Чалкин Валентин Васильевич
Я, Чалкин Валентин Васильевич, родился 01.06.1933 г. в России в г. Тверь. Войну застал там же. Отца забрали на войну, мать погибла при бомбежке, нас трое детей остались с бабушкой. При наступлении немцев, нас загнали в деревню, где при обстрелах погибает и бабушка, сжигают деревню, нас с Твери, отправляют в детприемник. Все ужасы войны мне пришлось пережить там же. Потерю родных, гибель отца при освобождении г. Калуги. Там же он и похоронен в братской могиле, которую нашли в 2013 году Нас, детей, отправили в интернат на Урал. После окончания войны всех детей, у кого остались родители, забрали домой, а нас отправили в детский дом. Там пришлось пережить и голод, и холод. Брал на воспитание председатель колхоза, но не для воспитания, а для эксплуатации в своём хозяйстве, после чего я сбежал и поступил в ремесленное училище в г. Березняки, Пермской области. В 1949 г. приехал в село Чистопольное, там немного поработал, затем переехал в г. Керчь, работал в Керчьрыболове, рыбразведке, автотранспортном предприятии на такси. Сам себя ставил на ноги. Сейчас нахожусь на пенсии. Проживаю по адресу г. Керчь ул. Генерала Петрова 8, кв. 19 б.
Чебурова Людмила Михайловна
Мне было 3года и 6 месяцев, когда началась Великая Отечественная война. В моей детской памяти навсегда отпечатались штольни подземелья Малых Аджимушкайских каменоломен, где умерла от кори моя младшая двухлетняя сестренка. При ее захоронении (завернутую в столовую клеенку) под свист пуль и рвущихся снарядов, мама была ранена. Она вернулась в отсек с окровавленным лицом. В левой стороне лба у нее застрял осколок и появился бугорок. Так и просидел он там всю войну, и долго еще потом. Мама 1909г. рождения похоронила уже третьего своего ребенка.
Запомнилась мне и Керченская паромная переправа со столбами воды и песка от взрывов бомб при воздушном вражеском налете, тонущие баржи, на которых переправлялись люди на Кубанский берег. Наша баржа чудом уцелела. Пешком 12 километров с двухколесной тачкой по песку. Коса Чушка до пос. Ильич. Там жил бабушкин сын с семьей, но мы к ним не дошли. Было уже поздно и темно. Нас приютила хозяйка крайней избы. Я, мама и бабушка 57 лет. Ночью пришли немцы. Отказать им в приюте было нельзя. Она постелила им на полу. После всех своих процедур улеглись они головой к двери, ногами к нашей кровати. Под утро мне захотелось в туалет, а пройти к двери было никак. Мама решила жестом попросить немца чуть подвинуться и притронулась к его ноге. В одно мгновение перед моим взором выросла фигура верзилы, и я вдруг почувствовала что-то холодное круглое у себя на лбу. Спросонья я ничего не поняла, а мама сильно испугалась и оттолкнула меня к кровати. В таком шоковом состоянии мы дождались утра…После первого освобождения Керчи мы решили вернуться домой. На переправе было спокойно. Все четыре дома в нашем дворе были разрушены. Мы пошли опять в каменоломни. Из этого убежища вскоре нас выгнали немцы. Забрали все продукты, какие у нас были и, гогоча, гнусно посвистывая нагайками погнали всех в степь в сторону ст. Керчь-2. На кукурузных полях уже созрели початки. Воду мы находили в ложбинках, в лунках от следов копыт и варили зерна кукурузы. Другой еды не было. Когда мы вышли к железнодорожному вокзалу ст. Керчь-2, там было уже много беженцев, в основном женщины, старики, дети. Прошли перепись. Через несколько суток подали товарные вагоны без дверей, но чем-то загружены. Посадка в вагоны шла через верх – долго. Стоны стариков, плачь детей до сих пор звенят в моих ушах. Лунной ночью из вагонов нас высадили у какой-то деревни. Утром, когда пришли подводы, оказалось, что это татарская деревня – Ташлыяр под Керчью. По 2-3 семьи нас распределили по частным домам. С раннего утра до позднего вечера наши мамы (две Клавдии) батрачили у татар, а мы, четверо детей-малолеток и бабушка, управлялись по хозяйству в той семье куда нас поселили. Вечерами наши уставшие мамы рассказывали нам ужасы увиденного и услышанного о «героических играх в каратели» мужского татарского населения деревень. Деревню не бомбили. Из-за своего малолетнего возраста я не могла быть свидетелем происходящего там, но я была очень внимательным слушателем. В апреле 1944 года мы одни из первых вернулись в Керчь. Я уже немного повзрослела. И, когда мы пришли на нашу родную улицу Кирова Ново-Карантинной Слободки, мне стало страшно от увиденного, хоть день был теплый, солнечный. Все было разрушено, одни камни. На территории, прилегающей к рыбколхозу, было много наших солдат. Потом было перезахоронение, и на этом месте высадили деревья. Так, не найдя никакой крыши над головой, мы, втроем и еще огромные, голодные крысы, поселились в окопе под стеной соседнего дома, где и прожили до осени. Мама с бабушкой в нашем дворе из кирпича и битого камня на глиняном растворе сложили маленький сарайчик, куда мы перешли вместе с нашими крысами до следующего лета. Летом 1945 года вернулись домой две мамины сестры с тремя детьми без мужей. Назрел вопрос: «Где жить?». Наша женская семейная бригада из 8 человек (4 - женщин и 4 – х детей) решили отстроить себе хоть одну комнату из уцелевших стен дома соседнего двора. Стройматериалом помог рыбколхоз им. Сталина. В рыбколхозе была организована женская бригада рыбачек, ведь уцелевшие мужчины еще не пришли с войны. Мамы на баркасах выходили в море, ставили ставники, ездили на срезки. Мы, дети, помогали мамам вязать и ремонтировать сети, тянуть на берег волокушу. Было очень весело, песни пели, радостно, что уже мирное время. Весь улов делили на всех, так была организована материальная поддержка семей рыбаков. В 1945 году мы все пошли в первый класс. На цоколе живого дома, где в крайнем подъезде разместилась наша школа, большими черными буквами было написано: «Смерть немецким оккупантам!» И очень долго никто эту надпись не убирал. За время войны я привыкла всегда быть рядом с мамой. На летних школьных каникулах я была с ней в рыбколхозе пос. Казантип, пос. Чичини (Золотое поле). Я боялась ее потерять. Папа призывался Керченским ГВК и был зачислен в 9-й противотанковый артдивизион береговой обороны Керченской ВМБ ЧФ – младший командир. Последняя наша встреча была в ноябре 1941г. После войны пришло извещение из Москвы: «Без вести пропавший!» Но я знаю, что 16. 09. 1942г. он был жив. Воевал во 2-м особом батальоне морской пехоты в г. Новороссийске. С 1978 года поиски сведений о дальнейшей судьбе этого батальона результатов не дали. Поиск продолжается.