Глава XI. Республиканский строй
1. Римский народ по Титу Ливию и Тэну
Потребность властвовать коренилась так глубоко в характере римского народа, что она казалась ему освященной божественным законом. Требование, чтобы римляне относились справедливо к другим народам и уважали чужие права, представлялось им профанацией; и когда латины, уже двести лет поставлявшие добрую половину римских воинов и участвовавшие во всех завоеваниях, потребовали себе равных прав, вполне ими заслуженных, римский народ вознегодовал, как будто это было кощунством. Консул прямо заявил, что, «если отцы-сенаторы будут настолько безумны, что допустят, чтобы им диктовал законы человек из Сетии» [1], то он придет в сенат с мечом и собственноручно убьет всякого латина, которого встретит в курии. Такая невероятная надменность доказывает, что у этих людей были царственные души. Стоит только вспомнить, как после войны с Ганнибалом римский сенат и полководцы изрекали лаконичные одобрения и порицания целым народам и их государям тоном властителя, который не тратит лишних слов и не особенно деликатничает, уверенный в том, что на его стороне сила и что само подчинение ему уже составляет счастье. Декреты
_________
[1] Setia — город в Лациуме. — Ред.
376
сената представляют собой приговор судьи, который поражает сердце властной суровостью, прежде чем поразить врага силой оружия. Когда Попилий, проводя своим жезлом черту вокруг царя сирийского, приказывает ему отвечать немедленно, раньше чем он выйдет из этого круга, то в этом поступке нет ничего необыкновенного, так как всякий римлянин обращался с иностранцами, как с подданными.
В этой гордости, которой отличался римлянин и как частное лицо, и как член своего государства, гордости, рожденной вместе с Римом, питаемой последовательным рядом побед и привычкой властвовать, заключался источник своеобразного мужества. Римляне не бросались в битву в порыве храбрости и увлеченные воображением, как афиняне; они не сражались из беспокойной потребности в движении, как варвары: они побеждали, благодаря своему упорству высокомерного человека. В особенности характерны в этом отношении их неудачи. Так, напр., при Требии и у Тразименского озера небольшие отряды пробиваются сквозь победоносную армию неприятеля, который окружает их со всех сторон. При Каннах пятьдесят тысяч человек, построившись в виде круга, пали все до единого: по мере того как передние ряды гибли, на их место становились те, кто стоял в середине круга...* Римляне сражаются из чувства чести и долга, они не способны отступить, потому что мужественное сердце возмущается при одной мысли о необходимости просить прощения, потому что унижение хуже чем гибель, потому что лучше все потерять, чем уступить что-нибудь. Именно вследствие этого каждая новая неудача лишь увеличивает требовательность Рима. Вступить в переговоры с неприятелем он соглашается лишь в качестве победителя, дарующего мир, вокруг себя он терпит только ищущих покровительства, умоляющих о милостях и покорных подданных. «Его владычество простирается так же далеко, как и земля, его мужество столь же высоко, как и небо».
Гордость дает спокойствие. Человек, соблюдающий свое достоинство, сохраняет величавый вид, и римлянин совершает самые великие подвиги без всякого энтузиазма и даже просто волнения. Гордость заставляет римлян боготворить отечество, потому что оно дает гражданину славу и власть, без которых он не может жить. Из гордости приносит он в жертву семью, потому что с точки зрения гордости все чувства, лежащие в основе семейной жизни, являются постыдной слабостью. Из речей у Тита Ливия видно, с какой простотой, спокойствием и рассудительностью римлянин решается на самопожертвование. Квинт Фабий председательствует в комициях; первая центурия выбирает консулом его племянника Отацилия. Фабий останавливает голосование и с невозмутимым спокойствием говорит: «Мы испытали
__________
* Перечислены три крупные поражения римлян в начале 2-й Пунической войны (218—201 гг. до Р. X.). Указанные сражения произошли в 218—216 гг. до Р. Х.
377
тебя, Отацилий, в менее ответственных должностях, но ты ничего не сделал, чтобы мы могли отнестись к тебе с доверием на более высоком посту... В твоих собственных интересах не следует взваливать тебе на плечи слишком большую тяжесть. Глашатай, спроси снова мнение этой центурии». Сын Манлия вступил в бой вопреки распоряжению своего отца. Он является с доспехами побежденного врага. Ни слова не говоря, отец отворачивается от него, велит трубить сбор и в присутствии всего войска приговаривает сына к смертной казни, «чтобы, наказав его, восстановить дисциплину, нарушенную его поступком». По этим примерам мы можем судить, насколько развита была сила воли у римлян. В душе магистрата как бы постоянно находился трибунал, который мог в каждую данную минуту изречь всегда готовый приговор. Им не нужно было делать усилия и отрекаться от самого себя, чтобы отважиться на самопожертвование, они всегда были готовы к нему. Гаруспик объявил, что предводитель того войска, которое победит, должен пасть, тогда Манлий и его товарищи собрали своих центурионов и постановили, что один из них принесет себя в жертву, как только находящееся под его начальством крыло начнет отступать. ..
Любовь к родине у римлян — религиозное чувство в такой же мере, как и политическое: их боги — римляне и живут на земле. Как сильно должно быть это чувство у того человека, в душе которого оно сливается со всеми другими чувствами! В наше время они разделены. Город, в котором мы живем, религия, которую исповедуем, государство, в состав которого входим, составляют в настоящее время три особых мира, всегда разделенных, часто даже враждебных друг другу. У древних же все они соединялись в одном, в государстве. Оно было городом, ему приносили в жертву семью; оно сливалось с религией; сердце и мысль человека всецело принадлежало его отечеству, и с какой бы стороны мы ни заглянули в душу римлянина, всегда мы найдем в нем только гражданина.
Можно ли сказать, что портрет римлянина, нарисованный Титом Ливием, сохраняет все черты и живые краски подлинника? Я не думаю. Ничего не стоит сказать, что Цинциннат пахал землю. Одно вскользь брошенное слово еще не дает нам изображения римлянина за сохой. Трудно представить себе римлян, если только не знать ничем не прикрашенных подробностей их домашнего быта. Мы должны искать в Ювенале, в Плутархе, в Катоне Старшем более живых данных, более оригинальных черт, более ярких красок. Эти авторы действительно дают полную картину, когда изображают своих предков, как они пашут землю под палящими лучами солнца, «как они распахивают покрытую камнями и скалами почву Самниума, освежаясь на меже глотком воды с уксусом, как они ютятся по три семьи в одной хате, с одним единственным рабом», а вечером сходятся все вместе на скромную трапезу, состоящую из одних овощей.
378
Мало сказать, что они были бедны и воздержанны в своих привычках:
эти общие выражения совсем ничего не дают для картины. Надо обращаться не к разуму, а к воображению. А воображение можно расшевелить только живыми фактами, взятыми из грубого деревенского быта: ему нужно показать сараи, конюшни, мотыги и всю обстановку крестьянского хозяйства. Тит Ливии, двадцать раз упоминающий, что римляне взяли большую добычу, меньше поражает воображение, чем Авл Геллий, подробно описывающий эту добычу:
дротик, ствол деревянного копья, много репы, корма для скота, бурдюк, мех, факел, — вот все, что воин может взять себе; при этом он клянется военным трибунам, что ни в лагере, ни на десять миль вокруг он не будет красть больше чем на одну серебряную монету в день. Возвышенные выражения и красноречивые периоды никогда не дадут ясного представления об этих крестьянах, которые грабят других крестьян. Поведите этих патрициев в их деревенские усадьбы, покажите в этом герое человека, в великом человеке — расчетливого и жадного хозяина. Скажите нам вместе с Катоном Старшим, что Маний и М. Манлий придумали соскребать дрожжи со стенок винных бочек, что сенаторы сообщают друг другу разные средства для исцеления больных быков, для выделки соли, а также снадобья против насекомых, портящих платье. Тогда мы поймем, что эти люди действительно пашут землю, и пашут ее не из философии и не для того, чтобы показать свою возвышенную душу, а из простого расчета, «чтобы держать дом в порядке». Это настоящие поселяне, которые, желая похвалить человека, называют его добрым землевладельцем, хорошим колоном; такой хороший хозяин, как Метелл, в надгробной речи в числе десяти главных добродетелей своего отца упоминает его умение извлекать большие доходы... Зоркость скряги, которая замечается в сочинении Катона Старшего «О земледелии», покажет нам, в каких могучих и цепких руках сожмет и стиснет римлянин и земли, и людей, покоренных им. Тогда только можно будет понять и неукротимую отвагу, обнаруженную в битвах при Тразименском озере и при Каннах; ее источник — гордость и любовь к родине, но в еще большей степени она развита воспитанием и деревенским образом жизни. «Из земледельцев, — говорит Катон, — выходят самые деятельные воины и самые отважные люди». Те, кто в продолжение пятнадцати лет обрабатывал каменистую почву Сабины [1], простоят целый день в пыли на берегу Волтурна [2], несмотря на град нумидийских стрел, удары галльских рогатин и испанских мечей. Они будут наносить удары врагу, как раньше они наносили их земле — с диким упорством, падая лишь от потери крови, да и
__________
[1] Сабина — гористая область между Лациумом и Умбрией.
[2] Volturnus — река в Кампании. — Ред.
379
после падения они будут стараться вцепиться зубами во врага или же уткнуться лицом в песок, чтобы умереть.
Когда глава семьи продал урожай, подвел итоги, назначил, какое поле на следующий год должно быть засеяно пшеницей, какое — ячменем, он отправляется в Рим. В рассказе Тита Ливия его можно видеть на форуме, обсуждающим законы, но не дома за тяжбами и разными хозяйственными заботами. Из Ливия мы знаем таким образом только общественную жизнь римлянина. Гораций же и юристы открывают нам и частную жизнь его. «Римлянин помещает свои деньги благоразумно в верные руки, поучает юношу, какими средствами можно увеличить свое состояние и избежать дорогостоящих выдумок». С раннего утра Тиб. Корунканий или Секст Элий заседают в прихожей своего дома среди изображений предков и дают юридические советы своим клиентам. Они сообщают этим последним формулы, показывают жесты и юридическую пантомиму, а также приемы притворной борьбы, без чего нельзя предъявить иска в римском суде. Вот один из клиентов старается запечатлеть в своей памяти священные слова и не забыть, что если в тяжбе по поводу виноградной лозы он произнесет слово vites (лоза), а не arbores (деревья), как того требует закон, то он проиграет дело. В Афинах молодые люди спорят о высшем благе и упиваются поэтическими рассуждениями Платона; в Риме же они спорят о том, принадлежит ли приплод нанятой скотины ее собственнику или нанимателю; они запоминают сентенции, выходящие из уст юристов, или же, подобно Катону, отправляются по окончании земледельческих работ вести дела своих клиентов в маленьких соседних городах. Первый римлянин, сделавшийся писателем, Фабий Пиктор, составил шестнадцать книг понтификального права.
(Taine, Essai sur Tite-Live, pp. 194—216, chez Hachette).
2. Политические правила римлян
Приказания да будут сообразны с законом, и граждане да повинуются им скромно и без отказа. Непокорного и вредного гражданина должностные лица пусть обуздывают штрафом, тюрьмой или розгами, если только тому не воспрепятствует равная или высшая власть или сам народ, к которым должно апеллировать. В военное время не должно быть апелляции на командующего, и то, что он постановил, должно получить силу закона...
Военачальники, должностные лица, послы пусть отправляются из Рима по решению сената и по приказу народа, пусть справедливо ведут они правые войны, щадят союзников, сдерживают себя и своих, увеличивают славу своего народа и со славой возвращаются домой...
380
Постановления сената пусть имеют силу закона, если только им не воспротивится равная или высшая власть. Эти постановления должны храниться записанными. Класс сенаторов да будет беспорочен и да служит образцом для других... А если нужно будет исполнить что-нибудь, выходящее за пределы компетенции должностных лиц, пусть народ выберет для этого особое лицо и облечет его полномочием действовать...
В своих сношениях с народом или сенатом магистраты должны быть умеренны.*
Сенатор, не пришедший на заседание, должен или представить уважительные причины неявки или быть присужденным к штрафу. Пусть сенатор говорит своевременно и умеренно и пусть соблюдает народные интересы.
В народном собрании пусть не допускается насилие. Пусть равная или высшая власть пользуется преимуществом. Если какое-нибудь предложение вызовет смятение, виновным пусть считается автор этого предложения. Воспрепятствовавший дурному делу пусть считается добрым гражданином.
Магистраты пусть соблюдают ауспиции, пусть повинуются государственному авгуру, обнародованные ими предложения пусть представляются в эрарий [1] для всеобщего сведения, пусть одновременно не обсуждают больше одного дела, пусть разъясняют дело народу и пусть позволяют должностным и частным лицам обсуждать его.
Пусть не издают специальных законов в угоду отдельным лицам. Пусть не произносят смертного приговора гражданину иначе, как в больших комициях (по центуриям)...
Подарков пусть никто не принимает и не дает ни при искании должности, ни при отправлении ее, ни по отбытии ее срока.
Уклонившийся от соблюдения этих правил пусть будет наказан как за преступление.
(Цицерон, О законах, III, 3—4)
__________
* Под магистратами понимаются все римские должностные лица.
[1] Aerarium — государственная сокровищница, казначейство, помещавшееся при храме Сатурна. Здесь же был архив, в котором хранились все акты и документы, относящиеся к финансовому управлению. — Ред
3. Советы относительно того, как домогаться консульства
Два средства, необходимых для успеха, имеет в виду каждый кандидат: преданность друзей и расположение народа. Первое явля-
381
ется следствием благодеяний, одолжений, старинных связей, естественной услужливости и любезности. Но в данном случае слово «друг» должно быть понимаемо в более тесном смысле, чем обыкновенно. Тот, кто проявляет к тебе доброе расположение и уважение, кто часто посещает твой дом, должен считаться в числе твоих друзей. В особенности нужно стараться быть приятным и дорогим тем людям, которые связаны с нами более значительными узами, как-то: родство, свойство, политическая связь или какое-нибудь одолжение. Чем больше человек видится с тобой запросто и делается тебе близким в твоей внутренней жизни, тем более должен ты стараться, чтоб он тебя любил и желал твоего успеха. Внуши такие же чувства гражданам, принадлежащим к твоей трибе,* соседям, клиентам, вольноотпущенникам, даже рабам: наша репутация на форуме почти всецело зависит от отзывов прислуги. Одним словом, постарайся приобрести друзей во всех слоях общества: для блеска — среди особ славных своим именем или почетным положением: они делают честь кандидату даже в том случае, когда не стараются добыть ему побольше голосов; для защиты от несправедливостей — среди магистратов, в особенности таких, как консулы и народные трибуны; чтобы иметь успех в центуриях — среди людей, которые пользуются там влиянием.
Ничтожнейшие услуги иногда достаточны, чтобы заставить человека поддерживать того или другого кандидата; тем более люди, обязанные тебе своим спасением, должны чувствовать, что, если они окажутся неблагодарными в важном для тебя деле, то подвергнутся всеобщему осуждению. Тем не менее, нужно похлопотать и перед ними и дать им понять, что и ты в свою очередь будешь очень обязан. Те, кто ждет от тебя что-нибудь, будут самыми преданными и самыми деятельными. Пусть они видят, что ты всегда готов услужить им, всегда замечаешь их старанья, всегда видишь и верно оцениваешь услуги, которые они тебе оказывают. Что же касается тех, кто предан тебе из расчета, то, чтобы подстрекнуть их, не останавливайся перед благодарностями, а также разговорами, наиболее близко касающимися мотивов, из-за которых они относятся к тебе сочувственно; уверяй их также и в своем расположении, выражай надежду, что эта связь продолжится и перейдет в тесную дружбу. Среди всех этих людей тщательно старайся определить, кто что может сделать, чтобы знать, как добиться его благосклонности, на что ты можешь надеяться и чего требовать... Во всех других обстоятельствах было бы неприлично слишком щедро предлагать свою дружбу; но если сегодня ты не будешь щедрым на нее, не обнаружишь живой готовности и притом по отношению ко многим, то никто не отнесется к тебе как к серьезному кандидату.
__________
* Курии — древнейшие племенные объединения Рима, трибы — территориальные округа; центурии — военно-политические объединения.
382
Обрати внимание прежде всего на тех, кто стоит ближе к тебе: на сенаторов, всадников, а также на людей деятельных и пользующихся доверием среди других сословий государства. В городских трибах можно найти много весьма полезных людей, ловких и влиятельных вольноотпущенников. Если кого-нибудь ты можешь привлечь на свою сторону, то старайся изо всех сил войти с ним в соглашение. Хлопочи перед такими людьми, заставляй их хлопотать, покажи им, что они могут оказать тебе значительную услугу. Вслед затем займись всем городом, всеми корпорациями, соседними деревнями и поселками. Если ты заинтересуешь в своем успехе выдающихся людей, то можешь, благодаря их влиянию, рассчитывать и на остальных граждан. Всегда держи в мысли и в памяти всю Италию с ее подразделениями, чтобы не осталось ни одной муниципии, колонии или префектуры—одним словом, ни одною уголка, где бы ты не обеспечил себе достаточной поддержки. Старайся даже найти уроженцев каждой из этих областей; знакомься с ними, старайся снискать и упрочить их благоволение, чтобы они собрали как можно больше голосов среди своих земляков и сделались, если можно так выразиться, кандидатами в твою пользу. Они пожелают иметь тебя другом, если только будут видеть, что ты ищешь их дружбы. Жители муниципий и поселяне считают себя нашими друзьями, раз они известны нам по имени; если только они думают, что могут иметь в нас поддержку, то не упустят случая заслужить ее. Кандидаты вообще, а твои соперники в особенности совершенно не знают этих людей. Ты же знаком уже с ними и без труда можешь узнать их вполне, — обстоятельство весьма важное для привлечения их на свою сторону. Но этого еще недостаточно, если ты не обнадежишь их относительно своей дружбы и готовности услужить.
Еще легче, мне кажется, добиться тебе успеха во всаднических центуриях. Нужно знать всех всадников — их ведь немного — и привязать их к себе; заручиться дружбой молодежи в особенности легко ввиду самого их возраста, и ты без труда соберешь вокруг себя наиболее выдающихся среди них и особенно чувствительных к красноречию. Наконец, ты сам всадник, и все будут голосовать вместе со своим сословием, если ты позаботишься привлечь на свою сторону всаднические центурии, обеспечив себе симпатии не только отдельных личностей, но и всего сословия.
Хорошо, если ты будешь иметь каждый день вокруг себя людей разного происхождения, звания и возраста в возможно большем количестве, так как их многочисленность дает высокое понятие о средствах для избирательной борьбы, которыми ты располагаешь. Этих людей можно разделить на три категории: одни лишь являются к тебе с утренним приветствием, другие сопровождают тебя до самого форума, наконец, третьи не отстают от тебя ни на шаг. Первым покажи, что их посещения чрезвычайно приятны тебе; обнаружь,
383
что ты их заметил, скажи это их друзьям, чтобы те передали им; повторяй это почаще им самим. Не редкость, что человек, посещающий одновременно нескольких соискателей, в конце концов подает свой голос за того, кто кажется наиболее тронутым его усердием. Вторые дают себе больше труда, они заслуживают поэтому и большей благодарности. Являйся на форум как можно аккуратнее и в определенный час: это производит большой эффект, когда кто-то появляется там с многочисленной свитой. Что касается последней категории, то, если у них нет особенной причины следовать за тобой, дай им понять, что ты будешь считать себя вечно признательным им. Если же они обязаны тебе чем-нибудь, предъяви к ним формальное требование, чтобы они оказывали тебе эти знаки почтения, насколько их возраст и занятия позволяют им, и если они не могут сопровождать тебя лично, то пусть присылают в качестве заместителя кого-нибудь из своих близких. Я хочу, одним словом, чтобы ты постоянно был окружен толпой. Води с собой в особенности тех, кого ты защищал перед судом, и оправдания которых ты добился, проси их таким именно способом выразить тебе свою благодарность.
Не упускай из виду в то же время и своих врагов. Враги у тебя трех родов: во-первых, такие, которым ты причинил зло, во-вторых, те, кто без всякого повода не любит тебя, и, наконец, друзья твоих соперников. Извинись перед первыми; скажи им, что ты принужден был выступить против них, так как должен был говорить за своего друга; обнадежь их, что при случае ты с таким же рвением будешь защищать их, если они вверят тебе свои интересы. Вторых постарайся привлечь на свою сторону какими-нибудь благодеяниями, обещаниями, знаками своего расположения. Поступай точно так же с друзьями твоих соперников и не останавливайся даже перед заявлением, что ты чувствуешь расположение к твоим противникам.
Чтобы добиться расположения массы избирателей, у нас есть прежде всего nomenclatio [1]. Ты многих знаешь по имени; сделай так, чтобы это было замечено, и постарайся удлинить список таких людей; ничто не способствует в такой мере популярности кандидата. Ты вполне обладаешь вежливостью, свойственной благовоспитанному человеку. Нужно довести ее до льстивости: это отвратительный порок при всех других обстоятельствах, но в данном случае она необходима; кандидат должен непременно приспособлять выражение своего лица и тон голоса к настроению тех людей, которых он встречает. Что касается настойчивого «ухаживания» за избирателями, то, мне кажется, нет на-
__________
[1] Nomenclatio — собств. «название», умение назвать по имени встретившихся граждан. Простому гражданину было очень лестно, когда какое-нибудь важное лицо при встрече с ним называло его по имени. Так как это было одно из важных средств добиться популярности, то многие кандидаты держали при себе особого раба (nomenclator), который подсказывал им на ухо имена встретившихся граждан — Ред.
384
добности объяснять тебе, что подразумевается под этими словами. Это значит не только не покидать Рима и форума, но также и часто видеться с одними и теми же лицами, настойчиво выпрашивая у них голос, так как люди вообще любят заставить себя просить. Свою приветливость ты должен обнаруживать в пользовании своим состоянием: если друзья будут превозносить твою щедрость, это понравится толпе; устраивай пиры, 'постарайся, чтобы о них говорили повсюду. Пусть каждый имеет свободный доступ к тебе и днем и ночью, пусть дверь твоя будет всегда открыта, так же как и лицо, которое представляет собой дверь души... Людей легче расположить в свою пользу добрым словом, чем действительным благодеянием. Вот по этому поводу совет, который, пожалуй, тебе нелегко будет исполнить в качестве философа, последователя Платона, а между тем это необходимо в твоих интересах. Если у тебя просят какого-нибудь одолжения и ты откажешь, даже приводя при этом самые разумные доводы, то ты наживешь себе врага, так как большинство предпочитает услышать ложь, чем получить отказ. Котта — человек очень опытный в избирательной агитации, — говорил, что он обыкновенно обещал свою поддержку решительно всем, а оказывал ее лишь весьма немногим. Отказать в помощи — это значит вызвать немедленную вражду; обещать же ее — значит взять на себя обязательство относительно более или менее отдаленного будущего, а за это время может случиться что-нибудь такое, что освободит тебя от данного слова.
Устройся, одним словом, так, чтобы во всех слоях общества желали твоего успеха. В сенате уверяй, что твоя предшествующая жизнь ручается за то, что ты будешь защитником его авторитета; перед римскими всадниками и богачами говори, что ты человек порядка, старающийся поддерживать общественное спокойствие; народу — что ты не будешь врагом его интересов, так как твои речи, как политические, так и судебные, всегда отличались демократическим тоном.
(По Кв. Цицерону, О домогательстве консулата).
4. Выборы
Избрание консулов происходило обыкновенно в июне месяце; им оставалось затем около шести месяцев до вступления в должность (1 января). Избирательный период официально начинался за двадцать четыре дня до подачи голосов. Он открывался эдиктом, в котором назначался день народного собрания. Тогда кандидат делал свое заявление консулам, которые и вносили его имя в список, проверив предварительно, удовлетворял ли он всем требуемым условиям. После этого в базарные дни (бывшие через каждые девять дней) он становился на высокое место, где все его могли видеть, на
385
нем была белая тога (toga Candida), откуда и произошло слово «кандидат». Этот последний, конечно, не дожидался официального открытия выборов, чтобы начать свою избирательную агитацию. Из письма Кв. Цицерона (см. предыдущую статью) видно, что за это надо было приниматься заблаговременно.
На избирательном собрании председательствовал один из консулов, а если они оба были в отсутствии, то диктатор, который назначался специально для этого и должен был сложить власть тотчас по окончании выборов. Собирались на Марсовом поле [1] на рассвете. Согласно обычаю, прежде всего приносили жертвы и молились, так как ни один акт гражданский или политический не мог обойтись без призвания богов. Вслед затем консул, обращаясь к своему служителю, приказывал ему созвать народ и расставить его по классам и центуриям. Потом тянули жребий, чтоб узнать, какая центурия должна голосовать первой (centuria praerogativa). Этот странный обычай призывать к голосованию только одну центурию и притом раньше других объясняется суеверием, от которого время не могло излечить римлян. Они смотрели на это голосование, как на своего рода указание и даже веление богов: все колеблющиеся обыкновенно повиновались ему, и редко случалось, чтобы кандидат, провозглашенный первой центурией, не был в конце концов избран. Вначале praerogatiua выбиралась всегда из наиболее богатых центурий; впоследствии ее стали выбирать по жребию. Таким образом избранная центурия подавала свой голос, и, только провозгласив имя ее избранника, приступали к собиранию голосов остальных центурий.
В той части Марсова поля, которая предназначалась для собраний, находилось обширное пространство, окруженное забором, сделанным, вероятно, из досок. Оно походило на загон для скота, да и называлось ovile (от ovis — овца) или saepta. Это было сооружение весьма скромное, и им довольствовались в течение целого ряда веков. Цезарь, желая ослепить сограждан своим великолепием, вздумал заменить доски мраморными колоннами, покрыть то место, где стояли избиратели, и все это окружить прекрасными портиками. Это великолепное сооружение, которое Цезарь успел только начать, было окончено Агриппой в 28 году до Р. X., но им пришлось мало пользоваться. Едва оно было окончено, как у народа отняли право выбирать своих магистратов (при Тиберии). Так что saepta marmorea остались лишь как украшение Марсова поля.
_________
[1] Комиции для избрания консулов происходили на Марсовом поле, потому что в древности народ, собранный по центуриям, считался войском (гражданским ополчением), а войско не могло входить в черту города, вследствие этого оно и созывалось вне городских стен. Comitium на форуме служили для народного собрания по куриям. Собрания по трибам происходили или на Капитолии, или на Марсовом поле, или на форуме.
386
Ovile имело очень много входов, к которым вели узкие проходы или мосты. Граждане каждой центурии толпились около входа, через который они должны были проникнуть в ovile. По данному сигналу, все центурии одновременно приступали к голосованию, кроме praerogativa, уже ранее подавшей свой голос. Избиратели проходили один за другим, быть может, в известном порядке. При входе на мост они получали маленькую дощечку или, как мы бы теперь сказали, избирательный бюллетень, на котором они писали сами или же поручали кому-нибудь написать имена двух своих кандидатов. На другом конце моста, примыкавшем к ovile, они опускали свои дощечки в урну. Раз попавши в ovile, они не могли уже оттуда выйти: таким образом избиратели лишены были возможности подавать свой голос более одного раза [1].
Долгое время подача голосов была открытая: граждане, проходя по мосту, громко называли имя того, за кого они голосовали, при чем делались соответствующие отметки. Но народные трибуны в 139 г. до Р. X. добились, наконец, закрытой подачи голосов. Это
__________
[1] Моммзен думает, что дело происходило иначе. По его мнению, ovile представляло собой продолговатый четырехугольник, разделенный перегородками на столько отделений, сколько было групп избирателей. Эти последние входили сразу каждый в свое отделение. Здесь им раздавали избирательные бюллетени. Каждое отделение сообщалось с эстрадой председателя посредством моста, на который избиратели всходили по маленькой лесенке. При выходе с этого моста и клался бюллетень Выйдя из ouile, уже нельзя было снова войти в него (Droit public romain, т. VI, 1 часть, стр. 461 франц. перев.).
387
была большая победа народа, и Цицерон заявляет, что она нанесла смертельный удар аристократии. Бедняки раньше не осмеливались открыто выступать против знати, теперь же уверенность, что никто не узнает, за кого они подали голос, возвратила им свободу действий.
Установив свободу выборов, благодаря тайной подаче голосов, нужно было еще обеспечить правильность их и сделать невозможными разные злоупотребления, а это с течением времени стало весьма затруднительным. По мере того как падала общественная нравственность, различные партии стеснялись все менее и менее и стали употреблять незаконные средства для того, чтобы провести своих кандидатов. Приходилось увеличивать предосторожности, чтобы устранить все эти уловки. Мостки стали делать более узкими, чтобы облегчить надзор за ними: нужно было иметь возможность видеть вблизи каждого избирателя, узнать его в лицо и удостовериться, что никто из посторонних не проник на мостки. Число сторожей при урнах также было увеличено. Нескольким уважаемым людям поручалось не спускать с них глаз все время, пока происходили выборы. Позволялось даже самим кандидатам выставлять доверенных лиц, которые бы наблюдали за правильностью избирательной процедуры. По окончании подачи голосов, тут же на месте происходил счет избирательных табличек. Лишь во времена империи было устроено особое помещение, так назыв. clinbilonum. Счет голосов требовал особенного внимания и бдительности. Не было ничего легче, как отметить какому-нибудь кандидату, что он получил больше голосов, чем на самом деле, и Варрон рассказывает, что некоторые решались подбрасывать бюллетени в урны. Чтобы устранить эти злоупотребления, в конце концов стали поручать проверку выборов 900 гражданам, которые значились в списках уголовных присяжных. К тому же все это происходило публично и на глазах самих кандидатов и их друзей. По окончании счета голосов, оставалось лишь торжественно провозгласить имена избранников. Это делал председатель собрания, причем он прибавлял, согласно священной формуле, пожелания, чтобы выбор оказался счастливым и приятным для государства: Quod bопит felix faustumque sit! Тогда со всех сторон раздавались рукоплескания, и друзья новых консулов торжественно отводили их домой.
Одним из главных пороков римского общества были подкупы во время выборов. С течением времени он все более и более развивался вопреки законам, которые неоднократно издавались против этого рода злоупотреблений. В эпоху Цицерона привлекали на свою сторону народ не одной только приветливостью и лестью, но также и деньгами. Долюе время довольствовались тем, что старались понравиться народу, упрашивая и умоляя его, унижаясь перед ним, но к концу республики ему надо было еще и платить за это. Чрезвычайно любопытно посмотреть, как происходила эта сделка. В духе этого народа, одаренного инстинктом власти, было всему придавать правильное устройст-
388
во, как доброму, так и злому. Таким образом в Риме в конце концов образовалось нечто вроде всеобщей организации для подкупов. Люди, занимавшиеся этим делом, отлично знали, что в стране всеобщей подачи голосов нет никакой надобности торговаться с каждым избирателем отдельно, гораздо удобнее обращаться к целым группам, уже ранее образовавшимся. Поэтому они и пользовались теми подразделениями римского народа, которые были созданы государственным устройством. Они входили в сделку с несколькими наиболее влиятельными лицами из каждой трибы, предоставляя им увлечь за собой остальных. Такая сделка большей частью была весьма легкой, так как в собрании по центуриям граждане, принадлежавшие к одной и той же группе, старались голосовать вместе, не отделяться друг от друга и без труда подчинялись давлению нескольких значительных лиц. Еще удобнее было привлечь на свою сторону коллегии или братства, которые насчитывали так много членов. Этого можно было достигнуть без особенного труда: члены коллегии обыкновенно были настолько солидарны между собой, что достаточно было подкупить одного, чтобы иметь всех. Из этих обществ наиболее многочисленными были так называемые «коллегии перекрестков» (collegia compitalicia), которые состояли из бедняков, живущих в одном и том же квартале: они собирались, чтобы вместе повеселиться, устроить на открытом воздухе скромную пирушку или полюбоваться тут же на улице боем деревенских гладиаторов. Этим коллегиям не надо было платить дорого, а между тем они оказывали весьма значительные услуги. Кандидат мог рассчитывать на них в случае народного мятежа, их сильные руки аплодировали ему на форуме, когда он говорил, их пронзительные голоса заставляли молчать его соперников. Отсюда возникло столько беспорядков, что эти коллегии в конце концов были уничтожены. Тогда пришлось устраиваться как-нибудь иначе. Особые избирательные агенты делали своего рода народную перепись (descriptio populi). Граждане, соглашавшиеся продать свой голос, составляли громадное большинство; их распределяли на группы по десять или по сто человек и такими отрядами вели для подачи голосов. При этих шайках существовала целая иерархия агентов, как, напр., interpretes, служившие посредниками между ними и кандидатами, и divisores, распределявшие деньги. Уплата производилась лишь после подачи голосов, но кандидат заранее обязан был передать условленную сумму третьему лицу (sequester), который и отвечал за нее. Размеры этой суммы колебались, но обыкновенно они были довольно значительны: консульство нередко обходилось в миллион. Когда приближались выборы, кандидатам приходилось делать столь значительные займы, что обычный процент повышался на это время с четырех до восьми.
(Boissier, Reuue des deux Mondes du 1-e mars 1881).
5. Состав сената
Согласно исследованиям Виллемса (Le Senat de la Republique romaine, I, 336) состав сената в 179 г. до Р. X. был следующий:
Princeps senatus ................ 1
Бывших диктаторов .............. 2 (1 патриций, 1 плебей).
» цензоров ............... 9 (3 » 6 » ).
консулов ............... 33 (17 » 16 » ).
преторов ............... 121 (37 » 84 » ).
курульных эдилов .......... 7 (4 » 3 » ).
плебейских эдилов .......... 5
народных трибунов .......... 33
квестеров .............. 93 (25 » 68 » ).
Итого .......... 304 (88 патр., 216 плеб.).
В 55 г. до Р. X. состав сената был такой (Willems, I, 555):
Бывших цензоров ............... 7 (2 патриция, 5 плеб.).
» консулов ............... 29 (6 » 23 » ).
» преторов ............... 120 (16 » 104 »).
» курульных эдилов .......... 7 (2 » 5 » ).
» трибунов ............... 53
» квесторов .............. 199 (17 » 182 » ).
Итого .......... 415 (43 патр., 372 плеб.).
Вот список сенаторов 55-го года, которые были уже раньше цензорами или консулами (наиболее известные имена напечатаны курсивом):
Бывшие цензоры:
Gn. Cornelius Lentulus Clodianus.
M. Valerius Messala.
плебеи
M. Perperna.
L. Gellius Poplicola,
M. Licinius Crassus Dives.
L. Aurelius Cotta.
G. Scribonius Curio Burbuleius.
Бывшие консулы:
патриции
Gn. Cornelius Dolabella.
M'. Aemilius Lepidus.
L. Manlius Torquatus.
L. Julius Caesar.
G. Julius Caesar.
Ap. Claudius Pulcher.
плебеи
P. Servilius Vatia Isauricus.
D.-Junius Brutus.
M. Terentius Varro Lucullus.
G. Cassius Varrus.
Gn. Pompeius Magnus.
Q. Caecilius Metellus Creticus.
Q. Hortensius Hortalus.
M'. Acilius Glabrio.
G. Calpurnius Piso.
L. Volcatius Tullus.
G. Marcius Figulus.
M. Tullius Cicero.
L. Licinius Muraena.
M. Pupius Piso Frugi.
L. Afranius.
M. Calpurnius Bibulus.
A. Gabinius.
L. Calpurnius Piso.
Q. Caecilius Metellus Nepos.
P. Cornelius Lentulus Spinther.
Gn. Cornelius Lentulus Marcellinus.
L. Marcius Philippus.
L. Domitius Ahenobarbus.
6. Заседания сената
В течение долгого времени нормальное число сенаторов было 300. В I веке до Р. X. оно было повышено до 600. Но в действительности сенаторов было иногда меньше, иногда больше положенного числа; в эпоху Цезаря сенаторов было 900; во время второго триумвирата — 1000. Затем Август уменьшил их число до шестисот. К тому же сенаторы далеко не всегда присутствовали на заседаниях. Вот цифры, которые можно извлечь из сенатских списков:
в 60 г. до Р. X. около 415
» 59 » 417
» 56 » 200
» 48 » 392
» 22 » 305
» 44—46 по Р. Х. » 383
390
Сенат созывался магистратом, который председательствовал в нем. Первоначально довольствовались тем, что глашатай объявлял о предстоящем заседании на форуме: там всегда можно было найти довольно много сенаторов. Позднее стали публиковать edictum, т. е. особое объявление. В экстренных случаях посылали за сенаторами на дом.
391
По правилам заседание не могло происходить ни до восхода, ни после захода солнца. Обыкновенно они начинались на рассвете и продолжались до сумерек; но случалось, что заседание затягивалось и дольше для того, чтобы исчерпать «порядок дня». Обычным местом собрания была Curia Hostilia на форуме; а после того, как это здание было уничтожено пожаром в 52 г. до Р. X., Curia Iulia, построенная Цезарем и Августом на том же самом месте (теперь церковь Sant' Adriano). Иногда собирались в храме Кастора и Поллукса, в храме Согласия, на форуме, реже в храме Чести и Доблести, Юпитера Статора, в храме Telhis* При Августе чаще всего сенат собирался в храме Марса Мстителя или в библиотеке императорского дворца. Известные обстоятельства иногда требовали, чтобы заседания происходили вне городской черты;** тогда сенат собирался на Марсовом поле в храмах Аполлона или Беллоны, позднее в Курии Помпея, которая представляла собой одну из пристроек к театру; именно здесь был убит Цезарь. После этого ее заменила библиотека, составлявшая часть портика Октавии.
Посреди залы, напротив входной двери, помещались курульные кресла обоих консулов одно возле другого, или кресло претора, если председательствовал он, или же, наконец, скамья для трибунов, если обязанность председательствовать выпадала на их долю. Широкий проход делил залу на две части. Сенаторы размещались по скамьям без всякого порядка, даже магистраты смешивались в толпе других членов сената. Лишь во времена империи они стали сидеть на особых местах.
Перед открытием заседания председатель совершал жертвоприношение и исследованием внутренностей жертвенного животного убеждался в том, что боги благоприятствуют делу; с этой целью он мог также обратиться к авгурам.
Когда он входил в залу, все сенаторы, вставая, приветствовали его. Особой трибуны для ораторов не было: каждый говорил со своего места и даже мог, если хотел, читать свою речь. По правилу, все кроме оратора должны были молчать, но, как и все политические собрания, и заседания сената бывали нередко очень шумными. Наблюдение за порядком принадлежало председателю. По отношению к нарушающим порядок сенаторам ему принадлежала дисциплинарная власть, которая давала ему право даже подвергать тюремному заключению; впрочем, это право могло быть ограничено вмешательством народного трибуна. Если председатель делал, например, распоряжение об аресте кого-нибудь из сенаторов и призывал ликтора, чтобы схватить ослушника, то трибун мог этому воспротивиться.
__________
* В этот период выбор места был достаточно свободным.
** Например, для объявления войны.
392
Свобода речи была полная. Председатель не имел права перебить оратора, призвать его к порядку, или напомнить, что он уклоняется от вопроса, или лишить его слова, даже если оратор злоупотреблял им, даже если он пользовался им, как мы бы теперь сказали, для «обструкции» [1]. Сенатор не имел ни права интерпелляции, ни права инициативы [2]; но зато он имел возможность затрагивать любой вопрос, какой ему вздумается, и требовать от председателя, чтобы тот поставил этот вопрос на обсуждение собрания. Впрочем, обычай требовал, чтобы речи ораторов были по возможности кратки, ясны и относились прямо к делу.
Во время заседания двери зала бывали открыты, но публика в нее не допускалась. Люди, стоящие за дверями, могли разве только издали видеть нескольких сенаторов и улавливать отрывки речей, шум рукоплесканий или недовольного ропота. Иногда решали производить заседание при закрытых дверях, причем каждому сенатору предписывалось соблюдать тайну.
В прежние времена председатель делал сенату сообщения, которые считал имеющими общественный интерес: он читал письма командующих войском и правителей провинций; он давал слово магистратам, только что вернувшимся из провинций, а также сенаторам, которые хотели сделать какие-нибудь указания и разъяснения, гражданам и иностранным послам, получившим аудиенцию. В последний век республики случалось даже, что председатель высказывал свои виды на тот или другой текущий вопрос, не связывая этого ни с каким формальным предложением, или же делал запрос какому-нибудь сенатору, относительно его мнений и замыслов, как спрашивал, напр., Цицерон Катилину; дебаты в подобном случае могли возникнуть только с разрешения председателя.
Только председатель имел право предложить сенату обсуждать какой-нибудь определенный вопрос и голосовать его. В этих случаях
__________
[1] Обструкцией (от слова obstructio — препятствие, помеха) называется особый способ борьбы с правительством, к которому в последние годы нередко прибегает оппозиция в современных парламентах. Обструкция состоит в том, чтобы затруднить и даже сделать невозможной правильную деятельность правительства и согласного с ним парламентского большинства. С этой целью ораторы оппозиции произносят бесконечно длинные речи, делают всевозможные «запросы» правительству, требуя для них «неотложности», т. е. немедленного обсуждения, стараются добиться голосования иногда по совершенно пустым вопросам (что отнимает очень много времени); наконец, в крайних случаях оппозиция производит такой шум, что лишает правительственных ораторов физической возможности говорить. Все это делается с целью вынудить у правительства какие-нибудь уступки и заставить его пойти на соглашение с оппозицией. — Ред.
[2] Интерпелляция — запрос, обращенный к правительству по поводу какого-нибудь обстоятельства внутренней или внешней политики, заинтересовавшего почему-либо депутата. Право инициативы — право предложить какой-нибудь законопроект на обсуждение парламента. — Ред.
393
предложение, с которым он входил в сенат, называлось relatio. Сенат не имел права внести в «порядок дня» какую-нибудь relatio: если он постановлял, что на таком-то заседании будут обсуждаться такие- то дела, то это было с его стороны лишь простое пожелание, на которое председатель мог не обращать никакого внимания.
Relatio могла касаться как общего положения государства, так и какого-нибудь специального вопроса. Она начиналась всегда следующей формулой: «В интересах римского народа квиритов, отцы-сенаторы, мы предлагаем на ваше обсуждение следующее». Далее следовало изложение самого предмета реляции, которая заканчивалась такими словами: «Что следовало бы сделать по этому поводу?» Relatio ограничивается лишь изложением предмета, не заключая в себе никаких решений. Впрочем, председатель мог присоединить к этому речь и в ней выразить свое личное мнение, мотивировать его и убеждать сенат принять его. Он мог также поручить кому-нибудь другому составление доклада. Так бывало обыкновенно, в особенности в делах, касающихся религии. Если какое-нибудь иностранное государство или провинция посылали делегацию в Рим, то, согласно обычаю, председатель вводил ее в сенат и предоставлял ей слово; при этом каждый сенатор мог обращаться к ней с вопросами.
Почти всегда после доклада председателя происходили прения, но порядок этих прений отличался от современного. В Риме сенатор не просил слова и не записывался заранее, чтобы говорить по данному поводу в том или ином смысле; наконец, раз высказавшись, он уже не имел права спорить с теми, кто ему возражал. Сенаторы говорят по приглашению председателя, который обращается к ним поименно, напр.: «Марк Туллий, говори», в том порядке, в каком они внесены в список. Каждый сенатор занимал в списке определенное место, соответствующее высшей должности, какую он раньше занимал, причем бывшие консулы стояли выше бывших квесторов, а те выше бывших эдилов, эти последние выше бывших трибунов, а трибуны в свою очередь предшествовали бывшим преторам; pedarii, т. е. сенаторы, не бывшие раньше магистратами, не вызывались поименно. До 208 г. до Р. X. старший из патрициев, побывавших раньше в должности цензора, считался princeps senatus и вследствие этого имел право говорить первым; с 208 же года требование старшинства в данном случае было уничтожено. После Суллы совсем уже не было princeps senatus: во главе списка просто помещали самого старшего из присутствующих, не предоставляя ему никакой прерогативы. Обыкновенно консулы по взаимному соглашению назначали консуляра, которому будет принадлежать первое слово в течение всего года. На всех ступенях этой иерархической лестницы магистраты, выбранные на должность, имеют преимущество перед теми, кто исполнял эту должность раньше: так консул подавал голос раньше консуляра.
394
Спросить мнение сенатора называлось sententiam rogare, выразить его — sententiam dicere. Первый спрошенный составлял письменное предложение; те, кто говорил после него, или присоединялись к этому предложению, или составляли новую формулу. Если они соглашались вполне, то оставались сидеть; наоборот, они вставали, если считали нужным подробнее изложить свое мнение, согласное, или несогласное с мнением предшествующего оратора. Председатель не был вовсе обязан переспросить по порядку всех сенаторов. Если ему казалось, что вопрос исчерпан, дело освещено со всех сторон, и одно из высказанных мнений разделяется значительным большинством, то он мог прекратить прения. Бывали даже случаи, когда он приступал к голосованию совсем без прений, но тогда каждый из присутствующих имел право обратиться со словами: «Консул, спроси», и председатель был обязан, по крайней мере нравственно, исполнить это требование.
После того как все изложили свое мнение, начиналось голосование. Председатель мог сразу же по своему желанию устранить некоторые из сделанных предложений и установить очередь для других, но если вопрос был более или менее сложен, сенаторы могли требовать его расчленения и отдельного голосования каждого пункта. Голосование происходило не поднятием рук, как у нас, и не по запискам, но при помощи discessio. Председатель предлагал сенаторам, которые были за какое-нибудь мнение, сесть на правые скамьи, а остальным — на левые; он устанавливал, на какой стороне было большинство, иногда производя для этого счет голосов, и затем объявлял о результатах голосования. Если голоса делились поровну, то предложение, конечно, отвергалось. Для законности решений установлен был известный минимум, но так как постоянно очень многие из сенаторов отсутствовали, то на нарушение этого правила смотрели сквозь пальцы. Минимум необходимого числа членов колебался в зависимости от вопроса, подлежащего обсуждению. В некоторых текстах говорится о трети, половине и двух третях. Цезарь, по-видимому, установил этот «quorum», как принято выражаться, в 400 человек (из 900). В 111-м веке империи он понизился до 70.
Когда у председателя не оставалось уже более вопросов, по поводу которых он хотел обратиться к сенату, магистраты, имеющие на то право, могли войти в сенат с каким-нибудь предложением и таким образом возобновить прения. В этом случае они уже и руководили прениями и производили голосование. Когда все дела были закончены, председатель закрывал собрание словами: «Отцы-сенаторы, мы вас более не удерживаем».
(По Моммзену, Le droit public remain, т. VII франц. перевода, стр. 82 и след., издание Thorin; и по Виллемсу— Le Senat de la republique romaine, II, page 144 et suiv., chez Thorin).