14. Андропов Ю.В. Указ. соч. с. 284.
В.Ж. Цветков
Московский педагогический государственный университет, профессор кафедры новейшей отечественной истории, доктор исторических наук (107497, г. Москва, ул. Байкальская, д. 42, корп. 2, кв. 24, тел.: 8.499.463-56-51; tsvetcov@rambler.ru
V.G. Tsvetcov
The Moscow Pedagogical State University, professor of the chair modern Russian history, doctor of history. (107497, Moscow, Baikalskaya st., 42, 2, 24, тел.: 8.499.463-56-51;
tsvetcov@rambler.ru
Актуальность опыта идеологической работы в период подготовки и начала «перестройки» в СССР: нереализованные возможности и роковые ошибки.
Аннотация:
В статье анализируются особенности идеологической работы в конце 1970-х, начале 1980-х гг., ее реформирование в соответствии с решениями Июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС, а также подготовки и проведения социально-экономических и социально-политических преобразований после 1985 г. Отмечается актуальность определенных элементов советской идеологической работы для обеспечения информационной безопасности в современных условиях. Дается характеристика взглядов советского руководства на наиболее эффективные способы ведения пропагандистской и контрпропагандистской работы.
Ключевые слова:
Информационная безопасность, идеологическая работа, пропаганда, идеологические диверсии, Ю.В. Андропов, К.У. Черненко, М.С. Горбачев, эффективные приемы контрпропаганды, научность, психология и педагогика в идеологической работе.
The relevance of the experience of ideological work in the period of preparation and the beginning of "perestroika" in the USSR: lost opportunities and bad mistakes.
Abstract:
The article analyzes the peculiarities of ideological work in the late 1970s and early 1980s, it was reformed in accordance with the decisions of the June (1983) Plenum of the CPSU Central Committee, as well as the preparation and conduct of socio-economic and socio-political reforms after 1985 Notes the relevance of certain elements of the Soviet ideological work to ensure information security in modern conditions. The characteristic attitudes of the Soviet leadership on the most effective ways of conducting propaganda and counter-propaganda work.
Keywords:
Information security, ideological work, propaganda and ideological Subversion, Yuri Andropov, Konstantin Chernenko, Mikhail Gorbachev, effective methods of counter-propaganda, scientism, psychology and pedagogy in ideological work
Актуальность опыта идеологической работы в период подготовки и начала «перестройки» в СССР: нереализованные возможности и роковые ошибки.
«Информационная безопасность» в современной России – «возрождение» идеологии или необходимое условие государственной стабильности.
Значение духовно-нравственных ценностей, культурных традиций, изучение исторического опыта весьма велико для любого современного государства, а для современной России – в особенности.
В утвержденной Указом Президента России В.В. Путиным (31 декабря 2015 г., № 683.) «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» отмечены принципиально важные вопросы развития нашего государства на «долгосрочную перспективу». Примечательно, что в отличие от предшествующих аналогичных документов в ней не обозначены предельные сроки выполнения. Очевидно, что для решения поставленных в ней глобальных задач развития государственных и общественных институтов потребуется достаточно длительный период времени. Особенно важно отметить, что в ней обозначены приоритеты развития не только в социально-экономической и политической сферах, но также намечены направления перемен насущно необходимых для нашей страны в области духовной жизни, в развитии российского образования и культуры.
Прежде всего, в документе четко определен критерий «национальной безопасности», учитывая который следует осуществлять внутриполитическую деятельность. В частности, в «Стратегии» отмечается важность «создания благоприятных внутренних и внешних условий для реализации национальных интересов и стратегических национальных приоритетов Российской Федерации». Основное понятие «национальная безопасность Российской Федерации» определено как «состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, при котором обеспечиваются реализация конституционных прав и свобод граждан Российской Федерации, достойные качество и уровень их жизни, суверенитет, независимость, государственная и территориальная целостность, устойчивое социально-экономическое развитие Российской Федерации». А под «национальными интересами Российской Федерации» определены «объективно значимые потребности личности, общества и государства в обеспечении их защищенности и устойчивого развития» (1).
В документе отмечена положительная тенденция возрождения «традиционных российских духовно-нравственных ценностей». «У подрастающего поколения формируется достойное отношение к истории России. Происходит консолидация гражданского общества вокруг общих ценностей, формирующих фундамент государственности, таких как свобода и независимость России, гуманизм, межнациональный мир и согласие, единство культур многонационального народа Российской Федерации, уважение семейных и конфессиональных традиций, патриотизм
Однако необходимо вести дальнейшую работу в этом направлении и, прежде всего, учитывать те реальные опасности, которые сдерживают развитие общества. Среди них: получающая «все более широкое распространение» «практика свержения легитимных политических режимов, провоцирования внутригосударственных нестабильности и конфликтов...; все большее влияние на характер международной обстановки оказывает усиливающееся противоборство в глобальном информационном пространстве, обусловленное стремление некоторых стран использовать информационные и коммуникационные технологии для достижения своих геополитических целей, в том числе путем манипулирования общественным сознанием и фальсификации истории…». Два последних положения («манипулирование сознанием» и «фальсификация истории») имеют принципиально важное значение для воспитательной и пропагандистской работы.
К числу «основных угроз государственной и общественной безопасности» относятся, в частности: «деятельность террористических и экстремистских организаций, направленная на насильственное изменение конституционного строя Российской Федерации, дестабилизацию работы органов государственной власти…; деятельность радикальных общественных объединений и группировок, использующих националистическую и религиозно-экстремистскую идеологию, иностранных и международных неправительственных организаций, финансовых и экономических структур, а также частных лиц, направленная на нарушение единства и территориальной целостности Российской Федерации, дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в стране, включая инспирирование «цветных революций», разрушение традиционных российских духовно-нравственных ценностей…; деятельность, связанная с использованием информационных и коммуникационных технологий для распространения и пропаганды идеологии фашизма, экстремизма, терроризма и сепаратизма, нанесения ущерба гражданскому миру, политической и социальной стабильности в обществе».
Очевидно, что противодействие подобного рода негативным и опасным явлениям может осуществляться не только в рамках издания соответствующих законов, распоряжений и иных правовых актов, но и в контексте защиты духовно-нравственных основ, мировоззренческого пространства российского общества (2).
В качестве «предотвращения угроз национальной безопасности» «Стратегия» предполагает сосредоточение усилий «на укреплении внутреннего единства российского общества, обеспечении социальной стабильности, межнационального согласия и религиозной терпимости, устранении структурных дисбалансов в экономике и ее модернизации, повышении обороноспособности страны…». Но, кроме того, подчеркивается, что «главными направлениями обеспечения государственной и общественной безопасности являются усиление роли государства в качестве гаранта безопасности личности и прав собственности», создание «механизмов предупреждения и нейтрализации социальных и межнациональных конфликтов» (3).
Важное значение для укрепления государственной и общественной безопасности приобретает сфера образования и культуры. Вопреки существующему мнению о якобы полной «независимости» образовательного и социально-культурного пространства от каких-либо «ценностей» и «традиций», «Стратегия», напротив, утверждает, что «основой общероссийской идентичности народов Российской Федерации является исторически сложившаяся система единых духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей, а также самобытные культуры многонационального народа Российской Федерации как неотъемлемая часть российской культуры». При этом «Стратегия», по существу, называет «традиционные российские духовно-нравственные ценности». К ним относятся: «приоритет духовного над материальным, защита человеческой жизни, прав и свобод человека, семья, созидательный труд, служение Отечеству, нормы морали и нравственности, гуманизм, милосердие, справедливость, взаимопомощь, коллективизм, историческое единство народов России, преемственность истории нашей Родины».
Для «укрепления национальной безопасности в области культуры» предполагается, в том числе, и «создание системы духовно-нравственного и патриотического воспитания граждан, внедрение принципов духовно-нравственного развития в систему образования, молодежную и национальную политику, расширение культурно-просветительской деятельности» (4).
Таким образом, для современного российского общества отмеченные в «Стратегии» проблемы и пути их решения представляются очень важными. В то же время нельзя не учитывать достаточно распространенную точку зрения, согласно которой в России как в демократическом государстве признается «идеологическое многообразие». Однако нужно учесть, что 13-я статья Конституции Российской Федерации, на которую часто ссылаются сторонники данной позиции, четко устанавливает связь «идеологического многообразия» с наличием в стране «политического многообразия», «многопартийности». А, как известно, политические партии отличаются друг от друга своими идеологическими принципами (это и отражает официально утвержденная «Программа» любой политической партии). И, очевидно, что ни одна из политических партий, а, следовательно, и политических идеологий, в условиях «идеологического» и «политического многообразия», «многопартийности», не может «устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (5).
Но при этом нельзя забывать о тех основополагающих, фундаментальных ценностях, которые перечислены в самом начале – в Преамбуле Конституции России. Здесь четко определены те самые понятия, категории, признаки государства и общества, которые необходимо защищать, и на поддержку которых направлены основные положения «Стратегии национальной безопасности», выделенные выше. На этих положениях и должна быть основана национальная идея, в ее самодостаточном, самоценном выражении, не связанном с той или иной политической партией или общественной организацией. Отметим их: «многонациональность народа Российской Федерации», «общая судьба на своей земле», «права и свободы человека, гражданский мир и согласие», «исторически сложившееся государственное единство», «общепризнанные принципы равноправия и самоопределения народов», почитание «памяти предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость», «суверенная государственность России», «незыблемость ее демократической основы», «благополучие и процветание России», «ответственность за свою Родину перед нынешними и будущими поколениями», вхождение в состав «мирового сообщества».
Безусловно, заслуживают внимания оценке «национальной идее», данные Президентом России В.В. Путиным. В ноябре 2015 г., на встрече с победителями Всероссийского конкурса «Учитель года России» он отметил, что ее основой должен стать «патриотизм в самом хорошем, здоровом смысле этого слова. Ничего другого придумать нельзя. Любовь к Родине надо развивать». В этом, подчеркнул Президент, «главная миссия гуманитариев», преподавателей гуманитарных дисциплин в школе.
О необходимости поддержки именно патриотизма, как основы «национальной идеи» говорил Президент России и на встрече с активом «Клуба лидеров» по продвижению инициатив бизнеса» в Ново-Огарево 3 февраля 2016 г.: «Никакой другой идеи мы не придумаем, и придумывать не надо… У нас нет никакой, и не может быть другой объединяющей идеи, кроме патриотизма… Это и есть национальная идея. Она не идеологизирована, не связана с деятельностью какой-то партии. Это связано с общим объединяющим началом. Если мы хотим жить лучше, нужно, чтобы страна была более привлекательной для всех граждан, более эффективной» (6).
Но если стратегические цели вполне определены и поставлены, то способы, формы их конкретной реализации заслуживают отдельного рассмотрения. И здесь весьма актуальным представляется опыт идеологической работы в СССР в начале-середине 1980-х гг. Разумеется, вне его связи исключительно с марксистско-ленинской идеологией, хотя и признаваемой «единственно верной» в те годы, но являющейся сегодня лишь одной из идеологических систем, существующих в современной России.
Вопросы идеологической работы рассматривались в данный период весьма активно. Причем делалось это исходя из двух позиций: необходимости противостояния «идеологическим диверсиям» и проведения «контрпропаганды» и с точки зрения необходимости формирования убежденных сторонников «обновления социализма». По сути, провозглашалась задача: при защите «социалистических ценностей» от «буржуазной пропаганды» - добиться «решительной перестройки» сложившейся к началу 1980-х системы государственного управления, экономических и социальных отношений, которые не позволяли, по мнению тогдашних руководителей КПСС и советского правительства, добиться «существенного роста», «прогресса» на пути «построения коммунизма».
От эффективного ее решения во многом зависела политическая и экономическая стабильность СССР, возможности его будущего в предстоящем XXI столетии. Думается, что определенное сходство с современной ситуацией налицо. Также как и 30 лет назад речь идет о необходимости противодействия угрозам национальной безопасности как внутреннего, так и, главным образом, внешнего характера. И при этом говорится о важности экономической модернизации, преобразований в духовной сфере, развития российской культуры и системы образования.
О мнимой эффективности системы «манипуляции сознанием».
Но прежде чем охарактеризовать формы идеологической работы, рекомендовавшиеся в качестве приоритетных в 1980-е гг., следует отметить особенности оценки т.н. «буржуазной пропаганды», формы и методы которой считались не просто неприемлемыми для советского общества, но и основанными на совершенно иных принципиальных положениях. Так, например, в монографии «Элементы психологии и педагогики в партийной пропаганде» Б.Ц. Бадмаев, определял методику пропагандистской работы «на Западе», как содержащую значительную долю не столько научного анализа конкретной политической или экономической ситуации, сколько ее элементарного объяснения и навязывания такового обществу в качестве общепринятой модели. Пропаганда определялась именно как «манипулирование сознанием».
Подобные «приемы идейного и психологического воздействия на массы», по мнению автора, основывались «главным образом на методе внушения». Объяснение данного термина давалось следующее: «Внушение – это такое воздействие на личность, которое приводит к появлению у человека, помимо его воли и сознания, определенного состояния… Некритичность восприятия при внушении характеризует механизм, но не содержание воспринимаемой информации. Поэтому использовать внушение можно для пропаганды любого содержания».
В числе средств, применяемых «буржуазной пропагандой» для реализации определенных политических целей, в работах советских исследователей отмечались также: «учет особенностей объекта идеологического воздействия», среди которых «национальные и религиозные особенности, народные традиции и обычаи, временные трудности и неурядицы, тоска и сомнение, нужда и недовольство отдельных людей или групп»; «правдоподобие как условие действенности», призванное заменить «правдивость, истинность»; «многократность повторения пропагандистской идеи» (методика, апробированная в рекламном бизнесе); «предпочтение эмоционального элемента в пропаганде рациональному…, использование элементарных человеческих эмоций и инстинктов (тщеславие, алчность, сострадание, половые инстинкты, страх и т.д.)»; «выделение объекта ненависти и разжигание противоречий», а также «сокрытие мотивов пропаганды и уклонение от прямых призывов» (7).
Совершенно очевидно, что перечисленные принципы пропагандистской работы часто некритично воспринимались в качестве объективно обусловленных и оправданных для ведения любой информационной работы. Однако не стоило бы забывать, что их главное предназначение – возможность добиться кратковременных, хотя и довольно эффективных, результатов, с помощью которых можно «переключить» внимание общества от насущных проблем на менее важные вопросы. Подобная методика оправдывала себя во время массовых политических акций, особенно во время избирательных кампаний, при ведении предвыборной агитации. Но построить цельную идеологическую систему на одной лишь методике «внушения» и «манипулирования сознанием» считалось в СССР невозможным.
При этом постоянно подчеркивалось, что в отличие от «буржуазной пропаганды» идеологическая работа в СССР не стремится ни к внушению, ни к другим ценностным установкам, которые приняты на «Западе». В октябре 1982 г. в Таллине состоялась Всесоюзная научно-практическая конференция, на которой обсуждались проблемы развития идеологической работы в СССР в свете последних партийных постановлений. Был прочитан целый ряд весьма интересных докладов. Так, в частности, по мнению Председателя Правления Агентства печати «Новости» Л.Н. Толкунова, участника конференции, преимущество советской идеологии заключалось в утверждении «социальной активности» как одного из наиболее важных критериев ценности личности: «Многие люди капиталистического мира, даже живя в достатке (скажем, представители т.н. среднего класса), не могут считать свою жизнь полнокровной потому, что не имеют возможности социального самовыражения. Не является ли характерной для буржуазного общества уход в потребительство выражением стремления как-то компенсировать… свою социальную неполноценность, невозможность выразить себя как личность? Да и широко распространенная в условиях капитализма индивидуалистическая психология, очевидно, также объясняется недостатком социального самоутверждения» (8).
Иными словами, формы и методы советской пропаганды должны были принципиально отличаться от «западной», работать в «иной системе» ценностей и ориентиров. Уникальность методических разработок советской пропаганды 1980-х гг. призвана была обеспечить очевидные преимущества в сохранении «государственной безопасности» СССР. Однако их практическая реализация (как будет отмечено далее) оказалась далекой от теоретических построений.
«Научность» в информационной среде – позитивный опыт советской идеологической работы. Принципы «историзма» - «хорошо забытое старое».
Базовое определение важности идеологической работы, в значительной степени «задававшее тон» последующим теоретическим разработкам 1980-х гг., было дано 26 апреля 1979 г. в Постановлении ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы». Именно в нем были систематизированы и перечислены направления, по которым предстояло развивать пропагандистскую деятельность в предстоящие годы. Вопреки установившемуся мнению о том, что в большинстве партийно-политических документов присутствовало исключительно «славословие» по поводу «очередных побед социализма», данное Постановление ЦК носило скорее деловой и достаточно критический характер по отношению к текущему состоянию идеологической работы.
В числе «актуальных задач политико-воспитательной работы» на первое место ставилась необходимость обеспечения «высокого научного уровня пропаганды и агитации». Соответственно и в ряду «весьма существенных» недостатков на первое место ставилось то, что «качество» информационной и идейно-воспитательной работы «далеко не всегда отвечает возросшему образовательному и культурному уровню и запросам советских людей, недостаточно учитывает динамичность социально-экономических процессов и духовной жизни современного советского общества» (9).
Аналогичную проблему выделял в своем докладе на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС (посвященном вопросам идеологической работы) Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов: «...должен быть обеспечен новый, значительно более высокий уровень идейно-теоретической работы в области общественных и, прежде всего, экономических наук, работы наших научных учреждений и каждого ученого в отдельности. Необходим решительный поворот к реальным, практическим задачам, которые ставит жизнь перед нашим обществом. Общественные науки в такой же мере, как и естественные, должны стать эффективным помощником партии и всего народа в решении этих задач» (10).
Тем самым подчеркивалась важность отнюдь не «внушения», не «манипулирования сознанием» ради достижения политически значимых, но все-таки сиюминутных целей, лучше всего выражаемых в системе «политических технологий». Ставилась принципиально иная задача - ориентироваться на «научные методы» пропагандистской работы, что позволило бы добиться гораздо более существенных результатов. Для этого, очевидно, потребовалось бы больше времени, однако преимущества реализации подобной стратегии были очевидны. Ведь тогда, во-первых, пропагандистская работа опиралась бы не на набор малосодержательных, хотя и, вероятно, ярких по форме, пропагандистских штампов, а на глубоко обоснованную, систематизированную научную базу, при которой каждый факт, как исторического прошлого, так и современности, был бы обоснован и разъяснен. Во-вторых, это позволяло бы не просто соответствовать «возросшему образовательному и культурному уровню и запросам советских людей», но и «поднять», «улучшить» этот уровень в том случае, если он, наоборот, не был достаточно «высоким».
Бадмаевым, в его монографии, не случайно «научность пропаганды» рассматривалась с позиций педагогики и психологии. Речь шла именно о том, чтобы «научить» слушателей, передать им не просто определенный набор знаний в пропагандистской работе, но и сформировать у них отношение к полученным знаниям. В изложении методики «формирования научного мировоззрения» им выделялась необходимость достижения уровня «знание – отношение» и «знание – потребность», то есть того состояния, когда полученные знания станут убеждением, жизненной позицией человека. Но и уровни «знание – понимание» и «знание – умение» были достаточно важны, поскольку соответствовали уже определенной системе ценностей, хотя и больше абстрактного, слабо связанного с жизнью порядка. К сожалению, нередки были случаи, когда идейная подготовка находилась лишь на уровнях «знание – узнавание» и «знание – воспроизведение», то есть на «самых низких уровнях для партийной учебы», предполагавших «чисто механическое запоминание теоретического положения, без проникновения в сущность отражаемых в нем явлений действительности».
Методика научного творчества в пропагандистской работе включала в себя уже многократно апробированные методы образовательной деятельности. Бадмаев на первое место ставил «лекцию». При этом отмечалось, что злоупотреблять обилием фактов, обилием передачи информации не стоит. Напротив, профессиональному лектору нужно не только учитывать средний уровень аудитории, к которой он обращается, но и уметь грамотно, четко выделять наиболее важные, существенные моменты лекции. Предполагалось решение хотя и небольшой, но «проблемной задачи». Показательно, что подобные методы предполагалось развивать отнюдь не только в системе образования и воспитания в средней и высшей школе, где они считались «классическими» и «общепринятыми». Любая пропагандистская работа, в любой аудитории, должна была опираться на педагогику и психологию. Слушатели должны были ориентироваться на познание законов «диалектической логики».
С педагогической и психологической точек зрения, «для формирования убеждений эффективнее излагать теоретический материал не в виде готовых знаний (опора на память), а в форме логического вывода из анализа фактического материала (опора на мышление)… предпочтительнее тот вариант изложения, который прежде всего опирается на активную мыслительную деятельность человека». При этом «мало распространенным, но очень прогрессивным вариантом изложения» считался, в начале 1980-х гг. следующий: «пропагандист ориентируется исключительно на самостоятельную мыслительную деятельность слушателей. Он не только не дает готовых выводов, но и не доводит свои рассуждения до выводов, а преподносит только материал для выводов. Мыслительная работа по конструированию обобщений целиком возлагается на слушателей, а за пропагандистом остается функция организатора этой работы».
Разумеется, подобные методы предполагалось использовать только систематически, постоянно. Это, конечно, требовало времени и определенных усилий. Но выводы: «пропаганда, не заставляющая мыслить, не может формировать мировоззрение… Пропагандистское изложение, рассчитанное не на мышление, а лишь на непосредственное запоминание, обречено на неудачу», - звучали весьма актуально (11).
В лекциях, посвященных историческим проблемам особое внимание следовало обратить на следование принципам «историзма». Бывший классической фразой, в частности, в методологических разделах кандидатских и докторских диссертаций, этот принцип, к сожалению, очень часто лишь формально обозначался, а его содержание выхолащивалось. В монографии вполне определенно указывалось, что «принцип историзма науки» означал, что «явления, процессы и события рассматриваются в науке как продукт определенного этапа исторического развития, с точки зрения того, как и под влиянием каких объективных факторов они возникли, как развивались и пришли к современному состоянию».
Подобный подход нельзя было не признать продуктивным. Дело в том, что в начале 1980-х и, особенно, в период «перестройки» существенно возрос интерес к истории. Этому способствовали и исторические юбилеи, традиционно связанные с изданием десятков книг (от популярных брошюр до солидных монографий). 800-летие Куликовской битвы и 1000-летие Крещения Руси, 40-летие Победы в Великой Отечественной войне и 70-летие Великой Октябрьской социалистической революции, наконец, 80-летие II съезда РСДРП, 165-летие со дня рождения и 100-летие со дня смерти К. Маркса (весьма активно отмечавшиеся в 1983 году) – все эти даты в той или иной степени обращались к «исторической памяти» и требовали «научного объяснения». Помимо этого, в последние годы десятилетия интерес к историческим событиям ХХ столетия многократно возрос и в связи с процессами политической реабилитации «жертв сталинских репрессий», и с «белыми пятнами» в истории II мировой войны (секретные протоколы к пакту Молотова – Риббентропа) и др.
Поэтому актуальность следования пропаганды «принципу историзма науки» была очевидной. Его определение гласило, что «принцип историзма – важнейший принцип науки, а значит, и пропаганда научных знаний тоже должна исходить из него. Критерии были следующие: «явления, процессы и события рассматриваются в науке как продукт определенного этапа исторического развития, с точки зрения того, как и под влиянием каких объективных факторов они возникли, как развивались и пришли к современному состоянию… Нельзя понять особенности какого-либо нового явления, если слушатель не будет знать характеристику предшествующего явления, на смену которому пришло новое. Сколько бы ни повторял пропагандист слова «новое», «новый», «новая», слушателю не будет ясна сама суть нового, качественно отличающаяся от старого…» (12).
Весьма актуально звучали слова о значении истории в идеологической работе, сказанные Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым на Пленуме ЦК КПСС 18 февраля 1988 г.: «…Можно понять нетерпение общественности, желание поскорее взглянуть на закрытые страницы нашего прошлого. И тем не менее это не может быть оправданием скоропалительных выступлений, какой-либо торопливости в оценках, которая может приводить лишь к поверхностным выводам, не отражающим всю сложность происходивших процессов. Недопустимо, чтобы вместо действительно научных исследований на широкую общественность выбрасывались конъюнктурные поделки, которые скорее затемняют, чем высвечивают истину. Нам надо избавляться от этого…».
М.С. Горбачев отметил также, что «анализ истории общества предполагает упорную, напряженную и критическую работу мысли», а это, в свою очередь, «требует времени, таланта и ответственности». Думается, что с этим нельзя не согласиться (13).
Эффективные приемы пропагандистской работы.
Следующими по важности принципами пропаганды считались: «партийность» (поставленная, что примечательно, на второе место после «научности») и «правдивость». Но здесь, пожалуй, в наибольшей степени проявилось влияние марксистско-ленинских идеологических установок, поскольку понимание этих принципов напрямую связывалось с программными установками КПСС, а правдивость рассматривалась в качестве соответствия «объективным законам развития человечества» в рамках «формационного подхода».
Однако если не рассматривать данные принципы исключительно в отношении к конкретному временному периоду «развитого социализма», или же в буквальном понимании принципа какой-либо «партийной идеологии», а подойти к ним шире – с позиции общей методологии и методики пропагандистской работы, то нельзя не отметить их универсальность. Прежде всего потому, что «партийность» может выражать общее отношение к популяризации и информационной защите уже упоминавшихся в начале статьи ценностей, базовых категорий «национальной безопасности». В таком случае следование данному принципу, очевидно, уже не должно вызывать негативного к себе отношения.
Что касается «правдивости», то в ней вполне может выражаться следование нормам объективного, непредвзятого отношения к определенным проблемам любого исторического периода. И здесь пропагандистская работа близко подходит к еще одному принципу – «связь теории с жизнью». Здесь следует отметить весьма часто забываемую практику информационной работы, при которой речь идет об отвлеченности, абсолютной индифферентности содержания тех или иных излагаемых положений по отношению к действительным запросам общества.
Ю.В. Андропов в своем выступлении на Июньском Пленуме поставил эту задачу на первое место: «Мы ясно видим, какой серьезный ущерб приносят изъяны в этой работе, недостаточная зрелость сознания людей, когда она имеет место. И наоборот, мы уже сегодня хорошо чувствуем, насколько возрастают темпы продвижения вперед, когда идеологическая работа становится более эффективной, когда массы лучше понимают политику партии, воспринимая ее как свою собственную, отвечающую кровным интересам народа» (14).
В монографии Бадмаева определялось это следующим образом: «Если наблюдаемая слушателями практика совпадает с теорией, то усвоение материала идет успешно. Но случается так, что в теории одно, а на практике что-то делается иначе. И в сознании слушателей возникают противоречивые мысли, сомнения, складывается ситуация выбора: или оставить сомнение неразрешенным, или попытаться исправить положение дел, привести его в соответствие с теорией. Здесь у слушателей, по существу, проверяется глубина и прочность идейных убеждений».
Сама по себе теоретическая работа строилась на основе овладения конкретным понятийным аппаратом. Автор выделял и часто встречающиеся ошибки в восприятии партийно-политической пропаганды слушателями, такие как: «подмена понятий (диктатура пролетариата – это диктатура народа»; «выделение несущественных признаков вместо существенных («демократия – это свобода слова, печати»); сужение понятий («классы – это деление людей по профессиям»); расширение понятий («идеология – это мировоззрение») и т.п. (15).
Понятно, что при подобной весьма расширительной трактовке понятийного аппарата очень часто приходилось и приходится сталкиваться до сих пор с очень далекими от реальности оценками и трактовками как исторического прошлого, так и современных проблем. Здесь недалеко и до отмеченной выше «фальсификации истории». Как нельзя кстати встает вопрос о подготовке и издании различного рода словарей, энциклопедической литературы, доходчиво, на конкретным примерах разъясняющей сложные вопросы и противоречивые толкования.
Тесно с этим принципом был связан принцип «доходчивости и убедительности пропаганды». Здесь было одно из наиболее слабых «звеньев» в ее проведении, поскольку именно при установлении контакта «лектор» - «аудитория» существовал значительный риск обоюдного непонимания и последующего отторжения. Недостаточность научной, теоретической подготовки аудитории не позволяла адекватно воспринимать информацию, которую пытался «донести» лектор (очевидно, что нередки были и случаи недостаточного понимания передаваемой информации самим лектором). А последний, в свою очередь, считал, что его работа вызывает отторжение. И если в условиях начала 1980-х гг. с этим мирились, то с развитием «перестройки» и политики «гласности» неудовлетворенность от неудачно подготовленных и проведенных пропагандистских мероприятий переносилась на бессмысленность и бесполезность пропаганды в целом.
Вообще, во многом благодаря тезису о «народном характере» советской культуры, в идеологических установках подразумевалось, что пропаганда должны быть направлена на работу с массами, но ни в коем случае не на некий «элитарный уровень». Усередненность пропаганды, однако, отнюдь не означало ее «низкого уровня». Принципиально важно было сохранить научность подхода не только при изложении фактов и событий, но и в методике изложения материала.
В монографии отмечалось, что «во всех случаях опытные пропагандисты разъясняют подлинный смысл научного понятия, раскрывают его содержание. Только тогда пропаганда становится доходчивой. Формирование представлений – следующее непременное условие доходчивости пропаганды…, успех доказательства обеспечивается не количеством, а качеством аргументов…, аргументы должны быть ранее доказанными положениями…, истинность аргумента должна быть независимой от тезиса…, очевидность аргументов позволяет эффективно строить доказательство. Но совершенно недопустимо, когда вся речь состоит из одних очевидных суждений. В таком случае она лишится главного – сообщения нового, превратившись в повторение известных истин…, следует предостеречь от чрезмерного увлечения доказательством с помощью авторитета, поскольку оно не стимулирует самостоятельного мышления».
А в отношении методических рекомендаций, которые необходимо было соблюдать для достижения эффективных результатов пропагандистской работы, также как и при преподавании учебных дисциплин, в пропагандистской работе следовало использовать дидактические методы, традиционно разделенные на три группы: «словесные, наглядные и практические». Среди «словесных методов» традиционно выделялась «лекция», а также «рассказ». Главные отличия между ними заключались в ориентации на разные уровни подготовки аудиторий.
Если для «слушателей, которые еще не имеют достаточного опыта политической учебы, не овладели в нужной мере навыками абстрактного теоретического мышления и в силу этого нуждаются в максимальной простоте изложения теоретических вопросов», вполне подходил метод «рассказа» («популярного изложения сложных теоретических вопросов»), то «лекция» предназначалась бы для «слушателей, имеющих более высокий уровень теоретического мышления, достаточный опыт политической учебы и поэтому умеющих оперировать отвлеченными научными понятиями…, имеющих среднее образование, а тем более – высшее».
Но, как уже отмечалось, лекцию не следовало делать шаблонной. «Хорошая лекция компактна и целеустремленна, освобождена от второстепенных деталей». В отличие от более поздних методик, ориентированных на максимально возможное использование «иллюстративного метода», «наглядности», в рассматриваемое время данные средства рассматривались исключительно как вспомогательные: «важно избежать излишней детализации вопроса, пользоваться минимумом иллюстрации». В частности, в структуре лекции наиболее важной признавалась «вступительная часть», «специальное, заранее продуманное вступление, оригинальное по содержанию и форме», которое может «сразу приковать внимание слушателей». Несмотря на то, что в начале 1980-х уже не представлялось чем-то необычным использование слайдов, диапроекторов, одним из наиболее подходящих способов в плане наглядности, «имеющий значительные преимущества перед пособием, заранее изготовленным и вывешенным в аудитории», считался традиционный «меловой чертеж (рисунок) на доске».
В чем же состояло преимущество «мелового чертежа»? По мнению Б.Ц. Бадмаева техника сама по себе не могла заменить лекторского искусства. «Преимущества мелового чертежа реализуется только при условии, если он строится одновременно с рассказом пропагандиста, когда вся цепь его рассуждений последовательно проецируется на доске в виде вводимых друг за другом элементов наглядного изображения. Пропагандист в данном случае не только сообщает, но и изображает». Очевидно, что избыток наглядной информации мог только отвлечь внимание от основного содержания лекции или рассказа, превратить их в «демонстрацию картинок», хотя и интересных, но не дающих полноты представления об изучаемых предметах (16).
Интересные замечания содержались в исследованиях, посвященных такому жанру изобразительного искусства как плакат. В свете усиления пропагандистской, идеологической работы плакат приобретал особое значение в общем идеологическом «фронте». Считалась необходимой «тщательно продуманная система плакатов, рассчитанная на разностороннее и постепенное воздействие. Лучше затронуть какую-нибудь одну маленькую струну в сознании зрителя, чем совсем не найти с ним контакта… Специфика плаката допускает широкое употребление знаков и символов, несущих определенную смысловую нагрузку. Подчиняясь этой специфике, очень легко нарушить живую связь с действительностью, уклониться в сторону формализма…; история зарубежного (и отчасти отечественного) плаката подтверждает, что такая опасность, к сожалению, подстерегает художника-плакатиста… Ограниченность алфавита знаков и символов таит в себе и другую, не меньшую опасность – неизбежность повторов и переход к штампу… Бессмысленно пытаться создать плакат, бьющий только на эмоции, или только на внешний эффект восприятия, или только на «интеллектуальный интерес… Художественный образ, несущий определенную идейно-эмоциональную нагрузку, возникает в сознании автора как некое целое… Если этого не произошло, значит творческий акт и полновесное общение со зрителем не состоялось» (17).
О «западном влиянии» и «чуждых явлениях» советской жизни.
Помимо «классических» форм пропагандистской работы (лекций, рассказов, самостоятельной подготовки в виде рефератов и т.п.) признавались очень важными и иные методы. Один из акцентов политики в области информационной безопасности – это ее направленность на максимально широкие круги населения. Именно здесь, в массовом сознании, происходило и происходит основное противостояние в идеологической борьбе. Можно сколь угодно долго рассуждать об опасности «западного влияния», четко и правильно обозначать основные источники информационной опасности, но при этом ничего не сделать для эффективного противодействия «внешним угрозам». Иными словами, важно не просто «обозначить болезнь» и эту болезнь «вылечить». Гораздо важнее «болезнь предотвратить», противодействовать идеологическому влиянию еще до того момента, когда оно «пустит корни», начнет свое разлагающее воздействие. Это многократно труднее, но именно здесь заключается подлинный смысл результативной пропаганды.
На конференции идеологических работников в Таллине (октябрь 1982 г.) с особым беспокойством говорилось о недостаточном внимании к отдельным социальным группам, прямо отмечались наиболее опасные «участки» идеологической работы. Так, например, Первый секретарь ЦК Компартии Эстонии К.Г. Вайно отмечал: «Еще сравнительно недавно кое-кто у нас самоуспокоенно рассуждал о том, что само наше время, сама наша действительность, дескать, воспитывают людей в нужном направлении… Но жизнь показывает и другое: пассивность, невмешательство, запущенность в политическом воспитании людей, в контрпропагандистской работе приводят к отрицательным последствиям. А такой беспринципный, равнодушный подход как раз и обрекал на определенную бездеятельность, отсутствие наступательности, активности в работе».
Вайно отмечал опасность действий через интеллигенцию, особенно через тех, кто искренне разделял беспокойство о будущем эстонской национальной культуры: «враждебной пропагандой усердно протаскивается в среду творческих работников тезис о «грядущей гибели» эстонской культуры, природы, языка». Первый секретарь отмечал также серьезность положения в «небольших коллективах учреждений, учебных заведений, различных контор («офисные коллективы», выражаясь современным языком – В.Ц.), предприятий торговли». В подобных «небольших коллективах…, как правило, и малочисленные партийные организации. Именно в силу малочисленности они не имеют достаточного влияния… А в таких коллективах как раз необходимо более сильное идеологическое влияние, поскольку здесь чаще муссируются разные слухи, кривотолки, бытуют незрелые суждения».
Особое беспокойство вызывала молодежь, специфическая молодежная субкультура. Об этом говорили довольно часто, причем на самых разных партийных и государственных уровнях. От позиции молодежи не просто зависело будущее СССР: «...те, кто сегодня садится за школьную парту, будут решать сложнейшие задачи грядущего XXI века». Закономерно, что в силу неустойчивости своих ценностных установок молодежная среда оказывалась более восприимчивой к проведению пропагандистской и контрпропагандистской работы. И, несмотря на то, что внешне в молодежной среде идеологическая работа далеко не всегда воспринималась как непременный атрибут социальной культуры (хотя членство в ВЛКСМ, по существу, было обязательным для подавляющего большинства молодых людей и девушек), в реальности недооценивать ее не следовало бы.
Вайно говорил, что «буржуазная пропаганда делает ставку на ослабление классового сознания молодежи, пытается посеять в ее среде аполитичность, протащить под маркой «молодежных» негативные взгляды и установки. Используются все каналы, в том числе и такие, казалось бы, далекие от политики, как мода, музыка и спорт…, Нельзя не признать, что часть молодых людей проявляет политическую наивность, незрелость, некритично относится к западному влиянию. Возьмем, к примеру, моду. Пропагандистские рисунки и тексты широко печатаются на изделиях заграничного ширпотреба. Майки и футболки с изображениями буржуазных государственных символов, идолов рок-музыки… несут вполне определенную идеологическую функцию и далеко не так уж безобидны…, ведь значок, полиэтиленовый пакет выступают в данном случае не просто как мелочи быта, но как проводники западного влияния, своеобразные возбудители преклонения перед иностранным…, в сфере массовой музыкальной культуры именно легкая музыка, столь популярная среди молодежи, используется в целях подготовки почвы для восприятия ценностей буржуазного мира» (18).
О роли идеологического воспитания говорил преемник Ю.В. Андропова в должности Генерального секретаря ЦК – К.У. Черненко. На Июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС в своем содокладе Ю.В. Андропову он подчеркнул, что, несмотря на «верность коммунистическим идеалам, революционным традициям», нельзя не заметить «негативных явлений в молодежной среде. Беспокоят запоздалое гражданское становление и политическая наивность, иждивенчество некоторых молодых людей, их нежелание трудится там, где это требуется обществу сегодня. Не может не тревожить стремление части молодежи выделиться не знаниями и трудолюбием, а дорогостоящими вещами, купленными на деньги родителей…» (19).
Но не только на «обозначении уязвимых мест» останавливались докладчики, предлагались вполне конкретные методы «контрпропаганды». Вайно озвучил, в частности, весьма оригинальный способ защиты молодежной среды, посредством «переключения внимания», методика которого была довольно успешно апробирована в Прибалтийских республиках СССР в 1980-е гг. (правда, в годы «Перестройки» эта методика сработала в прямо противоположном направлении): «Противостоять возникающим вопросам молодежи, закрывать глаза на требования моды – это, вероятно, бессмысленно, тут мы многого не добьемся. Но учитывать ее повороты, быстро реагировать на них, выпуская свои изделия, способные заинтересовать, увлечь молодежь, противопоставить западной продукции свою, не менее популярную, модную, если нужно, тоже с интересной, привлекательной символикой и тем самым направить эту возникшую моду в нужное нам русло – это мы можем, это в наших силах…
Спекуляцию зарубежными значками нам удалось сократить после того, как в республике был налажен выпуск тематических, со вкусом выполненных значков…, Наши предприятия… освоили выпуск отечественной красивой и современной продукции. Это, к примеру, полиэтиленовые пакеты…, Они теперь выпускаются с красочными рисунками, фотографиями интересных мест республики. Это также недорогие свитера, футболки, майки со спортивной символикой, с названиями городов, других мест» (20).
Средства массовой информации в идеологической работе.
Для максимально широкого охвата пропагандистской работой бесспорным представлялось использование многочисленных средств массовой информации. В партийно-правительственных документах многократно упоминались различные виды СМИ, но для 1980-х гг. характерным стало стремление к использованию не столько периодической печати, сколько телевидения. Актуальность данной проблемы очевидна, поскольку опыт создания аналогичных широковещательных программ в значительной степени утрачен.
В документах того времени обращалось внимание на два аспекта: тематику и формат телепередач. Интересные комментарии по этому поводу содержал доклад на таллиннской конференции (октябрь 1982 г.) Первого заместителя председателя Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию Э.Н. Мамедова. Докладчик перечислил тематические телепередачи, предлагавшиеся Центральным телевидением и Всесоюзным радио и ориентированные на различные, прежде всего, профессиональные группы. На первое место ставились передачи «общественно-политического» содержания, такие как: «Информационная программа «Время», «Последние известия», «Ленинский университет миллионов», «Сельский час», «Земля и люди» и т.д. Докладчик обратил внимание на тогда появившийся, но быстро набиравший популярность (в годы «Перестройки» - особенно) телевизионный жанр – прямые трансляции выступлений на партийных и профсоюзных съездах.
Говоря о разнообразии жанров нельзя было не отметить и многочисленные радио и телепередачи на, казалось бы, сугубо житейские, бытовые темы. Вопреки распространившейся позднее точке зрения, согласно которой советские люди предпочитали смотреть исключительно воскресную музыкальную программу «Утренняя почта», а также телепрограммы «В мире животных» и «Клуб кинопутешествий», в Госкомитете по телерадиовещанию имелись сведения о значительной популярности таких программ, как «Здоровье», «От всей души», «Больше хороших товаров», «Быт – забота общая», «Земля и люди», «Музыкальный глобус», «Полевая почта «Юности», «Сельский час». Отмечалось, что сценарии данных программ «строятся с учетом пожеланий телезрителей и радиослушателей, а также на материале их писем. В значительной степени благодаря письмам, изучению общественного мнения, анализу пожеланий трудящихся, в эфире появились и такие популярные ныне передачи, как «Сегодня в мире», выступления политических обозревателей».
Примечательно, что такая распространившаяся позднее форма информационного вещания как «политическое шоу», в котором намеренно сталкивались противоположные точки зрения, в советском телерадиовещании принципиально отвергалась. Важно было обратиться к зрителю не с малопонятными (хотя и весьма оригинальными внешне) высказываниями, суждениями и эмоциональными восклицаниями. Важно было добиться понимания, осмысления каждого конкретного события международной жизни, разъяснения основных направлений советской внешней политики. В этом отношении показателен опыт работы популярной передачи «9-я студия», в которой выступали не только журналисты-международники, но и работники ЦК КПСС, известные ученые.
Уделяя внимание тематических программам, не следовало забывать и о богатейшей коллекции произведений классической литературы и классической музыки. В фондах ЦТ, по оценке заместителя Председателя Гостелерадио, «насчитывается свыше 7 тысяч фильмов-спектаклей ведущих театров страны, телевизионных спектаклей, опер, балетов, концертных программ и других постановок. Всесоюзное радио располагает записями практически всех основных произведений М. Горького, А. Блока, А. Толстого, В. Маяковского, С. Есенина, М. Шолохова, А. Твардовского, К. Симонова, Г. Маркова и других выдающихся советских писателей и поэтов» (21).
Показательно также, что на ЦТ были установлены определенные часы для передачи программ искусства. На первой программе ЦТ, например, после окончания программы «Время», часто демонстрировались телевизионные спектакли, концерты и балеты (к сожалению, единственной ассоциацией с подобной весьма полезной практикой работы советского телевидения остается для многих показ балета «Лебединое озеро» в дни «августовского путча» 1991 г.). Что касается радио, то здесь можно отметить ежедневные (несколько раз в день) передачи из цикла «Театр у микрофона», «Литературные чтения», позволявшие знакомится с разнообразными театральными постановками отечественных и зарубежных авторов. Третья программа ЦТ на протяжении десятилетий была полностью посвящена учебным телепередачам, составленным в соответствии с тематикой изучаемых дисциплин – от начальной до высшей школы. Следовало бы напомнить, что демонстрация в теле- и радиоэфире того огромного накопленного наследия классических спектаклей, музыкальных программ, имевшихся в фондах Гостелерадио СССР, является достаточно перспективной и сегодня.
Интересно заметить, что при подготовке специализированных телепередач на ЦТ стремились учитывать не только их тематику, но и время выхода в эфир, и их продолжительность. В числе ближайших направлений работы в апрельском (1979 г.) Постановлении ЦК перечислялись: «значительное расширение тематики, объема и географии сообщений о внутренней и международной жизни, повышение информационной насыщенности публикуемых материалов». Говорилось, например, и о таком, увы, забытом моменте в подготовке программ, как «стиль, язык» передач, в том числе, о «преодолении многословия и казенщины», заботе «об оперативности, убедительности и доходчивости выступлений».
Применительно к периодической печати отмечалась необходимость «добиваться, чтобы издания не повторяли друг друга, учитывая, что большинство семей получает не менее трех газет, регулярно смотрит телепередачи и слушает радио. Газеты, журналы должны иметь свое «лицо», свой круг основных тем, подавать материалы в присущем их профилю стиле и оформлении». Говорилось, помимо прочего, и о «предусмотренном с 1980 г. увеличении объема газеты «Правда». Отмечалась важность увеличения тиражей и улучшения распространения подписных научно-популярных серий, издаваемых Всесоюзным обществом «Знание». Брошюры «карманного формата» серий «История и политика КПСС», «История», «Искусство», «Психология и педагогика» и др., напечатанные большими тиражами (от 50 до 100 тысяч экземпляров) на недорогой бумаге, отличались высоким уровнем информационного содержания. Авторами были ведущие ученые тех лет. В них в доступной, популярной форме давались не только описания событий прошлого (с акцентом на ХХ век), но и суждения о многочисленных проблемах современности (22).
О значении духовно-нравственных традиций и классической культуре. Уместна ли идеология в экономике?
Самым важным в наследии советской идеологической работы следует признать отнюдь не степень эффективности разоблачения тех или иных «идеологических диверсий» Запада (об этом – далее), а стремление установить достаточно высокий и стабильный уровень общей культуры населения, при котором любые «диверсии» будут безрезультатны. И здесь более чем уместно звучали слова о нравственности, духовности и о серьезных проблемах, связанных с состоянием советского общества в начале 1980-х гг. Нужно отметить, что духовно-нравственный критерий идеологической работы мог бы обеспечить значительную часть успеха контрпропаганды, поскольку базировался вовсе не на «манипуляции» и «внушении». Эффективно «противостоять врагу» можно было не «его же оружием», а собственными, целенаправленными методами контрпропаганды.
На конференции в Таллине (октябрь 1982 г.) об этом говорил Секретарь правления Союза писателей СССР Ф.Ф. Кузнецов: «Пришла пора осмыслить и использовать в полном объеме в борьбе с нашим идеологическим противником следующий неопровержимый и фундаментальный факт. Мы не собираемся тягаться с Западом в призрачном, спекулятивном обманном мире витринно-потребительских ценностей, этой лжесфере современной буржуазной цивилизации, потому что мы на целый исторический порядок выше этого мира по ценностям социальным, духовным и нравственным, подлинно гуманистическим…» (23).
Поэтому столь остро воспринимались негативные явления в сфере культуры, поведения людей, в повседневной жизни. В «идеологическом» Постановлении ЦК КПСС (апрель 1979 г.) отмечалась необходимость «вести борьбу всеми средствами пропаганды и воспитания… – за искоренение таких нередко бытующих еще в нашей жизни... уродливых пережитков прошлого, как стяжательство и взяточничество, стремление урвать побольше от общества, ничего не давая ему, бесхозяйственность и расточительство, пьянство и хулиганство, бюрократизм и бездушное отношение к людям, нарушения трудовой дисциплины и общественного порядка. В борьбе с этими явлениями необходимо использовать и убеждение словом, и строгую силу закона…» (24).
Но вот в выступлении К.У. Черненко на Июньском Пленуме ЦК КПСС (1983 г.) уже не делалось «традиционных» оправданий и ссылок на «родимые пятна прошлого» (или, как было принято говорить еще раньше, на «наследие царизма»), а о приоритетности нравственных ориентиров говорилось как об актуальной проблеме, причем в контексте, что особо важно подчеркнуть, насущных решения социально-экономических проблем: «Оснований для самоуспокоенности нет… И общественное признание и материальное благосостояние человека должны определяться прежде всего тем, как он работает. Здесь имеет значение не одна лишь экономическая сторона. Не менее значима сторона идейно-нравственная. Ведь в труде человек не только создает материальные ценности, но и выковывает свои лучшие способности, закаляет волю, развивает творческие силы, утверждает себя как гражданин… Честное, сознательное отношение к труду – первооснова социалистического образа жизни. Но для всех ли оно характерно? К сожалению, нет…
Воспитание нового человека неотделимо от самой энергичной борьбы с пьянством, хулиганством и тунеядством, спекуляцией и хищениями социалистической собственности, взяточничеством и стяжательством. Было бы неправильно видеть во всех этих уродливых явлениях... одни лишь «пережитки прошлого» (именно так – В.Ц.) в сознании и поведении людей. Причины многих из этих «болячек» следует искать и в сегодняшней практике, в просчетах тех или иных работников, в реальных проблемах и трудностях нашего развития, в недостатках воспитательной деятельности. Поэтому для устранения негативных явлений нужны не только постоянные пропагандистские усилия, но и меры экономического, организационного и правового порядка».
Нужно помнить, что слабость духовно-нравственных ценностей, ориентация на «общество потребления» были характерны не только для представителей советской чиновничьей «элиты», в значительной степени они проявлялись и на уровне массового сознания. Эти порочные явления сыграли роковую роль и в процессах распада СССР, и в глубоких кризисных явлениях периода 1990-х гг. на постсоветском пространстве. Увы, многим казалось, что «экономика» и «нравственность» не взаимозависимы, что «потребительские ценности» сами собой стимулируют значительный «внутренний спрос» на «товары широкого потребления», а это придаст экономике значительный импульс в плане «внутренних инвестиций», и, в свою очередь, «запустит механизм» стабильного экономического роста.
Но в погоне за «удовлетворением потребностей» становится очевидным, что на принципах достижения «экономической выгоды» любой ценой, на мнимых «ценностях личного обогащения» невозможно добиться экономической стабильности, не говоря уже об эффективном, ускоренном экономическом развитии. Становится очевидным, что понятия «нравственность» и «экономика» не просто совместимы, а крепко взаимосвязаны; более того: отставание в развитии культуры от развития цивилизации («научно-технического прогресса») весьма опасно для общества.
В то же время и призывы ограничиться только «правовым полем», применением различного рода «репрессий» по отношению к экономическим правонарушениям («всех наказать и пересажать»), - по сути своей бесперспективны и вредны, создавая и поддерживая только «атмосферу страха», а не «социального оптимизма», необходимого для качественного экономического роста. Можно и должно ориентироваться на «формирование нового типа экономического мышления, нацеленного на инициативу и... предприимчивость, на повышение ответственности, творческий поиск путей, ведущих к наилучшему конечному народнохозяйственному результату при наименьших затратах…» (25).
«Единый политдень» - еще одно «хорошо забытое старое».
Еще одна оригинальная и достаточно эффективная форма пропагандистской работы была обозначена как приоритетная в 1980-е гг. Речь идет о введении практики т.н. «единого политдня». Его суть сводилась не только к проведению в определенные дни недели политинформаций и докладов, но и к практике регулярных выступлений представителей местной власти перед населением, трудовыми коллективами, в воинских частях, в учебных заведениях. Как правило, это была пятница. Данная форма работы позднее (в условиях изменения избирательного закона о выборах в Верховный Совет СССР в 1989 г.) станет основой для политических дебатов, в том числе в прямом эфире. А уже в 1990-е, и в современной России она трансформируется в форму достаточно привычных предвыборных выступлений различных государственных, политических и общественных деятелей, а также в форму т.н. «встреч с избирателями».
В начале 1980-х такой способ взаимодействия власти и общества был новым и весьма востребованным. Правда, в отличие от многих современных политических дебатов, выступлений чиновников и политических деятелей, обычно проводящихся лишь накануне выборов или в связи с возникновением какой-либо кризисной ситуации местного масштаба, «единый политдень» в СССР проводился гораздо чаще (ежемесячно или, даже, еженедельно). Проводится он должен был в форме диалога или, что было более распространено, в форме ответа руководителя (после небольшого отчета) на «письма трудящихся».
Это было весьма эффективной и перспективной формой идеологической работы. Конечно, и в подобного рода «общении» не исключалась известная доля предварительной подготовки, отбора «нужных писем» и отсева «неугодных вопросов». Нередко руководители вообще не стремились к участию в «едином политдне». Все это неоднократно отмечалось на уровне партийного руководства.
К.У. Черненко в докладе на Июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС высказался, что хотя «единые политдни показали себя хорошей формой массово-политической работы», но «в ряде мест их содержание обедняется». «Подчас руководящих работников заменяют лекторы и политинформаторы, вместо живого обсуждения актуальных проблем идет читка или пересказ общеполитических текстов. Почему некоторые руководители уклоняются от этой работы? Да, потому, что многие вопросы трудящихся требуют не только разъяснения, не только ораторского искусства, но и практических мер. И когда они постоянно откладываются на завтра, возникает, с одной стороны, неудовлетворенность аудитории, а с другой – известная «робость», боязнь публичных выступлений».
«Нельзя уходить от открытого разговора с людьми, - подчеркивалась в докладе важность непосредственного контакта того или иного государственного деятеля с «общественностью», - надо не только уметь разъяснять нашу политику, учить массы, но и уметь учиться у масс, что называется, заряжаться на массах. Это должно быть не только обязанностью, но и потребностью каждого руководителя. Политические выступления, регулярные деловые отчеты перед трудящимися – тот оселок, на котором хорошо проверяются качества руководителя, его способность организовывать, вести за собой людей… Без «широкой гласности» (так этот термин стал употребляться за пять лет до его «официального провозглашения» - В.Ц.) немыслимо развитие социалистической демократии… Мы будем продолжать эту линию, обеспечивая максимально возможную гласность в вопросах, затрагивающих интересы людей. Следует, очевидно, придать обязательный характер систематическим выступлениям по телевидению и в печати руководителей министерств и ведомств, партийных комитетов…» (26).
В целом позитивно оценивали значение «единого политдня» на конференции в Таллине (октябрь 1982 г.). В докладе Вайно отмечалось, что «наша партия всегда шла с «живым словом» к трудящимся, и сегодня это так же важно, как и раньше. Устное выступление – это не просто общее рассуждение, а доверительный, откровенный разговор с людьми. На наш взгляд, наиболее полно этим требованиям отвечают общереспубликанские политдни… В едином политдне в республике одновременно участвуют в среднем около половины трудящихся… Кроме того, широко распространены и другие формы массовой политической работы – беседы в форме ответов на вопросы, тематические вечера, дающие возможность глубже изучать и активнее формировать здоровое общественное мнение по злободневным вопросам современности» (27).
Но, в целом, положение улучшалось медленно. Немногое изменилось и с началом «Перестройки». Очередной Пленум ЦК КПСС (последний в истории партии), касавшийся идеологических вопросов в контексте образовательной политики, состоялся 17-18 февраля 1988 г. И здесь содокладчиком Генерального секретаря ЦК М.С. Горбачева выступил секретарь ЦК КПСС Е.К. Лигачев. Касаясь проблемы контактов «власти» и «общества», им был отмечен недопустимый недостаток внимания к образованию, к школе: «Действительные заботы и проблемы школы, ее работников, учащихся затрагиваются нередко в отчетах и докладах, но и только. Судьбы, заботы людей для бюрократа не существуют. Для него главное не движение умов и душ, а движение вещей. Такие работники воспоминают о школе, профтехучилище лишь тогда, когда надо убирать хлопок или картошку (имелись в виду регулярные «выезды в помощь колхозникам» по уборке урожая, широко практиковавшиеся в 1970-1980-е гг. – В.Ц.).
Местные партийные, советские работники систематически бывают на животноводческих фермах, у механизаторов. Между тем визит первых руководителей района, города, области в вуз, школу, профтехучилище, детский сад воспринимается не иначе как чрезвычайное событие. Поистине, это такая же редкость, как явление Христа народу…» (28).
Кадры решают все. Учитель и школа в воспитательном процессе.
Но все заявленные приоритеты пропагандистской, идеологической работы имели смысл только в случае решения кадровой проблемы. Предполагалось, что при проведении пропагандистской работы приоритет будет отдаваться «местным звеньям», «низовым структурам». И здесь огромная, без преувеличения, роль принадлежала самим назначенным работникам «идеологического фронта». Кадровая политика стала еще одним отличительным признаком назревших перемен в идеологической работе.
В цитированном выше апрельском (1979 г.) Постановлении ЦК КПСС об этом говорилось весьма критично: «Всегда следует помнить, что ослабление внимания к освещению актуальных проблем, недостаточная оперативность, вопросы, оставленные без ответа, подталкивают некоторых граждан к другим, сомнительным источникам информации…».
Одним из наиболее негативных факторов в проведении идеологической работы признавался формализм, работа «ради галочки», для «красивой», позитивной «отчетности». Эти изъяны в пропагандистской работе были хорошо заметны и, безусловно, снижали ее значимость в глазах населения.
«Большим недостатком, существенно снижающим эффективность воздействия воспитательной работы на сознание и чувства людей, являются нередко встречающиеся формализм, склонность к словесной трескотне, всякого рода пропагандистским штампам, серый, «казенный» стиль материалов, многократное механическое повторение общих истин вместо их творческого осмысления, поиска живой и доходчивой формы. Теоретические обобщения, серьезный, вдумчивый анализ, обогащающий читателя, слушателя, порой подменяются напыщенностью, внешним наукообразием языка, а убедительность аргументов и доверительность тона в разговоре с аудиторией – назидательностью и громкой фразой. Все это следует решительно изживать из практики» (29).
С еще большей обеспокоенностью говорил о кадровой политике и Ю.В. Андропов. Поставив эту проблему на одно из первых мест в сфере идеологической работы, он отмечал, что «все партийные комитеты… должны иметь специально подготовленные кадры, способные умело организовать идеологическую работу с различными группами населения – с рабочими, колхозниками, интеллигенцией, молодежью – и отвечать за эту работу. Это должны быть авторитетные, образованные люди. Надо создать им необходимые условия, заботиться о систематическом повышении их квалификации…
Большую роль должно сыграть изменение стиля работы сети нашего политического просвещения, массовой политической учебы. Нужно прежде всего покончить с формализмом, с механическим, оторванным от жизни заучиванием (или зачитыванием с листа) тех или иных общих положений. Смысл политической учебы в том, чтобы каждый глубже понял политику партии в условиях сегодняшнего дня, умел применять на практике получаемые знания, яснее представлял себе и выполнял на деле собственный долг» (30).
По сути, ставилась проблема специальной подготовки кадрового «резерва», имеющего профессиональную пропагандистскую подготовку. Причем это должны быть (особое внимание на это обращал Андропов) не те, кто занимаются проведением политинформаций в «свободное от работы время», а действительно хорошо подготовленные специалисты.
Но поскольку подготовка «специально подготовленных кадров» представлялась трудоемким и достаточно длительным делом, следовало обратить внимание на тот потенциал идеологической работы, который, как представлялось, мог быть использован оперативно и эффективно. И здесь внимание партийно-государственного руководства обратилось к системе образования, прежде всего, к школам и вузам.
Если до начала 1980-х роль образования признавалась, главным образом, в сфере получения знаний и элементарных профессиональных навыков (нужных в плане т.н. «соединения школы с производством»), то с начала нового десятилетия стала особо выделяться роль школы в воспитательной области. Именно эта задача была отмечена в докладе Ю.В. Андропова на Июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС: «…Формирование человека начинается с первых лет его жизни…; партия добивается того, чтобы человек воспитывался у нас не просто как носитель определенной суммы знаний, но прежде всего – как гражданин… А где, как не в школе, может человек получить начала эстетического воспитания, на всю жизнь приобрести чувство прекрасного, умение понимать и ценить произведения искусства, приобщаться к художественному творчеству?
Конечно, решение всех этих задач потребует немалых усилий и времени. Придется, помимо всего прочего, улучшить отбор и подготовку педагогических кадров с учетом современных требований. Мы здесь, в Президиуме, обменялись мнениями вот о чем. Видимо возникает необходимость серьезно подумать о реформе нашей школы…» (31).
Эта реформа, заявленная Ю.В. Андроповым, но официально утвержденная уже после его смерти, в 1984 г., стала одним из главных внутриполитических событий в период партийно-политического руководства К.У. Черненко. Вопреки утвердившемуся позднее мнению о том, что «последняя реформа советской школы» была связана только с объединением «школы и производства», в ходе ее реализации предполагалось существенное усиление роли воспитательной работы учителей. Возрастало значение школьных и классных комитетов ВЛКСМ, пионерских дружин (школьный уровень) и отрядов (уровень отдельных классов), призванных постоянно поддерживать взаимодействие между учителями и школьниками. В структуре школьного комитета комсомола большое значение приобретала должность заместителя комсорга по идейно-политической работе («политсектор школы»). Вводились «новые предметы», причем не только технические («основы информатики и вычислительной техники»), но и гуманитарные, ориентированные на изучение актуальных вопросов общественной жизни («этика и психология семейной жизни»).
Идеологическая работа стала тесно связываться со всеми направлениями школьной жизни. Не случайно Февральский (1988 г.) Пленум ЦК КПСС, формально посвященный ходу реализации школьной реформы, фактически перенес акцент идеологической работы на уровень образовательных учреждений. И не случайно, М.С. Горбачев в своем выступлении с первых же слов говорил о значении учительского труда для успеха всей «перестройки». В целом, это вписывалось в стратегическую концепцию усиления роли «человеческого фактора» во второй половине 1980-х. Глава государства совершенно правильно заявил: «Конечно, нужны – и как можно быстрее – и новая организация образования, и новые программы, и материально-техническое обеспечение обучения, оснащение его компьютерами. Но без людей, отдающих свои знания и свое сердце нашим детям, без Учителя с большой буквы все это может остаться лишь формальными и дорогостоящими нововведениями, не дойти до живого дела.
Учитель – важнейшее действующее лицо перестройки. Поддержит ли он нас убежденно, толково и страстно – и перестройка получит много новых искренних сторонников и борцов… Ну а если поддержит формально, останется равнодушным, нейтральным? Кто возьмется предсказать, каким социальным застоем, каким попятным движением может обернуться такое равнодушие?
Конечно, всегда есть надежда на саму жизнь: сегодня она говорит языком перестройки – честным, откровенным языком правды, а это, наверное, и есть лучшая социальная педагогика. И все-таки – и это естественно – надежды на будущее в значительной мере мы связываем с работой нашей школы, с ее собственной перестройкой, с педагогическим талантом и творческим поиском советского учителя.
Отношение к учителю надо менять в корне, решительно, без проволочек и колебаний. Избавить его от мелочной опеки, снять подозрительность к поискам и находкам. Разгрузить от чуждых преподавательскому труду обязанностей, максимально освободить его время и силы для главного. Устранить все рогатки и барьеры на путях новаторства в педагогике, создать достойные материальные условия для творческого труда учителя. Это – долг партийных и советских органов» (32).
И не случайно в итоговом Постановлении Пленума отмечалась необходимость «вырабатывать у молодежи диалектическое мышление». Подчеркивалось, что «вся практика преподавания обществоведческих дисциплин должна вырабатывать способность к самостоятельным суждениям, помогать учащимся осознанно усваивать научные выводы, отражающие диалектику жизни… Школа призвана всей своей деятельностью культивировать трудовой образ жизни, повышать и воспитательную роль главного труда учащихся и студентов – учебы… Требуется существенно усилить патриотическое и интернациональное воспитание юношества. Прививать с детства чувство сопричастности с традициями и ценностями Советской Родины, с великой историей нашей многонациональной страны, осознание священного долга быть верными защитниками своего Отечества… Необходимо воспитывать у молодежи высокие духовные запросы и эстетические вкусы, потребность в физическом совершенствовании» (33).
Очевидно, что актуальность именно воспитательной работы в школе сохраняется. К сожалению, весьма распространенным стало утверждение, что «воспитание – не дело школы», а дело «семьи». Правда, в свою очередь большинство родителей (не говоря уже о бабушках и дедушках), по-прежнему убеждены, что школа, а не семья, является главным носителем ценностей «воспитания». Также нередко предполагается, что главная задача школьного образования – дать некий объем знаний и навыков, необходимый для сдачи ЕГЭ, и этого вполне достаточно. Наметившийся «разрыв» школьного и семейного уровней воспитания крайне опасен и, безусловно, может негативно сказаться на будущем духовно-нравственном состоянии российского общества.
Другой проблемой представляется подчас чересчур преувеличенное внимание к материальной базе. Но нужно помнить, что никакой совершенный компьютер не заменит мозгов, а у человеческого мозга ограничен объем возможностей для переработки информации и для того, чтобы из огромного объема полученной информации выделить самое важное, проанализировать его, сделать выводы. Вообще, хорошо бы не переводить проблемы в плоскость «физики-лирики», а сочетать и творческий подход, и здоровую технократию. Но при этом необходим приоритет общего гуманитарного образования. Об этом писал еще академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. Хорошее общее образование – это отнюдь не лишняя трата времени. Инженеры и ученые-естественники с хорошей гуманитарной подготовкой – отнюдь не миф.
Определения «идеологической диверсии» и методика контрпропаганды в разработках отечественных спецслужб в конце 1970-х, начале 1980-х гг.
Последним принципиально важным моментом, связанным с ведением пропагандистской работы, стало обозначение Ю.В. Андроповым понятия «идеологическая диверсия». Заметим, что еще до 1983 г. Андропов уделял этой проблеме особое внимание. Это объяснялось не только его должностными полномочиями (как Председателя КГБ СССР), но и стремлением осмыслить новые направления идеологической работы, разработать соответствующий план контрпропаганды. В выступлении 19 декабря 1977 г. на торжественном собрании, посвященном 60-летию советских органов государственной безопасности, он заявлял: «Ныне источник угрозы безопасности СССР лежит вовне. Оттуда, извне, классовый противник пытается перенести на нашу территорию подрывную деятельность, активизировать проведение идеологических диверсий, рассчитывая на отдельных неустойчивых людей…» (34).
В феврале 1979 года, выступая с развернутым докладом на совещании в КГБ СССР, Андропов снова обратился к теме «идеологической диверсии», выделив ее характерные (как ему представлялось) особенности. По его мнению, опасность данной формы противостояния в «холодной войне» заключалась в том, что она носила скрытый характер и была ориентирована не на террористические действия против «партийного руководства» или на «уничтожение стратегически важных объектов», а на общественные настроения. Не отрицая «внешнего характера» воздействия, Андропов отмечал нацеленность «диверсии» на самые различные слои населения. «Инспираторы идеологических диверсий, - подчеркивал глава КГБ, - находятся за рубежом, но их подрывные действия направлены внутрь нашей страны, их объектом является наш советский человек».
«Само слово «диверсия», - замечал он, - если перевести его с латыни на русский язык, означает отклонение, отвлечение. Вот и пытаются империалистические спецслужбы «отклонить», «отвлечь» советских людей от принципов нашей идеологии… И здесь, в сфере борьбы за умы людей, империализм, не полагаясь только на средства обычной идеологической борьбы, только на буржуазные идеи…, пускает в ход… дезинформацию и клевету, фальсификацию и ложь. Таким путем он стремится…, по меньшей мере, идейно опустошить (человека), возбудить в нем чувства эгоизма, недоверия, неуверенности, посеять аполитичность, затуманить и отравить его сознание националистическими предрассудками… Ведь именно морально опустошенный, политически бесхребетный, падкий на всякого рода сенсации и слухи человек, в первую очередь становится жертвой идеологической диверсии. Наши классовые противники учитывают это.
Они действуют, приспосабливаясь к конкретным условиям и категориям людей… Теперь империализм действует более тонко. Он стремится «подстраиваться» под процессы дальнейшего совершенствования и развития всех сторон нашей общественной жизни, социалистической демократии... Империалистические спецслужбы пытаются проникнуть во все идеологические сферы, использовать в своих целях как острые политические проблемы, так и такие, лишенные на первый взгляд прямых связей с политикой, вопросы, которые относятся к сфере нравов, вкусов, бытовых привычек людей».
Таким образом, именно духовно-нравственные изъяны, недостатки представлялись наиболее опасным источником для общественной стабильности. «Наши недруги как раз и рассчитывают на то, чтобы путем постепенного размывания веры в коммунистические идеалы уводить отдельных «заблудших» все дальше по чуждому и опасному пути, а иногда и запутывать их в сетях шпионажа, используя такие уродливые частнособственнические пережитки, как стяжательство, алчность и другие. Через «эрозию» сознания отдельных лиц они добиваются расшатывания политических институтов социализма, всего нашего общественного строя».
«Идеологическая диверсия осуществляется в области, охватывающей политические, философские, правовые, нравственные, эстетические, религиозные и другие взгляды и идеи» (35).
Очень важно было использовать изучение индивидуальной, групповой и массовой психологии, и, особенно, социологии – дисциплин, изучавшихся исключительно в рамках узко понимаемого «формационного подхода». На июньском (1983 г.) Пленуме ЦК Ю.В. Андропов с сожалением отмечал, что «мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические. Поэтому порой вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок» (36).
По воспоминаниям бывшего начальника 5-го управления КГБ СССР генерала армии Ф.Д. Бобкова, «Андропов отводил важную роль не только точной науке. Он первым из государственных деятелей стал опираться на социологию. Социологические исследования довольно часто ложились в основу его предложений, они давали ему возможность делать необходимые выводы для направления оперативной работы разведки и контрразведки, использовать их для выработки политической линии партии…» (37).
Ф.Д. Бобков вспоминал, что сама идея создания 5-го управления КГБ СССР возникала у Ю.В. Андропова изначально именно для изучения и, по возможности, управления определенными общественными процессами, настроениями. Пересказывая свою беседу с Председателем КГБ СССР, он, в частности, привел такие слова Андропова: «…Мы обязаны знать их (наших идеологических противников – В.Ц.) планы и методы работы, видеть процессы, происходящие в стране, знать настроения людей. Это очень важно. Нам необходимо использовать самые разные источники: как легальные учреждения, социологические институты или информацию в печати, так и данные наших спецслужб. Помимо явлений, которые лежат на поверхности, существуют еще и тайные пружины, и немаловажную роль здесь играет работа наших органов. Вот, к примеру, сегодня мы занимались проблемой крымских татар. Ты видишь одно, а тот, кто не изучил этот вопрос основательно и не знает всех тайных рычагов, видит совсем другое. Очень важно научиться распознавать и хорошо понимать внутренние, глубокие процессы. Мне представляется, что главной задачей создаваемого управления (пятого – В.Ц.) является глубокий политический анализ ситуации и, по возможности, наиболее точный прогноз. Новое управление должно противостоять идеологической экспансии, направляемой из-за рубежа, стать надежным щитом против нее…» (38).
Следовало, однако, считать, что противостояние «идеологическим диверсиям» и методам «психологической войны» (термин, широко употреблявшийся в начале 1980-х гг.) не означало возвращения к практике репрессий с целью подавления «политической оппозиции». Отчасти это объяснялось и тем, что еще живы были миллионы людей, не только помнивших эпоху «борьбы с врагами народа», но и непосредственно пострадавших от «большого террора». Да и время «оттепели» было не таким далеким, поэтому «симпатии к товарищу Сталину» не должны были проявляться в формах возвращения «твердой руки», жесткого «подавления инакомыслия». При недопустимости «перегибов в критике культа личности», период 1930-1940-х гг. воспринимался в те годы не только как эпоха «великих побед социализма», но и как время, когда были «допущены нарушения социалистической законности», проводились «необоснованные репрессии».
Довольно точную характеристику особенностей политики в отношении «политической оппозиции» в 1970-начале 1980-х гг. дал в своей известной статье «Неизбежность перестройки» академик А.Д. Сахаров: «Инакомыслящие в 70-80-е годы жестоко преследовались, многие из них долгие годы провели в тюрьмах, лагерях и психиатрических больницах... Справедливости ради надо сказать, что масштаб политических репрессий в годы «застоя» был несравнимо меньше сталинского... С другой стороны именно КГБ оказался благодаря своей элитарности почти единственной силой, не затронутой коррупцией и поэтому противостоящей мафии. Эта двойственность отразилась и в личной судьбе и позиции руководителя КГБ Ю.В. Андропова. Став во главе государства, он продолжил борьбу с коррупцией и преступностью, но не сделал никаких других шагов в преодолении негативных явлений эпохи «застоя» (39).
Ю.В. Андропов подчеркивал важность оказания советским обществом противодействия источникам «идеологических диверсий». Здесь следовало быть «особенно внимательными и осторожными», «бороться за каждого советского человека, когда он оступился, чтобы помочь ему встать на правильный путь» (40).
Возвращаясь к работе Таллинской конференции (1982 г.), можно отметить последнее, - из опубликованных в сборнике ее докладов, - выступление И.П. Абрамова. Хотя у него не была обозначена должность и место работы, но по теме, структуре и фактам, приводимым в его докладе («Идеологические диверсии империализма и воспитание политической бдительности»), можно было предположить, что он сотрудник спецслужб. Докладчик добросовестно и четко перечислял те источники «идеологических диверсий», которые представляли наибольшую угрозу для социалистического строя. В частности, говорилось о том, что прежние направления деятельности русской белой эмиграции, среди которой особо выделялся НТС (Народно-трудовой союз), уже не представляют интереса не только для ЦРУ, но и бесперспективны, по сути, для подрыва основ советского общества и не представляют серьезной опасности: «...черносотенная прямолинейность ее работы, откровенная направленность на создание организованного антисоветского подполья привели к многочисленным провалам засылаемых ею в социалистические страны эмиссаров и создали ей такую дурную славу, что контакты с ней стали считаться компрометирующими для других подрывных центров».
Гораздо опаснее, по мнению И.П. Абрамова, представлялись действия т.н. ЮСИА (Американского информационного агентства), имеющего свои представительства в 125 странах. Опасность заключалась в том, что ЮСИА ориентировалась, прежде всего, на идеологическое, религиозное, социокультурное воздействие, ориентировалось, как тогда говорили, на «умы и сердца людей». Ведь в его ведении находилась «вся внешнеполитическая пропаганда США, включая радиовещание, прессу, издание и прокат за рубежом кино- и телефильмов, выпуск периодических изданий, организацию выставок, культурных центров и библиотек, обучение иностранных студентов». На одно из первых по значимости мест, среди направлений «идеологических диверсий», докладчик ставил «активную пропаганду за рубежом американского образа жизни», «создание и увеличение в зарубежных странах категорий лиц с проамериканскими симпатиями и взглядами».
Большую обеспокоенность у советских спецслужб вызывала подрывная пропаганда, распространявшаяся через радиостанции («Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкая волна», «Свобода», «Голос Израиля») и направленная на молодежь, которая, как отмечал Абрамов, считалась на Западе «наиболее подверженной социальным брожениям и благосклонному влиянию буржуазных стереотипов». «Делая ставку на неискушенность молодежи в вопросах классовой борьбы и отсутствие достаточного жизненного опыта, они активно стремятся приобщить молодых радиослушателей к модным на Западе теориям «свободы личности», «конфликта поколений» и буржуазным стандартам жизни. Цель подобных действий – привить молодежи СССР буржуазные идеи, выработать некритическое их усвоение, а затем склонить молодых людей на путь враждебной деятельности».
Помимо этого особое внимание придавалось негативной информации «религиозной и националистической тематики», распространявшейся, в том числе, посредством «туризма, выезда советских граждан в капиталистические страны, торговли, культурного обмена».
Интересные формы диверсии отмечались в докладе при описании деятельности правозащитных организаций, в первую очередь – «Московской хельсинкской группы». Цель поддерживавших с ней контакты западных средств массовой информации заключалась, по его сведениям, в том, чтобы «любыми способами подтолкнуть советских граждан на совершение противоправных действий, преступлений, вынудить органы власти применить решительные меры пресечения подобной деятельности, вплоть до привлечения\ее участников к уголовной ответственности, а затем развязать вокруг этих фактов очередную кампанию клеветы и дезинформации». Считалось также, что «характерной чертой антикоммунистической пропаганды» является «стремление придать ошибочным взглядам отдельных лиц форму идейно-политических концепций, представить заблуждения как прочные убеждения». Подобная оценка весьма примечательна с точки зрения последующих событий конца 1980-х гг., когда в СССР стала формироваться система «политической оппозиции» (41).
Раскрывая цели «идеологических диверсий», давая характеристики конкретным фактам, подробно перечисляя детали, докладчик не касался в своем выступлении методов противодействия «враждебной психологической войне». И это было не случайно. С одной стороны, советские спецслужбы были ориентированы на выявление и пресечение любых идеологических акций, вредных для советского общества. А контрпропагандой, в самом широком смысле этого слова, призваны были заниматься соответствующие партийно-политические структуры, включающие центральные и местные партийные, советские, комсомольские организации, творческие союзы, создаваемые штаты политинформаторов, лекторов и т.д. С другой стороны, следовало не просто «противостоять Западу», но и создавать, поддерживать «ценности советского образа жизни», «отечественной культуры», защищать «духовно-нравственные основы советского общества». Но и в этом отношении работа КГБ, в том числе 5-го управления, также не считалась ведущей, главной.
Ф.Д. Бобков вспоминал, что в этом разделении функций между партийными структурами, ответственными за идеологическую работу, и спецслужбами заключалась одна из серьезных проблем. Проще всего, казалось бы, вступить на путь преследования и «репрессий», принципиально недопустимый, как считалось в те годы. Напротив, «надо было глубоко и серьезно работать над устранением причин, порождавших негативные процессы в обществе, рождавших недоверие граждан к власти и к партии», то есть бороться, прежде всего, с причинами, а не ограничиваться борьбой с последствиями.
Им приводились примеры подобных действий, ставших, в реальности, основным направлением советской идеологической работы в 1980-е гг. «Андропова весьма беспокоило то, что призывы к борьбе с идеологическими диверсиями, исходившие из ЦК КПСС, не подкреплялись практической работой.
Как-то он сказал мне: «Ты и твои подчиненные очень много выступают в различных аудиториях по проблемам идеологической борьбы, диверсий противника в этой сфере». Удивившись замечанию, я ответил, что это вытекает из требований КГБ: «Советские граждане должны знать и о диверсиях и о наших мерах борьбы с ней». «Но ведь есть ЦК, есть его лекторы. Прежде всего они должны вести пропаганду и раскрывать суть идеологического противостояния, - отмечал Андропов, - Твое же дело – оперативная работа в этой области, предотвращение диверсий чекистскими методами. Если надо, сходи к лекторам ЦК, поделись информацией».
«Сходил, - вспоминает Бобков, - и предложил выступать, как и сотрудники руководимого мной коллектива. Андропов против этого не возражал.
Его вспышка была понятна. Он был озабочен инертностью ЦК партии в области идеологической работы, формальностью проводимых мероприятий, отсутствием активности на фронте так называемой «холодной войны». Предложения, идущие из КГБ на сей счет, по существу, не воспринимались и не имели должного реагирования» (42).
Идеологическим установкам придавалось важное значение и в решении новых задач кадровой политики. Ю.В. Андропов уделял этому внимание, работая и в должности Председателя КГБ и, особенно, в должности Генерального секретаря ЦК КПСС. Весьма актуальными были его оценки «агентурной деятельности», работы «низового звена», сделанные на совещании руководящего состава КГБ СССР 23 марта 1978 г.: «...как вы знаете, был период, когда некоторые стороны агентурной деятельности бросали тень на всю эту работу. Я имею в виду то, что люди называли «стукачеством», то есть когда агентура в значительной мере ориентировались на собирание мелкой, не имеющей прямого отношения к делу информации... Такие установки для агентов противоречили моральным иэтическим нормам, которые закладываются в семье, в школе, в рабочих коллективах. Все это в прошлом, но об этом стоит помнить, чтобы не допускать новых ошибок. Мы поступаем правильно, когда ориентируем агентов не на подглядывание в щели или на подсчет пустых бутылок, а на выполнение тех больших, важных задач по обеспечению безопасности нашего государства, которые возложены на наши органы...».
Устаревшие подходы, при которых ставились формально понимаемые задачи «борьбы с идеологическими диверсиями», должна были быть заменены новыми формами профессиональной работы. Не отрицая важности «агентурной работы», Ю.В. Андропов считал, что вести ее необходимо с учетом «интеллектуального потенциала», а не в примитивных и неоправданных формах «доносительства» и крайне узко понимаемой «бдительности».
Отмечая аналогичный опыт зарубежных спецслужб, он рассуждал: «Трудно представить, как могло бы ФБР узнать, что происходит в коммунистической партии США, не имея там агентов, как могли бы бороться американские спецслужбы с экстремистскими негритянскими организациями, если бы не знали обстановку «изнутри». Оценить же эту обстановку можно только с помощью сложившихся и проверенных методов, применяемых спецслужбами во всем мире. Кто же должен этим заниматься?» Конечно, контрразведка. Это известный, легально существующий во всех государствах политический орган. Именно политический, ибо основной смысл работы контрразведки в политическом контроле над ситуацией. Поэтому сочетание «политический сыск» искажает смысл необходимой для государства работы, ставя знак равенства между законными действиями и беззаконием» (43).
Преодолеть негативные моменты, связанные с разделением функций идеологической работы между партийными структурами и спецслужбами, устранить «раздробленность» в действиях партийного аппарата и спецслужб стало возможным в условиях, когда после смерти Л.И. Брежнева Ю.В. Андропов занял должность Генерального севретаря ЦК КПСС. Совмещение этих функций не только должно было способствать усилению эффективности идеологической работы, но и положило началу действенной борьбе с коррумпированностью партийно-государственного аппарата, ростом преступлений в сфере производства и торговли (известные т.н. «рыбное дело», «хлопковое дело» и др.). Причем противодействие «несунам», «хапугам», «бюрократам» осуществлялось не только на уровне «номенклатурной элиты», но и в широких слоях населения.
Установки на «потребительские ценности», на преимущества «красивого образа жизни», распространявшиеся в обществе и о которых с беспокойством говорилось на Июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС, на конференции в Таллине (октябрь 1982 г.) и на других партийно-политических собраниях, должны были получить эффективный «отпор». Однако, как уже отмечалось, подобного рода действия должны были осуществляться в рамках «законности и правопорядка» и с обязательной, параллельной пропагандой «социалистических ценностей», активной «патриотической», «воспитательной работой» в школе, ростом «культурного и интеллектуального уровня» населения. Безусловно, серьезные перемены были необходимы в системе производства, управления плановым хозяйством, в экономике в целом. На практике же нередко борьба с «чуждыми советскому обществу явлениями» принимала характер очередных «формальных кампаний», проводилась со свойственной многим низовым партийным и советским органам «штурмовщиной» (как, например, известные в ряде городов т.н. «облавы» на посетителей магазинов, парикмахерских и кинотеатров), «заорганизованностью» ради отчетности, «для галочки».
В методике пропаганды и контрпропаганды стали очевидны и недостатки, имевшие место при прежнем партийном руководстве. Прежде всего это относилось к негласной, но явно проводившейся корректировке идеологической работы в том виде как она велась под руководством Секретаря ЦК КПСС М.А. Суслова (скончавшегося в январе 1982 г.). Несмотря на в общем правильные принципы пропагандистской работы, намеченные апрельским 1979 г. Постановлением ЦК КПСС, на необходимость ее преемственности при ее проведении, в то же время следовало обратить внимание на корректировку ряда ее элементов.
Если обратиться, напрмер, к пропагандистским публикациям периода 1970-х гг., то в них много «правильных слов», но изложенных очень сухим, казенным стилем, обилие «штампов», «заученных истин», малоинтересных для массового читателя и слушателя. «Коммунистическая пропаганда как важнейший вид идеологической деятельности КПСС представляет собой непрерывный процесс внесения марксистско-ленинских идей в сознание людей. В условиях развитого социализма она имеет своим прямым назначением формирование коммунистического мировоззрения у каждого советского человека… Коммунистическое мировоззрение выступает цементирующим стержнем духовной жизни развитого социализма, поэтому наша партия и придает его формированию столь большое значение. Формирование мировоззрения осуществляется на основе изучения трудящимися марксистско-ленинской теории». Подобные и многие другие «тяжеловесные» словесные конструкции, в изобилии встречающиеся на страницах массовой политической литературы, курируемой М.А. Сусловым, не отличались доходчивостью и вряд ли способствовали пониманию идеологических постулатов. И довольно скоро стали проявляться и фальшь, и схоластика, и формализм в идеологической работе (44).
Очевидно, если бы в идеологической работе не было таких серьезных изъянов, то на ней не следовало бы так акцентировать внимание вскоре после смерти М.А. Суслова и Л.И. Брежнева. Идеологической работе явно не хватало профессионализма, гибкости, оперативности, умения менять «стратегию и тактику» в условиях меняющихся «угроз» и распространявшихся «диверсий». В отношении к идеологической, пропагандистской работе подчеркивалась важность ее более «активного, наступательного характера» по сравнению с предыдущим периодом. Нужно было опираться не только на кадры «рабоче-крестьянского происхождения», не только на тех, кто становился лектором и политинформатором «по разнарядке сверху», следуя пресловутому партийно-комсомольскому «набору», но и на интеллигенцию, на тех, кто искренне, бескорыстно стремился помочь проводившейся политике.
Нужно было не повторять постоянно рассуждений о «родимых пятнах прошлого» или о «вредном влиянии Запада», которыми так легко было, при желании, оправдать любые недостатки современного советского общества, а безотлагательно разрабатывать и внедрять новую модель поведения, основанную на лучших, преемственно принятых традициях отечественной культуры, воспитания и образования.
Роковые ошибки и трагические результаты.
Однако создание новой идеологической «системы», новых – качественно отличных от предыдущих – форм и методов работы оказалось более сложным и длительным процессом, чем представлялось изначально. Недостатки идеологической работы продолжали оставаться, несмотря на смену лидеров страны. Становилось понятным, что это потребует значительного времени, существенных перемен в подготовке и проведении политического просвещения в массах. С началом «перестройки» о проблемах в идеологической работе снова и снова говорилось как об одних из самых насущных на «пути построения социализма с человеческим лицом» («Человеческий фактор, это – трудовая и политическая активность человека, его совесть, честность и порядочность; это – его мечты, надежды и чаяния, отношение к людям, интересы и образ жизни, поведение в обществе. Только включив в действие все слагаемые человеческого фактора, можно добиться серьезных результатов») (45).
Например, в 1987-1988 гг., в брошюрах серии «История и политика КПСС», издаваемых Всесоюзным обществом «Знание», неоднократно затрагивались проблемы повышения эффективности и качества идеологической работы, хотя «критический накал» данных в них негативных оценок подчас преобладал, к сожалению, над конструктивными, деловыми предложениями.
«Отрыв идеологической работы от жизни, формализм, пустословие, начетничество серьезным образом ослабили ее воздействие на трудящихся и прежде всего на молодежь. Значительное распространение получили такие уродливые явления, как политическая инфантильность и безыдейность, психология «вещизма» и стяжательства, грубейшие нарушения трудовой и общественной дисциплины, норм коммунистической морали, алкоголизм и наркомания… В советское общество постепенно стали проникать идеологически чуждые стереотипы буржуазной «массовой культуры», а с ней – пошлость, прагматизм и бездуховность, примитивные вкусы, которые захватили немало молодых людей… На определенном этапе партийные организации, по существу, прекратили борьбу с проявлениями шовинизма, национализма и местничества в экономической, культурной и духовной сферах…
В ряде городов, районов, областей и даже в некоторых республиках революционная перестройка по-настоящему еще не развернулась. Главная причина такого образа мышления и действий – политическая и организационная беспомощность и вялость, отсутствие инициативы партийных комитетов, их руководителей, идеологических кадров. Во многих партийных организациях не преодолен до конца механизм торможения перестройки идеологической работы, сложившейся в годы застоя…
Анализ современного состояния массово-политической работы показывает, что в большинстве партийных организаций отсутствует четкая, научно обоснованная система исторического образования и воспитания трудящихся. Почти повсеместно прекратили работу теоретические семинары «Исторический опыт КПСС и современность». В первичных парторганизациях и трудовых коллективах крайне редко проводятся лекции, доклады, беседы, политинформации, посвященные важнейшим проблемам истории КПСС и советского общества, революционным, боевым и трудовым традициям, конкретным историческим деятелям…».
Интересной и актуальной была идея создания специального (по истории КПСС) «исторического общества», которая оставалась невостребованной с середины 1980-х вплоть до недавнего создания Российского исторического и Российского военно-исторического обществ: «Отрицательно влияет на теорию и практику идеологической работы отсутствие глубоких научных исследований и популярных изданий по истории КПСС, написанных ярко, доходчиво, интересно. Крайне трудное положение сложилось в изучении курса истории КПСС в вузах: студенты не имеют специального учебника по данной общественной науке. Им трудно разобраться в тех острейших спорах и дискуссиях, которые сегодня разворачиваются на историческом фронте.
В стране действует множество самых различных добровольных объединений трудящихся – от общества автолюбителей до общества книголюбов, но почему-то нет общества любителей истории. Такое общество, если бы оно было создано – смогло бы внести важный вклад в дело воспитания советских людей историей, и прежде всего миллионов юношей и девушек. Оно могло бы координировать работу всех организаций и учреждений, в той или иной степени занимающихся историческим образованием и воспитанием трудящихся. Общество любителей истории стало бы первым помощником партийных организаций, идеологических кадров в воспитании историей широких народных масс, в эффективном использовании ее идейного заряда в интересах дальнейшей демократизации советского общества, гласности, осуществления радикальной экономической реформы, революционной перестройки…» (46).
М.С. Горбачев, в книге «Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира», названной современниками «революционной», фактически повторил ту же оценку уровня «знаний об обществе», которую несколькими годами ранее озвучивал Ю.В. Андропов. «В целом, - писал Михаил Сергеевич, - практические действия партийных и государственных органов отставали от требований времени, самой жизни. Проблемы нарастали быстрее, чем решались. Общество становилось все более неуправляемым. Мы только думали, что управляем, а на самом деле складывалась ситуация, о которой предупреждал еще Ленин: машина едет не туда, как думают те, кто сидит за рулем» (47).
Впрочем, гораздо быстрее чем «перестройка» идеологической работы, поиск и реализация новых, более эффективных ее методов, стали распространяться полное забвение идеологии, настойчивое внедрение принципов сиюминутного удовлетворения потребностей, агрессивного потребления, не останавливающегося ни перед чем в достижении своих целей. Возможно, ранее других это почувствовали деятели советской культуры. Так, например, в области музыкальной культуры выдающийся русский композитор Г.В. Свиридов отмечал это явление еще в 1987 году, в своих дневниковых записях: «…В чьих руках находится Государственный Большой театр СССР? Он сохраняет статус Государственного театра только в качестве финансовом: Государство отпускает дотации на его содержание. По своему смыслу учреждение это должно быть культурным очагом, своего рода Третьяковкой, музеем мировой музыкальной культуры и прежде всего отечественной классики. Никакого порядка в театре нет, никакой идеи в его деятельности нет. Хозяевами его являются функционеры С(оюза) К(омпозиторов), театр забит их сочинениями – одно посредственней другого, чтобы не сказать хуже. Он стал ареной сомнительных художественных экспериментов ловких людей с непомерными претензиями и весьма посредственными творческими способностями. Над Советской музыкой нависла зловещая тень дельца, саморекламиста, умело за деньги организующего рекламу, не брезгающего саморекламой, о котором, еще при его появлении в руководстве С(оюза) К(омпозиторов), Д. Шостакович писал в журнале «Советская музыка»: «У нас появились дельцы американского типа, ставящие свои интересы выше интересов нашей организации (Союза Композиторов)….
С введением додекафонии и воцарением дисгармонии, тотального диссонанса, Музыка перестала быть носителем мировой гармонии… Целый день – танцы и песни молодых людей, дерганье на месте, декламации (фальшивые). Общие танцы... Обреченность, топтание на месте. Мелодий – или нет, или они краденые. Ни одного талантливого певца. Примадонны и солисты почти все из «наших». Чешка – бездарная певица. Одна девица из Венгрии (с очень истасканным рылом) на вопрос – чего она ждет от новой весны, ответила, что, наконец-то, она хочет «настоящей, большой любви» (все остальное было небольшое и ненастоящее). Ни одной хорошей песни, кроме белорусской из ансамбля «Сябры». Все похоже одно на другое… Америка съела всех с потрохами. Американизация полная. Духовно мы уже смирились с этим…» (48).
В обстановке кризиса в политике, экономике, культуре, нарастания центробежных тенденций в межреспубликанских отношениях, приведших страну к «Беловежской пуще» в декабре 1991-го года, проводить последовательную, результативную идейно-воспитательную работу с советской молодежью, со всем советским обществом – в духе решений и установок партии и комсомола – становилось практически невозможным.
Заключение и выводы. Еще раз о школе…
Итак, из обзора решений партийного руководства Советского Союза, касающихся идейно-воспитательной работы, очевидна озабоченность низкой активностью в борьбе с недостатками в морально-нравственном воспитании, с недостатками, порождающими такие отрицательные явления, как коррупция и бюрократизм, иждивенчество и тунеядство, карьеризм и снижение профессионализма, пренебрежение к этическим нормам поведения и целый ряд других недостатков, наносящих вред экономическому и культурному развитию страны.
Пропагандистские кампании и административные мероприятия не давали существенного результата, недостатки эти оставались и, как подтвердили дальнейшие события 1989-1990-х гг., негативное их воздействие на советское и, позднее, российское общество, не уменьшалось. В результате, наряду с положительными явлениями демократизации общества, проявились и негативные факторы, допущенные в процессе перехода на рыночные отношения и в приватизации государственного имущества и т.д. Свобода слова, в сознании части общества, воспринималась нередко в извращенном виде, - как вседозволенность, допустимость выражать свои мысли и дела в любой форме.
У значительной части общества остались глубоко укоренившиеся в сознании принципы и идеи советского прошлого, ностальгия по советскому образу жизни. Но нынешнее обращение к «советскому опыту» идеологической работы никоим образом не означает «возврата в прошлое», независимо от того, как (позитивно или негативно) к этому «прошлому» относиться. Методы и цели информационной политики, осуществлявшейся в советское время, следует использовать отнюдь не в качестве «ностальгии» по советскому прошлому, не в виде слепого дублирования, а с учетом особенностей и требований нового времени, воспринимая от прошлого положительные, эффективные формы и направления работы.
«Идеологическое содержание» пропагандистской работы, конечно, уже не может быть сугубо «марксистско-ленинским». Но нужно иметь в виду, что очень часто сейчас востребованность «советского опыта» сводится к формальному заимствованию определенных внешних атрибутов в форме новомодных аксессуаров (советские эмблемы, «песни о главном», стилистика в одежде, прическах, восхищение «пышностью», «богатством» т.н. «сталинского ампира», установка «памятных бюстов» различным политическим деятелям и т.д.). А что касается принципов преемственности определенных социально-политических традиций, экономических методов управления, оправдавших себя в условиях планового хозяйства, духовно-нравственных, морально-этических норм общественной жизни, богатейшего опыта отечественной культуры – об этом говорится гораздо реже. Получается весьма неприглядный симбиоз в виде откровенно потребительских, эгоистических установок в повседневной жизни, прикрытых, «для моды», советской символикой и атрибутикой.
Какие элементы, апробированные в идеологической работе прошлого могут считаться актуальными? Прежде всего: информационная политика должна быть основана на строго научном фундаменте. В ней не менее других областей знания необходимо умение диалектически мыслить и применять теоретические разработки на практике. Информационная политика не должна подстраиваться, «подделываться» под среднестатистический уровень общественного сознания. Она должна быть выше, должна вести за собой, «формировать» взгляды, а не только «отражать» их.
Особо важное значение имеет информационная политика, осуществляемая в различных формах через различные источники: радио, телевидение, печать, кино, театр, интернет и др. Содержание информационной «продукции» должно способствовать воспитанию положительных качеств личности, расширению культурного кругозора, познанию истории и правдивой оценке прошлого и настоящего, стимулировать творческое отношение к труду, к человеколюбию, содействовать формированию высокой духовно-этической нравственности. Одновременно информация должна отражать неприемлемость отрицательных качеств (недобросовестное отношение к труду, нечестность, грубость и агрессивность, лицемерие и ханжество, развратность и т.п.). В этом, конечно, информационная политика, в известной степени, будет преемственна от идейно-воспитательной работы советского периода.
Важна, например, преемственность от доперестроечного периода в отношении к музыкальному искусству, когда наряду с русской и зарубежной классикой и эстрадой звучала и «западная» современная «легкая» музыка. К сожалению, удельный «вес» классической, особенно – русской, музыки к настоящему времени заметно снизился на фоне популярной «тусовочной попсы», охватившей большую часть молодежи и отнимающей у нее значительную часть времени и средств. Следует поднять «рейтинг» шедевров (не «устаревших», а «вечных») классической музыки, привлекать к ней внимание молодежи. То же самое можно сказать и в отношении отечественной песни довоенных, военных и послевоенных лет.
В области живописи, скульптуры также заметно усилилось влияние модернизма, притягивающего к себе немалый интерес молодой публики.
Новаторство, разумеется, необходимо во всех областях человеческой деятельности, не только в искусстве, но и в технике, в производстве и технологии, в информационной сфере, но не в ущерб традициям, полезным и необходимым для здоровой и полноценной жизни. А для этого необходимо знание истории, изучение истоков этих традиций, благодарное отношение к труду и подвигам предков и современников.
В этом отношении показателен пример современного отечественного кинематографа, изобилующего фильмами прямо или косвенно затрагивающими «криминальную» тематику. Редкий художественный фильм или сериал обходится без того, чтобы в сюжетную линию не вплетались бы преступления, способы их раскрытия, причем с обязательным «наказанием» виновных и «торжеством справедливости». Создается впечатление, что современное общество состоит только из «воров» (или потенциально схожих с ними людей) и «борцов с преступностью». Думается, что подобные, подчас весьма далекие от реальности сюжеты, не способны серьезно повлиять на «борьбу с правонарушениями», повысить «правовую культуру» населения. При изобилии сюжетов из жизни «олигархов» или многочисленных «офисных служащих», еще очень мало на экране тех, кого в советские годы, называли «человеком труда»: инженеров, учителей, врачей, рабочих, тружеников сельского хозяйства. Мало внимания к их повседневным проблемам, не говоря уже о совершенно «забытом» жанре «производственной тематики».
Формирование взглядов и представлений должно носить систематический характер и стремится к реализации не некоей сиюминутной цели (опорочить или оправдать), а к созданию стройной, устойчивой идеологической позиции. Здесь могут быть востребованы педагогические и психологические методики. Несомннено важно продуманное отношение к кадровой политике. Вряд ли правомерен устоявшийся тезис, что информационная деятельность – удел исключительно журналистов. Важно восстановить воспитательную миссию работников образования.
Можно продумать возможность создания в педагогических вузах (МПГУ мог бы стать инициатором подобной практики) специальных групп, готовящих лекторов, способных эффективно проводить беседы по злободневным общественно-политическим, экономическим, культурным проблемам.
Безусловно, главным, важнейшим источником информации об окружающем мире, субъектом, дающим человеку, начиная с его раннего возраста, правильные жизненные ориентиры, является школа, учитель, воспитатель. И, конечно, семья, родители, друзья – непременные участники процесса воспитания – обязаны содействовать формированию и закреплению в сознании ребенка чувства уважения к школе, к преподавателю, прививать трудолюбие и дисциплинированность.
Об усовершенствовании школьных программ, внедрении компьютерных технологий в учебный процесс, о перегрузке школьников и учителей и о многих других составляющих системы образования много пишут и говорят. Было бы весьма полезно уделять больше внимания внедрению таких программ, которые непосредственно вызывали бы активный интерес к истории культуры и искусства, к взаимосвязи и взаимозависимости развития экономики и культуры труда, культуры производства. Полезно вспомнить такие предметы как природоведение, черчение, преподававшиеся в прошлом, использовать положительные элементы воздействия этих предметов на учащихся, привнести эти элементы в современные учебные программы. Такой предмет, как уроки пения, можно превратить в уроки музыкальной культуры: включить в программу этих уроков беседы на темы истории классической и эстрадной музыки, прослушивание произведений классиков русской и зарубежной музыки, просмотр соответствующих киновыпусков (из телевизионных фондов), знакомство с жанрами музыкального искусства, с творчеством выдающихся исполнителей, - короче говоря, привить вкус к великому искусству.
А на уроках труда полезно ознакомить учащихся с историей архитектуры и строительства, обращая внимание на связь науки и техники с эстетикой, с историей скульптуры и живописи, на определяющую роль проектирования, на сохранение традиций и новаторство в этой важной области культуры.
Нельзя недооценивать в учебно-воспитательной работе значение предметов, формирующих также культуру поведения, прививающих важные этические качества во взаимоотношениях с ровесниками и старшими: скромность и вежливость, сочувствие и взаимопомощь, аккуратность и бережливость, целомудрие и выразительность речи. Изучению и отработке этих и подобных качеств можно было бы посвятить уроки по программе «культура поведения».
В разработке учебных программ и «единых» (базовых) учебников, не только по истории, но и по другим важным дисциплинам, необходимо использовать, наряду с современными новаторскими идеями, идеи и традиционные направления как советского, так и досоветского периодов в системе народного образования. При этом, безусловно, должны учитываться особенности современного состояния и требования к формированию личности, обладающей чувством национального достоинства, высоким профессионализмом, готовой к труду на благо российского народа.
И конечно, необходимо также, при обоюдном согласии, активное привлечение к информационной работе православных священников, активнее развивать преподавание «Основ православной культуры». Это усилило бы духовно-нравственные начала в просвещении и воспитании.
В общественно-политической жизни (особенно в условиях многопартийности, проведения выборов в местное самоуправление и высшие представительные органы) немаловажное значение имело бы восстановление традиций «единого политдня», практики регулярного, достаточно частого общения чиновников, политиков, общественных деятелей с массовой аудиторией.
При этом, ни в коем случае не стоит избегать, замалчивать информацию. Еще хуже – изменять ее смысл, искажать ее в угоду неким «политическим соображениям». Рано или поздно подобные оценки, основанные на «умолчании» или, еще хуже, на «фальсификации» разрушатся и тогда доверие к источнику информации будет подорвано.
Надо помнить и об этической стороне информационной работы. Важно уважительное отношение к собеседнику, даже тогда, когда он придерживается противоположных взглядов: Напротив. Несхожесть позиций и оценок может стать побудительным мотивом для «поиска истины». Бадмаев в цитированной выше монографии, отмечал: «От пропагандиста… требуется не только глубокое знание предмета, но и чуткость, педагогический такт… Недопустимо, когда пропагандист обрывает и тем более отчитывает выступающего за ошибочное суждение. Не ошибается только тот, кто пересказывает давно известные мысли. Порой ошибка служит психологически безотказным средством активизации слушателей… Бояться за последствия ошибочных высказываний едва ли следует…» (49).
Выслушать своего собеседника «до конца», не перебивать, не обвинять, не переходить на личности, не «копаться» в «темном прошлом» оппонента, не действовать по принципу «сам дурак», не причислять огульно к «пятой колонне» и «гнилому Западу» - вот весьма актуальные моменты, отмеченные еще в советское время.
При этом не следует прибегать к «административному ресурсу». Если озвучиваемые идеологические тезисы и позиции не выдерживают противостояния с оппонентом, воздействие на него посредством «запрета», «блокирования», «затыкания рта» и т.п., тем более не даст результата, а лишь добавит противнику «ореол гонимого».
Важно умение делать выводы из каждой идеологической дискуссии, каждой идеологической акции. Нужно стремится к обобщению полученного опыта, использованию его для будущего. Но, в то же время, нельзя менять собственных принципиальных идеологических позиций (из «правого» стать «левым» и т.д.). Можно уступать, идти на компромиссы, но оставаться твердым и последовательным в главном. Всегда быть готовым к ответу, к дискуссии. Не стоит считать себя носителем некоей «сокровенной информации», «истины в последней инстанции».
И, пожалуй, самое важное, то на что постоянно обращали внимание в советское время и то, что так и не удалось преодолеть до конца. Нельзя относиться к идеологической работе формально, по принципу – «это всего лишь работа, за которую, я получаю деньги». Это должен быть творческий, постоянно меняющийся, интересный процесс, живого, постоянного контакта с аудиторией или с отдельными собеседниками. Информационную работу важно строить на социальном оптимизме, уверенности в будущем России.
В разработках новой информационной политики, так или иначе, неизбежно может и должна проявиться преемственность и от советских программ по воспитательной работе, отдельных их аспектов, не утративших своей актуальности в современной жизни, ставящей на передний план задачу формирования патриотизма, как основы Российской Национальной идеи.
Примечания:
1. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации. 1. Общие положения. с. 1-2.
2. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации. 2. Россия в современном мире., с. 5-7, 11-12.
3. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации. 2. Россия в современном мире., с. 11-12.
4. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации. 2. Россия в современном мире., с. 29-30.
5. Конституция Российской Федерации. Принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. М., 1993, с. 8.
6. Конституция Российской Федерации. Принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. М., 1993, с. 1; http://ria.ru/society/20151008/1298806962.html#ixzz3z8MSnF1Z; http://ria.ru/society/20160203/1369184806.html#ixzz3z9XrBOsY.
7. Бадмаев Б.Ц. Элементы психологии и педагогики в партийной пропаганде. М., 1980, с. 79-82; Бобиков А.Ф. Психологическая война империалистических государств // Труды Военно-политической академии имени В.И. Ленина. М., 1965, № 52, с. 282-316.
8. Толкунов Л.Н. Пропаганда социалистического образа жизни в деятельности АПН – один из важных каналов распространения правды об СССР // Обострение идеологической борьбы на мировой арене и политическое воспитание трудящихся: По материалам Всесоюзной научно-практической конференции в Таллине (12-14 октября 1982 г.). М., 1983, с. 93.
9. Постановление ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы», 26 апреля 1979 г. // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. т. 13., М., 1981, с. 354, 358.
10. Андропов Ю.В. Речь на Пленуме ЦК КПСС 15 июня 1983 года // Ю.В. Андропов. Избранные речи и статьи. М., 1983, с. 285.
11. Бадмаев Б.Ц. Указ. соч. с. 33, 35, 45-46.
12. Там же. с. 67-68.
13. Горбачев М.С. Революционной перестройке – идеологию обновления. Речь на Пленуме ЦК КПСС 18 февраля 1988 года. М., 1988, с. 11.
14. Андропов Ю.В. Указ. соч. с. 284.
15. Бадмаев Б.Ц. Указ. соч. с. 98, 101.
16. Бадмаев Б.Ц. Указ. соч. с. 99, 120, 121, 124, 128-129, 164-165.
17. Кудин П.А., Ломов Б.Ф., Митькин А.А. Психология восприятия и искусство плаката. М., 1987, с. 52-53.
18. Вайно К.Г. Опыт эстонской партийной организации по идейно-политическому воспитанию трудящихся в современных условиях // Обострение идеологической борьбы на мировой арене… Указ. соч. с. 47-49.
19. Черненко К.У. Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии // Материалы Пленума ЦК КПСС, 14-15 июня 1983 г., с. 54-55.
20. Вайно К.Г. Указ. соч. с. 48-49.
21. Мамедов Э.Н. Повышение роли телевидения и радиовещания в идейно-политическом воспитании масс, в борьбе против враждебной идеологии и пропаганды // Обострение идеологической борьбы на мировой арене… Указ. соч. с. 101-110.
22. Постановление ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы», 26 апреля 1979 г. // КПСС в резолюциях…, с. 362, 367-368.
23. Кузнецов Ф.Ф. Особенности идеологической борьбы в сфере духовной культуры // Обострение идеологической борьбы на мировой арене… Указ. соч. 66-67.
24. Правда, № 125, 5 мая 1979 г.
25. Черненко К.У. Указ. соч. с. 36-40.
26. Там же. с. 63-64.
27. Вайно К.Г. Указ. соч. с. 46-47.
28. Лигачев Е.К. О ходе перестройки средней и высшей школы и задачах партии по ее осуществлению. Доклад члена Политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС 17 февраля 1988 года // Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 17-18 февраля 1988 г., с. 57.
29. Постановление ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы», 26 апреля 1979 г. // КПСС в резолюциях…, с. 356-357.
30. Андропов Ю.В. Указ. соч. с. 284-285.
31. Андропов Ю.В. Указ. соч. с. 293-294.
32. Горбачев М.С. Указ. соч. с. 4.
33. Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС,17 – 18 февраля 1988 г. М., 1988, с. 70-72.
34. Макеев А.В. Государственная безопасность России на современном этапе // Государственная безопасность России: История и современность. М., 2004, с. 724; Андропов Ю.В. Избранные речи и статьи. М., 1979, с. 275.
35. Андропов Ю.В. Идеологическая диверсия – отравленное оружие империализма. Из выступления на совещании в КГБ СССР в феврале 1979 года // Ю.В. Андропов. Избранные речи и статьи. М., 1983, с. 161-163.
36. Андропов Ю.В. Речь на Пленуме ЦК КПСС 15 июня 1983 года // Ю.В. Андропов. Избранные речи и статьи. М., 1983, с. 294.
37. Бобков Ф.Д. О Юрии Андропове // Последние двадцать лет. Записки начальника политической контрразведки. М., 2006, с. 176-177.
38. Там же. с. 162-163.
39. Сахаров А.Д. «Неизбежность перетройки» // http://www.agitclub.ru/gorby/homosovet/saharov.htm
40. Андропов Ю.В. Идеологическая диверсия – отравленное оружие империализма. Из выступления на совещании в КГБ СССР в феврале 1979 года // Ю.В. Андропов. Избранные речи и статьи. М., 1983, с. 166-167.
41. Абрамов И.П. Идеологические диверсии империализма и воспитание политической бдительности // Обострение идеологической борьбы на мировой арене… Указ.соч. с. 111, 113, 114, 118, 119-120, 123.
42. Бобков Ф.Д. Указ. соч. с. 170-171.
43. В годы «разрядки» и «перестройки» // Лубянка 2. Из истории отечественной контрразведки., М., 1999, с. 286-289.
44. см. например: Коммунистическая пропаганда: вопросы теории и методики (Академия общественных наук при ЦК КПСС, кафедра теории и методов идеологической работы), М., 1974; Основы коммунистической пропаганды. Учебное пособие для университетов марксизма-ленинизма, школ и семинаров партийного актива // под общей редакцией В.Г. Байковой, М.Ф. Ненашева, В.Ф. Правоторова. М., 1978; и др.
45. Андрухов Н.Р. Идеологическая работа – фактор ускорения и перестройки // История и политика КПСС, № 6, 1988, с. 46.
46. Там же. с. 23-24, 39, 47, 61-62.
47. Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. М., 1987, с. 18.
48. Свиридов Георгий. Музыка как судьба. М., 2002, с. 401-402, 407-408.
49. Бадмаев Б.Ц. Указ. соч. с. 150.