Анализ применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод в российских судах разных юрисдикции и уровней

Дата: 2025-06-14; Просмотры: 1

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

Как известно, практика применения закона значительно отличает­ся от теории. «Действительная юридическая сила международного права в Российской Федерации определяется и будет определяться не только соответствующими конституционными положениями, но так­же и готовностью судей национальных судов полагаться на эту отрасль права»¹. Оценка влияния Конвенции на российскую правовую систе­му требует тщательного анализа судебной практики². Даже если пред­положить, что российское законодательство соответствует стандар­там Совета Европы, этот факт сам по себе не является гарантией того, что европейские стандарты будут применяться на практике. Это при­водит нас к оценке непосредственно российской судебной практики.

В данной главе дается оценка несоответствию теории и практики применения Конвенции российскими судами, а именно исследуется вопрос, применяют ли вообще суды разных уровней и юрисдикции Конвенцию и если применяют, то в какой степени и какая существу­ет общая тенденция в области ее применения.

2.1. Конституционный суд РФ

К настоящему времени опубликовано значительное количество работ по проблеме применения Конституционным судом РФ между­народного права в целом и Конвенции в частности³. Причина этого очевидна. Постановления Конституционного суда РФ легкодоступ­ны благодаря их публикации в официальном издании «Вестник Кон­ституционного суда», а также на официальном сайте Конституцион­ного суда РФ⁴.

Имеются основания полагать, что уровень влияния Конвенции на судебную практику Конституционного суда РФ был в определенной степени преувеличен. Начнем с оценки судебной практики Консти­туционного суда РФ относительно применения международного пра­ва в целом, данной профессором Г. М. Даниленко: «Конституцион­ный суд РФ создал значительную судебную практику, основанную на международном праве. Рассматривая конституционность различ­ных актов, Конституционный суд РФ часто полагается на междуна­родное право. Анализ практики Конституционного суда РФ показы­вает, что он применяет международное право в практически каждом решении, касающемся прав человека»⁵.

Что касается применения Конвенции, то до сентября 2004 г. она упоминается в 54 постановлениях⁶ из 215 постановлений Конститу­ционного суда РФ с момента его создания 12 июля 1991 г.⁷, из 166 постановлений с момента присоединения Российской Федерации к Уставу Совета Европы 28 февраля 1996 г. и из 116 — с момента вступ­ления Конвенции в силу для Российской Федерации 5 мая 1998 г. Необходимо иметь в виду, что в связи с тем, что Конституционный суд РФ главным образом рассматривает обращения, касающиеся за­щиты прав человека, закрепленных в Конституции, которая содер­жит «широкий набор прав человека, основанный на общепризнан­ных международных стандартах прав человека»⁸, теоретически Кон­венция может применяться практически в каждом деле.

Конституционный суд РФ начал применять Конвенцию сразу пос­ле вступления Российской Федерации в Совет Европы и задолго до ратификации Конвенции. В этот период было вынесено три поста­новления и одно особое мнение, в которых содержались ссылки на Конвенцию. Первое постановление со ссылкой на Конвенцию, на ее статью 2 Протокола 4 «Свобода передвижения», датируется 4 апре­ля 1996 г.⁹ Высказывались мнения, что в связи с тем, что Конвенция на тот момент еще не являлась юридически обязательной для приме­нения в Российской Федерации, ссылку на Конвенцию можно было рассматривать как имеющую «вспомогательный» характер, способ­ную «обогатить аргументацию решения»¹⁰. При этом на тот момент Конституционный суд РФ не применял судебной практики Европей­ского суда по правам человека. Обращение Конституционного суда к Конвенции ограничивалось лишь цитированием статей докумен­та. Например, в постановлении от 16 марта 1998 г. Конституцион­ный суд РФ применил статью 6 Конвенции вместе со статьями 7, 8 и 10 Всеобщей декларации прав человека 1948 г. и статьей 14 Между­народного пакта о гражданских и политических правах 1966 г., лишь пересказав содержание статей и в очередной раз констатировав, что указанные положения «как относящиеся к общепризнанным прин­ципам и нормам международного права, согласно статье 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации, являются составной частью правовой системы Российской Федерации»¹¹. С течением времени и после ратификации Конвенции порядок применения Конвенции из­менился, но несущественно.

Необходимо отметить несколько моментов относительно приме­нения Конвенции Конституционным судом РФ.

Во-первых, Конституционный суд РФ разработал правовую по­зицию о непосредственном применении норм международного права, обязательную для применения другими судами. Об этом говори­лось в предыдущей главе при анализе дела о проверке конституци­онности Кодекса законов о труде РСФСР¹², а также в деле о провер­ке конституционности статей 371, 374 и 384 Уголовно-процессуаль­ного кодекса РСФСР¹³. Данные правовые позиции являются толкова­нием конституционной обязанности судов по непосредственному при­менению международно-правовых документов. Тем не менее невозмож­но сказать, что данные правовые позиции являются достаточно пол­ными, так как они не содержат каких-либо деталей о методах приме­нения международного права, включая разъяснение способа примене­ния судебной практики Европейского суда по правам человека. При обычном прочтении, например, положений части 1 статьи 6 Конвен­ции или статьи 14 Международного пакта о гражданских и полити­ческих правах невозможно выявить все процессуальные гарантии, ко­торыми обладают граждане, обращающиеся за защитой в суд.

Во-вторых, способ применения положений Конвенции Конститу­ционным судом РФ должен быть подвергнут критике. В юридичес­кой литературе на русском языке авторы позитивно оценивают воз­растающее влияние судебной практики Европейского суда по пра­вам человека на судебную практику российских судов, включая Кон­ституционный суд РФ¹⁴. Известным ученым-конституционалистом был сделан следующий вывод: «[Конституционный] суд довольно активно применяет предписания Конвенции. Однако общим для этих решений, как уже отмечалось, является не только то, что суд просто ссылается на ту или иную норму Конвенции, что уже само по себе крайне важно (курсив мой. —А. Б), но и исходит из практики Евро­пейского суда по правам человека по анализируемым вопросам»¹⁵.

В своем двояком анализе влияния Конвенции на российскую пра­вовую систему иностранный преподаватель Летней школы Совета Европы для юристов-правозащитников также отметил, что «поло­жительный знак поступает от высших российских судов, которые все чаще в своих решения ссылаются на Европейскую конвенцию по пра­вам человека»¹⁶.

Однако если мы нарисуем общую картину практики Конституци­онного суда РФ с помощью оценки статистики вынесения судебных постановлений, перед нами предстанет другая, менее оптимистичная ситуация.

Необходимо признать, что нельзя считать достаточным или «край­не важным» только ссылку на Конвенцию в судебных решениях по той причине, что это не является правильным. Любое из положений Конвенции может быть применено только в том случае, если суд из­влек из того или иного положения действительное, зачастую авто­номное (значительно отличающееся от содержащегося в националь­ном законодательстве) значение положений, что может быть сдела­но исключительно с помощью обращения к судебной практике Ев­ропейского суда по правам человека. Применение Конвенции без учета развивающей ее судебной практики с высокой степенью веро­ятности приведет к ошибке, что и будет показано на нескольких при­мерах при анализе решений Верховного суда РФ.

Действительно, Конституционный суд РФ по отдельным делам, наряду с Конвенцией, также применял и судебную практику Евро­пейского суда по правам человека. Но вопрос здесь состоит не в том, применяет ли Конституционный суд Конвенцию, а в том, каким спо­собом и как часто Конституционный суд применяет судебную прак­тику Европейского суда по правам человека. В своем выступлении 21 января 2005 г. на церемонии открытия нового судебного года в Европейском суде по правам человека в Страсбурге председатель Конституционного суда РФ В. Д. Зорькин отметил: «За последние девять лет Конституционный суд России более чем в 90 своих реше­ниях сослался на Конвенцию и решения Европейского суда, которые оцениваются им фактически как источник права»¹⁷. В более позднем выступлении, 9 декабря 2005 г., председатель Конституционного суда РФ указал на 60 случаев ссылки Конституционного суда РФ на ре­шения Европейского суда¹⁸.

Анализ же судебной практики Конституционного суда РФ на сен­тябрь 2004 г. показывает, что на тот момент только в 12 постановле­ниях¹⁹ из 54 постановлений, в которых Конституционный суд РФ применил Конвенцию, содержится обращение к судебной практике Европейского суда по правам человека.

Как видно, данные цифры значительно отличаются от официаль­ной статистики, даже если председатель Конституционного суда РФ имел в виду под решениями Конституционного суда РФ и постановления, и определения Конституционного суда РФ. С учетом того, что Европейский суд по правам человека во всех без исключения случаях обращается к своей предшествующей судебной практике для выявле­ния действительного значения положений Конвенции, представленные цифры уже сами по себе достаточно говорят о состоянии применения Конвенции Конституционным судом РФ. Как отмечает Уполномочен­ный Российской Федерации при Европейском суде по правам челове­ка П. А. Лаптев, «мы, однако, должны признать, что положения Кон­венции существуют не сами по себе, а лишь в том виде, в котором их понимает и применяет Европейский суд по правам человека.. .»²⁰.

Конституционный суд РФ применяет международное право ис­ключительно как дополнительный инструмент, используемый для того, чтобы добавить вес аргументам постановлений, основанным на Конституции²¹. Ссылки на международное право называют иллю­стративными²². Вероятно, в связи с этим у Конституционного суда РФ нет необходимости детально выяснять юридические и полити­ческие проблемы, возникающие в процессе непосредственного при­менения международного права²³. Данный аргумент имеет право на существование, учитывая то обстоятельство, что на сентябрь 2004 г. Конституционный суд РФ только в двух случаях сослался на нормы Конвенции наряду с нормами Конституции РФ в резолютивной час­ти постановлений²⁴. Однако и в резолютивной части постановлений упоминание Конвенции носит лишь дополнительный характер. Нор­мы международного права, в том числе и положения Конвенции, «ни­когда не составляют единственный фундамент для принятия реше­ний Конституционного суда, но очень важны с точки зрения смысла, содержания... конституционных норм...»²⁵ Во всех других случаях Конвенция упоминалась лишь в мотивировочной части постановле­ний Конституционного суда РФ и имела значение только в качестве дополнительного источника права.

Необходимо указать на существующие свидетельства следования постановлениям Конституционного суда РФ, в которых применялась Конвенция, судьями районных судов. Одним из таких примеров яв­ляется решение Псковского районного суда от 28 октября 2003 г.²⁶, в котором было применено постановление Конституционного суда РФ. В примененном постановлении Конституционного суда РФ²⁷ содер­жится ссылка на дело Бурдов против России®, в котором разъясняет­ся конвенционный правовой смысл части 1 статьи 6, а именно то, что исполнение решения суда должно рассматриваться как неотъемле­мая часть судебного разбирательства и что «отсутствие денежных средств не является для властей государства оправданием для неис­полнения решения суда»²⁹. В своем решении Псковский районный суд Псковской области в деле, аналогичном делу Бурдов против России, сослался на параграфы 34, 40 постановления Бурдов против России в пользу истца³⁰. Данное решение районного суда является значитель­ным шагом российской правовой системы вперед, так как оно позво­лило восстановить нарушенные права человека с помощью внутри­государственных средств правовой защиты и не привело к так назы­ваемому «клонированию» дел против России, поступающих на рас­смотрение Европейского суда по правам человека³¹.

Итак, даже те несколько постановлений, в которых содержится анализ прецедентного права Европейского суда по правам человека, не могут оправдать существующую практику Конституционного суда РФ по применению Конвенции. Любой суд, применяющий междуна­родный документ, должен следовать юридической традиции приме­нения данного документа. Необходимо иметь в виду, что Конвен­ция — это уникальный юридически обязательный международный документ, который подписали 45 государств с разными юридически­ми системами (общего, романо-германского и постсоциалистического права). Неизбежно Конвенция содержит в себе положения и терми­ны, обладающие автономным значением. Именно поэтому невозмож­но извлечь действительное значение положений Конвенции без де­тального обращения к прецедентному праву Европейского суда по правам человека. Очевидно, что при вынесении решения нацио­нальным судом со ссылкой на Конвенцию недостаточно простого цитирования содержания статьи Конвенции. Практика применения Конвенции без уяснения действительного значения применяемых положений, несмотря на создаваемую видимость положительного применения международного документа, причиняет больше вреда, чем пользы и приводит к неправильному разрешению дела, что мы и увидим на примере решений Верховного суда РФ.

Представляется, что имеются средства борьбы с неполноценным применением Конвенции. Европейский суд по правам человека не­однократно указывал: чтобы не нарушать гарантий справедливого судебного разбирательства при определяющих для исхода дела об­стоятельствах, национальные суды обязаны «установить с достаточ­ной четкостью основания, на которых они выносят свои решения» (гарантия мотивированного решения)³². Если сторона процесса ос­новывала свои доводы на положениях Конвенции, у суда появляется обязанность «провести соответствующее исследование представлен­ных доводов, аргументов и доказательств»³³. В связи с этим любое решение суда по спору о гражданских правах и обязанностях или при предъявлении обвинения, в котором суд не оценил представленные аргументы стороны, основанные на Конвенции, не соответствует требованиям справедливого судебного разбирательства, выраженным в части 1 статьи 6 Конвенции.

Существующий метод применения Конвенции Конституционным судом РФ не является чем-то новым в практике Конституционного суда РФ по применению международного права. Такой же метод при­менения международного права, «простая ссылка на международные пакты»³⁴, использовался Конституционным судом РФ и до ратифи­кации Конвенции, при разрешении дел на основании Международ­ного пакта о гражданских и политических правах и Международно­го пакта об экономических, социальных и культурных правах или даже на основании не являющихся юридически обязательными по­ложений Всеобщей декларации прав человека. Профессор Г. М. Да-ниленко критиковал данный способ применения международных документов, называя его «принадлежащей только Конституционно­му суду РФ версией источников международного права для внутри­государственного использования»³⁵.

Говоря о применении Конвенции, можно обратиться к предложе­нию Г. М. Даниленко использовать такой же метод толкования и применения Конвенции, какой используется Европейским судом по правам человека³⁶. Такой метод будет в полной мере соответствовать пункту «Ь» части 3 статьи 31 Венской конвенции о праве междуна­родных договоров, закрепляющей, что при толковании международ­ного договора, наряду с его контекстом, судьями должна учитывать­ся последующая практика применения договора, которая устанавли­вает соглашение участников относительно его толкования.

Имеются и другие замечания к порядку применения Конституци­онным судом РФ прецедентного права Европейского суда. Так, де­сять из двенадцати постановлений Конституционного суда РФ, в которых имеются ссылки на постановления Европейского суда, не содержат указания на конкретный параграф постановления Европей­ского суда, из которого было процитировано конкретное применен­ное положение. В семи случаях не указан источник опубликования постановления Европейского суда. В двух постановлениях Консти­туционного суда РФ не указывается название постановления Евро­пейского суда, и одно постановление содержит неправильную дату вынесения постановления Европейского суда³⁷. Данные обстоятель­ства неизбежно создают препятствия для юриста или судьи, желаю­щего глубже изучить примененные Конституционным судом РФ по­ложения прецедентного права Европейского суда.

Справедливо будет отметить изменение ситуации к лучшему. Так, например, в одном из дел 2005 г. Конституционный суд РФ исчерпыва­юще сослался на соответствующие положения прецедентного права³⁸.

Что касается сторон дел, рассматриваемых Конституционным судом РФ, то в этом случае постановления Конституционного суда РФ содержат более или менее детальные аргументы сторон. Тем не менее в постановлениях Конституционного суда РФ до сентября 2004 г. не содержится аргументов сторон, основанных на Конвенции.

Таким образом, Конституционный суд РФ в большинстве случа­ев применяет положения Конвенции без обращения к прецедентному праву, а в редких случаях обращения к судебной практике Европей­ского суда ссылки на нее не соответствуют стандартам Европейско­го суда.

2.2. Конституционные (уставные) суды РФ

Сейчас рассмотрим судебную практику конституционных (устав­ных) судов субъектов Российской Федерации (далее — уставный суд). Статья 27 Федерального конституционного закона «О судебной сис­теме Российской Федерации» устанавливает лишь возможность со­здания уставных судов в субъектах Российской Федерации³⁹. Данные суды независимы от Конституционного суда РФ, обладают анало­гичной юрисдикцией, рассматривая дела о соответствии законов субъектов Российской Федерации, а также других нормативных ак­тов органов субъекта Российской Федерации и органов местного са­моуправления конституции (уставу) соответствующего субъекта Рос­сийской Федерации. На декабрь 2003 г. всего было создано 16 кон­ституционных (уставных) судов. Изучение судебной практики двух уставных судов, случайно выбранных для проведения настоящего исследования, — Санкт-Петербургского уставного суда⁴⁰ и Устав­ного суда Свердловской области⁴¹ — показало, что ни один из них не применяет Конвенции.

Интересный факт имел место в Уставном суде Свердловской об­ласти при рассмотрении дела о соответствии пункта 4.6 Положения о порядке организации и проведения в городе Екатеринбурге митин­гов, уличных шествий, демонстраций и пикетирования, утвержденного решением Екатеринбургской городской думы от 22 мая 2001 г. № 3/4⁴². Заявители оспаривали положение, в котором устанавлива­лось, что ответственные за организацию массовой акции обязаны получить разрешение от органов местного самоуправления на ее про­ведение. Их аргументы были основаны на статье 31 Конституции РФ, соответствующей статье Устава Свердловской области, а также на части 1 статьи 11 Конвенции с подробным анализом соответствую­щей судебной практики Европейского суда. Несмотря на то что по­становление Уставного суда Свердловской области было вынесено в пользу заявителей, уставный суд не рассмотрел аргументы, основан­ные на Конвенции. Более того, даже в описательной части постанов­ления уставный суд при очень кратком описании аргументов сторон не указал на то, что заявители основали свои доводы в том числе на Конвенции и постановлениях Европейского суда. Единственная фраза в постановлении Уставного суда Свердловской области, которая хоть как-то указывает на то, что заявители ссылались на положения меж­дународного права, звучит следующим образом: «По мнению заяви­теля, данная норма принята городской думой в нарушение требова­ний Устава Свердловской области, так как ограничивает его закреп­ленное статьей 31 Конституции Российской Федерации и признан­ное мировым сообществом (курсив мой. — А. Б.) право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование» (пункт 1 постановления). Остается толь­ко предполагать, что под словосочетанием «мировое сообщество» уставный суд имел в виду Совет Европы, Конвенцию и прецедентное право Европейского суда.

Практику применения Конвенции, проанализированную в насто­ящем параграфе, нельзя признать удовлетворительной. Все общие правила о внутригосударственном статусе Конвенции и необходи­мости ее применения российскими судами в полной мере относятся и к уставным судам без каких-либо исключений. Безусловно, при раз­решении дел уставные суды должны выносить решения, основыва­ясь на конституции или уставе соответствующего субъекта Российской Федерации. Тем не менее часть 4 статьи 15 Конституции РФ, при­знающая международное право частью национальной правовой сис­темы, должна соблюдаться и уставными судами. Соблюдение данно­го принципа особенно важно для уставных судов в связи с тем, что они являются не федеральными судами, а судами субъектов Российс­кой Федерации. Основанием для этого служит статья 3 ФКЗ «О су­дебной системе Российской Федерации», согласно которой единство судебной системы обеспечивается применением в том числе между­народных договоров всеми российскими судами.

2.3. Суды общей юрисдикции

Профессор Г. М. Даниленко отмечал, что «суды общей юрисдик­ции обладают меньшим опытом применения международного пра­ва, чем Конституционный суд РФ»⁴³. Очевидно, что все проанализи­рованные выше нормативные акты, составляющие основу для при­менения международного права, относятся и к судам общей юрис­дикции. Как уже упоминалось, Пленум Верховного суда РФ издал несколько постановлений, разъясняющих нижестоящим судам необ­ходимость применения международного права в целом и Конвенции в частности. Обратимся к анализу практики применения Конвенции судами общей юрисдикции.

2.3.1. Верховный суд РФ

Оценивая Постановление Пленума Верховного суда РФ от 31 ок­тября 1995 г. «О некоторых вопросах применения судами Конститу­ции РФ при осуществлении правосудия» в плане применения между­народного права, Г. М. Даниленко отметил, что Верховный суд РФ двигается в том же направлении, что и Конституционный суд РФ⁴⁴. Это путь «простого обращения к международным конвенциям»⁴⁵. Практика Верховного суда РФ не изменилась с того времени несмот­ря на то, что Верховным судом РФ было принято Постановление Пленума от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», а также несколько других постановлений пленума, дающих толкование по­рядка применения Конвенции. В этих документах Верховный суд РФ разъяснил судам, что при применении Конвенции судьи должны вы­яснять смысл положений Конвенции, принимая во внимание после­дующую практику применения Конвенции Европейским судом.

В целом следует дать неудовлетворительную оценку практике Вер­ховного суда РФ по применению Конвенции. Данный вывод сделан на основе анализа практики Верховного суда РФ по состоянию на сен­тябрь 2004 г. как суда первой, кассационной и надзорной инстанций, представленной на сайте Верховного суда РФ⁴⁶. В целом было иссле­довано 3 911 судебных решений Верховного суда РФ по состоянию на сентябрь 2004 г. Из них только в 12 судебных решениях упоминалась Конвенция: в 8 судебных решениях содержалась оценка Верховным судом РФ соответствия Конвенции тех или иных действий стороны процесса; в остальных четырех случаях Верховный суд РФ лишь очень кратко указывает аргументы стороны, основанные на Конвенции, но не дает какой-либо оценки данным аргументам. Таким образом, ха­рактер применения Конвенции Верховным судом РФ демонстрирует еще более бедственное положение с ее применением в российских су­дах спустя 8 лет после вступления страны в члены Совета Европы.

В указанных восьми случаях применения Конвенции решения Вер­ховного суда РФ не содержат какой-либо ссылки на постановления Европейского суда. Способ применения Конвенции очень краткий и неточный. Как правило, только указывается номер статьи. В лучшем случае Верховный суд РФ пересказывает слово в слово содержание ста­тьи, в худшем — указывает, что то или иное действие (нормативный акт) государственного органа не противоречит Конвенции в целом⁴⁷.

Верховный суд РФ не различает юридическую силу Конвенции, Международного пакта о гражданских и политических правах и Все­общей декларации прав и свобод человека, ссылаясь на данные до­кументы одновременно в поддержку той или иной позиции. Осно­ванные на Конвенции доводы Верховного суда РФ носят вспомога­тельный характер и направлены на то, чтобы дополнить аргумента­цию, основанную на российском законодательстве. В практике Вер­ховного суда РФ отсутствует какой-либо глубокий анализ фактов относительно положений Конвенции. И это неслучайно, так как не­возможно дать оценку каким-либо фактам относительно их соответ­ствия нормам Конвенции без непосредственного обращения к судеб­ной практике Европейского суда.

Более подробно обратимся к практике Верховного суда РФ по применению Конвенции и проанализируем некоторые из тех восьми решений Верховного суда РФ, в которых содержалась оценка Вер­ховным судом РФ соответствия тех или иных действий стороны про­цесса положениям Конвенции. В решении Верховного суда РФ от 16 ноября 2000 г. по делу по жалобе профсоюза сотрудников мили­ции г. Москвы о признании частично недействительной (незаконной) Инструкции о порядке применения Положения о службе в органах внутренних дел Российской Федерации, утвержденной приказом Министерства внутренних дел Российской Федерации от 14 декабря 1999 г. № 1038⁴⁸, Верховный суд РФ указал, что «перемещение со­трудников органов внутренних дел без их согласия на другое посто­янное место службы подпадает под определение принудительного труда, приведенное в пункте 2 статьи 4 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, ратифицированной Рос­сийской Федерацией 5 мая 1998 года». Однако достаточно лишь об­ратиться к тексту Конвенции, чтобы обнаружить, что в ней не содер­жится какого-либо определения принудительного труда. Более того, Европейский суд в одном из решений установил абсолютно проти­воположное, а именно: «Статья 4 не определяет, что понимается под словами "принудительный или обязательный труд", и в документах Совета Европы по подготовке текста Конвенции также отсутствуют какие-либо разъяснения по этому поводу»⁴⁹. Европейский суд исполь­зует определение принудительного и обязательного труда, данное Международной организацией труда⁵⁰, только в качестве ориенти­ра, «отправной точки толкования статьи 4»⁵¹.

Абсолютно не ясно, пришел бы Верховный суд РФ к такому же выводу, если бы он учел прецедентное право Европейского суда. Например, в деле, подобном делу профсоюза сотрудников милиции г. Москвы, а именно Иверсен против Норвегии¹², Европейская ко­миссия по правам человека решила большинством в шесть голосов против четырех, что обращение является неприемлемым⁵³. Четыре члена Европейской комиссии пришли к мнению, что служба Иверсе-на (будучи дантистом, об был обязан заниматься практикой в тече­ние одного года в государственной поликлинике), очевидно, не явля­ется принудительным или обязательным трудом в соответствии с частью 2 статьи 4⁵⁴. Другие два члена Европейской комиссии из со­става большинства признали, что дело Иверсена подпадает под сфе­ру действия статьи 4 Конвенции, однако также признали дело Ивер­сена неприемлемым, так как требуемая от него годовая служба в го­сударственной поликлинике является объективно необходимой по обстоятельствам дела. Рассуждение четырех членов Комиссии из со­става большинства состояло в следующем: чтобы признать наруше­ние части 2 статьи 4 Конвенции (то есть признать труд принудитель­ным или обязательным), при том, что в общем допускается принуди­тельный труд, труд

должен быть несправедливым или деспотическим (oppressive);

должен применяться в течение продолжительного периода вре­мени без соответствующего вознаграждения;

должен включать в себя принуждение к труду, который не со­ ответствует профессии того или иного работника;

должен использоваться до того, как информация о вакансии должным образом была доведена до сведения общественности;

должен быть дискриминационным, произвольным или кара­тельным использованием полномочий⁵⁵.

При таких квалифицирующих признаках представляется сомни­тельным, что перемещение сотрудников милиции может быть квали­фицировано Верховным судом РФ как нарушение части 2 статьи 4 Конвенции.

В данном деле российское законодательство предоставляет лучшую, чем Конвенция, защиту сотрудникам милиции, устанавливая, кроме всего прочего, что подзаконные нормативные акты не могут ограни­чивать права сотрудников милиции, предоставленные Федеральным законом «О милиции» (часть 7 статьи 17)⁵⁶. В данном случае обраще­ние Верховного суда РФ к Конвенции является неправильным.

В деле Габидуллиной и др. Верховный суд РФ по первой инстан­ции постановил, что приказ Министерства внутренних дел, которым запрещалось фотографироваться на паспорт в головном уборе, не нарушал право на свободу совести и религии, закрепленное во Все­общей декларации прав человека, Международном пакте о граждан­ских и политических правах и Конвенции, так как в общем «ношение верующими женщинами-мусульманками платка для покрытия волос оспариваемым нормативным правовым актом не запрещается», при­каз не дискриминирует женщин-мусульманок, так как он применяет­ся в отношении всех⁵⁷.

В случае обращения Верховного суда РФ к судебной практике Европейского суда вывод мог бы быть противоположным.

Во-первых, согласно прецедентному праву Европейского суда дис­криминацией считается и одинаковое правовое регулирование право­вого положения разных лиц, чей правовой статус, обстоятельства, в которых они находятся, значительно отличаются от правового поло­жения других лиц, без объективных и обоснованных на то причин⁵⁸. В таком случае можно говорить о нарушении статьи 14 Конвенции.

Во-вторых, ограничение права на свободу совести и религии впол­не допустимо на основании обстоятельств и в порядке, закрепленных в части 2 статьи 9 Конвенции. Данные ограничения возможны только в соответствии с законом, должны быть необходимы в демократичес­ком обществе и должны осуществляться в определенных интересах. Другими словами, чтобы определить, имелось ли незаконное ограни­чение права на свободу совести и религии, суд должен осуществить так называемый тройной тест, первой составляющей которого явля­ется соблюдение правила об ограничении права только в соответствии с законом. В данном случае также необходимо определиться с авто­номным значением слова «закон», существующим в прецедентном праве Европейского суда. Законом, в толковании последнего, счита­ется любой исходящий от власти документ, включая нормативный акт по статусу ниже уровня акта парламента⁵⁹. Согласно Конвенции та­ким нормативным актом, которым возможно ограничить право на свободу совести и религии, может быть и приказ Министерства внут­ренних дел. Поэтому в данном случае часть 3 статьи 53 Конституции РФ предоставляет большую юридическую защиту, чем статья 9 Кон­венции, так как говорит о неконституционности ограничения прав подзаконным нормативным актом, в том числе приказом МВД.

Не вдаваясь в дальнейшее исследование двух оставшихся крите­риев — существующей необходимости ограничения в демократичес­ком обществе и круга защищаемых интересов, — Верховный суд РФ должен был вынести решение в пользу заявителей с учетом толкова­ния Европейским судом понятия дискриминации на основании рос­сийской Конституции⁶⁰.

В другом деле Верховный суд РФ применил статью 14 Конвенции как самостоятельную статью. В деле по заявлению М. А. Колоткова о признании недействующими некоторых нормативных актов Прави­тельства РФ⁶¹, касающихся возмещения государственным служащим расходов, связанных с переездом, Верховный суд РФ применил в пользу правительства статью 14 Конвенции, указав, что из обстоятельств дела следует, что не имелось какой-либо дискриминации по признаку мес­та работы. Не касаясь по существу вопроса фактического наличия или отсутствия дискриминации в анализируемом деле, отметим, что вооб­ще сам факт применения Верховным судом РФ статьи 14 как самосто­ятельной статьи не в связи с нарушением какого-либо права, закреп­ленного в одной из статьей раздела I Конвенции, является следствием необращения Верховного суда РФ как к прецедентному праву Евро­пейского суда, так и вообще к тексту статьи 14 Конвенции. Статья 14 «запрещает дискриминацию, но не как таковую, а только в контексте нарушения прав и свобод, закрепленных в Конвенции»⁶². Данная ста­тья применима в случаях, (1) если имелось нарушение какого-либо конкретного права, защищаемого Конвенцией, или (2) если хоть и не имелось нарушения какого-либо конкретного права, но может быть нарушение статьи 14, рассматриваемой с учетом какого-либо конк­ретного права, закрепленного в разделе I Конвенции (ситуация, ког­да право, о нарушении которого заявители обратились в суд, находится под защитой Конвенции, но в деле установлено, что оно не нарушается государством, но тем не менее имеются основания счи­тать наличие дискриминации этого права)⁶³. В деле М. А. Колоткова Верховный суд РФ применил статью 14 при рассмотрении вопроса о нарушении права, не защищаемого Конвенцией.

Таким образом, Верховный суд РФ не только применяет Конвен­цию в очень редких случаях и без обращения к толкованию Конвен­ции в прецедентном праве Европейского суда, Верховный суд РФ также применяет Конвенцию при обстоятельствах, когда ее приме­нение невозможно, а также отказывается применять Конвенцию, ког­да это необходимо. Из приведенного анализа судебной практики видно, что используемый Верховным судом РФ метод применения Конвенции неправильный и, более того, противоречит его собствен­ным постановлениям пленума. Применение юридически обязатель­ной международной Конвенции как таковой, без обращения к судеб­ной практике Европейского суда, неизбежно ведет к ошибочному ее толкованию и неправильному применению и сводит на нет все по­пытки Верховного суда РФ по применению Конвенции.

Необходимо отметить, что все вышеописанные случаи неправиль­ного применения Конвенции явились следствием необращения Вер­ховного суда РФ к прецедентной практике Европейского суда, что показывает действительное состояние дел в области применения меж­дународного права одной из высших судебных инстанций Российс­кой Федерации.

Что касается аргументов сторон, то невозможно из анализа су­дебной практики Верховного суда РФ установить, как часто сторо­ны или прокурор обращаются к Конвенции, не говоря уже о качестве таких аргументов. Это связано отчасти с особенностью решений рос­сийских судов — их краткостью. Верховный суд РФ уделяет меньше внимания изложению аргументов сторон, чем Конституционный суд РФ. Первый, как правило, отводит описанию аргументов сторон лишь одно предложение.

Из интервью с адвокатами, в частности с адвокатом Ильей Ана­тольевичем Полуяхтовым, следует, что вопросы соответствия тех или иных действий Конвенции и прецедентному праву Европейского суда поднимают высоко оплачиваемые адвокаты⁶⁴. Как правило, это про­исходит по делам, которые привлекают внимание СМИ, обществен­ности, например, по так называемому делу Ходорковского⁶⁵.

Относительно аргументов прокуратуры Верховный суд РФ в сво­их решениях ограничивается только указанием на то, чью сторону по делу принял прокурор, не излагая конкретных оснований выво­дов прокурора. Только в одном решении дается указание на аргу­менты прокурора, а именно на то, что прокурор принес протест на решение по уголовному делу на основании нарушения части 2 ста­тьи 4 Протокола 7 Конвенции⁶⁶.

2.3.2. Районные и областные суды

Судебная практика районных и областных судов труднодоступ­на, практически не публикуется в полном виде в официальных ис­точниках. Поэтому в данном разделе будет изучена практика двух некоммерческих организаций — Фонда защиты гласности и Уральс­кого центра конституционной и международной защиты прав чело­века общественного объединения «Сутяжник». Судебная практика данных организаций интересна также с точки зрения возможности пронаблюдать взаимосвязь между настойчивостью сторон при ис­пользовании Конвенции и прецедентного права Европейского суда при обосновании правовой позиции сторон судебного процесса и качеством применения Конвенции судами, а также развитие судеб­ной практики по применению Конвенции.

В отличие от Верховного суда РФ в судебной практике нижестоя­щих судов встречаются случаи, когда суды при анализе нарушений Конвенции используют положения прецедентного права Европейс­кого суда. Тем не менее необходимо согласиться с выводом юристов Фонда защиты гласности (далее — Фонд)⁶⁷, основанным на анализе применения статьи 10 Конвенции («Свобода выражения мнения»)⁶⁸, что довольно сложно на сегодняшний день в суде применить Кон­венцию и, в частности, прецедентное право Европейского суда⁶⁹.

Тем не менее можно привести несколько хороших примеров, ког­да суд толковал положения Конвенции на основании прецедентного права Европейского суда. Исследованная судебная практика район­ных и областных судов позволяет сделать вывод, что регулярное ис­пользование сторонами процесса прецедентов Европейского суда при обосновании позиции по делу является ключевым моментом для из­менения ситуации в области применения Конвенции судами.

Эксперты Фонда пришли к выводу, что в большинстве дел о за­щите права на свободу выражения мнения (дела о защите чести и до­стоинства, ответчиками по которым являются, как правило, пред­ставители средств массовой информации) Конвенция предоставляет реальную защиту по делам, в которых применяются принципы, раз­работанные прецедентным правом Европейского суда с целью уста­новить баланс между правом на свободу выражения мнения и, на­пример, защитой деловой репутации⁷⁰. С другой стороны, неприме­нение разработанных Европейском судом принципов сбалансирова­ния конкурирующих прав (например, свободы религии и свободы слова) приводит к невыполнению Россией как Высокой Договарива­ющейся Стороной взятых на себя обязательств по обеспечению каж­дому находящемуся под ее юрисдикцией прав и свобод, определенных в разделе I Конвенции (см. статью 1 Конвенции), а соответствен­но и к появлению потенциального дела в Европейском суде.

Фонд организовал кампанию по стратегическому ведению дел с целью применения статьи 10 Конвенции во всех делах о защите чес­ти, достоинства и деловой репутации, в которых принимали участие юристы Фонда. Было отмечено, что судебные процессы, где аргумен­ты строились только на основании Конвенции, без применения пре­цедентного права Европейского суда, не завершались применением разработанных в международном праве фундаментальных принци­пов защиты права на свободу выражения мнения. Юристы Фонда тактику простого цитирования Конвенции в представляемых в суд обоснованиях изменили на представление по каждому делу исчерпы­вающих обоснований (письменных объяснений, ходатайств), содер­жащих в себе разъяснение относительно непосредственного приме­нения Конвенции, а также прецедентного права Европейского суда. Цель данных представлений состояла в том, чтобы убедить суд, что Конвенция обладает статусом федерального закона и что попытки применить Конвенцию без учета прецедентного права Европейского суда ни к чему не приведут⁷¹.

Отличительной чертой решений районных судов по делам с учас­тием представителей Фонда является то, что районные суды приме­няли прецеденты Европейского суда. Обращения районных судов к судебной практике Европейского суда были вызваны представлени­ем сторонами процесса исчерпывающих обоснований. Например, в двух решениях районных судов — Ракитянского и Нижегородско­го⁷² — можно обнаружить явное цитирование принципов свободы вы­ражения мнения, разработанных Европейском судом в делах Хенди-сайдпротив Великобритании¹^ и Лингенс против Австрии¹*\ Однако районные суды ни в одном из дел не только не указали параграфы решений Европейского суда, но и вообще не сослались на конкретные судебные решения, положения которых они применили в своих решени­ях. В решении Ракитянского районного суда по делу по иску В. А. Во­дяниковой к редакции газеты «Наша жизнь» указано, что практика Европейского суда допускает использование в отдельных случаях ос­корбительных или шокирующих выражений, а также отмечено, что «свобода журналиста включает обращение к некоторой дозе преуве­личения и даже провокации...», со ссылкой на «т. 199983 /92, report of 29 November 1995, paragraph 63». Каких-либо объяснений относитель­но природы и источника опубликования процитированного докумен­та не последовало. Тем не менее рассуждение судьи районного суда напоминает положение одного из решений Европейского суда, а имен­но: «...свобода выражения мнения является одним из важнейших ос­нов демократического общества, одним из основных условий его про­гресса и развития каждого человека. С учетом положений ч. 2 ст. 10 принципы свободы выражения мнения относятся не только к "инфор­мации" или "идеям", которые положительно воспринимаются или рассматриваются как неоскорбительные или являются нейтральными, но и к "информации" и "идеям", которые оскорбляют, шокируют или тревожат государство или какую-либо часть населения»⁷⁵.

В деле Санникова против редакции газеты «Весело живем» и др. Нижегородский районный суд привел в своем решении параграф 41 из решения Лингенс против Австрии¹⁶. При этом какой-либо ссылки на решение Европейского суда дано не было. Тем не менее мы можем отметить положительный момент в судебной практике районных су­дов в части применения прецедентного права Европейского суда. Вла­дислав Валентинович Быков так прокомментировал эти позитивные изменения: «Сегодня ситуация иная. Уже нет явной необходимости представления обоснования внутригосударственного статуса Конвен­ции. Судьи сами читают лекции и имеют представление о Конвен­ции. Поэтому я просто цитирую защищаемое Конвенцией право и обращаюсь к соответствующему положению прецедентного права, не уделяя особого внимания вопросу внутригосударственного стату­са Конвенции. Тем не менее, если у судьи есть "намерение" вынести решение против ответчика, судья сознательно не обращает внимания на приводимые в судебном заседании аргументы, основанные на положениях прецедентного права Европейского суда, и применяет исключительные ограничения права на свободу выражения мнения, закрепленные в ч. 2 ст. 10 Конвенции. Тот факт, что действительное значение исключений ч. 2 ст. 10 Конвенции может быть выявлено только при обращении к прецедентному праву Европейского суда и что недопустимо применение Конвенции без учета судебной практи­ки ее применения, не смущает судей, и они продолжают применять Конвенцию как таковую»⁷⁷.

Положительные изменения были отмечены и сотрудницей Сове­та Европы Марджори Фаркухарсон, посетившей несколько тренин­гов в России. По ее мнению, «судьи по гражданским делам схватили смысл Конвенции очень быстро, в частности великолепная группа судей с Северного Кавказа. Поэтому справедливо ожидать положи­тельных решений в этом регионе»⁷⁸.

Аналогичную ситуацию с применением Конвенции можно обна­ружить при анализе практики Уральского центра конституционной и международной защиты прав человека общественного объедине­ния «Сутяжник» (далее — Центр)⁷⁹. Центр не ставил перед собой цель направить в Европейский суд как можно больше обращений. С са­мого начала его существования главной задачей Центра было при­менение Конвенции в каждом деле, рассматриваемом при участии юристов Центра в российских судах, с тем чтобы избежать обраще­ния в Европейский суд в связи с невыполнением Российской Федера­цией взятых на себя обязательств по обеспечению каждому находя­щемуся под ее юрисдикцией прав и свобод, определенных в разделе I Конвенции (статья 1 Конвенции).

В соответствии с внутренними правилами Центра юристы обяза­ны по каждому делу, где это возможно, ходатайствовать перед су­дом о применении положений Конвенции и прецедентного права Европейского суда, в частности путем представления суду обоснований, в которых содержатся исчерпывающие объяснения относитель­но статуса Конвенции и прецедентного права Европейского суда в правовой системе России, обязанности судьи по применению Кон­венции и положений прецедентного права, а также разъяснения дей­ствительного смысла того положения Конвенции, о применении ко­торого ходатайствует сторона процесса. Центр осуществляет данную практику с 2000 г.⁸⁰, что привело к следующим результатам.

В целом не было зарегистрировано ни одного случая применения Конвенции, не говоря уже о прецедентном праве Европейского суда, по собственной инициативе суда. Со стороны судей отмечается стой­кое нежелание применять Конвенцию. Как правило, Конвенция при­менялась теми судьями, которые регулярно сталкивались с необхо­димостью оценки аргументов сторон, основанных на положениях Конвенции. При первом столкновении с необходимостью примене­ния Конвенции судьи старались избежать упоминания ее в судебных решениях даже в тех случаях, когда положения Конвенции и преце­дентного права поддерживали решение в пользу заявителя. Судьи старались вынести решение по делу на основании только российско­го законодательства. В лучшем случае судьи упоминали статью Кон­венции без обращения к анализу прецедентного права Европейского суда, представленного стороной процесса.

Тем не менее с течением времени те судьи, которые регулярно стал­кивались с ситуацией необходимости оценки аргументов сторон, ос­нованных на Конвенции и прецедентном праве, начинали применять Конвенцию, обращаясь — что наиболее важно — к положениям пре­цедентного права Европейского суда. Имеются примеры, когда су­дьи применяли принципы, выраженные в прецедентном праве, с ука­занием названий постановлений Европейского суда. В тех случаях, когда заявитель по делу ссылается только на статью Конвенции, ре­шение суда ограничивается упоминанием Конвенции в целом или ее статьи, обращение к прецедентному праву отсутствует⁸¹.

Одним из первых дел, в котором юрист Центра обратился к суду с ходатайством о применении Конвенции, является дело по жалобе П. Ю. Скакунова на действия Областной Думы Законодательного Собрания Свердловской области в части признания недействующим и не подлежащим применению подпункта 12 пункта 2 статьи 3 Обла­стного закона от 27 ноября 1998 г. № 40-03 «О налоге с продаж»⁸², рассмотренное Свердловским областным судом. Заявитель жаловался в том числе на нарушение его права собственности (часть 1 статья 1 Протокола 1 к Конвенции) и на нарушение его права пользоваться правом собственности без какой бы то ни было дискриминации на том основании, что он является студентом частного вуза (статья 14). Заявитель в отличие от студентов государственных вузов обязан был платить 5 %-ный налог с продаж с суммы стоимости обучения. Пози­ция заявителя основывалась на прецедентном праве Европейского суда. В 2000 г. переводы постановлений Европейского суда еще не были широко доступны ни в публикациях, ни в Интернете⁸³. В связи с возражениями со стороны противной стороны относительно отсут­ствия перевода соответствующих постановлений Европейского суда заявитель в дополнение к письменному обоснованию представил суду переводы постановлений, осуществленные собственными силами.

Не вдаваясь в детали дела, отметим, что Свердловский областной суд в составе одного судьи вынес решение в пользу Областной Думы, не ссылаясь на прецедентное право Европейского суда. Суд ограни­чился лишь ссылкой на часть 2 статьи 1 протокола 1 к Конвенции.

Более позднее дело по заявлению С. И. Беляева о признании про­тиворечащим федеральному законодательству и недействующим пун­кта «п» статьи 7 Областного закона от 8 июня 1995 г. № 17-ОЗ «Об основах жилищной политики в Свердловской области»⁸⁴, схожее с делом по жалобе П. Ю. Скакунова на действия Областной Думы в части применения статьи 1 Протокола 1 к Конвенции и разрешенное тем же судьей Свердловского областного суда, значительно отлича­ется от предыдущего. В деле Беляева о признании незаконным обла­стного закона заявитель утверждал, что положение областного зако­на нарушало его право собственности в части распоряжения имуще­ством, в частности право решать вопрос о статусе принадлежащего ему жилого помещения (о переводе жилого помещения из статуса жилого в статус нежилого). Его позиция по делу основывалась в том числе на положениях части 1 статьи 1 Протокола 1 к Конвенции и некоторых постановлениях Европейского суда, которые содержали толкование положений Конвенции⁸⁵. В отличие от дела Скакунова в решении по данному делу суд отразил позицию Европейского суда относительно толкования статьи 1 Протокола 1, обратившись к па­раграфам 63 и 64 постановления по делу Маркс против Бельгии^⁶. Вынося решение против заявителя, судья принял свое решение на ос­новании толкования статьи 1 Протокола 1 к Конвенции, отличного от толкования, представленного заявителем. Для этого судья само­стоятельно обратился к прецедентному праву Европейского суда. Бо­лее того, ответчик по делу, а также соответчик, представитель губер­натора Свердловской области, подписавшего оспоренный областной закон, обосновывали свои позиции по делу также на положениях пре­цедентного права Европейского суда. Наиболее интересный момент состоит в том, что кассационная жалоба заявителя, а также возраже­ния ответчика и соответчика против кассационной жалобы почти пол­ностью были основаны на прецедентном праве Европейского суда.

В требованиях заявителя по делу Беляева также было отказано. Но, несмотря на исход дела, представляется очень важным тот факт, что все действующие лица судебного дела главным образом исполь­зовали прецедентное право Европейского суда для обоснования сво­ей позиции по делу. Спустя четыре года и несколько десятков судеб­ных заседаний в Свердловском областном суде с участием тех же лиц заявления юристов Центра о применении положений Конвенции уже не вызывали удивления, не говоря уже о требованиях ответчика пред­ставить соответствующие переводы постановлений Европейского суда.

Почти одновременно с делом Беляева, другой, только что назна­ченный, судья Свердловского областного суда вынес решение по делу по иску Главного управления Министерства юстиции РФ по Сверд­ловской области к Свердловскому областному региональному отде­лению политической партии «Российская партия труда» о приоста­новлении деятельности отделения⁸⁷, абсолютно проигнорировав ар­гументы ответчика, основанные на Конвенции и прецедентном пра­ве Европейского суда. Заявитель обратился в Свердловский област­ной суд с требованием приостановить деятельность ответчика, инте­ресы которого представляли юристы Центра, на том основании, что ответчиком по требованию истца при проведении проверки деятель­ности политической партии не были представлены заявления членов партии о вступлении в партию. Защита ответчика строилась на сле­дующих основаниях: 1) заявителем был нарушен досудебный поря­док разрешения спора; 2) заявитель не доказал существование необ­ходимости приостановления деятельности ответчика, чего требуют часть 2 статьи 11 Конвенции и соответствующие положения постановлений Европейского суда; 3) статья Федерального закона «О по­литических партиях», которая в толковании Министерства юстиции закрепляет обязанность партии представить личные заявления чле­нов партии о вступлении в партию по требованию Министерства юстиции, противоречит статье 8 Конвенции, так как такие заявления содержат конфиденциальные данные (паспортные данные, дата и место рождения, домашний адрес и телефон), которые могут быть представлены только с согласия члена партии. В обосновании ответ­чика содержались объяснения относительно статуса Конвенции в правовой системе Российской Федерации, а также относительно по­ложений прецедентного права Европейского суда, подлежащих при­менению в настоящем деле. Суд вынес решение в пользу ответчика только на основании первого аргумента, оставив без какого-либо внимания аргументы, основанные на Конвенции.

Можно предположить две причины отсутствия анализа аргумен­тов стороны, основанных на международном праве: 1) судья не обла­дал знаниями и опытом применения Конвенции; 2) решение суда, вы­несенное не на основании процессуальных нарушений, а в связи с на­рушением материального права, а именно права на частную жизнь, права на свободу объединения, могло повлечь значительные право­вые последствия в отношении действий Главного управления Мини­стерства юстиции РФ по Свердловской области и, возможно, в отно­шении всех отделений политических партий, зарегистрированных в Свердловской области, которые в то время все проходили соответ­ствующие проверки и представляли заявления членов партии о вступ­лении в партию. Неизбежно был бы поднят вопрос о законности тре­бования представления персональных данных членов партии и при­остановления деятельности партий в случае невыполнения требова­ний Министерства юстиции⁸⁸. Верховный суд РФ рассмотрел касса­ционную жалобу и постановил следующее: «...по данному делу не­обходимости применения положений Конвенции о защите прав че­ловека и основных свобод, общепризнанных принципов и норм меж­дународного права и международных договоров Российской Федерации не усматривается, поскольку правоотношения сторон надле­жаще урегулированы нормами российского законодательства»⁸⁹.

Представляется, что толкование российского законодательства, изложенное в определении от 19 октября 2004 г., противоречит Кон­ституции РФ и позиции Пленума Верховного суда РФ, выраженной в Постановлении от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международ­ного права и международных договоров Российской Федерации».

Согласно пункту 8 названного постановления «правила действу­ющего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального за­кона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российс­кой Федерации. Пункт 5 постановления указывает на прямое и не­посредственное действие в правовой системе Российской Федерации международных договоров. Также указывается, что международные нормы должны быть применимы судами при разрешении гражданс­ких дел, если международным договором Российской Федерации ус­тановлены иные правила, чем законом Российской Федерации, кото­рый регулирует отношения, ставшие предметом судебного рассмот­рения.

В определении Верховного суда РФ об отказе в истребовании дела по надзорной жалобе судья повторил определение кассационной ин­станции Верховного суда РФ, указав, что «довод ответчика в над­зорной жалобе о том, что мотивировочная часть решения Свердлов­ского областного суда от 29 июля 2004 года подлежит изменению в связи с неприменением судом материальных норм Конвенции о за­щите прав человека и основных свобод, является необоснованным, поскольку по данному делу правоотношения сторон надлежащим образом урегулированы нормами российского законодательства и необходимости в применении положений указанной Конвенции, общепризнанных принципов и норм международного права и между­народных договоров Российской Федерации не имеется»⁹⁰.

Представляется, что в данном случае Верховный суд РФ, чью прак­тику применения Конвенции мы видели на примерах в предыдущем подпараграфе, не разделяет два понятия: «надлежащим образом уре­гулировано российским правом» (формулировка Верховного суда РФ) и конституционный принцип «если международным договором Рос­сийской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора» (часть 4 статьи 15 Конституции РФ). Безусловно, для вынесения решения в пользу ответчика было достаточно российского законодательства. Однако для полного восстановления прав ответчика и устранения бу­дущих нарушений закона этого уже недостаточно. В частности, истец по делу и после завершения дела продолжал настаивать на представ­лении заявлений членов партии о вступлении в партию.

Непосредственно отказ суда в рассмотрении материальных дово­дов ответчика (о нарушении истцом статей 8 и 11 Конвенции) нару­шает право на справедливое судебное разбирательство, закреплен­ное в части 1 статьи 6 Конвенции. Положение части 1 статьи 6 Кон­венции было истолковано в практике Европейской комиссии по пра­вам человека и Европейского суда по правам человека, обязатель­ной для судов России. В соответствии с пунктом «в» части 4 Поста­новления Пленума Верховного суда РФ от 19 декабря 2003 г. № 23 «О судебном решении» «суду также следует учитывать... постанов­ления Европейского суда по правам человека, в которых дано толко­вание положений Конвенции о защите прав человека и основных сво­бод, подлежащих применению в данном деле». Неоднократно Евро­пейский суд постановлял, что для соблюдения требований «справед­ливого» судебного разбирательства национальные суды обязаны «оп­ределить с достаточной четкостью основания, на которых они выносят свои решения» (гарантия мотивированного решения)⁹¹. Если сто­рона процесса основывает свои доводы на положениях Конвенции, у суда появляется обязанность «проводить соответствующее исследо­вание представленных доводов, аргументов и доказательств»⁹². В свя­зи с этим решение Свердловского областного суда, отказавшего оце­нивать представленные аргументы стороны, основанные на Конвен­ции, не соответствует требованиям «справедливого» судебного раз­бирательства, выраженным в части 1 статьи 6 Конвенции⁹³.

Следующее дело, по жалобе Б. на бездействие Законодательного Собрания Свердловской области и Управления судебного департамен­та при Верховном суде РФ в Свердловской области, в части непред­ставления судам списков народных заседателей⁹⁴ может служить в ка­честве примера неправильного понимания феномена «прецедент» или предвзятого рассмотрения дела кассационной коллегией Свердловс­кого областного суда. Заявитель жаловался на то, что ни один из рай­онных и городских судов Свердловской области не могут считаться «судами, созданными на основании закона», так как они были созданы в нарушение Федерального закона от 2 января 2000 г. № 37-ФЗ «О народных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Рос­сийской Федерации»⁹⁵.

Нарушение закона о народных заседателях было вызвано тем, что районные и городские суды не получили списки народных заседате­лей от Законодательного Собрания Свердловской области и Управ­ления судебного департамента при Верховном суде РФ в Свердловс­кой области, ответственных за создание и представление списков народных заседателей. Заявитель построил свою позицию на осно­вании дела Посохов против России, из положений которого следова­ло, что несоблюдение требований закона о народных заседателях, в частности отсутствие списков народных заседателей, которые обя­заны были быть представлены ответчиками по делу, является нару­шение части 1 статьи 6 Конвенции⁹⁶.

Суд не установил нарушения права на суд, так как, несмотря на то, что списки народных заседателей действительно отсутствовали, дела, в том числе и дело заявителя, рассматривались в соответствии с Ука­зом Президента РФ от 25 января 2000 г. № 103 «О продлении срока полномочий народных заседателей федеральных судов общей юрис­дикции в Российской Федерации»⁹⁷, который продлил законный срок полномочий народных заседателей «до представления в соответству­ющие суды общих списков народных заседателей». Тем не менее именно данных обстоятельств было достаточно Европейскому суду для уста­новления нарушения части 1 статьи 6 Конвенции по делу Посохов про­ тив России. Свердловский областной суд не принял во внимание ссыл­ку заявителя на дело Посохов против Россиив качестве основания для вынесения решения по схожему делу с аналогичным вопросом права, постановив: «Ссылка кассатора на решение Европейского суда не может служить основанием для удовлетворения жалобы Б., так как По­сохов защищал свое нарушенное право по конкретному делу, рассмот­ренному судом в незаконном составе, Б. обжаловал бездействие Зако­нодательного Собрания СО (Свердловской области. — А. Б.) и Уп­равления Судебного департамента»⁹⁸.

Такое понимание природы прецедента неверно. Применить пре­цедент — значит разрешить дело на основании правового принципа, установленного в предшествующем деле, который по фактам или пра­вовым принципам (вопросам) является сходным с рассматриваемым делом". При применении прецедента нет требования идентичности дел по всем аспектам.

Можно предположить две основные причины неправильного при­менения прецедентного права в настоящем деле: (1) искреннее непо­нимание природы прецедента или (2) неспособность (отсутствие по­литической воли) рассмотреть дело в соответствии с положениями прецедентного права Европейского суда, что могло привести к при­знанию факта, что в течение длительного времени на территории всей Российской Федерации дела с участием народных заседателей рас­сматривались незаконными составами судей.

В течение 2000-2004 гг. Центр проводил кампанию по стратеги­ческому ведению судебных дел с целью прекращения данного нару­шения Конвенции. Во-первых, юристы Центра оспорили в Верхов­ном суде РФ Указ Президента РФ от 25 января 2000 г. № 103 «О про­длении срока полномочий народных заседателей федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации». В принятии жалобы было отказано на том основании, что на тот момент в соответствии с ГПК РСФСР Верховный суд РФ вправе был рассматривать только ненормативные указы Президента РФ. Во-вторых, в каждом судеб­ном заседании по гражданскому или уголовному делу, в которых юристы Центра принимали участие, юристы заявляли отводы народным заседателям на основании нарушения части 1 статьи 6 Конвен­ции (право на справедливое судебное разбирательство судом, создан­ным на основании закона). В-третьих, все судебные решения, выне­сенные с участием народных заседателей, были оспорены в вышесто­ящий суд по тем же основаниям. В-четвертых, без успеха и на этот раз заявители оспаривали бездействие Законодательного Собрания Свердловской области и Судебного департамента при Верховном суде РФ, которые были ответственными за представление в районные и городские суды списков народных заседателей. В-пятых, уже после вынесения решения по делу Посохов против России, следующим эта­пом кампании стало в деталях описанное выше дело по жалобе Б. на бездействие Законодательного Собрания Свердловской области и Управления судебного департамента при Верховном суде РФ в Свер­дловской области в части непредставления судам списков народных заседателей. Все суды полностью игнорировали аргументы, основан­ные на положениях части 1 статьи 6 Конвенции, за исключением пос­леднего дела, рассмотренного 13 июля 2005 г. Президиумом Сверд­ловского областного суда. Более подробно о данной кампании стра­тегического правосудия и постановлении Президиума Свердловско­го областного суда речь пойдет в главе 5 настоящей книги.

Единственной мерой, которую власти Российской Федерации при­няли для исправления ситуации, стало устранение института народ­ных заседателей с 1 января 2004 г. по уголовным делам и с 1 февраля 2003 г. по гражданским делам, что даже было отражено в резолюции Комитета министров Совета Европы¹⁰⁰. Неприменение Конвенции в российских судах по делам о незаконности судебных составов с уча­стием народных заседателей, в частности по делу Б.¹⁰¹, приводит к обращению граждан в Европейский суд. Все эти дела идентичны делу Посохов против России. Нежелание Российской Федерации признать нарушение права на справедливое судебное разбирательство по де­лам с участием народных заседателей в рамках применения внутригосударственных средств защиты привело к появлению дел, анало­гичных делу Посохов против России. В частности, в 2004 г. Европей­ский суд признал приемлемым дело Федотова против России¹®², а 13 апреля 2006 г. вынес решение по существу дела¹⁰³.

Данные судебные дела демонстрируют сложившуюся ситуацию, когда суды, действующие от имени Российской Федерации (что от­ражено в заголовке каждого судебного решения), не склонны предо­ставлять сторонам защиту их прав на основании Конвенции по де­лам с далеко идущими последствиями. С точки зрения недемократи­ческого государства эта ситуация вполне объяснима. Для государ­ства значительно дешевле разобраться с небольшим количеством дел, подобных делу Посохов против России в Страсбурге, выплатив по несколько тысяч евро заявителям, чем разрешить в пользу заявите­лей большее количество дел в российских судах, хоть и со значитель­но меньшей суммой компенсации, но с далеко идущими последстви­ями для судебной системы. При существовании данной альтернати­вы выбор для государства очевиден — при условии, что от Совета Европы не последует давления на Высокую Договаривающуюся Сто­рону, что вряд ли возможно в случае с Россией, принятой в Совет Европы по политическим мотивам¹⁰⁴.

При таких обстоятельствах влияние Конвенции на российское пра­во практически невозможно, что влечет отсутствие внутригосудар­ственных средств правовой защиты. Поэтому представляется, что у потенциальных заявителей в Европейский суд по подобным делам нет обязательств выполнять требование части 1 статьи 35 Конвен­ции и части 3 статьи 46 Конституции РФ о необходимости исчерпа­ния всех внутренних эффективных средств правовой защиты по той лишь причине, что таковые отсутствуют. Вполне вероятно, именно по этой причине профессор Моубрэй предположил:«.. .возможно, что обнаруженные Европейским судом факты нарушения ст. 3 в деле Калашникова™⁵ помогут другим заключенным российских тюрем обратиться с аналогичными жалобами в Страсбург»¹⁰⁶. Российские суды в статье не упоминались. И действительно, трудно предполо­жить, что в деле, подобном делу Калашников против Россиивозмож-но использование эффективного внутригосударственного средства правовой защиты, учитывая представленное по делу Калашников против России обоснование Российской Федерацией: «Условия (со­держания Калашникова. — А. Б.) не отличались от условий содер­жания большинства других заключенных в Российской Федерации, во всяком случае, не были хуже. Перенаселенность камер является общей проблемой в Российской Федерации»¹⁰⁷; «по экономическим причинам условия содержания подозреваемых под стражей неудов­летворительны и ниже требований, установленных для пенитенци­арных учреждений в других государствах — членах Совета Евро­пы»¹⁰⁸. Это значит, что практически все заключенные имеют право на выплату компенсации за унижающее обращение.

Отказ в применении прецедентного права Европейского суда так­же наблюдается в практике районных судов Екатеринбурга. В 2002 г. два разных состава Верх-Исетского районного суда г. Екатеринбур­га рассмотрели два абсолютно идентичных дела о незаконном задер­жании и содержании под стражей двух случайных наблюдателей ак­ции протеста против мэра г. Екатеринбурга, проводившейся 4 июля 2001 г.: дело по заявлению А. Л. Буркова о признании незаконными действий старшего сержанта милиции РУВД Верх-Исетского района г. Екатеринбурга Ю. Е. Копырина в части задержания и доставления заявителя в РУВД Верх-Исетского района г. Екатеринбурга¹⁰⁹ и дело по заявлению Р. А. Берг о признании незаконными действий старше­го сержанта милиции РУВД Верх-Исетского района г. Екатеринбур­га Ю. Е. Копырина в части задержания и доставления заявителя в РУВД Верх-Исетского района г. Екатеринбурга¹¹⁰. Заявители были задержаны и содержались под стражей в течение более трех часов в районном отделении милиции. Они обратились в Верх-Исетский рай­онный суд г. Екатеринбурга на основании нарушений частей 1,2,5 статьи 5 Конвенции. По не объясненным заявителям причинам дан­ные дела были распределены разным судьям Верх-Исетского рай­онного суда. Представителем обоих заявителей был один и тот же юрист Центра. В обоих делах аргументы сторон были построены на основании нарушения статьи 5 Конвенции и соответствующих положений прецедентного права Европейского суда. До этих дел юрист Центра не выступал представителем по какому-либо делу с применением Конвенции перед данными судьями Верх-Исетского районного суда. Несмотря на вынесение решений в пользу заявите­лей, ни один из судей не сослался на нарушение ответчиком поло­жений прецедентного права Европейского суда, представленного судам в соответствующем обосновании представителем заявителей. Оба решения были основаны исключительно на российском зако­нодательстве. И только один из судей в решении кратко указал на аргумент Р. А. Берг: «заявитель жаловался на нарушение ст. 22 Кон­ституции РФ и статьи 5 Конвенции». Анализа нарушениям статьи 5 Конвенции дано не было.

Но, как уже указывалось выше, ситуация несколько иная, когда дело рассматривается судьей, который обладает определенным опы­том рассмотрения аргументов сторон, основанных на положениях Конвенции. Дело по иску Администрации города Екатеринбурга к С. И. Беляеву, ЗАО Информационное агентство «Регион-Информ», редакции «Областной газеты» о защите деловой репутации, опровер­жении порочащих сведений, компенсации морального вреда, причи­ненного распространением порочащих сведений¹¹¹ может служить в качестве примера применения районным судом российского законодательства наряду с нормами Конвенции и положениями судебной практики Европейского суда. В данном деле судья Г. А. Проняева, которая регулярно рассматривает дела с участием юристов Центра, в том числе с приведением аргументов на основании Конвенции, при­менила несколько принципов прецедентного права Европейского суда. Истец обратился в суд, утверждая, что первый ответчик в сво­ем интервью информационному агентству на протяжении интервью восемь раз опорочил деловую репутацию истца.

Представитель заявителя — юрист Центра представил обоснова­ние о внутригосударственном статусе Конвенции и соответствующих принципах защиты свободы слова, разработанных в практике Евро­пейского суда. Целью обоснования было убедить суд в необходимос­ти применения трех принципов, выраженных в прецедентном праве Европейского суда: 1) «принципы свободы выражения мнения отно­сятся не только к "информации" или "идеям", которые положительно воспринимаются или рассматриваются как неоскорбительные или яв­ляются нейтральными, но и к "информации" и "идеям", которые ос­корбляют, шокируют или тревожат государство или какую-либо часть населения»¹¹²; 2) «следует проводить тщательное различие между фак­тами и оценочными суждениями. Существование фактов может быть доказано, тогда как истинность оценочных суждений не всегда подда­ется доказыванию»¹¹³; 3) «пределы допустимой критики в отношении политиков (то есть правительства. — А. Б.) как таковых шире, чем в отношении частного лица. В отличие от последнего первые должны проявлять и большую степень терпимости к пристальному вниманию журналистов и всего общества к каждому их слову и действию»¹¹⁴.

В результате на основании стандартов прецедентного права Ев­ропейского суда суд пришел к выводу, что со стороны первого ответчика имелись нарушения только в трех из восьми случаев, взыс­кав в пользу истца 5 тыс. рублей¹¹⁵. Необходимо отметить, что, не­смотря на то, что судья уделила значительное внимание анализу прин­ципов прецедентного права по статье 10 Конвенции, по непонятным причинам в решении суда не было ссылок на постановления Евро­пейского суда, где содержатся примененные в деле принципы. Тем не менее данное дело представляет собой один из лучших примеров при­менения положений Конвенции и прецедентного права Европейско­го суда в судебной практике районных судов.

К сожалению, Свердловский областной суд при рассмотрении кассационной жалобы ответчика изменил решение районного суда, проигнорировав положения прецедентного права Европейского суда. Свердловский областной суд в определении от 31 августа 2004 г. под­твердил решение в части признания незаконности распространения сведений¹¹⁶. В то же время без какого-либо обращения к анализу по­становлений Европейского суда областной суд отказал во взыска­нии с ответчика С. И. Беляева суммы компенсации морального вре­да в пользу Администрации г. Екатеринбурга в связи с тем, что, по мнению суда, компенсация морального вреда не может быть взыска­на в пользу организации. Данная точка зрения идет вразрез с прак­тикой Европейского суда¹¹⁷. Впоследствии Пленум Верховного суда РФ в пункте 15 Постановления № 3 от 24 февраля 2005 г. «О судеб­ной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а так­же деловой репутации граждан и юридических лиц» закрепил прави­ло, разработанное в практике Европейского суда, согласно которо­му в пользу юридического лица может быть взыскана сумма ком­пенсации морального вреда (абзац 1 пункта 15)^ш.

2.4. Арбитражные суды

Подсудность арбитражных судов состоит в рассмотрении эконо­мических споров (статья 127 Конституции РФ). По этой причине лишь ограниченное количество положений Конвенции может быть приме­нено данными судами, а именно часть 1 статьи 6, статьи 13, 14 и ста­тья 1 Протокола 1 к Конвенции.

Эксперты Фонда защиты гласности дали немного более положи­тельную оценку ситуации относительно применения арбитражными судами положений Конвенции, чем практики Верховного суда РФ¹¹⁹. В качестве примера эксперты Фонда приводят информационное пись­мо председателя Высшего арбитражного суда РФ от 20 декабря 1999 г. № С1-7/СМП-1341 «Об основных положениях, применяемых Евро­пейским судом по правам человека при защите имущественных прав и права на правосудие»¹²⁰. Тем не менее, учитывая природу данного документа, которая была проанализирована выше, необходимо от­метить, что данный документ не представляет собой ни непосред­ственно судебную практику, ни обобщение судебной практики ар­битражных судов. Что касается действительно судебной практики арбитражных судов, то она напоминает судебную практику Верхов­ного суда РФ, которая подробно была проанализирована в одном из предыдущих разделов настоящей главы. В целом судебной практике применения Конвенции в арбитражных судах необходимо дать не­удовлетворительную оценку. Объектом исследования стали судебная практика Высшего арбитражного суда РФ, Арбитражного суда г. Москвы, Федерального арбитражного суда Московского округа, Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа, доступ­ная в базе данных «Консультант-плюс»¹²¹. Общее число исследованных судебных постановлений составило цифру 38 068 по состоянию на сентябрь 2004 г. Из них только в 23 постановлениях содержатся ссылки на статьи Конвенции; в 15 постановлениях суды кратко изла­гали аргументы сторон, основанные на Конвенции, не давая им ка­кой-либо оценки. Ни в одном из 23 постановлений не содержится какой-либо ссылки на прецедентное право Европейского суда. Как правило, только указывался номер статьи Конвенции. В лучшем слу­чае суды слово в слово переписывали содержание статей Конвенции. В худшем случае указывалось, что то или иное действие не противо­речит Конвенции в целом¹²². На основании изложенного способ при­менения Конвенции арбитражными судами нельзя называть приме­нением как таковым, так как Конвенция не может быть применена без учета прецедентного права Европейского суда.

На сегодняшний день применение Конвенции российскими судами нельзя признать удовлетворительным. Очевиден явный дисбаланс меж­ду положениями законодательства, включая постановления Консти­туционного суда РФ и постановления Пленума Верховного суда РФ, и последующей судебной практикой применения законодательства.

Положения Конституции РФ устанавливают, что Конвенция, а также другие ратифицированные международные договоры являют­ся частью правовой системы Российской Федерации; нормы после­дующего законодательства и обязательные для применения поста­новления Пленума Верховного суда РФ и Конституционного суда РФ развивают так называемый монистический принцип, разъясняя необходимость непосредственного применения Конвенции, а также прецедентного права Европейского суда в российских судах. Тем не менее представляется, что судебная практика высших судебных ин­станций в той или иной степени является лишь демонстрацией Сове­ту Европы применения Конвенции в российских судах, нежели дей­ствительным ее применением. В противном случае как можно объяс­нить такой феномен, когда верховный суд государства, издав специальный юридически обязательный документ, который предписыва­ет нижестоящим судам применять Конвенцию, принимая во внима­ние прецедентное право Европейского суда, в своей практике не сле­дует своему же руководящему разъяснению? Справедливо было бы заключить, что Верховный суд РФ при рассмотрении гражданских, уго­ловных и административных дел по существу в своей практике не при­меняет Конвенции вообще. В настоящей главе было показано, что ка­кое-либо применение Конвенции без обращения к практике Европей­ского суда ведет к неправильному применению данного документа.

Само по себе качество постановлений Пленума Верховного суда РФ, информационного письма председателя Высшего арбитражного суда РФ, касающихся применения Конвенции, можно признать лишь отчасти удовлетворительным в связи с тем, что данные документы, как правило, пересказывают конституционные положения о приме­нении международного права и формулировки статей Конвенции, но не разъясняют детально порядок дальнейшего применения тех или иных положений Конвенции.

Исследованная судебная практика нижестоящих судов отражает лучшее понимание духа и буквы Конвенции. Однако этот прогресс вряд ли можно связывать с влиянием руководящих разъяснений выс­ших судебных инстанций. Есть основания полагать, что те редкие случаи применения Конвенции в российских судах, которые все-таки имели место, были вызваны аргументами сторон процесса, основан­ными на положениях Конвенции и прецедентного права Европейс­кого суда. Как правило, суды не применяют положения Конвенции по своей собственной инициативе. Качество применения Конвенции непосредственно зависит от качества аргументов сторон по делу.

Необходимо, однако, признать, что Пленум Верховного суда РФ внес определенный вклад в повышение уровня осведомленности су­дей о необходимости применения Конвенции. Это значит, что поста­новления Пленума Верховного суда РФ могли бы быть эффектив­ным инструментом для информирования судей о порядке примене­ния Конвенции. Разъяснения пленума должны быть использованы для повышения уровня эффективности применения Конвенции.

Имеется множество причин, которые создали существующую си­туацию с применением Конвенции, включая проблемы судебной и образовательной системы, отсутствие мотивации для применения Конвенции и др. Представляется, что судья едва ли заинтересован в изучении механизмов применения Конвенции. В частности, это связано с отсутствием желания высших судов снабдить нижестоящие суды исчерпывающей базой руководящих разъяснений, посвященных вопросу применения Конвенции, а именно метода применения пре­цедентного права Европейского суда. По этой причине практикую­щие юристы не склонны основывать свою позицию по делу на поло­жениях Конвенции, осознавая непродуктивность данной инициати­вы. Последняя, в свою очередь, играет важную роль, так как было отмечено, что аргументы сторон являются ключевым фактором для успешного применения Конвенции.

Представляется, что постановления Пленума Верховного суда РФ и Высшего арбитражного суда РФ должны быть использованы для образования и мотивации судей, а также практикующих юристов в области применения Конвенции. Верховный суд РФ уже ведет рабо­ту в этом направлении, однако в существующем виде она далеко не достаточна. Руководящие разъяснения верховных судов должны быть более развернутыми, должны быть посвящены каждому прецедент­ному постановлению Европейского суда, вынесенному против Рос­сии, каждому правовому принципу, выраженному в прецедентном праве Европейского суда.

Такая система руководящих разъяснений под страхом отмены вынесенного судебного решения в связи с несоблюдением разъясне­ний верховной инстанции пробудит заинтересованность в примене­нии Конвенции у судей, а следовательно, и у сторон по делу. Неиз­бежно указанные изменения окажут влияние на преподавание Кон­венции на факультетах права. В то же время Совет Европы может использовать руководящие разъяснения в качестве критерия оценки выполнения российской стороной требований текущих решений про­тив России в части применения общих мер, а также представляемых по запросу Генерального секретаря Совета Европы каждой Высокой Договаривающейся Стороной разъяснений относительно того, ка­ким образом ее внутреннее право обеспечивает эффективное приме­нение любого из положений Конвенции (статья 52 Конвенции)¹²³