Демократия и свободный рынок
В дополнение к коррупции есть ещё один политический вопрос, который занимает видное место в повестке дня неолиберальной политики. Это демократия. Но демократия, в особенности во взаимосвязи с экономическим развитием, является комплексным и вызывающим яростное столкновение различных позиций, вопросом. Поэтому здесь, в отличие от таких вопросов, как свобода торговли, инфляция или приватизация, у Недобрых Самаритян нет единой позиции.
Некоторые утверждают, что демократия жизненно важна для экономического развития, поскольку она защищает граждан от произвольной экспроприации со стороны правителей; без такой защиты не было бы стимула накапливать богатство; «поэтому, – утверждает USAID – расширение демократии повышает возможности людей к процветанию и всё большему благополучию».[310] Другие полагают, что демократией при необходимости можно пожертвовать, ради защиты свободного рынка, что проявилось в горячей поддержке некоторыми неолиберальными экономистами диктатуры Пиночета в Чили. Третьи считают, что демократия естественным образом разовьётся, когда разовьётся экономика (чего конечно, лучше всего можно достигнуть политикой свободного рынка и свободы торговли), потому что она породит образованный средний класс, который естественным образом стремится к демократии. Иные же непрерывно поют дифирамбы демократии, но помалкивают, когда рассматриваемой недемократической страной оказывается «друг» – в полном соответствии с традицией realpolitik , выраженной высказыванием Франклина Рузвельта (Franklin Roosevelt) по поводу никарагуанского диктатора Анастасио Сомосы (Anastasio Somoza): «он, может, и сукин сын, но он наш сукин сын».[311]
Несмотря на всё это многообразие взглядов, среди неолибералов существует прочный консенсус в отношении того, что демократия и экономическое развитее взаимно укрепляют друг друга. Конечно, не они одни разделяют это мнение. Но что отличает их [от всех прочих ], так это их вера в то, что эта взаимосвязь скрепляется и осуществляется во многом, а может и исключительно, благодаря (свободному) рынку. Они утверждают, что демократия способствует свободным рынкам, которые в свою очередь, способствуют экономическому развитию, которое затем способствует демократии: «Рынок поддерживает демократию, так же как демократия, при нормальных условиях, должна укреплять рынок» – пишет Мартин Вольф (Martin Wolf), британский финансовый журналист, в своей известной книге «Почему Глобализация Работает » («Why Globalisation Works ») .[312]
Согласно неолиберальным воззрениям, демократия способствует свободным рынкам, потому что, если правительство можно сместить не прибегая к насильственным средствам, то оно вынуждено будет сдерживать своё хищническое поведение. Когда правители не волнуются о потере власти, они могут безнаказанно налагать чрезмерные налоги, и даже конфисковывать частную собственность, чем неоднократно занимались автократы в течении всей человеческой истории. Когда такое случается, стимулы инвестировать и накапливать богатство разрушаются и [действие ] рыночных сил деформируется, препятствуя экономическому развитию. И наоборот, при демократии, хищническое поведение государства обуздано, и поэтому свободные рынки могут процветать, способствуя экономическому развитию. В свою очередь, свободные рынки способствуют демократии, потому что они ведут к экономическому развитию, при котором появляются независимые обладатели богатства, которые потребуют механизма, при помощи которого они смогут противодействовать деспотичным действиям политиков – то есть демократии. Именно это имел в виду бывший президент США Билл Клинтон (Bill Clinton), когда в поддержку вступления Китая в ВТО он сказал: «по мере того, как жители Китая становятся более мобильными, процветающими и знакомыми с альтернативными образами жизни, они станут искать бо льшей роли в принятии решений, которые затрагивают их жизни».[313]
Оставим пока что в стороне вопрос о том, является ли свободный рынок наилучшим движителем экономического развития (на который я последовательно отвечал «нет» на протяжении всей этой книги) и спросим себя, можно ли, по крайней мере, утверждать, что демократия и (свободные) рынки действительно являются такими очевидными и естественными партнёрами и усиливают друг друга?
Ответ будет «нет». Несмотря на то, что говорят неолибералы, рынок и демократия противоречат друг другу на фундаментальном уровне. Демократия основана на принципе «один человек – один голос». Рынок работает по принципу «один доллар – один голос». Естественно, что первая придаёт равный вес каждому человеку, независимо от принадлежащих ему/ей денег. А последний придаёт бо льший вес богатым. Следовательно, демократические решения ниспровергают логику рынка. И действительно, большинство либералов XIX века были против демократии, потому что они считали, что она не совместима со свободным рынком.[314] Они утверждали, что демократия позволит бедным проводить политику, которая будет эксплуатировать богатое меньшинство (к примеру, прогрессивная шкала подоходного налога, национализация частной собственности), тем самым уничтожая стимулы к накоплению богатства.
Под влиянием таких взглядов все сегодняшние богатые страны первоначально наделяли правом голоса только тех, кто обладал определённым количеством имущества или зарабатывал достаточно, чтобы платить свыше определённой суммы налога. Некоторые из этих стран имели ценз грамотности или даже достижений в учёбе (к примеру, в некоторых германских государствах университетский диплом давал дополнительный голос), что, конечно, всё равно было тесно связано с экономическим статусом людей, да и применялись они обычно в совокупности с критерием имущества/подоходного налога. Так в Англии, якобы колыбели современной демократии, даже после знаменитого «Закона о Реформе» 1832 года (1832 Reform Act), правом голоса обладали только 18% мужчин.[315] Во Франции, до введения всеобщего избирательного права мужчин в 1848 года (впервые в мире), только 2% мужского населения могли голосовать по причинам ограничений по возрасту (нужно было быть старше 30 лет), а самое главное, по уплачиваемым налогам.[316] В Италии, даже после снижения в 1882 году возрастной планки до 21 года, могли голосовать только около 2 миллионов мужчин (эквивалентно примерно 15% мужского населения) по причинам ценза грамотности и суммы уплачиваемых налогов.[317] Экономический барьер для права голосовать был [как это ни забавно ] оборотной стороной лозунга американских колонистов, [направленного ] против британцев: «никаких налогов без представительства» [в Парламенте ] – который также превратился в: «никакого представительства без налогов».
Указывая на противоречия между демократией и рынком, я не утверждаю, что от рыночной логики нужно отказаться совсем. При коммунизме полный отказ от принципа «один доллар, один голос» не только породил экономическую неэффективность, но и расплодил неравенство, основанное на других критериях – политической власти, личных связях или идеологическом статусе. Также следует помнить, что деньги могут быть великим уравнителем. Они могут действовать как мощный растворитель нежелательных предрассудков против людей, принадлежащих определённым расам, социальным кастам или группам определённых занятий. Намного легче заставить людей относится к членам дискриминируемой группы лучше, если у последних есть деньги (то есть, они являются потенциальными клиентами или инвесторами). Тот факт, что даже открыто расистский режим апартеида в ЮАР придал японцам статус «почётных белых» является мощным свидетельством «освобождающей» силе рынка.
Но какой бы положительной ни была логика рынка в определённых аспектах, мы не должны, и не можем строить общество исключительно на принципе «один доллар, один голос». Предоставить всё [воле ] рыночных [сил ] приведёт к тому, что богатые смогут реализовывать все свои желания, вплоть до самых легкомысленных [прихотей ], в то время как бедные не смогут даже выжить – точно также, как [сегодняшний ] мир тратит в двадцать раз больше средств на разработку средств для похудения, чем на разработку средств от малярии, которая в развивающихся странах уносит более миллиона жизней и оставляет многие миллионы инвалидами каждый год. Кроме того, есть некоторые вещи, которые просто нельзя покупать и продавать, даже во имя здорового рынка. Судебные решения, государственные посты, учёные степени и некоторые профессиональные квалификации (юристы, врачи, учителя, инструкторы по вождению) – примеры тому. Если эти вещи можно будет купить, то возникнут серьёзные проблемы не просто с легитимностью и правопорядком такого общества, но также и с экономической эффективностью: неграмотные врачи или неквалифицированные учителя могут снизит качество рабочей силы; купленные судебные решения подорвут действенность контрактного права.
И демократия, и рынок являются базовыми компонентами [всякого ] приличного общества. Но они противоречат друг другу на [самом ] фундаментальном уровне. Нам нужно уравновешивать их. Когда мы присовокупим [к этому заключению ] тот факт, что свободный рынок плохо помогает экономическому развитию (о чём я говорил на протяжении всей этой книги), то [становится весьма ] проблематичным утверждение, что существует действенный круг [взаимообусловленности ], связывающий демократию, свободный рынок и экономическое развитие, вопреки тому, что утверждают Недобрые Самаритяне.