Деревня Заяцково на современной карте.
В.И. Будько
Деревня Заяцково на современной карте.
Деревни Заяцково и Надруя расположены в стороне от дороги на Долгое озеро. Стоят они по обеим сторонам реки Руи, которая здесь более похожа на ручей. Истоком реки является озеро Балаболкино. Интересно, что и жители с. Шавково свою реку называют Руей. По карте же это река Хотышина (Хотышинка). Некогда на Хотышинке были деревеньки Хотышино I и Хотышино II . И Руя и Хотышинка соединяются в единый поток у д. Малафьевка, недалеко от Шавковского поворота.
Надруя примечательна обилием кирпичных домов, которые дотошный исследователь с удовольствием сфотографирует. Заяцково и в архитектурном отношении мало интересно.
В этом районе Доложского ареала поверхность земли носит холмистый характер, подчас очень красивый. Долина верховьев Руи разложиста и у некоторых деревень просматривается на версты и версты.
В один из летних дней 2003 г. Довелось посетить Заяцково. По приезде разговорились с дачником их СПБ Петровым Геннадием Петровичем , конструктором ВПК, которому на момент беседы было 76 лет. Он приезжает в деревню с 1938 года. В настоящее время строит дом на дедовом фундаменте и собирает яблоки с дедовой яблони.
Жители деревни Заяцково.
Определить никого не удалось.
Из личного архива Г.П. Петрова (СПБ).
Дед Павел в свое время подвергся раскулачиванию и был сослан. До времен революций дед служил счетоводом в артели ломовых извозчиков. По рассказам родственников он хорошо считал на счетах и, очевидно, мог вести артельную документацию. Еще в годы Первой мировой войны дед выписывал газету, которую могли читать односельчане. Во время коллективизации местный актив решил, что он, грамотей, может толковать не то и не так. Вообщем, активисты, да и крестьяне, «капали друг на друга», вымещая чаще соседские обиды. Деревенское противостояние соседей очень существенный фактор и сейчас. За отсутствием значимых событий даже малая ссора со временем превращается во вражду. В годы революций и Гражданской войны внутренний антагонизм села проявился во всей своей неприглядности.
Второй репрессированный активом сельчанин в свое время гонял скот в столицу. Никакого богатства этим ремеслом он не нажил. Имел же шестерых детей, которых власти услали на выселки. Впоследствии все оказались в Ленинграде.
Третий репрессированный — «дед Петруша» был просто крепкий хозяин, достаток которого просто «слепил глаз».
Из деревни вышли «пара-революционеров» — мужики которые в революцию в рабочем классе отирались». В водовороте событий домой они не вернулись, а их дома помаленьку пришли в негодность. Слухов о них теперь уже нет.
Дед, в отличие от других, в Заяцково вернулся и впоследствии работал в колхозе. Погиб он трагически — лошадь понесла и при этом ему какой-то деталью телеги попало по лицу, прямо в глаз. Смерть наступила через сутки. Детей у деда было шестеро. Старший Иван впоследствии перебрался в Москву и занимал там одно время пост начальника какого-то главка. Сын Михаил погиб в ВОВ, сын Петр, отец рассказчика, вернулся с войны без ноги и руки. Два сына умерли в годы Гражданской войны или даже ранее от туберкулеза. Некогда это была неизлечимая болезнь. Дочь Настя дожила до преклонных лет, но сейчас и ее на свете нет.
По рассказам бабки Заяцково «крепостной деревней» никогда не было. Многие деревни на Долгом озере некогда принадлежали царскому ведомству и по рассказам крестьянам в таких деревнях жить было легче. В то же время и зажиточной деревней Заяцково не стало — хлеба едва хватало до Рождества. Многие кормились от города, куда нанимались на самые тяжелые работы — мостовщиками и копщиками канав под канализацию и проч. При общем недостатке средств нищих в деревне не было. Особо бабка выделяла бедствующую семью, глава которой из города к своим не являлся, занимаясь там сапожным промыслом. Дети и жена были им фактически брошены, что было сугубой редкостью своего времени и осуждалось односельчанами. Об отходе рассказчик образно выразился, что «заявляясь домой мужики в очередной раз надували баба и опять уезжали в город».
После Гражданской войны жизнь, как известно, была тяжелой. Где-то в 1932-1933 гг. в деревне организовали колхоз. Вступили в него все, т. к. в этом вопросе тогда «шутить не любили». Перед войной наступило некоторое улучшение колхозного труда. В деревне появились «жатка с крыльями» и какая-то «молотилка-веялка». Между тем молодежь, да и люди постарше стремились в город, т. к. в деревне перспектив никаких не было. В городе был гарантированный 8-часовой рабочий день, да и жилье практически всем давали. Деревня, между тем, «кишела детьми», которых бывшие крестьяне «подкидывали бабкам» и… хирела, т. к. люди правдами-кривдами уходили из нее.
Вспомнилось как дед отправлял питерцев из Заяцково домой. Для этого снаряжалась двуколка (двухколесная телега) на нее грузился скарб и начинался долгий двухдневный путь до ж/д станции Веймарн. Двигаться иной раз приходилось по ступицу в грязи. Дорога шла через Лужки, Старополье, Засосье, Ликовское, Загорье, Муравейно и т. д. По пути было два знаковых моста — в Загорье (р. Долгая) и Муравейно (р. Луга). Оба моста были деревянные. В иные годы от Веймарна к Старополью можно было добраться на попутке. Некоторые вспоминают, что и на этом маршруте бывало какое-то регулярное сообщение. Курсировали, якобы, машины, оборудованные фургонами.
Яркие воспоминания детства запечатлелись навсегда в душе рассказчика. Часовенка до войны по каким-то «высшим соображениям» была вынесена из деревни, — кому-то не нравилось, что местный батюшка о. Николай (Покровский) приходил в крестьянские дома и проводил предписанные Православием требы — отпевание, освящение и проч.
В Заяцково праздничным днем являлся Ильин день. Памятен был приход священника по поводу объявления «анафемы» местному хулигану Григорьеву Гришке. Он с такими же сорванцами как и он сам мог, например, по бесчинству «оскоблить яблоню» или сотворить что-то иное непотребное. Хулиганство Гришки не носило характер ритуальных бесчинств, и было в глазах односельчан вызовом общественной морали. Церковное проклятие по их мнению было действенным средством духовного перевоспитания человека. Гришка этот после прихода священника сделал вид, что ему все равно. Впоследствии же он ушел в Питер и там бесславно окончил свои дни.
Гришкино хулиганство генетически выходит из деяний одной из банд, существовавших в округе после Гражданской войны. По сказу А.И. Ветрова (Плешево) банда эта центром своим имела именно Заяцково. Уничтожили ее совместными усилиями власти и крестьяне, но поведенческие характеристики в чьих-то семьях остались. Зло плодит зло.
Праздники советской поры заяцковские отмечали в деревенской школе, которая располагалась в конце деревни - за ручьем. Для этого загодя варили пиво и вскладчину собирали стол («праздничным скопом», «в скоп», на скопленное). Очевидно, что-то на праздник выделял колхоз.
На престольные и иные дни Православия являлись многочисленные двоюродные и троюродные. Крестьяне тогда роднились между всей округой и приезжали на праздники из Питера. «Смычка с городом» была, и единство семей было. Все жили скромно, достаток практически у всех был одинаков. Рознь появилась потом, когда связующая традиция исчезла. Многое для исчезновения ее сделала бездумная власть.
Ввечеру на праздники и просто по настроению сельчане, особенно молодежь, распевали песни, старые напевы своих отчин. Унификация песенного творчества появилась только в советское время. Советская песня вытеснила песню исконную. Того пения, что было до войны, «сегодня даже близко нет», как нет пения вообще. Пьяный ор на советские мотивы не идет ни в какое сравнение со слаженным стройным пением певческих мастеров прошлого. Современные мегазвезды эстрады о родине и России совсем не поют. Лидеры отечественной эстрады — инородцы. Пугачева вообще занимается каббалой — еврейским мистическим учением — сатанизмом. Эти делают деньги, и народ дурят, к дурости народ долго и расчетливо готовили.