Глава IX. Труд и богатство

Дата: 2025-06-14; Просмотры: 1

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

1. Состояние земледелия за два века до Р. X.

Лет за двести до нашей эры римские поместья были весьма небольших размеров; то, которое описывает Катон Старший, заключало в себе всего лишь 240 iugera (60 гектаров). Довольно обыкновенная величина имения была в 200 югеров (50 гектаров). Виноградники, уход за которыми требует большого количества рабочих рук, были, конечно, еще меньше; Катон думает, что они не должны превышать 25 гектаров.

Главными продуктами сельского хозяйства были: хлеб (полба или пшеница, ячмень и просо), затем репа, редька, чеснок, мак; наконец (главным образом для корма скота) бобы, волчий боб, горох, вика и некоторые другие кормовые растения. Сеяли осенью и лишь в виде исключения весной. Орошение и удобрение производились тщательно; с дренажем римляне были знакомы уже очень рано. Лугов было много, и уже при Катоне качество их улучшилось посредством искусственного орошения. Разведение оливок и винограда занимало много рабочих рук. Оливковое дерево сажали среди других растений; лоза покрывала склоны холмов. Не забывали и фруктовые деревья, как, напр., смоковницы, яблони, груши. Вязом, тополем и другими густолиственными деревьями пользовались также для подстилки и для корма скота. Так как из мяса в пищу употребляли

285

лишь свинину и баранину, то мелкого скота разводили немного. Что касается крупного, то и его имели ровно столько, сколько необходимо для земледелия; их не выпускали на луг, на подножный корм, а держали в хлеву все лето и почти всю зиму. На сжатое поле выгоняли баранов в количестве приблизительно 100 голов на 55 гектаров. Очень часто баранов отдавали какому-нибудь владельцу больших стад. В других местах хозяин отдавал их оброчному колону, который должен был ежегодно поставлять господину часть приплода и известное количество сыра и молока. В имении разводили еще кабанов, кур и голубей, которые обыкновенно сами находили себе пищу; иногда же их откармливали в случае надобности. Встречались также кроличьи садки и бассейны для рыбы.

Для полевых работ употреблялись волы, которых впрягали в плуг, а также ослы, которые возили навоз и вертели жернов. Кроме того, в имении была лошадь, на которой ездил хозяин. Все эти животные не были доморощенными; их покупали на стороне. Катон Старший считал, что для обработки 25 гектаров нужна пара волов и две — для 60 гектаров. Сасерна, живший после, думал, что для 25 гектаров нужны две пары волов. По Катону же, требовалось три осла для 25 гект. и четыре для 60.

Обыкновенно землевладелец сам занимался сельским хозяйством. Это не значит, что он собственными руками обрабатывал землю, но время от времени он появлялся в имении, определял севооборот, наблюдал за ходом работ, проверял счета. Сама работа поручалась рабам; во главе их стоял управляющий (villicus), который покупал и продавал, принимал приказания от владельца, руководил всем хозяйством и даже имел право наказывать. Ему подчинена была ключница (villica), которой поручалось домоводство, наблюдение за кухней, кладовыми, курами и голубями. Затем следовали погонщики волов или пахари, рабочие, погонщики ослов, свинопас и пастух, если в имении было стадо. Число работников колебалось, смотря по размерам и характеру хозяйства. Для имения в 50 гектаров, не засаженного деревьями, достаточно было двух пахарей и 6 рабочих; для имения в 60 гект., в котором есть оливковые деревья и стадо, требовалось три пахаря, пять рабочих и три пастуха. Для виноградника в 25 гект. нужны были: 1 пахарь, 11 рабочих и 2 пастуха. Вилик, как и следовало ожидать, пользовался большей свободой, чем другие. Карфагенянин Магон в своей книге, переведенной на латинский язык, считал полезным, чтобы вилик был женат, с детьми и маленьким собственным хозяйством. Катон соединяет его брачными узами с ключницей; ему одному из всех рабов должна быть дана надежда на отпуск на волю, если хозяйство будет хорошо идти и процветать. Все служащие в имении составляют одно целое, совокупность домочадцев, которую римляне называли familia rustica. Как и крупный скот, рабочие не рождаются и не умирают в имении:

286

их покупают на рынке уже взрослыми, а когда старость или болезнь делает рабочего неспособным к труду, его снова продают вместе с прочей рухлядью. Хозяйственные постройки (villa rustica) состояли из конюшни, риги, помещения для вилика и рабочих; кроме того у владельца имения часто был в нем особый дом (villa urbana), Рабы получали все необходимое в положенное время и на определенный срок: они сами потом должны были заботиться о том, чтобы этой месячины хватило до следующей получки. Одежда и обувь также выдавалась на известное время, и рабы должны были держать их в порядке. Каждый месяц они получали зерно, которое потом сами мололи, соль, оливки, соленую рыбу, вино и масло. Количество этих припасов соразмерялось с работой каждого. Вилик, который меньше утомлялся от работы, и порцию получал меньшую. Пекарней и кухней заведовала ключница; ели все вместе, и одни и те же кушанья. Обыкновенно рабы были без цепей, но если кто-нибудь из них совершал проступок или возбуждал подозрение в желании убежать, его заковывали в цепи и на ночь запирали в ergastulum.

Обыкновенно рабочей силы familia rustica оказывалось достаточно для ведения хозяйства, тем более, что соседи-землевладельцы в случае надобности ссужали друг друга рабами за известное вознаграждение. Посторонних рабочих редко нанимали, большей частью только в нездоровых местностях, где оказывалось выгоднее нанимать поденщиков на короткое время жатвы. Для уборки хлеба и сена нанимали косарей, которые получали за свой труд шестой, седьмой, восьмой и даже девятый сноп, или же пятую часть зерна, в том случае, если они не только соберут, но и обмолотят хлеб. Сбор винограда и оливок поручался подрядчику. Этот последний являлся со своей артелью, составленной или из свободных рабочих, которых он нанимал, или из рабов, принадлежащих ему. Сбор и выжимка производилась под наблюдением людей землевладельца, которым подрядчик и передавал полученное таким образом масло или вино. Иногда хозяин продавал урожай на корню или на дереве, и тогда покупатель сам собирал его в свою пользу.

Маленькое хозяйство отличалось от большого лишь размерами. В таком хозяйстве сам владелец имения и его дети работали среди своих рабов, или вместо рабов, если их совсем не было. В окрестностях Рима, а также других больших рынков крестьяне выращивали цветы и овощи, которые они тщательно поливали, так же как и теперь это делают в местностях, прилегающих к Неаполю; садоводство давало хороший доход в те времена.

Имения, в которых разводился скот (saltus), были больших размеров, чем те, в которых велось хлебопашество. Saltus был обыкновенно не меньше 200 гектаров, а иногда и больше; к тому же климатические условия Италии не позволяют пасти скот на одном месте и летом и зимой. С той эпохи, которую мы описываем, весною стада обыкновен-

287

но поднимались из Апулии на Самнитские горы, а осенью спускались обратно в долину. В таких имениях разводились лошади, волы, ослы, мулы, а также свиньи и козы. Что касается овец, то надо думать, они были в изобилии, потому что в те времена одежду делали из шерсти. Устроено было хозяйство здесь так же, как и в имениях, в которых производилось хлебопашество. Место вилика занимал раб, называвшийся начальником стада. Пастухи в течение всего лета ночевали под открытым небом; часто находясь далеко от всякого жилого места, они жили в загоне для скота, в каком-нибудь шалаше из досок и ветвей. Для такого дела требовались отборные, крепкие люди; им давали лошадь и оружие, и они пользовались свободой передвижения, которой были лишены рабы земледельческие.

(Моmmsen, Histoire romaine, IV, p. 112—123, trad. Alexandre chez Bouillon)

2. Деревенская усадьба

Деревенская усадьба состоит из трех отдельных частей: villa urbаnа или преториум — жилище хозяина; villa rustica, в которой обитают рабы и скот, и villa fructuaria, где хранятся жатва и всякие плоды. Кроме того были еще: задний двор, ток, пчельник, охотничий парк (vivarium), фруктовый сад и огород.

Преториум построен на возвышении, чтобы владелец мог видеть все, что делается вокруг в его имении. Над преториумом возвышается башня, которая служит голубятней.

Villa rustica представляет собой двор, окруженный строениями или высокими стенами; он обыкновенно обращен на юг; посредине устроен водоем, из которого поят скот и где его купают. Вокруг расположены загоны для волов, овчарни, конюшни, курятники, свиные хлева, сараи, в которых стоят повозки (plaustra), horreum, куда складывались сельскохозяйственные орудия, больница, кухня, бани, открывающиеся только в праздничные дни, и, наконец, ergastulum, вырытый в земле. Вилик (villicus) помещается как раз напротив входных ворот, чтобы ему легче было наблюдать. Если случится, что наймут добавочных рабочих на время жатвы или косовицы, то их устраивают на ночь в тростниковых шалашах, сооружаемых близ того места, где они работают.

Во фруктуарии главные здания, которые точно так же расположены вокруг центрального двора, следующие: давильни, где выжимают масло, масляный погреб, винный погреб, кортинал [1] с котлами для кипячения вина, кухня, кладовые, амбары для плодов и хлеба.

__________

[1] От слова cortina — котел. — Ред.

288

Окна винного погреба обращены на север; в нем почти совершенно темно, и вследствие этого прохладно, что необходимо для сохранения в хорошем виде вина. Вымощенный пол имеет наклон к особому бассейну, устроенному для стока вина, если оно почему-нибудь вытекает из бочек. Здесь же помещается большой чан, в котором бродит выдавленный виноград; глиняными трубами он соединен с бочками, установленными вдоль стен. В особом помещении приготовляют разные запасы впрок. Тут рабы накладывают овощи в сосуды с маслом, которые потом покрываются золой, заливают смокву, айву и рябину переваренным вином, перекладывают мелкой соломой или отрубями яйца, которые предварительно были выдержаны несколько часов в толченой соли. Все употребляемые при этом сосуды — глиняные или стеклянные, небольших размеров и имеют форму цилиндра. Для сохранения многих припасов служит уксус или крепкий рассол. Посреди этого двора устроен не бассейн, а колодец.

Для пчельника выбирают самое низкое место во всей вилле, чтобы пчелам не приходилось делать лишних усилий, когда они возвращаются издалека, нагруженные своей добычей. Он устраивается в тихом, уединенном месте, защищенном от ветра и от испарений из конюшен, кухни и хлева; вокруг растет тимьян, богородицина трава, майоран, шафран, нарцисс и множество других душистых растений. Улья сделаны из ивняка, пробки, глины и досок; некоторые выдолблены в колоде.

Vivarium представляет собой небольшой парк, в котором разводится разного рода дичь; он окружен довольно высокими стенами и, насколько возможно, защищен от кошек, барсуков и т. п. хищников. Его пересекает ручей; если нет текучей воды, ее заменяют каменным бассейном, в котором собирается дождевая вода. «Мой парк для дичи, — сказал мне хозяин, — имеет 50 югеров (ок. 11 дес.). В нем есть дикие кабаны, олени, лани, козы; я имею в виду при этом выгоду. Если бы я хотел сделать его исключительно местом для удовольствия, охотничьим парком, то поместил бы животных, приученных собираться на звук трубы и есть из рук; но это удовольствие стоит слишком дорого. Мои звери не такие ручные, я оставляю их без всякого попечения в этом лесу и лугах, где значительную часть года они сами добывают себе пищу; когда ее не хватает, им бросают корм».

Задний двор окружен строениями с трех сторон: с юга — булочная, с запада — дровяной сарай и сенник, с востока — сарай для склада соломы. Все это помещается несколько в стороне для уменьшения опасности в случае пожара. В северной части выкопаны две больших ямы: одна для свежего навоза, другая — для прошлогоднего.

Ток расположен на возвышении, доступном для всех ветров. В середине он немного выпуклый, чтобы дождевая вода могла легко стекать с него. Всю жатву свозят в соседний сарай и оттуда уже по

289

частям берут ее на ток и обмолачивают цепами, катками или же лошадьми; чтобы очистить зерно, его подбрасывают вверх деревянными лопатами; если ветер слишком слаб или слишком порывист, то зерно веют.

Огород занимает всю южную сторону виллы. Он состоит из гряд, отделенных друг от друга узкими тропинками; воду для поливки берут из бассейнов с ключевой водой, расположенных на известном расстоянии один от другого. Разводят множество разнообразных овощей: артишоки, чеснок, лук, капусту, репу, латук, порей, каперсы, кресс, редьку, цикорий, бобы, дыни, спаржу, огурцы и пр.

Фруктовый сад также хорошо орошен, как и огород. Деревья расположены в нем по породам косыми рядами. Здесь растут смоковницы, миндальные, гранатовые деревья, груши, яблони, рябины, сливы, рожковые и квитовые деревья, вишни. Посредством прививки достигали иногда того, что на одном дереве росли разные плоды.

Вот как проходит день в таком имении. Еще до света villicus и villica уже на ногах. Первый отправляется прежде всего в ergastulum, проверяет наказанных, удостоверяется, прочны ли их кандалы, зорко ли стережет их тюремщик и крепко ли запирает он место заключения. Тем временем рабы со всех сторон сходятся декуриями или десятками, каждый десяток со своим надсмотрщиком за работами во главе.

Самые старые гонят крупный скот, а самые юные — мелкий. У этих последних — согнутая палка, которой они могут зацепить овцу или козу за ногу. На голове у них высокая остроконечная шапка, на шее привешена флейта. Каждому пастуху поручается от 80 до 100 голов скота, который весь помечен тавром хозяина. Пахарей можно узнать по их высокому росту. Волы замечательны своей черной мастью, огромными рогами, широким лбом и могучей грудью; они подобраны парами одинакового роста и равной силы. Перед работой им натирают копыта смолой, чтобы они были тверже. У многих баранов рога обрезаны с целью лишить их возможности наносить друг другу в драке опасные раны. У некоторых овец все тело обернуто кожей, как панцирем: это тарентские овцы, шерсть которых чрезвычайно тонка и нежна. Собаки хорошей породы; у каждой из них ошейник из толстой кожи, утыканный вокруг гвоздями острием вверх.

Villicus кончил свой обход. Тем временем были согнаны стада овец, гусей; свинопасы трубили в рожок, как бы призывая неявившихся еще животных. Наконец, шествие двинулось; во главе его шел villicus. Он весело подбадривал свою команду и изредка обращался с замечаниями то к тому, то к другому своим грубым голосом. За каждой декурией шел раб с провизией на целый день, которую он нес в сетке.

Villica со своей стороны обходила все работы, которые производились в доме. Если кто-нибудь из рабов казался ей больным, она его осматривала, расспрашивала, и если он оказывался просто

290

изнуренным от работы, отправляла его на день-два в больницу. Эта женщина отличалась необыкновенной деятельностью: я видел, как она пряла шерсть и чинила одежду рабов. Спустя некоторое время, я уже встретил ее в конюшне, где она приказывала снять паутину и очистить ясли; после этого она вымела больницу и проветрила в ней незанятые комнаты. Затем пошла к себе и занялась тканьем полотна; оттуда отправилась в кухню посмотреть, как готовят ужин, принимала приносимые ей припасы, взвешивала, считала и мерила, удостоверялась в их доброкачественности; из кухни прошла на птичий двор, где подложила яйца под наседок. Она как будто бы двоилась и троилась, являясь повсюду в одно и то же время.

Она распорядилась, чтобы между четвертым и десятым часом (от 10 ч. утра до 4 ч. пополудни) стригли тонкорунных овец. Раньше не начинают стрижки, потому что именно в это время от пота, обильно выступающего на овцах под знойными лучами солнца, шерсть их делается тяжелее и в то же время нежнее и более красивого оттенка. Когда работа здесь была в полном разгаре, она перешла в другие места, а я последовал за ней; я видел, как погонщики волов приучали быков возить пустую телегу, в которую их впрягали вместе с волом уже выезженным. Я пошел на задний двор, где рабы переворачивали граблями свежий навоз, а другие нагружали на ослов старый, прошлогодний, предназначенный для вывозки в поле. Галлинарий или смотритель цыплят обходил наседок; он подкладывал каждой по 25 яиц сразу, куриных и утиных, клал в гнездо толстый гвоздь, чтобы гром не испортил яиц, переворачивал те, на которых курица уже сидела несколько дней, чтобы они согревались равномерно, смотрел их на свет, и если замечал порченое, то заменял его другим, отбирал только что вылупившихся цыплят. Он жег в курятнике олений рог или женский волос, потому что этот запах убивает змей, забросил в теплое, узкое и темное помещение кур, каплунов и гусей, предназначенных на выкорм. Он вырвал у них самые длинные перья, и два раза в день кормил их печеностями из крупитчатой или ячменной муки, замешанными на молоке.

Я вышел оттуда, чтобы пройтись по полю. Волы, которые пахали землю, были впряжены за шею и грудь по четыре в ряд. Если земля очень твердая, то запрягают иногда три и даже четыре пары, которые идут близко друг от друга в одном деревянном ярме, лежащем у них на плечах, так что они могут поднять голову и тянуть всей тяжестью своего тела. Пахари, голые до пояса, с головой, покрытой чем-то вроде шлема (galerus), управляли волами при помощи вожжей, привязанных к ярму. Они заставляли волов в один раз пройти борозду футов в 120 и затем давали им перевести дух. Если лемех достаточно глубоко врезывался в землю, пахарь упирался левой ногой в заднюю часть плуга. Во время передышки он поднимал ярмо к рогам, чтобы шея немного отдохнула, иначе оно слишком нагреется,

291

натрет шею и произведет опухоль, а потом нарыв, так как ярмо это так тяжело, что похоже на целую колоду. Заступом и мотыгой земля обрабатывалась только на склоне холмов и в каменистой местности.

Я видел, что некоторые рабы работают в цепях: это приговоренные к наказанию в эргастуле. На ногах у них были кандалы, достаточно длинные, чтобы ходить, и слишком короткие, чтобы бежать; ножная цепь приподнималась до колен другой цепью, прикрепленной к поясу; таким образом она не так стесняла движение.

Все рабочие разбиты по десяткам, с надсмотрщиком во главе каждого; в один десяток старались соединять рабов разной национальности.

На пастбище пастухи забавлялись игрой на флейте. Около 4-го часа (10 ч. утра) они погнали скот на водопой. В полдень стадо скрывалось в лесу или в тени скал, а когда жара спала, его снова напоили и пасли затем до вечера. Некоторые стада проводят день и ночь на вольном воздухе: восемь месяцев они пасутся в долине и четыре в горах, где пастухи устраивают себе временные хижины. Такое периодическое перекочевывание совершается иногда на большие расстояния: так из Апулии стада уходят в Самниум и даже Сабинум, причем в первом случае они делают от 30 до 100 миль (от 45 до 150 километров), во втором — более 200 миль. Пастухи бредут со стадом, — впереди, по бокам и сзади его, — а сопровождающие их собаки наблюдают, чтобы стадо не разбредалось. На ночь люди и животные располагаются в загоне, который устраивается из плетня и сеток, поддерживаемых кольями. Весь этот багаж везут на себе ослы вместе с котлами для варки пищи и приготовления сыра. Раскладывают костер, варят себе кашу и, поужинав, укладываются спать на одеялах.

Пастухи больших стад, особенно крупного скота — народ молодой, здоровый, ловкий; они должны быть в силах защититься от волков и грабителей; почти всегда они вооружены копьем, а некоторые из этих пастухов конные.

Работы оканчиваются в сумерки. Я пришел в виллу раньше рабов; их приход возвестили мне гуси и свиньи, которые с криком бросились к водоему, чтобы напиться и выкупаться в нем. Вскоре за ними явились и все люди; villicus на этот раз замыкал шествие, чтобы помешать малейшей попытке бегства. Погонщики распрягли волов, почистили их, потерли шею и дали им немного вздохнуть на свободе, прежде чем запереть в сарай; они покормили их немного, повели на водопой и потом уже дали корму вволю. Пастухи раздали овцам соль для возбуждения аппетита и заложили им в ясли листьев.

В свою очередь villicus позаботился о людях. Он распорядился дать помощь тем, с которыми случилась какая-нибудь болезнь или увечье, и назначил каждому соответствующее лечение. Вслед за тем

292

он отправился на кухню, где все уже пришло в движение. Поужинали все вместе тут же в кухне. Поужинав, все отправились спать, но villicus должен был еще сделать обход, чтобы удостовериться, все ли хорошо заперто, задан ли скотине корм, все ли рабы в своих помещениях. Только после этого он ушел к себе: теперь охрана виллы лежала на огромной цепной собаке, которую на ночь спускали с цепи.

Таков обычный рабочий день в вилле. Когда погода плохая, рабам дают занятие дома. Они чинят старые и делают новые орудия, приготовляют плетенки, корзины, факелы, улья и сотни других подобных вещей. Во время жатвы на работу выходят чуть свет, чтобы воспользоваться росой для косьбы травы и хлеба.

(По Dezobry, Rome au siecle d'Auguste, Lettre LXXXI, chez Delagrave).

3. Обязанности землевладельца по Катону

Когда землевладелец приезжает в свое имение, он должен, поклонившись семейным богам, по возможности в этот же день обойти свое имение; если же в тот день нельзя, то по крайней мере на следующий. Узнав, как обработано его поместье, какие работы сделаны, какие не сделаны, пусть он на следующий день призовет управляющего и расспросит, какие дела тот выполнил уже и какие у него еще остаются невыполненными, достаточно ли работ закончено вовремя и можно ли еще сделать остальные; сколько выжато вина, сколько собрано хлеба и прочих продуктов. Когда все это будет выяснено, следует приступить к подсчету работ и рабочих дней, если это не очевидно из положения дела. Управляющий (вилик) начнет утверждать, что он усердно работал, но что болели и убегали рабы, стояла дурная погода и, кроме того, он занят был исполнением общественных повинностей. Выслушав все эти отговорки и еще много других, которые он будет приводить, займись с ним рассмотрением того, что сделано. Если стояла дождливая погода, обрати внимание на то, сколько дней шел дождь и какие дела могли быть сделаны за это время. Следовало бы вымыть и просмолить бочки (под вино), вычистить усадьбу, свезти зерно, вывезти навоз, устроить навозную яму, очистить зерно для посева, починить свои матрацы и одеяла. В праздники можно было высушить старые рвы, починить общественную дорогу, уничтожить терновые кустарники, произвести земляные работы в саду, очистить луг, навязать розог, выполоть шиповник, смолоть зерно, привести все в порядок. Если болели рабы, не следовало выдавать им столько пищевых припасов. Спокойно

293

исследовав все это, должно позаботиться, чтобы все стоящие на очереди дела были исполнены; нужно просмотреть все счета и проверить кассу, а также хлебные запасы и заготовленный впрок корм для скота.

Нужно проверить счета, касающиеся виноделия и производства оливкового масла, узнать, сколько вина и масла продано, сколько израсходовано, сколько остается, сколько можно продать; нужно постараться получить из этого, по возможности, достаточную выручку. Затем надобно выяснить, какие припасы остаются. Если по расчетам чего-нибудь не хватит на год, надо заблаговременно заготовить, а чего избыток, то продать. Если какую-нибудь статью дохода надобно сдать на откуп, пусть она будет сдана. Господин должен приказать и записать свое приказание относительно работ, которые должны быть сделаны, а также относительно отдаваемых в аренду статей. Далее он должен осмотреть скот и произвести продажу лишнего имущества: продать масло, если оно в цене, вино и остающийся хлеб, быков, телят, бракованный рабочий скот, овец, шерсть, шкуры, старые телеги, старые железные орудия, старых и больных рабов и все остальное, что излишне. Домовладыке следует быть продавцом, а не покупателем.

(Катон, О сельском хозяйстве, 2).

4. Обязанности вилика

Обязанности вилика следующие: он должен обладать хорошей выдержкой, обязан соблюдать праздники, воздерживаться от присвоения чужого и тщательно оберегать свое, не позволять рабам ссориться. Если кто-нибудь из них совершит какой-нибудь проступок, на обязанности вилика лежит справедливо наказать виновного сообразно с его провинностью. Вилик должен заботиться о том, чтобы рабы не терпели никаких лишений, как-то: холода, голода и пр. Он должен постоянно занимать их работой: это поможет ему отклонить рабов от преступлений и краж. Если управляющий не захочет допустить злодеяния, он его не допустит; если же допустит, то господин не должен оставлять его безнаказанным. Вилик должен быть благодарен за добро, чтобы побудить других поступать хорошо. Он не должен быть охотником до праздных шатаний, должен быть трезвым и никуда не ходить на пиры. Рабов он должен постоянно держать начеку и заботиться о том, чтобы они исполняли приказания хозяина. Он не смеет считать себя опытнее своего господина. Друзей своего хозяина он должен считать своими друзьями и повиноваться тому из них, кому будет приказано. Он не вправе совершать жертвоприношения, за исключением

294

Компиталий [1], когда ему позволяется приносить жертвы на жертвенниках, на перекрестках и на очагах. Он никому не должен давать взаймы ни семян для посева, ни съестных припасов, ни муки, ни вина, ни масла. С просьбой о необходимом в случае надобности пусть обращается к двум-трем соседним семьям и ссужает их в свою очередь; кроме них, он никому ничего давать не может. Счета с господином он должен сводить почаще. Поденных рабочих он не должен удерживать сверх условленного срока. Вилик не должен ничего покупать без ведома господина, а также держать от него что-нибудь втайне. У вилика не должно быть никаких нахлебников, он не может спрашивать совета ни у гаруспика, ни у авгура, ни у колдуна, ни у халдейского мага. Он не должен истощать поля, потому что это убыточно. Он должен заведовать всеми сельскими делами так, чтобы уметь их сделать самому, и заниматься ими часто до усталости. Если он сам будет работать, он узнает образ мыслей рабов, и рабы будут лучше относиться к делу; кроме того, у него не будет охоты шататься, он будет чувствовать себя здоровее и спать охотнее. Он первым должен вставать с постели и последним ложиться. Перед сном ему надлежит посмотреть, заперта ли усадьба, спит ли каждый на своем месте, задан ли корм скоту. О быках он должен позаботиться особенно усердно. К пахарям следует относиться повнимательнее, между прочим и для того, чтобы они лучше обращались с рабочим скотом. Плуги и сошники надлежит справлять хорошие. Остерегаться пахать сырую землю, а также ездить по ней на повозке, или гонять по ней скот. Если от этого не остережешься, земля, истоптанная скотом, не будет в состоянии производить плодов в течение трех лет. Скоту, и в особенности быкам, следует хорошо подстилать, чтобы сберечь их копыта. Необходимо оберегать скот от парши, которая возникает обыкновенно от голода и сырости. Все работы надлежит исполнять заблаговременно, потому что в сельском хозяйстве так: запоздаешь с одной работой, задержишь и все остальные. Если не будет соломы для подстилки, надобно собирать дубовые листья и их подстилать овцам и быкам. Постарайся завести большую навозную яму. Тщательно сохраняй навоз, когда же вывезешь его в поле, раскидай его и растормоши; вывози навоз осенью. Осенью же следует окапывать оливковые деревья и обкладывать их навозом. Листья тополя, вяза и дуба надобно срывать и сохранять в не совсем сухом виде для корма овцам. Атаву надобно прятать в сухом виде. После осеннего дождя сеять репу, кормовые травы и бобы. (К а тон, О сельском хозяйстве, I, 5).
__________

[1] Compitalia — праздник в честь общественных ларов, происходивший 2-го мая; алтари, посвященные этим божествам-хранителям Рима, ставились на перекрестках (compitum). — Ред.

5. Большое имение в южной Италии

Ф. Ленорман так описывает одно большое имение, расположенное в Италии в области древней Гераклеи. На основании этого описания можно составить себе общее представление о том, что такое были римские латифундии.

«Площадь, занимаемая этим имением, равна приблизительно 140 кв. километров; это и есть latifundium, который еще со времен римской республики делал невозможным развитие италийского земледелия и являлся одной из главных причин того, что страна эта опустела. Владелец никогда не показывается в своем заброшенном имении; в нем живет вилик, который и хозяйничает от его имени. Двадцать пять тысяч голов рогатого скота, преимущественно буйволов, пасутся в болотистой степи, которая тянется по направлению к морю. Что касается той части имения, которая отведена под пахоту, то для работ на ней требуется 4 000 человек в страдную пору, и только 250 в остальное время года. Последняя цифра и представляет собой цифру постоянного населения латифундия, которое обитает в различных фермах (massarie), разбросанных по всему имению. Наемными рабочими являются горцы, которые приходят наниматься целыми артелями.

Во время полевых работ можно видеть 20—30 плугов, двигающихся в ряд, или цепь в несколько сот человек, которые вскапывают землю мотыгами. Управляющий (fattore) и надсмотрщики разъезжают верхом вдоль линии рабочих, понукают их в случае надобности, делают указания, торопят и распекают нерадивых и усталых. Можно принять всю эту группу за военный отряд на маневрах, которым командуют офицеры верхом. Дня не проходит, чтобы в поле не ушел кто-нибудь из рабочих, сраженный болотной лихорадкой или солнечным ударом. Можно представить себе, какие опустошения производит малярия среди этих людей, когда они полуголодные, обливаясь потом, располагаются на ночлег в плохо запирающемся сарае или под навесом из ветвей, куда свободно проникает ночной холод и сырые испарения болота.

Землевладелец живет в большом городе или на роскошной вилле в его окрестностях и вместо того, чтобы самому заботиться об имении, передает все попечение о нем вилику. Единственная его забота — получать с имения определенный доход, причем часто он ему нужен вперед для покрытия расходов той не по средствам роскошной жизни, которую он ведет. Он ни за что не решится сделать хоть сколько-нибудь значительную затрату для повышения доходности своих имений. Вот почему он вынужден держаться такой системы хозяйства, в которой скотоводство преобладает над земледелием, большая часть

296

земли заброшена под пар, деревенское население уменьшается и какой бы то ни было прогресс становится невозможным».

(Fr. Lenormant, La Grande-Grece, I, pp. 172—175, 2-е edit chez A. Levy).

6. Рабы-ремесленники

Многие рабы были рабтниками, которых эксплуатировал их господин, продавая произведения их труда или отдавая их внаймы третьему лицу. Над свободными ремесленниками рабы имели два преимущества, благодаря которым их и предпочитали в качестве работников: во-первых, они более послушны, так как их можно наказывать и даже, до эпохи Антонинов, казнить смертью; во-вторых, их труд обходится дешевле, так как господин должен им давать, — и часто действительно этим ограничивался, — только пищу, и притом какую пищу! Рабы представляли собой капитал, который приносил хороший доход. Богатый гражданин, желавший поместить свои деньги, покупал рабов, как покупают стада, дома, имения.

Существовало два рода невольников-рабочих. Одни работали в доме своего господина и на него: таковы повара, кравчие, булочники, кузнецы, ваятели, серебряных и золотых дел мастера, сапожники, прядильщицы шерсти, сукновалы, ткачи, швеи и множество других. Каждый набирал себе челядь сообразно своему вкусу. У Красса, любившего строить, были каменщики и архитекторы из рабов; женщины держали кормилиц, белошвеек; какой-нибудь ученый имел переписчиков, рабов, которые клеили, выколачивали и полировали пергамент. Наконец, в разнообразных способностях своих рабов богатый человек находил возможность удовлетворять всем потребностям жизни, даже всем капризам самой прихотливой роскоши. К его услугам была целая толпа принадлежащих ему людей всевозможных специальностей, от сапожника до парфюмера, от привратника, прикованного на цепи у входной двери, до философа, который своими лекциями о морали развлекал гостей, уставших пировать.

Другие работали на продажу в пользу своего господина, который становился таким образом предпринимателем-промышленником.* Они делались кабатчиками, которые продавали проезжающим вино с виноградников своего господина, барышниками, ведущими торговлю волами или лошадьми, разносчиками, барочниками, приказчиками в лавках, писцами, рудокопами, серебрянниками, дворецкими, как, напр., рабы Красса, которому они приносили больше дохода, чем
__________

* Модернизация, присущая исследованиям XIX в.

297

все его имения. Часто их отдавали на службу посторонним людям, которые платили за это господину раба.

Все эти многочисленные группы рабов разделялись, по-видимому, по декуриям (десяткам) или по ремеслам. Часто они обучались своей специальности под наблюдением самого господина. Аттик считал очень важным иметь искусных рабов, а Красс, который знал счет деньгам, находил нужным лично муштровать своих рабов. В скором времени среди ремесленников свободные оказались в меньшинстве; к тому же презрение к личному труду распространялось все более и более, и в конце концов должно было прекратиться всякое соревнование между людьми, занимающимися одним и тем же ремеслом.

Тиберий Гракх, проезжая по равнинам Этрурии, плакал, глядя на пастбища, сменившие прежние пашни, и рабов, которые в качестве пастухов и пахарей вытеснили повсюду свободных работников. В ту же эпоху в самом Риме уже начиналось подобное же изменение в распределении ремесленного труда. Появление массы рабов нанесло ущерб свободным ремесленникам и купцам в то самое время, которое, казалось бы, должно было быть им особенно благоприятным вследствие развития роскоши и торговых сношений. Если они и не исчезли совсем, то только потому, что из всей Италии и даже из всей империи не переставали приливать в Рим все новые и новые толпы людей, которых нищета гнала с родины в столицу и которые надеялись на работу и на общественную помощь, чтобы выйти из своего бедственного положения. Но в рабах они встречали опасных конкурентов. Благодаря развитию рабства, они совершенно лишились клиентов из богачей, которые имели возможность удовлетворять всем своим потребностям при помощи труда собственных рабов. Что касается потребителей из других граждан, то и тут с рабами трудно было конкурировать ввиду дешевизны производства при рабском труде.

(Levasseur, Histoire des classes owrieres en France, I, livre I, ch. I, chez Guillaumin).

7. Ремесла и торговля в Помпеях

Помпейская живопись дает нам драгоценные сведения о тех ремеслах и промыслах, которые существовали в этом городе.

Одна картина, напр., изображает двух продавцов материи. Первый предлагает попробовать, насколько мягка и нежна какая-то фиолетовая ткань, двум покупательницам, пришедшим в сопровождении раба и усевшимся на скамейку. Второй выслушивает жалобы какой-то женщины; без сомнения, он уверяет ее, что плащ, купленный ею

298

накануне, превосходного качества и идет ей гораздо больше, чем она думает.

Далее, сапожник примеряет обувь одному из своих клиентов. В глубине виднеется еще обувь, развешанная на стене; другой сапожник, по-видимому, зазывает прохожих и останавливает их, расхваливая свой товар.

А вот продавец дамской и детской обуви. Почтенный ремесленник стоит; сняв мерку при помощи палочки, он вынес полусапожки четырем помпеянкам, которые сидят; одна из них держит на коленях ребенка. Там и сям разбросаны пары небольших башмаков.

Другая картина изображает двух маленьких гениев, занимающихся сапожным ремеслом. Один из них держит колодку, другой приготовляет кожу. На этажерке и в шкафу с раскрытыми дверцами виднеются полусапожки, расставленные попарно. Тут же стоят маленькая скляночка и чашка с краской, которой наводят глянец на кожу.

Рядом с лавкой сапожника живописец изобразил старого купца с лысой головой, сидящего за столом, который покрыт инструментами и какими-то вещами небольших размеров, похожими на мелкий железный и медный товар. Рабы стоят с корзинами в руках, как будто торгуют что-то. На заднем плане картины — граждане, прислонившись к колоннам портика, смотрят, разговаривают или просто стоят в задумчивости. Если вещи, которые продает хозяин железной лавки — щипцы, ножницы, шпильки, запястья, — не совсем ясно изображены, то этого никак нельзя сказать о разнообразных сосудах, которыми торгует его сосед-котельник. Они стоят на земле, на площади; купец держит один из них и колотит в него палочкой, чтобы показать, насколько хорош металл, из которого эта вещь сделана.

299

Тут можно видеть и продавца горячих напитков; кастрюля с кипящей жидкостью стоит на brasero под открытым небом; купец зачерпнул из нее в небольшой сосуд и, ухватив его щипцами, передает покупателю, который осторожно берет его за кончик щипцов. В помпейской живописи часто воспроизводится тип булочника, в разных его видах: из них самый интересный — булочник, который сидит, поджавши ноги, на своем прилавке, окруженный со всех сторон хлебами. Хлебы круглые и разделяются ложбинками на десять частей, которые легко отломить рукой: такой хлеб еще и до сих пор пекут в Неаполе и южной Италии.

Чтобы сделать картину рынка более полной, художник не забыл ни упрямого осла с вьюком, который нарисован как будто еще вчера, ни телеги с колесами без спиц, сделанными из цельного куска дерева. Здесь несколько зевак остановились и читают объявление; там — группа людей, собирающихся войти в термы, с сосудами, наполненными душистым маслом. Далее школьный учитель учит ребятишек; одного строптивого ученика он тут же наказывает розгами, а другие, послушные, сидят. На той же картине изображен и юноша, срисовывающий статую на форуме. Наконец, живописец поместил тут и уличных мальчишек, играющих у колонны, и слепца с длинной бородой, которого ведет собака: какая-то женщина, идущая в сопровождении раба, подает ему милостыню.

Самые большие по размерам картины были найдены в доме одного сукновала. На первом плане сидящая женщина передает материю маленькой рабыне. Рабочий, туника которого стянута вокруг

300

тела и как будто бы завязана узлом, смотрит на них, продолжая в то же время усердно чесать плащ, висящий на перекладине. Другой рабочий несет клетку из ивовых прутьев, для распяливания материи; в руке у него сосуд, куда бросают на горячие уголья серу, дымом которой белится ткань. Далее изображены ниши с большими чанами, в которых вымачивают и моют материю; эту работу древние называли «пляской сукновала» (saltus fullonicus). Художник нарисовал также тщательно и пресс с его двумя устоями и двумя огромными винтами, которые вертятся при помощи рукоятки; этим прессом ткань сжимают между двумя досками, чтобы придать ей окончательный вид, наконец, он изобразил и сушильню с ее перекладинами, прикрепленными к потолку при помощи канатов. На них развешано белье; раб предлагает молодой женщине развернутую материю, а жена сукновала отмечает проданный товар на табличках.

Во дворе этого самого дома найдено 22 каменных бассейна, расположенных на неодинаковом уровне так, чтобы вода могла стекать из одного в другой; перед ними, без сомнения, стояли скамьи, на которых раскладывалась материя. Семь чанов меньшего размера, находящихся на другом конце двора, служили для валяния сукна. Еще и теперь можно различить помещение, где был склад со следами

301

полок, печи, сушильню. В других мастерских были найдены кувшины с жирной глиной, которую употребляли для того, чтобы белить ткань, также как серу и урину.

Помпейские живописцы-декораторы изображали и столяров. На одной картине, напр., мы видим столяров, устраивающих праздник в честь Дедала, который был их патроном, как теперь св. Иосиф. Четыре здоровых парня в туниках, с голыми ногами, несут часовенку из тростника, украшенную цветами, жетонами и стаканчиками. В первом отделении этой часовни помещается статуэтка Дедала; он задумчив и держит палец на губах, глядя на труп своего племянника Тала, которого он убил, воткнув ему гвоздь в голову [1]; во втором отделении находятся изображения двух пильщиков и строгающего ребенка; изобретателем пилы и струга считается Дедал.

Другая картина представляет собой двух крылатых гениев, олицетворяющих столярное ремесло. Один из них сидит на полу, другой стоит; оба они договариваются, как бы им распилить доску, прикрепленную к верстаку. Сам верстак, пила, колотушка, загнутое железо у гребенки, посредством которой доска прикрепляется к верстаку, — все это мало чем отличается от современных инструментов.

Другие изображения дают нам гениев мельницы и пресса. Когда подумаешь об ужасах pistrinum'a, т. е. помещения, в котором зерно превращается в муку, а потом в тесто, прежде чем поступить в печь хлебопекарни, когда представишь себе рабов, как они под ударами бича вертят жернов, с больными глазами или даже совсем ослепшие
__________

[1] Дедалу приписывается изобретение топора, пилы, бурава, ватерпаса и др. инструментов, почему столяры и считали его своим патроном. Тала он убил будто бы из зависти к его искусству, которым тот грозил превзойти своего дядю и учителя. — Ред.

302

от дыма, с ранами на ногах, как они обливаются потом, работая ночью при тусклой лампе, — то поневоле удивишься способности мифологической фантазии и художественного творчества облекать самые мрачные стороны жизни в изящные формы. Сцена, изображенная живописцем, представляет момент отдыха; громадный жернов здесь вертят не рабы, а маленькие ослики. Гении выпрягают их, ласкают и нежат, надевают на шеи гирлянды из листьев для защиты от мух, а сами потом, растянувшись на траве, едят и резвятся.

В изображении пресса для выжимания винограда есть некоторые подробности, не лишенные интереса. Между столбами, врытыми в землю, расположены ряды дубовых обрубков, отделенные друг от друга толстыми досками. Эти обрубки всей своей тяжестью надавливают на корзину, полную винограда. Сок течет ручьем по широкому металлическому желобу в чан. Два гения забивают в пресс клинья, чтобы увеличить силу давления; третий, вооружившись пестом, давит виноград в сосуде, который стоит на жаровне. Приготовляет ли он так называемое «вареное вино», или нагревает виноградный сок, чтобы ускорить в нем брожение, — трудно сказать; возможно также, что он делает виноградное варенье.

Что особенно поражает в Помпеях, это — обилие лавок, которые попадаются на каждом шагу. Здесь, как и в Риме, отдача внаем торговых помещений служила источником дохода; поэтому богатые домовладельцы старались настроить как можно больше магазинов, выходивших на все четыре улицы, которые составляли границу усадьбы. Сами императоры не пренебрегали такого рода спекуляцией. К тому же и сами помпейские домовладельцы были большей частью торговцами. В самых красивых домах были устроены магазины, расположенные направо и налево от входной двери; некоторые из

303

них даже непосредственно сообщались с атриумом. В этих лавках, более обширных, чем другие, очевидно торговали сами домохозяева. Здесь помещалась контора, если владелец дома был менялой или банкиром; здесь лежали образцы его товара, если он торговал материями, коврами, пеньковыми изделиями, канатами и снастями; наконец, здесь же его рабы или привратник продавали его масло, его вино, его хлеб, его фрукты, если он был землевладельцем.

Устройство магазина очень простое: входная дверь сделана почти во всю ширину помещения; днем это громадное отверстие открыто, на ночь оно запирается ставнями, которые двигаются по желобку, выдолбленному в полу; дверь была сбоку и запиралась большим замком; иногда к наружным ставням для большей безопасности прикреплялась цепь.

Внутри лавка разделялась обыкновенно на два яруса; в нижнем производилась торговля, антресоли служили жилищем продавца и кладовой.

Перед каждой лавкой устроен тротуар, вымощенный плитами из лавы. В одной из таких плит проделывалось косое отверстие, в которое путешественник или приехавший из деревни крестьянин продевал, как в кольцо, поводья лошади, когда останавливался перед лавкой.

Когда темнело, лавочники зажигали у себя коптившие лампы. Улицы в Помпеях не освещались и каждый ходил со своим фонарем.

Образцы товаров раскладывались на особой скамье. Лавку, в которой продавалось масло, вино, горячие напитки, можно было узнать по выставленным сосудам, жаровням и по украшенному

304

мрамором прилавку. Особенное внимание теперешних посетителей Помпей привлекают распивочные, где можно было найти вареное вино, вино надушенное [1], медь, салеп; в одной из таких распивочных им показывают даже грубо нарисованное изображение воинов, которые чокаются стаканами, похожими на наши пивные кружки.

В лавках, где продавались другие товары, нам теперь гораздо труднее ориентироваться, потому что от них большей частью остались одни только голые стены. При этом нужно иметь в виду, что даже в современной Европе на юге убранство лавок отличается необычайной простотой: деревянный прилавок, стул, скамейка — вот и вся мебель в лавке. Более или менее нежные товары, как, напр., аптекарские и москательные,* помещались в глиняных или стеклянных сосудах. Хлеб, говядина, колбасные изделия прикрепляются крючками к маленьким переносным дощечкам, которые вывешиваются днем перед входом, а на ночь убираются. Корзины и плетенки играют также значительную роль в неаполитанских лавках. Точно также все это должно было устраиваться и в Помпеях.

В магазинах предметов роскоши были сундуки и шкафы, в которых запиралась материя, драгоценные металлы и т. п. Жители Помпей, придя после извержения и копаясь в пепле, покрывавшем их дома, старались разыскать и унести именно такого рода ценности, а также картины, мозаику, вещи из слоновой кости, статуэтки. Они не разыскивали мыла или красок на дне кадки, ни засохшего в печи хлеба, ни овощей, гнивших в погребе; они бросали все эти малоценные предметы и старались унести то, что было подороже. Если в некоторых лавках и остался более или менее ценный товар, то разве только потому, что их хозяева погибли, или задохнувшись на месте, или пораженные во время бегства газом, который выходил из расщелин в земле.
__________

* Краски, клей и т. п.

[1] Римляне часто клали в вино разные ароматические вещества, напр., алоэ, шафран, аравийскую смолу и др. — Ред.

305

Чтобы иметь представление о торговых улицах в Помпеях, нужно вообразить себе еще навесы, гирлянды из листьев лавра, дуба и апельсинового дерева, перемешанных с цветами; куски ткани, протянутые с одной стороны улицы на другую; живопись, которая оживляла общий вид, встречаясь повсюду, даже в глубине лавок; множество наружных деревянных украшений, которые бросались в глаза своей яркой окраской. Ко всему этому нужно прибавить товары, выставленные у входа и даже прямо на улице. Здесь причудливо соединялись полумрак и прохлада, нега и оживленная деятельность. Повсюду текла ручейками вода из маленьких фонтанов. Купцы сидели на пороге своих лавок; тут и там останавливались и вступали в разговор друг с другом женщины, рабы и праздничные зеваки, которые сновали по улицам. Пестрота общей картины увеличивалась разнообразием костюмов: здесь можно было встретить александрийца и жителя провинции Африки рядом с оском или латинянином; сирийский раб сталкивался тут с рабом-греком.

Некоторых помпейских торговцев мы знаем даже по имени. На одной стене, напр., можно прочесть написанное крупными буквами имя и звание М. Нония Кампана, отставного воина, владельца лавочки, в которой на него работают его рабы. Эти последние занимались, очевидно, выделкой кожи или мехов, как о том свидетельствуют два кривых ножа, которыми кроят кожу, девять других ножей с железными ручками, крюки для растягивания кожи, молоток, топорик и щипцы. Тут найдены были остатки деревянной скамьи, плита из травертинского туфа, на которой выколачивали и размягчали кожу, две маленьких бронзовых цепочки, коромысло от весов, замки, украшения из золота и других металлов, когда-то покрывавшие деревянный ящик; монеты, глиняные сосуды.

А вот продавец красок. У него нашли две амфоры, кубки и другие сосуды с крышками, много краски, железный нож, мраморный круг для растирания красок, раковину, восемь разновесков из черного мрамора, один из белого, костяное долото, большой кусок горной смолы. Следы деревянной лестницы и пола указывают на то, что здесь были антресоли; тут же были обнаружены скелет, монеты, 4 сосуда, две печи, две лампы, семь костяных шарниров от сундука, большие куски красной и белой краски. По-видимому, продавец красок укрылся на антресолях и там задохнулся.

Далее следует красильня. В лавке два входа на две улицы. Здесь сохранились чаны, выложенные очень твердым цементом, в которых вымачивалась материя; впрочем, в некоторых местах цемент этот разъеден кислотами. В одном из чанов был найден черный порошок, оказавшийся сернокислым железом.

Булочников в Помпеях было очень много, несмотря на то, что во многих семьях мололи муку и пекли хлеб дома. В булочных находят мельницы для перемалывания зерна, кувшины для воды, стол, на ко-

306

тором месили тесто, сосуд для крупитчатой муки и, наконец, изображение змей на стене от дурного глаза и для того, чтобы хлеб выходил удачный. Наиболее известные булочники ставили на хлеб свое клеймо. В одной из булочных нашли 24 обуглившихся хлеба.

При раскопках открыта была также цирюльня. У входа стояла скамейка, на которой посетители дожидались своей очереди; над ней в толще стены было сделано два углубления, куда клали шапки и платье. Каменный табурет посредине комнаты предназначался для клиентов цирюльника. Тут были найдены: короткая закругленная бритва с ручкой, ножницы, пинцет для выщипывания волос и зеркало.

Аптеку можно было узнать по ящику для лекарств, пилюлям и стеклянной вазе, наполненной бальзамом. Точно так же лавка дрогиста была обнаружена благодаря найденным в ней разным москательным товарам, почерневшим от времени и испортившимся снадобьям; направо из лавки, в атриуме, устроена тройная печь с тремя котлами, вдавленными в нее на разной высоте.

Мастерская горшечника помещалась за городской стеной на дороге Гробниц. Здесь была печь, сложенная из камня и кирпича; в своде ее проделаны отверстия, через которые пламя проходило в верхнее отделение, где собственно и обжигались сосуды; отверстия в стенках печи и терракотовые трубы давали возможность регулировать силу пламени. В этой печи сохранилось еще 34 небольших котелка.

(Beule, Journal des savants, 1871, pp. 333 et suiv., 405 et suiv.).

8. Торговля в эпоху Августа

Обыкновенно говорят, что в Риме относились с презрением к торговле. Может быть, это верно по отношению к римлянам первых веков, хотя и они заключали торговые договоры с Карфагеном; но этого ни в коем случае нельзя сказать о римлянах времен империи. Как, в самом деле, объяснить иначе, что более чем за полвека до битвы при Акциуме * в Азии оказалось 80 000 италиков, которых нашел там Митридат, а в Утике набралось 300 крупных торговцев, у которых было столько рабов, что их было достаточно для охраны города? Не успел еще Цезарь закончить завоевание Галлии, как туда уже явились римские торговцы. Когда встречаешь римских торговцев у сикамбров, у маркоманнов [1], у ирландцев, в каменистой

__________

* 2 сентября 31 г. до н. э. состоялась морская битва у мыса Акциум (побережье Греции) между флотами Октавиана и Антония. Последний был разбит, и единовластие закрепилось за Октавианом Августом.

[1] Германское племя сикамбров жило около Рейна, маркоманнов в теперешней Богемии. — Ред.

307

Аравии и в Тавриде, когда знаешь, что ежегодно 120 кораблей за счет римских торговцев посещали берега Индии, что Помпей заботился об исследовании пути в эту страну через Каспийское море, Оксус и Бактриану, то не скажешь, что в Риме к торговле относились с презрением. Страбон свидетельствует об очень оживленном состоянии мореходства по всему Средиземному морю, а Светоний [1] говорит, что в эту эпоху народ делился на 3 класса: городскую чернь, земледельцев и торговцев.

Рим в те времена был главным рынком всего света. Здесь скопились большие запасы драгоценных металлов, здесь развивалось громадное потребление, тем большее, что городское население и потребляет относительно больше деревенского. Но Италия производила мало: вино, причем вывозились лишь низшие сорта его, масло, превосходный хлеб, но в небольшом количестве, и шерсть (тарентская и цизальпинская шерсть принадлежали к самым лучшим сортам, какие только тогда знали). Кроме того, в Италии была развита шерстяная мануфактура, существовали эргастрии, на которых выделывалась посуда, сера, шафран, медь; но всего этого было слишком мало в сравнении с тем, что ввозилось в страну, и эту разницу приходилось оплачивать деньгами. Таким образом, .благодаря торговле и ремеслу, провинции получали обратно из Рима то, что они давали ему в виде подати. Один только тот товар, который ввозился из Китая, Индии и Аравии, стоил империи ежегодно 20 миллионов.

В Италии, впрочем, бывали большие ярмарки; самая знаменитая из них та, которая происходила в Феронии [2]. Страбон говорит также о складах италийских товаров в Эфесе (но они, вероятно, были собственно испанского или галльского происхождения), об италийском вине, которое, вместе с вином из Лаодикеи и Сирии, служило предметом меновой торговли в гаванях Красного моря. Свидетельство о римской вывозной торговле мы находим и у Горация, который высказывает опасение, как бы его книга не пошла на обертку товаров, предназначенных для Утики или Лериды. Как и в современном Париже, и по тем же самым причинам, в Риме развились главным образом те отрасли, которые производили предметы роскоши. Здесь было много чеканщиков, литейщиков, красилен, золотошвейных и позументных мастерских, здесь выделывались в большом количестве разные вещи из черного дерева, гипса, бронзы, золота и т. д. Книжная торговля была очень развита; существовали бумажные и стеклянные мастерские.

__________

[1] Страбон, знаменитый географ, умер в 24 г. по Р. X. Светоний Транквилл, автор многочисленных сочинений, из которых наиболее известное «Жизнь двенадцати цезарей», умер около 140 г. по Р. X. — Ред.

[2] Собственно в роще богини Феронии, в Этрурии, у горы Соракте. — Ред.

308

Через Аримунум [1] в Рим шли товары из Цизальпинской Галлии;

через Остию и Путеолы — африканский хлеб, а также разные продукты Испании, Галлии и Востока. Чтобы избежать неудобств Остии, которая в то время представляла собой лишь плохую якорную стоянку, Август велел прокопать параллельно Аппиевой дороге в понтинских болотах канал, который служил в одно и то же время и для осушения, и для проезда судов; канал этот доходил до Террацины. Из Путеол морем ехали до канала, а там купцы со своими не очень громоздкими товарами пересаживались в барки, которые тянули на бечеве мулы, и ехали каналом до места, расположенного в 45 км. от Рима; тут уж было близко до столицы [2].

Из Цизальпинской Галлии вывозилось громадное количество проса, смолы, вина, мягкой моденской и грубой лигурийской и медиоланской шерсти, наконец, многочисленные стада свиней. Падуя была центром значительного производства плащей и ковров.

Из Сицилии шел хлеб, скот, шерсть, гиблский мед, который соперничал с гиметским, прекрасные вещи чеканной работы, ткани с о. Мальты. Сардиния давала лишь хлеб.

Галлия слишком недавно была приобщена к культурному миру, и ее вывоз не мог быть поэтому особенно значительным. Впрочем, Нарбоннская провинция производила все те плоды, которые росли в Италии, а также масло, вино, шерсть; остальные области Галлии — хлеб, который вывозили в Италию, просо, желуди и скот. «Здесь ни одна пядь земли не пропадает даром, — заявляет Страбон, несколько преувеличивая, — а удивительное расположение рек дает возможность перевозить товары, как внутри страны, так и из Океана в Средиземное море и обратно». Марсель и Нарбонна были главными портами, из которых вывозились галльские рубашки — обычное одеяние рабов в Италии, полотно от кадурков, соленую свинину от секванов [3], военную одежду из Арраса и красное сукно, лучшие сорта которого ничем не уступали пурпуру Востока. Эти порты сообщались с внутренними областями при посредстве других городов, ставших уже весьма заметными торговыми центрами, как, например, Тулуза и Бордо на Гаронне; в долине Роны — Арль, Ним, Виенна, Лион, Отен; на Луаре — Генабум [4], на Мозеле — Трир, и наконец

__________

[1] Приморский город в Умбрии. — Ред.

[2] Позднее Клавдий и Траян соорудили в Остии, немного севернее устья Тибра, две большие гавани, которые по размерам своим превосходили все три гавани нынешнего Марселя вместе взятые (старая гавань, Жолиетта и новая гавань). Корабли свободно проходили в эти гавани, сообщавшиеся друг с другом; далее они могли по каналу проехать в Тибр, миновав таким образом песчаные отмели в устье реки. — Ред.

[3] Кадурки — галльское племя, жившее на севере от среднего течения Гаронны; секваны — между р. Соной и горой Юрой. — Ред.

[4] Genabum — теперешний Орлеан. — Ред.

309

Реймс. Страбон говорит, что галльские товары шли по Соне и Сене на о. Британия, которая давала в обмен кожу, железо, олово, овец, рабов и превосходных охотничьих собак.

Испания поставляла хлеб, вино, отличное масло, медь, воск, растительную краску, смолу, солонину, устриц, киноварь и соль. Испанская шерсть славилась, и за тамошних баранов-производителей платили очень дорого; ткани из Сетаба и Эмпорий отличались необыкновенной тонкостью. В огромном количестве вывозился также исполинский дрок, растение, из которого делали канаты. Кантабрская ветчина ценилась очень высоко, а астурийские лошади, маленькие и резвые, пользовались не меньшей славой, че'м парфянские. Но главное богатство страны заключалось в золотых, серебряных, медных и железных рудниках.

На севере Италии ретийское вино соперничало с лучшими сортами вин полуострова; кроме того, жители Альп вывозили медь, воск, древесную смолу и сыр. Через гору Окру товары доставлялись из Аквилеи в Навпорт на одном из притоков Савы, а оттуда водным путем на Дунай. Аквилея, в которой добывалось золото, была центральным рынком этой торговли: она доставляла варварам вино, солонину и масло, получая в обмен рабов, скот, меха, железо из Норика [1], которое очень ценилось для выделки мечей, и янтарь с берегов Балтийского моря.

Из Греции и греческих островов Рим получал лошадей, медь из Гимета и Спорадских островов, хиосское и лесбосское вино, медь и сушеные смоквы с Кипра, афинские и коринфские благовония, и разные лакомства для пиров римских богачей, как, например, павлинов с Самоса, журавлей с Мелоса, разную птицу с Делоса, рыбу с Родоса, Хиоса и берегов Черного моря; кроме того, пентеликонский и паросский мрамор, коринфскую бронзу, эвбейскую медь и драгоценные ткани.

Города Азии, богатые, густо населенные, с развитыми ремеслами, много потребляли, но еще больше производили. Главные их продукты были: выбойка, разные материи из Милета, множество художественных изделий, статуи, бронза, золотые и серебряные вещи, вифинские кольца, железные изделия из Кибиры, лаодикейские ковры, синнадский мрамор с красными жилками, глиняная посуда из Тралл, ткани из Гиерополя, вина со склонов Тмола. Через эту страну проходила также большая часть товаров востока. Произведения Китая, Индии и Аравии, шерсть, меха, драгоценные камни, рабы и шелковые ткани направлялись по Оксусу (ныне Аму-Дарья), Каспийскому морю и через Кавказский перешеек в Диоскурий, где, по словам Плиния Младшего, «сходятся торговцы семидесяти народов».

__________

[1] Область на севере от Адриатического моря вплоть до Дуная. — Ред

310

Вавилонские ковры и ткани, а также товары, прибывавшие через Персидский залив и из северной Аравии и Сирии, направлялись в Пальмиру и Тапсак, а оттуда на Мазаку (на р. Галисе) и Эфес, бывший центром азиатской торговли. Такое же значение имели для прилегающих областей Танаис, Пантикапея и Фанагория на Меотийском Болоте (Азовском море). Скифы доставляли сюда меха, рабов, золото с Урала и Алтайских гор; кроме того, было очень развито рыболовство в богатых илом водах Танаиса (Дона) и Азовского моря.

Финикия по-прежнему производила тирский пурпур, кедровое дерево и масло, которые, как думали, никогда не портились; финикийские купцы снабжали также Египет и берега Красного моря сидонскими стеклянными изделиями и вином из Сирии и Италии.

Из Египта вывозились: хлеб в огромном количестве, ткани, цветное стекло, папирус, квасцы. Предметами ввоза в эту страну служили: асфальт из Мертвого моря, который употребляли при бальзамировании покойников, из Палестины — иерихонский бальзам; из Африки — рабы-негры, страусовые перья и слоновая кость; из Аравии благовония, ладан и золотой песок; из Индии — пряности, корица, перец, инбирь, кассия, смирна, нард, киноварь, красильные вещества, черепаха, мурринские вазы и кубки (быть может, из китайского фарфора), жемчуг, драгоценные камни, шелковые и бумажные материи. На одной карте времен империи между двумя малабарскими городами отмечен храм Августа, из чего можно предположить, что в этой местности существовала римская торговая контора. Любопытно отметить, что римляне, пользуясь неумением индусов отличать фальшивую монету от настоящей, охотно платили за покупаемый товар фальшивыми деньгами.

Карфаген был одной из житниц Рима; этот город, начинавший возрождаться из развалин, мало-помалу возобновлял свои прежние торговые сношения с внутренними областями. В Италию он доставлял диких зверей для игр в амфитеатре, нумидийских лошадей, дорогие породы дерева, золотой песок, слоновую кость, негров, мрамор. Караваны из Судана и из Сахары привозили в Карфаген и в Лептис произведения центральной Африки.

Большинство всех этих товаров направлялось по морю, по которому постоянно сновали в разных направлениях тысячи транспортных судов. Без компаса и морских часов они нередко сбивались с пути, в особенности когда туман или туча закроют звезды: так, напр., корабль, на котором плыл ап. Павел, очутился вместо Адриатического моря у о-ва Мальты. Поэтому-то навигация и прекращалась на зиму, не только вследствие частых бурь, но и потому, что в это время года небо редко бывало ясным. Чтобы моряки знали, где можно пристать к берегу, во многих местах устраивались башни с огнями и маяки; это изобретение греков весьма распространилось

311

в эпоху империи. Самый знаменитый маяк был в Александрии: есть основание предполагать, что он имел 160 метров в высоту и был виден на расстоянии 60-ти километров.

(Duruy, Histoire des Romaine, IV, pp. 71 et suiv., chez Hachette).

9. Ремесленные корпорации

Римские ремесленные корпорации были весьма древнего происхождения; предание приписывает Нуме учреждение девяти корпораций. Во время республики закон допускал полную свободу относительно устройства обществ: он запрещал лишь ночные и тайные собрания, которые могли нарушать общественное спокойствие, все же остальные собрания разрешались. С течением времени этой свободой стали злоупотреблять: образовались политические общества, способствовавшие смутам, так что Цезарь, а вслед за ним Август уничтожили почти все коллегии, оставив только самые невинные из них. С этих пор для открытия нового общества стало необходимо разрешение правительства, получить которое было нелегко, насколько можно судить по тому, что Траян не разрешил открыть в Никомедии коллегию из 150 столяров, которые хотели действовать также в качестве пожарной команды. «Кто учредит недозволенную коллегию, — говорит один юрист 111-го века, — тот подлежит такому же наказанию, как и совершивший вооруженное нападение на какое-нибудь общественное место или храм». Его могли, значит, по приговору судей или обезглавить, или бросить на съедение зверям, или сжечь живым.

Впрочем, эти угрозы, несмотря на их суровость, оказывались совершенно бессильными. Замечательно, что в императорскую эпоху, когда к коллегиям относились так строго, они были гораздо многочисленнее, чем во времена республики. Закон сталкивался в данном случае с властной потребностью в организации, которую чувствовали все классы общества, и поэтому его приходилось постоянно возобновлять. Правительство решалось поступать по всей строгости законов лишь в исключительных случаях. Наконец, Александр Север официально признал существование всех ремесленных объединений, назначил им дефенсоров (попечителей) и определил, у каких судей члены их должны судиться за тот или другой проступок.

Естественно, что коллегии были более многочисленны в тех местах, где процветали торговля и ремесла. Люди всех профессий от самых скромных до самых возвышенных стремились к объединению и общению друг с другом: коллегии составляли погонщики ослов и мулов, так же как и крупные торговцы вином или хлебом; кроме

312

коллегий мореплавателей были общества судохозяев и плотовладельцев. Бесчисленное множество коллегий связано было с производством одежды и обуви: тут были коллегии работников на шерстяных фабриках и сукновалов, продавцов чулок и сапожников. Корпорации владельцев кораблей (nautae) пользовались большим уважением: во всех торговых городах они занимали почетное место; в Арле, в Остии, они составляли пять обществ. Один из самых древних памятников Парижа сооружен коллегией сенских судовладельцев. В Лионе ронские nautae составляли свое общество отдельно от владельцев судов, плавающих по Соне. Обе эти корпорации были очень влиятельны и имели свои конторы во всех городах по течению обеих рек; самые значительные лица в городе гордились участием в них, в Ниме горожане отвели специально для них 40 мест в своем амфитеатре. Кроме «навт» следует упомянуть еще о fabri lignarii, или коллегии столяров, к которой принадлежали все работавшие над постройкой зданий, о коллегиях лесопромышленников (dendrophorii), суконщиков (centonarii), виноторговцев, которые, по-видимому, были особенно влиятельными в Остии, Лионе и других больших городах, и, наконец, булочников (pistores), получивших от Траяна особые привилегии.

Все эти люди объединялись для преследования и защиты своих общих интересов как против конкурентов, так и против вымогательств казны. Там, где отдельный человек был бы раздавлен, общество имело достаточно силы, чтобы устоять; если коллегии казалось, что ее права нарушены, она жаловалась провинциальному магистрату. Нередки были и непосредственные обращения к императору. Когда Страбон был в Коринфе, оттуда отправлялась в Рим делегация от общества рыболовов с целью ходатайствовать перед Августом об уменьшении подати: такую смелость им придавало сознание силы, которое имеет общество.

У каждой коллегии были свои божества, свои алтари, свои религиозные церемонии. Они устраивали общественную трапезу, носившую истинно братский характер; но впоследствии этими товарищескими пирушками стали злоупотреблять, устраивая их слишком часто по всякому малейшему поводу, и они стали источником очень больших расходов. Каждая коллегия имела свое место в разных официальных торжествах. Когда Галлиен праздновал свой триумф,* его сопровождал громадный кортеж. За сенаторами, всадниками, жрецами и пленниками шел народ; среди священных хоругвей и воинских знаков блестели на солнце 500 копий с золочеными наконечниками и развевалось 100 знамен, принадлежавших разным корпорациям. В Галлии жители Отена, желая достойным образом принять

__________

* Император Галлиен в 259 г. н. э. разгромил аланов близ Милана.

313

Константина,* украсили улицы тканями и обставили путь, по которому должен был следовать император, цеховыми знаменами и статуями богов.

Для устройства религиозных церемоний, обедов и разных торжеств нужны были деньги. Расходы эти покрывались частью складчиной, частью доходами с принадлежащих коллегии земель, а также пособиями от щедрот какого-нибудь богатого покровителя. Подобные пожертвования были довольно часты, особенно с тех пор, как Марк Аврелий разрешил делать завещания в пользу коллегий, признанных государством. Так, один из ронских «навт» отказал по 3 динария каждому из лодочников, промышлявших на этой реке; в другом случае тибрские рыбаки получили по завещанию 10000 сестерций и проценты с этого капитала ежегодно делили между собой. Секстилий Селевк пожертвовал коллегии центонариев ** 5000 динариев с тем, чтобы доход с них (6%) распределялся между членами коллегии каждый год в 8-й день перед октябрьскими календами. Иногда дар делался под условием совершать жертвоприношения и поминки в память жертвователя.

В пользу коллегии поступало также имущество ее членов, умерших без завещания и не имеющих законных наследников: государство в конце концов отказалось в их пользу от своих прав на такое спорное имущество. Кроме того, обществу принадлежал дом, в котором оно собиралось, земли и постройки, пожертвованные ему для разных целей: от одного оно получало в дар цистерну, от другого место для постройки общественного дома, от третьего землю для устро- йства кладбища, на котором хоронили членов коллегии, их детей и жен.

Общество выбирало своего главу, который назывался магистром или куратором (попечителем); срок его полномочий обыкновенно продолжался один год. Квестор или казначей заведовал имуществом коллегии, синдик представлял ее интересы в суде; кроме этих должностных лиц, был еще секретарь и письмоводитель. Нередко случалось, что коллегия владела рабами и вольноотпущенниками. Каждые пять лет пересматривался список членов и затем вывешивался на альбуме [1]. Время от времени происходили общие собрания.

Коллегии охотно выбирали себе патроном какого-нибудь гражданина, достаточно богатого, чтобы быть щедрым, и достаточно влиятельного, чтобы оказывать покровительство. Александр Север
__________

* Константин I (306—337 гг. н. э.).

** Центонарии занимались починкой одежды.

[1] Album-ом называлась доска, покрытая гипсом: на ней писали то, что предназначалось для обнародования, и затем вывешивали ее в каком-нибудь публичном месте. — Ред.

314

предоставил таким патронам, по-видимому, очень значительное влияние. Они поддерживали права и привилегии членов своей коллегии, защищали их перед городским судом, делали пожертвования. Поэтому они выбирались обыкновенно из числа самых значительных особ. У тибрских лодочников патронами были сенаторы. Патроны общества центонариев так же, как и коллегии «навт» на Роне и Соне, принадлежали к сословию всадников и были сенаторскими сыновьями и внуками. Одна надпись перечисляет 15 патронов коллегии кузнецов; с другой стороны, одно лицо было патроном всех лионских коллегий. В благодарность за благоволение и усердие общества окружали своих покровителей великим почетом.

Чрезвычайное значение, которое императоры придавали снабжению продовольствием Рима и других многолюдных городов, заставляло их все более и более накладывать руку на коллегии, занимавшиеся перевозкой и продажей съестных припасов. Давая им некоторые привилегии, они в то же время совершенно поработили их. Указ 319 г. присуждает к работе в булочных волноотпущенников, которые совершили какой-то сравнительно легкий проступок. Закон 369 г. принудил вольноотупщенников, имевших некоторый ценз, вступить в корпорацию рабочих, занимавшихся разгрузкой судов. Сын булочника самим рождением своим роковым образом был обречен заниматься ремеслом своего отца и уже двадцати лет обязан был начать свою службу в качестве булочника; то же правило применялось и к зятю. Закон 364 г. объявляет недействительным завещание булочника, если наследник откажется продолжать ремесло своего наследодателя. Пока булочник не найдет себе преемника, одобренного правительством, он остается прикрепленным к своей лавке, и ничто не может освободить его.

Те же соображения заставляли государство учреждать по всей империи казенные мастерские, на которых чеканилась монета, выделывались дорогие вазы, золотое и серебряное шитье для императорского двора, оружие и разные военные механизмы, ткани для правителя и солдат и т. п. В каждой мастерской, во главе которой ^стоял начальник, работало три разряда лиц: рабы, вольноотпущенники и свободные. Но все они, без различия происхождения, были прикреплены к своему занятию и не могли от него освободиться. Их клеймили каленым железом и, чтобы нельзя было скрыть клейма под одеждой, стали выжигать имя императора на кисти руки. В случае бегства им очень трудно было найти убежище. Закон наказывал штрафом всякого, кто укроет их. В некоторых случаях, если, например, беглец был оружейником, укрыватель или его дети должны были занять место убежавшего ремесленника на заводе. «Следует, — говорит Константин, — чтобы ремесленники на монетном дворе постоянно оставались в этом положении»; а закон 438 г., еще более суровый, гласит, что оружейники «должны быть до такой степени

315

прикреплены к своему ремеслу, чтобы, даже истощив на работе все свои силы и умирая, они не покидали занятия, в котором родились».

(Boissier, La religion romaine, II, pp. 240 et suiv., 2-e edition chez Hachette; Levasseur, Histoire des classes ouvrieres, Livre I, ch. 4, 5 et 6, chez Guillaumin)

10. Брут-ростовщик

В 56 г. до Р. X. жители кипрского Саламина, изнемогая под бременем податей и разных поборов, послали своих уполномоченных в Рим попытаться сделать заем. Но закон Габиния [1] запрещал провинциалам занимать в Риме и даже признавал недействительными долговые обязательства, подписанные ими в столице. Брут решил извлечь выгоду из этого закона, нарушив его. У него были свободные деньги, для которых он искал размещения, он пользовался влиянием в сенате и знал саламинцев. Брут предложил им денег под 4,% в месяц, т. е. 48% годовых, тогда как законный процент не превышал 12-ти в год. Саламинцы вынуждены были принять эти ростовщические условия и подписали обязательство на имя Матиния и Скаптия, подставных лиц, предложенных Брутом.

Этот заем был вдвойне беззаконным: во-первых, благодаря чрезмерным процентам, во-вторых, потому что он прямо противоречил закону Габиния. Тем не менее Бруту удалось добиться сенатского решения, которое признавало эту сделку вполне законной. Ввиду этого, он не беспокоился за свои деньги и, в назначенное время отправил Скаптия получать проценты.

Правитель Киликии, которому был подведомствен о. Кипр, Аппий Клавдий, очень притеснял население управляемой им области. Поэтому саламинцы остались без средств и не имели никакой возможности уплатить долг. Скаптий тотчас же потребовал у Аппия официальных полномочий и отряд кавалерии. Получив и то и другое, он высадился в Саламине и повел правильную осаду здания, в котором заседал местный совет. Во время этой осады пять советников умерли от голода. Совет все-таки продолжал упорствовать: если эти несчастные не платили долга, то ведь только потому, что им нечем было платить. Утомленный таким противодействием, Скаптий принужден был снять осаду и удалиться.

Когда Аппия заменил Цицерон, защитник сицилийцев против Верреса, жители Саламина сочли себя спасенными. Они отправили на
__________

[1] А. Габиния, трибуна 67 г. до Р. X. — Ред.

316

встречу ему в Эфес депутатов, которые со слезами рассказали новому правителю о своих бедствиях. Проконсул тотчас же приказал кавалерийскому отряду оставить Кипр и освободил саламинцев от обязательного подношения, которое по установившемуся обычаю провинциалы делали каждому новому правителю. Через несколько месяцев Скаптий обратился к Цицерону с просьбой оказать ему содействие при взыскании долга; по-видимому, он имел при этом рекомендацию от Брута; он решился даже требовать официальных полномочий, которые раньше с готовностью дал ему Аппий. Цицерон отказал, так как решил не давать их никакому банкиру. «Дать отряд Скаптию! — писал он. — Поистине, этот человек ни перед чем не задумывается!»

Он ограничился тем, что разобрал это дело и постановил, чтобы саламинцы уплатили проценты за истекшие 6 лет, считая по 12% годовых, а также проценты на проценты. Жители Саламина готовы были подчиниться этому решению, но Скаптий протестовал, ссылаясь на расписку, в которой должники обязались платить 48%, и на то, что эта сделка утверждена специальным постановлением сената. С чисто формальной точки зрения он был прав, и Цицерон мог бы решить дело в его пользу. Но эта сделка показалась ему настолько отвратительной, что он не решился признать ее законную силу. Совесть его, как честного человека, возмущалась требованиями Скаптия, и он остался при своем первом решении. Цицерону и в голову не приходило, что его друг Брут может иметь какое-нибудь отношение ко всей этой истории. Ввиду такого отношения Цицерона, Скаптий прибег к последнему средству, он заявил: «Ведь это Брут потеряет деньги из-за тебя, так как он кредитор, а я только подставное лицо». Это признание поставило Цицерона .в чрезвычайно затруднительное положение. Согласиться на просьбу Скаптия — значило насмеяться над справедливостью; отказать — рассориться с Брутом, чего Цицерон вовсе не хотел. Чтобы выйти из затруднительного положения, он совсем устранился от этого дела и не хотел принимать от саламинцев, даже на хранение, денег, к уплате которых он их сам присудил. В июне 50-го года он оставил эту провинцию, и мы не знаем, чем все это дело закончилось.

Это, впрочем, не единственная история в таком роде, в которой был замешан Брут. Так, он оспаривал у Помпея, как лакомую добычу, несчастного царя Каппадокии, Ариобарзана, бывшего их общим должником. Скаптий и Габий играли роль охотничьих собак, которыми Брут травил запутавшегося в долгах царя, и Цицерон по просьбе своего друга Аттика дал им официальные полномочия (звание префекта, благодаря которому они могли действовать как агенты римского правительства), впрочем, вне пределов своей провинции. Бруту, весьма падкому на деньги, постоянно казалось, что для него делают слишком мало, и он жаловался или через Аттика или прямо

317

Цицерону на недостаток любезности с его стороны, и Цицерон писал в Рим письмо за письмом, стараясь оправдаться от этих обвинений. Он приходил в ужас от жадности Брута и, несмотря на всю свою готовность услужить, не мог решиться исполнить его требования.

(По Belot, Histoire des cheualiers remains, II, pp. 156—159 chez Pedone— Lauriel и d'Hugues, Une province romaine sous la republique, pp. 314 et suiv. chez Perrin).

11. Аферист в I веке до Р. X.

Рабирий, сын богатого и ловкого публикана [1], от природы наделен был духом предприимчивости. Он не ограничивался каким-нибудь одним родом торговли, так как принадлежал к числу тех людей, которым, по выражению Цицерона, знакомы все пути для добывания денег. Он занимался разного рода аферами и всегда с одинаковым успехом; многое предпринимал на собственный риск и кроме того нередко вступал в компанию с другими. Он брал на откуп сбор податей; давал деньги взаймы частным лицам, провинциям и царям. Столь же великодушный, как и богатый, он давал возможность попользоваться и своим друзьям. Он создавал должности для них, допускал к участию в своих предприятиях и в барышах, которые они приносили. Поэтому Рабирий был очень популярен в Риме, но, как это часто бывает, эта популярность его и сгубила.

Он ссудил большую сумму денег египетскому царю Птолемею Авлету, который, надо думать, платил ему хорошие проценты. Царь этот был изгнан своими подданными, и Рабирию пришлось давать ему еще денег, чтобы не лишиться тех, которые уже были даны. Все его богатство, и даже состояние его друзей ушло на это; недешево обошлось Рабирию великолепие царского кортежа, когда Птолемей явился в Рим хлопотать о поддержке сената, еще дороже — привлечение на его сторону наиболее влиятельных сенаторов. Дело Птолемея казалось верным. Так как можно было рассчитывать на благодарность царя, то многие весьма значительные лица стали оспаривать друг у друга честь или, вернее, выгоду восстановления Птолемея на престоле. Лентул, бывший в то время проконсулом Киликии, полагал, что эта честь по всей справедливости принадлежит ему; но с другой стороны заявил свои притязания и Помпей, принимавший царя в своем альбанском доме. Это соперничество погубило дело. Столкнулись самые противоположные интересы, и сенат, не желая, чтобы остальные завидовали, если кто-нибудь один воспользуется выгодами
__________

[1] Publicani — богатые люди из сословия всадников, бравшие у правительства на откуп сбор податей, а также казенные подряды. См. следующую статью. — Ред.

318

такого счастливого случая, отказал Птолемею. Тогда Рабирий, знавший хорошо римлян, говорят, посоветовал царю обратиться к одному из тех авантюристов, которых в то время было так много в Риме и которые ни перед чем не останавливались из-за денег. Бывший трибун Габиний управлял тогда Сирией. Ему обещали 10 тысяч талантов,* если он согласится открыто нарушить сенатское постановление. Сумма была значительная. Габиний согласился, и его войска ввели Птолемея в Александрию.

Как только Рабирий узнал о восстановлении Птолемея на престол, он тотчас отправился проведать своего должника. Чтобы обеспечить себе уплату долга, он согласился принять должность министра финансов при египетском царе. Он облачился в греческий плащ, к великому скандалу строгих римлян, и другие знаки своего нового достоинства. Он принял эту должность исключительно ввиду того соображения, что лучше всего ему будет заплачено тогда, когда он сам себе будет платить. Он и стал это делать; собирая деньги, обещанные Габинию, он, по-видимому, также откровенно собирал их и для себя; но народ, разоряемый таким образом, стал, наконец, выражать неудовольствие. Тогда царь, которому Рабирий стал нестерпим с тех пор, как он в нем больше не нуждался, и который, без сомнения, был чрезвычайно рад такому удобному случаю отделаться от кредитора, велел посадить своего министра в тюрьму и даже угрожал его жизни. Рабирий при первой же возможности бежал из Египта, счастливый тем, что оставил в нем только свое состояние.

Теперь у него оставалась одна надежда. Управляя финансами Птолемея, он накупил за его счет разного египетского товара (папируса, льна, стекла) и нагрузил им несколько кораблей, которые своим прибытием в гавань Путеол произвели. некоторый эффект. Слухи об этом дошли до Рима, и так как все привыкли к тому, что приключения Рабирия всегда кончались удачно, то молва сильно преувеличила как число кораблей, так и ценность их груза. Потихоньку говорили даже, что среди кораблей был один поменьше, которого никому не показывали, конечно оттого, что он наполнен золотом и драгоценностями. К несчастью для Рабирия, во всем этом не было ни слова правды. Маленький корабль существовал лишь в воображении любителей новостей, а товар, которым были нагружены другие, плохо распродавался. В результате Рабирий совершенно разорился.

Его несчастье наделало много шуму в Риме: целый сезон только об этом и говорили. Друзья, которым он так великодушно оказывал услуги, покинули Рабирия; общественное мнение, до сих пор всегда благоприятное ему, теперь отнеслось враждебно. Самые снисходительные называли его дураком; более строгие утверждали, что он притво-
__________

* 1 талант около 25 кг.

319

ряется нищим, чтобы скрыть часть своего состояния от кредиторов. Несомненно, однако, что у него ничего больше не осталось, и он жил лишь милостями Цезаря, одного из немногих, оставшихся ему верным в несчастье. Цицерон также не покинул его. Он вспомнил, что во время его изгнания Рабирий предоставил в его распоряжение свое состояние и заплатил людям, которые его сопровождали. Поэтому Цицерон охотно выступил в качестве защитника Рабирия, когда его хотели запутать в процессе Габиния, и добился по крайней мере того, что сохранил ему честь и свободу.

(Boissier, Ciceron et ses amis, pp. 121—124, 3-е edition, chez Hachette).

12. Публиканы

Римские всадники были по преимуществу финансовыми дельцами. Являясь средним сословием между плебсом и сенаторами, они занимались, главным образом, банковским делом, подрядами на поставку и перевозку разных припасов, брали на откуп таможенные пошлины, сбор податей, арендовали казенные земли.

Производство банковских операций было в Риме лучшим способом обогатиться. Размеры роста были произвольны вплоть до децемвиров;* закон Двенадцати таблиц установил законный процент в размере 1 со 100 в месяц. С тех пор законный процент не менялся, но ростовщики постоянно обходили закон, так что государству неоднократно приходилось выступать в защиту должников. В 339 г. до Р. X. трибун Генуций с целью уничтожить тиранию ростовщиков предложил меру, которая всегда оказывалась бессильной, а именно: совсем запретить ростовщичество. Более действительным оказался закон 323 г. до Р. X., запретивший заключать в тюрьму несостоятельных должников и установивший, что за долг отвечает имущество должника, а не его личность.

Еще со времен царей вокруг форума стали появляться меняльные лавки. Кроме размена денег, здесь производилась также продажа драгоценных камней; сверх того, менялы несли обязанности маклеров и протоколистов на аукционах. Наконец, они получали вклады от частных лиц и пускали эти деньги в оборот. Они занимались этим также и в провинциях; так, Цицерон, оставляя Киликию, вверил эфесским менялам значительную сумму денег.

Завоевания способствовали приливу денег в Рим, и в конце концов скопились такие значительные капиталы, что нередки стали случаи отдачи денег за меньший процент, чем тот, который был установлен

__________

* Десять человек (децемвиры) в 450 г. до н. э. записали закон Двенадцати таблиц.

320

законом. В середине I века до Р. X. старый банкир Цецилий, требовавший 12% годовых, не находил более заемщиков. В обыкновенное время в Риме можно было достать деньги из 4% и из 8%, когда спрос на них значительно возрастал в дни избирательной борьбы и усиленных расходов кандидатов. Таким положением денежного рынка весьма ловко пользовались ростовщики: они получали деньги в Риме на весьма умеренных условиях и отдавали их в рост за огромный процент в провинции, где деньги были гораздо реже, — разница в % составляла их чистую прибыль. Так, П. Ситтий имел в Риме много долгов, а в провинции у него были многочисленные должники, и среди них мавританский-царь. Ввиду этого, волнения в отдаленной Азии имели своим следствием прекращение платежей в банкирских конторах форума. Война с Митридатом в 88 г. до Р. Х. вызвала в Риме денежный кризис и падение кредита.

Финансовые обороты римлян распространялись по всем странам. По словам Цицерона, не может «в Галлии ни одна монета перейти из рук в руки без того, чтобы это не было отмечено в счетных книгах римских граждан». Римлянин играл в древности ту же роль, что и еврей в средние века, с той только разницей, что еврей терпел преследования, а римлянин сам преследовал других. Зато должники не упускали случая отомстить своим притеснителям. Восстание галлов при Верцингеториксе * началось с избиения римских менял в Генабе. Позднее Флор и Сакровир, побуждая галлов к восстанию, указывали на ростовщичество, под бременем которого они изнемогали. Но ничто не сравнится с бедствиями, которые терпела богатейшая в мире страна, — Азия, — от своих хищных властителей. Здесь римский ростовщик делался сообщником римского правителя, имевшего в своем распоряжении вооруженную силу, а тот в свою очередь помогал ему при взыскании долгов. Квестор Маллеол, отправляясь в Киликию, обратил все свое имущество в деньги, чтобы отдавать их в рост за огромные проценты, и он действительно заставлял управляемое им население подписывать долговые обязательства. Некоторые проконсулы пускали в оборот даже казенные деньги.

Ростовщики не ограничивались одними банковскими операциями. Они брали также подряд на перевозку хлеба по суше и морю. Хотя римляне относились в то время к занятиям торговлей с пренебрежением, но морская торговля имела в их глазах обаяние величия и общественной пользы, потому ли что в этом случае торговец, не пускаясь сам в плавание, выступал лишь в роли владельца и арматора ** корабля, или ввиду того, что он привозил из отдаленных

__________

* Это восстание против римского владычества произошло в 52 г. до н. э. Были подавлено в 46 г. до н. а. Верцингеторикс оказался в плену и после триумфа задушен.

** Непосредственный пользователь, лично проводивший финансовые операции (закупка товара, наем экипажа и т. п.).

321

стран хлеб и другие сельскохозяйственные продукты. Так мы видим, что в 56 г. одного всадника за недостойный поступок исключили из торговых корпораций Капитолия и храма Меркурия. Всадник Преций выбрал центральным пунктом своих торговых операций Палермо. П. Граний жаловался, что Веррес захватил его корабль с товаром, возвращавшийся с востока, и наносил удары топором экипажу, который состоял из его вольноотпущенников.

Публиканы принадлежали преимущественно к сословию всадников. Их могущество началось с тех пор, как завоевания вне Италии привлекли в Рим громадные средства и вызывали необходимость подвозить и накоплять огромные запасы продовольствия. Законы, изданные во III веке, запретили сенаторам и их сыновьям занятие какой бы то ни было торговлей или промыслом и оставили,* таким образом, все эти доходные предприятия на долю арматоров. Но римские аристократы находили способы обойти закон. Они принимали участие в торговых предприятиях в качестве поручителей и коммандиторов [1]. Так, старый Катон дал взаймы денег компании из 50-ти человек с тем, чтобы они в складчину снарядили несколько кораблей. От этого мореходного общества Катон получил громадный доход в виде процентов на занятый капитал, доход, который взимал в его пользу вольноотпущенник Квинтион.

Те, которые брали казенные подряды, назывались publicani (от слова «publicum»). Хотя каждый из них занимался обыкновенно разными предприятиями, тем не менее среди публиканов можно отметить несколько определенных категорий: одни брали подряды преимущественно на перевозку, другие на разные общественные работы и поставки, третьи являлись откупщиками податей.

Подряды на перевозку, общественные работы и поставку сдавались на форуме цензорами. Подрядчики вносили в казну задаток. Все поставки и работы принимались цензорами, причем подрядчики должны были представлять поручителей (praedes), которые обязывались вознаградить государство, если поставка оказывалась неудовлетворительной, и произвести за свой счет новые работы, если подрядчик не выполнил их как следует. Личное имущество подрядчика оставалось в залоге у государства и служило обеспечением добросовестного исполнения взятых подрядчиком на себя обязательств.

Налоги, которые взимал Рим с подвластного населения, были весьма разнообразны. Среди них были пошлины таможенные при ввозе и вывозе товара, и дорожные, которые платились на пути
__________

* Закон Клавдия 218 г. до н. э.

[1] Коммандитором называется тот, кто принимает участие в предприятии только деньгами. — Ред.

322

следования товара; а также десятина с озимого и ярового хлеба, вина и масла, которую платил натурой земледелец. Государство сдавало с торгов сбор этих пошлин публиканам. Эти последние обязывались выплатить казне известную сумму, и затем старались, конечно, не только вернуть ее, но и выжать сверх нее с провинциалов как можно больше. Их алчность не знала пределов: они не ограничивались самым строгим взысканием законного оклада; войдя в соглашение с проконсулом, публиканы произвольно увеличивали этот оклад и даже измышляли новые пошлины. Цицерон писал своему брату Квинту, правителю Азии, что нужно быть богом, чтобы примирить требования публиканов с интересами населения. Их притеснения были настолько невыносимы, что в 60 г. до Р. X. сенат решил уничтожить дорожные и таможенные пошлины по всей Италии. Цезарь возобновил пошлины на ввозимые товары. Во времена империи они возбудили такие нарекания против публиканов, что при Нероне подумывали было совсем отменить все эти пошлины, но состояние казны не позволило выполнить эту меру.

Наконец, благодаря завоеваниям, Рим был обладателем громадных пространств земли в Италии и во всем мире. Значительная часть этих земель представляла собой пастбища, которые государство сдавало в аренду за известную ежегодную плату. Публиканы и брали на откуп сбор повинностей с государственных арендаторов, а иногда и сами брали в аренду казенные земли.

Каждая компания публиканов имела в Риме своего представителя (magister), который вел отчетность, заведовал корреспонденцией, сохранял копии полученных и посланных писем. Управляющий делами в Риме избирался на год. В провинции, в которой компания производила свои операции, ее интересы представлял помощник управляющего (promagister): в его распоряжении были агенты, имевшие маленькие паи в делах компании, а также служащие из свободных на определенном ежедневном жаловании и рабы. Весь этот многочисленный штат изощрялся в ограблении провинциалов. Число компаний в той или другой провинции не соответствовало числу разного рода сборов, которые в этой провинции производились. Так, например, в Азии, Вифинии, Африке, Сицилии публиканы, взявшие на откуп какую-нибудь определенную операцию, часто соединялись с остальными компаниями, производившими другие сборы, так что составлялась одна общая компания на всю провинцию. Таким образом получались значительные сбережения в общих расходах и, кроме того, соединенные вместе, они получали больше силы и влияния.

(По Belot, Hisoire des chevaliers remains. Tome II, Livre II, Chapitre IV, chez Pedone — Lauriel).

13. Римские богатства

«Для римлянина он вовсе не богат», — говорил один грек про Сципиона Эмилиана. Какое же состояние нужно было иметь, чтобы считаться богатым человеком в Риме во II в. до Р. X.? Люций Павел имел 60 талантов и среди сенаторов считался не особенно зажиточным человеком. М. Эмилий Лепид, умерший в 152 г. до Р. X., писал в своем завещании: «Так как лучше всего почтить покойника можно не суетной пышностью, а воспоминанием о заслугах его и его предков, то я желаю, чтобы на мои похороны было истрачено не более миллиона ассов». Дом оратора Красса оценивался в 300 талантов. Находились богачи, которые платили хорошему повару 5 талантов жалования, покупали кубки, стоившие столько же. У трибуна Друза было серебряной посуды на 150 талантов.

Немного позднее мы встречаем еще более огромные цифры. Друг Цицерона, Аттик, нажился благодаря эксплуатации громадных имений в Италии и Эпире, а также банковской конторе, которая имела отделения по всей Италии, в Греции, Македонии и даже Малой Азии, и собрал таким образом огромное состояние. Секст Росций, погибший во время проскрипций Суллы, имел 12 имений, стоивших в общей сложности 300 талантов. Л. Домиций Агенобарб, консул 54 г. до Р. X., обещал наделить 2000 солдат, дав каждому по десятине из принадлежавшей ему земли. Помпеи обладал состоянием до 20 млн, сестерциев актер Эзоп—6 ? млн. Богач Красс начал с двух миллионов, а после его смерти осталось около 50 млн сестерциев, несмотря на баснословную щедрость его. С другой стороны, в это же время мы видим и громадные долги: Цезарь в 62 г. имел пассив в 7 млн, Марк Антоний к 24 годам наделал долгов на 11 млн, Курион должен был 17, а Милон более 20 миллионов.*

Эпоха наибольшей роскоши в Риме — это первый век до Р. X. и I в. после Р. X. до смерти Нерона. Именно к этому времени и относятся наиболее удивительные чудачества римских аристократов, которые, в опьянении своим богатством, оказались неспособными управлять ни провинциями, ни своим состоянием, ни самими собой. Лукулл и Цезарь во времена республики, Калигула и Нерон в эпоху империи являются представителями этого вновь народившегося патрициата: первые два — с утонченными вкусами знатного аристократа, художника в душе и просвещенного человека, вторые — с бессмысленным самодурством тирана, который хочет все подчинить своему капризу.

Самые большие богатства, известные нам за эту эпоху, да и вообще за все время существования Рима, принадлежали авгуру Лентулу, жившему во времена Тиберия, и вольноотпущеннику Пал-

__________

* Скрибоний Курион — политический деятель середины I в. до н. э., цезарианец; Милон — трибун 57 г. до н. э., его приверженцы в 52 г. убили П. Клодия.

324

ласу, при Клавдии; каждый из них имел по 30 млн сестерций; состояние Нарцисса при Нероне доходило до 400 млн сест. Знаменитый Апиций [1] был в 4 раза беднее Нарцисса. Больших богачей нет во многих современных государствах. А между тем в те времена могущество денег было больше, чем теперь, а масса населения беднее, так что разница между положением немногих и всех остальных выступала еще резче. Отсюда удивление и соблазн, который производило такое неравенство. Впрочем, с течением времени оно заметно уменьшилось. Нажитые грабежом, эти случайные богатства не могли поддерживаться ни за счет подвластного населения, как только сенат стал заботиться о его благе и интересах, ни за счет иностранцев, так как Рим уже в эпоху республики подчинил себе все богатые страны, и при империи ему приходилось вести борьбу лишь с бедными варварскими элементами. Вместо того чтобы брать у них их золото, Риму теперь приходилось отдавать им свое путем торговли и в виде субсидий варварским вождям.

Источники, откуда римляне черпали золото, иссякли, — а отверстия, через которые оно уплывало, открывались все шире и шире, так что богатство мало-помалу ускользало из тех рук, в которые оно попало благодаря завоеваниям. Одних разорили кутежи и безумная роскошь, других — проскрипции. Часть сенаторов уже получала пенсии от Августа, и Тиберий, несмотря на свою скаредность, вынужден был прийти на помощь многим аристократам. Внук Гортензия, получивший от первого императора 1 млн сестерциев, выпрашивал и у второго, который дал по 50 тысяч каждому из его четырех детей. Аристократы нисколько не стыдились протягивать руку. Веррукоз умоляет императора уплатить его долги; другие представляют в сенат список своих кредиторов, стараясь возбудить участие к своему бедственному положению. Некоторым приходится отказываться от магистратур, потому что им не на что производить расходы, связанные с этими должностями; были и такие, что, ввиду своей бедности, радовались, когда Клавдий исключил их из сената. То же самое приходилось делать Августу и Тиберию. Почти каждый император кроме того наделял нескольких сенаторов деньгами, чтобы они имели ценз в 1 200 000 сестерций, требуемый для заседания в сенате. К тому времени, когда Веспасиан достиг власти, сословие сенаторов и сословие всадников, поредели настолько, что он должен был создавать новую знать из провинциальных семей. Нелегко было этим вновь испеченным аристократам занять видное положение в Риме, если
__________

[1] Имя Апиция, жившего при Августе и Тиберии, стало нарицательным для обозначения кутилы и лакомки. Проев свое огромное состояние, он имел еще достаточно средств, чтобы жить не нуждаясь, но скромно. Однако такая жизнь представлялась Апицию медленным умиранием с голода, и он отравился, решив, что лучше покончить с собой сразу. — Ред.

325

верить Ювеналу, который изображает их выпрашивающими подачку у дверей богатого вольноотпущенника и высчитывающими в конце года, насколько эти ежедневные подачки увеличили их скудные доходы.

Таким образом произошло интересное явление. В промежуток времени от Лукулла до Нерона золото, добытое завоеваниями, сосредоточивалось в руках немногих, что позволяло им делать всевозможные безумства; потом оно разделяется, рассеивается и благодаря развитию роскоши течет как бы по наклонной плоскости в руки тех, кто производит или доставляет издалека предметы роскоши. Куда делись миллионы Апиция и ему подобных? Они перешли в руки тех, кто помог проедать эти огромные состояния их прежним обладателям, поставляя все нужное для роскошной жизни. Октавий покупает рыбу за 20 тысяч сестерций; он делает глупость, над которой Тиберий смеется; но для рыбака — это отличное дело, благодаря которому в его хижине на целый год водворяется достаток.

Богатство не только перемещается, распределяясь в массе населения соразмерно труду и ловкости каждого, но так же прямо уменьшается количественно. Много золота и серебра пошло на художественные изделия и драгоценные украшения, уменьшив соответственно количество денег, находящихся в обращении. Торговля с востоком поглощала другую часть денежного капитала: каждый год 50 млн. сестерций уходило в Индию, и столько же, вероятно, в Аравию, — а оттуда эти деньги не возвращались. Наконец, океан хранил то, что было поглощено им во время кораблекрушений; в свою очередь и варвары не отдавали обратно тех субсидий и подарков, которые получали их вожди. Ежегодной добычи золота и серебра едва ли хватало для возмещения этой убыли. Ввиду всего этого не могло быть изобилия денег, что и видно из размеров процента: 6% в Италии, где денежных капиталов было больше, и 12% в провинции. При власти Тиберия разразился денежный кризис. Чтобы устранить его последствия, император раздал 20 миллионов беспроцентной ссуды под залог земель, ценностью своей в два раза превышавших ссуду. Такая мера показывает, что жертвами кризиса явились главным образом богатые люди. Позднее, Траян и Марк Аврелий заставляли сенаторов помещать в дома и земли болыпую часть своего состояния: это делалось с целью воспрепятствовать их обеднению. В результате всего этого земельный капитал начал приобретать все более и более значения в противоположность современному обществу, в котором богатство, состоящее в движимости и в изделиях промышленности, явно стремится к преобладанию над земельным богатством. Но там, где преобладает это последнее, землевладельцы в конце концов образуют аристократический класс, как оно и случилось в римской империи.

(Моmmsen, Histoire romaine, IV, p 139; pp. 35—38; VIII, 125—133, chez Bouillon; Duruy, Histoire des remains, V, p. 598 et suiv., chez Hachette).

Глава X. РЕЛИГИЯ

1. Значение религии в жизни римлянина

Религия занимала совершенно исключительное место в жизни древнего римлянина. Дом был для него то же, что для нас теперь храм: он представлял собой жилище его богов и место, в котором совершается богослужение. Очаг — это бог; стены, двери, порог — тоже боги; межа, окружавшая его поле, — опять-таки божество. Могила — это алтарь; погребенные в ней предки — божественные существа.

Каждый момент его обыденной жизни — обряд; весь день его принадлежит религии. Утром и вечером он молится очагу, пенатам, предкам; выходя из дому и возвращаясь в дом, он также возносит им молитвы. Каждая трапеза — религиозный акт, в котором принимают участие и домашние божества. Рождение, принятие в семью, совершеннолетие, свадьба, а также годовщина этих событий — все это торжественные религиозные обряды.

Вне дома он почти не может сделать шагу, чтобы не встретить какой-нибудь священный предмет: то это часовня, то место, куда некогда ударила молния, то могила; иногда он должен сосредоточиться, отвлечься от всего земного и сотворить молитву, иногда — отвернуться и закрыть лицо, чтобы не увидеть какой-нибудь зловещий предмет.

327

Ежедневно он совершает жертвоприношение у себя дома, ежемесячно в своей курии, несколько раз в год — в своей gens или трибе. Кроме всех этих божеств, он должен поклоняться богам городской общины. В древнем Риме было больше богов, чем граждан.

Он приносит жертвы, чтобы возблагодарить богов; он приносит жертвы, и в еще болыпем количестве, чтобы успокоить их гнев. В некоторые дни он идет в процессии, приплясывая под звуки священной флейты; ритм этой пляски строго установлен древним обычаем. В другие дни он везет повозки, в которые уложены статуи богов. А то устраивает lectisternium; перед домом на улице ставится стол, за которым возлежат статуи богов, и каждый римлянин, проходя мимо с венком на голове и оливковой веткой в руке, преклоняется перед ними.

Посев — праздник, жатва — другой праздник, подрезание виноградных лоз — опять праздник. Прежде чем успеет налиться колос, римлянин совершит более десяти раз жертвоприношение, призовет более десятка божеств, чтобы обеспечить хорошую жатву. Особенно много праздников у него в честь мертвых, потому что он их боится.

Никогда он не выйдет из дому, не оглядевшись вокруг, нет ли какой-нибудь птицы, появление которой может служить дурным предзнаменованием. Есть слова, которых он ни за что в жизни не произнесет. Если у него появится желание, он напишет его на табличке, которую положит у ног статуи какого-нибудь божества.

При всяком случае он совещается с богами и старается узнать их волю. Все решения его определяются внутренностями жертвенного животного, полетом птиц, блеском молнии. Слух о том, что где-нибудь шел кровавый дождь или что бык заговорил человеческим голосом, смущает его и приводит в трепет; и он не успокоится, пока особый очистительный обряд не восстановит нарушенный мир людей с богами.

Он выйдет из дому непременно с правой ноги и ни за что не позволит себе остричь волосы иначе, как во время полнолуния. Он носит на себе амулеты. Чтобы застраховать свой дом от пожара, он покрывает его стены таинственными надписями. Он знает такие заговоры, которые предотвращают болезнь, и такие, которые ее излечивают: нужно только произнести их двадцать семь раз, и при этом каждый раз плюнуть на особый лад.

Он не станет обсуждать в сенате дела, если жертвы не дали хорошего предзнаменования. Услышав мышиный писк, он уйдет с народного собрания. Он откажется от зрело обдуманного намерения, от очень хорошо рассчитанного плана, если только заметит дурное предзнаменование или его слуха коснется какое-нибудь зловещее слово. Он очень храбр в сражении, но только под одним непременным условием: чтобы хорошие ауспиции обеспечили ему победу.

328

При этом нужно заметить, что римлянин, только что изображенный нами, не какой-нибудь темный простолюдин со скудным умом, которому нищета и невежество мешают избавиться от предрассудков. Мы говорим о патриции, о знатном человеке, могущественном и богатом. Этот патриций может быть воином, магистратом, консулом, земледельцем, торговцем, но всегда и везде он прежде всего жрец, и его мысли сосредоточены на богах. Любовь к родине, честолюбие, алчность могут завладеть его душой и могущественно царить в ней, но сильнее всего в нем все-таки страх перед богами...

Возьмем римлянина первых веков, Камилла, который пять раз был диктатором и одержал более десяти побед. Чтобы не исказить действительности, нужно представлять его себе столько же жрецом, как и воином. Он принадлежит к роду Фуриев, его прозвище Camillus указывает на жреческие обязанности [1]. В детстве он носил тогу-претексту, которая служит отличительным одеянием жреческого сословия, и буллу, отвращающую злой рок. Он вырос, присутствуя ежедневно при совершении религиозных обрядов; юность свою он провел за изучением религии. Правда, разразилась война, и жрец стал воином: раненный в бедро во время боя, он вынул из раны железное острие и продолжал сражаться. После нескольких походов он стал занимать высшие государственные должности: в качестве магистрата он совершал общественные жертвоприношения, судил, предводительствовал войском. Настал день, когда, желая назначить диктатора, подумали о нем. В этот день магистрат, занимавший тогда эту должность, стал совещаться с богами, предварительно отвлекшись от всей житейской суеты и проведя светлую ночь в сосредоточенно-религиозном настроении; мысли его занимал Камилл, имя которого он шептал про себя, в то время как глаза его были устремлены в небо и там искали знамений. Боги посылали только хорошие предзнаменования, значит Камилл был им угоден, и его назначили диктатором.

И вот он начальник войска; он выступает из города, совершив ауспиции и принеся множество жертв. Под его начальством много командиров и почти столько же жрецов: понтифекс, авгуры, гаруспики, пулларии, виктимарии, очагоносец.

Камиллу поручено кончить войну с Вейями, осада которых тянулась уже девять лет.* Вейи — город этрусский, следовательно, почти священный город: значит, для успеха борьбы необходимо было столько же благочестия, сколько и храбрости. Десять лет этруски одолевали римлян: очевидно потому, что они лучше знали обряды, угодные
__________

* Камилл взял Вейи в 396 г. до н. э.

1 Camilli назывались люди, прислуживавшие при жертвоприношениях и разных других религиозных обрядах. — Ред.

329

богам и таинственные заклинания, которыми можно снискать их благосклонность. Тогда римляне в свою очередь обратились к Сивиллиным книгам, желая узнать по ним волю богов. Оказалось, что feriae latinae [1] были произведены неправильно, и эта церемония была повторена. Но и после этого римляне не могли победить этрусков. Оставалось одно средство: захватить какого-нибудь этруского жреца и узнать от него тайну богов. Был захвачен один вейский жрец и приведен в сенат: «Для того чтобы римляне победили, — сказал жрец, — нужно, чтобы они понизили уровень албанского озера, но так, чтобы вода не вытекала из него в море». Римляне послушались и выкопали бесчисленное множество каналов и рвов, через которые вода из озера разошлась по всей окрестности.

Именно в это время Камилл был избран диктатором. Отправляясь к войску, стоящему под Вейями, он был уверен в успехе, так как оракулы были спрошены, все веления богов исполнены; к тому же, покидая Рим, он обещал богам-покровителям праздники и жертвы. Впрочем, для того чтобы обеспечить победу, Камилл не пренебрег также и человеческими средствами: он увеличивает войско, укрепляет в нем дисциплину, велит выкопать подземный ход, чтобы проникнуть в крепость.

Наступил день приступа, Камилл выходит из своей палатки; он совершает ауспиции и закалывает жертвы. Понтифики и авгуры толпой окружают его. Одетый в paludamentum [2], он обращается к богам: «Под твоим предводительством, Аполлон, и руководимый твоей волей, я иду взять и разрушить город Вейи; тебе, если я останусь победителем, я обещаю посвятить десятую часть добычи». Но недостаточно иметь на своей стороне своих богов; у врага есть также могущественное божество, которое ему покровительствует. Камилл обращается и к нему с такими словами: «Царица Юнона, обитающая в настоящее время в Вейях, молю тебя, приди к нам, победителям, следуй за нами в наш город, прими наше поклонение;

пусть наш город станет твоим». Жертвоприношение совершено, молитвы произнесены, заклинание сказано, и теперь римляне вполне уверены, что боги за них и что никакое божество не защищает более их врага: войско пошло на приступ, и город был взят...

Для такого полководца высшей наградой является разрешение сената принести триумфальную жертву. И вот он всходит на священную колесницу, запряженную четырьмя белыми конями, теми самыми, которые везут статую Юпитера в день великого шествия;
__________

[1] Feriae latinae — торжественное жертвоприношение, ежегодно совершавшееся римскими консулами от имени латинского союза. — Ред.

[2] Paludamentum — красный плащ, который носил римский главнокомандующий, а впоследствии император. — Ред.

330

на нем священное облачение, которое надевают на бога в дни праздников; на голове его венок, в правой руке он держит лавровую ветвь, а в левой скипетр из слоновой кости. Все это — атрибуты и одеяния статуи Юпитера. В таком, почти божественном величии предстал Камилл пред согражданами и отправился воздать поклонение истинному величию самого главного из римских богов. Он взошел на Капитолий и, представ пред храмом Юпитера, заклал ему жертвы.

(Fustel de Coulanges, la Cite antique, p. 254—259; 7-e edit., chez Hachette).

2. Божества различных моментов человеческой жизни

У римлян были божества, заведовавшие всеми отдельными действиями человека: они принимали его при рождении и сопровождали до могилы. Partula — присутствует при первых родовых болях; Lucina — заведывает самим рождением; Diespiter — дарует ребенку свет; Vitumnus — жизнь, Sentinus — чувства; Vaticanus или Vagitanus — открывает рот и производит первый крик новорожденного; Leuana — поднимает его с земли и представляет отцу, который признает его своим; Cinina — охраняет колыбель; Rumina — приучает его сосать грудь, которую древние называли rumа; Nundina — богиня девятого дня — напоминает, что через девять дней после рождения мальчик, очистившись, получив имя и снабженный амулетами, которые должны оберегать его от дурного глаза, действительно вступает в жизнь; рядом с ней Ceneta, Mana и феи (Fata) сулят ему счастливую судьбу.

Ребенок растет. В течение некоторого времени кажется, что боги меньше занимаются им, предоставляют его исключительно на попечение кормилицы. Но вот его отняли от груди — тотчас являются новые божества, которые окружают ребенка: Educa и Potina учат его есть и пить; Cuba следует за ним, когда он переходит из колыбели на кровать. Ossipaga укрепляет его кости, a Carna — мускулы. Ему нечего бояться упасть, когда он станет ходить: Statinus, Statilinus и Statina — помогут ему держаться на ногах; Аbеопа и Adeona научат его идти вперед и возвращаться назад; Iterduca и Domiduca — ходить вне дома.

Вместе с тем развивается и душа ребенка, и тоже при помощи разных божеств: Farinus — разверзает уста и помогает испускать первые звуки; Fabulinus — учит словам; iocutius — целым предложениям. Вслед затем появляются у ребенка разум, воля и чувства: разум вместе с Mens, Mens bona, богиней ума и в особенности здравого смысла, вместе с Catius — богом сметливости; Consus — богом

331

мудрых решений; Sentia — богиней мудрых советов. Воля образуется при помощи Volumnus, Volumna или Voleta, которые, по-видимому, играют ту же роль, что и божества, способствующие принятию решений; Stimula, которая возбуждает и увлекает; Peta — заведующая первым внешним проявлением воли; Agoniiis, Agenoria, Peragenor — приводящие в исполнение задуманное действие; Strenia — возбуждающая мужество, необходимое для преодоления препятствий; Pollentia и Valentia — помогающие продолжать начатое дело; Praestana или Praestitia — закончить его. Чувства рождаются при помощи Lubia или Lubentina и Liburnus — божеств удовлетворения; Volupia — богини наслаждения; Cluacina, которая была, вероятно, божеством грубых страстей; Venilia — богини надежд, которые осуществляются, и противоположной ей Pauentia — богини смущения и страхов.

Особые божества заканчивают нравственное и телесное развитие ребенка, превращая его из подростка в юношу: Numeria — учит его считать; Camena — петь; Minerva — заканчивает дело богини Mens, укрепляя его память; Jwentas — юность и Fortuna barbata — бородатая фортуна — оживляет тело юноши, вступающего в зрелый возраст.

Римское богословие не позволяет нам ни на одну минуту остановиться в этом бесконечном перечислении божеств. Тотчас за богами юности появляются божества брака: во главе их находится Juno Juga или Pronuba — в качестве богини, заведующей, по-видимому, вообще всем этим событием; потом Afferenda — занятая приданым; Domiducus, Domitius и Manturna — три божества, которые следуют друг за другом: первое, чтобы привести новобрачную к супружескому дому; второе, чтобы помочь ей решиться войти в этот дом; третье, чтобы заставить ее остаться там жить. Unxia — напоминает, что порог дома умащен благовониями, что составляет хорошее предзнаменование.

После свадьбы мы уже встречаем гораздо меньше божеств, потому ли, что римляне считали человека с этого времени более способным к самостоятельной жизни, или же просто потому, что до нас не дошли их имена. Время от времени, впрочем, попадаются божества отдельных моментов семейной жизни: Tutanus и Tutilina, — помогавшие во время нужды; Viriplaca, которой молились в дни супружеских размолвок; Orbona, к которой обращались бездетные родители.

К этому же периоду жизни относятся, без сомнения, и те боги, которые дают человеку почести, богатство, счастье и здоровье: Fessona — богиня утомленных людей; Pellonia — обезоруживающая врагов; Quies — доставляющая покой; Redicuhis, который первоначально был, вероятно, богом возвращения. Материальное благосостояние находится под покровительством богов выгоды и корысти (dii Lucrii), а в особенности Pecunia, Argentinus, Aesculanus — божеств

332

денег, серебра и бронзы [1], и Arculus — бога шкатулок. Honorinus был богом почести и общественных должностей.

У изголовья умирающего человека стояло столько же богов, сколько их было у колыбели новорожденного: Caecutus — лишавший света его глаза; Viduus — отделявший душу от тела; Mors — которая заканчивала дело смерти; Libitinа — участвовавшая в погребальном шествии; Nenia — в оплакивании покойника.

Ко всем этим божествам следует причислить также и тех, которые, как говорит Варрон, касаются не самого человека, а различных вещей, имеющих отношение к нему, как, напр., пищи, одежды и вообще всего необходимого для жизни.

Во главе их нужно поставить божества плодов земных: Janus и Saturnus, которые открывают покров земли и осеменяют ее; Seia Semonia или Fructiseia — питающая посеянное зерно в земле, и Segetia — после того как оно пустит росток; Proserpina, которая была первоначально богиней прозябания; Nodutus — заведующий ростом стебля; Vohitina — окружающая колос предохранительным покровом;

Patelana — помогающая колосу развернуться; Panda — богиня колосьев, развернувшихся и открытых; Hostilina — выравнивавшая колосья. Затем идут Flora — богиня цветения хлебных злаков; Lactans — бог колосьев, зерна которых еще налиты молоком; Matuta — способствовавшая созреванию. Sterquilinus — дает силу растениям, удобряя землю; Robigus и Robigo — заботятся о том, чтобы ржа не испортила хлеба; Spiniensis — уничтожает колючки и репейник. Призывают еще Runcina, когда хлеб снят или, вернее, когда он очищен от сорной травы; Messia — охраняющую жатву спелого хлеба; Tutelina — сберегающую его после жатвы; Noduterensis — заведующего молотьбой; Pilumnus, который мелет зерно.

Существовала особая богиня для плодов — Ротопа, другая, Flora, для цветов, третья, Meditrina (относительно которой, впрочем, существует сомнение), для виноградной лозы. Уход за пчелами был поручен богине меда Mellona. Из божеств, покровительствующих скоту, известны имена троих: Pales — богиня овец и ягнят, ВиЬопа — быков, Еропа (кельтского происхождения) — лошадей.

Кроме того, мы знаем богов различных местностей и частей земли, на которых живет или ходит человек. Ascensus и Cliuicola — напоминают о спусках и тропинках по склонам холмов и гор, Jugatinus и Montinus — о вершинах гор и горных равнинах. Coltatina — богиня холмов, Vallonia — долин, Rusina — окружающей местности. Порог человеческого жилища охраняла Jana; Arquis был богом сводов, Forcutus — дверей; Cardea — дверного крюка; Limentinus — камня у
__________

[1] Особого божества золота не было, потому что все эти божества очень древнего происхождения, а римляне вполне познакомились с употреблением золота лишь около 217 года до Р. X.

333

порога, рядом с ним была его подруга — Lima. Внутри был Lateranus — бог домашнего огня.

Список всех этих божеств был помещен в Indigitamenta — древних книгах понтификов. Это были не простые эпитеты, не отвлеченные понятия. Перечисленные выше боги действительно существовали по представлениям римлян. Они были вполне определенными существами; им поклонялись и молились, как божествам действительно существующим отдельно друг от друга.

(Jullian, Dictionn. des antiq., II, pp. 179—182, chez Hachette).

3. Особенности римской религии

Вся римская религия сводится к обрядности; но эти обряды обставлены множеством мелочных подробностей, из которых ни одна не может быть опущена. Всякое жертвоприношение для того, чтобы быть действенным, должно быть совершено по определенному ритуалу, и единственную заботу молящегося составляет то, чтобы точно выполнить все правила. Правда, закон римской религии так строг и сложен, что точность в исполнении его составляет немалую заслугу. Если нужно испросить у неба какую-нибудь милость, то прежде всего приходится осведомиться, к какому богу в данном случае следует обратиться. И это уже немалое затруднение: в римском Олимпе, весьма густо населенном, весьма трудно разобраться. А между тем, знать, какой бог может прийти к нам на помощь, по словам Варрона,* так же важно, как знать, где живет булочник или столяр, когда мы имеем в них надобность. При этом, недостаточно знать атрибуты бога, к которому хочешь обратиться, нужно также знать и его настоящее имя, иначе он может не услышать молитвы. А это чрезвычайно трудная наука — знать настоящие имена всех богов, и есть даже богословы, которые утверждают, что никто этого не знает. На этот счет существует так много сомнений, что даже к самому главному богу обращаются с такими словами: «Могущественный Юпитер, или как там твое имя, то, которое тебе больше всего нравится». Установив имя бога, нужно еще знать точные выражения молитвы, которую следует произнести. Если насчет какого-нибудь пункта окажется сомнение, то обращаются за разъяснениями к понтификам. Эти последние представляют собой нечто вроде юрисконсультов по религиозной части, поставленных специально для наблю-

__________

* Марк Теренций Варрон (116—27 гг. до н. э.), римский ученый-энциклопедист, оставил значительный труд по римской религии «Человеческие и божественные Древности».

334

дения за точным выполнением всех подробностей культа. У них есть книги, где все предусмотрено, и в которых собраны молитвы на всевозможные случаи. Некоторые из этих молитв чрезвычайно пространны. Римлянин, молясь, всегда находится под страхом, что мысль его плохо выражена, и поэтому он старательно повторяет по нескольку раз одно и то же, чтобы быть вполне понятым. Чтобы недоразумения были уже совершенно невозможны, он присоединяет к словам жесты. Когда он посвящает богу храм, то держит в руках дверь храма; произнося слово: «tellus» (земля), он касается земли; он поднимает руки к небу, когда говорит о Юпитере, и бьет себя в грудь, когда речь идет о нем самом. Если и после всего этого боги не поймут его, то это уже, действительно, их вина. В своих отношениях к ним, как и во всем остальном, он очень почтителен и в то же время весьма осторожен. Он особенно старается о том, чтобы не взять на себя слишком много обязательств и чтобы не было никаких сомнений относительно того, что он обещает, а то, пожалуй, ему придется сделать больше, чем он собирался. Если бы, например, при совершении возлияния, забыли произнести слова: «Примите вот это вино, которое я вам приношу», то бог, пожалуй, мог бы подумать, что ему обещают все вино, находящееся в погребе, и тогда пришлось бы отдать его. Малейшее слово имеет огромное значение. Из-за одного пропущенного слова город несет значительные расходы и повторяет дорогостоящие игры. Вследствие этого молящийся не полагается на свою память: очень часто при нем находятся два жреца — один, который подсказывает слова молитвы, а другой, который следит за книгой, чтобы удостовериться, что ни одно слово из нее не пропущено.

Римская религия нисколько не заботится о душевном настроении, в котором должен быть молящийся; она обращает внимание только на внешнюю сторону. Для нее самым благочестивым является тот человек, который лучше всего знает обряд и умеет молиться богам по законам своей страны: в особенности важно являться в храм в соответствующем одеянии и принимать там предписанные законом позы. Римская религия не только не поощряет истинной набожности, но, наоборот, относится к ней даже с недоверием. Римляне — народ, созданный для того, чтобы действовать. Мечтательность, мистическое созерцание чужды им и возбуждают в них подозрения. Они прежде всего любят спокойствие, порядок, правильность; все, что волнует душу, им не нравится. Их религия тщательно избегает всего, что может вызвать возбуждение, и в противоположность другим культам старается скорее успокаивать душевные волнения, чем вызывать их. Она вменяет в обязанность молчание во время священных церемоний, она запрещает даже думать. Она старается сделать молитву как можно более холодной: она лишает ее свободы, составляющей душу молитвы; она запрещает в порыве благодарности или религиозного

335

экстаза прибегать к тем выражениям, которые более всего соответствуют данному настроению; она навязывает определенную формулу, которой нужно пользоваться даже тогда, когда эта формула стала уже непонятной. Каждый год арвальские братья брали бумажку с написанным на ней древним гимном, в котором они не понимали ни слова; но это нисколько не мешало им усердно повторять его до самого конца империи.

У римлян были весьма своеобразные представления об отношениях между человеком и божеством. Если кому-нибудь казалось, что один из богов разгневался на него, он смиренно просил у него мира, и можно думать, что между ними тогда заключался своего рода договор или сделка, одинаково обязательная для обеих сторон. Человек должен купить покровительство небес молитвами и жертвами; но со стороны бога было бы в высшей степени неловко, если бы он, приняв жертву благосклонно, не даровал просимой милости. Римляне были уверены в том, что благочестие дает право на счастье. В самом деле, вполне естественно, что боги любят больше тех, кто им воздает должное поклонение, а «если кого любят боги, тому все удается». Если обнаружится, что боги не исполнили всех условий договора, на них сердятся и с ними начинают дурно обращаться. Иногда возникает спор насчет подробностей договора, и тогда обе стороны, как ловкие сутяги, стараются поддеть друг друга. Раз договор заключен, справедливость требует, чтобы его условия соблюдались свято и ненарушимо: нужно отдать богам то, что было им обещано, это — священный долг, но не следует ничего преувеличивать. Все, что превышает установленное правилами религии, — грех, который называется «superstitio»; и истый римлянин к подобному «суеверию» отнесется с таким же ужасом, как и к нечестию. Он ведет аккуратно свои счеты с богами: он не хочет оставаться их должником, но и не желает также давать им больше, чем следует.

Обряды этого чисто формального культа были так многочисленны и так сложны, что было чрезвычайно трудно не пропустить чего-нибудь. И робкие люди приближались к алтарю с трепетом; римляне часто говорили, что религия и страх неразлучны. Зато к услугам граждан была тонко разработанная казуистика, при помощи которой можно было благополучно выбраться из какого угодно затруднения в деле религии. Известно, напр., что религия устанавливала множество праздников, во время которых и земледелец, и вол должны были оставаться без дела, что не могло не отражаться вредно на полевых работах. Поэтому постарались сократить насколько возможно этот вынужденный досуг. Обратились к понтифику Сцеволе с вопросом, что можно делать в праздник. Он отвечал: «Всякое дело, вследствие неисполнения которого может произойти большой убыток». Сначала решили, что значит можно, не совершая греха, вытащить в праздник быка из канавы, в которую он упал, или подпереть дом, который

336

грозит падением. Но впоследствии стали позволять себе расчистку рвов под тем предлогом, что иначе может произойти наводнение на лугах; купать скот, чтобы предохранить его от болезни, и даже кончать какое-нибудь начатое дело, приостановка которого могла его испортить. Существовали дни, когда запрещалось сражаться, но богословы прибавляли, что если враг сам нападет, то «все дни хороши для спасения своей жизни и защиты чести своего отечества».

Тот же дух господствовал повсюду. Ничто не причиняло столько беспокойств и тревоги, как советы или приказания, исходившие от богов. «Ответ гадателя, — говорит Цицерон, — наблюдения над жертвой, случайно услышанное слово, пролетевшая мимо птица, встреча с халдеем или с гаруспиком, блеснувшая молния, раскаты грома, удар молнии, даже самый незначительный, самый обыкновенный случай, если только мы почему-нибудь увидим в нем знамение, — все это смущает нас и тревожит. Сон, по-видимому, должен бы быть для нас временем отдыха, а между тем именно сны служат чаще всего поводом наших беспокойств и страхов». Римские богословы ухищрялись в облегчении этих беспокойств. Они установили как правило, что не следует с первого раза верить тому, что кажется проявлением воли богов: нужно ждать, чтобы знамение повторилось несколько раз. Кроме того необходимо, чтобы оно было замечено непосредственно тем, к кому относится; таким образом, стоит только сидеть дома и уметь вовремя закрывать глаза, и боги будут лишены возможности сообщить нам свою волю. Когда Марцелл * решительно задумывал какое-нибудь предприятие, то он выходил ив дому не иначе, как в закрытых носилках, чтобы не смущаться никакими ауспициями. Таким знамением, которого не просили у богов, можно было пренебречь: тот, кто случайно заметил его, имеет право не обратить на него внимания.

Не нужно слишком мучиться из-за греха, избежать которого вне нашей власти. Когда Катон Старший встает ночью, чтоб предпринять ауспиции, он знает, что при этом по закону должна быть абсолютная тишина вокруг него. «Но, — замечает он, — если какой-нибудь раб произнесет у себя под одеялом слово, которое я не услышу, то я не могу отвечать за это». Во время Самнитской войны ** консул Папирий выбрал удобный момент для сражения с врагом. Воины рвались в бой, и пулларий [1], который, по-видимому, поддался общему настроению, заявил полководцу, что священные цыплята дали самые
__________

* Марк Клавдий Марцелл — известный полководец времен II Пунической войны (218—201 гг. до н. э.).

** 325 г. до н. э.

[1] Pullarius смотрел за священными цыплятами; гадание производилось на осно- вании того, как эти цыплята клевали брошенные им зерна. — Ред.

337

лучшие знамения. Но в тот самый момент, когда битва готова была начаться, Папирию сообщают, что цыплята упорно отказывались от предлагаемой им пищи и что пулларий солгал. «Это его дело, — отвечал консул, — если он солгал, то и понесет за это наказание. Что до меня, то мне было доложено, что знамения были благоприятны, и я их считаю благоприятными». И в самом деле, пулларий был убит в самом начале схватки, а Папирий одержал победу. Если обряд требовал принесения в жертву какого-нибудь редкого животного, которое трудно было достать, то делали изображение его из теста или воска, которое и предлагалось богу.

(Boissier, La Religion romaine, I, pp. 12 et suiv., 2-e edit. chez Hachette).

4. Религия и государство

Римляне знали только государственную религию. Все другие формы религиозного чувства казались им суеверием (superstitio), чем-то лишним, что только нарушает установленный порядок. Ввиду этого принцип свободы совести, право каждого верить и молиться, как он хочет, прямо противоречило учреждениям древней гражданской общины и формально запрещалось ими.

Таким образом, религия узаконивалась государством и от него получала власть над совестью людей: нельзя было ничего изменить ни в учении, ни в богослужении без особого постановления сената. Вследствие такого подчиненного положения авторитет религии находился в исключительном распоряжении государства. И по мере того, как историческое развитие выдвигало новые и новые политические принципы, эта религия поочередно освящала и посылала свои благословения царской власти, олигархии, демократии и империи. Когда вера стала исчезать, самые глубокомысленные умы продолжали относиться с почтением к ней, как к вспомогательному средству для поддержания государственного порядка, и с этой точки зрения находили вполне разумными самые странные и нелепые обряды. Уже Полибий замечает, что пышность обрядов и благочестие, которые выставлялись напоказ, имели политическую цель. Позднее Цицерон постоянно восхищается ловкостью, с какою предки пользовались религиозными установлениями для государственных целей, и он, не колеблясь, заявляет, что вся совокупность обрядов была выдумана для пользы республики. Кв. Муций Сцевола и Варрон думали точно так же. Монтескье прекрасно показал, как эта чисто внешняя религия, не имеющая ни определенного учения, ни нравственного кодекса, религия, которая была очень удобна и для невежды, потому что не заставляла думать, и для просвещенного человека, потому что оставляла ему полную свободу мысли, как эта

338

религия была в высшей степени пригодна для того, чтобы служить орудием правительства...

Можно было бы опасаться, что жрецы в интересах своего честолюбия нарушат это удивительное согласие и станут злоупотреблять своим авторитетом, чтобы сделаться независимыми от государства. Но от подобной опасности государство было более чем достаточно обеспечено.

Жрецам недоставало двух самых необходимых условий для независимости: права инициативы и исполнительной власти. Они не могли ни решить официально какой-нибудь вопрос, без особого поручения от сената, ни придать своему решению обязательную силу. Фециалы и авгуры были лишь помощниками магистратов, которые заключали договоры и созывали народное собрание; децемвиры раскрывали Сивиллины книги лишь по поручению сената; понтифики не имели исполнительной власти даже по отношению к жрецам, которыми они управляли, так что народу не раз приходилось вмешиваться, чтобы заставить уважать их дисциплинарные распоряжения. Сенат сохранил за собой право надзора во всем, что касается религии. Он дарует, например, новым богам право гражданства, он приказывает эдилам принять меры к уничтожению суеверий, противных духу национальной религии, или преторам — строго наказать предсказателей; он же постановляет распустить общество поклонников Вакха...

Даже более: в Риме всегда помнили, что жречество есть лишь одна из форм власти, и что вследствие этого жрецы только помощники правительства. Поэтому в самых торжественных случаях магистраты сами исполняли жреческие обязанности. Они приносили жертвы на Капитолии в начале года и на албанском холме во время feriae latinae; они давали обеты от имени народа, обещали богам чрезвычайные праздники или игры; они же предпринимали ауспиции и освящали храмы. Если они отсутствовали, то сенат предпочитал назначить диктатора для исполнения их обязанностей, чем доставить великому понтифику случай захватить их власть. Понтифики и авгуры присутствовали на этих торжествах лишь в качестве распорядителей церемонии, которые должны указывать тому, кто священнодействует, установленные обряды и правила и подсказывать ему священные формулы. Жрецы не имели даже права уклоняться от содействия магистратам. Сами понтифики, хотя и не были ни перед кем ответственны, не пользовались, однако, правом неприкосновенности, которое дало бы им возможность сопротивляться светским властям: на них также распространялась всемогущая власть трибунов, причем требовалось только, чтобы эти последние не нарушали должного почтения.

Подобное подчинение людей, располагавших громадным нравст- венным авторитетом, было бы необъяснимо, если бы религия и госу-

339

дарство были представлены двумя совершенно различными классами; но в Риме жречество, за исключением фламинов,* не было связано с посвящением, которое отрывает человека от мирской жизни, и не представляло собой наследственного права, которое сосредоточивается в пределах одной касты. Оно было обыкновенно завершением длинной карьеры, последней целью честолюбия гражданина, который, сделавшись сенатором благодаря тому, что занимал высшие государственные должности, пожелал бы соединить в своих руках обе силы, руководившие обществом. Таким образом одни и те же люди под равными лишь титулами заседали и в сенате, и в жреческих коллегиях; и если в сенате они не забывали о своем жреческом достоинстве, то и в коллегии, без сомнения, вспоминали о том, что они сенаторы...

Государство пользовалось религией, не подчиняясь ей, и история Рима также, как и Греции, не заключает в себе ни малейшего намека на ту беспрестанную борьбу между церковью и государством, которые вот уже восемнадцать веков оспаривают друг у друга право руководить обществом и вносят непримиримый внутренний раздор в жизнь человека, принужденного поручать одной свою душу, другому — свое тело. Этого разлада не знал ясный и спокойный дух древних.

(Bouche-Leclercq, Les Pontifes de rancienne Rome, pp. 310—318, chez Vieweg).
__________

* Жрецы определенного божества

5. Предписания римской религии

К богам да приближаются в чистоте, проникшись благочестием... Кто поступит иначе, бог сам накажет того.

Да не будет ни у кого отдельных богов, ни новых, ни чужестранных, кроме тех, которые признаны государством...

Да сохраняют ненарушимо обряды семьи и предков.

Да чтят за богов и тех, которые всегда считались небожителями, и тех, кому заслуги дали место на небе: Геркулеса, Либера, Эскулапа, Кастора, Поллукса, Квирина, а также и то, за что человек получает доступ на небо: Ум, Мужество, Благочестие, Верность; в честь этих добродетелей да будут храмы, и да не будет их для пороков.

Да совершаются ежегодно торжественные приношения.

В праздники да прекратятся раздоры; в праздники пусть и рабы, окончив труды, отдыхают; и пусть будет сделана запись, на какие дни придутся эти праздники при смене годов.

Пусть жрецы приносят богам всенародно определенные хлебные зерна и определенные плоды; и это они да совершают это в определенные дни. Для других же дней пусть хранят запас молока и

340

животных; и пусть для каждого бога они припасают те жертвы, какие приятны ему и приличны.

У каждого бога пусть будут свои жрецы, у всех — понтифики, у каждого отдельно — фламины. А девы весталки пусть хранят неугасимый огонь на общем очаге римских граждан.

А чтобы все это и в кругу семьи, и всенародно было совершаемо согласно обряду, пусть те, кто несведущ, учатся у жрецов государства. Жрецов же должно существовать три рода: одни пусть руководят священнодействиями и жертвоприношениями; другие пусть толкуют неизвестные изречения предсказателей и пророков, к которым сенат и народ прибегали; наконец, государственные авгуры—истолкователи воли всемогущего и всеблагого Юпитера, пусть узнают волю бога по небесным знамениям и полету птиц; пусть они сообщают предзнаменования тем, кто руководит военным или общественным делом, а те да повинуются... А то, что авгур объявит несправедливым, беззаконным, нечестивым, гибельным, да останется несовершенным и неисполненным; а кто не послушает, да будет смертью наказан.

Фециалы пусть обсуждают и возвещают мирные договоры, войну, заключение перемирия, прекращение военных действий...

Женщины да не устраивают ночных священнодействий, кроме тех, которые по обычаю совершаются ради народа. И пусть они никого не посвящают ни в какие мистерии, кроме тех, которые по обычаю свершаются в честь Цереры по греческому обряду...

Во время общественных игр... пусть жрецы умеряют народную радость пением, звуками флейты и труб и присоединяют к ней прославление богов.

Из национальных обрядов пусть чтут наилучшие.

Кроме служителей матери Идеи [1], да и то в определенные дни, пусть никто не требует денежных взносов.

Кто украдет или похитит священный предмет или что-нибудь из священного места, да будет казнен, как отцеубийца...

Нечестивый да не дерзает пытаться дарами смягчить гнев богов.

Пусть осторожно даются обеты; их нарушитель да будет наказан. Поэтому пусть никто не обещает земли в дар богам. Золото, серебро, слоновую кость пусть обещают, но в меру.

Частные жертвоприношения да пребудут непрерывно.

Да будут священны права богов-манов.

Добрых людей, взятых смертью, да чтут за богов; пусть сократят и расходы на них, и печаль.

__________

[1] Mater Idaea — название Реи (от горы Иды в Троаде), матери греческих богов (Зевса и др.). Культ ее смешался с культом азиатской Кибелы — Великой Матери, божества воспроизводящей земли. В Риме почитание этого божества стало распространяться со времен второй пунической войны. — Ред.

6. Храм Юпитера Капитолийского

Капиталийский холм имеет две вершины, между которыми лежит небольшая долина, называемая Intermontium. На ней теперь стоит городская ратуша, построенная Микеланджело. Правая вершина (если смотреть со стороны форума) представляла собой аrx или римскую цитадель, а в настоящее время занята церковью Ага-Соеli. На левой был расположен в древние времена храм Юпитера.

Первоначальное здание храма, начатое Тарквинием Гордым, было закончено лишь в первые годы республики. Этот храм стоял на высоком фундаменте и имел форму почти правильного четырехугольника. Перед фасадом шло три ряда колонн, вдоль боковых стен — по одному, а задняя сторона представляла собой голую стену. Здание было очень низким, колонны с большим диаметром расставлены далеко друг от друга — так что в общем оно имело вид придавленный и неуклюжий.

Внутреннее пространство (cella) разделялось на три отдельных святилища. Среднее было посвящено Юпитеру. Здесь находилась статуя бога, который был представлен сидящим с молнией в руках; сделана она была из терракоты, выкрашенной киноварью; на Юпитере была toga palmata, корона и скипетр в руке. Эту статую приписывали Туриану из Фрегелл или Вулканию из Вей. Направо было святилище Юноны, налево — Минервы. Крыша была поката на две стороны и обита листами золоченой меди. Над фронтоном возвышалась колесница, запряженная четверней; сделана она была из терракоты, тоже позолоченной; впоследствии ее заменила бронзовая колесница. Порог храма был медный.

В 83 г. до Р. X. этот храм был подожжен неизвестным злоумышленником и сгорел со всеми богатствами, которые были в нем собраны. Сулла задумал его возобновить, и с этой целью в Рим было перевезено несколько колонн от храма Зевса Олимпийского, находившихся в Афинах, но скоро Сулла умер, и его дело продолжал Кв. Лутаций Катулл.* Окончена была постройка только Юлием Цезарем. Изображение этого второго храма выбито на одной монете. Он имел шесть колонн по фасаду; на них стоял тимпан с изображением Рима, сидящего на щитах; а перед Римом — волчица, вскормившая Ромула и Рема. На кровельном коньке помещалась колесница с Юпитером, вооруженным молниями и скипетром, направо и налево от него — Минерва и Юнона; по краям крыши — орлы. Между средними колоннами висело три диска на цепях.

Во второй раз храм подвергся пожару в 70-м году по Р. X. во время междоусобицы Вителлия и Веспасиана. Этот последний вскоре после прихода к власти возобновил его. Тацит (Ист. IV, 53) так

__________

* Кв. Лутаций Катулл Капитолин был консулом 78 г. до н. э. и цензором 65 г.

342

рассказывает о церемонии закладки первого камня: «Гаруспики предписали перенести в болото остатки прежнего храма и соорудить новый на том же месте, прибавляя при этом, что боги не желают, чтобы план был изменен. В 11-й день перед июльскими календами при ясном небе все пространство, предназначенное для храма, было окружено венками и повязками. Воины со счастливыми именами [1] вошли внутрь этой черты с ветвями, которые служили хорошим предзнаменованием. Весталки в сопровождении юношей и девушек, у которых родители были еще живы, окропили место водой из источников и реки. Вслед за этим претор Гельвидий Приск, руководимый понтификом Плавтием Элианом, очистил землю, совершив suovetaurilia [2], возложил внутренности жертвенных животных на алтарь из дерна и стал молить Юпитера, Юнону, Минерву и богов-

__________

[1] Напр. Salvius, Valerius (salvere, valere—быть здоровым). — Ред.

[2] Suovetaurilia — торжественное жертвоприношение, при котором происходило заклание свиньи, овцы и быка. — Ред

343

покровителей государства, чтобы они помогли этому предприятию и способствовали возведению жилища для них, жилища, которое люди, руководимые благочестием, начали строить. После этого он тронул повязки, прикрепленные к первому камню и перепутанные с веревками. В то же время другие магистраты, жрецы, сенаторы, всадники и многие из народа, соперничая друг с другом в усилиях и ловкости, потащили этот огромный камень на место. В фундамент были брошены золотые и серебряные монеты, а также куски необделанного металла, который не побывал еще ни в каком горниле. Гаруспики запретили осквернять здание золотом или камнями, предназначенными для другого употребления. Высота храма была увеличена: это единственное изменение, допущенное религией».

Освященный в 71 году, этот третий храм вскоре также погиб от огня (в 80-м году). Домициан возобновил его все по тому же плану, но сделал выше и великолепнее. Плутарх видел в Афинах колонны из пентеликонского мрамора, предназначавшиеся для этого храма; они имели около сажени в диаметре. Судя по одному барельефу, изображающему жертвоприношение Марка Аврелия, по фасаду этого храма стояло четыре колонны, между которыми было три бронзовых двери; фронтон был украшен двумя колесницами (в две лошади каждая) по краям и квадригой Юпитера посредине. В тимпане на первом месте изображены три божества этого храма: Юпитер, Юнона и Минерва; затем две колесницы, едущие в противоположном направлении: на одной из них в качестве возницы солнце, на другой — луна; потом по сторонам Вулкан и кующие циклопы; по обоим углам лежащая Река и, по-видимому, Tellus (земля); наконец, между обеими колесницами и тремя богами Ганимед, Эскулап и Веста. Черепицы на кровле были из золоченой бронзы; по словам Плутарха, они стоили около 60 миллионов сестерциев; часть их была разграблена в 445 году вандалом Гейзерихом, другая взята папой Гонорием в 630 году для крыши базилики св. Петра. Двери покрыты были золотыми рельефами, которые оставались неприкосновенными до 390 года. Пол был мозаичный.

Внутренность храма была переполнена массой приношений — частных и общественных. Не только римские граждане, но даже иноземные цари и народы приносили свои дары капитолийской троице. Сосуды, золотые венки, резные вещи из золота и серебра, предметы, данные по обету, символы или атрибуты Юпитера — молнии, колесницы и т. д. накапливались здесь в таком громадном количестве, что время от времени часть этих вещей обращали в слитки; остальное переполняло обширные подвалы храма. Другое сокровище хранилось под троном Юпитера. Оно образовалось первоначально из золота, собранного из различных римских храмов во время нашествия галлов; после ухода варваров сокровища эти продолжали увеличиваться до пожара 83 года до Р. X. То, что положил в храм Сулла, было расхищено Крассом и Цезарем. Август дал храму только за один

344

раз 16 тысяч фунтов золота (около 5 тысяч килограммов) и драгоценных камней на сумму 10 миллионов сестерциев. Трофеи, щиты, данные по обету, щиты, изображавшие военные подвиги, разные предметы, служившие воспоминанием, были так многочисленны, что неоднократно уничтожались.

Окрестности храма были уставлены множеством статуй богов и выдающихся людей. Иметь свою статую по соседству с Юпитером — считалось весьма высокой почестью. Сципион Африканский имел такую статую в самом храме.

Весь холм был покрыт многочисленными другими сооружениями. Здесь были: храм Fides (Верности), относящийся еще ко временам Нумы; храм Чести и Мужества, построенный Марием на средства, которые были выручены от добычи, взятой у кимвров и тевтонов; храм Юпитера Гремящего, сооруженный Августом; храм Юпитера Феретрия [1], святилища Jupiter Custos (Страж), Venus Victrix (Победительница), Venus Capitolina (Капитолийская), Benefichim (Благодеяние, Милость), Ops [2]; на Intermontium'e помещался храм Vejovis [3]; на вершине Arx`а — храм Juno Moneta [4], Concordia (Согласие) . В этом же месте находилась возвышенная площадка — Auguracuhim, на которую всходили авгуры для того, чтобы наблюдать небо. Август, кажется, перенес эту обсерваторию на Палатин.

Капитолий был, действительно, религиозным центром Рима, а ввиду того благоговейного чувства, которое он вызывал к себе, его можно назвать символом всемирного господства римлян.

(По Saglio, Dict. des ant., pp. 901 et suiv. chez Hachette, и по Middleton, The remains of ancient Rome, ch. VIII).
__________

[1] Прозвище Feretrius происходит или от fего (несу) и значит «Юпитер, которому принесена добыча», или от ferio (поражаю), следовательно, «Юпитер, поразивший врагов; ниспославший победу». Этому Юпитеру полководец-победитель посвящал лучшую добычу — доспехи, снятые с неприятельского предводителя. — Ред.

[2] Ops — богиня богатой жатвы, жена Сатурна. — Ред.

[3] Vejovis — бог, изображенный в виде безбородого юноши со стрелами в руке, около него коза. Одни считали его молодым Юпитером, «охранителем убежища», другие — «гибельным Юпитером», третьи — Аполлоном. — Ред.

[4] В этом храме находился монетный двор, бывший под покровительством Юноны. Само название производили от глагола топеrе (убеждать) и считали эту Юнону богиней, дающей хорошие советы; римляне не раз и обращались к ней за советами в трудную минуту. — Ред.

7. Фламин Юпитера [1]

Религия запрещала фламину Юпитера ездить верхом, а также смотреть на classis procincta, т. е. на вооруженное войско вне городского pomoerium'a; поэтому-то его редко выбирали консулом, так как консул начальствовал над войском. Ему было запрещено клясться, носить перстень [2]; исключение допускалось только для перстня открытого и просверленного. В его доме можно было взять огонь только для какой-нибудь священной надобности. Если в его жилище входил связанный человек, его немедленно нужно было развязать, кинуть веревку или оковы на крышу через impluvium, а оттуда сбросить их на общественную дорогу. У него не должно быть узла ни на головной повязке, ни на поясе, ни в каком другом месте. Если какой-нибудь человек, приговоренный к телесному наказанию, падет с мольбой к ногам фламина, его не станут уж наказывать в этот день, — это было бы преступлением. Волосы фламина может подстригать только свободный человек. Он не может прикоснуться ни к козе, ни к сырому мясу, плющу и бобу, ни даже назвать их. Он не может срезать отростка виноградной лозы, который вырастет слишком высоко. Ножки его кровати должны быть покрыты легким слоем грязи. Он не может спать три ночи подряд не на своей постели; никто, кроме него, не смеет спать на ней; у конца кровати нельзя ставить ящик со священным пирогом. Обрезки его ногтей и волос закапываются в землю под «счастливым» деревом. Все дни имеют для него значение праздничных. Он не должен выходить с непокрытой головой, это позволяется ему только дома. Фламину запрещено касаться муки, смешанной с дрожжами. Он может снять свою рубашку только в закрытом месте, для того чтобы никто не мог видеть его тела под открытым небом, т. е. на глазах у Юпитера. На пиру он занимает самое почетное место, уступая только царю — приносителю жертв [3]. Если фламин овдовеет, то должен оставить свою должность. Брак фламина может быть расторгнут только смертью. Он не может пойти туда, где воздвигнут погребальный костер. Он никогда не прикасается к мертвецу, но может, однако, участвовать в похоронном шествии.

Фламиника Юпитера должна была соблюдать те же самые правила.

(Авл Геллий, X, 15).
__________

[1] Фламины — жрецы известных божеств; всего их было 15, и самое почетное место среди них занимал фламин Юпитера (flamen Dialis); он был обязан сохранять полную чистоту и святость своей личности, соблюдая для этого известные правила и обряды (некоторые из этих правил и перечислены в настоящей статье). — Ред.

[2] Перстень, точно так же, как и узел, считались символами рабства. — Ред.

[3] Rex sacrificulus или rex sacrorum, — так назывался жрец, совершавший те священнодействия, которые в древнейшие времена совершал царь. Rex sacrorum пользовался в Риме особенно большим почетом, большим даже, чем верховный жрец (pontifex maximus). — Ред.

8. Весталки

Учреждение института весталок произошло очень просто. Во времена доисторические огонь можно было добыть только трением двух кусков сухого дерева или от искры, которая получалась при ударе о булыжник. Ввиду этого в каждой деревне поддерживался общественный огонь: в особо предназначенной для этого хижине он горел непрерывно и день и ночь и был предоставлен во всеобщее пользование. Обязанность поддерживать его возлагалась на молодых девушек, так как только они не уходили в поле. С течением времени этот обычай превратился в священное учреждение, как это и было в Альбалонге, метрополии Рима;* когда же был основан Рим, то и этот город учредил у себя свой очаг Весты и своих весталок.

В весталки выбирались девочки от шести до десяти лет безукоризненного поведения, дочери свободных родителей и притом таких, которые еще находятся в живых. Всякий телесный недостаток служил препятствием для выбора в весталки.

Весталок было шесть, и никогда больше. Вновь поступающую в общину весталок вводили прежде всего в атриум храма Весты. Здесь ей обрезали волосы и вешали их в качестве жертвы на священное дерево, которому в эпоху Плиния Старшего было уже более пятисот лет. Затем юную весталку одевали во все белое, нарекали ее именем Amata, которое прибавлялось к ее родовому имени и посвящали в ее новые обязанности. Законный срок службы весталки был тридцать лет; после чего она могла вернуться домой и даже выйти замуж. Все время службы ее делилось на три периода в 10 лет каждый. В первый она обучалась у своих подруг; во второй — официально исполняла обязанности весталки; в третий — сама, в свою очередь, обучала вновь поступивших. Старшая по годам называлась великой весталкой (Vestalis Maxima) и управляла всей общиной. Редко случалось, чтобы весталка по истечении тридцатилетнего срока возвращалась к мирской жизни, так как ее положение связано было с весьма значительными преимуществами.

Прежде всего они были очень богаты. Их община владела большими имениями, дававшими прекрасный доход; кроме того, каждая из них лично получала от своей семьи значительную сумму при посвящении. Наконец, императрицы делали им очень щедрые подарки. В 24 году, когда Корнелия вступала в число весталок, Тиберий подарил ей 2 млн. сестерциев.

С другой стороны, весталки пользовались исключением по отношению к некоторым постановлениям общего права: они освобождались, напр., от власти отца и имели право завещания. На суде
__________

* Ромул и Рем были выходцами из г. Альба Лонга.

347

их свидетельство имело громадное значение. Светоний рассказывает об удивительном случае, из которого видно, насколько велик был авторитет весталки. Аппий Клавдий хотел получить триумф, но народ отказал ему в этом; тогда он убедил свою дочь-весталку занять место в триумфальной колеснице и, под ее покровительством, он въехал в качестве триумфатора на Капитолий.

Во время общественных игр весталки занимали почетные места. По улицам они ехали в повозках особого устройства. Впереди шел ликтор, и все, даже консул, должны были уступать им дорогу. Они участвовали во всех религиозных торжествах. В 71 году, когда закладывался храм Юпитера на Капитолии, они находились во главе шествия и кропили чистой водой фундамент будущего здания. За несколько месяцев до смерти Август поручил им четыре документа: свое завещание, распоряжение относительно похорон, очерк своей жизни и описание империи. Во времена смут охотно прибегали к их заступничеству. Цезарь обязан был им своей жизнью во время проскрипций Суллы. Мессалина, которой Клавдий грозил смертью, просила их заступиться за нее. Когда войско Веспасиана стояло у ворот Рима, Вителлий через весталок просил о прекращении враждебных действий. Всякое оскорбление особы весталки наказывалось смертью. Если весталка встречала преступника, которого вели на казнь, то казнь отсрочивалась. Их ходатайства почти всегда принимались во внимание императором. Наконец, они пользовались привилегией, которую имели немногие: весталок хоронили в городе.

Весталки должны были: во-первых, сохранять чистоту и невинность во все время своей службы, и во-вторых, точно и добросовестно исполнять свои обязанности; за малейшую небрежность относительно этого последнего пункта их секли.

Для сохранения их чистоты принимались самые тщательные меры предосторожности. Ни один мужчина не мог приблизиться ночью к их дому; ни один мужчина, даже врач, не мог ни под каким предлогом войти в их атриум. Если весталка заболевала, ее отправляли к родителям или к какой-нибудь почтенной матроне, и здесь также ни на шаг не отставали от врача, который ее лечил. Чтобы удалить от них всякое искушение, им не позволяли присутствовать на атлетических состязаниях. Их начальник — великий понтифик не спускал с них глаз и заставлял шпионить за ними их служанок. За дурное поведение весталка подвергалась страшному наказанию. «Ту, которая нарушит свой обет невинности, — говорит Плутарх (Нума, X), — зарывали живую в землю близ Коллинских ворот. В этом месте устраивали маленький погреб, в который входили через отверстие, сделанное на поверхности земли; в погребе клали постель, зажженную лампу и небольшой запас провизии: хлеб, воду, кувшин молока, масло, как бы для того чтобы не оскорблять религии, уморив голодом священную особу весталки. Виновную помещали в носилки,

348

плотно закрытые и завязанные ремнями, так что оттуда не слышно было ее голоса. Все выстраивались в молчании, образуя ее молчаливую свиту, погруженную в самую глубокую печаль. Не было зрелища более ужасного, и никогда город не имел такого печального вида, как во время этой церемонии. По прибытии носилок на место назначения ликторы развязывали ремни. Великий понтифик произносил таинственные молитвы, воздымал к богам руки перед исполнением рокового приговора, выводил затем из носилок весталку, закутанную с 'ног до головы, ставил ее на лестницу и уходил. Когда весталка спускалась, лестницу поднимали и погреб закрывался».

Римляне были убеждены, что государство их будет существовать до тех пор, пока сохранятся семь священных предметов: пессинунтский камень, которому поклонялись под именем «великой Матери Богов» [1], терракотовая колесница из Вей, пепел Ореста, скипетр Приама, покрывало Илионы, Палладиум и щиты, которые назывались ancilia [2]. Не все это сохранялось весталками, но древние авторы утверждают, что на их руках находились известные священные предметы. Цицерон уверяет, что в святилище весталок была «статуя, упавшая с неба». Наконец, во время пожара в их доме в 191 г. весталки, по словам Геродиана, перенесли эти таинственные предметы на Палатин; и тогда, прибавляет автор, в первый раз непосвященные увидели Палладиум. Больше мы ничего не знаем об этих святынях, разве только то еще, что они были, по-видимому, небольших размеров и могли поместиться в терракотовом кувшине. Недавно открыт был дом, в котором жили весталки: он построен во времена Септимия Севера. Этот дом находится у подошвы Па-
__________

[1] Этот камень представлял собой грубое изображение Кибелы. Его перевезли в Рим из Пессинунта (город в малой Азии) в конце III в. до Р. X. и поставили в особом храме, построенном на Палатинском холме. — Ред.

[2] Ancilia — священные щиты, которые салийские жрецы ежегодно в торжественной процессии обносили вокруг города. По преданию, один из этих щитов упал с неба, и царь Нума, узнав от нимфы Эгерии, что от сохранения этого щита зависит благоденствие Рима, велел сделать еще 11 таких же щитов, чтобы никто не мог узнать настоящего ancile и похитить его. — Ред.

349

латинского холма, близ форума, около самого храма Весты. Ничто не отличает его от обыкновенного римского дома. Он состоит из прямоугольного атриума в 68 метров длины и 28 метров ширины, окруженного портиком в 44 колонны. Из атриума был ход в различные помещения, расположенные в два этажа. Главным из них был tablinum — приемная зала, обширных размеров и роскошно убранная. По бокам его шли шесть комнат, предназначенных, может быть, для шести весталок. Посреди атриума видны следы какого-то маленького восьмиугольного здания, тщательно уничтоженного и сравненного с землей; возможно, что его разрушили сами весталки перед тем, как их община была уничтожена (в 394 г.), и что это именно и было репи Vestae — потайное святилище, в котором и хранились вышеупомянутые священные предметы. В портике стояли статуи великих весталок, поставленные различными лицами, облагодетельствованными ими; таких статуй было найдено 12, из них только у трех уцелела голова. Особенно дорого то, что по ним можно познакомиться со всеми подробностями одеяния весталок: оно состояло из длинного, доходящего до пола платья, плаща, который покрывал верхнюю часть тела, белого покрывала и шерстяной повязки вокруг головы.

(По Lanciani, Ancient Rome, ch. VI, и Marucchi, Description du Forum romain, p. 83 et suiv.).

9. Жертвоприношения

Жертвоприношение, которое являлось важнейшим религиозным действием, было тщательно определено во всех подробностях. Ни одна из этих бесчисленных подробностей не может быть названа второстепенной, малозначащей. Ритуал ни в чем не мог предоставить свободу действий тому, кто совершает жертвоприношение, так как в римском богослужении существенное значение каждого богослужебного действия заключалось именно в форме. В жертвоприношении все было освящено обычаем, а ломать старые обычаи строго запрещалось. Человек, который с глубочайшим религиозным чувством принес бы в жертву Юпитеру быка, а не вола, как это требуется по ритуалу, подвергся бы за это наказанию, как за грех.

Прежде всего предстояло выбрать жертву. У каждого бога были иа этот счет свои особые вкусы. Церере приносили кабана — врага жатвы, Либеру — козла, который разоряет виноградники. Высшие боги требовали белых жертв, низшим закалывались жертвы темных мастей, Вулкану и Робигону * — с рыжей шерстью. За некоторыми

__________

* Мужское божество, покровитель урожая.

350

исключениями пол жертвы должен был соответствовать полу божества. Прозерпина требовала коровы бесплодной, как и она сама, плодородная Земля — наоборот, такой коровы, которая в себе несла доказательства своей плодовитости, Юноне — богине материнства и семьи — приносили, кроме коров, еще и овец, имевших двух ягнят-близнецов, которые и сопровождали свою мать к алтарю. Минерва предпочитала телок, принимала также коров, но не терпела козлят, потому что они объедают оливковые деревья.

При умилостивительных жертвах приносился обыкновенно кабан или свинья. Если испрашивалась какая-нибудь милость, то старались выбрать такую жертву, которая так или иначе могла бы служить символом просимого. Так, когда желали, чтобы поскорее прошла болезнь или окончилось начатое дело, то жертву выбирали настолько престарелую, что можно было быть уверенным в скорой кончине ее. Новорожденные животные считались нечистыми; они становились чистыми, т. е. годными для жертвоприношения, лишь по достижении известного возраста: быки и другие животные того же вида — через 30 дней, бараны — через 8, поросята — на пятый или же на десятый день.

Могло случиться, что под руками не оказывалось животного, соединяющего в себе все необходимые условия. В таких случаях понтифики могли допустить исключение из правила. Белые быки становились редкими, ввиду чего Jupiter Latiaris стал принимать рыжих быков, а Юпитер Капитолийский простер свою снисходительность до того, что ему можно было предложить, вместо белых, быков, набеленных мелом. Первоначально богам приносились в жертву люди, потом их заменили другие живые существа. Богиня Mania [1], привыкшая сначала получать людей, впоследствии стала довольствоваться фигурками из теста и даже шерстяными куклами. Dis Pater и Сатурн также принимали кукол. Кровожадность манов научились обманывать, набрасывая на трупы покрывало цвета крови. Правда, со времени похорон Д. Брута Перы (в 264 г. до Р. X.) вошло в обыкновение приносить им человеческие жертвы в виде боя гладиаторов. Весьма вероятно, что бедные люди, вместо настоящих животных, часто приносили богам жертвы из теста.

Каждое жертвенное животное подвергалось предварительно тщательному исследованию (probatio), чтобы удостовериться, что оно обладает всеми качествами, которые требуются богом. Теленок, у которого хвост не достигал коленного сгиба, баран с заостренным хвостом, или с черным хвостом, или с разрезанным ухом — отвергались, как негодные. Впрочем, безукоризненные животные непре-

__________

[1] Mania — страшная богиня подземного царства, прародительница манов или ларов. — Ред.

351

менно требовались лишь тогда, когда по закону полагалось принести избранную жертву.

Поведение жертвы также имело значение. Если она спокойно ждала смертельного удара, ее принимали; если ее, напротив, приходилось тащить силой к алтарю, на это смотрели, как на отказ божества от жертвы; если же она вырывалась, то нужно было ее немедленно убрать.

Способ заклания жертвы также был точно определен. Некоторые из них убивались ударом топора или колотушкой, других зарезывали ножом. Удар направлялся иногда в верхнюю часть тела, иногда в нижнюю. Вслед затем удостоверялись, угодно ли жертвоприношение божеству, и достигло ли оно, таким образом, своей цели (litarе). Этот вопрос решался исследованием внутренностей. Если результаты исследования оказывались благоприятными, то части, которые должны быть уничтожены в честь богов, отрезались, варились и затем клались на алтарь. В принципе вся жертва целиком принадлежала богу, но римляне не злоупотребляли всесожжением. Обыкновенно для богов предназначались внутренности (exta), т. е. печень, кишки, легкие и сердце; остальное, смотря по обстоятельствам, или распределяли между присутствующими, или продавали в пользу храма, или оставляли жрецам. В некоторых случаях закон требовал, чтобы к внутренностям прибавлялась та или другая часть жертвенного животного. В противоположность этому бывали, кажется, случаи, когда молящиеся сами съедали всю жертву.

В ритуале жертвоприношений видную роль играли пирожки (liba). Приготовление этих liba производилось с соблюдением самых строгих и подробных правил. Вот, напр., как приготовлялась molа salsa, сделанная из муки и соли. Колосья, из зерен которых получалась

352

мука для этого пирога, собирались от майских нон до кануна майских ид тремя старшими по возрасту весталками, которые поочередно занимались этой благочестивой работой. Затем все весталки высушивали эти колосья, извлекали из них зерна, поджаривали последние и превращали в муку. Три раза в год, — за 18 дней до февральских календ, за 3 дней до июньских ид и за 3 дня до сентябрьских нон, — приготовляли драгоценный пирог, предназначавшийся для общественных жертвоприношений. Они смешивали муку с солью, приготовление которой было не менее сложно, так как ее нужно было столочь в ступке, высыпать в глиняный, обмазанный гипсом сосуд, поставить в жарко натопленную печь, разрезать расплавившуюся массу железной пилой и смачивать ее до самого дня употребления текучей водой или, по крайней мере, такой водой, которая не бывала в трубах.

Закон, приписываемый Нуме, постановлял, чтобы при возлияниях употреблялось вино от неподрезанной виноградной лозы. Вино же от подрезанной лозы если и допускалось, то должно было быть непременно натуральным, т. е. хорошо выбродившим, не переваренным, неиспорченным ударом молнии, несмешанным с водой. При этом нужно было еще удостовериться, не случалось ли кому-нибудь повеситься в том винограднике, откуда брали виноград, не попирала ли его раненая нога и проч. и проч. Иногда принесение в жертву вина не допускалось: нимфы, например, царившие в водах, не принимали его, также как и божества, которые покровительствуют вскармливанию грудью. Если жертва приносилась высшим богам, то чашу опрокидывали, чтоб вино вылилось сразу; низшим богам вино возливалось капля за каплей.

Вода должна быть ключевой. Часто даже, согласно ритуалу, ее нужно было брать из определенного источника. Так, например, для богослужения Весте вода бралась в Риме из ручья нимфы Эгерии, в Лавинии — из Нумиция [1]; для общественных жертвоприношений — из источника Ютурны на Марсовом поле. Водопроводная вода никогда не допускалась при совершении некоторых богослужебных действий. Очистительная сила воды увеличивалась прибавлением к ней соли и даже соединением воды с огнем: в воду погружали горящие факелы, и таким образом получалась люстральная вода.

Форма, название и употребление орудий для жертвоприношений (ножей, топоров, сосудов) точно определялись религиозными правилами. Так как первоначально священные сосуды были из глины, то в храме Весты только такие сосуды и употреблялись. Там, где

__________

[1] Lauinium — один из древнейших городов Лациума, по преданию, основанный Энеем; Numicius — речка, на которой находились роща и храм, посвященный Энею.

353

допускались к употреблению бронзовые, серебряные и золотые сосуды, тщательно сохранялись их традиционная форма и название.

С особенным вниманием относились к словам молитв, которые произносили во время жертвоприношений. Буквальная точность была необходимым условием, без соблюдения которого молитва становилась недействительной. Поэтому благоразумие внушало верующим обращаться к содействию сведущих и опытных в этом деле понтификов. Когда приносились жертвы или давались обеты от имени римского народа магистратами, то этими последними руководил великий понтифик или специально предназначенный для этого писец, который читал формулу, а тот, кто совершал жертвоприношение, повторял за ним. Когда дело шло о посвящении, то забота о точности произнесения формулы доходила до того, что не допускалось даже малейшее заикание или остановка.

(Bouche-Leclercq. Les Pontifecs de I'ancienne Rome, p. 61—68 et 93—110, chez Vieweg)

10. Празднование юбилейных игр при Августе [1]

В 17 году до Р. X. в Риме праздновались юбилейные игры. Открытая в 1890 году надпись знакомит нас с подробностями церемоний, сопровождавших эти празднества. Вот как Буассье излагает содержание этой надписи, истолкованной Моммзеном.

Август хотел, чтобы праздник вышел блестящим. По его приказанию, по всем городам империи глашатаи приглашали народ на игры, «каких никто не видал и никогда больше не увидит». Затем он потребовал от квиндецемвиров [2], председателем которых он состоял, осведомить граждан о предстоящих торжествах для того, чтобы все происходило правильно и в порядке, в особенности же для того, чтобы собралось побольше народу. Квиндецемвиры поспешили исполнить приказание и издали несколько указов, чтобы все знали, что будет.

26, 27 и 28 мая гражданам раздали факелы, серу и горную смолу; они унесли эти предметы к себе, чтобы огнем и дымом очистить самих себя, своих жен, детей и дома. 29, 30 и 31 мая они приносили самим квиндецемвирам первинки земных плодов: ржи, пшеницы, ячменя, бобов.

__________

[1] Юбилейные игры (ludi saeculares) устраивались каждые сто лет в честь главнейших римских богов для того, чтобы обеспечить силу и могущество Рима (см. ниже в этой статье молитву матрон). Учреждение этих игр предание приписывает первому римскому консулу Л. Валерию Попликоле. — Ред.

[2] Quindecemuiri sacrorum или sacris faciundis — коллегия из 15-ти жрецов, в обязанности которых лежало хранение Сивиллиных книг и гадание по ним. — Ред.

354

Празднество началось в ночь с 31 мая на 1 июня и продолжалось кряду три дня и три ночи. Во время ночных церемоний тщательно соблюдались древние предания. Они происходили близ алтаря Dis Pater против Яникульского холма. В первую ночь молились Паркам или Мойрам: Август и Агриппа принесли каждой из них трех овец и трех коз. Вторая ночь была посвящена подземным божествам Ilithyies, которые покровительствовали рождению, потому что все ведь рождается из земли. Так как они не любили кровавых жертв, то им предложены были разные пироги и печения: libа, рорапа, phtois [1]. В третью ночь чествовалась Мать-Земля, в жертву которой была принесена супоросая свинья.

После жертвоприношений устроены были для граждан развлечения иного рода. На Марсовом поле вдоль Тибра возвышалась деревянная сцена. Она имела ту особенность, что перед ней расстилалось громадное пустое пространство и не было ни орхестры, ни рядов скамеек: толпа смотрела стоя. Представления продолжались без перерыва в течение двух дней. Трагедии, комедии, мимы следовали одна за другой перед постоянно обновлявшейся толпой зрителей. Весьма вероятно, что для этого были собраны все труппы актеров, бывшие в Риме и бродившие по Италии.

Дневные празднества были радостные и веселые, что составляло резкую противоположность с мрачным и печальным характером ночных торжеств. Первый день был посвящен божеству Капитолия — Jupiter Optimus Maximus; Август и Агриппа принесли ему в жертву белого вола. На другой день наступила очередь царицы Юноны — в честь ее заклали корову. На третий день торжество было перенесено на Палатин в храм Аполлона, только что построенный Августом и бывший как бы домашним храмом императорского дворца. Здесь закончился праздник принесением в жертву священных пирогов.

В течение первых двух дней происходили и другие церемонии. 110 замужних матрон не моложе 25 лет устроили в честь Юноны и Дианы sellisternium [2], т. е. торжественное пиршество. За столом, уставленным кушаньем, как будто бы сидели на стульях божества, и им прислуживали со всеми знаками уважения. На третий день 27 юношей и 27 девушек из аристократических семейств, имевших в живых и отцов и матерей, пели гимн, специально сочиненный для этого случая Горацием — Carmen saeculare. Во время всех этих це-
__________

[1] Вот рецепт приготовления этого пирога: «Нужно взять отжатого сыру и истолочь его, затем положить его в металлическое решето, прибавить меду и петрушки и месить до тех пор, пока он не будет иметь вид теста».

[2] Sellisternium, так же как и lectisternium, называлось торжественное угощение богов; при этом первое название (sellisternium), обозначало, по-видимому, такое угощение, которое устраивалось женщинами специально для женских божеств. — Ред.

355

ремоний возносились молитвы богам. Молитва 110 матрон, обращенная к Юноне, может дать нам понятие обо всех остальных: «Царица Юнона, ты знаешь, что полезнее всего для римского народа квиритов. Мы, матери семейств и жены, припадая к твоим ногам, просим и умоляем сделать так, чтобы власть и могущество римского народа квиритов увеличивались. Помогать всегда славе латинского имени, даровать римскому народу квиритов спасение, победу и здоровье; покровительствовать римскому народу квиритов и легионам римского народа квиритов, оберегать от всякой опасности государство римского народа квиритов, быть милостивой покровительницей римского народа квиритов, квиндецемвиров, нас, наших домов и наших семей, — вот о чем мы, 110 матерей семейств и жен, выбранных от римского народа квиритов, умоляем тебя на коленях».

За официальными церемониями, после перерыва в один день, следовали различные игры, которые были устроены не от государства, а лично от магистратов, за их собственный счет. Они продолжались семь дней и происходили частью на деревянной сцене Марсова поля, о которой мы говорили выше, частью в театре Помпея, а также в театре Марцелла, который в то время еще не был вполне окончен. В заключение были устроены бега колесниц и травля зверей.

(Boissier, Revue des Deux Mondes, 15 Mars, 1892).

11. Частные жертвоприношения

Прежде чем приступать к жатве, надо принести в жертву свинью следующим образом:

Церере — свинью, самку борова; ее принеси в жертву прежде чем наступит время жатвы следующих злаков: пшеницы, полбы, ячменя, бобов и репы.

Вином и фимиамом надо умилостивить Януса, Юпитера и Юнону. Прежде чем заколоть самку борова, обратись к Янусу с такой молитвой: «Отец Янус, вместе с этими приношениями я возношу к тебе мою горячую молитву, чтобы ты постоянно изливал свою милость на меня, моих детей, мой дом и моих рабов».

Юпитеру следует принести пирог и обратиться с такой молитвой:

«Юпитер, вместе с этим пирогом возношу к тебе мою горячую молитву; будь милостив ко мне, к моим детям, к моему дому и к моим рабам. Будь возвеличен этим пирогом».

Затем, сделав возлияние Янусу вином, необходимо произнести следующее: «Отец Янус, как с прежними приношениями я молился тебе, так и теперь, делая это возлияние, молю: прими его милостиво!»

Затем к Юпитеру — со следующими словами: «Юпитер, прими пирог, прими вино, которое я возливаю тебе».

356

Затем надо заколоть свинью. Как только будут разрезаны внутренности, пусть снова дадут пирог Янусу и вознесут к нему молитву, как и раньше; затем пирог Юпитеру и те же молитвы; затем возлияния вином Янусу и Юпитеру и те же молитвы, что и раньше Затем Церере — внутренности свиньи и вино.

(Катон, О сельском хозяйстве, 134)

Освящать поле надо таким образом: прикажи обвести вокруг него suovetaurilia [1] в следующих выражениях: «С благословением богов, чтобы исход был благоприятен, поручаю тебе, Маний, обвести или обнести суоветаврилию вокруг моего поместья, поля и той части земли, которую ты думаешь освятить».

Перед этим возлейте вино Юпитеру и Янусу с такими словами «Отец Марс, прошу и молю тебя, будь милостив ко мне, к моим детям, к моему дому и к моим рабам. Чтобы быть достойным твоих милостей, я велел обвести суоветаврилию вокруг моего поля, земли и поместья От болезней виданных и невиданных, засухи и опустошения охрани меня, отврати и удали эти бедствия. Помоги прозябать плодам, злакам, виноградникам и деревьям моим; дай им произрасти благополучно. Сохрани и помилуй пастухов моих и стада мои; даруй здравие и благополучие мне, дому моему и рабам моим. Так для освящения поместья моего, земли моей и поля моего и для принесения очистительной жертвы заклал я эту суоветаврилию из молочных животных. Прими ее милостиво! Прими принесенных тебе в жертву с указанной целью этих трех молочных животных»

Вслед за этим возьми нож, разрежь и сложи в кучу сухой хлеб и пирог, которые находятся тут же, и сделай приношение. Как только заколешь борова, ягненка и быка, говори следующее: «Прими принесенную тебе с указанной целью эту suovetaurilia». Нельзя говорить при этом «свинья», «ягненок», «теленок» [2].

Если все это не удовлетворит божество, произнеси следующее «Отец Марс, если тебе мало этой молочной суоветаврилии — вот тебе и другая в искупление».

Если есть повод думать, что не принята одна или две жертвы, скажи следующее: «Отец Марс, если жертва той свиньи тебя не удовлетворила — вот тебе другая в искупление».

(Там же, 141)

__________

[1] Suovetaurilia — жертвоприношение, при котором происходило заклание трех животных свиньи (sus), овцы (ovis) и быка (taurus).

[2] Вероятно, потому, что при этом жертвоприношении бога обманывали, давая ему ягненка вместо овцы и теленка вместо быка — Ред.

12. Протокол одного собрания арвальских братьев (между 218 и 224 г. по Р. X.) *

На четвертый день после июньских календ в лесу Dea Dia [1] Алфений Авициан, промагистр [2], заклал у алтаря, в качестве очистительной жертвы, двух свиней, имевших поросят, и телку, затем, вернувшись из tetrastylum, он сел в кресло, после чего, вернувшись к алтарю, он положил на него внутренности свиньи. Он же положил в цирке внутренности телки на маленькую серебряную печь, обложенную дерном. После чего он снова вернулся в тетрастиль и, записав все это в протокол, снял с себя претексту и вернулся в свою палатку.

После полудня арвальские братья надели свои претексты, собрались в тетрастиле, сели на свои места, подписали протокол обряда и съели свиней и кровь. Затем, одетые в претексты с терновым венцом и покрывалом на голове, они пошли в лес, где под руководством Алфения Авициана, промагистра, заклали жирную овцу и исследовали ее внутренности После этого принесли в жертву ладан и вино. Потом, вернувшись в храм, они совершили на столе возлияние из урн, а перед храмом промагистр и фламин — другое возлияние на Траву. По возвращении к алтарю между ними были распределены деньги [3]; фламин и промагистр, несшие сосуды, полные вина, и кадильницы, принесли в жертву вино и ладан и встали перед дверью. Два брата вышли с общественными рабами за хлебами; по возвращении и тот и другой переложили хлеба из правой руки в левую, потом из левой в правую и отдали их общественным рабам. Вслед за тем они вошли в храм, где благословили урны и, раскрыв двери, простерлись у входа, потом сели в мраморные кресла и распределили между собой хлеба, украшенные лавром. Тогда они получили репу и lumenulia (овощи) и, обрызгав благовониями богинь,

__________

* Жреческая коллегия из 12 человек.

[1] Этот лес находился приблизительно в семи километрах о г Рима на Кампанской Дороге. Здесь было открыто множество документов, относящихся к деятельности арвальских братьев.

[2] Promagister — товарищ председателя коллегии арвальских братьев, их магистром часто был властвующий император.

[3] Каждый арвальский брат получал за участие в церемонии вознаграждение в 100 денариев.

358

заперли храм, из которого вышли все посторонние. Запершиеся в храме жрецы подняли до пояса претексты, взяли богослужебные книги и стали плясать, распевая:

Enos Lases juvate (три раза).

Neve luae rue, Marma, sins incurrere in pleores (три раза).

Satur fu fere Mars. Limen sali. Sta. Berber (трижды).

Semunis alternei advocapt conctos (трижды).

Enos, Marmor, juvato (три раза).

Triumpe (5 раз) [1].

После пляски по данному знаку вошли общественные рабы и взяли книги.

(Wilmanns, Exempla inscript. latinar., 1879).
__________

[1] Этот древний гимн уже был непонятен в эпоху империи. По догадкам ученых, его следует перевести так: «Лары, придите к ним на помощь. Марс, не дай напасть на толпу смерти и разорению. Насыться, жестокий Марс. Ты (обращаясь к одному из братьев) вскочи на порог. Стой! Бей порог. Вы, а потом вы, призывайте всех демонов (обоготворенных покойников или же сельские божества). Ты же, Марс, приди к нам на помощь. Скачите!»

13. Суеверия римлян

Имеют ли какую-нибудь силу слова и формулы заклинаний? Ни один мудрец не хочет верить в них, а между тем каждым своим действием он ежечасно, сам того не сознавая, свидетельствует о своей вере. Так, полагают, что без определенной формулы жертву заклать бесполезно, и что нельзя без нее обращаться к богам; сверх того о ниспослании какого-либо блага молятся по одной формуле, об отвращении какого-либо бедствия — по другой, о принятии дара — по третьей. Высшие магистраты, как известно, всегда в точности соблюдают эти различия. Чтобы в молитве не было пропущено какое-либо слово или нарушен порядок, один читает ее по записи, другой следит за ним, третий смотрит за тем, чтобы все хранили молчание; музыкант играет на флейте, чтобы не было слышно иных слов, кроме молитвы. Особенно памятуют о том, что, как только эринии шумом помешают молитве или в ней будет сделана ошибка, то немедленно внутренности жертвенных животных следует заменить или удвоить. Еще и теперь сохраняют как образец молитву, которую произнесли Деции, отец и сын, обрекая себя на смерть. Существует и молитва весталки Тукции, которую она читала в 609 году от основания Рима (в 145 г. до Р. X.), когда, вследствие обвинения в преступной связи, ее заставили нести воду в решете. Еще на нашей памяти, на Мясном рынке (f. Boarium) были закопаны в землю живыми мужчина и женщина, кажется, греки, а может быть, из какого-либо другого народа, с которым мы тогда воевали. И если

359

кто-нибудь еще и теперь прочитает молитву, которой сопровождалось это жертвоприношение и которую обыкновенно читает главный жрец коллегии квиндецемвиров, тот, конечно, должен будет признать за Заклинаниями силу, о которой свидетельствуют события 830 лет. И теперь мы верим, что весталки простой молитвой удерживают на месте беглых рабов, если только они не успели еще покинуть Рима... Силу заклинаний признают и законы Двенадцати таблиц: «Кто .заворожит полевые плоды...», —говорится в них. И в другом месте: «Кто произнесет страшное заклятие...» Нет человека, который не боялся бы заклинаний и ворожбы. Поэтому есть обычай, например, съев яйцо или улитку, тотчас раздавить скорлупу или разбить ее ложкой... Многие думают, что заклинанием можно разбить глиняную посуду; что змеи сами снимают с себя заговор заговором; что даже во время ночного отдыха они собираются на заклинания марсов [1]. На дверях часто пишут заклинания против пожаров... Катон Старший сообщил заговор против вывихов, Варрон — от подагры. Рассказывают, что диктатор Цезарь после одного опасного падения из повозки всегда, как только садился, три раза повторял заклинание, чтобы обеспечить себе безопасность поездки...

Все это можно подтвердить, сославшись на личное сознание каждого. Почему, в самом деле, в первый день нового года мы взаимно желаем друг другу счастья? Почему во время общественных очистительных жертвоприношений (lustrum) вести жертвы поручают людям со счастливыми именами? Почему, говоря об умерших, мы клянемся при этом, что не хотим запятнать их память? Почему нечетные числа обладают, по нашему мнению, особенным значением?.. Почему мы желаем здоровья тому, кто чихнул?.. Думают, что по звону в ушах отсутствующие чувствуют, что о них идут разговоры. Аттал утверждает, что если, увидев скорпиона, сказать «два» — он остановится и не будет кусать. Кстати, скорпион напомнил мне об Африке: как в других странах не начинают дела, не испросив соизволения богов, так в Африке ничего не предпринимают, не произнеся слова «Африка». За столом есть обычай снимать с рук кольца. Если, омочив палец в слюне, коснуться им за ухом, это облегчает тревожные думы... Если во время обеда зайдет речь о пожаре, мы проливаем воду под стол, чтобы его не случилось. Считается очень дурным предзнаменованием, если кто, вставая из-за стола, покачнет скамью, или в то время, когда кто-нибудь пьет, отодвинет стол... В древности хлеб, выпавший из рук, всегда поднимали, и даже не полагалось дуть на него, чтобы очистить от сора; при этом, по словам или мыслям того, с кем это случилось, делались предсказания; считалось особенно ужасным, если хлеб выпа-

__________

[1] Марсы — сабельское (одно из латинских) племя, жившее в средней Италии вокруг Фуцинского озера; римляне считали их искусными заклинателями змей. — Ред.

360

дал из рук понтифика во время трапезы в честь Плутона. Для искупления нужно было вновь положить его на стол и сжечь на очаге лара. Говорят, что если лекарство случайно положить на стол, оно теряет силу. Обрезать себе ногти во время римских нундин (базар), начиная с указательного пальца, считается неблагоприятным для денежных дел. Прикосновение к волосам в 17-й и 29-й дни луны охраняет их от выпадения и от головной боли. Деревенский обычай, соблюдаемый почти во всех италийских поместьях, запрещает женщинам во время прогулок по дорогам вертеть веретено и даже вообще нести его незавернутым, так как думают, что это препятствует осуществлению всяких надежд, и особенно надежды на урожай. М. Сервилий Нониан при болезни глаз, тотчас же, не называя болезни по имени, и раньше чем кто-либо ее назовет, писал на бумажке две греческие буквы: «п» и «а», и вешал ее за нитку на шею. Мутиан, бывший три раза консулом, носил таким же образом живую муху в белом мешочке: и оба они уверяли, что благодаря этим средствам глаза их не будут гноиться. Существуют заклинания против града, против многих болезней, против ожогов; некоторые из этих заклинаний были даже испытаны.

(Плиний. Естественная история, XXVIII, 3—5)

14. Знамения

Во время движения Ганнибала на Рим «страх увеличивался вестями о многочисленных знамениях. В Сицилии у нескольких солдат воспламенились наконечники копий, а в Сардинии загорелась палка в руках всадника, который делал обход караулов; берега светились множеством огоньков, на двух щитах выступил кровавый пот, несколько солдат были поражены молнией, и казалось, что солнечный диск уменьшается. Рассказывали, что в Пренесте с неба падали огненные камни, а в Арпах видели, как солнце боролось с луной, а на небе были щиты. В Капене среди белого дня взошло две луны; в Цере реки потекли кровью, и даже в источнике Геркулеса вода была усеяна кровавыми пятнами; в Анциуме кровавые колосья упали в корзину жнецов, а в Фалериях небо как бы разверзлось, и в зияющей бездне его появился ослепительный свет... В то же самое время в Риме на Аппиевой дороге выступил пот на статуях Марса и изваяниях волков. В Капуе небо словно горело, и луна как будто падала вместе с дождем. И менее важные знамения были приняты на веру: волосы у некоторых коз стали шерстью, курица превратилась в петуха, а петух — в курицу».

(Тит Ливий, История, XXII, 1)

Несколько времени спустя «было совершено девятидневное молебствие по случаю того, что в Вейях шел каменный дождь. Лишь

361

только распространилась весть об этом, тотчас же — как это обыкновенно бывает — появились рассказы и о других знамениях: в Минтурнах молния ударила в храм Юпитера и в священную рощу Марики [1], а в Ателле — в городскую стену и ворота. Жители Минтурн рассказывали, сверх того, еще более страшные вещи: будто в городских воротах появился кровавый ручей. А в Капую ночью пробрался волк через ворота и растерзал ночного сторожа. Дабы предотвратить дурные последствия этих знамений, жрецы постановили совершить жертвоприношение из взрослых животных и назначили общественное молебствие на один день. Потом снова девять дней :лужили молебны, потому что на Авентинском холме, на том месте, где освящают оружие (Armilustrum), шел будто бы каменный дождь. Только что успокоились, — вновь всполошила всех весть, что в Фрозиноне родился ребенок ростом с четырехлетнего и — что еще удивительнее — так же, как 2 года тому назад в Синуэссе, — неизвестного пола. Вызвали из Этрурии гадателей (haruspices); те объявили, что это знамение грозит ужасным позором, и что ребенка следует «утопить за пределами области римской, в море открытом, так, чтобы он земли не коснулся»; его живым заделали в ящик, вывезли в море и бросили. Сверх того, жрецы постановили, чтобы 27 девушек обошли город с пением гимна, который сочинил поэт Ливий. Когда они разучивали этот гимн в храме Юпитера Статора, в храм Юноны Царицы на Авентине ударила молния. Гадатели объявили, что это знамение касается женщин, и что они должны дарами умилостивить богиню. Эдиктом курульных эдилов были созваны на Капитолий те из них, «которые имели местожительство в римском городе или не далее 10 миль от него»; здесь они выбрали из своей среды 25 женщин, которым и передали взносы из своего приданого. На эти средства был сделан золотой чан, принесен на Авентин, и матроны с надлежащим благоговением совершили здесь жертвоприношение».

(Там же, XXVII, 37).

В то время когда в Македонии происходило сражение при Филиппах,* боги заранее возвестили римлянам исход битвы. «В Риме солнце то стало уменьшаться и сделалось совсем маленьким, то вдруг выросло до громадных размеров и даже казалось тройным; иногда оно светило и ночью. Молния ударила во многие места, между прочих — в храм Юпитера Победоносца. Тут и там вспыхивали огни. В садах Октавиана и Антония, расположенных рядом вдоль берегов

__________

* Битва при Филиппах между цезарианцами и республиканцами произошла в 42 г. до н. э. Республиканцы были разбиты.

[1] Marica — древнеиталийская нимфа.

362

Тибра, раздавались трубные звуки и слышался стук оружия. Потом какая-то собака протащила труп другой собаки вплоть до храма Цереры, вырыла лапами яму в земле и зарыла его тут же. Ребенок родился с десятью пальцами на каждой руке; самка мула произвела на свет урода, который лишь сзади был мулом, а спереди походил на лошадь. Разбилась колесница Минервы по пути с ристалищ в Капитолий. У статуи Юпитера, что на Альбанском холме, во время самого праздника показалась кровь на правом плече и на правой руке... Из рек некоторые совершенно высохли, а некоторые стали течь к истокам...»

(Дион Кассий, XLVII, 40).

15. Истолкование знамений

Вот как гаруспики объясняли знамения, которые представляли собой внутренности (exta) жертвенных животных.

Их исследованию подвергались селезенка, желудок, почка, сердце, легкие и печень. Мы ничего не знаем о правилах истолкования, относящихся к первым трем органам; мы имеем лишь свидетельство о том, что селезенка иногда менялась местами с печенью; но это уже чудо. Сердце, вследствие того, что его внешний вид менее подвержен случайным изменениям, мало останавливало на себе внимание гаруспиков. Первоначально они даже совсем пренебрегали им, и лишь с 274 г. до Р. X. сердце появляется среди exta. С этих пор было установлено считать хорошим знамением, если на кончике сердца замечается некоторое ожирение. Отсутствие этого органа считалось чудом. Цезарь именно таким образом был извещен о том, что пурпурная мантия и золотой трон погубят его. Легкие, вследствие того, что их внешний вид чаще подвергается изменению, заслуживали большего внимания; если легкое оказывалось как бы расколотым, то следовало отложить всякое предприятие. Но самое существенное значение имело исследование печени.

Одна сторона печени имела отношение к вопрошающему (pars familiaris), другая — к судьбе его врагов (pars hostilis). Развитие этой последней, богатство сосудов в этой части печени было, следовательно, дурным знаком. Так же были распределены и щели, которые разделяют печень на доли: была щель «дружественная» и щель «враждебная». Чем тоньше и изящнее была линия щели, тем более благоприятным знаком считалось это для вопрошающего или его врагов. Само собой разумеется, что щель, неправильно идущая или необыкновенная, считалась дурным знаком.

Выдающиеся оконечности печени (fibrae) представляли собой части, наиболее обильные знамениями, особенно та, которая назы-

363

валась головкой печени — выпуклость на краю правой доли. Отсутствие этой выпуклости означало смерть; удвоение — борьбу двух сил, следовательно, раздоры; если она была как бы расколота щелью, то это предвещало переворот и изменение во всем строе жизни, что могло быть и хорошим, и дурным знаком, смотря по обстоятельствам. Нередки были и чудесные случаи, что еще более осложняло анатомическое исследование гаруспиков. Попадалась двойная печень или с двойной оболочкой, что знаменовало силу и благополучие. Наконец, гаруспики изучали и расположение кровеносных сосудов. Это производилось во время варки внутренностей, которые рассортировывались, согласно требованию ритуала, смешивались с кусками известных частей мяса, пересыпались мукой с солью и сжигались на алтаре. Это называлось «подношением внутренностей» (exta porricere). Во время торжественных жертвоприношений, если жертвой было рогатое животное, его внутренности сначала варились, а потом подвергались сожжению. Если при этом печень разваливалась так, что распадалась на части, то это было таким же дурным знаком, как и полное отсутствие этого органа.

Толкование ауспиций по полету и крику птиц было делом особых гадателей-авгуров. Число птиц, которые при этом подвергались наблюдению, было весьма незначительно; но в то же время всякая птица могла служить непредвиденным знамением, и некоторые из них всегда являлись зловещими. Некоторые из пернатых (без сомнения, редкие в Риме и Италии) пользовались такой дурной славой, что иногда одно появление их влекло за собой искупительные жертвы.

Птицы, над которыми производились наблюдения авгуров, делились на alites и oscines, в зависимости от того, чему придавалось значение знамения — полету их или крику. Птицы, посвященные самым древним латинским божествам — зеленый дятел Марса и рыбный орел Весты, имели то преимущество, что принадлежали к обеим категориям. Орел, ястреб и сарыч были alites; ворон, ворона и ночная сова принадлежали к oscines.

Наблюдая alites, авгур должен был прежде всего заметить направление их полета, затем высоту, на которой они держатся, последовательность взмахов крыльями и вообще их поведение, т. е. инстинктивные действия, которые они могут производить пролетая. Так, например, ритуал предусматривает случай, когда птица чистится или вырывает у себя перья. Если наблюдались oscines, то, кроме указанного выше, надо было заметить частоту, силу и в особенности характер крика. Если ворона была слишком болтлива, или ворон кричал сдавленным голосом, то это было дурным знаком. Немалое значение имело также и то, куда сядет птица. Наконец, если крик дятла и вороны считался благоприятным, когда слышался слева, то по отношению к ворону было как раз наоборот.

364

Могло случиться, что во время наблюдения замечалось несколько различных и даже противоположных знамений. В таком случае, по требованию ритуала, их надо было согласовать друг с другом и выделить преобладающее значение того или другого знамения; при этом имелось в виду не только количество, но и качество их.

Что касается качества, то относительно этого мнения расходились. Между птицами была своего рода иерархия, так что знамение, данное орлом, имело больше значения, чем знамение ворона; но при этом надо было принять в расчет и время появления каждого из обоих знамений. Одни утверждали, что первое знамение имеет преимущественное значение; другие же, наоборот, видели в каждом новом знамении подтверждение или уничтожение предыдущего и придавали больше всего значения последнему знамению.

Наблюдатель, кажется, имел право мысленно определить мгновение, с которого он будет считать знамения действительными. Он мог также ограничиться первым знамением, если оно было благоприятно, или же пропустить вначале несколько дурных ауспиций в ожидании лучших.

Существовал еще особый способ гадания, который назывался signa ex tripudiis. При этом замечалось положение и движение птиц, особенно в тех случаях, когда они несли в клюве какой-нибудь предмет, которому можно было придать символическое значение. Греческие предания изобилуют рассказами, в которых птицы роняют сверху что-нибудь, обыкновенно кусочек мяса, похищенный с алтаря в каком-нибудь определенном месте. У Вергилия Эней следит глазами за голубями, посланными ему его матерью Венерой, и замечает, что они едят на лету; эту черту поэт заимствовал из деятельности авгуров. Одно из таких знамений называлось tripudium sollistimum, когда птица, глотая с жадной торопливостью пищу, уронит часть ее. В теории таким способом можно было наблюдать всех пернатых;

но на практике наблюдение ограничивалось обыкновенно цыплятами, причем охотно прибегали к искусственным мерам, чтобы получить необходимые знамения. Цыплят запирали в клетки и подвергали строгому посту, что располагало их к прожорливости во время ауспиций. Цицерон возмущается подобными приемами. «Разве может быть, — говорит он, — хотя бы тень пророчества в знамении, которое вымучено таким образом? Если бы птица могла свободно проявить себя, то ее поступок был бы знамением, и ее можно было бы принять за вестницу и истолковательницу воли Юпитера. Но когда вы ее держите запертой в клетке, так что она почти умирает от истощения и потом бросается на пищу с такой жадностью, что часть ее роняет из клюва, — неужели это можно назвать ауспициями?»

Очень часто авгуры и гаруспики, при истолковании замеченных ими знамений, преследовали политические цели. Таково было объяснение гаруспиков в 58 году до Р. X., текст которого Цицерон сохранил

365

в своем Об ответе гаруспиков (10 и след.): «На латинской земле слышны были шум и стоны, а в соседней местности, прилегающей к городу, какой-то глухой шум и страшный звук оружия, — все это знамения, идущие от Юпитера, Сатурна, Нептуна и Земли (Tellus) — небесных богов, ввиду того, что игры отпразднованы были слишком небрежно и были осквернены, священные места употреблены для мирских целей, ораторов умертвили вопреки всем человеческим и божественным законам, данное слово и клятва были попраны, древние и таинственные жертвоприношения были произведены с небрежностью и осквернены. Бессмертные боги предостерегают, чтобы, вследствие раздора и несогласий в высших классах, сенаторы и их вожди, оставленные без помощи, не подверглись опасностям и убийствам, вследствие чего провинции могут восстать под предводительством одного главы, прогнать войска и тем окончательно ослабить государство. Боги предостерегают также, чтобы общественное благо не потерпело ущерба от тайных козней, чтобы не выбирали на высшие должности людей с запятнанной репутацией и приговоренных судом, наконец, чтобы образ правления остался неизменным».

(Bouche-Leclercq, Histoire de la divination dans l'antiquite, IV, pp. 68 et suiv.; 199 et suiv., chez Leroux).

16. Благочестие во времена Августа

Век Августа был благочестивым веком. Восстанавливая порядок, Август восстановил также и религию. Он навсегда соединил титул императора с титулом верховного понтифика и с управлением делами, относящимися к области религии. Кроме того, он был членом пяти жреческих коллегий. Он восстановил лежащие в развалинах священные здания; возобновил забытые старые праздники и учредил новые; обогатил великолепными подарками сокровищницы богов; увеличил число жриц, усилил их значение и дал им новые привилегии; он открыто высказывал сожаление, что не имел в своей семье девочки подходящего возраста, которую можно было бы посвятить в весталки. Его особа была объявлена священной; имя его упоминалось в гимне салийских жрецов. Дион Кассий в словах, которые он вкладывает в уста Агриппы, обращающегося к Августу, превосходно выразил характер и направление религиозной политики цезарей: «Ты не потерпишь ни безбожия, ни магии», т. е. ни отсутствия религии, ни религии тайной и неподчиненной определенному порядку.

Вергилий восхищается Лукрецием и завидует ему, но он почтительно отказывается подражать дерзости и резкости этого поэта. Гораций не был набожным в юности. В одном своем сочинении, написанном еще до умиротворения римского государства, он выразил,

366

по поводу бывших будто бы знамений богов, неверие, напоминающее Эпикура; впоследствии же он, если и касался религии, то лишь с полным уважением к ней. Даже Овидий советует подчиняться религии: «Хорошо, чтобы были боги, а раз это хорошо, то мы должны их любить и приносить на древние алтари вино и ладан». Вся блестящая поэзия этого времени проникнута религиозным чувством столько же, сколько и монархическим. Тибулл выставляет на вид свое религиозное усердие, как заслугу, дающую ему право на милость богов, его элегии полны молитв, упоминаний о жертвах и об искуплении; то же самое можно сказать и о произведениях Пропорция. Одна из поэм Овидия, Фасты, посвящена верованиям и обрядам римской религии, причем среди его описаний нередко попадаются молитвы. Бблыпая часть сочинений Горация представляет собой религиозные песнопения, настоящие гимны Юпитеру и всем богам, которых он умоляет о благоденствии государства. О чем бы ни заставляла петь поэта его капризная муза, в его произведениях всегда занимают почетное место боги, всегда у него на языке их священные имена, упоминание об алтарях, возлияниях и жертвах. Вергилий по преимуществу поэт благочестия. Его Энеида — священная поэма. Эней постоянно занят поклонением богам и исполнением священных обязанностей, и боги, в свою очередь, никогда не перестают руководить им.

Богатая литература эпохи Августа превосходно изображает настроение тогдашнего общества: оно живет в мире сверхъестественного.

Все были убеждены, что боги проявляют себя в чудесах и знамениях. Рассказывают, что Брут * накануне своей последней борьбы лежал однажды в своей палатке и не спал, как вдруг увидел какую-то фигуру, которая молча стояла у его постели. «Кто ты?» — спросил он и получил ответ: «Я — твой злой гений, и ты меня скоро снова увидишь в Филиппах». Боги проявляли себя в разных милостях, а чаще всего в гневе. Дионисий Галикарнасский ** рассказывает, что когда римские женщины соорудили статую женской Фортуны, то эта статуя в присутствии всех заговорила, чтобы похвалить женщин за их благочестивое усердие. У Тита Ливия целые страницы наполнены описаниями знамений, которые подавали боги; он рассказывает, например, что бык зашел на третий этаж дома, что другой бык явственно произнес: «Берегись, Рим!» Все события этого времени, занесенные на страницы истории, окружены целым рядом знамений, которые будто бы предсказывали эти события. В книгах историков рассказывается о зловещих предзнаменованиях, которые предшествовали смерти Юлия Цезаря; такие же предзнаменования, оказы-

___________

* Брут погиб в битве при Филиппах.

** Дионисий Галикарнасский, греческий историк I в. до н. э., описал «Римские древности» в 20 книгах.

367

вается, были перед смертью Августа и всех деятелей этой эпохи. Знамения были и перед победой при Фарсале * и перед поражением Вара.** Составленные Светонием биографии цезарей переполнены всякого рода чудесами.

В это время процветали всевозможные способы узнавать судьбу. Здесь прежде всего нужно назвать авгуров; затем Сивиллины книги, гаруспиков, которые постигли науку чтения знаков, начертанных во внутренностях животных, и науку о молнии; потом вызывание мертвых и, наконец, астрологию. К этому следует прибавить свободные и неподдающиеся никаким уставам и правилам предсказания людей, одержимых каким-нибудь духом. Август устроил в честь богов чрезвычайные «Большие Игры», потому что какая-то женщина, у которой на руке были начертаны таинственные знаки, стала пророчествовать и грозить Риму гневом богов: император нашел нужным считаться с возбужденным настроением толпы, которое вызвала эта пророчица. Во властвование Калигулы, когда этот император в первый раз производил ауспиции в день нового года, какой-то раб взобрался на священное ложе (pulvinar) Юпитера Капитолийского и стал оттуда произносить разные зловещие предсказания. Затем он убил собаку, которую привел с собой, а потом и сам удавился. Преобладающей страстью этого времени была астрология. Если кто-нибудь был недоволен судьбой и беспокоился, то он обращался к звездам, думая от них получить надежду. Чаще всего к небесным светилам обращались с вопросами о смерти императора или тех, от кого ожидали получить наследство, Август запретил советоваться с астрологами иначе, как при свидетелях, и даже при свидетелях не позволял спрашивать о чьей-нибудь смерти. Говорят, что для ослабления доверия к тайным гороскопам он сам велел составить свой гороскоп и обнародовал его. Один поэт, живший в это время, по имени Манилий, не сомневается, что будущее написано в очертании фигур, которые составляют на небе звезды, и что человек может его прочесть. Человек, говорит он, может ошибаться, но порядок звезд не ошибается и не обманывает. Тиберий очень увлекался астрологией. Говорят, некто Фрасилл предсказал Агриппине, что Нерон сделается императором, и даже сообщил, как он ей отплатит за это. Иногда астрологов изгоняли из Рима, но они всегда возвращались снова.

Посредством мантики люди получали от богов советы и указания. Магия давала им больше: благодаря ей боги оказывали им помощь и непосредственно участвовали в их делах. Увлечение магией началось уже с царствования Августа. О ней упоминают и Вергилий, и Гораций, и элегические поэты. Горациевская Канидия вместе со

___________

* Юлий Цезарь разгромил Помпея в 48 г. до н. э. близ г. Фарсал в Фессалии.

** Публий Вар, главнокомандующий римскими войсками в Германии, в сентябре 9 г. н. э. погиб в битве в Тевтобургском лесу.

368

своими подругами, Саганой и Вейей, для того чтобы приготовить любовный напиток, морят голодной смертью ребенка. Они зарывают его в землю по шею и ставят вокруг него кушанья, которых он не может достать; кушанья эти постоянно переменяются, разжигая аппетит, для того чтобы ребенок умирал от желания. Поэт заставляет нас присутствовать при этой ужасной сцене и слышать последние слова ребенка, который посылает перед смертью ужасные проклятия своим мучительницам. Канидия умеет также оживлять восковые фигуры, снимать луну с неба и воскрешать мертвых, которые дотла сгорели на погребальном костре.

Скептическое отношение к аду и загробной жизни очень мало было распространено среди римлян того времени. Напротив, священный ужас, обыкновенно наполнявший их сердца, удваивался при мысли о том свете. Они были уверены, что именно после смерти человека ярость богов становится особенно страшной. Один стоик говорит, что с людьми надо обращаться, как с детьми, что они хорошо ведут себя только тогда, когда их пугают именами Ламии, Горгоны, Эфиальта (Альфито?) и Мормолики, а также старинными лешими и букой. Их можно уберечь от зла только страхом божественного наказания, угрозами и ужасом, которые внушаются им посредством видений и картин или же рассказов о случаях, будто бы действительно происшедших с тем-то и тем-то. Отсюда мучения, кратко описанные Вергилием и подробно изображенные в Ибисе Овидия [1].

Вера в ад стояла в связи с верой в манов. В виде манов люди переживают, так сказать, сами себя, и иногда в этой новой подземной жизни продолжают заниматься делами земной. Маны обиженного преследуют обидчика до тех пор, пока не получат удовлетворения. Тит Ливии так заканчивает историю децемвиров: «Маны Виргинии, более счастливой после смерти, чем при жизни, переходили из дома в дом, чтобы совершить дело мести, не оставляя в покое ни одного из виновников, и только после этого они, наконец, успокоились». Нечего и говорить о вере в выходцев с того света, которые появляются чаще всего во сне, обыкновенно с требованием погребения. В источниках начала империи упоминаются также оборотни и вампиры, которые сосут кровь и пожирают внутренности у детей, лежащих в колыбели.

Набожность века Августа выражалась не только в верованиях, но и во внешней обрядности. Древний Рим уже был священным городом. «Наш город, — говорит одно лицо у Тита Ливия, — сооружен на основании ауспиций и небесных знамений; в нем нет места, которое не было бы священным, и где не обитало бы божество. Торжественные жертвоприношения приурочены здесь к различным
___________

[1] Ibis — памфлет против одного личного врага, написанный Овидием, когда он жил в изгнании. — Ред.

369

местностям и дням». В Риме было около тысячи святилищ богов ларов, в связи с культом которых было и поклонение гению импе- ратора. Весталки беспрестанно возносили молитвы о благе и спасении города и, кроме того, особые молитвы по поводу той или другой определенной опасности. Религиозными церемониями сопровождались все важнейшие моменты общественной жизни. Магистрат, созывавший народное собрание, молился богам, прежде чем обратиться к народу с речью. В сенате перед началом заседания приносился в жертву ладан. В начале войны или после поражения богам давался обет соорудить храм или устроить чрезвычайный праздник, конечно, только в случае успеха. Во время повальных болезней богам устраивались пиршества в храмах и их изображения возлежали за столами. В случае засухи женщины — босые, с распущенными волосами — отправлялись в храм Юпитера, чтобы вымолить у богов воды. Когда новый консул вступал в должность, он прежде всего с большой торжественностью совершал жертвоприношение в Капитолии. Так же поступал и триумфатор; прибыв к храму, он выходил из колесницы и на коленях вползал по ступенькам храма.

Государственная религия, величественная уже вследствие величия самого Рима, не пренебрегала тем не менее самыми незначительными мелочами и была весьма скрупулезной. Само это выражение происходит от латинского слова scrupulum, которое собственно значило «маленький камешек», а потом в переносном смысле стало употребляться и как религиозный термин; при этом оно сначала применялось к мелочным подробностям обряда, как это видно из следующих слов Валерия:* «Неудивительно, что боги постоянно милостиво заботятся об увеличении и сохранении государства, которое с такой тщательностью и добросовестностью относится к самым мелочным scrupula религии; так как нужно признаться, что наша религия никогда не переставала настаивать на самом точном исполнении обрядов». Тит Ливий говорит: «Все это мелочи, но наши отцы именно потому, что не пренебрегали этими мелочами, сделали Рим великим».

Если мы обратимся к частной жизни, то увидим, что и здесь религия выступает в эту эпоху более чем когда-либо на первый план: и в радостях, и в горестях, и во всех делах и занятиях людей. У брака свои особые божества-покровители. Смерть дает повод для целого ряда обрядов, каковы: похороны, годовщина смерти, поминовение умерших близких и любимых людей, поминовение всех покойников.

Овидий рассказывает о святилище, которое овдовевшая Дидона соорудила в честь своего мужа Сихея; а в своих Фастах он описывает Feralia, соответствующие нашей радунице. Они праздновались у римлян в конце февраля, т. е. в конце их года (который начинался

___________

* Валерий Максим (1-я пол. I в. н. э.), римский писатель; до нашего времени дошло его сочинение «Достопримечательные деяния и высказывания».

370

1 марта). У Овидия же мы встречаем описание празднования дня рождения. Находясь в изгнании, он пишет в самый день своего рождения, что не имеет мужества праздновать его, одеться в белое, возжечь огонь на алтаре, увитом цветами, воскурить на нем ладан и с молитвами принести в жертву священные пироги. Иногда, сооружая статую или святилище в честь какого-нибудь бога, учреждали при них нечто вроде постоянной службы, которую в определенные часы пел особый хор. Боги во всем имели свою долю: в важных случаях — торжественные жертвоприношения и хоры, в менее значительных — по крайней мере возлияние и ладан. Жертвы приносились перед отплытием в море, причем внутренности жертвенных животных бросались в морские волны. У каждого корабля был свой особый патрон из числа богов. Приставая к берегу, молились особым божествам данной местности. Богам приносились благодарственные жертвы по поводу возвращения друга; можно, пожалуй, сказать, что это был пир, данный в честь возвратившегося, но ведь всякий торжественный пир был священным, и боги в нем участвовали.

Все моменты сельскохозяйственных работ отмечены жертвоприношениями. «Прежде всего, — говорит Вергилий в своей поэме, — воздай поклонение богам и принеси жертву Церере». И он описывает торжественные обряды, которыми сопровождался переход от зимы к весне. Процессии по полям являются началом наших молебствий (rogations). Были праздники в честь бога Термина, праздники в честь Pales [1] в конце апреля, праздник богини печи и много других, «во время которых отдыхал и крестьянин и даже его бык». Богу посвящалось какое-нибудь дерево, и ежегодно под этим деревом совершались жертвоприношения. Жертвы приносились также на берегу священных источников. Повсюду были священные камни и стволы деревьев, которые украшались цветами. Я приведу молитву к Pales, которую Овидий поместил в своей поэме «Фасты»: «Окажи покровительство стаду и его пастырям. Если я когда-нибудь лег под священным деревом или пас под ним свой скот; если мои бараны, по неосторожности, поели траву на могилах; если я вошел в заповедную рощу, и мои взоры обратили там в бегство нимф или бога с козлиными ногами; если мой кривой нож срезал ветви тенистого дерева, чтобы доставить свежие листья больной овечке, — прости мой грех; пусть мне простится также и то, что я во время града укрыл свои стада под кровлей сельского святилища; и вы простите, нимфы, если я осквернил ваши священные воды, и если мое стадо своими

___________

[1] Terminus — бог межи и пограничного камня; ему посвящен был особый праздник (Terminalia), происходивший 23 февраля. Pales—древнее божество; с его именем связано название Палатинского холма, на котором пастухи основали город Рим; Palilia, происходившие за 11 дней до майских календ, были праздником римских пастухов и в то же время праздником основания Рима. — Ред.

371

ногами замутило их чистоту. Богиня, склони на нашу сторону божества источников и колодцев и те божества, которыми наполнены леса». В этой молитве сквозь дымку несколько изысканной поэтической фантазии виднеется набожность простодушного поселянина, который наивно представлял себе везде и всюду сверхъестественные существа.

Частные лица давали обеты по поводу всяких случайностей жизни. Если лихорадка более четырех месяцев держала ребенка в постели, мать давала обет, что когда он выздоровеет, она погрузит его совсем нагого в Тибр. Пожертвование в храме разных вещей по обету было чрезвычайно распространено; часто такими вещами сплошь были покрыты стены храма. Нередко богам по обету посвящали и детей. Одна маленькая девочка спаслась от смерти чудом и была посвящена Диане: в честь этой богини девочка обречена на вечное девство.

То, что не стоило обета, вызывало по крайней мере искупительную жертву. Такой жертвой римлянин отвечал на все, что могло ему показаться угрозой божества, как, например, дурное предзнаменование или зловещий сон. А что не было предзнаменованием? Если человек, выходя из дому, слышит крик или зовущий его голос — это предзнаменование. Какая-нибудь случайность или неосторожность могла быть тоже предзнаменованием. Войти, напр., левой ногой в храм было настоящим несчастьем. Дурной знак представлял собой крик птицы, называвшейся раrrа, встреча с волчицей или с лисицей-самкой или со змеей, которая переползает дорогу. Наоборот, если лампа брызнет — это хороший знак. Но больше всего беспокойства доставляли сны. Если во сне являлся любимый человек в таком виде, который возбуждал сострадание, спящий вскакивал с постели и спешил помолиться божествам ночных видений. Если приснятся покойные родители, то по пробуждении необходимо как можно скорей подбросить топлива на очаг и принести в жертву ларам ладан и священную муку. По поводу снов ставились статуи, святилища и совершались разные дела благочестия.

Благочестивая бабушка не преминет взять своего новорожденного внука из колыбели, чтобы средним пальцем помазать ему лоб и губы слюной: это предохраняло от дурного глаза. Если кто-нибудь был болен, то комнату его трижды очищали серой, сопровождая эту церемонию заговором; или же, одевшись в холщовое платье без пояса, произносили девять заговоров, обращенных к Гекате, богине перекрестков.

Больше всего нуждались в искупительной жертве оскорбления самих богов. Если кто-нибудь произнес богохульство, или предстал перед богами не очистившись, или похитил цветы с алтаря, или обнаружил тайну мистерий, то он должен был пасть ниц перед входом в храм, облобызать его порог, на коленях вползти по ступенькам и даже биться головой о священные двери.

372

Особую науку составляло колдовство: при его помощи можно было наслать болезнь на человека, сделать так, что у женщины выпадут волосы. Не менее страшна была сила проклятий. В одной поэме Овидия мы находим подробное описание того, как совершалось проклятие врага: «Кто бы вы ни были, присутствующие при том, как я совершаю свою месть, произносите, слова скорби, покажите проклятому лицо, омоченное слезами. Подойдите к нему левой ногой со зловещими предзнаменованиями; покройтесь перед ним черной одеждой. А ты, чего ты ждешь и медлишь надеть на свое чело погребальную повязку? Вот, вот алтарь, воздвигнутый для твоей смерти. Все готово для торжественных похорон; пора произнести человеку убийственные проклятия; подставь под нож свою шею, ненавистная жертва. Пусть солнце и лучи Феба не светят тебе, пусть все звезды сразу померкнут для твоих глаз! Пусть огонь и даже воздух откажутся служить тебе; пусть ни на земле, ни на море тебе не будет пути. Ты будешь скитаться жалким изгнанником и переходить от двери к двери, трепетным голосом выпрашивать кусок хлеба!..» И дальше в том же роде на протяжении более чем пятисот стихов.

Можно было наслать на человека смерть, вырезав на свинцовой пластинке его имя вместе с разными угрожающими проклятиями. Тацит расcказывает, что враги Германика среди других козней прибегали также и к заговорам, имеющим силу наслать смерть на человека. Случалось, что покойник посредством такого рода проклятия, помещенного на его могиле по его предсмертному распоряжению или от его имени, призывал на голову тех, от кого он потерпел, мщение подземных богов. Так, одна афинская надпись заключает в себе следующие слова: «К этому свинцу я привязываю Сатира, Суния, Демитрия и других врагов, которые у меня могут быть; всех их я передаю тебе, бог-покровитель. Я вверяю тебе на сохранение их и то зло, которое они мне сделали. Гермес-держатель, удержи твердо имена этих людей. Гермес и Земля, я вас умоляю не забыть этих жалоб и наказать тех, кого я обвиняю».

(Е. Наvet, Le Christianisme et ses origlnes, tome II, chap XII, chez CaImann-Levy).

17. Увлечение женщин восточными культами

Вот является к ней в дом хор исступленной Беллоны [1] и Матери Богов (Кибелы): во главе его — первый служитель богини, предмет поч-

_________

[1] Беллона — азиатская богиня, культ которой отличался кровавым характером. Во время богослужения жрецы ее наносили себе топориком раны, принося таким образом в жертву богине человеческую кровь. Жрецы Беллоны занимались предсказанием. — Ред.

373

тения для прочего сброда. Хриплые певцы с плебейскими бубнами в руках расступаются перед ним. Он надевает фригийскую тиару и изрекает, что надо бояться сентябрьского южного ветра; но если принести очистительную жертву в сотню яиц, а ему подарить хотя бы поношенную тунику, все обойдется: в складках этой одежды он унесет все, что грозило несчастьем дому, и можно быть на год спокойной.

Зимой она сделает прорубь на Тибре и рано утром трижды в нее погрузится и, как ни страшно, с головой окунется в самую пучину. Оттуда нагая, дрожа от холода, она проползет на коленях через все поле Тарквиния Гордого. Если прикажет Изида, она и в Египет поедет за священной водой из Мероэ, чтобы окропить храм богини... Она думает, что богиня сама приказала ей это: с кем же еще, как не с ней, и беседовать ночью богам?

Самым большим почетом пользуется вот этот, который в сопровождении жрецов в льняных одеждах, с бритыми головами, бегает по городу, насмехаясь над кающимися. Он молит о прощении: какая-то женщина не удержалась от любовных объятий своего мужа в священные дни: за это грозит ведь страшная казнь. Вон и серебряный змей у Изиды качнул головою!

374

Жрец льет слезы и шепчет молитвы, чтобы Осирис не отказался простить женщину: жирный гусь да нежный пирог — этого довольно, чтобы подкупить бога.

Этот ушел, — приходит старуха-еврейка, оставив у входа корзину с сеном. Тряся головой, на ухо шепчет она свою просьбу о подаянии. Она толкует закон Иерусалима, у ней есть свой жертвенник в роще, она приносит надежные вести о велениях неба. Она также кое-что получает, но меньше, чем жрец: евреи продают какие угодно пророчества по самым дешевым ценам.

Ее сменяет гадатель из Армении или Коммагены. Исследовав легкие только что убитой голубки, он обещает нежного любовника или громадное наследство от бездетного богача. Они гадают и по внутренностям кур, щенят, а иногда даже детей, а потом доносят на своих сообщников.

Но всего больше верят женщины халдеям. Чтобы ни сказал астролог, они верят, что источник тех слов — сам Юпитер Аммонский. Ведь дельфийский оракул замолк, а мрак грядущего мучит людей... Особенно много веры тому, у кого на руках звенят цепи, кто долго прожил в тюрьме. Астролог, не бывавший в оковах, не находит признания. Ради успеха надо чуть-чуть не погибнуть, в виде милости быть сосланным на какой-нибудь Кикладский островок, например, на Сериф; только к такому пророку и обратится твоя жена, чтобы узнать, скоро ль умрет твоя мать, больная желтухой.

С той же женщиной, у которой у самой в руках календарь, замасленный и блестящий, как янтарь, ты избегай и встречаться. Она сама знает искусство астрологов. Если ее муж идет на войну, она ни за что не пойдет вместе с ним, если вычисления Трасилла [1] против того. Если нужно ей хоть версту отъехать от Рима, и тогда она по книжке выбирает время отъезда; загноится глаз — она справится в таблице гороскопов, прежде чем спросить мази... Если женщина — бедная, она пойдет к простому хироманту и поцелуями заплатит за гадание. Богатым дают предсказанья за плату фригийцы или индийцы, которым известны и звезды, и небо. Для народа же «судьба» поместилась в цирке и на валу: здесь вопрошает плебейка, не бросить ли ей кабатчика, чтобы выйти замуж за старьевщика.

(Ювенал. Сатира VI, 511—591).
__________

[1] Трасилл — греческий астролог, обучавший Тиберия тайнам этой науки. — Ред.