─ Привет Александр! Ты «хвоста» за собой не привел?
─ Нет…проверялся. Учили ведь…
─ Пройдем по аллее, ─ Макмэхен указал на асфальтированную дорожку лесопарковой зоны. С минуту шли молча. Инициативу вскоре взял Володя:
-Не будем терять зря время. Ответь мне на вопросы. Говорить будешь сюда, - он показал на очечник, где был закамуфлирован крохотный диктофон. – Говори спокойно и четко. Итак, в каком учреждении ты работаешь?
─ Я всё написал.
─ Не имеет значения. Ты должен всё равно ответить.
─ Ладно, но ты…вы обещали…
─ Я понял. Саша, твой интерес. Деньги я не забыл, ─ он достал из кармана пакет и протянул его офицеру. ─ Здесь пять тысяч, как я и обещал.
─ Спасибо, Володя, но я хочу сказать…
─ Что, этого мало? Вообще плата, – это не повод для дискуссий. Этот вопрос мы с тобой ещё в деталях обсудим. Запомни одну истину: большие деньги в начале такой карьере так же опасны, как опасно переедание после длительного голодания. А пока прошу продолжить ответы. Времени у нас мало, давай будем пособранней…
В конце беседы Володя передал Александру спичечный коробок и предложил ознакомиться с содержимым дома. На этом их личная встреча закончилась.
* * *
Придя домой, Иванов открыл коробок. В нем оказалось несколько листков тонкой бумаги размером 18х26 сантиметров, на которых имелся текст. Он стал читать:
«Дорогой друг!
Мы очень рады, что нашли общий язык и установили с вами контакт. Глубоко уверены, что наши отношения по мере их развития будут искренними, взаимно уважительными и, конечно, взаимовыгодными. Мы предлагаем вам 5000 рублей. Зная, что вы нуждаетесь в деньгах. Они помогут поправить материальное положение и рассчитаться с деньгами…»
На другом листе излагалась просьба ответить на некоторые вопросы, интересующие ЦРУ: каков точно ваш адрес и индекс, в каком именно учреждении вы работаете и что оно из себя представляет, в какой должности служите, чем занимаетесь, есть ли у вас фотоаппарат, умеете ли фотографировать, к какой информации имеете доступ, перечислите сослуживцев, их должности, точно укажите место своей службы и сделайте привязку его к местности…
Были в этом перечне и другие вопросы. В конце письма шли досужие рассуждения о личной безопасности – ему, мол, не предлагают более крупной суммы лишь потому, что он может привлечь к себе ненужное внимание органов военной контрразведки.
Иванов понял: он практически завербован и уже выполняет задания разведки иностранного государства. Пройдет несколько месяцев и, будучи арестованным, он скажет в своих показаниях:
«Я много думал о мотивах, в силу которых стал изменником Родины. Задумываться стал об этом вскоре после того, как со мной установила связь американская разведка…Оценивая совершенное мною деяние…на путь преступления я встал в силу целого ряда обстоятельств субъективного характера…
У меня были искаженные представления о ценностях жизни. Мне были присущи высокомерие и болезненное самолюбие, излишние самоуверенность и самонадеянность, честолюбивые амбиции, переоценка своих способностей и качеств…»
Но всё это было потом, а пока он перечитывал последний листок с расписанием последующих встреч, составленным профессионалами посольской резидентуры ЦРУ сразу на четыре месяца вперед. В инструкции предусмотрительно указывалось, что в случае если на встречу придет не Володя, а кто-нибудь другой, Александр должен будет держать в левой руке свернутую газету и на пароль: «Вы друг Володи?» - ответить отзывом: «Да, и прошу передать ему привет!»
Запланированные на 17 и 23 сентября 1981 года личные встречи не состоялись из-за невыхода на связь разведчика. Потом он объяснит срыв встречи болезнью – разбил радикулит. Встретились лишь 27 сентября, и агент передал два шпионских сообщения. На следующее свидание Дэннис Макмэхен пришел не один, а в сопровождении незнакомой Александру женщины лет 25-ти, худощавой, неброской, с правильными чертами лица. В беседе она участия не принимала, внимательно смотрела по сторонам – страховала. Это была жена американца – Лесли Макмэхен.
Иванов получил в тот день в полиэтиленовом пакете шпионскую экипировку: специальный миниатюрный фотоаппарат «Минокс», десть кассет к нему с пленкой на 230 кадров каждая, тайнописную копирку, шифрблокнот, инструкцию по составлению тайнописных сообщений и обычную авторучку, на стержне которой была намотана пленка с новым планом связи.
* * *
Пройдет время, и уже после ареста на допросе «Каин» так поведает о той встрече:
«Подробно рассказав, как обращаться с фотоаппаратом (выдержка и диафрагма у него были заранее установлены, рассчитаны на слабое освещение и изменению не подлежали – авт.), Володя несколько раз подчеркнул, что больше с ним в районе улицы Дыбенко – код «Дыб» - встречаться не будет «Здесь удобно, безлюдно», - попытался воспротивиться я. Но он заверил, что новое место встречи тоже надежное. Мне показалось, что он что-то не договаривал. Или боялся, что место раскрыто органами советской контрразведки».
А в шпионской инструкции уточнялось новое условное место «Роща» - близ входа в Даниловское кладбище. Место довольно пустынное и глухое. Следует заметить, что на этой встрече американец ещё раз «подкормил» своего агента, выделив на сей раз всего лишь 2000 рублей.
«У, жмот, ─ подумал продавец товара и внимательно посмотрел на своего покупателя. ─ Понимаю, товар не первой свежести, но хотя бы из-за перспектив моего использования не мелочились. А может, Володька сам приворовывает, как когда-то мой достопочтенный Кизяков. Все, кто связан с госденьгами, одним миром мазаны, ─ утаить, урвать, списать. Одним словом, надуть руководство. Американцы тем более – для них деньги не имеют никакой морали».
Разошлись быстро и незаметно, словно растворились в пространстве. Иванов отправился пешком до станции метро, а парочка вскочила в подошедший автобус. Прошло несколько минут – и уже ничего не напоминало о детективной встрече, – «круги потухли, снова гладь воды зеркалит поднебесье», как говорил поэт.
* * *
Чтобы понять яснее причины и обстоятельства предательства молодого офицера, вернемся к службе Иванова в Болгарии в период «кизяковщины». Головокружительная карьера генерала Кизякова (вчерашнего выпускника института физкультуры) на военно-дипломатическом поприще, за счет связей жены и тещи, Александру была известна. Смрадная обстановка того времени нет-нет, да и напоминала о себе, будоражила сознание, рвала нервы. Ему казалось, что «кизяковщина» не ушла в прошлое, а «живёт и побеждает», как в армии, так и в других институтах советской государственности.
Вот несколько строчек из материалов того времени, не вошедших из-за боязни «сердить гусей» в материалы уголовного дела в отношении зятя бывшего крупного партийного функционера.
«Кизяков, занимаясь преступным обменом в крупных размерах советской валюты на болгарскую в корыстных целях, неоднократно побуждал меня действовать в нарушении законов. Заставлял меня путем различных противоправных способов с использованием моей изобретательности закупать для него в большом количестве дубленки. Порой мне казалось, что он хочет одеть в них всю Москву…
После очередного представительского приема благодаря моей экономии сохранилось 95 бутылок коньяка, водки и вина, много остродефицитных продуктов. Всё это было отвезено на виллу Кизякова по его указанию, а затем беспардонно списано».
Или вот ещё перл воспитательной работы. Однажды, зайдя в кабинет к шефу, Иванов представился:
─ Товарищ генерал, разрешите доложить о плановой встрече?
─ У тебя что – дырка в памяти?
─ Всё нормально…я прибыл по вашему вчерашнему приказанию доложить служебный вопрос, а вы меня встречаете оскорблениями.
В ответ, отбросив карандаш в сторону и налившись кровью, тот стал визгливо, почти с женской истерией, кричать. Он обвинил офицера, что тот уже неделю не может приобрести для него обувной крем и ему приходится ходить в нечищеных туфлях.
─ Товарищ генерал, светло-коричневого крема я не нашел в магазинах, ─ пытался оправдаться подчиненный.
─ Вон из кабинета, бездельник! ─ заорал в новом порыве ярости Кизяков…
Видя необузданность характера и непредсказуемость поступков военного атташе, офицеры стали ловчить, обманывать дилетанта, заботящегося не о службе, а о своем благе за счет государственных средств. Он обманывал центр фиктивными документами, прикрывая финансовые злоупотребления.
─ Гниение империи начинается с головы, ─ как-то заметил его друг капитан Воробьев. Этот придурок чувствует на себе защиту Москвы. Там же идет настоящая агония власти. Дряхлеющий генсек и его прихлебатели словно забыли о людях, об армии, о государстве. Они упиваются только властью. Это страшно. Мы так можем страну потерять. «Кизяковщина» охватывает страну своими щупальцами, а законы молчат, не действуют, а если действуют, то только избирательно, – находят стрелочников, а крупных воров прокуроры не трогают…
Ни в коей мере, не оправдывая предательства Иванова, Стороженко потом придет к выводу, что на этот трагический шаг молодого офицера толкнул помимо субъективных черт характера и деформированный социальный фон, созданный прогнившей партноменклатурой в центре и на местах. Но только не рядовыми коммунистами, которые, как говорилось раньше, вместе «с блоком беспартийных» сделали страну сверхдержавой.
Часто в кабинете, оставшись один, Николай прокручивал версии. Вот и сейчас он получил информацию, что Иванов активно ведет себя на партсобраниях, служебные вопросы решает четко, дисциплинирован при решении информационных задач. В то же время от агентуры поступали данные о его широких внеслужебных связях, в которых предстояло ещё разбираться.
* * *
Начальник 1-го отдела 3-го управления КГБ полковник Кудряшов на оперативном совещании заслушивал руководителей отделений. После его завершения он предложил задержаться начальнику 2-го отделения подполковнику Кондратову.