И рабочий и художник получают заработную плату, продавая свою рабочую силу. Источник доходов у них общий: продажа рабочей силы. Однако один из них принадлежит к пролетариату, одному из основных классов капиталистического общества, а другой к интеллигенции — к промежуточному слою. Что общего между рабочим на фабрике и художником или счетоводом в конторе той же фабрики? Общим является то, что оба живут и работают в капиталистическом обществе, оба они лишены средств производства, оба они имеют один и тот же источник дохода — продажу своей рабочей (физической и интеллектуальной) силы. Но в чём различие между ними? В том, что рабочий стоит непосредственно у станка, создавая прибавочную стоимость, занимает определённое место в процессе производства и выполнят иную роль в общественной организации труда — в отличие от художника или счетовода. Капиталист выжимает всё возможное из рабочего класса, нередко давая поблажки управленческому и конторскому персоналу. Каутский, определяя классы по источникам дохода, смазывал различие между пролетариатом и мелкобуржуазной интеллигенцией, служащими и т. д. Кроме того, выбрасывая из признаков классов место в капиталистическом способе производства, и отношение к капиталистическим средствам производства, — он оппортунистически затушёвывал основную задачу рабочего класса — уничтожение капиталистической собственности.
Кроме того, для Каутского различные общественные интересы не все являются интересами классовыми. «Совокупность существующих в каком-нибудь обществе классовых интересов не составляет ещё совокупности всех имеющихся в нём общественных интересов вообще. Художественные, научные интересы, интересы пола и т. п. очень часто не являются классовыми интересами»[227]. Поэтому Каутский считал, что партия не может ограничиться защитой классовых интересов. Кроме классовых интересов, партия, по Каутскому, должна защищать ещё и так называемые общественные, общие интересы. Уже в этой работе мы имеем таким образом теоретическое обоснование будущего социал-империализма Каутского, идеи защиты буржуазного «отечества» с его «общественными интересами» во время империалистской войны.
В последней своей работе «Материалистическое понимание истории» Каутский находит нужным «дополнить» свою буржуазно-распределительную теорию классов. Дополняет свою теорию классов Каутский здесь тем, что, в противоположность т. Бухарину, подчёркивает момент распределения средств производства между классами.
«Деление на классы, — пишет Каутский, — враждебно противостоящие друг другу, начинается не с момента разделения производителей на руководителей и исполнителей, но с деления членов общества на владеющих средствами производства и не владеющих ими. Проблема образования классов есть вопрос распоряжения средствами производства, а вместе с тем также и произведёнными при их помощи продуктами»[228].
Но, подчёркивая значение распределения средств производства, Каутский только затушёвывает буржуазный характер своей распределительной теории. Он по-прежнему отрывает от распределения средств производства роль класса в общественной организации труда, которая в единстве с отношением к средствам производства определяет место класса в исторически определённой системе производства. Одновременно Каутский окончательно порывает с марксизмом в вопросе о происхождении классов и государства. Научное понимание возникновения классов и государства, которое изложил Энгельс, Каутский считает только «гипотезой», посвящая специальную главу «критике гипотезы Энгельса». В результате этой критики Каутский скатывается к буржуазной теории насилия. Возникновение классов, т. е. общественной дифференциации, с точки зрения Каутского, нельзя объяснить на основе внутреннего развития общины. Для возникновения классов требуется военное столкновение одной общины с другой и военное порабощение. «Дифференциация внутри общины возникает не на почве прогрессирующего разделения труда, а является скорее следствием столкновения одной общины с другой. Её нельзя объяснить на основе лишь внутреннего развития отдельной общины»[229]. «Для того, чтобы объяснить дифференциацию внутри общин, мы вынуждены выйти за пределы отдельной изолированной общины. Только на этих путях мы можем найти зачатки классового деления»[230].
Каутский приходит к заключению, что классовое деление, нищета, эксплуатация в Ирландии и Восточной Индии объясняются «политикой насилия, применявшейся чужими завоевателями»[231]. Точно так же государство у Каутского возникает благодаря завоеванию, когда одни «более воинственные племена нападают на другие племена». Закрепляя свою победу, завоеватели организуют государство.
Другой теоретик II Интернационала — Кунов, не считает правильной распределительную теорию классов. Но он точно так же стремится затушевать классовые различия и классовые противоречия. В определении классов у Кунова на первый план выступает наличие общих интересов у данного класса. Но у Кунова, как и у Каутского, само собой разумеется, существуют и общие интересы для всего общества, ибо «совместная жизнь и деятельность в обществе невозможны без известного порядка, а потому все члены общества, поскольку они не отрицают вообще всякого общественного строя, заинтересованы в поддержании такого порядка»[232]. Выходит, что в поддержке «порядка» капиталистической эксплуатации заинтересованы не только буржуазия, но и пролетариат!
По словам Кунова, «Маркс не оспаривает существования некоторой органической солидарности интересов между классами внутри общества»[233]. Так, например, по мнению Кунова, всё общество заинтересовано в воспрещении и предотвращении убийств. Но при этом Кунов умалчивает о ежедневном и ежечасном медленном убийстве сотен тысяч пролетариев на заводах, на фабриках, о голодной смерти в армии безработных, о том, что вся капиталистическая система в целом представляет систему массового убийства. Обо всём этом Кунов не говорит ни слова, предпочитая уводить читателя в другую область: область «моральных» оценок.
Заинтересован ли пролетариат в сохранении всей капиталистической системы и поддерживающего эту систему государства? Социал-фашист Кунов считает, что «рабочий класс сильнейшим образом заинтересован в государственных учреждениях, в государственной экономической политике и культурном развитии государства»[234].
С точки зрения Кунова, классовая борьба может также хорошо вестись и парламентским путём, а «применение грубой силы отнюдь не является необходимым условием классовой борьбы». Кунов как агент буржуазии пытается «классовую борьбу» вести в рамках и пределах существующего капитализма. «Классовая борьба», не выходящая за пределы капитализма, — вот смысл учения Кунова. У Маркса классовая борьба должна выводить за пределы старой экономической формации, создавая новое общество. В этом — революционное содержание теории классовой борьбы. Оппортунисты направляют своё усилие на то, чтобы вытравить это революционное содержание и пытаются изобразить такую «классовую борьбу», которая не должна выводить за пределы капиталистической формации.
В этих же целях Кунов смешивает пролетариат с люмпен-пролетариатом, который так же мало революционен, как и мелкая буржуазия. Кунов додумался даже до утверждения, что пролетарий и рабочий — не одно и то же. С точки зрения Кунова, к пролетариату принадлежат не только отдельные категории рабочих, но и опустившиеся до босячества дворяне (типа «барона» в пьесе Горького «На дне»), и бывший фабрикант, которому нечем жить, неимущий мелкий чиновник и некоторые плохо оплачиваемые мелкие служащие, и безработные художники и писатели, так называемый «интеллигентный пролетариат», или «пролетариат стоячих воротничков». Но все эти «пролетарии», по мнению Кунова, не принадлежат к рабочему классу. С другой стороны, согласно Кунову, квалифицированный рабочий, получающий относительно высокую заработную плату, не является пролетарием.
Таким образом Кунов пытается делить на классы «рабочих» и «пролетариев» по принципу: имущие и неимущие, лучше или хуже оплачиваемые. Отмежевавшись на словах от распределительной теории, Кунов на деле остаётся на той же самой точке зрения — он исходит из размеров дохода.
Социально-классовый смысл этого куновского новшества совершенно ясен: буржуазии нужно распылить классовую сплочённость рабочего. Поэтому она стремится оторвать квалифицированного рабочего от безработного и неквалифицированного. Для этого буржуазия подкупает верхушку рабочего класса, оплачивает её несколько выше за счёт колониальных грабежей и создаёт рабочую аристократию. Такова капиталистическая практика. Эту практику теоретик Кунов «обосновывает», подводит под неё теоретическую базу. Создаётся полное единство буржуазной практики и социал-фашистской теории!
Распределительные теории классов, подчёркивая один из моментов определения классов (отношение к средствам производства), понимают его в смысле простых имущественных различий. Они отбрасывают исторически определённую систему производства, построенную на классовой эксплуатации, отбрасывают классовые противоречия. Они отбрасывают и роль класса в общественной организации труда. В другую ошибочную крайность впадают технико-организационные теории классов, которые совершенно упускают из виду отношение к средствам производства как основу классовой эксплуатации, которые чужды историзму, необходимому при определении классов. Эти теории выводят принадлежность к тому или другому классу, исходя из технической роли в общественной организации производства, которую выполняет то или другое лицо, из их «расстановки» в техническом процессе.
Наиболее типичными в этом отношении являются теории классов Богданова и т. Бухарина.
Богданов считал, что классы возникают потому, что организаторские функции в обществе всё более отделяются от исполнительных функций. В первобытном коммунистическом обществе все члены общины выполняли одинаковую работу. Но с развитием техники, с разделением труда и ростом общины появилась потребность в более сложных расчётах и организации самого производственного процесса. Наряду с непосредственными выполнителями выросли группы лиц, организующих производство и войны во главе с патриархом. Постепенно эта группа лиц, по Богданову, выделилась в особую касту, задачей которой было только руководить; остальные члены должны были быть только исполнителями. Так организаторский труд отделился от исполнительного, и образовались господствующий класс и класс угнетённый.
Богдановская теория происхождения классов хотя и говорит о развитии производительных сил, но конструирование классов идёт у Богданова, не на основе развития производительных сил и монополии господства классов на средства производства, а на основе отделения организаторской роли от исполнительной. Господствующие классы стали господствующими потому, что они выполняли руководящую роль в производственном процессе. Господство класса выступает у Богданова как функция, следствие его руководящей роли в производстве. Если применить эту теорию к классам феодального капиталистического общества, то это будет означать, что капиталист потому стал капиталистом, что он когда-то играл руководящую, организаторскую роль в производстве. На самом деле капиталист выступает как организатор, руководитель на фабрике только потому, что он монополист собственных средств производства. Функция руководства принадлежит ему потому, что он капиталист. Самая руководящая роль капиталиста вытекает из самого капиталистического способа производства, из места капиталиста в этом историческом определённом укладе, из отношения его к средствам производства.