Суровое воспитание. Религия и отношение к сексу

Дата: 2025-06-14; Просмотры: 1

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

Суровое репрессивное воспитание, которому подвергаются некоторые дети и подростки, порождает в них целый спектр поведенческих отклонений, в основе которых — постоянное чувство вины и страх проявить такие эмоции, как гнев или ярость. В качестве примера такого случая можно рассказать о молодой женщине 26 лет, пришедшей ко мне по рекомендации своего доктора, квалифицировавшего ее состояние, как безна­дежное. Джанет представляла собой ярко выраженный депрес­сивный тип с тревожной компонентой. Ее жизнь была серией любовных интрижек, в которых были и наркотики, и алкоголь, и секс, и все что угодно. Ее родители и родители ее родителей были жесткими, несентиментальными, весьма дисциплиниро­ванными людьми. Секс был неким грязным понятием, о кото­ром никогда не говорилось вслух и на котором лежал строгий запрет. У Джанет было несколько не очень серьезных попыток приема опасной дозы медикаментов, при этом она всегда сооб­щала о таких попытках кому-нибудь из своих знакомых сразу после приема. Она испытывала сильный страх все время, если не пребывала в состоянии сильного опьянения или эйфории, при этом не играло роли, как достичь такого состояния. Я помню, что во время первой моей консультации Джанет была определенно пьяна.

Для нее было совершенно немыслимо быть нежной со свои­ми родителями — не такие это были люди. Никто не умел быть нежным в ее семье. Никто, в том числе и Джанет, несмотря на ее "опыт". Она была довольно привлекательна и во время первого своего визита пыталась заигрывать со мной.

Я сказал ей, что испытываю глубокое сочувствие к ней и что, должно быть, это ужасно — ее нескончаемая тревога и необходимость постоянно разыгрывать одно и то же представ­ление. Слезы хлынули ручьем из ее глаз, я не пытался ее остановить, наоборот, я сказал, что ее поведение совершенно уместно и что ей нечего опасаться выразить себя, поскольку ее слезы говорят об отчаянии и освобождают от необходимости повторять ее постоянный "спектакль". Ее рыдания стали еще более громкими, поэтому я осторожно взял ее за руку, как бы поощряя не сдерживать слез. Она сказала, что еще никогда и ни с кем ей не удавалось быть такой, как сейчас. Я ответил, что будь она такой, ей не пришлось бы обращаться ко мне за по­мощью. Она попросила прощения за то, что не была трезва, и за попытку флиртовать со мной и добавила, что впервые она получила именно ту помощь, в которой она так остро нужда­лась. Я поблагодарил ее за доверие ко мне и сказал, что ее слезы и подлинное переживание дали мне возможность почувство­вать, что я могу помочь ей.

Мы проработали вместе около двух с половиной лет и про­вели порядка двадцати пяти сессий продолжительностью око­ло часа, постепенно восстанавливая ее доверие к самой себе и помогая ей увидеть, что ее прежнее поведение мешало именно ей, а не кому-то другому, и что на самом деле только она ответственна за то, что чувствует, и за то, что с ней происходит. Джанет начала понимать, что ее тревога и депрессии были функцией ее поведения и что, если она хочет обрести душев­ный комфорт, ей надо измениться и научиться любить себя. Джанет поняла, что ее поведение не является обдуманным и взвешенным и что существует единственная вещь, которую ей необходимо сделать теперь же — сделать свой собственный выбор, и ее жизнь станет меняться к лучшему.

Я привел Джанет в измененное состояние, чтобы она могла "просмотреть" свои детские впечатления и попросил ее ис­пользовать "взрослую" часть ее сознания, чтобы привести еще не повзрослевшую часть в состояние комфорта, любви и покоя. И теперь эта детская часть ее сознания получила возможность расти и взрослеть, будучи любимой (см. гл. 5).

Постепенно Джанет начала понимать себя и одновременно стала нравиться самой себе. Она бросила пить, принимать нар­котики и "спать" со всеми подряд. Она встретила одного муж­чину и в первый раз в жизни почувствовала себя влюбленной. Тогда она нашла возможным полюбить и себя. Ее депрессия и тревога рассеялись, она вышла замуж, и все устроилось в ее жизни. Сейчас у нее двое детей, которых она любит и с кото­рыми она очень нежна.

Во время одной из наших сессий Джанет пережила заново случай, который произошел с ней во время каникул в Испании, когда она была подростком. Ее тянуло в компанию мальчиков, но они были "табу" в соответствии с предписаниями ее матери. Однажды вечером ей представилось, что некий "злой дух" во­шел в ее комнату и она проглотила его. Этот "злой дух" застав­лял делать ее все эти дурные вещи, и она считала себя одержи­мой. Я взял Библию и распятие и попросил ее поцеловать их, и когда она это сделала, я объяснил, что это действие было бы невозможным для нее, если бы в нее в самом деле вселился бес. Просто поразительно, на какие ухищрения приходится пус­каться в нашей работе, чтобы успокоить это далеко зашедшее чувство вины и неудовлетворенности собой. Поразительно также, до какой степени нерелигиозными, неспособными к любви и пониманию оказываются порой некоторые религии. Я нахожу, что подобные подходы к человеку, будь то религия или что-то иное, серьезно ограничивают нашу свободу выбора и толкают человека к невротическому поведению.

В этом случае я воспользовался Библией и распятием, по­скольку, если вы можете доказать что-то простым действием, это стоит тысячи словесных рассуждений. Взгляд, прикос­новение, вздох могут сообщить нечто значительное. Я, напри­мер, иногда надуваю щеки и резко хлопаю по ним руками, в результате чего возникает фыркающий звук, который возвра­щает пациента к действительности, если он слишком уж занят своими построениями. Удивительно, насколько действенным порой оказывается этот нехитрый прием. Я получил рождест­венскую открытку от Джанет года два спустя после ее лечения. Она писала о том хорошем, что существует в ее жизни, о том, что счастлива с мужем и детьми. Она стала целостной лично­стью, полностью отвечающей за себя. Теперь прошло уже че­тыре года, и ее семейная жизнь протекает вполне благополуч­но.

Поведенческие нарушения,

вызванные экстремальными условиями

Во время моего семинара в Дублине я продемонстрировал релаксационную технику, которая может быть полезной при работе с медицинским персоналом. Одна из распространенных жалоб, исходящих от этого контингента, состоит в том, что они нередко испытывают проблемы, связанные с засыпанием (что обычно можно квалифицировать как следствие травмы треть­его рода). Очевидно, все это является результатом тех беско­нечно долгих дежурств, которые составляют обязанность на­чинающих врачей (студентов-практикантов, ординаторов и т.д.). Необходимость бодрствовать в течение долгих часов в состоянии постоянной мобилизованности приводит к тому, что, когда дежурство заканчивается, они не могут расслабить­ся и с легкостью заснуть. Это в конечном счете выматывает многих, для некоторых же это становится просто серьезной проблемой, беспокоящей их затем в течение долгого времени. Как обычно бывает на таких семинарах, я спросил присутству­ющих, кто из них испытывает трудности подобного рода. Разу­меется, проблем с добровольцами не было. Обаятельный врач, который вызвался помогать мне, сказал, что это дьявольски трудная задача — суметь заснуть. Я спросил, если у него есть трудности с засыпанием, то чувствует ли он наряду с этим также и усталость? Его ответ был категорически твердым: "Да". Я помог перейти ему в ИСС и попросил обратиться к своему сознанию и найти ту часть его, которая помогает ему заснуть. Когда эта часть сознания показывает, что она готова к контакту, к ней следует почтительно обратиться и попросить поднять указательный палец на правой руке (см. гл. 3). Пра­вый указательный палец испытуемого поднялся довольно бы­стро, я попросил его вновь обратиться к своему сознанию и найти ту его часть, которая ответственна за состояние бодрст­вования. Когда эта часть показала, что она готова к контактам, к ней следовало обратиться с просьбой поднять указательный палец на левой руке. Довольно быстро указательный палец, лежащей на левом колене, поднялся и на этот раз. Теперь я задал вопрос: готовы ли эти две части вступить в общение и, возможно, прийти к некоторому соглашению? Затем я заме­тил, что хотел бы сказать несколько слов той части, которая контролирует указательный палец на правой руке и ответст­венна за процесс засыпания. Я спросил: возможно, эта часть, отвечающая за сон, не была бы такой надоедливой в дневное время, если бы та часть, которая отвечает за бодрствование, оставила моего "волонтера" в покое в ночное время? Если это так, то правый палец должен был подняться, и он в самом деле поднялся, затем я сказал, что хотел бы поговорить с той час­тью, которая отвечает за бодрствование. Я спросил у нее: стала ли бы она удерживать моего испытуемого от сна, если бы другая часть со своими предложениями не была такой докучливой в дневное время? И если это так, должен был подняться указа­тельный палец на левой руке. Указательный палец на левой руке тоже поднялся с колена. Здесь я собирался спросить еще кое-что, но прежде чем я это сделал, обе руки поднялись в воздух и соединились. Поскольку у меня было намерение* за­дать еще несколько вопросов, я спросил: "Что сейчас делают ваши руки?" Мой доброволец ответил со своим характерным ирландским акцентом: "Понятное дело, они обмениваются ру­копожатием, поскольку они уже все уладили". Очевидно, не было смысла и далее задавать еще какие-нибудь вопросы (На этой технике основано упр. 16 — переговоры между частями. См. конец главы. Здесь отчетливо виден принцип переструк­турирования рефрейминга). Я надеюсь, кроме того, что мне удалось показать еще один аспект травмы третьего рода, на который можно взглянуть также с известной долей юмора.

Споры между родителями

Другим вариантом травмы третьего рода можно считать последствия, к которым ведут споры между родителями, в ко­торых ярость проявляется иногда вербально, а иногда и физи­чески, нередко при этом муж бывает пьян. Даже если спорящие родители не подозревают, что дети как-то реагируют на их спор, чаще всего дети понимают это, поскольку атмосфера, в которой происходит спор, ощущается ими как небезопасная. Если вам когда-либо случалось оказаться свидетелем такой ссоры, вы могли заметить, что дети нередко начинают кричать: "Прекратите это, мне больно", даже если тема родительских баталий никак не связана с детьми. При этом они часто пря­чутся под столом, за стулом или за дверью. Если родители не хотят, чтобы дети видели их ссору, и посылают детей в их собственную комнату или, скажем, выпроваживают их в шко­лу, они только усугубляют ситуацию. Воображение детей де­лает происходящее во много раз страшнее и, если вы их спро­сите об этом, они ответят, что они "видят", чем это может кончиться.

Я лечил мальчика, который мочился в постель, в то время, как его родители находились в моем кабинете вместе с ним. В ИСС я сказал Саймону, что он должен сказать мне правду, и затем я спросил, что является самым большим огорчением для него в жизни. Он ответил: "Когда мама и папа дерутся". Я обернулся и увидел некоторое смущение на лицах его матери и отца и спросил: "Что вы делаете, чтобы разрешить проблему вашего ребенка?" В ответ я услышал: "Да ничего. Нам даже нравится это". Даже когда они замечают это, они почти никак не реагируют. Они как будто попали в ловушку их собственно­го невроза и не способны осознать, какой ущерб терпит ребенок по их вине. Вот уж в самом деле "За грехи отцов в ответе оказываются дети". Я сказал Саймону, что у него две помехи в жизни: одна — это его родители, и с этим уж ничего не поделаешь — он только что слышал, как они заявили, что уж никак они не могут обойтись без ссор. Другая помеха — это его привычка мочиться в постель, которую он создал себе сам и поэтому точно так же может избавиться от нее. Выбор здесь — за ним.

В другом случае весьма интеллектуальный банковский ме­неджер, которого я назову здесь Дэвид, пришел ко мне по рекомендации знакомого психиатра. Дэвида преследовала чрезвычайно сильная фобия, связанная с поездками в автомо­биле, которая возникала, стоило ему только войти в машину. Ему было за сорок, он был холост и никогда не обращался за помощью к психиатрам. Дэвид признался, что испытывает некоторые трудности в улаживании споров между служащи­ми, что является частью его служебных обязанностей. Он ни­когда не был нежен со своими родителями, они не слишком располагали к такому стилю поведения. Родители его устраи­вали яростные словесные перепалки, когда он был ребенком, и мать угрожала отцу, что оставит его в конце концов. Мальчик прятался под столом во время таких ссор, ему хотелось умереть и не быть сыном своих родителей (вариант игры в "самобиче­вание"). Теперь, когда он вырос, он осознал, что это были "просто такие люди ", к тому же они как-то урегулировали свои отношения в преклонном возрасте.

Фобия Дэвида впервые заявила о себе, когда он вел свою машину по автостраде, направляясь в дом своих родителей. Как раз перед этой поездкой у него произошла ссора с невестой. Она сказала ему, что уходит от него к кому-то другому. Будучи крайне расстроенным, Дэвид выехал на шоссе, ведущее к дому его родителей. Вскоре он почувствовал, что его ноги словно онемели и превратились в студень и ему едва удалось затормо­зить там, где дорога делала крутой поворот. Он вышел из ма­шины, чтобы пройти пешком, его била дрожь. Потребовалось некоторое время, чтобы Дэвид решился вернуться к машине и выехать на автостраду. Это оказалось непросто, несмотря на то, что Дэвид был опытным водителем и незадолго до этого сдал экзамен, который подтверждал его квалификацию автомоби­листа. В следующий раз, когда он сел за руль, он почувствовал сильную тревогу и ему пришлось принять валиум и выпить рюмку виски, прежде чем он смог вести машину. Его страх неуклонно возрастал, пока, наконец, он уже не был в состоя­нии сесть в машину без основательной порции "допинга".

Дэвид понимал, что, возможно, это было к лучшему, что он не женился, прежде чем невеста покинула его, и он чувство­вал, что он справился со своим переживанием к этому момен­ту, но фобия его продолжала обостряться. Потребовалось при­мерно три визита, чтобы получить всю эту информацию от него, но, несмотря на некоторые релаксационные упражнения, которые мы проделали, ему все же не становилось лучше. После очередной сессии, не давшей никакого улучшения, я решил, что мы должны попробовать какой-нибудь другой под­ход. Приведя моего пациента в ИСС, я помог ему пережить заново тот страх, который он испытал на автостраде, и попро­сил его быть внимательным и сообщать мне обо всех своих чувствах. Постепенно он приходил во все более возбужденное состояние, а затем выкрикнул: "Уж лучше бы мне умереть!" Затем он стал пересказывать мне, как собирался навестить мать и отца сразу после крупной размолвки со своей невестой. Его стандартной реакцией на любой конфликт с раннего детства было это самое восклицание: "Уж лучше бы мне уме­реть!" Он особенно часто повторял эту фразу, когда мать угро­жала покинуть отца. Его невеста, как мы знаем, только что решила оставить его. Какое иное чувство он мог пережить в этой ситуации при том, что эта реакция была у него, так ска­зать, наготове? "Взрослая" часть его сознания оказалась доста­точно сильной, чтобы помешать ему покончить с собой, разо­гнав машину и спровоцировав аварию, хотя эта идея, появив­шись средь бела дня, так напугала его, что лишила способности вести машину. Так или иначе в его бессознательном появился негативный "якорь", соединивший вождение автомобиля со страхом и искушением покончить с собой, и теперь его бессоз­нательное могло предотвратить это, лишь "запретив" езду на машине. Я часто думаю о том, что случилось бы, если бы какой-нибудь гипнотизер убрал его симптомы, избавив от этой фобии, оставив в неприкосновенности якорь, побуждающий его покончить с собой.

В процессе лечения я переструктурировал его позицию от­носительно ссор и конфликтных ситуаций и позицию по отно­шению к женщинам, постепенно привел его к осознанию ре­альных потребностей и подлинных желаний и освободил от страха перед вождением. После одной из сессий он сказал: "Я думаю, вам будет интересно узнать о том, что я обручился неделю назад и собираюсь жениться". Было утро и у меня оставалось два часа до прихода следующего пациента. Я пред­ложил ему совершить небольшую прогулку нас моем автомоби­ле. Я довез его до ближайшего шоссе, при этом я ехал на большой скорости. Когда мы съехали с автострады на дорогу с менее интенсивным движением, я предложил моему пациенту поменяться со мной местами и вернуться по шоссе к тому месту, с которого мы начали нашу поездку. Он проделал это без каких-либо затруднений и на приличной скорости. Когда мы вернулись ко мне в кабинет, он взглянул на меня и спросил, сможет ли он, по моему мнению, теперь нормально водить машину. Я ответил: "Вы ведь больше не испытываете желания расправиться с собой, не правда ли?" Дэвид вскоре женился, познакомил меня со своей женой. Насколько мне известно, проблема с вождением машины больше его не беспокоила.

Соперничество между братьями и сестрами

Другой распространенный пример травмы третьего рода — это соперничество между детьми, своего рода борьба за место "любимца". Я уже заметил в предыдущей главе, что у старше­го ребенка часто появляется астма или недержание мочи, когда появляется другой ребенок. Часто эти симптомы обостряются у старшего ребенка, когда он начинает ходить в школу. То, что его отправляют куда-то, воспринимается им как "выталкива­ние" из дома, в то время как в его отсутствие младшему "со­пернику" без помех достается вся родительская любовь. И если ребенок чувствует таким образом, он часто испытывает труд­ности с учебой, во всяком случае явно не проявляет своих способностей, при этом он во всем винит школу, и таким обра­зом, начинает известную игру в поиски виноватого. Иногда старший ребенок просто становится "трудным", агрессивным и грубым. А когда родители пытаются как-то исправить его "трудный" нрав, они только подтверждают свое предпочтение младшему ребенку, старший же остается со своей обидой и все больше удаляется от своих подлинных потребностей в любви и нежности и в конце концов начинает отказываться от них.

Вполне естественно то, что многие родители хотят иметь и мальчика, и девочку. Я сам был вторым сыном в семье. Мои родители решили еще разок попытать счастья и не промахну­лись — у них родилась дочь. Я помню совершенно отчетливо даже теперь, когда прошло пятьдесят лет, мои переживания по поводу этого события:" Что же теперь будет со мной? " — думал я. Старший брат казался мне намного умнее меня (в действи­тельности так оно и было, поскольку он был старше), в то же время младшая сестра, очевидно, доставляла родителям столь­ко радости, что мне не под силу было соревноваться с ней, в результате я чувствовал себя обойденным родительским вни­манием. Мне приходилось постоянно напоминать о себе, я про­должал делать это и тогда, когда в этом не было уже никакой необходимости. В основном такое поведение было бессозна­тельным, и я понял это во время одного из терапевтических сессий, посвященных личностному росту. Это помогло мне принять на себя всю ответственность за мое дальнейшее разви­тие, и теперь мне оставалось соревноваться лишь с самим со­бой, что освобождало меня от необходимости все время "демонстрировать" себя. Думаю, этот эпизод показывает, что быть средним братом или сестрой в семье означает постоянно утверждать себя, часто не осознавая этого.

В больших семьях особенные трудности выпадают на долю первого ребенка. Каждый раз, когда рождается другой ребенок, появляется мысль "А что будет со мной?" Бывает и так, что дети перестают требовать доказательств родительской любви. При этом создается впечатление, что любовь родителей каким-то образом подавляет их, поэтому они временно приостанав­ливают этот "флирт", пока не появляется ощущение, что от­ношения становятся прохладными, и тут они начинают все сначала. Это бессознательное поведение, которое закрепляет в детях ощущение, что "что-то с ними не так", а также непо­нимание того, что собственно представляет собой любовь.

Не стоит, вероятно, игнорировать и случай "единственно­го" ребенка. Часто "единственный ребенок" вынужден быстро взрослеть, по существу оставаясь ребенком. В результате у него формируются "взрослые мысли" на фоне детского миро­воззрения и впоследствии, когда он становится взрослым, мно­гие его концепции остаются детскими.

Я полагаю, этот раздел, касающийся соперничества детей, показывает значимость места, которое ребенок занимает в семье, и тот факт, что здесь может быть источник обиды и переживания, которые затем совершенно бессознательно при­водят к поведенческим отклонениям, порою трудно объясни­мым. Эти отклонения часто носят характер ограничений, ко­торые вносят беспокойство в жизнь личности и часто закреп­ляют раннее травмирующее переживание.

Реактивная депрессия

Реактивная депрессия возникает как реакция на катастро­фическое событие — семейную трагедию или на то или иное негативное событие в жизни личности — и которая обычно продолжается долгое время спустя после того, как событие произошло. Причинами такого состояния могут быть неудач­ный роман, крушение честолюбивых замыслов, уход из дома любимого ребенка или кончина близкого человека. Вообще говоря, когда вы теряете кого-то, кого вы любите, то, естест­венно, вы чувствуете глубокую печаль и скорбь и оплакиваете, близкого человека, но если время скорби растягивается на многие годы, появляется момент патологии.

Существуют три распространенных причины проявления такого рода депрессии. Первая — чрезмерная захваченность собственным страданием, часто связанная со сверхзависимо­стью от потерянного человека. Вторая причина состоит в том, что происшедшее порождает вспышку чувства вины, когда вам кажется, что вы были недостаточно внимательные к тому, кого потеряли. Третья причина, с которой в последнее время при­ходится особенно часто сталкиваться, заключается в том, что человек оказывается не в состоянии пережить горе от утраты близкого человека. Часто это бывает следствием большой дозы транквилизаторов, которые вам предписывают принимать в такой ситуации, немедленно после имевшего место трагиче­ского события (см. упр. 17 в конце этой главы).

Пациенты, страдающие от травматических переживаний третьего порядка, имеют тенденцию чрезмерно интеллектуализировать происходящее. Они часто не слишком свободно распоряжаются своим телом и не очень хорошо координирова­ны. Уровень их сексуальной энергии часто бывает несколько снижен или же их сексуальная активность носит символиче­ский характер. Они взаимодействуют с идеями и числами с большей легкостью, нежели с другими людьми. Люди этого сорта часто выбирают профессии финансиста, врача, становят­ся учителями или инженерами.

Нередко травматические переживания различных видов накладываются друг на друга и соответственно подкрепляют друг друга. "Носители" подобных переживаний, в свою оче­редь, нередко причиняют боль собственным детям и снова ока­зывается, что "сын вынужден отвечать за грехи отца вплоть до семнадцатого колена".

Если вам известно, какие симптомы соответствуют тому или иному травматическому переживанию, вы можете сэконо­мить время и установить причину того или иного поведенче­ского нарушения, просто определив момент, в который это первичное травматическое переживание имело место. Запе­чатленное некогда в вас переживание может долгие годы жить в вас и никак не заявлять о себе, пока какое-то событие не приведет его в движение, таким образом обнажая и подкрепляя его.

УПРАЖНЕНИЕ 15. Поиск ресурсов в своем прошлом

В случае с моим коллегой, Аланом, который испытывал страх, когда следовало подняться со своего места и задать вопрос выступавшему, я поступил следующим образом. Я предложил ему вспомнить некоторый момент из прошлого, когда ему хотелось обратить на себя внимание и когда он чувствовал себя по-настоящему смелым. Он не сразу вспом­нил такой случай, но через какое-то время рассказал мне о том, что напомнила ему его мать. Как-то раз они шли по берегу моря, и там была стена, тянувшаяся вдоль всего пля­жа. Алан забрался на эту стену, пошел по ней и когда достиг самой высокой точки, крикнул: "Мама, мама, смотри!" и спрыгнул вниз на песок. Чувство, которое он испытал в тот момент, было чем-то вроде: "Ну взгляни на меня! Разве я не сильный и умный? Я хочу, чтобы вы видели это и сказали мне об этом!" Не могло ли это ощущение стать внутренним источником силы для Алана, когда наступал момент под­няться и задать вопрос?

Я привел Алана в ИСС, в котором он просмотрел всю эту сцену на берегу. В тот момент, когда его чувства стали наиболее интенсивными, он должен был потереть концом своего большого пальца кончики безымянного, среднего и ука­зательного пальцев. Это движение пальцами было аналогич­но звонку, с которым работал Павлов. Задача состояла в том, чтобы подобно Павлову, который делал это в своих опытах, создать условную рефлекторную связь между потиранием рук и тем чувством силы и уверенности, которое испытал Алан на берегу. Начиная с этого момента он мог вызвать это чувство, просто потирая кончики пальцев. Ду­маю, что это простой и эффективный способ активизиро­вать те ресурсы, которые глубоко скрыты в нас. Теперь в ситуации, когда ему надо было задать вопрос, он мог восполь­зоваться этим приемом и выполнить то, что задумал. Если вы боитесь предпринять какое-либо действие, вспомните момент в своей жизни, когда вы вели себя по-настоящему уверенно и спокойно, и попробуйте выработать рефлектор­ную связь с этим моментом. Вы сможете перенести это чувство уверенности и покоя из того времени в настоящий момент.

УПРАЖНЕНИЕ 16. Достижение согласия между отдельными частями

Если две части вашего сознания в разное время выполня­ют различные функции, иногда мешая друг другу, можно скор­ректировать ситуацию, достигнув между ними определенно­го согласия и скоординировав их ответственность за выпол­нение обеих функций (вспомните случай с проблемой засыпа­ния). Другой вариант связан с концентрацией во время рабо­ты и последующей релаксацией и способностью "отклю­читься" от проблемы.

Нередко люди, занятые напряженной работой, не в со­стоянии забыть о ней, "отключиться" даже по выходным, не прибегая к помощи всякого рода транквилизаторов, вы­пивки и т.д. Принято считать, что наименьшим из всех зол при этом является алкоголь, возможно, поэтому среди этого сорта людей алкоголизм весьма распространен. Не лучше ли переключиться с напряженного ритма на состояние рас­слабленности и покоя, воспользовавшись возможностями нашего сознания? Сделать это можно, переведя себя в ИСС, обратив мысленный взгляд внутрь своего сознания и после­довательно отыскав те его части, которые отвечают за концентрацию, а затем — за расслабление. Поблагодарите обе части за ту работу, которую они выполняют. Затем попросите их слушать, быть внимательными и настроить­ся на достижение согласия. Используйте идеомоторный ме­ханизм, выбрав для связи с каждой частью сознания указа­тельные пальцы на каждой из рук (подобно тому, как это было в примере в гл. 4). Вступите в контакт вначале с одной частью сознания, затем с другой и попросите каждую часть откликнуться тем способом, который нами был описан. По­лучив ответ от каждой из частей, попросите их подтвер­дить готовность помочь вам, немедленно приступив к "пе­реговорам", и выразить возможное соглашение, скажем, в соединении рук, как это получилось у нашего ирландского друга. Я всегда использую находки моих пациентов, если в них действительно оказывается что-то стоящее.

УПРАЖНЕНИЕ 17. Работа с реактивной депрессией

Во-первых, необходимо выяснить, какая из трех вышеупо­мянутых причин ответственна за наше негативное состо­яние. И первый вопрос здесь обычно следующий: "Насколько сильны были ваши переживания и сумели ли вы выразить свое горе в тот момент?" Если нет, то, возможно, вы не на самом деле почувствовали то, что произошло, и вам необходимо заново пережить все это. Второй вопрос такой: "Испыты­ваете ли вы ощущение, что вам недостает человека, кото­рого вы потеряли, и есть ли кто-нибудь, кто мог бы как-то восполнить его отсутствие?" Если вы отвечаете утверди­тельно на оба эти вопроса, то, по-видимому, ваша зависи­мость от других слишком велика и вам необходимо стать своим собственным родителем. И третий вопрос: "Страда­ете ли вы оттого, что этих людей больше нет с вами и что вы не можете сказать им, как сильно вы их любили?" Если ваш ответ утвердителен, то, вероятно, ваше страдание связано с чувством вины. Возможно также, что ваше стра­дание складывается из всех трех компонентов.

Если ваше горе не было пережито вами, то, скорее всего, вам следует найти терапевта, который поможет вам пере­жить заново то, что произошло, и окажет вам необходимую поддержку в этот момент. Пребывание в ИСС в это время часто облегчает процесс высвобождения подавленных эмо­ций. Техника гипервентиляции даст сходный эффект. Любая из этих техник требует поддержки и участия квалифициро­ванного терапевта в том случае, если у вас есть ощущение, что вы не можете справиться с вашим переживанием собст­венными силами.

Если понесенная вами утрата подчинила себе вашу жизнь, вам необходимо сделать себя своим собственным родителем. Возможно, что человек, которого вы потеряли, вовсе не был одним из ваших родителей, но сверхзависимость всегда есть вариант той связи, которая существует между родителем и ребенком, и эта связь накладывается на ваше переживание и как бы замещает его. Вспомните о том, что целью жизни является обретение зрелости и принятие вами ответст­венности за самого себя. Большая часть упражнений, приве­денных в этой книге, имеет целью помочь вам обрести в себе наилучшего из родителей, которого вы только можете себе представить, и стать зрелым и ответственным за самого себя.

Возможно, вам стоит напомнить о том, что тот осо­бенный мир переживаний, который связан с ушедшим от вас человеком, не может исчезнуть из-за того, что этого чело­века больше нет с вами. Ваши воспоминания и ваш опыт принадлежат вам, никто не может их отнять у вас, посколь­ку все, что было пережито вами, стало частью вас самих. Это ваш опыт — на всю оставшуюся жизнь. И хотя, воз­можно, этот опыт нельзя повторить, он так или иначе останется вашим достоянием. Я уверен, что тот, кого вы любили, хотел бы, чтобы о нем вспоминали с радостью, а отнюдь не с грустью. Точно так же, я думаю, и вы хотели бы оставить тем, кого вы любите не сумрачные воспоминания, а тот позитивный и вдохновляющий опыт, который вы пережили вместе.

Если вы испытываете чувство вины за то, что вы так и не сказали ушедшему от вас человеку о вашей подлинной люб­ви к нему, то подумайте о том, что чувствовать таким образом означает лишь сыпать соль на собственные раны. Вы в действительности можете проявить свою любовь к тем, кого вы потеряли, думая с чувством радости и благо­дарности о самом хорошем, что связано с этими людьми, и можете также черпать силу в этих воспоминаниях, которая будет поддерживать и ободрять вас. Итак, напомните себе о лучшем, что связано для вас с ушедшим человеком (находясь в ИСС), и почувствуйте подлинную радость благодаря такому запасу драгоценного опыта, пережитого вами. Так вы сможете проявить свою подлинную любовь к близким людям и к миру вокруг вас.

Глава 5. СТАТЬ СВОИМ СОБСТВЕННЫМ РОДИТЕЛЕМ

В первые девять месяцев вашей жизни, пока вы пребываете в утробе матери, матка и пуповина являются вашими "постав­щиками". Они создают для вас мир, жить в котором легко, уютно и безопасно. Вам не надо ни о чем просить, благодаря канатику пуповины вы обеспечены всем необходимым. Но сто­ит вам появиться на свет, и количество ваших "поставщиков" резко умножается. Теперь родители становятся вашими "по­ставщиками", однако никакие родители не в силах дать вам все, что нужно, в любой момент и без всякой просьбы с вашей стороны. Следовательно, цель жизни состоит в том, что вы сами должны стать для себя родителями и "поставщиками". По-настоящему счастливыми людьми являются только те, кто успешно осваивают эти роли. Вы взрослеете, когда вы можете обеспечить себя всем необходимым, когда вы принимаете от­ветственность за самого себя и овладеваете способностью пре­бывать наедине с самим собой. Когда вы овладеваете способно­стью жить в мире с самим собой, вы сможете спокойно остано­вить свой выбор на том, с кем вы хотели бы разделить свою жизнь, не опасаясь при этом впасть в зависимость от того, кого выбрали. И вы только тогда сможете по-настоящему любить кого-то, когда вы научитесь любить самого себя; вы не сможете дать другому то, чем не владеете сами. Многие люди по причи­нам, описанным в предыдущих трех главах, не достигают зре­лости, даже если "хронологически" они являются достаточно взрослыми. Единственный способ для них обрести зрелость — это стать для самих себя таким родителем, которого им не довелось иметь.

Следующие два примера демонстрируют то, как детские травмы заявляют о себе в более поздние годы. Начну с пациен­та, которого я здесь буду называть Джоном.

Джон — это высококвалифицированный и весьма респек­табельный и уважаемый человек среднего возраста, професси­онал в своем деле. Он производит впечатление рационального, надежного и благополучного человека. Джон — мой близкий друг, который помог мне организовать серию моих семинаров в США. Когда я работал, как обычно, с пациентами-доброволь­цами, помогая тому ребенку, который живет в них, почувствовать себя более комфортно, Джон бывал близок к тому, чтобы разрыдаться. Как-то вечером, когда наш семинар закончился, он в разговоре со мной признался, что моя терапия сильно действует на него. В детстве он испытал целый ряд болезнен­ных переживаний. Его отец был окружным судьей и каждый раз, возвращаясь домой с работы, он устраивал "суд" над своим сыном. Разбирательство обычно изобличало Джона в каком-нибудь прегрешении, а наказание было телесным. Джон часто бывал в тревожном настроении, он не умел быть ласковым с близкими людьми, поэтому, когда у него появились собствен­ные дети, он не испытывал особенно нежных чувств к ним, хотя старался изо всех сил. Он говорил, что с равным успехом мог бы обнимать узел с бельем, предназначенным для стирки. Только когда его дети подросли, он стал что-то чувствовать по отношению к ним, но, скорее, на интеллектуальном уровне. Ему было очень трудно проявить свою привязанность к кому бы то ни было, и он не мог "опознать" такого рода чувств в самом себе. Я уверен в том, что, восхищаясь собственным ин­теллектом, он, однако, не испытывал подлинной любви к са­мому себе. Если чувства со стороны жены не были, на его взгляд, достаточно сильными, он становился ревнив и агресси­вен. Во время сеанса я попросил его закрыть глаза и вызвать в памяти одну из тех сцен, когда его отец вел себя агрессивно по отношению к нему, и почувствовать, как сильно его "детское" сознание до сих пор страдает от этого. Наблюдая за пережива­ниями его "детского" сознания, он должен был одновременно обратиться к своему "взрослому" сознанию и успокоить дитя, живущее в нем, сказав ему, что оно будет любимо и что ему не потребуется вспоминать о тех обидах, которые ему когда-то пришлось пережить. Джон протестовал, говоря, что он не мо­жет полюбить это дитя, поскольку оно плохое. Это ощущение, что дитя плохое, было обусловлено тем, что ему постоянно говорили в детстве, что от него мало проку и что он никогда никому не понадобится. Теперь у него был выбор: он мог про­должать жить в своем прежнем мире, со своими негативными переживаниями, продолжая чувствовать привычным для себя способом, или же он мог попытаться полюбить этого ребенка и помочь ему вырасти в атмосфере любви и нежности. Пару дней спустя после нашей встречи он сказал мне: "А, пусть все идет прахом, но я найду способ полюбить этого ребенка".

Это произошло во время моего последнего посещения США. Мне не известно, сделал ли Джон тогда то, что он решил сде­лать. Однако я уверен, что единственная возможность изме­нить его чувства и повысить уровень его свободы состояла в том, чтобы предпринять подлинное усилие для преодоления глубоко скрытого в нем травмирующего переживания. Его желание расплакаться, которое он испытывал, когда я работал с другими людьми, было верным знаком того, что начался неко­торый глубинный динамический процесс. Его сильные чувства и драматическая реакция явно свидетельствовали о динамике процесса, "запущенного" в нем. Если он был способен плакать, вспоминая свои прежние чувства, значит они все еще сильно затрагивают его.

Важно осознать, что мы непрерывно развиваемся и поэтому обычно трудно с уверенностью сказать, как далеко мы продви­нулись на пути к тому, чтобы стать собственными родителями. Я уверен, что путь этот открывается тогда, когда мы начинаем испытывать подлинную любовь к самим себе, к ребенку внутри нас.

Другой пациент, по имени Фрэнк, пришел ко мне с жалобой на постоянное чувство усталости, которое мешает ему сосредо­точиться на чем-либо более чем на несколько секунд. Вспоми­ная свое детство, он рассказал мне, что всякая его попытка предпринять что-нибудь, сопровождалась примерно такими словами его отца: "Да у тебя ничего не выйдет, ты ни на что не способен, ты никогда не сможешь сделать ничего стоящего". И в том же духе, изо дня в день по любому поводу, так что в конце концов Фрэнк и сам поверил, что он ни на что не годен. Теперь единственная возможность для Фрэнка взять верх над отцом состояла в том, чтобы быть беспомощным и неумелым, по­скольку в свое время это доводило отца буквально до безумия, следовательно, оставаясь негодным ни на что, он одерживал своего рода победу. Проблема была в том, что его отец умер много лет назад, а Фрэнк все еще продолжал свою битву. По­ступить иначе он не мог, у него просто не было выбора.

Я напомнил ему о марафоне, в котором он победил исклю­чительно благодаря себе. Далее, поскольку он победил в этом марафоне, его право находиться здесь, в этом мире ничуть не меньше, чем право кого бы то ни было, включая и его отца. С моей помощью он проделал упражнения, приведенные в конце первой главы, которые являются своего рода прелюдией к вос­становлению веры в себя и первым шагом на пути обретения в себе собственного родителя.

Измененное состояние позволило Фрэнку увидеть свое де­тство и убедиться, насколько сильно жестокость отца задевала и ранила его (Фрэнк комментировал моменты, когда он чувст­вовал себя особенно униженным). Я задал вопрос Фрэнку, все еще находящемуся в ИСС, что он чувствует по отношению к своему отцу. Он ответил, что ненавидит его. Я спросил, как бы он определил тип, к которому можно отнести его отца? Он сказал: "Да он просто ни на что не годен". Тогда я спросил его: "Кто же все-таки тот, кто ни на что не годен, твой отец или ты?" "Мой отец", — ответил Фрэнк. "Понятно, он был совер­шенно никудышным отцом" — "Да, точно" — "Почему же тогда тебе нужно все еще бороться с ним?" — "Да мне это вовсе не нужно" — "Как поступил бы ты, если бы у тебя был сын, а обстоятельства были подобны тем, в которых твой отец говорил тебе, что ты никуда не годишься?" — "Я помог бы сыну спра­виться с его трудностями самому. Мой отец ничего не разрешал мне. Он всегда говорил мне, что я не смогу этого сделать, поэтому он отодвигал меня в сторону и делал это сам. А я покажу моему сыну, что он может это сделать. И покажу ему, что я люблю его" — "Как ты сделаешь это?" — "Я буду ласков с ним, я поговорю с ним нежно и скажу ему, что я очень привязан к нему" — "Ты думаешь, он почувствует, что ты любишь его гораздо больше, чем любили тебя?" — "Да, я думаю, он почувствует это" — "Захочет ли он бороться с то­бой?" — "Нет, конечно, нет. Ему это не понадобится", — ответил Фрэнк. "Да, это так," — сказал я. А захочешь ли ты бороться с ним?" — "Нет, определенно нет" — "Договори­лись!" — заключил я.

УПРАЖНЕНИЕ 18

Оставив Фрэнка в ИСС, я попросил его "просмотреть" самый первый из травмировавших его эпизодов, о которых он мне рассказывал, просто увидеть его, как если бы это был эпизод кинофильма. Когда в этом "фильме" он увидел себя ребенком, он обратился к этому ребенку (который был в действительности детской частью его сознания) и сказал, что любит и понимает его, что поможет ему вырасти и стать взрослым, И этот ребенок никогда больше не будет чувствовать себя одиноким или обиженным. Он может ста­новиться, кем захочет, и быть, кем захочет, и ему не пона­добится больше бороться за победу и терпеть поражение, потому что его "взрослое" сознание поможет ребенку, живу­щему в нем. Потом мы поработали с каждой травмой, кото­рая встретилась нам в ИСС, обращаясь за помощью к "взрос­лой" сущности, которая успокаивала и ободряла нас. Закон­чив этот этап нашей работы, мы обратились к идеомотор-ной реакции для выяснения, существуют ли другие моменты в его бессознательном, вызывающие у него чувство одиноче­ства, страха, обиды или ощущение, что его не любят. Конеч­но, такие моменты были, и с ними пришлось поработать. Моя дальнейшая работа заключалась в переструктурирова­нии защитных механизмов, которые применял Фрэнк. Я де­лал это, показывая ему, что есть более эффективные спосо­бы защиты, нежели уход в поражение и реализация этих способов связана с тем, насколько долго он сможет концен­трироваться на каком-либо предмете. Я сказал ему также, что он возьмет верх над своим отцом, добившись успеха в этом деле.

Концентрация Фрэнка постепенно улучшалась, и он чувст­вовал себя менее утомленным. Он был теперь в состоянии сам работать над многими своими травматическими переживани­ями, всякий раз оказываясь идеальным отцом, таким, которого никогда не было у мальчика Фрэнка. Он смог увидеть мотивы своего прежнего поведения, и это дало ему возможность более свободного выбора. Время от времени у него все же появляется чувство растерянности и смятения, тогда мы проводим очередную сессию и приводим в порядок его чувства, и к нему возвра­щается способность контролировать себя и свободно распоря­жаться собой.

Полагаю, что история Фрэнка ясно иллюстрирует, что зна­чит стать своим собственным родителем в случае, когда мы имеем дело с травмой третьего рода.

Эту же технику, я использовал, когда работал с Джанет, переживания которой были связаны с излишне строгим воспи­танием, которое она получила (см. предыдущую главу). Рабо­тая с Джанет, я предложил ей представить, что она держит маленькую Джанет на своих коленях. Она в самом деле охва­тила своими руками пространство, в котором как бы пребывала ее собственная "детская сущность" и ласкала ее, говоря ей как она ее любит и ценит. Я думаю, что это физическое действие, когда вы держите в руках ваше воображаемое "я" и говорите ему о вашей любви и восхищении, является очень эффектив­ным, помогая вам почувствовать, как вы на самом деле любите свое юное "я". Одновременно вы обретаете способность любить себя такими, какие вы есть. То есть вы начинаете с любви к своему юному "я" и приходите к любви к своей личности, такой, какая она есть. Это очень существенная часть терапии (см. конец первого раздела этой главы).

Что касается травматических переживаний второго рода (которые имели место спустя несколько часов после вашего рождения и далее вплоть до шестилетнего возраста и которые были вызваны дефицитом внимания к вашей растущей лично­сти), то относительно этих переживаний техника обретения родителей в самом себе адекватна той технике, которая описа­на выше.

УПРАЖНЕНИЕ 19

Находясь в ИСС, обследуйте ваше бессознательное и най­дите в нем ответ, какого рода внимание было необходимо вам, когда вы были ребенком, и представьте, что сейчас вы одариваете вниманием то юное существо, которое воплоща­ет ребенка, живущего в вас, и которое вы сейчас держите на своих коленях. Одновременно убедите это юное "я" в том, что ему не понадобится больше чувство одиночества или страха, потому что вы вознаградите его таким вниманием, что ваше "я" будет расти в атмосфере безопасности и люб­ви. Убедите также свое юное "я", что ему не нужно более прибегать к отчаянным попыткам обратить на себя внима­ние (которые закрепляются в виде "симптомов") или како­му-либо невротическому поведению, поскольку ваше взрослое "я" поможет вашему юному "я" найти более конструктивные способы привлечь к себе внимание и сделать себя "замет­ным".

Травматические переживания первого рода, вообще гово­ря, являются результатом непонимания того, что происходит при рождении. Акт рождения является травматичным по самой своей природе в большинстве случаев, становится источником совершенно новых и пугающих переживаний для рождающе­гося ребенка. Иногда эти травматические переживания оказы­ваются результатом невежества тех, кто принимает роды, и их непонимания того, что нужно ребенку в момент рождения. Техника обретения родителей в себе самом в случае травмы первого рода состоит в том, чтобы вначале предоставить паци­енту возможность увидеть травматическую ситуацию, сделав, так сказать, один шаг в сторону от места событий. Прием этот, известный под названием диссоциации, имеет целью защитить пациента от чрезмерно болезненного переживания, того, что было им как бы забыто. Следующий пример поясняет суть метода. Вернемся к пациенту по имени Том, о котором мы говорили во второй главе, разбирая последствия родов с яго­дичным предлежанием плода. Для Тома было очень важно отделить, так сказать, разум от тела и вот почему. В процессе регрессии к своему рождению, которую он проделал под гип­нозом, его тело, сохранившее память о травматическом пере­живании, испытанном в момент рождения, могло автоматиче­ски отреагировать очень болезненно. Из-за этого он не смог бы принять "взрослое" сознание и успокоить ту часть своего "я", которая помнила о родовых переживаниях, поскольку тогда она полностью доминировала бы в его чувствах и просто не было бы места для "взрослого" сознания (см. конец предыду­щего раздела).

УПРАЖНЕНИЕ 20

В работе с Томом я перевел его ИСС и в процессе его расслабления помог ему увидеть себя сидящим в кинотеатре, вначале с пустым экраном. Глядя на пустой экран, он должен был поместить свое сознание в ряду, который находится за его спиной, и, таким образом, его сознание "видело" тело, сидящее впереди него и, в свою очередь, наблюдающее за эк­раном. Затем на экране он должен был увидеть момент своего рождения: себя, наполовину появившегося на свет с торча­щими наружу ногами, людей, собравшихся вокруг и делающих все возможное и невозможное, чтобы обеспечить его безопас­ное рождение. Затем он должен был перенести свое сознание на экран, оставив тело в первом ряду кинотеатра в позиции наблюдателя. Его сознание начинало на экране разговор с его младенческим "я" и сообщало ему, что уверено в благополуч­ном появлении на свет младенца, потому что оно, сознание, и есть этот самый младенец, находящийся в будущем и раз­говаривающий с ним из будущего. Его сознание также должно было сообщить ему, что все вокруг хотят сделать все для того, чтобы роды прошли благополучно, чтобы его голова спокойно вышла наружу. Его сознание должно сказать его младенческому "я", что его мать хочет, чтобы он жил, и что она его очень любит, но она не могла сказать ему это в момент рождения. Поэтому Том говорит ему об этом сейчас. Его взрослое сознание должно использовать все свое красно­речие, чтобы убедить малыша, что все это действительно так, и дать ему почувствовать в момент его появления на свет, что он находится в безопасности, что его любят и что он желанный ребенок. Когда ребенок поверит в то, что ему говорится, сознание возвращается на свое прежнее мес­то, в зрительный зал кинотеатра. Затем оно возвращается в телесную оболочку, продолжая наблюдать за появлением младенца и его чувствами, за его радостным ощущением, что его все любят. Том должен был повторять это упражнение до тех пор, пока не почувствовал, что младенец верит ему. Потребовалось порядочное время на то, чтобы это про­изошло, но когда это случилось, уже не было больше никакого страха, что люди за прилавком представляют опасность и замышляют что-то недоброе по отношению к его голове.

УПРАЖНЕНИЕ 21

Если вы имеете дело с пациентом, страдающим миг­ренью, вам следует прибегнуть к технике диссоциации, то есть помочь пациенту разъединить, так сказать, разум и тело, а затем предложить ему увидеть процесс собственного рождения, включая и тот трудный момент, когда при про­движении по родовым путям пришлось произвольным сниже­нием внутричерепного давления и соответственно уменьшением размеров головы обеспечить себе возможность дви­гаться дальше. Важно, чтобы сознание вашего пациента сказало своему рождающемуся "я", что понижение давления, конечно, помогло ему в тех чрезвычайных обстоятельствах, но больше к нему прибегать не следует, разве только если придется родиться еще раз. Когда младенец появится, нужно сказать ему, что последовавшее за искусственным снижени­ем давления его произвольное повышение помогло восстано­вить форму его головы, но теперь в таком восстановлении нет необходимости, тем более что теперь кости черепа жестко соединены между собой. Младенец должен услышать также, что все вокруг любят его, включая его самого, и что он является желанным ребенком и никто не сделает попыт­ки избавиться от него, и еще скажите ему, что вы научите его более позитивным способам обращения со стрессом (см. следующую главу).

УПРАЖНЕНИЕ 22

Если ваш пациент страдает от депрессивных состояний, ему следует, перейдя в ИСС, "увидеть" себя в родовом канале, когда его голова прошла через тазовое кольцо, а плечи за­стряли, и он лишен возможности двигаться назад или вперед. Пусть тогда его взрослое "я" скажет младенческому "я", что единственным спасительным средством в этой ситуа­ции является, так сказать, отсоединение от собственных чувств, или, другими словами, отключение их. Но при этом следует отметить, что взрослое "я" точно знает, что мла­денец благополучно появится на свет, поскольку оно, взрос­лое "я" есть то же самое младенческое "я", только находя­щееся в будущем. Убедите вашего младенца в том, что все ждут его появления на свет, хотят, чтобы оно прошло бла­гополучно, и что все любят его. Пусть взрослое сознание наблюдает за процессом рождения и убедит это младенче­ское "я" в том, что теперь необходимо и совершенно безопас­но вновь "включить" свои чувства. Также следует добавить, что в будущем найдутся лучшие возможности защитить себя в ситуациях, аналогичных этой, и не понадобится при­бегать к отключению собственных чувств. ("Перестать чувствовать" теперь означает утратить способность так или иначе контролировать ситуацию). Пусть ваши пациенты повторяют это упражнение до тех пор, пока не начнут чувствовать снова, пока не вернутся к своим подлинным чувствам, и тогда их депрессия начнет постепенно рассеи­ваться. Научите их также новым способам защиты от стресса (см. следующую главу).

УПРАЖНЕНИЕ 23

В случае нервной анорексии (потери аппетита) пациен­ты должны "увидеть" в ИСС, как они "сражаются" за то, чтобы появиться на свет, и в ходе сражения запутываются в пуповине. Пусть их взрослое сознание обратится к младен­ческому и скажет ему, что в происходящем нет ничьей вины, тем более вины матери и пуповины. Младенец должен знать, что все завершилось благополучно и нет оснований в будущем отказываться от пищи (которую он отождествляет с пу­повиной), а также отвергать собственную мать, возлагая на нее вину за трудное и небезболезненное рождение. Им не нужно отвергать заботу матери, отказываясь от еды, и таким способом пытаться убить себя, поскольку за ней нет никакой вины. Им не надо бояться расти и принимать на себя ответственность, поскольку они изъявили желание быть "здесь", победив в марафоне, а целью пребывания в мире яв­ляется достижение зрелости. Нет смысла в сражении с са­мой сущностью жизни, поскольку в этом сражении вы все равно не сможете победить. Ваша смерть положит начало новому кругу, в котором вам придется разыграть всю эту пьесу сначала, так что лучше всего найти способ радоваться вашему путешествию и завершить его на этот раз на более высоком уровне чем тот, с которого вы начинали. Это уп­ражнение можно рассматривать в качестве своего рода под­готовки к упражнениям, описанным в гл. 2. Оно позволит вам обрести в себе родителя, благодаря поддержке которого вы сможете принять ответственность за свои действия и стать зрелой и самостоятельной личностью.

Если вы решили воспользоваться техникой диссоциации, в описанных выше упражнениях существенным фактором мо­жет оказаться способность пациента воспроизводить этот гип­нотический феномен. Впрочем, вы можете проанализировать способности пациента в этом отношении с помощью теста Шпигеля, выполнение которого займет у вас не более пяти минут.

Если вы заметили, что ваш пациент чувствует дискомфорт, когда вы смотрите ему в глаза, спросите у него, актуальна ли для него эта проблема. И если это так, очевидно у него суще­ствуют определенные трудности в общении с людьми, потому что многие люди считают "бегающий" взгляд признаком нена­дежности и коварства. Вероятной причиной этой проблемы может быть то, что пациент не пережил того, что можно на­звать связью (или бондингом) со своим родителем сразу после рождения. Чтобы пациент пережил эту связь, вы можете вос­произвести акт его рождения и сделать то, что не было сделано его родителями. Пациент также может проделать это самосто­ятельно, "соединившись" с самим собой в ИСС. Вы можете также использовать обе возможности.

УПРАЖНЕНИЕ 24

Чтобы добиться эффективного бондинга, следует войти в ИСС и смотреть "фильм" о своем собственном рождении. Как только вы вышли на свет, обратите все ваши чувства к только что рожденному младенцу, заключите его в свои объ­ятия, одновременно нежно смотря ему в глаза. Когда вы заметите, что ваше новорожденное "я" возвращает вам этот взгляд с любовью, это означает, что связь произошла и теперь вы сможете смотреть в глаза других людей, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Повторяйте это упражнение до тех пор, пока затруднения этого рода не ис­чезнут полностью.

Полагаю, теперь для вас очевидно, насколько важно обре­сти идеального родителя внутри вас самих, и понятно, как справиться с этой задачей.

Глава 6. СТРЕСС

В гл. 2 я уже говорил о стрессах, сопровождающих акт рождения, йотом, как они продуцируют поведенческие откло­нения. В гл. 3 мы коснулись периода от нескольких часов после рождения до шестилетнего возраста и установили тот факт, что потребность во внимании и заботе или их недостаток порожда­ют различные виды поведенческих отклонений (прирожден­ных или обусловленных теми или иными воздействиями сре­ды). Затем в гл. 4 мы взглянули на период от четырехлетнего возраста до момента, соответствующего возрасту читателя этой книги.

Мы то и дело говорим о стрессе и о том, как современный образ жизни порождает колоссальный рост стрессовых воздей­ствий на нашу жизнь, так что давайте посмотрим, что это, собственно, такое. Процитируем фрагмент из книги Тильярда-Коула "Основы медицинской психологии": "Задачей нервной системы является обеспечение механизма обратной связи, так чтобы внешний стимул вызывал адекватную реакцию всего организма. Этот внешний стимул может приходить из различ­ных частей тела, чтобы обеспечить гомеостаз внутри организ­ма (что соответствует приобретенным поведенческим ре­акциям. — Дж. Г.), а также из внешней среды" (это то, что мы рассматривали в гл. 2-4). Тильярд-Коул продолжает: "Нормальная жизнедеятельность осуществляется тогда, когда реакция организма соответствует стимулу".

В периоды, о которых идет речь, реакция на то или иное воздействие была единственно возможной и, следовательно, у нас не было выбора. Однако в последующем, когда обстоятель­ства становятся иными, эта реакция может оказаться совер­шенно непродуктивной. "Стресс можно рассматривать как со­вокупность факторов, относящихся как к окружающей среде, так и к механизмам обратной связи, которые вызывают неа­декватную реакцию организма, что, в свою очередь, обостряет первоначальную проблему." Другими словами, стресс — это явление, о котором мы говорили в гл. 2-4, когда рассматривали различные приобретенные поведенческие навыки, которые в изменившихся обстоятельствах уже не помогают разрешению проблемы, а лишь усложняют ее. Иначе говоря, способ, кото­рым мы прежде разрешали ту или иную проблему, теперь сам становится проблемой.

"Эти факторы порождают физическое или ментальное на­пряжение и не способствуют достижению равновесия, а, ско­рее, отдаляют его". Другими словами, наша попытка решить проблему лишь усложняет ее или сама становится проблемой. Она становится проблемой, когда тот или иной тип поведения продолжает реализовываться, хотя стимул, вызвавший его к жизни, давно потерял свою актуальность (отсутствует). Это довольно обычное явление, и оно случается в силу того, что мы часто бываем не способны избавиться от напряжения, вызван­ного стрессом. Наш организм продолжает продуцировать на­пряжение до тех пор, пока мы в состоянии его выдержать, а затем это напряжение трансформируется в невротическое по­ведение.

Возросшее ментальное или физическое напряжение часто сохраняется довольно долго после того, как вызвавшее его со­бытие имело место. Проблему можно определить следующим образом: многие люди либо не распознают симптомов стресса, либо не знают, каким образом можно избавиться от него. На­пряжение, таким образом, "встраивается" в систему нашей личности и никак о себе не напоминает, пока с системой не происходит что-то и мы не заболеваем.

Существуют ли свидетельства, подтверждающие существо­вание описанной нами причинно-следственной связи? Холмсу и Рейху, работающим по заказу ВМС США, было предложено определить вероятность заболевания того или иного моряка из личного состава ВМС на протяжении полугода. Это предложе­ние было вызвано необходимостью выбрать наиболее надеж­ный персонал для атомной подводной лодки, которая должна была погрузиться под ледяной покров на продолжительный период времени. Кроме того, требовались прогностические данные, указывающие на вероятность заболевания того или иного члена экипажа: каждое заболевание могло бы угрожать успеху всего дела или безопасности корабля.

Холмс и Рейх исследовали факторы, которые могли бы так или иначе повлиять на уровень заболеваемости. Они пришли к заключению, что заболевание часто бывает результатом стресса, порождаемого обстоятельствами, хорошо знакомыми большинству из нас, они также отметили, что определенные обстоятельства приводят к заболеванию с большей вероятно­стью нежели другие. Результатом исследований стала приве­денная ниже шкала, связывающая силу стресса с тем или иным событием в жизни человека:

Людям предъявлялся этот список, и они должны были отме­тить события, которые имели место в их жизни, после чего рейтинговые числа каждого события суммировались. В резуль­тате был сделан вывод, что те, у кого эта сумма превышает 160, имеют высокий шанс заработать тот или иной недуг в течение последующих шести месяцев. Тест был опробован в разных социокультурных группах и подтвердил свою обоснованность. Я думаю, что исследования этого рода указывают на то, что стресс имеет свойства накапливаться в нашем организме, что может привести к заболеванию или какому-либо расстройству.

Статистические исследования, проведенные в США и Вели­кобритании, свидетельствуют в пользу того, что все пациенты в большей или меньшей степени страдают от недугов, в основе которых лежит "неизжитый" стресс. Традиционным способом борьбы со стрессами во врачебной практике являются транкви­лизаторы и антидепрессанты. Однако ни один из этих препа­ратов не является специфическим средством против тех симп­томов, о которых шла речь в гл. 2-4. Все они имеют побочные действия и производят то или иное разрушительное воздейст­вие на здоровье пациентов. Самым мощным и при этом столь часто игнорируемым средством исцеления является в действи­тельности сознание человека.

Вот далеко не полный список болезней, основным "постав­щиком" которых является стресс:

— повышенное кровяное давление;

— коронарный тромбоз;

— мигрень;

— сенная лихорадка и другие формы аллергии;

— астма;

— интенсивный зуд;

— пептические язвы;

— запоры;

— колиты;

— ревматоидные артриты;

— менструальные осложнения;

— расстройство пищеварения;

— гиперфункция щитовидной железы;

— диабет;

— кожные заболевания;

— депрессия.

Каким образом мы можем распознать признаки накаплива­ющегося напряжения в нашем организме до того, как они про­явятся в виде какой-нибудь болезни? Перечислим физические проявления чрезмерного стресса:

— отсутствие аппетита;

— постоянное переедание (как результат чрезмерного напряжения);

— частые расстройства пищеварения и изжога;

— запор или понос;

— бессонница;

— постоянное чувство усталости;

— повышенная потливость;

— нервный тик;

— постоянное покусывание ногтей;

— головные боли;

— мышечные судороги;

— тошнота;

— затруднения с дыханием;

— обмороки;

— слезливость без видимой причины;

— импотенция или фригидность, что часто умалчивается, потому что "в этом стыдно признаться";

— неспособность долго оставаться на одном месте, привычка ерзать на стуле;

— высокое кровяное давление.

Итак, если мы обнаружили у себя один из перечисленных симптомов, нам следует начать выполнять некоторые предпи­сания, которые уменьшат наше напряжение (см. соответству­ющие рекомендации, приведенные далее в этой главе).

Рассмотрим симптомы стресса, проявляющиеся на уровне психики:

"Постоянная раздражительность при общении с людьми" (даже у людей, которые в общем нормально общаются с други­ми).

Чувство, что вы "не вполне справляетесь с повседневными заботами и у вас возникают проблемы с работой, с женой или с мужем, с вашей семьей или с чем-то еще, с чем до этого вы справлялись вполне успешно".

"Потеря интереса к жизни". Люди в этом случае могут сказать что-нибудь вроде "Я не напрашивался в эту жизнь." Напомните им, что они победили в марафоне, поэтому они, несомненно, изъявили желание быть "здесь".

"Постоянный или возникающий от случая к случаю страх заболеть" (о пациентах, страдающий канцерофобией, см. гл. 3. Эти люди обычно страдают неосознанным чувством вины вследствие травматических переживаний первого или второго рода).

"Постоянное ожидание неудачи" (см. гл. 5, ситуацию с Фрэнком). Типичный случай травмы третьего рода, обуслов­ленный поведением родителей, которые постоянно говорили детям о своем недовольстве ими.

"Чувство, что я — плохой, или даже ненависть к самому себе" (см. эпизод с Джанет в гл. 4). Также обычно результат травмы третьего рода, обусловленный жестким воспитанием, хотя иногда может быть следствием травмы первого рода (см. следующую главу).

"Трудность с принятием решений". Эта проблема связана с привычкой получать свою "порцию" любви и внимания от родителей, делая то, что они хотят, и подавлять собственные желания.

"Чувство, что моя внешность непривлекательна". Одна па­циентка, приходившая ко мне в зубоврачебный кабинет, по­просила поставить ей шесть коронок на передние зубы, по­скольку считала, что они делают ее уродливой. Надо сказать, что зубы ее были превосходны, тем не менее она готова была уплатить высокую цену за то, что бы я выполнил ее своеобраз­ную просьбу. Мы вышли из зубоврачебного кабинета, и я, так сказать, сменил роль стоматолога на роль психотерапевта.

После нескольких сеансов психотерапии ее напряжение спало и она почувствовала себя вполне счастливой со своими преж­ними передними зубами. Что же, однако, должно было про­изойти с человеком, наделенным нормальной внешностью (и нормальными зубами), чтобы он решил поставить коронки на свои зубы за любую плату? Не думаю, что это разрешило бы проблему, поскольку с зубами-то все было в полном порядке.

"Потеря интереса к другим людям". Речь идет о людях, которые хотят, чтобы их "оставили в покое".

"Постоянное чувство едва сдерживаемого гнева или яро­сти". Имеется в виду состояние, когда вы готовы "взорваться" в любую минуту без какой-либо причины.

"Неспособность проявить подлинные чувства", что являет­ся, как правило, следствием травмы первого или второго рода.

"Чувство, что вы являетесь мишенью, объектом враждеб­ности со стороны других людей". Однажды меня посетил паци­ент, которого преследовала мысль, что все вокруг считают его гомосексуалистом. Он сказал мне, что никакой он не гомосек­суалист. Я задал ему вопрос, обвинил ли его кто-нибудь в его склонности к гомосексуализму или хотя бы раз кто-нибудь сказал ему об этом? Его ответ был: "Нет, никогда". "В таком случае, — спросил я его, — почему вы думаете, что все считают вас гомосексуалистом?" — "Да они думают так, ясное дело" — "А откуда вам это известно?" — "Да я просто знаю об этом" — " Нельзя быть уверенным в том, о чем думают другие, пока они не сказали вам об этом". Последнее соображение заставило его задуматься. Очевидно, он испытывал тайный страх перед на­личием у него гомосексуальных наклонностей. Мысль о при­знании этого страха пугала его, поэтому он создал проекцию этого страха, "заставив" в своем воображении других думать, что он является гомосексуалистом. Для него было безопаснее действовать таким способом, поскольку он всегда мог сказать себе: "Да они просто ошибаются". Но если бы он подумал о себе: "Я — гомосексуалист", у него не было бы такой возмож­ности. В ходе психотерапии удалось выяснить, что именно заставляло его думать о собственной гомосексуальности и переструктурировать его мысленный "паттерн", заставлявший его думать таким образом. В дальнейшем этот страх перестал посещать его.

"Утрата чувства юмора и способности смеяться". Нередко стресс проявляется таким образом, что люди теряют способ­ность чувствовать смешное, и, если вам удастся заставить их рассмеяться, то состояние их удивительным образом улучша­ется. Многие мои пациенты сообщали мне о разительных пере­менах, которые происходят с ними после "хорошей дозы" сме­ха, и говорили, что не чувствовали себя такими здоровыми в течение многих лет. Впрочем, некоторые используют смех как своего рода защиту, к примеру, когда они смущены или не знают, что сказать. Другие используют смех как противодей­ствие поднимающейся в них тревоге, когда, например, собира­ются сообщить вам о чем-то, что связано для них с сильными переживаниями. И если они сопровождают смехом свой рас­сказ о такого рода вещах, можете быть уверены, что событие, о котором идет речь, чрезвычайно важно для них. Бели вы спросите: "Что скрывается за вашим смехом?", они, скорее всего, перестанут смеяться и, может быть, начнут плакать. И их слезы — свидетельство того, что они вовлечены в свое, возможно, давнее переживание и оно все еще с ними. Этот смех совершенно другой природы, нежели здоровый освобождаю­щий смех.

"Безразличие". У женщин этот симптом часто проявляется в форме полного безразличия к их домашним делам. Мужья оказываются равнодушны к женам и наоборот. Люди забрасы­вают свою работу, перестают заботиться о своей внешности.

"Страх перед будущим". Страх перед чем-то, что ощуща­ется, как фатально неизбежное, также нередко является одним из последствий стресса.

"Страх перед собственной несостоятельностью". Нередко это ощущение присуще весьма уважаемым людям, то есть не имеет корней в "реальности".

"Чувство, что никому нельзя доверять". Очень часто люди, приходящие на прием к терапевту, говорят: "Я никогда никому не рассказывал об этом" и затем сообщают что-то действитель­но чрезвычайно важное и существенное в плане их симптома­тики. Надо, однако, иметь в виду, что встречаются пациенты, которые всем и каждому говорят, что "они прежде этого нико­му не рассказывали". И это на самом деле лишь способ при­влечь внимание к своим проблемам. Часто это люди, испытавшие травматическое переживание третьего рода, которые ни­когда не могли добиться внимания со стороны собственных родителей.

"Пониженная способность к концентрации" (см. эпизод с Фрэнком в гл. 5).

"Неспособность завершить одно дело, не бросив его и не начав другое". Это состояние часто бывает результатом до­вольно сильного стресса и связано, как правило, с травмой второго рода.

"Сильный страх открытого или замкнутого пространства или страх перед уединением". Все эти три состояния нередко уживаются в одном человеке и часто бывают результатом трав­мы первого рода (см. гл. 2).

Существуют, разумеется, и другие признаки чрезмерного стресса, но я отметил здесь те, которые встречаются особенно часто. Как я уже заметил, напряжение, связанное со стрессом, определенным образом накапливается в нашем организме, по­этому стоит сказать здесь несколько слов о том, как избавиться от этих чрезмерных напряжений:

— работать не больше восьми часов ежедневно;

— иметь по меньшей мере полтора выходных дня каждую неделю;

— время, отведенное для вашего обеда (или ланча), долж­но быть не меньше часа;

— желательно есть не спеша и тщательно пережевывать пищу. Люди с избыточным весом почти всегда едят слишком быстро. Они всегда расправляются со своей порцией раньше других, а затем принимаются за новую порцию пищи;

— культивируйте привычку слушать медитативную рас­слабляющую музыку;

— научитесь входить в измененное состояние сознания. Делайте это каждые два — три часа по две минуты, если вы чувствуете некоторое перенапряжение. Находясь в ИСС, по­пытайтесь перенестись в приятное для вас место и на какое-то время задержаться в нем;

— развивайте у себя привычку к медленной ходьбе и нето­ропливым разговорам;

— улыбайтесь и проявляйте как можно больше бодрости при встречах с людьми;

— отводите себе время для ежегодных каникул или отпу­ска, когда вы можете выбросить из головы все, что вас беспо­коит. Предвкушайте удовольствие, которое вы получите от предстоящего отпуска;

— регулярно упражняйтесь на свежем воздухе, при этом ваше дыхание должно быть достаточно глубоким. Если вы за­нимаетесь какими-нибудь играми наподобие гольфа или тен­ниса, то, когда ударяете по мячу, попытайтесь этим ударом "отбросить" от себя все то напряжение или агрессию, которые в вас есть. Если по каким-то причинам вы не имеете возмож­ности заниматься этими играми, просто отправляйтесь на про­гулку на морской или речной берег, выберите безлюдное место и бросайте камешки в воду, представляя как с каждым броском вы освобождаетесь от агрессии и напряжения, которые стесня­ют и напрягают вас. Или просто разбивайте иногда одну — две старые чашки, бросая их, избавляйтесь от застрявших в вас негативных эмоций;

— попробуйте придерживаться более ритмичного режима питания. Будьте умеренны в еде и получайте удовольствие от этой умеренности. Попробуйте понять, какое количество пи­щи необходимо вам, чтобы поддерживать здоровый вес, и на­страивайтесь именно на это количество;

— обратитесь за консультацией к психотерапевту, если у вас существуют проблемы в сфере сексуальных отношений;

— если ваша работа не приносит вам удовлетворения, по­думайте о возможных альтернативах и, найдя приемлемый вариант, смело меняйте работу;

— заполните свой досуг каким-нибудь творческим заняти­ем. Это может быть садоводство, какое-нибудь ремесло или рукоделие, живопись, наконец, театр. Если ваше хобби вклю­чает в себя какую-то рутинную работу, найдите способ сделать ее интересной, получать от нее удовольствие;

— делайте регулярный массаж, займитесь йогой или при­соединитесь к "группам здоровья";

— сосредоточьтесь на настоящем и преодолевайте привыч­ку "зацикливаться" на прошлом или будущем. Вы живете лишь в настоящем, поэтому извлекайте все возможное из настоящего и переживайте каждый момент того, что существует "сейчас". Не предавайтесь страхам по поводу возможного бу­дущего, иначе вы программируете это будущее и заранее кон­струируете его как негативное. Излишне задерживаясь на ка­ких-то негативных моментах в прошлом, вы в то же время уменьшаете ценность настоящего;

— работайте систематически, не начинайте очередную ра­боту, не завершив предыдущую. Если работа покажется вам скучной, постарайтесь найти в ней что-то, доставляющее вам удовольствие. Начинайте новое дело без страха, иначе вы де­лаете его труднее, чем оно есть на самом деле;

— ставьте перед собой разрешимые задачи и, достигнув целя, отметьте свой успех и поздравьте себя с ним;

— проявляйте свои чувства открыто, а когда это невозмож­но, попытайтесь избавиться от напряжения, связанного с этим ограничением;

— не ставьте перед собой неразрешимых задач. А также намечайте реалистичные сроки окончания той или иной рабо­ты;

— не прибегайте к наркотикам или к постоянной поддерж­ке других людей, чтобы справиться с собственными проблема­ми. Берите ответственность за свои действия на самого себя;

— не играйте в игру "поиск виновного".

Делайте хотя бы часть этих вещей каждый день и научитесь делать их автоматически, так, чтобы не допустить накопления напряжений в вашем организме.

Как справиться со стрессом, не прибегая к лекарствам

1. Релаксационные техники:

— визуализация пространственно-временных событий, когда вы чувствовали себя совершенно расслабленным и спо­койным;

— медитация, ориентированная на достижение опреде­ленного состояния с использованием собственного "измерите­ля" стрессов (см. далее);

— отделение себя от стрессового состояния (техника "эк­ранного расщепления");

— техника усиления собственного "я".

Соответствующие упражнения описаны в конце этой гла­вы.

2. Нейролингвистическое программирование с использо­ванием гипноза. Если наше поведение в какой-то ситуации усиливает напряжение внутри нас, можно предположить, что это поведение не является оптимальным в данной ситуации. И тоща необходимо изменить способ, которым мы реагируем на эту ситуацию. Изменение осуществляется методом, который известен под наименованием рефрейминга (см. упр., приве­денные далее).

3. Техники, не использующие ИСС. Сюда относятся мето­ды, использующие так называемое оперантное обусловлива­ние, смысл которого в том, что вы учитесь достигать хорошего самочувствия, отмечая события и вещи, которые способствуют этому, и учитесь вызывать позитивные состояния, используя те предметы и события, которые являются, по вашему опыту, вашими добрыми помощниками. Занятия йогой и медитацией тоже можно отнести к этому разряду.

4. Анализ. Анализируя то, что происходит с вами, вы мо­жете обнаружить динамические факторы в вашем бессозна­тельном, которые ответственны за те или иные стереотипы вашего поведения. Для более продуктивного анализа вы може­те перейти в ИСС. Осознание этих факторов может помочь вам преобразовать эти стереотипы, используя рефрейминг.

5. Гештальттерапия. Может оказаться полезной в при­обретении новых поведенческих навыков.

6. Первичная терапия. Сюда входит техника ребефинга (рождения заново) или переживания заново тех или иных со­бытий, что тоже может оказаться весьма полезным для вас.

Ко множеству известных техник непрерывно добавляются новые. Ваш терапевт поможет вам решить, какая техника оп­тимальна для вас.

УПРАЖНЕНИЕ 25

Перейдя в ИСС, представьте картину, которая действу­ет на вас расслабляюще. Осознайте те чувства, которые вызывает у вас эта картина, и задержите свое внимание на них. А затем представьте, как вы, сохраняя эти чувства, выходите из измененного состояния и, "пробудившись", при­нимаетесь за свои повседневные дела. А затем откройте глаза и действуйте по задуманному сценарию.

УПРАЖНЕНИЕ 26

Достигнув ИСС, сосредоточьтесь на своем дыхании. Осо­бое внимание уделите выдоху. Выдох является актом рас­слабления. Это подобно выпусканию воздуха из воздушного шара. Оболочка шара "съеживается", и натяжение ее повер­хности исчезает. Выдох совершенно аналогичен этому про­цессу. Когда вы выдыхаете, напряжение в легких падает, ва­ши легкие уменьшают свой объем и воздух выталкивается наружу. Ваше бессознательное фиксирует это уменьшение напряжения, и вы чувствуете расслабление. При каждом вы­дохе вы "чувствуете" расслабление в той части вашего моз­га, которая отвечает за чувства. Другая же часть вашего мозга ответственна за "мысль", поэтому, если при каждом выдохе мысленно произносить слово "спокоен", осознавая его значение, можно одновременно чувствовать и осозна­вать себя расслабленным. Как мы уже отмечали в гл. 2, ком­бинация мысли и чувства делает вашу практику в ИСС более эффективной.

Координируя выдох с мысленно произносимым словом "спокоен", вы можете также представить себе персональ­ный счетчик-измеритель вашего стресса. Этот счетчик мо­жет быть любым измерительным прибором, который вам удобен, но давайте представим его в виде счетчика времени на автомобильной стоянке. Если вы чувствуете напряже­ние, то обращаетесь к этому счетчику, который показыва­ет, какой штраф за превышение времени, отведенного вам, вы должны заплатить. Каждый выдох с присоединенным к нему словом "спокоен" является, так сказать, монеткой, брошенной в этот счетчик и уменьшающей размер вашего штрафа. Вскоре на шкале счетчика появляется "ноль", и вы чувствуете себя расслабленным. Поэтому, если вы регулярно практикуете это упражнение, ваше чувство расслабленно­сти становится более привычным. Делайте это упражнение три или четыре раза в день примерно по две минуты.

УПРАЖНЕНИЕ 27. Техника экранного расщепления (Шпигель Г., 1978)

Находясь в ИСС, представьте экран на какой-либо стене вашей комнаты. На одной половине этого экрана вы видите себя напряженным и встревоженным, на другой стороне — расслабленным и спокойным. Затем вы должны сказать себе, каким вы предпочитаете видеть себя. Соберите все чувства того из вас, кто вам больше нравится, и возьмите эти чув­ства с экрана в свою жизнь, оставив того из вас, кто вам не по душе, в другой части экрана. Затем представьте, как хорошо действовать таким образом в любой ситуации. От­кройте глаза и сохраняйте это чувство. Повторяйте уп­ражнение каждые два-три часа, по несколько минут, пока ваше самочувствие не улучшится.

УПРАЖНЕНИЕ 28. Усиление собственного "я"

Будучи в ИСС, вспомните о марафоне, который вы выиг­рали, чтобы появиться здесь. Скажите себе, что у вас есть такое же право пребывать здесь, как и у любого другого. Скажите себе также, что у вас есть право чувствовать себя совершенно расслабленным. Почувствуйте степень своего расслабления, затем откройте глаза и оставайтесь на до­стигнутом уровне релаксации. Повторяйте упражнение до тех пор, пока не почувствуете высокую степень покоя.

УПРАЖНЕНИЕ 29. Рефрейминг

Переведя себя в измененное состояние сознания, войдите в контакт с той частью сознания, которая вызывает в вас напряжение, мобилизуя ваши возможности в той или иной ситуации. Обратитесь к этой части с запросом: если она слушает вас и готова к сотрудничеству, пусть она выразит это поднятием указательного пальца на правой или левой руке. Когда указательный палец поднимется, поблагодарите ее за готовность к сотрудничеству и желание помочь вам овладеть ситуацией. При этом вежливо дайте ей понять, что способ разрешения проблемы, который она предлагает вам, сам по себе иногда становится проблемой. Напряжение бывает слишком велико и порой оно мешает эффективно решить проблему. Далее обратитесь к той части вашего сознания, которую мы назовем творческой. Эта часть отличается способно­стью тщательно взвешивать все последствия ваших дейст­вий. Обратитесь к ней с просьбой подыскать альтернатив­ный способ поведения и, когда это произойдет, поднять ука­зательный палец другой руки. Когда палец поднимется, по­благодарите ее за готовность помочь вам в поиске альтер­нативного способа поведения.

Теперь попросите обе эти части вступить в контакт друг с другом и обсудите пути и средства помочь вам спра­виться с ситуацией, не прибегая к лишнему напряжению. Позвольте этим частям быть вашими консультантами и попросите их, когда они найдут четыре или пять способов эффективного решения проблемы, сообщить об этом подня­тием обоих указательных пальцев и соединением их в знак достижения согласия. На этой стадии, поскольку переговоры между частями происходят на уровне вашего бессознатель­ного, вам не обязательно осознавать, как именно эти части собираются помочь вам. Вы, однако, несомненно, обнаружи­те, что теперь обладаете большим набором возможностей, чем раньше. Откройте глаза и испытайте некоторые из этих возможностей. Если эти альтернативные пути ока­жутся неэффективными, повторяйте упражнение до тех пор, пока не получите необходимого результата.

Если вы предпочитаете аналитический путь решения ва­ших проблем или гештальттерапию, наилучшим вариантом для вас будет работа с терапевтом, нежели попытки занимать­ся этим самостоятельно. При этом очень важно найти терапев­та, отвечающего вашим запросам.

Глава 7. ЭПИЗОДЫ ИЗ ПРАКТИКИ

В предыдущих главах я воспользовался некоторыми при­мерами из моей практики, чтобы проиллюстрировать теорети­ческие моменты или сделать акцент в той или иной точке. Здесь мне хотелось бы изложить несколько случаев от начала до конца, чтобы вы имели возможность судить, насколько приме­нимы мои теории в жизни. Это всего лишь несколько случаев из моей более чем двадцатипятилетней практики, и, разуме­ется, за это время многие моменты теории претерпели серьез­ные изменения. Имена пациентов и некоторые личностные особенности представлены в слегка измененном виде по сооб­ражениям конфиденциальности.

История девушки по имени Мэри

В первом случае, о котором я хотел бы рассказать, цент­ральным моментом являются многократные попытки само­убийства. Этот случай представляется мне очень важным, во-первых, в силу чрезвычайной важности проблемы как таковой, а, во-вторых, эта история многому меня научила. Имя паци­ентки, о которой идет речь, — Мэри, а все началось с того, что я получил письмо от ее матери, датированное 18 мая 1978 года, в котором она просила меня оказать помощь ее дочери.

Вот текст этого письма: «Уважаемый г-н Грэхэм! Ваше имя и адрес стали мне известны благодаря нашему общему знако­мому, который неоднократно посещал ваши лекции и семина­ры. У меня была беседа с ним, касавшаяся моей дочери, кото­рой необходима срочная помощь, и он предположил, что имен­но вы могли бы оказать такую помощь.

В феврале 1973 года, находясь в состоянии депрессии, Мэри оказалась в психиатрической палате одной из лондонских кли­ник. Я пыталась связаться с ней на протяжении пяти недель, пока, наконец, она не позвонила мне и не сообщила о том, что произошло. Мне не разрешили встретиться с ней, поскольку она не хотела этого. Тем временем Мэри дала согласие на шоковую терапию, но это не изменило ее состояние. Несколько раз она принимала опасные дозы препаратов, а также пыталась перерезать себе вены на запястье.

В мае я приехала навестить ее, и мне предложили забрать ее домой, ще она принимала антидепрессанты, назначенные ей нашим семейным терапевтом, в течение примерно двух недель. Затем она была помещена в местную клинику, где, несмотря на ее возражения, подвергалась шоковому воздейст­вию. Она несколько раз принимала опасные дозы лекарств, а однажды мне позвонили из клиники и сообщили, что она вы­прыгнула из окна своей палаты, расположенной на третьем этаже. В результате она получила многочисленные травмы ног, ее позвоночник был также поврежден. Я забрала ее из клиники, поскольку у меня было чувство, что, если я не сделаю этого и не возьму на себя ответственность за жизнь моей доче­ри, последствия будут абсолютно непоправимыми.

Примерно год спустя, когда ее физическое состояние было близким к норме, мы обратились за помощью к другому пси­хиатру, который работал с ней около шести месяцев, после чего она стала посещать занятия в местном колледже, ще добилась определенных успехов, хотя время от времени прерывала за­нятия из-за возобновлявшейся депрессии. В августе 1976 года она снова вернулась к амбулаторному лечению в клинике и на этот раз нам с мужем показалось, что мы зашли в тупик.

Недавно я разговаривала с ее психиатром, который сказал, что происходящее с Мэри, это скорее "определенное состояние сознания", а не болезнь в обычном смысле, и мы сейчас дума­ем, что, возможно, были какие-то причины, которых мы не осознавали и которые вызвали то самое состояние сознания, о котором сказал этот психиатр.

На протяжении всей ее болезни Мэри, как видно, трудно даются контакты с другими людьми, похоже, что она избегает общения с кем бы то ни было. Она испытывает постоянные боли в левой лодыжке, и ортопед говорит, что дальнейшее лечение вряд ли возможно и ей будет не под силу любая работа, которая связана с длительным пребыванием на ногах. Все это, разуме­ется, не вселяет особых надежд на будущее. В последнее время она снова прибегала к опасным для жизни дозам лекарств, и мы не уверены, что сделали все возможное для ее выздоровле­ния.

Мы будем чрезвычайно благодарны вам за любую помощь, которую вы сможете оказать, поскольку пребываем в полном неведении по поводу причин заболевания нашей дочери и воз­можностей ее эффективного лечения.

Искренне ваша г-жа Б.М.»

Мы встретились с матерью Мэри 3 сентября 1979 года. Я объяснил, что, по моему мнению, ее депрессия и многократные попытки самоубийства, возможно, являются результатом импринтинга, имевшего место во время родов, и мне было бы очень важно услышать некоторые подробности о родах и о раннем детстве Мэри. Позднее я получил письмо от матери Мэри, которое приводится ниже, а также письмо от друзей Мэри, которые работали вместе с ней в Лондоне. Вот письмо от г-жи Б.М.: «Уважаемый г-н Грэхэм! Мы с мужем были очень взволнованны, когда узнали, что наша предполагаемая дочь должна появиться на свет. Мы были женаты уже два года и жили с моим тестем, работа которого позволяла ему бывать дома только по уик-эндам. Я чувствовала огромное напряже­ние от того, что мой тесть редко заговаривал со мной, хотя в то же время нельзя было сказать, что он проявлял ко мне откры­тую враждебность. При этом его отношения с мужем были весьма теплыми. Когда муж сказал ему, что я беременна, его отец сказал, что нам следует подыскать другое место для жилья, поскольку он не представляет, где можно поместить ребенка.

Когда я была на восьмом месяце, я отлучилась на несколько дней из дома, а когда вернулась, то обнаружила, что во всем доме трубы замерзли, и когда они оттаяли, вода хлынула прямо через потолок. Когда вернулся мой тесть, последовал ужасный скандал, и после этого мое положение в доме стало совершенно невыносимым. Мэри родилась 5 февраля 1954 года в 12.15 ночи. Мои родовые воды вскрылись около 3.15 в ночь на 2 февраля и в полдень следующего дня я была уже в роддоме. Кроме боли в спине я почти не испытывала никаких негатив­ных ощущений до полудня 4 февраля, когда доктор, посетив меня около 7 часов вечера, сказал, что, если роды не начнутся в течение ночи, он прибегнет к кесареву сечению. Меня оста­вили одну, а в 10.30 я нажала кнопку и попросила о помощи, и сестра сказала мне, что малыш может появиться в любую ми­нуту. Меня поместили в родильную палату, сделали анесте­зию, и около полуночи, как мне сказали позже, возникло опасение, что сердце ребенка находится на грани остановки (иначе говоря, это был первый случай, когда Мэри была близка к смерти. — Дж.Г.), и они решились на оперативное вмешатель­ство, чтобы ускорить роды.

Возможно, мне следует сказать вам, что роды были трудны­ми и головка ребенка была в неустойчивом положении, по­скольку в предродовой период головка располагалась слишком высоко и не было необходимых условий для фиксации головки в устойчивом положении (роды моего сына происходили ана­логичным образом). Когда Мэри появилась на свет, мне дали ее подержать несколько минут, а затем забрали вплоть до следующего полудня. (Одна из сестер рассказала мне, что все это время девочка постоянно плакала). Днем ребенок находил­ся в кроватке у моих ног, но каждую ночь Мэри забирали и увозили в детскую палату, потому что около 10 часов она начинала плакать, и мне говорили, что она не остановится до утра. (Я полагаю, что девочка каждую ночь заново пережива­ла свое рождение, имевшее место примерно в это время, и ей был необходим покой, недостаток которого вызывал у нее травмирующие переживания. — Дж.Г.).

Она спала целыми днями (приобретенная защитная реак­ция. — Дж.Г.), и ее регулярно будили шлепками по ступням, чтобы разбудить для очередного кормления (еще одна травма. — Дж.Г.). Я кормила ее грудью в течение трех месяцев, хотя мое молоко было неподходящим для кормления.

Когда я вышла из клиники, то отправилась к своим родите­лям, поскольку мой муж работал вдали от дома, а я не хотела возвращаться к моему тестю. Мэри вела себя так же, как в больнице, и спала только тогда, когда я оставляла ее на ночь в одной постели со мной. Муж приезжал домой в то время только по уик-эндам.

Когда Мэри исполнилось шесть месяцев, мы отправились пожить в местечке, где в то время работал мой муж. Мэри спала в своей кроватке около нас с мужем, и, пока я держала ее за руку, все было в порядке, но стоило мне отпустить ее, она немедленно начинала плакать. Не зная, что придумать, я ку­пила ей куклу, с которой она не расставалась почти до пяти­летнего возраста. Когда ей было двенадцать месяцев, у нее развилась экзема, которая не проходила в течение двух лет.

(Попытка привлечь к себе внимание. Травма второго рода — Дж.Г.). Она казалась в это время счастливым ребенком и мно­гие часы играла одна в саду. (Очевидно, безопаснее всего было ограничить свои чувства и избегать контактов с теми, кто мог обидеть ее. — Дж.Г.). Единственной проблемой было уло­жить ее вечером в постель при выключенном свете — она никогда не соглашалась лечь спать раньше 10 или 11 вечера. Были проблемы и с тем, чтобы научить ее проситься в туалет, она страдала недержанием мочи до того, как пошла в школу, а потом это продолжалось до 14 лет. (Бессознательное желание привлечь к себе внимание. Травма второго рода. — Дж.Г.).

Когда ей было два года, она перенесла ветрянку в тяжелой форме и стала проводить много времени в доме наших соседей. У соседей было два мальчика-подростка, которые безумно но­сились с Мэри и всячески опекали ее. (Наконец долгожданное внимание! — Дж.Г.).

Когда Мэри было три года, слух ее резко ухудшился и ее положили в больницу, где удалили аденоиды. (Нетрудно во­образить, как это пребывание в клинике в возрасте трех лет подействовало на девочку и закрепило ее родовые пережива­ния. — Дж.Г.). Затем у нее появился тонзиллит, который обо­стрялся каждые два месяца, и мы регулярно обращались к врачам по этому поводу. Когда ей исполнилось четыре года, она стала посещать воскресную школу, где подружилась со своей сверстницей. В это же время у нее стали случаться при­ступы раздражения. (Если нет иного способа привлечь внима­ние, остается гнев и раздражение. — Дж.Г.). Примерно в это время она заболела коклюшем.

В 1958 году умер мой отец, и я не помню, как реагировала на это Мэри. (Девочка уже была "закрыта" для сильных чувств в результате травм первого и второго рода. — Дж.Г.). В 1959 году, когда Мэри было пять лет, у меня родился сын, но она не проявила большого интереса к этому событию и большую часть времени играла с соседскими детьми. (От них она получала по крайней мере то внимание, которое ей было отчаянно необходимо в данный момент. Травматические пе­реживания третьего рода. — Дж.Г.). Спустя три месяца она стала ходить в школу и, по-видимому, чувствовала себя там неплохо. (Очевидно, она не могла быть счастлива дома теперь, когда появился ее маленький брат, переживания треть­его рода. — Дж.Г.). Казалось, она не испытывает ревности к своему брату. (Но дело в том, что она уже отказалась от попыток реализовать свои потребности, — Дж.Г.). Школь­ные учителя с похвалой отзывались о ней, несмотря на то, что она часто пропускала занятия из-за своего тонзиллита. В ее дневниках, однако, встречались замечания по поводу того, что она много болтает на уроках, и это очень удивляло меня, по­скольку дома она была очень тихим ребенком.

В это время я также стала замечать, что Мэри часто сочи­няет, рассказывая порой совершенно фантастические небыли­цы. (Попытка привлечь внимание, вызвать интерес. — Дж.Г.).

Часто Мэри возвращалась домой сильно перепуганной, по­тому что, как она объясняла, ее подружки говорили ей, что вокруг бродят разные чудовища и ведьмы. Ей стало страшно ходить гулять одной, и, хотя она всегда боялась темноты, в этот период она стала испытывать страх, когда надо было отправ­ляться спать, "и мне приходилось заглядывать под кровать и обследовать шкаф, прежде чем она соглашалась войти в спаль­ню. Эта боязнь темноты не исчезла и в подростковом возрасте, и, я думаю, много позже. Когда она училась на курсах медсе­стер в Лондоне, она боялась спать одна, и спала со своими подружками, будучи при этом не в состоянии объяснить, чего именно она боится.

Когда ей было шесть лет, ей удалили миндалины, после чего она пролежала в постели четыре недели (у нее была сердечная слабость, которая, однако, впоследствии никак не прояви­лась). (Возможно, та же реакция, приобретенная при рожде­нии и связанная с пребыванием в больнице. Вспомните эпизод с "остановкой сердца" во время родов. — Дж.Г.). Когда ей исполнилось семь лет, умер мой тесть. К тому времени мы стали друзьями и он полюбил Мэри, а она тоже была привязана к нему. Она плакала, когда узнала об этом, но, вероятно, довольно скоро забыла об этом. (Она все еще мало обращала внимание на других, поскольку всецело была занята собой. — Дж.Г.).

Она мало с кем дружила в то время. Стоит, может быть, добавить, что с тех пор, как Мэри пошла в школу, она неизменно соглашалась сделать все, о чем бы ее ни попросили, и, думаю, она осталась такой же и сейчас, потому что, как мне кажется, ей всегда было страшно сказать "нет", хотя нередко она не хотела делать то, о чем ее просили, или знала, что не сможет этого сделать. (По-видимому, это был способ завоевы­вать внимание и любовь других, указывающий на уже развив­шуюся к этому времени невротическую зависимость от ок­ружающих. — Дж.Г.).

Когда Мэри исполнилось девять, у нее появилось больше друзей, и мне казалось, что все складывается благополучно, а в школе считали, что она отличается ответственностью и обя­зательностью. У нее, правда, были проблемы со слухом, а в десятилетнем возрасте она упала и сломала руку. В одиннад­цать лет она перешла в местную среднюю школу, и в это время у нее возобновилось ночное недержание (которое время от времени почти не беспокоило ее). Вообще каждый раз, когда она переходила из одного класса в другой, и со сменой учителей этот симптом давал о себе знать. (Замечание матери о "благо­получии" ее дочери в этот период не согласуется с тем, что ее "ночные" проблемы обострились. — Дж.Г.). В ее школьных дневниках в это время часто можно было встретить такую запись: "Мэри — способная девочка, но она могла бы учиться гораздо лучше". (Это — характерное замечание, относяще­еся, к людям, страдающим органическим нарушением мозго­вых функций. Трудные роды часто сопровождаются наруше­ниями этого рода, и я отметил этот факт, чтобы при встрече с Мэри проверить его. Мое предположение подтвер­дилось, и я предложил ей несколько упражнений для корректи­ровки этого нарушения, которые я опишу позже. — Дж.Г.).

Когда девочке было двенадцать, умерла моя мать. Мэри была очень подавлена, хотя горе ее было недолгим. В это время у нее начались менструации. К этому же времени относятся негативные отзывы учителей о ее поведении, о ее чрезмерном интересе к сексуальной жизни, хотя более доброжелательные преподаватели говорили нам с мужем, что Мэри ведет себя наивно, задавая, очевидно, "дурацкие" вопросы, к которым ее подстрекают ее бойкие одноклассники, и что все это выглядит, как обычная бравада. Об этом периоде Мэри сохранила чрез­вычайно мало воспоминаний. (Переживания третьего рода — память об определенных событиях оказывается полностью заблокированной. — Дж.Г.).

Где-то в это время Мэри сломала палец, а затем у нее была травма лодыжки, когда ее ступню прищемили дверью в школе. Ей наложили шов и понадобилось шесть месяцев, чтобы ее нога полностью восстановилась.

Примерно тогда же она провела некоторое время в больнице с подозрениями на аппендицит. Из-за травмированной лодыж­ки Мэри в это время не участвовала ни в каких играх, потому что ранка часто воспалялась, и мы несколько раз наведывались в клинику по разным поводам. В это время она и еще несколько ее сверстников увлеклись спиритическими сеансами. После этого Мэри овладел страх, она стала бояться спать одна, но увлечение ее продолжалось. Когда Мэри исполнилось шест­надцать, ее успеваемость в школе оценивалась как посредст­венная и она почти не прикладывала усилий, чтобы получить лучшие оценки. В это же время я заметила, что Мэри часто меня обманывает и употребляет спиртные напитки, не расска­зывая нам об этом. Я узнала также, что она "гуляет" с "цвет­ным" юношей. Позже выяснилось, что подружка Мэри забере­менела в это время от того же самого молодого человека. Мэри была явно расстроена всем этим, и они больше не встречались, хотя юноша звонил ей еще полтора года. В это же время ее лодыжка в очередной раз воспалилась, образовалась язва и ей сделали операцию по пересадке кожи на это место. (Травма второго рода, проявляющаяся в реакции кожного покрова. — Дж.Г.).

Мэри всегда хотела быть медицинской сестрой, и ее взяли на работу в Лондонскую муниципальную клинику. Муж нео­добрительно отнесся к ее выбору, но в конце концов смирился с ним. Ее одноклассник и друг в это же время поступил работать в ту же клинику, и я никогда не видела мою дочь такой счаст­ливой, какой она, по-видимому, была в эти первые несколько месяцев ее самостоятельной жизни. Мы радовались за нее и надеялись, что нашим тревогам настал конец. В октябре у меня раздался телефонный звонок и мне сообщили, что Мэри поло­жили на операцию с острым аппендицитом. Месяц после опе­рации она провела дома, затем вернулась к работе. На рождество она позвонила и сказала, что у нее было воспаление над­костницы и ей удалили несколько зубов.

Она приехала домой на две недели в январе, и я чувствова­ла, что с ней что-то не так, поскольку все это время она провела в постели. (Приобретенная при рождении реакция, "бегство в сон". — Дж.Г.). Я никогда не узнала, что было причиной этому. Она говорила, что у нее распухли миндалины и болело горло, но я уверена, что причина была в другом. Муж навестил ее, когда она вернулась в Лондон, и сказал, что Мэри выглядела как-то странно. Его встревожило также большое количество пустых винных бутылок в ее комнате, а также то, что у нее постоянно горели свечи (она сказала, что ей просто это нравит­ся).

Январь 1973. Мы ничего не знали о Мэри в течение шести недель, пока не выяснилось, что она находится в клинике под присмотром сиделки и что она дала согласие на перевод ее в психиатрическую палату. Позже я узнала от друзей моей до­чери, что незадолго перед ее болезнью они вместе гуляли по Лондону до трех-четырех часов ночи и что Мэри очень много пила в это время. Они часто оставались ночевать в комнате Мэри, потому что она боялась спать одна. Они не сообщили мне дальнейших подробностей. В конверте вместе с моим письмом вы найдете также письмо, которое я получила от друзей Мэри, после того как я узнала, что Мэри интересуется спиритизмом, благодаря одной даме, с которой Мэри познакомилась в психи­атрической клинике в Лондоне. Надеюсь, я предоставила вам подробную информацию, касающуюся заболевания Мэри.

С уважением, г-жа Б.М.»

Из этого письма видно, что Мэри испытала травматические переживания первого, второго и третьего рода и что они после­довательно наложились друг на друга. Каждая травма получи­ла свое подкрепление в тех или иных событиях, и поведенче­ские реакции Мэри свидетельствовали о наличии всех трех травм. При этом у нее определенно были органические нару­шения мозговой деятельности. Мне было совершенно непонят­но, как приступить к ее лечению или хотя бы упорядочить всю эту информацию. Как бы то ни было, я должен был встретиться с Мэри и ее матерью и посмотреть, чем я смогу помочь, если вообще это окажется в моих силах. Я должен откровенно признаться, что я отнюдь не горел желанием встречаться с Мэри и ее матерью. Приведу письмо, написанное друзьями Мэри:

«Уважаемая г-жа М! Мы надеемся, что это письмо будет не бесполезно для Мэри, поскольку Вы сможете лучше понять некоторые моменты ее жизни. Что касается сеансов спиритиз­ма, Мэри занималась этим довольно много, вплоть до зимних каникул, иногда вместе с кем-нибудь, но чаще одна, поскольку обладала большими способностями в этом отношении. Фрэн и я побаивались участвовать в этом, бывало так, что, находясь в одной комнате с Мэри, мы со страхом ждали момента, когда она начнет сеанс, потому что опасались того, что может про­изойти, и одновременно были как бы загипнотизированы тем, что она делала. Обычно события развивались так: Мэри снима­ла все металлические украшения, которые она носила, и в частности металлический крестик, раскладывала буквы алфа­вита на гладкой поверхности так, что они образовывали круг, а в центре помещала "указатель" (в этом качестве она обычно использовала свой браслет, которому можно было придать форму удлиненного овала). Мэри удобно устраивалась на сво­ем стуле и помещала указательный палец так, что он слегка касался браслета. Она любила тишину, а также ей хотелось, чтобы те, кто был в комнате, снимали свои кресты. Но Фрэн и я обычно отказывались это сделать.

Проходило несколько минут, и Мэри, обычно с закрытыми глазами, задавала вопрос, и принцип состоял в том, что "ука­затель" должен был сложить слово "Да". Обычно третьим воп­росом был следующий: "Ты — добрый дух?" и если ответа не было, это означало отрицательный ответ и контакт немедлен­но прекращался, иначе злой дух мог взять медиума под свой контроль. Если ответ был положительным, сеанс продолжался, Мэри задавала вопросы, а "указатель" складывал ответы.

Перед тем как приехать в Лондон, Мэри была в постоянном контакте с группой существ из другого мира, которые звались трифидами, и это напоминало название книги "День трифидов". Трифиды, с которыми общалась Мэри, были расой, а существо, которое их представляло, носило имя Муни. Мэри могла во всех деталях описывать их образ жизни, их богов и то, как они воспринимают различные вещи. И ей каждый раз приходилось подробно разъяснять свои вопросы, так как некоторые слова из нашего языка были непонятны этому существу. Иногда духи вступали с Мэри в непосредственный контакт, так что одна Мэри могла слышать, что они говорят ей. Порой Мэри впадала в состояние, подобное трансу, из которого нам не уда­валось ее вывести — в эти моменты она переставала двигаться, а тело .ее становилось холодным. Затем проходило несколько минут, Мэри приходила в себя, она обычно выглядела усталой, но довольной всем происходящим, хотя как будто ничего не помнила о случившемся.

Мы всегда относились к оккультным явлениям довольно настороженно, но в случае с Мэри мы должны признать, что она в самом деле обладает большими способностями в этом отношении. На протяжении всей ее болезни она постоянно повторяла фразу: "Мне страшно — я не знаю, зачем все это делаю".

Вскоре после того, как Мэри заболела, мы с Фрэном призна­лись друг другу, что, как ни странно это звучит, но в нее, наверное, вселился злой дух.

Мы очень надеемся, что это не сильно огорчит Вас, г-жа М., и что наше письмо окажется полезным для Вас. Передайте, пожалуйста, наш сердечный привет Мэри.

С самыми добрыми пожеланиями,

Фрэн и Бетти»

Нетрудно догадаться, что, прочитав все это, я с некоторым волнением ожидал встречи с Мэри и ее матерью. Должен ска­зать, что знакомство с ними явилось для меня приятным сюр­призом. Мать Мэри оказалась обаятельной и отзывчивой жен­щиной, что было довольно неожиданно для меня после чтения ее письма. И это был один из важных факторов, побудившим меня взяться за лечение Мэри. Мэри казалось довольно угрю­мой девушкой, явно склонной к полноте, полностью погружен­ной в себя и совершенно некоммуникабельной. Она избегала прямого взгляда и постоянно отводила глаза, было очевидно, что она никогда не переживала полной всепоглощающей бли­зости к кому-либо. Она сидела с опущенным взглядом, когда я задавал ей вопросы, и что-то невнятно бормотала себе под нос. Очевидно, она была не в состоянии принять на себя ответствен­ность за свои действия, потому что ее переполняла невыска­занная и не находящая выхода боль. Она жила в своем собственном мире наедине со своими страхами, агрессией и чувст­вом вины. При всем том было в ней что-то, что вызывало симпатию, я не могу сказать точно, что это было, но благодаря этому я чувствовал, что могу помочь ей.

Мы зашли ко мне в кабинет, где у нас состоялась короткая беседа. Разговор с Мэри был вроде удаления "зуба мудрости" — каждый следующий шаг требовал большого усилия. Я про­тестировал Мэри и нашел у нее признаки органической дисфункции мозга.

Я также отметил у нее нарушения некоторых рефлектор­ных функций и координации движений, источником которых были, по-видимому, неблагополучные роды. Если указанные рефлексы не развиваются должным образом, функцию нижне­го мозга берет на себя средний мозг, который, оказываясь пе­регруженным, не столь эффективно регулирует координацию движений.

Основная же проблема заключалась в том, что средний мозг, занятый всей этой работой, не слишком успешно справ­лялся со стрессовыми ситуациями. Это, в свою очередь, тормо­зило интеллектуальное развитие Мэри.

Я разъяснил, что указанные физиологические нарушения в действительности мешают Мэри реализовать себя, потому что из-за них она оказывается в положении бегуна со спутанными ногами, который не может преодолеть дистанцию, хотя и дела­ет, казалось бы, все от него зависящее. К счастью, нам удалось постепенно восстановить нарушенные рефлекторные функ­ции. Я предложил Мэри комплекс из пяти физических упраж­нений, которые она делала в течение двенадцати недель, при этом для меня было крайне важно с самого начала дать ей возможность делать что-то самостоятельно и, таким образом, включить ее в процесс собственного лечения.

Затем я провел тест на гипнабельность, и она оказалась весьма низкой, как я и предполагал (результат того, что она долгое время была "отделена" от своих собственных чувств). Следовательно, на этой стадии гипноз не являлся лучшим вы­бором и надо было поискать какой-то другой путь. Я рассказал Мэри и ее матери об "освобождающей" терапии д-ра Янова и посоветовал им достать его книги. На этом наша беседа завер­шилась.

Во время нашей следующей встречи я проверил, насколько точно Мэри выполняет предписанные мной упражнения. Она сказала, что находит их довольно трудными (как и большин­ство людей, у которых соответствующие рефлексы оказывают­ся недостаточно развитыми). В конце занятия я использовал технику гипервентиляции, чтобы мы смогли преодолеть некоторые ее защитные барьеры. Я говорю "мы", поскольку убеж­ден, что психотерапия представляет собой своеобразный кон­такт между терапевтом и пациентом. И лучший путь — это сотрудничество между ними. Никакой терапевт не вылечит пациента без его участия. Пациент должен выполнить свою часть работы, которая не менее важна, чем работа терапевта. Гипервентиляция не принесла ожидаемых результатов. Поэ­тому я попросил Мэри попытаться воспроизвести на бумаге историю ее жизни, начиная с самого первого момента, который ей удастся вспомнить, и вплоть до сегодняшнего дня. Очевид­но, ее рассказ должен был отличаться от того, который присла­ла мне ее мать. Важным моментом в терапии является то, как сам пациент видит происходящее с ним, поскольку его видение не всегда совпадает с точкой зрения окружающих. Приведу фрагменты из жизнеописания Мэри, сделанного ей самой.

Дошкольный период (до пяти лет)

«Я помню, как ко мне возвратился слух после того, как я совершенно оглохла в результате воспаления аденоидов. По­мню также свой страх во время анестезии, когда мне собира­лись удалить миндалины (или аденоиды, точно не помню), который был связан с запахом маски. Помню день своего рож­дения, когда мне исполнилось пять лет, который я провела у бабушки, потому что мама была тоща в больнице. Вскоре на свет появился мой брат. Я не могу вспомнить брата, когда он был маленьким, не могу вспомнить и отца, который вообще отсутствует в моих воспоминаниях, относящихся к этому вре­мени. (Отец редко бывал дома в то время, а что касается брата, ей не хочется вспоминать о нем, поскольку он был дома, в то время как она была в школе. Переживания треть­его рода. — Дж.Г.).

После пяти лет

«Мама пригрозила оставить нас и уйти из дома вскоре после того, как я стала ходить в школу. Я не помню, почему мама говорила так, но я знаю, что в этом была моя вина. (Постоян­ное чувство вины как раз и вызвало в ней эти чувства, веро­ятнее всего, никакой ее вины в происходящем вовсе не было. — Дж.Г.). Мама надела пальто, я заплакала и вцепилась в ее пальто, чтобы задержать ее и все время просила ее простить меня. В конце концов мама закрыла дверь, сняла пальто, но ничего не сказала, и я поняла — мне надо быть "хорошей" или мама уйдет из дома. (И поэтому она была вынуждена лгать, чтобы все "плохое" оставалось скрытым. — Дж.Г.). Я по­мню, как мама шлепала меня, а потом она сделала розги из связанных вместе прутьев и наказывала меня ими. Я хотела спрятаться в такие минуты куда-нибудь и стала очень бояться ее. (Ей была необходима нежность, вместо этого она пребы­вала в постоянном страхе наказания. Травма третьего рода. Дж.Г.).

Однажды я решила убежать из дома. Мне было тогда около семи лет. По дороге из школы я почувствовала, что мне не хочется возвращаться домой, и пошла к своим друзьям. Я спря­талась у них под кроватью — родители моих друзей ничего не знали и не предполагали, что я нахожусь в их доме. В конце концов пришел папа и забрал меня домой. (То, что она по­мнит этот эпизод так отчетливо, говорит о том, насколь­ко травматично было связанное с ним переживание. Многие из нас убегали из дома, но немногие помнят об этом событии спустя многие годы, — Дж.Г.).

Я смутно помню время от десяти до четырнадцати или даже шестнадцати лет. Я знаю, что часто болела — у меня случались ангины и болело ухо.

Я всегда боялась темноты — мне казалось, что там скрыва­ется кто-то, кто может напасть на меня. Помню, как я угова­ривала маму осмотреть шкаф и буфет и заглянуть под кровать, чтобы проверить, нет ли там страшных великанов, ведьм и драконов, которые, как я думала, прячутся там, чтобы напу­гать меня. (Память о родовых путях трансформировалась в великанов и драконов. Реакция на травму первого рода. — Дж.Г.).

Воспоминания об этом времени содержат много пробелов, которые не могут восполнить старые фотографии и рассказы мамы и папы. Я испытываю странное чувство, не узнавая себя на фотографиях, а когда другие припоминают что-то из моего детства, мне кажется, они говорят о ком-то другом, знакомом мне понаслышке и не имеющем ко мне никакого отношения. (Это характерно вследствие ее "отключения" от собствен­ных чувств и расщепления личности. — Дж.Г.).

Я всегда была как бы "раздвоена", даже когда училась в школе. Я вечно валяла дурака, и меня нередко выгоняли из класса за то, что я мешаю вести урок, или в качестве наказания не отпускали домой. Я никогда не могла смеяться вместе с другими, поэтому я пыталась заставить других смеяться надо мной. Я мало времени уделяла учебе, и мама и папа очень сердились на меня за это. Однажды я довела папу до слез, когда забыла принести домой учебник по математике, хотя на следу­ющий день должен был состояться экзамен и мне надо было подготовиться к нему. Я презирала отца за то, что он беспоко­ится о каком-то экзамене, а не о том, чтобы я была счастлива. (Если тебя любят за "что-то" или при условии, что ты поступаешь так-то и так-то, это не воспринимается как любовь. — Дж.Г.). Все вокруг пытались убедить меня посту­пать в университет, хотя я хотела стать медсестрой (я мечтала об этом с раннего детства). (По-видимому, сочувствие другим, которого она не испытывает по отношению к себе, побуж­дает ее стать медицинской сестрой. — Дж.Г.).

На протяжении всей моей учебы в школе мне казалось, что родители интересуются только моими школьными успехами, и они всегда говорили, что мое "плохое поведение" объясняется влиянием других и тем, что я легко поддаюсь такому влиянию. (Большинство родителей хотят от своих детей не того, чего хотят их дети. Им кажется, что они знают лучше. И эта стратегия редко приводит к тому результату, которо­го добиваются родители. — Дж.Г.).

Когда мои отметки стали посредственными, мне обещали "премию" за каждый успешно сданный экзамен и дополни­тельное вознаграждение за каждую высокую оценку. (Эта попытка "подкупить" Мэри несколько запоздала и теперь лишь вызывала избыточный стресс. — Дж.Г.). Мне кажется, я испытывала сильное давление, которое доктор определил как "стресс". Он выписал мне транквилизаторы, которые избавили меня от моих симптомов. (Еще одна попытка заблокировать ее чувства. — Дж.Г.). Следовательно, он, должно быть, не ошибался.

Я часто пропускала школу из-за разных болезней и как-то неудачно упала. (По-видимому, результат неловкости, вы­званной дисфункцией мозга. — Дж.Г.). Я ненавидела школь­ную дисциплину, которой так гордился наш классный настав­ник. Только к двум учителям я относилась с уважением и любовью. Мне всегда было легче общаться с мальчиками, поэ­тому меня считали сексуальной, как сказала маме одна из учительниц. Я чувствовала себя разочарованной в жизни и единственное, что привлекало меня, была эта "гедонистиче­ская" сторона, на которую неодобрительно взирали старшие.

Я то и дело принимала решение всерьез взяться за учебу, но была довольно рассеянна, не могла сосредоточиться по-насто­ящему и не верила в свои способности.

Я впервые призналась самой себе, что не очень счастлива, когда подружилась с Джоном, который был старше меня на один год — мне было тогда семнадцать. У нас состоялся серь­езный разговор — он сказал, что хочет узнать меня поближе, и это напугало меня. Тогда я попыталась покончить с собой, перерезав себе вены на запястье. В действительности я только слегка надрезала их, потому что у меня не хватило мужества сделать это по-настоящему. (Эта попытка была зовом о по­мощи. —Дж.Г.). Джон говорил, что любит меня, и это страши­ло меня, и отчасти поэтому, а отчасти и потому, что он нравил­ся моим родителям (особенно маме), я порвала с ним. (Слиш­ком болезненно получить внезапно то, о чем вы мечтали, но что всегда оставалось недостижимым. — Дж.Г.). В течение какого-то времени я предпочитала, чтобы родители не одобря­ли моих поступков. (Рационализация следующего чувства: если я не могу добиться любви, пусть будет негодование. Все-таки хоть какое-то внимание. — Дж.Г.).

Мой переезд в Лондон я вспоминаю, как короткую вспышку свободы в моей жизни. Мои воспоминания об этом времени очень отрывочны и я не могу изложить их в хронологическом порядке. Я помню только, что были предвестники того, что со мной не все в порядке, и этими предвестниками были мое пристрастие к алкоголю, страх оказаться трезвой, постоянное ожидание галлюцинаций, связанное с моим интересом к ок­культным явлениям, неспособность сосредоточиться и занять­ся такими элементарными вещами, как стирка или приготов­ление пищи.

Я принимала противозачаточные таблетки в то время и занималась любовью с двумя или тремя мужчинами из медпер­сонала клиники, в которой я работала. Мне не приходило в голову, что я серьезно больна, пока Билл, студент-медик, не убедил меня, что мне следует показаться врачу. Мне выписали антидепрессанты, но неделю спустя я вновь пыталась перере­зать себе вены. Мне кажется, это случилось вскоре после того, как мне исполнилось девятнадцать. Думаю, я сделала это, чтобы показать, как я беспомощна и какой страх и отчаяние владеют мной.

После этого меня положили в больницу. Я позвонила домой и сказала, что у меня депрессия, но что я не хочу, чтобы родители навещали меня. Потом я какое-то время отказыва­лась есть, дважды пыталась порезать себе вены, мне делали электрошок, потом я принимала барбитураты, несколько раз принимала огромные дозы аспирина и парацетамола, занима­лась сексом с кем только могла, завела дружбу с любителями наркотиков и в общем чувствовала, что я совершенно запута­лась. Когда я лежала в клинике, то практически ничего не чувствовала за исключением тех случаев, когда, приходя в сознание после анестезии, которую мне делали перед электрошоком, я начинала плакать. Думаю, это произошло где-то около полуночи (примерно то же самое время, когда она ро­дилась. — Дж.Г.), когда я выпрыгнула из окна. Я лежала на земле, и думала, что вот сейчас я умру. (Судя по всему, на этот раз она не взывала о помощи, а в самом деле намерева­лась покончить с собой. — Дж.Г.). Затем я поняла, что это не так. Я попыталась встать и почувствовала боль в спине и в ногах. Помню чувство горечи и раздражения, которое подня­лось во мне. Я хотела вернуться в палату тихо, чтобы никто не заметил, но потом испугалась. Я не могла понять, что со мной, и тогда закричала и начала плакать. Мама и папа были в больнице, они посадили меня в больничное кресло, и, пока они везли меня в палату, я все время повторяла: "Простите меня". То, что было дальше, я помню очень смутно. Помню, как сестра говорила мне, что я должна что-нибудь съесть, но я не могла проглотить ни кусочка. Меня собирались подвергнуть долговременному психиатрическому лечению, сестра, однако, заметила, что, если я не начну есть, то умру через несколько месяцев и что мне прежде всего необходимо физически окреп­нуть. Поэтому родители забрали меня домой. (В это время у нее была полная анорексия. — Дж.Г.).

Прошло, мне кажется, несколько месяцев, прежде чем я начала есть, а затем был курс физиотерапии, потому что я не могла ходить. Когда я поднялась на ноги и попробовала прой­тись, то испытала ужасную слабость, но так или иначе все мои усилия казались лишенными смысла, потому что я не находила в себе желания жить дальше.

Это описание моей жизни довольно поверхностно, здесь много моментов, которых я едва коснулась, и многое такого, о чем слишком трудно писать.

Мысль о самоубийстве все еще не отпускает меня. Мне часто приходят на ум фантазии о том, что я могла бы уехать куда-то, где жила бы одна, до самого дня своей смерти. Иногда я хочу, чтобы мама и папа умерли, и временами мне кажется, я сама могла бы убить их. Я думаю, эти мысли приходят от того, что я чувствую стыд, за причиненное им горе.

Когда я была ребенком, мама никогда не позволяла мне каким-нибудь образом показать мой страх, гнев или какие-то другие эмоции. Она любила повторять, что "дети хороши, ког­да их неслышно" и нам не позволялось выражать свое несогла­сие с ней или допускать какую-то непочтительность. Я помню, что меня часто шлепали, но я не понимала, за что и, мне кажется, я боялась мамы. Я часто лгала ей, наверное, для того, чтобы избежать наказания.

Теперь я подолгу молчу, потому что боюсь сказать то, что не вызовет одобрения у других. Никто ничего не говорит пря­мо, повсюду одни уловки и перешептывания, а настоящих чувств не видно. Возможно, что и я сама точно такая. К тому же всю жизнь мне не давали ни шагу ступить, не предупредив о последствиях. Когда я была маленькая, мне говорили: "Будь осторожна, а то упадешь", потом, когда я училась в школе, то и дело слышала: "Ты очень пожалеешь, если будешь лениться и получать плохие отметки". И даже теперь родители всегда указывают мне на мои недостатки и скверные качества, никог­да не находя во мне ничего хорошего»

Должен сказать, что для девушки, которой каждое слово давалось с трудом, эти записи были, несомненно, первой ма­ленькой победой. Тем не менее мне было не ясно, как двигаться дальше. Мэри явно была фиксирована на своем предыдущем негативном опыте, связанном с психотерапией. Фантастиче­ская ясность, с которой она описала этот опыт в своем дневни­ке, очевидно, свидетельствовала о том, что традиционные под­ходы в ее случае навряд ли сработают — необходимо было найти то самое единственное и нестандартное решение. Тем не менее я не представлял даже направление, в котором мне сле­довало бы искать это оптимальное решение.

Так или иначе моментом, требовавшим немедленного вме­шательства, были суицидальные импульсы Мэри. Так же как и ее депрессия, эти наклонности, на мой взгляд, были продук­том поведения, сформированным при рождении. Поэтому я предположил, что применив технику ребефинга, то есть вер­нувшись к событиям, сопутствовавшим рождению Мэри, мы, возможно, приблизимся к решению той и другой проблемы одновременно.

Однако мы не смогли немедленно заняться ребефингом, поскольку события, связанные с рождением, были для Мэри слишком пугающими и она всячески пыталась отсрочить нача­ло этой работы.

Поскольку было непросто "разговорить" Мэри во время сессий, я попросил ее вести дневник и записывать все, что она чувствовала, все наблюдения, которые казались ей важными. (Как вы могли заметить, ее записи были очень содержательны­ми). Через несколько занятий я решил вернуться к ребефингу. Я предложил Мэри лечь на матрац, затем мы проделали гипер­вентиляцию, чтобы подготовить ее мозг к предстоящему уп­ражнению. Еще один матрац я положил сверху на Мэри и предложил ей выбраться из под него. Я активно мешал ей сбросить матрац, и она то и дело отказывалась от своих попы­ток. Каждый раз, когда она хотела сдаться, я убеждал ее попы­таться еще раз. В конце концов, когда она была практически без сил, я дал ей возможность освободиться и затем взял ее в руки подобно тому, как берут на руки ребенка и попросил ее смотреть мне прямо в глаза. Это было чрезвычайно трудно для нее, и она сказала, что не может увидеть в моих глазах ничего, кроме пустоты и что это очень болезненное переживание. Я смотрел ей в глаза и думал о моей любви к ней и о том, как я хотел, чтобы она появилась на свет (я чувствовал при этом примерно то же, что я чувствовал, когда делал что-то подо­бное с собственными детьми). После нашего упражнения она выглядела совершенно разбитой. То, что она пережила, было отлично от того опыта, который она испытала, работая с преж­ними ее психотерапевтами. И поскольку она не переживала ничего подобного ранее, она не решилась немедленно отверг­нуть этот новый опыт.

В следующий раз она рассказала, что видела сон. Приведу фрагменты из ее отчета:

«Я слышала громкий шум, перемежающийся со свистом и сопровождаемый ощущением давления в голове. Затем муж­ской голос произнес: "Не знаю, не уверен", и каждые несколь­ко минут раздавался звук сирены. Я чувствовала нарастающий дискомфорт и пыталась принять более удобную позу, но какая-то сила толкала меня назад. Был страх, затем появился свет, который становился все сильнее, а я все время пыталась что-то изменить.

Вторник. Сегодня я чуть более разговорчива, однако чувст­вую напряжение и сонливость. Не могу ни на чем сосредото­читься, и мне очень трудно что-либо вспомнить.

Среда. Болит голова, но в целом чувствую себя лучше, то есть не настолько подавленной. Впрочем, любой пустяк может "отключить" меня. Еще — сильная усталость и упадок сил.

Четверг. Снова подавленность и раздражение. Днем плака­ла — правда, совсем недолго. Остальные дни недели были такие же как этот четверг».

Я пытался повторить ребефинг, но потерпел неудачу при установлении "связи" (бондинга).

Отрывок из дневника Мэри: "Мне кажется, я чувствую боль во всем теле: особенно в плечах, шее и животе. Голова болит, не переставая, пока я еду домой. Я истощена и физически и эмоционально. Я испытываю смятение при мысли о наступаю­щем Рождестве, не знаю, почему это время вызывает у меня такую неприязнь, и я только вспомнила, что в прошлом году в канун Рождества я приняла опасную дозу лекарства. Я знаю, что я не сделаю этого теперь, хотя мысль об этом приходит слишком часто, чтобы я могла оставаться спокойной". (Мэри начинает осознавать, что она должна отказаться от новых попыток самоубийства. — Дж.Г.).

Я предпринял очередную попытку повторить то, что я делал неделей раньше, но потерпел неудачу в установлении бондинга.

Из дневника Мэри: "После визита к доктору чувствую страшную усталость и безразличие и часто погружаюсь в свои мысли. На следующее утро, когда проснулась, чувствовала сильный озноб, в то же время я вся была в поту. Боль в животе буквально скрутила меня. Два или три раза я плакала. Потом чувствовала подавленность, но не такую сильную, как на про­шлой неделе, и мне кажется, страх стал чуть-чуть меньше. Напряжение в животе и легкое головокружение".

Повторный сеанс терапии.

Еще один фрагмент из дневника: "Как всегда, ощущаю себя разбитой. Мои "самоубийственные" мысли посетили меня на Рождество, но, думаю, я не могла сделать это. Слава богу, Рождество кончилось. Вечером я улыбнулась несколько раз и попыталась засмеяться. На следующий день я почувствовала едва заметное улучшение. К вечеру я была довольно бодрой и даже немножко посмеялась вместе со всеми. Не хочется писать об этом, но сегодня я снова немного подавлена и лежу в посте­ли. Чувствую себя не слишком хорошо и приготовила несколь­ко снотворных таблеток просто, чтобы не чувствовать некото­рых вещей. Я не собираюсь делать никаких глупостей, теперь, когда появился шанс на выздоровление, чего со мной не случа­лось раньше. Но прошлой ночью я поддалась собственной сла­бости и приняла снотворную таблетку. Ночью у меня было чувство, что я вновь появляюсь на свет, и я слегка вскрикнула — это как-то помогло мне, я чувствовала себя одинокой и чувствовала страх, хотя кто-то был в комнате в это время. На следующий день мне стало намного лучше. Я чувствовала та­кое уныние и подавленность во время сегодняшней сессии, что мне хотелось все это бросить. Была сильная боль в груди. Мне совсем не хотелось "выходить наружу" (речь идет о ребефинге. — Дж.Г.). Днем и утром — снова угнетенное состояние, к вечеру стало намного лучше. Мне кажется, я теряю ощущение времени. Боль в плече не проходит".

Мы продолжаем работать таким образом, повторяя проце­дуру ребефинга снова и снова, добывая новую информацию буквально по крупице. На одной из сессий она сказала, что испытала такое чувство, словно трется о наждачную бумагу, в то время, когда она переживала свое рождение. В дневнике она сделала такую запись: "Я чувствую, что я двигаюсь в каком-то канале, стенки которого состоят из грубой наждачной бумаги, сухой и шершавой, с которой я соприкасаюсь всем телом". Ее роды происходили в обезвоженной среде, поскольку родовые воды матери вскрылись за три дня до ее рождения. Боль в плечах, которую она чувствовала во время и после сессий, была связана с депрессией, которая началась, когда в процессе родов ее голова застряла в тазовом кольце, ее плечи были сдавлены и она не могла двигаться дальше. После одной из сессий она сказала мне, что у нее появилось ощущение собственного тела, совершенно не знакомое ей прежде. И хотя это чувство испу­гало ее и она испытывала побуждение вернуться к прежнему ощущению себя, это был определенно проблеск надежды.

Снова и снова во время каждой сессии Мэри испытывала сильное беспокойство, напряжение в области желудка, непе­реносимую боль в спине и плечах, и я часто слышал от нее: "Я не могу вынести этого" или "Лучше умереть, чем переносить все это". Каждый раз после очередной процедуры я объяснял ей, что ее суицидальные побуждения берут начало в тяжелых переживаниях, связанных с ее рождением я также объяснил ей, что "отключив" свои чувства во время родов, она тем са­мым спасла себе жизнь, поскольку боль была очень велика и почти непереносима, но, теперь все это позади и она может раскрыть свои чувства и встретиться с ними. Постепенно, хотя и очень медленно, к Мэри возвращалась ее способность чувст­вовать.

Прошло около года с того момента, когда мы начали нашу работу, и я предпринял попытку показать Мэри, как мы можем помочь ее "ребенку" — вначале новорожденному младенцу, а потом и девочке-подростку — подрасти и стать взрослым. При этом мы пользовались техникой рефрейминга, описанной на предыдущих страницах. Она начала себя чувствовать более независимой и "взрослой" и однажды осознала, что ей почти двадцать пять лет и при этом она не знает, каким способом она могла бы зарабатывать себе на жизнь. Я организовал для нее встречу с моим коллегой Дэвидом Макклоуном из Честера, который протестировал ее и составил список дисциплин, с ко­торыми, она, по его мнению, могла бы вполне успешно спра­виться. Он согласился со мной в том, что Мэри наделена доста­точно высоким интеллектом и ее способности к обучению так­же достаточно высоки.

В конце концов Мэри выбрала курс по теории и истории драматического искусства в одном из университетов.

Она завершила этот курс в высшей степени успешно и по­сетила меня во время своих каникул. К сожалению, ей не удалось получить работу по окончании этого курса, и ей пред­ложили остаться в университете, чтобы продолжить обучение в аспирантуре, но она решила испытать себя совершенно в другой области и, пройдя соответствующую подготовку, полу­чила постоянную работу.

Когда я решил написать эту книгу, я попросил разрешения у Мэри и ее матери рассказать обо всем этом в моей работе. Ниже я привожу два письма, полученных мною во время рабо­ты над книгой:

«Уважаемый г-н Грэхэм! Вот уже два года, как Мэри по­лучила работу, которой она совершенно поглощена, и она жи­вет, не переставая удивляться, что столь многое удается ей. Она стала совершенно самостоятельной, работает вдали от до­ма и вполне справляется со всеми повседневными трудностя­ми. Ее вес стабилен, у нее нормальный аппетит. Кроме того, она играет в сквош и настольный теннис, что кажется мне совершенно невероятным, когда я вспоминаю, что при своей прежней неловкости она была не в состоянии просто поймать мяч. Она много времени отдает работе, но ее занятия спортом также весьма регулярны. Мэри стала уверенной в себе, она самостоятельно принимает решения, говорит о своих желани­ях и свободно вступает в контакты с людьми. Ее знакомые отмечают в ней способность к сопереживанию и пониманию других.

Друзья, которые знают нашу дочь в течение многих лет, совершенно не узнают ее и в один голос отмечают ее живой характер и высокий интеллект.

Мне не хотелось бы снова пройти через все, что я пережила, однако, оглядываясь назад, Мэри и я находим, что "игра стоила свеч". Моя дочь стала совершенно иным человеком, и то, что было раньше совершенно неосуществимым для нее, теперь оказывается вполне доступным и реальным. Мы всегда будем признательны Вам за то, что Вы сделали для Мэри, но особенно за то тепло и внимание, в котором мы остро нуждались в тот момент. Впервые в нас увидели живых людей, а не просто еще один клинический случай.

С благодарностью, искренне Ваша г-жа Б.М.»

«6 октября 1985 г.

Дорогой Джеф! Для меня оказалось весьма непросто напи­сать это письмо, но так или иначе моя попытка — перед Вами.

До того как я столкнулась с "первичной терапией", мне кажется, я никогда по-настоящему не реагировала на события, происходящие вокруг меня и со мной — я либо полностью "отключалась" от них, либо напротив выплескивала совер­шенно неадекватный происходящему поток эмоций. Все по­рождало у меня негативный отклик, я никогда не задумыва­лась о будущем и была неспособна к подлинным взаимоотно­шениям с людьми — неудивительно, ведь я в самом деле ни­когда по настоящему не знала себя и не позволяла это сделать ни кому другому.

Теперь я многое узнала о себе и реагирую на события по-на­стоящему — я осознаю мои чувства и могу принять их и спра­виться с ними. Я работаю программистом, и в моей работе бывает много стрессовых ситуаций — обычно я настраиваюсь на осознание такой ситуации и стремлюсь разрешить ее пози­тивным образом — избавляюсь от источника стресса, если это возможно, или, скажем, играю в сквош, выкладываясь при этом полностью, или обсуждаю с кем-нибудь возникшую про­блему.

У меня очень хорошие отношения с моим другом, которого я знаю уже два года. Я чувствую, что я могу быть совершенно откровенной и открытой с ним, потому что это — подлинные отношения, и я не боюсь больше быть отвергнутой или поте­рять свою защищенность.

То, что происходит сейчас, совершенно отлично от того, что происходило со мной раньше, потому что только в последние пять или шесть лет я научилась переживать то, что происходит со мной в настоящем, и то, что присуще этому настоящему, и теперь у меня есть не только знание о себе, но также — любовь и уважение; наверное, есть вещи, которые мне не слишком нравятся, но я могу принять их, поскольку они являются час­тью меня самой и самым лучшим из того, что я могу ощущать как "реальное".

Благодарю Вас,

с любовью и признательностью,

Мэри»

Чудеса происходят крайне редко. В заключение я хочу кос­нуться истории, имевшей место с моим пациентом, я назову его здесь Филипп.

Причиной его появления в моем кабинете было то, что на протяжении последних десяти лет он регулярно шесть раз в день терял равновесие и падал, где бы он ни находился в это время. Естественно, это создавало для него массу проблем в жизни, поскольку он не знает, где это может с ним произойти, и в результате он вообще решил никуда не ходить. Филипп был тщательно обследован в клинике в Наффилде, которая имеет хорошую репутацию. Было проверено состояние его мозгового кровообращения, уровень калия в крови и т.д. Он провел в клинике целый день и упал ровно шесть раз во время всех этих измерительных процедур, и при этом у него не было отмечено никаких органических нарушений.

Надо сказать, что в клинике не задали ему очень сущест­венный, с моей точки зрения, вопрос: "Если это случается с вами на протяжении целых десяти лет изо дня в день, как часто вы бывали травмированы в результате ваших падений?" Когда я задал ему этот вопрос, его ответ был: "Ни разу." Тогда, сказал я ему, он, должно быть, выбирает место, где ему пред­стоит упасть. В самом деле, вы не можете падать шесть раз в день на протяжении десяти лет и при этом не получить никаких повреждений. Это возможно при одном условии — если вы выбираете место, где вы упадете. Очевидно, он осуществлял этот выбор бессознательно и не понимал, что делает выбор, тем не менее он, по-видимому, поступал именно таким образом.

Обдумав мои слова, Филипп согласился, что они звучат убедительно. "Тогда, — спросил он меня, — зачем я делаю все это?" Разумеется, я не мог ответить на этот вопрос — это была наша первая встреча.

Для меня было важно установить уровень его гипнабельности, поэтому я ввел его в состояние транса, а затем попросил, чтобы он положил руку на собственное плечо. Затем я сказал, что его плечо, возможно, захочет удержать его руку в этом состоянии, даже если он захочет убрать ее. Может быть, его плечо так сильно захочет удержать руку, что, чем больше он будет стараться снять ее, тем сильнее плечо будет удерживать ее. Далее я сообщил ему, что сейчас я выведу его из состояния транса, но что его плечо, возможно, будет продолжать удержи­вать руку, несмотря на то, что он полностью выйдет из состоя­ния транса.

Таким образом, я хотел определить уровень его постгипно­тической внушаемости просто на тот случай, если мне потре­буется это в последующей работе с ним. Надо сказать, что Филипп продемонстрировал довольно высокий уровень гипнабельности. Хотя он полностью вышел из состояния транса, он был совершенно не в состоянии оторвать руку от плеча. Я задал ему вопрос, почему, на его взгляд, он не может убрать руку. Он ответил, что не знает, на что я, в свою очередь, сказал ему, что то же самое происходит с его ногами в моменты его падений. Он сказал, что понял, что я имею в виду.

Я вновь ввел моего пациента в состояние транса и сказал ему, что избавлю его от внушенного ему навыка, если он прекратит свои падения. Он с готовностью согласился. Я обучил его технике аутогипноза и предложил ему упражнения с раз­деленным экраном, на одной стороне которого он видел себя постоянно падающим, а на другой — совершенно устойчивым и стабильным. Затем он должен был сказать своему сознанию, каким из этих двух людей ему хотелось бы быть. Время его визита подходило к концу, я вывел его из гипнотического со­стояния и, поскольку мне предстояла поездка в США, сказал, что позвоню ему сразу, как только вернусь.

В Америке я присутствовал на конференции, посвященной клиническому гипнозу. Я спросил у присутствовавших, не сталкивался ли кто-нибудь из них со случаем, подобным слу­чаю Филиппа. Один из врачей сказал, что в его практике было пять таких случаев. Он посоветовал мне попытаться найти в бессознательном моего пациента объяснение того, почему он падает, и тогда его падения прекратятся. Я едва дождался сво­его возвращения и, когда вернулся, позвонил Филиппу и при­гласил его к себе на прием.

Когда он пришел, я рассказал, что встретил врача, который имел опыт лечения подобных симптомов и стал объяснять, что нам предстоит сделать. "Минутку, — сказал Филипп, — знае­те, я ни разу не упал с момента той нашей встречи". (Наша встреча состоялась пять недель назад). Я спросил его, случа­лось ли с ним ранее, чтобы он не падал в течение пяти недель, с тех пор как у него возник этот симптом? "Нет, такого не случалось", — ответил он. Он ни разу не упал после его первого визита ко мне, который состоялся около трех лет назад, и я так и не узнал, почему его бессознательное принуждало его па­дать. Могу лишь заметить, что какова бы ни была причина его недуга, она более не имела значения, иначе он не отказался бы от этого "действия" с такой готовностью.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Поскольку родитель не может быть одинаково внимателен к запросам своего ребенка на протяжении всех 24 часов в сутки, рано или поздно с ребенком случаются какие-то неприятности. И первой реакцией ребенка в таких случаях бывает обычно естественное желание притвориться, что ничего не произошло. Поступая так, ребенок "отключает" свои чувства и тем самым как бы отказывается признать происшедшее. Периодически повторяя это действие, он приобретает способность "не чувст­вовать". Невроз можно определить как недостаточную воспри­имчивость со стороны "чувствующей" части нашего мозга (ко­торая представлена обычно правым полушарием у большинст­ва людей), которая приводит к своеобразному разрыву между разумом и чувствами. Эта дисгармония продуцирует чувства страха, беспокойства, гнева или вины. Она также побуждает человека ради достижения равновесия действовать такими ме­тодами, которые по-своему успешно срабатывали в прошлом, то есть прибегать к регрессивному поведению. Однако то, что было эффективным средством в определенных обстоятельст­вах, нередко оказывается бесполезным в иной ситуации, а зачастую такое регрессивное действие и само становится про­блемой.

Существует два типа людей: невротики, которых можно назвать счастливыми, и невротики, которым больше подходит эпитет "несчастливые". Каждый из нас является невротиком. Невозможно совершить путешествие под названием жизнь, ни разу не претерпев какой-нибудь неприятности или не зарабо­тав какой-нибудь травмы. Счастливый невротик при этом, однако, наделен свободой выбора, несчастливый не обладает такой свободой. Лучшим лекарством от любой обиды или трав­мы является любовь, следовательно, любовь — наилучшее средство от невроза. Предположим, наши родители любят друг друга и любят нас, так что мы можем расти в безопасной и комфортной среде и имеем шанс стать счастливыми невроти­ками, обладающими свободой выбора в нашей жизни. Может случиться, однако, что родители окажутся неспособны дать нам столько любви, сколько нам необходимо, а напротив, пе­ренесут на нас собственные "неотреагированные" переживания, проистекающие, к примеру, из дисгармонии их брачного союза. Возможно, их брак был обусловлен какими-то "посто­ронними" мотивами и только позже они поняли, что не подхо­дят друг другу. Однако более распространенной причиной вза­имного неприятия является "негативное якорение", которое часто встречается в жизни и выглядит обычно следующим образом. Предположим, вам непременно нужно излить свою нежность на партнера, который явно не в духе и не расположен по тем или иным причинам к физической близости. Ваши лас­ки, однако, могут не улучшить его состояние, а лишь заложить негативный якорь в ваши телесные контакты. И в следующий раз, когда вы оба будете пребывать в хорошем настроении, стоит ситуации повториться, ваш партнер, который испытывал негативные эмоции в предыдущем случае, немедленно вспом­нит о них. Эта ситуация закрепит негативное якорение. До­вольно скоро может наступить момент, когда один из партне­ров вообще откажется от физических контактов, поскольку они определенно порождают в нем отрицательные эмоции. Другой почувствует себя отвергнутым и скажет: "Ты больше не любишь меня". Это, в свою очередь, вызовет досаду другого, поскольку он видит ситуацию иначе, и он почувствует себя виноватым в том, что не отвечает на ласки партнера, но в то же время он будет не в состоянии объяснить, что эти контакты неизменно ухудшают его состояние. Очень скоро ситуация разрастается до невообразимых пропорций, возникают ссоры, взаимные обвинения и ни один из этой пары не в состоянии как-то изменить все это. Многие браки наталкиваются на та­кие рифы и терпят неудачу, которой можно было бы избежать. Их дети часто переносят их невысказанные и неосознанные обиды уже на своих собственных детей и так продолжается из поколения в поколение. Возможно, самым обидным здесь яв­ляется то обстоятельство, что мы овладеваем искусством обра­щаться со своими детьми, когда они уже подросли, и я часто слышу от моих пациентов: "Мои родители никогда не были особенно внимательные ко мне, но они очень нежны со своими внуками". Что ж, если наши родители не оправдали наших ожиданий, нам остается обрести в самих себя родителей, кото­рых у нас никогда не было. Если мы просмотрим вторую и четвертую главы этой книги, то увидим, что вполне возможно определить, когда сформировалось то или иное поведение у нашего пациента. Это дает нам ключ к времени образования травмы и может сэкономить массу времени.

Существуют определенные критерии в работе психотера­певта. Первый из них предписывает, что следует лечить чело­века, а не его симптомы. Слишком часто пациент зачисляется в определенный класс, скажем, его относят к числу тех, кто страдает депрессией, или к разряду тех, у кого проблемы с лишним весом. На самом деле каждая личность уникальна, не существует двух людей, которые воспринимают мир и события совершенно одинаково, их реакция на одни и те же вещи может быть совершенно различной. Если вы будете рассматривать каждого полного пациента исключительно в контексте его туч­ности, весьма вероятно, что в вашей практике вы потерпите множество неудач. Цель психотерапии состоит в том, чтобы помочь каждому обрести большую свободу выбора в его конк­ретной жизненной ситуации и, таким образом, реорганизовать его состояние на более высоком уровне равновесия и вдохно­вить его на более желательное для него самого и более позитив­ное поведение.

Вторым важным критерием в работе психотерапевта явля­ется осознание (с помощью пациента) реальных проблем и целей, которых пациент хотел бы достичь в результате тера­пии. Совершенно неприемлемо, когда терапевт пытается вну­шить пациенту, что он должен делать или чувствовать. Каж­дый пациент абсолютно неповторим, и терапевт не может знать, какой способ существования является наилучшим для него. Подобных "учителей" и так уж слишком много в сегод­няшнем мире.

Чрезвычайно важно и то, чтобы пациент не ошибся в выборе психотерапевта. Никакой психотерапевт не в состоянии ус­пешно лечить любого пациента. Желательно, чтобы терапевт был наделен достаточно устойчивой психической конститу­цией и при этом не являлся носителем странных идей и разного рода пунктиков. Я нередко встречал терапевтов, которые в действительности лечили самих себя, используя пациента, так сказать, в качестве посредника и абсолютно не сознавали это­го, будучи занятыми своими собственными причудливыми идеями. На мой взгляд, это просто бесчестно, поскольку платит-то ведь пациент. Плохие психотерапевты создают плохую рекламу психотерапии, хотя во многих случаях плоха не тера­пия, а терапевт. К сожалению, многие люди со странностями и "пунктиками" часто испытывают непреодолимое желание за­ниматься психотерапией, и, если их проблемы не находят раз­решения, они становятся плохими специалистами. Однако те из них, кто успешно преодолел собственные трудности, неред­ко становятся очень хорошими терапевтами, поскольку отли­чаются тонким пониманием того, что испытывает их пациент.

Психотерапевт должен осознавать проблемы своего паци­ента и показать, что он понимает их должным образом. Если у терапевта нет ощущения, что он понимает проблему пациента, он вообще не должен приниматься за его лечение. Если у пси­хотерапевта нет уверенности в том, что он и его пациент до­стигнут успеха, вероятнее всего, этого успеха не будет, а дело кончится взаимным разочарованием. Если к тому же, несмот­ря на неуспех, терапевт продолжает лечение, упорствуя в оши­бочно избранной им стратегии, он создает лишь еще один не­гативный якорь у своего пациента. Я слишком часто встречал терапевтов, которые ведут себя именно таким образом, поэто­му люблю повторять, что, когда что-то не срабатывает, Бога ради, сделайте нечто другое, прежде чем ваш пациент зарабо­тает еще одну негативную установку.

Важным моментом в терапии является уважение к лично­сти пациента, поскольку недостаток уважения со стороны ро­дителей и является одной из причин, приводящих человека в кабинет психотерапевта.

Цель терапии состоит в том, чтобы пациент увидел, что он обладает более широкой свободой выбора. Терапия может так­же помочь пациенту думать о себе в более позитивном плане и в конечном итоге обрести способность полюбить себя.

Чтобы достичь этой цели, нужно побудить пациента к вы­ражению его чувств и освобождению подавленных пережива­ний в той безопасной атмосфере, которая создается сопережи­ванием терапевта и его "включенностью" в проблематику па­циента. Одна молодая дама, которая впервые была у меня на приеме, пришла в сильное волнение, когда я заговорил с ней громким голосом, и тогда я заговорил еще громче. Тут ее воз­буждение возросло настолько, что она внезапно стала кричать:

"Я ненавижу тебя, — выкрикнула она, — я всегда ненавидела тебя, всю мою жизнь!" — "Послушайте, — сказал я, — да ведь я сегодня вижу вас в первый раз. Кто же этот человек, которого вы ненавидите всю свою жизнь?" Тут она разрыдалась и про­изнесла, не переставая плакать: "Это — моя мать. Она всегда ужасно обращалась со мной". В процессе наших занятий я научил ее технике обретения родителя в самой себе.

Пациент должен испытать свои новые возможности, взаи­модействуя с реальностью. Его состояние не улучшится ради­кальным образом, если он будет просто слушать психотерапев­та. Лечение должно быть спланировано так, чтобы он стал более зрелой личностью, ответственной за себя, и стал самому себе тем родителем, которого у него никогда не было. Все это требует времени. Многие пациенты ожидают, что они придут к гипнотизеру, подвергнутся гипнозу и выйдут из кабинета совершенно здоровыми. Так не бывает, исцеление требует вре­мени, иногда значительного. К сожалению, из-за своей про­должительности психотерапия оказывается довольно дорогим удовольствием, но как определить стоимость хорошего здо­ровья и счастливой и полноценной жизни? Что касается чудес, то они случаются очень редко.

Может показаться, что упражнения, приведенные в этой книге, имеют своей целью исключительно избавление пациен­та от определенных симптомов. Поэтому важно, чтобы, делая их, вы осознавали, что полное исцеление является всегда ис­целением личности как таковой, а не избавлением от тех или иных симптомов. Эти упражнения помогут вам сделать первый шаг в направлении к зрелости, а остальное зависит от того, необходима ли вам помощь специалиста в вашем дальнейшем движении к тому, чтобы стать своим собственным родителем.

СЧАСТЛИВЫЙ НЕВРОТИК,

или

Как пользоваться своим биокомпьютером в голове в поисках счастья

ВВЕДЕНИЕ

В своих книгах я писал, что существует всего два типа людей: невротики счастливые и несчастные. Мы все — невротики. Невозможно в своем путеше­ствии по жизни избежать боли. Цель этого путешествия, как и цель всей жизни, состоит в том, чтобы достичь высшего уровня сознания и почувствовать ответственность за самого себя. Если нам это удается, то боль эта нам не страшна. Мы перестаем быть рабами собственного поведения, которое ведет нас туда, куда нам не хочется идти, лишь отдаляя наши шансы на счастье.

Когда появляется выбор, когда мы свободны, мы мысленно можем напра­виться куда угодно и наше путешествие по жизни будет гораздо счастливее. Когда достичь цели помогает нам любовь, мы осознаем наши реальные потреб­ности и потребности других и готовы помочь всем познать счастье. Каждый, кто встречается с нами, преображается, и не это ли главная цель жизни?

В первых двух книгах я писал о том, что в нашем путешествии может так повлиять на нас, что сделает из нас несчастливого невротика. Я описал упраж­нения, которые могут помочь избежать западни. В этой книге я хочу поглубже проанализировать то, как мы сами строим себе западню, и то, как мы можем изменить свой образ мыслей и чувств и стать другими. Мне могут возразить: "Но ведь это значит, мы перестанем быть собой". А я отвечу: "Вы можете быть кем угодно, когда знаете, как это делать. Зачем же терять время и чувствовать себя несчастным, когда можно радоваться жизни? В радости вы в той же степени остаетесь самим собой, что и в несчастье. К чему же оставаться несча­стливым невротиком, когда можно быть счастливым?"

Еще в 1641 году французский философ Рене Декарт в поисках абсолютной истины бытия предположил, что единственной истиной может быть "Cogito Ergo Sum" — "Я мыслю, следовательно, я существую". Ни Рене Декарт, ни кто-либо другой тогда не подозревал о латерализации мозга. Ему было невдо­мек, что у правшей мыслительные процессы протекают в левом полушарии мозга, а правое полушарие контролирует ощущения. Если бы в свою крылатую фразу Рене добавил слово "чувствую" и написал: "Я мыслю и/или чувствую, следовательно, я существую", то оказался бы гораздо ближе к истине. Поэто­му, если мы помогаем кому-либо изменить образ мыслей или чувств, мы меняем его сущность.

У несчастных невротиков восприятие ощущений искажено, отсутствует выбор ощущений. Они не могут избавиться от чувств, которые делают их несчастными. Они все время играют в игру "кто виноват?", что лишь усугуб­ляет ситуацию (см. мою первую книгу). Но то, что они чувствуют, составляет их сущность. Если они чувствуют себя несчастными, они и есть несчастны. Если они испытывают боль, то они пронизаны болью, независимо от того, есть ли что-либо в реальности, оправдывающее ее. Если они чувствуют страх, то они боятся независимо от того, есть ли для этого основания. Итак, они есть то, что они чувствуют. А выбор ощущений у них полностью отсутствует. Как это происходит? Мы поговорим об этом ниже.

У психотика искажено восприятие и мыслей и чувств. Потому-то боль­шинству людей они неприятны. Но как бы то ни было, они представляют собой именно то, что чувствуют и думают. Если они считают и чувствуют, что в них вселились пришельцы с другой планеты, то, с их точки зрения, так оно и есть.

Серен Кьеркегор, датский философ-экзистенциалист, через 200 лет после Декарта написал: «Когда мы переводим "нечто" на язык слов или чувств, "нечто" всегда искажается». Когда мы думаем, говорим или чувствуем, мы искажаем реальность, пропуская ее через внутренние фильтры мыслей, слов или чувств. Мы не можем не исказить "нечто", не можем познать абсолютную истину. Языковой и/или мыслительный процесс искажают "нечто", а мы эту искаженную реальность принимаем за истину. Подчас эта истина и делает нас несчастными. Изменив свои языковые или мыслительные процессы, мы лишь добьемся иного искажения действительности. Но если это новое искажение сделает нас счастливыми, откроет нам возможность выбора, то разве оно хуже первого?

Альфред Корзибский в книге "Наука и психическое здоровье" употребил термин НЛП (нейролингвистическое программирование) задолго до Бэндлера и Гриндера: "Нейролингвистика — это наука, изучающая воздействие мыс­лей и речи на ткани тела". Оказывается, мысли и язык постоянно воздействуют на ткани нашего организма.

Если признать, что наши мысли и/или чувства есть не что иное, как мы сами, и что язык и мышление искажают "нечто", то мы поймем, что нейролингвистика изучает то, как мы искажаем "нечто", тем самым формируя самих себя. Она также учит подстраивать наше мышление так, чтобы получить большую свободу выбора, ощутить себя комфортно и счастливо. В этой книге я хочу показать, как этого добиться, как изменить то, что мы думаем и как чувствуем и, таким образом, изменить себя. Многие идеи, высказанные в книге, принадлежат Бэндлеру, Гриндеру и другим специалистам в области НЛП, но все истории лечения взяты из моей практики. Я изменил имена и некоторые факты, чтобы моих пациентов нельзя было узнать, но процесс лечения я описываю без изменений.