Тема 2: Прогрессивный Китай
Частым аспектом риторики Си Цзиньпина в его выступлениях является необходимость «всесторонних и более глубоких реформ», которые описываются как «текущие задачи, [которые] никогда не закончатся» (Xi, 2014: 75–77). Действительно, реформы были центральной темой для обсуждения на 3-м пленуме ЦК КПК 18-го созыва в 2013 году, такова была их провозглашенная важность для будущего Китая. Проблема реформ стала более заметной в китайской политике в последние годы отчасти в результате нескольких громких коррупционных скандалов. Самый известный из них касается Бо Силая, бывшего партийного руководителя Чунцина, который в настоящее время отбывает пожизненный срок, который был замешан в смерти британского бизнесмена Нила Хейвуда в городе в 2011 году. Кроме того, несколько действующих членов Политбюро Китая или их близкие члены семьи, в том числе самого президента Си, были замешаны в утечке Панамских документов в связи с недобросовестными международными финансовыми операциями (Obermayer and Obermaier, 2016). Однако очень немногое из этого попало в содержание китайских СМИ, подвергшихся жесткой цензуре.
Выдающееся положение темы реформ и лежащий в ее основе нарратив об уходе от окопов равнозначны молчаливому признанию китайской элитой своих недостатков, но готовности учиться. Реформы, по словам Си, должны быть всеобъемлющими (от экономики до окружающей среды), но, что наиболее важно, эти реформы должны быть постепенно «связаны с реформой партийного строительства и интегрированы в нее» (Си, 2014: 99, курсив мой собственный). Тем не менее можно возразить, что дело не в том, удастся ли добиться конкретных реформ или нет, есть ли реальное желание это сделать или нет. Напротив, тот факт, что реформам так часто уделяется особое внимание, предполагает, что они имеют первостепенное значение для имиджа Китая и того, что он надеется создать на международном уровне.
Концепция «реформы» (gaige 改革) не уникальна для администрации Си, поскольку ее часто повторяли китайские лидеры со времен Дэн Сяопина, которые признавали понятие прогресса важным для текущего управления Китаем. Участие в реформах, как указывает Дэвид Лэмптон (2014: 222), по-видимому, придает китайским лидерам легитимность и предполагает «приведение социальных, экономических и управленческих систем Китая в большую гармонию друг с другом в самых разных […] Китай], которая развивалась с середины 1977 года». Что еще более важно, вторя видению Дэн Сяопина, предпосылка состоит в том, что КПК станет более сильной в результате процесса реформ, более прогрессивной и лучше подготовленной к удовлетворению амбиций страны (Deng, 2013: 191–215).
Однако недавняя рецентрализация политической власти Си вокруг себя предполагает, что реформы в Китае преследовали политическую цель укрепления руководящей власти Си и укрепления его контроля над партией, а не какие-либо попытки подпитывать стремление к исключительности. Такие мероприятия были сформулированы как необходимые для укрепления институциональной власти в Китае (для борьбы с коррупцией и т. д.) и для того, чтобы китайские лидеры имели возможность координировать приоритеты китайской нации как дома, так и за рубежом. Однако более критический взгляд на эти корректировки поставил бы под вопрос, в какой степени дискурс реформ и прогресса просто используется для сокрытия возрождения более драконовских властных структур. Как таковой,