Егоров В.К. История в нашей жизни. С. 178. Очерки истории исторической науки в СССР, Т. IV, С. 7. Волобуев О., Кулешов С. История по-сталински // Суровая драма народа. М., 1989. С. 316 Там же, С. 328.
Егоров В.К. История в нашей жизни. С. 179.
Вестник Коммунистической академии, 1928, №XXVI/2/, С. 5-6; Историк-марксист. 1929, Т. 14, С. 11.
Покровский М.Н. Русская история в самом сжатом очерке. М., 1933. С. 6. Луцкий Е.А. Указ. соч. С. 360 и др.
Покровский М.Н. Предисловие к книге "Русская литература в классовом освещении". Т. 1. М., 1927. С. 6 и др. Историк-марксист. 1929, Т. 14, С. 11-12.
Егоров В.К. Указ. соч., С. 178-179; Волобуев О., Кулешов С. История по-сталински. С. 316-317.
Соколов В.Ю. История и политика. С. 10. Там же, С. 12.
Справочник партийного работника, в. 6. М., 1928, С. 321. Соколов В.Ю. История и политика. С. 201. Коэн С. Переосмысливая советский опыт. С. 21-28. Большевик. 1931. № 19-20.
Trotsky L My life. An attempt of an autobiography. USA. 1986. P. 607-609. Там же, С. 607. С точкой зрения западных историков по этому вопросу можно познакомиться по кн. И. Дойчера "Троцкий в изгнании", М., 1991, С. 446-480.
Слуцкий Б. Большевики о германской социал-демократии в период ее предреволюционного кризиса. /Пролетарская революция, 1930, № 6. Сталин И. Сочинения, Т. 13, С. 84,86,93 и др. Там же, С. 97-99 и др. Там же, С. 100-102.
Вестник Коммунистической академии, 1930, № XXXVIII. С. 1. Сталин И. Сочинения, Т. 13, С. 102. Большевик, 1931, №23-24, С. 133,135.
166
Г.Д.Алексеева
112 113 114 115
116 117 118 119
120 121 122
Там же, С. 23-24,136-139. Большевик, 1931, № 21. С. 84-85. Там же, С. 68.
В состав редколлегии журнала "Большевик" тогда входили: К. Бауман, Н. Бухарин, А. Криницкий, В. Молотов, Н. Попов, П. Поспелов, К. Розенталь, А. Стецкий, Б. Таль, Е. Ярославский.
Очерки истории исторической науки в СССР, Т. IV, С. 555-556. Большевик, 1931, №22. С. 77-78.
Очерки истории исторической науки в СССР. Т. IV. С. 555-556. См.: Маслов Н. Краткий курс истории ВКП(б) — энциклопедия сталинизма // Суровая драма народа. Удивляет, почему историки постоянно искажают название этой книги, которое звучало так: "История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс". См.: Волобуев О., Кулешов С. История по-сталински. Там же, С. 78. См.: Большевик, №1931, №22, С. 78.
НЕПРИЗНАННЫЙ КЛАССИК
БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ:
Л.Д. Троцкий
■ А. А. О в сянников
Л.Д.Троцкий... Трудно найти в истории другого политического и общественного деятеля, который оказался бы объектом таких фальсификаций как при жизни, так и после смерти. Долгие годы его имя буквально выскребалось из советской историографии. С 20-х годов Троцкий находился под огнем критики, позже — оскорблений и унижений, а в конце концов, общественного остракизма. С троцкизмом и его лидером связывались тяжелейшие преступления режима, возлагалась ответственность за все провалы политики, экономики, нравственности. Античеловеческие акты сталинизма — коллективизацию, жертвы форсированной индустриализации — опять-таки вели от Троцкого. Парадокс, но в стремлении отыскать истину многие авторы современной публицистики по сути вели реабилитацию Сталина, делая его заложником троцкистских идей и методов.
Не повезло Троцкому и в новейшей историографии, разрастающейся на наших глазах. Наверное, как и люди, наука подвержена разным недугам и заболеваниям. Некоторые науки имеют иммунитет от одних болезней, некоторые — от других. История, что общеизвестно, сильнее всего страдает от двух пороков: конъюнк-турности и моды. И если первый во многом зависит от самих ученых, второй коренится в общественном восприятии. Так сложилось, что беспрецедентный интерес советских людей к истории в конце 80-х годов оказался повязан конъюнктурными подходами, идущими от традиций, стиля, степени профессионализма исследователей. Дилетантизм, выплеснувшийся на страницы периодики, книги и статьи бывших диссидентов, несостоявшихся партийных и советских функционеров, поверхностных историков, с легкостью берущихся судить любую эпоху, привели к скорому разочарованию людей, изголодавшихся по исторической правде.
В литературе, опубликованной за годы перестройки, Троцкий по-прежнему остался мрачной кровавой личностью для одних, от-
| 168 |
А.А.Овсянников
ступником от ленинизма для других, международным террористом, экспортировавшим революцию, для третьих. В общем, большинству исследователей так и не удалось избавиться от старых стереотипов.
Теперь волна таких исследований спадает. Наступает время поиска адекватных ответов на непростые вопросы, связанные с биографией Троцкого, его друзей, соратников. Однако общественный интерес к комплексу данных проблем резко убывает: мода на историю прошла. Тем не менее, во всем перечисленном имеется существенное преимущество: наконец-то можно попытаться спокойно, без излишних эмоций привести в систему разрозненные и противоречивые факты жизни Троцкого, оценить их, найти место правде и вымыслу, реальности и легендам.
В советской исторической литературе Троцкого обычно сравнивали с другими лидерами социал-демократии и большевизма, привычно противопоставляя его Ленину. Такая традиция уходит корнями в далекое партийное прошлое. В подтверждение сошлемся на слова М.С.Урицкого (май 1917 г.): "Вот пришла великая революция и чувствуется, что как ни умен Ленин, а начинает тускнеть рядом с гением Троцкого"1. Появление такой традиции вполне объяснимо. Ленин и Троцкий — незаурядные самостоятельные фигуры в российском социал-демократическом движении. Они являлись, как казалось, непримиримыми противниками. Но в отличие от других оппонентов из разных политических лагерей пути Ленина и Троцкого с 1917 г. стали общими. Есть и еще ряд важных обстоятельств. Оба деятеля считались лидерами влиятельных течений в РСДРП, особенно после революции 1905-1907 гг. Другие руководители социал-демократии, за исключением, пожалуй Г.В.Плеханова, не были столь крупными личностями. Церетели, Чхеидзе, Мартов — каждый из них фигура по-своему примечательная, но с Лениным или Троцким несопоставимая.
В историко-партийной публицистике сравнивались главные составляющие деятельности Ленина и Троцкого, в том числе их дар аналитиков. Поэтому, рассматривая исторические и политологические сочинения Троцкого, от их параллельного изучения с ленинскими трудами не уйти и нам. "Виновата" здесь и творческая манера Троцкого: в центре огромного количества его произведений — Ленин, ленинская методология и методика изучения, феномен ленинизма.
Но серьезно историческая концепция и взгляды Троцкого в нашей литературе не исследовались. Если в отечественном ленино-ведении имеются, как полнокровные направления, апологетическое, нигилистическое и конформистское*, то в троцковедении до
'Подробнее о них сказано в разделе о В.И.Ленине.
_____ Непризнанный классик большевистской историографии 169
середины 80-х годов все исследования лишь нигилистически разоблачали троцкизм. Вторая половина 80-х годов ситуацию изменила, но не глубоко. Перестройка и новое мышление, сняв запреты со многих прежде закрытых тем, в отношении Троцкого породили книги и статьи конформистского толка. Даже в работах рубежа 80-х — 90-х годов продолжали повторяться и, что самое поразительное, обосновываться прежние легенды. Например, о стремлении Троцкого — бывшего соратника и помощника Ленина — опорочить имя вождя. Так, в сборнике "К истории русской революции", вышедшем в разгар перестройки — в 1990 г., составитель Н.А.Васецкий в примечании, посвященном знаменитому ленинскому лозунгу "экспроприация экспроприаторов", пишет, что его действительный автор — В.А.Карпинский, а "отнюдь не Ленин, как это утверждал Троцкий"2. Насколько такое "открытие" несерьезно, видно из следующей ленинской цитаты: "Обобществление производства не может не привести к переходу средств производства в собственность общества, к "экспроприации экспроприаторов"3. Она взята из знаменитой статьи Ленина "Карл Маркс", написанной аж в 1914 г.
Необходимо подчеркнуть еще одно обстоятельство. Антитроцкистская литература 20-х — начала 30-х годов сплошь и рядом оказывается на порядок выше уровня позднейших исследований.
Гораздо богаче троцковедческие исследования представлены в зарубежной историографии. Здесь нет возможности подробно остановиться на ней. Подчеркнем главное: она разнообразнее отечественной, ее содержание простирается от апологии Троцкого и троцкизма до его полного неприятия. А в силу того факта, что значительные архивные материалы сосредоточены на Западе и в США, а соответствующие фонды наших архивов до сих пор изучались,- явно недостаточно, иностранная литература интереснее и в смысле источниковой базы. За рубежом издана самая полная библиография трудов Троцкого4. На английском и ряде других языков опубликовано большое количество его работ*. Это свидетельствует о повышенном внимании к Троцкому историков всего мира, для которых его труды выступают в числе главных методологических и документальных источников.
Следует подчеркнуть, что отечественная историческая наука испытывала сильное воздействие взглядов и оценок Троцкого. Остались в ходу даже некоторые имена-прозвища и термины типа "всероссийский староста" М.И.Калинин, "ножницы цен" и т.д. Естественно, авторство их давно забыто. Также безадресно многие годы велись споры с отдельными положениями концепций Троцкого, что, впрочем, в равной мере относится к другим репрессирован-
* Справедливости ради укажем, что среди них определенная, причем немалая часть никогда не печаталась на русском языке.
| 170 |
А.А.Овсянников
ным руководителям партии и государства. В числе дискуссионных находились и исторические проблемы. Ведь независимо от политических и вкусовых пристрастий, особенно в 20-х — начале 30-х годов невозможно было скрыть, что именно Троцкий впервые поднял научные проблемы истории революции, внутрипартийной борьбы и т.д. Причем, в отличие от Ленина и других большевистских теоретиков, он попытался взглянуть на многие вопросы глазами историка.
Надо сказать, что на роль исследователей-историков претендовали практически все главные большевистские вожди. В очерке о Ленине отмечается, что он (Ленин) был, пожалуй, единственным исключением5. Остальные постоянно примеряли мантию профессоров от истории.
В 20-х годах тон задавали Г.Е.Зиновьев и Л.Б.Каменев. Со временем к ним подключились остальные. В конце концов дело дошло до комедийного фарса с кратким курсом "Истории ВКП(б)" — последователи Сталина задним числом вознамерились включить сей коллективный труд в собрание сочинений И.В.Сталина.
Увлечение историей не прошло и мимо Троцкого. В этом смысле тема "Троцкий-историк" вполне правомерна. Добавим еще один принципиальный момент: "исследования" подавляющего большинства официальных партийных историков, как правило, из-за шаблонности приемов, выводов, оценок настолько неоригинальных, что индивидуальный подход к ним просто малоинтересен.
Такого не скажешь о произведениях Троцкого. Его история являлась контрверсией официозу, а следовательно, стала самостоятельным явлением для отечественной историографии 20-х-ЗО-х годов. Не побоюсь высказать суждение, что работы Троцкого являются лучшими и наиболее самобытными исследованиями, вышедшими из-под пера партийных историков.
Первое, с чем встречается читатель, отличный язык и стиль. В потоке скучных или сухих книг и статей Сталина, Зиновьева, Ярославского и многих других, произведения Троцкого выделялись именно литературностью. В их авторе, несомненно, жил талант незаурядного писателя. Многие его работы, даже с заведомо нелитературными сюжетами, "проглатываются" как хорошо сработанная беллетристика.
Стиль Троцкого, бесспорно, одна из причин популярности его произведений. Нужно особо отметить ярко выраженный личностный характер авторской манеры. С 20-х годов Троцкого "били" за отсутствие "большевистской скромности". Действительно, в его работах редко встретишь неопределенно-личное "мы". О себе и от себя он почти всегда писал в первом лице. Конечно, элементы самолюбования, склонность к провидческим обобщениям густо рассыпаны в произведениях Троцкого. Эта манера может не нравиться,
_____ Непризнанный классик большевистской историографии 171
вызывать неприятие, но она откровеннее и прямее, чем показушная скромность антитроцкистов.
Диссонансом смотрелась и другая особенность его публицистики: сквозящее в ней отрицание раболепства перед авторитетами. Сказанное не значит, что для Троцкого их не существовало. Например, об обратном свидетельствует комплекс работ о Ленине. Ленинский авторитет, особенно после 1917 г., являлся для него непререкаемым. Но в трудах и выступлениях Троцкого современники слишком часто не находили столь заметной "творческой" манеры его оппонентов: каждую, даже по-детски пустяковую и наивную мысль, подтверждать ссылкой на классиков марксизма, особенно Ленина.
В этой связи вспоминаются отчаянные слова Зиновьева, вставшего в оппозицию "генеральному" курсу на XIV съезде ВКП(б) и звучащие злой самоиронией: "В последнее время, товарищи, многие толкуют так, что не надо, мол, слишком много цитировать Владимира Ильича, что так начетчики только делают, что это "ветхий завет" у нас и т.д. Так иногда говорят. И говорят еще так: зачем цитировать Ленина, у него можно найти что угодно, как у дядюшки Якова товару всякого"6. Зиновьев — оппозиционер попал в им же расставленную сеть — обожествление Ленина, доведение любого ленинского слова до истины в конечной инстанции. То есть, все то, что не всегда находили у Троцкого, что вменялось ему в вину.
Итак, поставим задачу — посмотреть на Троцкого, его произведения как работы историка. Тут же оговоримся. Речь пойдет о Троцком в ракурсе его места в отечественной историографии. Я сознательно не выделяю отдельной проблемы — влияние на историческую концепцию Троцкого различных школ и научных направлений. Во-первых, это специальная и большая тема. Во-вторых, на ней останавливались, пусть не очень подробно, историки с конца 20-х годов. Много места ей уделял М.Н.Покровский7. Если отбросить заидеологизированную шелуху некоторых его суждений, восходящую к внутрипартийным разногласиям, он, в целом, верно отметил влияние на Троцкого взглядов историков юридической школы и П.Н.Милюкова. А поскольку любой историк формируется под воздействием предшествующей историографии, то вряд ли стоит данное обстоятельство драматизировать. Достаточно того, что анализ Троцкого, участника и руководителя описываемых им событий, помноженный на отличную от официальной трактовку — вполне определяет его самостоятельное место в истории науки.
Историческая концепция Троцкого, подчеркнем это, — не представляла из себя нечто совершенно новое и оригинальное для современников в доктринальном смысле. В ее основе находились те же символы веры, которые лежали в фундаменте аналитического стиля российских социал-демократов. Как большинство из них,
| 172 |
А.А.Овсянников
Троцкий заплатил дань народнической традиции и народнической литературе. Но его знакомство с ней оказалось отлично от первых народнических иллюзий революционеров, родившихся на 10-15 лет
раньше.
Троцкий, по его собственным словам проявил интерес к идейной борьбе в 1896 г.8 И хотя первая его статья была написана для народнического журнала, увлечение оказалось сугубо поверхностным. Тем не менее, с точки зрения формирования социологической концепции данный факт определенно интересен. Троцкий упустил, по его словам, три-четыре года, но это были не простые годы. Ленин, не говоря уже о Плеханове, стали сторонниками марксизма через преодоление сильнейшей внутренней инерции народнической идеологии, в то время как Троцкий оказался перед свершившимся фактом — марксизм являлся доминирующим течением в среде оппозиционной молодежи.
Отличался и путь Троцкого к марксизму. Большинство социал-демократов старшего поколения были народниками. Тот же Ленин, застав закат народничества, примкнул к нему в силу семейных обстоятельств, знал его не через газетную информацию, а от брата и сестры. Плеханов и его соратники сами были народниками. Потому не трудно увидеть связь между идеологией народничества и, например, отношением к крестьянству и интеллигенции у Ленина и Плеханова.
Иное дело Троцкий. К марксизму он шел не от народничества. Его увлекали западнические идеи масонства. Он даже всерьез подумывал заняться его историей*. К марксизму же Троцкого притягивала критическая направленность учения. В свою очередь, критицизм был чертой характера Троцкого. В критике он заходил достаточно далеко, подвергая сомнению не только частности, но даже саму ценность марксистской доктрины. Если заняться сравнениями, то отметим общеизвестное: ортодоксальным большевикам теория Маркса представлялась вневременной ценностью. Подобное отношение к марксизму явилось особенно яркой доминантой в ленинской методологии истории.
Троцкий, напротив, часто бывал не столь категоричен. Так, в 20-е годы он говорил, что "наступит время, когда люди перестанут искать в "Капитале" Маркса поучений для своей практической деятельности, и "Капитал" станет только историческим документом"9. Трудно вообразить, как нечто подобное произносит Ленин. Перу Троцкого принадлежат и такие слова: "Форма лучших, то есть как раз наиболее яркополемических произведений Плеханова устаре-
' Это увлечение не прошло незаметно для историков. В историографии до сих пор обсуждается проблема, был ли Троцкий, как и многие противники царского режима, масоном.
_____ Непризнанный классик большевистской историографии 173
ла, как устарела форма энгельсовского "Анти-Дюринга"10. И дело тут не в случайной оговорке, а в системе взглядов. "Ревизия марксизма, шедшая по всем направлениям, помогла мне, как и многим другим молодым революционерам, собраться с мыслями и острее отточить свое оружие", — писал Троцкий в автобиографии11. Такое восприятие ревизионизма трудно обнаружить у "правоверных" ленинцев.
Тем не менее, историческая доктрина Троцкого оставалась в русле марксизма до последних дней его жизни. Категории классов и классовой борьбы, общественно-экономических формаций брались им за непререкаемые истины. В революциях он, вслед за Марксом и Энгельсом, видел "локомотивы истории", а служение революции социалистической считал целью своей жизни. Что касается исторической миссии пролетариата, то тут Троцкий оказывался даже большим идеалистом-радикалом, чем большевики ленинской школы. Пролетариат стоял в центре троцкистской теории перманентной революции.
Здесь уместно сделать небольшое наблюдение. В антитроцкистской литературе одним из краеугольных камней является низведение Троцкого до уровня рядового плагиатора истинного создателя теории перманентной революции — АЛ.Парвуса. Действительно, Парвус обобщил ряд идей марксовой перманентной революции применительно к собственному видению российских реалий. Но настоящим разработчиком и пропагандистом системы взглядов, вытекавших из этих идей, выводивших их на уровень теории, был именно Троцкий. Не случайно в полемической литературе межреволюционного времени (1905-1917 гг.) говорили о троцкистской перманентной революции.
Таким образом, историческая концепция Троцкого в своих главных частях не несла оригинальных черт. Одновременно степень аккумуляции других исторических школ, более подвижные критерии вели его к нестандартным подходам и выводам. Они сильно отличались от запрограммированных оценок большевистской историографии, тон которым задавали труды Ленина. Поэтому дискуссии и острая борьба со взглядами Троцкого не могли не вспыхнуть вновь, даже после его вхождения в круг высших партийных лидеров в 1917 г. Это случилось, как только позволила ситуация. Споры вокруг теоретических и практических вопросов, в ходе которых требовалась апелляция к прошлому, перерастали в столкновения врагов.
Тут не наблюдается чего-либо случайного. Вся полемика с ревизионизмом и оппортунизмом (и в этих "грехах" обвиняли Троцкого) была пропитана у русских марксистов уверенностью в существовании только одного правильного истолкования теории. Фактически шла борьба за гегемонию одной социологической и фило-
| 174 |
А.А.Овсянников
софской школы. И не важно, что на словах социал-демократы признавали плюрализм мнений и направлений. На деле они вели войну на дискредитацию друг друга.
При такой постановке вопроса Троцкий, который попытался встать выше споров, не имел серьезных шансов на успех. Он мог лишь приспособиться, скорректировать свою концепцию с одним из лагерей (что случилось в период первой мировой войны и революций 1917 г.). В конце концов, он нашел объяснение собственной эволюции в тезисе об идейном перевооружении большевизма. Но неустойчивое равновесие оказалось непрочным, ибо с начала 20-х годов стал стремительно меняться большевизм. Эти подвижки отразились на содержании и судьбе исторических работ Троцкого.
В исторической концепции Троцкого имелся важный элемент, который не полностью согласовывался с материалистической доктриной, но который играл особую роль. Речь идет об интуиции, историческом предвидении, мессианстве. В историографии данная особенность либо принимается как должное (например, трехтомник ИДоичера, в заглавии каждого тома которого присутствует слово "пророк"), либо становится объектом саркастической критики12.
Однако необходимо помнить, что мессианство вполне сочеталось не только с марксизмом (историческая миссия пролетариата, неизбежность смены капитализма коммунизмом и пр.), а являлось стилем эпохи. Своеобразной квинтэссенцией мессианства мне представляются слова Зиновьева о Ленине — "пророке нового общества" и "апостоле коммунизма"13. Сказанные в 1924 г., они лежали в русле особого идеологического построения — вождизме, культе вождя, которое признавали лидеры большевизма, включая Ленина и Троцкого14.
Для Троцкого нематериальная категория "интуиция" являлась частью вполне конкретного понятия "исторический опыт". Он применял метод "интуиции" обычно тогда, когда уходил от серьезного анализа или не мог его провести. Так, Троцкий доказывал, что в послеоктябрьской России марксистская теория применялась правильно, поскольку "события, в которых мы теперь участвуем, и сами методы этого участия были предвидены в основных своих чертах полтора десятилетия назад (в 1904-1905 гг. — А. О.)"15.
Теперь вернемся непосредственно к предмету данного исследования — историческому анализу в сочинениях ЛД.Троцкого. Сразу отметим: история занимала его с юношеских лет, а внимание к историческим проблемам стало характерной частью творческой манеры Троцкого общественного и политического деятеля.
Взгляды молодого Троцкого на прошлое и окружавшую его действительность носили явный отпечаток западничества, столь типичный для социал-демократов. В частности, его воззрения вполне совпадали с позицией В.Плеханова. Он разделял плеханов-
_____ Непризнанный классик большевистской историографии 175
ское видение основ общественного развития России как "сравнительно примитивного и медленного" и связывал его со скудной экономической базой русского общества16. Неминуемый вопрос, встававший перед сторонником подобного подхода, что делать с российским капитализмом и марксизмом.
На него Троцкий нашел для себя ответ в интерпретациях взглядов историков и философов западнической ориентации. Вслед за ними он доказывал, что движущей силой российской истории оказалось давление западных государств, выросших на более высоком экономическом фундаменте . Не претерпев серьезных изменений, эти мысли остались у Троцкого и в зрелом возрасте. Так, успешность большевистской революции в России он объяснял тем, что социал-демократы "импортировали идеи марксизма из других стран и воспользовались чужим революционным опытом", а также тем, что революционеры "в течение десятилетий имели в других странах свою эмиграцию"18. Правда, ему пришлось искать выход из явного противоречия, которое породила Октябрьская революция. Неразвитая, в сравнении со странами запада и США, Россия, по мнению руководителей революционного переворота, на всех парах входила в социализм, открывала эру мировой социалистической революции. Главные идеологи Октября — Ленин и Троцкий — соглашались, что сам факт русской революции объяснялся слабостью страны (так называемое слабое звено). Но запаздывание мирового социалистического пожара и специфику партийной стратегии и тактики они объясняли в близких, но не тождественных тезисах.
У Ленина парадокс эпохи разрешался в перевертывании причинно-следственной связи: вначале — революция, потом создание ее предпосылок19. У Троцкого — в преобладании, верховенстве политики над экономикой: например, говоря в начале 30-х годов о США« перспективах, американского марксизма, он выделял именно "политическую отсталость Соединенных Штатов"20. В обоих случаях выводы противоречили марксизму в его изначальном виде, что, однако, не смущало авторов. Тем не менее в периоды острых разногласий с большевиками до Октября и с руководящим партийным большинством в советское время Троцкого, противопоставляя Ленину, не раз обвиняли в отступничестве от марксизма и идеализме его исторической концепции.
Так, острой критике подвергался вывод о природе российского абсолютизма. Троцкий считал, что административное, военное и финансовое могущество абсолютизма существовало в России наперекор общественному развитию, а усиление централизации государства обеспечивало его самодавлеющее, независимое от общества существование21.
В историко-философском смысле Троцкий был сторонником теории отмирания государства, но выводил ее не столько из эконо-
| 176 |
А. А. Овсянников
мики, сколько из политики. По Троцкому, революция вырастает из пропасти, разделяющей русский абсолютизм и нацию. Российское государство он считал порождением слабости и политического ничтожества господствующих классов. Отсутствие равновесия между ними сделало самодержавие "самодавлеющей организацией, стоящей над обществом", что составило отличие России от стран Запада. Таким образом, Троцкий, не отрицая марксистского постулата о первичности экономики, не распространял его на российскую историю.
Мысль о внеклассовом характере российского государства, конечно, не была открытием Троцкого. Она доминировала в историографии того времени. С ней соглашались многие историки и общественные деятели от Милюкова до Плеханова. Политический характер государства они объясняли внешним военно-оборонительным фактором — татарским нашествием. Подобная интерпретация не удовлетворяла Троцкого. Он подчеркивал, что борьба с крымскими и нагайскими татарами требовала напряжения сил, но "не больше, чем вековая борьба Франции с Англией"22. То есть, сохраняя тезис по существу, Троцкий меняет его ориентацию — с восточной на западную. А экономический детерминизм Маркса он переносит в детерминизм государства: "Западная экономика влияла на русскую через посредство государства".
Анализируя подобным образом исторический материал, Троцкий приходит к важным для него выводам, согласно которым российское самодержавие с 80-90-х гг. XIX в. являлось военно-бюрократической организацией, негодной для регулирования капиталистических отношении, вошедшей в противоречие с хозяйственно-культурными потребностями общества*.
Не будем рассуждать, насколько исторически точен проделанный анализ. В данном случае это не столь существенно. Важнее другое. Представленная нами теоретическая концепция легла в основу видения Троцким перспектив развития России, стала историческим обоснованием теории перманентной революции, оказала влияние на практическую деятельность ее создателя.
Известно, что в начале XX в. Троцкий оказался одной из ключевых фигур в полемике между социал-демократами. Поэтому не безынтересно посмотреть, как проявлялись в этих вопросах воззрения Троцкого на особенности исторического прошлого России и общественного движения.
Обычно среди основных составляющих троцкизма, в числе первых, называют теорию перманентной революции, о которой уже упоминалось выше. Сам Троцкий посвятил ей множество ра-
* Из работ Троцкого видно, что главные исторические факты он черпал из трудов Милюкова и Ключевского.
Непризнанный классик большевистской историографии 177
бот, среди них специальное исследование — книгу "Перманентная революция", пожалуй, самое сухое, для восприятия читателя, произведение. Суть теории он определял следующим образом: "Русская революция создает... такие условия, при которых власть может (при победе революции — должна) перейти в руки пролетариата, прежде чем политики буржуазного либерализма получат возможность в полном виде развернуть свой государственный ге" ний"23. Данная формулировка относится к 1905-1906 гг. В брошюре "Итоги и перспективы" ей предшествовала глава об особенностях исторического развития России. Этими сюжетами Троцкий, по собственному признанию, занялся с целью теоретически и, по его словам, исторически обосновать и оправдать лозунг завоевания власти пролетариатом. Причем данный лозунг противопоставлялся как требованию буржуазно-демократической республики, так и лозунгу демократического правительства пролетариата и крестьянства.
Суть идей, сформулированных в период первой российской революции, находила отражение в послеоктябрьских работах Троцкого, о чем свидетельствует публикация в 20-е годы в приложениях ко 2-4 изданиям книги "1905" статьи "Об особенностях исторического развития России". Российская экономическая жизнь, подталкиваемая давлением Запада, культурно-политически оторванное от нации государство и власть, а также марксистская идея о пролетариате-могильщике буржуазии — вот, сведенная до уровня схемы, система перманентной революции. В ней, на что обратили внимание сразу, не находилось место крестьянству. Последнее не значит, что Троцкий механически "выбрасывал" или недооценивал крестьянство, как указывал Ленин и особенно его интерпретаторы середины 20-х годов. В этой связи интересно подчеркнуть, что в полемическом задоре главные оппоненты — Ленин и Троцкий — не хотели замечать сходства своих позиций.
Так, в ленинской статье "О двух линиях революции" (1915 г.) совпадение с троцкистском конструкцией трактуется как путаница. Ленин тогда отметил: "Троцкий не подумал, что если пролетариат увлечет непролетарские массы деревни на конфискацию помещичьих земель и свергнет монархию... это и будет революционно-демократической диктатурой пролетариата и крестьянства!"24. С высоты сегодняшнего дня видно, сколь близки их позиции. Ретроспективно оценивая спор, Троцкий в 1918 г. в общем-то верно подметил, что тактика перманентной революции была просто уничтожением границы между минимальной и максимальной программой социал-демократии.
Другим свидетельством близости позиций являются теоретические трактовки характера и перспектив социалистической революции видными лидерами большевиков после Октября. Напри-
12-541
| 178 |
А.А.Овсянников
мер, Бухарин писал в начале 1918 г., что победа пролетариата, поддержанного деревенской беднотой, не есть начало "органической эпохи".
В бухаринском изложении перманентная революция в России просто переходит в европейскую революцию пролетариата. Троцкий обратил внимание на эти бухаринские строки в начале 30-х гг.* , когда схлынуло "наводнение так называемой дискуссии против троцкизма", в которой Бухарин, по словам Троцкого "был главным в сущности, единственным теоретиком всей кампании..., резюмировавшейся в борьбе против теории перманентной революции"25.
Из вышесказанного следует признание факта привнесения марксистской идеологии и философии на российскую почву со стороны, выраженное в исторической концепции Троцкого. В этом смысле, теория перманентной революции была ничем иным, как попыткой совместить марксизм с условиями России. Отсюда сходство концепций у историков, выросших из западнического лагеря, прежде всего, Ключевского, Милюкова и Троцкого. В конце-концов, Милюков, служивший во многих случаях историографическим источником для Троцкого, являлся сторонником весьма схожей идеи: прогресс России протекал по линии вхождения ее в фарватер западноевропейской культуры.
В марксизме Троцкий подчеркивал еще одну важнейшую составляющую — пролетарский интернационализм, без которого его историческая концепция рассыпалась бы на куски. Интернационализм являлся для него особым символом веры, корни которого следует искать не столько в биографии самого Троцкого, сколько в той части российской ментальности, которая становилась питательной средой западнических идей. В марксизме его российских последователей, среди прочих, привлекала новая ориентация на пролетариат, который, по их мнению, развивался по тем же законам, что и западноевропейский. Что касается крестьянства, славянофилы и народники-социалисты сумели достаточно убедительно доказать несхожесть российского крестьянства — основной массы населения страны — с крестьянством других стран. Тем не менее влияние народничества сказалось на концепции Троцкого, который вполне разделял созвучные народникам взгляды на отличный от классически европейского путь вхождения России в капитализм. Одновременно он не соглашался с позицией марксистских историков и публицистов, политически группировавшихся вокруг меньшевиков. Меньшевистское понимание роли и места либеральной буржуазии в грядущей революции, а, следовательно, обоснование их взглядов Троцкий не принимал. Здесь его видение прошлого, на-
* Троцкий придавал комментарию у бухаринской интерпретации перманентной революции большое значение, опубликовав его также в книге "Сталинская школа фальсификации", ссылался на него в ряде других работ.
_____ Непризнанный классик большевистской историографии 179
стоящего и будущего опять-таки оказывалось гораздо ближе к большевистскому.
Следует подчеркнуть, что перечисленные особенности относятся к теоретической концепции, а не практике. В практической плоскости Троцкого и большевиков сведет революция. Она, оперируя марксистским методом доказательств, явится той практикой, которая отразит действительную близость теоретических посылок.
Итак, теория перманентной революции выросла из исторической концепции Троцкого. В историографии, преимущественно советской, данная теория обычно считалась сердцевиной троцкизма. До настоящего времени дискуссионными представляются и сам термин "троцкизм", и его реальное содержание. На этой проблеме нужно остановиться, хотя бы кратко. Необходимо, поскольку критика и борьба со взглядами Троцкого существенно отразилась на эволюции его концепции истории, проблематике и направленности анализа.
Вначале несколько слов о термине. Его создателем, как отмечал Троцкий, являлся Милюков. Первоначально под троцкизмом понимали особую позицию Троцкого, стоявшего вне фракций и группировок в РСДРП. В целом его воззрения были левыми. Парадокс исторической аберрации состоял в причислении левого уклона Троцкого к меньшевизму, занимавшему правый фланг партии. Причин описываемому явлению несколько: солидарность с меньшевистской позицией на II съезде РСДРП и, особенно после съезда, совпадение многих черт исторической концепции, не признававшей за крестьянством сколько-нибудь значительной прогрессивной роли в грядущей революции. Но главная причина — неприятие организационных принципов большевизма. Во взаимной критике противоборствующие стороны не скупились на "комплименты". В 1904 г. Троцкий назвал ленинские принципы режимом казармы, а метод научного исследования Ленина сравнил с "половой тряпкой", которую он использует, "когда нужно затереть свои следы", белым экраном, если "нужно демонстрировать свое величие", складным аршином, если "нужно предъявить свою партийную совесть!"26.
В 20-е годы, когда большинство тогдашнего партийного руководства решило исторгнуть Троцкого из своих рядов, используя его прежний небольшевизм, актуальность приобрел вопрос о троцкистских теоретических воззрениях. Козырной картой антитроцкисты взяли самое очевидное. Дело в том, что в своих выступлениях, в печати Троцкий неоднократно подчеркивал "безусловную правильность" собственных оценок движущих сил революции27. Для подобных слов он имел, пусть крайне субъективный, но весомый аргумент: с 1917 г. по 1923 г. о троцкизме не было речи ни у Ленина, ни у других партийных вождей. Зато сколько угодно говорилось о
12*
| 180 |
АЛ. Овсянни ков
мировой перманентной революции. Троцкий объяснял подобный феномен идейным перевооружением большевизма в 1917 г. Для доказательства данного тезиса ему пришлось обратиться к истории Октябрьской революции и оказаться автором первого советского не санкционированного "сверху" исследования о событиях февраля-октября 1917 г.
Формальным поводом послужила подготовка 1-ой части 3-го тома сочинений Троцкого, который открывался обширным предисловием — знаменитыми "Уроками Октября". Лейтмотивом работы стала мысль, ранее сформулированная в брошюре "Новый курс": "Что касается теории перманентной революции, то я решительно не вижу основании отказываться от того, что писал по этому поводу в 1904-1906 гг. и позже. Я и сейчас считаю, что основной ход мыслей, развивающихся мною, несравненно ближе к действительной сущности ленинизма... Таким образом, идея перманентной революции полностью и целиком совпадает с основной стратегической линией большевизма. Этого можно было не видеть 18-15 лет тому назад. Но этого нельзя не понять и не признать теперь..."28
"Уроки Октября" изначально выполняли две функции: с одной стороны предисловия к тому "1917" (т. 3-й сочинений) и, следовательно являлись заявкой на научное осмысление опыта революции; с другой — полемического материала, а, значит, политически и тематически ограниченного рамками внутрипартийной дискуссии. Отметим, что борьба с троцкизмом, начатая в 1923 г., изначально приобрела историко-партийную окраску. Она выразилась в стремлении доказать на исторических фактах случайность Троцкого в большевистском руководстве, изобразить его временным попутчиком из меньшевистского лагеря.
Поэтому в ходе дискуссии пришлось поднять множество исторических вопросов, значительная часть которых и сегодня представляется сложными и запутанными. Интересно отметить, что Троцкий, как бы мимоходом, уточняет некоторые терминологические нюансы, затуманенные нашим политизированным и конъюнктурным сознанием. Он достаточно четко разграничивает понятия "революция" и "переворот". На мой взгляд, Троцкий методологически точен, когда говорит о Февральской и Октябрьской революциях, в противоположность февральскому и октябрьскому перевороту как политическому и организационному мероприятию29.
События 1917 г. привлекли столь пристальное внимание Троцкого, в первую очередь, возможностью проанализировать особое состояние общества — революционные кризисы. В более узком смысле — их отражение в судьбах партии и ее руководителей. Вместе с другими работами того времени — упоминавшейся брошюрой "Новый курс", книгой "О Ленине", переизданиями более ранних произведений Троцкий начал серию специальных исследовании истории
_____ Непризнанный классик большевистской историографии 181
российских революций 1917 г., продолжавшуюся уже до конца его жизни.
Первое, что бросается в глаза при прочтении произведений — известная доля политизации. Естественно, для науки она играла чаще отрицательную роль. Но ожидать от Троцкого абсолютно беспристрастного подхода, равно и от остальных его современников, независимо от их политической ориентации, от белоэмигрантов до ортодоксов-сталинистов — несерьезно.
Если смотреть на "Уроки Октября" глазами историографа, нужно отметить связь труда с рядом ленинских произведений. Среди них — "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" и комплекс последних писем и статей. В этом смысле предисловие Троцкого представляется своеобразной попыткой научного и идеологического обоснования идей Ленина о международном значении опыта российских революций и его отражения в политике советского государства. Конечная цель Троцкого — не только определить место событий революции, но и оттенить степень участия в них лидеров партии.
Какова же суть концепций истории подготовки и проведения Октябрьской революции в изображении Троцкого? Ответ на этот вопрос напрямую связан с особенностями его методологии и методики изучения.
Ведущая посылка заключена в тезисе о неготовности большевиков к резкому повороту в феврале 1917 г. Основным аргументом для подобного вывода послужили разногласия в среде большевистского руководства, продолжавшиеся до принятия решений Апрельской конференции РСДРЩб). Тезис больно ударял по всей партийной верхушке, так как Ленин весной 1917 г. практически оказался в одиночестве.
Тут мы сразу сталкиваемся со специфическим методом анализа. В силу ли личного пиетета, в силу ли сложившихся обстоятельств, Троцкий был вынужден обособить Ленина от остальных большевистских лидеров не только в 1917 г., но и в предшествующий период. В более законченном виде такая формула внесена в созданное позже произведение — в "Историю русской революции". Она гласит: "Действительный ход Февральского переворота нарушил привычную схему большевизма". В "Уроках Октября" Троцкий постоянно пытался балансировать между соблазном дать реальную оценку прежнему курсу и опасностью обвинения в антиленинизме.
Для того были основания. Позднее, в 1927 г. советский полпред во Франции А.А.Иоффе, покончивший жизнь самоубийством, написал Троцкому в предсмертном письме, что Ленин признавал политическую правоту последнего начиная с 1905 г. "Перед смертью не лгут", — подчеркивал Иоффе. Надо думать, что подобные
| 182 |
А.А.Овсянников
разговоры шли и раньше, хотя и не с такой откровенностью . Их отражением в "Уроках Октября" стал неопределенно-личный вывод: "Кто продолжал в этих условиях держаться за формулу "демократической диктатуры", тот на деле отказьюался от власти и вел революцию в тупик"31. Троцкий сознательно переносит центр тяжести с Ленина — главного идеолога теории "демократической диктатуры пролетариата и крестьянства" — на его старобольшевистских соратников весны 1917 г. — Каменева, Сталина и др.
Логика вывода не оставляла места апологии Ленина. В "Истории русской революции" Троцкий написал уже откровенно: "формулы "демократической диктатуры" сам Ленин, правда, не сменял на иную, даже условно, даже гипотетически, до самого начала Февральской революции. Правильно ли это было? Мы думаем, что нет"32. Данное заключение соседствует с другим, не менее важным: только Ленин, в условиях начавшейся революции мог перевооружить партию. Таким образом, Троцкий находит исторически обоснованный компромисс и для себя. Он сводился к фактам смены старого большевистского курса и рождению весной 1917 г. новой ленинской позиции.
Современники Троцкого из противоборствующего лагеря использовали "Уроки Октября" для доказательства троцкистской неискренности в отношении Ленина. На этом сюжете необходимо остановиться особо. Ленинская тема, как видно даже из вышеприведенных фактов, находилась у Троцкого в центре исторического анализа. К оценке деятельности Ленина он обращался с первых своих работ. Однако перелом в отношении к лидеру большевиков произошел столь стремительно и был столь резок, что выглядел ненатуральным. От характеристик типа "профессиональный эксплуататор отсталости в рабочем движении" он перешел к панегирикам "величайшему человеку нашей революционной эпохи" (1918 г.)33. Ленин, в свою очередь, назвал Троцкого "иудушкой" до 1917 г. и "лучшим большевиком", самым способным человеком" в ЦК с предоктябрьских и — до последних дней. Бывшие непримиримые враги амнистировали друг друга.
И все же острота прежних разногласий заставляля Троцкого-историка постоянно подчеркивать свою лояльность к Ленину34. В подтверждение сошлемся на поздний документ, письма к американскому издателю Ч.Маламуту (1939 г.), где Троцкий в который раз доказывает объективную вынужденность отсутствия на ленинских похоронах.
Анализ деятельности Ленина получился у Троцкого как бы состоящим из двух частей. С одной стороны, он признает особое место лидера большевиков в революции, равно как и в партии. Более того, троцкистский взгляд отходит от ортодоксально-марксистского, выдвигая на передний план субъективный фактор: "Без больше-
_____ Непризнанный классик большевистской историографии 183
вистской партии Октябрьская революции не могла бы ни совершиться, ни закрепиться"35.
В целом, в историческом изучении биографии Ленина у Троцкого можно найти значительно больше издержек, чем в анализе биографий других людей. Но одновременно он поставил в своих работах о Ленине ряд проблем и сформулировал подходы, оказавшие серьезное влияние на последующую историографию. Троцкий оказался первым среди советских историков и политиков, дерзнувших критически оценить многие факты ленинской биографии. Понятно, в его попытке крайне сильна оказалась субъективная посылка, продиктованная борьбой за власть. Тем не менее, ценность анализа не утрачена по сей день.
В эмигрантской литературе почти общим местом стало обвинение Ленина и Троцкого в организации "красного" террора. Официальная, советская версия всегда строилась на одностороннем перекладывании ответственности на контрреволюционые силы. Троцкий стал первым из партийной верхушки, поставившим официальную версию под сомнение. В книге "О Ленине" он писал о периоде, "когда Ленин при каждом необходимом случае вколачивал мысль о неизбежности террора"36. Обосновывая эту идею, Троцкий шел еще дальше, когда писал, что "за октябрь, за переворот, за революцию, за "красный" террор, за гражданскую войну — за все это он (Ленин — А.О.) несет ответственность перед рабочим классом и перед историей и будет ее нести во веки веков"37. Исторически неизбежность революционного насилия была для Троцкого непреложным законом. Психологически же он не мог не реагировать на обвинения в бессмысленной жестокости, сопутствовавшей революции. Косвенным подтверждением тому служат и его попытки замалчивания в книге "О Ленине" собственной роли в проведении "красного" террора, а позже, в 30-е годы, снять обвинения в своей причастности к расстрелу царской семьи. В том же ряду стоит факт сознательного сокрытия ленинских документов о репрессиях, имевшихся в распоряжении Троцкого38.
В историческом осмыслении уроков Октября тема "Ленин" выступает составной частью другой темы: партия и ее лидеры. В исследовании истории партии у Троцкого своеобразно переплелись две традиции. Одна, шедшая от дооктябрьской социал-демократии, прежде всего ее меньшевистского крыла, признавала ценность демократических традиций и институтов. Сказанное, естественно, не значит безоглядного доверия Троцкого к меньшевистской историографии. Ее классика, Ю.О.Мартова, он отнюдь не переоценивал. В его записных книжках есть такие слова: "Ажурная хрупкая мысль Мартова останавливается в бессилии перед большими событиями. Ни в чем безнадежная ограниченность этого умницы не выражается так ярко, как в том, что в своей Истории русской социал-демо-
| 184 |
А.А. Овсянников
кратии, написанной уже в 1918 г., он совершенно не понял того, что произошло..."39 Столь же критически относился Троцкий и к Церетели, Дану, Чхеидзе, другим бывшим соратникам из социал-демократического лагеря. Данный тезис вполне очевиден, когда знакомишься с его биографическими очерками о них40, с многочисленными наблюдениями в томах "Истории русской революции", переписке, документах.
Влияние демократической традиции проявилось в критическом подходе к истории большевистской партии, стремлении к взвешенным оценкам отдельных фактов, а особенно личностей оппонентов и врагов. В этом смысле, стиль Троцкого отличался и от российской традиции, приближался, как говорилось в одном из писем его сторонников, к американской объективистской манере41. В дискуссиях 20-х годов проявление демократических традиций и было объявлено специфической методологией троцкизма.
Другая традиция — идущее от большевиков особое отношение к партии, партийности. Сам Троцкий выразил суть подобного подхода в 1924 г. на ХШ съезде РКП(б) в словах "партия в последнем счете всегда права"42. Можно спорить, сколь искренне звучало его заявление в свете разгоравшейся дискуссии, но применительно к изучению истории партии он использовал этот принцип не раз. Другой стороной такой методологии оказалось замалчивание, либо игнорирование фактов, не укладывавшихся в детерминированную схему. В качестве примера приведу широко известный эпизод с германофильскими связями большевистских лидеров в годы первой мировой войны. Вопрос широко дебатировался, начиная с 1917 г. Не остыли страсти и сегодня. Как же повел себя в этом вопросе Троцкий-историк?
Для "Истории русской революции", других работ он не стал искать новых материалов, ограничившись известными фактами. Самым поразительным оказалось игнорирование наиболее серьезного и, одновременно, сенсационного свидетельства того времени — статьи Э.Бернштейна (1921 г.), в которой тот указал даже сумму немецкой помощи — свыше 50 млн. марок золотом. Вместо анализа Троцкий, в компании с остальными исследователями, как писал живший в эмиграции историк-публицист С.П.Мельгунов, предпочел развенчать "зауряд-прапорщика" Ермоленко, с чьих показаний началось обвинение большевиков, фигуры явно опереточной, типичного провокатора43. А то, что Троцкий владел разнообразной информацией, ему пришлось откровенно высказать в одном из писем в 1931 г. следующим образом: "...Будучи ближайшим сотрудником Ленина в период подготовки Октябрьской революции, я не мог не знать, на какие средства и в чьих интересах ведется... подготовка (дела против большевиков — А. О.)"44. То есть, Троцкий намекал на какие-то секретные обстоятельства, стоящие за делом против большевиков, причем делал это не впервые.