Развитие исторической науки в 60-80-е гг

Дата: 2025-06-14; Просмотры: 1

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

проблемы современности, уделять большое внимание тем пробле­мам истории, которые находятся в центре идеологической борь­бы". И опять на первый план выдвигались задачи, не связанные с развитием исторической науки, с объективным и всесторонним изучением истории. Главным направлением развития исследова­тельской работы историков, как и в 20-30-е гг., называлась совре­менность и идеологическая' борьба. Это свидетельствовало о том, что весь процесс развития науки подчинялся политике и идеоло­гии, т.е. в науке и понимании ее главных задач ничего не изменя­лось, хотя авторы этого доклада изображали начало нового этапа, коренных перемен в развитии.исторической науки.

Реализация главной задачи науки виделась академикам в том, чтобы "в обстановке творческих научных дискуссий прибли­зить всю исследовательскую работу к жизни и глубоко разрабаты­вать методологические проблемы исторической науки"¹⁸. Необхо­димо учитывать еще одно немаловажное обстоятельство, объяс­няющее причины появления и длительного существования подоб­ного рода директивных установок для советских историков. Оно связано с тем, что в СССР как в предшествующие, так и в указан­ные годы отсутствовали разработки таких важных общественных проблем, которые в XX веке в других странах исследовались как политологические и социологические, поскольку в структуре офи­циальной общественной науки отсутствовали политология и со­циология. Поэтому историческую науку заставляли выполнять не­свойственные ей функции — политологии и социологии, изучать проблемы современности, которые на профессиональном уровне должны были изучаться советологами, политологами, социолога­ми. Не случайно на Западе наряду с профессией историка сущест­вовали советологи — специалисты, занимавшиеся "текущей исто­рией". Выполняя несвойственные истории как науке функции — изучение названных проблем, участие в современной идеологиче­ской борьбе (не по вопросам истории, а по проблемам современной политики), историки тем самым отвлекались от своих насущных задач в области изучения истории, а навязанные руководством проблемы политологии и советологии решались исследователями на низком профессиональном уровне. В этом нельзя не видеть од­ной из причин низкого качества исторических исследований по со­временной "текущей истории". Этого не учитывали выступавшие на совещании историки, философы, вновь обращаясь к решению несвойственных исторической науке проблем, усиливая тем са­мым ее зависимость от политики, идеологии, конъюнктуры.

Среди важнейших методологических проблем назывался пред­мет "исторической науки", который формулировался без учета дос­тижений мирового науковедения и историографической мысли предшествующего этапа развития. При этом предмет науки^ото-ждествлялся с объектом изучения, проблематика с предметом нау-19-541

Г.Д.Алексеева

ки, а в результате остался не выясненным важный вопрос*, а его чисто фиктивное решение не имело научного смысла и влияния¹⁹.

Другим таким вопросом стало выяснение соотношения исто­рии и социологии, которая трактовалась как выработка социологи­ческих обобщений, тогда как этими проблемами должна занимать­ся теория исторического процесса. Предлагавшееся понимание во­просов социологии в истории якобы отличалось от толкования это­го понятия во времена Сталина, когда оно "приводило к изгнанию из исторических исследований социологических обобщений, к бо­язни историков ставить теоретические вопросы на конкретном ма­териале, отходу философов от разработки методологических про­блем истории"²⁰. Вместо философского осмысления истории Рос­сии и всего мира историкам предлагалось изучать "механизм дей­ствия социологических законов в конкретных условиях", т.е. зако­нов исторического материализма, способствовать развитию "исто­рического материализма, обогащению и углублению многих важ­нейших его положений." В этих советах и рекомендациях истори­кам вновь отводилась роль комментаторов, толкователей общесо­циологических законов исторического материализма, что фактиче­ски не изменяло позиций историков, а наоборот, консервировало их прежнее понимание своей роли, не освобождало их от догматиз­ма и начетничества, к отказу от которых вновь призывали доклад­чики.

Такой же примитивный и противоречивый характер имели рекомендации докладчиков по поводу объяснения историками "ис­торических закономерностей", которые выявлялись не в ходе все­стороннего и углубленного изучения конкретного исторического процесса, как устойчивые и повторяющиеся связи и отношения, как тенденции возможного альтернативного развития, а как их вы­ведение из общесоциологических законов, против чего всегда вы­ступали теоретики марксизма. "Изучение механизма действия со­циологических законов, — утверждали докладчики, — непосредст­венно приводит к выявлению, к открытию специфических истори­ческих закономерностей"²¹. Историкам предлагалось не изучение конкретной истории общества в различные исторические эпохи, а выявление специфических исторических закономерностей "из дей­ствовавших социологических законов". Эти манипуляции, связан­ные с выведением одних идей из других в отрыве от конкретных процессов общественного развития, Ф.Энгельс развенчал еще в ра-

Следует отметить, что в философской литературе тех лет существовали раз­личные мнения по вопросу о предмете философии. Нередко он подменялся предметом диалектики, сформулированном Ф.Энгельсом в XIX в. См.: Фи­лософский энциклопедический словарь. М., 1983. С.726-727 и др. Не решив своей задачи, философы брались давать рекомендации историкам, что то­же было весьма типичным явлением в науке тех лет, и, к сожалению, сохра­няется до сих пор, не получая ответной реакции историков-профессионалов.

Развитие исторической науки в 60-80-е гг.

боте "Анти-Дюринг", которую советские философы либо подзабы­ли, либо никогда не читали, полагаясь на свою природную фунда­ментальную марксистско-ленинскую образованность. Это было весьма характерным явлением в рекомендациях философов совет­ским историкам 60-80-х гг., которые, как правило, оставались не­реализованными, поскольку историки ставили и решали совсем другие задачи, конкретно-исторического характера. И именно этим подходом они обеспечивали свое влияние на процесс развития ис­торического знания, отказываясь от подобного рода теоретических новаций. А самое опасное было в том, что все это преподносилось, как руководящие указания коммунистической партии и ее отдела науки, как рекомендации, обязательные для исполнения. При от­сутствии жесткого контроля за философской и исторической мыс­лью, при необразованности руководивших наукой представителей ЦК КПСС невыполнение этих указаний и требований не влекло за собой больших проблем для историков, их наказания за неповино­вение и игнорирование партийных рекомендаций в области науки. Такой же характер носили рассуждения авторов доклада от­носительно объективности и объективизма, объективной истины в историческом исследовании, об общественных формациях и исто­рических эпохах, связи теории и практики, исторического и логи­ческого применительно к истории и др.

Следует сказать, что историки-профессионалы, участвовав­шие, а точнее, приглашенные для обсуждения этого доклада, а так­же выступлений академиков П.Н.Поспелова, Ф.В.Константинова, философов Б.М.Кедрова, А.В.Гулыги, Г.В.Глезермана, Ц.А.Степаня-на, М.Т.Иовчука, МД.Коммари, не могли стать критиками, т.к. в те годы это запрещалось, поскольку названные лица представляли линию ЦК КПСС и излагали согласованные ранее установки выс­ших партийных органов, то историкам предписывалось принимать их к сведению и реализовывать в своей практической деятельности. Фактически творческий диалог между историками и филосо­фами по вопросам методологии исторической науки не состоялся, главным образом, по вине философов и высшего партийного руко­водства, проводившего очередное партийное совещание ученых, создававших видимость свободного, творческого, плодотворного обсуждения насущных исторических проблем. Все это было естест­венным явлением в условиях существовавшего режима в обществе и науке.

Следует сказать, что в выступлениях некоторых философов помимо рекомендаций и наставлений историкам: как следует изу­чать историю и развивать науку, звучали и другие мотивы. В этом отношении весьма показательным было выступление директора Института философии АН СССР академика Ф.В.Константинова. Заявив, что философы нуждаются в постоянном творческом со-

19*

Г.Д.Алексеева

трудничестве с историками и экономистами, выступавший утвер­ждал: "Без прямого контакта и тесного сотрудничества происходит обеднение смежных наук. Наши социология и философия, оторван­ные от исторической науки, не могут успешно развиваться, и исто­рическая наука, в свою очередь, без широкого философского обоб­щения не будет удовлетворять потребностям той сложной револю­ционной эпохи, в которой мы живем."²² Приведенное высказыва­ние академика интересно в двух аспектах: во-первых, о характере заботы философа о развитии философской науки, и, во-вторых, о стремлении подчинить развитие исторической науки философии и революционной практике современности, т.е. политике. Такие ус­тановки уже были в 20-е годы, которые завершились разгромной критикой и философов и историков в конце 20-х — начале 30-х гг. Заботясь о развитии философской науки, ученые подобного типа требовали подчинения исторической науки идеологии и политике, демонстрируя свою полную неспособность осмыслить потребности науки середины, а точнее, второй половины XX в. И это не было слу­чайным явлением. Эти факты явились закономерным итогом разви­тия советской науки и понимания ее лидерами состояния, потребно­стей, возможностей, перспектив дальнейшего существования. Пред­лагавшиеся подходы исключали прогресс отечественной науки.

О непонимании характера развития исторической науки и ее особенностей свидетельствовали рассуждения этого же академика о субъективизме в исторической науке. Так, недостатки историче­ских трудов периода культа личности Сталина ему виделись в том, что "субъективизм — произвольное толкование фактов, отсутствие исторической правдивости" — приводил к подрыву "доверия к ря­ду наших исторических исследований... Причина этого заключает­ся в отходе от исторической правды, в субъективном отношении к историческим фактам, в антиисторическом подходе к явлениям. Но дело не только в самих исследованиях, а в тех принципах, кото­рые насаждались"²³. Названные автором черты в развитии науки сталинского периода сохранялись и в 60-е гг., и академик проде­монстрировал это своим выступлением по вопросам исторической правды, которую, по-видимому, знали только верхи.

Такой же характер носили рассуждения философа А.В.Гулыги по вопросу об исторической истине. "Особенностью исторической науки является то, что она обращена к достигнутым результатам, к прошлому. Историческое знание носит характер объективной ис­тины, но применение этой гносеологической категории к области знаний о прошлом имеет свою специфику, к сожалению, пока еще недостаточно изученную." И далее, "для того, чтобы отличить правду от лжи, разрушить произвольные построения, здесь приме­няются иные средства: проверка источников, сопоставление их. Тщательно изучая ход событий, документы и свидетельства, исто-

Развитие исторической науки в 60-80-е,

рик может прийти к достоверному выводу"²⁴. Для историков, зани­мающихся исследовательской работой на основе источников, по­добного рода рассуждения покажутся несостоятельными, ибо каж­дый знает, что письменные источники создавались людьми, поэто­му в них всегда содержатся элементы субъективизма в освещении описываемых фактов, что историки, читающие эти тексты, тоже вносят свой элемент субъективизма в их толкование, в реконструк­цию фактов, а тем более, в их оценку. Поэтому в науке существуют различные мнения и оценки по поводу одних и тех же явлений, со­бытий, процессов, которые обусловлены рядом факторов, в т.ч. по­литической конъюнктурой, степенью изученности проблемы, пози­циями историка-исследователя, существующими традициями в разработке изучаемого объекта. В трактовках философов, не знаю­щих особенностей профессионального творчества историков, все это отсутствовало, поэтому их советы приобретали нереальный, догматический характер, далекий от потребностей развития нау­ки. Сформулированные ими задачи и проблемы не способны были обеспечить и философскую науку необходимым историческим ма­териалом, ибо даже по этому вопросу они не смогли выработать четкой научной позиции. Следовательно, выступления философов не отвечали потребностям ни философской ни исторической науки тех лет. Они в большей мере удовлетворяли требования партийно­го руководства, изображая своими выступлениями отстаивание ли­нии партии, преданность марксизму-ленинизму, официальной идео­логии. Тем самым они (трудно сказать, сознательно или интуитив­но), изображая свою научную, а на самом деле, это была идеологи­ческая и политическая активность, вторгаясь в область историче­ской науки, могли скрыть крайне неблагополучное состояние в об­ласти философии, которая зашла в тупик и переживала стагнацию. Вполне возможно, что это был поиск выхода из сложившейся в фи­лософской науке критической ситуации, однако предлагавшиеся философами решения были крайне непродуктивны и бесперспек­тивны, что и показало дальнейшее развитие исторических и фило­софских исследований в СССР в 60-80-е гг.

Иной характер носили выступления историков-профессиона­лов на этом совещании. Основные позиции философов были под­держаны историками формально, в виде признания ценности вы­сказанных на совещании идей и пожеланий.

Следует сказать, что к началу 60-х гг. в исторической науке накопилось большое число проблем, которые требовали, если не решения, то, по крайней мере, профессионального осмысления не­обходимости их изучения. И историки пытались это сделать на ос­нове накопленного наукой опыта. Это достаточно четко прозвуча­ло в выступлении М.Я.Гефтера. Он связал процесс развития исто­рической науки не только с накоплением нового фактического ма-

_.

Г.Д. Алексеева

териала, но и с появлением "новых идей, гипотез, исследователь­ских концепций, расширяющих и наши общие представления об историческом процессе. В противном случае не могло бы быть дви­жения науки вперед". Признавая существование разрыва между накоплением фактического материала и его теоретическим осмыс­лением, Гефтер справедливо констатировал "отставание и сильное отставание в разработке теоретических основ исторической нау­ки"²⁵. Поставив вопрос о виновниках этой ситуации, Гефтер назвал и историков и философов, которые несли лишь часть вины. Тогда как большую ее часть следовало бы отнести к партийному руково­дству наукой и тех его лидеров, которые взялись управлять процес­сом развития науки, не имея для этого элементарных данных: об­разованности, понимания ситуации в стране и науке, состояния кадров, их возможностей и потребностей, коренных перемен, в ко­торых руководство не нуждалось.

Главная ценность выступления Гефтера, который естественно не мог в тех условиях назвать все причины неблагополучного со­стояния в исторической науке, была в том, что в нем реально оце­нивалась обстановка и формулировались важнейшие задачи в об­ласти истории. "Важнее, — говорил он, — проанализировать поло­жение и определить программу действия — интенсивная разработ­ка целой суммы методологических вопросов, продиктованных жизнью и логикой развития самой исторической науки."²⁶ Для реа­лизации этой задачи Гефтер предлагал "разрабатывать как теорию исторического процесса, так и метод его изучения." В этой позиции отражались реальные потребности исторической науки, определя­лись пути ее развития в будущем. Вместе с тем и выступление Геф­тера не было свободным от конъюнктуры, от спускавшегося в те годы сверху социального заказа. Особенно четко это проявлялось в его формуле связи истории с действительностью, "с потребностями духовного развития нашего общества, задачами идеологической борьбы"²⁷. Подобного рода понимание связи исторической науки с идеологией и политикой было характерно для большинства высту­павших историков. Однако, несмотря на это, они сумели высказать большое количество весьма плодотворных, а в дальнейшем почти нереализованных идей о путях развития советской науки. Так, ока­залась неосуществленной и идея Гефтера о создании в рамках ис­тории специальной теоретической дисциплины — методологии ис­тории, "которая представляла бы собой пограничную область меж­ду историей в собственном смысле этого слова, историографией и философией"²⁸. Другие историки, как и прежде, усматривали глав­ную задачу разработки методологических проблем в связи истори­ческой науки с борьбой против буржуазной идеологии и с формиро­ванием коммунистического мировоззрения (А.М.Самсонов)²⁹.

Развитие исторической науки в 60-80-е гг.

Подобное понимание задач исторической науки и ее социаль­ных функций было весьма характерным и распространенным яв­лением среди ведущих историков страны 60-80-х гг.

Большое внимание историки уделили проблеме общественно-экономических формаций, взаимодействия базиса и надстройки, творчеству народных масс в истории, их участию в политической борьбе, в создании материальных ценностей, типов культурной ре­волюции, изучения истории народов СССР и др., в постановке кото­рых отражались установки партии и ее Центрального комитета. Однако наряду с этими вопросами поднимались и другие: о раз­личных стадиях общественно-экономических формаций, о рефор­мистском и революционном путях развития, об истории мелкобур­жуазных партий в России, о периодизации всемирно-историческо­го процесса и истории России с древнейших времен до современно­сти. Применительно к истории России XX века особое внимание об­ращалось на изучение таких проблем, как изменение форм собст­венности, классовой структуры советского общества, эволюция эко­номических отношений в деревне после 1917 года, истории интел­лигенции и ее роли на различных этапах развития общества, поли­тической истории, культуры и быта различных социальных слоев. Многие из названных на совещании проблем заслуживали самого пристального внимания, однако они не были глубоко исследованы и в последующие годы. Это объясняется самыми различными при­чинами, а также наличием специалистов, способных к разработке новых, сложных и крайне трудоемких проблем, которые не всегда поощрялись руководителями науки тех лет. Поэтому очень немно­гие рекомендации совещания оказались реализованными, а неко­торые, получив воплощение в исследовательской практике истори­ков (например, разработка методологических проблем), не оказали существенного влияния на историческую науку, совершенствова­ние ее теоретико-методологических основ.

Реальным следствием этого обсуждения стало активное втор­жение философов со своими советами и рекомендациями в истори­ческую науку, которые стали постоянно выступать со статьями и монографиями по различным вопросам методологии истории, не оказывая, однако, заметного влияния на процесс развития истори­ческой науки, ее теоретические основы и методологические прин­ципы. Историки продолжали следовать своим, давно сложившим­ся путем, не изменяя своих прежних подходов и традиций, пони­мая, что рекомендации философов не способны оказать значитель­ного влияния на творческий процесс историков, поскольку многие из них носили весьма абстрактный, оторванный от потребностей науки характер. В исторической науке, несмотря на громкие при­зывы к новациям, отказу от устаревших догм и стереотипов, от эм­пиризма, идеализации истории XX века, сохранялись все прежние

Г.Д.Алексеева

черты, подходы и принципы, изменение которых требовало иных условий, иного типа организации науки и управления ею, ради­кального обновления понимания ее задач, роли в обществе. Все это было нереальной мечтой: поэтому наука и деятельность историков развивалась в том же направлении, без коренных изменений или с незначительными новациями в проблематике, что часто изобража­лось в виде существенных сдвигов в изучении истории XX в.

Особенно заметным и достаточно типичным явлением в исто­рической науке 60-70-х гг. стало создание многотомных коллектив­ных трудов по отечественной и всемирной истории, подготовка ко­торых особенно активизировалась после XX съезда КПСС.

Применительно к истории России XX века наибольший инте­рес представляют такие издания, как "История СССР" (в двух сери­ях, 12 томах), "История Коммунистической партии Советского Союза" (в 6 томах), "История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.", "Очерки истории исторической науки в СССР", "Истори­ческая энциклопедия". Некоторые из этих изданий создавались по решению ЦК КПСС под руководством и постоянным наблюдением Отдела науки ЦК КПСС.³⁰ Главной целью этого попечительства бы­ла не забота о науке, ее обновлении, а изображение заботы, а, глав­ное, стремление удержать творческий поиск ученых в рамках офи­циальной исторической доктрины. Именно поэтому изданию этих трудов не предшествовали серьезные творческие обсуждения, раз­работка неисследованных ранее тем, обновление концепции и фак­тографии, включение новых проблем. Все это явилось главной при­чиной появления таких фундаментальных исторических трудов, которые в большей своей части по мере выхода в свет устаревали, отражая вчерашний день советской исторической науки. Если се­рии томов по истории России до XX века предшествовала достаточ­но серьезная работа по ряду важнейших проблем и разделов исто­рии, выход "Очерков по истории", то в области истории новейшего времени, которая содержала особенно серьезные недостатки, про­белы, подобная работа не была проведена.

Провозглашенное XX съездом КПСС возвращение к ленинско­му наследию, к углубленному пониманию ленинских трактовок развития России реализовывалось в этих изданиях в примитивном и формальном виде. Вместо цитат из сочинений Сталина, как это было до 1956 г., стало приводиться больше высказываний Ленина по различным вопросам истории и не только истории, но и мар­ксизму, предвидению будущего, о революционном патриотизме, материалистическом понимании истории, партийности и объек­тивности и т.п.³¹

Вместо серьезного подхода к созданию фундаментального труда по истории Отечества с включением новых концепционных разработок, объяснений, оценок, привлечения корпуса новых источ-

Развитие исторической науки в 60-80-е гг.

ников, которые бы продлили "научную жизнь" издания, удовлетво­ряя читательский интерес различных групп населения, руководи­тели и авторы научного коллектива предлагали все те же давно ус­таревшие идеологемы. Марксизм-ленинизм учит, что "вся история человечества, кроме первобытного общества, была историей клас­совой борьбы. Борьба классов и являлась движущей силой разви­тия общества"³². Подобного рода шаблоны, дискредитировавшие труд большого коллектива советских историков, пронизывали все это издание, претендовавшее на новизну и объективность. "Пар­тийность марксистско-ленинской исторической науки, отражаю­щей точку зрения последовательно революционного класса, явля­ется выражением высшей научной объективности"³³. Такими, да­лекими от науки рассуждениями подменялась подлинная научная объективность, которая никогда не была и не способна стать тож­дественной партийности. Ибо любая партийность — это уже пред­взятость, позиция, угол зрения, детерминированные какими-либо интересами: классовыми, групповыми, конъюнктурными. При тщательном анализе исторической науки того времени, можно вы­явить, какой группе общества и какой части коммунистической партии служила эта концепция партийности и объективности ис­торической науки в 60-80-х гг.

Все многотомные коллективные труды тех лет, особенно их разделы по истории XIX-XX вв., стали реализацией установок пар­тии, а точнее, Отдела науки ЦК КПСС, который направлял иссле­довательскую мысль историков в нужное для верхов русло офици­альной государственной доктрины. Как любое коллективное изда­ние, созданное по социальному заказу большой группой ученых, без четко определенной, научно обоснованной концепции истори­ческого процесса XX века, оно страдало большим количеством са­мых различных недостатков. И хотя первая серия, посвященная до­революционному периоду, была подготовлена на более высоком научном уровне, на богатейшей фактографической базе, однако, и эти тома имели серьезные концепционные погрешности, отражав­шие состояние советской исторической науки.

Вторая серия, посвященная истории XX века (ответственный редактор Б.Н.Пономарев) осталась незавершенной. Вышедший, одиннадцатый том был посвящен периоду 1945-1961 гг. Трудности, связанные с подготовкой последнего, двенадцатого тома, нельзя оценить иначе, как неспособность большого научного коллектива справиться с поставленной перед ним задачей — осветить историю страны последнего периода, т.е. недавнего прошлого. В полной ме­ре проявилась и несостоятельность партийного руководства, вме­шивавшегося на всех этапах во все проблемы творческого процесса ученых, и наконец, глубокий кризис, охвативший науку. Главной же причиной стала теоретическая несостоятельность в концепци-

Г.Д.Алексеева

онном осмыслении событий недавнего прошлого, тесно связанных с правившей тогда элитой. Трудно сказать, насколько историки, уча­ствовавшие в написании этого тома, осознавали характер вставших перед ними трудностей, обусловленных различными причинами, что заставляло их предпринимать определенные меры, направлен­ные на завершение издания. Однако и на этой стадии изучения оче­видно, что многие ученые тогда не понимали отрицательных по­следствий партийного вмешательства в работу научных коллекти­вов, неспособность партийного аппарата, возглавлявшего науку, осмыслить сложившуюся в исторической науке ситуацию, найти пути выхода из глубочайшего теоретического и методологического тупика, в который завели науку политики и идеологи с их понима­нием проблем истории и современности.

Концепция второй серии содержала крайне мало новых эле­ментов по истории России и всей страны. Концепционные пробелы и оценочные моменты освещения исторического процесса XX в. восполнялись обильным цитированием трудов Ленина по самым различным вопросам, и не столько истории, сколько текущей по­литики партии, роли государства в различных сферах жизни стра­ны первого пятилетия советской власти.

О теоретическом бесплодии и отсутствии понимания задач издания свидетельствовали "Введение" и "Заключение" к первому тому второй серии (автор И.И.Минц). Оно содержало набор общих рассуждений по поводу новой эпохи, открытой Октябрем, руково­дства коммунистической партии, о пролетарской диктатуре, демо­кратии и т.п.³⁴ Это было типичное явление во всех коллективных трудах тех лет по истории партии, советского общества. Подобного рода подходами восполнялись пробелы, изображалась важность стоявших перед коллективом авторов задач, грандиозность науч­ных замыслов, новизна исследований, а на самом деле, это отража­ло политическую ангажированность, преданность властям, соче­тавшуюся с нйучным бесплодием, осознание которого пришло, к сожалению, слишком поздно.

Главный порок этого издания состоял в том, что, задуманное, как история страны, народа, общества, оно фактически было реа­лизовано в виде политической истории, где главное место занима­ла сначала борьба большевиков во главе с Лениным за власть, по­беда Октябрьской революции, борьба с контрреволюцией и интер­венцией, создание государственного аппарата, политика советской власти в области экономики, социальной сферы, культуры. Этот подход мало чем отличался от создававшейся тогда многотомной истории партии. Многие разделы этого труда страдали бедностью фактического материала, слабой авторской проработкой проблем, обилием общих рассуждений, ничего не дающих читателю, подме­ной осмысленных оценок цитатами из Ленина, который фактиче-

Развитие исторической науки в 60-80-

ски стал главным автором этого труда. Без его "участия" это изда­ние просто не состоялось бы.

Преобладание в издании политической истории, изложение событий "в верхах" в период, когда страна переживала радикаль­ную ломку во всех сферах общественной жизни, вытеснило из него все остальные важные проблемы, которые должны были присутст­вовать в трудах по гражданской истории. Крайне слабо и прими­тивно освещалась в ряде глав жизнь народа, интересы и поведение различных социальных слоев, влияние происходивших в стране изменений на поведение масс, влияние революционных событий на общественное сознание и др. Как и прежде, в искаженном виде излагалась история непролетарских партий в годы революции и гражданской войны, особенно левых течений, которые были союз­никами и попутчиками большевиков на важных этапах револю­ции. При чтении ряда разделов этого труда создается впечатление, что существовало какое-то, всеми принятое правило "игры", связан­ное с политической заданностью: освещение других партий, их деятельности способно умалить заслуги большевиков, поэтому все организации небольшевистского толка должны изображаться только с отрицательными оценками.

По старинке освещались многие важные вопросы создания го­сударственного аппарата, деятельность органов советской власти на местах. Многие важные вопросы обходились молчанием, напри­мер, соотношение стихийности, сознательности и организованно­сти в период революции, размах массового движения, о чем исто­рики писали еще в конце 20-х гг.

Многие разделы страдали бедностью фактического материа­ла, отсутствием важнейших фактов, необходимых для освещения процесса развития. Особенно примитивными оказались разделы о культуре, науке, образовании. По-видимому, проявилось одно из отрицательных качеств науки тех лет — монополизация заказа ис­торикам, которые отбирались, "фильтровались" для участия в по­добных изданиях. Авторами нередко приглашались ученые, не яв­лявшиеся специалистами по данным проблемам. Так, вопросы ис­тории культуры в первые годы советской власти успешно исследо­вали в то время И.С.Смирнов, Е.Н.Городецкий, А.В.Кольцов, а авто­ром соответствующих разделов стал Е.Г.Гимпельсон, не имевший серьезных наработок по этим темам. Поэтому разделы по культуре оказались слабыми и беспомощными в концепционном отноше­нии, бедные фактическим материалом, поскольку обилие имен деятелей культуры тех лет не могло дать глубокого и достаточно полного представления о процессах, происходивших в области культуры, политике советской власти, ее первых итогах. Разделы содержали фактические ошибки и неточности, страдали неполно­той освещения происходивших событий (например, деятельность

300

Г.Д.Алексеева

Развитие исторической науки в 60-80-е гг.

301

Пролеткульта не была даже упомянута), отсутствием глубоких объяснений и оценок. Вся авторская концепция этих разделов све­лась к не соответствовавшему действительности утверждению о том, что "все сокровища культуры стали достоянием рабочих и крестьян и важнейшим средством коммунистического воспитания трудящихся."³⁷ В годы революции и гражданской войны, о которых идет речь в VII томе "Истории СССР", это невозможно было осуще­ствить, была лишь поставлена задача о превращении культуры в "достояние широких масс", а отнюдь еще "не стала" таковой. Та­кие упрощения, которых можно было избежать и в тех условиях создания многотомных изданий подобного рода, характерны для многих разделов этого труда. По-видимому, нуждается в честном ответе еще один, весьма важный вопрос. Почему историки и там, где они могли, где никто не мешал и ничего не запрещалось, не вы­полняли свой научный и гражданский долг, позволяли себе публи­ковать мало дающие науке и читателю тексты? Что это? Недобро­совестность? Легкомыслие? Нетребовательность? А может быть, профессиональный цинизм? По-видимому, во всем этом нам еще предстоит разобраться.

Было, по-видимому, много причин самого различного харак­тера, которые повлияли на научный уровень этого издания, потре­бовавшего громадных человеческих усилий, затрат энергии, фи­нансового обеспечения, которые не оправдали надежд ни ученых, ни читателей, ни историографов. Они не получили серьезного фун­даментального издания по истории XX века, богатого новым /для того времени/ фактическим материалом с значительной "продол­жительностью жизни".

Для современного историографа подобные издания ценны тем, что дают богатый материал для изучения состояния науки тех лет, ее проблем и трудностей, которые создавали для ученых руко­водившие наукой верхи и сами историки, часто некритически оце­нивавшие свои возможности и способности, своих коллег, автор­ские коллективы в решении сложных научных проблем. Неисполь­зованным оказался и опыт мировой историографии в создании многотомных коллективных изданий по истории, о котором К.Маркс и Ф.Энгельс писали еще в середине XIX века³⁸.

Данная глава посвящена лишь некоторым вопросам истории советской науки 60-80-х гг. Вполне возможно, что приведенные в ней факты и оценки нуждаются в корректировке, дополнении, уточнении. Однако очевидно, что без критического анализа прой­денного этапа, без оценки всех положительных и выявления всех негативных факторов, влиявших на развитие науки, нельзя дви­гаться вперед, исследовать важнейшие проблемы истории России XX века.

Примечания

¹ Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1985. T.V; Развитие совет­
ской исторической науки. 1970-1974. М, 1975; Изучение отечественной исто­
рии в СССР между XXV и XXVI съездами КПСС. М, 1982 и др.