Часть I. Наследие богини Тхутмертари.

1. Битва после Победы.

П

ейзаж горы Монтесан разительно изменился из-за предрассветной драмы. Там,

где схлестываются в удивительном противоборстве невиданные магические си-

лы, земные и звездные энергии, высокие боги, загадочные волшебники и иномировые существа — там привычные законы Мироздания утрачивают, хотя бы и на время, свою решающую роль. Когда же отбушует буря, простым смертным, по прихоти коварной Судьбы сохранившим жизнь и рассудок, остается лишь изумляться переменам, а изумившись, принять их как новую реальность — чтобы жить дальше, чтобы выживать в ней.

Горы Монтесан как таковой больше не существовало. Лишь невысокий холм воз-носился над истерзанной страной Хорайей, которая еще накануне пила скудную вла-гу жизни. Ночь ушла в небытие вместе со своей владычицей. Новый день вступал в свои права; однако обещал он быть почти таким же кровавым, как и роковая для Тху-тмертари и для ее жертв ночь. Первые лучи Солнечного Митры освещали сожжен-ную злым золотистым пламенем землю, руины городов и селений, русла испепе-ленных рек. Слабый, но жгучий ветер, пришедший из неизвестности, доносил до ве-ршины холма вихрящиеся тучи серой пыли. Эта пыль, попадая на язык, в нос и гла-за, вызывала тошное чувство, так как имела отчетливый привкус мертвечины. Пыль, прах и пепел — вот все, что оставила золотая богиня от десятков тысяч подданных Хорайи, чьи жизни выпила она…

Конан лежал на остывающей земле, прикрывая могучим телом свою плачущую подругу. Она нуждалась в этом. Волшебный вихрь, рожденный далеким, но вездесу-щим Стержнем, — тот самый, что изменил очертания горы и вернул к новой жизни волшебника Брахо, — этот вихрь сорвал с Аманды одежду, поглотил ее, сожрал чу-десное оружие Будущего — пистолеты, бластеры, базуки, — а также поддельный амулет Небесного Народа и обе волшебные накидки-невидимки.

Но плакала Аманда Линн не из-за своей наготы. Ей казалось, что Конан, ее но-вый друг и ее настоящая любовь, совершил фатальную, непростительную ошибку. Он убил никчемного демона Сура, вместо того, чтобы убить зловещего карлика Тезиаса.

И теперь Аманда не ощущала вкуса победы. Она почти не знала Тхутмертари и присоединилась к Конану скорее из привязанности к нему лично, нежели из чувства долга по отношению к его незнакомому миру. Что могла значить будущность Хай-бории для женщины, появившейся на свет спустя пятнадцать тысячелетий после этих хайборийцев, для нее — полумифических! Средоточием зла для воительницы из Бу-дущего был карлик Тезиас, Великая Душа. Именно он, Тезиас, разрушил привычную ей жизнь, именно он, не спрося ее согласия, посредством своей пугающей силы призвал Аманду в этот дикий и волшебный мир, оказавшийся далеким Прошлым со-временной ей цивилизации.[1] И хотя варварский мир Хайбории в самом деле каза-лся Аманде маняще-притягательным, он оставался ей чужим.

То была соблазнительная страшненькая сказка, в которой иногда неплохо отдох-нуть от скуки цивилизованного двадцатого столетия, но где нормальный человек это-го двадцатого столетия ни за что на свете не согласится провести всю положенную ему жизнь. Она бы всё отдала за один лишь шанс вернуться в своё время. Но если только — вместе с Конаном! Такой герой, как этот киммериец, не пропадёт нигде и никогда, везде, всегда останется героем.

Но Конан вместо этого опять позволил уйти этому жуткому карлику, виновнику всех ее несчастий. Нагая Аманда Линн тихо плакала под боком у киммерийца и беззвучно проклинала его, тупоголового варвара, предателя, укравшего у нее победу над ненавистным карликом. Хотя где-то в глубине души она и понимала, что не в силах Конана было сделать по-другому.

Варвар, между тем, редко когда выглядел так плохо, как теперь. Загорелое тело его почернело от ожогов. Трещины и бороздки рассекали кожу и обнажали темные провалы, в которых багровела подпаленная плоть. Могучие мышцы напоминали пе-ретертые канаты. Крепкие вороные волосы обрели неестественный темно-пепельный цвет, шелушились и опадали при каждом прикосновении, причиняя боль.

Боль словно поселилась в его теле — в каждой клетке, в каждом нерве. Как буд-то его с головой окунули в чан с кипящим маслом и долго-долго варили, а затем извлекли оттуда, чтобы насладиться зрелищем его страданий. И это почти было пра-вдой — с той лишь разницей, что долгие муки, испытываемые Конаном, в реальном времени уместились в единственное мгновение кошмарной пытки, которой подвергла его Тхутмертари, величайшая и непревзойденная искусница всевозможных истязаний души и плоти. Совсем немного времени не хватило золотой богине, чтобы выпить жизнь этого «презренного смертного», бросившего ей дерзкий вызов.

Но пытка не сломила его волю, а воля призвала к жизни новые силы, — только могучий Кром и всеблагий Митра ведают, откуда взялись они, — и он победил. Зло пало; на фоне этой победы все прочее, что имеет место быть до того и после, ка-залось ему неважным. В отличие от Аманды, киммериец теперь почти что филосо-фски принимал новое спасение карлика. Провожая взглядом Брахо, — гигантскую синюю птицу, уносящую в могучих лапах тело своего хозяина, — Конан, стыдясь признаться себе в этом, испытывал облегчение. Спасение Тезиаса наверняка означа-ло нечто большее, чем очередное бегство старого врага. И Конан в душе был даже рад, что ему не придется сражаться с Великой Душой прямо сейчас. К новой схватке не готов ни он, ни карлик. Им обоим нужна передышка. И еще загадочные слова магистра: «Мой хозяин уже не тот, каким ты знал его прежде. Он изменился, как изменился бы на его месте любой, родившийся свободным, познавший рабство и вновь обретший свободу»…[2] Вряд ли Брахо сказал их лишь затем, чтобы что-то ска-зать. Эти таинственные волшебники умеют ценить каждое свое слово, подумал ким-мериец.

Он совершил больше, чем подвиг, покончив с Тхутмертари. Он не раз мог убить ее прежде — вместо этого он обычно спасал ее, а она спасала его, ибо так ей было выгодно. Конан покончил с Тхутмертари в момент, когда она вознеслась на самую вершину своего могущества, когда она меньше всего ожидала конца, полагая, что

Смерть более не властна над нею.

И вот наступала расплата за подвиг. Как видно, новое геройство этого отчаянно-го смертного весьма впечатлило коварных богов. Им, небесным ревнивцам, приш-лось по душе то, что совершил он, однако они не были бы богами, если б тут же не напомнили ему, кто есть кто: кто великий небожитель, а кто жалкий земной червь, слепое орудие божественного гнева… На Конана неумолимо надвигалась их высокая благодарность — новые страдания и битвы. Целый вал, бушующий океан новых ис-пытаний, где всякий презренный смертный должен чувствовать себя даже не кораб-лем — щепкой от разбитого корабля Надежды, тростинкой, от которой не зависит ничто и никто, разве что, собственное выживание. Во всяком случае, ревнивые боги, ввергнув его в свою новую игру, оставили ему шанс выжить. А он намерен был не просто выжить — он был обязан победить.

Закусив губу до крови, Конан сражался с болью. Встать на ноги он не мог, но его сил хватило, чтобы повернуть голову. И он увидел этот вал, это бушующее мо-ре, и он ужаснулся…

На первый взгляд, шторм основного сражения двигался мимо, однако киммериец не питал иллюзий. Новая буря рано или поздно обрушится на него — на сей раз просто потому, что он был живым и потому, что оставался человеком.

Там, внизу, первые группы атакующих змеядов вошли в соприкосновение с пе-редовыми отрядами стигийского войска. В воздухе гремели крики людей и раздава-лся рёв чудовищ. Уже звенели мечи, свистели стрелы и летели копья. То было лишь начало большой битвы и возвращение великой войны двух враждебных рас. Эта война, как оказалось, не закончилась двадцать тысяч лет тому назад. И Конан понимал: она будет идти, пока жив хотя бы один змеечеловек. Или один настоящий человек.

Змеяды были крупнее стигийцев и выше на одну-две головы. Чудища имели гла-дкую кожу, покрытую мелкой чешуёй грязно-стального цвета, вследствие чего на первый взгляд больше походили на рыб, чем на рептилий. У них был сильный хвост; этот хвост они также использовали как оружие. Головы змеядских воинов венчал не-большой реликтовый гребень, а спереди между их ног заметен был лишённый чешуи отросток. Глаза существ изрядно превосходили размерами глаза обычных людей. Ни ушей, ни волос, ни губ у змеядов не было. Широкие пасти усеивали мелкие акульи зубы, а меж зубов метался чёрный раздвоенный язык. Ничего такого, что могло бы служить им одеждой, на змеядах не было. Они не носили панцирей, шлемов, щитов и прочего защитного вооружения. Они привыкли не защищаться, а нападать. Глав-ным оружием змеядам служили громадные, в человеческий рост длиной, тяжёлые мечи, волнистой формой напоминающие застывших в стали змей. Впрочем, некото-рые чудища дрались также палицами, секирами, топорами и копьями, не менее устрашающего, нежели их мечи, вида.

В сравнении с врагами рода человеческого крепкие бронзовокожие стигийцы ка-зались недомерками. Королевские военачальники были облачены в золочёные латы, украшенные на груди изображением извивающегося змея со щупальцами, в посере-бренные шлемы с большим гребнем и пурпурные туники. Их оружием были кинжалы и прямые мечи, достаточно внушительные в глазах любого воина, но неизбежно про-игрывающие громадным волнистым клинкам змеядов. Офицеры рангом ниже имели панцирь, наручи, поножи, сабли и мечи, а кое-кто, неплохо владевший секирой, ис-пользовал и ее. Солдаты были вооружены, главным образом, мечами, копьями, кхо-пешами, луками и арбалетами; в качестве защитного вооружения они применяли не-большие круглые щиты, обтянутые кожей и имеющие в сердцевине выступающий стальной шип.

Стигийское войско состояло из трёх когорт конной гвардии, когорты конных луч-ников и арбалетчиков, легиона пеших меченосцев и легиона копейщиков и лучни-ков. Кроме того, одна центурия была вооружена боевыми колесницами, по три вои-на на каждую. Таким образом, общая численность стигийского войска была почти пятнадцать тысяч человек.[3] Змеядов на поле брани оказалось впятеро меньше. Од-нако они были могучи и свирепы, как настоящие демоны.

Собственно, как восставших из царства Сета демонов и воспринимали их воины древней Стигии. Как только пала голова их верховного аккаха Танатоса, змеяды ринулись в атаку на стигийскую армию. Теперь, когда божественная воля Тхутмер-тари более не сдерживала их, они пылали яростью, горели желанием расквитаться за всё с презренным племенем людей. И, право же, им было за что мстить: за сво-их далёких предков, когда-то изгнанных людьми со стигийской земли, за тысяче-летия заточения в подземной стране Йесет-Мет, за безмерные унижения, которым подвергала их, истинных детей Сета, королева-отступница Тхутмертари, наконец, за вероломное убийство Танатоса Джосером. Но даже если бы им не за что было мстить, змеяды всё равно напали бы на людей, ибо были хищниками, а люди в их представлении мало чем отличались от любой другой живности, пригодной для съедения.

Внезапная атака змеядов, однако, не посеяла панику среди стигийского войска. Уже без малого луну стигийцы видели вокруг себя этих чешуйчатых чудищ и успели кое-как привыкнуть к ним. И чудища были смертны. У них имелись уязвимые места и свои слабости, к тому же, у змеядов таковых было побольше, чем у людей. Нап-ример, змеяды не умели плавать и скакать на лошади. Через широкий Стикс их пе-реносила Тхутмертари своими чарами, остальное пространство они преодолевали на своих двоих, иногда, впрочем, настолько быстро, что могли угнаться за резвым ска-куном. Ещё змеяды не владели искусством стрельбой из лука. Им, рождённым и выросшим в замкнутых пространствах подземной страны, луки и, особенно, арбале-ты казались колдовским оружием. Прочная чешуя всё же не могла заменить им пан-цири и щиты. Соответственно, змеяды являлись превосходными мишенями для сти-гийских стрел, а сами не могли ответить тем же.

Однако в ближнем бою чудища были страшны и почти непобедимы. Своими здо-ровенными мечами они владели в совершенстве. Каждый удар такой громадины оз-начал не ранение, а верную смерть. Змеяды также хорошо метали копья, особенно на близких и средних дистанциях. И даже безоружный, змеяд мог легко размозжить человеку голову одним ударом кулака или переломать ноги броском сильного хвос-та. Чтобы убить змеяда, нужно было либо стрелять с безопасного расстояния, либо обладать поистине тигриной силой и ловкостью, а также безукоризненно владеть ис-кусством контактного боя.

Схватка разгоралась по всему фронту. Сверху Конану было хорошо видно, как отряды змеядов вгрызались в людское море, словно клыки в живое тело. Свирепость этих чудищ поражала даже его, видавшего виды борца со злом. Казалось, они гото-вы изрубить друг друга, лишь бы забрать побольше людей в мрачное царство Сета. У них не было какой-либо стратегии или тактики. Природная сила и природная зло-ба заменяли змеядам знания военного искусства. Они мечтали не победить, а унич-тожить. Им не нужны были богатства человеческого мира, не нужна власть над лю-дьми — в сущности, они хотели того, чего не захотела добиваться Тхутмертари: они всего лишь жаждали очистить свою землю от завоевателей-людей.

Сражающиеся с чудищами воины не относились к числу друзей Конана. Это были стигийцы, змеепоклонники, то есть, его враги.

Ещё меньше, чем стигийская армия в целом, киммерийцу был симпатичен её нынешний главнокомандующий. Принца Джосера он знал как самого отъявленного негодяя среди тех, кого его верный меч пока не успел отправить на Серые Равнины. По глубине и силе зла, причиненного людям принцем Джосером и его неразлучной половиной, принцессой Камией, они могли бы успешно соперничать с самыми гну-сными чародеями-чернокнижниками, хотя сами, к счастью, колдунами не были. К Джосеру и Камии киммериец имел и личные счеты.[4] Он знал, что рано или позд-но поквитается с ублюдками. Но не теперь! Нынче Джосер сражался с чудовищами, врагами всего человеческого, и Конан, как бы ни относился он лично к Джосеру и его воинам, не мог не желать людям победы над монстрами.

Сражение между тем все больше напоминала резню. Киммерийцу казалось, что люди гибнут вдесятеро чаще, нежели змеяды. Стрелы и копья стигийцев не собира-ли такой богатый урожай трупов, как гигантские мечи чудовищ. Конан видел, как по ходу боя принц Джосер пытается перегруппировать свои войска.

Он, впрочем, уже не был принцем — после гибели старшей сестры Джосер зако-номерно сделался королём Стигии, и рубиново-золотая корона лишь обозначала то, что было и так ясно: отныне у древней державы змеепоклонников есть достойный вождь. Если, конечно, новый король Стигии переживёт эту баталию!

В ближнем бою стигийцы терпели поражение, поэтому Джосер приказал пехоте отступить. Змеяды бросились вдогонку. Наперерез им ринулись боевые колесницы. Атаку возглавил сам король. Тяжёлым двуручным мечом, почти таким же громадным, как мечи змеядов, он рубил головы врагам. Конан стиснул зубы. Дорого бы дал он, чтобы быть сейчас на месте Джосера! Неправильно, когда такой подонок сражается со злом! А, к Нергалу, нынче все перемешалось, и сами боги, видать, запутались, где теперь зло, а где — добро…

Тем временем стигийские лучники заняли холм. Не обращая внимания на Конана и Аманду, стигийцы стали поливать змеядов стрелами. Те вконец рассвирепели, строй их распался, они сражались группами, а то и поодиночке. Разумно было бы с их стороны атаковать холм, подумал Конан, — но действия разъярённых чудищ были какими угодно, только не разумными. Вместо того чтобы расправляться с лучника-ми, змеяды обращали свой гнев против остатков стигийской пехоты. Против той добычи, которая была им ближе.

Атака на колесницах захлебнулась. Из полусотни колесниц уцелели меньше тре-ти. Однако вылазка Джосера принесла некоторые результаты. Впервые с начала сражения число убитых с колесниц змеядов превысило количество павших стигий-цев. Тем временем копейщики также перестраивались, занимая более удобные по-зиции для нападения.

Стигийцы встретили возвращение короля торжествующими криками. По команде Джосера взлетели копья. Они собрали неплохой урожай, убив и ранив несколько десятков чудовищ. Следующий бросок оказался ещё более удачен.

Однако в это время стала обнаруживаться нехватка стрел у стигийских лучников. Да и запас копий подходил к концу. Рукопашной не избежать, отметил для себя Конан. Понимал это и Джосер. Копья и стрелы ещё летели, а стигийский король уже о чем-то оживлённо переговаривался со своими полководцами. Лица их были бледны. Вот один из военачальников упал на колени перед королём, и Джосер, недолго думая, снёс ему голову.

После этого военачальники более не возражали королю. Затрубили горны. Луч-ники и арбалетчики прекратили стрельбу, экономя последние стрелы. Копейщики расступились, пропуская на передний край меченосцев и конницу. Стигийцы пост-роились клином и решительно бросились на змеядов, а конница зашла с флангов.

Конан оценил соотношение сил. Из пятнадцати тысяч имперских воинов могли сражаться не более трети. Остальные либо уже покинули мир, либо скоро сделают это; легкораненых почти не было. Рать змеядов сократилась вчетверо. Таким обра-зом, пяти тысячам стигийцев противостояли меньше тысячи змеелюдей. И всё же Конан не решился бы предсказывать исход этой схватки. Но, будь он на месте Джо-сера, он делал бы то же самое!

С невольной ревностью киммериец следовал взглядом за стигийским королём. Тот был воистину великий воин, даже более, чем его знаменитый отец. Конан всег-да отдавал должное мужеству Джосера, его силе, ловкости и уму. Он ценил эти ка-чества так же, как ненавидел подлость, неверность и бессмысленную жестокость. Все эти качества удивительным образом уживались в сыне Ментуфера, отчего ким-мерийцу всегда хотелось не просто убить Джосера, а прикончить его в настоящем мужском бою. Этот человек достоин умереть смертью свирепого льва, а не трусли-вого шакала.

Король Джосер сражался в пешем строю, своим примером вдохновляя стигийских воинов. Боги миловали его; мелкие раны были не в счёт. Сначала он действовал мечом и большой трехклинковой дагой,[5] затем, когда змеядский клинок разрушил дагу, Джосер подхватил в левую руку ещё один меч. Он уже убил троих чудовищ, а они не могли угнаться за ним. Джосер сражался умело и ловко. Да, это был бы до-стойный противник, снова и снова думал Конан, наблюдая за сражением.

Змеяды пытались окружить вражеского короля. За неистовством битвы они не за-бывали, что именно этот человек вероломного убил их предводителя. Но преданные Джосеру гвардейцы отбивали атаки чешуйчатых чудищ, предпочитая смерть отступ-лению.

Между тем дела у стигийцев обстояли неважно. Змеяды вновь прорвали фронт и теснили людей. Мечами и собственными хвостами они перерубали ноги лошадям, а затем расправлялись с всадниками. Видя всё это и слыша торжествующий рёв чудо-вищ, стигийцы не горели желанием вступать в рукопашную схватку и пятились. Про-звучал новый сигнал горна. Лучникам надлежало взять в руки мечи и копья и атако-вать змеядов с тыла. Приказ повис в воздухе. Лица стигийцев были серыми. Они не хотели идти на верную смерть. Некоторые, склоняясь к самой земле, так, чтобы не видели начальники, пытались покинуть поле боя…

И вот настал момент, когда целые центурии бросились в бегство. Свирепые воп-ли офицеров лишь подстегнули его. Гвардейцы короля ещё сражались, но среди простых солдат разрасталась паника. Джосер вылетел из гущи сражения, поймал какого-то скакуна, оставшегося без седока, пришпорил его и бросился вслед за сво-ими солдатами. На голове его больше не было короны, и этот окровавленный чело-век с горящими глазами был сам едва ли не страшнее чешуйчатых демонов. Он обогнул холм и встретил убегающих солдат с тыла. Джосер осадил коня, воздел руку с окровавленным клинком и проревел:

— Стигийцы! Вам не нужно бежать с поля боя. Я сам отпускаю вас. Уходите — но прежде, чем вас и ваших близких сожрут эти чудища, расскажите своим жёнам и детям, где вы предали своего короля!

Беглецы замерли, точно наткнувшись на невидимую стену. Никто не осмеливался поднять глаза, а некоторые пали на колени. Джосер воскликнул: — Ну же, ступайте! Я отпускаю вас. Разве лишняя луна-другая вашей жизни не стоит жизни вашего ко-роля?! — Живи вечно, великий король, мы не оставим тебя! — взорвались криками стигийцы и, повинуясь приказу Джосера, устремились обратно — туда, куда указы-вал им королевский клинок.

Бежать с поля брани больше не желал никто. Отныне каждый стигийский воин мечтал отдать жизнь за своего великого короля.

Издали Джосер приметил Конана. Недобрая ухмылка пробежала по губам стигий-ца. Он пришпорил скакуна и поскакал на холм.

Стараясь превозмочь боль, Конан приподнялся. Он отчётливо слышал, как скри-пит и рвётся, точно пересушенный пергамент, его собственная кожа. Скакун встал перед ним, и варвар заставил себя поднять голову.

— Ну что, киммерийский пес, вот ты и стоишь предо мной на коленях, — рас-смеялся Джосер. — Может быть, теперь ты захочешь сразиться за меня вон с теми чешуйчатыми демонами? Помнится, прежде ты не отлынивал от такой работы!

Взгляды скрестились; в серых металлических глазах Конан увидел насмешку, а в синих Джосер прочитал лишь ненависть. Опираясь на свой меч, киммериец поднял-ся на ноги. Его шатало, он был бледен, как мертвец, но струи пота и крови, стека-ющие по трещинам обожженной кожи, явственно свидетельствовали, что этот чело-век ещё был жив.

— О да, моя безвременно усопшая сестра неплохо потрепала тебя, — заметил стигийский король. — Знаешь ли ты, на кого сейчас похож? На облезлого шакала, угодившего в костёр! Полагаю, теперь тебя свалит даже годовалый ребёнок. Где тебе сражаться с демонами!

— Ублюдок и король ублюдков, — прохрипел Конан. — Я ещё увижу, как ты бу-дешь подыхать!

Джосер расхохотался, и этот странный в устах негодяя беззлобно-презрительный смех сильно задел Конана.

— Ну, что же, погляди, если ни на что другое не способен!

Слова стигийца резанули, как удар клинка. Киммериец застонал, а Джосер, не глядя больше в его сторону, устремился вниз, к своим воинам, чтобы возглавить но-вую атаку. Конан шагнул вперед. Верный меч был в его руке, и он тоже жаждал схва-тки. Не дело, если Джосер и его стигийские ублюдки покончат со всеми чешуйчаты-ми монстрами! Пусть они сражаются за своего короля — он будет сражаться за прос-того человека.

С такими мыслями киммериец сделал ещё несколько шагов, а затем предательс-кая слабость овладела им и изгнала остатки сил — и огромный варвар рухнул наземь, едва не налетев на собственный меч. Конан пережил немало страшных ночей и дней, его сознание выстояло в неравных схватках с превосходящими сознаниями и нече-ловеческими разумами — но теперь оно малодушно отступилось от него и трусливо нырнуло в спасительный океан забвения.

* * *

С

лова Джосера и Конана с трудом пробились к воспаленному сознанию Аманды.

Она смогла увидеть то, что творилось вокруг нее. Пьянящий рёв схватки застав-лял забыть о собственных переживаниях. Да, в этой схватке ей представлялась ред-кая возможность отринуть тяжкие мысли о карлике, о Конане, о собственном бессилии — и показать всем этим людям, на что она способна. Она, воительница из их далекого будущего.

Аманда поднялась с земли, подбежала к трупу какого-то стигийца, раздела его, сама облачилась в сандалии, поножи, завернула на поясе обрывки его туники, оде-ла наручи и попыталась приладить панцирь на голое тело. Но то ли панцирь сти-гийского воина не был предназначен для женщин, то ли Аманда не умела управля-ться с ним, так или иначе, защитить грудь ей не удалось. Тогда Аманда выбросила панцирь, решив, что, быть может, без него ей будет лучше, во всяком случае, удоб-нее. Не стала надевать и шлем. Взяла стигийский меч и, недолго думая, устреми-лась в тыл к змеядам.

Чуть ли не сразу она поняла, что следовало всё-таки подумать, прежде чем так поступать. Прямой клинок ей показался чересчур тяжёлым. К тому же, при ближай-шем рассмотрении мечи змеядов произвели на неё куда более внушительное впечат-ление, чем оттуда, с холма. Её едва не убили в первые же мгновения схватки. Уво-рачиваясь от рванувшегося к ней лезвия, Аманда представила, что сталось бы с гнус-ным чудищем, будь у неё в руках не эта никчёмная стальная палка, а настоящая базу-ка. Или винтовка М-16. А уж если бы у неё был вертолёт «Черный коршун»… Доду-мать эту мысль до конца Аманда не успела, так как змеяды явно не собирались ждать, пока у неё появится вертолет. Она запустила свой меч в чудище и ретирова-лась.

Скуластое лицо воительницы пылало гневом. Нет, так легко она не сдастся! Вдруг она увидела перед собой арбалет, брошенный кем-то из людей, и колчан со стрелами. Аманда обрадовалась. Конечно, самострел — не винтовка, но и не меч! «Плох тот рейнджер, кто не может подбить из арбалета воробья с дистанции в пол-тысячи футов», — говаривал как-то её дружок Джейк Митчелл, покойный ныне, и в этом мерзавец был прав. Она подхватила арбалет, бегло осмотрела его — и не смогла сдержать крик радости. Это оказался дублетер.[6] Со знанием дела Аманда зарядила оружие, прицелилась и выстрелила.

Она сама сперва не поверила своим глазам. Обе стрелы попали в цель! Одна торчала в глотке здоровенного змеяда, другая вонзилась меж лопаток его не менее крупного соседа. Оба чудища заваливались набок, чтобы уже не встать никогда. Дро-жа от радости и возбуждения, Аманда перезарядила дублетер. Теперь она почти не прицеливалась; годы тренировок довели ее умения до совершенства. Оружие словно понимало и слушалось её, они словно нашли друг друга — воительница из Будуще-го и этот древний арбалет.

Второй выстрел — и еще два змеяда отправились к своему богу-змею. Аманду заметили воины Джосера. Сначала на бронзовых лицах отразилось недоумение: от-куда взялась на этом холме одинокая бледнокожая амазонка? После третьего выст-рела недоумение сменилось восторгом. Король Джосер тотчас воспользовался этим моментом. Он не стал разбираться, кто эта женщина и зачем она здесь. Король не без основания полагал, что лицезрение обнаженной выше пояса воительницы, стре-ляющей, равно истинная Дэркето во плоти, поднимет дух его убывающего воинства.

— Стигийцы! — заорал Джосер, указывая на Аманду. — Глядите: с нами боги! Так покажем, достойны ли мы их милостей!

С ликованием стигийцы ринулись в новую атаку.

Змеяды также приметили Аманду. Ещё более суеверные, чем люди, ящеры все-рьез решили, что она и есть богиня дев-воительниц во плоти. А разве кто из смерт-ных способен делать выстрелы из колдовского оружия столь метко? В рядах змеядов возникло смятение. Какой-то их генерал, смекнувший, что нежданное явление новой богини — как будто одной Тхутмертари им было мало! — грозит змеядам поражени-ем, поднял копьё и с именем Сета на устах запустил его в Аманду. Копьё пролете-ло мимо, а спустя несколько мгновений стрела из дублетера настигла этого воена-чальника. Но его пример оказался заразителен, и третье копьё попало Аманде в го-лень. Оно прошло мимо кости, но женщина, не сдержав крика боли, опустилась на землю. Арбалет выпал из её рук.

Вот так змеяды поняли, что это не богиня — или, может быть, дух великой Дэр-кето покинул смертную женщину? Они разразились победными воплями. Стигийцы приуныли, и тут Джосер громовым голосом воскликнул:

— Эта женщина одна прикончила десятерых! Так неужели мы её слабее?!

Услыхав такие слова, солдаты империи позабыли страх. Они бросались на зме-ядов, умирали, но и уносили с собой жизни врагов людского рода. Раненая в ногу Аманда, придя в себя, призвала на подмогу всю свою волю и вновь подняла арба-лет. Нога сильно кровоточила, Аманда не могла стоять — но и с колен она стреляла почти столь же метко, как стоя.

Её возвращение в битву, умелые действия Джосера и его полководцев, бесстра-шие стигийских воинов — всё это окончательно переломило ход сражения. Яростный дух змеядов оказался сломлен. Они, впрочем, не собирались сдаваться на милость злейших врагов своей расы, и прежде, чем пал последний монстр, прошли ещё ча-сы, показавшиеся Аманде десятилетиями.

Опустошённая и обессиленная, она опустила арбалет. У неё закончились стрелы. Аманду мутило от большой потери крови; льняная повязка, которой она обернула рану, набухла и стала багровой. Но теперь — не тогда, когда они с Конаном пора-зили богиню Тхутмертари, а именно теперь! — она чувствовала себя настоящей по-бедительницей.

Джосер вдруг встал перед ней: — Кто ты, женщина? Ужели ты сама Дэркето?!

— Зови меня Амандой, чужестранец, — отозвалась та. — Да, я неплохо стреляю.

— Неплохо?! — не пытаясь скрыть своё восхищение, изумился Джосер. — Кля-нусь всеми шестью щупальцами Сета, я не видал, чтобы смертный стрелял подобно тебе! Должно быть, тебя обучали сами боги!

Аманда криво усмехнулась. Даже если это была всего лишь лесть, она никогда не слышала лести приятней! Эх, видели бы её сейчас парни!

— Ты прав, мои наставники были богами в своем деле. Но я могла бы убить больше, если бы эти стрелы не были такими кривыми.

— Во имя Сета! Да ты и так убила два десятка чудищ. Больше тебя убил их лишь я сам!

Воительница помотала головой: — Я прикончила семнадцать чудищ, не меньше и не больше. Мне лишней славы не надо.

Вокруг них собирались люди. Джосер нашёл глазами своего лекаря, который также был писцом и зодчим, и коротко обратился к нему: — Имхотеп! Вылечишь эту женщину! Невысокий мужчина с печальным лицом поклонился.

— Повинуюсь, Ваше Величество.

— Значит, ты — король? — спросила Аманда.

Джосер кивнул ей и спросил: — Почему ты сражалась на стороне Стигии?

— А на чьей же стороне мне сражаться? — фыркнула Аманда. — Не за этих же двуногих ящеров! Но ты тоже ничего, король Стигии. Как твоё имя?

Джосер улыбнулся: эта женщина понравилась ему. Разумеется, не как женщина и даже не как союзник, а как полезное орудие. Она была сильна, бесстрашна, но гла-вное, достаточно глупа, на его взгляд.

— Ты дерзкая, Аманда, — заметил он, — но победителей не судят! Скажи, возь-мёшься ли ты обучить моих людей, воинов короля Джосера?

Воительница хмыкнула и задала первый вопрос любого наёмника:

— А что я с этого буду иметь?

— Жизнь и славу! Разве этого мало? Ну и всё, что к ним причитается.

Только теперь Аманда смогла как следует разглядеть этого человека.

Перед ней стоял дюжий красавец лет сорока, от него веяло силой и мужеством; многочисленные раны, подтёки и кровь, которой он забрызган был с ног до головы, украшали его более, нежели богатые доспехи. Идеальный орлиный нос сидел на правильном хищном лице, и черты этого лица то заострялись, то, наоборот, разгла-живались. У него были змеящиеся смоляные волосы, мохнатые брови, тонкие губы и глубоко посаженные серые глаза, сверкавшие особым металлическим блеском.

Этот неповторимый блеск глаз вместе с другими чертами Джосера придавал ему в представлении Аманды некую зловещую притягательность. Аманда много хуже раз-биралась в физиогномике, чем в военном ремесле, но даже её поверхностных поз-наний хватило, чтобы сделать вывод: этот человек привык побеждать, он считает се-бя вправе решать свою судьбу и судьбы окружающих. Она видела его в деле. Чем-то Джосер напоминал ей Конана — но в то же время трудно было бы вообразить двух столь непохожих друг на друга людей. Облик Конана дышал благородством велико-го воина — облик Джосера источал сумрачное очарование жестокой силы. Но этот-то пугающий шарм и притягивал Аманду! Без сомнения, король стигийцев показался ей опасным человеком, а всякая опасность возбуждала и манила её. Ей не о чем было размышлять, она вообще не привыкла много думать — она любила действовать.

— Я согласна учить твоих воинов, Джосер, — просто сказала Аманда.

— Отлично, — довольная улыбка пробежала по его губам, — только в следую-щий раз называй меня «Ваше Величество» или просто «сир».

Договорившись с Амандой и передав её в руки Имхотепа, Джосер переключил своё внимание на Конана. Варвар по-прежнему был без сознания. Не говоря ни сло-ва, Джосер воздел меч и занёс его над головой Конана.

— Стой! — закричала Аманда. — Что ты хочешь с ним сделать?!

Стигийцы возмущенно зашумели: эта неожиданная любимица владыки слишком многое себе позволяла. Будь на её месте кто-то другой, ему быстро заткнули бы глотку.

Джосер неторопливо опустил клинок и, не говоря ни слова, обернулся к лежа-щей на земле женщине. Его взгляд разил, как клинок.

— Прошу тебя, не убивай этого человека… сир!

Воцарилась зловещая тишина.

— Почему?

— Он мой друг, — прошептала Аманда.

Эта женщина не умеет владеть собой, с удовольствием отметил про себя Джосер. Он видел её впервые, но уже знал о ней больше, чем она сама смогла бы ему рас-сказать. Этот варвар для неё больше, чем друг. Она любит его — или ей кажется, что любит. А он её? Вот это навряд ли! Она, определённо, привлекательна, но не в его вкусе. Значит, домогается его… Занятно.

— Этот человек — мой злейший враг, — заметил Джосер, — я поступлю с ним так, как захочу.

Аманда опустила глаза, но сказала недрогнувшим голосом: — Если Конан умрет, нашей сделки не будет. Я не стану учить твоих солдат.

Стигийцы отшатнулись от неё, как от прокаженной, а Джосер расхохотался. Эта глупая женщина выдала себя с головой! Стало быть, она дорожит жизнью безродного пса из Киммерии не меньше, чем своею собственной. Очень занятно!

Не выбирая, Джосер подозвал какого-то стигийского офицера и приказал ему повторить слова Аманды. Тот побледнел, как смерть, и упал на колени, моля о по-щаде. — Повторяй, — безжалостно велел ему король.

Покорившись злому року, офицер исполнил приказ.

— А теперь умри, и будь счастлив, что умираешь за меня.

Стигиец покорно наклонил голову, обнажил кинжал и с силой воткнул его в ос-нование шеи. Он проделал это в полной тишине. Небрежным кивком головы Джосер велел убрать тело. После такой демонстрации своего могущества король Стигии снова обратил взор к Аманде и отчеканил:

— Никто и никогда не будет ставить мне условия. Если я решаю, что человеку нужно умереть, он умирает, чего бы мне это ни стоило. Ты можешь не учить моих солдат — но, если я решил отнять жизнь у этого варвара, я отниму её. Тебе всё яс-но, женщина?

Аманда горестно кивнула. В её глазах стояли слезы, а на лице отражалось отча-яние. У неё и в мыслях не было, что этот стигиец может блефовать.

На самом деле Джосер ещё прежде для себя решил, как ему быть с Конаном. Рассудок подсказывал, что заклятого врага нужно убить немедленно. Живой кимме-риец слишком опасен, он доказывал это без счёту раз. Все прошлые неприятели Ко-нана, самодовольные идиоты, при всех различиях меж собой, делали одну ошибку: они всегда недооценивали киммерийца. Они до полусмерти истязали его, заключа-ли в неприступные узилища, одевали в оковы, которые нельзя было разрушить или снять, — но оставляли варвара в живых. И, рано или поздно, Конан им доказывал, сколь сильно заблуждались они насчёт его и своих собственных возможностей.

Джосер не относил себя к числу подобных недоумков. Он не единожды встреча-лся с киммерийским варваром лицом к лицу и сумел неплохо изучить его. Джосер ценил Конана как достойного врага. Сохранить Конану жизнь — значит дать ему шанс выбраться и отомстить. Как ни сторожи его, он, несомненно, выберется, рано или поздно. И, может быть, отомстит — благо, ему есть за что. А, может быть, не ото-мстит…

В себя Джосер верил не меньше, чем в Конана. Прирожденный искатель приклю-чений, Джосер уже потому считал себя обязанным сохранить жизнь злейшему врагу, что без него игра на выживание уже не будет такой острой, а, следовательно, инте-ресной. К тому же, раскидывал Джосер своим прагматическим умом, он не колдун, ему не будет от мёртвого Конана никакого проку — живым же он ещё может очень пригодиться… И в том, что варвара удастся как-либо использовать в своих целях, новый владыка Стигии уже не сомневался: достаточно было лишь раз посмотреть на Аманду. Итак, Джосер решил рискнуть, оставив Конана в живых: смертельный риск составлял лучшее, что он ценил в жизни.

Не глядя на Аманду, король произнёс: — Варвара заковать в цепи. Я сам прове-рю их. Имхотеп, также займёшься его ранами. Нынче же вечером я желаю говорить с ним.

Аманда проводила Джосера долгим тревожным взглядом. У неё было такое чувс-тво, как будто стигийский властитель не её просьбу исполнил, а наоборот, жёстко навязал ей свою волю. И она уже боялась, что так теперь будет всегда.

* * *

Д

жосер стоял перед последним оставшимся в живых змеядом и, хмурясь, слушал

сбивчивый доклад своего военачальника. Тот говорил, указывая на раны чудови-ща: — Клянусь Сетом, сир, мы трижды убили его, поразили стрелой и проткнули мечом в трёх местах! Но эта гнусная тварь не умирает! Может быть, стоит отсечь ему голову?

Здоровенный змеяд лежал на окровавленной земле. Его взгляд, устремлённый на Джосера, пылал ненавистью и высокомерным презрением. Страшные раны на груди, шее и животе подтверждали слова генерала. Король кивнул и сам взялся за меч.

— Погоди, человек, — просипел змеяд на скверном стигийском. — Я хочу гово-рить с тобой.

— Говори быстрее, я тороплюсь.

Акулья пасть выплюнула фонтан крови. Коверкая слова, умирающий змеяд ска-зал: — Я маг и жрец Владыки Сета, поэтому я до сих пор жив… Но Вечный Отец уже ждёт меня, и я спешу к нему… Ты рано радуешься, человек! Ты подло убил на-шего владыку, ты выиграл эту битву — но войну ты проиграешь… Нас было впятеро меньше, чем вас — но мы едва не победили! А ты потерял тут почти всё своё войс-ко. Твоих осталось лишь две тысячи — а знаешь ли ты, сколько осталось у нас? Ес-ли мы с тремя тысячами, без нашего великого аккаха, тебя едва не победили, что же станется с тобой, когда ты встретишь всю нашу силу?

Жрец сипло расхохотался, захлёбываясь кровью.

— О чем ты лепечешь, паскудная тварь? — вскричал Джосер, встревоженный эти-ми двусмысленными угрозами. — Хочешь что-то сказать — выражайся яснее!

Акулий оскал сложился в глумливо-торжествующую ухмылку: — Не знаю, дой-дёт ли до тебя, тупоумный детеныш человеческой самки, но я скажу: у нашей вели-кой аккалы Таниты, ныне здравствующей супруги аккаха Танатоса, пятьдесят тысяч воинов!

Джосер побледнел. Он слышал от своей сестры, от Тхутмертари, что да, дейст-вительно, основная часть змеядов согласно её приказу отправилась на юг, в Куш и Чёрные Королевства, под началом царицы Таниты. Этого нельзя было отрицать.

— Чепуха, — взяв себя в руки, ответил Джосер. — Пока твоя Танита узнает, что к чему, я успею вернуться в Стигию и собрать такую армию, которая без труда разг-ромит подобных тебе гнусных тварей!

— А вот и нет, человек! — торжествующе возгласил змеядский маг. — Я успел отправить сообщение на юг, своему брату! Скоро Танита обо всём узнает, что тут только что произошло! Ты не успеешь вернуться на нашу древнюю землю, как она уже будет в руках истинных детей Сета! Ты уже проиграл, человек! Я буду ждать те-бя у врат Преисподней…

Издав гневный вопль, Джосер взмахнул мечом и отрубил змеяду голову. Но и после этого отрубленная голова продолжала вздрагивать в издевательском смехе, а чёрный раздвоенный язык еще некоторое время метался меж острых клыков. Это бы-ло жуткое зрелище. Окружавшие короля стигийцы шептали молитвы.

— Тварь блефовала, — громко, так, чтоб слышали все, сказал Джосер. — Но в одном ублюдок прав: эта битва не последняя! Война впереди. Мы победим, я знаю! В Стигии будут жить люди, а не хвостатые гады! — обведя свой лагерь грозным взглядом, король вопросил: — Или кто-то считает иначе?!

— Мы победим! Да здравствует владыка Джосер! Живи вечно, великий король!! — разносилось в ответ.

Джосер вытер кровь с клинка и опустил его в ножны.

— Раненых добить — всех, кроме иноземной воительницы и её варвара. Лагерь свернуть, оружие собрать, коней поймать. Возвращаемся в Стигию!

Уже в полдень, когда беспощадное Око Митры стояло в зените, остатки стигийс-кого воинства двигались к югу с максимально возможной для них скоростью. Король Джосер был уверен, что змеядский жрец ничуть не блефовал перед ним.

* * *

- Ч

то ты сказал?! Повтори, ничтожный!!

Аккала змеядов Танита возвышалась над чародеем, которого она называла Мтауссом. Он стоял перед ней на коленях, а вокруг Таниты сгрудились её военача-льники. Это происходило в Ксутале, городе, который змеяды взяли ночью.

Вернее, нет, не взяли — никакого штурма не было. Полусонные жители древнего нефритового города, раскинувшегося посреди пустыни, не оказали чешуйчатым чу-довищам сопротивления. Отряды змеядов ворвались в Ксутал и занялись тем, к чему принуждала их недобрая воля владычицы Тхутмертари. Чуть не умирая от отвраще-ния, змеяды-самцы насиловали человеческих женщин, чтобы те в будущем могли родить для золотой богини первенцев ее проклятой расы… Мужчин принуждали со-вокупляться с самками змеиного племени — с той же целью. Однако в Ксутале и то, и другое продвигалось из рук вон плохо. Танита с неизбывным ужасом ожидала нового явления Тхутмертари и по-прежнему не знала, что ответить бессмертной бо-гине, когда та потребует у неё отчета.

Неспособных к репродукции людей, а также всех мужчин, уже выполнивших свою последнюю обязанность, змеяды пожирали. Народу в Ксутале жило много, и Танита смогла хорошо накормить свою пятидесятитысячную орду. Пиршество про-должалось всю ночь. Сытые и захмелевшие от выпитой свежей человеческой крови змеяды валялись на улицах и во дворцах нефритового города. Сама царица, вкуси-вшая отборной человечины, отдыхала — до тех самых пор, покуда к ней не явился этот жрец со своими невероятными новостями…

— Тхутмертари и твой царственный супруг мертвы, наше войско на севере разби-то, а человеческий принц Джосер надел рубиновую корону Стигии, — покорно пов-торил Мтаусс.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Брат Ссай сообщил мне перед смертью… Он тоже жрец, как тебе известно, о великая аккала.

Танита переглянулась со своими военачальниками. Они были потрясены не меньше, чем сама царица.

— Могу ли я верить тебе и Ссаю? — грозно вопросила она.

— Пусть я умру в пустыне от проклятого солнца, пусть никогда не увижу Вечно-го Отца, если сведения Ссая лживы! — пылко вскричал Мтаусс, и не было для зме-яда клятвы святее.

— Но как такое могло случиться? Кто смог убить Тхутмертари?

— Ссай того не ведает, моя аккала. Может быть, её брат, а может, и кто-то другой.

— А моего мужа?

— Верховный акках пал от руки Джосера, это убийство было подлым, как и всё, что исходит от подлого племени людей!

Змеяды возмущённо заревели, по адресу Джосера понеслись проклятия.

— Как сражались наши воины? — вопросила Танита, когда все надлежащие прок-лятия Джосеру были изъявлены.

— Как подобает истинным детям Сета, — гордо заметил жрец. — Их было вшес-теро меньше, чем людей, но они едва не одержали победу.

— Что ж,— прошипела Танита, её и без того уродливый лик стал поистине ужа-сающим, — мы ещё одержим победу! Тхутмертари пала, значит, нет над нами нико-го, кроме Владыки Сета, Вечного Отца! Вы слышите: Сет алчет мести! Мы отомстим людям за всё! Мы вернем себе нашу древнюю землю!.. Пусть трубят общий сбор. Время дорого! Отдыхать будем на костях людей. Выступаем немедленно! На север, в Стигию!!

— А что делать с самцами и самками этого города, моя аккала? — спросил один из военачальников.

— Всех убить, освежевать и посыпать солью. До самой Стигии у нас будет мясо, а там мы добудем себе новое!

Длинные когтистые пальцы Таниты конвульсивно сомкнулись на рукояти огром-ного змеящегося меча, когда она представила, как будет мстить Джосеру за мужа.

2. Клятва Великой Души.

О

громная синяя птица опустилась на вершину одинокой горной цитадели. Брахо

бережно возложил тело Тезиаса на камни, а затем принял свой человеческий

облик.

Просторный синий плащ укрывал его с головы до самых стоп. На груди магист-ра поблескивал серебром медальон с Пирамидой Мира. Узкое аристократическое лицо волшебника выглядело измождённым, а под серыми глазами лежали тени. Брахо поднял тело хозяина, пересёк пространство бывшего зала-амфитеатра, достиг широкой лестницы и стал неспешно спускаться вниз по пологим ступеням. Сил на телепортацию у него не было.

Слуга Судьбы отнёс Тезиаса в его кабинет и положил на мягкий диван. Постояв в раздумии некоторое время, Брахо вернулся в главный коридор и по нему дошёл до пещеры Синих Монахов. Созерцание девяти безголовых стальных статуй неприятно задело магистра. Однако он стоически воспринял случившееся и не стал посылать проклятия по адресу Конана. Слуга Судьбы подошёл к лабораторному столу, осмот-рел склянки с жидкостями и порошками, выбрал одну. Он простёр руки над горлы-шком и произнёс заклинание. Ядовито-оранжевый порошок в склянке вспыхнул не-живым лазурным пламенем, а оно втянулось в ладони волшебника. Огонь обжёг внутренности Брахо, но теперь магистр чувствовал себя значительно лучше.

Он взял маленькую склянку с зелёным порошком и вернулся в кабинет Тезиаса. Карлик покоился в прежней позе и едва слышно дышал. Брахо зачерпнул крохотную щепотку порошка и равномерно просыпал ее на хозяина. Изумрудная волна пробе-жала по телу Тезиаса. Карлик открыл глаза. Магистр отставил склянку, прижал ру-ки к серебристому медальону и негромко произнёс:

— С возвращением домой, Великая Душа!

Магнетические агатовые глаза устремились на Брахо, и он ощутил, как пронзи-тельный их взор набирает привычную когда-то силу.

— Я свободен… — прошептали тонкие губы.

— Да, хозяин,— вымолвил магистр, на его белом лице появилась улыбка. — Ты совершенно свободен! Демона больше нет в тебе, ты снова бог, ты — Великая Душа!

Тезиас усмехнулся и воздел указательный палец правой руки.

— Итак, небесные ревнивцы снова просчитались! Я жив, и я…

— И ты отомстишь им! — подсказал Брахо.

Лицо карлика тут омрачилось, приняв страдальческий вид: — Нет, Брахо,— про-шептал Тезиас, — я не буду никому мстить. Кому мне мстить, не себе ли сначала? Я сам во всем виноват.

— В чем ты можешь быть виноват, хозяин?! — удивлённо воскликнул магистр. — Древние боги жестоко подшутили над тобой! Ты — жертва, а не виновник!

Карлик угрюмо покачал головой, встал, опираясь на руку Брахо, и медленно прошествовал к своему столу. Там он сел в любимое кресло; рослый магистр встал перед ним, ожидая объяснений. Наклонив голову и глядя в пол, Великая Душа проронил: — Я желал этому миру только счастья, но принес одно лишь зло. Целые бездны зла, Брахо! На моей совести миллионы погубленных душ…

— Меня поражают твои слова, хозяин! — волнуясь, вымолвил магистр. — Их по-губила Тхутмертари, а не ты!..

— Нет, Брахо… Я! Без меня Тхутмертари не совершила бы и сотой доли всех сво-их злодейств. — Ты заблуждаешься насчет себя, как и тогда, в свой первый раз, ко-гда ты ожил,[7] заблуждался насчет нас, Синих Монахов. Мы — твои орудия, Вели-кая Душа. Но ведь и ты был орудием у злобной демоницы! Она владела тобой, по-нуждая свершать все те мерзости, что потрясли подлунный мир. Она была владычи-цей, а ты был рабом, орудием её воли. Как можно обвинять раба, орудие, в посту-пках владычицы?

Тезиас печально вздохнул.

— На сей раз твоё замечательное сравнение хромает, Брахо. Орудие, раб — это лишь видимость. А как я стал ее орудием, подумай.

— Боги подставили тебя и руками Конана-киммерийца подсадили демона в твою Великую Душу…[8]

— Не о том ты думаешь, магистр! Вспомни, зачем Тот-Амон выпустил из зато-чения Тхутмертари? Чтобы она похитила для Тот-Амона Конана. А зачем нужен был Тот-Амону Конан? Чтобы завлечь в ловушку меня. Меня, Брахо, — именно меня! Не будь меня, злобная демоница так до сих пор и гнила бы в зачарованной темнице.

Брахо с тревогой вгляделся в лицо карлика.

— Откуда у тебя такие мысли, хозяин? Если так рассуждать, лучше вообще не рождаться!

— Может быть, и лучше… для меня,— задумчиво проговорил Тезиас. — Во всяком случае, именно я подготовил почву для злодейств Тхутмертари. В моём лице она получила могущественного раба. Без меня она не одолела бы Чёрный Круг и не за-хватила бы власть в Стигии. Без меня не было бы ни жестоких жертвоприношений, ни оргий, ни второго пришествия змеелюдей — ничего бы не было!.. Я не мог про-тивиться ее воле — я мог лишь исполнять её приказы, надеясь, что рано или поздно она оступится…

— Так и вышло, хозяин. Тхутмертари оступилась, пала, ты обрёл свободу!

— Я виноват, — прошептал Великая Душа, — я очень виноват!

Магистр безрадостно погладил серебристый медальон. Новый настрой хозяина ему решительно не нравился. Брахо предполагал, что попавший в рабство и вновь обретший свободу Тезиас уже не будет прежним — но он не мог себе вообразить, что хозяин изменится настолько!

— К чему теперь казнить себя? — прошептал магистр. — Даже ты, мой бог, не в силах вернуть прошлое.

— Не в силах, — согласился карлик. — Но я обязан исправить то, что натворил. Насколько это ещё возможно…

— Что ты имеешь в виду?

Тезиас поднял глаза на магистра.

— Я имею в виду главное злодейство Тхутмертари, о котором боги и смертные предпочитают не вспоминать. Новая раса…

— Новая раса?!

— Да, Брахо. Раса тху — плод жутких оргий, принудительного совокупления людей со змеядами и тайных обрядов высшей чёрной магии — это кошмарная сила! Дети тху ещё не видели света, но уже, словно личинки паразитов, обитают среди нас. Пройдёт положенное время, и новая раса родится, на горе всем живущим в нашем мире! О, Тхутмертари славно постаралась, — с болью произнёс Тезиас. — Она мечтала о рождении расы, дети которой соединяли бы в себе силу и злобу зме-ядов с хитростью и сообразительностью людей. По её задумке, тху станут сущест-вами высшего порядка, они будут нести в себе Великое Знание Вселенной… Ты то-лько погляди, Брахо, во что у неё выродилась моя трепетная мечта о новых людях, несущих Знания![9] — не сдержавшись, бог, точно ребёнок, разрыдался.

Слуга Судьбы молчал. У него не было слов. Тезиас взял себя в руки и усилием воли иссушил свои слёзы. Воспаленные глаза его снова обратились к верному ма-гистру. Тезиас продолжил:

— Тхутмертари рассчитала всё с нечеловеческим тщанием, и расчёты её оказа-лись верны. Теперь, когда она покинула наш мир, её наречённые дети продолжают жить в чревах человеческих матерей и в чёрных яйцах, снесённых змеядами. Недо-лго ждать того ужасного мгновения, когда первенцы новой могущественной расы явятся на свет. Тогда их будет не остановить!

— Возможно ли такое?

— Я проверял… Ментальное сканирование зародышей показало: они именно те, о ком мечтает Тхутмертари… Они неизбежно покорят весь мир, уничтожат все прочие разумные расы! Ну, не кошмар ли это, Брахо: злобной богини уже нет, а дело её живет?

— Долго ли ждать рождения чудовищ?

— В чревах человеческих матерей зародыши проходят полный биологический цикл. Но каков он у созданий тху, даже и она не знала, я тем более… В лучшем для нас случае до появления первых тху осталось около восьми месяцев. Если учесть возможность преждевременных родов, и того меньше. Относительно же чёрных яиц ничего сказать не могу. Сама Тхутмертари не ведала, когда из яиц вылупятся её проклятые змееныши. Может быть, через десять лет, а может, и сегодня!

Брахо вытер холодный пот со лба и присел на диван. Слова хозяина явились для магистра откровением. Он-то считал, что со смертью Тхутмертари угроза погибели человечества миновала. На самом деле эта угроза обратилась в иную, более скры-тую, но оттого не менее опасную ипостась…

— Что ты намерен предпринять? — спросил Брахо, понимая, что хозяин расска-зывает ему всё это не только и не столько затем, чтобы поделиться угрызениями своей проснувшейся внезапно совести.

— Я обязан не допустить появления на свете ужасной расы тху,— твёрдо ответил Великая Душа. — Только так я смогу оправдаться перед Высшим Судией.

— Ты знаешь, как это сделать?

— Пока ещё нет — но я буду думать.

— Ты что-нибудь придумаешь, — сказал магистр, чтобы поддержать дух хозяина. — Кошмар можно предотвратить. В крайнем случае, следует уничтожить носителей заразы.

— Брахо, Брахо… — печально усмехнувшись, покачал головой карлик. — Разве мало было жертв? Ты даже не можешь себе вообразить, скольких несчастных придё-тся убить, чтобы уничтожить, как ты говоришь, «носителей заразы»! Миллионы, Брахо, опять миллионы!.. Нет, я не возьму такой великий грех на свою и без того грешную душу.

— Я сказал: в крайнем случае, хозяин. Иначе, если я тебя правильно понял, про-изойдет непоправимое. По-моему, лучше пожертвовать миллионами, нежели под-вергать опасности весь Обитаемый Мир!

— Крайнего случая быть не должно. Я обязан придумать, как убить зародышей тху, сохранив жизни их невольным матерям. Что же до яиц змеядских самок, тут ты прав, их нужно уничтожить. Но прежде следует отыскать каждое чёрное яйцо… Мне потребуется помощь всех Синих Монахов!

— Ты видишь перед собой единственного Синего Монаха, — с грустной улыбкой сказал магистр, — и я весь к твоим услугам!

Брахо прошептал заклинание, и в кабинете карлика возникло объёмное изображение девяти обезглавленных истуканов. Затем серебристый медальон показал, как Конан с Амандой отрезают головы Синим Монахам лучами лазерных бластеров и как киммериец тащит эти головы на вершину скалы-цитадели, чтобы оттуда сбросить их в пропасть…

— Твой магистр — единственный, кого варвар соизволил пощадить для битвы с Суром и Тхутмертари, — пояснил Брахо.

— Никогда не понимал до конца логику этого человека, — сумрачно произнёс Тезиас. — Разве можно было так рисковать? А если б ты один не справился с демоном и богиней?

— Я и не справился, — признался магистр, — это она поборола меня. Я до сих пор не понимаю, как Конану удалось её одолеть.

— Я тебе расскажу, — пробормотал карлик, — но не сейчас. Сейчас мы должны исправить ошибку варвара. Нужно достать из пропасти головы твоих братьев и вернуть монахов к жизни. А для этого сперва необходимо вернуть мне Книгу Судеб…

— Книги Судеб больше нет, — заметил Брахо и, предвосхищая недоуменные вопросы хозяина, добавил: — Я не знаю, как она пропала, но я знаю точно: Книги Судеб больше нет в подлунном мире. Я это узнал у Конана.

— Конан околпачил тебя! — с досадой воскликнул карлик. — Он и меня пытался околпачить.[10] Великая Книга Судеб не может исчезнуть просто так! Она спрятана где-то. Её необходимо отыскать! Или ты воскресил меня напрасно!

— Говорю тебе, хозяин, Книги Судеб больше нет. Варвар этим озадачен, как и ты. Мне довелось взглянуть на содержимое его мозгов; клянусь твоей Великой Душой, там сокрыто немало загадок! Но тебе придется поверить мне на слово: Книга Судеб безвозвратно потеряна для нас.

Тщедушная фигура карлика как будто еще больше съёжилась, бескровное лицо осунулось и постарело. Тезиас прошептал:

— А я-то думал, всё худшее для меня позади… С Книги Судеб начиналось моё могущество, Брахо. Она была дорога мне и как бесценная сокровищница Великого Знания, и как реликвия, как талисман… Да ладно! — карлик решительно взмахнул рукой, точно отсекая все воспоминания и сожаления о прошлом. — Заклинание Стали должно было сохраниться также в памяти твоего медальона.

— Да, так оно и есть, — уверенно заявил магистр. — Киммериец совершил промашку: чтобы помешать нам вернуть к жизни братьев, он должен был вместе с головами выбросить в пропасть и мой медальон, — Брахо любовно погладил блестящую серебристую пирамиду.

— Не будем требовать слишком многого даже от величайших из смертных, — хитровато улыбнулся Тезиас. — Иначе что останется нам, богам?..

Сказав это, Великая Душа отдал мысленный приказ, и они с Брахо исчезли из кабинета, чтобы возникнуть над пропастью, которая казалась бездонной. Телепатический взор Тезиаса нырнул вниз.

— Будь осторожен, хозяин, — озабоченно молвил магистр. — Ты ещё слишком слаб…

— Я достаточно силён, чтобы спасти тех, кто, как и ты, беззаветно предан мне, — отрезал карлик. — Да, я их вижу, эти головы. Они там, под слоем камней и песка. Конан и Аманда осень постарались сделать здесь могилу для моих преданных слуг. Целой армии горнорабочих пришлось бы десятки лет трудиться, чтобы разработать сей завал!

—Но они не рассчитывали, что за дело возьмётся бог,—рассмеялся Слуга Судьбы.

— Снова скажу: не требуй от них слишком многого. Дай мне медальон.

Брахо передал Тезиасу серебристую пластину с Пирамидой Мира. Она повисла в воздухе, и карлик принялся делать над ней пассы обеими руками. Затем он установил мысленный контакт с медальоном и принял на себя контроль над его силой. Повинуясь велению Тезиаса, серебристый медальон поплыл над пропастью. Незримые потоки энергии устремились вниз. Далеко внизу крошился и плавился древний камень, далее распадаясь на атомы; со стороны казалось, что вещество просто-напросто исчезает.

Парящие над пропастью Тезиас и Брахо держались на безопасном удалении от медальона. Телепатические взоры обоих внимательно наблюдали за происходящим. Минули два часа, прежде чем завал был уничтожен. Серебристый медальон вернулся на грудь магистра.

— Чтобы сотворить сию каменную гробницу для моих бессмертных монахов, про-стой смертной женщине Аманде Линн потребовался единственный выстрел ракеты Будущего. Чтобы разрушить эту гробницу, я, бог, затратил уйму времени и мириады частиц незримой космической энергии. Вот и суди, Брахо, кто из нас кого могущес-твенней, — печально заметил Тезиас.

— Прежде ты так не говорил, хозяин, — содрогнувшись, вымолвил магистр.

— Прежде я не понимал, сколь многие вещи, касающиеся нас, богов, могут зависеть от воли ничтожных смертных.

Карлик и его слуга опустились на дно пропасти. Она действительно была столь глубока, что отвесные стены, вздымающиеся со всех четырех сторон, как будто об-разовывали свод и совершенно скрывали солнце; его лучи не доходили сюда. Впро-чем, самозваный бог и великий волшебник видели всё, что они хотели увидеть, при любом освещении. Девять стальных голов валялись на песке друг подле друга.

Тезиас простёр к ним руки. С тонких пальцев Великой Души исторглись и устре-мились к головам монахов полупрозрачные голубые нити. Головы поднялись над землей. Тезиас взлетел — головы, связанные паутиной лазоревых лучей, полетели за ним. Брахо летел рядом, страхуя своего хозяина. Так они достигли вершины ска-лы-цитадели. Все девять голов аккуратно легли на площадку.

— Устал, — признался карлик. — Нужно подкрепиться.

Он воздел руки к небу и раскинул их ладонями вверх. Энергия Космоса влива-лась в ладони бога, наполняя его новой силой. Брахо благоговейно наблюдал за таинством Насыщения; сам он не умел напрямую питаться тонкими энергиями Кос-моса и черпал силу либо в заклинаниях, каковых знал больше, чем любой из хай-борийских магов, либо у своего удивительного медальона.

Насытившись, Великая Душа телепортировал себя, Брахо и все головы в Пещеру Синих Монахов. Затем он произвёл идентификацию — вот забавно было бы, если б каким-то монахам пришлось надеть чужие головы! — и водрузил головы на шеи их законных владельцев. Прозвучало ещё одно заклинание, и стальные головы срослись со стальными туловищами. Настроение Брахо улучшалось по мере того, как бог Ве-ликая Душа грамотно и умело устранял последствия хозяйничанья варвара Конана в этой священной обители.

— Мне даже жаль киммерийца, — заявил магистр. — Зря старался!

Но Тезиасу не хотелось шутить. Он вонзил в Брахо тяжелый взгляд магнетичес-ких агатов и не без порицания заметил: — Ты бы лучше пожалел тех несчастных жителей Хорайи, которые в муках умирали от чар злой богини, пока Конан и Аман-да развлекались тут отрезанием голов у моих монахов.

Его словно подменили, вновь с изумлением отметил Брахо. Откуда вдруг такое человеколюбие? А может быть, и вправду подменили, — шевельнулась в мозгу ма-гистра страшная мысль, — и этот странный карлик вовсе не Великая Душа, не его хозяин?! Прежде чем Брахо удалось изгнать эту мысль из своей головы, на лбу его выступил холодный пот.

Тезиас внимательно вгляделся в своего магистра. Под проницательным взглядом хозяина слуге стало неуютно, и Брахо выдавил из себя:

— Прости. Я усомнился в тебе. Ты стал другим, Великая Душа.

— Плохо же ты меня знаешь, Брахо,— с горечью заметил карлик.— Значит, если б я сейчас хохотал над судьбами тех несчастных и грезил о возвращении себе влас-ти над миром, я, по-твоему, был бы прежним Тезиасом, Великой Душой?

Брахо опустил глаза и ничего не ответил. Карлик вздохнул.

— Наверное, ты прав, мой верный магистр, ты не станешь лгать мне. Но таким, каким ты прежде знал меня, я уже не буду.

— Воля твоя, хозяин. Синим Монахам надлежит служить тебе, каким бы ты ни был.

— Именно, Брахо. А теперь найди в памяти своего медальона вторую часть Заклинания Стали.[11] Пора!

Магистр исполнил волю своего хозяина и прочитал Заклинание вслух. В тот же миг девять стальных истуканов превратились в девять живых людей, облачённых, как и Брахо, в длинные синие плащи с капюшонами. Еще одно заклинание, прозвучавшее вместе с Заклинанием Стали, сообщило монахам наиболее важную информацию о событиях, случившихся в мире за время их заточения.

Следующий час ушел на выражения преданности монахов хозяину и ответных чувств любви карлика к верным слугам. Они снова были вместе, Великая Душа и его замечательные монахи, единственные в целом мире создания, желавшие ему добра. Ещё не приступив к исполнению своих благородных замыслов, Тезиас уже одержал важную победу — он вернул к жизни тех, кто стал недвижным истуканом по его, Тезиаса, вине. И лишь одно в этой истории печалило самозваного бога: что он не может вернуть жизнь остальным шести монахам, павшим ради удовлетворения низменных страстей своего господина… Их застывшие тела лежали в этом чертоге, служа печальным напоминанием Тезиасу об ошибках и преступлениях прошлого.

Затем Великая Душа кратко поведал монахам о первенцах расы тху и о причи-нах, почему их необходимо уничтожить во что бы то ни стало и как можно скорее.

— Я пока не придумал, что делать с зародышами расы тху в утробах человеческих матерей, — говорил карлик. — Но вам не нужно ждать, пока я найду решение. Отправляйтесь и отыщите все чёрные яйца, снесённые змеядами. Большая их часть должна находиться в Луксуре, стигийской столице. Отыщите — и развейте на атомы, дематериализуйте, уничтожьте так, чтобы никакая магия не способна была вернуть чудовищ к жизни! Одновременно изучите змеядских самок: пусть ваше телепатическое зрение подскажет вам, которые из них беременны чудищем новой расы. Беременных змеядских самок истребляйте, равно как и яйца. Остальных зме-ядов не трогайте.

— Почему? — спросил один из монахов. — Это злобные твари Сета, так почему нам нельзя убивать их?

— Потому и нельзя, что это твари Сета, — ответил Тезиас. — Я не хочу вновь ссориться с богами. Я не хочу вмешиваться в их дела. И вам вмешиваться воспре-щаю. Наша задача очистить мир от зародышей тху — но и только. Это наш долг. Но и только! Будем же надеяться, что хотя бы в этом праведном деле ревнивые боги не станут чинить нам препятствий.

Он помолчал, а затем торжественно изрёк:

— Клянусь Великим Космическим Разумом и Всеми Знаниями Вселенной, я не найду себе покоя, пока мир не будет избавлен от угрозы порабощения расой тху! Клянусь!!

— Да будет так, как повелел наш бог и господин, — произнёс Брахо от имени всех монахов.

— Отправляйтесь же немедленно, — сказал Тезиас, — и помните о моей клятве и о своём долге. В путь!

Синие Монахи прибегли к телепортации, чтобы покинуть пределы Замка. Они могли переместиться сразу в Луксур и к воинству змеядов, однако работа предстояла великая, упорная и тонкая, поэтому хозяин повелел им экономить силы; дальняя же телепортация представляла собой одно из наиболее энергоемких магических дейст-вий. Над Карпашскими горами монахи обратились в гигантских птиц с человечески-ми головами. Удивительные птицы взмыли ввысь и унеслись на юг.

Не успеет закатиться солнце, как они прибудут к месту назначения.

Брахо собирался последовать за своими братьями, но Тезиас задержал его.

— Давай думать вместе, как избавить наших женщин от чудовищ тху.

Он не хотел признаваться Брахо, что стал бояться одиночества. К чему вновь сму-щать разум верного слуги?

— Я наблюдал одну из них, — задумчиво продолжил карлик, — она единственная не склонилась перед Абсолютным Злом, она решительно отвергла все его соблазны. На моих глазах злобная демоница подвергла её чудовищной пытке огнём, но эта удивительная женщина стойко выдержала пытку, ни единого крика боли не вырвалось из её прекрасных уст. Когда пытка закончилась, и эта женщина сгорела заживо, даже Тхутмертари восхитилась ею и вернула к жизни. Но эта женщина погибнет страшной смертью, если мы не отыщем способа избавить её от существа тху в чреве. Ты уди-вишься, но она — ещё одна стигийская принцесса, чуть-чуть похожая на Тхутмертари и нисколько не похожая. Есть нечто в Стигии такое, чего вовек мне не понять…

Хозяин и магистр вернулись в кабинет Тезиаса, и там Брахо заявил:

— Сомневаюсь, хозяин, что ты найдешь себе покой, когда исполнишь свою кля-тву. Даже если захочешь, ты не сможешь уйти от дел суетного мира. Если тебя не подменили, уже через мгновение после смерти последнего чудовища тху в твоем мозгу возникнут очертания нового плана переустройства мира. А последующие годы ты проведешь в борьбе с богами, волшебниками и великими воителями, подобными Конану-киммерийцу…

Магистр говорил и говорил, сотрясая воздух своими пророчествами, но карлик уже не слушал его. Он думал о том, как лучше провести оставшееся у него время жизни. Ибо никаких «последующих лет» уже не будет.

Потому что он, Тезиас, бог Великая Душа, — третья жертва.

Иномировое Существо отдыхает после схватки с Тхутмертари, своей второй жер-твой. Но скоро его отдых закончится, и Существо возьмётся за работу. Оно не уго-монится, пока не исполнит свою странную клятву, значащую для него много боль-ше, чем жизнь… Свидетельствуя золотой богине Тхутмертари: «Оно неуничтожимо, это создание Иных Миров, и оно само не ведает пределов своей мощи в нашем Ми-ре. Прости, владычица, но я бессилен против него», — Тезиас нисколько не лука-вил, не преувеличивал, не ошибался. Существо настигнет третью жертву — и умерт-вит, как умертвило уже Джейка Митчелла и Тхутмертари. Это Судьба — а уйти от Судьбы невозможно!

Великая Душа грезил лишь об одном: чтобы он успел исполнить свою клятву прежде, чем Существо исполнит свою.

Но он бы не был самим собой, если бы одновременно не думал, можно ли спа-стись, и если можно, то как, найдётся ли такое средство? Раз от Судьбы нельзя уй-ти, то, может быть, удастся… обмануть, перехитрить её?

В самом деле, а зачем иначе богу — Знания Вселенной? Зачем иначе человеку становиться богом, если не затем, чтобы переиграть свою злосчастную судьбу и выжить, будучи приговорённым?

Тезиас кивнул и усмехнулся. О да, за это стоит побороться!

3. Король и варвар.

Б

лиже к вечеру король Джосер велел сделать остановку и разбить новый лагерь.

Весь день его войско двигалось по мертвой земле, более походившей даже не

на земную пустыню, а на ландшафт одного из Преисподних Миров. Несколь-кими днями ранее здесь уже прошли полчища Армии Тьмы королевы-богини Тхут-мертари. Стигийцы то и дело встречали на своем пути зловещие напоминания о не-давнем нашествии: изуродованные останки людей и животных, развалины поселе-ний, выжженные луга и поля. Им не повстречался никто живой, не было видно даже пожирателей падали. Изуродованные трупы гнили под палящим солнцем, источая тошнотворные запахи.

Более всего Джосер опасался встретить полчища живых мертвецов или так назы-ваемых «боевых демонов». Но, похоже, после смерти Тхутмертари ее могуществен-ные заклятия утратили силу, и демоны вернулись в Ад, а мертвецы — в свои моги-лы. Тем не менее разведка ежечасно докладывала ему о всяких изменениях в пути. Никакие предосторожности король не считал излишними. Имея под своим началом всего лишь треть легиона, Джосер не стремился вступать в какие-либо схватки. Он жаждал поскорее добраться до Стигии. Для этого необходимо было пересечь поко-ренный Шем и переправиться через Стикс.

Но сейчас его солдаты нуждались в отдыхе. Как бы ни были закалены они мно-гочисленными кровавыми схватками, последние испытания источили силы даже са-мых выносливых. За один день похода пали три десятка воинов. Джосер приказы-вал добивать ослабевших, но это не было решением проблемы. Сам он удерживался в седле лишь усилием воли. Чтобы не поддаваться усталости, Джосер заставлял се-бя думать о приятном.

А приятного было немало! Он чувствовал себя триумфатором. Он победил свою великую и ужасную сестру, ту, которая сумела стать богиней и богиней покинула мир, на радость всем, кто здесь остался, и своему брату — первому. Неважно, что убил Тхутмертари не он, а Конан — ведь победитель вовсе не тот, кто наносит ре-шающий удар, а тот, кто умело пользуется плодами победы.

Ликование наполняло мятежную душу Джосера. Да, он, бесспорно, наисчастли-вейший авантюрист и величайший триумфатор в человеческой истории! Его самая дерзкая авантюра увенчалась абсолютным успехом. Все конкуренты мертвы, теперь вся власть в его руках.

Это воистину была грандиозная и безрассудная идея: использовать свою сестру, демона в женском обличии, для захвата всей полноты власти. И сестра Тхутмертари совершила то, что Джосер никогда бы сделать не сумел. Ни сам, ни вместе с Ками-ей, ни с помощью армии, ни даже при полной поддержке жрецов, если бы такое было возможно.

Положим, он мог бы, не прибегая к «услугам» Тхутмертари, умертвить своего брата короля Ктесфона, свою племянницу наследную принцессу Рамину и племян-ника принца Рамзеса, стоявших на его пути к трону. В принципе, мог бы даже сос-тавить заговор против Тот-Амона, с тем чтобы спихнуть старого мага с престола владыки Черного Круга. Да, многое мог бы — но, рассуждая реально, никогда не су-мел бы добиться такой невероятной, абсолютной власти, какой обладал теперь. Да, именно его, младшего сына Ментуфера, обожали в армии, любили во дворцах сти-гийской знати, уважали ученые писцы. Все эти влиятельные сословия давно мечта-ли видеть именно его, Джосера, королем Стигии. Но — и это Джосер также знал наверняка — любая хитрость и любая популярность неизменно разбиваются о непри-ступный бастион, имя которому Черный Круг.

Высший жреческий синклит, собрание нескольких десятков посвятивших себя Сету волшебников, превосходил своей силою всю мощь остальной империи. Черный Круг был не государством в государстве — он был государством над государством. Черный Круг безраздельно царил, вернее, довлел над Стигией.

Посвященные жрецы исстари умело использовали суеверный страх стигийцев перед ужасным чешуйчатым божеством, повелителем пантеона имперских богов. А если страха оказывалось недостаточно, чародеи Черного Круга прибегали к своим заклятиям, и их могущественная волшба, освященная именем Сета, смиряла непоко-рных. Король сидел на троне, издавал рескрипты, смещал и назначал чиновников — но истинным владыкой Стигии был жреческий синклит.

Само собой разумеется, в многотысячелетней стигийской истории случались по-пытки избавить Трон от диктата посвященных жрецов или хотя бы ограничить их влияние. Успехи на этом пути были столь нечасты, что история почти не сохрани-ла имен королей-реформаторов. После их смерти наследники покорно восстанавли-вали влияние синклита, а деяния дерзких правителей и сами их имена предавали забвению. Черный Круг был зловонной тучей, нависшей над великой державой, про-чной паутиной, где увязали все прогрессивные устремления древней цивилизации, петлей на шеях луксурских венценосцев; сами же «святые отцы» почитали себя «на-ставниками», то есть поводырями, стигийских королей и принцев.

Досконально изучив историю и политическую систему своей страны, Джосер ут-вердился во мнении, что победить Черный Круг можно, лишь уничтожив его физиче-ски, окончательно и навсегда. При любом ином раскладе жреческий синклит рано или поздно восстановится и разделается со строптивым правителем. Высшие жрецы Сета не признавали никаких компромиссов по поводу своей «священной» власти.

Перед глазами Джосера всегда стоял яркий пример отца, великого короля Мен-туфера. Отец был умен, красив, силен, удачлив как властитель, воин и полково-дец, его любили в народе. Ему удалось добиться ограничения власти жрецов и даже изгнания их владыки Тот-Амона. Но чем всё закончилось? В последние годы жизни Ментуфера синклит, искусно играя на горестях, постигших короля, неуклонно возв-ращал себе прежнее влияние. А после гибели Ментуфера и вовсе оттеснил нового монарха Ктесфона от управления державой. Ктесфон, как человек умный и сдержан-ный, считал такое положение вещей наименьшим из зол.

Однако Джосер полагал иначе. Внешне почтительный со жрецами Сета, он их ненавидел. Еще более угнетало молодого принца понимание собственной обречен-ности в борьбе с могущественными чёрными магами. Он жаждал власти, он ощущал свои силы вести стигийский государственный корабль, он был уверен в своем пред-назначении стать величайшим правителем древней империи — но проходило время, а союз короля Ктесфона с верховным жрецом Тот-Амоном и чародеями Черного Круга по-прежнему оставался для него неприступной твердыней. В своих скитаниях по миру Джосер разыскивал способы взять ее, однако все его усилия терпели крах, и с годами он всё явственнее понимал, что эту твердыню нельзя одолеть ни штур-мом, ни осадой, ни хитрым обманным маневром — никак. Ее можно только взорвать, снести одним стремительным и сокрушительным ударом. Но у него, простого смер-тного, не было и не могло быть сил для этого. С такими волшебниками, какими были посвященные жрецы Сета, на равных могли сражаться только не менее могу-чие волшебники. А победить и уничтожить — стократ более могучие!

Так он пришел к мысли о Тхутмертари. Эта страшная женщина-жрица была су-щим проклятием королевской семьи. Прямо или косвенно она была виновна во всех смертях, потрясавших дом Ментуфера почти два десятилетия. Четверть века назад ее наконец-то поймали и приговорили к казни. Тот-Амон спас ее тогда и заточил в темницу.[12] О Тхутмертари велено было забыть. Но Джосер не хотел забывать. На-против, странствуя по разным землям, он по крупицам собирал сведения о своей старшей сестре — вернее, о её злодеяниях, ставших легендой при жизни…[13] И к концу своих поисков уже не сомневался: она — именно та, кто ему нужен.

Освобождая Тхутмертари из заточения, самовлюбленный глупец Тот-Амон не мог вообразить себе, что это роковое его решение на самом деле явилось результа-том сложной, хитроумной интриги принца Джосера. Безраздельно властвующий в Стигии верховный жрец наивно полагал, что укрощенная им демоница будет испол-нять его волю. Он просчитался. Мятежный дух демоницы не угас в каменном мешке заколдованного каземата. Она признавала лишь свою игру. Ею овладела жажда вла-сти. Тхутмертари готова была биться за нее до конца. Поэтому Джосер выследил сестру, подстроил так, чтобы в королевском дворце ее ждала засада, а когда она в засаду угодила, спас ее. Его искусные речи понравились демонице, и он стал ее пособником.

К несчастью для него, дальше события развивались не по плану Джосера. В ка-кой-то момент он ощутил, что вся игра проиграна им окончательно и бесповоротно. Тхутмертари разгадала его и высмеяла перед всем двором. «Твоя игра — это всего лишь маленькая и незначительная часть моей игры. Ты играешь в нее так, как того хочу я. Ты ввязался не в свою игру, Джосер, а в мою. И заканчивать твою игру то-же буду я»,[14] — язвила она. Бессмысленная и мученическая гибель его детей от руки Тхутмертари, собственные унижения и даже страшная участь, которой подверг-лась Камия,[15] угнетали Джосера меньше, чем одна лишь мысль о том, что он обидно проигрался в своей великой авантюре, фактически перехитрив самого себя. Жизнь стала недорога ему, но и над ней при королеве, а потом богине Тхутмертари он был уже не властен.

Капризная Судьба подвергла Джосера жестоким страданиям, но в итоге одарила своей милостью. Тхутмертари пала, когда он уже отчаялся ее пережить, и тут ока-залось, что всё, чего так добивался могучий и отважный, хитроумный принц, дос-тигнуто. Черного Круга не существовало более — Тхутмертари уничтожила его в са-мом начале своего кровавого похода. Она также расчистила дорогу к трону; старшая линия дома Ментуфера, линия Ктесфона, пресеклась полностью, так Джосер оказа-лся законным королем Стигии. И даже более того: в результате походов Армии Тьмы территория империи — его империи! — увеличилась втрое.

Джосер ясно видел и минусы доставшегося ему наследства. За одну луну своего правления Тхутмертари успела разрушить не только Черный Круг. Почти вся страна лежала в руинах. Подсчетов ее злодействам не вел никто, но Джосер полагал, что за эту луну население империи, составлявшее при Ктесфоне девять миллионов че-ловек, сократилось едва ли не на треть. И пали лучшие: воины, аристократы, чино-вники, земледельцы… Бесчисленными человеческими жертвоприношениями — сперва Сету, а затем самой себе — Тхутмертари выкосила почти всех отроков и юниц Сти-гии. Никогда еще ни один завоеватель, ни один мятеж, ни одно стихийное бедствие не причиняли Стигии такого разрушения. Сюда оставалось лишь добавить полчища змеядов, врагов рода человеческого, которые теперь полны были решимости завла-деть всей Стигией, а людей превратить в рабов и в свой домашний скот… Ни один новый монарх не получал страну в таком плачевном состоянии, в каком получил ее король Джосер.

Но опасности не страшили его. Главные цели достигнуты, а отстроить Стигию заново было делом времени. Джосер ощущал в себе силы заново сплотить державу, создать новую армию и администрацию, которые зависели бы уже не от проклятого синклита, а единственно от престола в Луксуре. Прямо сейчас, на марше, в мозгу его рождались очертания новой стигийской власти, которым будет суждено пережить тысячелетия.

Нет, он вовсе не помышлял о смене веры! Это было бы сущим безумием. Вели-кий Змей Сет был, есть и будет верховным божеством древней державы — такова уж ее участь, и не смертным бунтовать против пасьянса Высоких Богов… Он, Джосер, был чист перед Сетом. Не он, а Тхутмертари восстала против Вечного Повелителя. Не он, а она уничтожила жреческий синклит. Не он, а она объявила себя новой бо-гиней. Он же, Джосер, наоборот, восстановил культ Сета, как только корона появи-лась на его голове. И прежде, будучи отверженным принцем, и нынче, став коро-лем, он обращался с молитвами к Великому Змею, умолял о покровительстве и бо-жественном благословении своих начинаний.

Но Сет молчал, не давал ответа. Король понимал, что божеству непросто сде-лать выбор. Кого предпочесть: его или Таниту? Людей или змеядов? Приемных или истинных своих детей?

Змеяды представляли собой внушительную силу. Но они были не самостоятель-ной расой, а выродившимися потомками древнего змеиного племени. Их осталось слишком мало для воссоздания державы. Как смертельно раненые звери, они еще способны убивать, но творить что-то новое уже не в силах. Подлунный мир более не принадлежит им — это мир людей. Не могут несколько десятков тысяч чешуйча-тых чудищ одолеть многомиллионный народ. Да, чудища сильны и бесстрашны, но люди умнее их — иначе бы они не победили двадцать тысяч лет тому назад…

Джосер надеялся, что всё это Отец Сет понимает не хуже смертного властителя; таким образом, стигийский король верил в мудрость Вечной Тьмы — и, более того, сам надеялся стать ее Избранником.

Он был умён и проницателен, как мало кто из смертных в его мире, но даже он не мог ведать тогда, что Вечная Тьма решит сделать сразу несколько ставок в своей игре против Вечного Света.

* * *

К

огда солдаты поставили королевскую палатку, Джосер велел доставить туда Ко-

нана. Киммериец все еще был без сознания. Его положили на походные нары. Мудрец Имхотеп подробно доложил королю о состоянии больного и в заключение сказал: — Без сомнения, сир, этот человек выживет, хотя, да позволено мне будет заметить, любой другой на его месте уже давно испустил бы дух.

— Воистину, северный пес живуч, как демон… Зачем только боги даровали ему такую силу? — пробурчал Джосер.

— Вероятно, затем, чтобы предоставить его судьбу Вашему Величеству, — подо-бострастно заметил сметливый Имхотеп.

— Ты можешь привести его в чувство?

— Да, сир. Как свидетельствует многоучёный Паксимен, одна капля настойки из ягоды кхеули ненадолго возвращает сознание человека из мира, где оно отдыхает, а две капли…

— Не надо, — перебил король, многозначительно ухмыльнувшись, — достаточно и одной. Я не собираюсь долго с ним разговаривать. Дай ему эту каплю, Имхотеп.

— Слушаюсь, сир.

Лекарь извлек из своего сундучка черный флакончик, поднес его ко рту Конана и один раз нажал на донышко. Из-под колпачка выделилась капля мутно-серой жид-кости. Она упала на губы киммерийца и, точно живая, сама проскользнула меж губ в рот. Джосер невольно вздрогнул: как ни полагался он на учёность Паксимена и верность своего Имхотепа, сам бы ни за что не принял такую гадость!

Тело Конана вздрогнуло, и киммериец раздвинул веки. Взгляд синих глаз обежал палатку, ненадолго остановился на Имхотепе, двинулся дальше и наконец замер на Джосере. Губы что-то невнятно пробормотали. Кроме имени Нергала, прозвучавшего достаточно отчетливо, стигийский король ничего не смог разобрать.

— Что бормочет эта скотина? — спросил Джосер.

— Он приходит в себя, — ответил Имхотеп, зардевшись.— Судя по всему, он уз-нал Ваше Величество…

— Это я и без тебя понял. Зачем иначе поминать Нергала?

— Верблюжий кал… Змееныш Сета… Подо… — послышалось из уст Конана.

— Оставь меня, Имхотеп, — велел Джосер, и лекарь тотчас же с немалой радостью исполнил его приказ.

Король наклонился над лицом Конана, но тут же ему пришлось отпрянуть, чтобы избежать плевка. Сильный удар железным кулаком в живот стал ответом на попытку оплевать монарха Стигии. Киммериец кратко, но ёмко выругался и замолчал, уста-вившись на Джосера. Тот с интересом разглядывал его. Пауза продолжалась недол-го, затем Конан невозмутимо спросил: — Где я, будь ты проклят?

— В безраздельной моей власти, — в тон ему ответил стигиец.

— Почему ты не прикончил меня?

— Аманда за тебя просила.

Киммериец недоверчиво скривил губы. О, если бы он мог встать, он бы заставил этого стигийца пожалеть о содеянной им «милости»!

— Что с ней?

— Она геройски сражалась со змеядами, пока ты отлеживался в беспамятстве. Ее ранили, и теперь она спит. Ты задал все свои вопросы, варвар?

— Нет. Как ты намерен с нами поступить?

Джосер рассмеялся.

— Намерен вылечить вас. Мой лекарь Имхотеп — ученик великого медикуса Па-ксимена, поэтому также умеет творить чудеса, хотя он не маг и не жрец.

Конан мысленно помянул Крома. Если б знать заранее, для какого нового злоде-йства этому ублюдку понадобились они с Амандой?

— Мы не будем играть в твои игры, стигиец. Не рассчитывай.

— Отвечай за себя, варвар. Аманда уже согласилась учить моих солдат стрельбе из арбалета. Мы нашли с ней общий язык.

Киммериец не сдержал стона. И дня не прошло, как этот хитрый змей подцепил простодушную Аманду! Ну погоди, пусть только твой кудесник Имхотеп вылечит меня — тогда и поглядим, сумеет ли он потом вылечить тебя.

— Думаю, и нам с тобой лучше найти общий язык, — добавил стигиец.

— Ну, так что тебе от меня нужно? — буркнул Конан, полагая, что такие вещи лучше прояснять сразу.

— Сначала расскажи мне, как ты убил Тхутмертари, кто такие карлик, а также волшебник, обернувшийся синей птицей, и демон-лев, которому ты отсек голову. И что, в сущности, произошло там, на горе?

— Сколь многого ты еще не знаешь, стигиец, — злорадно ухмыльнулся Конан, — и так никогда и не узнаешь!

Вывести Джосера из равновесия ему, впрочем, не удалось. Тот миролюбиво за-метил: — Я прикажу пытать тебя, киммериец. И ты мне все расскажешь.

Варвар брезгливо поморщился.

— Приказывай. Может быть, и расскажу. Например, о том, как ты прятался за камешками, пока я бился с твоей бессмертной сестренкой. Навряд ли я успею рас-сказать что-то большее!

— Аманда будет куда сговорчивей тебя.

— Проверь, — бесстрастно отозвался киммериец.

— И тебе не жалко женщину?

— А почему мне ее должно быть жалко? Я же ее пытать не собираюсь.

Все такой же крепкий орешек, не то с сожалением, не то с наслаждением мыслен-но отметил Джосер. Разумеется, я не буду пытать ни тебя, ни твою подружку. Такие герои, как вы, выдержат любую пытку и, хотя бы из чувства гордыни, предпочтут умереть, нежели выдать свои якобы неизвестные мучителям тайны… Да и зачем пы-тать, когда можно перехитрить? Не для того я поставлю тебя на ноги, чтобы затем ломать их.

— У меня есть работа, киммериец, — вдруг сказал Джосер. — Как раз для такого героя, как ты.

Конан посмотрел на стигийца. Он имел представление об актерских способнос-тях Джосера, но ему показалось, что тот на сей раз не шутит.

— Скорее Сет выползет из Бездны, чем я соглашусь работать на тебя, — отрезал варвар. Джосер пожал плечами.

— Не хочешь работать на меня — не работай. Будешь лежать и глядеть, как мы с Амандой и моими воинами деремся против хвостатых монстров. Я тебе это устрою.

— Кром! — взревел Конан. — Так чего ж тебе надо от меня?

— Чтобы ты обратил свой меч против проклятых змеядов. Нужно очистить землю от этой нечисти.

— Еще вопрос, от какой нечисти нужно скорее землю очищать, — выразительно глядя в глаза Джосеру, молвил Конан.

Но и тогда ему не удалось вывести стигийца из себя.

— Мы с тобой еще успеем разобраться. Подумай, как будут радоваться змеяды, если мы перебьем друг друга. Или, может, ты желаешь им победы?

Варвар зарычал, не найдя что ответить.

— 50-тысячная армия чудовищ движется нам навстречу. У меня только две тыся-чи солдат. Мои воины изнурены. Они готовы умереть за меня, но что с того? Если я успею вернуться в Стигию, то соберу новое войско, и все равно змеяды будут силь-нее. Вот зачем мне нужен каждый меч. Особенно такой, как у тебя.

— Смотри, как ты заговорил. Ты хвалишь мой меч. Неужели ты всерьез рассчи-тываешь, что я буду сражаться за твою засиженную мухами корону?

— Не хочешь сражаться за мою корону — сражайся за свою.

— Причем тут моя корона?

— А ты не король Аквилонии? — вопросом на вопрос ответил Джосер и, не ус-лышав ответа Конана, подытожил: — Если здесь победят змеелюди, и твоей короне придется туго.

— Плевать. Аквилония далеко.

Джосер улыбнулся: — Сейчас в тебе говорит обиженный на Судьбу варвар, а не государственный муж. Клянусь Сетом, ты не попадешь в свою Аквилонию, пока я не расправлюсь со змеядами!

— Посмотрим! — буркнул киммериец.

— Я сказал свое слово. Тебя с ответом не неволю. Имхотеп подлечит тебя, а там видно будет.

Пристально глядя на Джосера, Конан сказал:

— Опять надеешься надуть меня, стигийский змей? Ты похитил мою победу, а теперь хочешь похитить мой меч! Затем тебе понадобится моя душа?

Не отвечая ему, Джосер позвал Имхотепа. Мудрец явился.

— Я желаю, чтобы этот человек отдохнул, — сказал король, указывая на Конана. — И немедленно.

Имхотеп достал другой флакончик. Завидев это, Конан выругался и сделал по-пытку встать. У него ничего не вышло, и он также не смог помешать лекарю влить в его рот какое-то новое зелье. Когда киммериец отключился, Джосер сказал:

— Я доволен тобой, Имхотеп. Этот человек выздоравливает быстро. Пожалуй, даже слишком быстро.

Догадливый Имхотеп поклонился.

— Я понял, сир. Торопиться в таком деле ни к чему.

—Пусть он выздоравливает, и чем скорее, тем лучше. Но, я думаю, мы переживем, если он некоторое время не сможет двигаться без твоих примочек. Ты понял меня?

— Да, сир. Без них он не сделает ни шагу!

Король одобрительно похлопал мудреца по плечу.

— А теперь, Имхотеп, оставим медицину. Я хочу услышать твое мнение об уст-ройстве нашей власти. Как нам жить дальше без святых жрецов?

4. Последний из Черного Круга.

П

устынное солнце садилось. Его прощальные лучи багрово освещали стигийский

лагерь. Военачальники и офицеры спали в небольших походных палатках, а солдаты — под открытым небом. Бодрствовали лишь стражи у палатки короля, караульные, поставленные охранять спокойствие лагеря, да Джосер с верным совет-ником Имхотепом.

Внезапно с северо-западного направления послышался глухой шум. Караульные встрепенулись и дали сигнал тревоги. Лагерь мгновенно ожил. Засуетились воена-чальники, солдаты взяли в руки оружие, из палатки вышли Джосер и Имхотеп.

Вскоре на горизонте возникла большая колесница, выкрашенная в цвет Ночи и запряженная тройкой сильных вороных скакунов. Она была одна; наиболее дально-зоркие уже разглядывали возницу и троих пассажиров. Все четверо были облачены в длинные черные одеяния, подпоясанные на поясах зелеными шнурами. Бритые го-ловы зловеще поблескивали в лучах угасающего солнца. Возница правил к стигий-скому стану. Воины забеспокоились, но, глядя на невозмутимое и уверенное лицо короля, сохраняли выдержку.

Колесница подлетела к границе лагеря и остановилась. На землю сошел один из бритоголовых, и звучный голос нарушил тишину:

— Его преосвященство достойнейший Хнум-Собек, посвященный жрец Сета!

Следом с колесницы спустился человек в глухом черном хитоне, высокий, худо-щавый. Шишковидный лоб его опоясывала внушительная змеящаяся диадема. Черты лица выдавали натуру надменную, темные глаза едва проглядывали сквозь узкие прорези век. Бесстрастно оглядев лагерь, посвященный жрец неспешно двинулся к королевской палатке. Стигийцы расступались перед ним, преклоняя головы и прик-ладывая руки к груди в жесте послушания и смирения, а кое-кто даже опускался на колени. Возница остался при своих конях, а два жреца, сопровождавших Хнум-Со-бека, как тени, следовали за ним на расстоянии трех шагов.

Хнум-Собек был персоной в Стигии небезызвестной. Знающие люди считали его одним из самых прозорливых и осторожных чародеев Черного Круга. Во время ярос тной борьбы за власть между правящей королевой Нехтесси и ее старшим сыном Ме-нтуфером Хнум-Собек сразу сделал ставку на последнего. Но об этом не знал никто из его коллег, и даже всеведущие агенты королевской охранки Деншур считали Хнум-Собека верным подданным Нехтесси. Он тайно поддерживал Ментуфера и позднее, когда Тот-Амон, Нехтесси и Хеврен едва не свергли последнего с престола в Лук-суре. После низложения Тот-Амона Хнум-Собек сам едва не сделался верховным жрецом, но, предчувствуя грядущие потрясения священного Дома Сета, прозорливо уступил святой престол ставленнику Ментуфера Тот-Апису.[16] При Ктесфоне Хнум-Собек оставался лоялен королю и Тот-Амону и в то же время умудрялся поддержи-вать отношения с принцессой Камией и принцем Джосером. Верховный жрец подоз-ревал его не в одном заговоре, но собрать прямые улики никогда не удавалось.

Об освобождении женщины-демоницы Тхутмертари Хнум-Собек узнал от своих незримых слуг едва ли не в тот самый момент, когда в тронном зале Тот-Амона в Хаджаре с нее пали магические цепи. Прозорливый чернокнижник быстро понял, что последует за этим, и решился бежать из страны. Используя надуманный пред-лог, он затеял публичную ссору с Тот-Амоном. Верховный жрец давно искал повода разделаться с этим магом, и теперь такой повод у него появился. Черный Круг иск-лючил Хнум-Собека из числа своих членов и подверг остракизму. Таким образом, не вызвав ничьих подозрений, посвященный жрец Сета Хнум-Собек (в отличие от член-ства в синклите, Святое Посвящение даровалось пожизненно) покинул Стигию — а уже через несколько дней после его отъезда начался кровавый поход Тхутмертари…

Джосер подозревал, конечно, что кому-то из членов бывшего синклита удалось спастись. Однако нежданное явление Хнум-Собека стало для него неприятным сюр-призом. Еще менее приятно было ему наблюдать, как привечают посвященного жре-ца его воины. Могучему чародею не было места в планах нового короля, и Джосер не мог ждать от Хнум-Собека ничего для себя хорошего. Судя по всему, маг уже был информирован о последних событиях. Сверх того, Джосер готов был биться об заклад, что чародей знает о них больше, чем он сам. Но Джосер не был бы Джосе-ром, если бы растерялся.

Он гордо, как подобает королю, скрестил руки на груди и не отвел глаза перед тяжелым взглядом Хнум-Собека. Посвященный жрец прошествовал к палатке и ос-тановился против Джосера. Король молчал, лицо его было бесстрастно. Тем не ме-нее Джосер отчетливо понимал, что, возможно, именно здесь и именно теперь ре-шится, кто будет истинным властелином древней Стигии. Молчание затягивалось, перерастая в напряженную паузу. Удивленно моргнув, Хнум-Собек слегка наклонил голову набок и сказал:

— Приветствую тебя, новый король. Да будет благочестивым и благополучным твое царствование, и да пребудет с тобой милость Отца Сета.

— Рад видеть тебя в добром здравии, достойнейший Хнум-Собек,— ответил Джо-сер. — Что привело тебя ко мне?

По рядам стигийцев пронесся негромкий вздох. Задавать подобные вопросы пос-вященным жрецам не принято: те обычно сами разъясняют, по какому делу явились — разумеется, если полагают такое разъяснение для себя полезным. Хнум-Собек нахмурил жидкие брови и строго заметил:

— Я не вижу в тебе должного почтения к слуге Сета, сир.

Джосер высокомерно усмехнулся — кто бы знал, чего ему это стоило! — и изрек:

— Ты стоишь перед королем Стигии, державы Сета, достойнейший, как сам то-лько что изволил признать это. Так должен ли я преклонять пред тобой голову?

Жрец побледнел. Голос его чуть дрожал, когда он говорил:

— Святые слуги Сета равны земным владыкам! Или ты этого не знаешь, сир?

Взгляд короля обежал лагерь. Стояла такая тишина, что, казалось, даже полет ночной птахи покажется грохотом небес. Воины стояли с напряженными лицами, ожидая развязки. Джосер приметил и Аманду: воительница, раненая в ногу, тоже выбралась из своего шатра и теперь во все глаза смотрела на короля и жреца. Все это вдохновило Джосера, и он громко заявил:

— Никто, кроме моей жены, не может быть мне равным! Запомни это, достойне-йший Хнум-Собек. У меня есть слуги и есть господа. Ты можешь быть моим слугой либо моим господином. Так кто ты мне: слуга или господин?

Хнум-Собек невольно отступил на шаг. Святотатственные речи Джосера уже не возмущали, а пугали его. Однако проницательный маг понимал, что у нового мо-нарха есть основания вести себя подобным образом. С тех недавних пор, когда ко-роли Стигии уступали дорогу посвященным жрецам Сета, все изменилось. Нет более могущественного синклита. С ним ушла в прошлое круговая порука, связывавшая че-рных магов. Они могли быть врагами между собой, но перед внешним миром всегда держались сплоченно. А что теперь? Что может против силы государства один-еди-нственный чародей?..

Хнум-Собек тоже незаметно оглядел лагерь стигийцев. Кого поддержат эти люди в случае прямого конфликта? Почтение к «его преосвященству», впитанное с моло-ком матери, еще сидит в их душах, но прежнего страха уже нет и быть не может: кровавое правление Тхутмертари пресытило их страхом. Они собственными глазами видели бездны всякого зла, они слишком многое испытали сами, чтобы теперь бо-яться одинокого чародея, последнего из синклита, когда-то внушавшего трепет. Кто он для этих воинов — в лучшем случае представитель ненавистной касты высших жрецов. А король Джосер — не только законный владыка империи, но и признанный вождь, показавший себя в деле. Если король скажет, эти люди пойдут за него на смерть. Даже против посвященного жреца Сета. У тех, кто отважно сражался против чешуйчатых демонов, достанет решимости поднять руку и на «его преосвященство»…

Поразмыслив так и придя к неутешительным для себя выводам, Хнум-Собек с невозмутимостью истинного мудреца смирился с ними.

— Я слуга Отца Сета и господин над верующими в Него, — уклончиво ответил он на вопрос короля.

Джосер сдвинул кустистые брови. Такой ответ его не устраивал.

— Я желаю знать, кто ты по отношению ко мне: слуга или господин?

Хнум-Собек мысленно отдал должное мужеству и выдержке нового короля. По-хоже, он готов во всеоружии встретить любой ответ. Ох, как заблуждались Тот-Амон и все его присные, видя в Джосере этакого простачка, любителя на досуге помахать мечом и потрафить вкусам молодежи россказнями о якобы имевших место приклю-чениях в далеких странах… Идиоты! Этот «простачок» пережил их всех и теперь ос-меливается диктовать свою волю волшебнику, прошедшему Святое Посвящение Сету! Ну что ж, за службу такому властителю Сет не осудит…

Жрец медленно опустил голову и внятно проговорил:

— Я твой слуга, сир.

Вздох облегчения вырвался из двух тысяч глоток. На лицах обычно хмурых сти-гийцев появились улыбки. Люди перешептывались и бросали на своего короля пол-ные восхищения взгляды. Джосер поднял руку, призывая к тишине. Обращаясь к посвященному жрецу, он заметил:

— Ты сказал верно, достойнейший Хнум-Собек. Ибо ты стоишь на земле, а здесь, на земле, у меня нет господ. Все они там, в Небесных Пределах, и Отец Сет, наш Повелитель, — первый из них.

— Видит Сет, ты достоин милости Его, сир,—благозвучно отозвался Хнум-Собек.

Весьма довольный разрешением конфликта, король приказал воинам возвращаться ко сну, а сам пригласил посвященного жреца в свою палатку. Одержав внушитель-ную победу над остатками жречества в лице достойнейшего Хнум-Собека, Джосер менее всего хотел иметь волшебника своим врагом. Ибо, загнанный в угол, могучий чародей способен перечеркнуть любые планы всякого великого властелина. Такого чародея полезнее иметь в союзниках.

Поэтому Джосер почтительно пропустил мага вперед себя, усадил его на лучшее место и сам налил ему вина. С собой король оставил лишь советника Имхотепа. Жрецы, сопровождавшие Хнум-Собека, остались снаружи.

— Во имя Сета, — молвил маг, испив вино, — скажи мне, сир, могу ли я быть чем-нибудь тебе полезен? Или мне лучше отбыть, дабы не вызывать в твоем войске ненужные кривотолки?

Хитрая бестия, мысленно отметил Джосер. Все еще прощупывает, насколько я уверен в своих силах.

— Присутствие твоего преосвященства подле меня — большая честь, — ответил король, — а твоя мудрость, уверен, еще не раз подскажет мне наилучший выход из сложной ситуации.

Эти вежливые слова на деле обозначали приказ остаться здесь, при армии, при короле. Хнум-Собек наморщил гладкий лоб и проговорил:

— Но как я могу служить тебе, если даже не знаю своего места в твоих планах? Кто я: твой духовный наставник, твой генерал или твой советник?

В последней фразе мага звучала скрытая издевка. Джосер понял, что не должен перегибать палку.

— Пусть ученый писец Имхотеп объяснит тебе, как я понимаю место святых от-цов в нашем государстве.

Хнум-Собек заинтересованно кивнул. Имхотеп поклонился королю и жрецу, взял лист папируса и стило. У нижнего края листа он нарисовал большой прямоугольник.

— Это народ Стигии, — пояснил ученый писец. — То есть простолюдины: рыба-ки, крестьяне, пастухи, свободные мастера.

— Чернь, — презрительно буркнул маг.

— Далее, — сказал Имхотеп, рисуя над первым прямоугольником второй, чуть меньше, — идут солдаты, полицейские и прочие стражи безопасности нашего госу-дарства. Их задача — надзирать над первыми, — стило указало на нижний прямоу-гольник.

— Разумно, — отметил Хнум-Собек.

Ободренный его реакцией, Имхотеп быстро нарисовал третий прямоугольник над первыми двумя.

— А теперь ваше преосвященство видит ученых писцов, чиновников, мелкопоме-стных баронов и офицеров королевской армии. Сюда же следует отнести и младших жрецов…

Затем на папирусе появился четвертый прямоугольник.

— Обратите внимание, ваше преосвященство: здесь речь идет о жрецах храмов, крупных чиновниках, наместниках провинций, князьях и военачальниках.

Маг нахмурился.

— Правильно ли я понял тебя, что святые жрецы Сета на твоей пирамиде стоят вровень с генералами и аристократами?

Имхотеп испуганно попятился, но, поймав поддерживающий взгляд Джосера, бойко возразил: — Отнюдь, ваше преосвященство. На четвертой ступени вы изволите видеть жрецов всех прочих божеств нашего пантеона, как-то: Птахати, Бастет, Дэр-кето, Таурт…

— Ясно, ясно, — перебил Хнум-Собек, и брови его успокоились. — Продолжай.

Имхотеп нарисовал пятый прямоугольник, еще выше и меньше предыдущих.

— Здесь мы имеем лиц королевской крови, особ, приближенных к монарху, выс-ших сановников государства и посвященных жрецов нашего Вечного Повелителя, — с почтением молвил мудрец, склонив голову перед магом.

— А где же сам король? — спросил Хнум-Собек.

Имхотеп выдержал паузу, а затем аккуратно нарисовал шестой прямоугольник непосредственно над всеми остальными. Он был столь мал и высок, что, очевидно, для седьмого прямоугольника уже не оставалось места.

— Его Величество король Стигии, — торжественно провозгласил Имхотеп.

В королевской палатке воцарилась тишина.

— Я не вижу здесь святого синклита и главы культа, — ледяным тоном заметил посвященный жрец.

— Черного Круга больше нет, — заявил Джосер, придя на выручку своему совет-нику, — и не будет. Ни к чему он нам. Что же до главы культа, то вот он, — Джо-сер указал на верхний прямоугольник.

— Король?! — ахнул Хнум-Собек.

— Да. Чтобы нести священную волю Вечного Повелителя в мир людей, владыке Стигии не нужны посредники. Я решил принять на себя обязанности главы культа.

Бронзовое лицо волшебника побагровело, на лбу появились бисеринки пота.

— Не слишком ли много берет на себя сир? — ядовито справился Хнум-Собек. — Обязанности короля велики, а если к ним еще прибавить обязанности верховного жреца Сета, боюсь, смертный не выдержит подобного бремени!

Это была явная угроза. Даже отважное сердце Джосера ощутило холодок.

— Преосвященнейший неверно истолковал мои слова, — заметил король. — У меня и в мыслях не было претендовать на Кольцо Сета.[17] Ведь я не волшебник, и секреты тайного знания неведомы мне, — это был реверанс Джосера Хнум-Собеку. — Посуди сам, достойнейший: зачем нам верховный жрец? Каждый посвященный жрец стоит столь высоко над всеми прочими служителями культа, что будет неразу-мно ставить еще кого-то между ним и Вечным Отцом!

— Но ты желаешь встать между мной и Сетом! — желтый коготь Хнум-Собека, точно клюв хищной птицы, вонзился в шестой прямоугольник.

— Нисколько не желаю. Король — глава культа, но в делах веры его будет за-мещать достойнейший из посвященных жрецов. А я не вижу никого, кто был бы до-стойнее тебя, Хнум-Собек.

Тем более что ты единственный, кто спасся от Тхутмертари, мысленно добавил Джосер. Было бы величайшей издевкой Судьбы, если б спасся кто-то еще из твоих коллег, да будете вы все прокляты, черные колдуны!

— Твоя государственная пирамида представляется мне не лишенной смысла, — осторожно отметил маг после некоторого раздумья. — А скажи, каково место в ней Отца Сета?

Джосер с надменной улыбкой на тонких губах нанес ответный удар:

— Божество стоит столь высоко над нею, что во всем мире не хватит папируса, чтобы изобразить это! Я полагал, святой отец не станет искать Вечного Повелителя в пирамиде смертных!

Хнум-Собек поспешно закивал головой.

— Что же до еретиков и варваров, живущих вне пределов империи,— добавил ко-роль,— то им, равно как и рабам нашим, не нашлось места на стигийской пирамиде.

— Совершенно согласен с тобой, сир, — сказал посвященный жрец. — Эти черви земные столь ничтожны, что настоящий стигиец не должен воспринимать их иначе как животных.

С этого момента беседа короля и жреца приняла совершенно миролюбивый хара-ктер. Джосер и Хнум-Собек обсудили многие проблемы и в целом остались доволь-ны друг другом. Джосер пришел к выводу, что волшебник, как человек умный и ос-торожный, воспринял новую расстановку сил и, по крайней мере, не будет вредить ему. Хнум-Собек, со своей стороны, убедился, что король не собирается далее уни-жать его, а напротив, желает сделать своим союзником и ввести в узкий круг самых приближенных к своей особе лиц. Решив принять эту роль, жрец проникновенно во-просил: — Могу ли я быть чем-нибудь полезен моему королю и главе культа Отца Сета уже сейчас?

— Я был бы весьма признателен тебе, если бы ты сумел доставить послание мо-ей венценосной супруге.

— На Барах? — спросил Хнум-Собек, заодно демонстрируя свою осведомленность.

— Разумеется, — кивнул Джосер. — И как можно скорее. Камия должна узнать, что она стала королевой Стигии и моей полноправной соправительницей.

От неожиданности Хнум-Собек разинул рот, и ему стало нехорошо. Камия была, по мнению волшебника, штучкой даже более опасной, нежели сам Джосер. С ним одним, пожалуй, еще можно будет справиться, но вот с двумя такими монархами, как эти, так уже навряд ли… Джосер усмехнулся и подлил волшебнику вина.

— Ваше Величество, — немного осипшим голосом молвил Хнум-Собек и незаме-тно перешел с «ты» на «вы», — вы хорошо подумали? Всем известны достоинства вашей супруги. Теперь она королева, но это вовсе не означает, что она должна пра-вить вместе с вами! Предыдущий неприятный опыт…

— Ваше преосвященство, вероятно, имеет в виду слухи, будто моя бабка Нехтес-си отравила моего деда Ахмеса вскоре после того, как он возвел ее на трон? — рас-смеялся Джосер. — Так это домыслы врагов, не более! Или вы на что-то намекаете?

Посвященный жрец поперхнулся вином.

— Как преданный подданный Вашего Величества, я только желаю предостеречь вас от опасностей! Нужно хорошо подумать, прежде чем принимать такие ответст-венные и обязывающие решения!

— Я очень хорошо подумал, — внушительно заявил Джосер. — Решение принято. Так что оставим эту тему, достойнейший.

Воистину, ему пришлось очень хорошо подумать! Прелестный облик Ка сопрово-ждал его во всех печалях и радостях. Судьба разлучила их, но в мыслях Джосера Камия всегда была рядом, стояла перед его мысленным взором. Он вспоминал ее гибкий, изящный стан, ее упругие груди, ее мягкие блестящие волосы цвета безлун-ной ночи, ее высокий чистый лоб, ее влажные алые губы — аристократически изог-нутые, чувственно прекрасные, — и, конечно, ее огромные, неповторимые, изумите-льные кошачьи глаза, всегда полные воли и страсти… Эта женщина никого не остав-ляла равнодушными. Ее либо обожали, либо ненавидели. Первые встречи с нею во-схищали всякого, но стоило узнать ее поближе, как многие люди находили в себе горячее желание убить ее. В мире нашелся лишь один человек, которому она дарила счастье — это он, ее кузен и супруг Джосер.

Он не просто любил свою Ка, как мало кто из мужчин Стигии умеет любить своих женщин. Он всегда гордился ею, справедливо полагая, что второй такой жен-щины на целом свете нет, — а значит, нет на целом свете и второго такого мужчи-ны. Он знал, — вернее, полагал, он был уверен, — что Камия любит его не менее страстно; что не придумано еще такое преступление, на которое она не пошла бы ради него, а он — ради нее. Они пережили вместе красочные годы приключений и битв, изощрённых интриг и жестоких терзаний; они сумели стать единым целым, и ни он, ни она не мыслили себя без своей второй половины. Они всегда делили поровну победы и провалы. Наконец, пришла пора разделить абсолютную власть.

У Джосера не возникло даже мысли, что можно не назначить Камию своею со-правительницей, полноправной королевой Стигии. Долгие раздумья тут не требова-лись, всё было ясно с самого начала. Ещё не хватало, чтобы Камия почувствовала себя оставленной и обделённой, пока он, Джосер, восседает на Троне из Слоновой Кости. Он был уверен: эта хищная, эгоистичная и властная натура приняла бы лю-бое иное решение мужа как предательство их многолетнего и равноправного союза. Камия сделала бы всё, чтобы разобраться с ним и отвоевать своим права, как она их понимает. А значит, кому-то из кузенов-супругов пришлось бы покинуть этот греш-ный мир. Но Джосер не хотел терять свою Ка. Да и в любом случае она отныне следующая законная наследница престола Стигии — не только как супруга нового монарха, но и как последняя оставшаяся в живых представительница правящей ди-настии Ахмесидов.

О да, он взвесил всё, как он всегда умел: и интуицией, и сердцем, и рассудком. Когда он сделался стигийским королём, у него остался единственный выход, как сохранить и этот долгожданный трон, и саму жизнь, и горячо любимую супругу. Этим выходом он и воспользовался. Хнум-Собек не понимает? Тем хуже для Хнум-Собека! Непонимающие долго не живут.

Оставив мага горевать в специально поставленной для него палатке, король на-чертал свой первый рескрипт и приложил к нему личное письмо. Для письма Джо-сер использовал особую тайнопись, понятную лишь Камии. Имхотеп проверил пра-вильность рескрипта и приложил к нему государственную печать. Затем король сло-жил оба документа в кожаный мешочек и отправился к волшебнику.

Хнум-Собек уже ждал его. Тоскливо взглянув на мешочек, он предпринял пос-леднюю попытку переубедить короля.

— Мой сир, двоевластие гибельно для страны…

Джосер повелительным жестом остановил его.

— Я знаю, что делаю, достойнейший. Моя супруга заслужила власть не менее, чем я. Никакого двоевластия не будет, клянусь Сетом!.. А теперь к делу.

Тяжко вздохнув, маг принялся за заклинания.

— Смотри, не разбуди моих воинов, — строго сказал король.

— Не беспокойся, — язвительно процедил Хнум-Собек, — это слишком слабое волшебство. Если бы я творил чары в полную свою силу, твои воины вовсе не про-снулись бы. Никогда!

Его слова стали для Джосера хорошим напоминанием, что с этим волшебником нужно держать ухо востро. Равно как и со всяким волшебником, впрочем.

Неслышно явился ветер. Он принес в палатку чародея некое создание, похожее на летучую мышь. Именно похожее — потому что орлиный клюв и большие алые буркалы, горящие, словно рубины в свете луны, выдавали истинное происхождение твари. Джосер не устрашился демона, бесстрастно вручил жрецу свой мешочек и при этом сказал: — Надеюсь, мне не придется ссорится с тобой, достойнейший, из-за сего простого поручения.

Хнум-Собек уловил намек и легко поклонился королю.

— Не беспокойся, сир. Я в точности исполню твою волю, а летучий посланец исполнит мою. Ученый Паксимен, в свою очередь, сможет воспользоваться моим посланцем, чтобы передать тебе ответ королевы, если таковой будет.

— Значит, через эту тварь я смогу держать связь с Камией? — радостно восклик-нул Джосер.

— Точно так, сир. Пяти часов достаточно моему посланцу, чтобы долететь от-сюда, с границы Хорайи и Шема, до Барахских островов.

— Пять часов! Невероятно!

— Я рад быть полезным тебе, сир, — слащаво молвил маг.

Ты просто рад напомнить мне, сколь могуч волшебник Хнум-Собек, подумал Джосер. Ну что ж, напоминай — но при этом пляши под мою дудку, бритоголовый!

Жрец протянул мешочек с королевскими посланиями крылатой твари. Та ловко подхватила его когтистыми лапами и вылетела вон. Джосер выбежал из палатки и успел заметить, как это существо исчезает в ночном небе. За спиной король ощутил дыхание мага.

— Разве ты сказал ему, куда лететь? — озабоченно спросил Джосер.

Хнум-Собек покровительственно улыбнулся.

— Он знает сам, куда лететь. Он найдет Ее Величество где угодно. Даже у трона Повелителя, где она, вне всякого сомнения, обретет в положенное ей время вечный покой.

Королю стало не по себе от этих слов и самого тона волшебника. Он понял, по-чему посвященный жрец Сета так легко согласился с провозглашением короля гла-вой культа. Никакой звучный титул сам по себе не означает реальной власти. Хит-рый Хнум-Собек решил укрыться в безопасной тени трона, чтобы оттуда дергать за все ниточки, куда только ему удастся дотянуться… Жрецы, со злостью подумал Джо-сер, — жрецы следующие после змеядов! Ваше подлое племя мне придется дода-вить — иначе вы снова заморочите голову стигийцам, моим подданным.

— Отдыхай, достойнейший, — благодушно сказал король. — Мы снимемся за час перед рассветом. У тебя в запасе два часа.

«У меня в запасе много больше времени, чем тебе кажется, сир, — думал Хнум-Собек, провожая змеиным взглядом статную фигуру нового монарха. — И явно бо-льше, чем у тебя и у твоей дражайшей супруги, вместе взятых. Ты, может быть, за-был, король, но я-то помню, что вы сотворили в родовом имении моей семьи, в оазисе Собекка.[18] И пусть отец был мне врагом, но он был мой отец! А это зна-чит, что за мною — право мести его убийцам! Ради одного этого стоило мне пере-жить кровавое пиршество Тхутмертари…»

[1] См. главу 15 «Пришельцы из Прошлого и Будущего» романа «Амулет Небесного Народа».