– Недостойно брату парламентского советника унижаться до того, чтобы быть математиком.
Единственный университетский диспут, высочайше разрешенный Фридрихом – Вильгельмом I, проходил под девизом, сформулированным самим императором: «Все ученые – болтуны и балбесы». А о Лейбнице император отозвался так:
– Этот парень был непригоден даже для того, чтобы стоять в карауле.
На вопрос Наполеона, адресованный Лапласу:
– Почему в «Небесной механике» не упомянуто имя Всевышнего?
Последовал ответ:
– У меня не было надобности в этой гипотезе.
Правитель Ассоса Гермий вознамерился стать философом. Аристотель по этому поводу изрек:
– Правитель вовсе не должен сам быть философом, чтобы не подменять благие дела красивыми речами.
До Цицерона дошел слух о смерти Ваниция, слывшего самым неблагополучным римлянином. Встретив после этого известия слугу Ваниция, Цицерон поинтересовался:
– Все ли у вас дома благополучно?
Услышав утвердительный ответ, Цицерон заключил:
– Значит, Ваниций на самом деле умер.
Император Август велел провинившемуся воину покинуть войско, отправившееся в поход, и вернуться в Рим.
– Чем же я объясню свое возвращение? – опешил провинившийся.
– Скажи, что ты остался мной недоволен, – предложил император.
Аристипп, узнав, что его содержанка ему неверна, рассудил:
– Я же ей даю деньги не за то, чтобы она была неблагосклонна к другим, а за то, чтобы она была благосклонна ко мне.
Знаменитому живописцу Эллады Апеллесу молодой человек, показавший свою пробу кисти, не без кичливости заявил, что написал эту картину за очень короткое время.
– Это видно. Удивительно только то, что за это время ты успел написать только одну такую картину, – сказал Апеллес.
Поэт Филоксен, выслушав бездарные стихотворные опыты Сиракузского тирана Дионисия, в своей оценке больно ранил авторское самолюбие, за что был сослан на каторжные работы. Через некоторое время Дионисий велел привести Филоксена и снова прочел ему те же стихи. Выслушав, Филоксен развернулся и, не проронив ни слова, отправился прочь.
– Куда ты? – поинтересовался Дионисий.
– Возвращаюсь в каменоломню, – ответил Филоксен.
Людовик XI любил отобедать у купца по имени Жан. После того, как король после настоятельных просьб последнего возвел его в дворянское звание, августейшие визиты прекратились. Новоиспеченный дворянин поинтересовался у короля о причинах перемен.
– Вы были для меня первым человеком в прежнем звании, в нынешнем же звании вы – последний, – последовал ответ.
Кастильскому королю Альфонсу подали два списка прислуги, в одном из которых значились те, без кого король обойтись не мог, а в другом – те, без кого он мог обойтись.
– Одни мне нужны, а другим я нужен. Поэтому пусть остаются, – решил король.
Преследуемый Данте покинул родину и перебрался в Верону, где он был обделен вниманием правителя - принца Альбино д` Эскале, оказывавшего более благоволения придворному шуту.
– Это происходит потому, что всякий больше любит себе подобного, – рассудил Данте.
Играя с мячом, Франциск I воспользовался помощью оказавшегося поблизости монаха. А после того, как тот нанес по мячу блестящий удар, король воскликнул:
– Вот это по-монашески!
– По-настоятельски – уточнил не растерявшийся монах, возведенный в скором времени в сан настоятеля.
Сановный автор принес Малербу на отзыв стихи, прочтя которые тот воскликнул:
– Можно подумать, что вам предложили на выбор: либо написать стихи, либо идти на виселицу!
Эразма Роттердамского укоряли за то, что в пост он ест скоромное.
– Что же делать, если сам я добрый католик, а вот желудок мой решительно лютеранин, – оправдывался писатель.
Узнав о недовольстве простонародья, вызванном установленным налогом на пшеницу, впрочем, весьма незначительным, Папа Пий IV возмутился:
– Почему же эти недовольные не сетуют на моего предшественника Павла IV, который ввел новый праздник и, тем самым, лишил их целого дневного заработка.
Про судью Лекуанье кардинал Мазарини говорил:
– Этому рачительному судье всякий раз досадно, когда он не может утвердить обвинительный приговор сразу обеим сторонам.
По поводу неуступчивости и нежелания, которые сопровождали каждую оказываемую кардиналом Мазарини милость, французы говорили:
– По крайней мере, он освобождает нас от признательности.
Выслушав стоя на коленях «Miserere», Людовик XIV поинтересовался у графа Граммона о впечатлении, какое произвела на него музыка Молли. Граф, который не мог не последовать во время исполнения произведения августейшему примеру, заметил:
– Эта музыка прекрасна для ушей, но для коленей жестковата.
Людовика XV на охоте сопровождал походный буфет с 40 бутылками вина. Король был равнодушен к вину, но однажды в разгар пирушки по завершении удачной охоты, король пожелал отведать вина, но … оно было выпито шумной компанией придворных. Король повелел впредь брать с собой на охоту 41 бутылку вина.
Граф Н.П. Румянцев загостился в замке Ферне у Вольтера, который по этому поводу заметил:
– Этот господин - сущий Дон-Кихот. Только тот принимал гостиницы за замки, а этот принимает замки за гостиницы.
Милостивый государь! – обратился к Талейрану один из его кредиторов. – Я хотел бы знать, когда же, наконец, вы со мною расплатитесь?
– Экий же вы любопытный! – услышал в ответ кредитор.
Регент поинтересовался у Фонтеля, как избежать ошибок при оценке поэтических произведений.
– Говорите обо всех, что они плохи, и вы рискуете впасть в ошибку в одном – двух случаях из ста, – последовал совет.
Фридрих Великий поклялся перед боем под Росбахом генералу Ицилиусу:
– Если я проиграю битву, то уеду в Венецию и стану лекарем.
– Значит, все же не оставите своего занятия – отправлять людей на тот свет, – заключил генерал.
Человек, постоянно одалживавший у знакомых нюхательный табак, поинтересовался у Биевра:
– Где вы берете такой славный табачок?
– Это вы берете, а я покупаю, – поправил его тот.
Всю ночь толпа злорадствовала под окнами последнего пристанища Марии Антуанетты в предвкушении предстоящей казни.
– Мои мучения скоро кончатся, а ваши только начинаются, – изрекла королева.
Наполеон после учреждения премий по литературе и искусству поинтересовался по этому поводу мнением Бугенвиля.
– В древности заставляли дураков состязаться для забавы умных, а ныне умных заставляют состязаться для забавы дураков, – ответил тот.
Министр Корбьер во время беседы в первую свою аудиенцию у Людовика XVIII от волнения стал извлекать из карманов и класть на стол носовой платок, табакерку, очки… Задетый его бесцеремонностью, король поинтересовался: