[1] Этот храм описан в романе Кристофера Гранта и Натали О’Найт «Время жалящих стрел».

Дата: 2025-06-14; Просмотры: 1

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

[2] См., например, роман Леона Спрэга де Кампа и Лина Картера «Конан-освободитель».

[3] Адресую читателя к классическому роману Роберта Говарда «Час Дракона» («Конан-Завоеватель»).

[4] Примеры его см. в романе «Неподвластный Богам».

[5] См. главу 18 «В погоне за Книгой Судеб» романа «Амулет Небесного Народа».

[6] См. главу 2 «Штурм Тарантии» романа «Раб Змеиной Королевы».

[7] См. главу 4 «Освобождение Аквилонии» романа «Освобождение».

[8] См. главу 7 «Дружба, любовь и власть» (там же).

[9] Как это случилось, читателю известно из главы 16 «Охота на короля — IV: Развязка» романа «Раб Змеиной Королевы».

[10] См. главу 7 «Дружба, любовь и власть» романа «Освобождение».

[11] Это столь поразившее всех рейнджеров событие случилось сразу же после похорон Джейка Митчелла — см. главу

11 «Прощание с кэпом» романа «Освобождение».

[12] Американский негр по имени Филипп Фрезер.

[13] «Пан» — прозвище Станислава Дубровского, поляка.

[14] Глава 1 Евангелия от Матфея.

[15] Леопард изображен на родовом гербе пуантенских графов.

[16] Об интригах Роберта Рэнквиста см, например, главу 6 «Вибий Латро, герцог Тарантийский» романа «Обреченные

на Бессмертие».

[17] См. главу 1 «Возвращение в Зачарованный Город» романа «Освобождение».

ЧАСТЬ V. ТЕНЬ СЭТА НАД АРГОСОМ.

14. Посольство.

а второй день пребывания стигийского посольства в Мессантии князя Ронтакиса

принял граф Молинарио, первый министр Аргоса.

Его Светлость был человеком немолодым, но и не старым, упитанным, как бо-льшинство представителей его редкой профессии, но не толстым, и достаточно опытным в делах политики, чтобы вот уже добрый десяток лет давать советы коро-лю Мило. Граф являлся обладателем внушительной белой бороды, — разумеется, не такой роскошной, как у Его Величества, — однако несопоставимой с жиденькой бо-родкой наследного принца Кассио. Впрочем, по мере того, как неумолимо учаща-лись у Его Величества болезненные приступы удушья, и борода графа Молинарио постепенно сближалась с отрастающей бородкой наследника.

Вот к этому достойнейшему представителю мессантийского двора и явился сия-тельный князь Ронтакис в сопровождении своего личного секретаря молодого госпо-дина Хамсина и приличествующей послу великой державы свиты.

Молинарио встретил старого знакомого сдержанно, но приветливо. И это уже было немалой победой: ибо прежде, когда князь в первый раз явился послом в Мес-сантию, тогдашний первый министр очень долго вовсе не желал принимать его. Не-смотря на всю нелюбовь почитателей Митры к поклонникам Сета, лично князь Рон-такис пользовался в аргосской столице вполне недурственной репутацией. В отли-чие от простых подданных, правителям приходилось водить дела с всякими, и в этом смысле вежливый, обходительный, сметливый, знающий свое место князь Ро-нтакис был, на взгляд первого министра, ничем не хуже, а даже лучше, к примеру, заносчивых зингарских посланников.

Ронтакис преподнес Молинарио, человеку изысканному и утонченному, очень до-рогую шкатулку стигийской работы. И добавил, что имеет честь везти с собой бога-тые дары своих монархов королю аргосскому, а также молодым принцам, каковые дары и готов представить им при первой же возможности. Граф обещался устроить эту возможность в самое ближайшее время.

Затем Ронтакис поведал собеседнику о переменах, случившихся в Стигии в пос-леднее время. Оба достойных мужа выразили удовлетворение по поводу ухода в потусторонний мир злобной королевы Тхутмертари и избавления мира посюсторон-него от колдунов Черного Круга.

Князь подробно рассказал о намерениях Их Святейших Величеств короля Джосера и королевы Мефрес. Намерения эти были самыми мирными. В подтверждение этого Ронтакис вручил Молинарио особую грамоту королевы Мефрес, в которой та от имени своей страны приносила официальные извинения за все обиды, нанесенные Стигией Аргосу в прошлом, и заверяла, что ничего подобного при ней не случится. Грамотой аргосский министр оказался столь озадачен, что долго рассматривал ее, а затем даже вызвал чиновника, считающегося лучшим знатоком самых изысканных оборотов стигийского дипломатического языка, дабы тот авторитетно засвидетельст-вовал правильность перевода.

Пришлось достойным царедворцам затронуть и ряд щекотливых тем. В частнос-ти, граф Молинарио поинтересовался, как следует понимать самовольный захват Стигией Барахских островов. Ведь оные острова, хоть фактически и являлись почти две тысячи лет логовищем морских разбойников, формально принадлежали Аргосу. В ответ князь Ронтакис посетовал, что, оккупируя архипелаг, стигийцы лишь испол-няли злую волю королевы своей Тхутмертари, вознамерившейся, как известно, по-корить весь мир, и что сам Барах для новых правителей Стигии интереса не предс-тавляет. Молинарио уточнил: следует ли понимать сиятельного князя так, что король Джосер и королева Мефрес готовы увести своих подданных с Островов?

Пока не готовы, с сожалением ответствовал Ронтакис, потому что если они это сделают немедленно, авторитету Их Святейших Величеств в Стигии будет причинен убыток, а это опасно, поскольку, помимо самих монархов, в Стигии, увы, очень ма-ло людей, желающих мира так, как они. Но позже, когда положение Их Святейших Величеств внутри страны укрепится достаточно, Стигия, без сомнения, не станет це-пляться за Барахские острова. Молинарио пришлось удовлетвориться этим объясне-нием; как опытный политик, он понимал, что стигийский посол сказал максимум того, что мог позволить себе сказать.

Благожелательно распрощавшись с сиятельным князем, граф Молинарио тотчас отправился во дворец, чтобы доложить обо всем своему королю.

А стигийцы тем временем покинули загородную виллу министра и возвратились на свою каравеллу. Она стояла на якоре не в мессантийской гавани, безразмерной, шумливой и небезопасной, а в тихом, хорошо охраняемом порту близ самого устья Хорота, там, где обычно останавливались суда венценосных особ, влиятельных ве-льмож и послов великих держав. Так, поблизости стоял галеон какого-то зингарс-кого посланника, а чуть дальше виднелась изящная яхта пуантенского графа; о том, что граф Троцеро сейчас на борту, свидетельствовало гордо развевающееся малино-вое знамя с леопардами. Были здесь и другие суда.

Отсюда открывался прекрасный вид на королевский дворец. Он стоял на холме на юго-восточной окраине Мессантии, и его террасы из белого мрамора красиво во-зносились навстречу ласковому солнцу. Из порта во дворец вела добротная дорога, мощеная оранжевым кирпичом. Везде стояли королевские гвардейцы в начищенных латах. Латы поблескивали на солнце, и оттого стражники казались золотыми стату-ями. От них веяло спокойствием и уверенностью. Глядя на этот порт, этот дворец, эту дорогу и этих стражников, трудно было усомниться в том, что Аргос при короле Мило процветает.

Ронтакис с Хамсином прошли в каюту князя, плотно притворили дверь и лишь тогда позволили себе немного расслабиться.

— Вы опять оказались правы, князь, — с улыбкой сказал именовавшийся Хамси-ном, — этот ленивый кот не уставал украдкой бросать на меня многозначительные взгляды. В одно мгновение я даже подумала, что он меня раскусил.

— Клянусь Сетом, Ваше Величество, и я бы не признал вас, — отдавая должное актерскому мастерству своей госпожи, склонил голову князь Ронтакис. — А что до графа Молинарио, его, как вы могли сами удостовериться нынче, интересуют толь-ко мальчики.

Королева Мефрес хищно усмехнулась.

— Красивые мальчики, князь, красивые!.. Ох уж эти благодетельные почитатели Митры! Нас, стигийцев, они называют лицемерами, а что сами?! Кто бы мог поду-мать: светлейший граф, министр и советник мудрого и справедливого государя, че-ловек в летах, — оказался мужеложцем!

— Молинарио соблюдает осторожность, — заметил Ронтакис. — О его, так ска-зать, увлечении известно лишь узкому кругу лиц. В глазах короля Мило верность и опыт графа перевешивают грех мужеложства. Конечно, Мессантия слухами полнит-ся, но каких только сплетен не ведется о высоких особах? Добродушные аргосцы языками болтают, но сами подобным сплетням верят редко. Ну а кто особенно усер-дствует, теми занимается полиция.

— Пришлось бы долго подбираться к Молинарио, если б он сам не облегчил на-шу задачу, — проговорила Мефрес. — Этот кот ленив, как я уже сказала, но отнюдь не глуп. Я уважаю таких противников. Внутри они гораздо опаснее, чем кажутся сна-ружи. Готова держать с вами пари, князь, наше показное миролюбие вызовет у него подозрение. Молинарио выступит против Договора. И красивый мальчик тут нам не поможет.

Ронтакис улыбнулся в усы.

— Я отказываюсь от пари с Вашим Величеством. Ибо никакому ленивому коту, как бы умен он ни был, не устоять против пантеры, лисицы и змеи в одном лице.

Королева не стала оспаривать столь изысканный комплимент. Она поняла, что князь имеет в виду, вперила в Ронтакиса внимательный взгляд и спросила:

— Вы полагаете, я слишком тороплю события?

Князь хорошо знал эту женщину. Великие достоинства уживались в ней с велики-ми недостатками. Те и другие, полускрытые до недавнего времени, неостановимой магмой вырвались на волю, когда она стала полновластной королевой. Как освобо-жденная магма борется с водой, так непомерная гордыня постоянно сражается в ней против гибкого ума. Все свои решения она принимает самостоятельно, и горе тому, кто без спросу позволяет себе давать ей советы. В лучшем случае она попросту за-давливает его своим интеллектуальным превосходством, — а о худшем не стоит и говорить… Но когда она сама спрашивает совета или суждения, приходится быть со-вершенно откровенным. Только так можно сохранить себя в ее глазах.

— Да, Ваше Величество, — честно ответил Ронтакис. — Ваша извинительная гра-мота насторожит аргосцев. Никогда такого не бывало, чтобы стигийцы перед кем-то извинялись, и король Мило, без сомнения, знает это. Вы слишком торопите события.

Да, я тороплю их, с горечью подумала Мефрес. Потому что у меня нет времени ждать, когда Аргос упадет в мои руки сам собой. И вы, конечно, правы, князь, — но вы же не знаете, что жизнь моя близится к концу… Она сказала:

— Я хочу показать аргосцам, что я не такая, как все стигийцы. Сначала они не поверят мне, но вскоре я сумею их убедить.

— Если бы на вашем месте был кто другой, я бы усомнился, — задумчиво про-молвил князь. — Но в том-то и дело, что вы воистину совсем не такая, как осталь-ные стигийцы…

* * *

удиенция у короля Мило состоялась утром следующего дня. Она происходила в

большом овальном зале, специально предназначенном для королевских приемов. Аргосский монарх восседал на резном троне из белого мрамора. Между сиденьем трона и собственно королем Мило можно было заметить небольшую подушечку. Об-лачение короля составляли длинный и широкий бордовый кафтан с застежками на груди и на рукавах, а также плащ-мантия того же цвета с подбивкой бурого меха. Одеянию полагалось некоторым образом возвеличить коренастую фигуру короля, скрыть изъяны стареющего тела и оттенить достоинства уже упоминавшейся роскош-ной седой бороды. На голове Мило покоилась большая золотая корона с семью ба-шнеподобными зубцами; семерка, как известно, считалась счастливым числом Солн-целикого Митры.

По правую сторону от трона стоял наследный принц Кассио, невысокого роста, но не такой приземистый, как отец, толстощекий, с непослушными светло-каштано-выми волосами и мальчишеским вздернутым носиком. На вид наследнику было, од-нако, лет двадцать пять. Известный модник, он носил алую накидку без пояса, бо-гато украшенную мехом, поверх короткой бархатной куртки с разрезами на рукавах. На поясе висела рапира в дорогих ножнах; знающие люди утверждали, что и рапи-ру, и, особенно, ножны, принц Кассио носит лишь для красоты — а собственно, за-чем еще все это вельможному принцу?

Рядом с Кассио стоял его младший брат Ариостро, тоже в накидке и в куртке, но более скромных, чем у Кассио, и без рапиры. Одного со старшим братом роста, принц имел на вид лет пятнадцать-шестнадцать. У него было задумчивое овальное лицо с внимательными карими глазами.

По другую сторону от Мило стояли граф Молинарио, первый министр, и маршал Аркадио, главнокомандующий аргосской армией. Помимо монарха, его сыновей и упомянутых высоких вельмож, здесь присутствовали представители знати, генералы, офицеры гвардии и прочий сановный люд, дорожащий своим правом доступа к трону.

Много собралось народу, чтобы встретить стигийского посла и увидеть его дары королю Мило; таким образом, пока князь Ронтакис вручал богатые подношения сво-их владык, его помощник и секретарь Хамсин имел возможность незаметно изучать благородное собрание. Право же, с затаенным ликованием размышляла Мефрес, ни-каких даров не жалко; король Мило сделал мне великий подарок, собрав здесь всех, кто сколько-нибудь значит в его варварском королевстве…

Когда все подарки были вручены, князь Ронтакис с соизволения короля Мило пе-решел к официальной части своей миссии. Приблизившись к трону, он припал на одно колено, склонил голову и проговорил:

— Прошу Ваше Величество принять мою верительную грамоту в залог мира и дружбы между Стигией и Аргосом.

С этими словами он передал в руки Мило богатый пергамент. По залу разнесся гул одобрения, смешанного с ропотом. Одобрение вызвали изысканные и вполне цивилизованные манеры стигийского посла, его проникновенный тон, приятный, вну-шающий доверие голос и, конечно, превосходный аргосский, на котором изъяснялся посол. Ропот возник по причине произнесения последним слов о мире и дружбе. Вряд ли кто в этом зале всерьез надеялся на дружбу с державой змеепоклонников; что же до мира, то он обычно являлся сам собой и всегда оказывался худым.

— Мы приветствуем вас, сиятельный посол, — сказал Мило, — и в вашем лице Их Святейшие Величества короля Джосера и королеву Мефрес. Мы благодарим сти-гийских владык за богатые дары. Мы оценили также искренность ваших слов. Мы разрешаем вам остаться при нашем дворе.

Далее, согласно протоколу, между королем Аргоса и стигийским послом состо-ялся краткий обмен положенными любезностями, а затем князь Ронтакис был приг-лашен для более продолжительной беседы в личные покои короля.

* * *

стреча Ронтакиса с аргосским королем длилась почти два часа против положен-

ных тридцати-сорока минут. На ней также присутствовали оба сына Мило и вы-сокие сановники Молинарио и Аркадио. Впрочем, аргосцы большую часть этого вре-мени молчали, а говорил в основном стигийский посол. Так дипломатия королевы Мефрес одержала еще одну маленькую победу — ибо князь Ронтакис умел одинаково убедительно изъясняться что на языке древней империи, что на наречиях западных хайборийских варваров. Когда князь наконец ушел, король Мило потребовал от бли-жайших советников изложить ему свое мнение о стигийских делах.

Они не сразу начали отвечать: Кассио — потому что пребывал в некоторой рас-терянности от всего услышанного, Молинарио раздумывал, в какую форму облечь свой, как обычно, двусмысленный совет, ну а юный принц Ариостро предпочитал высказываться последним. Поэтому слово взял маршал Аркадио и с прямотой воен-ного объявил:

— Дружить со Стигией нам ни к чему, мой государь. Мы без них как жили, так и проживем. Не верю я в добрые намерения ихних владык. Джосер и эта самая Меф-рес, что прислала нам дары, — такие же змеепоклонники, как и проклятая Тхутмер-тари. От них добра не жди. Нельзя нам заключать с ними Договор. И уж тем более нельзя наследнику ехать на Барах. Так и следует сказать послу, пусть даром не на-деется!

— Посол передал Его Высочеству официальное приглашение королевы Мефрес, — заметил граф Молинарио. — Если мы отвергнем его, это покажется королеве ос-корблением. Мы можем не дружить со стигийцами, но зачем же сразу ссориться?

— А почему, по-вашему, стигийская королева приглашает наследника, а не са-мого нашего короля? — осведомился маршал.

— Это-то ясно, почему, — ответил за министра сам король. — Она знает, что я не поеду. Если я приеду к ней в гости на Барах, это явится признанием стигийского суверенитета над архипелагом. А Барах принадлежит нам!

Советники смущенно потупили взоры.

— Отец мой, к чему нам обманываться? — вмешался принц Кассио.— Когда Ост-рова были нашими? Да никогда! Сначала там никто не жил, затем появились пира-ты, и до последнего времени они контролировали архипелаг и всю акваторию.

— Барах принадлежит Аргосу! — упрямо заявил Мило. — Так записано в наших документах, значит, так тому и быть! И ни я, ни ты, ни Ариостро на Барах не пое-дем. Точка! А на приглашение Мефрес не обязательно давать скорый ответ… Никто не может заставить нас решать быстрее, чем мы хотим решать!

Это была любимая фраза короля Мило, и он весь был в ней: упрямый, долгий на подъем, но непреклонный, когда решение уже принято. Понимая, что переубе-дить монарха невозможно, да и нет в том никакой нужды, граф Молинарио осторож-но заметил:

— Следует признать и некоторые положительные моменты, мой государь. За по-следнюю седмицу ни одно аргосское судно не подверглось нападению пиратов, по причине исчезновения оных. Купцы довольны. Объем торговых сделок в портах Ар-госа возрастает с каждым днем. За четыре последних дня мы собрали больше нало-гов и пошлин, чем за всю минувшую луну. И зингарские каперы нам не досаждают.

—Ну так что вы предлагаете?—буркнул Мило.—Заключить со стигийцами Договор?

— Отнюдь, Ваше Величество. В таком деле нельзя торопиться. Нужно хорошенько все обдумать, изучить. Но и отказываться от Договора неблагоразумно. Ведь если мы откажемся, то тем самым распишемся в своем недоверии новым стигийским вла-дыкам, а это будет несправедливо. Джосер и Мефрес, насколько мне известно, ни в коей мере не причастны к недобрым деяниям Тот-Амона, Ктесфона и Тхутмертари.

Король благосклонно кивнул. Как обычно, Молинарио умел отыскивать золотую середину.

— Ну а ты что скажешь, Ариостро?

Юный принц слегка наклонил голову набок и заметил:

— Я совершенно согласен со светлейшим графом, отец. Мы должны все изучить. Но, с другой стороны, если на Барах никто не поедет, как мы это сделаем?

Воцарилась тишина. Потому и приглашал Мило на королевские советы своего сына-подростка, что тот славился изрядной рассудительностью суждений, которой нередко завидовали взрослые.

— Ариостро прав, — заявил Кассио. — Я должен поехать. Встречусь с королевой Мефрес, увижу все своими глазами. Такая поездка ни к чему нас не обяжет. Это ви-зит вежливости, не более.

— Митра! Да готов ли кто-нибудь из здесь присутствующих поручиться, что зме-епоклонники не причинят вреда нашему наследнику? — воскликнул Аркадио.

— Вы перегибаете палку, достойный маршал, — улыбнулся Молинарио. — Сти-гийцы не самые приятные люди, согласен, но это не разбойники.

Видя, что его никто не поддерживает, маршал покрылся краской, и выпалил:

— Если вы в них так уверены, монсеньор граф, сами к ним и поезжайте!

Теперь покраснел граф. На Барах к стигийцам он явно не собирался.

— А это мысль, — поддержал Ариостро. — Господин первый министр, известный мудростью и осторожностью, сумеет разобраться, где истина, а где ложь.

— Но, брат, королева пригласила-то меня! — с обидой молвил Кассио.

Несмотря на неясную опасность, а может, и благодаря ей, ему очень хотелось поехать. Увидеть сказочные Барахские острова, легендарную обитель пиратов, поз-накомиться с самой королевой Мефрес; он слышал, это женщина незаурядная и не-обычайно красивая…

— Тебе, сын, — строго сказал король Мило наследнику,— надлежит смирять свой пыл, когда речь идет о делах государства. Ты мой преемник, значит, ты обязан бе-речь себя и семью свою…

— Ради Митры, отец! Мне двадцать пять уже, а ты все меня опекаешь! За всю жизнь я не видел ничего, кроме Мессантии и окрестностей. Даже Ариостро — и тот видел больше. Он был с тобой в Аквилонии и в Офире. А что я?

Приближенные стыдливо отвернулись. Со стигийской темы разговор незаметно перешел на домашние дела и стал одинаково неприятен каждому из присутствую-щих. Все они знали, почему Мило лелеет своего первенца: король боится, что лю-бой очередной приступ удушья может оказаться для него последним. Кассио — нас-ледник престола. Что станет со страной, если с Кассио случится беда? Ариостро умен, но слишком юн: по законам Аргоса король может править самостоятельно с восемнадцати лет — а принцу Ариостро только пятнадцать с половиной…

— Не будем сейчас обсуждать это, — мрачно сказал Мило. — К королеве Мефрес поедет граф Молинарио.

Первоначально король не собирался принимать такое решение. Он вообще не со-бирался ничего решать сейчас. Но иначе Кассио будет настаивать на своем, и болез-ненная для всех тема получит развитие.

— Кто тебя за язык тянул, брат, — украдкой шепнул уязвленный Кассио Ариост-ро, и тот также почувствовал себя неуютно.

Король и его советники обсудили еще несколько вопросов, касающихся отноше-ний со Стигией, но разговор оказался скомканным, и вскоре Мило прекратил его. Никто — ни Кассио, ни Ариостро, ни Молинарио, ни Аркадио — не уходил из поко-ев монарха удовлетворенным. А это означало, что королева Мефрес могла записать в свой актив еще одну маленькую победу.

* * *

осле обеда король Мило велел пригласить во дворец своего испытанного друга

графа Троцеро. Со стигийской каравеллы было хорошо видно, как изящный, ра-вно девушка и быстрый, как юноша, владетель Пуантена вскакивает на поданного ему гнедого коня и уверенно правит его ко дворцу.

— Этот человек может нам всё испортить, — озабоченно заметил Ронтакис. — Все знают, каково его влияние на Мило. Мы должны были нейтрализовать Троцеро за-ранее.

Мефрес загадочно улыбнулась и сказала:

— На свете найдется немного людей, которые бы ненавидели принцессу Камию так, как ненавидит ее благородный Троцеро. Пусть сперва найдет коса на камень, а затем пора будет и нам заняться графом Пуантена.

— Ох, с огнем играете, Ваше Величество, — вздохнул старый дипломат.

— Я не боюсь огня, князь, я всю жизнь с ним играю, — пожала плечами его госпожа. — А кто бегал и боялся, все уже сгорели!

* * *

ефрес?! Ее зовут Мефрес? А откуда она вдруг взялась, ты подумал?

Гибкий и горячий, как настоящий леопард, моложавый граф Троцеро ходил по королевскому кабинету. Король Мило едва успевал следить за его движениями.

Троцеро, наконец, остановился перед креслом короля и запальчиво проговорил:

— Так вот я скажу тебе, откуда она взялась. Король Джосер — это брат покойно-го Ктесфона, так?

— Так, — кивнул Мило.

— А Мефрес — соправительница Джосера?

— Да, ну и что?

— Ну а кто, по-твоему, соправительница Джосера, если не его жена? А знаешь ли ты, как зовут жену Джосера?

— Мефрес, как же еще, — развел руками аргосский король.

— Клянусь Митрой, по крайней мере три года тому назад она называлась Ками-ей! — рявкнул пуантенский граф, и лицо его исказилось гримасой ненависти. — Ме-фрес и Камия — одно лицо, ясно тебе?

Король задумчиво потрепал бороду.

— И чего? Взойдя на трон, она сменила имя. Многие так поступают.

— О, Митра, вразуми моего друга! — воскликнул Троцеро.— Какая же у тебя, од-нако, короткая память!.. Послушай меня, Мило. Выгони стигийского посла вон. Ес-ли ты заключишь с Камией какой-то договор, любой, какой угодно договор, ты со-вершишь самую страшную ошибку в своей жизни. Роковую ошибку, клянусь Митрой!

— Я всегда мечтал заключить прочный мир со стигийцами… Только представь, как расцветет наша торговля с дальними странами, если аргосские негоцианты смо-гут беспрепятственно заходить в города Стигии! Через Стигию мы получим доступ к рынкам Черных Королевств, Иранистана и самого далекого Зембабве! Мессантия ста-нет великим центром мировой торговли! А это — новые доходы в нашу казну и но-вые блага для моих подданных… И вот нынче, когда стигийцы сами предлагают за-ключить мирный договор, ты, мой друг, предлагаешь мне выкинуть их вон! Они протягивают мне руку дружбы, а я, по-твоему, значит, должен плюнуть в нее? — с немалым огорчением заметил король.

— Да они одну руку протягивают тебе для мира и дружбы, а другой рукой гото-вятся всадить стилет тебе в самое сердце! Это же стигийцы, и это Камия! Глупец тот, кто примет её руку!

Мило побагровел: — Ты называешь меня глупцом, Троцеро?

Граф страстно прижал ладони к груди:— Прости меня, Мило, я погорячился! Но, ради всего, что тебе дорого, молю тебя: не веди дела с Камией или, как ее там, Мефрес!

— Хорошо, я подумаю, — холодно отозвался король.

Терпения пуантенского леопарда хватило ненадолго: — Нечего тут думать! Пой-ми, пока ты думаешь, стигийцы действуют! Бьюсь об заклад, если тут замешана Ка-мия, очень скоро твои вельможи начнут браниться меж собой!

Король поморщился.

— Ступай, Троцеро. Я устал. Очень устал. Я ведь уже старик…

Троцеро горестно покачал головой. В этот момент ему трудно было вообразить, что он, гордый пуантенский изгнанник, и этот человек, правитель богатейшего и важнейшего государства Западной Хайбории, называющий себя усталым стариком, — ровесники.

— Прошу тебя, Мило, думай скорее. Ты прежде всего король Аргоса. У тебя нет права на слабость. И запомни: если ты заведешь дела с Камией, эта женщина погу-бит тебя, твоих детей и твою страну, погубит всё, что тебе дорого. Одумайся, пока не поздно!

—Уйди, Троцеро, ради Митры,—прошептал аргосский король.—И без тебя тошно.

* * *

вот возвращается наш добрый друг Троцеро… Взгляните на выражение его ли-

ца, князь, — сказала Мефрес, передавая Ронтакису зрительную трубку.

— Он удручен, вне всякого сомнения, — отметил тот.

— Я победила, — улыбнулась королева Стигии. — Старые друзья повздорили из-за меня.

— Итак? — спросил Ронтакис.

— Пригласите моих мефреситов. Пора проверить их в деле.

Пятью минутами спустя четверо молодых людей в мундирах гвардейских офи-церов Стигии уже выслушивали высочайшие указания своей Повелительницы. А еще через двадцать минут эти же люди, одетые совершенно иначе, незаметно покинули борт посольской каравеллы.

В тот же день граф Троцеро получил печальное известие о пожаре на своей вил-ле, которая располагалась в двадцати милях севернее Мессантии. Граф быстро на-чертал письмо королю Мило и послал слугу отвезти его во дворец. Сам же собрал-ся и в сопровождении пятерки верных телохранителей отбыл с яхты. Он благополу-чно покинул пределы столицы, пересек мост через один из рукавов Хорота, выехал на дорогу, ведущую к вилле, — но до нее так и не доехал.

А письмо от пуантенского графа принес во дворец совсем другой человек; тот же, кому Троцеро поручил это сделать, в это время уже лежал на дне бухты, и к ноге его был привязан увесистый булыжник. Соответственно, само послание, начер-танное рукою графа, закончило свой путь не в руках короля Мило, а в руках коро-левы Мефрес.

Послание же, прочитанное аргосским королем, гласило:

«Милостивый государь! Полагаю, с момента нашей последней встре-чи прошло достаточно времени, чтобы вы смогли принять какое-то оп-ределенное решение. Судя по тому, что презренные змеепоклонники ни-чуть не собираются покидать пределы вашей столицы, я заключаю, что вы пренебрегли советом своего испытанного друга. Засим считаю де-лом чести откланяться. Я покидаю Мессантию. Вам скажут, наверное, что я уехал на виллу, где случился пожар; но не ищите меня там — я отправляюсь в мой солнечный Пуантен. Ваши аргосские дела отныне интересуют меня не более, чем мои собственные. Троцеро».

— Ишь ты, какой обидчивый, — пробурчал король Мило. — Ну и отправляйся в свой Пуантен. Больно надо нам тебя искать. Мы, аргосцы, как-нибудь сами разбе-ремся, что к чему. И выбросил письмо графа в огонь.

* * *

тот же вечер в своей загородной резиденции первый министр граф Молинарио

читал донесения осведомителей.

Мессантия полнилась слухами самыми невероятными. Главной темой слухов уже третий день кряду оставалось стигийское посольство. Говорили, будто стигийцы из-винились перед светлым королем за прошлые свои темные дела. Еще говорили, бу-дто новая королева змеепоклонников сама женщина добропорядочная, в злобного Се-та не верит и очень стыдится черных стигийских колдунов. А сами колдуны ее люто ненавидят и готовы извести, и особливо за то, что желает она вернуть Барахские острова Аргосу, как того требует справедливость.

И еще говорили, будто новая королева пригласила наследного принца Кассио на Барах, чтобы показать ему Острова, которые вскорости перейдут Аргосу, а принц не едет, потому что боится, как бы стигийцы не сделали ему чего дурного. Защитники Кассио возражали: ничего наследник не боится, а хочет ехать, вот только вельможи, враги принца, его не пускают, потому что не хотят, чтобы лавры достались ему. Были и третьи, которые говорили, будто принц Кассио и рад бы поехать, но в силу своей неспособности принимать самостоятельные решения ждет, когда светлейший граф Молинарио подаст королю такой совет. А первый министр, мол, никогда не сделает этого, потому что намерен ехать на Барах сам и славу с наследником делить не собирается.

Вот такие сплетни гуляли по Мессантии. Они представляли собой искуснейше сготовленный коктейль из правды и лжи. Умудренный опытом министр чуял, что здесь не обошлось без чьей-то указующей руки. Такие слухи сами собой не рожда-ются. И точно: все схваченные по приказу светлейшего графа сплетники быстро со-знавались, что впервые услышали все это от каких-то стигийцев, с головы до ног закутанных в черное и щедро заплативших за дальнейшее распространение слухов.

Может быть, кто другой на месте Молинарио и счел бы вопрос исчерпанным. Однако граф был слишком умен и слишком хорошо знал изысканные манеры князя Ронтакиса, а потому был уверен, что тот не стал бы действовать столь безыскусно. «Стигийцы», заказчики слухов, выглядели как-то уж чересчур карикатурно. Это явно кто-то другой, и этот кто-то, бесспорно, желает, чтобы он, граф Молинарио, поду-мал на стигийцев.

Двое сплетников сознались на допросе с пристрастием, будто им показалось, что те стигийцы говорили с зингарским акцентом. У одного из сплетников, — того, кто так и не признался, — обнаружили три золотые песеты с профилем герцога Гварра-лидского Панто. Сей герцог был давним недругом Аргоса, его разбойники частенько нападали на аргосские рубежи. Сообразительный Молинарио заключил, что, возмо-жно, Панто желает подставить стигийцев; следовательно, союз Аргоса и Стигии не-выгоден правителю Гварралида.

Первый министр Аргоса еще не скоро поймет, что его опыт и сообразительность сыграли тогда с ним злую и страшную шутку.

* * *

ледующим утром к графу Молинарио явился секретарь стигийского посла Хам-

син. Он привез стигийский вариант церемонии вручения послом верительных грамот, чтобы сверить его с аргосским вариантом. Чиновники занялись согласовани-ем документов, а министр тем временем пригласил молодого стигийца побеседовать наедине. Тот поблагодарил за честь и почтительно проследовал за светлейшим гра-фом в его кабинет.

Хамсин показался Молинарио человеком скромным, воспитанным и, что было еще важнее, простым. Граф надеялся прощупать его; очень может быть, молодой и малоискушенный в дипломатии секретарь посла скажет больше, чем сам посол, и проговорится о вещах, которые сам князь Ронтакис не выдал бы под пыткой. К тому же смотреть на Хамсина было одно удовольствие; Молинарио давно не встречал та-ких утончённых красавцев…

— У вас отменный аргосский, — сделал своему гостю комплимент граф, чтобы начать беседу. — Словно вы выросли на берегах не Стикса, а Хорота!

Хамсин пригубил вино и уважительно заметил: — Это неудивительно, Ваша Све-тлость: я полукровка. Мой отец — стигиец, но мать — дочь Аргоса.

Министр заинтересованно воздел брови.

— Вот как? Ваш отец женился на аргоссийке? А я слышал, что стигийцы считают нас варварами.

Молодой человек стыдливо потупил взор.

— Вы правы, Ваша Светлость, к сожалению. Моя мать была не женой, а налож-ницей моего отца, рабыней в его доме. Я незаконнорожденный сын стигийского ба-рона. Но я любил свою мать! Она обучила меня аргосскому языку. Она хотела, что-бы я полюбил Аргос так же, как и Стигию. Умирая, она завещала мне это.

— И вы полюбили?

— Точно так, Ваша Светлость. В Аргосе великая культура! Ведь именно здесь, в прекрасной Мессантии, сходятся дороги со всего мира. А ваш язык такой приятный, такой певучий. Мне доставляет удовольствие изъясняться на нем. А служить секре-тарем аргосского посла святейших владык — величайшая честь для меня.

Молинарио любовался молодым человеком. Хамсин говорил так страстно и так убежденно, его большие темные глаза столь искренне смотрели в карие глаза графа, что тот еле сдерживался, чтобы не прослезиться.

— А почему я прежде не видел вас в свите князя Ронтакиса?

Хамсин горестно вздохнул, и красивое лицо его омрачилось.

— Все из-за моего происхождения, Ваша Светлость. Я незаконнорожденный сын барона, как уже сказал Вашей Светлости. Стигийские нобили не признавали меня равным. Я не имел возможности сделать карьеру в армии. Трудился простым пис-цом при знатных вельможах; так и попал к сиятельному князю… Но, когда на прес-тол взошли Их Святейшие Величества король Джосер и королева Мефрес, все изме-нилось для меня! — с юношеской горячностью заявил Хамсин. — Меня признали и вот, видите, я уже секретарь посла! Хотя навряд ли мне дадут добиться чего-то бо-льшего… — молодой человек снова понурил взгляд.

Бедный мальчик, подумал Молинарио. Такой красивый и талантливый, а уже такой несчастный! О, если б не был он наполовину стигийцем, я б нашел ему место при дворе. А он бы меня отблагодарил, как водится, в моей постели…

—Должно быть, вы очень любите свою королеву,—осторожно предположил граф.

— О, да я готов отдать за нее жизнь! — пылко воскликнул Хамсин и тут же усты-дился своей горячности: — Великодушно простите, Ваша Светлость, я не сдержался!

—Вам не в чем извиняться, достойный юноша. Любовь подданного к своему вла-дыке — не грех, а добродетель. К тому же вы обязаны вашей королеве возвышени-ем. Косвенно, разумеется, но обязаны. А скажите, какова она, ваша королева?

Хамсин прижал руки к груди.

— Она само совершенство! Умна, красива, благородна. Она жаждет мира. Вы же знаете, Ваша Светлость, что какая страшная беда случилось со Стигией при Тхутме-ртари. Увы, стигийская держава еще не скоро обретет былую мощь…

И слава Митре, нам на счастье, тут подумал Молинарио.

— Ну а есть ли у вашей королевы враги? У такой незаурядной женщины должны быть враги, я полагаю.

— И они есть, Ваша Светлость не ошибается. Это жрецы.

— Жрецы?!

— Точно так, Ваша Светлость, — вполголоса молвил молодой человек. — Жрецы всегда ненавидели мою госпожу. Тот-Амон отлучил ее от двора. Жрецам всегда была ненавистна сама мысль о мире Стигии с Аргосом.

— А король Джосер как считает: нужен мир или нет?

Хамсин замялся. Прямой вопрос графа ставил его в затруднительное положение. Молинарио ждал ответа, желая посмотреть, как выкрутится гость.

— Его Святейшее Величество король Джосер — такой же сторонник мира, как и Ее Святейшее Величество королева Мефрес, — взвешивая каждое слово, проговорил юноша. — Однако мой сир далеко, и я не исключаю, что во имя высших интересов Стигии ему в чем-то приходится уступать жрецам.

Ответ, достойный дипломата, мысленно похвалил собеседника граф. Этот чело-век не только красив и воспитан, но также умен.

— Если я вас правильно понял, благородный юноша, королева Мефрес менее подвержена влиянию жрецов.

— На Барахских островах присутствуют лишь младшие жрецы, а они ничего не решают. Поэтому там королева чувствует себя свободнее, чем король в Луксуре.

Вот из-за этого, возможно, она и не спешит возвращаться в Стигию, подумал Молинарио. Если королева Мефрес такая сторонница мира, можно понять, почему она желает поскорее заключить Договор с Аргосом. Если промедлить с договором, король Джосер, уступив влиянию жрецов, может выступить против, а так королева поставит своего мужа-соправителя перед свершившимся фактом.

Граф был очень доволен беседой с Хамсином. Как и ожидалось, юноша поведал множество интересных вещей.

— Вы можете обрадовать сиятельного князя Ронтакиса, — сказал Молинарио. — Его Величество король Мило повелел мне отправиться с ответным посольством на Барах. Юноша вдруг омрачился лицом и упал на колени.

— Молю вас, Ваша Светлость, скажите это князю сами! Я не хочу так быстро впасть в немилость!

— Но отчего? — удивился министр.

— Королева пригласила наследного принца Кассио. Если он не приедет, она со-чтет наше посольство неудачным. Сиятельному князю Ронтакису ничего не сделает-ся, он большой человек, королева ценит его, ну а я… что будет со мной, Ваша Свет-лость? Молю вас, не губите!

Молинарио внезапно почувствовал себя виноватым перед этим бедным юношей. Он только-только поднялся по службе, и вот вдруг немилость… Такой умный, веж-ливый, красивый, почти что аргосец… Но самое обидное заключалось в том, что и сам Молинарио нисколько не хотел ехать на Барах. Особенно после рассказа Хам-сина о коварных жрецах, заклятых врагах королевы. Такие жрецы на все способны — что для них устроить покушение на аргосского министра. И — прощай, мир! С ми-ром-то ладно, но графу менее всего хотелось выступать в качестве жертвы возмож-ного покушения… Тем более, сама королева Мефрес ждет не его, а принца Кассио.

— Король Мило воспретил своим сыновьям ехать на Барах и поручил эту поездку мне, — сказал Молинарио.

— Но почему, Ваша Светлость?

В порыве откровенности граф ответил:

— А потому, мой юный друг, что, если принц поедет на Барах, это будет счита-ться признанием стигийского суверенитета над Островами.

Лицо Хамсина озарилось радостью. Он как будто расцвел на глазах. Вмиг под-нявшись с колен, юноша негромко воскликнул:

— Ничего подобного, Ваша Светлость! Наша королева будет принимать вашего наследника не на самом Барахе, а на своем флагманском корабле. Я это знаю сове-ршенно точно!

— О, Митра! — воскликнул Молинарио, вскакивая тоже. — Значит, принцу Кассио не придется ступать ногой на барахскую землю?

— Разумеется, Ваша Светлость, не придется, если он того не пожелает! Ну сами посудите, будет ли великая королева Стигии принимать высокого гостя там, где еще три седмицы тому назад гуляли грязные пираты?! Она живет на своем корабле и там же примет аргосского наследника…

— А корабль сей — собственность и суверенная территория Стигии, с этим никто не станет спорить, — пробормотал граф.

Мысленно он беседовал уже не с Хамсином, а с самим королем аргосским Мило.

Покидая часом позже загородную резиденцию первого министра, королева Меф-рес признавалась себе, что беседа с графом Молинарио доставила ей высшее нас-лаждение, — подобное тому, что испытывает каждая истинная актриса по заверше-нии грандиозного спектакля, в котором она блестяще сыграла наисложнейшую роль.

В самом деле, размышляла она, умный человек реже попадает в ловушки, неже-ли глупый. Но уж когда умный увязает в ловушке, шансов выбраться у него нет ни-каких! Ибо, в отличие от глупого, умный полагает, что это не он попал в чужую западню, а его враги попали в западню, расставленную им. Таким образом, умный чувствует себя великим кукловодом и не понимает, что сам является жалкой марио-неткой. А когда приходит запоздалое прозрение, умный тем более отказывается пр-изнавать свои фатальные ошибки — именно потому, что он умный и в этом своем качестве просто-напросто не может так страшно ошибиться!

К себе подобную философию королева Мефрес не применяла, поскольку не счи-тала себя умной.

Она полагала себя гениальной — а тут работает совсем иная философия!

* * *

ечером все и решилось, к удовлетворению высоких сторон.

Король Мило разрешил своему старшему сыну Кассио принять официальное при-глашение королевы Мефрес и посетить с визитом Барахские острова — с тем обяза-тельным условием, чтобы нога наследного принца не ступала на спорную землю.

Кассио остался очень доволен королевским решением, от души расцеловал отца и принялся готовиться к поездке. Брат его, Ариостро, был доволен тоже, поскольку на радостях Кассио простил ему вчерашнее.

Молинарио был доволен вдвойне, потому что ему, во-первых, удалось изящно выпутаться из непростой ситуации, и, во-вторых, он равно выигрывал, если миссия наследника окажется удачной или если она потерпит фиаско.

Наконец, сам король Мило был доволен тем, что наладил — и улучшил — отно-шения со старшим сыном, своим преемником, и тем, что принял свое мудрое и взвешенное решение самостоятельно, а не под чьим-либо давлением.

Единственным, кто по-прежнему протестовал против поездки Кассио на Барах, оказался маршал Аркадио. Но до короля старый солдат на этот раз не достучался. Мило был не тот человек, который вдруг отказывается от решения, давшегося ему с таким трудом.

И вот через два дня пышная делегация наследного принца отправилась на севе-ро-запад, к Бараху. Кассио сопровождал посольский секретарь Хамсин. Сиятельный князь Ронтакис со всем своим посольством остался в Мессантии. Фактически он стал добровольным заложником. Ведь если с Кассио что-то случится, все стигийцы в Ар-госе непременно окажутся врагами короля Мило, и участь князя будет незавидна… Ронтакис это понимал. Он остался заложником Аргоса, Мессантии и своей каравел-лы, ибо такого самопожертвования требовали от него высшие интересы Империи, а он был ее горячим патриотом.

В арьергарде аргосской флотилии следовала небольшая стигийская галера. Она везла, главным образом, посольскую почту. Но не только: в потайной каюте этой галеры без чувств лежал тот, кого король Мило полагал отбывшим в солнечный Пуантен.

Вместо него в солнечный Пуантен отбыли его похитители. Они, впрочем, не со-бирались надолго задерживаться в наследственной вотчине графа Троцеро; конечной целью четверки мефреситов, Рыцарей Империи, была несравненная Тарантия.

15. Обольщение.

оследним вечером перед прибытием делегации наследного принца Кассио на

Барах посольский секретарь Хамсин с соизволения молодого принца покинул

его галеон, перешел на стигийскую галеру, — ту самую, где в потайной каюте без чувств покоился Троцеро, — и галера ушла вперед. Как объяснил Хамсин прин-цу, по стигийской традиции он обязан заранее уведомить королеву о визите высоко-го аргосского гостя, с тем чтобы она успела подготовить достойную встречу. Дого-ворились, что флотилия аргосцев, состоящая из трех галеонов и пяти галер сопро-вождения, прибудет на Барах утром. Принц Кассио, успевший наслушаться будора-жащих воображение рассказов Хамсина, с нетерпением ждал этого мига. В ту ночь, когда его флотилия медленно приближалась к Бараху, он вовсе не мог уснуть.

Ведь это было первое красивое приключение в его однообразной жизни.

* * *

оздно ночью стигийская галера вошла в гавань Джосериона. Едва ступив на бе-

рег, королева Мефрес велела поднять своих вельмож. Пока они собирались, Мефрес вскочила на коня и проехала по улочкам города. Вернувшись в гавань, она застала там наместника Псамитека и генерала Ихмета.

— Где же адмирал Ксептах?

— Он на галеоне «Звезда Мессантии», — ответил барахский наместник.

— Что он там делает? И где галеон?

— Адмирал лично следит за исполнением воли Вашего Величества, — поклони-лся Псамитек. — «Звезда Мессантии» вчера вышла в море. Адмирал решил прове-рить корабль.

Королева поморщилась: — Послать за ним галеру. Пусть Ксептах явится немед-ленно. Вместе с галеоном, разумеется.

Затем она отправилась на флагманский фрегат. На ходу Псамитек и Ихмет пре-дставили ей доклады, а она отдала им свои указания. Тем временем на фрегат пе-ретащили носилки с графом Троцеро; кроме самой Мефрес, никто, впрочем, не знал имени пленника.

Мало кто знал и о потайных апартаментах, расположенных в глубинах гигантс-кого фрегата, намного ниже уровня моря. Вот в одну из таких нижних кают доверен-ные люди королевы принесли пуантенского графа.

Оставшись с ним наедине, Мефрес извлекла из своего кармана платок, смочила его бесцветной жидкостью из крохотного флакончика и поднесла платок к носу Тро-церо. Тот закашлялся и открыл глаза.

Мефрес широко улыбнулась ему, красиво и совершенно беззлобно.

Троцеро изменился в лице, дернулся, попытался вскочить и наброситься на жен-щину. Это ему не удалось, и из груди графа вырвался тоскливый стон.

— Не расстраивайся, граф,— усмехнулась она. — Не все так плохо. Я буду соде-ржать тебя гораздо лучше, чем ты меня и моего любимого супруга.

Она имела в виду застенки Тулуша, пуантенской столицы.[1]

— Митра покарал меня за преступное мягкосердечие к вам, подонкам, — скорбно прошептал Троцеро.

— Да, тебе нужно было нас убить, — согласилась Мефрес.

— Проклятье Митры и всех богов на твою голову, Камия! Недолго тебе править!

Она спокойно кивнула: — Недолго, я знаю. Две луны или около того.

Троцеро с изумлением посмотрел на нее. Лжет? И опять лукавит? Способна ли она не лгать и не лукавить?

— Тебя, наверное, интересует, что с тобою будет? — спросила Мефрес.

Граф презрительно усмехнулся.

— Нисколько. Я умею проигрывать. Но запомни: Конан еще жив, и он за меня отомстит!

Мефрес вновь улыбнулась ему той самой красивой, надменной улыбкой, которая доводила до умоисступления ее врагов.

— Напрасно ты надеешься на Конана. Он во власти моего венценосного супруга. Джосси использует варвара, как я использую тебя. Должна сказать, Джосси вполне доволен киммерийцем.

— Нет! Ты снова лжешь!

— Я не лгу. Вы слишком долго побеждали: ты, Конан и такие, как вы. Еще чуть-чуть, и я бы начала стареть! А Джосси потерял терпение. Но теперь наш черед, на-ше время. Если мы не сломим вас сегодня, уже завтра орды хайборийских варваров сочтут нас слабыми и ринутся на нас, и это будет означать конец цивилизации. По-этому мы сломим вас и подчиним. Цивилизация восторжествует. Вернется время ве-ликих империй. Оно уже возвращается! Вот почему, мой славный граф, сегодня ты в моей темнице, а не я — в твоей.

В приятном, мелодичном голосе стигийской королевы звучал такой металл, от которого кожа испытанного воина-аристократа покрывалась мурашками. Троцеро знал, что Камия лжет и лукавит без конца, но никогда зря не бахвалится.

— Что ты задумала?

Он мог бы и не спрашивать. Мефрес возвышалась над ним, лежащим ниц, стро-йная, гордая и величественная, со скрещенными на груди руками.

— Очень скоро ты поднимешь мятеж в Пуантене против власти благочестивого короля Роберта, — ответила она. — Твои дерзкие манифесты разойдутся по стране. К счастью, твой почерк совсем нетрудно подделать, и уж если сам король Мило мне поверил, что говорить о легкомысленных пуантенских дворянчиках? Ты захочешь от-ложить Пуантен от Аквилонии. Тарантия пошлет войска для усмирения сепаратис-тов. Коренные аквилонцы никогда не любили вас, пуантенцев, не так ли, граф?

— Нет, нет… Стигийская гадюка!

— А ты опять за свое, — усмехнулась Мефрес. — Где твое воспитание? Варвар ты и есть варвар, никакой не граф!

— Лучше бы я умер… — прошептал Троцеро.

— Почему? Чем плохо жить и наслаждаться жизнью? Отчего спешишь ты распи-саться в поражении?

Камия любит играть и всегда готова к худшему, подумал граф. Поэтому ее не-возможно застать врасплох… Может быть, и вправду не конец еще?

— Пощади хотя бы детей, — молвил он. — Маленький Фабио, сын Кассио, такой красивый ребенок, и я…

— О-о-о, дети…— протянула Мефрес.— А моих детей кто пощадил? Ты им при-шёл на помощь? Или твой друг Конан? Кто из благородных героев спас моих детей? Калис, Натепа, Ринию? Никто! Дети у нас самое слабое место, да. Они делают нас слабыми, они забирают на себя наши мечты. Но я теперь свободна от детей! Я могу не бояться за них, потому что их больше нет у меня. И тебе за своих бояться не стоит. За Октавио — точно не стоит!

На глазах Троцеро появились слезы. В эти мгновения он проклинал богов, поз-воливших ему дожить до этой ночи.

— Утешься хотя бы тем, что ты оказался совершенно прав насчет моих намере-ний. Но Мило тебя не послушал. Ты сам виноват. Не нужно было так настаивать. Ты же знаешь, какой он упрямец. Горячность пагубна, а побеждает лишь холодный ум и трезвый расчет.

— За что, — с горечью проговорил Троцеро, — за что ты так ненавидишь людей? Я хочу понять.

Мефрес удивлённо рассмеялась и распростерла руки.

— Ненавижу? Людей?! Ты меня с кем-то путаешь. Где ты видишь людей, Тро-церо? Нет их, людей — одни говорящие черви! Разве люди позволили бы мне де-лать с ними то, что я делала, делаю и буду делать? Нет, Троцеро, это жалкие зем-ные черви, по ошибке возомнившие себя людьми!

Она произносила свои слова беззлобно, как нечто давно известное ей, очевид-ное, неоспоримое, и Троцеро вдруг понял, что Камия абсолютно искренна в эту ми-нуту. Она не ненавидит хайборийцев — она всего лишь презирает их, как тварей ни-зших и ничтожных, в сравнении с нею, наследницей древних империй, Стигии и Ат-лантиды. И оттого ему было еще горше. Ибо он считал себя настоящим человеком. Но ему было больно и стыдно за то, что он и его собратья, — не говорящие черви, но люди! — позволяют таким, как Камия и Джосер, манипулировать собой.

— Мы не черви, — упрямо проговорил он. — Мы люди! Мы это докажем.

— Богам придется очень долго ждать, — надменно усмехнулась Мефрес, — а бо-ги долго ждать не любят!

* * *

громная гавань, почти такая же великая, как гавань Мессантии, вырастала на

глазах принца Кассио. Он испытывал восторг и восхищение. Вот они, сказочные Барахские острова! Вот печально знаменитый Тортаж, бывшая столица пиратской во-льницы, ныне переименованная в Джосерион. И там, в Джосерионе, ожидает его та, кто эту вольницу сумела победить…

Вернее, не в Джосерионе. В Джосерион ему нельзя; так велел отец. Поэтому ко-ролева Мефрес тактично примет его не в городе, а на своем флагманском корабле. Корабль тот, по словам Хамсина, носит чудное название «фрегат».

Вскоре Кассио увидел этот корабль и почувствовал, как зашевелились волосы на голове. Это черное чудовище не могло быть кораблем. Размерами оно в два, а то и в три раза превосходило самый большой аргосский галеон. Если оно и плавает, то это, скорее, плавучий дворец, а не корабль!

Кассио внимательно оглядывал непривычный силуэт. Несмотря на свои гигантс-кие размеры, издалека корабль выглядел не лишенным изящества, а черный цвет придавал ему некую мрачную грацию. Истинный сын своей страны, Кассио обожал море, любил корабли, знал их и потому сразу понял, что судно превосходно сбала-нсировано, его пропорции не просто красивы — они свидетельствуют о выдающихся мореходных качествах.

Не в силах отвести взора, принц с восхищением смотрел на гигантский корабль. Четыре стройные мачты, и каждая может нести от трех до пяти парусов; как стигий-цы только умудряются управляться с таким количеством парусов… Все паруса строго прямоугольные, а не трапециевидные, как на аргосских галеонах и караках. Сейчас все они свернуты, и только флаги Стигии и Аргоса реют на вершинах мачт. Кассио испытал радость оттого, что аргосский альбатрос парит над таким прекрасным кора-блем.

Внезапно принц испугался. В его голову пришла мысль, что такой корабль мо-жет быть опасен. Да, очень опасен! Кассио внимательно вгляделся, разыскивая ката-пульты, баллисты и прочее оснащение, могущее свидетельствовать об опасности, исходящей от фрегата.

Но ничего этого не было. Даже на носу не было обычного устрашающего тарана. Как же они отпугивают океанских демонов? — с недоумением подумал Кассио. И это был лишь один из множества его вопросов. При случае он надеялся задать их самой королеве Мефрес. Хамсин сказал, что Ее Святейшее Величество тоже обожает море.

Тем временем галеон принца вошел в бухту. Вскоре подошла богато украшенная лодка, которая должна была отвезти аргосского наследника и его свиту на фрегат. Приятный молодой человек, представившийся личным секретарем королевы Ане-фом, взялся сопровождать Кассио. Он говорил по-аргосски, но с акцентом, не так чисто, как Хамсин.

— Мне сказали, что королева Мефрес владеет нашим языком. Это правда? — спросил Кассио.

— Да, Ваше Высочество, — склонил голову Анеф. — А узнав, что вы намерены нанести ей визит, срочно призвала лучших наших педагогов, чтобы они помогли усовершенствовать ее познания. Вы сможете общаться с Ее Святейшим Величеством без переводчика.

— Это замечательно, — сказал Кассио.

И с досадой подумал: я встречаю уже четвертого человека, говорящего на аргос-ском языке, а ведь при нашем дворе никто, кроме считанных мудрецов и чиновников дипломатического ведомства, на стигийском не изъясняется. Это стыдно! Когда я стану королем, еще подумал он, я обязательно заставлю наших нобилей учить этот великий и древний язык. Тем более если Стигия и Аргос всё-таки заключат мир…

Ладья причалила к фрегату. Вблизи черный корабль казался еще громаднее. Спу-стили широкий трап. Кассио и его свита поднялись на борт. Аргосского наследника встречал почетный караул. На палубе уместились две сотни воинов. Все они были в туниках и начищенных до блеска панцирях, а на голове имели золоченый гребен-чатый шлем. На бесстрастных лицах, впрочем, невозможно было прочесть, рады они принцу или нет.

Впереди караула стояли двое: высокорослый надменный человек в тунике и тоге с серебряным морским змеем и стигиец чуть пониже ростом, в тунике без тоги, но в шлеме с большим султаном страусовых перьев. Последний вышел навстречу Кассио и четко отрапортовал: — Капитан Ратмес имеет честь приветствовать Ваше Высочес-тво на борту флагмана королевского флота Стигии.

Анеф перевел.

— У вас очень хороший корабль, капитан Ратмес, — сказал принц.

Ратмес бесстрастно, как автомат, кивнул.

— Позвольте мне представить Вашему Высочеству адмирала Ксептаха, главноко-мандующего нашим флотом.

Ксептах едва заметно наклонил голову. Поскольку адмирал не сделал ни шагу в сторону принца, Кассио сам подошел к нему и проронил с улыбкой:

— Не хотелось бы мне, чтобы ваш и наш флоты встретились в морском сражении!

Королевский секретарь перевел и это, искусно передав даже интонацию принца.

— Стигийский флот покорен воле стигийских владык, — холодно заметил адми-рал, не добавив к своим словам обращения к принцу.

Анеф поспешил загладить неловкость:

— Его превосходительство говорит, что желания Вашего Высочества близки чая-ниям наших владык. Прошу вас, досточтимый принц, следовать за мной. Ее Святей-шее Величество королева Мефрес уже ждет вас.

Анеф и Кассио со свитой проследовали мимо адмирала Ксептаха, капитана Рат-меса и почетного караула. Не заметно, чтобы они очень радовались мне, подумал принц. С другой стороны, ведь это стигийцы. Они повсюду славятся своей угрюмо-стью. И не просто стигийцы, а вымуштрованные солдаты. Им не положено прояв-лять чувства. Может быть, в душе они рады мне. А может, и нет.

За время пребывания на Барахе Кассио надеялся это для себя прояснить.

Шли они довольно долго, и наследник не уставал изумляться размерам и богат-ству этого корабля. Точно, это плавучий дворец, а не корабль. Всюду были какие-то постройки, палаты, апартаменты, лестницы и архитектурные украшения. К свое-му удивлению, Кассио нигде не видел атрибутики Сета. Он недоумевал: это стигий-ский корабль — так где же змеи? Имелись здесь изваяния рыб, павлинов, единоро-гов и прочих приятных созданий. Единственным напоминанием о Стигии могли счи-таться два сфинкса, сторожащих огромные, отделанные золотом и лазурью, двери.

У этих дверей королевский секретарь Анеф остановился. Обращаясь к Кассио, он звучно и торжественно проговорил: — Ваше Высочество наследный принц Кассио Аргосский! Прошу проследовать в тронный зал Ее Святейшего Величества королевы Мефрес, владычицы Стигийской, да живет она вечно!

— Тронный зал?.. Здесь? — удивился принц.

Но Анеф не ответил ему. Внезапно золотые двери отворились, приглашая аргос-ского принца внутрь. И он, перебарывая дрожь, которую навевал на него этот корабль и все, имеющееся на нем, вошел.

Он не увидел бьющего через край богатства тронного зала. Ибо та, кто восседала на высоком троне, всецело приковала его восхищенный взор. Это была женщина-птица. Ее фантастическое платье из тканых золотом перьев, как кожа, плотно обле-гало грациозную фигуру. В теплом желтовато-серебристом свете она сияла, как ог-ненный феникс Солнечного Митры. Точеные руки, унизанные перстнями и браслета-ми, были обнажены, но над ними раскидывались орлиные крылья, являющиеся час-тью ее платья. Вырез платья был узким, но очень глубоким: он шел от основания шеи почти до самого лона; в пупок был вставлен сияющий рубин. В сочетании с этим сказочным золотым платьем и этими дивными украшениями вырез придавал облику женщины неповторимую и ошеломляющую эротичность.

Еще прекрасней показалось Кассио ее лицо. Оно было осыпано крохотными се-ребряными блестками, отчего тоже как будто светилось. Красиво очерченные губы покрывала яркая перламутрово-алая помада; принц и не представлял, что такая бы-вает. На длинных черных ресницах лежал и искрился серебристый пух. Веки под черными бровями были обильно подведены изумрудной тушью, а пленительные те-мные глаза — бирюзой, и все это искрилось, светилось, переливалось… Блестящие смоляные волосы ниспадали до плеч широкой копной, их фиксировала золотая па-утинка. Голову венчала шапка, исполненная в форме головы орла, также золотая, только в глазницах сверкали два больших топаза.

Несмотря на обилие косметики на лице женщины, оно не казалось безвкусным; напротив, изысканная и искусно наложенная косметика подчеркивала и возвеличива-ла до недосягаемых высот природную красоту Камии или, как теперь называлась эта женщина, Мефрес. Это была воистину королевская красота!

В руках королева Мефрес держала два миниатюрных золотых предмета: изогну-тый жезл, усеянный бриллиантами, и хлыст, более похожий на кисточку. То были полузабытые символы монаршей власти, известные с тех неизмеримо далеких вре-мен, когда владыки Стигии еще не научились уступать дорогу посвященным жрецам Вечного Повелителя…

Итак, Кассио был совершенно сражен красотой стигийской королевы. Он застыл на пороге тронного зала со ртом, раскрытым от изумления, как ребенок, увидевший чудо. Он, первый модник Аргоса, не мог не ощущать себя в сравнении с нею жал-ким оборванцем. Его супруга Лидия, оставшаяся в Мессантии, иначе как Лидией Прекрасной называлась редко, но и принцесса Лидия была что скромная луговая фиалка против этой величественной благоухающей розы…

О, королева Мефрес, этот тонкий знаток человеческой натуры, эта великая иску-сница разыскивать затаенные пороки даже в самой невинной душе и обращать их в свою пользу, эта гениальная актриса, самозабвенно играющая бесчисленное множе-ство сложнейших ролей, эта прирожденная авантюристка и, в то же время, трезвая, циничная и хладнокровная, — она с предельной точностью все рассчитала. Она зна-ла, что, как, когда и на кого произведет наилучшее впечатление. Она, в сущности, сама была величайшей взломщицей — только, в отличие от знаменитых охотников за материальными сокровищами, она умела виртуозно подбирать отмычки не к хо-лодным, лишенным жизни замкам, а к пылающим сердцам; там, в живых сердцах и душах, находила она самые дорогие ценности.

И вот так, не произнеся ни слова, — ведь Кассио в самом безумном сне не мог вообразить, что Мефрес и Хамсин одно лицо, — она покорила наследного аргосско-го принца. Безо всякого волшебства, без угроз, без демонстраций силы — покорила. Он ничего не потерял — ни жизнь, ни душу, ни свободу воли, однако его будущие поступки уже принадлежали ей. Она нашла подход к нему, как всегда находила свои подходы к совершенно разным людям. Конечно, ради достижения поставленных целей еще придется потрудиться — но, главное, финал ей уже был известен. Руками этого молодого принца и подобных ему слабых созданий она вымостит для Аргоса дорогу в ад.

И боги — коварные, ревнивые, скучающие там, на небесах, — снова будут дово-льны ею, талантливой смертной лицедейкой… И когда через две-три луны опустится занавес ее спектакля, она уйдет к ним, и они будут к ней благосклонны.

Ее Святейшее Величество Мефрес Вторая, истинная королева погибельной красо-ты, восседающая на высоком стигийском троне, обворожительно улыбнулась и про-говорила на прекраснейшем аргосском:

— Я счастлива приветствовать Ваше Высочество на борту моего флагманского ко-рабля. Оставим же церемонии, досточтимый Кассио, наследный принц Аргосский. Будьте моим дорогим гостем на этом судне. Как, вы согласны?

Ее слова пробудили Кассио от оцепенения. Прервались лучшие мгновения его жизни. Он покраснел до ушей, низко — много ниже, чем этикет предписывает нас-леднику престола Мессантии, — поклонился стигийскому трону и волнующимся го-лосом ответствовал: — Почту за честь, Ваше Величество.

Мефрес взмахнула своим жезлом.

— Так пусть же мои слуги проводят вас в ваши апартаменты. Когда вы будете готовы, мой секретарь Анеф отведет вас в мою библиотеку. Я буду ждать вас там.

Лишь после этих слов Кассио заметил, что, помимо королевы, в этом зале есть еще люди. Их было немного, но они тут присутствовали. Мефрес, впрочем, не ста-ла их представлять. Фактически церемония встречи завершилась, едва начавшись. Ведь все, что можно было получить, Мефрес из нее получила, а пустые разговоры она, как и всякая сильная и целеустремленная натура, не признавала никогда.

Анеф снова подошел к Кассио и предложил следовать за ним.

Лишь много позже, когда наследник остался один в огромной и прекрасной па-лате с окнами на бескрайнее море, он вспомнил, что так и не вручил королеве ни одного из многочисленных подарков, привезенных для этой цели на Барах. Пребы-вая в ужасе, он принялся проклинать свою впечатлительность и лихорадочно обду-мывать, как загладить ошибку и вручить-таки положенные дары королеве Мефрес.

Несчастный, он не мог догадываться, что стигийская королева взыщет с него не-измеримо больше, чем он собирался ей подарить.

* * *

й пришлось ожидать своего почетного гостя до самого вечера. В тяжелых своих

раздумьях утративший счет времени Кассио опомнился лишь тогда, когда увидел в окне багряные отсветы уходящего солнца. И оно уже почти закатилось, когда ар-госский наследник встретился с Мефрес в ее библиотеке.

В отличие от искрящегося богатством просторного тронного зала, библиотека пре-дставляла собой строгую палату; все стены ее до самого потолка устилали стелла-жи книг и манускриптов. У окна стояли изящный палисандровый столик и два уют-ных креслица. В одном из них и сидела королева Мефрес.

В первые мгновения Кассио даже не признал ее. Он не привык к таким разитель-ным переменам образа. Ничего не осталось от шокирующей и ослепительной красо-ты женщины-феникса. Красота обрела милое и задумчивое очарование. Теперь на королеве было однотонное свободное платье цвета морской волны. Оно совсем не имело выреза, укрывало руки и ниспадало до пят. Единственными украшениями этого платья были парящие альбатросы, вышитые на нем белыми нитями. Исчезли и золотая паутинка с волос, и блестки с лица, и броская перламутровая помада с губ. Губы имели спокойный малиновый оттенок. Лишь бирюза и изумруд вокруг те-мных глаз остались, подчеркивая затаенную силу этих изумительных очей.

Принц снова почувствовал себя идиотом. Он-то разоделся, как только мог. На Кассио был богато украшенный мехом и золотыми позументами складчатый белый кафтан, щегольски подпоясанный, с висячими рукавами, а ноги укрывали алые кол-готы и остроносые бархатные туфли. На пальцах имелись перстни, и довершал об-лачение франта роскошный, тканый золотом и серебром, шейный платок.

Мефрес же встречала его согласно обстановке: там, в тронном зале, она явила ему блеск и величие; здесь, в библиотеке — строгость и мудрость. И везде с ее сто-роны был заметен тончайший вкус, Кассио не мог не признать этого. Он показался себе глупым разряженным петухом, явившимся в храм высокой мудрости, и вновь он покраснел, застыл на пороге, опять утратил дар речи.

Королева тактично проигнорировала его смущение и, как ни в чем не бывало, царственным, но учтивым жестом руки пригласила садиться. Когда он опустился в кресло, Мефрес с приятной улыбкой осведомилась:

— Ваше Высочество не откажется отобедать со мной?

Еще раз изумившись чистоте ее аргосского, Кассио кивнул:

— Почту за честь, Ваше Величество.

Вторая фраза, сказанная аргосским наследником стигийской королеве, в точности повторяла первую.

Облаченные в богатые ливреи слуги внесли яства. Ощутив их аромат, принц вдруг вспомнил, что не ел с самого утра. Ему казалось, впечатления насытили его сверх меры, но при виде этой еды Кассио почувствовал необычайный аппетит. Но он был принц, человек воспитанный и утонченный. Поэтому он приложился к еде не рань-ше, чем королева, и закончил трапезу не прежде, чем она.

За обедом наследник пришел в себя, и они с королевой говорили о разных свет-ских пустяках, обильно сдабривая беседу изысканными комплиментами друг другу, королям Джосеру и Мило, и обеим великим державам. Говорили о погоде в Аргосе и Стигии, о модах, о море, вместе посмеялись над нравами купцов и нобилей, при-дя к выводу, что повсюду те и другие совершенно одинаковы, наконец, выпили за здоровье владык, могущество держав и процветание народов. Кассио обратил внима-ние, что вино было аргосским.

— Вы пьете аргосское вино, и на вашем дивном платье аргосские альбатросы, — улыбнулся молодой принц. — Я полагаю, все это не случайно.

Мефрес красиво, как всегда, улыбнулась в ответ.

— Ваше вино я пью всегда, ибо никто не готовит вино лучше, чем аргосцы. Ну а платье, вы правы, я надела специально для вас, мой дорогой принц, в знак моего глубокого и искреннего уважения к вашей великой державе.

— А разве альбатросы не враги змей? — не без лукавства спросил Кассио.

Это свидетельствовало, что их беседа утратила официальный характер и превра-тилась в неформальное общение понимающих друг друга людей. И в то же время их светская беседа незаметно перерастала в серьезный диалог двух политиков. На беду принца Кассио, из этой беседы он не смог заключить, что встретил политика совершенно незнакомого ему калибра.

— Вы, вероятно, судите о стигийцах по рассказам ваших достойных жрецов, ку-пцов и путешественников. Как видите, — Мефрес развела руками, — мы совсем не такие страшные!

— Аргосцы привыкли верить святым служителям Пресветлого Митры, — осторо-жно заметил Кассио, — да и негоцианты наши, и путешественники редко когда врут.

— Я и не утверждаю, что они врут. Эти достойные люди верны своей натуре. Жрецы Митры, например, обязаны говорить дурное о поклонниках Сета — иначе ка-кие они жрецы Митры? И неудивительно, если в их рассказах встречаются преуве-личения. Как иначе, если не на дурном примере Сета, люди поверят в добродетель Митры? И негоциантов ваших понять можно: стигийские купцы — их конкуренты, а в конкурентной борьбе слухи самое верное и непременное оружие. Что же до путе-шественников, им обычно свойственно приукрашивать увиденное — иначе как обретут они славу великих исследователей земель далеких, чуждых и страшных?

Немного смущенный четкостью и логичностью суждений королевы, аргосский наследник проговорил: — Но вы же не станете утверждать, что все рассказы о мрач-ных нравах Стигии — досужие вымыслы? Вы сами прислали моему отцу извините-льную грамоту.

Мефрес печально вздохнула, и в следующих словах ее Кассио почувствовал не-поддельную горечь.

— Вы правы, конечно, мой дорогой принц, и тут мне нечего вам возразить. Наша страна, увы, скомпрометирована в глазах всего цивилизованного мира. Стигийцев считают злодеями! А почему? Я отвечу: причина — в жрецах! Вот где корень зла! Жрецы, маги, черные колдуны — они прибрали к рукам власть, они взаправду тво-рили нечистые таинства, они стращали людей божественным гневом, наконец, они без конца паразитировали на человеческом невежестве. И неудивительно, что весь цивилизованный мир стал судить о Стигии по этим жрецам. Но, поверьте мне, мой дорогой принц, моя Стигия — это не жрецы и не черные маги! Скорее, моя Стигия — это несчастная жертва Зла, жрецов и магов. А люди в моей стране совсем не злые. Ну посудите сами: между кем и кем больше общего: между мной, ничего не сведу-щей в колдовстве, и каким-нибудь черным магом, или между мной и вами?.. Я хо-чу сказать: стигийцы — такие же люди, как и аргосцы, аквилонцы, немедийцы…

— Но мы поклоняемся Митре, а вы — Сету, — возразил Кассио.

Мефрес покачала головой.

— Опять вы судите о нас по суевериям. Это жрецы — что ваши, что наши — хо-тят уверить всех, будто вся Стигия раболепна перед Сетом. В таком раболепии — залог власти жрецов. На самом деле все люди в мире поклоняются Справедливости. Вы связываете Справедливость с Солнцем, Митрой, а мы — с Ночью, Сетом. Но ра-зве, скажите мне, ночь не такая же составляющая жизни, как и день? Мы жаждем ночи больше, потому что ночь несёт прохладу и отдохновение от злого солнца, от дневной жары за Стиксом. Каждый стигиец жаждет Справедливости. Подумайте са-ми: если бы у нас не было Справедливости, разве прожила бы восемнадцать тысяч лет наша держава?

— Воистину, Стигия — великая и древняя страна!

— И нынче настает новый этап ее истории, — подхватила Мефрес. — Вы знаете, мой дорогой принц, что пришлось перенести нам в последние годы. Жрецы во гла-ве с Тот-Амоном совсем загубили страну. Мой кузен король Ктесфон всецело под-чинился их влиянию; у него не хватило сил и мужества восстать за справедливость. Моему супругу Джосеру и мне пришлось покинуть двор. А Тот-Амон всегда думал лишь о себе и о своей верховной власти. Именно ему и таким, как он, стигийцы обязаны дурной репутацией. А затем явилась злобная демоница Тхутмертари и за-лила кровью собственную страну… Даже принцы подверглись жестоким унижениям. У самого свирепого туранского паши содрогнулось бы сердце, увидь он мучения мое-го несчастного супруга, — голос королевы задрожал. — Да и я… я сама подверглась насилию… не людей, но страшных чудовищ из ночных кошмаров, змеелюдей, чешуй-чатых хвостатых тварей… а наши с Джосером дети — Калис, Натеп и Риния — погиб-ли в муках… я так их любила, особенно мою младшую… а демоница их замучила…[2]

Здесь стигийка разрыдалась — горько, не в силах сдержать слез. Кассио сам си-дел как на огне. Впечатлительный и добросердечный от природы, он не мог не про-никнуться ужасом услышанного. И еще — состраданием к несчастным жертвам зап-редельного Зла. Бедная женщина! Сколько она выстрадала! Кассио не знал, что ска-зать, и сидел, понурив взор, а Мефрес все плакала и плакала…

Наконец, когда ее слёзы стали иссякать, наследник несмело произнес:

— Если б ведали вы, как я вам сочувствую, Ваше Величество…

Мефрес медленно подняла на него прекрасные заплаканные глаза и с надеждой спросила: — Да?

Кассио пылко прижал обе руки к груди. Этот жест был красноречивее всяких слов. Мефрес принялась искать платок. Наследник, поняв, что она ищет, выхватил свой и протянул ей. Королева послала ему благодарный взгляд и приняла платок. Кассио ощутил подъем в душе. Он был мужчина, и он утешал плачущую женщину.

— Не думайте о грустном, Ваше Величество, — проникновенно молвил он. — Вы так красивы, молоды и умны, и вы — королева! Зло уже в прошлом! Расскажите лу-чше о светлом, о новом этапе, который начался…

— Да, да, — кивнула Мефрес, утирая слезы. — Я расскажу. Простите меня за эту слабость, Ваше Высочество. Мне не стоило забывать, что я не женщина и не мать, а королева своей страны… Скажите, мой дорогой принц, а вы поверите мне?

Слова сами вырвались из уст Кассио: — О, Митра! Да я проткну моей рапирой всякого, кто посмеет в ваших словах усомниться!

Я уже усомнилась в том, что ты знаешь, с какой стороны держать рапиру, нево-льно подумала Мефрес. Вслух она сказала:

— Мой дорогой принц, я польщена вашим благородством. Но еще большие на-дежды возлагаю я на вашу государственную мудрость. От нее во многом будет зави-сеть, воплотиться ли мечта всей моей жизни.

— Вы говорите о мире между нашими странами?

— Да. О Договоре, который навсегда упрочит этот мир. Мой посол князь Ронта-кис передал вашему отцу проект.

— Я видел его, — кивнул Кассио. — Условия кажутся приемлемыми, но…

— Но?

— …Но мой отец — осторожный человек, Ваше Величество.

— Осторожность — высшая добродетель государя. После мудрости, разумеется.

— Возвратившись в Мессантию, я доложу отцу свои впечатления. И тогда он примет решение.

А ты не так глуп, как кажешься, с интересом отметила Мефрес. Даже умен, если оценивать по варварским меркам. Ты впечатлителен в чувствах, но в политике также достаточно осторожен. Ну так пусть торжествуют чувства!

Стигийская королева не стала выспрашивать у аргосского наследника, каковы же его впечатления. Такие вопросы могли бы насторожить его. А он должен видеть в ней и в ее намерениях одну лишь добродетель.

— Вы можете также передать вашему отцу, что для подписания Договора я гото-ва прибыть в Мессантию лично, — сказала Мефрес.

— Непременно передам, — наклонил голову Кассио.

Они еще поговорили о жизни и политике, а затем беседа снова возвратилась к темам развлечений и увлечений. Принц сказал, в частности, что более всего обо-жает море, лошадей и игру в шахматы. Мефрес узнала это заранее, но сделала вид, что слышит впервые. Она улыбнулась:

— Мы с вами очень похожи, Ваше Высочество. И для меня дороже названных вами увлечений лишь мой муж Джосер, вечная моя любовь…

— Я также горячо люблю мою жену Лидию, — поспешил заметить Кассио.

За всеми красочными событиями дня о Лидии он просто подзабыл, и проницате-льная королева, конечно же, обратила на это внимание.

— Я вас так и поняла, мой дорогой принц. Столь достойный человек, как вы, не может не любить свою жену. Но вернемся к тому, что роднит нас. Лошадей на моем корабле нет, морскую прогулку, если желаете, мы предпримем завтра…

— Я желаю!

— …Ну а как партнер по игре в шахматы я к вашим услугам уже сегодня.

— Ваше Величество играет в шахматы?! — изумился наследник.

Как и прочие рыцарские достоинства, шахматное искусство повсюду в Западной Хайбории считалось чисто мужским занятием.

— Да, немного, — скромно ответила королева.

Принц смущенно засопел.

— Я буду рад сыграть с вами, Ваше Величество, но должен предупредить: на мо-ей родине я считаюсь одним из сильнейших шахматистов!

— Тем большая честь для меня сыграть с вами партию. Надеюсь, Ваше Высочес-тво не станет сразу у меня выигрывать.

В ее тоне нельзя было уловить насмешку, и Кассио согласился. Они покинули библиотеку и прошли в небольшую комнату, которая и представляла из себя покой для игры в шахматы.

Большую часть пола занимали белые и черные клетки. В должном порядке стоя-ли фигуры, высотой от колена до пояса. С каждой стороны «доски» стояли на воз-вышениях удобные кресла для играющих, белое и черное. Появились специально обученные слуги, которые и должны были передвигать фигуры.

Принц с интересом обошел «доску». Фигуры оказались настоящими произведени-ями искусства. Например, короны белого и черного королей были таковы, что хоть сейчас снимай их и надевай на головы живых властителей. Даже простые рыцари [3] имели настоящие миниатюрные кольчуги, латы, шлемы, копья и короткие мечи на бедрах.

— Они кажутся живыми, эти фигуры, — восхищенно молвил Кассио. — Даже бо-язно играть такими. Не думал, что стигийские мастера…

— О, нет, — с улыбкой перебила его Мефрес, — к сожалению, наши мастера на это неспособны. Вы видите творения умельцев Вендии, откуда и пришла к нам шах-матная игра.

— Воистину, как живые, клянусь Митрой, — мечтательно повторил принц.

При упоминании имени Солнцеликого слуги переглянулись и попытались было прошептать охранительные молитвы Великому Змею, но, уловив грозный взгляд ко-ролевы, брошенный ею незаметно для Кассио, тут же отказались от этой опасной затеи. В отличие от далекого Сета, владыки Преисподних Миров, королева Мефрес могла обречь их на адские муки уже в этой жизни.

— Они и есть живые, — сказала королева. — Эти фигуры оживут под властью увлеченных игроков.

— Каким цветом каждый из нас будет играть?—с озабоченностью спросил Кассио.

Он уже сожалел о своем легкомысленном согласии. Цвет фигур представлял со-бой сложную политическую проблему. Этикет требовал, чтобы королева делала пе-рвый ход, то есть играла белыми. С другой стороны, белый цвет — это цвет Солн-ца, Света, Митры, в то время как стигийцам, само собой, больше подходит черный, цвет Ночи, цвет Сета.

Мефрес вновь продемонстрировала мудрость и тактично избавила Кассио от тру-дного выбора.

— Пусть каждый из нас сядет под цвет флага своей страны. Я полагаю, это бу-дет справедливо.

Наследник облегченно вздохнул, улыбнулся и направился к белому креслу. Ко-ролева села в черное кресло, и вскоре началась игра.

Мефрес пришлось переводить ходы Кассио для слуг, которые не знали аргосс-кого. Сперва принцу показалось, что это доставляет ей преимущество, но стигийка не плутовала, в точности передавая его указания, слуги двигали фигуры так, как он велел, и Кассио успокоился.

Он начал игру, не мудрствуя лукаво: белый рыцарь короля шагнул на две клетки вперед. В ответ рыцарь черного короля переступил одну клетку. Рыцарь белой коро-левы встал рядом с рыцарем короля. В ответ рыцарь черной королевы сделал впе-ред два шага, угрожая по диагонали рыцарю белого короля.

Кассио ненадолго задумался, а затем отказался от схватки рыцарей и двинул своего вперед. Это должно было затянуть игру: ведь Мефрес просила его не побеж-дать сразу.

Затем в действие пришли бароны. Поначалу шла позиционная игра, и Кассио все явственнее сознавал, что он не сможет быстро победить Мефрес, даже если си-льно захочет. Это разозлило его — он любил выигрывать. Он мог сам пощадить са-молюбие женщины, но уж если она умеет и желает бороться, он будет с ней боро-ться; конечно, это относилось лишь к игре, не к жизни — в жизни кодекс чести аргос-ского нобиля запрещал мужчине сражаться с женщиной.

Наследник провел комбинационный удар. Угроза нависла над черным королем. Кассио раздумывал, как не поставить мат своей прекрасной сопернице, а Мефрес тем временем хладнокровно отражала удар. Атака белых захлебнулась, и теперь уже Кассио пришлось заботиться о безопасности своего короля.

Белый король спасся от мата, а когда угроза миновала, наследник оторвал глаза от доски и, качнув головой, сказал Мефрес:

— Вы напрасно не предупредили меня, Ваше Величество, об истинной своей си-ле. Тогда бы я просил вас пощадить меня.

Королева рассмеялась: — Не ждите пощады, досточтимый принц! Защищайтесь!

Кассио сцепил зубы. Она задевала его самолюбие. Он не мог проиграть женщи-не. Если это случится, весь Аргос будет потешаться над ним! А что скажет отец? «Ты проиграл женщине, мальчишка! — в гневе скажет Мило. — Хуже того, ты про-играл стигийке! Ты проиграл стигийской королеве! А что это значит, ты понимаешь? В твоем лице Аргос потерпел поражение от Стигии! Какой позор! Позор! Позор!!»

Молодой принц проклинал себя. Он не должен был садиться с Мефрес за одну доску — но кто же знал, как сильно она играет?! И оставить игру нельзя просто так — это все равно что сбежать с рыцарского турнира. Оставалось лишь одно: победить.

Белые снова пошли в атаку. Фигуры сшибались и умирали; слуги едва успевали снимать их с доски. Кассио пожертвовал башню за барона, чтобы окружить черного короля. В этот момент черная королева объявила шах его королю. Наследник зас-тавился последней своей башней. Это был зевок. К полному изумлению и ужасу Кас-сио, черная королева сшибла его генерала. Теперь у черных имелось ощутимое пре-восходство, целая лишняя башня.

Принц покрылся холодным потом. Он не смел более поднять глаза на Мефрес. Перед ними маячили гневное лицо отца и глумливые физиономии мессантийских насмешников. Мысленно наследник взмолился Митре. Только Солнцеликий мог спа-сти эту партию и, вместе с партией, достоинство аргосского наследника и честь его страны.

Кассио постарался взять себя в руки и сосредоточился на построении крепости. Однако Мефрес медленно, но верно затягивала удавку на шее его короля. Лишь од-на надежда была у него — одинокий рыцарь, спешащий в логово врага, чтобы обра-титься в королеву.

К счастью для белых, черные как будто не замечали этого отважного рыцаря. Ме-фрес демонстрировала поразительную беспечность. Вероятно, она рассчитывала за-кончить партию прежде, чем герой-рыцарь обретет королевское могущество. Однако это ей не удалось, и в конце концов она обратила внимание на отважного героя. Но слишком поздно: рыцарь претерпел волшебное превращение в могущественную ко-ролеву, и Мефрес пришлось отдать за него целую башню.

Таким образом, силы снова сравнялись. Кассио вздохнул с облегчением. Теперь он был ученый. Щадить свою прекрасную соперницу он более не собирался.

Фигур на доске осталось совсем мало. Начались маневры. Мастер комбинацион-ного стиля, Кассио в них не очень был силен — просто потому, что он обычно по-беждал, когда на доске имелось еще много фигур. Мефрес, напротив, владела по-зиционной игрой виртуозно. Партия затянулась. Черные вновь теснили белых.

Наследник устал. Уже была ночь, а день и так выдался тяжелый. Он мог, конеч-но, предложить ничью, но упустил момент равенства шансов, а теперь это выгляде-ло бы мольбой о пощаде. Он был слишком горд для этого.

Он не догадывался, что Мефрес играла с ним не ради одного лишь развлечения. В шахматной партии целиком раскрывался его характер, и эта проницательная жен-щина узнавала последнее, что не успела узнать со слов Ронтакиса и из собственных впечатлений. Кассио предстал перед ней сложной и противоречивой личностью. На-следник был горд, неглуп, при этом осторожен, но — одновременно — горяч, дове-рчив и, главное, он неважно разбирался в людях. Итак, она узнала о нем все, что ей нужно было знать. И тогда она решила пощадить его.

Внезапно черные допустили промах. Не зевок, не фатальную ошибку, а неболь-шой промах. Но Кассио тотчас воспользовался им. Инициатива перешла к белым. Мефрес пришлось отбиваться. Белая королева зашаховала ее короля, загоняя после-днего в угол. На толстощеком лице Кассио отразился мальчишеский азарт.

Отбив в конце концов и эту атаку, Мефрес проговорила:

— Не согласится ли Ваше Высочество принять ничью?

Сказано это было тоном усталым и почти просящим. Наследник посмотрел на соперницу, затем оценил позицию на доске. Конечно, партию можно было выиг-рать. Но не скоро. И, кто знает, как решат боги? Светлый Митра помог ему, но ведь Темный Сет пока не сказал своего слова. И еще Кассио вспомнил о просьбе Мефрес и решил проявить великодушие. Ведь она была женщина, хотя и незаурядная, но всего лишь женщина. И она устала, потому, наверное, и допустила промах. Стыдно пользоваться слабостью женщины, подумал Кассио. Он согласился на ничью.

— Я восхищен игрой Вашего Величества, — сказал наследный принц Аргоса, же-лая подбодрить свою соперницу. — Чтобы женщина оказалась таким мастером шах-матной игры, это невероятно!

Мефрес рассмеялась: — Вы, аргосцы, недооцениваете женщин. Я знаю, у вас никогда не было царствующей королевы.

— Это правда, наш древний закон допускает на трон только мужчин, — в некото-ром смущении согласился Кассио и тут же нашелся: — Женщина для нас не власти-тельница жизней, а властительница душ!

Это я вижу, мысленно усмехнулась Мефрес. Не бережете же вы свои души! И еще она подумала: если б на вашем троне сидела женщина, я бы не смогла так ле-гко справиться с вами, как справлюсь теперь; вот вы, между прочим, и заплатите за свое пренебрежение к женщинам, варвары.

— Вы замечательно играли, Ваше Величество, — повторил Кассио. — А знаете, здесь был момент, когда вы даже могли выиграть у меня!

— Неужели?!

— Хотите, покажу?

Мефрес кивнула, сдерживая смех, и он ей показал. Память у него была хоро-шая. Действительно был в партии такой момент, когда черная королева могла в не-сколько ходов заматовать белого короля.

Слушая увлеченные объяснения Кассио и с интересом кивая ему, Мефрес споко-йно думала: еще успеется. Еще успеет черная королева заматовать белого короля, и не одного даже. Часы идут, но до падения флажка у нее почти две луны; за это время можно победить на многих досках!

Может быть, тебе, юноша, думала она, и достаточно шестидесяти четырех кле-ток в этой крохотной комнатке, но я предпочитаю большие просторы, крупную игру, много-много самых разных фигур, покорных моей воле, и ты — одна из них…

И в следующий раз я не стану тебя щадить, ещё решила для себя королева Мефрес.

* * *

епло распрощавшись до утра с аргосским наследником, она отправилась в каюту медикуса Паксимена. Нареченный отец не спал, ожидая ее.

— Я приготовил тебе новые настои из трав, доченька. Ты не должна пропускать ни одного приема, — напомнил Паксимен.

— Да, отец, я не пропускаю, — она поцеловала его в лоб. — И та мерзость вну-три меня совсем не беспокоит. Ты молодец! Ты больше, чем просто волшебник!

— Я волновался, когда ты уехала в Аргос. Ночи не мог спать. Как там моя Ка-мия, думал. Нет, доченька, — грустно усмехнулся старик, — ты для меня никогда не станешь Мефрес! Уж не обессудь!

Королева вновь поцеловала медикуса; на этот раз поцелуй был дольше и неж-нее. Паксимен прослезился: — Джосер прислал еще одно письмо тебе, доченька.

— Опять с этой тварью Хнум-Собека?

— Да. Прочтешь?

— Не сейчас. Я знаю, что он пишет. Наверное, готовится штурмовать Луксур. И, конечно, молит меня вернуться.

— Он прав, доченька: если ты королева Стигии, ты должна править Стигией, а не Барахом!

Мефрес с улыбкой возразила: — Нет, отец: для меня Стигия — это не просто страна между Стиксом и Черными Королевствами. Стигия — это образ жизни и образ мысли. Стигия — в моей душе! Она там, где я. Это слова Ронтакиса, но они прони-кли в мое сердце. Вот почему и Барах, и Аргос, и другие страны, где я буду власт-вовать, — это тоже Стигия.

— Будь у тебя больше времени, ты бы, наверное, объявила Стигией весь мир, — вздохнул медикус.

— И снова ты неправ, отец. Я всегда вижу, когда нужно остановиться. Я знаю свое место. Я не такая дура, как Тхутмертари.

— Ну что ты, конечно, нет! — всплеснул руками Паксимен.

— Ты вот что мне скажи, — заявила Мефрес, вспомнив, зачем пришла, — уда-лось ли тебе вычислить аллерген аргосского короля? Ты видел наследника и иссле-довал остатки его пищи, так?

— Да. Но, пойми, я же не могу сказать что-то определенное. Сказать: это пыль вызывает удушье или, к примеру, финик. Чтобы найти аллерген, надо исследовать самого больного.

— Нет, — отрезала королева, — сначала найдем аллерген, а потом будет тебе и больной. Давай судить по косвенным признакам. Итак, что ты скажешь о Кассио?

— Он совершенно здоров, — буркнул медикус.

— Я так и думала.

— И ведет умеренный образ жизни, — с намеком прибавил старик.

— Он придворный хлыщ, — фыркнула Мефрес. — Если бы я была как он, меня бы удавили еще в детстве. Мой стигийский папочка всегда мечтал об этом. Да и моя атлайская мамочка не очень бы обо мне тосковала. У нее была Хира.

А я выросла не такой, как все, и сама недоумков давила, мысленно прибавила она.

— Что ты такое говоришь? Королева Ксантиппа любила тебя не меньше, чем сес-тру твою Хиру! Уж я-то знаю!

— Мамочка моя дурочкой была, раз позволила так легко себя убить.

— Камия, Камия… — с горечью покачал головой старик. — А если бы твои дети были живы и кто-нибудь из них задумал бы тебя, королеву, убить ради трона, — что бы ты тогда сказала?

— Сказала бы, что молодец! Только заговор нужно очень тщательно готовить, ко-гда со мной имеешь дело. И если бы моей дочери или моему сыну удалось убрать меня — да, сказала бы я перед смертью, такой человек достоин править!.. Ах, отец, как бы счастливо умерла я от руки родного сына или дочери, которые бы наследо-вали мне! Но увы, меня погубит внутренний враг…

Она указала на свой живот. Паксимен скорбно вздохнул, не найдя что на это ответить.

— Вернемся к Кассио, отец. Что еще ты можешь сказать о нем?

— Он пьет умеренно и совсем не курит.

Вдруг Мефрес прищелкнула пальцем.

— Князь Ронтакис рассказывал, что наследник когда-то курил! И много курил! А знаешь, что? Вытяжку из желтого лотоса!

Растение, называемое стигийцами желтым лотосом, росло на равнинах Пелиш-тии, неподалеку от Асгалуна.

— Может быть, Кассио бросил, — заметил медикус.

— Конечно, бросил, — кивнула королева, — но отчего? Желтый лотос — сильный наркотик. Должна быть веская причина, чтобы бросить его курить. — И ты считаешь, что он бросил из-за отца? Желтый лотос — аллерген для короля Мило? — Ты вот что сделай, отец. Приготовь две трубки. Завтра я предложу Кассио закурить. И тог-да многое прояснится. А мои мефреситы узнают, как идет торговля желтым лотосом в Мессантии, — королева подмигнула и заговорщически шепнула старику: — Бьюсь об заклад, отец, желтым лотосом в Мессантии не торгуют. Во всяком случае, поб-лизости от дворца короля Мило.

* * *

тром Мефрес и Кассио встретились на палубе королевского фрегата.

Готовясь к встрече, наследник долго мучился проблемой выбора одежды. Ему не хотелось в третий раз попадать в глупое положение. Предстояла морская прогулка. Кассио попытался вообразить, как будет одета стигийская королева, но не смог ни-чего придумать. Это была удивительная и непредсказуемая женщина, и все поступки ее в глазах принца выглядели непредсказуемыми.

Наконец он решился и, невзирая на возражения свиты, облачился в простую мо-рскую тунику, кожаную куртку и высокие сапоги весьма залихватского вида. Если бы не толстощекое добродушное лицо и приглаженные манеры, аргосский наследник мог бы сойти за своего соотечественника, барахского пирата. В таком виде он и пре-дстал перед Мефрес.

И понял, что на сей раз не ошибся. Стигийская королева также была в простой черной тунике морского покроя, подпоясанной изящным шелковым шнурком. Туника была коротка и полностью обнажала красивые, сильные ноги; Кассио пришлось при-ложить немалые душевные усилия, чтобы оторвать от них взгляд. Единственным до-рогим предметом на Мефрес оказалась большая шапка синего цвета с вздыбившейся спереди змеей. Аргосский принц наконец-то увидел на стигийской королеве стигий-ский символ.

— Это Сет? — спросил он, указывая на змею на шапке.

— О, нет, мой дорогой принц, это не Сет. Эта змея называется Урей. Она приз-вана отпугивать моих врагов. А этот синий шлем называется хепереш. Видите ли, на корабле не нашлось короны, и мне пришлось надеть мужской хепереш как символ моей власти.

— Каждая змея — тварь Сета, — упрямо проговорил Кассио. — Значит, и Урей на вашем шлеме — тоже.

— Я вижу, ваши митраитские наставники неплохо постарались. Вам повсюду ме-рещится Сет. Ну что ж, воля ваша, принц, как считать, — насмешливо пожала пле-чами королева, и наследник опять почувствовал себя неуютно.

И он принял решение при ней более Сета не поминать. Кто знает, может, Меф-рес и не верит в Сета вовсе? Совсем не исключено, особенно если учесть ее нелю-бовь к черным жрецам Змея Вечной Ночи. Может, она даже в Солнечного Митру ве-рит и вынуждена скрывать это, дабы не нажить новых врагов в темном своем наро-де?.. Сделав такие умозаключения, Кассио понял, что испытывает к Мефрес еще больше симпатии, чем ему казалось прежде. И вправду, она ничуть не такая, какими мы обычно стигийцев представляем…

Подошла королевская галера; взяв с собой по три человека из свиты, Мефрес и Кассио сошли на ее борт, и галера отплыла от корпуса гигантского фрегата. Тут наследник и задал — в завуалированной форме, разумеется, — давно мучивший его вопрос: — Глядя на этот великий корабль, не могу не отдать должное мастерству стигийских судостроителей…

— Атлайских, — поправила его Мефрес и, видя, что Кассио ее не понимает, со-чла нужным разъяснить: — На целом свете не делают таких кораблей, как в Атлае. Атлайцы — прямые потомки героев великой Атлантиды, лучших мореходов и кора-белов, когда-либо обитавших в мире.

Принц завороженно слушал ее. Он даже недовольно поморщился, когда она за-молчала. От слов Мефрес веяло сказкой, а Кассио, веселая и романтическая натура, сказки обожал.

— Атлая так далеко… — произнес он. — Не все у нас уверены, есть ли она на самом деле.

— Вы имеете перед глазами лучшее доказательство существования Атлаи, — с улыбкой заметила Мефрес, — меня! Я родилась в Атле. Чтобы добраться до Атлы из вашей Мессантии, нужно все время плыть на юг. И, если у вас быстроходный ко-рабль, через полторы-две луны вы увидите Атлу, Город Ста Башен. Конечно, если останетесь живы в столь длинном и полном опасностей путешествии.

— А еще говорят, будто по Океану можно плыть на закат из Мессантии и вернуть-ся туда с восхода,— с волнением проговорил Кассио.— Но это неправда, наверное…

— Истинная правда! Земля-то круглая, мой дорогой принц!

— Невозможно! А где тогда стоят титаны, держащие ее?!

Вот этого я тебе не скажу, варвар, подумала Мефрес. Объяснять тебе основы ми-роздания — все равно что втолковывать правила придворного этикета нилусскому кро-кодилу.[4] Да и незачем показывать себя слишком умной. Варвар этого не оценит.

— Атланты не раз пересекали Океан из конца в конец, — сказала Мефрес. — На таких кораблях, как этот фрегат.

— А атлайцы? Атлайцы тоже пересекали?

— О, нет. Большие фрегаты стоят огромных денег. Атлая не такая богатая стра-на, какой была Атлантида. Вот этот фрегат, например, построили сто лет тому на-зад, и строили его целое десятилетие.

— А как же он попал к стигийцам?

Какой ты любопытный, однако, подумала Мефрес. И ответила:

— Три таких фрегата мой дед по материнской линии Феопилакс, владыка Атлаи, шестьдесят лет тому назад подарил моей бабке Нехтесси, королеве Стигии. В знак дружбы между нашими странами… Позже мой дядя, стигийский король Ментуфер, вернул один фрегат моей матери, королеве Ксантиппе, дочери Феопилакса, в честь ее бракосочетания с будущим отцом моим Хевреном…

На том фрегате мамочка и нашла свою смерть, мысленно добавила Мефрес.

— …А второй фрегат стал королевским флагманом Стигии; вы видите его перед собой, мой дорогой принц.

— А третий? Что стало с третьим фрегатом, Ваше Величество?

— Его судьба покрыта тайной… Ктесфон отдал корабль жрецам, а куда его дели Тот-Амон с сообщниками, то ведают лишь боги.

— Жаль… — вздохнул Кассио. — Мой отец, я знаю, не пожалел бы за такой ко-рабль миллиона золотых цехинов![5]

— Мой друг, — усмехнулась Мефрес, — этот фрегат стоит, по меньшей мере, вдесятеро дороже.

Наследник покраснел. Воистину, Аргосу было далеко до богатства древних им-перий! Желая перевести разговор на другую тему, Кассио заметил: — Этот корабль велик и выглядит грозно, но я совсем не вижу баллист и катапульт.

— Это мирный корабль, королевская резиденция, как я уже сказала. Он не пред-назначен для ведения боевых действий. Разве только, на шахматной доске!

— А вы не боитесь морских разбойников? Они могут польститься на золото и предпринять попытку захватить ваш мирный корабль.

— Дочь Стигии и Атлаи боится лишь гнева высоких богов.

Это было сказано таким ледяным тоном и с таким королевским достоинством, что Кассио счел себя обязанным принести извинения за бестактность. И Мефрес велико-душно простила его.

Тем временем галера вышла из огромной бухты Джосериона в открытое море. И тут аргосский наследник увидел другой корабль, дрейфовавший у архипелага. Глаза принца зажглись, потому что Кассио, конечно же, узнал это замечательное судно.

— «Звезда Мессантии», клянусь Митрой! — не сдержавшись, воскликнул он. — Но постойте! Этот галеон был захвачен у нас зингарскими флибустьерами!

— Каперами кордавского герцога, скажите точнее, — усмехнулась Мефрес.

— А вы отбили галеон у них?

— Совершенно верно. Не было никакой возможности получить «Звезду Мессан-тии» путем мирных переговоров.

— И теперь галеон принадлежит Стигии, — упавшим голосом прошептал Кассио.

Королева простерла руку к кораблю.

— Разве вы видите где-нибудь стигийские флаги, Ваше Высочество?

Аргосский наследник всмотрелся. Действительно, флаги были, но не с извиваю-щимся змеем, а с парящим над волнами альбатросом!

— О, Митра! Что же это?!

Мефрес мягко тронула его за плечо: — Это ваш корабль, принц. Я дарю его вам в знак моей любви к миру, моего уважения к аргосской державе и доверия лично к вам, мой друг.

Кассио пошатнулся: — Я не верю своим ушам, и глаза мои, верно, обманывают меня! Вы дарите «Звезду Мессантии» мне? Аргосу?! Но цена этого корабля — триста тысяч золотых цехинов!

— Мир и доверие стоят дороже,— проникновенно молвила Мефрес.— А Справед-ливость вообще бесценна. «Звезда Мессантии» создана трудом аргосцев, и она по праву принадлежит вашей стране. Так что примите этот корабль, мой друг. И еще я вам скажу. В нашей давешней шахматной партии мне видится воля богов. Они хоте-ли мира, и мы заключили его на шахматной доске. Так пусть восторжествует мир и между нашими народами!

— Прекрасные слова, — молвил Кассио, потрясенный и взволнованный. — О, Митра! Отец и не представляет, с каким великим подарком я вернусь к нему.

Однако и он, Кассио, не представлял, что последует дальше. Истинная королева и актриса, Мефрес не могла ограничиться единственным широким жестом. Она лю-била играть по-крупному.

— Не говорите о подарках, друг мой. Помните: я лишь восстанавливаю попран-ную справедливость. Вы увезете с собой в Аргос не только «Звезду Мессантии». Я возвращаю вашей стране все суда, когда-либо захваченные бараханцами или зин-гарскими флибустьерами и к сему времени находящиеся на плаву в акватории Бара-хского архипелага.

— Что?! ЧТО?!

Словно по мановению волшебной палочки, из-за острова вдруг начала выползать огромная флотилия галеонов, карак, каравелл, бригантин, галер и шлюпов…

— Скажите же мне, что это не сон! — прошептал аргосский наследник.

— Это не сон, — улыбнулась Мефрес. — Я возвращаю Аргосу всего тридцать шесть кораблей. Если вас интересует цена справедливости, не стану скрывать ее: около полутора миллионов ваших цехинов.

Кассио помотал головой. Он узнавал многие из этих кораблей.

— Не могу поверить… Вы, должно быть, шутите, Ваше Величество!

— Когда мы вернемся на фрегат, я покажу вам дарственную грамоту, оформлен-ную по всем правилам, по вашим и нашим законам. Вы можете забирать эти кораб-ли хоть сегодня.

— Полтора миллиона цехинов!.. Тридцать шесть кораблей! Но почему? Никакая справедливость не стоит столько, клянусь Митрой!

Мефрес вздохнула. И все-таки этот юноша умен.

— Некоторые причины я вам уже назвала, — проговорила стигийская королева. — Вот еще одна: я не вижу иного способа надежно доказать вашему отцу, королю Мило, чистоту моих намерений, кроме как подарить ему весь этот флот. Согласи-тесь, если бы я хотела с вами воевать, я бы не стала этого делать.

— Да, конечно, не стали бы, — пробормотал наследник, совершенно придавлен-ный всеми этими невероятными сюрпризами.

Между тем королевская галера обошла Барахские острова. На самом крайнем из них Кассио увидел людей на берегу. Это были дети, женщины и старики. Они ле-жали на песке ржаво-гнилостного цвета и походили на мертвых. Но кое-кто чуть заметно двигался.

— Что делают там эти люди? — с удивлением спросил Кассио.

В голосе Мефрес зазвучала искренняя горечь:

— Вы видите перед собой печальный пример гибельной силы суеверия. Это зин-гарцы. Мы освободили их из лап флибустьеров. Те везли их на продажу на неволь-ничий рынок Кордавы. Как видите, зингарские разбойники торговали даже своими, даже детьми! От пережитого у несчастных повредился рассудок. Они потребовали высадить их на необитаемом острове, что мы и сделали…

— Но что едят и пьют эти люди?

— Я не закончила. Имейте терпение, мой принц.

— Прошу простить мою горячность, Ваше Величество.

— Эти несчастные отвергли нашу помощь, едва узнали, кто мы. Невежественные люди, они знают о стигийцах лишь со слов фанатичных жрецов Митры. Мы пред-ложили им воду и пищу, но они отказались. Даже детей своих не дали напоить. Когда мы приближаемся к ним, они забирают своих детей и убегают в горы. Уже седмицу несчастные живут на этом островке. Едят друг друга, сильные — слабых, и пьют свою же кровь. Это ужасно.

На самом деле все было совсем наоборот. Зингарские женщины, старики и дети, захваченные стигийцами на том берегу пролива и доставленные на остров Ржавой Секиры, были лишены воды и пищи по приказу самой королевы Мефрес. Эти нес-частные люди служили всего лишь мелкими разменными монетками в ее большой политической игре.

Но принц Кассио не мог знать истины. Вид несчастных, обрекших себя на доб-ровольное умирание, до глубины души потряс его.

— Скажите, — с болью в голосе произнес Кассио, — могу ли я что-то сделать для этих людей? Может быть, они примут помощь от аргосцев?

— Сомневаюсь. Их рассудок поврежден.

— Давайте все-таки попробуем, — попросил принц.

— Как вам будет угодно, — сказала Мефрес. По ее приказу галера направилась к острову. И тут же натренированные зингарские женщины взаправду вскочили с песка, схватили детей и побежали прочь от воды. Оставшиеся, — те, кто уже не мог идти, — грозили галере кулаками и что-то выкрикивали. Кассио, немного по-нимавший по-зингарски, уловил слова проклятий. Ему стало стыдно за то, что он не поверил королеве, и принц сказал:

— Давайте уйдем отсюда. Вы были правы, Ваше Величество.

Он не мог также знать, что стигийцы-мучители не раз привозили сюда пленных барахцев аргосского происхождения и сумели добиться от зингарских мучеников по-чти такой же ненависти к аргосцам, как и к самим себе…

— Неужели эти люди так и умрут? — задался вопросом Кассио, когда галера отошла от страшного острова.

— Увы, — вздохнула Мефрес, — если никто не согласится забрать их. Я предло-жила их герцогу Панто, но он молчит…

— Герцог Панто — негодяй! — вскричал Кассио. — Вы только даром теряете вре-мя, Ваше Величество! Я заберу их!

— Вы благородный человек. Сделаем так. Ночью мои слуги силой посадят их на один из ваших кораблей,— тех, что я вам вернула, — и он отправится в Мессантию.

Наследник покраснел.

— Нет, не надо в Мессантию. Меня там могут неправильно понять… Пусть их доставят в мое ленное владение Тулино на северо-западе Аргоса.

— Да будет так, — пообещала Мефрес.

По дороге обратно она предложила закурить трубки мира в знак благополучного завершения визита аргосского наследника на Барах. Кассио согласился, прикурил…

Внезапно он побледнел, резко выбросил трубку изо рта и со страхом вопросил:

— Это лотос? Желтый лотос?!

— Да, — сказала стигийка, показывая удивление. — Что-то не так?

— Прошу простить меня, Ваше Величество, — вздохнул Кассио, возвращая труб-ку, — но я не курю желтый лотос.

— Но почему?

Тот замялся с ответом. Да Мефрес в ответе и не нуждалась.

— Курение недостойно наследника аргосского престола, — сухо проговорил Кас-сио. — У нас желтый лотос курят лишь простолюдины.

— А что же тогда курят в трубках мира ваши принцы?

Аргосец покрылся краской. Врать он явно не умел. Мефрес терпеливо ждала ответа.

— Мы предпочитаем хранить мир в наших сердцах, — наконец выдавил из себя Кассио. — Еще раз простите меня, Ваше Величество.

— Это вы меня простите, — ответила та. — Я не хотела оскорбить ваши чувства.

Я всего лишь хотела увериться в том, что моя интуиция меня не подвела. И уве-рилась, подумала Мефрес.

После обеда аргосский наследник отбыл с Бараха на родину. С ним отбыла вся его свита, а также флотилия подаренных, вернее, возвращенных Аргосу кораблей. Кроме одного карака, который остался у острова Ржавой Секиры, чтобы в условлен-ное время взять на борт несчастных зингарцев.

16. Мудрость.

роводив принца Кассио, королева Мефрес приняла кордавского посланника ба-

рона Васкеса. Он прибыл в Джосерион накануне и имел возможность наблюдать

торжественный прием, оказанный аргосскому наследнику. На фоне этого приема обращение стигийцев с ним выглядело вызывающим. И потому неудивительно, что даже у трона стигийской королевы барон Васкес напоминал рассерженного петуха.

— …До моего высокого повелителя, могущественного герцога Кордавского, дош-ли слухи, будто Ваше Величество собирается оказать содействие презренным бунто-вщикам Эрнандесу и Эленоре, в их борьбе против законного герцога, — вещал пос-ланник. — И мой повелитель послал меня объявить вам, что он не может расцени-вать ваши намерения иначе как недружественные!

Переводил с зингарского на стигийский и обратно человек из свиты посланника.

— А на каких основаниях герцог Родриго судит о моих намерениях? — спокойно осведомилась Мефрес.

— Да вся Зингара о них говорит!

— Итак, он основывается на сплетнях и слухах.

— Бунтовщики нашли у вас приют! Сыщется ли лучшее подтверждение этим так называемым слухам?

— Домья дель Кордава и дом дель Риова попросили у меня убежища, и я из чув-ства милосердия предоставила его им.

Барон Васкес прилагал отчаянные усилия, чтобы не взорваться. Он был совер-шенно уверен, что Мефрес попросту потешается над ним. Однако указания герцога Родриго были строги: вести себя твердо, но ни в коем случае не ссориться со стиги-йцами. Посланник смирил гнев и сказал: — Его Высочество герцог Кордавский пре-длагает Вашему Величеству выдать бунтовщиков.

Королева мысленно усмехнулась. И эти гордые, но глупые зингарские птахи со-вершенно не представляют, на кого напали.

— Я не понимаю, какую угрозу для могущественного герцога могут представлять двое отчаявшихся изгнанников. Разве вам не жаль этих несчастных, барон?

— Мое мнение не может иметь никакого значения, — сухо ответил Васкес. — Я всего лишь передаю вам волю моего повелителя.

— Вы же понимаете, наверное: воля вашего повелителя мне не указ. И что слу-чится, если я не выдам? Герцог Родриго объявит мне войну?

Посланник побледнел.

— Мой повелитель рассчитывает на мудрость Вашего Величества. Он полагает, что эти ничтожные бунтовщики не стоят малейшей трещинки в отношениях между Стигией и Кордавой. Для вас, великой королевы Стигии, презренные Эленора и Эр-нандес ничего не значат, а для моего герцога поимка их будет означать торжество закона и справедливости.

— Итак, вы предлагаете мне нарушить ради вашего закона мой закон гостепри-имства?

Она хочет что-то с этого поиметь, с радостью заключил Васкес. Прозорливый гер-цог Родриго так и предвидел: сначала будут громкие слова, а потом начнется торг.

— Мой господин испытывает глубочайшее уважение к вам и к вашей великой дер-жаве,— заявил посланник.—Он готов воплотить свое уважение в конкретных деяниях.

Мефрес благосклонно кивнула. Следующие полчаса ушли у нее на обсуждение с бароном Васкесом этих самых «конкретных деяний». А затем кордавский посланник отбыл, очень удовлетворенный состоявшейся беседой, а еще более — результатами ее. Васкес не сомневался, что герцог Родриго, умеющий ценить верных и удачли-вых слуг, достойно вознаградит его.

Он и не подозревал, что увозит с собой хитроумный капкан для своего господина.

* * *

оздно вечером королева призвала к себе в кабинет адмирала Ксептаха. Тот явил-

ся мрачный. Она знала причину плохого настроения адмирала, но вызвала его не затем, чтобы объяснять свои поступки. Присутствовал также королевский секре-тарь Анеф.

— У острова Секиры стоит корабль, аргосский карак. Команда — люди принца Кассио. Они ждут, когда мы погрузим на карак зингарских голодранцев. Подбери верных людей и сам возглавь их. Вам надлежит проникнуть на карак, вырезать всех аргосцев, затем схватить людей на острове и погрузить их на борт. Скажешь им, что вскоре все они будут дома. Глубокой ночью отойдешь подальше от архипелага и выкинешь зингарцев в море. Они ослаблены жаждой и голодом, так что не окажут сопротивления. И все-таки ты проследишь, чтобы утонули все. Так мы принесем жертвы богам Океана, их расположение еще потребуется нам… Затем со своими лю-дьми ты оставишь карак, перейдешь на галеру, возвратишься на фрегат и доложишь мне о выполнении. Тебе ясно, Ксептах?

Бледный, как смерть, адмирал вопросил:

— Вы повелеваете утопить в море более девяти сотен женщин, стариков, детей и прочих несчастных? Правильно ли понял я Ваше Величество?

Мефрес вонзила в него ледяной взгляд и отчеканила:

— Ты понял меня правильно. Ступай и исполняй.

— Но я солдат, а не палач! — сам изумляясь своей дерзости, вскричал Ксептах.

— Исполняй!

Ксептах поклонился и на негнущихся ногах вышел из кабинета. Мефрес обрати-лась к Анефу: — Что ты думаешь об этом человеке, командор? {командор — второй, после иерарха, чин в ордене мефреситов, Рыцарей Империи}.

— Я думаю, этот человек слабодушен и глуп, — бесстрастно сказал Анеф. — Ес-ли выражаться языком шахматиста, мне он напоминает рыцаря, который своими не-уверенными и неловкими движениями мешает королеве двигаться по игральной доске.

Королева кивнула. Сравнение ей понравилось.

— А что обычно делает хороший шахматист с таким никчемным рыцарем?

Командор мефреситов побледнел. Но, вытащив меч, он не мог просто так вер-нуть его в ножны. И Анеф ответил:

— Хороший шахматист убирает с доски своего рыцаря, который мешает двигаться королеве.

— Ты хороший шахматист, Анеф, — ее огромные кошачьи глаза изучающе всма-тривались в него, словно просвечивали насквозь.

Командор сглотнул. Ни в коем случае нельзя было отводить взгляд.

— Что я должен сделать, Ваше Величество? И Мефрес объяснила ему, что.

* * *

дмиралу Ксептаху не удалось исполнить волю королевы полностью.

Он набрал команду из надежных людей, готовых на всё по приказу свыше. Все эти люди сами сели на весла, глубокой ночью подплыли на галере к аргосскому караку, поднялись на него и вскоре перебили экипаж. Тела аргосцев побросали в море. Далее галера подошла к острову Секиры. Совершив несколько ходок от остро-ва к караку и обратно, галера перевезла на большой корабль всех зингарцев. Как и предсказывала королева Мефрес, те почти не сопротивлялись.

Затем на караке подняли паруса, и он вышел в море. Галера следовала за ним на длинном канате. Стояла полная луна. Когда очертания Барахских островов скры-лись за горизонтом, Ксептах велел лечь в дрейф. Предстояла самая страшная и, по его убеждению, постыдная часть операции. Королева присудила ему, адмиралу Стигии, роль палача.

Ксептах вообще не понимал ее последних действий. Как ни верен он был Трону, решение Мефрес отдать запросто так аргосским варварам почти четыре десятка ко-раблей, доставшихся Стигии ценой сотен и тысяч жизней таких же, как он, предан-ных солдат Трона, — вот это-то решение вызывало у него горечь, протест, возму-щение. Он подозревал, конечно, наличие в деле неких высших политических инте-ресов. И все же сердце воина обливалось кровью.

И вот новое оскорбление: адмирал Стигии — палач… Утопить женщин, стариков, детей, больных… Это, конечно, были варвары, то есть люди низшего сорта, в срав-нении с ними, со стигийцами. Ксептах был рад убивать варваров в бою — но не так! Ночью, втайне ото всех, несчастных, обессиленных лишениями… Это было подло и, более того, низко, недостойно стигийского адмирала. Но, почему, почему, в сотый раз спрашивал себя Ксептах, королева выбрала меня?! Вокруг нее так много всяких лизоблюдов, лишенных абсолютно угрызений совести…

Однако, несмотря на возмущение в душе, Ксептах был солдат, и он повиновался. Бледный, с воспаленными глазами и похолодевшими конечностями, он отдавал приказы. Первые жертвы были выброшены за борт. Матери умоляли пощадить хотя бы их детей. Чтобы понять эту мольбу, Ксептаху не нужен был переводчик. Их, умо-ляющих, бросали в воду, а следом кидали их детей — потому что так повелела ко-ролева Мефрес. Те и другие одинаково скоро уходили под воду. Боги Океана будут довольны, говорила она. Ей потребуется вскоре их высокое расположение…

Далее случилось неожиданное. На горизонте возник корабль, быстроходная бри-гантина[6] под стигийским флагом. Ксептах не ждал ее. Он велел приостановить жертвоприношение.

Бригантина причалила к караку. На борт поднялся никто иной как сам Анеф, но-вый любимец королевы. Адмирал потребовал объяснений.

— Ее Величество передумала и решила помиловать варваров, — объявил Анеф. — Они поступают в распоряжение святых слуг Вечного Повелителя, которые при-были со мной.

Ксептах вздрогнул. Участи уцелевших трудно было позавидовать: будь он на ме-сте несчастных зингарцев, то сам предпочел бы оказаться лицом к лицу с богами Океана, нежели угодить в лапы жрецов Сета. Но его ждала совсем иная участь, и он не мог догадываться о ней.

— Королева приказала мне их утопить, — мрачно молвил адмирал. — Ты при-сутствовал и сам все слышал.

Анеф недобро усмехнулся.

— Ты сомневаешься в моих словах, достойный адмирал? И в милосердии Ее Святейшего Величества?

Ксептах хотел ему ответить, что думает по поводу «милосердия» королевы, но сказал совсем другие слова: — Что Ее Величество предписала делать мне?

— Тебе надлежит следовать на Барах. К твоим услугам эта бригантина.

— Так повелела королева?

— Именно так.

— Я хочу увидеть письменный приказ.

— Вот он.

Анеф вручил ему папирус. Все было верно, и внизу стояла подпись королевы. Адмирал кивнул. — А мои люди?

— Они вернутся со мной на галере.

— Так ты, достойный Анеф, не поедешь со мной?

— А вот это уже тебя никак не касается, достойный адмирал, — ухмыльнулся ко-ролевский секретарь.

Ксептах сдержал свой гнев и подчинился. Он перешел на бригантину, а вместо него на борт карака поднялись семеро укутанных в черное людей. Их лиц не было видно, да Ксептах и не жаждал в их лица заглядывать.

А напрасно. Он, наверное, изрядно удивился бы, узрев под капюшонами млад-ших жрецов Сета некоторых известных ему офицеров, нобилей и даже одну девоч-ку-подростка, пажа королевы…

Итак, адмирал вступил на борт бригантины, и она отплыла на Барах.

Ну а далее случилось то, что и должно было случиться. Семеро мефреситов пе-ребили других стигийцев, находившихся на борту карака. Тела мертвых стигийцев и еще живых зингарцев побросали в море. Затем командор Анеф приказал сорвать и растоптать аргосские флаги. Пока мефреситы делали это, Анеф начертал на палубе карака слова проклятий, какими обычно пользуются жрецы Сета. В списке прокли-наемых фигурировали владыки Аргоса, но первой значилась сама стигийская коро-лева Мефрес.

Исполнив свою черную работу, мефреситы покинули карак, перешли на галеру, отцепили ее от большого корабля, сели на весла и взяли курс на Джосерион.

На караке, впрочем, остался один человек: та самая девочка-подросток. Когда карак заметят сторожевые суда аргосцев, ей надлежало сыграть роль единственной и чудом спасшейся жертвы злобных стигийских жрецов.

Она очень походила на зингарку, да и язык презренных варваров юная мефреси-тка знала в совершенстве.

* * *

тром адмирал Ксептах снова предстал перед королевой Мефрес. Та как раз при-

нимала завтрак, как обычно, вместе с медикусом Паксименом. Пожелав короле-ве приятного аппетита, Ксептах коротко доложил:

— Воля Вашего Величества исполнена в точности.

— Утонули все? — пережевывая финик, уточнила Мефрес.

Адмирал почувствовал, что палуба проваливается под его ногами. В глазах его потемнело, и дрогнувшим голосом он заметил:

— Двести двадцать утонули, а остальные, согласно повелению Вашего Величес-тва, поступили в распоряжение жрецов.

Королева нахмурилась и прекратила трапезу.

— Каких еще жрецов?

Перебарывая головокружение, Ксептах подал ей письмо, врученное ему Анефом, и прибавил: — Ваш личный секретарь Анеф прибыл ночью на бригантине и передал мне ваш новый приказ. Я исполнил его…

— Анеф… — скривила губы королева. — Он оказался предателем. Это был агент моих врагов. Так что Анеф вручил тебе подделку, адмирал. Я не писала этого при-каза. Таким образом, ты содействовал успеху моих врагов.

И она брезгливо скомкала папирус. Точно громом потрясенный, Ксептах пал на колени.

— Но откуда я мог знать, Ваше Величество?! Когда я давеча покинул вас, Анеф стоял подле Вашего Величества и все слышал! И жрецы с ним…

— Вот он и принял меры, чтобы опорочить меня в глазах аргосских владык! А жрецы — это его хозяева, мои враги!

— Но вы же сами приказали утопить зингарцев, — простонал Ксептах, ничего не понимая.

— Верно, приказала, — жестко проговорила Мефрес. — А ты не выполнил при-каз. Ты позволил Анефу и жрецам обвести себя вокруг пальца, как последнего иди-ота. То-то они теперь потешаются над тобой и надо мной! Я недовольна, адмирал.

И хотя Ксептах не ощущал за собой никакой вины, он взмолился:

— Молю о прощении, великая королева!

По чувственным губам Мефрес пробежала ледяная ухмылка. Слова прозвучали как визг хлыста:— Напрасно! Я очень недовольна тобой, адмирал. И я тебе не прощаю.

Тут старый Паксимен закашлялся. Ксептах поднял на него глаза. Скорее по вы-ражению лица медикуса, чем в силу собственной догадки, адмирал вдруг понял всё.

Он протянул руку к королеве и прошептал:

— Это вы… Вы, Ваше Величество… Вы сами велели подставить меня!

Мефрес презрительно усмехнулась.

— Ты туго соображаешь, адмирал Ксептах. Главнокомандующий моим флотом обязан соображать быстрее.

В следующий миг Ксептах выхватил из-за пояса туники кортик и запустил его в королеву. Конечно же, она его поймала — лёгким, изящным движением, совсем не напрягаясь, словно этого и ждала.

— А это правильно, — невозмутимо кивнула Мефрес, — я принимаю твою отста-вку, Ксептах. Ты славно послужил негодным королям, но мне нужны другие люди. У тебя есть сын, не так ли? Подскажи мне, как поступить с ним: как с сыном из-менника или как с сыном героя?

Адмирал поднял на нее налитые кровью глаза. Она красиво улыбалась, поигры-вая адмиральским кортиком.

Ксептах молча поднялся на ноги. Кроме адмиральского кортика, он также носил короткий меч. Теперь этот меч был в его руке.

— Не здесь, — сказала королева. — Адмирал Стигии должен уйти из жизни кра-сиво и достойно, на глазах у своих подчиненных. Он обязан подать им пример му-жества, доблести, верности Трону. Я надеюсь, так ты и поступишь.

— Да, — кивнул на это адмирал. — Мой сын будет сыном героя!

И он вышел из палаты.

— Сколько жизней спас бы я, если бы убил тебя, доченька, — задумчиво промо-лвил Паксимен. — Или если бы… не делал ничего, позволил умереть.

— Ах-ах, — насмешливо кивнула Мефрес. — Ну извини, не у тебя одного я учи-лась мудрости, достойной настоящего монарха. Слушай, подай мне вон те финики. Они очень сладкие. Нужно будет заказать еще фиников этого сорта.

* * *

уть позже явился Ратмес, капитан фрегата. К тому времени Паксимен уже ушел,

и королева просматривала донесения мефреситов с материка, которые принес ей командор Анеф. Ратмес был бледен и казался взволнованным.

— Ваше Величество! Только что покончил с собой наш командующий адмирал Ксептах. Мефрес оторвала взгляд от папирусов.

— Как это случилось?

— Он собрал нас, высших офицеров флота, в своей каюте, сказал последние слова и бросился на меч.

— Я слушаю.

— Адмирал Ксептах сказал нам, что не оправдал доверие великой королевы и потому решил смыть позор собственной кровью. Он умер во славу Стигии и ее свя-тейших владык.

— Это всё?

— Так точно, Ваше Величество. Еще Ксептах просил передать письмо сыну.

— Дай мне это письмо. Я передам сама.

Ратмес замялся.

— Ваше Величество, его превосходительство взял с меня клятву именем Сета, что я лично передам предсмертное письмо его сыну.

— Клятва свята, — кивнула Мефрес. — Ну что ж, раз так, сам и передавай.

Ратмес, очевидно, был умнее покойного адмирала. Не отводя глаз, он сказал:

— Как глава культа Отца Сета, Ваше Святейшее Величество может освободить меня от моей клятвы. Будет справедливо, если письмо адмирала Ксептаха передаст сыну павшего героя лично королева Стигии.

Она улыбнулась.

— Что ж, если ты этого хочешь, я освобождаю тебя от твоей клятвы, Ратмес.

Капитан припал на одну колено и протянул ей письмо адмирала.

— Я могу идти, Ваше Величество?

— Да. Но сначала возьми этот кортик, адмирал Ратмес. Отныне ты — главно-командующий стигийским флотом.

— Ваше Величество!

— Ты также остаешься капитаном флагманского фрегата. Очень скоро нам пред-стоит большая, важная кампания. Готовься к ней. Я верю в тебя.

— Клянусь Сетом, моя жизнь, мои умения и мое сердце принадлежат вам, Ваше Величество! — воскликнул адмирал Ратмес.

— А вот от этой клятвы я тебя освобождать не стану, — усмехнулась королева, поощрительно и многозначительно. — Ступай. И всегда помни своего предшествен-ника. Адмирал Ксептах был настоящим героем!

Когда Ратмес ушел, она распечатала и прочитала предсмертное письмо Ксептаха сыну. А прочитав, рассмеялась.

— Вот был еще один глупец, вознамерившийся перехитрить меня.

— Воистину, только безумец осмелится играть против Вашего Величества, — ти-хо сказал Анеф.

Мефрес внимательно посмотрела на его лицо, почти такое же бледное, какое было у Ксептаха и Ратмеса.

— Я довольна тобой, командор. Ты не безумец. Вот таким, каков ты есть, и ос-тавайся. И никогда — ты слышишь, никогда! — не становись на пути черной королевы!

Анеф склонился в низком поклоне.

— Прикажете убрать адмиральского сына, моя повелительница?

Та покачала головой.

— Учись мыслить шире, командор. Сын Ксептаха пригодится мне живым. В па-мять о славном отце я произведу этого достойного юношу в гвардейские капитаны, и он будет счастлив служить мне, не щадя себя… Пусть явится брат Гатасис.

— Ученый писец?

— Да. Я сама продиктую ему предсмертное письмо адмирала Ксептаха к сыну.

Командор Анеф ушел за братом Гатасисом, великим умельцем имитировать чужой почерк и чужую речь, а королева Мефрес тем временем предавала огню подлинное письмо покойного адмирала.

* * *

риумфальное возвращение наследного принца Кассио с Бараха произвело в Мес-

сантии невиданный фурор. Ошарашены были все, а противники стигийской пар-тии посрамлены так, как никогда не бывало прежде. Число сторонников заключения договора со стигийцами возросло чуть ли не вдесятеро. Князь Ронтакис, вдруг став-ший в Мессантии самой популярной фигурой, — после самого принца Кассио, разу-меется, — не успевал принимать на своей каравелле делегации желающих выразить свою поддержку договору, восхищение лично королевой Мефрес и пожелания бла-годенствия стигийскому государству.

Благодаря невероятно успешному визиту Кассио на Барах и умелой работе шпио-нов стигийского посла, сторонники договора обнаружились в каждом сословии ар-госского общества. Первыми поборниками мира, как и следовало ожидать, стали купцы, традиционно влиятельные при аргосском дворе, — ведь именно от торговли казна короля Мило получала наибольшие доходы. Подобно негоциантам, чиновники двора также надеялись нажиться на мире.

Аргосские нобили и военачальники, сперва возражавшие против сближения со змеепоклонниками, вскоре сообразили, что при поддержке Стигии можно будет как следует проучить зингарских выскочек. И даже некоторые жрецы Митры, завидев блеск стигийского золота и уловив общий настрой, на проповедях начинали гово-рить прямо противоположное тому, что утверждали еще вчера.

Разумеется, и противники Стигии не собирались сдаваться. В их числе были са-мые проницательные люди Мессантии. Несмотря на все очевидные доказательства искренности королевы Мефрес, они продолжали утверждать, что союз со Стигией опасен для Аргоса.

Партию непримиримых противников договора возглавлял маршал Аркадио, а по-сле возвращения наследника к ней фактически примкнул и граф Молинарио. Опыт-ный политик чуял подвох. Кроме патриотической составляющей, в позиции минист-ра не последнюю роль играла личная обида и ревность к наследнику: ведь это он, Молинарио, а не этот мальчишка Кассио, мог привезти с Бараха «Звезду Мессан-тии» и целую флотилию кораблей на полтора миллиона цехинов!

Собрался Малый Королевский совет. Принц Кассио подробно рассказал о визите, представив своему отцу едва ли не поминутный отчет. На сей раз он старательно скрывал свои эмоции, излагал лишь факты, говорил сухо, рассудительно, даже бес-страстно, в общем, казался непохожим на самого себя. Кассио боялся, что если он сразу и во всеуслышание заявит свой восторг стигийской королевой, его упрямый отец ни за что не заключит с ней договор. Зная характер Мило, Кассио ни в коем случае не хотел давить на отца.

Бедняга Кассио, уж лучше бы он открыто восторгался королевой Мефрес!..

— …Стало быть, мой сын, ты выступаешь за договор со стигийцами?

— Да, отец. Ты послал меня прояснить ситуацию, и я, как мне кажется, сделал это. Намерения королевы Мефрес чисты, и тому она представила больше доказа-тельств, чем требуется. Мы должны заключить с ней договор.

Мило задумчиво почесал бороду: — Ясно. Ну а вы что скажете, мой маршал?

Аркадио, более расстроенный, чем обрадованный докладом Кассио, хмуро про-изнес: — Митра! Да что я тут могу сказать, мой государь? Стигийская змея околдо-вала нашего юного альбатроса, вот что я могу сказать!

— Да как вы смеете, сударь?! — вспылил Кассио. — Прошлый раз вы вообще стращали нас, мол, стигийцы не выпустят меня с Бараха!

— Успокойся, сын, — сказал Мило. — Свое мнение ты уже высказал. Ну а вы выражайтесь яснее, маршал. Какие у вас аргументы?

— За аргументами Вашему Величеству лучше обратиться к монсеньору первому министру,— Аркадио кивнул на Молинарио.— Я не умелец изъясняться аргументами. У меня есть только мое предчувствие. И оно говорит мне: от стигийцев добра не жди!

— Хм… Ладно. Ваше слово, граф.

Молинарио приосанился и заговорил:

— Как известно Вашему Величеству, и вам, досточтимые принцы, и вам, ваше высокопревосходительство, мой подход к этому делу всегда отличался осторожным оптимизмом. Я выступал за то, чтобы тщательно все изучить. Вот зачем я собирался лично отбыть на Барах. Но, согласно приглашению Мефрес и воле Вашего Величес-тва, туда поехал досточтимый наследник, и сегодня Королевский совет выслушал его рассказ. А вот мое мнение. К глубокому моему сожалению, мой оптимизм ока-зался безосновательным. Если судить по докладу принца Кассио, королева Мефрес представляется мне особой крайне странной и опасной. Если прежде я еще сомнева-лся, то теперь совершенно уверен: та, кто легко дарит недавнему противнику фло-тилию в полтора миллиона золотых цехинов, либо сумасшедшая, либо величайшая интриганка в истории! В обоих случаях союз с ней гибелен для нашего Аргоса.

— Она, наверное, должна была не подарить, а украсть у нас сорок кораблей на полтора миллиона цехинов, чтобы вы ей поверили, — с горечью заметил Кассио. — Вот что я скажу вам, граф: вы просто ревнуете. Вы не привыкли к тому, что я спо-собен на что-то полезное сгодиться!

— Вы неправильно поняли меня, Ваше Высочество, — поклонился Молинарио; несмотря на ревность, портить отношения с наследником ему совсем не хотелось. — Я ценю все, что вы сделали на Барахе. Никто лучше вас не смог бы провести эту миссию. Но король, ваш отец, требует от меня откровенности; не могу же я лгать ему, затушевывая свои сомнения. И, смею напомнить, я говорю не о вас, а о сти-гийцах.

— Как вы можете судить их, граф, если не были среди них? А я был!

— Мне кажется чрезвычайно подозрительным поведение этой самой Мефрес. Сти-гийцы себя так не ведут!

— А я вам и втолковываю уже который час, что она совсем не такая, как все ос-тальные стигийцы! А вы никак не возьмете это в толк, светлейший граф!

— Так тем более она опасна, как же вы не понимаете, Ваше Высочество? Стиги-йка, которая хулит жрецов своего бога, знает в совершенстве наш язык, разбирается в кораблях, в науках и в политике, играет в шахматы как мастер, умная и обольсти-тельная, — разве такая стигийка не смертельно опасна?

— Она не стигийка! — багровея от возмущения, вскричал Кассио. — Она полук-ровка! У неё мать из Атлаи!

— А это значит, все равно что из Преисподней,— парировал Молинарио. — Один лишь Солнцеликий ведает, где эта самая Атлая.

— Да вы просто невежда, сударь! Стыдно вам, первому министру моего отца, не знать, где находится Атлая! И вы ещё осмеливаетесь давать советы королю!

— Ну, довольно, — вмешался Мило. — Я не потерплю подобных перебранок на Королевском совете. Веди себя достойно принца, сын. А у вас, граф, есть что ска-зать по существу?

Молинарио приготовил целую обличительную речь против стигийцев. Но произ-нести её значило окончательно рассориться с наследным принцем, будущим коро-лём. Опытные политики так не поступают. Он, Молинарио, уже раз промахнулся, способствовав завершившейся столь печально для него поездке Кассио. И министр решил промолчать.

Слово взял юный Ариостро. Он был немногословен:

— Отец, я считаю, мы должны заключить договор со стигийцами, но изменив ряд условий. Во-первых, мы не можем позволить им строить свои святилища на на-шей земле, даже в глухих местах…

— Но, брат, тогда и они запретят нам отправлять обряды Митры в наших факто-риях на их земле!

— И пусть. Митра живет в душах аргосцев. А святилища Сета могут стать расса-дниками зла; тут я согласен с почтенными Аркадио и Молинарио. Да и жрецам на-шим это не понравится. Во-вторых, надо бы чуть увеличить размеры пошлин со стигийских торговцев. Иначе купцы из восточных стран перестанут к нам ездить. Мы не можем устанавливать выгоды стигийцам в ущерб своим старым друзьям. И, в-тре-тьих, следует назвать Договор не «о мире и дружбе», а о «мире и сотрудничестве». А если дело пойдет на лад, можно будет потом заключить и Договор о дружбе.

Мило благосклонно кивнул. Как всегда, советы его младшего сына отличались трезвостью и рассудительностью. Но это не значило, что король всегда с ними был согласен.

— Итак, вас двое и вас двое, — Мило посмотрел сначала на Кассио и Ариостро, а затем на Молинарио и Аркадио. — Поровну «за» и «против»…

Все затаили дыхание. Решение принимать королю — каково же будет оно?

Мило помолчал, вздохнул и заявил: — Я буду думать.

Он поступил так, как поступал всегда.

* * *

н очень любил свою страну. Он правил ею долго — наверное, дольше, чем все

другие ныне живущие государи. Он старался править справедливо и мудро: су-дить по-божески, зря подданных не обижать, налогами не душить, но и выгоды сво-ей не упускать, иметь и казну солидную, и армию, всегда готовую к войне, и флот, самый большой и сильный во всей Хайбории… Вот за все за это и любили его под-данные.

Он был совсем не тугодум, каким иногда представляли его те, кто мудростью уступал ему. Он семь раз мерил, прежде чем отрезать. Так он приучил себя почти не ошибаться. Ему удалось охранить Аргос от войн и прочих напастей. Повсюду полыхали они: теперь в Зингаре, прежде в Аквилонии, Офире и Немедии; в Кофе и Коринфии также было неспокойно; далее на востоке разваливалась обширная Туран-ская империя; медленно умирала древняя Замора и мертв уже был Шем вокруг пло-доносной Пелиштии… Все это было — а Аргос жил и процветал. Зеленели поля, па-слись стада на лугах и в предгорьях, работали верфи… И, конечно, трудилась вели-кая гавань Мессантии, эти морские ворота Хайбории, гигантские легкие, снабжаю-щие свежим воздухом свободной торговли все страны цивилизованного мира… И это также была его заслуга, короля.

Он испытывал странные чувства, раздумывая о договоре и вообще о стигийских делах. Разумом он чуял великую выгоду для своей страны; вожди купеческой гиль-дии, солидные и многоопытные люди, не стали бы иначе присылать ему целую делегацию. Стигия была обширная, богатая держава, а как новый, неосвоенный ры-нок — совершенно бесценна. А за Стигией — Черные Королевства, Зембабве, Ирани-стан, Вендия; чтобы попасть в те далекие страны, аргосским негоциантам приходи-лось делать огромный крюк через всю Западную Хайборию — а уж какие опасности подстерегали их в пути и как драли пошлины бессердечные паши и ханы! В Стигии всё иначе. Там издревле строгий порядок; известное дело — один раз заплатил по-шлину и, будь уверен, очередной чинуша не рискнет потребовать себе отдельную мзду!

Ожидания великой выгоды рождали у Мило великие опасения. В душе он был согласен со своим старым и верным воякой, с Аркадио: от стигийцев добра не жди! И тут на самом деле не нужны никакие аргументы. Стигия — это Зло. Так было, так есть и так будет. Всегда.

Он вспоминал предостережения Троцеро, своего испытанного друга, который, обидевшись на него, уехал в свой Пуантен. Троцеро говорил о стигийцах: «Они од-ну руку протягивают тебе для дружбы, а другой рукой готовятся всадить стилет в твое сердце». Троцеро особо предупреждал против Камии, то есть против Мефрес. Троцеро даже бился об заклад: «Если тут замешана Камия, очень скоро твои вель-можи начнут браниться меж собой». Так оно и вышло: наследник престола и первый министр чуть не сцепились врукопашную, а маршал, будь он не на Королевском со-вете, а в своем штабе, выбирал бы совсем другие выражения.

Все это было очень страшно, как никогда не бывало прежде в годы его долгого правления. Королевским чутьем он ощущал впереди какую-то темную трясину или пропасть, покуда невидимую глазу, и обстоятельства толкали его туда… Там было что-то жуткое, необъяснимое рассудком, но понятное душе. Душа сражалась против разума, и он, старик, изнывал от этой борьбы. Эта борьба была выше его сил. Будь наследник чуть постарше и поопытнее, он бы, наверное, отрекся от трона сам; власть утомила его… Вот младший был бы точно хорошим королем — но он младший, в том-то все и дело.

А когда душа и рассудок сражались, он призывал в судьи факты. Одни и те же факты тоже можно толковать по-разному. Можно — как наследник, а можно — как министр. Тот и другой по-своему правы. И прав маршал, и прав младший сын. А груз решения и тягость ответственности — не на них. На нем. Каторжный груз, вели-кий и уже почти непосильный. А может, уже и не «почти»…

Он думал, конечно, и о том, что будет, если он откажется от Договора. И с ужа-сом признавался себе, что его отказ уже не решит ничего! Отказ вызовет его разрыв со старшим сыном. Отказ обидит почтенных купцов. Отказ оскорбит стигийцев; те-перь, когда их королева великодушно возвратила ему целый флот, отказ от ее руки, протянутой для мира и дружбы, будет воспринят всеми не иначе как черная небла-годарность, коварство, даже подлость… Не на это ли рассчитывала Мефрес?

Он не верил ей. В отличие от большинства своих подданных, тех же негоциан-тов, он сожалел, он даже горевал о падении пиратской вольницы. Барахских пира-тов он знал и не боялся. То были мелкие паучки, где-то вредные, но в чем-то и полезные. Мефрес же издали напоминала ему черную паучиху, огромную и очень ядовитую, которая сидит на захваченном ею Барахе и плетет сети против всех нес-частных мошек, что по глупости своей рискуют лететь ей навстречу…

Так вот, самое страшное как раз и заключалось в том, что он уже не в силах был остановить этот погибельный полет. Пусть он откажет — и тогда горе придет в его дом с другой стороны. Если Мефрес на самом деле так опасна, как говорил ему Троцеро и как подсказывает его собственное чутье, она не отступится от его держа-вы. Конечно, она уверена, что он примет договор. Если же нет, она жестоко отомс-тит ему за оскорбление.

Митра мой, сколько же больных точек, по которым сможет она бить его! Семья, подданные, страна… Наследника она уже околдовала. А если вдруг наследник прев-ратится в короля? В чистоте помыслов сына он был уверен — но также был уверен и в способности Мефрес помочь околдованному ею наследнику занять трон жесто-кой силою обстоятельств…

Зло было повсюду, и ему, королю, приходилось выбирать меньшее.

Он думал долго, но меньше, чем рассчитывал думать. К скорому решению его подтолкнуло внезапное известие о том, что войска гварралидского герцога Панто без объявления войны перешли северную границу Аргоса, атаковали и взяли приг-раничные форпосты, разорили несколько деревень и быстро движутся к Мессантии. Он слишком хорошо знал герцога Панто, чтобы понять, какие мотивы могли подви-гнуть того нарушить мир и вероломно напасть на Аргос. Он словно наяву представ-лял, как стигийское золото перетекает в сундуки Гварралида, и как алчно горят гла-за герцога и его разбойной своры… Теперь и армия жестко потребует от короля зак-лючить Договор, чтобы обрести в лице стигийцев каких-никаких, но союзников про-тив негодяя Панто, ведь своими силами зингарцев никогда по-настоящему разбить не удавалось.

Он отправил против Панто целую армию во главе с самим маршалом Аркадио. Он сделал это затем, чтобы сохранить армию и маршала. И еще он не хотел, чтобы верный Аркадио видел своего мудрого государя подписывающим роковой договор.

Он все рассудил правильно, но ошибся в одном, в главном: договор не был и не мог быть роковым. И он уже не решал ничего. Договор — это лишь предлог.

А затем, когда маршал Аркадио отбыл на север, король Мило объявил поддан-ным свое решение. И всю следующую ночь молился Митре, умоляя Солнечного Бо-га сохранить его любимый Аргос. Старик забыл, что темной ночью над миром влас-твует Древний Змей Сет.

17. Договор.

енее чем через седмицу после возвращения наследного принца Кассио домой в

Мессантию торжественно въезжала королева Стигии Мефрес. Стройная кара-

велла, украшенная стигийскими и аргосскими флагами, причалила в порту для официальных приемов — туда, где уже две седмицы стояла на якоре другая каравелла, принадлежащая посольству князя Ронтакиса. Королевский корабль эскор-тировали суда поменьше, также богато и со вкусом украшенные. Они в официаль-ный порт не вошли, а встали на якорь у соседних пирсов.

В сопровождении свиты и охраны королева Мефрес сошла на аргосский берег. Ее встречали высокие сановники Аргоса во главе с самим наследным принцем Кассио, а также стигийский посол князь Ронтакис; меж седых усов последнего играла тонкая усмешка, понятная лишь королеве. Много собралось и прочего люда: нобили, куп-цы, состоятельные граждане, да и просто публика, пришедшая поглазеть на этакое невиданное зрелище. Вымуштрованные гвардейцы в золоченых латах держали толпу на почтительном отдалении от королевского пирса. Многотысячная толпа, впрочем, на гвардейцев напирала, и командиру их пришлось вызывать из дворца подкрепле-ние. Отцы подсаживали детей на плечи, чтобы те могли увидеть самое интересное своими глазами и рассказать о нем.

Облачение стигийской королевы составляли уже знакомые принцу Кассио чудес-ное платье цвета морской волны с вышитыми на нем белыми альбатросами и также синий, в тон платью, королевский шлем хепереш со вздыбившейся змеей по име-ни Урей. Все встречавшие сумели оценить замечательный вкус стигийской королевы; ее приятное глазу синее одеяние выглядело неповторимым на фоне пестрых кафта-нов, курток и камзолов аргосских нобилей. А когда толпа разглядела на платье ко-ролевы белых альбатросов, она взорвалась восторженными криками. Знатоки-хрони-сты могли бы засвидетельствовать, что никого и никогда Мессантия не встречала так тепло и так радушно, как стигийскую королеву Мефрес.

Отвечая на этот чудесный прием, Мефрес на глазах всей публики припала на одно колено и поклонилась аргосской земле. Когда до публики дошел смысл ее жеста, восторгу и ликованию уже не было предела. Принц Кассио и многие из его свиты прослезились. Гвардейцам пришлось чуть ли не мечами и алебардами сдер-живать напор толпы — точно каждый аргосец надеялся прикоснуться к великой ко-ролеве.

Принесли паланкин для стигийской владычицы. И тут случилось страшное, слу-чился позор для всех гостеприимных аргосцев. Какой-то низкий, подлый человек внезапно вырвался из благожелательно настроенной толпы и метнул нож в спину стигийской королеве. Толпа ахнула. Нож пролетел в дюйме от Мефрес и ранил ее телохранителя. Королева резко обернулась. Но ни тени страха не было на ее прек-расном лице, и это также увидели все. Негодяя тотчас схватили и растерзали; ина-че и быть не могло. Чуть позже у него найдут зингарские песеты с профилем Род-риго, герцога Кордавы.

Потрясенный ужасным покушением больше других, принц Кассио от имени Ар-госа принес извинения стигийской королеве и спросил, каковы ее дальнейшие на-мерения. Мефрес великодушно приняла извинения и заметила, что подлый поступок одного негодяя не может бросить тень на весь великий аргосский народ и что наме-рения ее не изменились. Она, конечно же, направится во дворец, на встречу с коро-лем Мило. И, в подтверждение своих слов, тут же села в паланкин. Ответ стигийки также вскоре стал известен всей Мессантии.

И к вечеру этого дня королева Мефрес стала самой популярной, даже легендар-ной, личностью в аргосской столице — настолько, что высказываться публично про-тив договора с нею не решались даже самые непримиримые его противники. Свои собственные жизни они берегли никак не меньше, чем жизнь и свободу Аргоса.

Размышляя об этом много лет спустя, философы и историки Аргоса приходили к выводу: может статься, если бы было наоборот, эти последние, то есть жизнь и свобода их страны, продержались бы чуть дольше.

* * *

оржественное подписание Договора должно было состояться ровно в полдень сле-

дующего после въезда Мефрес дня. Еще накануне вечером она и Мило согласо-вали последние поправки. На деле стигийская сторона согласилась со всеми усло-виями аргосской.

Король Мило, мудрый и справедливый владыка Аргоса, так до конца и не понял, что этот самый договор для его прекрасной и опасной гостьи — всего лишь повод, некий хитроумный обманный маневр в ее большой шахматной партии. Удар после-довал не оттуда, откуда ждал его аргосский король, и скорее, чем подозревал он, и застигнул этот удар врасплох всех, кроме самой королевы Мефрес и её ближайшего сподвижника князя Ронтакиса.

Величественный тронный зал дворца. Обычно тут устраиваются балы для знати. Теперь, чуть в отдалении от трона, здесь стояли друг подле друга два изящных сто-лика и два кресла. На том и на другом столике лежали пергаментные свитки с на-чертанными на них словами Договора. Уже собралась высокая публика. Их — ноби-лей, сановников, купцов, офицеров — было еще больше, чем на вручении Ронтаки-сом верительных грамот.

Как требовал обычай, король Мило и королева Мефрес встретились в другом за-ле и вместе вышли к собравшимся. Вот в том, в первом, зале и произошло роковое событие.

Мило и Мефрес церемонно, но приветливо, поздоровались. В это время на языке женщины, выгнутом трубочкой, уже лежала крохотная игла, которую туземцы наро-да джапаото-мо, великие искусники тайных боевых ремесел, сами отчаянные храбрецы, называли хари.

Но на сей раз хари не была отравленной. Она целиком состояла из особым об-разом приготовленного и спрессованного желтого лотоса. И в тот кратчайший миг, когда король Мило уже отвел свой взгляд от ее лица, королева Мефрес сделала сильный выход. Этого никто не заметил.

О да, ее обучали величайшие мастера того далекого и дивного народа! Незамет-ная хари вонзилась в пышную бороду аргосского монарха и, как змея, исчезла в ней. Никто этого не заметил.

Итак, король Мило и королева Мефрес вместе вышли к своим подданным. Они заняли положенные места у столиков и произнесли положенные речи. Речь короля Мило была краткой и до неприличия сухой. Он выразил надежду на прочный мир и плодотворное сотрудничество со Стигией, а затем передал слово гостье.

Та говорила о мире, сотрудничестве и предстоящей дружбе красиво и длинно. Она знала, сколько требуется времени, чтобы хари из желтого лотоса успела раст-вориться, выделяя нужные пары, и аллерген для Мило начал действовать.

Незадолго до наступления этого момента она закончила свою замечательную речь, не оставившую никого равнодушным. Церемониймейстер объявил подписание Дого-вора. Согласно протоколу, королева Мефрес первой взяла золотое перо и поставила на пергаменте свой вензель. Князь Ронтакис, не только посол, но и ее первый ми-нистр, приложил к Договору государственную печать Стигии.

Далее перо поднял король Мило. Внезапно рука его дрогнула. На глазах всех присутствующих румянец исчез с его лица, нос короля сделал судорожное вдыхате-льное движение, еще одно, и еще…

Мило кашлянул раз, другой, третий — и тут зашелся непрерывным душным каш-лем. Лицо его посинело, покрылось багровыми пятнами. Король выпустил перо, оно упало на пол.

Никто не опомнился в первые мгновения. Ведь не только аллерген, но и сама болезнь аргосского монарха являлась здесь строжайшей тайной. Митра миловал до сей поры: предыдущий приступ случился полгода тому назад, когда в покой короля ветром занесло лепесток желтого лотоса с какого-то торгового судна. Об аллергене знали семь человек, о болезни — меньше полусотни. И сейчас все, ведающие и не ведающие, в немом ужасе смотрели на короля Мило. Более всех бледна и испугана была королева Мефрес. Она приложила пальцы ко рту, и рот ее был приоткрыт от ужаса.

Первыми опомнились знающие. Принцы подскочили к отцу, кликнули доверен-ного лекаря, и тут начиналась паника. Чтобы не усугублять ее, заходящегося душ-ным кашлем короля Мило быстро унесли из зала. Королева Мефрес, ошеломленная и расстроенная, увязалась за носилками. Никто не посмел преградить ей путь.

Мило принесли в его личный покой, им занялся верный лекарь. Мефрес, в гла-зах которой к тому времени возникли горькие слезы, тронула рукой плечо Кассио.

— Мой принц, что случилось? Что с вашим отцом?

Наследник взглянул на нее, не ответил и разрыдался.

— Скажите же мне, наконец, что с Его Величеством! — настаивала Мефрес. — Я имею право это знать!

Принц Ариостро, испытующе глядя на нее, проговорил:

— Ничего страшного, Ваше Величество. Это скоро пройдет.

Стойко выдерживая его взгляд, королева прошептала:

— Еще мгновение, и король поставил бы свою подпись под нашим договором. Наверное, какой-то злобный бог решил помешать нашим странам заключить мир!

Подошел граф Молинарио, напугавшийся от души, ужасно бледный, и сказал:

— Уж не ваш ли это бог приложил свою длань? Или что там у него, щупальце?

Кассио встрепенулся: — Как вы можете, граф, в такой момент! Или вы не знаете, отчего у отца случаются приступы? Никакой злой бог тут не причем!

Министр смутился, а королева, понурив взор, негромко произнесла:

— И все же я чувствую себя виновной.

Ариостро покачал головой: — Никто вас не винит, Ваше Величество. Одно лишь непонятно мне: почему это вдруг случилось?

— Послушай, брат, я думаю, мы должны сказать Ее Величеству причину. Те-перь, когда это уже случилось, таить правду опасно для отца. Ее Величество, быть может, подсобит нам отыскать виновных.

— Да, да, я очень хочу помочь! — воскликнула Мефрес.

Ариостро задумчиво кивнул.

— Умоляю Ваши Высочества не делать этого! — воскликнул Молинарио. — По-думайте о последствиях для страны! Это государственная тайна!

— Я уже подумал, — сказал Кассио. — Здоровье отца мне дороже всяких тайн. Ваше Величество, знайте: я тогда у вас не случайно отказался воскурить желтый ло-тос, — министр издал скорбный стон и отстранился. — Мой отец не переносит его запах, а особенно, пары разложения желтого лотоса. И вот вам доказательство.

Мефрес в ужасе всплеснула руками.

— Так вы полагаете, всему виною желтый лотос?!

— В этом не может быть сомнений, — сказал юный Ариостро, по-прежнему не спуская со стигийки внимательного взгляда.

— При нашем дворе уже давно никто не курит желтый лотос, — горестно при-бавил Кассио. Королева схватилась за голову.

— Я поняла… Аллерген мог занести кто-нибудь из моих подданных. О, ужас!

— Мы этого пока не утверждаем, — холодно заметил Ариостро.

— Но постойте! Могу поклясться моим и вашим богом, никто в моей свите не курил желтый лотос сегодня!

— Это неважно. Для отца он опасен даже в малых количествах.

— Ну почему мне не сказали об этом раньше? Я бы приняла меры!

— Это государственный секрет, — ответил Кассио. — Вернее, был секрет…

— Клянусь, я никому его не выдам! Как я могу помочь вашему отцу?

Наследник тягостно молчал, а его младший брат развел руками:

— Мы ценим готовность Вашего Величества. Но наш придворный лекарь знает свое дело. Надеюсь, скоро все будет в порядке.

— Я буду молиться за вашего короля.

— Наверное, вам лучше уйти, — проговорил Кассио.

— Молю Ваше Высочество не отправлять меня! Как мне глядеть в глаза честных аргосцев? Они-то думают, это я во всем виновата!

— Да никто вас ни в чем не винит, — повторил Ариостро.

— И все же я хочу остаться, — удивительным образом в голосе Мефрес просящие интонации уживались с металлом.

— Как вам будет угодно, — сухо молвил Ариостро.

И она осталась; кроме нее и короля, в палате были королевский лекарь и его помощник, оба принца, граф Молинарио и еще двое высоких сановников.

Через час манипуляций старший лекарь подошел к Кассио. Глядя на лекаря, Ме-фрес уже знала, что он скажет.

— Ваше Высочество, — начал лекарь, — приступ оказался весьма и весьма тяже-лым. Мы приняли надлежащие меры…

— Во имя Митры! Скажите прямо, что с моим отцом!

— Его Величество не пришел в сознание. Более, чем уже сделано, мы сделать ничего не можем. Остается только ждать.

— Ждать — чего?!

Лекарь, умненький старичок, съежился под гневным взглядом наследного принца. Он очень дорожил своим нынешним местом при дворе. Запинаясь, старичок промолвил:

— Нам остается ждать развития событий… Примите во внимание возраст Его Ве-личества… и тяжесть его заболевания… и прочие обстоятельства… Один лишь Митра ведает, как повернется… А я для государя сделал все, что мог…

Кассио побледнел так, как хуже уже быть не могло.

— То есть, вы хотите сказать, что мой отец король может умереть?

— Но может и выжить, да будет на то воля Митры…— пролепетал старший лекарь.

— И это все, что вы готовы мне сказать?!

— Увы, Ваше Высочество… Но я еще постараюсь…__

— Да вы, сударь, как я погляжу, ни на что не годитесь! — вспылил Кассио, со-вершенно уничтожая несчастного лекаря. — Как мой отец держит вас!

Ариостро тронул запястье брата.

— Этот человек не виноват. Он сделал свою работу. Я велю позвать жрецов Ми-тры, если ты не против, Кассио.

— Я против! Отцу они как прежде никогда не помогали, так и теперь не помогут. Шарлатаны они, вот они кто!

Подошел и вступил в разговор Молинарио. После слов лекаря он был, как ни-когда прежде, вежлив, если не сказать, подобострастен, к наследному принцу.

— Ваше Высочество! Вы слышали, что заявил наш лучший медик. Жрецы Митры должны присутствовать, если вдруг…

— Замолчите, вы! Я даже думать не хочу об этом «вдруг»! Мой отец поправится, и точка! А кто смеет утверждать иное, тот изменник!

Бормоча оправдания, граф ретировался в другой конец палаты, где полушепотом переговаривались двое вельмож.

Когда он отошел, королева Мефрес, молчавшая до этого момента, подозвала к себе обоих принцев и тихо сказала:

— Я думаю, в моих силах спасти вашего отца.

— Что?! — ахнул Кассио.

— Я говорю правду. На моем флагмане есть человек по имени Паксимен. Он учёный медикус из Атлаи. В его силах творить чудеса. Был момент несколько лет тому назад, когда меня он вытащил из объятий самого Нергала. Не поверите, он победил черную заразу![7]

— Не поверю, — покачал головой Ариостро.

— А я верю, — сказал Кассио. — Подумай, брат: наши лекари отступились, до-веримся хотя бы медикусу из Атлаи! Вы ручаетесь за него, Ваше Величество?

— Я ручаюсь, что второго такого нет на целом свете! Если Паксимен не спасет короля Мило, его не спасет никто. Но Паксимен способен это сделать.

— Решено! Пусть ваш Паксимен займется им!

— Но для этого придется везти больного на Барах, — с сожалением проговорила Мефрес. — Паксимен находится там.

— Ну, нет, — нахмурился Ариостро. — Мы не можем отпустить отца из Мессан-тии. Мой брат и так пошел навстречу вам, доверив его жизнь вашему человеку, ко-торого мы даже в глаза не видели.

— А по-моему, это я иду вам навстречу, предоставляя моего личного медикуса для исцеления вашего отца, которого Паксимен также никогда не видел прежде и которого я сама увидела в первый раз, — парировала Мефрес.

— О чем мы спорим? — вздохнул Кассио. — Прикажите Паксимену немедленно прибыть в Мессантию, Ваше Величество.

— На все про все уйдут два-три дня. Вы это понимаете? Могут ли Ваши Высоче-ства гарантировать, что король Мило не умрет до приезда Паксимена? Или что его состояние не ухудшится необратимо? А если его отвезут к Паксимену на Барах не-замедлительно, мы выиграем драгоценное время. Возможно, оно окажется решаю-щим для жизни вашего отца.

На лице Кассио отражалась схватка чувств и мыслей, лицо же Ариостро было хмурым. Наследник открыл рот, но брат опередил его.

— Погоди, Кассио… Нам нужно поговорить наедине. Простите нас, Ваше Вели-чество.

Мефрес с пониманием кивнула. Ариостро отвел старшего брата в дальний угол палаты и прошептал: — Мы не должны этого делать, Кассио! Как можно отправлять нашего отца короля на Барах? Это значит, в безраздельную власть стигийцев!

— Но это шанс спасти его!

— Или шанс погубить. А если он умрет по дороге? Или стигийцы…

— Вы говорили так, когда я ехал. И что?!

— То был другой случай. А это авантюра. Мне страшно, Кассио. А что, если Мо-линарио и Аркадио были правы насчет Мефрес? Как можем мы вручать судьбу отца в ее руки?

Наследник угрюмо молчал, не зная, что на это ответить и как поступить. Юный принц продолжал: — Давай лучше молиться за его выздоровление. Отец всегда был угоден Митре, и я верю, Пресветлый не оставит его теперь.

Кассио медленно кивнул, соглашаясь с доводами брата, и тут в их беседу снова вмешалась Мефрес. Она подошла и сказала: — Я догадываюсь, о чем вы думаете, Ваши Высочества. Вы оба хорошие сыновья и мудры не по годам. И понимаю ваши опасения. Но есть один замечательный способ снять все ваши опасения и при этом сделать всё для спасения жизни вашего отца.

Наследник удивленно поднял бровь: — О чем вы говорите?

— Пусть король Мило с соответствующим его рангу эскортом и надлежащей ох-раной отправится на Барах. Ну а я останусь здесь, при вас. Заложницей.

Произнеся эти слова, она сняла со своей головы королевский хепереш и протя-нула его изумленному Кассио.

— Я останусь при вас заложницей, — повторила Мефрес. — Если с вашим отцом случится беда, вы будете вправе также лишить меня жизни. Это справедливо: жизнь королевы за жизнь короля.

Растерялся даже Ариостро. Оба принца смущенно молчали.

— Вы теряете время, благородные принцы. Итак, каков будет ваш ответ?

— Понимаете ли вы, на что идете, Ваше Величество? — выдавил из себя Ариос-тро. — А если наш отец умрет, но не по вашей вине? Если он умрет в дороге? Если вашему медикусу не удастся спасти его? Если, наконец, ваши подданные причинят ему зло? Ведь и среди ваших подданных могут найтись изменники. От этого не зас-трахован ни один властитель! Что нам делать в этом случае? Убить вас?!

— Да, — не моргнув глазом, ответила Мефрес. — На все воля богов! А в Пакси-мена я верю. И в подданных своих верю тоже. Среди них изменников нет. Иначе я не рисковала бы своей жизнью. Она мне дорога, как и вам — жизнь вашего отца. Итак, если вы согласны, готовьте короля к отплытию, а я тем временем напишу со-ответствующие повеления Паксимену и другим моим людям.

Кассио и Ариостро переглянулись.

— Сила духа и мужество Вашего Величества сделали бы честь любому герою, — с волнением проговорил наследник. — Воистину, вы святая! Вы правы: боги милос-тивы к таким, как вы… Да будет так, как вы сказали! Я буду сопровождать отца.

— Нет! — заявил Ариостро. — Одумайся, брат! Мы должны быть готовы ко всему. А если боги не услышат нас и все-таки случится худшее? В Аргосе должен быть за-конный король!

— Законный король — наш отец! А в Мессантии останешься ты.

— Ради Митры, Кассио, — чуть не плача, взмолился юноша, — не оставляй меня! Ты же знаешь, по закону я не могу ничего решать сам! Ты, и только ты, — наслед-ник престола! А за тобой идет твой сын Фабио, годовалый ребенок! Ради Митры и ради нашего отца, подумай о стране! Отец всегда прежде думал об Аргосе!

Кассио кусал губы.

— Давай пошлем графа Молинарио, — предложил Ариостро.

— Нет! Я ему не доверяю!

— Но отец доверял ему!

— За отца отвечаем мы, а не Молинарио. Молинарио — плут, я так считаю. Как и всякий министр, он думает сперва о своей власти, а потом лишь о стране. А об отце он подумает вообще в последнюю очередь. Нет, я ему не доверяю!

Принц Ариостро глубоко вздохнул. В это мгновение он принял самое тяжелое решение в своей недолгой пока жизни. И он уже предчувствовал, что это его реше-ние может стать очередной ступенькой на роковой лестнице…

— Хорошо, брат. С отцом поеду я. Мне ты доверяешь?

Со слезами на глазах Кассио обнял брата.

— Кому же я могу доверять, если не тебе?

Мефрес тактично помалкивала, пока шел этот спор самоотверженных братьев. Ариостро повернулся к ней и с грустной улыбкой на устах спросил негромко:

— Вы этого хотели, Ваше Святейшее Величество?

Слова юноши, их подтекст и сам тон, каким они были произнесены, сообщили ей больше, чем самое откровенное обвинение. Ариостро был не по годам умным человеком. Мефрес ценила умных людей, и в это мгновение она пересмотрела свой первый вердикт относительно его судьбы.

Вслух она сказала: — Я предложила, а решает Аргос. Сейчас за Аргос решаете вы, принцы. Я не давила и не давлю на вас. Вы знаете, чего я хочу, принц.

— Нет, только догадываюсь… — опустив взор, прошептал Ариостро.

* * *

сего лишь час длились сборы. Несмотря на жидкие протесты Молинарио и неко-

торых других вельмож (а может, и благодаря им), принцы остались непреклонны в своем решении. Короля Мило, по-прежнему пребывающего без чувств, осторожно перенесли на королевскую галеру. С ним отправился отряд в сто пятьдесят воинов дворцовой гвардии; королева Мефрес мысленно хохотала, наблюдая за тем, как ар-госцы отсылают из своей столицы самых лучших и самых надежных солдат.

Она, впрочем, думала не только об этом. Как и было обещано принцам, она на-чертала повеления своим подданным в Джосерионе. Одно письмо адресовалось ме-дикусу Паксимену, другое — барахскому наместнику Псамитеку, третье — адмиралу Ратмесу и четвертое, самое важное, — своему секретарю Анефу; обращение «коман-дор» в нем отсутствовало, поскольку созданный ею Орден мефреситов был тайным и о самом его существовании не знал никто из посторонних.

Все послания она вручила лично князю Ронтакису, который также отправлялся на Барах вместе с Мило и Ариостро. При этом у королевы и её главного советника со-стоялся резкий разговор.

—Вы не имели права так рисковать собой,—упрекал королеву иерарх мефреситов.

— Я оставляла вас заложником в Мессантии, теперь вы оставляете меня,— пожа-ла плечами Мефрес. — Что в этом особенного? Идет обычная игра со смертью, то-лько и всего!

— Жизнь такого, как я, ничего не стоит в сравнении с жизнью Повелительницы Империи! Я сам сведу счеты с жизнью, если вы здесь погибнете!

Мефрес усмехнулась. Собачья преданность Трону этого на редкость хитроумного и вероломного лиса всегда умиляла ее.

— Обещаю, князь, вам не придется сводить счеты с жизнью. Даже сто тысяч го-ворящих червей не смогут причинить вреда одному настоящему человеку. Наследни-це могущества Атлантиды, Атлаи и Стигии? Об этом нет и речи!

Ронтакис прослезился и поцеловал ее руку: — Поистине чудесные слова! Как я мог в вас усомниться? Вы — больше, чем просто человек!

Королева игриво пригрозила ему пальцем, но на ее чувственных устах вовсе не было улыбки.

— Никогда не говорите так, князь. И не думайте. Боги этого не любят. Я простая смертная, как вы. Не червь земной и жизни не король. Я лишь талантливо играю Судьбой назначенную роль. Мне просто хочется еще аплодисментов коварных и за-вистливых богов…

— Ваши слова звучат как стихи!

— Это и есть стихи, мой дорогой иерарх. Я написала их, когда бежала из восста-вшей Атлы, а впереди меня ждала «Тигрица», ждали Конан и Белит[8], и множес-тво чудесных приключений. Когда-нибудь я их прочту вам целиком. А теперь отп-равляйтесь! И молитесь за меня.

— Какому богу, Ваше Величество?

— Всем богам сразу, князь, — королева Мефрес улыбнулась. — Молитесь, чтобы я им не надоела!

И чтобы они не столкнули меня со сцены прежде, чем закончится мой заключи-тельный сольный спектакль. Уже половина луны минуло, одна четверть срока…

* * *

од вечер того же дня большая королевская галера с Мило, Ариостро, Ронтакисом

и гвардейской охраной ушла в сторону Барахских островов. Ее сопровождали еще четыре боевые галеры аргосского флота. Кассио и Мефрес, стоя друг подле друга на террасе дворца, смотрели, как клин из пяти быстроходных судов скользит по морской глади вослед Оку Пресветлого Митры.

18. Измена.

трашная новость о том, что всеми любимый король Мило свалился в тяжелом

недуге прямо во время подписания договора со стигийцами, как ни старались

ее скрыть придворные, мгновенно облетела всю Мессантию. Равно и весть о том, что любимый король, пребывающий без чувств, волею своих сыновей отправ-лен на Барах, в самое логово этих стигийцев.

Тут же вспомнились все прежние обиды на змеепоклонников. Подняли головы кликуши, предрекая скорую погибель королю и государству. Оживились все против-ники злополучного договора. И, возможно, королева Мефрес лишилась бы жизни уже в тот вечер, если бы она и ее верный иерарх заранее и точно не предугадали нас-троение толпы. Общественное мнение было подготовлено так, как они того хотели.

Антистигийский бунт задохнулся, даже не вспыхнув. Зато пронесся и завладел умами другой слух: у Мило и Мефрес — одни и те же враги. Не напрасно, мол, бе-да приключилась, когда стигийская королева уже поставила свою подпись под До-говором, а король Аргоса только собирался это сделать. Стало быть, злые силы не хотят этого договора, не хотят мира между Стигией и Аргосом! Вспомнилась встреча Мефрес в королевском порту. Все видели, как она аргосцев уважает: и платье с альбатросами надела, и земле Аргоса поклонилась, да и вообще никакая она не зме-епоклонница, а такая же, как все порядочные люди, — даром, что ли, по-нашему говорит, как будто сама в Мессантии родилась!

Далее разнесся, а затем и подтвердился слух, будто стигийская королева добро-вольно осталась в заложницах у наследника Кассио. Мол, коли что не так с аргос-ским королем, — сразу же ее под нож. Сила духа, мужество и самопожертвование этой прекрасной женщины вызвали в мессантийских клубах и тавернах еще большее восхищение, чем во дворце. Все, от высоких нобилей до простых матросов, стали биться об заклад, умрет Мефрес, если умрет Мило, или нет. Симпатии большинства оказались на стороне отважной и отчаянной стигийки. Аргосцы, народ воинственный и гордый, но совсем не кровожадный, полагали нужным пощадить Мефрес даже в том случае, если кто-нибудь из ее подданных, злоумышляя против нее, погубит ко-роля Мило. В таверне со странным, на первый взгляд, названием «Сундук с затонув-шего галеона» даже вспыхнула большая драка, когда один моряк в подпитии заявил другому, будто тот давеча нехорошо трепался насчет стигийской королевы и обеща-лся показать на публичной девке, что бы надо было с королевой сделать.

В общем, в виновниках остались зингарцы. Кстати припомнилось и неудавшееся покушение на королеву в порту. Негодяй-то, покушавшийся на королеву, был зин-гарцем, и монеты у него нашли зингарские! Зингарцы всегда были врагами Аргоса, так говорили и в тавернах, и в клубах, и в домах купцов и знати. Вон Панто Гвар-ралидский снова на рубежи Аргоса напал, и снова вероломно, как он любит напа-дать, а другой их герцог, Родриго Кордавский, своего человека подослал, чтобы убить королеву Стигии на земле Аргоса. Не вышло у них с королевой, ну вот они, зингарцы, и взялись за нашего короля, лишь бы между нами и стигийцами никакого Договора не было!

От слов — к делу. Ночью по Мессантии прокатились погромы зингарцев. Руши-ли и поджигали лавки зингарских купцов, сверлили дырки в днищах зингарских ко-раблей, стоявших в гавани, да и в гостиницах Мессантии, под защитой аргосской полиции, люди с жилистыми лицами и крючковатыми носами чувствовали себя не-уютно.

Но самые интересные события происходили этой ночью в королевском дворце.

Распрощавшись с королевой Мефрес, принц Кассио направился не в свои покои, а в дворцовые апартаменты первого министра. Он был преисполнен решимости раз и навсегда разобраться с графом Молинарио. Еще две седмицы назад, до появления стигийского посольства, наследник и министр прекрасно ладили друг с другом, но теперь Кассио казалось, что этот скользкий политикан всегда был его, принца Кас-сио, главным недоброжелателем.

Чашу терпения принца переполнило поведение министра уже после отъезда ко-роля на Барах. Молинарио как будто нарочно делал все наперекор воле Кассио. На-следник приказал усилить охрану официального порта — вдруг выясняется, что ми-нистр ослабил ее. Наследник велел не ограничивать стигийскую королеву и ее слуг во дворце — министр приказал не выпускать их из отведенных им апартаментов. Наконец, наследник распорядился установить у дверей покоя Мефрес почетный пост — а министр снял его и поставил пост охраны, точно Мефрес была не гостья, а за-ключенная!

Аргосцы по старой привычке исполняли указания первого министра. Все это, вкупе с треволнениями об отце, доводило Кассио до неистовства. Особенно обидно было то, что слуги проявляли небрежение к воле наследника аргосского престола прямо на глазах у стигийской королевы, и гордый Кассио сгорал от стыда, когда Мефрес деликатно отворачивалась…

Вот в силу всех этих причин и следовало выяснить, кто в Аргосе хозяин, пока нет короля. Кассио не сомневался, что хозяин — он, старший сын государя, наслед-ник королевского престола, а не какой-то ловкий царедворец по имени Молинарио. С тем и шел принц к министру.

Была глубокая ночь. Кассио шел по галерее, и отсутствие стражи вблизи покоев министра удивляло его. Вот показалась дверь кабинета. Впереди перед собой Кассио заметил тень. Он прижался к стене. Гнев куда-то исчез, уступив место мальчишес-кому любопытству. Кассио возжелал во что бы то ни стало узнать, что это за тень и что здесь делает. Из своего укрытия он хорошо ее видел.

Тень обернулась человеком. У принца замерло в груди. Человек был облачен во все черное. Таким людям нечего делать в королевском дворце Мессантии! Кассио ни на мгновение не усомнился в том, что человек в черном — злоумышленник. Дальне-йшие события подтвердили его догадку.

Неизвестный скользнул к двери министерского кабинета. Тут Кассио подумал, что это явился убийца, и приготовился выхватить рапиру, чтобы защитить Молина-рио. Но ему пришлось смирить свой благородный порыв. Потому что человек в че-рном повел себя не как убийца. Он странно постучал, и ему открыли. Значит, ждали!

Заговор! — метнулось в голове принца. Кассио осторожно подкрался к двери. Она была закрыта, но изнутри слышались голоса. Забыв о правилах приличия, нас-ледник прильнул ухом к замочной скважине. Так он мог разбирать слова.

Говорили двое. В одном из говоривших Кассио узнал министра Молинарио. Дру-гой голос был ему незнаком. Он произносил аргосские слова с сильным акцентом, и вскоре принц понял, что акцент этот — стигийский. И еще в чужом голосе звучали покровительственные, даже повелительные нотки.

— …Итак, Молинарио, все идет как мы задумали, — говорил стигиец.

— Да, ваше преосвященство, — отвечал министр. — Болезнь, которую вы навели на старика, впечатлила всех, и особенно этого недоумка Кассио. Все подумали, бу-дто виноват желтый лотос! И никто не погрешил на чары!

Стигиец, судя по всему, жрец и маг, тут мерзко захихикал и изрек:

— Клянусь щупальцами Сета, то, что мы имеем нынче, далеко превзошло все мои ожидания. Недоумки сами роют себе могилу.

— Как вы намерены поступить, ваше преосвященство? — спросил Молинарио.

— Мои люди на Барахе завтра в полдень убьют короля Мило. А послезавтра — у вас как раз будет отмечаться День Благодарения Митры — тьфу на него! — так вот, послезавтра о смерти короля станет известно в Мессантии. Вспыхнут беспорядки…

— Уж я постараюсь, чтобы вспыхнули, — ехидно поддакнул граф.

— …И толпа потребует расправы над королевой Мефрес. О, Сет, один лишь ты, Змей Вечной Ночи, знаешь, как я ненавижу эту женщину!

— И тогда, — подхватил Молинарио, — недоумку Кассио деваться будет некуда, придется ее убить. А если Кассио решится защищать ее, он будет убит вместе с нею.

— Не стоит убивать его прежде, чем вспыхнет война, — возразил на это маг. — Ибо когда умрет Мефрес, станет известно о полной непричастности ее к смерти Ми-ло. Вот тогда можно будет обвинить Кассио в предательстве и вероломстве. А я сделаю всё, чтобы стигийцы захотели отомстить за свою королеву. Не забудь: жив пока король Джосер, а он очень любит свою жену! Значит, вспыхнет война между Стигией и Аргосом! Война же позволит укрепиться и тебе, и твоим сторонникам, и нам, жрецам Сета.

— Превосходнейший план, достойный вашего гения, — подобострастно заметил граф Молинарио. — Как и прежде, вы можете всецело на меня рассчитывать.

— Я знаю, Молинарио. Вот награда за твои труды.

Послышался шелест кожи и звон посыпавшихся монет. Молинарио восхищенно вскрикнул.

— Тише! — сердито буркнул жрец. — Радоваться будем после, когда умрут наши враги.

— Не беспокойтесь, ваше преосвященство. Я убрал стражу. Хи-хи-хи… Она те-перь сторожит королеву Мефрес.

— О, как я ненавижу эту женщину! — повторил жрец, и его тон не оставлял сом-нений: да, он очень люто ненавидит.

— Я польщен и тронут щедростью святых слуг Сета, — сказал Молинарио, пере-считав монеты. — Не каждому выпадает приз в сто тысяч золотых цехинов!

— Деньги для нас ничего не значат, — чванливо заметил «его преосвященство». — Я не останусь внакладе. Даже святым слугам Сета нечасто удается втянуть в сети заговора самого первого министра!

— Наши интересы совпадают, святой отец. Мы оба не желаем мира и хотим войны.

— Воистину так, мой любезный Молинарио. Кстати, у меня есть для тебя особый подарок, своего рода поощрительный приз. Посмотри-ка сюда.

Снова послышись скрип кожи и перестук золотых, но на этот раз иной, чем прежде.

— Что это?! — воскликнул Молинарио.

— Наши денарии, последней чеканки. Видишь, вот тут священная змея, а тут изображена прежняя королева Тхутмертари. Таких монет выпустили всего на тысячу денариев, больше не успели, хвала Сету… Возьми сто. Скоро они станут величайшей редкостью, и аргосские нумизматы будут давать по десятку тысяч ваших цехинов за каждый такой денарий.

— Это вы загнули, ваше преосвященство. Столько не дадут.

— Так ты берешь или нет?

Через замочную скважину принцу Кассио было слышно, как засопел светлейший граф.

— Я бы взял, ваше преосвященство, да боюсь.

Жрец гнусно захихикал.

— Не знал, что ты такой трус, Молинарио. Участвуешь в заговоре — и боишься? Да кто додумается искать стигийское золото у первого министра Аргоса? Ну как хо-чешь.

— Беру, ваше преосвященство! Давайте их сюда. Вот в этом тайнике, за карти-ной, они будут в самый раз…

Послышались тяжелый перестук, какое-то движение…

—А вот королева Мефрес так и не дождется своих денариев,—желчно заметил маг.

— Да будет так, — полушепотом отозвался министр.

— Да пребудет с тобой расположение Сета, Молинарио.

— Благодарствую, ваше преосвященство… Кассио как зачарованный слушал этот разговор и не мог оторвать уха от замочной скважины. Все становилось на свои ме-ста. Королева Мефрес оказалась права абсолютно во всем! Она — лишь несчастная жертва! Да все они — он, его отец, его брат, их страна — жертвы интриг двух этих негодяев, презренных заговорщиков… почему только двух? Наверняка заговорщиков больше! О, Митра, подскажи же, что мне делать?!

Заслышав шаги мага, Кассио скользнул обратно в тень. Несмотря на всю свою горячность, он не был так глуп, чтобы бросаться с рапирой на могущественного жреца Сета. Ведь если он, Кассио, погибнет здесь, кто же тогда остановит изменни-ка Молинарио, кто спасет жертв гнусного заговора?!

Дверь отворилась, показался черный человек. Он огляделся и, не приметив ни-чего подозрительного, неслышно пошел прочь. И вскоре исчез за поворотом галереи.

Кассио обнажил рапиру, вышел из тени. Нужно немедля убить предателя-минис-тра… Нет, нельзя. Именно, он министр, и никто, кроме меня, лихорадочно думал Кассио, не знает о его измене. Молинарио нужно разоблачить и арестовать. А затем спасти отца и остальных!

Приняв такое решение, наследник вернул рапиру в ножны и покинул апартамен-тов министра. Он шел в ту часть дворца, где располагались помещения гвардейской стражи. Вдруг навстречу ему попался никто иной как сам маршал Аркадио.

— Мой принц! Что вы здесь делаете? А я как раз ищу вас! Узнав о беде, постиг-шей короля, я тотчас вскочил на коня и устремился в Мессантию…

К изумлению старого воина, наследник бросился к нему на шею.

— Аркадио! Какое счастье, что вы вернулись! Митра услышал мои молитвы!.. По-йдемте, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз. Во дворце измена и обман!

Он затащил недоумевающего маршала в какую-то каморку для прислуги.

— Постойте, мой принц… О, я так и знал, что стигийцам нельзя верить! А вы меня не слушали!

Кассио вспыхнул, но, сдержав гнев, принялся рассказывать:

— Нет, прав оказался я. Стигийцы — заговорщики, но не те стигийцы, на кого вы думали! Королева Мефрес — жертва заговора, как и мы все. Заговор устроили сти-гийские жрецы, слуги Сета, ненавидящие королеву. А их пособник — Молинарио, наш первый министр!

Маршал отшатнулся.

— Что вы такое говорите, мой принц? Молинарио в сговоре со жрецами Сета?!

— Да, да!

И наследник в точности передал маршалу Аркадио подслушанный им разговор.

— Мы должны разоблачить злодея. А затем королева Мефрес поможет нам спас-ти отца. До полудня есть еще время.

— Министр Молинарио…— в смущении прошептал маршал.— Кто бы мог подумать!

— Этот человек жаждет власти и золота. Ради того и другого негодяй готов раз-вязать войну, погубить нас и наш Аргос!

— Послушайте, мой принц, а вы уверены, что всё слышали точно? Будет обидно обвинить министра понапрасну, особенно в такое время.

— Вы что, все с ума посходили?! — взорвался Кассио. — Говорю вам, Молина-рио — изменник! Нужно немедля обыскать его кабинет и найти улики, те самые де-нарии, и тогда всё станет ясно!

— Хорошо, — кивнул Аркадио. — Так мы и сделаем. Но учтите, Ваше Высочес-тво: если улик не найдем, мне будет очень стыдно. За себя и за вас.

* * *

ни, конечно, обнаружили стигийские монеты, ровно сто увесистых золотых круг-

ляшек. И именно там, куда засунул их подлый изменник. За единственной кар-тиной в кабинете первого министра. Но самого министра в кабинете не оказалось.

Аркадио вызвал подкрепление и приказал страже обыскать дворец. Кассио пани-ковал: ему казалось, что министру-изменнику каким-то образом удалось прознать о разоблачении заговора и ускользнуть.

Принц ошибся: министр вскоре сам появился в галерее. Сложив руки за спиной, он неторопливо шел в свой кабинет. Завидев у дверей кабинета наследника и мар-шала, светлейший граф Молинарио остановился. В свете факелов было заметно, как побледнело его лицо.

— Ага! — радостно воскликнул Кассио. — Вот тот, кого мы ждем! Сам спешит в руки правосудия!

— Что вам угодно, Ваше Высочество? — осведомился министр.

— Мне угодно арестовать вас, сударь, что я и делаю именем короля, моего отца.

По сигналу маршала Аркадио двое гвардейцев встали за спиной первого министра.

— Что-что?! Арестовать? Да как вы смеете? В чем я обвиняюсь?

— В государственной измене, сударь, в измене законному королю! В соучастии в заговоре с целью его убийства! И еще в десятке гнусных преступлений!

— Это ложь! Я невиновен! Немедленно прекратите этот произвол! Я первый ми-нистр! Да я скорее сам вас арестую!

К министру подошел маршал и показал ему большой золотой кругляш, на одной стороне которого был изображен извивающийся змей со щупальцами, а на другой злобно ухмылялась девушка божественной красоты с пышной гривой волос.

— Это нашли в вашем тайнике, — сурово заметил Аркадио. — И еще девяносто девять таких, как этот. Как вы думаете, что это такое и откуда оно здесь взялось?

Министр понял, что погиб. Но он еще пытался сопротивляться:

— Первый раз вижу. Мне подбросили. Клянусь Митрой, это все козни Мефрес!

Удерживая гнев, Кассио проговорил:

— Помнится, получасом прежде вы поминали не Митру, а Сета! Нет смысла от-пираться, господин бывший министр! Я сам слышал весь ваш разговор со жрецом Сета, вашим истинным хозяином! Кто он, этот черный человек? Отвечайте! Его имя?

— Ради Митры, поверьте мне, меня с вечера не было в кабинете! Я был на тер-расе! Спросите моих слуг!

— К Нергалу слуг! — рявкнул Аркадио. — Кому я должен верить: вашим слугам или наследному принцу Аргосскому? Вы изменник, Молинарио, и это не вызывает сомнений! А ваши слуги, может быть, такие же изменники, и мы это скоро узнаем.

Кассио, ободренный поддержкой маршала, заявил министру:

— Вам стоит самому во всем сознаться. Назовите имена ваших хозяев и соучаст-ников. Тогда, может быть, король, как только придет в чувство, помилует вас. Ну,

сознавайтесь!

Старый граф упал на колени.

— Но мне не в чем сознаваться, Ваше Высочество! Я верой и правдой много лет служил, служу вашему отцу! О, Митра, да я впервые слышу о заговоре! Это все проделки Мефрес, да падет гнев богов на ее голову!

— Ну, что ж, — с угрозой в голосе сказал наследник, — раз вы такой упрямец, господин изменник, придется вам заночевать в сырой темнице! Быть может, стены каземата освежат вашу память! Эй, стража! Отвести этого человека в подвал, в оди-ночную камеру, и поставить пост охраны!

Гвардейцы грубо схватили новоявленного изменника и поволокли прочь.

— Нет… нет… оставьте меня… я первый министр… я ни в чем не виноват… Мефрес погубит вас всех… — доносилось еще некоторое время.

— Надо же, каков лицедей! — пробурчал принц Кассио. — «Я ни в чем не вино-ват». О, если бы я не слышал слова измены своими собственными ушами, я бы, наверное, и сам поверил, что стигийское золото ему подбросили!

Маршал Аркадио сумрачно хмыкнул.

* * *

огда наследный принц Кассио явился в палату королевы Мефрес, выяснилось,

что, как и он сам, стигийка не ложилась спать этой ночью. На ней было давеш-нее платье цвета морской волны с белыми альбатросами. Волосы Мефрес были распущены, но более всего удивила Кассио поза королевы: та стояла на коленях перед окном, выходящим на море.

— Что вы делаете, Ваше Величество?

Мефрес вздрогнула от неожиданности и обернулась к принцу.

— Молюсь за здоровье вашего отца, мой друг.

Это было сказано таким искренним и проникновенным тоном, что Кассио едва сдержал слезы. Воистину, эта женщина святая!

Наследник подошел к королеве, протянул ей хепереш и сам опустился на колени подле нее.

— Молю высоких богов и Ваше Величество простить меня…

— За что? — удивилась Мефрес.

— Каюсь, я был несправедлив к вам…

— О чем вы говорите?

— Я не всегда верил вам. А когда верил — не во всём. И подданные моего отца также в вас сомневались. А вы оказались правы во всём. Воистину, во всём, Ваше Величество! И вам теперь грозит смертельная опасность…

В двух словах Кассио рассказал Мефрес о событиях этой ночи.

Выслушав его, стигийка горько заметила: — Я всегда знала, что жрецы — мои смертельные враги. Но я не предполагала, что они сделают ни в чем не повинных людей заложниками своих злодейских замыслов!

Наследник поднялся с колен и заявил: — Мы должны действовать, Ваше Величе-ство. Иначе мой отец погибнет, а за ним и вы…

Женщина обратила к нему свои изумительные очи, в которых стояли слезы, и растерянно прошептала: — Действовать?.. Но что мы можем сделать здесь, теперь?

— Во имя Митры! — воскликнул Кассио. — Я не узнаю вас, моя королева! Вы ум-ная и мужественная женщина! Соберитесь с духом! Мы с вами должны отправиться на Барах и спасти короля! До полудня у нас есть еще время.

Мефрес также поднялась с колен и, смахивая слезы, проговорила:

— Вы правы, мой отважный принц. Так мы и сделаем. Идите же, и пусть под-готовят самый быстроходный корабль, какой только есть в вашем флоте! Вам нужно также взять с собой самых сильных и самых преданных людей, потому что, не иск-лючено, жрецы и их пособники не сдадутся без боя…

— Вы думаете?

— Увы, мой принц. Жрецы Сета слов на ветер не бросают. Возможно, предстоит отчаянная схватка. Так пусть же рядом с вами окажутся те, на кого вы всецело мо-жете положиться!

— Да будет так, — прошептал Кассио. — Я иду готовить корабль и команду.

— А я буду с нетерпением ждать вас, — сказала Мефрес.

Лишь только за наследником закрылась дверь, королева вызвала двоих слуг, му-жчину и женщину. Оба были одеты в ливреи и оба уже были мефреситами. Мужчи-на запер дверь и встал около нее. Королева сняла с себя синее платье, и его наде-ла мефреситка, и лицом, и фигурой похожая на королеву. Сама же Мефрес облачи-лась в глухой облегающий черный костюм, а на лицо надело маску.

Затем она достала корзину для белья. В корзине обнаружилось двойное дно. От-туда Мефрес извлекла оружие и нехитрый грим. Таким образом, за пять минут пос-ле ухода Кассио она превратилась из стигийской королевы в лазутчика-профессио-нала. Мефрес гибко скользнула к окну, а еще спустя пару мгновений ее в палате уже не было.

* * *

рошло совсем немного времени, прежде чем черный человек возник в сумрачном

коридоре дворцового каземата. Он двигался совершенно бесшумно. В правой ру-ке его имелась палка, напоминающая посох.

Так он достиг искомой камеры. У тяжелой железной двери стояли два охранни-ка. Оба бодрствовали. Хотя это было и не положено, стражники горячо обсуждали события прошедшего дня и текущей ночи. Но даже если бы они обладали чутьем леопардов, они вряд ли приметили бы черного человека в трех шагах от себя; тот как будто слился со стеной.

Черный человек достал какой-то шарик и зарядил его в трубку-посох. Затем по-днес другой конец трубки ко рту, нацелил ее на одного из стражников и сделал рез-кий выдох. Раздался едва слышный хлопок. Стражник судорожно вдохнул и стал медленно оседать на землю.

Второй стражник ахнул и наклонился к первому, чтобы узнать, какая беда с тем приключилась. Но раньше, чем он успел хоть что-нибудь сообразить, другой шарик разорвался у его лица. И второй стражник упал рядом с первым.

Тогда черный человек спрятал трубку за спину, отделился от стены и, задержав дыхание, скользнул к двери. Он был обучен долго задерживать дыхание. Впрочем, ключи от камеры он отыскал довольно быстро.

Когда скрипнула дверь, лежащий на нарах человек встрепенулся. Узрев зловещий силуэт, точно сотканный из первородной тьмы, граф Молинарио в ужасе вскрикнул:

— Кто ты? И что тебе нужно?

Черный человек аккуратно притворил дверь и снял маску.

— Вы узнаете меня, Ваша Светлость? — почтительно прошептал он.

— О, Митра! — ахнул бывший министр, и новая надежда зажглась в его уже от-чаявшемся сердце.— Хамсин, друг мой! Вы пришли, чтобы спасти меня? О, так спа-сите же! Знайте, что меня оклеветали! Это все подстроила королева Мефрес, я уверен!

Вдруг черный человек сорвал густые брови, лицо его странно преобразилось, и он изменившимся голосом промолвил:

— И вы тут совершенно правы, граф. Брат Генеш сыграл роль жреца, а брат Га-тасис — вашу роль. Ну а я, как вы изволили догадаться, срежиссировала для нашего дорогого принца Кассио этот скромный спектакль. И сыграю маленькую, но нема-ловажную роль под занавес…

Молинарио издал вопль отчаяния.

— Никого не вините, кроме самого себя, ленивый кот, — с усмешкой прибавила Мефрес. — Вам, первому министру короля, считающего свою страну цивилизован-ной, следовало знать, что Хамсин — это не имя человека. Хамсин — название жгу-чего ветра, дующего в жаркие времена из самых глубин стигийской пустыни; люди говорят, из пучин преисподних…

Последние слова были произнесены ею зловещим и недвусмысленным тоном. Сил Молинарио хватило лишь, чтобы закрыть на миг глаза и простонать:

— Изыди, демоница…

Левой рукой Мефрес сняла черную перчатку с правой кисти. Под убранной перчат-кой оказалась другая, с тыльной стороны покрытая какой-то зеленистой и поблески-вающей мазью весьма мерзостного вида. Молинарио с трепетом смотрел на эту руку, и его угасающий разум был не в состоянии предугадать, что это может быть такое…

— Ну, вот и занавес, — улыбнулась Мефрес. — Добро пожаловать в клуб жертв стигийской черной магии, светлейший граф!

С этими словами она резко приложила руку к груди злосчастного министра. Мо-линарио издал сдавленный вопль, глаза его выкатились из орбит, и он затих. Меф-рес отняла руку. На груди графа осталась черная отметина в виде ладони с расто-пыренными пальцами. Кислота прожгла одежду, кожу и мясо, достав до самых ре-бер человека.

Мефрес снова надела верхнюю перчатку, отворила дверь и вышла из камеры. Она заперла камеру, как было до ее прихода, затем вложила ключи в карман стра-жника, откуда их брала. Стражники оставались без сознания, хотя запах, уложивший их, уже развеялся. Мефрес знала, что через десять, самое большее, двадцать минут они очухаются.

А ей тут больше делать было нечего.

Когда принц Кассио вернулся в ее опочивальню, сама королева Мефрес уже жда-ла его в платье цвета морской волны и в синем, под тон платью, хепереше.

* * *

огодите, Ваше Величество, я должен проститься с женой и сыном, — вспом-

нил Кассио.

— Я хотела бы увидеть их, если вы не возражаете. Вы ведь так и не успели пред-ставить их мне, — сказала Мефрес.

Наследник кивнул, и они вместе прошли в покои принцессы Лидии. Приближа-лся рассвет, но Лидия еще спала. Это была пригожая девушка, толстощекая, как ее муж, с пухленькими алыми губами, правильным носиком и кудрявыми завитками каштановых волос.

Кассио нежно пробудил ее. Он не мог заметить взгляд, вонзенный в его жену ко-ролевой Мефрес. Таких женщин, как эта, Мефрес искренне презирала. Если мужчи-ны варварских племен еще сходили за говорящих червей, то подобные Лидии жен-щины были, по мнению Мефрес, не более чем амебами — хилыми, мягкими, без-мозглыми и ни на что не годными, кроме произведения потомства. А еще, на при-манки для тех самых говорящих червей.

— Кассио… — томно прошептала принцесса.

— Милая, я уезжаю к отцу. Пришел проститься. Я скоро вернусь.

Лидия еще не отошла ото сна и томно улыбнулась.

— К отцу… Передай ему привет от меня.

— Ну, спи, милая.

Принц с любовью поцеловал жену в пухленькие губки. Лидия еще раз улыбну-лась и так, с улыбкой, заснула.

— Ваша супруга такая красавица, — тихо, чтобы не потревожить сон принцессы, промолвила Мефрес. — Должно быть, все аргосские кавалеры завидуют Вашему Вы-сочеству.

— О да, — улыбнулся Кассио. — Пойдемте, я покажу вам сына.

Они прошли в смежную комнату, где на благоухающем ложе спал маленький Фа-био. Наследник подошел к ложу, протянул руку к каштановым кудрям… Рука так и застыла в воздухе, затем Кассио опустил ее.

— Нет, не могу, — прошептал он.

Мефрес поймала его взгляд, обращенный к сыну. Это был взгляд, полный глу-бокой любви и искреннего обожания. Так поняла она: Фабио — самое дорогое, что у Кассио есть, дороже отца, жены, власти и державы, вместе взятых… Граф Троцеро был прав, подумала она: мальчик очень красив.

— Пусть спит. Я обещаю и клянусь, вы скоро вновь его увидите, мой принц.

* * *

официальном порту их уже ждала галера. Для весельного судна она была очень

большая, очень узкая и очень длинная. Весла представляли собой огромные дос-ки, расширяющиеся к внешнему концу, и на каждом весле сидели по пять человек. Весел было по пятнадцать с той и другой стороны. На местах гребцов сидели не ра-бы, а крепкие воины в армейских мундирах. На полуюте размещалась изящная дву-хэтажная жилая надстройка. На полубаке стояла катапульта весьма внушительного вида, а таран был выполнен в виде остроконечного бронзового шипа. На галере име-лась одна мачта с единственным огромным треугольным парусом.

— Это настоящее произведение искусства,— произнесла Мефрес, оценив корабль. — Никогда не видела ничего подобного.

— Галера называется «Резвый дельфин», — с гордостью отметил Кассио. — Это секретная работа наших мастеров. На испытаниях в акватории Мессантии «Дельфин» показывал скорость вдвое большую, чем у обычных галер. Что уж говорить о непо-воротливых караках и галеонах! Помимо полутора сотен гребцов, она может принять на борт до полутысячи воинов. Но мы возьмем триста, чтобы не проиграть в скорос-ти. Я полагаю, на этой галере мы достигнем Бараха всего за три часа.

Да, пожалуй, такая штучка мне пригодится, подумала Мефрес. Дельфин сей рез-вый будет даже побыстрее моего фрегата. Кто бы мог подумать: аргосские варвары сотворили судно, и более изящное, и более стремительное, нежели потомки вели-ких атлантов!

Вслух она сказала, с некоторой озабоченностью в голосе:

— Отдаю должное аргосским мастерам. Но не кажется ли вам, принц, что это судно, выигрывая в скорости, проигрывает в устойчивости? Любая буря, да что буря, сколь-нибудь сильная волна опрокинет его.

Наследник нахмурился.

— Вы полагаете, галера плохо сбалансирована?

— Для плавания в реке и вблизи берега — достаточно. Но посмотрите, как длин-на она и как узка. И представьте себе бушующее открытое море… Вы меня понимаете?

Кассио угрюмо кивнул. Мефрес и в кораблях разбиралась превосходно. Она от-метила то, что ему вовсе не пришло в голову. Однако гребцы уже сидели на веслах, вооруженные гвардейцы размещались на верхней палубе и, главное, время неумоли-мо работало против его отца… Наследник махнул рукой, точно отсекая себе путь к отступлению.

— Я обязан рискнуть, Ваше Величество. Иначе мы не поспеем на Барах к полудню.

— А если боги Океана выступят не на вашей стороне?

— Пресветлый Митра не оставит меня, — вздохнул принц и добавил: — Вы, если не хотите плыть на этой галере, можете следовать на своей каравелле. И посмот-рим, кто придет быстрее!

Мефрес надменно усмехнулась.

— Как вы могли подумать, что я брошу вас, Кассио! Я всего лишь хотела убеди-ться, что вы представляете себе все опасности предстоящего плавания. А меня они не страшат. Как я уже вам говорила, дочь Стигии и Атлаи боится лишь гнева высо-ких богов. Вот вам моя рука, наследник!

Кассио тепло улыбнулся и крепко, по-мужски, пожал руку отважной женщине.

— Да будут благосклонны к нам высокие боги, — прошептал он, и Мефрес с от-крытой душой присоединилась к его молитве.

Наследник попрощался с маршалом Аркадио. Старый воин стоял угрюмый, и лишь военная выучка удерживала его от слез.

— Мой добрый друг, — отбросив всякие условности, сказал маршалу принц, — ты держал меня на коленях, я знаю тебя с детских лет. Мы никогда не расставались надолго. Я уезжаю. Надеюсь, что скоро вернусь с королем, моим отцом. Пока меня не будет в Аргосе, власть останется в твоих руках. Береги державу, Аркадио!

— Клянусь в этом святым именем Митры, мой принц, — недрогнувшим голосом заверил Аркадио.

Как эти жалкие варвары падки до трогательных мелодраматических сцен, поду-мала Мефрес, — и как, должно быть, кривятся и потешаются высокие боги, глядя на них!

Внезапно к гавани со стороны дворца примчалась кавалькада конников. Старший соскочил с лошади, поклонился наследнику и доложил:

— Ваше Высочество! Граф Молинарио мертв!

Ну наконец-то, с облегчением вздохнула Мефрес. Чуть не опоздали с этой важ-ной вестью. Интересно, что тому виной: нерасторопность аргосских служак или из-лишняя доза усыпляющей смеси?

— Что?! Как это мертв?

— Он мертв, Ваше Высочество! Охранники ничего не помнят. А когда очухались, Молинарио был уже мертв, — гвардеец понизил голос и придвинулся к принцу. — Ключи на месте, дверь в камеру никто не отворял, а на груди графа… на груди гра-фа… вы не поверите, Ваше Высочество… черная пятерня!

— О, Митра! — с трепетом воскликнул впечатлительный принц. — Колдовство, не иначе! Королева, слышавшая весь этот разговор, побледнела.

— Скажи мне, воин, других ран на теле не было?

Гвардеец поклонился ей.

— Никак нет, Ваше Величество. Только черная пятерня на груди!

— Тогда вы правы, к сожалению, мой принц, — сказала Мефрес. — Это черное колдовство жрецов Сета. Оно так и называется: «Черная ладонь Сета».[9] Значит, тот чародей, чей разговор с Молинарио вы слышали, еще не покинул город. Возмо-жно даже, он во дворце. Прознав о разоблачении изменника, жрец прибег к своим нечистым чарам, чтобы проникнуть в темницу и навсегда заткнуть рот своему прис-лужнику Молинарио.

— О, какой же я кретин! — ударил себя по лбу Кассио. — Я должен был учинить строгий допрос изменника немедленно, а не отправлять его в темницу!

— Я прикажу обыскать весь дворец, — сказал Аркадио.

— Нет! Весь город, всю Мессантию! — воскликнул наследник.— Злобный чародей должен быть найден и уничтожен!

Долго же вам придется его искать, мысленно усмехнулась королева. Потому что вы, варвары, не видите дальше собственного носа.

— Мы обыщем весь город, — обещал маршал и спросил у старшего гвардейца: — У вас все?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство. Морская управа докладывает, что наши сторожевики обнаружили покинутый карак…

И это очень кстати, мысленно усмехнулась Мефрес. Высокие боги благоволят мне!

— …Уцелела лишь одна девочка, зингарка. Она говорит, карак направлялся в Ту-лино, во владения Вашего Высочества…

— О, Сет и Митра! Да это же тот самый корабль, который вез с Бараха несчаст-ных зингарцев! И что случилось с ним?

Гвардеец понурил голову, избегая глядеть в сияющие глаза стигийской королевы.

— Это опять жрецы Сета, Ваше Величество. Они прибыли на быстроходной чер-ной галере, напали на карак, перебили людей принца, схватили зингарцев и увез-ли. Той девчонке удалось спрятаться, и она чудом спаслась. Жрецы осквернили на-ши флаги, а на палубе начертали какие-то знаки на своем проклятом языке…

Жаль, что ваше племя не разбирает стигийский, подумала Мефрес. Иначе исто-рия выглядела бы еще более впечатляющей…

— Это ужасно, — прошептала королева. — Воистину, в сердцах жрецов таятся бездны Зла! Сторонники войны ни перед чем не останавливаются, чтобы вновь пос-сорить наши страны!

Кассио и Аркадио стояли багровые от гнева и возмущения. Положа руку на свое безжалостное сердце, Мефрес не позавидовала бы любому, в ком эти люди заподо-зрят мага и жреца Сета!

— Так вот я скажу, — свирепым голосом сказал наследник, — у них не выйдет ничего! Пусть злые чары помешали моему отцу поставить подпись под нашим дого-вором, но, клянусь Митрой, более никто и ничто не разрушит мир и дружбу Стигии и Аргоса!

— Я в вас не ошиблась, мой благородный принц… — промолвила Мефрес. — Скажи, воин, где эта несчастная девочка?

Она словно не видела, что юная Ткаифи, блестяще сыгравшая отведенную ей королевой роль, сидит на одном из скакунов позади дородного гвардейца и неловко жмурится на восходящее солнце.

— Да вот она, эта зингарка, — указал аргосский воин.

— Я хочу взять эту девочку под свое покровительство. Ваше Высочество не будет возражать, если мои слуги Генеш и Сентес останутся в Мессантии, в моих покоях во дворце, и позаботятся о бедняжке?

— Конечно же, нет! — воскликнул Кассио и подумал: у этой женщины еще и добрая, сострадательная душа.

Королева подозвала Сентеса и сказала ему несколько слов по-стигийски. Тот покорно кивнул. Затем мастер Сентес вскочил на подведенного ему коня, подсадил впереди себя Ткаифи и ускакал к королевскому дворцу.

Несмотря на все эти непредвиденные задержки, галера «Резвый дельфин» вышла в море за пять часов до полудня. Таким образом, принц Кассио спешил на выручку своему отцу, имея некоторый запас времени.

А за четыре часа до полудня из гавани Мессантии вышла небольшая бригантина под зеленым флагом Пелиштии. На полубаке стоял, скрестя руки на груди, черно-бородый шемит, купец, владелец корабля. Однако, выйдя в открытое море, бриган-тина взяла курс не на юго-восток, в сторону Асгалуна, а на северо-запад, к Бараху. В единственной каюте сидела сестра Ткаифи, а подле юной мефреситки стоял не-большой ящик из-под пряностей, и она как раз просверливала в этом ящике дырочки для дыхания.

В это самое время в королевском дворце в Мессантии ревела навзрыд принцесса Лидия, несчастная супруга принца Кассио, перепуганные придворные дамы утешали ее, бледные гвардейцы, наводнившие дворец, заглядывали в каждый угол, а мар-шал Аркадио рвал на себе волосы; он со стыда сам лишил бы себя жизни, если бы не клятва беречь Аргос, данная им наследнику.

Еще во дворце находились чиновники дипломатического ведомства, сведущие в стигийской храмовой грамоте. Они разбирали змеящиеся каракули, выведенные чер-ной охрой на стене у изголовья пустой постели королевского внука.

19. Плен.

ысокие боги вняли молитвам спешащих. Галера «Резвый дельфин» прибыла в

гавань Джосериона даже не за три часа, как предполагал аргосский наследник,

а за два с половиной. В огромной бухте стояли стигийские суда, и черной гро-мадой возвышался среди них корпус флагманского фрегата. Глядя на него, аргос-ские гвардейцы не могли скрыть тревогу.

Тревожно было и на душе у принца Кассио. Вчера сюда ушли пять аргосских ко-раблей — сейчас в бухте не было ни одного из них. Кассио сказал об этом Мефрес: не может ли случиться так, что Барах уже под властью мятежников? Та невозмутимо ответила: вряд ли, ибо не видно никаких следов борьбы, а преданные королеве во-ины ни за что бы не отдали Барах без боя. К тому же, добавила она, у нас все рав-но нет выбора. Мы должны подняться на фрегат и прояснить ситуацию, какой бы она ни была. Кассио признал мудрость ее слов и в очередной раз отдал должное бесстрашию этой женщины.

С виду в гавани царило спокойствие. Люди занимались своими делами: матросы драили палубы кораблей, солдаты упражнялись в стрельбе из луков, в самом Джо-серионе шли какие-то строительные работы. На диковинную аргосскую галеру, быс-тро и дерзко вплывающую в бухту, почти не обращали внимания. Лишь на некото-рых кораблях вахтенные и офицеры, завидев синий хепереш королевы, низко кланя-лись и отдавали ей честь. В ответ на вопросы Кассио Мефрес заявляла, что стигий-цы ведут себя так, как и должны вести.

«Резвый дельфин» причалил к фрегату. Спустили широкий трап. Кассио хотел послать вперед отряд своих гвардейцев, однако Мефрес убедила его в неразумности этого шага. Мы не должны показывать свой страх, сказала она, и демонстрировать осведомленность о намерениях заговорщиков. Мы должны застать их врасплох. И вообще аргосская стража не имеет права ступать на борт стигийского флагмана пре-жде стигийской владычицы.

Итак, первой на фрегат поднялась сама королева Мефрес. Ее уже ждали князь Ронтакис и адмирал Ратмес. Без слов, по одному лишь выражению лица иерарха, Мефрес поняла: все ее повеления исполнены наилучшим образом. Воистину, поду-мала она, мои слуги достойны меня!

Чего нельзя было сказать о слугах Мило.

Следом за стигийской королевой на борт черной громадины взошли аргосцы: принц Кассио, капитан галеры, гвардейский генерал и еще три десятка его подчи-ненных в полном вооружении. Не дожидаясь вопросов наследника, князь Ронтакис заявил: — Ваш отец здоров и ждет вас, Ваше Высочество! Но к чему такой внушите-льный эскорт?

Просияв, Кассио подошел к Ронтакису и переспросил:

— Король здоров, вы говорите?

— Да, Ваше Высочество. Учёный Паксимен вылечил его. Благодарите нашу ве-ликую и добросердечную королеву.

Впечатлительный наследник расплакался и, пав на колени, облобызал руку Ме-фрес. Остальные аргосцы, плотно сжав губы, отвернулись от этого зрелища.

— Вы не ответили мне, принц, — сказал Ронтакис. — Что с вами случилось? Почему вы явились на Барах, да с целой армией?

— Не бередите душу принца, князь, — проговорила Мефрес, — и не задавайте лишних вопросов. Я сама вам всё расскажу, но это случится позже. Сейчас самое главное — увидеть короля живым и здоровым. Проводите нас к нему.

— Повинуюсь, Ваше Величество.

— Я думаю, ваши люди могут возвращаться на галеру, — сухо заметила Мефрес наследнику. — Как видите, здесь все спокойно. В князе Ронтакисе я уверена, как в самой себе.

— Но, Ваше Высочество… — начал гвардейский генерал.

Кассио перебил его:—Делайте так, как сказала королева Стигийская. Еще не хвата-ло, чтобы из-за вас у меня возникали проблемы. Любой бы на ее месте возражал, чтобы по королевскому флагману шастали вооруженные гвардейцы другой державы!

Мефрес одарила его теплым взглядом: это была благодарность за понимание.

— Маршал Аркадио велел нам повсюду сопровождать Ваше Высочество, — осме-лился возразить капитан «Резвого дельфина».

Наследник гневно нахмурил брови.

— Здесь командует не маршал Аркадио! И не я! Если Ее Святейшее Величество не желает видеть вас на борту своего корабля, значит, вас тут быть не должно. А если вы будете упорствовать, сударь, мне также придется уйти с вами, и я не увижу сво-его отца короля! Ступайте на галеру и не смейте больше мне перечить! Ждите меня там.

— Мы повинуемся, Ваше Высочество, — печально молвил капитан.

Убедившись, что аргосцы и в самом деле возвращаются на галеру, Кассио и Ме-фрес в сопровождении Ронтакиса направились в апартаменты медикуса.

Король Мило лежал на небольшой кровати, а рядом, за столом, сидел и пере-мешивал какие-то жидкости сам Паксимен. Королева представила его наследнику. Кассио, едва взглянув на Паксимена, бросился к своему отцу.

— Что с ним? — воскликнул принц. — Он без сознания?

Паксимен что-то ответил, и Ронтакис перевел на аргосский:

— Ваш отец спит. Вы можете его разбудить и поговорить с ним.

Не веря, что это в самом деле возможно, наследник уточнил: — Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — подтвердил князь.

Кассио осторожно прикоснулся к руке отца.

— Смелее, Ваше Высочество, — сказал Ронтакис. — Ваш отец в полном здравии.

Принц, пробуждающий своего отца, не мог видеть, как иерарх и королева мно-гозначительно переглянулись.

Вот Мило хрюкнул и открыл глаза. Они смотрели на Кассио как-то необычно.

— Отец, ты видишь меня? Слышишь?!

К изумлению сына, Мило вдруг резко сел и обнял его.

— Кассио! Во имя Митры, это ты! А чего ты тут делаешь?

— Я приехал к тебе! Тебя хотели убить!

Мило улыбнулся в бороду.

— Дурачок! Меня никто не хочет убить. Меня вылечили! На, смотри!

Неожиданно для всех аргосский король извлек из кафтана… цветок желтого лото-са! И поднес его к носу! И сделал крепкий вдох! И ничего не случилось.

— Я не верю своим глазам… — прошептал Кассио. — Ты здоров!

— Ага, — кивнул Мило. — Меня вылечил этот кудесник.

Пухлая рука монарха указывала на Паксимена. Тот смущенно улыбался.

Кассио обвел глазами палату. Мефрес и Ронтакис стояли друг подле друга и де-ликатно помалкивали. Наследник встал с ложа отца и подошел к ним. На щеках молодого принца блестели слезы благодарности. А слов у него уже не было.

Мефрес с понимающей улыбкой кивнула ему и подошла к Мило.

— Я рада видеть Ваше Величество в добром здравии.

Дальнейшее удивило. Удивило, по крайней мере, одного человека — принца Кассио. Аргосский король почесал бороду, кивнул и сказал:

— Благодарствую на добром слове. А ты сама кто будешь, красавица?

— Вы не помните меня, Ваше Величество?

— Не-а,— покачал головой Мило.— Ты из здешних или с сыном моим приехала?

— Что все это значит, князь?! — грозно вопросила Мефрес.

Медикусу она этот вопрос не задавала, потому что ее нареченный отец, будучи идеальным и незаменимым исполнителем ее замыслов за сценой, играть на пуб-лику не любил.

— Его Величество скоро все и всех вспомнит, — заверил Ронтакис на чистом ар-госском. — Чтобы спасти короля, Паксимену пришлось провести усиленное лечение. Вы видите побочные эффекты.

— Вы хотите сказать, мой отец не в себе? — со страхом спросил Кассио.

— Отнюдь, Ваше Высочество. Вы сами видите, он в добром здравии. Спросите его о чем-нибудь и убедитесь.

— Отец, скажи, где Ариостро?

Мило хохотнул, точно его первенец сказал что-то смешное.

— Как где? В Мессантии, где ж ему еще быть!

Ронтакис пояснил: — Его Величество, когда пришел в себя, отправил юного принца домой. Сказать, что здесь все хорошо. Вы, вероятно, разминулись с ним.

— Вероятно… — протянул Кассио.

Ронтакис поймал бессловесный приказ Мефрес и, легко поклонившись аргосцам, заявил: — Я вынужден оставить вас. У первого советника королевы много неотлож-ных дел.

— Да, конечно, — рассеянно кивнул принц. — Благодарю вас, сиятельный князь.

От его внимания не ускользнул тот факт, что отец за все время ни разу не взгля-нул на Ронтакиса. Но как интерпретировать этот факт, Кассио не имел ни малейше-го представления. Пока. И отец необычно молчалив, сам на себя не похож стал. Последствия успешного лечения?.. Им, наверное, виднее.

— Я хочу поговорить с вами о делах, — сказала Мефрес.

Повинуясь ее повелительному жесту, Паксимен также вышел из палаты. Они остались втроем: Мило, сам на себя не похожий; Кассио, обрадованный, удивлен-ный и озабоченный одновременно; и Мефрес, как всегда, решительная, уверенная в себе, управляющая всем, что есть и что будет.

— Вы видите, мой принц: всё устроилось к лучшему. Ваш отец здоров, мятежни-ки разоблачены, и мои подданные остаются верны мне. Вы довольны?

— Нет слов, чтобы выразить мою признательность Вашему Величеству! Но мой отец… Он никогда таким не был.

Прекрасная королева подарила ему сочувственную улыбку.

— Вы не должны строго судить его. Он пережил тяжкий недуг. Вспомните: да-веча в это самое время мы не знали, выживет ли он! А теперь король здоров! Совер-шенно здоров! Князь Ронтакис не стал бы вам лгать. Ваш отец придет в норму, со временем.

— И что же делать мне теперь?

— Молиться своим богам!!

Этот голос не принадлежал ни королеве Мефрес, ни, тем более, королю Мило. В палату вдруг ворвались шестеро, облаченные в черное — точь-в-точь, как ночной убийца графа Молинарио. Пятеро держали небольшие арбалеты со взведенными стре-лами, а шестой, предводитель, глумливо ухмылялся из-под черного капюшона.

— Анеф! — гневно воскликнула королева. — Что все это значит?

— Ваша правление подошло к концу, Святейшее Величество! — вызывающе рас-смеялся Анеф. — Ни с места, или наши стрелы утыкают вашу красивую грудь! Нас-чет стрел и вас касается, варвары!

— О, боги! — простонала Мефрес, на ней не было лица. — Все-таки измена…

Король Мило недоуменно щурился на стигийских изменников. Он спросил у сына:

— Кто эти люди, Кассио?

Тот, потрясенный, молчал, в ужасе глядя на острия арбалетных стрел. За Кассио по-аргосски ответил Анеф: — Мы — сыны Стигии, слуги слуг Вечного Отца…

— Слуги жрецов! Жрецы! Опять проклятые жрецы… — простонала Мефрес.

— Молчать! — рявкнул Анеф. — Именем Сета мы низлагаем тебя. Ты больше не королева. Мои люди отведут тебя в темницу. Ступай же, если не хочешь умереть на этом месте!

— Нет! — прорезался голос у Кассио. — Что вы хотите с нею сделать?

— То же, что и с тобой, и с твоим безумным старикашкой,— зловеще промолвил вожак.

Подгоняемая мятежниками, Мефрес двинулась к выходу. Но ее остановили и стянули руки за спиной прочным ремнем. Наследник смотрел на весь этот ужас и не верил, что он происходит наяву. Мефрес переступила порог и обернулась к Кассио. В изумительных кошачьих глазах стояли слезы.

— Простите меня за все, если сможете, принц, — прошептала она.

Анеф расхохотался.

— Какая вдруг любовь! Клянусь всеми шестью щупальцами Сета, ты еще зап-латишь за дружбу с презренными варварами! Увести ее!

Когда за Мефрес затворилась дверь, Анеф протянул Мило пергаментный лист и перо.

— Будьте любезны, подпишите, Ваше Величество, — с ласковостью убийцы про-изнес он.

— А что это? — деловито осведомился старик.

— Это список заговорщиков и приказ немедленно казнить их.

Кассио выхватил из рук отца пергамент. Голова у принца сразу пошла кругом от обилия высоких имен.

— О, Митра! — в смятении воскликнул он. — Да тут половина нашей знати, ге-нералы и капитаны…

— Точно, — ухмыльнулся Анеф. — Эти люди заговорщики. Все они наверняка злоумышляли против Сета и его верных слуг.

— Отец! Ради Митры, не подписывай этот приказ!

Мило нахохлился: — А я и не собираюсь. Кто вы такие, чтобы указывать мне?

Сердце Кассио вспыхнуло радостью. Он узнавал прежнего отца. Хотя и догады-вался, что стигийские мятежники не шутки станут с ними тут шутить…

— У тебя нет выбора, старик, — с прежней ласковостью заявил Анеф. — Подпи-ши, или мы убьем твоего перворожденного сына.

В доказательство этих слов все арбалеты нацелились на Кассио.

— Не подписывай, отец, — сказал принц. — Если ты подпишешь, эти люди по-губят Аргос. Они уже сделали немало зла. Молинарио был их человек, и они же убили его, когда министр-изменник был разоблачен мною. Моя жизнь не стоит це-лой державы.

— Как трогательно! — рассмеялся главарь мятежников. — Ну, подписывай, Мило, или сыну твоему конец!

Король Мило взял в руку перо, а затем быстро разорвал пергамент. Похоже, Анеф этого не ожидал.

— Если вы убьете моего сына, я тогда тем более не подпишу, — спокойно вы-молвил старый король.

Кассио ликовал. Вот это был его отец! Мудрый и великий даже под страхом смерти. Анеф, впрочем, быстро оправился от изумления, ухмыльнулся и скрестил руки на груди.

— Ну что ж, мы готовы немного обождать. Мы напишем новый пергамент. А вы тем временем познакомитесь с нашими мастерами пыточного искусства. Клянусь Се-том, очень скоро вы заговорите иначе!

— Нет! — в отчаянии воскликнул наследник. — Не трогайте отца, ублюдки!

— Взять их! — приказал Анеф. — В трюм, в темницу!

* * *

ем временем завершалось истребление людей на галере «Резвый дельфин». Ата-

ка с фрегата была внезапной. Людям показалось, что шары на них падают пря-мо с неба. Мгновением спустя шары лопались, сизый удушливый дым вырывался на свободу, и сотни аргосцев, лучшие из лучших, задыхались в нем. Газ был тяжелее воздуха. Он быстро убивал находящихся на галере, но не причинял никакого вреда стигийцам на фрегате.

Зрелище было впечатляющим. Люди умирали за мгновения. Единицам удавалось выпрыгнуть за борт, но и там их участь была предрешена…

Королева Мефрес наблюдала это представление с капитанского мостика фрегата. Рядом стояли князь Ронтакис и новый командующих флотом адмирал Ратмес. Лица этих двух мужчин не показывали роковой слабости, из-за которой принужден был расстаться с жизнью адмирал Ксептах.

Скоро все было кончено. Газ убил четыре с лишним сотни человек. А тех, кто искал спасения в воде, добили лучники.

— Очень хороший газ, — отметила королева Мефрес.— Паксимен превзошел сам себя. А много ли осталось таких шаров?

— Совсем мало, Ваше Величество, — доложил адмирал Ратмес. — Десять шаров ушли на эту галеру и тридцать — на те пять, что прибыли ранее.

— Я предписал наместнику Псамитеку обеспечить изготовление шаров, — сооб-щил Ронтакис. — Но газа для их наполнения все равно не хватит.

— Мой медикус приготовит еще, — кивнула королева.

— Он воистину великий маг, — покачал головой князь.

— Он не маг.

— Но он вылечил старика Мило! Я считал, что это невозможно.

— Паксимен вырастил меня, он не знает таких слов!.. Как быстро этот газ рас-сеется?

— Паксимен говорил, через десять минут, — ответил Ратмес. — Но мы, на вся-кий случай, ждали двадцать. Я имею в виду, с теми пятью галерами.

— Пусть мертвецов разденут. Мне нужны аргосские мундиры. Они не постра-дали, верно?

— Так точно, Ваше Величество.

— Вот и чудесно. Насчет же тел — сперва спроси у Паксимена, не нужны ли ему для опытов.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

Адмирал Ратмес ушел исполнять приказ. Королева Мефрес сказала:

— Вы поглядите, князь, какая чудная галера! Во всем мире нет быстрее судна. От Мессантии до Бараха — менее чем за три часа!

Ронтакис согласился с ее мнением. Затем они обсудили сценарии следующих сцен и внесли в эти сценарии заключительные ремарки.

Вскоре появился командор Анеф. Поднявшись на мостик, он поклонился коро-леве и своему иерарху.

— Мило порвал приказ. Я отправил их по камерам и пригрозил пыткой.

Мефрес кивнула.

— Ты все сделал правильно. Пусть обоих постращают, но уродовать не надо. Поаккуратнее со стариком. Мой медикус спасал его не для того, чтобы король Ар-госа умер по ошибке палача.

— У нас здесь подбирается приятная компания, — усмехнулся в седые усы Рон-такис. — Король, два принца, пуантенский граф, зингарский маркиз и сестра гер-цога Родриго. А утром снова явился барон Васкес, посланник герцога Кордавы.

— И то не все, — улыбнулась Мефрес. — Самый ценный экземпляр нашей кол-лекции должен прибыть к вечеру с сестрой Ткаифи. Я очень довольна этой девоч-кой, мой иерарх. Она напоминает меня в детстве.

— Позволю себе не согласиться с вами, госпожа, — лукаво заметил Ронтакис. — Вы неповторимы!

— И все же. Обратите на нее особое внимание. Если как следует обучить Ткаи-фи, она одна будет стоить тысячи гвардейцев. И поскорее: Ткаифи нет и десяти, а пустоголовые варвары никогда не ждут подвоха от смазливых малолеток.

— Я понял, Ваше Величество. Что делать с кордавским посланником?

Королева вздохнула.

— Хорошо, я приму его, хотя мечтаю отдохнуть… Анеф, через час приведи зин-гарца в тронный зал. Под стражей. Ступай, сейчас займись аргосцами. И помни: стращай, но не уродуй!

Королевский секретарь ушел вниз. Мефрес красиво улыбнулась и сказала Ронта-кису: — Ну что, мой иерарх, вот я сыграла благовоспитанную, вежливую кошку, но не пора ли показать зингарским пташкам когти?

Старый лис хитро блеснул молодыми глазами.

— Самое время, моя блистательная госпожа!

* * *

грюмые люди в черных хитонах безмолвно втащили кордавского посланника в

тронный зал. Дорогой камзол барона Васкеса был порван на плечах и на груди. Оружие, шляпу и все дипломатические документы у него отобрали. Не проявляя ни малейшего уважения к его статусу, стигийцы грубо бросили посланника на колени перед троном.

Зингарец огляделся. Это был как будто другой зал и другой трон. Золотые све-тильники не горели. Зловеще-молчаливые люди стояли по периметру зала, и в ру-ках их чадили багровые факелы. Мертвенный свет разливался по чертогу. Высокий трон проступал из полумрака. На троне восседал человек в черном плаще с черным, надвинутым на глаза, капюшоном. На плаще извивались тканые золотом змеи.

Барон Васкес попытался заглянуть под капюшон, но лицо человека на троне скры-вала тень. Посланнику было не по себе. Антураж зала полностью соответствовал самым безнадежным представлениям хайборийцев о зловещих обрядах Сета. Васкес ощущал себя жертвой, приведенной для заклания. Все молчали, слышался лишь треск огня, и оттого становилось еще более жутко. Чувствуя, что никто его не удер-живает, посланник попытался подняться с колен…

В этот момент человек на троне вскинул голову.

— На колени, презренный! — раздался пронзительный шепот.

Васкес увидел королеву — если то взаправду была она. Из-под черного капю-шона на него смотрело резкое и хищное лицо. Ярко накрашенные кроваво-алым губы были плотно сжаты, а в огромных глазах, подведенных черной сурьмой, пля-сали багровые отсветы факелов. Васкес с трепетом отшатнулся. То, что он услы-шал, было сказано на чистейшем зингарском языке.

— Ваше Величество?..

Кровавые уста разжались, и, также на зингарском, проговорили:

— Как ты осмелился явиться вновь ко мне, презренный? Твое бесстыдство может сравниться лишь с твоей глупостью.

Барон понял, что его не собираются убивать сразу, и принялся отчаянно сражать-ся за свою жизнь.

— Я в точности исполнил прежние договоренности! Я привез проект мирного до-говора Стигии и Кордавы. Мой герцог…

— Твой герцог — вор и предатель! А ты — не посланник его, но лазутчик!

Васкес похолодел: — Я не понимаю…

Мефрес на троне рассмеялась недобрым, жестоким смехом.

— Не пытайся казаться дурнее, чем ты есть, зингарский варвар! Третьего дня в Мессантии на меня было совершено покушение. От смерти меня спасло лишь засту-пничество высоких богов. Негодяй был зингарцем, подсылом твоего герцога. Арго-сцы это доказали. Родриго Кордавский хотел меня убить.

— О, Митра! — в ужасе вскричал посланник; он был уверен, что герцог Родриго не причастен к покушению и что это покушение — провокация аргосцев или, скорее, самих стигийцев, но сомневался в том, сумеет ли оправдаться перед Мефрес, захо-чет ли она слушать его оправдания. — Клянусь вам, презренные аргосцы оклеветали моего господина! Они предатели и негодяи, это известно всем!

— Слова, только слова, — с неповторимой интонацией протянула стигийская ко-ролева. — Ты человек моего врага, барон.

То, что его назвали сначала презренным лазутчиком, затем варваром, а теперь бароном, показалось Васкесу недурственным предзнаменованием. Сглотнув, барон задал главный и, возможно, единственный в его положении вопрос:

— Что я должен сделать, Ваше Величество?

— Твоему герцогу надлежит признать себя моим вассалом, — без обиняков зая-вила Мефрес. — Иначе завтра мой флот учинит морскую блокаду Кордавы, послеза-втра я объявлю Родриго войну и сожгу его корабли, через два дня в Кордаве вспых-нет бунт, а через три в столицу въедет новая герцогиня. Она уже признала меня своим сувереном, полюбуйся.

Возникший откуда-то человек в черном всучил посланнику пергаментный лист. Это в самом деле оказалась вассальная грамота, составленная по всем правилам. Внизу стояла подпись домьи Эленоры, старшей сестры Родриго, и в грамоте Элено-ра именовала себя герцогиней.

— О, Митра… — простонал Васкес.

— Как ты, должно быть, понимаешь, мне безразлично, из чьих рук я получу Кор-давское герцогство, — с усмешкой добавила Мефрес. — Надеюсь, это небезразлично тебе и твоему господину. И еще я надеюсь, что он сумеет оценить мое благород-ство. Я могла бы свергнуть его без лишних разговоров. У меня для этого есть силы и предлог, какой нечасто выдается. Однако, как видишь, я даю ему шанс. Завтра в это время я жду тебя с вассальной грамотой твоего герцога.

Дело Родриго проиграно, подумал Васкес. Надобно срочно вернуться в Кордаву, взять семью и драгоценности, быстро продать дом — и бежать! Неважно куда, хотя бы в Аквилонию. Там ни Родриго, ни Мефрес беглецов не достанут… Но для этого нужно сперва вырваться из когтей этой коварной хищницы.

Прежде чем посланник открыл рот, она проговорила:

— А чтобы ты, барон, не поддался искушению поискать счастье в дальних стра-нах, скажу тебе следующее. Мои люди купили дом в Кордаве напротив твоего. Ты меня понимаешь?.. Не понимаешь? Дом твой из дерева, правда? У тебя красавица жена, не так ли? И дочка четырех лет от роду? Дочку не Санселитой ли зовут? Ред-кое имя! Мне бы не хотелось, чтобы их изнасиловали и убили из-за твоей глупос-ти. Или сначала убили, а потом изнасиловали.

— О, только не это!.. Как можно… четырехлетнюю…

— Ты сомневаешься в моих словах? — нахмурилась Мефрес.

Васкес отчаянно замотал головой: — Нет, нет!.. Я верю.

— И я пока что верю в твое благоразумие, барон. Итак, ты понял?

— Да, — пролепетал кордавский посланник.

— Громче!

— Завтра в это время я должен предстать перед Вашим Величеством с вассальной грамотой моего герцога… Кровь Нергала! А как я буду знать, что моя семья не пос-традает?!

— Так ты еще не понял? По-твоему, семья какого-то обнищавшего нобиля мне нужнее кордавского герцогства?

— Я понял, Ваше Величество…

— Рада это слышать. Граф Нуэртес уже признал себя моим вассалом. Хочешь полюбоваться на его грамоту?

— Нет, — склонив голову, прошептал Васкес. — Я верю.

— А граф Кастанья упрямится, на свою беду… И еще, — сказала Мефрес.— Пусть вместе с грамотой Родриго пришлет мне десять военных кораблей с полным осна-щением для ведения боя. И с полными командами, разумеется.

— Пресветлый Митра! Да как он сумеет собрать такую эскадру всего за несколько часов?! — взмолился барон. Черная королева ухмыльнулась.

— А это уж его дело. Ну, убирайся. Время не ждет. Пятеро моих людей поедут с тобой. Чтобы гарантировать тебе безопасность.

А также твоему герцогу, если он вдруг начнет упрямиться, как граф Кастанья…

По ее сигналу барона Васкеса снова схватили, подняли с колен и потащили вон.

* * *

амера, в которой содержался король аргосцев Мило, находилась глубоко в трю-

ме громадного корабля. Туда не проникали никакие звуки. Поэтому приближаю-щиеся шаги людей показались старику громыханием подступающей грозы.

Растворилась дверь, и вошли шестеро в черных плащах — те самые мятежники и их главарь, Анеф. Седьмым оказался принц Кассио. Как и его отец, наследник ар-госского престола был жестоко и грамотно избит. Стигийцы в пыточном искусстве всегда слыли мастерами. Истязали так, чтобы, причинив боль, не повредить ника-кой орган. Ссадины и кровоподтеки — не в счет.

Кафтаны, куртки и все прочее с обоих аргосцев перед избиением сорвали, а по-сле экзекуции нарядили короля и принца в грубые звериные шкуры, каковые и сос-тавляли теперь их единственную одежду. Оба выглядели не как владыки — как по-битые рабы. Который теперь час, они не имели не представления.

— Отец! Что с тобой сделали эти ублюдки?! — воскликнул Кассио, бросаясь к Мило.

Король молча обнял сына. Слезы на его глазах уже высохли, но старые кости болели… Анеф встал перед ними и, скрестив руки на груди, вопросил:

— Итак, Ваше Величество, готовы ли вы подписать необходимый нам приказ?

Мило не ответил.

— Вы грязные ублюдки, — с ненавистью прошептал Кассио. — Вы еще ответите за это! Я знаю, святейший король Джосер расквитается с вами…

Главарь расхохотался.

— Вот так так! Наследник Аргоса ищет защиту у стигийского короля! Ты болван, принц Кассио. Джосер ничего нам не сделает, пока Мефрес в наших руках. А вскоре мы и до него доберемся.

— Что с королевой, негодяи?!

— А ты не догадываешься? — глумливо вопросил Анеф.— Разве мы не мужчины?

Его спутники гнусно загоготали.

— Вы нелюди, — отвернувшись, молвил принц. — Не смертные, так боги пока-рают вас.

— Вот вам пергамент и перо, — сказал Анеф. — Подписывай, Мило, по-добро-му, или познаешь, что такое истинная боль. А сынок твой на это посмотрит.

— Я не подпишу, — глухо ответил король.

— Даже если в ад отправится твой собственный сынок, а ты будешь глядеть на это?

— Не соглашайся, отец! — воскликнул наследник. — Я выдержу!

— Сомневаюсь, — многозначительно ухмыльнулся главарь. — Ты даже не дога-дываешься, о чем идет речь.

— Посмотрим! — с вызовом бросил Кассио.—Я к вашим услугам, господа палачи!

— Гордый мальчик, — отметил Анеф. — Так ты не подпишешь, Мило?

Старик медленно помотал головой. По губам Анефа пробежала загадочная усме-шка. Он громко щелкнул пальцами и сказал:

— Хорошо, заглянем с другой стороны. Пусть войдет наш маленький гость.

Отворилась дверь, и чьи-то жестокие руки втолкнули в камеру… годовалого Фа-био. Кассио, побледнев, как смерть, отшатнулся. И даже Мило, прежде бесстраст-ный, раскрыл в ужасе рот. Анеф проворно схватил ребенка и приставил к его горлу кинжал. Руки Фабио были связаны за спиной, а изо рта торчал большой кляп. В гла-зах ребенка были слезы. Он казался похожим на куклу, потрепанную, измученную.

— Ни с места, принц, или я перережу твоему щенку глотку, — пообещал Анеф.

Кассио пал ниц и зарыдал, стуча кулаками по полу.

— Какой же я был олух… — еле слышно промолвил Мило.

Анеф торжествующе осклабился: — Ну что, старый пень, теперь-то подпишешь?

Король молчал.

— А говорят, будто внуков любят больше, чем сыновей. Неужели нам придется разукрасить невинное дитя?

Мило молчал.

— Ты думаешь, я с тобой играю? — осведомился Анеф. — Так гляди же!

Главарь чуть надавил кинжал. Ребенок затрепетал, на его белой коже появилась тоненькая алая змейка.

— Я могу нажать сильнее, — добавил Анеф. — Так как, ты подпишешь указ?

Кассио рванулся к сыну. Один из людей Анефа бросился наперехват и стреми-тельным ударом железного кулака отшвырнул аргосского наследника прочь.

— Но, но, не рыпайся, твое сопливое высочество,—ухмыльнулся главарь.—Счи-таю до трех, или щенок отравится на Небеса, навстречу Солнечному Митре, тьфу на него.

Кассио на коленях подполз к отцу и прошептал: — Подпиши! Они победили…

Мило, к изумлению Кассио, улыбнулся и тихо сказал:

— Они все равно убьют его, сынок. «Это же стигийцы, и это Камия»…

— Клянусь Сетом, принц Фабио останется жив, если ты подпишешь, — пообещал Анеф. — Сам посуди, зачем нам этот сосунок? Нам нужен только документ за под-писью законного монарха.

Наследник дернул отца за руку.

— Ты слышал? Подпиши, отец, ради Митры! Фабио должен жить!

— Если я подпишу, Аргос погибнет, — ответил король.

— Митра! А как же Фабио?!

Старик горестно вздохнул и поворошил рукой кудри наследника.

— Запомни, Кассио: для мудрого государя нет ничего дороже его державы. Про-сти, я не могу.

— О! Если умрет мой сын, я прокляну тебя, отец!

Король закрыл глаза и не ответил.

— Ну что ж, — ухмыльнулся Анеф, — ты упрямее, чем я думал. Придется вам обоим поглядеть, как испускает дух этот младенец. Я обещаю, он умрет еще не скоро!

— Стойте! — воскликнул Кассио. — Я подпишу этот приказ. Я наследный принц Аргоса. Вернее, я уже король. Потому что вон тот человек, — он мотнул головой в сторону отца, — для меня мертв отныне.

— Это нас устраивает, — кивнул главарь. — Подписывай, король Кассио.

Но прежде, чем Кассио успел взять перо и пергамент, Мило рявкнул:

— Будьте вы прокляты, я подпишу!

И он подписал роковой приказ.

Ибо случаются времена, когда злой рок загоняет в безысходную западню даже самого мудрого и справедливого государя… С этого мгновения на смерть обречены были нобили, известные военные, чиновники, негоцианты, другие влиятельные в Аргосе люди — как говорили, цвет аргосской нации…

Так думал старый король Мило.

А затем Анеф и его люди снова разлучили короля, его старшего сына и малень-кого внука. Подписанный же королем Аргоса пергамент немедленно отправлен был с голубиной почтой в Мессантию, во дворец, маршалу Аркадио.

* * *

инула ночь; ревнивые боги как будто смирили свою ненависть к славному Арго-

су. Утром в камеру принца Кассио явился князь Ронтакис, и с ним из потухших углей жизни возгорелась новая надежда.

Ронтакис поведал наследнику следующее. Верные законной королеве люди во главе с ним, Ронтакисом, подавили мятеж проклятых жрецов. Спасаясь от возмез-дия, те прихватили корабль и бежали в открытое море. Королеву Мефрес отбить не удалось, равно как и маленького Фабио, — женщина и ребенок находятся на корабле жрецов. Но уже выслана погоня и, без сомнения, сказал Ронтакис, мятежники не уй-дут от возмездия. В надежде спасти свои презренные жизни они отдадут Мефрес и Фабио живыми и невредимыми.

В подтверждение своих слов Ронтакис выпустил Кассио из темницы и провел к отцу. Мило лежал без чувств в палате медикуса, и над ним снова корпел ученый Паксимен. Князь заверил наследника, что Паксимен спасет короля и во второй раз, как спас в первый.

От этих новостей и всех переживаний у Кассио ужасно разболелась голова. Он не мог поверить, что всё уже позади. Или хотя бы почти всё. Он даже не поблаго-дарил Ронтакиса за спасение и не выразил участия в судьбе несчастной королевы. Князь понимал это его состояние и, чтобы Кассио мог успокоить нервы, дал ему лекарство. Наследник лекарство выпил и испытал облегчение.

Затем слуги помыли и одели его, и он снова выглядел как принц. Он ощущал голод, ведь почти сутки его лишали пищи, мятежники давали только воду, да и ту по капле. Он с радостью принял предложение Ронтакиса отобедать вместе.

Обед состоялся в библиотеке, там, где прежде принимала его королева Мефрес, где они вдвоем играли в шахматы, где он почти что выиграл у нее — и пожалел, как женщину: ему до сих пор так казалось. Поговорили о ней, о коварстве богов, об изменчивой Судьбе и о том, что испытания лишь закаляют волю государей.

Блюда им подали разные; князь сослался на свою диету. На закуску принцу по-дали ветчину, затем он с аппетитом съел первое, ароматнейший суп с нежнейшим вареным мясом, и жизнь снова показалась ему светлой и прекрасной. Он даже спро-сил князя, что это за мясо подали ему. Никогда такого не пробовал прежде. Ронта-кис ответил:

— О, вы правы, Ваше Высочество, в здешних краях это большой деликатес.

Кассио улыбнулся: — Должно быть, это какая-то редкая птица.

Ронтакис плутовато подмигнул: — Скорее, зверь. Прямоходящий.

— А-а-а, — причмокнул принц. — Наверное, из дальних стран. Из самой Атлаи? Скажите, я угадал?

— Нет, не совсем, — ответил князь. — Хотя, с другой стороны, некоторые соседи атлайцев едят такое мясо часто, с неизменным аппетитом.

— Мне оно тоже очень понравилось. Какой-то привкус странный, но это, навер-ное, у меня с непривычки. Я хочу увезти с собой в Мессантию рецепт.

— Увы, мой принц, мы, конечно, можем дать вам рецепт, но вряд ли аргосцы су-меют оценить сей деликатес по достоинству. Хотя, опять же, ваши предки ели его нередко и с непременным удовольствием.

— Да, аргосцы уже не те, что прежде, — вздохнул Кассио.

Поднесли вино; оно имело темновато-рдяный цвет. Принц пригубил. Вино было сладким или, скорее, подслащенным. Кассио также никогда не пил ничего подоб-ного. И в то же время вкус показался ему странно знакомым — не так, чтобы очень, но все же…

— Из чего сделано это прекрасное вино? — спросил он Ронтакиса.

Старый дипломат как-то странно улыбнулся.

— Вы поймете это сами, когда отведаете десерт.

Князь хлопнул в ладоши, и вошел слуга. Он был облачен в глухой черный хитон и плащ с капюшоном, ниспадающий до самого пола. Лица не было видно. На вы-тянутых руках человек нес золотое блюдо, прикрытое золотой же полусферой с ко-льцом для пальца на вершине.

— А вот и ваш десерт, — сказал Ронтакис.

Узрев черного человека, Кассио испугался. Но раньше, чем он успел что-либо предпринять, тот поставил блюдо перед ним, резким движением головы откинул ка-пюшон и промолвил:

— Я надеюсь, десерт вам понравится, так же, как и остальной обед. Это был обед одного деликатеса, мой дорогой принц. Я лично приготовила его, я сделала это специально для вас. Прошу. Я же обещала вам в Мессантии, что уже очень ско-ро вы увидите своего сына. Итак, выполняю свое обещание.

С этими словами королева Мефрес подняла полусферу.

На золотом блюде, усыпанная сахарной пудрой и прочими вкусными ингредиен-тами, стояла на собственной шее голова маленького Фабио. Курчавые волосы ребен-ка были сбриты, а вместо них лежали кремовые завитки. Вместо бровей были шоко-ладные палочки, вместо глаз — орешки, а вместо губ…

Что было вместо губ, принц Кассио не понял, потому что в тот момент помеша-лся рассудком. Именно таким он и нужен был королеве Мефрес: живой телом, мер-твый умом и угасший душой.

Чуть позже, когда его увели — унесли? — ее слуги, появился Анеф. Он принес аккуратную люльку с чистым, ухоженным ребенком. Ронтакис посмотрел на стол, где до сих пор стоял нетронутым «десерт» его неистощимой на выдумки повелите-льницы. Потом иерарх мефреситов перевел взгляд на люльку, где мирно посапывал Фабио, внук Мило, короля Аргоса.

Мефрес негромко рассмеялась. Она хотела удивить Ронтакиса — и удивила.

— А вы, мой иерарх, подумали, что это, на подносе, настоящий Фабио? — она кивнула на «десерт». — Зачем? Я не люблю излишнюю жестокость, свойственную варварскому духу. Я презираю тех, кто мучает невинных зря. Я презираю всех, кто творит зло во имя самого зла! Это удел слабаков и малодушных. Или безумцев вро-де Тхутмертари. В той светской и имперской Стигии, которую возводим на руинах прежней я и мой супруг, ни малодушным, ни безумцам не останется места.

— Как мне постичь извивы вашего ума? — задумчиво проговорил Ронтакис. — Я только счастлив исполнять ваши приказы. Даже тогда, когда их высший смысл уп-рятан от меня.

— Ну, отчего же. Здесь всё просто. Принц Фабио нужнее нам живым, чем мерт-вым. Он будет воспитан мефреситом. Ты отвечаешь за него, командор Анеф.

Тот склонил голову в знак повиновения и, бережно держа люльку с ребенком, покинул королеву и иерарха.

— О, это я понимаю,— кивнул Ронтакис.— У нас повсюду будут мефреситы. При каждом варварском дворе и в каждом новом поколении. Снаружи и внутри, незри-мые, повсюду. И эти недоумки-хайборийцы, которые боятся черной магии жрецов, внезапно осознают, что боялись зря, не тех, кого бы стоило действительно бояться. О, госпожа моя, я стар, но я хочу до этого дожить!

* * *

есь день Мило провел в палате Паксимена. Организм старого короля, словно

предчувствуя, что его ждет, теперь отказывался идти на поправку. Но Паксимен, воистину великий медикус, единственный такой на целом свете, к вечеру поставил аргосского государя на ноги. Мило облачили в его королевские наряды и отвели к старшему сыну. Старику также показали голову внука. Затем унесли. Мило остался один в сумрачной палате без окон и дверей.

Внезапно стена уехала в сторону, и облаченный в черный плащ с капюшоном че-ловек шагнул навстречу Мило. Тот инстинктивно отпрянул. Стена вернулась на пре-жнее место. Мефрес подняла капюшон. Она выглядела так, как и все последние ча-сы: то был ее новый образ на подлунной сцене.

Итак, маски сброшены. Мило покачал головой.

— Я не удивлен. Троцеро предупреждал меня о тебе.

— И что же ты не внял ему?

Король Аргоса насуплено молчал.

— Скажу тебе примерно то же, что и ему: утешься! Ты не в силах ничего изме-нить. Ни теперь, ни прежде. Судьба за нас решает, мы лишь выполняем ее волю.

— Троцеро здесь? — догадался Мило.

— Да. Если бы стена твоей камеры была прозрачной, ты бы увидел его. А с другой стороны — Ариостро.

— О, Митра… Я думал, мой младший в Мессантии.

— Ты так думал, потому что Паксимен внушил это тебе. По моей просьбе.

— Так чего же тебе еще надо?! — сдерживая слезы, воскликнул Мило.

— Я пришла вести с тобой переговоры.

— Что?

— Ты меня слышал, Мило. Все, что было прежде, — игра, моя игра. А теперь игра закончена. Я выиграла и хочу забрать приз. Отдай мне то, что у тебя есть.

— А что у меня есть? — с неизъяснимой горечью промолвил аргосец. — Внука нет, сына одного, почитай, тоже. Сам я и второй сын — в твоей власти. Что же еще я могу тебе отдать, змея?

Мефрес скрестила руки на груди.

— Ты хорошо сказал Анефу: для мудрого государя нет ничего дороже его собст-венной державы. Так докажи мне, что Аргосом правил мудрый государь!

— О, боги! Я обязан был сам догадаться…

— Ты признаешь себя моим вассалом. Аргос — последнее, что у тебя есть. Ты отдашь его мне.

— Никогда и ни за что! — воскликнул Мило.

— Наивный ты старичок, — улыбнулась Мефрес. — Ты отдашь его мне, рано или поздно, вот только кое-кто из твоих подданных узнает об этом лишь со слов костля-вого Нергала… И таковых будет тем больше, чем дольше будешь ты упрямиться, ко-гда в упрямстве не осталось ни достоинства, ни смысла.

— Аргос тебе не покорится! Ты можешь брать в заложники королей и принцев — но на твоем ужасном корабле для целого народа не хватит казематов. Аргос остане-тся. Твоим ронтакисам и анефам его не победить.

— Мне незачем бороться за Аргос. Мой метод прост и действен, Мило: я не сра-жаюсь с теми, кто может драться меж собой.

Это был удар в самое сердце аргосского государя. Сила духа медленно, но неу-молимо покидала его с каждым словом Мефрес. Он негромко прошептал:

— За что же мне такая кара, боги? При мне Аргос мой процветал…

— Настолько процветал, что пал в мои руки, словно перезревший плод! — жес-токо расхохоталась стигийка. — А я не показала и десятой толики того, на что спо-собна! Твой Аргос, Мило, — как яблоко с золотистой кожурой. Кажется, оно прекра-сно. А внутри — одна лишь гниль! Твои нобили думают лишь о богатстве, власти и развлечениях; твои солдаты грезят о женщинах и о вине; твои негоцианты — о на-живе; чиновники твои насквозь продажны! Даже жрецы Митры поминают Митру всуе, а сами не веруют в него; что уж говорить о простолюдинах! Твой народ скудоумен, развращен и малодушен, Мило. Скажи мне, аргосский король: кто из твоих поддан-ных умрет за тебя по слову твоему? Едва ли таких наберется по одному на тысячу! Честные патриоты в твоей стране — что белые вороны; другие, — жадные, корыст-ные, завистливые, а таких сотни тысяч, миллионы, — всегда заклюют их. Возьми, к примеру, Молинарио, своего покойного министра. Кто он? Невежда, жмот и му-желожец! Политик хитрый, дальновидный, он быстро понял, что к чему. И что же — грудь тебе подставил? Нет, конечно, нет. Он — сразу в кусты. Он прежде о себе подумал. Как свою власть предохранить. А он — твой лучший! Был. И ты рискнешь меня судить? Суди себя за то, как правил! Да если б твой Аргос при тебе процветал, разве смогла бы я так легко прибрать его к рукам?

— Справедливый Митра покарает тебя… — несчастный старик горько плакал, вни-мая ее жестоким словам.

— Ты говоришь о Справедливом Митре? Ты жаждешь справедливости, король? Так вот она, живая Справедливость — побеждает! А чем несправедливо все, к чему здесь пришли! Кто я и кто ты? Давай-ка разберемся.

Я — наследница десятков, сотен поколений стигийских и атлайских королей и владык павшей Атлантиды. Когда твои пращуры еще жили в лесах и пещерах, учи-лись высекать огонь и сушить звериные шкуры, мои предки уже правили великими империями. И я такая, как они. Я обучалась наукам, я знаю двадцать языков, из них семь — в совершенстве. К двенадцати годам я прочитала больше книг, чем все твои советники, вместе взятые, за целую жизнь. Но моя жизнь — не их жизнь! Я странст-вовала по миру, познавая радость, боль, нужду, страдание; училась мудрости иных народов и веков; я мыслила; я рисковала; я падала и поднималась.

Итак, я познавала жизнь — а что познал ты, Мило? Чему учился ты, кроме той благостной зауми, что вдалбливали в тебя по приказу твоих родителей тупоголовые жрецы и бездарные наставники? Где ты бывал, помимо своего Аргоса? Познал ли ты, сколь ничтожна человеческая жизнь и сколь легко можно ее потерять, а с ней и душу? Приходилось ли тебе самому спасать свою жизнь или это всегда за тебя де-лали твои слуги? Что великого создал ты за жизнь свою? Ты думаешь, что при тебе твой Аргос процветал, но потомки запомнят тебя как короля, при котором Аргос пал!

К таким, как ты, немилосердны боги. Ты жалкая игрушка в их руках. И я игру-шка… но я хоть это понимаю! Я славная, полезная, забавная игрушка, в отличие от тебя! А славными игрушками боги дорожат. И потому я побеждаю.

Вот ты сидел на троне — благообразный, мудрый старец, король своей страны. Ишь, бороду какую отрастил — наверное, завидует сам Митра! Но разве ты король? О, нет, мой жалкий Мило. Ты не король — ты раб, простолюдин в короне! Внутри ты так и остался тем, кем были твои предки и кем будут твои потомки — животным, варваром, червем! Ты лепетать умеешь, только и всего. Ради собственного развлече-ния боги наделили таких, как ты, даром речи и зачатками разума. И это все!..

И посему такие, как ты, Мило, всегда были, есть и останутся рабами таких, как я. Мои сандалии — твой язык — и пыль, что связывает их. Вы, варвары, подобия людей, — всего лишь черви, копошащиеся в земле у наших ног и тем сдабриваю-щие ее. А плоды с той земли собираем мы, настоящие люди! Вот и все! Такова на самом деле Справедливость!.. А? Ты слышишь, что я говорю? Не можешь разумно возразить мне, хотя есть что! Итак, ты понял меня, Мило?

— Я понял… — на удивление спокойно и уверенно прошептал аргосский король. — Ты кара Пресветлого, ниспосланная нам за наши грехи…

— Уже лучше, Мило, уже лучше, — надменно кивнула Мефрес.

Вдруг аргосец вскинул голову и со странной усмешкой спросил:

— Если мы — низшие твари, а ты — человек, отчего же ты так изощряешься ради нас, говорящих червей?

Увы, ему не суждено было одержать даже маленькую победу в этом тяжком спо-ре. Его врагиня была слишком искушенным игроком, чтобы даже такие каверзные вопросы могли застать ее врасплох.

— Да, я стараюсь, — ощерилась Мефрес,— но не более, чем ты, когда охотишь-ся на мелкое зверье. Я охочусь на тебя и на таких, как ты, Мило. Себе на развлече-ние и на потеху высоким богам. И вот я вас загнала. Скажешь, нет?

Старик медленно опустил голову. Что он мог возразить? И остался ли смысл в возражениях?

— Итак, ты признаешь себя моим вассалом. В Мессантии, публично. Ты готов?

— Я все еще король, запомни, и ты не выкрутишь мне руки.

— Зачем мне твои руки, Мило? У тебя есть голова.

— Пусть, — прошептал старик. — Пусть голова. И все равно я на колени пред тобой не встану!

— Тогда ты слабый, малодушный государь, — ухмыльнулась Мефрес. — Ну что ж, не бойся, я тебя не трону. Брезглива, знаешь ли, я к слабакам. Не хочешь стано-виться на колени — и не надо. Тогда посмотришь, как на колени встанет твой народ.

Мило заплакал и, глотая слезы, молвил свой последний аргумент:

— Король не может быть вассалом королевы.

— Кто говорит о королеве, Мило? Ты станешь вассалом императрицы Мефрес!

Аргосец горестно заметил: — И спрашивать гарантий неуместно…

— Ну, отчего же? Спроси. Я пощажу Аргос. Разве мало? Откажешься — утонет он в крови.

— Да будет так… Когда?

— Когда к тому готов народ твой будет.

— Что это значит? — воскликнул Мило.— Я согласился, что ж, тебе и того мало?

— Мне — хватит. Но гордый мой народ ждет крови твоего несчастного народа. Стигийцам надоело ждать, стигийцы алчут побеждать. Пусть кровь прольется: их и твоего народа. Ты понял все, что должен был понять. Я это вижу. Но многие из твоего народа по-прежнему горды и неразумны. И прежде, чем ты склонишь голову передо мной, мне надобно им преподать урок. Я это сделаю, а ты посмотришь.

— Нет!!

— Утешься, Мило, обещаю: Аргос большой, и в нем достаточно останется еще народа, чтобы за него болела твоя королевская душа. Я всех не погублю, не бойся. Я не Тхутмертари.

— Исчадье Ада ты, змея, похуже злобных демонов страны твоей проклятой!

— Увы, я ошиблась в тебе, — с печалью в голосе произнесла Мефрес. — Знание мира побывало в твоей голове и сразу убежало прочь, не найдя, где закрепиться. О, высокие боги, — она воздела взор, — на этой сцене лишь вы единственные способ-ны оценить меня!

Она ошибалась: на этой сцене за ней очень внимательно наблюдал тот, кого высокие боги равным себе не считали. Но и он им оставался неподвластен. В Теат-ре Мира ему не досталось места в партере — и он смотрел спектакль из-за кулис.

20. Спасение.

рекрасная Мессантия погружалась в пучину хаоса и безумия.

День Благодарения Митры, любимый праздник добродушных аргосцев, оказал-

ся омрачен внезапным бедствием, постигшим королевскую семью. Как-то неза-метно для себя аргосцы вдруг поняли, что в этот день, назначенный быть светлым и торжественным, остались без своих законных владык. Третьего дня столицу покину-ли король и его младший сын. Потом разнеслась весть об измене и смерти первого министра. Наконец, пронеслась весть об отъезде на Барах наследного принца, в со-провождении стигийской королевы. И только переварили эту, город облетела другая страшная новость: из дворца похищен маленький Фабио, королевский внук, всеобщий любимец, а мать его, Лидия Прекрасная, на грани умопомешательства.

Власть принял на себя маршал Аркадио. Но так как ни король, ни наследник не оставили на сей счет никаких распоряжений, многочисленные враги старого марша-ла тут же начали оспаривать его права. Аргосская верхушка разделилась: армия в целом поддерживала своего главнокомандующего, знатные нобили и чиновники ро-птали, а жрецы Митры, купцы и состоятельные горожане заняли позицию невмеша-тельства. Таким образом, накануне величайших в своей истории потрясений Аргос оказался разделенным на враждующие лагеря.

Столица жила слухами. Мефреситам, работающим в Мессантии и других кру-пных городах Аргоса, почти не требовалось прилагать усилия, чтобы направлять молву в нужное русло.

Официальная версия событий, поддерживаемая партией маршала Аркадио, гла-сила: раскрыт заговор стигийских жрецов, действующих в союзе с изменниками внутри страны. Поскольку, кроме графа Молинарио, имена других заговорщиков узнать так и не удалось, маршал вынужден был взять под стражу несколько десятков чиновников покойного министра и людей, считавшихся близкими к Молинарио. Ина-че бы Аркадио заподозрили в попустительстве измене.

Сильный военачальник, но слабый политик, маршал Аркадио сделал ошибку. Бо-льшинство арестованных им людей имели репутацию честных и лояльных королю. Действия маршала вызвали возмущение среди чиновничества, знати и состоятельных граждан. Уже вечером того же дня треть задержанных пришлось отпустить.

Это еще более ухудшило положение временного правителя. Враги маршала по-няли, что он слаб, не уверен в себе и не владеет обстановкой. Отпущенные на сво-боду требовали справедливого возмездия. Опять говорили о заговоре против короле-вской семьи, но роли поменялись: главным заговорщиком уже прослыл Аркадио, а Молинарио — несчастной жертвой заговора. Главнокомандующего прозывали тира-ном и узурпатором — сначала шепотом, а потом все громче, громче… К ночи у дво-рца собралась толпа, и она требовала смещения Аркадио.

А он продолжал совершать ошибки. Гвардии был отдан приказ разогнать толпу. И случилась провокация, и первая кровь пролилась. Убили мать одного из тех, кто так и не был выпущен, женщину известную своей добродетелью. Разгневанная толпа принялась наступать на дворец. Завязалась схватка. В ней погибли десятки человек. Гвардейцам удалось исполнить приказ маршала. Но разгневанные люди, отброшен-ные от дворца, не собирались расходиться по домам. Толпа направилась в центр столицы.

Там к ней примкнули новые люди. Толпа в несколько тысяч мессантийцев дви-нулась к гвардейским казармам. От армии требовали низвергнуть узурпатора Аркадио и перейти на сторону законной власти. Никто из бунтарей, впрочем, не задавался вопросом, кем именно представлена нынче в Мессантии эта «законная власть». Вер-ные своим начальникам гвардейцы, поднятые по тревоге, вновь рассеяли толпу.

Потерпев поражение у казарм, толпа, науськиваемая стихийными вождями и на-правляемая умелыми провокаторами, принялась громить дома тех, в ком подозрева-ли заговорщиков, то есть приверженцев «узурпатора». Еще прошел слух, будто в од-ном из таких домов злодеи прячут маленького принца Фабио. Для подкрепления ду-ха борцы за справедливость принимали горячительное. Теперь их было не остано-вить.

Мессантия запылала. Но в хаосе невозможно тушить пожары. Ночью подожгли самые известные дома столицы, а их хозяева, не успевшие скрыться, были растер-заны толпой. Призывы временных властей хранить спокойствие никто не слушал.

К утру начался исход из города. Первыми бежали купцы. Огромная гавань Мес-сантии, где еще вчера стояли десятки кораблей, почти опустела. Гвардейцев не хватало для наведения порядка. Волнения продолжались до рассвета, когда маршал Аркадио, признавшись себе, наконец, что страна на пороге гражданской войны, ввел в столицу регулярные войска.

Это помогло. Днем, казалось, Мессантия смогла вздохнуть спокойно. К счастью, пожары не затронули большую часть города. Ночные беженцы беспечно возвраща-лись: аргосцы, избалованные благостным правлением короля Мило, просто не привыкли к беспорядкам и не могли знать, не догадывались даже, что у беспорядков есть свои закономерности. Добропорядочные подданные думали, что самое страшное уже позади.

На каждом перекрестке теперь стоял армейский пост. В городе шли аресты зачи-нщиков ночных волнений. Арестованных строго допрашивали. И тут маршала Арка-дио настиг новый неприятный сюрприз. По словам одних задержанных, подстрека-телями были стигийцы, по словам других — зингарцы. Маршал понимал, что и у стигийцев, и у зингарцев могли быть веские мотивы для провоцирования беспоряд-ков. И он снова не знал, как поступить.

Тем временем напряжение нарастало. Вестей с Бараха по-прежнему не было. Что с королем, с принцами, с гвардейцами, их сопровождавшими? Мессантия снова полнилась самыми разноречивыми, но одинаково страшными слухами.

Одни говорили, будто король и принцы уже мертвы, убитые стигийцами. Другие утверждали, что Мило с сыновьями так и не доплыл до Бараха, а похищен зингар-цами. Третьи шептали, будто возвращения короля и принцев не желает тиран-само-званец Аркадио, так как ему придется уступить захваченную власть. Четвертые, без-надежные оптимисты, сторонники угасающей официальной версии, говорили, что вот-вот король и принцы вернутся в Мессантию. Верили ли они сами себе? Мы это-го никогда уже не узнаем.

А вечером маршал получил с Бараха тот самый приказ, который король Мило так упрямо отказывался подписывать. Но Аркадио, конечно же, не мог знать ничего, что в действительности происходило на Барахе. Он прочитал королевский приказ и пришел в ужас. Монарх повелевал ему схватить и немедля казнить как заговорщиков чуть ли не всех влиятельных аргосцев, уцелевших после беспорядков минувшей ночи.

Прежде маршал не стал бы даже раздумывать над высочайшим повелением. Но теперь все изменилось. Даже не будучи силен в политике, Аркадио понимал, что исполнение этого приказа равносильно объявлению гражданской войны. Не говоря уже о том, что ему пришлось бы арестовать и казнить лучших своих генералов, в чьей верности королю и непричастности к заговорщикам он не сомневался.

Могла ли подпись Мило быть подделанной? Нет, нет и нет, — отвечал сам себе главнокомандующий. У короля был совершенно неповторимый вензель. Лет пятнад-цать тому назад власти даже назначили награду тому умельцу, кто ухитрится его подделать; так они хотели проверить, возможно ли подобное. Нет, не сумел никто. Так что версия о подделке подписи отпадала.

Не могла быть она получена и под принуждением. Упрямый Мило никогда и ни-чего не совершал против воли своей. Обманули? Возможно, но маловероятно: король же не дурак. Значит, одурманили и получили подпись, когда король был не в себе.

Проверяя эту версию, Аркадио призвал известного мудреца из Кхитая, гостивше-го в Мессантии. Это был умелец читать прошлое, настоящее и будущее по почерку. Кхитаец тщательно исследовал вензель, а затем объявил: король, подписывая при-каз, находился в здравом уме, но в величайшем душевном волнении. Для маршала такой вердикт означал, что Мило подписал приказ сознательно. И это было самое страшное.

Аркадио мучился раздумьями и терял время. Оно работало против Аргоса. Ка-ким-то образом слухи о роковом приказе короля просочились сквозь стены дворца. К главнокомандующему явились генералы, чтобы непосредственно из его уст полу-чить опровержение дурных и беспочвенных, как они полагали, сплетен. Аркадио, честный служака и плохой актер, не стал выкручиваться и просто показал королевс-кий приказ, где имена этих генералов стояли в общем списке смертников.

И тогда в армии, единственной силе, до сих пор поддерживающей порядок, так-же произошло великое смятение умов. Как бы ни были верны трону аргосские гене-ралы, столь очевидная несправедливость ошеломила их и возмутила. Лишь единицы выразили желание положить голову на плаху по первому слову законного государя: и в этом Мефрес оказалась права.

Новость о приказе, присланном с Бараха, разнеслась по Мессантии. Гвардейцы и солдаты отказывались отдавать своих генералов на неправедную расправу. Маршал еще не приступил к исполнению монаршей воли, а уже происходило то, чего он больше всего опасался. Вдобавок пронеслась молва, что среди военных в самом де-ле много заговорщиков. Генералы указывали друг на друга. Еще вчера такое пове-дение показалось бы им низким, но в обстоятельствах всеобщей смуты брали верх именно низкие инстинкты, и люди попросту спасали свою жизнь.

Армия переставала быть единым целым и делилась на враждующие лагеря. По-ступки военных обретали жуткую непредсказуемость. Одни полки самовольно ухо-дили из города, другие, напротив, входили в него, демонстрируя главнокомандую-щему свою силу. Знатные нобили, прочие влиятельные и состоятельные люди обза-водились собственными вооруженными отрядами. Междоусобица еще не началась, но все условия для нее уже были созданы.

На этом фоне поздно вечером возобновились беспорядки. И тут же стало ясно, что власть больше не контролирует обстановку. Регулярная армия, введенная давеча в Мессантию для наведения порядка, сама превратилась в разрушительную силу. Подогретые слухами о грядущих расправах над любимыми военачальниками, креп-ким элем и всеобщим смятением, солдаты принялись вершить свой скорый суд.

Мессантия запылала снова. Центральная власть удерживала позиции лишь в пре-делах королевского дворца. Но и это показалось восставшему народу несправедли-вым. Ночью ко дворцу стали стягиваться отряды бунтовщиков. Средь них самих сог-ласия не было: лишь ненависть к Аркадио и желание отнять власть у «тирана» объ-единяли их. На защиту дворца встали отборные гвардейские части.

К рассвету, когда город окончательно погрузился в пучину хаоса и безумия, а противостояние у королевского дворца достигло пика, разнесся новый слух. Будто узурпатор Аркадио прячет маленького принца Фабио во дворце и будто бы уже спе-шат к столице верные маршалу части, дабы жестоко подавить народное восстание, а затем объявить годовалого ребенка королем и сделать маршала Аркадио при нем полновластным регентом. Эта безумная версия не была лишена внутренней логики и показалась убедительной всем, кто восстал.

И начался штурм. У королевского дворца развязалось настоящее сражение. Гвар-дейцы защищались отчаянно, но нападавших было в несколько раз больше, а новые бунтовщики все подходили и подходили.

В отчаянии главнокомандующий приказал объявить королевский приказ, явивши-йся, как он полагал, причиной всех раздоров, гнусной подделкой. Но мятежная то-лпа услышала не это, а совсем другое — то, что она хотела услышать: маршал-де в открытую отказывается исполнять волю законного короля Мило… Так нужны ли другие доказательства его измены?!

Верные маршалу люди терпели поражение. Видя это, Аркадио сделал попытку спасти хотя бы принцессу Лидию, последнюю из королевской семьи, кто еще оста-вался в столице. Однако операция по спасению Лидии закончилась намного хуже, чем он мог себе представить. Дворец уже был окружен, и Лидия угодила прямо в руки восставших. Нет, ее не растерзали — напротив, по странной прихоти толпы (на самом деле тут, как и повсюду, присутствовал холодный и трезвый расчет) супруга наследника была немедленно объявлена живым символом победы народа над тира-нией маршала Аркадио. От перепуганной, измученной, павшей духом матери скоро добились признания справедливости самых безумных слухов. Да, подтвердила при-нцесса, жена наследника Кассио, мой сын Фабио в руках маршала, и он держит ре-бенка своим заложником.

Это было все, чем требовалось для решения судьбы Аркадио. Разгневанная толпа — солдаты, матросы, простые горожане, вооруженные кто чем, — смяла защитников дворца. Бунтовщики ворвались внутрь. Там, во дворце, схватка получила еще боль-шее ожесточение. Схватка шла за каждый пролет лестницы, каждый шаг галереи, за каждый покой.

В конце концов, мятежники схватили маршала. К нему был лишь один вопрос: где ты, изменник и тиран, скрываешь маленького Фабио? И так как даже после не-долгих, но жестоких пыток Аркадио не смог предъявить толпе королевского внука, его, старого главнокомандующего, она, восставшая толпа, и растерзала. Изуродован-ному трупу маршала отрубили голову, водрузили ее на алебарду и так пронесли по городу, рядом с другим символом народной победы — пока еще живой принцессой Лидией.

Однако плодами своей «победы» увязшие в пучине безумия аргосцы воспользо-ваться не успели: в полдень на рейде Мессантии появилась эскадра боевых кораб-лей под флагами кордавского герцога.

* * *

осле распада Зингары Аргос владел самым большим в Западной Хайбории воен-

ным флотом. Всего он насчитывал более двух сотен различных кораблей. При-мерно три четверти аргосского флота составляли малые и средние суда: галеры под парусом и без него, бригантины, шхуны и шлюпы. Имелись и большие корабли — галеоны и караки. В качестве основного судна для атаки и абордажа аргосцы испо-льзовали галеру, в качестве линейного корабля — галеон. Аргосские галеоны стро-ились настоящими гигантами; так, знаменитая «Звезда Мессантии» имела пять па-луб и три большие мачты. Военный галеон оснащался баллистами и катапультами.

В годы правления Мило Аргосу не пришлось вести боевые действия на море. Да и кто бы осмелился бросить вызов такой могучей морской державе? Барахские пи-раты и зингарские флибустьеры располагали достаточными силами, чтобы грабить торговые суда и удерживать свои базы, но при встрече с аргосскими эскадрами неиз-менно обращались в бегство. Поэтому могучий флот Аргоса служил, главным обра-зом, для устрашения потенциальных недругов и, как обычно бывает в подобных слу-чаях, с течением времени обрел легендарную непобедимость, но утратил былую силу.

Изучив подробные донесения шпионов князя Ронтакиса, новая королева Стигии Мефрес быстро поняла это. Если использовать ее сравнение, флот Аргоса был таким же яблоком, прекрасным с виду, но гнилым внутри, как и остальные опоры аргос-ского государства. Она также понимала, что в открытом и честном морском сраже-нии ни у кого по-прежнему бы не было ни единого шанса устоять против мощи ар-госского флота. Даже победа стигийцев над барахской вольницей и зингарскими флибустьерами не изменила радикально соотношения сил. Перед первым визитом Кассио на Барах у Мефрес было около девяти десятков судов, которые она могла использовать как военные. Почти половину из них она подарила Аргосу. Это каза-лось безумием. Но в том-то все и дело, что королева Мефрес-Камия, наследница легендарных атлантов, никогда и не собиралась вступать с Аргосом в открытый, че-стный бой на море.

Из сообщений разведслужбы она получала реальные сведения об истинных воз-можностях аргосцев. Весь их легендарный флот к моменту начала кампании был рассредоточен в десятке гаваней Западного океана и реки Хорот. Основные военно-морские силы Аргоса находились в ста с лишним милях к юго-востоку от столицы в заливе Флори. В военном порту Мессантии стояли восемь галеонов, пять караков, пять бригантин и около трех десятков галер. Власти считали эту флотилию достато-чной для отражения гипотетической атаки на столицу.

Несправедливо обвинять аргосцев в преступной беспечности: ни королю Мило, ни кому-либо из его флотоводцев даже в самом страшном сне не пригрезилось бы все то, что случилось в Мессантии в День Благодарения Митры и сразу же после него.

Поэтому, когда эскадра кордавского герцога, состоящая из трех галеонов, двух каравелл и пяти крупных галер, возникла на рейде Мессантии, выяснилось, что сто-лицу защищать некому. На военных кораблях Аргоса оставались только вахтенные, да и те не везде. Матросы с военных кораблей и гребцы с галер, равно и солдаты сухопутной армии, принимали самое деятельное участие в беспорядках, погромах и штурме королевского дворца. Треть матросов и гребцов были пьяны, еще треть разб-релась по вольным отрядам, остальные оказались слишком далеко от своих кораблей.

А зингарцы не стали медлить с демонстрацией своих намерений. Тяжелые гале-оны подошли к городу на минимально возможное расстояние, выстроились в ряд и дали залп из бортовых катапульт и баллист. Камни и ядра посыпались на берег, причиняя разрушения портовым постройкам. Многие суда, по причине ли отчаянной смелости иль беспечности своих хозяев, еще остававшиеся в мессантийской гавани, получили пробоины.

Пока артиллеристы на галеонах перезаряжали метательные машины, пятерка ко-рдавских галер беспрепятственно подошла к берегу и высадила десант. Зингарцы были вооружены рапирами и короткими мечами. Их было не меньше тысячи. В схва-тке с малочисленной охраной порта зингарцы быстро одержали верх и сразу же при-нялись поджигать беспомощные аргосские корабли. Потом штурмовики кордавского герцога устремились в город, убивая всех, кто попадался им на пути и грабя то, что еще не успели награбить у себя сами аргосцы.

Ошеломляющая весть, будто зингарцы напали на Мессантию с моря, стре-мительно разнеслась по городу. Сначала ей не поверили: скорее гордые сыны Ар-госа поверили в измену первого министра и главнокомандующего армией, чем в это. Но когда прибрежные улицы сотряслись от падающих глыб, когда в порту за-пылали первые галеоны, когда с террас королевского дворца «победивший народ» увидел пурпурно-желтые кордавские стяги, поверить пришлось.

Это означало очень многое. Правы, как видно, оказались мудрецы, называвшие вероломных зингарцев, давних и лютых недругов Аргоса, виновниками всех его бед. Хитро же они всё провернули! Опорочили министра и маршала в глазах народа, че-стных нобилей и генералов; и короля с принцами нарочно из столицы спровадили; и, должно быть, со злобными стигийскими жрецами состояли в сговоре; и всеобще-го любимца Фабио наверняка они же похитили — чего еще ждать от зингарцев, для них нет ничего святого. А нападение Панто Гварралидского на северный Аргос — их отвлекающий маневр, теперь это понятно даже идиоту. И беспорядки в Мессантии они учинили, они сами или их подсылы. И так далее…

И, осознав, наконец, такое безграничное коварство заклятых врагов, взорвались гневом некогда добродушные аргосцы. Вместо того, чтобы защищать свой город, ар-госцы принялись искать виновных, зингарских подсылов, то есть, в своей среде. Неудивительно: великий гнев рождает скорую расправу!

И все же они немного спохватились, эти храбрые аргосцы. Единого командова-ния у них по-прежнему не было, но отдельные отряды двинулись к порту, навстречу наступающим зингарцам. Те не тратили времени даром. Метательные машины гале-онов давали очередной залп. Аргосские суда горели в военном порту, и едкий дым от просмоленных корабельных досок поднимался над городом. Две каравеллы дрей-фовали на рейде; выстроившиеся на их палубах лучники беспрерывной стрельбой поддерживали десант.

Наконец, аргосцы и зингарцы столкнулись. Закипела жаркая схватка. И вот тут-то — прежде чем кому-либо станет ясно, чья берет верх, — в игру вступила третья сила, мощная, как сжатый кулак, острая, как лезвие стилета, коварная и изощрен-ная, как ум той, что силой этой безраздельно управляла.

На горизонте появился черный парус. За ним другой, третий, еще и еще… Фре-гат, громадный и стремительный, надвигался на Мессантию, а за ним следовали остальные составляющие стигийского морского кулака: быстроходные каравеллы, бригантины и галеры. Ни одного тяжеловесного галеона или карака! Это была стра-тегия: быстрота и точность, изящество во всем.

Стигийский флот спешит на выручку к зингарцам? Наивен будет тот, кто так по-думает! Значит, ничего не понял он в сути методов королевы Мефрес, в ее страте-гии и тактике. Стигийцы шли в Мессантию не для того, чтобы помогать зингарцам. Стигийцы шли как освободители, заступники, защитники дружественного им Аргоса!

И случилось удивительное, случилось на глазах у всех, кто это видел, и пока-залось чудом. Запели горны, на вершинах мачт стигийского флагмана взвились зна-мена со змеями и альбатросами. Десятки катапульт, баллист и бриколей гигантского фрегата дали согласованный залп по кордавским галеонам. Одновременно низкобо-ртные стигийские галеры вошли в военный порт и там взяли на абордаж большие галеры герцога Родриго. Туго пришлось и двум его каравеллам.

Для зингарцев это был безжалостный и неожиданный удар в спину. От стигийцев они его не ждали, во всяком случае, теперь. Ибо Родриго Кордавский принял все ус-ловия королевы Мефрес. Барон Васкес, его посланник, в назначенное ею время яви-лся к Мефрес с вассальной грамотой своего герцога. С Васкесом прибыли и посту-пили в распоряжение адмирала Ратмеса эти десять кораблей. Не по своему разуме-нию, а по плану стигийской королевы напали они на Мессантию. На главном гале-оне находился сам барон Васкес. Мефрес дала ему свое королевское слово в том, что стигийцы поддержат атаку зингарцев. И, наблюдая приближение их флота, Вас-кес так и думал: поддержат, ведь мы их верные вассалы, а презренные аргосцы — наши общие враги…

Судьба смилостивилась над ним: барон Васкес погиб в первые же мгновения вне-запной атаки фрегата. Он не успел ни о чем догадаться. Он не мог знать, что меф-реситы все-таки сожгли его дом в Кордаве и убили семью, заметая все следы для верности. Нет, не со зла они сделали это и не ради собственного удовольствия: они всего лишь хорошо усвоили урок своей Повелительницы. Мефрес учила их снимать с доски сыгравшие свое фигуры. И, конечно же, барон Васкес не видел всего оста-льного.

А посмотреть было на что. Черный фрегат ходко прошел мимо зингарских гале-онов, поливая их камнями и тяжелыми стрелами. На палубе выстроились лучники, они тоже стреляли в зингарцев. Своего стратегического оружия стигийцы здесь не показали, потому что противник нынче у них был слишком слабый.

Зингарцы были обречены. Неповоротливые галеоны представляли собой отлич-ную мишень для атак фрегата, а он, лихо маневрируя на рейде, всегда уходил из пределов досягаемости их метательных машин.

Когда главный галеон зингарской эскадры дал течь, остальные корабли выкину-ли белые флаги. Однако Мефрес не собиралась щадить тех, кто был назначен ею на заклание. Фрегат развернулся и пошел вдоль берега в обратном направлении. Зара-ботали катапульты, баллисты и бриколи с другого борта. Тем временем в порту сти-гийцы давили последние очаги сопротивления зингарского десанта. Там встретились они с аргосцами и — вот чудо! — поклонники Митры и Сета дрались рука об руку.

Через час после появления стигийской эскадры все было кончено. Все три гале-она зингарцев затонули, а люди с этих галеонов добиты стигийцами и аргосцами. Уничтожены были также и зингарский десант на суше, и галеры, и обе каравеллы. Не уцелел никто: Мефрес со свойственной ей пунктуальностью убирала ненужных свидетелей, отыгравшие свое фигуры.

Потом, когда с зингарцами было покончено, случилось и вовсе диковинное со-бытие. Победившие стигийцы не стали входить в израненный и беззащитный город. А те из них, кому в ходе битвы пришлось высадиться на берег, вернулись на свои корабли, и корабли отошли от Мессантии примерно на полмили.

Устроенную королевой Мефрес демонстрацию силы наблюдали не только с бе-рега. На одной из палуб фрегата стояли рядом король Мило, герцог Панто, граф Кастанья и царевич Осия из Асгалуна. Равно как и первый «гость», остальные вла-дыки прибыли на борт не по своей воле, а по настойчивому приглашению мефре-ситов. Короля, герцога, графа и царевича охраняли, вернее, стерегли стигийские гвардейцы. В качестве гида выступал сам князь Ронтакис. Он любезно объяснял, что и почему происходит у них на глазах.

Демонстрация имела смысл. Король Мило впервые увидел, что сталось с его прекрасной столицей и что может статься с остальными городами пока еще цвету-щего Аргоса. Правители Гварралида, Центральной Зингары и шемитской Пелиштии могли своими глазами увидеть, что будет с их столицами и с их державами, если они не покорятся властителям Стигии.

И эти люди покорились, ибо дорожили своими жизнями и тронами более, чем своей честью.

Да и просто потому, что королева Мефрес и ее люди, не прибегая к грубой си-ле, умели подавлять всякую волю к сопротивлению.

* * *

вечером на флагманский фрегат явилась делегация уцелевших аргосских ноби-

лей и чиновников. Сначала ее принял князь Ронтакис. Князь на великолепнейшем аргосском объяснил, как именно нужно падать ниц перед королевой Мефрес и в каких конкретно выражениях молить ее о высоком покровительстве.

Вельможи Аргоса сделали все, как нужно. Можно ли осуждать их за это? Они пережили две страшные ночи; для многих таких, как они, эти ночи стали последни-ми в жизни. Страсти как будто успокоились, но, кто знает, что принесет новая ночь? Власти не было; гвардейцев почти всех перебили; солдаты, хотя и вернулись в ка-зармы, напоминали более разбойный сброд, чем регулярную армию.

И вельможи падали ниц, ибо только так могли спасти то, что еще поддавалось спасению — уже не свободу и не честь державы, а жизнь и остатки прежней роско-ши. Они на коленях стояли перед Мефрес, каялись за погромы и убийства стигий-цев, молили о прощении и заступничестве… Та слушала их вполуха: какое ей, вла-дычице стран и народов, было дело до ничтожных стигийских купцов и чиновников, растерзанных безумной толпой, — то были необходимые и легкие жертвы, сыграв-шие свое фигуры, и она ничуть о них не сожалела. Главное, уцелели все мефреси-ты, работавшие в городе, и это доказывало, что Рыцари Империи достойны носить ее имя.

Порядок и власть — вот о чем просили коленопреклоненные аргосцы. И Мефрес дала им то и другое. Вняв нижайшей мольбе аргосских вельмож, владычица Стигии взяла их под свое высокое покровительство. Вместе с аргосцами в Мессантию отбы-ли стигийские гвардейцы. Много гвардейцев, три тысячи, — для защиты обессилен-ного города от беспорядков этого достаточно.

Да и беспорядков не должно было случиться. Исчезли поводы для беспорядков. Всё прояснилось, не так ли? В заговоре, мятеже и злодейских убийствах виновны жрецы Сета, зингарцы и их пособники. Виновные пойманы и сурово наказаны. А тех, кто пока не пойман, изловят доблестные стигийские гвардейцы, защитники ми-ра, порядка и справедливости.

С ними вернулся законный король. Он, правда, не сошел на берег, но из города была хорошо видна его коренастая фигура с богатой седой бородой. Живы были и сыновья короля, Кассио и Ариостро. Кассио повредился рассудком: принц, говорили в народе, пал жертвой чар проклятых жрецов.

И король был бледен, не таков, каким его знали подданные, и повел себя стран-но — странно, впрочем, лишь на первый взгляд. От трона не отрекся, но власть от себя отринул. Но это тоже казалось понятным: у старика Мило уже нет сил справ-ляться со всеми напастями. И совесть его замучила. Во всех бедах, случившихся с его народом, добродетельный король винит себя. Как же может править он, держа на душе такой тяжкий грех?!

Так что не очень удивились люди Аргоса, узнав, кто теперь правит ими. Король Мило передал всю власть в государстве стигийскому князю Ронтакису. Князь отныне для аргосцев стал не князь, а вице-король. Его Высочество вице-король Ронтакис со свитой переехал в королевский дворец, а сам король Мило остался гостем на стигийском флагмане.

Могло-то быть и хуже, перешептывались меж собой аргосцы. Ронтакис — чело-век в Мессантии известный, благонравный, нашим языком владеет, да и править, ясное дело, умеет, иначе бы великая королева Стигийская его при себе не держала.

И она, королева Мефрес, повела себя великодушно. Ее солдаты не убивали и не грабили, не насиловали женщин, и даже жертвоприношений Сету не было, к радост-ному изумлению добропорядочных аргосцев.

И они, добропорядочные аргосцы, продолжали успокаивать себя: все не так уж страшно, стигийцы — тоже люди, и не самые плохие, цивилизованные, с древних времен склонные к порядку и справедливости. И никакие они не змеепоклонники вовсе: то были выдумки проклятых жрецов, зингарцев и их прихвостней, врагов вся-кого законопослушного аргосца…

Могло быть и хуже, могло быть много и гораздо хуже, продолжали успокаивать себя законопослушные аргосцы, — например, если б нас покорили злобные зингар-цы или свирепые киммерийцы, или дикие пикты…

Конечно, отыскались и такие, кто не успокаивался, а, наоборот, воспламенялся. Эти люди принародно называли себя патриотами Аргоса. Они полагали, что потеря столицы — еще не потеря страны, что свободу Аргоса еще можно спасти, коварных недругов — изгнать, а растерянную честь — отвоевать и собрать воедино.

К их несчастью, они имели дело с Мефрес, а Мефрес не была бы собой, если бы не просчитала заранее, как работать с такими людьми.

Но даже она, великая королева Мефрес, что прежде называлась Камией, не в силах предусмотреть всего: лишь постановщики мирового спектакля, истинные вла-дыки жизни и смерти, знают сценарий.

И еще они очень любят вносить в свой сценарий изменения прямо по ходу действия.

* * *

этр Лурио служил при короле Мило астрологом. Благодетельные жрецы Митры

относились к нему настороженно, но терпели, поскольку магией и всякими ины-ми недозволенными вещами Лурио не занимался, а лишь высчитывал гороскопы для короля и членов его семьи. Предсказания мэтра, впрочем, редко когда сбывались, вследствие чего старый астролог воспринимался во дворце серьезными людьми в качестве забавной помеси философа с шутом. Лишь одна принцесса Лидия ежеднев-но заказывала ему гороскопы.

Ужасные события последнего времени также явились полной неожиданностью для мэтра Лурио. Во всяком случае, коварные звезды умолчали об угрозе королевс-кой семье и его любимой родине. Еще накануне Дня Благодарения Митры астролог представил принцессе Лидии гороскоп, по которому выходило, что всемилостивей-ший государь выздоровеет и благополучно возвратится в Мессантию.

Собственно говоря, гороскоп Лурио на сей раз целиком и полностью оправдался — и мэтр плакал, рыдал от души, ибо звезды не подсказали ему заранее, как имен-но это случится.

Он, возможно, был неважным прорицателем — но он был неглупым человеком. Он уцелел; в дальние закоулки дворца, где жил и где прятался от бунтовщиков ста-рый астролог, они не заглянули. Из своего маленького флигеля Лурио видел все. Не обо всем догадывался он, но постиг главное. Он понял, кто здесь дергает за ни-точки и откуда тянутся скользкие щупальца зла.

И он решил исправить то, что еще можно было исправить. А если не исправить — хотя бы остановить зло. Он отложил свои никчемные гороскопы, из пропыленно-го тайника извлек ветхий сундучок, с трудом подобрал к сундучку ржавый ключ, на-конец, открыл его. И занялся магией. Он не разбирал, черная то магия была или белая — он просто собирался остановить зло.

Маг, конечно, он был также никудышный. Он не имел власти ни над стихиями, ни над демонами, ни над зверьем. Он даже не мог навести порчу, высечь из пальца огонь и вызвать дождик. Поэтому Лурио обратился к вещам тех, кто в магии на са-мом деле разбирался.

Старый астролог уже не помнил, откуда у него появились этот хрустальный шар, этот жезл и этот арбалет. Шар, должно быть, нашли при обыске у стигийского жре-ца, схваченного и сожженного на костре лет сорок пять тому назад. Жезл аргосскому астрологу достался от вендийского мага; когда и как это случилось, Лурио уже не помнил. Помнил только, что жезл сей испускал убийственный огонь, если при этом громко крикнуть заклинание…

Глядя на эти диковинки, мэтр лишь вздыхал. Заклинание убийственного жезла он не знал — ни тогда, ни теперь. О хрустальном шаре и говорить не приходилось: Лурио не имел ни малейшего представления, как им пользуются и для чего вообще он бывает полезен.

Иное дело арбалет. Арбалет был крохотным, и к нему имелась всего одна стре-ла. Зачем полезен арбалет, гадать не нужно. Его подарил Лурио немедийский чаро-дей, как бы на память. Хотя гороскоп, составленный Лурио для этого немедийца, предрекал тому страшную и неожиданную смерть вследствие магического опыта. Ка-жется, чародея того звали Парацельс. Да, Парацельс, так его звали, и он подарил мэтру Лурио этот арбалет и стрелу к арбалету.

Арбалет немедийского мага, понятное дело, был непростой. Парацельс говорил, что зачарованная стрела из этого арбалета поразит врага, даже если тот будет нахо-диться в трех милях от стреляющего. Чтобы увидеть врага на столь далеком рассто-янии, при арбалете имелся особый прицел с какими-то загадочными стеклами.

Не желая обидеть немедийца, Лурио подарок принял. И чудесный арбалет пере-кочевал в старый сундучок. Астролог, человек добрый и мирный, никого убивать не собирался. До сей поры.

Мэтр Лурио извлек арбалет из сундучка, аккуратно протер его, подождал, сколь-ко нужно, и, когда на стигийском флагмане торжественно запели горны, подошел к своему окошку.

* * *

очь в Мессантии прошла спокойно. Все, кто мечтал о порядке, не пожалели о

присутствии в городе стигийских гвардейцев. Вице-король Ронтакис, проведя во дворце всю ночь, утром возвратился на стигийский флагман. Черный фрегат по-пре-жнему стоял на рейде Мессантии. Церемония принесения вассальной присяги была назначена на полдень.

А утром аргосцы узнали, что стигийская королева Мефрес, победительница, зас-тупница и благодетельница всех своих законопослушных подданных, решила офи-циально оформить высокое покровительство над их державой, да заодно и над со-седними странами. Мефрес приняла титул императрицы Стигии и присоединен-ных территорий; в качестве последних подразумевались Аргос, Зингара, Пелиштия и Барахские острова. А мужа своего Джосера провозгласила императором, полно-властным соправителем императрицы.

По такому случаю стигийцы устроили пышные торжества. Аргосцам с них тоже перепало: лояльные негоцианты получили разрешения торговать по-прежнему, ло-яльные нобили — неплохие посты при дворе вице-короля Ронтакиса, ну а аргосская армия приобрела почетное наименование Императорской. Также была объявлена ам-нистия для зингарцев, их пособников и прочих злоумышленников. Для всех, кроме жрецов Сета: те, понятно, воплощали собой Зло и не подпадали под амнистию.

Ровно в полдень долгожданная церемония началась. Она происходила не в горо-де, где еще было небезопасно, а прямо на палубе стигийского фрегата. С берега, впрочем, можно было разглядеть фигурки, даже лица основных действующих лиц. В числе присутствующих на церемонии были подданные и вассалы новоявленной им-ператрицы, в том числе все высокие вельможи Стигии и Аргоса, включая принцев Кассио и Ариостро, герцог Панто, граф Кастанья, представители герцога Кордавы, графа Нуэртеса и царя Пелиштии. Гордого владетеля Пуантена не позвали, опаса-ясь неизбежных в таком случае эксцессов, и граф Троцеро остался в своей камере. Подразумевалось, что он тоже присягает, хотя Троцеро и не собирался.

Императрица Мефрес была облачена в роскошное гофрированное платье цвета морской волны и древний шлем хепереш. Это был прежний шлем со змеей по име-ни Урей, но платье было другим. На нем отсутствовали белые альбатросы. Их мес-то заняли тканые золотом змеи. На груди Мефрес висел большой медальон, изобра-жающий земной шар в объятиях змеи, держащей хвост в зубах. У этой змеи были щупальца, они напоминали лучи, а весь медальон с земным шаром — пылающее солнце, только черное. Митра и Сет в одном символе: никто бы не решился их сое-динить, но Камия решилась, еще будучи принцессой в Атле.

«Чёрное солнце Атлаи восходит на Западе», — упрямо твердил Конану-варвару настоящий, понимающий астролог в Ианте, столице Офира.[10] Но Конану в ту по-ру было недосуг: он пробирался к Милиусу, он готовился сражаться с Тхутмертари, а также у него был Джейк, наемник-узурпатор, забравший себе корону Аквилонии.

Короля Мило обрядили в широкий бордовый кафтан с застежками на груди и на рукавах, а также плащ-мантию того же цвета с подбивкой бурого меха. И на голове его лежала большая золотая корона с семью башнеподобными зубцами; семерка, как известно, считалась счастливым числом Солнцеликого Митры.

Торжественно запели горны. Король Мило медленно опустился на колени перед императрицей Мефрес и, глядя в заготовленный для него пергамент, принялся про-износить слова вассальной клятвы.

Она была лаконичной — поэтому король Мило успел закончить, прежде чем мэтр Лурио, добрый и славный астролог, все-таки нажал на спусковой крючок своего чу-десного арбалета.

* * *

лова вассальной клятвы отзвучали, и в тот же миг императрицу Мефрес пронзи-

ла боль.

Боль явилась внезапно, коварно и жестоко. Боль была очень сильной и очень странной. Камию трудно было, почти невозможно застать врасплох, она умела вы-носить боль, но эта жуткая боль оказалась сильней ее воли. Боль поразила живот. И великая императрица Стигии согнулась, словно подрезанная пополам.

Спустя безмерно короткое мгновение стрела из арбалета Лурио пронзила воздух именно в том месте, где до этого Мгновения Боли находилась спина императрицы Мефрес, пролетела дальше по прямой и остановилась во лбу короля Мило, в полу-дюйме ниже семибашенной короны.

* * *

ервое лицо, которое увидела Мефрес, придя в чувство, было лицом ее наречен-

ного отца. И это лицо было бледным, как сама смерть. Затем она увидела князя Ронтакиса, адмирала Ратмеса, наместника Псамитека, генерала Ихмета, командора Анефа и других своих людей… Их лица выглядели немногим лучше лица Паксиме-на. Она лежала в палате медикуса.

И все оживились, когда она спросила, своим обычным властным голосом:

— Что это было?

— Я не знаю, что это было, но тебя спасло чудо,— вымолвил Паксимен. — Дру-гого подобного чуда я не видел за всю свою жизнь. Должно быть, сами боги поза-ботились о тебе…

— Король Мило убит стрелой, которая предназначалась Вашему Святейшему Ве-личеству, — четко сказал Ронтакис. — Стрела, без сомнения, была зачарована. Она прилетела издалека. Стрелка не нашли, но ищем.

Мефрес закрыла глаза. Живот больше не болел. Ум обрел прежнюю ясность и силу. Ему совсем немного нужно, чтобы догадалась, что случилось с ней.

— Все прочь. Все, кроме Паксимена. У дверей поставить стражу. Никого не пус-кать. Я выйду сама.

Оставшись наедине с медикусом, она положила руку на свой живот и сказала:

— Вот кто спас меня, отец, не боги.

— Я не понимаю! — в отчаянии воскликнул Паксимен.

— Тварь, что там, внутри, спасла меня, — грустно усмехнулась Мефрес. — Дитя тху не желает моей смерти. Ты понимаешь, отец? Оно хочет родиться! А если я умру, оно умрет со мной.

— Доченька, но это невозможно, — покачал головой медикус. — Как неразумный зародыш может чего-то хотеть?!

— Ты сам говорил, что это очень необычный зародыш. Это существо новой расы, к тому же, Тхутмертари подвергла его действию своих могучих чар. Тварь хочет ро-диться и жить. Должно быть, у зародыша есть дар предвидения или сверхчутье… Он почуял смертельную опасность, когда зачарованная стрела вот-вот должна была в меня вонзиться и убить. И он сделал то единственное, что мог бы сделать ради мо-его спасения. Зародыш причинил мне боль. Такую боль, что я упала и потеряла сознание. А стрела досталась Мило.

Паксимен ошеломленно встряхнул головой.

— Этого не может быть, дочка. Не может быть. Мои снадобья парализуют чудо-вище в твоем чреве. Иначе… иначе боль преследовала бы тебя повсюду. Зародыш новой расы не мог причинить тебе боль.

Мефрес осторожно поднялась, поцеловала медикуса и нежно погладила его мо-рщинистые руки.

— Отец, сегодня утром я забыла их принять.

— Что?! Ты не приняла мои снадобья?

— Да, отец. И это, похоже, спасло мне жизнь.

На Паксимена жалко было смотреть. За один миг он как будто состарился еще лет на десять. Сама мысль о том, что он мог погубить свою доченьку, хотя бы и случайно, а она выжила не благодаря, а вопреки ему, была невыносима.

— Коварны боги! — только и мог прошептать старый медикус.

— Коварны, — согласилась его нареченная дочь. — Но спасли меня не они, а эта тварь в моем чреве. Ты понимаешь, что это значит, отец? И за меня, и за него, и за богов решает всё Судьба. И она единственная всемогуща. Нам не дано постичь ее изменчивый нрав.

— Есть вещи и процессы в организме человека, на которые ни боги, ни эта тварь, ни сама Судьба повлиять не в состоянии. Ты не проживешь больше луны или двух! Я знаю это совершенно точно… — простонал Паксимен.

— Возможно,— кивнула Мефрес.— На большее я и не рассчитываю. Но, кто зна-ет, вдруг всемогущая Судьба явит мне новое чудо? Разве не чудо сегодня случилось со мною? Было ли оно последним для меня?

Старый медикус сокрушенно покачал головой. Чудо может спасти, а может и убить прежде положенного срока. Судьба, которую так превозносит дочка, слишком коварная, изменчивая дама…

А боги, пристрастные зрители вселенского спектакля, не любят, когда одному из героев — или героинь — всё удается. Боги ревнуют к героям!

В душе Паксимен не испытывал ни надежд, ни иллюзий. Скорее, он испытывал новый страх.

* * *

онтакис уже собирался отбыть в свой мессантийский дворец, когда явился Анеф

и сообщил, что святейшая императрица желает его видеть. Вид командора был загадочен, и Ронтакис спросил: — Что там случилось?

— Ничего сверх того, что уже известно моему иерарху, — поклонился Анеф.

Проницательный взгляд лисьих глаз вонзился в командора.

— Тебе известно больше. С императрицей что-то не так.

— Молю Ваше Высочество поверить мне. Я лишь исполняю волю императрицы.

— Надеюсь, — хмыкнул Ронтакис. — Иначе я не поставлю ломаного лунара[11] за твою жизнь и за твою душу.

Анеф гордо вскинул голову: — Я мефресит, Ваше Высочество! И даже вы не смеете подозревать меня в измене!

Ронтакис благожелательно кивнул.

— А я, как глава Ордена, обязан подозревать всех. Даже себя. Никто не безгре-шен, кроме Святейших Повелителей. Запомни это, командор…

Оставив Анефа размышлять над своими словами, стигийский князь, главный со-ветник королевы, иерарх Ордена мефреситов и правящий вице-король Аргоса отпра-вился в кабинет своей повелительницы.

После дневного покушения стража была усилена втрое. Навстречу Ронтакису по-пался толстобрюхий генерал Ихмет. Судя по выражению его лица, попытка Ихмета получить высочайшую аудиенцию провалилась. Князь остановил главнокомандую-щего и сказал: — Отправляйтесь к себе и отдохните. Выглядите вы неважно. Возмо-жно, вы понадобитесь ночью.

— Ее Величество не приняла меня… — пролепетал Ихмет.

Ронтакис тронул генерала за плечо.

— Не думайте об опале. Относитесь к жизни философски. Как бы высоко ни во-зносила нас судьба, мы всего лишь слуги Их Святейших Величеств. А Их Святейшие Величества Мефрес и Джосер ценят хороших слуг. Этим наши повелители выгодно отличаются от владык держав, где правят варвары. Будьте хорошим слугой, и вам не будет грозить никакая опала.

— Да, да… — закивал главнокомандующий, и его настроение улучшилось.

Войдя в кабинет императрицы, Ронтакис застал там чужую женщину. Она стояла у рабочего стола Мефрес. Чужая женщина была одета по последней аргосской моде, в длинное пестрое платье со шлейфом, шитое жемчугом и высоко подпоясанное алым шарфом. Края глубокого треугольного выреза были оторочены черным мехом. В ложбинке меж высоких грудей на цепочке висел кулон в форме солнечного диска. Длинные каштановые волосы были распущены, также на голове лежал белый чепец, украшенный изумрудами.

Женщина была молода и очень красива.

— Во имя Сета! — удивился Ронтакис. — Кто вы такая, что здесь делаете?

Красавица недоуменно заморгала и попятилась.

— Аргос… Аргос… — испуганно зашептала она.

Ронтакис задал те же вопросы по-аргосски. Женщина радостно закивала и сдела-ла ему такой глубокий реверанс, что ее упругие груди чуть не выскочили из выреза платья.

— Виконтесса Мальвина, с позволения Вашего Высочества, придворная дама из свиты принцессы Лидии.

Голос оказался высоким и приятным. Несмотря на это, вице-король Аргоса по-морщился. Он не знал никакую виконтессу Мальвину. Кем бы она ни была, ей нече-го делать в личном кабинете святейшей императрицы. Мысленно отдав под трибунал нерадивых стражников, Ронтакис раскрыл рот, чтобы их позвать.

— Погодите! — пылко воскликнула женщина. — Я доверенное лицо патриотичес-кой партии Аргоса. Мне нужно поговорить с вами. Сегодняшнее покушение на Меф-рес — наших рук дело. Я здесь, чтобы предупредить вас: если вы, презренные зах-ватчики, тотчас не уберетесь с нашей земли, мы повторим его, и Справедливый Ми-тра улыбнется нам! Вы захватили нашу столицу — но учтите: народная война лишь начинается!

Иерарх оторопел. Или эта женщина безумна, или…

Ронтакис низко поклонился и с неповторимой своей лукавостью пожурил по-сти-гийски: — Ваше Святейшее Величество совсем не бережет нервы преданного слуги. Меня так мог удар хватить…

— Я знаю, нервы у вас крепкие, мой друг, — рассмеялась Мефрес, также перей-дя на стигийский и немного сменив тембр своего голоса.

Она подошла к карте Западной Хайбории, висящей на стене, изящный пальчик сдвинулся правее Аргоса и Зингары и указал на город под названием «Тарантия».

— А как вы думаете, князь, примут ли король Роберт и герцог Вибий несчастную беженку, виконтессу Мальвину? Найдет ли она приют и защиту в могущественной Аквилонии? — с улыбкой вопросила Мефрес.

— Судя по докладам мефреситов, аквилонские владыки — добродетельные и благочестивые люди, — невозмутимо заметил Ронтакис, — и несчастная виконтесса, без сомнения, найдет у них приют. Что же до защиты, то Мальвина сама сумеет по-стоять за себя. Я полагаю, эта придворная дама — на самом деле доверенное лицо патриотической партии Аргоса и к тому же близкая подруга юного принца Ариостро. Да, очень близкая.

— Вы делаете сомнительный комплимент, — хмыкнула императрица. — Разве я похожа на близкую подругу Ариостро? Он годится мне в сыновья!

— Некоторые юноши предпочитают опытных девиц. Принц Ариостро именно та-ков. Виконтессе Мальвине, я полагаю, лет двадцать пять, не более.

— Что говорит аквилонский шпион, которого поймали в Мессантии?

— Ничего, к сожалению… Он умер прежде, чем заговорил.

Императрица бросила Ронтакису недовольный взгляд.

— Наши заплечных дел мастера ни на что не годны. Неужели я сама должна ис-полнять их работу, дабы выудить необходимые нам сведения?

— Не стоит беспокоиться, моя госпожа. Нынешние аквилонские владыки — тол-ковые варвары, не чета правителям аргосским и зингарским. Это мы должны приз-нать. Я готов держать пари, что в Мессантии остались еще по меньшей мере с пол-дюжины шпионов тарантийского герцога. Так что нам есть кого ловить. А когда шпион будет пойман, я велю заняться им командору Анефу. Командор хорошо проя-вил себя в работе с пленными аргосцами.

— Пусть Анеф попробует перевербовать аквилонских шпионов,— задумчиво ска-зала Мефрес.— Нет, лучше сделаете это вы, лично. Слишком многое поставлено на карту.

— Ценю доверие Вашего Величества.

Испытующе глядя на князя, императрица спросила:

— Итак, вы полагаете, аквилонцы меня не раскроют?

— Моя госпожа сама знает ответ на этот вопрос, — пожал плечами Ронтакис. — В мире нет другой такой актрисы. Сегодня, когда вы упали, даже я — о, даже я! — подумал, что покушение на вас произошло взаправду.

— А теперь вы так не думаете?

— Теперь не знаю, что и думать. Мы не собирались убирать короля Мило. Он нужен для законного прикрытия моей… нашей власти над Аргосом. Вы передумали?

— Я передумала. Мило отдал Аргос мне, а я доверила его вам. Отныне вы — законный правитель Аргоса. Принцы Кассио и Ариостро в наших руках. Мило испо-лнил свою роль и больше был не нужен.

— Но как вам удалось убрать его незаметно для меня. Кто это сделал?

— Вы слишком дотошны, князь, — холодно заметила Мефрес.

— Это вы приучили меня не таить свое мнение, — в тон ей ответил Ронтакис. — В случае же с Мило вы меня вообще не спросили.

— Ваше Высочество были слишком заняты в Мессантии. Я не хотела беспокоить вас из-за какого-то варвара, пусть он и варварский король, — сардонически усмех-нулась императрица, — но впредь обещаю исправиться. Я буду слушать вас по всем вопросам. Что мне есть и где мне спать, кого, когда и где мне убивать!

Ронтакис опустил взгляд. С некоторых пор эта женщина стала внушать ему не то-лько уважение и обожание, но также беспокойство. Ибо даже великие люди допус-кают ошибки. А она пока не сделала ни одной. Она все время побеждала. Ронтакис сам был хитроумным, опытным и дальновидным политиком. Он просчитывал собы-тия на пять ходов вперед, умел ориентироваться в наисложнейшей обстановке и всегда играть на победу. Вот почему ему обычно удавалось понимать свою госпожу с полуслова.

Да, прежде было именно так. Но в последнее время он порой переставал пони-мать Мефрес. Она просчитывала события на десять ходов вперед, а то и держала в голове целиком всю сложнейшую партию. Ее феноменальное умение извлекать вы-году буквально из всего, даже из собственных трудностей, ее необыкновенное чутье, помноженное на абсолютный цинизм, подвигали Ронтакиса к мысли, что его госпо-жа на самом деле не является обычным смертным человеком. И хотя она это отри-цала, опасаясь, как видно, ревности богов, факты подтверждали догадку многоопы-тного князя.

А сегодняшнее покушение? Он стоял рядом, он сам всё видел. Смертоносная стрела летела в спину Мефрес. Если это была игра, то как императрица узнала, ко-гда, в какую из долей мгновения, ей нужно упасть, чтобы пропустить стремительно летящую стрелу? Как удалось лишить себя сознания, да так, что даже сам великий Паксимен всерьез испугался за ее жизнь.

— Скажите, Ваше Величество: это покушение на вас — оно подстроено?

Мефрес высокомерно скривила губы. Ронтакис — не отец ее, а подданный. Он не знает и не должен знать о чудовище, что растет в ее чреве.

— Разумеется, оно было подстроено. Теперь мы можем обвинить кого угодно в покушении на мою жизнь и в убийстве обожаемого всеми короля Мило, признавшего мой суверенитет над Аргосом. Я как раз подумываю над тем, кого именно нам луч-ше обвинить сначала, а кого — впоследствии. Покушение на меня позволит начать карательные экспедиции против тех аргосских городов, которые не признают нашу власть. А убийство добродетельного короля Мило будет основанием для охоты на бунтовщиков, врагов порядка и законной власти. Это злодеяние случилось в тот мо-мент, когда я великодушно амнистировала заговорщиков. Нет сомнения, их коварст-во вызовет искреннее возмущение всех добропорядочных граждан. Ну, и так далее! Мы извлечем немало пользы из этого покушения, намного больше, чем если бы ос-тавили Мило в живых.

Ронтакис опасался смотреть ей в глаза. Худшие опасения его подтверждались. Ронтакис со страхом смотрел в будущее. Империя империей, но у всего должен быть предел. Барах, Зингара, Аргос, Пелиштия… Что же дальше?

— Аквилония, — словно подслушав его мысли, проговорила Мефрес, указывая на карту. В смущении князь воскликнул:

— Но, госпожа! В мире нет державы сильнее и могущественнее Аквилонии! Осо-бенно после того, как Тхутмертари разрушила основы нашей родной Стигии. Акви-лония — самая богатая и процветающая держава Хайбории. Аквилония — не Аргос! Герцог Вибий — не ленивый кот, как граф Молинарио, а, скорее, мудрый филин. В Аквилонии нет принцев, подобных Кассио, Ариостро, Лидии или Фабио. Их полко-водцы не чета маршалу Аркадио. Аквилония привыкла воевать, а в войнах одержи-вать победы. Так было даже при негодных королях, но Конан-варвар сделал Акви-лонию поистине непобедимой! Теперешний их король Роберт — не король Мило. Если судить по донесениям моих агентов, это на редкость умный, знающий и лов-кий проходимец. Только такой человек способен аккуратно рассадить своих недав-них товарищей кого по замкам, а кого и по темницам, чтобы снискать уважение у гордых аквилонских нобилей и стать любимцем простого народа.

— Тем интереснее будет играть с ним, — улыбнулась Мефрес, — и смотреть, как неумолимая сила обстоятельств склоняет этого умника к моим стопам. На все про все уйдет одна луна!

— Боюсь, вы не понимаете! — краснея от собственной дерзости, возразил Ронта-кис. — Говорю вам, Аквилония — не гнилое яблоко, как Аргос. Скорее, это алмаз…

— …И я ограню его, — закончила Мефрес. — Я всегда мечтала стать императри-цей Аквилонии. Через луну я ею стану. Или вы предлагаете мне отказаться от моей мечты лишь из-за того, что на пути к ней меня встретит достойный противник? Ха! Пусть попробует меня остановить.

— Во имя Сета! Аквилония крепка. Ее не расколешь ни снаружи, ни изнутри! Я готов на это спорить даже с вами!

Императрица протянула ему руку и с многозначительной ухмылкой произнесла:

— Идет, князь. Я принимаю пари. Если через луну у меня не будет короны Акви-лонии, я отрекусь и от трона Стигии.

— Нет! Я вовсе не этого хотел! Я хотел лишь вас предостеречь…

— Жребий брошен, мой дорогой вице-король. Я не привыкла отступать. Моли-тесь лучше за мою победу. Тогда я выиграю пари, а в утешение для вас оставлю Стигию. У меня и Джосси наследников нет. Династия Ахмесидов на нас и закончит-ся. У вас наследники есть, и вы, возможно, создадите новую династию.

Ронтакис, ошеломленный таким оборотом беседы, упал на колени.

— Но я старик, я недостоин!

— Вы доказали, что достойны, — с грустью молвила Мефрес. — И вы, старик, возможно, переживете нас, меня и моего супруга-соправителя. Его война со змея-дами не может продолжаться долго. Я каждый день молю богов о нем, но если Джосси уцелеет, это будет чудом.

Она улыбнулась, что-то вспомнив, и добавила:

— Вы осторожный политик, а не авантюрист, подобно мне и моему любимому супругу. У вас намного больше шансов уцелеть.

— Не говорите так! Мне не нужен императорский престол. Я служу вам, велича-йшей правительнице Стигии со времен первой императрицы Мефрес, и уже этим счастлив. Я буду молиться за вашу победу не ради себя. Вы достойны владеть не только Аквилонией, но и целым…

— Замолчите! Я не хочу этого слышать.

— Простите меня, госпожа… И все же я не представляю, как вы завладеете Ак-вилонией. Тем паче, за одну луну… Вспомните мои доклады: у короля Роберта име-ется особенное оружие, ужасной разрушительной силы, и говорят, что это оружие, да и сам король Роберт, прибыли в наш мир из иного времени, где все не так, как здесь, у нас. А нынче король Роберт — Избранник Митры, у него на груди феникс, священная птица Митры. Все боготворят его… Клянусь Сетом, даже ста тысяч отбор-ных воинов не хватит, чтобы одолеть такого короля и Аквилонию!

— Где ваша проницательность, князь? Должно быть, вы устали, отдохните. Для покорения Аквилонии мне нет нужды в ста тысячах отборных воинов. Довольно и одного. Меня! Возможно, мефреситы мне чуть-чуть помогут. Но совсем чуть-чуть!

— Кто-то из нас двоих, определенно, тронулся рассудком, — прошептал князь Ронтакис. — И я не уверен, что это я.

— Если даже вы считаете меня безумной, то полдела сделано, — подмигнула ему императрица Мефрес. — На целом свете только два человека знают, как прави-льно вести себя, когда им кажется, что я безумна. Король Роберт, сколь бы ни был он умен, к этим двоим не относится.

— Кто же они, если позволено мне будет знать? Святейший Джосер, ваш супруг, и мудрый Паксимен?

— О, нет, не Паксимен. Имя второго — варвар Конан…

[1] См. новеллу «Змеи Стигии и леопарды Пуантена» из цикла «Изгои».

[2] См. роман «Раб Змеиной Королевы».

[3] В Западной Хайбории приняты следующие обозначения для шахматных фигур: пешка — рыцарь, конь — барон, слон (офицер) —

генерал, ладья — башня, ферзь — королева, и король, естественно, — король.

[4] Нилус — другое название реки Стикс.

[5] Цехин — основная денежная единица Аргоса, примерно равен одной пятнадцатой стигийского денария, то есть пяти граммам

золота.

[6] Бригантина — небольшое парусное судно. Обычно имело две мачты с прямоугольными парусами, по два-три на каждую.

[7] Имеется в виду чума.

[8] См. рассказ «Черное солнце» из цикла «Изгои».

[9] Подробнее о применении настоящими посвященными жреца-ми Сета магии «черной ладони» см., например, роман «Огни Будущего».

[10] См. первую главу романа «Обреченные на Бессмертие».

[11] Лунар — мелкая стигийская монета.

ЧАСТЬ VI. ВМЕСТЕ ПРОТИВ ЗМЕЯДОВ.

21. Штурм Луксура.

ороль Стигии Джосер с тоской смотрел на великий город. Он искренне любил

его — как может человек подобного Джосеру склада вообще что-либо любить

искренне. На шкале его привязанностей Луксур стоял сразу после Камии, при-ключений, власти и интриг. Луксур для Джосера был не просто город, древняя сто-лица великой империи, не просто дом, где он появился на свет и где, несмотря на все его странствия по миру, минула большая часть его жизни.

Луксур для Джосера был выдающимся символом мечты всей этой многокрасоч-ной жизни. В некотором роде Луксур походил на неприступную красавицу, стремле-ние обладать которой превратилось со временем в маниакальную страсть. Обладание Луксуром означало бы исполнение мечты о власти, о великой империи, покорно ле-жащей у ног, о грандиозных свершениях, намного превосходящих подвиги стигийс-ких героев былых времен…

И вот теперь, когда в руках у Джосера была абсолютная власть, а посвященный жрец Хнум-Собек, последний представитель некогда всемогущего синклита, покорно склонил перед ним голову, король все равно чувствовал, что без Луксура его победа ущербна. Чтобы утолить свою мечту, он должен покорить столицу!

Она лежала прямо перед ним, величественная громада, окруженная высокими и толстыми стенами из желтого песчаника. Нет, не придется въезжать ему в древний Луксур на вороном коне, во главе триумфальной процессии, сопровождаемой восто-рженными криками горожан и торжественным пением парадных горнов. Увы! Ему придется отвоевывать свою столицу. И не путем закулисных интриг, как это нередко бывало в стигийской истории, а в самом что ни на есть прямом смысле слова — ему придется брать город штурмом. А когда он, наконец, возьмет столицу, навстречу ему все равно не побегут восторженные толпы горожан — ибо проклятые чудища, истин-ные отпрыски их общего бога Сета, истребили всех жителей Луксура: одних прине-сли в жертву Вечному Отцу, других замучили до смерти, а третьих съели.

Поэтому Джосер не ожидал победы в обычном смысле этого слова. Если штурм завершится успешно, король войдет в мертвый город, а стигийцы, которые доживут до того момента и которых он приведет с собой, станут первыми людьми Луксура за последнюю луну. Он знал, что доживут немногие. Каждая жизнь змеяда будет сто-ить ему жизней четырех-пяти его верных подданных. Он готов был платить за Лук-сур такую цену. Возвращение Луксура людям — это не победа короля, а его долг пе-ред державой, созданной людьми. Люди в Луксуре, столице Стигии, — это символ её очищения; это значит, что вскоре и вся держава очистится от чешуйчатых чудищ.

Вот почему король Джосер столь страстно, упорно и скрупулезно готовился к этому бессмысленному в военном отношении штурму.

Через три седмицы после памятной битвы у горы Монтесан под его началом была армия в сорок пять тысяч воинов. Она стояла огромным лагерем в ста пятиде-сяти милях восточнее Луксура, затем переместилась ближе к городу.

Две седмицы ушли на выучку, перегруппировку, стратегическое планирование операции, составление схем штурма, постройку осадных орудий и изготовление снарядов.

Тем временем достойнейший Хнум-Собек не уставал поставлять королю самые свежие сведения о ситуации в других районах страны. Чтобы не зависеть от одних только «летучих посланцев» волшебника, Джосер использовал и обычных гонцов-скороходов.

Отовсюду поступали благоприятные для людей известия. Вдохновленные пер-выми успехами короляизбавителя, стигийцы поднимали восстания против змеядов. Так, защитники Кеми не только отбили все атаки чудищ на город, но, улучив момент, сами атаковали их и, понеся неизбежные потери, все же разгромили группировку змеядов. То же самое происходило и почти в каждом городе на побережье Стикса. Люди отбили у змеядов Файон, крепость на Сгибе,[1] заставили их отступить вглубь пустыни от полуразрушенного Бусириса.

Но, тем не менее, юг и восток страны по-прежнему принадлежали змеядам. А 50-титысячная орда аккалы Таниты неумолимо приближалась к южным рубежам. Как сообщали «летучие посланцы» Хнум-Собека, сейчас полчища змеядов пробира-ются сквозь джунгли Куша. По словам волшебника, в течение ближайшей седмицы орда Таниты выйдут к Сухмету, крупнейшему городу юга Стигии; чтобы оттуда при-быть к Луксуру, им потребуется не более двух седмиц. Джосер был не в силах ос-тановить эту страшную орду. Он мог лишь хорошо подготовиться к встрече с нею.

Пока же он готовился штурмовать собственную столицу.

Среди военачальников короля Джосера оказались двое совершенно необычных лю-дей. Мало того, что они не были стигийцами, — эти люди вовсе не принадлежали к хайборийской цивилизации.[2]

Один, рослый, широкий в плечах, словно сотканный из переплетенных мускуль-ных канатов, толстогубый, синеглазый, с вновь отросшей гривой вороных волос, был облачен в тяжелую кольчугу, сапоги и круглый шлем без гребня. На левом бедре он носил тяжелый двуручный меч; кроме него, подобный меч имелся лишь у самого стигийского короля, который лишь немного уступал статью синеглазому варвару. На правом бедре богатырь держал увесистую секиру. Семерка метательных ножей прис-троилась в ряд на его широком поясе.

Подле героя стоял на особой подставке громадный станковый лук, сооруженный специально для этого человека и по его указаниям. Лук этот в его руках мог выпу-скать тяжелые стрелы так далеко и так метко, что заменял собой самый совершен-ный бриколь. Несмотря на такой груз вооружения, двигался Конан легко, как и по-добает грозному льву. Он старался не думать о том, что по-настоящему грозным лев обычно бывает на свободе, а не на длинном поводке…

Второй военачальник, вернее, военачальница, мускулистая, почти как мужчина, высокая и стройная, зеленоокая, с коротким ежиком белых волос, была красива кра-сотой дикой волчицы. Вся ее одежда состояла из сандалий и льняной тряпицы на шнурках, настолько узкой, что она едва прикрывала лоно, а сзади не была заметна вовсе. На таком облачении настоял сам король Джосер: ради поднятия боевого духа его войска Аманде предстояло еще раз сыграть роль воплотившейся богини Дэркето.

Ее, впрочем, не пришлось долго уговаривать, так как Аманда, во-первых, нико-гда не отличалась излишней стеснительностью, во-вторых, образ богини дев-воите-льниц как нельзя лучше соответствовал ее характеру и внешнему облику, в-третьих, она верила, что в таком виде получит больше шансов обратить на себя внимание Ко-нана. С севера, со стороны Стикса, дул пронизывающий стылый ветер, леденя кожу, но для выносливой Аманды он не мог служить причиной отказа от впечатляющего — особенно на фоне одетых в теплые туники, хитоны и куртки стигийцев — образа ве-ликой богини Дэркето.

Аманда руководила отрядом арбалетчиков. Этих людей обучала она сама по за-данию короля Джосера. Каждый из них был вооружен внушительным дублетером усовершенствованной конструкции и полным колчаном коротких стрел. Еще прежде, в лагере, Аманда сумела доказать изумленному Джосеру, что одна такая стрела, вы-пущенная из такого дублетера, пролетает четверть мили и вонзается в «десятку» ми-шени, а другая стрела попадает в круг соседней. Конечно, если стреляет сама Ама-нда. Обученные ею стигийцы, впрочем, стреляли сносно, попадая в круг с расстоя-ния шестисот футов. Лично для Аманды соорудили небывалое орудие, нечто сред-нее между арбалетом и бриколем. Она сама называла свою машину «станковым пу-леметом», с той лишь разницей, что вместо пуль он выпускал стрелы. Первые про-бные выстрелы показали, что самострел Аманды способен точно поражать цели да-льностью до полумили с периодичностью два-три выстрела в минуту.

Глядя на артиллерийское хозяйство своей подруги, прежний аквилонский король Конан поневоле испытывал зависть и досаду. Особенно обидным ему казалось то, что Аманда научила отменно стрелять воинов его злейшего врага, в то время как ку-да полезней было б ей поднатаскать в стрельбе из арбалетов его боссонцев.[3] Он надеялся, однако, что такая возможность ей еще представится.

Как и Конан, Аманда была уникальна, и именно в таком качестве была необхо-дима в предстоящей баталии. Ее поводок был чуть длиннее, чем у Конана, но она предпочитала полагать себя свободной абсолютно.

Они приняли окончательное решение участвовать в битве со змеядами на стороне Джосера после удивительного события, случившегося третьей ночью. Во сне Конану явился Тезиас. Да, именно, тот самый карлик, Великая Душа, давний и заклятый враг его.

Карлик предстал в своем обычном меховом облегающем костюме, хмурый, уста-лый и как будто больной. Тезиас всегда выглядел живым мертвецом,— кем и был в действительности,— но теперь в нем не было привычного Конану яростного жизнен-ного пламени, искры глумливого торжества над миром ничтожнейших смертных; и даже глаза, магнетические агаты, на бескровном лице карлика горели как-то иначе… Великая Душа предстал перед Конаном, сдержанно кивнул старому знакомцу и не-медленно перешел к делу:

— Я скоро умру, киммериец. Ты должен это знать. Тебе не удастся расквитаться со мной. И богам ревнивым, недругам моим, не удастся. Сама Судьба сделает это за вас. Меня убьет то самое Существо, которое уже умертвило Джейка и Тхутмерта-ри. Я его третья, и последняя, жертва…

Предвосхищая возможные вопросы Конана, Тезиас молвил:

— Брахо не убил это Существо лучом из Медальона. Брахо испепелил лишь материальную оболочку. Существо живо. Оно превратилось в Чистое Сознание. И оно теперь отдыхает, чтобы обрести силы для расправы со мной. Я обречен и знаю это… Перед смертью я пытаюсь искупить свои грехи. Как ты знаешь, нагрешил я по-рядочно… Твоя догадка верна: я оживил Синих Монахов. Сообразно моей воле, они уничтожают черные яйца змеядов, то есть зародышей расы тху. Как избавить от за-родышей тху человеческих женщин, я пока не знаю. Но я работаю над этой пробле-мой и надеюсь решить ее прежде, чем меня настигнет Существо… Больше я ничем не занят… Советую тебе смирить на время свою ненависть к Джосеру. Пойми: пока в ми-ре людей жив хотя бы один змеяд, вы не враги, а союзники. Уничтожьте змеядов вме-сте, а потом, когда сгинет проклятое племя истинных детей Сета, разбирайтесь в своих отношениях… Знаю, ты не ждешь от меня добрых советов. И все же поду-май. Негоже тебе стоять в стороне, когда другие сражаются с нечеловеческим злом. Кста-ти, только так ты сумеешь бежать из стигийского плена… Прощай же, великий герой.

С такими словами карлик исчез. Проснувшись затем, киммериец не смог разоб-раться, что явилось ему: «живое воплощение» самозваного бога, фантом, послан-ный Тезиасом, или карлик взаправду разговаривал с ним. В одном он был уверен: это не сон и не колдовской морок. Великая Душа обладал, помимо других своих уме-ний, способностью проникать в человеческие сны и видоизменять их. Явление Тези-аса во сне чем-то напоминало встречу с пророком Эпимитреусом в недрах священ-ной горы Голамайры,[4] с той разницей, что, в отличие от пророка, карлик никуда Конана не звал, а самолично к нему явился.

Верить ли его словам — вот в чем был главный вопрос. Конан поверил, не разу-мом, но душой, не раздумывая ни мгновения. Это был тот редкий случай, когда лю-тый враг искреннее преданного друга. Да и врагом ли был теперь для него карлик Тезиас, третья жертва?.. Скоро и Великая Душа, как до него Джейк и Тхутмертари, получит от Судьбы по заслугам, — но прежде, в отличие от них, сам хочет пред Судьбой оправдаться. Что ж, его можно понять и даже одобрить. Пусть хотя бы у порога смерти совершит нечто ладное. Лишь бы снова благими своими намерениями не вымостил дорогу в ад для простых людей, коренных жителей этого мира…

И Конан решился. По правде сказать, он и без советов Тезиаса решился бы. Он не мог поступить иначе. Он пошел бы сражаться против «истинных детей Сета» под знаменем самого костлявого Нергала, лишь бы не лежать в сторонке, не смотреть, как сражаются со злом другие.

Он публично поклялся Джосеру кровью сурового Крома, святой киммерийской клятвой, в том, что не убежит с поля боя и его, Джосера, не предаст. Еще он пок-лялся, — на этот раз мысленно, а не принародно, — что найдет возможность раскви-таться с Джосером, но так, чтобы не нарушить первую свою клятву. Он сумеет это сделать.

Дальновидный Джосер, однако, священной киммерийской клятвой не удовлетво-рился. Он напомнил Конану о коварстве снадобий Имхотепа. Мол, даже если убе-жишь, варвар, далеко не уйдешь — загнешься без этих снадобий. Наполовину Конан был уверен в том, что стигиец блефует, но на другую половину подозревал, что нет, не блефует — на самом деле страхуется. Ладно, время покажет, решил Конан. А пока он и Аманда готовились к сражению со змеядами.

Еще Конан успокаивал свою совесть тем, что он штурмует именно Луксур. Для Конана, как и для Джосера, Луксур был не просто большой и старый город. Для Ко-нана Луксур всегда был символом древнего стигийского зла, с которым он бился всю жизнь. Даже в лучшие свои годы, во время победной тайанской войны,[5] и по-зже, уже став королем Аквилонии, в самых смелых мечтах он не грезил о штурме Луксура. Столица Империи Зла казалась вечной, недостижимой и несокрушимой, как само это Зло. Но теперь он готовился войти в Луксур в рядах победителей.

Он не удержался и сказал Джосеру:

— Клянусь Кромом, я буду рад, когда стигийская столица склонится перед аквилонским королем!

Это был удар ниже пояса, самая хлесткая пощечина по самолюбию стигийского властителя. Джосер посерел лицом, напрягся, вот-вот готовый броситься на Конана.

Но сдержался, высокомерно усмехнулся в ответ:

— Придет свое время, и ты встретишь мою армию у стен своей столицы!

Конан лишь презрительно скривил губы. Он не представлял, каким недобрым чу-дом могла бы армия змеепоклонников очутиться у стен великой Тарантии.

А зря! Уж ему-то следовало бы знать, сколь жестоко и изощренно порою шутят со смертными лукавые боги.

* * *

первыми лучами солнца штурм начался.

То было время, когда бодрствующие по ночам змеяды обычно отходят ко сну. В этот день они, впрочем, спать не собирались, так как штурма ждали. Накануне вече-ром к восточным воротам Луксура подъехал король Джосер и посулил пощаду, если змеяды по собственной воле покинут город. В ответ в него полетели копья, камни и крепкие проклятия на древнем языке детей Сета и на ломаном стигийском. Джосер знал, как его встретят. С его стороны это была часть игры, психическая атака.

Стигийская армия еще за два дня до штурма заняла господствующие позиции во-круг города. И она постоянно перемещалась, да так, что из города казалось, будто стигийцев раза в два-три больше, чем на самом деле. Джосер демонстрировал вра-гам, засевшим в столице, свою самоуверенность. На их глазах достраивались гига-нтские гелеполи[6] и толена,[7] подвозились внушительные снаряды для огромных катапульт, нацеливались на ворота баллисты и бриколи, тренировались лучники и арбалетчики, гарцевала конница… Чудища бесновались на стенах и башнях города, посылали свои проклятия и копья, но ни те, ни другие не долетали до стигийцев: проклятия отражали защитные чары достойнейшего Хнум-Собека, ну а тяжелые копья змеядов не долетали до лагеря людей по причине обыкновенного земного тяготения.

Конечно, в городе также имелись метательные машины, луки и арбалеты. Одной из целей психической атаки Джосера было заставить змеядов выложить все свои ко-зыри. Станут ли они пользоваться метательным оружием или не станут, по-прежне-му полагая луки, арбалеты, катапульты, баллисты и бриколи оружием «нечистым», недостойным истинных детей Сета? Джосер надеялся как следует разозлить чудищ, чтобы они еще до начала решающей схватки показали, на что способны.

У него получилось, он разозлил. Глубокой ночью накануне штурма растворились ворота, и отряд примерно в сотню змеядов бросился на людей. В той ночной схват-ке чудища пали, прихватив с собой в царство Сета целую когорту стигийцев. Но эта вылазка не застала Джосера врасплох. Пока ворота были открыты, три когорты от-борных воинов устремились к ним. Ворота тут же начали затворяться: недавние жи-тели подземной страны как нельзя лучше понимали решающее значение ворот.[8] Метательное оружие змеяды применять не стали.

Итак, штурм Луксура начался на рассвете.

Первыми ударили дальнобойные катапульты. Эти огромные машины стреляли не глыбами и даже не бочонками с воспламеняющимися смесями. Джосер не собирался ни разрушать, ни поджигать город. Наоборот, он рассчитывал взять Луксур, макси-мально охранив его от разрушений. Главная его задача состояла в том, чтобы унич-тожить как можно больше живой силы змеядов. И сделать это с дальнего рассто-яния, до того, как люди и чудища вступят в ближний бой.

Поэтому катапульты выпускали запаянные сосуды с ядовитыми смесями. Бочон-ки, шары и фиалы перелетали через городскую стену и разрывались в местах скоп-ления змеядов. Вскоре ядовитое облако бледно-желтого цвета появилось над столи-цей. Джосер молился, чтобы вдруг не поднялся ветер, способный увести облако смерти от города, на головы людей. Ветра не было, и стигийский король видел в этом доброе предзнаменование: возможно, Владыка Ночи уже сделал свой выбор — выбор в его, Джосера, пользу…

Газ, изготовленный Имхотепом по рецепту атлайского медикусу Паксимена, был смертелен в течение получаса. За это время погибало любое живое существо, по-павшее в сферу его прямого действия. Затем газ распадался и более опасности не представлял.

Газовая атака началась с центра города. Чтобы спастись от ядовитого облака, у змеядов были три возможности: спрятаться в городских подземельях, отойти к окра-инам и перейти в контратаку.

Прятаться от ничтожных человеков, ходячего мяса, гордые дети Сета не захоте-ли. Их поведение также было предугадано Джосером. Поэтому, дав несколько уда-чных залпов по центру города, артиллеристы чуть сократили угол стрельбы и сле-дующими залпами обрушили отравляющие смеси уже на окраины.

Нет, Джосер не рассчитывал вызвать панику среди чешуйчатых чудовищ. Злобные и жестокие, на проявления страха они не были способны. Он всего лишь хотел спро-воцировать новые вспышки гнева с их стороны.

Огромные врата Луксура растворились опять, и уже не сотня, а добрая тысяча во-оруженных громадными волнистыми мечами и палицами чудищ устремилась в конт-ратаку.

Стигийцы их ждали. В тот же момент батарея бриколей, нацеленная на ворота, дала согласованный залп. Тяжелые стрелы, способные пробить пятирядный часто-кол, не просто поражали змеядов. Они насквозь протыкали чешуйчатых чудищ и сваливали их с ног. На глазах у десятков тысяч зрителей — пока не участников бит-вы! — одна такая стрела со свистом прошла сквозь змеяда, пронзила следующего и закончила свой путь в животе третьего чудища.

Еще не вступив в бой, отряд змеядов потерял две трети бойцов. Змеяды не знали, что на перезарядку бриколей требуется время. Они решили, что колдовское оружие вот-вот выстрелит снова и бросились обратно в город, под защиту стен. Нет, они не испугались — но им было велено не тратить свои жизни попусту.

Сосуды с ядовитым газом закончились, и катапульты умолкли. Люди не могли знать, сколько змеядов задохнулось в ядовитом облаке. На стенах не было видно ни-кого. Однако ни Джосер, ни Конан, ни Аманда не рассчитывали на легкую победу. Змеядские колдуны, хоть и слабые в сравнении с магами-людьми, наверное, как-то защищали своих воинов. Да и город был слишком велик, чтобы ядовитое облако мо-гло накрыть его целиком и повсюду.

Штурм получил передышку. Люди ждали, когда рассеется газ, и готовились к следующему этапу атаки. Потом к городу двинулись гигантские гелеполи. Всего их было семь, и они наступали со всех сторон. Это было сделано, чтобы рассеять си-лы защитников Луксура. Две самые большие башни, десятиэтажные, пододвигались к восточным воротам, которые стигийцы избрали главным объектом атаки.

На стенах снова появились змеяды. Они проявляли очевидные признаки беспо-койства. Судя по всему, чудища до самого последнего времени не верили, что эти огромные деревянные сооружения, напоминающие пирамиды-пилоны, смогут дви-гаться и угрожать им. Монстры делали в воздухе знаки змея; это свидетельствовало о том, что они по-прежнему считают гелеполи не постройками людей, а творения-ми их враждебной магии.

Первая башня пододвинулась к городской стене. Открылись бойницы, и на чудищ посыпались стрелы. В тот же момент дала первый залп батарея Аманды. Стрелял из своего гигантского лука и Конан. Ни одна из выпущенных им стрел не миновала цели!

Чудища прикрывались огромными щитами, из-под которых кидали копья. Стрелы луков и арбалетов не пробивали такие щиты, но «станковый лук» Конана и машина Аманды действовали эффективно. Да и обычные стрелы нет-нет, но находили лазе-йки, унося жизни чудищ или хотя бы раня последних. Тем временем другие стигий-цы поблизости от стен устанавливали толена.

Затем змеяды догадались обмотать свои копья паклей и поджечь ее. До распо-ложения лучников и арбалетчиков они достать не могли и потому обрушили свой гнев на подступившие башни. Их ждал неприятный сюрприз: гелеполи не возгора-лись. Предусмотрительный Джосер велел заранее покрыть осадные башни огнестой-кой краской.

Вот так, под ливнем стрел, чудища постепенно отступали. На широком парапете все меньше и меньше оставалось грязно-серых фигур со змеящимися хвостами. Стре-лять просто не в кого было. А это неизбежно означало, что грядет самый кровавый для людей этап штурма.

Упал мостик первого гелеполя. Десятки стигийцев с победным ревом бросились на стену. Это были смертники. Им предстояло своими жизнями заплатить за возмо-жность для следующего отряда пробраться к воротам изнутри.

Тотчас змеяды кинулись навстречу, и завязался бой. Из второго гелеполя также был выброшен мостик. Новый отряд смертников устремился на стену. Одновременно четыре огромных толена подняли корзины с воинами на уровень парапета. В корзи-нах находились лучники. Однако там, где змеяды уже сцепились с людьми, стрелы уносили жизни и тех, и других. Джосер дорожил жизнями своих воинов, но излишне не берег их. Завладеть городом он обязан был любой ценой.

Змеяды скоро поняли, как лучше всего отражать проникновение людей на стены. Копья и огонь не действовали, тогда чудовища хватали крупные булыжники и со всей своей силы кидали их в людей. Силы змеядам было не занимать, каждый ме-ткий бросок стоил человеку жизни. Несколькими удачными попаданиями особенно здоровых глыб чудища разрушили два из семи гелеполей. Журавли толен чуть ото-двинулись назад, чтобы их не постигла та же участь. Однако прежде змеяды пере-били один журавль, и огромная корзина с полусотней лучников рухнула на землю.

Пока продолжалась атака смертников, штурмовые отряды стигийцев приблизи-лись к стене с двойными самбуками.[9] В одном месте лестницу неправильно поста-вили, и самбук обрушился, когда на него уже взобрались пятнадцать человек. Рядом самбук установили верно, но атакующие лезли вверх, мешая друг другу. С этим Джосер ничего не мог поделать: опыт приходит только в бою.

Отбросив свой гигантский лук, — он сделал свое дело, — в атаку устремился и сам Конан. У варвара была веревочная лестница с крюком-захватом. Однако прежде, чем воспользоваться ею, киммериец решил показать стигийцам, как устанавливать самбуки и взбираться по ним.

Чтобы иметь власть над этими людьми, он за день до штурма потребовал от Джо-сера сделать его генералом стигийской армии. После некоторых раздумий король согласился. Вместе со званием генерала киммериец получил новое имя Анубисис. Конан достаточно знал стигийский язык, чтобы представлять, как переводится это имя.[10] Ссорится с Джосером еще и по этому поводу он не стал; промолчав, сде-лал вид, что не знает вложенного в имя значения, а про себя обещался при случае поквитаться за «Анубисиса» отдельно.

Так вот, голубоглазый генерал Анубисис фактически возглавил штурм Луксура. Ему было плевать, что скажет потом Джосер. Он штурмовал столицу ненавистной Империи Зла, и отпрыски злобного бога Сета, защищавшие ее, закономерно стали его врагами. Конечно, лучше б делать это с аквилонской армией, но, на худой ко-нец, сойдет и стигийская. Под руководством Конана все новые и новые группы ата-кующих поднимались на стены и вступали в схватку с чешуйчатыми чудищами.

Затем он закинул свою лестницу и тоже взобрался на парапет. С мечом в правой руке и с секирой в левой киммериец обрушился на змеядов. Те уже как будто прис-трастились к возможностям людей, и появление нового врага, человека по виду, но словно демона по силе и ловкости, явилось для них полной неожиданностью. Коне-чно, чудища были и крупнее, и выше, и сильнее Конана — но среди змеядов не бы-ло великих воинов, равных ему. Конан стремительно атаковал, рубил, сносил голо-вы и расчленял тела; ответные удары волнистых мечей змеядов настигали пустоту. Чудища для него были грозными, но медлительными противниками.

Вскоре он и сам понял то, о чем Джосер и Аманда говорили ему много раз. От мечей и палиц змеядов нет защиты. Этих монстров можно лишь атаковать. Кираса и шлем не спасут, а погубят. Тогда он не поверил им, выбрал самый прочный доспех и облачился в него. Опытный воин должен уметь признавать свои ошибки, не дожи-даясь, когда меч или палица врага докажут их на деле. Улучив момент, он освобо-дился от кирасы и шлема, оставшись в куртке-безрукавке и кожаных штанах. Конан ощутил свободу и с новыми силами ринулся в бой.

Он поразил десяток чудищ, прежде чем те сообразили, кто для них главный про-тивник. Игнорируя стигийцев, змеяды старались приблизиться к варвару, окружить его и уничтожить. Вот тяжелое копье пронеслось в дюйме от его лица. Киммериец понял, что пора менять тактику. Насытившись ураганом кровавой сечи, он мог поз-волить себе вернуться к обязанностям военачальника. Или воплотиться в роли дивер-санта.

На стенах сражение не прекращалось. Змеядов было уже мало, в сравнении с наступающими на их позиции людьми, но те, что оставались, успешно сдерживали все атаки стигийцев. Нигде в поле видимости Конана людям не удалось проникнуть в город. Штурм затягивался.

К изумлению змеядов, этот варвар, самый грозный их противник, вдруг прыгнул со стены обратно. На лету варвар зацепился за самбук и уже по нему спустился на землю. На вороном коне подлетел Джосер.

— Ты храбро дрался, киммериец! — прокричал король. — Я не ошибся в тебе.

— Мне нет нужды в твоих похвалах, стигиец, — недобро прищурившись, ответил Конан. — Я дерусь не ради тебя, ты это знаешь… Ладно, к делу. Я попробую открыть ворота с той стороны. Пусть твои воины отвлекут гадов. Ну и, ясное дело, будь го-тов войти, когда калитка откроется. Понятно тебе?

Лицо Джосера передернула гримаса бешенства. Это ему показалось, или безрод-ный варвар в самом деле указывает властелину древней Стигии, что делать? Ничего не сказав в ответ, король стигийцев отъехал. Полагая, что тот достаточно умен, чтобы последовать его разумным советам, Конан приступил к исполнению своего замысла.

Он подобрался к правому пилону[11] ворот. Основная битва кипела левее. Бой-ницы были пусты. Огромный пилон высотой не менее десяти этажей казался поки-нутым. Навряд ли там ждет засада, подумал Конан. Для устройства такой засады чудища должны мыслить менее прямолинейно. Киммериец забросил свой крюк за одну из бойниц и принялся быстро карабкаться вверх.

Засады там не оказалось. Он проник в небольшое караульное помещение, пус-тое, как карман бродяги. Одной рукой держа меч, а другой — метательный нож, Ко-нан осторожно приоткрыл дверь. На площадке тоже никого не было. Киммериец вы-шел на крутую лестницу и стал спускаться вниз. До самого конца ее никто не встре-тился ему. Это могло лишь означать, что все неприятности ждут его впереди.

Так оно и случилось. Врата изнутри сторожили два десятка хвостатых чудищ, и лапы их сжимали ничуть не игрушечные клинки. Киммериец был бесстрашный че-ловек, но тут у него прошел мороз по коже. Получается, змеяды оказались достато-чно глупы, чтобы оставить без присмотра привратный пилон, но достаточно умны, чтобы надежно защитить самое святое — ворота в цитадель!

— С такой оравой мне не справиться… — пробормотал Конан.

Признав этот факт, он и не подумал отступать, как сделал бы любой другой на его месте. Тренированный ум варвара принялся перебирать варианты. Лобовая атака здесь не пройдет; даже если ему удастся положить пять чудищ, шестой монстр пос-тавит точку в его жизни. А в царстве Нергала не очень-то разгуляешься и, главное, обратной дороги нет…

Ядовитого газа у Конана также не имелось, равно как и лука, и арбалета, и лю-бого другого оружия, убивающего на расстоянии. Кроме семи метательных ножей. Предположим, все ножи поразят цель. Останется чертова дюжина тварей. Все равно многовато…

Нужна была какая-то хитрость. И он ее придумал.

Вместо того чтобы нападать на монстров, киммериец поднялся по лестнице вверх, примерно на уровень восьмого этажа. Разыскав комнату, выходящую окнами вовнутрь, Конан подошел к треугольному окну, высунулся — и, выразительно потрясая секи-рой, проорал самые оскорбительные ругательства, какие только знал в стигийском языке. К ругательствам прибавил богохульства, поскольку, в отличие от воинов Джо-сера, не был связан обязательствами перед Великим Змеем.

Выходка Конана произвела должный эффект. Возможно, если б он еще чуть пос-тарался, кое-кто из его врагов тут же испустил бы дух от разрыва сердца. Но у него не было времени особо изощряться. Да и без того морды змеядов вытянулись, поба-гровели, а в больших желтых буркалах зажегся адский огонь. Поскольку копья до восьмого этажа не доставали, змеяды-стражники оставили свои посты у врат и бро-сились ловить кощунника.

К сожалению для Конана, не все. Пятеро все-таки остались. Всего лишь пятеро!

Убедившись, что остальные полтора десятка на самом деле собираются добраться до него, а добравшись, прикончить, Конан резво выскочил из палаты и стремительно бросился по лестнице вниз, навстречу змеядам. Но не затем, чтобы драться. Он, че-ловек, был куда умнее их, детей Сета. Заслышав близкий топот ног и стук хвостов, Конан забежал в одно из караульных помещений, не забыв притворить за собой дверь. Это было на уровне четвертого этажа.

Как и ожидал киммериец, змеяды протопали мимо, наверх. Они-то считали, что если ходячее мясо орало свои грязные кощунства из окна восьмого этажа, то там, у того окна, они это мясо и найдут. Как бы не так!

Вручив своим детям адскую силу и злобу, но обделив их умом и хитростью, Сет крупно просчитался, мимоходом отметил Конан. Когда змеяды пронеслись мимо, он выскочил из своего убежища и побежал в противоположном направлении, то есть вниз.

Четвертью минуты спустя два метательных ножа воткнулись в шеи змеядов. Пре-жде чем опомнились остальные стражники, следующий нож вонзился в грудь очере-дного монстра. Еще одна промашка Сета, подумал варвар: надо было сердце чуди-щам запихнуть куда подальше, в задницу иль в пятку. А так стражников осталось двое на одного Конана. Это был неплохой расклад.

Он выскочил им навстречу. С бешеным ревом змеяд обрушил на человека огром-ный волнистый меч. Конан ушел от удара и огрел монстра секирой. Тот оказался крепок. Но, пока стражник приходил в себя, расстаться с жизнью пришлось его то-варищу, который сразу после удара клинка Конана еще твердо стоял на ногах, но голова его уже жила своей отдельной жизнью.

Когда киммериец разделался со стражниками, те полтора десятка, что ушли ло-вить его, как раз появились в том самом окне. Таким образом, за считанные минуты Конан и его враги успели поменяться местами. Теперь змеяды посылали ему ответ-ные поздравления с восьмого этажа пилона. Не тратя времени на благодарственную речь, варвар кинулся к колесу.

Здесь проблема заключалась даже не в том, что обычно такое колесо крутили сразу три человека. Змеяды заклинили рычаг здоровенной железной балкой — ведь наружу они более не собирались. Конан обхватил балку обеими руками. Казалось, вот-вот канаты его мускулов порвутся. Так бывало с ними не раз, и киммериец по-нимал: рано или поздно — да, порвутся. Но не теперь и не здесь! Он должен взять этот проклятый город.

Конан вытаскивал балку и одновременно уклонялся от копий, летящих в него сверху. Он был готов биться об заклад, что из полутора десятков чудищ по меньшей мере половина в это самое время спешит обратно. Прежде чем они здесь появятся, нужно освободить рычаг и отворить ворота.

Первое Конан сделать успел, второе — нет. В тот момент, когда он извлек бал-ку, сверху раздался пронзительный крик, и тотчас сердце Конана как будто окунулось в ледяную бездну.

Кричала женщина. В огромном войске Джосера женщина была одна. Нетрудно догадаться, как и почему строптивая подруга оказалась на вершине пилона. И вмес-то того, чтобы крутить рычаг, Конан бросился выручать Аманду.

Навстречу ему выскочили шестеро змеядов. Сражаться с ними Конан и не думал. Он гибко отскочил в сторону и, пока те ориентировались в новой обстановке, снова запустил свой крюк. Киммериец принялся взбираться вверх. Криков больше он не слышал, но о худшем думать не хотел. Его боевая подруга — не из тех воительниц, кто умирает быстро и легко.

Шестерка змеядов, завидев, что человек опять ускользает от них, взъярилась так, что от воя их Конана пробрало до самых костей. В него вновь полетели копья. На этот раз он очутился между двух огней. Еще бы им умения, да копья получше, мы-сленно усмехнулся киммериец.

Он взобрался на пятый этаж и проскользнул внутрь сквозь узкую бойницу. Соб-рать веревочную лестницу не было уже времени, да и навряд ли змеяды позволят ему еще раз воспользоваться ею. Выскочив в коридор, Конан рванулся наверх. На восьмом этаже он едва не споткнулся о труп змеяда и мысленно отдал должное бо-евой подруге. На следующем пролете ему пришлось добить еще одного. И вот он на десятом, на последнем этаже.

Взору его предстала следующая картина. Семеро чудищ ломились в окованную железом тяжелую дверь. Громадные мечи и палицы уже почти что сокрушили дверь.

— Надеюсь, там есть окно, а у нее есть лестница, — пробурчал киммериец.

Какое-то чувство подсказывало ему, что ни окна, ни лестницы там нет — а есть только Аманда, которая, как обычно, сперва встревает в схватку, а лишь затем ду-мает о последствиях.

И в тот же миг он обрушился на семерку монстров. Увлеченные штурмом двери, они заметили его не сразу, а лишь когда число их сократилось до пяти. Тут же за-были про дверь и про воительницу — искомый противник, ходячее мясо, безбожный кощунник, сам явился к ним.

Мечи зазвенели. Конан вынужден был отступить. Змеяды бросились за ним. Лес-тница была достаточно узкой. Это причиняло неудобства обеим сторонам: змеядам — потому что они не могли атаковать все сразу, а человеку — потому что у него су-зилось пространство для маневра. И змеядов по-прежнему было пятеро. К тому же, они атаковали сверху, с более выгодной позиции.

Меч Конана принял на себя страшный удар, пропел прощальную песнь и слома-лся. Киммериец выбросил обломок в ближайшую тварь и отступил далее, продол-жая сражаться секирой. Он ранил змеяда, но и тот оставил кровавый след на его плече. Конан принужден был отступать, с ужасом думая, что будет, если снизу явя-тся те шестеро…

На восьмом этаже он подхватил волнистый клинок убитого змеяда. Внезапно впереди него и, соответственно, позади атакующих, раздался победный вопль. Где-то меж грязно-серых чешуй мелькнуло загорелое женское тело. Задний монстр за-шатался и рухнул.

Теперь их было четверо против двоих. Понимая, что Аманде не выстоять, Конан словно демон бросился вперед. Волнистый клинок змеядов показался ему чересчур тяжелым, плохо сбалансированным. Однако у чудища, в следующий же миг павше-го от этого клинка, должно быть, имелось на этот счет другое мнение.

Он наконец увидел Аманду. Воительница орудовала тяжелым копьем, также тро-фейным. Вот она пронзила еще одну тварь, и силы сравнялись. Тогда ближайший к ней монстр замахнулся на нее громадной палицей. Ей некуда было отступить. И, если бы воин-змеяд не потратил драгоценные два мига на восхваление Отца Сета, возможно, этому воину не пришлось бы столь скоро отправляться к нему. А так, ра-ньше, чем палица змеяда начала свое падение, секира, брошенная Конаном, вошла сзади в его череп, и змеяд упал вместе со своей палицей.

Последнего монстра прикончили вместе, Конан и Аманда.

Он не успел еще оставить этот мир, как белокурая воительница бросилась к сво-ему спасителю. Куда-то делась ее декоративная тряпица, и теперь из одежды на женщине были лишь сандалии. Ее тело оказалось всё в крови, но ни одного серьез-ного ранения не было.

—О, Конан!—хрипловато вскликнула она, заключая могучего варвара в свои объятия.

Дальше случилось странное. С неженской силой разорвав на киммерийце куртку, которую он сам считал прочной, Аманда принялась целовать его обнаженный торс, да так, что эти поцелуи больше походили на укусы. Он не успел опомнится, как она рванула его пояс, затем схватила рукой вырвавшийся на свободу, отчего-то не-ожиданно активный детородный инструмент и сама ввела его во влагалище.

Самое непостижимое для Конана заключалось в том, что он не воспрепятствовал ей. Она застала его врасплох, но и он вдруг словно обезумел. Они соединились и закружились в каком-то диком танце неудержимого, звериного соития, когда оно ничем не напоминает плотскую любовь человека, а только принимает иной вид жи-вотной схватки. Здесь, на лестнице в стигийском пилоне, над трупами змеядов схва-тка продолжалась; Аманда кусалась и царапалась, как волчица, терзаемая львом, а Конан-лев тискал и мял ее, точно свою добычу. Оба трепетали в судорожном экста-зе. Со стороны это был самый грубый, похабный, необузданный, отвратительный секс. Но они об этом не думали. В те мгновения они не думали вообще ни о чем.

Сколько это продолжалось, они не знали. Может быть, минуту, а может быть, и час. Первой мыслью, даже не мыслью, а ощущением, явилась опасность. Инстинкт не подвел Конана, как подвел его разум. Он внезапно отбросил Аманду и резко от-прянул. Не сделай он этого немедля, миг спустя в его спине торчал бы длинный волнистый меч.

На этот раз тварей было только две. Схватка продолжалась; во все том же безу-мном исступлении Конан их убил, сам не поняв, как.

Тем более этого не понимала Аманда; скорее всего, она даже не увидела этих змеядов. Она видела только Конана, вернее, тот его орган, который занимал сейчас все ее воображение. Она тут вновь рванулась к варвару, вдруг пала на колени, схва-тила орган обеими руками, заглотнула головку и принялась жадно сосать. Как вид-но, она не рассчитала свои силы, и Конан почувствовал сильную боль.

Боль отрезвила его. Он вдруг все вспомнил и все понял. Это случилось — то, что он так упорно стремился предотвратить. И воплотилось в самой гадкой, стыдной форме.

Еще коварно припомнились ему Тхутмертари, которая овладела им подобным же образом,[12] и то страшное, что последовало после их соития у волшебного озера в Преисподних Мирах. Но тогда в ход шло колдовство, а что оправдывает его сейчас?!

Он захотел убить Аманду. Но, заглянув в ее ополоумевшие глаза, передумал. Ведь эта женщина сейчас торжествовала победу — так, как могла, не умом, но пло-тью. В отличие от Тхутмертари, она не имела задней мысли. Она была простая же-нщина, не волшебница и не богиня. Здесь и теперь она была сучкой, которая нако-нец-то дорвалась до своего самца. Дорвалась до вожделенного, схватила его, и по-беждала, побеждала, побеждала — столько, сколько могла… А могла она много.

Конан отшвырнул ее прочь — грубо, как она того заслуживала. Точно волчица, она бросилась на него снова, и тогда он сам схватил ее и встряхнул, как куклу. Бе-зумные глаза выкатились, а руки, как змеи, продолжали шарить в поисках члена. Конан дал ей оплеуху, настолько крепкую, что изо рта воительницы потекла кровь. Но и это не отрезвило ее.

— Ну ты, опомнись, дуреха!! — рявкнул он.

И еще раз ударил, посильнее. Аманда упала. Раздался стон. Шатаясь, она под-нялась. Безумие в зеленых глазах сменялось недоумением, и утробный голос про-изнес: — Ты мой… Я хочу тебя… Еще!!

Ему пришлось ударить еще и еще. Он поднял руку на женщину, он бил ее, чтобы привести в чувство. Ее глаза превратились в щели, и оттуда сочилось пламя разго-рающегося гнева.

— Почему ты остановился?.. Ты меня больше не хочешь?!

— Кром! — взревел Конан. — Да опомнись ты наконец, похотливая самка!

— Кобель… Или я, или никто…

Аманда схватила метательный нож. Она собирается меня убить, тотчас понял Конан. И в следующий миг он отключил ее ударом ребра кисти по шее. Пырнуть его ножом она немного не успела.

— Позже с тобой разберусь,— брезгливо бросил киммериец. — Обещаю, тебе бу-дет очень стыдно!

Однако в последнем сам он не был так уверен.

Конан поднял порванный ремень, кое-как соорудил себе пояс, вооружился и дви-нулся вниз. Последнее, что ощутил он, покидая место схватки, — не инстинктом, а обыкновенным обонянием — стойкий привкус, который создал он сам. И этот запах подействовал на него почти как газ Имхотепа на змеядов — Конан знал, что этих мгновений он не забудет никогда…

У ворот все пришлось начинать сначала. И он начал, вновь сразился, и вновь по-бедил. Подробности неуместны; после случившегося в пилоне они не значили для Конана ничего. Он был машиной убийства, демоном, уничтожителем змеядов. Так он топил в их крови свою слабость.

Затем пришел черед колеса. В исступлении он сражался с рычагом, и тот мед-ленно, но отступал в страхе. Гигантские ворота затрепетали, скрипнули, разжали створки. То были ворота фантастической толщины, дремучие, как сама стигийская держава; недаром Джосер отказался от использования таранов, тараны с ними бы не справились. Да и нужны ворота ему были в целости, он прозорливо полагал: они еще пригодятся, когда он с верным войском будет внутри города, а лютый и могу-щественный враг — снаружи…

А проем в воротах ширился; вдруг откуда-то возникли еще змеяды, они сперва не поверили, что ворота открываются, потом опомнились…

Но было поздно — стигийская конница стремительно ворвалась в город. Впере-ди, размахивая тяжелым прямым клинком, скакал король Джосер. За ним последова-ли другие, конные и пешие, одна когорта, другая, третья, легион — и это нашествие змеядам уже было не остановить. Стигийцы, сами точно змеи из прохудившегося ме-шка, заструились во все стороны, расползаясь по городу, и убивали, убивали, уби-вали… Они знали, что многим из них придется пасть, прежде чем умрет в Луксуре последний враг, но знали также, что эта уже была их настоящая победа.

Конан же ничего этого не видел. Он лежал там, у ворот, где свалился без чувств в то самое мгновение, когда рычаг колеса достиг своего предела. Стигийцы, подо-бравшие его под вечер, увидели, что руки варвара по-прежнему сжимают огромный рычаг.

* * *

огда подвели итоги штурма, — а случилось это еще не скоро,— выяснилось сле-

дующее. Из сорока пяти тысяч нападавших пали семь тысяч и две тысячи были ранены. Из змеядов не уцелел никто. В последние часы битвы вожаки змеядов под-палили город, и в пламени пожарищ нашли свою смерть еще несколько сотен сти-гийцев. Джосер, к счастью, предусмотрел такой разворот событий. Пожары удалось погасить к утру следующего дня.

А ночью столица Стигии пылала, отбрасывая зарево на десятки миль вокруг; его видели даже на том берегу Стикса.

Все это, впрочем, было уже неважно, поскольку древний Луксур отныне вновь принадлежал людям. И то действительно была победа, большая, чем ожидал король Джосер. Каждый выполнил свой долг — так, как велело ему сердце и настолько, на-сколько хватило силы духа.

22. Смерть, страсть и надежда.

Луксуре оправдались худшие подозрения короля Джосера.

Древняя столица Стигии была мертвым городом. Змеяды разрушили всё, что

носило на себе печать человеческой цивилизации. В руинах лежали королевс-кий дворец, гвардейские казармы, здания архива и казначейства, монетный двор, дома князей и генералов — то есть практически разрушен был весь центр города. Ве-ликолепная Аллея Королей превратилась в зловонный овраг; статуи стигийских мо-нархов былых времен, украшавшие ее, были осквернены, а затем уничтожены. Чу-дища пощадили лишь главный храм Сета, недавно называвшийся «парадным», и те-перь этот мрачный черный куб со змеящимся конусом одиноко возвышался средь развалин.

Гигантская статуя королевы-богини Тхутмертари, изваянная из чистого золота, — его награбили воины Армии Тьмы в Шеме и Куше, Туране и Черных Королевствах, — и водруженная чуть более луны тому назад над этим святилищем в знак торжества Тхутмертари над Сетом, была сброшена наземь. Она рассыпалась на тысячи крупиц. Змеяды демонстративно пренебрегали драгоценным металлом; так что, когда люди вошли в город, оказалось, что горы золота лежат у них под ногами, в буквальном смысле слова. Когда же золото собрали, король Джосер убедился, что является, во-зможно, самым богатым государем в мире.

Но это было слабое утешение. Джосер с радостью отдал бы все золото, если бы так можно было вернуть прежний Луксур и прогнать змеядов со стигийской земли. Увы, даже горы золота не могли обратить время вспять. Возможно, пригодятся они еще, когда придет пора возрождать из руин столицу и другие великие города импе-рии. Пока же золото насмешливо сияло на людей, никого, впрочем, не возбуждая, — ибо в мертвом городе никакие блага, кроме благ жизни, не имеют цены.

Джосер взял Луксур. Моральная победа была одержана. Гонцы короля разносили радостную весть по всей державе. Она укрепляла боевой дух стигийцев. Повсюду разгоралась война людей против змеядов. Новые и новые рати, остатки прежней ре-гулярной армии и наспех собранные части, двигались к Луксуру. А в самом Луксуре тем временем начиналось страшное отрезвление.

Сорокатысячная армия короля Джосера нуждалась в воде и в пище. Ни того, ни другого в захваченном городе не было. Вода в Королевский Канал поступала из Стикса, а воду Стикса пить нельзя. Всякий, испивший из священной реки, попадает в самую дальнюю и самую страшную из преисподних Отца Сета…

Конечно, воду Стикса пили, предварительно подвергнув ее очищению и освяще-нию. Однако змеяды разрушили все очистные сооружения. Остались лишь три арте-зианских колодца, и к ним выстраивались огромные очереди. Джосеру пришлось вве-сти нормирование воды. Самые нетерпеливые, на свою беду, испили воду из Коро-левского Канала — и все погибли вскоре от неизвестной болезни; легенды не врали…

Еще хуже была ситуация со съестными припасами. Змеяды уничтожили все про-довольственные склады. Сами-то они питались своими врагами; повсюду в городе были следы их людоедских трапез. В подвалах королевского дворца ими даже бы-ли устроены склады засоленных человеческих тел — так сказать, запас провизии на будущее. Это было жуткое зрелище. Усталым, измученным людям пришлось три до-лгих дня опустошать погреба и как-то хоронить своих несчастных собратьев по расе…

На четвертый день после штурма, когда ситуация с водой и пищей стала крити-ческой, счастье, наконец, улыбнулось Джосеру. Вдруг из храма Сета вышли люди. Их явление казалось чудом. Эти люди не пришли издалека. Они были жителями Луксура, в основном жрецами и послушниками. Спасаясь от змеядов, они укрылись в тайных криптах древнего святилища. Змеяды не сумели отыскать туда дорогу, и так эти люди выжили.

Фаталисту по убеждениям и философу в душе, Джосеру показалось их спасение глубоко символичным. Двадцать тысяч лет тому назад, когда предки стигийцев по-бедили последних змеелюдей, те оставили поверхность, укрылись в подземной стране Йесет-Мет, и люди не смогли найти туда дорогу.[13] Теперь случилось то же самое, только роли поменялись. Теперь люди спасались от змеядов под землей — и спаслись!

Король Джосер вознес хвалу Сету: две тысячи уцелевших невольно принесли с собой благие вести для сорока тысяч страждущих. В подземельях храма предусмот-рительные жрецы Сета держали немалые запасы продовольствия. Расположение этих складов всегда держалось в тайне от светских властей. Когда лет пятьдесят тому на-зад, во время голода, постигшего центральные провинции страны, король Ментуфер попытался выведать, сколько в храме есть провизии и где именно она находится, жреческий синклит дал ему решительный отпор. Чтобы положить конец напрасным надеждам, хитроумные жрецы объявили таинственные продовольственные склады плодом фантазии. Когда же и это не помогло, намекнули монарху, что человечес-кую пищу в святом храме Вечного Отца могут разыскивать лишь святотатцы. А это уже было очень серьезно, даже могучему Ментуферу пришлось отступить.

В годы юности Джосер не верил сказкам о запасах зерна, сушеных фруктов, вя-леного и соленого мяса и рыбы в святилище Сета. Жрецов он никогда не любил и над историями, прославлявшими их дальновидность, смеялся. Оказалось, напрасно. Пришло время, когда предусмотрительность жрецов спасла его армию.

Сперва, конечно, ему пришлось за спасение армии побороться все с теми же жре-цами. Несмотря ни на что, они не желали указывать законному королю дорогу к своим богатствам. Джосер увещевал, просил, соблазнял, умолял, грозил, в конце концов, демонстрировал свой гнев… Всё бесполезно. Проклятые жрецы предпочита-ли уносить секреты в могилу. Но Джосер не имел права отступить, как отступил его отец.

И тогда состоялся крупный разговор короля с достойнейшим Хнум-Собеком. При-зывы Джосера войти в положение и подумать о державе наталкивались на глухой непробиваемый аргумент посвященного жреца: негоже смертному властителю зари-ться на святое. В Луксуре волшебник стал вести себя вызывающе, а с той поры, как в лице спасшихся от змеядов жрецов обрел верных до фанатичности последователей, и вовсе перестал слушаться короля. Чувствуя, что по-хорошему с чародеем не дого-вориться, Джосер предложил ему прикинуть, что предпримет голодная армия, если открыто объявить ей, кто укрывает продовольствие. Посвященный жрец прикинул и, скрепя сердце, приказал адептам отворить закрома. В мыслях же своих ХнумСобек поклялся именем Сета, что когда-нибудь заставит Джосера пожалеть о проявленной им настойчивости — как и о многом другом, о чем королю придется горько пожалеть.

Размеры закромов поразили Джосера. Пожалуй, их содержимого хватило бы на пропитание сотне тысяч человек в течение целого года. И еще больше король воз-ненавидел жрецов, которые веками гноили подобные богатства, в то время как те могли пойти на благо стигийской державе. Они, жрецы, настоящие святотатцы, раз устроили продовольственные погреба в храме Вечного Повелителя. Джосер, конеч-но, понимал, зачем: в периоды различных потрясений, будь то голод, мор или по-литическая нестабильность, жрецы в прямом смысле слова подкармливали нуждаю-щихся и так обретали себе новых слуг, получали власть над ними.

Нашлась и пресная вода, причем в безграничных количествах: через дальние кри-пты протекала подземная река. Жрецы заверили, что ее можно пить без риска для здоровья, и хотя бы в этом не соврали.

Решив, таким образом, главные бытовые проблемы своей армии и столицы, ко-роль Джосер вернулся к большой войне и к большой политике. «Летучим послан-цам» Хнум-Собека он не доверял более, но его собственные гонцы сообщали ему, что орда змеядской царицы Таниты неумолимо приближается к Луксуру. В нелег-ком пути змеяды, естественно, терпят потери, — от прежней пятидесятитысячной рати остались тысяч сорок пять боеспособных воинов,— но и это была сокрушитель-ная сила. Как и ожидал Джосер, Танита сначала захватила, а уходя, разрушила ве-ликий Сухмет. В Луксуре появились первые беженцы с юга. И это означало, что за ними вскоре явятся те, кто заставил их бежать.

Поэтому Джосер ускоренными темпами стал готовиться уже не к штурму, а к за-щите Луксура. Король Стигии не мог позволить себе второй раз потерять свою сто-лицу.

* * *

онана и Аманду поселили в уцелевшем доме какого-то стигийского барона на

южной окраине Луксура. Первые два дня после штурма Имхотеп опять лечил их, а затем, когда варвар и воительница встали на ноги, выяснилось, что эти вы-дающиеся военачальники стигийской армии, немало сделавшие ради общей победы над змеядами, лично проявившие чудеса героизма, — скорее пленники, чем гости вероломного стигийского монарха.

К ним приставили охрану. Как сообщил им Джосер, дабы уберечь великих вои-нов от козней зловредных жрецов. На деле это означало, что Конана и Аманду всю-ду сопровождали стигийские гвардейцы. По-видимому, гвардейцы действительно получили приказ беречь обоих и, вероятнее всего, как раз-таки от жрецов, думал Конан.

Киммерийцу по-прежнему приходилось принимать коварные снадобья Имхотепа. На третий день заточения он пробовал бросить, и эта попытка чуть не стоила Конану жизни. Бедняге лекарю пришлось снова спасать варвара. Джосер добился своего: без снадобий Конан загибался, а со снадобьями не мог устоять на ногах более пяти ча-сов подряд. Таким образом, чтобы осуществить побег, ему и Аманде недостаточно было просто вырваться из плена. С собой беглецам пришлось бы прихватить эти са-мые снадобья. Но Имхотепа охраняли не хуже, чем Конана и Аманду, а снадобья свои королевский лекарь держал в особом тайнике. И даже не это было хуже всего, а то, что Имхотеп приготавливал снадобья непосредственно перед употреблением. Джосер доходчиво объяснил Конану его положение, сказав напоследок, что на сей раз предусмотрено всё и, «как это ни печально, у тебя, варвар, нет ни единого шан-са бежать от меня».

Киммериец сам считал иначе. Побуянив немного для отвода глаз, Конан сделал вид, что смирился со своей участью. Тем временем в голове его родился план по-бега. Сначала требовалось перехитрить стигийцев, то есть сбросить с себя оковы имхотеповых зелий.

Приняв очередное снадобье, киммериец не глотал его, а держал во рту. Затем, когда Имхотеп уходил, Конан выплевывал часть зелья, а остальное глотал. И с ка-ждым разом выплевывал больше, а глотал меньше. Он был осторожен, он знал, с кем имеет дело. Стоит Джосеру что-нибудь заподозрить, и придется строить новый план побега, это в лучшем случае. Но Джосер был слишком занят подготовкой к от-ражению орды змеядов, а его слуги, стигийские стражники, как видно, полагали варвара неспособным выбраться из хитроумной ловушки, устроенной их повелителем.

Эксперименты над собой проходили тяжело для Конана. По-видимому, дозиров-ка снадобий имела значение, и один Имхотеп знал, чего и сколько киммерийцу ну-жно принимать. Конан отвыкал от зелий постепенно, и все-таки его ломило. Ему приходилось сносить жуткие боли, показывая себя здоровым и полным сил. Иначе Джосер с Имхотепом заподозрили бы неладное.

Первое время киммерийцу было так плохо, что он порою сомневался, дотянет ли сам до побега. Да и тот ли это был план? Неестественная бледность покрывала его лицо, губы всегда были плотно сжаты. Передвигался Конан огромным усилием воли. Аманда, бывшая с ним в сговоре, беспокоилась за него, и киммерийцу, дабы сохранить свою тайну, пришлось обманывать и ее. На вопросы воительницы, поче-му он не такой, как прежде, Конан отвечал, что не привык сидеть в клетке и лако-миться всякими пакостными зельями; больше она ничего не смогла от него добиться.

На самом деле главная проблема заключалась именно в Аманде. Конан устроил боевой подруге хорошую взбучку за ее поведение во время штурма. Сперва она едва не провалила дело, а затем совершила то, к чему всегда стремилась и чему всегда противился Конан. В ответ Аманда говорила, что она его не насиловала, что он взял ее сам и им было хорошо вместе. Никакой вины воительница за собой не видела. Несмотря на строгий запрет Конана, она снова и снова возвращалась к случаю в пи-лоне, в открытую демонстрировала киммерийцу свои женские прелести и требовала повторения той жаркой любви.

Эти домогательства сопровождались обидными шуточками насчет мужской силы варвара: мол, докажи, не ослабляют ли ее зелья Имхотепа. Сделать с Амандой ни-чего нельзя было: упрямая и строптивая, она, похоже, решила заполучить пригля-нувшегося ей мужчину любой ценой. Огромному варвару приходилось применять к ней силу, но даже тогда, утирая кровь с разбитых губ, воительница продолжала тя-нуться к его причинному месту. Конан все чаще и чаще вспоминал слова Милиуса, сказанные ему насчет Аманды: «Эта женщина представляет для тебя опасность».[14] Тогда, в таинственном чертоге мага, Конан пренебрег его туманным предостереже-нием и настоял на воскрешении своей подруги. Теперь же, когда и без нее положе-ние Конана было хуже некуда, она его доставала.

Само собой, явные притязания, что демонстрировала Аманда в отношении Кона-на, не могли укрыться от проницательного взора короля Джосера. И Джосер не пре-минул этим воспользоваться. Конана и Аманду поселили в одной палате, где стояла единственная широкая кровать. Можно себе представить, как радовалась таким выиг-рышным условиям Аманда и как зол на нее и на Джосера был Конан. Очевидное потакание Джосера прихотям Аманды убеждало киммерийца в том, что «заниматься любовью», как этого хочет подруга, ему ни в коем случае не стоит.

Конан пытался объяснить ей все по-доброму. Мол, стигиец нарочно устраивает нашу близость, чтобы как-то использовать нас. Но Аманда этого не понимала. Она видела другое: Джосер был ей друг, доброжелатель, Конан — идиот, отвергающий ее. Все разговоры на эту тему заканчивались криком и рукоприкладством. Конан уже подумывал о том, что такая боевая подруга, как Аманда, больше помешает ему в устройстве побега, чем поможет. В ее преданности он по-прежнему не сомневался, вот только чувства у этой женщины, похоже, были всегда сильнее разума.

Иногда, в особенности ночью, когда Аманда переходила от словесных домога-тельств к делу, ему приходила в голову мысль исправить свою ошибку. Он пони-мал, что это нужно сделать, но рука не поднималась на Аманду. Ему приходилось поднимать руку на злых волшебниц, таких как Тхутмертари, и на отъявленных, не-исправимых негодяек, подобных Камии, но на похотливых самок, воспылавших к нему страстью, — никогда. Обычно он их либо удовлетворял, либо уходил от них, а чаще делал сначала первое, потом второе. В случае с Амандой идти навстречу ее домогательствам он отказывался, — особенно после постыдного соития в пилоне, среди схватки, — а уйти от нее в текущих обстоятельствах он, разумеется, не мог. И все повторялось и повторялось, от раза к разу, ночь за ночью, день за днём.

Конан дорого бы дал, чтобы выпутаться из этой глупой ситуации. Чувствуя, что терпения его надолго не хватит, варвар прибег к хитрости. Он шепнул Аманде: будь по-твоему, но сперва мы сбежим из Луксура.

Это стало его ошибкой. Аманда, во-первых, не поверила, во-вторых, не захоте-ла ждать и, в-третьих, принялась подгонять его. Конан стал опасаться, что она случайно выдаст его Джосеру. Он был мрачнее тучи и уже подумывал, не лучше ли чуть поступиться совестью, чтобы наконец-то обрести свободу.

Но Судьба избавила Конана от этого трудного выбора.

* * *

ак-то утром, после ночи, когда киммериец в очередной раз отверг домогательс-

тва Аманды, король Джосер пригласил воительницу к себе, якобы для обсужде-ния планов предстоящей военной кампании. Ставка Джосера располагалась в одном из подземных чертогов разрушенного королевского дворца. Аманда пришла злая и растрепанная, не желающая думать ни о чем другом, кроме своих плотских вожде-лений. Тонко чуя ее настроение, Джосер начал с похвал ее воинской доблести, а далее незаметно перешел к восхвалению женских достоинств отважной воительницы.

— Ты знаешь, я ведь много всяких женщин повидал, но чтобы сразу была и си-льна, и красива, и умна, как ты, — нет, подобных видеть мне не приходилось, — говорил король, подливая Аманде вино. — Твой Конан — последний кретин, раз не ценит такую женщину, как ты.

Слова падали на благодатную почву. Воительница мрачно сказала:

— Он то же самое мне говорил. Заливал, значит, кобель паршивый… А может, я ему разонравилась?

— Тогда он полный идиот, — фыркнул Джосер. — О, если б у меня не было своей жены, то я б!..

Стигиец выразительно причмокнул, глядя на Аманду, не оставляя никаких сомнений, как он поступил бы, если б не имел жены.

— Конан трепался, что твоя жена — стерва редкостная. Мол, тебе и ей верить нельзя ни в чем. Себе дороже встанет.

Джосер понимал, что это последние проблески сопротивления, даже не стал во-змущаться дерзостью этой скудоумной бедняжки.

— Мало ли что Конан наболтает. Он меня давно не любит. Как-то раз я его в одном деле обскакал, и он мне этого простить не может. А тебе я хочу только доб-ра, дорогая Аманда.

Воительница презрительно усмехнулась и залпом опорожнила чашу. Джосер под-лил еще вина и сказал: — Правда, поверь. Вот мы с тобой знакомы уже целую лу-ну, верно? Скажи, делал ли я тебе чего дурное?

— Ты держишь меня в клетке, — пробурчала женщина.

— Ради твоего же блага! — с неподдельной искренностью в голосе воскликнул стигиец. — Иначе ты, считай, труп.

— Это еще почему?

Джосер выразительно огляделся по сторонам и, хотя в палате они были одни, наклонился к уху Аманды и доверительно прошептал:

— Жрец Хнум-Собек проходу не дает мне насчет тебя и Конана. Он только сна-ружи человек, а внутри — кровожадная тварь, знаешь ли. Хочет вас обоих в жертву Сету принести, вот так. А с Сетом, ты уж мне поверь, шутки плохи.

Отважная Аманда невольно поежилась. Как и всякий нормальный человек, она старалась держаться подальше от черного колдовства. Жреца Хнум-Собека, «Чере-па», она тихо ненавидела с той самой минуты, когда он впервые появился на ее глазах.

— Почему ты не убьешь Черепа? — спросила она короля.

Джосер вздохнул.

— Не могу я, понимаешь. Хнум-Собек — слуга Сета, бога моего, посвященный жрец. Сет такое дело не одобрит. А еще Хнум-Собек — волшебник! Может, пригоди-тся со своими чарами. Но тебя и Конана я все равно ему не отдам, обойдется.

— Почему ты нас защищаешь?

— Я хороший король, — усмехнулся Джосер. — А вы хорошие воины. Предстоит война, а на войне вам нет цены, вы это доказали. Я буду скверным королем, если позволю колдуну расправиться с вами. Как видишь, я честен с тобой.

Аманда кивнула. Если б этот парень стал заливать, как замечательно он лично к ней относится, она бы не поверила. После обидных неудач с Джейком, Робертом и Конаном она вообще перестала верить этим кобелям…

— Одно меня серьезно беспокоит, — покачал головой король.— Ты не в должной форме, да и Конан тоже.

— Я в форме, — буркнула воительница. — А до этого кобеля мне дела нет.

— Я же вижу, — участливо промолвил стигиец. — Поверь мне, я хочу помочь. И могу помочь.

Женщина подняла на него глаза: — Как?

— У меня есть средство, как вернуть рассудок твоему мужчине. Тогда он придет в норму и тебя оценит. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Приворотное зелье, что ли? — несмотря на привычно угрюмый тон, каким бы-ли произнесены эти слова, Джосер уловил в голосе Аманды очевидный интерес.

— Вроде того. Дашь ему — и он твой. И не будете так мучиться, ты и он.

Зеленые глаза воительницы заблестели. Как же я сама не подумала о приворот-ном зелье! — простучало в ее голове.

— Ты не шутишь, стигиец?

Вместо ответа король достал из кармана туники крохотный флакончик.

— Возьми. Капнешь ему в рот, когда будет спать. Проснется — сам поймет, что нужно делать. Вспомнишь меня добрым словом. На, бери.

Аманда протянула руку, чтобы взять флакончик, но тут же отдернула ее.

— Ты мне помогаешь, так? А чего хочешь взамен? — с подозрением спросила она.

— Хочу, чтобы вы перестали ссориться, — невозмутимо ответил Джосер. — Не дело это. Он твой мужчина, это факт, и ты имеешь право на него. Так что бери, не пожалеешь.

Воительница колебалась. На память тут пришли все скверные слова, сказанные Конаном об этом стигийце. «Джосер — змей намного опаснее жреца Хнум-Собека, — предупреждал ее киммериец.— Не верь ни единому его слову. Если он не обманул сегодня, то обязательно обманет завтра. Таково его жизненное кредо, и такова его суть. Он подонок». Вспомнилась и притча о двух гадюках, вползших в дом после пожара и насмерть укусивших беспечных хозяев. Те гадюки были Джосер и Камия…

— Нет, не возьму, — пробурчала Аманда. — Кто знает, вдруг это никакое не приворотное зелье, а новая гадость твоего холуя Имхотепа.

К ее удивлению, Джосер не обиделся и не стал настаивать. Он просто убрал флакончик и, пожав плечами, сказал:

— Ну, как хочешь. Мое дело было предложить. Если надумаешь, приходи.

К вечеру Аманда надумала.

* * *

то было восхитительно!

Джосер ничуть не соврал. Во флакончике действительно оказалось приворотное зелье, да еще какое! Когда Конан, утомленный физическими и душевными муками, наконец-то заснул, Аманда бесшумно подкралась к нему и капнула зельем в рот, как учил стигиец. И сразу начались чудеса.

Варвар проснулся. Глаза зажглись огнем страсти. Не говоря ни звука, он схватил Аманду и овладел ею. И безумная схватка плоти повторилась. Он терзал ее, как прежде, в пилоне во время боя, а она стонала и вопила в упоительном экстазе. Это-му, казалось, не будет конца. Разгорелся рассвет, но Конан его не заметил. Аманда сгорала заживо в огне животной страсти, и все ей было мало.

Затем, когда светило взошло над городом, действие зелья закончилось. Кимме-риец свалился, захрапел. Это произошло так быстро, так внезапно, что они даже не успели рассоединиться.

И тут Аманда испугалась. Она представила, что будет, когда Конан проснется, все вспомнит и поймет. Теперь он точно убьет ее. Но Аманда не хотела умирать, едва познав свое счастье.

Она вызвала стражников, велела принести воды, все вымыть, вычистить и про-ветрить. Никто ничему не удивлялся: во-первых, бесстыдство и ненасытная похоть белокурой воительницы были общеизвестны, вовторых, именно так, сообразно леге-ндам, и надлежит вести себя воплотившейся в земной женщине богине Дэркето. Ес-ли бы она вела себя иначе, целомудренно, вот это было бы очень подозрительно! Одно казалось странным: согласно легендам, богиня Дэркето предпочитала самые разнузданные оргии, а это ее живое воплощение почему-то оказалось однолюбкой. Однако волю Аманды исполнили. К полудню в палате Конана и Аманды уже ничто не напоминало о недавнем буйстве страсти.

Киммериец до вечера так и не проснулся. Когда пришел со своими снадобьями Имхотеп, Аманда спросила его, в чем тут дело. Мудрец в ответ странно хихикнул и глубокомысленно заметил, что Его Святейшее Величество король Джосер в некото-ром смысле даже лучший лекарь, чем он, Имхотеп. Осмотрев Конана, мудрец влил ему в рот всего одно снадобье, против обычных пяти, и ушел.

Наступала ночь. Разум Аманды уснул, а рука потянулась к заветному флакончи-ку. Она сняла колпачок — и с ужасом обнаружила, что флакончик пуст!

Это открытие привело ее в отчаяние, а страсть, требуя свое, подсказала выход. Даже не надев сандалии, не говоря уже обо всем остальном, Аманда выскочила из палаты и ринулась к королевскому дворцу. Она боялась опоздать. О том же, что у Джосера может попросту не оказаться нового зелья, она не желала и думать.

Королевская стража со страху чуть не убила ее. Уж слишком жутко выглядела в ночном Луксуре, городе мертвых руин, нагая женщина с безумными глазами и пова-дками свирепой волчицы. Ее все же признали и пропустили к королю.

Джосер не спал. На большом столе лежали военные карты. Король вычерчивал что-то на них. Аманда ворвалась в чертог, и ее хрипловатый голос раздался с по-рога: — Ты, стигиец! Почему не предупредил меня, что зелье только на раз?

Джосер взглянул на нее и пожал плечами.

— А ты не спрашивала.

Воительница облизнула высохшие губы.

— Дай, дай еще.

— Я вижу, тебе понравилось, — тонко усмехнулся стигиец.

— Дай, — угрюмо процедила Аманда.

Будь на месте Джосера человек, менее сильный духом, он, вне всякого сомне-ния, поспешил бы убраться подальше от этой алчущей волчицы. Но Джосер спокой-но подошел к Аманде, извлек из кармана новый флакончик и многозначительно по-днес его к самым ее глазам.

Эти глаза блестели, как два раскаленных изумруда. Женщина выхватила флако-нчик и ринулась прочь.

— Желаю удачи! — вдогонку ей бросил король.

А когда она исчезла в луксурской ночи, дал волю смеху.

* * *

все повторилось сначала. Аманде даже показалось, что страсть стала еще жарче

и что,— о, чудо! — Конан берет ее не из-за замечательного зелья, а по собствен-ному мужскому хотению. Может быть, он всегда желал ее, Аманду, и зелье Джосе-ра лишь пробудило в Конане это желание.

Значит, цель близка, как никогда. Очень скоро она добьется своего. Этот потря-сающий мужчина, истинный герой, будет принадлежать ей, только ей, и никому бо-льше.

Планы она строила, конечно, не в пылу страсти. Она думала о них, направляясь к Джосеру за новым, третьим по счету флакончиком. Она была счастлива и не за-мечала ничего вокруг. Никто, кроме Конана, ей не был нужен, и ничего, кроме страсти с ним, не имело для нее значения.

А Джосер замечал все. Он видел ее израненное в животной схватке тело, синяки, царапины, кровоподтеки, распухшие губы, растрепанные волосы и горящие страс-тью глаза… Он усадил победившую — с его помощью — воительницу на табурет и налил ей вина.

Вино Аманду также не интересовало.

— Дай мне еще.

— Что? — деланно изумился Джосер.

По лицу женщины пробежала гримаса.

— Ты знаешь, что. Дай!

— У меня к тебе будет ответная просьба,— хладнокровно заметил стигиец.— Нам надо кое-что обсудить.

Аманда недоуменно моргнула. И хотя Джосер говорил на прекрасном аквилонс-ком языке, который она понимала, так как аквилонский странным образом напоми-нал ей смесь английского и французского, женщине почудилось, будто мужчина на-против нее несет полнейшую бессмыслицу.

— Чего-чего? — переспросила она.

— Нам надо кое-что обсудить, — повторил король. — Но если ты сейчас не можешь, я готов немного

подождать. А пока отдохни. Я вижу, ты всю ночь трудилась.

В последних словах стигийца Аманде почудилась издевка. Женщина вскочила с табурета.

— Ну, ты! Давай скорее зелье, я уйду! Нечего мне тут мозги пудрить!

— И откажешься поговорить со мной, своим другом, который столько для тебя сделал? — вздохнул Джосер.

Это было выше ее сил. Аманда набросилась на него. Она знала, из какого кар-мана он достает заветные флакончики. Не хочет сам отдавать — так я возьму…

Аманда оказалась на полу, с заломленными за спиной руками.

— Ты некрасиво поступаешь, — пожурил ее Джосер. — Я могу рассердиться и не дать тебе зелья.

Воительница попыталась вырваться — но не тут-то было. Хватка Джосера оказа-лась железной. Аманда затрепетала; так пойманный кролик бьется в когтях гиены.

— Отпусти меня, урод!

Стигиец тотчас отпустил ее. Она встала и злобно ощерилась на него. Король скрес-тил руки на груди, показывая, что совсем не боится. Это ее отрезвило немного.

— Чего тебе надо от меня, стигиец?

— Сначала поговорить.

— Ну так говори, чего ж ты ждешь?

Джосер покачал головой.

— Сомневаюсь, способна ли ты сейчас мыслить разумно. А разговор у нас вый-дет серьезный. Может быть, отложим до завтра?

Из его слов Аманда поняла одно: до завтра зелья не будет. Это не укладывалось в ее голове. А как же Конан?..

— Поговорим сейчас, — буркнула Аманда. — Выкладывай, чего ты хочешь.

— Сперва успокойся и выпей вина. Дело серьезное.

— А когда поговорим, зелье дашь?

— Разумеется, — кивнул Джосер и уточнил: — Если договоримся.

Они присели к столу и выпили вино. Чувствуя, что Аманда уже успокоилась, насколько это вообще было возможно, Джосер сказал:

— Дело в змеядах. Скоро предстоит решающая схватка с ними…

— Знаю, не слепая, не глухая, — пробурчала воительница. — Дальше-то что?

— Не перебивай, — нахмурился король,— а слушай. Я два раза повторять не ста-ну. У меня шестьдесят тысяч бойцов здесь, в Луксуре. У Таниты — сорок тысяч или сорок пять. Учитывая, что такое человек и что такое змеяд, мои шансы один к трем. Положим, Луксур я смогу удержать. Но змеяды меня из города не выпустят, да и не могу я покидать его, я отвоевал Луксур, и это моя столица. Не взяв Луксур штурмом, Танита перейдет к осаде. А для осады много сил не нужно. Она сможет разделить свою армию. Тысяч десятьпятнадцать змеядов останутся у стен Луксура, остальные разойдутся по стране. Ты понимаешь, что опять начнется?

Аманда молчала, но Джосер видел, что она его слушает. И он продолжал:

— Начнется новая резня людей. Война затянется. И неизвестно, кто тогда в ней победит. Если мы, люди, то очень нескоро и ценой ужасных жертв. А если они, змеяды, то людей здесь просто не останется. Они людей употребляют в пищу, ты это знаешь, не так ли?

— Зачем ты мне все это говоришь? Ты король этой страны, а я кто?

— Ты можешь изменить расклад. Ты, и одна лишь ты, Аманда.

— Чего?! Как это — изменить расклад? Я ж не колдунья какая. Мне не под силу умножить твою армию. И обучить всех не могу. Что могла, я уже сделала. И еще буду делать. Я держу слово. Обратись к своему Черепу, может, он изведет хвоста-тых тварей чарами.

Джосер сумрачно вздохнул.

— Змеяды — истинные дети Сета, Хнум-Собек — посвященный жрец Сета. Он не может идти против них. Колдун сохраняет нейтралитет, и то ладно. Нет, Аманда, я могу рассчитывать лишь на людей, не на магию. На себя и на тебя.

— Дьявол тебя побери, стигиец! — воительница стукнула кулаком по столу. — Говори толком, чего тебе от меня надо!

Прищурившись, Джосер заметил:

— Я знаю, кто ты и откуда. Наши мечи, луки и арбалеты для тебя смешные игрушки. Ты из другого времени! Там, у вас, оружие иное. Мощное, как луч из Кольца Сета, и разрушительное, как небесный огонь высоких богов.

— Мать твою, стигиец! Ты-то откуда знаешь?! — ахнула Аманда.

— Я видел оружие твоего мира в действии. Разве ты забыла? Гора Монтесан, ва-ше сражение с Тхутмертари, моей злобной сестрой. Ты и Конан сперва палили в нее из огнедышащих трубок, а затем пускали маленькие ядра, железные осы, и малиновые лучи.[15] Помнишь?

Аманда кивнула. Каждая подробность схватки с золотой богиней навсегда пропе-чаталась в ее памяти.

— Еще я видел огромную железную птицу, черную, как Тьма,— говорил Джосер. — Она была стократ сильнее, чем ваши огнедышащие трубки. Птица пускала лучи смерти, плевалась огнем и железными осами, и диковинными серебристыми стре-лами невиданной разрушительной силы. Еще я понял, что птицей той управляет обычный человек. Такой, как Конан.

Он говорил о Джейке, который к тому моменту был уже мертв. Аманда угрюмо сказала: — И чем всё кончилось? Тхутмертари тогда нас победила, и если бы не Существо…

Она заткнулась, вдруг поняв, что сказала лишнее.

— Я знаю и о Существе, — кивнул Джосер, — вернее, я догадываюсь, что победа над богиней была общей, всех, кто принимал участие в сражении. Но Существо ме-ня не интересует. Меня интересует ваше смертоносное оружие. Тхутмертари вы им не одолели, потому что она была богиней. Но змеяды — обычные смертные. Силь-ные твари, живучие, но смертные. Змеяды погибают от меча и от стрелы. Только представь себе, как будут дохнуть враги рода человеческого от смертоносных лучей и огня железных птиц Будущего!

Аманда представляла. И уже догадывалась, куда клонит хитроумный стигийский властелин…

— Где я возьму тебе железных птиц?

— В Тарантии, где же еще, — усмехнулся Джосер. — Сегодня ко мне прибыл по-сланец оттуда. Хочешь узнать свежие новости о своих?

Еще бы она не хотела! В те редкие мгновения, когда Конан исчезал из ее голо-вы, она вспоминала своих парней и их могучее оружие, «Черных коршунов», краси-во и гордо несущихся над землей… Как будто в другой жизни все это было!

— Мои парни еще в Тарантии?

— Да. Но живется им худо. Там правит человек по имени Роберт Рэнквист. Он засадил твоих парней в темницу.

— Вот урод! — вскричала воительница. — Он и меня хотел убить, когда я его отвергла!

— Тебе стоит знать: Роберт объявил, что ты погибла, и Конан погиб вместе с то-бой. Роберт взял себе корону Аквилонии. Обманутые им люди на его стороне. Твои парни больше не нужны ему. Железные птицы спрятаны на каком-то острове и не летают.

— О-о-о… — застонала Аманда.

— Я предлагаю тебе сделку. Честную сделку, Аманда. Ты отправишься в Таран-тию, поквитаешься с Робертом, освободишь своих парней. Затем вы поднимете в воздух железные птицы и прилетите все сюда. И конец проклятым змеядам!

Аманда смотрела на Джосера с восхищением. Как она сама не додумалась до такого замечательного, простого и гениального плана? И Конан почему-то не до-думался! Что называется, и волки сыты, и овцы целы… И все довольны, кроме уб-людка Рэнквиста и гнусных чешуйчатых чудищ.

— Я дам тебе надежную охрану, — продолжал Джосер, — чтобы с тобой ничего не случилось в пути. Ты героическая женщина, но ты одна, всякое может быть. У нас здесь мир опасный, а дорога до Тарантии неблизкая… Ты отправишься водным путем. Погляди на эту карту. Вот Луксур, а вот Тарантия. Ты поплывешь вниз по Стиксу на дромоне, в Кеми пересядешь на быстроходную каравеллу. Каравелла мо-рем придет на Барах. Это здесь. Там жена моя, королева Мефрес. Она поможет тебе добраться до аквилонской столицы. Вот так: мимо Мессантии, столицы Аргоса, вверх по реке Хорот. И ты — в Тарантии! Я напишу рескрипты и нужные письма, чтобы стигийцы, мои подданные, повсюду оказывали тебе всяческое содействие… Ну как, согласна?

— Почему я должна тебе верить, стигиец?

— Потому что наши с тобой интересы совпадают во всем. Разве не так? Ты не хочешь поквитаться с Робертом? Не хочешь спасти своих парней? Не хочешь вернуть могучее оружие и поглядеть, как мрут от него проклятые чудища? Если ты не хо-чешь всего этого — только скажи, и я признаю, что был слеп!

Аманда присвистнула: — Ты голова, король Джосер. И вот что я тебе скажу: да, я согласна, при одном условии.

— Говори.

— Конан уедет со мной.

— Никогда! — рявкнул стигиец. — Я же не идиот. Пока ты не вернешься со сво-ими людьми и с оружием, Конан поживет у меня. Когда змеяды передохнут, забе-решь его. Мне он и даром не нужен, от него лишь головная боль.

— Ах ты, гад, — прошептала Аманда.— Конан был прав насчет тебя. Ты нарочно все подстроил. И зелье мне давал, чтобы я к варвару покрепче привязалась. А те-перь хочешь взять моего мужчину заложником!

— Не заложником. Гарантом твоего возвращения. Ну, подумай сама, ты же умная женщина. Разве есть у меня иной выход? Я здесь король, мне нужно победить моих врагов. Да что моих — врагов всего рода человеческого! Твоих и твоего Конана. Раз-ве дурное это дело? Я нашел средство, как их победить. А отпущу я Конана с тобой — и что? Навряд ли ты и твои парни мне в борьбе со змеядами тогда помогут.

— Я дам тебе слово, стигиец.

— Пойми, Аманда: это политика, а в политике единственного слова мало. Нет. Конана с тобой не отпущу. Оставлю его здесь для большей безопасности — его, твоей, да и моей. Даже клясться не буду, что с ним ничего не случится. Он нужен и тебе, и мне. Давай так. Если к твоему возвращению с киммерийцем будет что нела-дно, сожги из своего чудесного оружия всю мою страну! Ну и меня, конечно, перво-го. Мы ничего не сможем сделать твоим железным птицам. Поняла? Не Конан — мой заложник, а я — твой!

Этот стигиец снова чаровал ее, как тогда, в первой схватке у горы Монтесан. Он был умен, отважен и изобретателен. И он все очень точно рассчитал.

Кроме одного: в своем замечательном плане король Джосер не предусмотрел, что сам может оказаться лишним. Как говорят в двадцатом веке от Рождества Спаси-теля: третий — лишний.

— Мне нужно подумать, — сказала Аманда.

— Долго думать нельзя, — возразил Джосер. — Змеяды ждать не станут. Я и так сильно рискую: а вдруг у тебя не получится? Что будет, если Танита возьмет Луксур до твоего возвращения? Она-то точно не станет щадить ни меня, ни твоего Конана.

— Хорошо, я согласна, — сквозь зубы сказала воительница. — Пиши свои рескрипты. Когда нужно отбыть?

— Утром.

— Значит, целая ночь впереди, — осклабилась Аманда. — Зелье дашь?

— Ты ненасытна, как сама Дэркето, — ухмыльнулся стигиец, доставая заветный флакончик.

* * *

ще целая ночь впереди, думала Аманда, возвращаясь в дом на южной окраине

Луксура. Ты просчитался, коварный король Джосер. Ты думаешь, у меня, кроме секса, ничего нет в голове. Ну так ты увидишь, что это не так. И локти кусать будешь, перехитривший самого себя.

Вернувшись к Конану, она убедилась, что тот по-прежнему спит, уже вторые су-тки кряду. Аманда плотно закрыла дверь и разбудила киммерийца. В синих глазах варвара больше не было демонического блеска. Пробудившись, он не стал ее хапать. За окном была ночь, и Конан проревел:

— Кром, женщина! Не надоело тебе ко мне липнуть?

Славно, подумала Аманда. Значит, он ничего не помнит, что было в прошлые две ночи. Она сделала Конану знак: молчи! — и прошептала: — Нужно делать ноги из этого города. Прямо сейчас. Завтра будет поздно.

Конан от неожиданности рыгнул: — Почему это?

— Потом объясню, — отмахнулась Аманда. — Давай, одевайся. Снимем страж-ников и айда к стене. К утру в Луксуре нас быть не должно.

— Про зелья Имхотепа забыла? — буркнул киммериец. — Я загнусь без них, едва от города успеем отойти.

— Не загнешься, — ухмыльнулась Аманда. — Думаешь, я не заметила, как ты от них отвыкал? Кстати, сегодня Имхотеп не приходил. И ты живой, как видишь. Лад-но, кончай трепаться, киммериец, время пошло.

Это было сказано таким решительным и командирским тоном, голосом прежней Аманды, не похотливой самки, но властной капитанши бесстрашных Наемников Бу-дущего, — что Конан неожиданно для самого себя доверился ей.

В полном молчании они оделись. В дорогу взяли воду и съестные припасы, ко-торые смогли найти, не выходя из этой комнаты. А дальше случилось то, что часто случалось в вольной жизни Конана и Аманды. Они неслышно выскользнули из пала-ты и профессионально сняли стигийских стражников. Так у них появилось оружие. На головы надели широкие головные платки и гребенчатые шлемы, чтобы походить на стигийцев.

Конан и Аманда вышли из дома. Мертвые развалины зловеще взирали на них вы-битыми глазницами. В одной такой бездне Конану почудился блеск двух алых точек. Варвар моргнул, и они пропали. Померещилось, подумал он. Людей здесь не бы-ло. Стигийцы отсыпались перед грядущими схватками.

А Конан и Аманда в этих схватках участвовать не собирались.

Незамеченными они пробрались к городской стене. Тут была стража, немногочи-сленная, даже не стража, а наблюдатели. Сняли и их. Конан бросил вниз веревоч-ную лестницу. Неслышно мужчина и женщина спустились. Снаружи была свобода.

В ночной тишине пронеслась летучая мышь. Киммериец проводил ее взглядом. Тварь была крупной, слишком крупной для летучей мыши. Она направлялась в го-род. Конан нахмурился, но вскоре Аманда отвлекла его более важными делами, и он выкинул летучую мышь из головы.

Откуда ему было знать, что первым о дерзком побеге варваров узнал волшебник Хнум-Собек, посвященный жрец Сета.

* * *

ажется, все о’кей, — сказала Аманда, когда стены Луксура слились с тьмой

ночи.

— Не зарекайся, — буркнул Конан. — Это еще не Тарантия.

— А почему мы идем к юго-западу? Стикс-то на севере! Или ты хочешь идти сушей?

— Нет. Стикс — наша единственная надежда выбраться из этой проклятой страны. И мы выйдем к нему. Окольным путем. Готов биться об заклад с самим Нергалом, Джосер вышлет за нами погоню. Он тоже понимает, что нам нужна река. Но он бу-дет искать нас на севере, как ты сказала. А мы выйдем к Стиксу на западе. Там есть приток реки и рыбацкая деревня. Раньше была, — поправился Конан. — Если мы найдем лодку, считай, нам крупно повезло.

— А если не найдем?

— Тогда крупно повезет Джосеру, — отрезал киммериец.

Аманда поежилась. К мрачному юмору Конана ей так и не удалось привыкнуть.

Они шли вперед в избранном направлении. Над пустыней парила глухая ночь. Никакой погони за ними не было. Аманда предавалась мечтам о неотвратимой мес-ти ублюдку Рэнквисту и о будущем счастье с любимым Конаном. Флакончик Джосера она на всякий случай сберегла.

А киммериец думал не о ней. Он вспоминал Зенобию и Конна; мага Милиуса; карлика Тезиаса, Великую Душу, и его загадочных Синих Монахов; Камию, которая вновь стала полновластной королевой, но уже не на час, опять играет и манипули-рует людьми, как лишь она одна умеет… Еще он думал о Тарантии, о своих обману-тых подданных, о верных соратниках Троцеро, Просперо, Паллантиде, Публии, Хадрате, о незваных пришельцах из иного времени и о хитроумном Роберте, этом узурпаторе многострадального аквилонского престола… Роберт был единственным, на ком мысли Конана и его боевой подруги скрестились.

Так шли они навстречу своим мыслям, пока не услышали впереди глухой топот и не увидели разбросанные по пустыне огни. Огни приближались, и топот нарастал. Затем орлиный взор Конана разобрал грязно-серые фигурки, светящиеся в багровом пламени факелов. И еще увидел Конан, что этих фигурок тьма и что идут они ши-роким фронтом, от одного горизонта к другому…

То надвигалась на Луксур орда змеядской царицы Таниты.

[1] Сгиб — место на северо-восточной границе Стигии, где река Стикс круто поворачивает на запад, к океану, — см. роман Майкла Мэнсона «Конан и Небесная Секира».

[2] Следует напомнить, что под хайборийской цивилизацией обы-чно подразумевается хайборийский Запад, то есть Аргос, Зингара, Аквилония, Немедия, Офир, Коринфия, Бритуния — страны с господствующим культом

Митры, образовавшиеся на руинах ахеронской империи, — и, отчасти, Коф и Замора.

[3] Автор напоминает читателю, что Боссония — западная провинция Аквилонии, славящаяся, помимо прочего, своими лучниками и мастерами по изготовлению замечательных луков любого типа и размера.

[4] Эта встреча описана в новелле Роберта Говарда «Феникс на мече».

[5] Восстание Тайи против Стигии описана в романе Пола Андерсона «Конан-мятежник» (в русском переводе — «Конан и Секира Света»).

[6] Гелеполь — деревянная башня на колесах, предназначенная для штурма крепостей и проникновения внутрь их через крепостную стену. Большие гелеполи приводились в движение силой лошадей или быков. На верхних этажах гелеполей находились воины, атакующие защитников крепости, также там могли быть резервуары для тушения пожаров и метательные машины.

[7] Толено — подъемное устройство («журавль») для штурма крепостных стен. В корзине «журавля» располагались вооруженные бойцы.