Научный подход к сценарной теории
Глава 21
Возражения против теории сценариев
Многие возражают против теории сценариев, каждый со своей точки зрения. Чем убедительнее удастся ответить на эти возражения, тем вернее будет заключение о ценности теории сценариев.
А. Возражения спиритуалистов
Некоторые интуитивно чувствуют, что теория сценариев не может быть истинной, потому что она противоречит сути человека как существа со свободной волей. Такая мысль вызывает в них нечто вроде отвращения, так как сводит человека на уровень механизма, лишенного жизненной силы, как это в большинстве случаев делает и теория условных рефлексов. Эти же люди, и по тем же гуманитарным причинам, с недоверием относятся к теории психоанализа, которая в крайних своих проявлениях превращает человека в замкнутую энергетическую кибернетическую систему с немногими ограниченными каналами входа и выхода, не оставляя места для его божественного. Это духовные наследники тех, кто испытывал такие же чувства относительно дарвиновской теории естественного отбора, которая, по их мнению, сводила жизненные процессы к механике и не оставляла места для творчества матери-природы. А эти люди, в свою очередь, наследники тех, кто считал Галилея невыносимо дерзким. Тем не менее такие возражения, восходящие к бескорыстной заботе о достоинстве человека, заслуживают тщательного рассмотрения. Ответ или, если хотите, извинение таково:
1. Структурный анализ не претендует ответить на все вопросы относительно человеческого поведения. Он делает некоторые предположения относительно наблюдаемого поведения человека и его внутреннего мира, и эти предположения подтверждаются. Структурный анализ, по крайней мере формально, не имеет дела с сущностью человека, с его Я. Он сознательно утверждает, что этот вопрос не входит в его компетенцию, конструирует некий свободный катексис, в котором восседает Я, предоставляя его рассмотрение философам, метафизикам, теологам и поэтам. Он ни в коей мере не пытается посягнуть на эту тщательно очерченную сферу и ожидает того же в ответ от тех, кто занимается сутью человеческого Я. У него нет желания вторгаться в башню из слоновой кости, в собор, на сцену или в зал суда, но, с другой стороны, он не ожидает, что его потащат туда против воли.
2. Сценарная теория не утверждает, что все поведение человека определяется сценарием. Она оставляет как можно больше места для автономии, и, по сути, автономия, независимость — ее идеал. Она только подчеркивает, что относительно мало людей достигают этой независимости полностью, и то только в особых случаях. Цель этой теории — как можно шире распространить эту ценную способность, и она предлагает для этого свой метод. Но при этом первое требование — отделить кажущееся от подлинного, и в этом вся трудность. Теория прямо называет цепь цепью, и те, кто любит сидеть на цепи или не замечает ее, не должны считать это оскорблением.
Б. Возражения философов
Эти возражения одновременно трансцендентальны и экзистен-циональны. Сценарный анализ считает императивы родительскими приказами, а цель существования многих — в исполнении этих приказов. Если философ говорит: «Я мыслю, следовательно, существую», сценарный аналитик спрашивает: «Да, но откуда ты знаешь, о чем мыслить?» Философ отвечает: «Да, но я говорю не об этом». Поскольку оба начинают с «да, но», кажется, что они ни к чему не придут. Но это недоразумение, которое легко разрешить.
1. Сценарный аналитик имеет дело только с наблюдаемыми феноменами и не вторгается на территорию трансценденталистов. По существу, он говорит: «Если вы перестанете мыслить так, как приказали вам родители, и начнете мыслить по-своему, вы будете мыслить лучше». Если философ возразит, что он и так мыслит по-своему, сценарный аналитик может ему ответить, что это в определенном смысле иллюзия и, более того, именно эту иллюзию он должен преодолеть. Философу это может не понравиться, но сценарный аналитик будет продолжать придерживаться того, что ему известно. Таким образом, как и в предыдущем разделе, с возражающими с духовной точки зрения возникает конфликт между тем, что не нравится философу, но что знает сценарный аналитик, и здесь следует остановиться, пока философ не будет готов рассматривать проблему более серьезно.
2. Когда сценарный аналитик говорит: «Цель существования большинства людей — исполнение родительских директив», экзистенциалист возражает: «Но это не цель в том смысле, в каком я использую это слово». На что сценарный аналитик отвечает: «Если найдете более подходящее слово, дайте мне знать». Он имеет в виду, что индивидуум не может даже думать о другой цели, пока соглашается следовать родительским директивам. А предлагает он независимость. Тогда экзистенциалист говорит: «Да, но моя проблема в том, что делать с независимостью, когда получаешь ее». Сценарный аналитик отвечает: «Я знаю об этом не больше вас. Но знаю одно: некоторые люди не так несчастны, как большинство, потому что у них в жизни более широкий выбор».
В. Возражения рационалистов
Рациональное возражение таково: «Вы сами утверждаете, что функция Взрослого — принимать рациональные решения и что у каждого есть свой Взрослый, способный их принимать. Но как же вы можете в таком случае утверждать, что решение уже принято Ребенком?»
Хорошее возражение. Но существует иерархия решений, и высший уровень — это решение следовать или не следовать сценарию, и пока это решение не принято, все остальные не в силах изменить конечную судьбу индивидуума. Иерархия эта такова. 1. Следовать или не следовать сценарию. 2. Если следовать сценарию, то какому? Если не следовать, то что делать взамен? 3. «Перманентные» решения: вступать в брак или нет, иметь детей или нет, совершить ли самоубийство, убить ли кого-нибудь, сойти ли с ума, уйти с работы или быть уволенным, добиться ли успеха. 4. «Инструментальные» решения: на какой девушке жениться, сколько детей иметь, как совершить самоубийство и т. д. 5. «Темпоральные» (временные) решения: когда жениться, когда иметь детей, когда совершить самоубийство и т. д. 6. Решения, связанные с затратами: сколько денег давать жене, в какую школу отправлять детей и т. д.
7. «Срочные» (сиюминутные) решения: отправиться ли на вечеринку или остаться дома и заняться сексом, поколотить сына или только отругать его, пойти в гости сегодня или завтра и т. д. Каждый уровень в этой иерархии подчинен всем вышестоящим, и каждый низший уровень более тривиален по сравнению с высшими. Но все уровни вносят свой вклад непосредственно в финал и предназначены для того, чтобы финал осуществился как можно эффективнее независимо от того, диктуется ли он директивами сценария или избран независимо. Таким образом, пока не принято решение первого уровня, все остальные решения «рациональны» в экзистенциальном смысле, но, в сущности, не являются рациональными.
«Но не существует никакого сценария», — возражает рациональный противник.
Поскольку противник рационалист, он говорит это не просто потому, что не принимает сценарной теории, и мы постараемся ему ответить. Тут у нас есть возможность предъявить серьезные доказательства. Вначале мы спросим, внимательно ли он прочел эту книгу, а потом предъявим наши доказательства, которые могут убедить его, а могут и не убедить.
Предположим, сценария не существует. В таком случае: а) люди не слышат внутренние голоса, указывающие, что им делать, или если и слышат их, всегда действуют независимо (то есть не жалуются и не противятся) от этих голосов; б) люди, которые слышат множество голосов, которые говорят, что им делать (например, те, кто воспитывался у нескольких приемных родителей), так же уверены в себе, как и те, кто воспитывался в одной постоянной семье; в) люди, которые принимают наркотики, слишком много пьют или испражняются на пол, как некоторые разновидности хиппи, не чувствуют, что какая-то не поддающаяся контролю сила толкает их навстречу судьбе, а действуют как самостоятельные независимые личности. Или, напротив, эти «внутренние силы» непреодолимы и не могут быть изменены психологическими методами.
Если все эти гипотезы или хотя бы некоторые из них верны, тогда сценариев не существует. Но клиническая практика свидетельствует, что все эти гипотезы неверны, следовательно, сценарий существует.
Г. Возражения доктринеров
Доктринеров можно разделить на два разряда: доктринеры религиозные и доктринеры от психоанализа. С религиозной точки зрения вопрос о сценарии — это нечто вроде «предопределенности» или же, напротив, свободы воли. На эти вопросы у всех свои взгляды: у пресвитерианцев и иудеев, католиков и магометан. Их разногласия в том виде, в каком их обычно формулируют, выходят за пределы научного рассмотрения.
Возражения психоаналитиков кажутся иезуитскими. Как теория, сценарный анализ неотделим от психоанализа, он является развитием психоанализа, и поэтому некоторыми противниками теории сценариев рассматривается, в сущности, не как язычество, а как ересь в пределах самой доктрины. Так, монофизитская ересь[89] является всего лишь развитием римской католической доктрины, но она тревожила церковь гораздо сильнее язычества: ведь наказанием за язычество было обращение, а за ересь — обезглавливание.
Чтобы обсудить возражения, выдвигаемые некоторыми психоаналитиками (обычно в споре с врачом, который хочет заняться сценарным анализом в психоаналитически ориентированной клинике или больнице), необходимо установить значение слова «антианалитический».
Сценарные аналитики полностью разделяют взгляды Фрейда и только пытаются несколько развить их в свете современного опыта. Разница между ортодоксальной точкой зрения и взглядами сценарных аналитиков — в расстановке акцентов. В сущности, сценарные аналитики — «лучшие» фрейдисты, чем ортодоксальные психоаналитики. Например, автор настоящих строк не только повторил и подтвердил множество наблюдений Фрейда, но и верит в его теорию инстинкта смерти и в универсальность навязчивых повторений. За это его называют «антифрейдистом». Он также считает, что короткими фразами можно точнее, убедительнее и умнее выразить то, что мы знаем о человеческом сознании, чем длинными тирадами, и что фрейдистская терминология используется для цели, от которой отрекся бы сам Фрейд, а именно — навести тень на ясный день. За это его называют «антианалитистом»; не за какие-то дела, а просто за высказанную мысль. Сценарные аналитики верят в бессознательное, но подчеркивают сознательное, когда имеют дело с конкретным пациентом, который не подходит ортодоксальным психоаналитикам, по собственным словам Фрейда. Далее, сценарные аналитики не утверждают, что то, чем они занимаются, есть психоанализ, поскольку это не так. (Большинство терапевтов, занимающихся психоаналитической теорией, которая не является психоанализом, пытаются следовать правилам, изложенным психоаналитиками, что, разумеется, неправильно и препятствует лечению.) Следовательно, сценарных аналитиков можно было бы назвать «парафрейдистами», но нельзя справедливо называть антианалитиками и тем более антифрейдистами.
Другое возражение доктринеров против сценарной теории заключается в том, что ничто не ново: это адлеровская теория стилей жизни, одетая в модное платье, или усовершенствованная версия архетипов Янга и т. д. Дело в том, что факты всегда существовали и их видели многие проницательные исследователи, и неважно, включила ли сценарная теория их мысли или они включили ее в свои построения. Фрейду потребовалось семьдесят девять страниц (в моем издании), чтобы подвести итоги наблюдениям своих предшественников в теории сна, причем многие из этих предшественников высказывали «психоаналитические» положения; Дарвину потребовалось всего девять, но и он процитировал множество «эволюционных» высказываний, сделанных его предшественниками. Но высказывания и наблюдения, сколь бы ни были точны и многочисленны, не составляют теорию. Ядро сценарной теории составляет структурный анализ. Без теории состояний Я, особенно без положений о Родителе, Взрослом и Ребенке, может существовать бесконечное количество очень уместных и проницательных наблюдений и высказываний, но не будет сценарной теории. Чтобы быть достойной своего названия, теория в любой отрасли науки должна основываться на структурных элементах, а без них она распадется, как карточный домик, может быть, красивый, но неспособный выдержать ничего, кроме собственного веса.
Сценарная теория обладает теми же преимуществами перед своими предшественниками, как арабская цифровая система перед римской, и по той же самой причине: с такими элементами легче работать. Представьте себе римского строителя, который должен закупить для стройки материалы — MCMLXVIII строительных блоков по LXXXVIII оболов за каждый. Современный строитель, используя более простые обозначения цифр, быстрее произведет подсчеты, а сэкономленное время использует для обдумывания архитектуры, — без излишних усилий, которые неизбежны у римского строителя.
На практике большинство возражений исходит из того, что Фрейд называл «характерным для людей науки нежеланием узнавать новое». В наши дни это не так часто проявляется, как в его время, когда он писал о восприятии своей теории сна: «Естественно, наименьшее внимание на нее обратили так называемые „исследователи сна“… Единственный мой ответ критикам: прочтите мою книгу снова. Может, следует также попросить, чтобы они прочли ее целиком». Усовершенствование психоанализа «антианалитично» в той же степени, в какой усовершенствование самолетов есть поругание братьев Райт.
Д. Эмпирические возражения
Из соображений краткости мы рассмотрим здесь только самое распространенное эмпирическое возражение против сценарной теории: «Если судьба человека предопределена родительским программированием, почему дети одних и тех же родителей бывают такими разными?»
Во-первых, дети одних родителей далеко не всегда вырастают разными. В некоторых семьях так бывает, в других — нет. Есть множество случаев, когда все братья и сестры добиваются одинакового успеха, становятся алкоголиками, становятся шизофрениками или кончают самоубийством. Такой исход часто приписывают наследственности. Но в тех случаях, когда братья и сестры вырастают разными, генетики оказываются в затруднительном положении: в таком случае они — весьма неубедительно — прибегают к фальсифицированному менделизму, который напоминает бормотание. Самодетерминисты оказываются в противоположной позиции: они яростно поддерживают случаи, когда братья вырастают разными, но бормочут что-то невнятное в противном случае. Сценарная теория легко объясняет и то и другое.
Главную роль здесь играет сценарий родителей, производным которого является сценарий потомков. Дети вырастают разными по той же причине, по какой Золушка стала не такой, как ее сестры. Сценарий мачехи требовал сценария Неудачниц для дочерей и сценария Победительницы для падчерицы. В других хорошо известных сказочных сюжетах умные старшие братья в конечном счете оказываются глупыми, а глупый младший — самым умным (как с самого начала знала их мать, поскольку сама все это организовала). С другой стороны, братья Гракхи в Древнем Риме были в равной степени талантливы и преданы интересам народа и оба кончили одинаково — убийством; в то время как пять, или десять, или пятнадцать, или двадцать (в зависимости от того, кто считал) детей Ниобеи пришли к одному концу в результате ее (Ниобеи) сценария «Гордость и падение». Сценарий матери может призвать ее вырастить десять полицейских («Добейся славы!») или десять грабителей («Держи их!») или пять полицейских и пять грабителей («Подеритесь друг с другом!»), и проницательной матери десяти сыновей нетрудно осознать эти перспективы.
Е. Возражения, связанные с психологией развития
Эти возражения против сценарной теории сконцентрированы на детском психосексуальном кризисе и на кризисе личности в подростковом возрасте.
1. Относительно первого сценарный анализ не отрицает инстинктивных влечений и не закрывает глаза на ранние травмы. Наоборот, он их учитывает. Он предлагает развивающуюся сценарную матрицу, которая позволяет реализовать сексуальные фантазии, каково бы ни было их происхождение. Он утверждает, что сексуальные фантазии и инстинктивные стремления могут развиваться свободно, но могут и сдерживаться, искажаться или сублимироваться, но в конечном счете они служат высшему принципу, который управляет укрощением, усилением или направлением их развития в соответствии с потребностями сценария. Это то, что Фрейд называл влечением судьбы. На этом уровне сценарная директива гласит: «Поступай как хочешь, если при этом собираешь достаточно купонов, оправдывающих исход». Следовательно, сценарная теория не бихевиоризм. Она не утверждает, что все или почти все, что совершают люди, есть результат условных рефлексов. Она только требует, чтобы человек следовал предписаниям в определенные критические моменты; в остальном же он свободен поступать, как диктует его фантазия.
2. Правда, что некоторые подростки полностью отказываются от своих сценариев и становятся независимыми. Другие, однако, только восстают (следуя родительскому предписанию восстать), таким образом исполняя свой сценарий в стиле трагедии «Свидание в Самарии»: чем дальше они уходят, как им кажется, от родительского программирования, тем точнее ему следуют. Некоторые отказываются от сценария на время, но потом в отчаянии сдаются. «Рассеивание личности» этого периода, в сущности, только «плохой» сценарий. С точки зрения Эриксона, это борьба с матерью, в которой она терпит поражение. Но сценарные аналитики занимают противоположную позицию: это борьба вместе с матерью, в которой мать побеждает. Сын становится бездельником не вопреки ей, но благодаря ей, потому что не может получить разрешение ослушаться ее директив. Терапия в данном случае направлена не на то, чтобы вернуть его матери и сделать хорошим мальчиком, а на развод с матерью, чтобы он получил разрешение поступать правильно.
Ж. Клинические возражения
Наиболее распространенное клиническое возражение против сценарной теории таково: пациента нельзя излечить в психоаналитическом смысле путем обращения только к сознанию. Это верно. Но:
1. Бессознательное стало модным и потому сильно переоценивается. Большая часть того, что в наши дни называют бессознательным, на самом деле таковым не является. Это не бессознательное, а подсознательное. Пациент, однако, «угождает» терапевту, который ищет бессознательное, и подсовывает подсознательный материал с подложной этикеткой. Это легко установить, спросив пациента: «Это действительно бессознательное или смутно сознаваемое?» Подлинно бессознательный материал (например, первичный страх кастрации или первичный эдипов комплекс) не смутно сознаваем, а полностью бессознателен. Поэтому сценарный аналитик, имеющий дело с сознательным материалом, связан с гораздо более обширной областью души, чем полагает большинство. Во всяком случае, никто не запрещает сценарному аналитику иметь дело с бессознательным материалом (например, с первичным страхом кастрации или первичным эдиповым комплексом), если он для этого достаточно подготовлен. И он так и поступит, конечно, потому что именно этот опыт образует базовый протокол сценария.
2. Многие считают, что существует нечто вроде закона, который предоставляет психоаналитику неотъемлемое право определять метод лечения. Это не так. Даже если бы такой закон существовал, сами психоаналитики оказались бы в трудном положении, потому что их заключения (которые почти всегда синонимичны прекращению лечения) не высказаны четко и не приняты единогласно даже среди них самих. Их критерии можно свести к прагматическому утверждению, которое применимо и к другим, непсихоаналитическим методам лечения: «Пациент излечен, когда у него исчезают симптомы болезни и когда он может полноценно работать и любить». Сценарные аналитики добиваются того же самого не реже психоаналитиков.
В заключение следует отметить, что существуют два типа людей, возражающих против сценарной теории. Во-первых, теоретики и клиницисты, с которыми можно вежливо пообщаться на их территории, какой бы она ни была, и которые с таким же уважением относятся к сценарным аналитикам, как и те к ним, то есть читают литературу друг друга с относительным вниманием и объективностью. Во-вторых, люди, занимающие административный пост. Они могут препятствовать интеллектуальному и профессиональному развитию молодых клиницистов, особенно начинающих психиатров, запрещая им использовать в своей работе сценарный анализ. Некоторые из них просто малообразованные, раздражительные и беспричинно предубежденные люди, и о них сказать нечего. Но существуют и высокообразованные, благожелательные и непредубежденные администраторы, которые поступают так же. В основном это хорошо подготовленные психоаналитики. Им можно заметить, что сам Фрейд жил в тисках собственного сценария и открыто признавал это. Его героями были военные, он страстно восхищался Бонапартом. Его метафоры часто заимствованы с полей битв, как и частично его словарь. Его лозунг приведен в эпиграфе к его книге о снах. В моем издании он звучит так: «Flectere si nequeo Superos, Acheronta movebo», что можно примерно перевести как «Если я не смогу покорить Небеса, я вознесу Ад», что он и сделал. Его «загадочная» и «навязчивая» мысль, что он обязательно умрет в возрасте пятидесяти одного года, типично сценарное пророчество. Любимым высказыванием отца Фрейда было «Что-нибудь подвернется», и, как показывают его письма, сам Фрейд свято в это верил. Его любимый герой Наполеон, слова которого он цитирует, обращаясь к своим «приближенным» (Абрахам, Ференци, Ренк и Саш), умер в возрасте пятидесяти одного года.
Глава 22
Проблемы методологии
А. Карта и местность
Когда мы говорим, что сценарий следует или соответствует сказке, возникает опасность вмешательства Прокруста. Терапевт слишком поспешно выбирает сказку и затем растягивает пациента или отрубает ему ноги, чтобы уложить в эту сказку. Прокрусты в науках о поведении встречаются очень часто. У ученого есть теория, и он растягивает, обрубает или раздувает данные, чтобы они ей соответствовали; иногда он пропускает варианты, иногда игнорирует неподходящие факты, а иногда даже манипулирует данными под неуклюжим предлогом, что так они лучше подходят.
Прокрусты наиболее активны на медицинских конференциях персонала больниц, где контроль не особенно силен, так что им предоставляются богатые возможности для спекуляций, ярких мыслей, ортодоксальности и авторитетных провозглашений ex cathedra[90]. Чтобы отсечь казуистику и софистику таких совещаний, каждый выступающий должен приводить две аналогичные истории болезни, одну желательно без явной патологии, и представлять самих пациентов. Поразительно, насколько «истории» многих успешно функционирующих и плодотворных личностей напоминают «истории болезни» пациентов психиатрических клиник. На каждого шизофреника с определенным типом воспитания приходится нешизофреник с таким же воспитанием. Нужно отметить, что большинство участников конференций исходят из недоказанной, но всегда допускаемой предпосылки: «Пациент болен, и наша задача сначала доказать это, а потом понять, почему он болен». Но конференция станет гораздо интереснее, если это положение перевернуть: «Пациент здоров, и наша задача доказать это, а потом понять, почему он здоров».
Прокрусты растягивают или подрубают информацию, чтобы она соответствовала их гипотезе или диагнозу. Так, в экспериментах с экстрасенсорным восприятием, если процент правильных ответов неудовлетворителен, экспериментатор обычно ссылается на последовательность карт в предыдущем опыте, или на два, три, десять предыдущих опытов, или на будущий опыт, пока не найдется такая последовательность выпадения карт, которая соответствует его гипотезе. Затем выдвигается гипотеза, верная или неверная, но явно необоснованная, об отложенной телепатии или преждевременном ясновидении. Точно так же поступает предсказатель будущего, который утверждает, что одно из сильнейших в истории землетрясений произойдет в 1969 г. Когда землетрясения не происходит, предсказатель говорит, что просто переставил цифру, так что землетрясение на самом деле должно произойти в 1996 г. А может, это просто память прошлого о великом землетрясении 1699 г. Какого великого землетрясения 1699 г.? Конечно, землетрясения в Рабауле[91]. Что ж, в Рабауле землетрясения происходят почти ежедневно, и каждый год случается одно сильнее другого. А может, это было великое итальянское землетрясение 1693 г., и предсказатель ощутил опыт прошлого? Значит, он вернулся на 300 лет в прошлое и ошибся всего на 6 лет, а кто будет спорить из-за ошибки в два процента?
Если сценарный аналитик хочет подойти к субъекту с любой степенью научной объективности и подлинной любознательности, он должен избегать и Прокрустов, а сделать это очень трудно. В сущности, я не сомневаюсь, что они проникли и в эту книгу, хотя я изо всех сил старался предотвратить это. Рассматривая такую сложную тему и на такой ранней стадии исследования, трудно полностью избежать их.
Как вести себя в таких условиях? Лучше всего на этот вопрос ответил доктор Родни Пейн, дантист и летчик, интересующийся также трансакционным анализом. Он сравнивает проблему оценки сценарной теории с проблемой «карта — местность». Летчик смотрит на карту и видит телеграфный столб и силосную башню. Потом смотрит на землю и тоже видит телеграфный столб и силосную башню. Он говорит: «Теперь я знаю, где мы», но на самом деле он заблудился. Его друг говорит: «Минутку. На земле я вижу телеграфный столб, силосную башню и еще нефтяную вышку. Найди ее на карте». — «Что ж, — отвечает летчик, — столб и башня на карте есть, но нефтяной вышки нет. Может, ее просто не пометили». Тогда его друг говорит: «Дай-ка мне карту». Он просматривает всю карту, включая те участки, на которые летчик не обратил внимания, потому что считал, что знает, где находится. И в двадцати милях находит столб, башню и вышку. «Мы не там, где ты сделал карандашную отметку, — говорит он, — а вот где». — «О, виноват», — говорит пилот. Мораль такова: сначала смотри на землю, а потом на карту, а не наоборот.
Иными словами, сначала терапевт выслушивает пациента и пытается представить себе его сценарий, а потом заглядывает в Эндрю Ланга или Стита Томпсона, а не наоборот. В таком случае он найдет истинное соответствие, а не просто оригинальную догадку. Вот тогда можно использовать книгу сказок для предвидения того, куда направляется пациент, все время получая подтверждения от пациента (а не из книги).
Б. Концептуальная сетка
Трансакционный анализ представляет собой такую сложную сеть переплетающихся концепций, связанных друг с другом, что можно двинуться в любом направлении и найти что-нибудь интересное и полезное. Но такой подход очень отличается от логического подхода к теории.
Обдумайте следующее краткое извлечение из истории болезни, представленное в Сан-Франциско на семинаре по трансакционному анализу при обсуждении сценарной теории.
Женщина, жаловавшаяся на фригидность, предложила терапевту вступить с ней в половую связь. Мать научила ее одеваться и действовать сексуально, а отец одобрял такое поведение.
Целью обсуждения было попытаться доказать, что сценарная матрица была составлена неточно. В соответствии с рис. 7, который показывает структуру второго уровня в Ребенке, Родитель в Ребенке (РРе) функционирует как встроенный электрод, в то время как Взрослый в Ребенке (ВРе) есть интуитивный Профессор, который очень точно оценивает людей. Доктор Z, который представлял пациентку, утверждал, что в ее случае РРе функционировал как усыновленный Ребенок, а ВРе — как электрод. В доказательство он излагал сведения из детства пациентки. Остальные слушатели логическими аргументами, заимствованными из клинического опыта, поддерживали обе стороны. Говорили об играх, сценариях и природном Ребенке пациентки. Какая стандартная сценарная матрица устоит под таким натиском? Стрелы, начерченные доктором Z между пациенткой, ее отцом и ее матерью, сильно отличались от тех, что показаны на рис. 7. Очевидно, предъявлены серьезные аргументы, опровергающие схему рис. 7. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что у обсуждения есть серьезные недостатки.
Прежде всего, когда доктор Z с помощью аудитории попытался определить, что он понимает под РРе, ВРе, приемным Ребенком и электродом, он говорил то с точки зрения теории развития, то с бихевиористской точки зрения, иногда пользовался логикой, а в других случаях — эмпирикой. И то же самое привнес в свой анализ трансакций, игр и сценариев. Оказалось, что использовались четыре разные теории, каждая со своим языком и подходом, и определения без всякой системы брались из разных теорий. Первая система структуральная и трансакционная, и для нее ключевые слова: состояние Я, трансакция, игры и сценарий. Вторая система — обосновывающая, тоже с четырьмя ключевыми терминами. Говорили о поведении пациентки, что предполагало операционные критерии; о ее мыслительных процессах, которые включали голоса в голове, дающие ей указания; об истории ее развития, показывающей происхождение ее поведения, и о том типе социальных реакций, которые она вызывала своим поведением. Третья система имела отношение к названиям состояний ее Я. Их можно было назвать в соответствии с психобиологическими принципами: Родитель в ее Ребенке, Взрослый в ее Ребенке и т. д., или описать функционально при помощи прилагательных: приемный Ребенок, естественный Ребенок и т. д. И сам спор можно было, с одной стороны, назвать логическим, с другой — эмпирическим.
Если начертить все эти четыре системы, в результате получится терминологическая сетка, какая приведена ниже. Она позволяет рассматривать вопрос в четырех наборах терминов: трансакционные термины, обосновывающие термины, модифицирующие термины и методологические термины.
Терминологическая сетка
Если мы начертим линии вдоль и поперек сетки, так, чтобы в клетку включался только один термин из каждой колонки, то очевидно, что будет 4×4×2×2=64 возможных направления обсуждения (мы не учитываем слова в скобках). Если только все участники обсуждения не идут в одном направлении, обсуждение невозможно вести без огромного труда и многочисленных определений; особенно невозможно это при ограниченном количестве времени (например, за один вечер). Двадцать участников обсуждения могут двинуться по двадцати разным направлениям. Если один движется по пути Состояния Я — Исторические — Дескриптивные — Эмпирические, а другой — Игры — Социальные — Биологические — Логические, они оба могут говорить справедливые вещи, но при таких разных направлениях следования не смогут ни о чем договориться.
В простейшем случае, когда один из участников обсуждения избирает структуральный или биологический подход к состояниям Я-Ребенка, а другой — функциональный или дескриптивный, примирить эти два подхода невозможно. Это показано на рис. 20. На рис. 20А структурные подразделения Ребенка представлены горизонтальными линиями, отделяющими Родителя, Взрослого и Ребенка второго порядка как компоненты Ребенка. На рис. 20Б используются вертикальные линии, чтобы указать на функциональные аспекты: в данном случае приемный, мятежный и естественный Ребенок. Какой бы подход ни использовался, линии идут в разном направлении, свидетельствуя, что подходы различны. Один использует структурные существительные, другой — функциональные прилагательные, и эти существительные и прилагательные не взяты из одной системы терминов или не исходят из одной точки зрения. Аналогичные рассуждения приложимы к остальным колонкам сетки.
Единственный способ вести глубокое и результативное обсуждение — всем выбрать одно и то же направление в этой сетке и придерживаться его. Когда доктору Z предоставили такую возможность, он избрал направление Состояния Я — Социальные — Дескриптивные — Эмпирические. Не очень перспективное направление для данной задачи, но представление делал доктор Z, и он имел право выбора. И вот тогда выяснилось, что его аргументы совсем не так убедительны, какими казались вначале, когда он легко перескакивал с направления на направление. То же самое относилось и к его сторонникам, когда они попытались следовать избранным им направлениям. Другими словами, то, что казалось убедительным и хорошо организованным, когда разрешались любые прыжки и перескакивания, не устояло при необходимости более обстоятельного обоснования. На этом основании первоначальная сценарная матрица была признана сохранившей свою ценность, по крайней мере, до тех пор, пока не появятся более обоснованные возражения.
Таким образом, при любой дискуссии, касающейся трансакционного анализа и, в частности, сценарного анализа, необходимо указать избранное направление обсуждения по приведенной выше сетке. Если обсуждение свернет с избранного направления, оно становится уязвимым для вольностей, софистики или недопонимания. Поэтому всякий участник таких обсуждений должен выбрать по одному термину из каждой колонки и твердо его придерживаться. Иначе обсуждение не выдержит объективной критики, сколь бы убедительным оно ни казалось с точки зрения риторики.
В. «Мягкие» и «твердые» данные
Данные сценарного анализа обычно «мягкие». Поскольку сценарий есть экзистенциальная данность, его нельзя исследовать экспериментально в искусственной ситуации. Сценарный выигрыш должен иметь абсолютную ценность для героя. Например, не может существовать экспериментальной игры в покер. Когда ставки незначительны, игрок действует совсем не так, как при очень больших ставках. Хороший игрок свободно проигрывает грошовые ставки, а грошовый игрок при больших ставках впадает в панику. Сценарии можно испытывать только в ситуации высоких ставок, а в нормальных условиях это невозможно. На вопрос «Закроете ли вы своим телом мину, чтобы спасти товарищей?» можно найти ответ только одним способом — на поле боя, а все искусственные ситуации ничего не дадут.
Все данные сценарного анализа можно распределить по возрастающей степени «твердости» таким образом: исторические, культурные, клинические, логические, интуитивные, связанные с развитием (возрастные), статистические, интроспективные, экспериментальные и независимо совпадающие. Для ученого, привыкшего изучать обычное человеческое поведение, какое рассматривается в психологических и социальных науках, такое распределение может показаться странным. Но психотерапевту, по крайней мере некоторым психоаналитикам, оно покажется не таким странным, поскольку они имеют дело с жестокими играми и тяжелыми выигрышами, такими как развод, самоубийство и убийство. Вряд ли в цивилизованном обществе возможно экспериментальное самоубийство или убийство.
1. Исторические. С начала истории люди подозревали, что судьба человека не является результатом свободного выбора, а определяется какой-то внешней силой. Сама универсальность такого представления требует, чтобы оно было критически проанализировано, а не отброшено как метафизическое.
2. Культурные. Та же вера послужила основанием большинства человеческих культур, что заставляет рассматривать ее серьезно; по тем же причинам серьезно нужно рассматривать и экономические мотивы.
3. Клинические. Клинические данные не являются строгими, так как могут подвергаться различным интерпретациям. Но исследователь, который стремится уменьшить или совсем исключить влияние сценария на клинические феномены, должен обладать адекватной техникой сценарного анализа и подвергнуть его компетентному клиническому рассмотрению, прежде чем отказываться от него. Точно такое же утверждение можно сделать относительно психоанализа. Аналогично — человек, который смотрит в микроскоп или телескоп и говорит «Я ничего не вижу», вряд ли может рассматриваться как критик бактериологии или астрономии. Сначала ему нужно овладеть соответствующей техникой исследования.
4. Логические. Мы уже отмечали выше, что людям можно сказать, что делать и чего не делать. Их можно словами очень эффективно подтолкнуть к пьянству или совершению самоубийства и словами же можно удержать от этого, конечно, если слова будут подходящие. Отсюда следует, что вполне можно воспитать ребенка, приказав ему сделать то или другое, когда он вырастет. Проверить это можно с помощью вопроса «Как воспитать ребенка, чтобы он жил так же, как вы?». Люди с «хорошими» сценариями охотно отвечают на этот вопрос, и ответы их часто правдоподобны. Люди с «плохими» сценариями отвечают неохотно, но когда отвечают, их ответы тоже достойны доверия.
5. Интуитивные. Опытный сценарный аналитик часто делает интуитивные предположения, которые поддаются последующей проверке. Например: «Поскольку вы часто пытаетесь сделать два дела одновременно, но ни одно из них не делаете хорошо, я предполагаю, что у ваших родителей для вас были разные цели и они не сообщили вам, как добиваться того и другого. То есть ваши родители не показывали вам различие своих целей». Ответ: «Именно так и было». Если ответ отрицательный, в моем опыте это обычно означает, что диагност не вполне компетентен или что в данном конкретном случае какие-то личные соображения вмешались в интуицию.
6. Возрастные. Одно из самых убедительных свидетельств — рассказы детей об их сценариях, особенно если за детьми можно наблюдать долго и видеть результаты. Это относится не к выбору карьеры («Хочу быть пожарником»), а к выбору финального выигрыша («Я бы хотел умереть»).
7. Статистические. Наиболее надежные статистические данные, полученные путем исследования влияния сказок на последующую карьеру и способ смерти, содержатся в работе Рудина.
8. Интроспективные. Это самые убедительные критерии из всех. Как только человек привыкает слышать голоса в голове, которые он подавлял или заглушал с детства, и подтверждает, что эти голоса произносят те самые слова, что и его родители в детстве, он сознает, до какой степени его поведение программируется.
9. Экспериментальные. По указанным выше причинам экспериментальная проверка теории сценариев на людях невозможна, хотя некоторые ее элементы таким образом оценивать можно. Но можно экстраполировать на теорию сценариев эксперименты с животными, такие, например, как опыты с крысами, описанные в главе третьей.
10. Независимо совпадающие. В нескольких случаях преподаватель сформулировал сценарий студента, но не рассказывал ему об этом, а студент затем обратился к терапевту. И преподаватель, и терапевт пришли к аналогичным выводам, и, когда сообщили об этом студенту, он согласился. В обоих случаях и преподаватель, и терапевт имели возможность долго и в широких пределах наблюдать за студентом. Эти данные можно считать самыми «твердыми».
В настоящее время можно считать, что сценарная теория «мягче» теории обучения, «тверже» социальной и экономической теорий и приближается по «твердости» к психиатрическим диагнозам, насколько это связано с предсказанием человеческого поведения.
Глава 23